Стена и Молот. Детективный роман в трёх частях
Часть первая
Боль и даль
Глава 1. Дебил
Кислые дела были, кислые. Просто отвратительные, честно говоря. Можно было бы даже сказать – горькие дела были. Вообще, хреновые, если не выражаться хуже. Но выражаться хуже, было у них не принято. А это всё Лёха Рокотов моду пускал: и на словечки, и на выражения, и на книги эти. «Кисло» - говорил он, когда что-то шло совсем уж плохо. Он не признавал мата, он вообще был другим – настоящим, правильным, несгибаемым. На всё имел своё твёрдое и прямое суждение, которое мог обосновать. Также коротко, ясно и доходчиво. Он весь был такой - правильный. Весь такой чёткий, где-то резкий, но очень весь такой… отточенный, огранённый, как клинок, как лезвие штыка. Вот грань, вот грань и вот грань, вот остриё, а вот крепление. И точка. И мысли и слова, и поступки были такие же. «Кисло» - говорил он, когда что-то шло совсем плохо. «Кисло» - коротко бросал он, глядя в глаза тому, кто вёл себя недостойно, качал головой и отворачивался, как будто поставив крест на человеке или на ситуации. Чуть ниже среднего роста, он едва-едва дотянул до норматива при поступлении, в Воздушно-Десантное Училище. Комиссию он убедил своим настроем и остальными характеристиками: при своём невысоком росте он совсем не казался маленьким. Стоял прямо, говорил и отвечал со спокойной уверенностью, аттестат имел отличный – одни пятёрки. Был подтянут, и, прозанимавшись, всё детство и юность до конца школы, спортивной гимнастикой был хорошо развит физически. На комиссию он произвёл впечатление. Произвёл он впечатление и на ребят и офицеров в училище. Сразу взяв высокую планку, он держал её постоянно. Пример во всём, настоящий десантник, настоящий офицер, рыцарь без страха и упрёка. «Где таких делают?» - Как-то удивлённо буркнул кто-то из преподавателей.
А сделан был Лёха в простом провинциальном городке. Мать – вахтёрша в общежитии при профтехучилище, которое по нынешним временам гордо называлось колледжем. Отец – электрик и, по совместительству, разнорабочий, при том же училище, и том же общежитии. Постоянно пьяные студенты, раздражительная мать, вечно уставший отец. Среда, которая уж точно, не способствовала «деланью» таких как он. Однако ж, поди, ты… Вышел вот такой парень. Он как-то сразу сплотил вокруг себя ребят всего взвода. То есть это произошло, как бы само собой. Он не матерился, не играл в карты, в свободное время читал книги. Он не курил и не пил даже в увольнительной. И все как-то незаметно стали равняться на него, сразу и неотвратимо попадая в орбиту его влияния. При всём своём явном превосходстве, Лёха не был надменным. С ним было приятно общаться. Он и вправду сплачивал вокруг себя, и, уже в первый месяц учёбы их взвод стал заметно отличаться от других. Благодаря Лёхиной чёткой позиции у них во взводе никогда не было драк и пьянок, а получить взыскание стало считаться позором. Даже с других взводов ребята искали его одобрения, негласно признавая его лидерство. Вот такой был Лёха Рокотов, друг и товарищ по оружию. Лёха Рокот, который тянул за собой всех. Лёха, который коротко кивал и говорил - «в цель!», когда что-то шло, так как надо, будь то отличная оценка или точная стрельба по мишеням. И Лёха, который говорил – «кисло», когда что-то шло неправильно, не так как надо. Кисло.
Вот сейчас было кисло. Очень кисло. Так кисло, что кислее некуда. И Николай Молотов, по прозвищу «Коля-Молот» отрешённо смотрел на лес, который унылой зелёной пеленой тянулся за окном поезда. Поезд ехал, которые уж сутки. Иногда набирая ход, и бойко отстукивая колёсами километры, он придавал Колиным грустным мыслям какое-то поступательное движение, а иногда медленно тащась, как больная черепаха, он снова напоминал ему о тех событиях, которые он, наверное, не забудет до конца своих дней.
Его выгнали из училища. И непросто даже выгнали, а вышибли. С треском, с шумом, со скандалом. Его, уже почти офицера… его, которому до выпуска оставалось всего ничего. Его, чья будущая жизнь должна была проходить плечом к плечу с его ребятами… С такими как Зима, с тремя Петьками, с Иброй, с Лёхой-Рокотом он должен был служить, «синевой наполнять парашюты»… и так далее. Он был в семье, в рядах, в братстве. Это было его жизнью. А сейчас? Есть ли жизнь за пределами Училища? Спросите, есть ли жизнь на Марсе? Вне строя, вне братства? Нет, конечно. Вот этот поезд, этот унылый лес, эти пустыри, эти редкие деревеньки с покосившимися деревянными домишками… разве это жизнь?
На предыдущей станции Коля выходил на перрон. Он оглядывал убогое и обшарпанное одноэтажное здание вокзала, ларёк с заколоченным фанерой окном и одинокого милиционера с резиновой палкой, который тоскливо зевал, глядя куда-то сквозь его поезд. Какой-то облезлый пёс мочился на ларек, задрав лапу. Было жарко и душно. В тени деревьев сидела бабулька в выцветшем платочке и продавала семечки и варёную картошку в пакете. Вот и весь ассортимент. От перрона тянуло асфальтовой пылью и вокзальным духом. Милиционер с тусклым любопытством посмотрел на Колину тельняшку, словно гадая, что он здесь делает. Собака, мимоходом поведя носом в сторону бабки, подбежала к Коле и стала внимательно обнюхивать его ноги в шлёпанцах на босу ногу.
- Пшёл отсюда! – шикнул Коля, поворачиваясь к поезду. Разве это жизнь? Вот этот унылая, забытая всеми станция, этот заколоченный ларёк, этот плешивый пёс… Это жизнь? Нет. Нет жизни на Марсе. Кисло было всё. Кисло как самая кислая кислятина. Коля медленно прошёлся вдоль поезда. Надо было брать билет в плацкарт, думал он. Там хоть движение, хоть суета. Там едут семьи с детьми, тётки и мужики, пьянчуги всякие, студенты. За шумом и гамом можно было бы спрятатьсяи от своих мыслей. Хотя бы на время.
- Заходим, заходим! – Тётка-проводница в синей форменной рубашке, высунувшись из двери тамбура, созывала редких пассажиров. Какие-то мужики, в трениках и в шортах, побросав окурки, нехотя полезли обратно в поезд. Мамашка в длинном халате ловила мальчугана, который побежал от неё вдоль состава. Девчонка постарше, видимо дочка, глядя, как мама ловит брата, задумчиво ковыряла в носу. Жизни не было. Была жара и тоска.
Коля не спеша прошёл ещё вагон и заскочил в поезд, когда тот уже тронулся. Проводница недовольно посмотрела на него, и с шумом захлопнула дверь. Это был не Колин вагон. От скуки и от бездействия, ему захотелось пройтись по плацкартным вагонам, немного потереться среди людей, посмотреть, может там была жизнь. Плацкарт шибанул в нос кислятиной и духотой. Кто-то храпел, выставив в проход свои ноги. Плакал ребёнок. Какой-то пацан шёл навстречу, неся в втянутых руках заваренную лапшу. Коля посторонился, давая пройти. Поезд дёрнулся, набирая ход, и мальчишка не удержав равновесия, выплеснул бульон от лапши на Колины камуфляжные штаны. Посмотрев на Колю выпученными глазами, так, словно это он был виновник этого происшествия, пацан, так ничего и не сказав, торопливо прошёл мимо него в свой отсек. Коля посмотрел ему вслед и топнул ногой, стряхивая оранжевые жирные капли. Теперь будет пятно. Хорошо хоть штаны пятнистые, не так видно будет. Рядом о чём-то громко разговаривали какие-то тётки.Пахло перегаром и потом. Давешняя мамаша отчитывала пойманного сына. У титана, сестра беглеца набирала кипяток в белую коробочку с дошираком. Коля ускорил шаг, чтобы поскорее миновать опасную лапшу и вышел в тамбур. Нигде жизни не было.
Лекарства от тоски не было тоже. О том, чтобы залить горе водкой Коля и не думал. Хватит уже. Это не работает. Он таращился сквозь стекло окна на проплывающий лес и поляну, на редкие полустанки. Почти весь народ из его вагона сошёл в Улан-Удэ и в Чите, и сейчас Коля ехал в своём купе совершенно один. Он впервые в жизни ехал так далеко. И он впервые в жизни был так долго один. Коля, сколько себя помнил, всегда был с кем-то. Это, конечно, во-первых, была мама, почти в одиночку вырастившая его. Это была старшая сестра, до того, как вышла замуж и отселилась к мужу в посёлок где-то рядом с Калугой. А ещё это был отец, внезапно вернувшийся в их с мамой жизнь. Но о нём лучше вообще не вспоминать. Потом, последние пять лет это всегда были ребята из Училища. Это был ЛёхаРокот нечаянно заменивший собой старшего брата, которого у Коли никогда не было, но которого Коля в тайне души всегда мечтал иметь. Он и был такой, каким его только можно представить: правильный, честный, надёжный. И ещё всегда рядом были ребята. Друзья-одногруппники, с которыми Коле пришлось расстаться. Разрыв был по живому, и эта рана кровоточила невыносимо. И вот теперь он один, и едет куда-то на кулички, на Дальний Восток, в какую-то там Находку, в какой-то там пионерский лагерь. Он ехал и смотрел в окно, так как больше заняться было нечем. Рядом валялась смятая газета забытая мужиком-попутчиком. Кроссворд в ней был решён самим хозяином, который прохлопал ушами свою станцию, какую-то там «Куэнгу», и, матерясьи чуть не плача от досады, вынужден был ехать ещё полтора часа, чтобы выйти в Чернышевск-Забайкальске. Коля это помнил сквозь сон. А когда он проснулся утром, то в купе было совсем пусто. Хмурая и молчаливая бабка в очках вышла на своей станции рано утром, и теперь только смятая газета напоминала ему о попутчиках. Газету Коля полистал и отбросил – читать не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Хотелось обратно – в училище, но это было невозможно. И, что хуже, это было насовсем. И это уже третью неделю убивало его. Время вылечит… потом, наверное. А пока каждая минута твердила ему, что он отщепенец, изгой. Он уже не свой, он вне рядов.
За окном мелькали чудные и незнакомые названия станций и полустанков: Сбега, Могоча, Амазар… На станции с длинным человеческим названием: «Ерофей Павлович», Коля снова вышел размять ноги. Проводница проорала, что остановка двадцать минут. Можно было пройтись…
- О, морячок! Я знаю, что тебе надо! – Коля машинально оглянулся на окрик. На перроне стояла моложавая толстая тётка в каком-то застиранном платье в обтяжку, сверху платья был надет белый заляпанный передник. Буфетчица тётя Клава, ни дать ни взять. Перед тёткой стояла сумка на колёсиках. Из сумки и так и сяк в беспорядке торчали пивные бутылки.
- Со льда, с холодка! – нахваливала товар продавщица. – Тебе точно это нужно, морячок! – её красный, накрашенный рот ярким пятном неприятно резал глаза.
- Нет, спасибо. – Коля мотнул головой.
- Ну, ты чево-о-о? – деланно, напоказ, удивилась буфетчица.
- Не пью. – Коротко бросил Коля, проходя мимо.
- Ой, посмотрите, не пьёт он! – долетело в спину. – Деньги кончились, так и скажи. Не пьёт он. Трезвенник нашёлся. Рассказывай мне… - она ещё возмущалась, а Коля шёл всё дальше по перрону.
В киоске возле здания вокзала он купил два брикета мороженного.
- А чего так станция называется? – с вялым интересом спросил он продавщицу. Та не отвечала, отсчитывая сдачу.
- Ваша сдача двадцать рублей. – Она высыпала мелочь на прилавок, затем вздохнула и страдальчески посмотрела на Колю. – Ты в Хабаровск едешь?
- Ну. - Коля кивнул.
- Ну, так, Ерофей Павлович, он Хабаров, и есть. Неужели не понятно? – Словно в сотый раз, объясняя ему самоочевидную вещь, сказала она.
Коля так и не понял, почему ему должно быть понятно, кто такой Ерофей Павлович, по той только причине, что он едет в Хабаровск. Мир за пределами училища был груб, неласков и непонятен. Марс, короче. Нет жизни. Он молча взял сдачу и пошёл обратно к своему вагону. Продавщица пива, увидев мороженое, презрительно хмыкнула ему в спину.
Снова замелькали незнакомые станции с непривычными названиями: Талдан, Магдагачи, Тыгда, Ушумун…
Коля доел мороженое и принялся во второй раз лениво перелистывать газету.
«Премьер-министр В.В. Путин совершил первую рабочую поездку по стране». Ага. Встреча с рабочими на заводе в Кемерово. Скукота. Так, что там ещё… «Выстрелы в спину» Провокации грузинской стороны. Опять чеченские боевики прячутся в Панкисском ущелье. «Президентские стратегические инициативы». Президент Медведев озвучил программу инноваций «Четыре И».
«Теперь время – молодым!» Хакамада объяснила свой уход из политики… Ждём, мол, новую смену, которая должна исправить все ошибки. Ага.
«Никогда больше!» Депутат от партии РВС озвучил инициативу придать 22 июня статус государственного дня памяти павших в ВОВ. Объявить… что-то там… днём полной боевой готовности. Молодёжь, патриотические клубы. Так, ладно. Листаем дальше.
«Глава РосНедрРесурса – слухи о моей болезни сильно преувеличены». Семён Загорский встретился с премьер-министром В.В. Путиным. Далее подзаголовком шёл вопрос «Почему в госкорпорации контрольный пакет акций принадлежит частным лицам?»
«Москва – столица Евровидения». Победитель конкурса Дима Билан полон оптимизма. Москва готовится к приёму гостей. Так, что там дальше?
Опять Медведев, что-то там про срок исполнения полномочий в 6 лет… Поправки какие-то. Нудятина.
Так. Криминальная хроника. В Санкт-Петербурге попытка ограбить инкассаторскую машину. Нападавшие открыли огонь. Тяжело ранен охранник. Ответным огнём был обезврежен один из нападавших… Асхад Вагабов… уроженец Чечни. Остальные скрылись… объявлен план «перехват». Коля хмыкнул, читая. Всё-таки жизнь где-то идёт. Банки вон грабят…
«Директор не иголка – искать надо лучше!». В Калужской области таинственно исчезла директор детского дома. Завхоз детского дома Заврагин Е.Н. считает, что милиция ничего не предпринимает для поиска пропавшего директора… интервью.
Новости спорта:… В Пекине завершается подготовка к Олимпиаде. Рекордные сроки строительства спортивных комплексов. Рассуждения о преимуществах китайской модели экономики. Интервью какого-то доцента Корзубина К.М.
Так, листаем дальше.
«Наши готовы!»: Российские спортсмены готовятся к вылету в Пекин. Та-ак, чего там? Часовые пояса, адаптация, тренировки, питание… Сборная России по тхэквондо достойно представит… с 2000 года является олимпийским видом спорта… какие-то там Евгений Дюгай и Ачим Нахапетов… Наш корреспондент взял интервью…
Коля зевнул и закрыл газету. На последней оборотной стороне был кроссворд. Шариковой ручкой, вкривь и вкось, то попадая, то, не попадая в квадратики, были написаны ответы. Один из вопросов бывший хозяин газеты так и не смог отгадать. Коля вздрогнул, когда увидел ответ. Он невольно опустил глаза и посмотрел на задание: «Номер 17 по горизонтали: человек с ярко выраженным нарушением мыслительной и когнитивной функции». В кроссворде на это слово было выделено десять квадратиков. Видимо, так и не придумав, что бы это мог быть за ответ, хозяин газеты крупными печатными буквами, в сердцах написал – ДЕБИЛ.
Дебил. Неприятные воспоминания опять навалились с новой силой. Это она – Галка, точнее старший лейтенант Галина Кароян, проходя мимо, презрительно бросила ему на прощание одно это слово. «Дебил».
Дебил, что уж тут спорить. Уже не о чем, да и не с кем. Сам всё испортил. Распустил мечты сиропные, какие-то картинки лубочные себе в голове нарисовал, а когда реальность оказалось другой, полез на рожон как последний дурак. То есть, как последний дебил.
Армянского в Галине Назаровне Кароян, как и в известном нестареющем киноактёре, была только фамилия. Стройная высокая фигура, длинные светлые волосы, большие серые глаза. Ей очень шла военная форма. Когда она шла из корпуса в корпус, вышагивая по мощенным брусчаткой дорожкам, глаза всех курсантов, да что уж там, и офицеров тоже, обращались в её сторону. Строгая и надменная. Красивая и недоступная. Ей нельзя было не любоваться. И, наверное, нельзя было не любить. У Коли всегда замирало сердце, когда она проходила рядом. Украшение училища - «Галка» - как за глаза её звали все курсанты. А Коля так её звал в глаза. А он эти её серые глаза целовал. Последние несколько месяцев.
Это случилось в конце марта. В аудиториях шли занятия. Коля зашёл в её кабинет за справкой с места учёбы – надо было отослать матери.
Он зашёл в кабинет, а она за каким-то делом пошла в подсобку… Коля, зачем-то, попёрся следом, в дверях они столкнулись, и Коля решил, эх, была – не была. И приобнял её за талию, фонарея от собственной наглости. Она в ответ уставилась на него и сухо спросила.
- Что собираетесь делать дальше, товарищ курсант?
А дальше Коля её поцеловал. И она вдруг ответила на поцелуй. И, как говорится - понеслась… Тот первый раз Коля помнил как в тумане. Голова была не своя. Он просто утонул в её волосах, в её, таком быстром и отчаянном ответе на его порыв. Потом, после, когда они приводили себя в порядок, она, целуя его на прощание, вдруг крепко ухватила за подбородок и, глядя в глаза, тихо сказала.
- Ну, смотри, Коля, откроешь свой рот… - Она не договорила. Она только пристально и внимательно смотрела ему в глаза.
- Вас понял… Тебя. – Коля убрал её пальцы с подбородка.
- Смотри, Коля. – Она повторила, испытующе глядя ему в глаза.
- Солдат ребёнка не обидит. – Буркнул Коля. – Не дебил, чай… понимаю. – Он развернулся и ушёл, ошалевший и оглушённый свалившимся на него счастьем, начисто забыв о справке.
Они потом встречались ещё несколько раз… В той же подсобке в её кабинете. Быстро. Наспех. Страстно. - «Курсант! Отдаться старшему по званию!» – приглушённым шёпотом командовала она. «Есть, отдаться!» – сдавленно мычал в ответ Коля-Молот, сбрасывая с неё последние покровы и утопая в её объятиях.
Потом они договаривались на следующий раз. Примерно. Раз на раз не выходило, понятное дело. У неё в кабинете на подоконнике стоял фикус. Если у неё было свободное время, фикус стоял слева от створки. Если нет, то посередине или справа. Прямо как в кино про Штирлица. «Сорок восемь утюгов на подоконнике». А уж Коля вырывался, когда мог. Нечасто, конечно. Иногда вечером, а иногда днём.
Шила в мешке не утаишь, и слушок пополз. Сначала обратили внимание ребята, что Коля изменился. Стал витать в облаках, иногда отвечал невпопад, сидел на занятиях с отрешённым взглядом, думая о своём. «Уж не влюбился ли?!» - пошутил кто-то. А в увольнительные Коля уже как раньше не рвался. Он и сам понимал, что надо как-то взять себя в руки, выглядеть как раньше, включиться в учебный процесс. И он старался, и он включался, но также, помимо воли, включались скрытые механизмы внутри него, и вот; Коля видел себя как будто в селе: ярко светит солнце, колосится рожь на поле. Стоит бревенчатый дом, а Галина держит на руках ребёнка. Шумят деревья, где-то мычит корова, а он косит траву… Какие-то лубочные картинки, хохломская роспись. Пастораль, одним словом. Никакой тяги к сельской жизни у Коли не было, но почему-то представлялось именно так. Глупо. Но любовь делает человека глупым. Это плохо. Особенно, когда надо не показывать вида. Особенно, когда до выпуска оставались считанные недели.
Однажды в коридоре, когда ребята его взвода шумной гурьбой переходили в другую аудиторию, Рокот дал Коле знак глазами: «приотстань». Коля сбавил ход и Лёха, глядя ему в лицо, тихо и размеренно произнёс.
- За всё придётся платить, Коля. – Лёха смотрел, не отводя взгляда. Делать вид, что он не понял о чём речь, Коля не стал. Лёха был друг, хороший друг, всякого другого Коля бы просто послал. Коля полуухмыльнулся-полуоскалился.
- Даже за любовь? – он ответил Рокоту таким же пристальным взглядом.
- За неё, особенно. – Тихо сказал Лёха, разворачиваясь и догоняя ребят.
Коля смотрел ему вслед. Значит, догадываются, значит, уже не секрет. Или это только Лёха такой проницательный? Надо быть осторожнее. Хотя, куда уж осторожнее. Не встречаться? Не встречаться Коля не мог. А что дальше? А дальше дотянуть до выпуска, схватить Галку в охапку и увезти к матери. Познакомить, сказать, что женюсь… Вроде так. Или не так? Тут Колины мысли спотыкались. Ни о каких планах они с Галиной не говорили, она сама ничего такого не пыталась обсуждать с Колей. Но, ему почему-то, представлялось именно так. Ну а как должно быть? Так и должно быть. Они поженятся и уедут вместе. Колю ведь куда-то распределят. А то, что она старше на несколько лет… Да, ну и что? Она и по званию старше. Пока. Но это на службе, а дома он будет муж, а она жена. Вот так. Да. И Галка поедет с ним. Всё правильно. Так и должно быть.
Заплатить пришлось совсем скоро. Стоял май, светило яркое солнце, в садах, как в песне, расцветали яблони и груши, а по всему городу высадили тюльпаны. На праздник победы их училище прошлось парадом от городской Думы до сквера. Потом было праздничное построение, военный оркестр, речь разных дядек с администрации,толпы горожан с детьми. Нарядные дети, девочки с большими бантами и воздушными шарами. Школьники в военной форме пели «смуглянку». А потом их отпустили. Весна пьянила, ударяла в голову, согревала после зимы. Было тепло, как летом. Фонтаны, зелень, ларьки с мороженым, хохот ребят. Они погуляли по парку…
Коля улизнул, улучив момент. Очень хотелось увидеться с Галкой. Нарвать цветов с клумбы и ввалиться к ней в кабинет. Надо уже прямо сказать, что берёт её замуж и увозит с собой. Хватит, напрятались. Пусть всё будет по-людски. От принятого решения распирало грудь, хотелось кричать и петь от радости.
Училище, всегда такое многолюдное, сейчас будто вымерло. На своих местах были только дежурные офицеры и дневальные курсанты. Остальные, и курсанты, и преподаватели с семьями, были кто на празднике, кто в увольнительных. Коля оббежал административный корпус и взглянул на окно Галкиного кабинета. Фикус стоял слева от створки. «Ждёт!» - взорвалась в голове радостная мысль. Просто так постучать и зайти в кабинет, казалось мало. Предложение руки и сердца надо было делать эффектнее. Надо залезть в окно, как пылкому влюблённому и полагается. Коля смотрел на стену здания, прикидывая. Так, если сюда, на кромку фундамента, затем на подоконник первого этажа, зацепиться за крепление водосточной трубы, потом встать на него… так, это будет окно соседнего кабинета. Так, фигурные кирпичики… на них можно опереться ногами, и держась за подоконник, переместиться к Галкиному окну. А если сорвусь, то можно схватиться за ветку липы, рассуждал он. Быстро оглянувшись по сторонам, Коля Молот, зажав цветы в зубах, взял разбег. Всё как на учениях. Преодоление полосы препятствий. Раз! Раз! Оп-па! И Коля был на втором этаже. Так, спокойно, сказал он себе – цветы не перекуси. Он даже приглушённо прыснул от смеха. Ромео, ёлы-палы! Теперь осторожненько, держимся за подконничек. Та-ак. А вот и Галкино окно. То-то она удивится!
Удивиться пришлось Коле… Окно было на северной стороне здания. Растущие в палисаднике деревья давали обильную тень, кабинет был виден очень отчётливо. Коля недоумённо уставился на две колыхающиеся человеческие фигуры. Немой крик застрял в горле, и цветы посыпались изо рта на подоконник и дальше, вниз, на землю. Он узнал их сразу, женщина – да, Галка. А мужик… Их наставник по рукопашному бою. Майор.
Как он умудрился не свалиться вниз, Коле было до сих пор не понятно. Оторопело, смотря на этих двух, которые продолжали самозабвенно заниматься своим делом, Коля чувствовал, что внутри всё онемело, замерло. Как будто внутренности превращаются в камень. Он, вдруг, как-то трусливо, вжал голову в плечи, и тихонько-тихонько перебирая ногами по фигурным кирпичикам на окантовке второго этажа, переместился влево, к водосточной трубе. Как во сне, он сполз с неё, ещё не веря тому, что он только что увидел. Тряся головой, отошёл от палисадника. Рассыпавшиеся тюльпаны красными пятнами алели на траве внизу, и только один из них остался на Галкином подоконнике. Как кровавая рана, как ядовитый намёк, на то, что он всё видел. И как плевок на прощание. Выходя со дворика Коля оглянулся на то окно: тюльпан по-прежнему лежал на подоконнике, еле различимый за листьями липы… Он перевёл взгляд на окно с другого конца здания. Там был кабинет рукопашника. Майора. Он посмотрел и вдруг замычал от осознания, внезапно постигшего его горя – на том окне, слева от створки, тоже стоял фикус.
Коля, отбросив газету, продолжал бездумно пялиться в окно. Переведя взгляд от проплывающего зелёного растительного месива, он стал глядеть на своё отражение в стекле. Не сказать, чтобы какой-то писаный красавец, но и не урод. Вполне себе. Не хиляк, масса есть. Рост сто семьдесят восемь. «Сто семьдесят девять натощак», как шутил друг Зима. Короткий ёжик светлых волос, голубые, чуть широко посаженные глаза, широкое круглое лицо, крупноватый рот с рядом ровных зубов с маленьким промежутком между передними резцами - «морда рязанская», как иногда звала его мама. Особенно после того, как он поступил в Училище. М-да… училище…
…После таких открытий Коля бездумно шатался по городу, не чувствуя ни голода, ни жажды, ни усталости. Ему вдруг дико захотелось с кем-нибудь подраться. Ну, хоть с кем-нибудь. Пусть даже с милицией. Хорошо бы встретить каких-нибудь кавказцев, сразу кучу. Наломать их кусками – подходи и отгребай. Коле не думал, что он в парадной форме, что это будет залёт по всем статьям… Он рыскал по городу, то включаясь, то выключаясь из окружающей действительности.
Но, то ли судьба была к Коле милостива, то ли это был всегдашний закон подлости, но Коле так никто подходящий не встретился. Идти в центр города, туда, где можно было встретить сокурсников, он не хотел. Он кружил по окраинам, блуждал по местам, в которых до этого ни разу не был, заходил в переулки и тупики. Двое похмельных ханыг сидели на лавочке в тени кустов сирени и по очереди пили пиво из трёхлитровой банки. Коля сбился с шага, раздумывая, не сорвать ли злость на них. Но те, оглянувшись, и истолковав Колин взгляд по-своему, вдруг приветливо помахали рукой и предложили ему глотнуть пивка вместе с ними из банки. Смутившись от такого дружелюбия, Коля Молот, словно бы очнулся. Он потряс головой, очухиваясь от наваждения. Никто не был виноват в его беде. Никто ему ничего не обещал, никто не собирался хранить ему верность и выходить за него замуж. Это были его персональные мысли, сугубо личные тараканы,дислоцированные в Колиной конкретной голове. Никто ни в чём не виноват. Только вот боль никуда не делась. Ему вдруг стало пронзительно стыдно за свои глупые грёзы. Это была боль. Но и боль тоже была его личная. Персональная. Ему её и терпеть. Он круто развернулся на каблуках и направился к себе в Училище, в казарму.
А весна, как подбитый немецкий танк, катилась под откос, разгораясь жарким летом. А следом, словно бомбардировщики на цель, летели выпускные экзамены. Коля готовился, хоть нутро и застыло замёрзшим комом. «За всё придётся платить» - эта фраза Рокота периодически всплывала в голове. Коля избегал общения, боялся, что смёрзшийся ком в душе треснет и прольётся слезами или яростной агрессией. Он сидел, зубрил конспекты, отрабатывал приёмы, работал в парах, когда было надо, и всем своим видом как-бы показывал – занят, мол, готовлюсь, не мешай. К нему особо и не лезли, остальные тоже готовились к последнему броску, и лишь иногда Коля ловил на себе заинтересованные взгляды ребят с немым вопросом. Ну и пусть - было и было, теперь – ша! Всё, расплатился.
Однако расплата на этом не закончилась. Для Коли-Молота она только начиналась. Разгар июня, жара и контрольный марш-бросок с полной выкладкой. На маршруте были все офицеры-наставники. Прибежав в очередную точку, Коля увидел ребят, которые стояли в тени деревьев, перед последним рывком. Впереди была полоса препятствий, которой оканчивался марш-бросок. Как в песне, ещё немного, ещё чуть-чуть. Здесь можно было чуток отдышаться, самую малость. Пот заливал глаза. Коля встал в тень рядом с Иброй и Петькой-два, поправляя автомат, и подтягивая ремни бронежилета. Как раз подбегали Шурик и Нареман, сзади неслись Петька-раз и Васёк-«Мэйд ин Раша». Только Зима и, конечно, Лёшка-Рокот были впереди, уже брали этот последний рубеж. Ну, на то он и Лёшка-Рокот, чтобы быть впереди всех…
- Подушечки-одеяльца! – вдруг раздался рядом резкий окрик. Это, откуда ни возьмись, вынырнул из кустов Абарин Клим Тимофеевич. Майор. Рукопашник. Тот самый.
Ребята резво рванули с места, всем своим видом показывая, что их здесь вообще не стояло. Шурик и Нареман пронеслись следом, так и не остановившись и не глотнув спокойно воздуха, и только Коля-Молот вдруг затоптался на месте. «Что ты делаешь!?» - взвыл рассудок где-то глубоко в голове. Взвыл и заткнулся. Другие мысли вдруг затопили Колино сознание. Почему это никто не виноват в Колиной боли? Он виноват. Лютая ярость всколыхнула Колю. Он замер, как перед прыжком. Мимо пролетели Петька-раз и Васёк.
- Ножка болит? – с насмешливым участием спросил Клим Тимофеевич. Он тоже был в камуфляже, в бронике с полной выкладкой. Он бежал вместе с курсантами, немного сбоку. Он легонько шлёпнул Колю по плечу, подталкивая вперёд. И в тот же миг Коля резко развернулся к нему, напружинясь и изготовясь для атаки.
- Так. – С неопределенной интонацией, уясняя новую ситуацию, произнёс рукопашник, и в ту же секунду, посмотрев в Колины глаза, он понял всё. Это увидел и Коля, увидел по его чуть изменившемуся взгляду, увидел тем волчьим чутьем, которое просыпается, когда в лютой схватке сходятся два соперника. Сходятся и бьются насмерть,… и Коля бросился вперёд.
Майор на вид был лет тридцати семи. Сухощавый и поджарый, он на пару сантиметров был выше Коли, но легче и уже в плечах. Легко уйдя от Колиного удара, он крутанулся, пропуская его вперёд, и локтём влепил ему по затылку. Коля клюнул головой вперёд и чуть не полетел на землю. Резко развернувшись, он снова бросился на противника. Тот уже стоял наизготовку, ожидая следующей атаки. Тело всё знало само: заученная связка пошла автоматически. Сильный удар ногой в живот, левый кулак бьёт в лицо, локоть правой добивает в падении... Коля бил со всей силой, но удары, раз за разом встречали пустоту, как будто в самый последний миг, не долетая до цели. Ещё яростная связка, ещё. Подбивка под колено. Опять мимо. Ответный удар ногой в живот. Коля отлетел, но устоял на ногах. Если бы не тяжеленный броник, распределивший силу удара, он бы уже валялся на земле и хрипел. Он, напружинив ноги, снова сгруппировался для броска. Они кружили вокруг, истаптывая траву. Коля яростно прикидывал возможность пробить оборону майора. Глаза рукопашника оставались холодными и спокойными. Он работал как в зале, чётко и размеренно. Когда Коля снова попытался провести одну из базовых связок, майор насмешливо хмыкнул, мол, «дурак, я ж тебя и учил». Снова уйдя от Колиной атаки, он подсёк его в полёте и добавил ладонью по затылку. Коля, лицом вперёд, улетел в кусты.
Давясь злобой и ненавистью, вылетая из зарослей, Коля выхватил сапёрную лопатку. Майор только прищурился и чуть подался назад. Коля, нанося рубящий удар, и уже понимая, что противник уйдёт, неожиданно для того, в конце броска сделал скрутку корпусом и резко ударил вдогонку уклоняющемуся майору левым кулаком. Удар в ухо получился слабым, но неожиданным. Он, чуть не сшиб рукопашника на траву, и закончить встречный удар тот так и не успел. Но, пока Коля разворачивался, он с похвальной быстротой перегруппировался и встретил Колю прямым ударом ноги в корпус, откинув назад.
- Ну, поигрались, и будет. – Сказал Клим Тимофеевич, давая понять Коле, что до сих пор он «игрался». Он совершенно не запыхался в отличие от Коли, который дышал как паровоз.
Злоба застилала глаза. Зарычав, Коля снова бросился вперёд. Обманный удар ногой, подскок, и лезвие лопатки летит в лицо майору. Тот лишь уклонился в последний момент, пропуская чёрное железо мимо лица, и хватая кисть Коли в жёсткий захват. Наваливаясь всем телом, Коля был вынужден отпустить лопатку, вырывая руку из клещей. Тело майора, казалось было отлито из чугуна. Снова удар, жёсткий блок, и уже майор пошёл в наступление и вдруг… он споткнулся, на секунду потеряв равновесие. Коле этого было достаточно – оттолкнувшись опорной ногой, он всем телом полетел вперёд, поднимая колено для своего коронного удара. Удар всей массой стопой вперёд, так Коля выносил с петель двери на тренировках. Этим ударом он выкидывал спарринг-партнеров в стену спортзала. Его именно поэтому так прозвали: «Коля-Молот». Сейчас и майор совершит полёт в кусты, и после такого удара он встанет уже нескоро. Но майор, гибко уклоняясь, подался вперёд, и, пропуская Колину ногу впритирку к корпусу, влепил плашмя лопаткой Коле прямо в лоб.
Когда Колян очнулся, рядом никого не было. Дико болела голова, на лбу наливалась здоровенная гематома, глаза стремительно заплывали и на окружающий мир смотрели с трудом. Он, кряхтя, поднялся на ноги. Его качало из стороны в сторону. Коля пошарил взглядом по сторонам. Рядом валялась его лопатка, а автомата не было. Коля, мыча от головной боли, принялся обшаривать кусты. Потом его вырвало. Подобрав лопатку, он, пошатываясь, побрёл в сторону полосы препятствий. Неожиданно его окликнули. Сбоку от кромки леса появился его друг Зима.
- Как ты, Колян? – с виноватым видом, спросил он.
- Пойдёт. – Пробормотал Коля, чувствуя, как подкатывает очередной приступ тошноты.
- Вот… - Зима протянул Колин автомат. – Передать тебе сказали. - Зима отводил глаза.
Они немного прошли, молча обходя препятствия. Колю пошатнуло на кочке.
- Помочь? – попытался подставить плечо Зима.
- Не надо. – Коля оттолкнул его руку и чуть не упал. – Не надо. – Сжав зубы, повторил он.
Они вместе вышли к финишу. Там с журналом в руках стоял только один офицер из экзаменационной комиссии.
- А, явились, наконец, товарищ курсант. – Будничным тоном, словно бы ничего и не случилось, произнёс он. – Ну, вот, носитесь как лоси, а под ноги не смотрите… Споткнулись, да? Ну, что ж, бывает.
- Так точно. Споткнулся. – Ответил Коля. – Виноват, буду внимательней.
- Ну и хорошо. – С ноткой облегчения, сказал офицер, что-то записывая.
Экзамен тот ему засчитали. Автомат тихонько вернули, то есть официально, вроде бы как ничего и не произошло. Марш-бросок, значит, Коля прошёл; автомата своего не терял; ни с кем не дрался, и вообще ничего не было. До Коли, потом дошло, что рукопашник его ещё, по своему, пожалел. Автомат он забрал просто потому, что оружие не должно валяться безнадзорно, пока хозяин отдыхает на траве. Тихонько передал Зиме, а Зима вернул ему. И Коля с трудом переживал свой позор. Не дёрнись он тогда на майора, никто ничего бы и не узнал. А он дёрнулся, он напал. Сам. Получил по соплям, как щенок… а потом его ещё и «пожалели». Фиолетовый синяк окружил оба глаза - «идиот и дурак» - словно бы было написано на его лице. И теперь все всё знали. Молчали, отводили глаза, но знали. Вот тебе и заплатил.
Коля догадывался, что всё хотят спустить на тормозах, быстренько выпустить, распределить куда-нибудь подальше, и дело с концом. И возможно, всё бы так и произошло, не реши вдруг Колымский-Львов, начальник училища, не старый ещё генерал-майор, провести с Колей профилактическую беседу…
*****
- Разрешите. – Коля толкнул дверь. Генерал отложил какие-то бумажки, снял с носа плюсовые очки и воззрел на Колю.
- А, ты… – вдруг тыкнул он Коле. – Ну, заходи, светофор.
Колян тихо вдохнул через сжатые зубы. Предстояла выволочка, тут и гадать было нечего. Его лицо и вправду чем-то напоминало светофор. Один глаз был уже жёлтым, второй ещё отдавал синевой, а на лбу была подёрнувшаяся коричневой корочкой ссадина.
- Садись. – Генерал кивнул на стул. Коля молча сел и упёрся глазами в стол.
- Ну? – продолжил генерал. – Из-за бабы, да?
- Никак нет.
- А из-за чего? – насмешливо спросил тот.
- Упал…
-… очнулся - гипс? – издевательски прищурясь, продолжил генерал.
- Так точно. – Коля не отводил взгляда от стола.
- Так это не майор тебя приложил? – голос генерала стал вкрадчивым.
- Никак нет. - Коля продолжал сверлить глазами поверхность стола.
- Мда… ну, молодец… молодец. – Колымский-Львов, стоял, покачиваясь с пятки на носок. – Молодец, - добродушно бубнил он. И вдруг резко наклонившись к Коле, он спросил.
- Ты какого хрена, сопляк, к замужним бабам лезешь? Тебе, чё, в городе дур свободных мало? А?
Коля остолбенело оторвал взгляд от стола.
- К как-каак-ким «замужним»? – он снизу вверх смотрел на генерала.
- К обычным! – крикнул генерал ему в лицо. – Муж её, барыга Кароян, делец местный, владелец ресторана «Арарат». Чего, не знал, что ли?
- А-а? – только и смог выдавить Коля.
- Аг-а-а! Дурак! – и генерал с размаху влепил Коле оплеуху.
Нет, правда, Коля совсем не помнил, как ударил в ответ. Он только, как в замедленной съёмке, видел как Колымский-Львов взмахивая руками, падает, сшибая папки со стола. Помнил, как летел маленький бюстик Ленина, рассыпались по полу ручки и карандаши. Потом, кажется, генерал полез в сейф за пистолетом. Он орал так, что стены тряслись. В кабинет сначала забежал его секретарь и завертел головой пытаясь понять, что произошло. Коля как сидел на стуле, так и продолжал сидеть, а Колымский-Львов носился вокруг размахивал пистолетом и грозил всеми земными карами. Всё, вот теперь, был точно «полный амбец».Прям как в анекдоте.
Потом набежали другие офицеры и Колю вывели в коридор. Он стоял соляным столпом, ничего не чувствуя и не соображая. Вокруг ходили преподаватели, заходя и выходя из кабинета, откуда продолжали доноситься возмущённые вопли начальника училища, а с лестницы даже выглядывали курсанты. Он один раз рассеянно поднял глаза, когда мимо процокали каблучки. «Дебил» - прошипела Галка, проходя мимо.
Ту ночь он провёл на «губе» - гауптвахте. То есть, в маленькой каморке, под надзором дежурного офицера. Формально, гауптвахты в училище не было. Он ждал, что его отвезут в следственный изолятор, чтобы дать делу официальный ход, но его не отвезли. Его дважды выводили в туалет тем днём, а на ночь дали стакан компота и бутерброд с маслом. Коля всё проглотил, не чувствуя вкуса, а потом лёг на скамейку и пролежал на ней в оцепенении до рассвета. А утром открылась дверь, и к нему вошёл один из офицеров. «Следуйте за мной» - сказал он, обращаясь к Коле. В руке у офицера были ключи от машины.
Во дворе стоял УАЗик-буханка. Офицер открыл заднюю дверь и мотнул головой: туда, мол. Коля повиновался. На выцветшем линолеуме, на полу машины стояла большая спортивная сумка. Кажется, Коля видел подобную у Васька. Офицер завёл мотор, и они куда-то поехали. Коля не смотрел в окно, он ничего хорошего от судьбы не ждал. Наконец машина остановилась, и офицер открыл заднюю дверь. Коля медленно вылез из машины. Они были где-то в городе.
- Вот, забирай. – Он кивнул сумку на полу. – Тут вещи твои… Ребята собрали. Документы в боковом кармане. И чтобы через час духу твоего не было в городе.
- В смысле? – Коля стоял и тупо хлопал глазами. – А куда мне теперь?
Офицер ответил матерно.
- В смысле? – ещё раз пробормотал Коля.
- На все четыре стороны. – Уточнил тот, захлопывая дверь и отъезжая.
Коля завертел головой, озираясь: он стоял рядом с автовокзалом.
Вот так пришлось заплатить. Что и говорить, дела были и вправду кислые. За окном уже стемнело. Пора было спать. Коля Молот зевнул и полез на вторую полку.
Ночью на станции Шимановской, а затем в Свободном снова навалил народ. Мужики, женщины с детьми. Кто-то плакал, кто-то просил пить. Кто-то долго и нудно выяснял, где его место. Вагон снова было полным. Коля посмотрел на часы, и опять закрыл глаза, отворачиваясь к стенке. Завтра будет Хабаровск, а послезавтра Находка.
Глава 2. Станция Находка.
Коля едва успел с Московского поезда на Находкинский. Пока узнавал в здании вокзала куда идти, пока купил перекусить, пока вышел на четвёртый путь, прошло время. В итоге успел, но в последнюю минуту – поезд тронулся почти сразу. В этот раз, как будто отвечая на его пожелания, был плацкарт. Опять верхняя полка. Ну что ж, тем лучше – меньше беспокойства и себе и людям. Ехать опять надо было до конечной, так что, свою «Куэнгу» он не пропустит. Коля бросил сумку на третью полку и полууселся-полуулёгся на своё место, пододвинув валик матраса под спину.
Внизу сидела супружеская пара: пузатый мужик с лысиной и полная тётка с химией на голове, обоим лет под сорок с хвостиком и девчонка лет двадцати. В соседнем отсеке копошилась стайка молодёжи, судя по звукам, почти все девчонки. Колина соседка то и дело вскакивала и бегала к ним. Видимо, они ехали вместе.
- Спасёнкина, ты мне доширак купила? - доносилось из их отсека. Колина попутчица хихикала и заглядывала за перегородку.
- Только тебе и купила. Никому больше. – Отвечал чей-то молодой женский голос. Кто-то засмеялся в ответ. Шелест пакетов и вошканье не прекращались. Видимо тамошняя компания собиралась ужинать, и раскладывали припасы на столе. До Колиного носа донесся аппетитный запах жареной курицы.
- Спасёнкина, а ты соль взяла? – опять возопил чей-то голос.
- Отстань, Клеёнкина! – послышалось в ответ. Грохнул дружный хохот. Девчонка с нижней полки шмыгнула за перегородку. На минуту вошканье в соседнем отсеке утихло. Коля полез в свой пакет: белая пластиковая бутыль с квасом. На этикетке одобрительно лыбилась русская красавица в кокошнике; минералка и нарезанный хлеб в пакетике. Какая-то колбаска в вакуумной упаковке, ну и доширак, этот спутник всех путешественников. Коля не был любителем быстрой лапши, но за время поездки он столько раз видел, как её заваривают самые разные люди, что в итоге не удержался и купил. Ладно, пускай будет. Денег, вон, ребята не пожалели…
За перегородкой что-то сказали хором и опять загомонили. Мужик-сосед хмуро покосился, мотнул головой и что-то пробурчал жене. А Коля, зацепившись мыслью за деньги, снова вернулся в свои воспоминания. Благо всё было свежо в памяти. И перестать посыпать солью раны и остановиться у Коли не получалось.
…В здании автовокзала Коля сел на обитое облезлым дерматином сидение и раскрыл сумку. Все его вещи были аккуратно уложены в полном порядке. Чувствовалась рука ЛёхиРокота. Свитер, джинсы. Два комплекта пятнистой формы – старый и новый. Два его ремня. Тельняшки с длинным рукавом и без рукавов. Кроме них было несколько пар новых носков с этикетками, и даже набор новых трусов в тонкой пластиковой коробочке. Две новые футболки. – Это ребята своё отдали. – Коля с трудом проглотил подступивший к горлу ком. Вещи, которые Коля не успел постирать, были сложены в чёрный пакет и лежали на дне сумки. Коля открыл боковой карман: с одной стороны лежали его «мыльно-рыльные»; зубная щётка тоже была новой, видимо ребята собиравшие сумку, впопыхах не стали выяснять, какая щётка в ванной комнате была Колина, и просто положили новую. Тоже кто-то пожертвовал. Рядом лежал его паспорт, водительские права, удостоверение шофёра всех категорий, свидетельство о рождении и военный билет. В паспорт были вложены деньги и короткая записка: «держись, брат!». Почерк был Пашки Зимина – «Зимы». Коля закрыл лицо руками, чувствуя сквозь пальцы, как из глаз предательски поползли слёзы.
Он купил билет на автобус до Брянска. Ближайший отходил через сорок минут. Ну вот, как раз через час здесь не будет Колиного духа, как ему и пожелал на прощание тот офицер. Пять лет, значит, здесь был дом и ребята, преподаватели, экзамены, а теперь раз, и всё! И только тельняшки в сумке на память, да записка – держись, брат! Коля избегал смотреть в окно, пока автобус ехал по городу. Смотреть – значит прощаться, а прощаться Коля не хотел. Не мог, не был согласен. Он совсем не думал, что выйдет вот так. Расплата, вроде бы и закончилась, но платить предстояло ещё долго. Только когда автобус дёрнулся и остановился на светофоре, где-то в городе, он, забывшись, взглянул в окно. Ресторан «Арарат» смеялся ему в лицо цветастой вывеской. Да, платить придётся ещё долго.
В вагоне было жарко, кондиционер не работал. Колина тельняшка намокла от пота. Он выгнул спину, разминая мышцы. Внизу с красного лица вытирал пот мужик-сосед.
- О, жара, а? – сказал Коля спускаясь.
- После Волочаевки кондиционеры включат. Сейчас уже подъедем. – Ответил тот. – И сортиры откроют. Санитарная зона.
- Ну, сортир, я ещё понимаю, а кондиционер-то при чём? – искренне удивился Коля. Он как раз собрался в туалет.
- Не знаю. – Мужик, достал пакет с семечками. – У них, наверное, один рубильник на всё сразу.
- Понятно. – Коля присел напротив. Девчонка-соседка отсутствовала, и Коля сел к окну, прикидывая, не заварить ли ему пока лапшу.
- В Находку? – спросил мужик.
- Ага.
- Мы каждый год с женой ездим. На море. В прошлом году дожди шли – жуть. Мы в домике сидели всю неделю. Последний день было солнышко. Искупались разок и обратно в Хабаровск. А в Хабаровске опять дожди. В этот раз прогноз смотрели-смотрели, да разве угадаешь… Ну, вроде ближайшие дни будет ясно. А ты, чё? Тоже на море?
- Да не, по работе. – Нехотя ответил Коля.
- А-а. А сам-то Хабаровский?
- Не.
- А откуда? – мужик не отставал.
- Да… я с Брянской области.
- А-а, с Запада, значит. Понятно. – Сосед кивнул и опять вытер лоб салфеткой. – А я думал Хабаровский, - никак не замолкал он, - сейчас вон пол Хабаровска в Находку едет. Все на море. На пляжах везде на машины посмотришь – все номера хабаровские. Во Владивосток ещё вон можно съездить…
- Да ну, зачем этот Владивосток? – раздался голос. Это вернулась тётка, жена мужика-соседа. В руках она держала залитую кипятком лапшу. – Чё там делать? Город-дрянь. Хуже Москвы.
- Да, да – кивал мужик, щёлкая семечки.
- Вы лучше в Ливадию съездите. – Сказала она, садясь за столик. - Или в Южно-Морское. Там побережье просто сказка: и скалы и песок. Нырять там интересно. И рапаныи трепанги и мидии…
Коля рассеянно кивал.
- Там туалет открыли. – Сказала тетка, обращаясь к мужу.
- О! Значит, сейчас кондюшку включат.
- Хорошо бы. Жарко. – Тётка откинулась назад, обмахивая себя полотенцем, а Коля встал в проходе и посмотрел вправо, к титану. Там уже толпились люди, и Коля пошёл влево, там ведь тоже был туалет. Проходя мимо соседнего отсека, он посмотрел на тамошних пассажиров. Четыре девушки, включая Колину соседку снизу, все молодые, и с ними парень, тоже лет двадцати-двадцати двух, не больше. Что-то зацепило глаз, Коля сразу не сообразил. Он двигался дальше вдоль прохода, торопясь успеть, чтобы не стоять в очереди в душном коридоре. В последнем отделении перед туалетом сидели какие-то мужики, и, уже видать, успев принять по маленькой, тихонько тянули – «штурмовые ночи Спа-а-асска, Волочаевские дни-и-и…». А, точно, это ж из песни. Вот эту самую Волочаевку и проехали, похоже. В училище пели, да… «партизанские отряды занимали города». Мда, в училище…
…До Брянска автобус ехал почти восемь часов. Потом до Фокино на маршрутке. Когда Коля добрался до дома, произошла картина из цикла «не ждали». Мать мыла посуду после ужина и болтала с соседкой, заглянувшей на чай. Тяжелее всего было глядеть в удивлённые глаза матери. Коля что-то бормотал, объясняя свой неожиданный приезд. Соседка, извинившись, ушла, а Колю мать усадила ужинать. В воздухе висели вопросы, на которые он так и не придумал, что отвечать. В итоге, коротко сказал, что его отчислили. Признался, что ударил старшего офицера, не уточняя, кого именно. Сейчас сидя дома Коля начал понимать, что он, всё-таки дёшево отделался, и всё могло выйти гораздо хуже. Но другая мысль, что всего этого, если бы не Колина глупость, просто могло бы и не быть, тоже никуда не девалась. Она жгла сознание, и Коле от этого было невыносимо.
В ту же ночь он напился. Оставив мать, которая, то замолкала, то снова начинала плакать, он вышел из дома в темноту и пошёл бродить по городу. Родной город совсем не выглядел родным. Колю под утро привёз милицейский бобик. Дежуривший в отделении милиционер, дядя Гриша, знакомый их семьи, не стал оформлять протокол, а просто продержал задержанного за пьяный дебош, Колю до утра, и по окончании дежурства привёз его, злого и не выспавшегося, домой. Хорошо, что никто не пострадал. Точнее никто не пожаловался. Пока.
- Ну… теперь в тюрьму только сесть осталось? – раздражённо бросила мать. По её виду и красным глазам Коля понял, что спать она тоже не ложилась.
- Всё мама, всё. –Тихо проговорил Коля. – Всё уже. Сегодня спим, а завтра пойду устраиваться на работу. Всё.
Однако такое легче было сказать, чем сделать. На следующий день, проспавшись, Коля всерьёз призадумался – а что же делать дальше? Он не знал. Слишком резко поменялась жизнь. Пойти работать на завод? После пяти лет, когда ты готовил себя к службе, учил премудрости боевого слаживания, брал штурмом укрепления, пусть и учебные, прыгал с парашютом, зато с настоящим… Когда бил из автомата и лёжа и на бегу, пусть по деревянным мишеням, зато боевыми патронами, и бил хорошо и метко! А рядом бежали лучшие ребята на свете и били по мишеням не хуже тебя… Когда ты прыгал из открытого зева Ил-72 и летел в пустоту, сжимая в руках автомат и кричал от восторга и страха, а под тобой распахивалась необъятная синяя ширь лесов и полей… Когда дёргал кольцо, замерев на мгновение от мысли, что парашют в этот раз не раскроется и кричал от непередаваемого ощущения, когда он всё-таки раскрылся, и тебя рвануло вверх, и ты заболтался на стропах между землей и небом, счастливый до жути и радостный до обморока … и на завод? К пьющим работягам? Которые никогда не смогут понять, какое это чувство, когда над тобой распахивается купол-крыло «Арбалета» и ты правишь им, то застывая в небе, то стремительно пикируя вниз. «Арбалет», а не дрянной «Д-10». С ума сойти. Вот он и сходил с ума. А что ещё оставалось делать?
Выручил всё тот же дядя Гриша, друг семьи, да что там… семьи. Бывший папин друг. Это он раздобыл где-то эту вакансию инструктором в лагерь для подростков. Он, и данные Колины отправил, он, и билеты на руки получил. Как уж там всё это вышло, вникать не хотелось. И Коля согласился, и уехал с облегчением. Не потому что он сильно хотел стать наставником для подростков, совсем нет, просто ему была необходима передышка. Нужно было чем-то себя отвлечь, чтобы не натворить новых бед. Ну и понять, конечноже, что делать дальше.
До Москвы он доехал на электричке. Столица оглушила шумом, толкучкой вокзала и метрополитена, потом был другой ж.д. вокзал – Ярославский. Сумку он взял всё ту же, что отдали ему ребята. Вещи тоже остались почти те же. Мама ещё напихала чего-то, ну и дала ему с собой большой пакет с едой. В поезде, наконец-то, Коля отоспался. Это был плюс. Зато потом, глядя, как проплывают тоскливые километры, Коля не знал чем себя занять. Болтать с попутчиками ему было муторно, совершенно не хотелось рассказывать о себе, а сидеть наедине с собственными мыслями тоже было тяжело. Это был минус. Вот так и маялся Коля-Молот, а время всё не лечило и не лечило.
Когда Коля шёл обратно в свой отсек, он уже внимательнее оглядел соседние места. Да, четыре девушки: длинные юбки, длинные волосы, без косметики и из-за этого как бы немного похожие друг на друга. Парнишка в брючках и в рубашке с коротким рукавом, тоже казался их родным братом. Они как раз закончили убирать со стола остатки еды, а парень копался в сумке. Коля прошёл мимо. Какая-то смутная неприятная ассоциация пронеслась в Колиной голове и опустилась в грудь. Что-то тревожное и садящее душу. Коля сразу не разобрался – в последние дни его душу столько саднило и тревожило, что там, казалось, живого места уже не оставалось. Но это чувство было какое-то старое, оно было как будто там, в нижних слоях души, гораздо глубже свежих ран.
Коля зашёл к себе в отсек и достал пакет с продуктами. Оба, и мужик, и его тётка были сосредоточенно заняты семечками. Коля сходил за кипятком к титану и разложил свою нехитрую снедь.
За перегородкой вдруг послышался гитарный перебор и четыре девичьих голоса запели:
В тихий вечер склоняю, я колени в тиши,
И Тебя призываю, о Властитель души..
Ты приди в мою душу, тихо свет Свой пролей.
Я Твой голос услышу, Твоё Слово – елей.
Коля замер, не донеся заваренную лапшу до рта. Девушки выводили мелодию очень красиво. Замер, прислушиваясь и весь вагон. Даже вечно галдящие дети и те, казалось бы, остановились и слушали. Иногда на перекатах мелодии прорывался и голос парня. А молодёжь пела дальше:
Все заботы земные, отошли далеко.
И в минуты ночные мне бывает легко…
Знаю я, Ты ответишь, на вопросы души
Приходи в тихий вечер, О, Иисус приходи…
Последние две строчки повторялись, и тогда отчётливее прорывался голос парня. Он немного басил, оттеняя нежные девичьи голоса. Да, песня была красивая, но кто бы Коле ответил на вопросы души?... Он быстро доел лапшу и выпил стакан кваса. За перегородкой допели песню и сразу же затянули следующую.
Если ждёт тебя дорога в неизвестный край
На прощанье у порога думу не гадай.
Слово доброе послушай и совет прими.
В этом мире гибнут души, ты свою храни.
Ты свою храни…
Песня тоже была красивой, но в этот раз основную мелодию вёл парень, а девушки пели фоном и повторяли последнюю строку в каждом куплете. Коля поневоле заслушался, его как раз ждала дорога в неизвестный край. Кто-то подошёл ближе и уселся на боковушке в проходе. Мамаша, выносившая детский горшок и возвращавшаяся назад, так и осталась стоять, держа его в руках и слушая пение. Два пацана подростка из отсека справа, которые до этого увлечённо возились с фотоаппаратом, тоже оставили своё занятие и, пройдя на боковые места, внимательно слушали. Слушал и Коля.
Если ждёт тебя дорога в неизвестный край.
В спутники себе тревогу ты не выбирай…
Легко было сказать, или даже спеть – не выбирай себе тревогу. Это не ты тревогу выбираешь, а она тебя. Коля её тоже не выбирал. Или выбирал? В тот самый момент, когда…
- Эй, потише там! Люди отдыхают, а они распелись! – это Колин сосед громко гаркнул, перекрывая пение.
За перегородкой сразу замолкли.
- Ладно, хорошо. – Раздался голос парня. – Если мешаем, то прекращаем.
- Баптисты. – Мужик, поймав Колин взгляд, боднул головой в сторону соседнего отсека. – Везде пролезут, как тараканы.
- Не мешаете! Не мешаете! Пойте ещё! – сразу несколько голосов раздалось в ответ. Даже мамаша с горшком и та присоединила свой голос, а подростки перебрались поближе, и, кажется даже, примеривались сфотографировать поющих.
- Тишина должна быть. – Пробурчал мужик, уже существенно тише. Но он явно был в меньшинстве.
- Спойте ещё! – Кричал кто-то. – Я никогда такого не слышал.
- Да, да! Пойте ещё. – Казалось, что просил весь вагон. Но Коля уже не слушал. Старая рана вдруг раскрылась, и забытая боль полезла наружу. Он, закаменев лицом, отвернулся, полез на свою полку и отвернулся лицом к стене.
- Ну, что ж… Если вы хотите, то мы ещё споём. – Ответил вагону парень. И, словно бы по его знаку, молодёжь снова запела песню с того момента, с которого её оборвал Колин сосед.
Если ждёт тебя дорога в неизвестный край.
Не суди упавших строго, лучше поднимай.
Может статься сам в бессилье где-то упадёшь,
Ослабеют сердца крылья, веру надорвёшь..
Веру надорвёшь…
Но Коля уже не слушал. Баптисты… Точно. Вот, что ржавым гвоздём дёрнуло по сердцу. Баптисты. Это они сгубили папу. Да, всё верно. Не надо развешивать уши и верить им, и Колин отец тому подтверждение. Это из-за них мать осталась вдовой, а Коля со старшей сестрой – сиротами. Они потом, как говорила мама, пытались прийти на похороны, и подлезть к ним со своими проповедями, но мама с соседкой тёть Милой их прогнали. И правильно. Довольно было одного загубленного отца. Коле было всего восемь лет, когда его не стало. Сестра-то уже школу закончила к тому времени и на первом курсе училась в Брянске. А Коля был ещё маленький. Он только помнил, что папы долго не было, а потом папа вернулся, стал жить с ними. И всё было хорошо, только мама ворчала иногда. А потом папы не стало. «Баптисты сгубили» - это мамино выражение Коля слышал много раз. Папа. Это была его самая большая потеря в жизни. А теперь ещё вот и эта – училище. И рядом ехали эти самые… которые сгубили. Они что-то пели ещё, но Коля уже не слушал. Он закрыл глаза и твердил себе «завтра». Завтра окончится этот утомительный, как зубная боль, путь через всю Россию. Завтра он, наконец-то, выйдет из поезда и начнёт что-то делать. Пусть инструктором, пусть вожатым, лишь бы чем-нибудь заняться и переключить хоть на какое-то дело налитую чугуном душу и голову. Бездействие смертельно утомило его за эти дни, потому что влекло с собой мысли, одну горше другой. Особенно, когда рядом были «эти»…
Незаметно стемнело. Утихли певцы за перегородкой. Девчонка соседка расстелила внизу постель и легла спать. Пузатый мужик примостился на второй полке напротив Коли. А Колины мысли опять потекли по привычной дорожке. Коля ворочался и в сотый раз думал, что было, если бы он не врезал тогда генералу. Он ведь, правда, не хотел, он не собирался ничего такого делать. Ну отчитал бы его генерал… Ну, впервой, что ли? Нет. Когда старший по званию разносит, то это вообще дело обычное. Почти как милая семейная сцена. Ну, подумаешь, оплеуху выдал он Коле. Да хоть сто оплеух. Тот, в общем, по-отцовски выдал. Подумаешь. Что он, от старших лещей не получал никогда? Да, получал и ещё как. Ошарашен был, да. А как в ответ ударил и не помнил совсем. Ведь не собирался, не хотел. И в мыслях не было. Или это злость на рукопашника выскочила таким образом? Как плата за унижение. Носил-носил в себе и вдруг – рраз! Как пистолет со взведённым курком – от любого движения может бахнуть. Вот и у него бахнуло. Только по генералу. «Нашёл, кого бить!» - хмыкнул дядя Гриша тогда в отделении. Да, вроде бы Коля ему что-то такое рассказывал. Что же он творил тогда ночью? Где-то пил… Да, это он помнил. Куда-то ходил, кричал чего-то. Какое-то мельтешение лиц и ночных улиц… Потом эти пустые дни в Фокино. И мысли… Вот сейчас ребята парадом идут на выпуске. По сигналу, проходя мимо родителей, гостей и зевак они, чеканя шаг, вдруг выкидывают мелочь, зажатую в кулаке. Тучи монеток взвиваются над головами. А малышня потом подбегает и с радостным визгом собирает блестящие кружочки. А потом из казарм будут выкидывать телевизоры и магнитофоны. Прямо из окон – бабах! «Древняя традиция!» - с серьёзным видом твердили выпускники новоприбывшим курсантам. «Ещё государь наш Пётр Первый завёл этот славный обычай. Все телевизоры и видаки купленные вскладчину курсантами – в окна!». Главное, было говорить с самым серьёзным видом. Никаких улыбок, с Петра Первого так пошло и точка. Если новичок пытался что-то бебекать, что, мол, тогда и телевизоров-то не было, его награждали тумаком - выпускники-офицеры могли себе такое позволить – и категорически советовали учить историю. А Коля парадом не прошёл, а Коля видаки из окон не кидал. А Коля ехал в дальние дали, на край света, в какую-то там Находку.
Он проснулся, когда уже ярко светило солнце. Кондиционер незаметно заработал ещё вчера вечером и Коля во сне натянул на себя простыню. Открыв глаза, Коля обнаружил, что народ в вагоне суетливо ходит туда-сюда, мужик-сосед со своей тёткой с собранными сумками стоят в проходе, готовые выйти, а соседка-девчонка снизу тоже куда-то делась. Все постели, кроме Колиной были собраны, и в вагоне была разлита обычная суета, которая всегда предшествует массовому выходу из поезда.
- Чего, приехали? – спросил Коля у мужика.
- Ну да, Находка уже, – быстро ответил тот.
Коля спрыгнул с полки, достал сумку и начал торопливо собирать свои пожитки. А за окном уже мелькали маленькие дома, какие-то шлагбаумы, бетонные заборы и длинные кирпичные здания. Поезд ощутимо сбавлял ход.
- Станция Находка! Станция Находка! – кричала проводница, проходя по вагону. – Кто не сдал бельё, сдаём. Стоянка поезда три минуты.
Надо же, чуть не проспал. Коля быстро сорвал простыню с матраса, схватил в охапку наволочку и пододеяльник, и, проталкиваясь через стоящий в проходе народ, поспешил в купе проводницы. Эх, хорошо бы умыться, но поезд уже шипел и содрогался, останавливаясь перед серым зданием вокзала. В окне мелькали лица людей пришедших встречать пассажиров. Толкаясь назад, за своей сумкой, Коля успел мельком увидеть, что пацаны с фотоаппаратом сидят на своих местах и не выходят, их сумки как стояли под столом, так и стоят, а их отец ещё пьёт утренний чай. Не выходили, также и молодые баптисты, кто-то ещё из пассажиров тоже сидел на местах, дальше по проходу. Коля схватил сумку, быстро пошарил взглядом по своей полке – не забыл ли чего – и поспешил на выход.
- Находка – пыль да водка! – сплюнул седоватый высокий мужик в джинсах, выскакивая на перрон перед Колей.
Находкинский вокзал ничем не отличался от многих десятков уже виденных Колей станций. Типовое серое здание, разводка путей и даже бабка продающая семечки была типовой. Неизменный атрибут каждой станции, их, наверное, выпускают на тех же конвейерах, на которых клепают эти убогие здания с заплёванными перронами. Коля стоял на асфальте, оглядываясь по сторонам. Его должны были встречать. Сзади тихо постукивая колёсами, ушёл его поезд, увозя пацанов и баптистов. Коля скривился при мысли о них. Пусть себе едут. Скатертью дорожка. С «этими» ему точно не по пути. Он смотрел, как рассасывается народ, выходя со станции и садясь по машинам, смотрел, как прошёл дядька в трико и оранжевой жилетке на голое тело. Смотрел как бабка пыталась впарить семечки какому-то забулдыге, отирающемуся возле входа в здание вокзала. Никто Колю не встречал.
Он зашёл в здание вокзала, прошёл через рамку металлоискателя, который не подал никакого признака жизни, посмотрел в закрытые окошки кассы. Куда теперь? Коля потоптался в пустой комнате и снова вышел на перрон.
- Это Находка, ведь? – растерянно уточнил он у бабки с семечками.
- А? – насмешливо отозвалась она. – Не, это Париж. Семечек, вон лучше купи. Смотри какие.
Коля отвернулся и медленно пошёл в обход здания. Может быть за зданием, при выходе в город будут стоять? В сопроводительной бумажке было написано, что будет встречать автобус и человек с табличкой «Приморские Зори». Где же она, кстати, бумажка-то эта? Кажется, он оставил её в московском поезде. Поворачивая за здание вокзала, Коля чуть было не налетел на забулдыгу.
- Браток, - опередил его тот, проникновенно морща испитое лицо - мне до Арсеньева… выручи пятьдесят рублей, а?
Коля молча обошёл его.
- Ну, на пиво, а?
Коля прошёл под какими-то навесами и вышел наружу. Большая парковка, впереди большой круговой перекрёсток, справа остановка автобуса, а слева ларьки. За ларьками виднелись ряды маленького рынка. Париж, блин. Никто Колю не встречал: никаких табличек, ни даже автобусов в поле зрения не наблюдалось. Здрасссьте, приехали. Коля подождал ещё немного, потом обошёл площадку, посмотрел на ассортимент ларьков и заглянул на рыночек. В ларьке с надписью «Свежая выпечка» он решил расспросить продавщицу.
- Здрасьте. – Он немного замялся. - А где тут лагерь у вас?
- В Волчанце ближайший, – ответила та, с ленивой улыбкой разглядывая Колю. – А что, не терпится?
Коля уловил издёвку в её словах.
- Мне в лагерь ваш. – Скомкано пытался пояснить Коля. – Мне… туда надо…
- А мне туда не надо. – Хамовато ухмыльнулась продавщица.
У Коли свело скулы. Ловить тут было нечего. Он отошёл от ларька и принялся ходить по рынку. Он попытал счастья ещё раз у мужичка носившего пустые коробки в машину.
- Не знаю я никакого лагеря, – грубо буркнул тот.
Коле очень захотелось от души дать ему пинка. Что за люди?! Уже четвёртый человек подряд, подумал он, отходя от ларька. Ладно, поправился он, третий. Забулдыга не в счёт.
Пройдя мимо пустых рядов, Коля снова оказался на дороге. Надо как-то связаться с дядей Гришей и выяснить, куда ж тут ехать-то. Сейчас утро – Коля посмотрел на часы – скоро девять. Надо будет купить местную сим-карту. Колин телефон, по мере его продвижения, столько раз пикал и просил подключиться к роумингу, что Коля его в итоге отрубил и сунул куда-то на дно сумки.
Коля шарил глазами по улице, думая куда пойти. Впереди, через дорогу, стояли частные дома, справа виднелся сляпанный наспех забор, за которым высились недостроенные здания, у края дороги в закутке возились двое мужиков, что-то перегружая из-под обтянутого тентом кузова грузовичка в зелёный микроавтобус.
- Доброе утро. – Коля подошёл к ним. – А где тут у вас симку купить можно, подскажите.
Они выпрямились, глядя на Колю. Один был низкий, лет пятидесяти, седоватый с вислыми усами и грустным изломом чёрных бровей. Другой был моложе, высокий и жилистый, с чёрной недельной щетиной и угрюмым отталкивающим лицом, одетый в чёрные джинсы и тёмную рубаху.
- Здравствуйте, – тихо, словно бы нараспев, поздоровался тот, что был с усами. – Вы приезжий, что ли?
- Да, вот, только что с поезда. – Коля был рад уже тому, что его с ходу не отшили. – Мне бы с домом связаться.
- Это надо в центр ехать. Не знаю, открыто ли. К десяти должны открыться. Я могу подвезти вас, если хотите. – Тем же печально-певучим тоном ответил вислоусый мужик.
- Спасибо. – Коля кивнул. Это была просто фантастика какая-то. Нормальный человек. Неужели.
- Тогда, может, вы мне про лагерь что-нибудь сказать сможете. – Осмелел Коля. – Я тут в лагерь приехал.
- Что за лагерь?
- Как это… «Приморские зори», кажется.
- Да, знаю. – Кивнул вислоусый. - Это перед Новолитовском поворот по грунтовке. Знаю. Лагерь для подростков. Он сделал ударение на первой «о».
- Вот, мне бы туда. – Добавил Коля, не веря своей удаче.
- Ну, тогда это к нему. – Вислоусый повернулся ко второму – высокому, который продолжал что-то носить из грузовичка.
- Хазрет. – он обратился к высокому. – Тебе там по пути… Докинь человека до поворота, а?
Тот хмуро посмотрел на Колю и еле заметно кивнул.
– До поворота. – Буркнул он.
- Сади-ись. – Вислоусый показал на грузовик. – Он тебя до съезда довезёт, а там по грунтовке пешком несколько километров пройти надо будет. Но ты не заблудишься, там одна дорога на лагерь и всё.
- Ага. Спасибо. – Коля, подхватив сумку, подошёл справа к грузовику. Но справа был руль. Грузовичок был японский. Коля обошёл его и сел на сиденье. С другой стороны, за руль, уже садился этот хмурый Хазрет.
Коля за последние десять дней так привык быть в поезде, что езда на грузовике его напугала. Будто маленький мальчик внутри пищал – «пустите домой, в поезд». Нет, внешне он, конечно, молча сидел и смотрел в окно, отвернувшись от нелюбезного водителя, но в внутри он удивлялся собственным движениям души. Опять в жизни случился резкий поворот, опять он покинул одну среду, и резко, без подготовительных прелюдий, оказался в другой. И несёт его куда-то, несёт.
А за окном мелькали дома и машины, на улицах ходили люди… Грузовичок ещё раз повернул и выехал из города. Теперь они ехали по прямой. Мимо замелькал лес, одинокая заправка, ещё лес. Потом дорога пошла резко в гору, сужаясь и закручиваясь серпантином. Грузовичок несогласно тарахтел, а водитель Хазрет злобно смотрел прямо перед собой, давил на газ, и не говорил Коле ни слова. Ну и не надо. Ни сват, ни брат. Довезёт и ладно. Все они тут чокнутые что ли, в этой Находке?
Наконец, они одолели подъём, проехали большой пост ГАИ, и дальше грузовик покатился вниз. Теперь надо было притормаживать, и тормозные колодки громко протестовали против этого. Потом снова замелькал лес, иногда сквозь него виднелись дачные домики, понатыканные по склонам сопок, то тут, то там. Потом пошли поля, затем опять сопки. По Колиным ощущениям, они отъехали километров на пятнадцать. Впереди показалась бурная речка и мост. Вдруг водитель резко свернул с асфальта вправо на грунтовку и остановился. Колю качнуло.
- Здесь, – коротко буркнул Хазрет.
Колян подхватил свою сумку и вылез из машины. Грузовичок сразу же взял с места, и попылил по грунтовой дороге, которая уходила к реке. Коля стоял на большой развилке, на высохшей, разъезженной глине и песке. Справа стеной стояла жёлтая сопка, у которой был срезан целый бок. По одной дороге уехал грузовик, а вторая огибала искалеченную сопку и уходила за неё дальше в лес. Стало быть, Коле было туда.
Глава 3.Лагерь.
Лес, который со стороны казался плотной зелёной стеной, по мере Колиного продвижения вглубь, как бы раздвигался и давал ему простор для взгляда. Деревья росли не так уж и близко друг от друга. Коля присмотрелся: почти всё сплошь дубы. Иногда мелькали то ли сосны, то ли кедры – Коля не умел их различать.
Он шёл и думал, что за короткое время снова поменял стихию. Училище – автобусы – Фокино – поезда – грузовик. Теперь лес.
Дорога петляла между деревьев и не думала заканчиваться. Она, то шла в гору, то спускалась к большим размытым пятакам земли и глины, то шла по краю, такого же заросшего дубами и кустарником, обрыва. Внезапно перед Колей, заполошно крича, пробежала какая-то большая коричневая курица, а за ней как горох, светло-коричневого цвета, на дорогу посыпались курята поменьше. Они все быстро скрылись в кустах на другой стороне.
- Твою ж… дивизию! – Коля от неожиданности сбился с шага. – Фф-фу. – Он вытер пот со лба и пошагал дальше. Кажется, это были фазаны. Точнее, фазаниха с фазанятами. Тут, кстати и тигры водятся, вспомнил Коля. Стало немножко неуютно. Вряд ли так близко от города. Хотя уже и не близко. Он точно уже углубился километра на три в лес, и продолжал шагать дальше. Кто его знает? Ещё одна стайка фазанят пробежала вдоль дороги и скрылась в высокой траве. Чуть погодя Коля начал испытывать сомнение - однако, той ли дорогой он идёт? Кого тут спросить? Фазанов, разве.
Дорога сделала ещё один поворот и вдруг внезапно, как в сказке перед Колей открылся совсем другой вид. Лес резко кончился и остался сзади, а дорога выбежала к широкой поляне с домиками и палатками. Далее, за постройками, как мог видеть Коля, снова зеленели деревья, а за ними выше и дальше, вспучиваясь бугром,… ярко синело море. Море. Коля смотрел во все глаза. Он ещё никогда не видел моря. Не доводилось. Дорога сбегала с пригорка и подкатывалась к большим белым решётчатым воротам. Над воротами красовалась большая яркая фанерная надпись: «Летний лагерь Приморские Зори»; и чуть ниже: «Добро Пожаловать». Всё, теперь сомнений не оставалось – он добрался. Коля облегчённо сбежал к воротам.
И вправо и влево уходил зашитый зелёным металлическим листом забор. Сразу за воротами стоял домик оббитый белыми выцветшими досками. Коля подошёл к воротам. Створки были обмотаны провисшей цепью, на которой висел замок. Никого из людей видно не было.
- Эй, есть кто живой! – Коля постучал по квадратным трубам воротины. В ответ сразу же раздался звонкий завывающий лай и к воротам потрюхала небольшая лохматая собака добродушного вида. Почти сразу же открылась дверь белого домика, и к воротам озираясь, быстро подошёл небритый дядька в застиранных камуфляжных штанах, в такой же тельняшке и в резиновых тапочках на босу ногу.
- Ты кто! – Резко, без предисловий начал он. – А ну вали отсюда! – он подошёл и прижал лицо вплотную в решётке, разглядывая Колю.
- Да я…
- Пошёл отсюда, я сказал! – непререкаемым тоном рявкнул небритый, прижимаясь плотнее к белому железу. Казалось, что он хочет высунуть голову и укусить, да только решётка ему мешает.
Тут Коля понял, что он уже очень устал от местного хамства. Пора было начать разговаривать с аборигенами на их языке. Он, коротко выдохнул, и от души влепил подошвой берца по воротине. Створки шатнулись внутрь, зазвенев натянутой цепью. Мужик, охнув, отлетел к домику, и нелепо взмахнув руками, сел задом в пыль. А Коля тем временем перекинул сумку через забор, резко, с места взлетел на ворота и через миг приземлился уже на той стороне.
Мужик сидел, держался за лоб, молчал и только пялил на Колю глаза. Коля, не спеша поднял сумку, отряхнул её от пыли, повесил на плечо, потом вразвалочку подошёл к дядьке. Лохматая псина вертелась рядом, виляла хвостом и обнюхивала дядькину голову.
- Что, нормально разговаривать не умеем? – Коля сверху вниз смотрел на мужика.
- Умеем. – Икнул мужик.
- Я в лагерь. – Коротко пояснил Коля. – Работать здесь буду. Показывай, где у вас тут что.
- А, да? Х-хорошо. – мужик торопливо вставал. – Так бы сразу и сказал, зачем драться-то? Мне-то откуда знать, кто ты. Вот-вот.. пойдём, щас всё покажу.
- Сюда, сюда. – Он торопливо семенил, маня Колю за собой. За белым домиком шёл длинный навес со столами, казанами, кастрюлями и какими-то большими чёрными пакетами. Стояли блестящие баки для воды, упаковки с одноразовой посудой и ещё чем-то там. В глубине под навесами было помещение, по всей видимости, кухня. После навесов, на некотором отдалении, окружённый кустами, стоял большой добротный каменный дом, тоже покрашенный в белый цвет.
- Элеонора Робертовна! Элеонора Робертовна! – прокричал небритый. Дверь дома распахнулась и оттуда выглянула пожилая худенькая кореянка в ярко-синей футболке. В руке у неё были какие-то бумаги.
- Элеонора Робертовна… Вот, - показывая на Колю, торопливо, заговорил мужик. – Пришёл, сказал, что по работе. Ну я и… - Он оглянулся на Колю. – … впустил его.
- Здравствуйте! – Кореянка смотрела внимательно и строго. – Как ваша фамилия?
- Молотов Николай.
- Да, всё верно. – Элеонора Робертовна пошелестела бумагами. – А вы один что ли?
- Да.
- А почему не с остальными?
- Не встретились мне остальные пока что. Вот, сам дошёл.
- Ладно. – Женщина перевела взгляд на сторожа. – Хорошо, Игорь Семёныч, как автобус появится, откройте ворота.
- Помню, помню, Элеонора Робертовна. – Ответил тот удаляясь.
- Так, хорошо. – Она стояла и улыбалась, глядя на Колю. – Вы молодец, что добрались. Давайте я покажу вам, где вещи положить, где помыться и перекусить. Где ваша комната пока не скажу, потом уточним. Автобус с остальными вожатыми приедет чуть позже, а после обеда будет «ориентейшн».
*****
Солдату между хлопотами и баней нужно всегда выбирать баню, ну или хотя бы душ. Коля сразу, как только бросил сумку, последовал этой старинной солдатской мудрости. В этот раз был только душ, но зато с горячей водой. Коля вспомнил, как он в пути пытался помыться из краника в туалете поезда. Получилось плохо – грязно, мокро и без толку. А ещё духота эта… Баня в лагере была тоже, как ему мельком сказала эта сухонькая Элеонора. Но она пока была закрыта. Но и душ с дороги был счастьем. Он с удовольствием помылся, надел чистую тельняшку, поменял сопревшие носки, и вместо чёрных берцев надел лёгкие кроссовки. Штаны он одел такие же форменные, только чистые, из нового комплекта.
Кроме сторожа и кореянки на кухне нашлась ещё и повариха – невнятная тётка в платочке со снулым взглядом. Она дала Коле несколько варёных яиц, кучу хлеба и салат из морской капусты.
- Суп будет потом, когда все приедут. – Тихо сказала она, помешивая половником бульон в большой кастрюле. Коля кивал и налегал на то, что дали. Потом он выпил две большие кружки воды. Воду, сказали, можно пить прямо из-под крана – в лагере была своя артезианская скважина. Вдоль домиков росли ровные маленькие кустики, а за ними и там и сям тянулись паутинки белых труб – каждый домик был с водой.
Николай сидел на лавочке возле огромной палатки-тента и лениво размышлял с чего бы ему начать осмотр «места несения службы». Он был немного смущён. Когда он, после душа потрошил сумку, выбирая, что одеть, на самом дне обнаружилась та самая бумаженция. Вон он её куда запихал, оказывается. Коля расправил смятый листок и с удивлением прочитал: «место сбора город Находка, ст. Тихоокеанская. Это конечная остановка поезда. Ниже жирным шрифтом, как для особо одарённых, было написано: «Внимание! На станции Находка выходить не надо!!! Ваша станция конечная – Тихоокеанская!» Коля аж зашипел от досады. Он же это уже читал! Он вертел бумажку, не зная, куда её сунуть. Лопух! В итоге, он бросил бумагу обратно на дно сумки, а сам, одевшись, вышел на улицу.
Для начала он решил обойти лагерь. Он встал и снова прошёл к домику сторожа. Коля увидел, как тот мельком выглянул в окно. Бдит, значит, сторож. Коля стоял и свежим взглядом осматривал лагерь со стороны входа. По правую руку от ворот стоял домик Семёныча, за ним, значит, длинный навес кухни, потом тропинка…та-ак. Кусты… Белый домик администрации лагеря на небольшом пригорочке. За ним ещё ряд домиков выкрашенных в бело-зелёный цвет. Три штуки. Ага, это значит смотреть надо от администрации: этот дом на возвышенности и как бы во главе стола; слева кухня и ворота, а справа жилые домики, видимо, для вожатых. Коля уловил логику расположения помещений. Со «штаба», то бишь, с администрации, открывался вид на весь лагерь. Впереди была большая забетонированная площадка, видимо для праздничных построений. Широкая – хочешь, маршируй, а хочешь, в футбол играй. За площадкой стоял огромный ярко-синий массив палатки-тента со столами и лавками внутри. Посередине был установлен высокий опорный металлический шест, а стены и крыша тента были растянуты крепкими капроновыми канатиками, которые были привязаны к металлическим проушинам, намертво вмурованным в бетон площадки. Синие стены палатки были отстёгнуты по секциям, скатаны в рулоны и закреплены наверху брезентовыми ремнями. Внутри, если набить поплотнее, можно было усадить человек двести. Это была столовая, тут и гадать было нечего. Палатка выглядела добротной и очень крепкой. Почти как армейская, только гораздо выше. Ну да, маскироваться им без надобности. Гражданский объект, понимаешь.
Сразу за столовой, вглубь лагеря, одна за другой стояли две спортивные площадки, огороженные высокой металлической сеткой-рабицей. Одна баскетбольная, с кольцами, а другая просто «без ничего». За ними на большом песчаном пятаке стояли разные турники и простенькие тренажёры. Имелся даже батут на железных ножках. Далее шла большая лужайка, с обложенным камнями костровищем посередине – ага, пионерский костёр – понятно. За лужайкой стоял большой двухэтажный бревенчатый сруб. Там, на первом этаже были душевые, где Коля уже имел счастье искупаться, туалеты, и, в другом крыле, пока ещё запертая, баня. На втором этаже, как понял Коля, тоже были жилые комнаты. За бревенчатым домом лагерь заканчивался, только возле забора, в зарослях полыни и травы, стояло большое бетонное кольцо, накрытое ржавым железным листом. Поверх листа в беспорядке были накиданы куски пенопласта и стеловаты, придавленные кирпичами и другим строительным мусором. От бетонного кольца, по всему лагерю змеились белые трубы. Скважина.
Рядом с бетонным кольцом, на четырёх железных трубах, обёрнутых брезентом, высился здоровенный чёрный бак из пупырчатого пластика. Видимо, летний душ… Коля не стал подходить ближе.
По правую сторону лагеря, если смотреть от «штаба» тянулся ряд однотипных домиков на две двери. Раз-два…пять… Коля посчитал. Домиков было семь. За ними уже был металлический решётчатый забор и заросли кустов и деревьев. За рядом домиков угадывалось грубо сколоченное из горбыля и тоже покрашенное в белый цвет помещение с большой буквой «Ж». Тут всё ясно. Коля вытянул шею, всматриваясь - моря отсюда видно не было.
По левой стороне лагеря стояло два точно таких же домика, а затем в ряд шли одинаковые оранжево-синие палатки. Десять палаток приподнятых над землёй на дощатых,зашитых фанерой основаниях, со стойками общих умывальников, а потом ещё один такой же типовой домик. Позади палаток, тоже был забор, но только из зелёного профлиста. Между забором и палатками маячило ещё одно строение из облезлого горбыля с большой буквой «М». Ясно. Ещё один стратегический объект. Стало быть, палатки для суровых мальчишек, а домики для хрупких девчонок.
Коля обходил территорию лагеря и рассматривал домики. За ним увязалась собака, которая встретила его лаем при входе. Рядом с собакой, потешно задирая лапы, бегал маленький, круглый лохматый щенок. И псина, и щенок были одинаковой лохматости и светло-бежевой масти, так что, кто они были друг другу, вопросов не возникало.
- Хрюша, ко мне! – раздался требовательный голос.
Коля еле успел сдержать себя, чтобы не повернуться на окрик. Это сторож Семёныч, выйдя из своей конуры, подзывал собаку. Та, даже не пошевелилась, продолжая слоняться за Колей. Зато щенок, будучи абсолютно уверенным, что позвали именно его, радостно виляя хвостом, поспешил к сторожу. А Коля уже поворачивал к женским домикам, успев отметить краем глаза, как Семёныч, присев на корточки, гладит щенка и хмуро исподлобья смотрит на него.
За домиками, если не считать туалета и кустов, ничего не было. Только давно не крашеный забор и лес. Море было где-то там, за деревьями. Коля взялся за квадратный металлический профиль, пошатал его, проверяя на крепость, затем покрепче схватился и, оттолкнувшись от земли, перелетел через забор. Тело всё помнило само. Мягко спружинив ногами, Коля приземлился на той стороне. Собака осталась внутри, наблюдая за Колей через решётку и виляя хвостом.
Вдоль забора везде стояли кусты, заросли полыни и ещё какой-то жёсткой высокой травы. Опять дубы с непривычно широкими листьями, ещё дубы, какие-то заросли. Коля сделал несколько шагов. От леса веяло сыростью, было тихо и сумрачно. Вокруг сразу залетали комары. Вдруг, до Колиного слуха донёсся ясно различимый шум волн и его нос уловил солёный свежий запах. Коля никогда не был на море, но втянув ноздрями этот лёгкий бриз, он понял, что так пахнуть может море, море и только море. Он быстро пошёл на синеющий просвет в зарослях.
…И едва не грянул вниз! Посыпались камешки. Коля судорожно замахал руками, делая быстрые шаги назад. Уцепившись рукой за ветку дерева, он медленно вытянул шею и посмотрел вперёд. Он стоял на краю крутого обрыва. Лес и кусты резко заканчивались, и взору открывалась сине-голубая морская даль, с пятнами далёких островов. Скала, на которой стоял Николай, выгибалась неправильно изгрызенным полукругом и летела вниз. Коля с опаской подошёл к самому краю. До моря было метров десять-двенадцать, строго отвесно вниз. Тёмно-синие волны с пенными барашками ударяли об разнообразные острые камни и скальные выступы, пенясь и проходя сквозь них. Было очень красиво, но мешало понимание, что вон там, на этих камнях сейчас могло бы лежать Колино изуродованное тело. Влево, сколько можно было видеть из-за деревьев, то поднимаясь, то опускаясь, шёл обрыв скалы. Лес и кустарник плотной стеной стояли на самом краю серо-бурой скальной породы. Приглядевшись вниз, Коля начал догадываться, что те острые камни внизу, это часть самой сопки, подмытой морем и обрушившейся вниз, когда-то давно. Поэтому и получился такой острый срез.
Вправо, излом сопки извивался ломаной змейкой, и как лесенка стремился вниз, уходя куда-то за растительность. Чуть дальше вправо, по береговой линии был виден небольшой и уютный пляж со светло-жёлтым песком, а сразу за пляжем дыбилась высокая чёрно-серая скала с угадываемой отсюда площадкой на самом верху. К пляжу выводила тропинка, видимо, с лагеря. Дальше ничего видно не было, мешал уступ чёрной скалы. Только чайки летали над скалой и пляжем.
Коля хлопнул комара на щеке и посмотрел на часы. Был почти час дня. Пора было возвращаться в лагерь, скоро должны были подъехать остальные вожатые.
Глава 4. Ориентейшн.
Коля подошёл как раз вовремя. Выходя из-за домиков, он услышал вялый лай Хрюши, затем зазвеневшую цепь, и он как раз успел увидеть, как в лагерь заезжает небольшой импортный автобус светло бежевого цвета. За ним, чуть поодаль ехал серый микроавтобус. Семёныч суетливо закрывал ворота, а «пазик», как окрестил его про себя Коля, урча мотором, проехал и встал между «штабом» и тентом столовой. Коля уже был на полпути к ним, как открылись двери и народ, что был внутри, повалил наружу. Сначала выскочил сутулый дядька с поджатыми губами и двумя сумками, затем как-то сразу из автобуса гурьбой вылетела куча людей. Все были молодые и весёлые, все были…
Коля остановился ошарашенный, не веря своим глазам. Из автобуса радостной гурьбой выскакивали давешние баптисты из поезда. Только их было уже гораздо больше. Основная часть выбралась наружу, и кто-то ещё оставался внутри, со смехом передавая остальным на руки какие-то сумки и пакеты. Вот вышла полная женщина, вот дородный лысоватый мужик с усами. Потом ещё кто-то… И ещё. Последним из автобуса вышел невысокий загорелый мужичок в тюбетейке с аккуратной бородкой.
Из микроавтобуса же спешно выскочил водитель и открыл переднюю и боковые двери. С пассажирского места, с достоинством, выплыла чуть полноватая женщина лет пятидесяти в строгом брючном костюме. А из салона сначала вылез стройный парень в светлых шортах, кепке и длинным хвостом на затылке. Потом вышла очень миловидная девушка лет двадцати пяти, с короткой стрижкой мелированных волос. Потом ещё кто-то. Коля хлопал глазами, разглядывая. За последние часы он успел даже немного привыкнуть к пустому лагерю. На площадке сразу стало много народа. Вокруг прибывших, уже бегала и суетилась Элеонора Робертовна. Все смешались и толпились, растаскивая сумки и кульки.
- Все в здание! Сначала дело, потом обед. – Скомандовала женщина.
- Сюда! Сюда! – показывала рукой Элеонора. – Там, прямо проходите в конференц-зал. Сумочки пока можно здесь оставить. С собой ничего не надо.
Женщина первая поднялась по ступенькам и вошла в «штаб», за ней пошли и остальные. Только водители снова завели моторы и стали отгонять транспорт куда-то вбок.
- Николай, - кореянка повернулась к Коле. – Ну что же вы? Пойдёмте! – тараторила она, махая зажатыми в руке бумагами, взбегая по ступенькам.
Короткий коридор с рядом дверей по обе стороны, оканчивался небольшим, но вместительным залом. Счетверённые, как в кинотеатре, стулья стояли небольшим полукругом, а перед ними стоял стол. Несколько стульев за столом были обращены к сидящим в зале, и на среднем, уже усаживались женщина в брючном костюме, по всей видимости, главная здесь. Рядом садилась кореянка, готовя и раскладывая свои бумаги. Что-то из бумаг она пододвинула главной тётке, та взяла их и молча кивнула. С другого края стола уселся худой мужик с поджатыми губами.
- Так, давайте сразу к делу. – Она подняла глаза. – Все зашли? Хорошо. Итак, у нас все в сборе, кроме одного. Один не приехал. Верно?
Коля понял, что речь идёт о нём.
- Я здесь, – громко и ясно сказал он. – Молотов.
И женщина, и все присутствующие воззрились на него.
- А. И где же вы были?
- Вышел не на той станции. – Коля видел, что молодежь, ехавшая в поезде, перешёптывается, значит, они его узнали.
- Та-ак. – Главная тётка секунду соображала, глядя на него. – Хорошо, – рубанула она рукой, видимо, решив не вдаваться в выяснение всех обстоятельств. – Тем лучше. Итак, все в сборе. – продолжила она. - Я сразу представлюсь: меня зовут Володина Валентина Викторовна, я директор этого лагеря. Осуществляю весь надзор и несу всю ответственность. Далее, моя правая рука, она же лицо, обладающее огро-о-омными полномочиями… – директриса слегка улыбалась, показывая, что её слова отчасти шутка, - это Цай Элеонора Робертовна. – Она кивнула на кореянку. Та сидела и, улыбаясь, кивала в ответ. – К ней вы можете обращаться по любым организационным вопросам. Элеонора Робертовна в лагере будет всегда, тогда как мне, по роду моей работы, придётся иногда отлучаться. Далее, - директриса кивнула на худого дядьку. – Это наш уважаемый завхоз, Немирович Валерий Вадимович. Вся аппаратура, вся музыка, все динамики и громкоговорители, а также будильники-отбойники, всё на нём. А также весь инвентарь и все лопаты-инструменты. – Худой дядька слушал, с сосредоточенным выражением лица, будто речь шла не о нём.
- Далее, наши повара, которые будут кормить и нас с вами и детей… Михал Константиныч, покажитесь.
Дородный усатый дядька поднял руку и чуть-чуть привстал. Коля повернул голову.
- Можно просто – дядя Миша. – Пробасил повар.
- Спасибо, - сказала директриса, - и ещё Надежда Владимировна. – Полная тётка махнула рукой.
- Ещё тётя Тая на кухне. – Пискнул кто-то из девушек.
- Ага, верно. Таисия… - директриса вопросительно повернулась в кореянке.
- Сергеевна. – Быстро ответила та.
- Да… и ещё в помощь нашим поварам, уважаемый…Мансур Хамидович. Правильно?От него ещё мы будем ждать настоящий узбекский плов. Так?
Коля видел, как узбек в тюбетейке улыбнулся и согласно закивал.
- Поскорей бы! – крикнул кто-то, под одобрительное шушуканье.
А директриса знакомила всех дальше.
- Так, это у нас люди ответственные за, так сказать, жизнеобеспечение. А, вот ещё. Медицина у нас представлена очень симпатичным фельдшером. Алина Витальевна, покажитесь.
Милая мелированная девушка коротко помахала ладошкой.
– За всякими недомоганиями можно к ней. У неё целый рюкзак бинтов и таблеток. Полостную операцию проводить мы в наших условиях, конечно, не будем, но если вдруг – «тьфу-тьфу-тьфу» – директриса постучала по столу, - что-нибудь такое случиться, то, дежурная машина всегда будет здесь. Везём в город, в больницу. Та-а-ак…
Она отложила один листок и взялась за другой. Наморщила лоб, вчитываясь.
- Та-ак. – повторила она. – А теперь, все те, от кого зависит, чтобы никакое такое «вдруг» у нас не случилось. Итак, вожатые… Значит, у нас в лагере будет четырнадцать отрядов. В каждом по десять человек. Итого: сто сорок детей. Ну, может кто-то в последний момент не подъедет, но всё у нас сделано из расчёта на эту цифру. Так, вожатые… Давайте сами по порядку. Вон, с того конца, пожалуй. - Она мотнула головой в сторону окна, в противоположный от Коли край. Там, как раз, сидели «эти». Послышалось быстрое вошканье и приглушённый шёпот – «давай ты, Марк. – Да нет, пусть Данька начинает. Он старше. – Да, ты с краю, давай уж..». В итоге встал светленький плотный парнишка, которого Коля видел в поезде с гитарой.
- Здравствуйте. – Он немого смущённо улыбался. – Меня Марком зовут.
- Чего же боле? – хмыкнул опять чей-то голос.
- Ну да, - Марк кивнул, как бы даже соглашаясь с этой репликой. – Мне двадцать два года. Вот и всё…
- … что я могу сказать о войне во Вьетнаме. – Тихонько прошипел тот же голос.
Дальше встал светло-русый парень в рубашке с длинным рукавом, заправленной в светло-песочные брюки. Коля не видел его в поезде, но по всему его облику было понятно, что и он из «этих».
- Добрый день, - сказал он, оглядывая всех сидящих. – Я Данил, мне двадцать шесть лет, фамилия моя Половцев. Да, и я местный, из Находки. Нас тут несколько таких. – Он приветливо ещё раз обвёл глазами зал, и собрался было сесть, как его прервала Валентина Викторовна.
- Вы ещё, насколько мне известно, старожил этого лагеря. Это уже ваш третий сезон. Правильно?
- Да, всё правильно. Я учусь, уже заканчиваю Уссурийский Пединститут. В позапрошлом году я сюда попал на практику, потом в прошлом году… Ну, и вот, в этом, уже почти автоматически.
- Элеонора Робертовна отзывается о вас очень положительно. Надеюсь, и в этом году вы также постараетесь.
- Я надеюсь, что все постараются. – Улыбаясь, ответил Данил и сел.
- Вот, прошу всех вожатых обратить внимание на него. – Это уже включила кореянка Элеонора. - Человек знаком с этим лагерем, всё тут знает, весь распорядок, всё расположение. Для нас это очень ценный кадр, поэтому прошу, обращайтесь к нему за советом. А вы, Данил Сергеевич, пожалуйста, делитесь опытом.
- Да просто «Данил», Элеонора Робертовна.
Потом встала девочка в длинной юбке и голубой джинсовой рубашке навыпуск.
- Я Аня Коломиец, тоже учусь в пединституте в Уссурийске. Мне двадцать один год. Я тоже из Находки. – Она быстро села. Сразу поднялась ещё одна девчушка в такой же юбке и почти такой же рубашке навыпуск, и лицом почти точная копия предыдущей.
- Я Юля Коломиец. Учусь в Находкинском Педагогическом колледже. Мне девятнадцать лет.
Затем встала ещё одна девушка из поезда, потом ещё, но Коля уже не слушал – скоро очередь дойдёт до него и ему надо будет представиться. Что ему сказать? Такая, вроде бы, простая вещь, вдруг показалась непреодолимым препятствием. Коля никогда не был силён в изобретении уклончивых формулировок, да, от них, десантников, этого и не требовалось. Точнее требовалось прямо противоположное– коротко и ясно доложить суть. И чего ему докладывать? Что он отчислен из военно-воздушного десантного училища имени дяди Васи? За «недостойное, порочащее курсанта поведение» и мордобой. Что генерал лично хотел его пристрелить в собственном кабинете, и он бежал на Дальний Восток?
- …ита Истомина. Педагогический Колледж. Из Брянска – ухо толкнуло привычное слово. Коля поднял глаза. Очередная «эта» из поезда рассказала о себе и села. Потом поднялась улыбчивая девушка, по лицу как будто совсем девочка. Тоже из поезда.
- Здрасьте. – выпалила она, краснея и улыбаясь одновременно. – Меня зовут Люба Сластина. Я тоже из Находки. – Когда она улыбалась, на щеках у неё розовели задорные ямочки.
- Конфеткина-Клеёнкина. – прошипел невидимый за сидящим народом шутник. Люба шикнула на него и села.
После неё встала чуть полноватая блондинка в джинсах с каре, с каким-то рассеянно-удивлённым лицом, по виду ей было хорошо за двадцать.
- Наталья Канкина из Уссурийска. Тоже пединститут, только я уже выпустилась несколько лет назад. Сейчас работаю в школе. Специальность: английский язык.
Затем поднялся белёсый худощавый парнишка в бежевых джинсах и белой футболке.
- Здрасьте всем. Меня зовут Артём, я тоже из Находки. Педагог я не профессиональный, а скорее стихийный, и даже где-то экстремальный. Но с детьми сделаю всё, что смогу. – Он явно пытался острить. Кажется, это его голос выдавал «пошутилки» со второго ряда. – Мне двадцать шесть лет, как и Данилу. Фамилия моя…
- Кащеев-Барашкин! – это уже Люба нанесла ответный удар. Коля поневоле улыбнулся – парень и в правду был тощеват и на его голове мелкими волнами, словно приклеенные, лежали пшеничные волосы.
- …а фамилия моя древнего рода Верёвкиных. – Закончил тот и с показным достоинством сел на место.
Колю, непривычного к такому вольному общению со «старшими по званию» слегка покоробило от манеры шутника. Но, ни директриса, ни Элеонора, казалось бы, не смутились, они со снисходительными улыбками выслушали Артёма и перевели взгляд на следующего человека. Это был крупный рыхловатый парень в широких синих шортах и кроссовках на босу ногу.
- Мандрыгин Андрей. Москва. То есть сам из Подмосковья, Дедовск; а живу и учусь в Москве. У меня тоже своего рода педагогическая практика. Кандидатскую пишу по теме пионерских лагерей. Собираю материал, ну вот, к вам вожатым. – Он сел.
Коля вдруг понял, что все присутствующие смотрят на него.
- Э-э. – Он встал на ноги. – Меня зовут Молотов Николай. – Начал он. Он так и не придумал, как ловчее сказать, поэтому рубанул как есть. – Десантное училище. К вам вожатым. Мне двадцать четыре года. – И, уходя от возможных опасных вопросов, он быстрее сел, чувствуя, как его продолжают буравить любопытные взгляды.
- Хорошо. – Сказала директриса. Так вроде из вожатых у нас все. – Она переложила листок назад и открыла следующий. - Теперь, так сказать, на десерт. Дамы и господа – она улыбалась – Этот заезд у нас особенный. Для практики английского языка у нас имеется особенный гость, прямо из Соединённых Штатов Америки. Саймон Клеменс, прошу любить и жаловать.
- Саймон, плиз! – Она смотрела на стройного подтянутого парня в шортах, который так и сидел, не сняв кепку. Парень, поняв, что обращаются к нему встал, радостно улыбаясь во все зубы.
- Hello, everyone! – Оннемногопомялся. – As you heard, my name is Simon Clemens. It’s a really big privilege for me to be here with you.–Онвопросительнообвёлглазамикомнату.
- Так, нам кто-нибудь с переводом поможет? – встряла директриса.
- Давайте я. – Училка английского из Уссурийска с готовностью встала и перевела: «Всем привет. Как вы уже слышали, меня зовут Саймон Клеменс. Для меня это огромная привилегия быть здесь с вами… - Goon, please… - последнююфразуонасказала,обращаяськамериканцу.
- Oh, yeah, right… That’s my first time in Russia. And I’m really happy to have an opportunity to deal with Russian children, teach them English and communicate with them.
- Я первый раз в России. И я счастлив этой возможности работать с русскими детьми, общаться с ними и обучать их английскому. – Перевела училка.
- My dad often comes here for business, so this time I accompanied him in his traveling to Vladivostok. So… When I knew that… there is a need in English native speaker for the summer camp, I said that is my chance to achieve the new horizon.
- Мой отец часто приезжает в Россию по бизнесу, и в этот раз я поехал с ним за компанию во Владивосток. А когда я узнал, что для летнего лагеря требуется носитель языка, то я сказал, что это мой шанс, э-э-э… достичь новых горизонтов. – Американец лучезарно улыбался и кивал, слушая перевод.
- Yeah. I don’t speak Russian. Unfortunately… So, I guess I’ll need your help in almost everything. «Where to go-what to do», you know… Please, don’t get angry with me if I’ll do something wrong… Thank you.
- Я, к сожалению, не говорю по-русски. И мне вероятно нужна будет ваша помощь почти во всём. Куда идти и что делать, понимаете… Пожалуйста, не злитесь на меня, если я сделаю что-то не так. Спасибо.
- «Спа-ссыба». – Выдал американец следом за ней. Все засмеялись. Даже натянутый Валерий Вадимович выдавил улыбку.
Коля, конечно, в училище учил язык вероятного противника. Все они учили, даже заучивали основные фразы для допроса. Хотя офицеры иногда бросали реплики вроде: «допрашивать штабисты будут, ваше дело взять его тёпленьким. Для этого с ним много разговаривать не нужно». – Ребята, слыша это, хищно ухмылялись. Чего, мол, с ними разговаривать. Прикладом в рожу, ногой в пузо, потом ствол под нос и почапали в штаб. Но сейчас Коля с любопытством слушал иностранную речь и перевод. Он впервые в жизни так близко видел иностранца, да ещё и американского. Настоящего. И, если быть честным, то – да, он многое понял из того о чём сказал этот Саймон. Перевести так ловко, он, конечно бы, не взялся, но, в общем и целом, было понятно. Коля заметил, как некоторые из «этих» тоже вслушивались. Шутник Артём тоже, слегка сощурившись, ловил каждое слово и на время забыл про свои поддёвки.
- Ну, Наталья…
- Игоревна, - быстро вставила Элеонора.
- Ну, Наталья Игоревна, - поправилась директриса, - нам без вас тоже тяжеловато придётся. Вы уж присмотрите за мистером Клеменсом.
- Да, я думаю, тут все примерно поняли. – Наталья бледно улыбнулась. Все загалдели, американец сел, а Валентина Викторовна перешла к следующей части.
- Итак, мы все познакомились. Ещё будет время узнать друг друга получше. Надеюсь, что все сработаются. А теперь к детям… У нас их сто сорок человек. Почти поровну мальчиков и девочек. Лагерь подростковый, все помнят? То есть, от тринадцати до восемнадцати лет. Пока школьники, в общем. Восемнадцатилетних особо нет… Самым старшим по шестнадцать-семнадцать. Теперь, внимание! Где-то пятнадцать человек у нас будут детдомовские. Там есть кто-то восемнадцатилетний. Это у нас такая «гос. нагрузка» на наш регион. Едут из средней полосы. С ними будет воспитатель, мужчина, сотрудник детдома. Дети все с непростой судьбой…. Да и сами непростые, с ними надо ухо востро держать. Мы решили их смешать с остальными, чтобы общались, чтобы привыкали и адаптировались. Задача вожатых - не допускать конфликтов внутри отрядов. На каждый отряд придётся по одному-два человека из детдомовских. Там как выйдет, и ребята, и девчонки есть. Их мы раскидаем завтра, как приедут. – Директриса перевела дух и повернулась к кореянке.
- Теперь, Элеонора Робертовна, что вы считаете нужным сказать.
Кореянка встала, взяла стопку листов и протянула одной из девчонок.
- Юля, да? Раздай, пожалуйста, лапочка.
Юля Коломиец взяла листки и пустила их дальше. Каждый оставлял себе один, и остальное передавал соседу.
- Здесь режим лагеря и наше с вами расписание. Обратите внимание – мы встречаемся каждый день в полвосьмого утра. Организационная встреча, корректировки. Завтра с утра у нас уже первая встреча перед заездом. В восемь утра у нас подъём, так что все мы уже должны быть готовы. – Элеонора Робертовна привстала, привлекая внимание. – В лагере у нас есть правила. Так как лагерь подростковый, то подростки тащат сюда всё, что считают нужным. Я имею в виду сигареты и алкоголь. При обнаружении нужно немедленно конфисковывать, без разговоров. Также игральные карты… Мы должны заинтересовать детей спортом, природой и учёбой. Играми на свежем воздухе. Тут ни у кого вопросов нет?
- Так, ещё… - Она строго сжала губы. – После отбоя, по возможности следим, чтобы не было беганья по домикам и палаткам. Чтобы ни мальчики к девочкам, ни наоборот. Вожатым после отбоя нужно проследить, чтобы все их подопечные лежали в кроватях. Понятно, что всякие шуры-муры между подростками должны быть сразу остановлены. Ну и, думаю, что нашим вожатым это нет необходимости это говорить, но в других лагерях были печальные случаи, когда сами вожатые крутили отношения с подопечными. Это совершенно неприемлемо, тут уж… сами понимаете. – Она взяла паузу и обвела глазами присутствующих.
- Ещё, - она продолжила, - в лагере могут быть инциденты с воровством. Особенно детдомовские привыкли тащить всё, что плохо лежит. Некоторые воруют просто по привычке, на всякий случай. Не все, конечно, но тут тоже надо быть острожными. Особенно с телефонами. Связи здесь нет, так что телефоны будут у детей лежать в сумках, а это значит, их оттуда легко забрать. Поэтому всем ребятам мы предложим сдать телефоны на хранение либо мне, либо Валерию Вадимовичу. Даже лучше, только ему, он ведь у нас за всю технику отвечает.
Валерий Вадимович сидел, и с отрешённым видом кивал, пяля глаза в пространство.
- Первый заезд начинается завтра. Он продлится три недели. Потом ещё один. Итого, два заезда. Возможно, будет третий, но это решается. Там уже придётся захватить часть сентября. Пока так. Ну вот… - она ещё раз обвела глазами зал. – Вопросы есть?
Кто-то из рядов поднял руку. Кажется Данил.
- А разбивка вожатых по отрядам и сами списки отрядов?
- Да, это сейчас мы раздадим. Списки формируются так, чтобы в каждом отряде были и мальчики и девочки разных возрастов. Мы так делали в прошлых сезонах и были неплохие результаты. Детям в первые дни было скучно, даже жаловались, но потом все сдружились. Тут есть и большая возможность для вашего педагогического влияния: старшие учатся помогать младшим, к девочкам, как слабому полу, мягче относиться… Чтобы вожатых слушались.
- Да уж, современные детки-то. Он них дождёшься. – Это, кажется, рыхлый москвич ляпнул.
- А вот ваша задача и будет это привить детям. Объяснять и показывать собственным примером. – Отпарировала Элеонора Робертовна. Мы вам детдомовских побольше дадим – тренируйтесь. Представляете, какой материал для кандидатской будет? Во! – она показала оттопыренный большой палец.
- Да уж, спасибо. Удружили, нечего сказать. – С кислой миной пробормотал москвич.
- А! Ещё! – вдруг вспомнила Элеонора. – Всем вам после обеда будут розданы футболки. У вожатых они будут синего цвета. Их надо носить всегда, чтобы дети издалека видели, где вы находитесь. Можно надевать сверху на одежду с длинным рукавом, если вдруг, похолодает, но всегда иметь их на себе. Все меня слышат? Детям тоже дадут футболки: у мальчиков будут розовые, а у девочек зелёные.
- Наоборот. – Вдруг прорезался из нирваны Валерий Вадимович.
- Что? – кореянка обернулась на него.
- Наоборот, говорю. – Голос у него оказался зычный и глубокий. Оказывается, он сидел и слушал очень внимательно. - Розовой цвет мальчишкам? Вы серьёзно?
- Ах да, точно. Наоборот. Девочкам – розовый, мальчишкам – зелёный. Логотип везде один и тот же: «Летний лагерь. Приморские зори. 2008».
- Не затаскают за три недели-то? – это шутник Артём впервые сказал что-то здравое.
- Не знаю, вот приучайте, чтобы стирали. Как там, в армии… подворотничок пришивать новый, да? – она смотрела на Николая. Коля, растерявшись от неожиданности, скривил губы и неопределённо мотнул головой, то ли «да», то ли «нет». Их в училище этой ерундой заниматься уже не заставляли.
- Так, ни у кого больше вопросов нет? – опять включилась в общий диалог директриса. Вечером всем раздадим футболки и списки, а сейчас тогда – все на обед! Я лично, к обеду уже давно готова. – Она молодцевато ухмыльнулась, вставая из-за стола. – Потом всех разведём по комнатам, и будет свободное время. Располагайтесь, принимайте душ, осваивайтесь, в общем. – Она первая покинула зал. За неё потянулись остальные.
Их кормили под синим тентом, прямо во дворе. Блёклая тётя Тая уже расставила приборы, и тарелки с нарезанным хлебом и салатом. Девчонки из «этих» с шумом столпились вокруг неё, радуясь и обнимая.
- Тёть Тая, приветствуем! – парни тоже подошли к ней. – Чем сегодня порадуете? Ваш фирменный суп? Как вы тут без нас?
Коля выходил вместе со всеми. Он тоже давно был готов к обеду. Но дело осложнялось тем, что сейчас надо будем обедать вместе с «этими» - с баптистами. Это в поезде можно было отвернуться зубами к стенке и не замечать их, а тут с ними придётся не только обедать, а провести как минимум полтора долгих месяца. С ними придётся общаться и работать. Коля шёл и думал, как ему себя с ними вести.
- Все садимся. – Элеонора Робертовна бегала вокруг, приглашая к столу. – Игорь Семёныч, ну где вы? Мы сейчас вымрем, как динозавры!
Появился сторож, который нёс большую кастрюлю с супом. Он поставил её на стол и отошёл.
- Семёныч, садись вместе с ними. – Это уже Данил крикнул сторожу, как старому знакомому.
- Я потом, потом, – замахал руками сторож, уходя к себе.
- Коля, садитесь! – Элеонора Робертовна легонько подтолкнула Колю к столу. Коля послушно сел, а рядом сразу же уселся этот «опытный» Данил, а напротив, плюхнулся Марк. Чуть сбоку стали садится девушки. Кажется, баптисты окружалиего. Коля сжал челюсти, «… как тараканы» - вспомнил он мужика из поезда.
- Давайте помолимся и поблагодарим Бога за пищу и за милость Его? – вдруг услышал Коля над самым ухом! Он остолбенел. Все баптисты вдруг встали. Коля скосил глаза. Кто-то ещё дёрнулся и встал, а кто-то остался сидеть.
- Боже, благодарим Тебя за хлеб насущный, что подаёшь нам на всякий день. Освяти сию пищу и пребудь вместе с ними. Аминь.
- Аминь. – Хором сказали баптисты и сели.
Коля сидел и не знал, что ему делать. Влип он, что ни говори. А между тем все вокруг загомонили, застучали ложками, стали брать хлеб и передавать друг другу пиалы с салатом. Коля тоже взялся за ложку.
- Впервые с верующими, да?
Коля повернул голову. На него улыбаясь, смотрел Данил.
- Ну, так… - Коля неопределённо повёл плечами.
- Не бойся, мы не кусаемся! – весело хохотнул, сидевший напротив, Марк.
Коля нахмурился, наливаясь злобой.
- А я и не боюсь. – Медленно и веско сказал он, тяжёлым взглядом глядя на Марка. – Даже если бы и кусались, – с расстановкой добавил он, не отводя от него взгляда.
Марк затушевался и опустил глаза.
- Николай, ну он же по-доброму, – примирительно сказал Данил.
Коля медленно перевёл взгляд на него. Воздух звенел в ушах, и кулаки сжимались сами собой.
- И я. По-доброму. – Так же медленно и с угрозой произнёс он, буравя Данила взглядом. Тот только вздохнул и принялся молча ковырять ложкой в супе. Девчонки, до этого весело переговаривавшиеся, тоже замолчали и смотрели каждый в свою тарелку.
Коля принялся за еду. Аппетит был испорчен. Видимо, не только у него. Он чувствовал, что перегнул палку, что не нужно было отвечать так враждебно, но ничего с собой не мог поделать. Его отношение всё равно рано или поздно прорвалось бы наружу. Так уж пусть лучше рано. Чтобы сразу были расставлены точки над «i». Работать он с ними будет – это как в армии: кто его знает, с кем придётся завтра служить. А вот дружить, никто не заставит. Нет уж, увольте. Он машинально глотал ставший безвкусным суп, как будто выполнял приказ: велено есть, значит, надо есть. Рядом также молча ели «эти».
Его поселили вместе с узбеком Мансуром. Коля этому только обрадовался, лучше уж с ним, чем с кем-то из баптистов. Тот только улыбнулся, пожал Коле руку маленькой сухой ладошкой и куда-то ушёл. Коле выпало жить в самом крайнем домике. Если смотреть от двери, то справа почти сразу стоял забор и буйная зелень кустов и деревьев. Какие-то вьющиеся растения похожие на лианы обвивали кусты и забор. А дальше, в глубине лагеря виднелся ряд домиков для девочек и «очаг культуры» за кустами. У них в домике был свой туалет с раковиной. Наверное, так было во всех домиках для вожатых. Деревянные сортиры были для детей. Коля улыбнулся – офицерам зазорно восседать в одном гальюне с рядовыми. Он мельком заглянул в мужской туалет, да, всё стандартно: ряд дырок в дощатом полу, и никаких тебе перегородок. Ну что ж, тем лучше для него, для Коли.
Вечером им выдали футболки и списки их групп. У Коли стояли две пустые строчки, заполненные от руки – для детей из интерната. Потом был ужин. Коля специально сел после остальных, выбрал место в стороне от баптистов. За обедом он не обратил внимания, а сейчас увидел, что директриса и Элеонора сидят отдельно, за соседним столом, также за ним, чуть поодаль сидел этот Валера, который по технике, а рядом ковырялись в тарелках американец, Наталья и хорошенькая фельдшер Алина.
Он ещё раз сходил в душ перед сном. Та конструкция возле скважины и вправду оказалась летним душем. Вода была тёплая, нагретая летним солнцем. Коля насухо вытерся и пошёл к себе в домик. Солнце уже садилось, становилось темно, и Коля почувствовал, что устал. Сказывалась и дорога и нервы. Он пошёл через лагерь напрямик к своему домику. Мимо спортплощадок и столовой. За столом под тентом что-то обсуждали баптисты.
– Доброй ночи! – пожелал ему кто-то. Коля, не оборачиваясь, прошёл мимо.
Несмотря на усталость, сон всё не шёл. Когда Коля закрывал глаза, его начинало качать как на поезде. Сколько ж он ехал сюда этими поездами? Не мудрено. Он ворочался на кровати. Рядом, у стены тихонько сопел пожилой узбек Мансур. Коля снова закрывал глаза, и его опять начинало качать. Он вспоминал сегодняшний день, такой длинный. Тяжёлые мысли об отце и баптистах бередили душу.
Он плохо помнил отца до того, как тот вернулся из тюрьмы. Смутные блёклые обрывки: вот отец курит у подъезда. Вот лежит, кажется, пьяный, на диване. Работает чёрно-белый телевизор. Кто-то приходит к отцу. Отец уходит с ними. Ругается мама. Потом Коля сидит на пластмассовой розовой лошадке, а дома ходят милиционеры в форме и что-то ищут. Смутно, расплывчато, как в старом сне.
А потом отец вернулся. Вернулся совсем другим. Коля уже ходил в школу… Говорил, что в тюрьме покаялся. Он был другим, правда… он уже не пил, не курил, не ругался с мамой. Он возил Колю в зоопарк, гулял с ним, делал уроки. Он что-то постоянно чинил дома. Даже сам готовил. Коля помнил, как отец как-то вкусно запекал мясо с картошкой. У мамы так не получалось. Всем нравилось. Даже маме. Дома стало хорошо. Папа был такой, как Коля хотел. Он разговаривал с Колей, обсуждал с ним его маленькие дела. Только вот отец каждую неделю уезжал в Дятьково. Каждое воскресенье. Там были эти баптисты. Он как-то хотел взять Колю, но мама заругалась и не позволила. А потом… это было зимой. Что-то случилось, Коля не знал. Что-то страшное случилось с отцом, что он напился и бросился под поезд. Коля плохо помнил похороны. Хорошо только помнил, как мать, рыдая, говорила кому-то «а его ноги они тоже в гроб положили»… и опять рыдала. Коля пытался воссоздать в памяти папино лицо, но получался только некий размытый облик. Словно бы даже в памяти, он был далеко, и в своих воспоминаниях Коле как будто приходилось вглядываться через толстую стеклянную стену, мучительно узнавая и не узнавая отцовские черты. Он и в памяти был далеко. За стеной. Фраза «баптисты сгубили», въелась в Колино сознание, как ржавчина въедается вглубь металла. Ни вымыть и ни вычистить. Можно только прикрыть. На время.
Глава 5. Заезд.
Молодости не свойственно слишком долго грустить. А Коля свою порцию печальных переживаний за прошедшие дни хватил с лихвой. Поворочавшись и в итоге, всё-таки уснув, Коля проснулся в бодром и ясном расположении духа. Уже рассвело. Узбек Мансур спал, спрятавши бороду под простынкой, а за окном щебетали птицы, и разгорался новый день. Было ещё только без четверти семь. Коля вскочил, натянул штаны, почистил зубы, затем выпил кружку воды и выскочил на улицу. Два круга по боковым дорожкам лагеря в медленном разогревающем темпе, затем два быстрых. Потом ещё два круга, то убыстряясь, то замедляясь. Потом турники.
Чувствуя, как радостно бежит по жилам кровь, а мышцы наливаются приятной горячей тяжестью, Коля вдруг спросил себя, а чего, собственно случилось? Неужели совсем ничего нельзя изменить? Он даже остановился и сел на скамейку поражённый этой новой мыслью. Так. Он ударил начальника училища в ответ на оплеуху. Очень плохо и вообще не допустимо. Но его не судили, а просто по-тихому выперли из училища. А он почти всё закончил, почти все экзамены сдал… Так, ну товарищ генерал покипит-покипит, да отойдёт, наверное. Не век же ему злиться. Ну, придёт Коля к нему с повинной, прощения попросит. Бейте, скажет, если хотите, всё стерплю. Надо сначала преподавателей найти, с ними поговорить. Ну не двоечник же он. И залётов за ним до этого особо не было. Пусть они словечко замолвят. Ну, или снова последний год отучиться. Ну, ведь что-то же можно сделать? Не может быть, чтоб вот так раз, и всё! Надо и вправду приехать и поговорить с преподами, из тех, кто понормальнее. Пусть прощупают почву, походатайствуют. Что-нибудь да получиться. Конечно!
Окрылённый новыми мыслями Коля сбегал в тот же летний душ и бегом вернулся в комнату.
Из своих домиков уже выходили вожатые и тянулись в конференц-зал на утренний митинг.
- Рассаживаемся, рассаживаемся! – сухонькая и бодрая Элеонора Робертовна, казалось, никогда не выключалась из своего порывистого режима. – Она, как курица цыплят собирала вожатых, хотя все пришли вовремя, и все уже были в синих футболках. Только Коля сидел в тельняшке. Окрылённый новыми мыслями и надеждой, он как бы хотел сказать злодейке-судьбе: «нетушки, я всё ещё десантник! Снимать тельняшку рано. Ещё побарахтаемся».
- Николай, а синяя майка!? – Элеонора укоризненно смотрела на него.
- Сейчас одену. После обсуждения. – Коля с готовностью кивнул.
- Не забудьте. – Элеонора Робертовна села за стол.
Последней вошла директриса. Она была серьёзна и собрана. Она села и кивнула кореянке – начинайте, мол.
Та встала. – Внимание! Вчера все походили по лагерю и вокруг? Все видели тропинку к пляжу? Вчера мы это выпустили из внимания. Пляж не большой, но очень красивый. У нас морской отдых и каждый день, по погоде, разумеется, мы будем организованно ходить купаться. Смотрите, чтобы дети сами тайком туда не бегали. Также, пожалуйста, обратите внимание, чтобы никто не лазил за забор за домиками для девочек. Ни дети, ни взрослые. Там кусты и обрыв, можно легко сорваться вниз. Меня все слышат?.. Сейчас Валентина Викторовна и часть вожатых поедут за детьми в Находку. В десять часов там сбор, перекличка и где-то, через час автобусы будут здесь. И так как связь в лагере не ловит, то я прошу всех вожатых к десяти сорока, как штык, быть на площадке. Все должны быть в наших фирменных футболках. – её взгляд скользнул по Николаю. Он один сидел «не по форме». – Сейчас будет завтрак, и все, кто едет встречать заезд, пожалуйте в автобус. Остальным неплохо ещё раз ознакомиться с распорядком и быть наготове…
На завтрак была яичница с сосисками, гренки и чай. В этот раз Коля опять сел не глядя, и у него с правого борта оказались баптисты. Опять была молитва, но в этот раз к нему никто уже не лез с разговорами. Вот и хорошо. Коля только слышал, как за соседним столом американец, кажется, хвалил еду и заявлял, что это, мол, «америкэн стэндарт брэкфэст»… «вэри тейсти» и вообще тут типа всё почти как дома.
- Слышь, Андрюха! – это неугомонный Артём обращался к москвичу. – Саймону нравится. Как в родной американщине, говорит!
- Мирканци понаихалы и уси наши сосиски зъилы! – на украинский манер ответил ему полноватый Андрей, не менее бойко расправляясь со своими сосисками. Кто-то хмыкнул рядом.
- А шо ни зъилы, то пиднадкусалы. – в тон ему добавил Артём.
Коля быстро доел, залпом выпил свой чай и встал из-за стола. Он хотел ещё до приезда детей успеть на пляж.
Ворота были открыты, а вчерашний «пазик» стоял, пыхтя мотором. Хрюша, лениво шевеля хвостом, провожала нескольких вожатых залазивших внутрь. Щенок прыгал рядом. Микроавтобус с директрисой уже выехал. Коле ехать было не надо, что ж тем лучше – меньше суеты. Как говориться: «солдат спит, а служба идёт». А Коля - солдат, и он всё равно вернётся в ряды, не так, так этак. Он ещё не знал точно как, но в том, что это будет, он был уверен. И эта уверенность наполняла его спокойной силой.
Тропинка от ворот брала резко влево, сначала вдоль забора, а потом по широкой дуге уходя в лес. Коля прошёл быстрым шагом между деревьев и буквально минут через пять оказался на пологом скате. В середине большой скально-песчаной промоины дорожка спускалась на пляж. Коля остановился, перед тем как сбежать вниз,любуясь. Светло жёлтый, почти белый песок, казалось, змеился с тропинки и разливался широкой скатертью у изумрудной воды. Слева, омываемые волнами, дыбились светло-серые валуны, кривым полукругом образуя как бы маленький огороженный бассейн; за ними шла линия песка и вдруг обрывалась выдающейся в море скалой, которая неправильной лестницей уходила в сторону лагеря, постепенно превращаясь в тот крутой обрыв с которого, чуть было не упал Коля. А с правой стороны, полоска пляжа резко упиралась в отвесную тёмную серо-чёрную скалу со светлыми пятнами какой-то другой породы. Скала высилась обгрызенными краями и уходила высоко вверх, резко обрываясь плоской площадкой на самой вершине. Коля всмотрелся – пожалуй, туда можно было залезть. Вот если так, осторожно по тем уступчикам… ага, там как будто даже своеобразная лесенка. Надо будет сходить, глянуть, но сначала…
Коля быстро сбросил с себя одежду и, оставшись в одних трусах, с разбега бросился в море. Тело выгнулось от восторга бурлящей прохлады. Он нырнул, проплыл под водой, потом вынырнул и поплыл кролем. Резко развернувшись, он снова нырнул и открыл глаза под водой. До дна было не близко. Песок и гряды камней. Водоросли. Набрав воздуха, он опять нырнул, вытягивая руку и поднимая какой-то камешек. Глаза еле ощутимо защипало. Коля почувствовал на губах вкус солёной воды. Теперь хорошо бы попробовать подняться на скалу. Он повернулся и поплыл к берегу. Там по тропинке к пляжу уже спускались две синие майки: Артём и этот пухлый москвич Андрюха.
- Привет! - Артем, дружелюбно улыбаясь, протянул Коле руку. Коля, тоже изобразив подобие улыбки на лице, протянул свою.
- Николай. Можно просто Коля.
- Артём. Можно просто Артём. – Не удержался тот от подкола. – Коля ухмыльнулся. Шутник был в своём репертуаре. Он пожал руку москвичу.
- Андрей. – Сказал тот. Коля кивнул.
Подул ветерок. Коля подёрнул плечами. Он нагнулся и начал натягивать синюю майку на озябшее тело.
- Красиво, а? – спросил Артём, то ли Колю, то ли Андрея. – У нас так только на Триозёрье. Ну и здесь вот ещё… Ляпота.
- Да. – Коля натянул штаны на мокрые трусы и встал рядом любуясь. – Я вообще на море впервые.
- Понятно. А сам, откуда? – спросил Артём.
- Из Брянска. – Коля назвал ближайший к Фокино большой город.
- Ого, из Брянска. – Артём, казалось, удивился.
- Ага, из Дебрянска.
- Точно. – Мотнул Артём барашковой головой. – Так только брянские свой город называют. У нас тут несколько девчонок оттуда.
- Да, слышал уже. – Хмуро бросил Коля. Разговаривать о баптистах ему не хотелось.
Они немного помолчали, глядя на море.
- А на ту скалу можно залезть? – спросил Коля.
- Данька говорит, что можно. Он лазил. Там вверху пятачок есть метра три на четыре, где-то… а с него ещё, по камешкам, чуть вверх, расщелина есть узкая, а вот за ней есть большая площадка, и вид отпадный.
- Ладно, пойду я. – Коле, почему-то не хотелось лазить при них. Потом, когда один будет…
- Слушай, Коль, - остановил его Артём, немного смущаясь. – Разреши наше недоумение, а? С каких это пор десантники практику в пионерских лагерях проходят.
- Ну, это кого как распределят. – Ухмыльнулся Коля. – Кого в ясли, кого в детсад, а кого в лагерь. Меня вот в лагерь. – Коля развернулся и пошёл вверх по тропинке. Он слышал, как сзади захрюкал, смеясь, москвич Андрюха.
Солнце уже ощутимо припекало. Становилось жарко. По всей видимости, Коля первый пришёл к площадке. Рановато. Остальных вожатых ещё видно не было. Коля не удержался и с камуфляжными штанами обул берцы вместо кроссовок, чтоб, значит, сразу было понятно, кто он. Футболка-то хоть и синяя, да под ней не училка, под ней десантник. Он десантник и точка. Ничего не в прошлом. Фигушки – мы ещё побарахтаемся. Его так распирало, что захотелось что-нибудь отчебучить. Пройтись по площадке на руках, сделать на турнике солнышко, или выполнить боевую связку поражая воображаемого противника. И ещё заорать во всю дурь: «Выше нас – только звёзды!» - слушая как эхо шарахается между сопок. - «Круче нас – только яйца!». – Во все лёгкие. Или сигануть куда-нибудь с разбега. Коля заозирался - ещё кто-нибудь увидит из окна, посмеётся. Между кухней и белым штабом был проход с протоптанной травой, уходящей за кухню, а сразу прямо перед забором зеленел большой куст. Перед ним стоял фигурный пенек, изображающий какого-то сказочного героя с плоским срезом головы: то ли лешего, то ли гнома. Коля примеривался взглядом – если прямо отсюда взять разгон, потом, оттолкнувшись от головы пенька прыгнуть вперёд, перебирая ногами, то он точно сможет перелететь через забор. Или нет? Да сможет. Давай, Молот, вперёд! За ВДВ!
И, взяв с места разбег, Коля полетел, еле касаясь носками земли. Окружающее пространство словно бы туннельно сузилось, мелькая по бокам яркими смазанными прочерками, а впереди был только пень и куст. Уже в полёте Коля усилил инерцию движения, отталкиваясь от головы лешего, и рванул вперёд и вверх! Пьяное ощущение полёта ударило в голову. Он взмыл и полетел над большим кустом и забором, перелетая их… и приземляясь в середину другого куста. Ломая ветки ногами Коля с треском падал в мешанину зелени, в переплетение веток и каких-то ползучих растений, когда вдруг что-то большое и живое резко рвануло из-под Колиных ног, подсекая и отталкивая его. Коля, нелепо махая руками, по инерции заваливался лицом вперёд, ничего не видя перед собой и только слышал, как кто-то быстро убегает прочь, продираясь через кусты.
Коля, недоумённо хлопая глазами, вылез из зарослей. Что это только что было? Он стоял и тупо смотрел в ту сторону, куда убежал человек, на которого он только что приземлился. Да, вроде бы, это был человек. Он отёрся рукой - на лицо налипла паутина. Коля топтался, отряхивая себя и оглядываясь вокруг. Кажется, он ничего себе не порвал. И штаны и майка были целы. Кто это сидел здесь, и зачем? Странно.
Он повернулся к кусту, осматривая место своего приземления. В середине куста была как будто утоптанная площадка. Некоторые ветки были подрезаны, обломаны и сложены внизу. Среди веток белел окантовкой маленький бумажный квадратик. Коля поднял его – это была старая выцветшая полароидная фотография. На ней, с куклами на руках, стояли две девочки, одетые в шортики, колготки и какие-то рубашечки. Коля распрямился и отодвинул ветку перед лицом. Сразу за забором, как на ладони, была видна вся площадка лагеря.
*****
Четыре больших туристических автобуса пропылив по грунтовой дороге, один за другим въезжали на территорию. Семёныч зафиксировал ворота и стоял почти по стойке смирно. Все вожатые, включая Колю, стояли в линию с табличками на шестах. Только Хрюша и её радостный щенок носились от автобуса к автобусу, облаивая, то один, то другой. Микроавтобус с директрисой проехал вперёд и остановился возле «штаба», а большие автобусы один за другим встали в ряд перед кухней.
- Ну, всё, пошла жара! – пробубнил Андрей. Он стоял рядом с Колей и держал табличку «отряд 8». Табличка в Колиных руках гласила: «отряд 7». С первого по четырнадцатый, по порядку они стояли на некотором отдалении друг от друга в синих майках вдоль синей же стены столовой палатки. Некоторые держали в руках по две таблички – тех вожатых, что поехали встречать детей. Внезапно ожили динамики, раскиданные по всему лагерю, из которых бравурно бахнуло:
Неба утреннего стяг,
В жизни важен каждый шаг!
Слышишь, веют над страно-о-ю,
Ветры яростных атак!!!
- Пам-пам, пара-рам! – бухали ударники.
Двери автобусов как по команде открылись и оттуда первыми выпрыгнули вожатые, по одному на каждый автобус, а потом рекой повалила ребятня.
И вновь продолжается бой!
И сердцу тревожно в груди-и…
И Лени-и-ин такой молодой…
И юный октябрь впереди!
Забегали водители, открывая ключами багажные отсеки внизу у автобусов. Коля поневоле улыбнулся, увидев, как скривились лица у баптистов. Особенно у Даньки. Тот раздосадовано посмотрел на орущие динамики, и, отойдя от двери, стал доставать и подавать в детские руки сумки из багажного отделения. То же делали и остальные вожатые, а ребята всё сыпались и сыпались из автобусов. Воздух вокруг сразу наполнился гулом и гвалтом. Внезапно песня смолкла, и динамики голосом снулого Валерия объявили: «Внимание, внимание! Всем прибывшим, взять свои сумки и подойти к своим вожатым, ориентируясь на таблички. Внимание, внимание… Списки разбивки по отрядам были зачитаны в автобусе. Просьба подойти к своим вожатым»...
Коля видел, как разнокалиберные ребята и девчонки крутили головами, выискивая свои номера. Показывали пальцами, тащили друг друга. Какой-то мальчишка уже выдал пендель кому-то помладше, с кого-то сдёрнули кепку, и тот орал, требуя её обратно, кто-то,молча, копался в своей сумке, а двое уже ругались, выясняя отношения. На площадке как будто закипал разноцветный суп, а дети продолжали вылезать и никак не кончались. Шум усиливался. Да, начиналась «жара».
Поперёк этой круговерти вдруг пронеслась какая-то девчонка с короткой стрижкой – О-о-о-о! Блин, ла-а-а-аге-е-ерь! – вопила она, носясь между ребят и автобусов. Какой-то короткий и хромой дядька, которого Коля раньше не видел, что-то кричал, отдавая распоряжения. Хрюша, напуганная суетой, отбежала к ногам Семёныча, который так и стоял у ворот, взирая на происходящее с кривой гримасой, типа, хорошо, что меня этот ужас не касается.
Объявление повторилось ещё раз и вот, первые сообразительные или самые дисциплинированные, таща сумки, потянулись к вожатым с номерами.
Снова, перекрывая шум и гам, ожили динамики:
С неба милости не жди!
Жизнь для правды не щади…
Колю опять позабавило, с каким свирепым выражением, Марк вдруг взглянул на орущие чёрные коробки. Он стоял с табличкой «отряд 3» и перед ним уже стояло несколько человек.
Нам, ребята в этой жизни,
Только с правдой по пути…
А на площадке потихоньку началось заметное осмысленное движение. Коля посмотрел на других вожатых: перед некоторыми стояло уже немало ребят. Вот подошли к москвичу. Вот кто-то ещё встал к Марку. А Аня и Юля Коломиец уже выстраивали своих в линию позади. Артём с шутками и прибаутками сверял своих первых подопечных со списком в руке. Какая-то мелкая пухлая девчонка, лет пяти, с двумя толстыми пшеничными косичками пробежала с Хрюшиным щенком на руках. А эта кнопка здесь откуда?
Сразу несколько ребят и девчонок подошло к Коле.
- Мы отряд номер семь. – Сказал одна из девочек.
- Становись за мной. – Коля подобрался, вот он уже и вожатый. – Сейчас перекличка будет.
А рядом другие вожатые уже вовсю проверяли свои отряды. - Я сейчас буду называть фамилии: кто не пришёл, поднимите руку! – кричал своим Артём.
Подошёл пацан в красной кепке, и молча, встал за Колей. Потом какой-то взрословатый, с прыщами и заметной растительностью на лице, лениво подрулил и остановился с пренебрежительной лыбой пялясь на Колю: и не таких, мол, видывали… «Детдомовский», подумал Коля. Потом подошли ещё и ещё, Коля не успевал запоминать. Вот притопал какой-то увалень с рюкзачком, вот ещё девчонка в шортах и сандалиях, вот мелкий мальчишка, рыжий и сморщенный как ёжик на кактусе. Коля оглянулся на площадку. Кажись все.
- Так, ребята, - строго начал Коля, раскрывая список. – Меня зовут Николай, я ваш вожатый. Сейчас проверим, все ли здесь. – И ребята и девочки подобрались, готовясь услышать своё имя. Только прыщавый, стоял, презрительно ухмыляясь, и вертел в пальцах какую-то тёмную монету. «Хапну, я с ним, горя», промелькнула мысль.
- Савинецкий Арсений.
- Здесь, – светло-русый парнишка спортивного вида поднял руку. - «14 лет» – значилось в списке.
- Бабич Елена, – первая девочка, та, что сказала «мы отряд номер семь», подняла руку. - «14 лет».
- Клименко Надежда?
- Я. – Аккуратная худенькая шатенка в шортиках, кивнула в ответ. - «13 лет».
- Трегубин Вячеслав. – Увалень с рюкзачком поднял руку. – «15 лет».
- Журкин Евгений. – Это имя было вписано от руки. Детдомовский. Рыжий и сморщенный махнул рукой. По списку ему было 15 лет. Коля покосился на него. Пацан явно не тянул на свои годы.
- Наш это. – Раздалось со стороны прыщавого. – Женька-ёжик: ни мозгов, ни ножек. Родители всё пропили. – Прыщавый с ухмылкой смотрел на Николая.
- Помолчи, до тебя очередь дойдёт, – недовольно оборвал его Коля. Тот, опять ухмыльнулся: слышал, мол, сто раз такое.
- Елисеев Павел. – Чернявый, коротко стриженый крепыш кивнул головой. – «16 лет» - прочитал Коля в списке.
- Паньшина Елена – сутулая стеснительная девочка с короткой стрижкой мелко помахала рукой.
- Свиридов Алексей? - Долговязый пацан в красной кепке опустил сумку с плеча и коротко бросил.
– Я.
- Пономарёва… И-о-ланда. – Коля сбился, вчитываясь в диковинное имя. Тоненькая и высокая девочка в голубой кепке с длинными светлыми прямыми волосами, жеманно взмахнула длинными ресницами и произнесла.
- Я Иоланда.
«16 лет» - говорил список. Оставалась ещё одно имя, вписанное от руки. 18 лет.
- Волчанский Алексей? – Коля посмотрел на прыщавого.
- Как не трудно догадаться… - раздалась издевательская реплика. Хрипловатый голос выдавал курильщика. Коля поднял голову, ещё раз оглядывая своё воинство. Все были в сборе. – Стройтесь в ряд. – Коротко бросил он.
Песня про юный октябрь уже отыграла, потом сразу пошла песенка из мультика, про мамонтёнка, который ищет маму. А когда Коля закончил перекличку, уже играла старая песня по Вернисаж. Коля недоумённо приподнял бровь прислушиваясь. Музыкальный ассортимент дяди Валеры, явно вызывал вопросы.
- Сейчас, берём вещи и идём за мной. Расселяемся по комнатам. Там сразу бросаем сумки и собираемся в столовой. – Коля тыкал пальцем под синий тент. Над столами уже высились пришпиленные таблички. – Наш стол номер семь, всем понятно. – Ребята закивали, тут и вправду понимать было нечего. - Парни, сначала я отведу девчонок наших, а вы тут маленько подождите. Идёт? – Ребята молча кивнули.
- Подождё-ё-м… твой вожатый! – протянул этот Волчанский Алексей с монетой, подражая известной песенке про маму и кофе. «Будут проблемы», опять подумалось Коле.
- Девчонки, за мной! – Он подхватил тяжёлую сумку на колёсиках, кажется Иоландину, и большую спортивную шатенки… Нади, что ли, и повёл их за собой к домикам, на которых уже были налеплены большие синие цифры. Вокруг сновали ребята со своими вожатыми обвешанными сумками.
Опять через газоны пронеслась пацанка с криком: - Ла-а-агерь! Офиге-е-еть! – за ней хихикая и отставая неуклюже бежала малявка с косичками. …«а вы вдвоём, вы не со мною» - пел Леонтьев, возвышаясь над лагерной суетой. Хрюша растерянно бегала между снующими людьми, нюхая то одного, то другого. На кухне под навесом тоже начиналось своё движение. Узбек Мансур уже растапливал оба железных очага с казанами, толстая Надежда бегала с пакетами продуктов, тётя Тая в своём платочке сосредоточенно резала огурцы и помидоры, коих лежало перед ней две горы. Красная и зелёная. Усатый дядя Миша тащил большую бутыль с подсолнечным маслом. Рядом уже стояли два ведра и огромный таз с начищенной картошкой. Солнце жарило на полную катушку. «Пошла жара», опять подумал Коля.
Парни ждали там, где он их и оставил. Только детдомовский Волчанский, будь он неладен, уже кого-то задирал. Кажется увальня с рюкзачком. Коля мельком глянул в список – Трегубин Вячеслав. Тот, отходил в сторону, и, сохраняя достоинство на детском лице, что-то отвечал.
- Свои сумки все поднимут? – бодро бросил Коля улыбаясь. – Не девчонки, чай. За мной, вперёд! – Коля повернулся, ведя их к палатке с цифрой «7». За спиной послышалась возня …– Трежопин, возьми мою сумку, я сказал. – Услышал он угрожающий шёпот за спиной. Так и есть, этот Лёха Волчанский уже напрягал того, кто послабее. И фамилию запомнил и обидно перековеркал уже. – Сам донесёшь. – Послышался ответ. – Ладно, разберёмся ночью. – Проскрипел в ответ хриплый голос. Вот и проблемы, не успели познакомиться. Коля шёл и думал, как теперь правильно решать этот вопрос. Как наяву в памяти проступали картины уличного детства. Всякие цепляния «за базар» и разборки за гаражами. Ждал же чего-то такого, но не думал, что так быстро. Он оглянулся. Лёха шёл осклабясь, разболтанно выкидывая ноги, закинув сумку за плечо, и поглядывал на остальных с презрительным превосходством. Ребята шли молча, никак не проявляя своего отношения к происходящему, только Славик Трегубин, хмурил детский лобик и нервно вышагивал чуть впереди и сбоку. А над лагерем звенела следующая песня «Ма-мма, ма-ма-рихуанна, это не крапива, не бери её! О! О! О-о-о!»… Коля удивлённо покрутил головой. Он, конечно, не взялся бы компетентно рассуждать, какая музыка хорошая и правильная для детского лагеря, но эта песня была, пожалуй, уже чересчур. Даже на его нетребовательный взгляд.
Они подошли к палатке.
- Четверо туда и двое туда. Разуваемся. – Сказал Коля, делая вид, что не особо смотрит. Четверо ребят, как-то естественно, сами собой, полезли в одно отделение, а Славик Трегубин, оказался один. Он немного растерянно потоптался перед входом и неуклюже протиснулся во второй сектор палатки. За ним, с гнусной ухмылкой, сразу же нырнул Лёха. Коля подобрался, готовясь вмешаться. Из палатки послышалась какая-то быстрая возня, потом звук ударов и сдавленно-писклявое мычание. Коля рванул внутрь.
На корточках шипя и подвывая, сидел детдомовец Лёха и держался за живот. А рядом с ним, стоял увалень Славка и хмурил детский лобик. У Коли отлегло от сердца.
- Молоток. – Он похлопал Славку по плечу.
- У меня папа тренер по самбо. – Сказал тот.
- И папка у тебя молоток, – ответил Коля, вылезая из палатки.
- Давайте, живее. Бросаем сумки и вылезаем. Возвращаемся.
Ребята полезли из палатки. Вылез и Волчанский Лёха. Он был мрачнее тучи и смотрел себе под ноги. За ним вылез и Слава.
- Хорошо. Теперь дружненько за мной. – Скомандовал повеселевший Коля. Уфф. Ну, пошли дела кое-как.
За столами в столовой потихоньку собирался народ. Мальчишки и девчонки, оставив вещи в домиках и палатках, налегке, сидели и делились первыми впечатлениями от лагеря. Уже нашлись те, кто сидел с недовольной миной и бухтел, что лагерь – фуфло, что какой-то там «Лукоморье» в сто раз лучше. Кто-то пытался позвонить с сотового, а ему опять говорили, что связь здесь не ловит. Кто-то возмущался, что не хочет быть в одном отряде с таким вот и с таким вот… Кто-то спрашивал можно ли пить воду из-под крана. Кто-то искал свой стол. Про какую-то Веронику кричали, что она удрала на пляж и вожатая побежала её возвращать. А дети, подгоняемые вожатыми, накапливались и продолжали рассаживаться в тени навеса столовой. Хромой мужик ругался на какого-то паренька, что здесь ему не там, здесь, мол, научат уму-разуму. «Жара» шла и разгоралась. Между рядами сновала Элеонора Робертовна, распихивая по вожатым белые полиэтиленовые пакеты с футболками.
Вот тёмная шатенка в синей майке, из «этих», привела упиравшуюся пацанку, а хромой мужик с радостным восклицанием: «Ага!» выдал ей подзатыльник.
- Дядя Женя, за что-о-о?! – возмущённо заорала та. А вожатая тянула её дальше к столу.
- За автобус, за пляж, и про запас. – Ворчливо крикнул ей вдогонку мужичок.
- Вот! – Элеонора торопливо сунула Коле в руки два белых мешка. – Тут футболки, три размера: «Эс-ка», «Эм-ка» и «Эль-ка». Помнишь, да? Мальчикам – розовые, девочкам – зелёные.
- Наоборот же. – Коля взял мешки.
- Наоборот-наоборот. - Элеонора скривилась и замахала руками, отстань, мол, не умничай. – Тем, кто поменьше - «Эс-ку», кто побольше… ну и… ты понял? Чтоб после обеда, на построение, все надели – Она побежала к следующему столу.
Коля, примерившись взглядом к своему отряду, раскидал футболки. Девочки взяли и принялись рассматривать и аккуратно разглаживать, а пацаны, мельком глянув, положили рядом на лавку. Только Лёха Волчанский, оправившись от первого урока, со своей кривой ухмылочкой, вертел обновку в руках, и прищурившись, посматривал по сторонам, что-то соображая. А динамики тем временем выдавали очередной зиг-заг музыкальных предпочтений дяди Валеры.
Свет…
Озарил мою больную душу.
Свет
Твой покой я страстью не нарушу,
Нет…
Пухлая малявка с косичками ходила между столами, держа в руках Хрюшиного толстого щенка. Пацанка Вероника орала ей – Вичка!!! Шуруй ко мне. Тащи сюда этого!
- Тише ты, тише! – шикала ей вожатая.
Малявка радостно побежала к ней, голова щенка болталась из стороны в сторону.
Полночный бред терзает сердце мне опять
О, Эсмеральда, я посмел тебя желать…
Внезапно музыка смолкла, и голос дяди Валеры торжественно объявил.
- Внимание, внимание, всем приехавшим! Сейчас состоится обед, а потом, на центральной площадке пройдёт торжественная линейка по случаю приезда в лагерь, где вас ознакомят с распорядком лагеря и занятиями…
- А на пляж когда пойдём?!! – заорала пацанка, обращаясь к ближайшему из динамиков.
- … после торжественного построения будет свободное время, когда вы сможете с вашими вожатыми посетить пляж. – Договорил динамик фразу.
- А, ладно. – Пацанка Вероника, кивнула динамику и повернулась к сидящей рядом маленькой пухляшке.
– Короче, ты от меня не отставай, я тут всё уже разузнала. Поняла? – малышка послушно закивала толстыми косичками. - Давай сюда щенка, ща будем ему имя выбирать!..
Засновали повара, накрывая на стол. Коля заметил, что Марк и девушки из «этих» активно им помогают. За их столами тоже ребята быстро включились и передавали друг другу тарелки. Почти сразу подошли к ним, неся кастрюлю супа.
- Первое! – Тётя Тая сноровисто разливала суп по тарелкам. Коля, встав рядом, передавал дальше.
- Ребята-девчонки, упали-отжались! – Скомандовал он. Девочки первыми сообразили и стали тянуть руки, передавая тарелки полные супа, дальше. Кто-то из ребят разливал компот по стаканам и тоже отсылал их соседям по столу. В конце стола сидел Волчанский. Он, получив тарелку, и не дожидаясь остальных, сразу принялся хлебать суп. Рядом уже звенели ложками соседние столы. Вдруг тётя Тая выпустила половник и наклонила голову. Ах, ну да, опять молитва. Все вожатые стояли, помогая раздавать. Получилось, что стоял и Коля. Молился Данил. Ребята удивлённо вертели головой.
- Аминь. – Пронеслись над столовой голоса вожатых.
- Э, да у нас тут баптисты вожатые. – Волчанский, понимающе кивал.
- Откуда баптистов знаешь? – спросил Коля.
- Да так… бывало, что и к ним заносило. – Уклончиво ответил Лёха, со своей обычной гадкой улыбочкой на прыщавом лице.
- А кто это? – спросил кто-то из девочек.
- А, так… чудики верующие. – Волчанский доел суп, опять достал свою монету и крутил в руках. Вокруг стоял гомон. Суп был очень вкусным. У тёти Таи, действительно, был к этому талант. Ребята за Колиным столом с аппетитом ели и оживлённо общались.
- Колбасё-ё-ё-ныш! Мы будем звать его Колбасёныш! – раздались радостные вопли. Это Вероника и маленькая Вичка, дали имя щенку.
На второе подали картошку с мясом.
Торжественная линейка очень напомнила Коле парадные построения в училище. Вдоль, по обе стороны площадки стояли шеренги отрядов, синели пятна вожатых с табличками. Зелёными и розовыми линиями стояли мальчишки и девчонки. Семь отрядов с одной стороны и семь с другой, лицом друг к другу. С одного края оставалось пустое пространство до самых ворот, а с другого края, возле микрофонов, расположилась директриса с Элеонорой, рядом терпеливо стоял какой-то дядька в белой рубашке и галстуке, наверное, из местной администрации – Коля заметил у ворот незнакомую машину с водителем – за ними стоял американец Саймон и хромой дядя Женя. Оба уже были одеты в синие футболки. Дядя Валера прятался в своей конуре, откуда продолжал радовать присутствующих своими музыкальными вкусами. В этот раз было ещё ничего.
Нарисовал он на листке,
И подписал в уголке-е-е…
Пусть всегда будет солнце.
Пусть всегда будет небо.
Пусть всегда…
Директриса подошла к микрофону и музыка умолкла. Коля стоял, жарился на солнце и, слушая её речь, с тоской думал, что, наверное, и у них на построениях, и в пионерских лагерях, говорят по одной и той же бумажке. Потом взял слово дядька с галстуком. Тот же самый официоз, лозунги и пожелания. По лицам других вожатых Коля видел, что они уже очень хотят, чтобы их всех, наконец, отпустили отсюда, из-под жаркого солнышка куда-нибудь в тенёк. Было завидно поварам, которые продолжали возиться в тени навеса и кухни, готовя ужин. Пожелав напоследок всех благ и творческих успехов, дядька в галстуке отступил назад, и к микрофону вышла Элеонора Робертовна. Коля рассеянно слушал… что-то про расписание, которое и так висело в каждом домике и палатке, про песню отряда, про дружбу, про успешную учёбу… Он почувствовал, что после сытного обеда, его на жаре начинает клонить в сон. Он мотнул головой и покрепче ухватился за шест с номером отряда. Вокруг послышались шепотки и оживление. Коля поморгал глазами и посмотрел на микрофоны. Там Элеонора уже представляла детям американского гостя…
- К вам, дорогие дети, из самой Америки, приехал наш уважаемый гость. Саймон Клеменс, прошу любить и жаловать. Вы все потом сможете с ним пообщаться.
Американец, лучезарно улыбаясь, кивал детям и вожатым, когда напротив Колиного отряда раздался удивлённый голос пацанки Вероники. – Чё, правда, американец? Чё, настоящий? Как-как его? Саймон?
Всё так же улыбаясь, зарубежный гость подошёл к микрофону, училка Наталья пододвинулась ближе, готовясь переводить, как над всей площадкой разнёсся громкий Вероничкин вопль.
- Са-а-аймон! Фак ю-у-у-у!!!
Американец так и остался стоять с открытым ртом. Директриса и Элеонора тоже лишились дара речи, дядька из администрации пучил глаза, застыв на месте. А училка Наталья вообще замерла соляным столпом, поднеся руку ко рту. Дети, не в силах удержаться, стали хихикать, а Коля остолбенело смотрел, как напротив него мучительно заливается краской вожатая из Брянска.
Глава 6.Отряд номер семь
Как Коля и предполагал, на пляж захотели пойти все. Нажарившись на солнце, они сначала сели в тенёк под навес столовой и стали держать совет. Постановили единогласно – сходить пляжными принадлежностями, переодеться в домиках и ровно через полчаса вместе идти на пляж. Коля слегка направлял разговор, особо не вмешиваясь и не на чём не настаивая. Он смотрел на ребят, кто как себя проявит: кто окажется побойчее и смышлёнее, а кто будет ведомый. Сейчас ребята разговаривали и обминались друг к другу. Коля с облегчением видел, что девочки уже негласно распределили роли. Лена Бабич казалось самой рассудительной и организованной. Она сразу выступила с инициативой пойти на пляж, и даже предложила полчаса, как время для сбора. Худенькая аккуратная шатенка Надя уже подружилась с ней, сидела рядом и как бы уже была её «правой рукой». Сутулая и застенчивая Леня Паньшина смотрела робко, будто заранее соглашаясь со всем, что предложат девочки. Только длинная Иоланда поглядывала на всех с загадочной улыбкой, как бы говоря, ах, так уж и быть, я согласна пойти на пляж, я, мол, снизойду, если вы меня попросите.
Ребята же общались в полголоса. Оказывается, спортивного вида Савинецкий Арсений и коренастый Елисеев Пашка были давно знакомы и ходили в одну секцию рукопашного боя. Худой и длинный Лёшка Свиридов, ни в какие секции не ходил, зато был одноклассником Савинецкого. Только толстоватый Славик Трегубин никого не знал в отряде и на вид был самым маленьким, не сколько по росту, сколько из-за своего гладенького детского личика. Исподволь выясняя все эти моменты, и наблюдая за ребятами, Коля всё больше и больше успокаивался. Трегубин уже с увлечением обсуждал с Пашкой отличия тренировок по самбо и рукопашному бою. Савинецкий и Свиридов что-то вместе вспоминали с прошлого выезда в лес всем классом, изредка перебрасываясь репликами с Пашей. Только смешной и сморщенный Женька-ёжик жался к ним сбоку и, чуть подняв плечо, как бы заранее отгораживаясь или защищаясь, и ловил каждое слово. «Журкин», вспомнил Коля его фамилию, «родители всё пропили»… Лёшка же Волчанский в общем обсуждении участия не принимал, вертел свою монету и, изредка поглядывая на ребят, хмуро думал какую-то свою думу. Ни своего отношения к пляжу, ни желания с кем-то поговорить, он не проявил. Зато уже не лез никого напрягать. Ну что ж, и то хорошо. Когда все разошлись переодеваться он один остался сидеть под навесом.
- А ты чего не идёшь переодеваться? – спросил его Коля.
- А оно мне надо?
- Мы на пляж все вместе идём.
- Ну и я пойду… - скривился тот. – Вместе. – Он презрительно выделил это слово, словно сплюнул. Мол, хрен с вами. Коля пожал плечами, пусть делает, как хочет. Ещё до построения, когда ребята одевали футболки, он успел сбегать в свой домик, скинуть берцы с раскалённых тяжёлых ног и надеть под штаны плавки, так что сейчас ему отлучаться необходимости не было. Он лениво смотрел на суету вокруг. Опять дымили котлы на кухне: дядя Миша с красным от жары лицом уже что-то обжаривал для ужина. Узбек Мансур возился с дровами, зачем-то перекладывая их. Сторож Семёныч, дымя сигаретой, зажатой в губах, тащил под навес здоровенную бутыль с водой. Коля почувствовал, как что-то мягко касается его ноги. Он опустил глаза под стол. Невесть откуда взявшийся черно-белый грязный кот тёрся об его штанину. Коля брезгливо отодвинул его ногой. Кот, презрительно глянув на него, не спеша подошёл к Волчанскому и стал тереться об него. К некоторому удивлению Коли, который искоса держал того в поле зрения, Лёха нагнулся и стал начёсывать кота за ушами. Тот благодарно жмурился и выгибал спину дугой.
Под навесом тем временем собирались и другие отряды. Суетливый Артём первый стянул всех своих ребят, и первый же отчалил на пляж. Марк в дальнем углу собирал вокруг себя сразу два отряда: свой и Данькин. Дядя Женя опять тащил за руку упиравшуюся Вероничку.
- Дядя Женя, чё я сделала? – орала та.
- Ты нас всех опозорила! Я тебя первым же поездом домой отправлю!
- Да, чё-о-о?!! – она продолжала вырываться.
- Да, ничё! Я тебе такой «фак ю» устрою, язык твой вырву и съесть заставлю!
- Да, я больше ничего по-английски не знаю-у-у!
Подбежала вожатая, та самая, из Брянска, и принялась отбивать Веронику из рук разъярённого дяди Жени. Тот с неохотой выпустил пацанку, но продолжал кричать.
- И никакого пляжа ей. Пусть на кухне помогает. Пусть воду носит! Пусть полы моет…
- Хорошо, хорошо, Евгений Николаевич, мы разберёмся… – вожатая покладисто кивала, успокаивая хромого мужичка, быстрее отводя Веронику под навес, к остальной группе.
Коля встал из-за стола и потянулся разминаясь. Вожатая в полголоса отчитывала Веронику, та в ответ что-то бубнила. Под навес зашла мелкая Вичка, держа на руках щенка. Тот выглядел объевшимся и измученным. Она остановилась, оглядываясь и крутя головой по сторонам. Щенок дёргался и пытался покинуть её гостеприимные руки.
- Отпусти его. Он устал уже. – Сказал Коля, с улыбкой глядя на пухленькую козявку. Та подняла голубые глаза на Колю и ответила.
- Это Колбасёныш. А я его мама.
- Его мама – во-он там. – Коля показал на Хрюшу лежавшую в тени кухни. - Отпусти его к ней. Он к маме хочет.
- Ладно. – Вичка с грустью разжала руки и щенок, не веря своему счастью, быстренько затрюхал под кухонный навес.
- Ну вот, молодец. – Похвалил её Коля. Вичка неожиданно, с детской простотой, взяла его за руку.
- Мне уже четыре с половиной года. – Сообщила она важную информацию. – А тебя как зовут?
- Коля. – Он чувствовал себя немного растерянно.
- Здесь ещё киса была, ты видел? – спросила она.
- Э-э… - Коля немного помялся, не желая подставлять кота. – Кажется, киса убежала…
- Да? – Вичка, не отпуская Колиной руки, смотрела по сторонам. – Нам ему имя дать надо.
Коля скосил глаза – грязный безымянный кот беззаботно дремал развалясь у ног Волчанского. Тот сидел, прикрыв глаза, то ли тоже кемарил, то ли опять думал о чём-то своём. Неподалёку вожатая брала с Вероники честное-пречестное слово, что та больше не будет кричать американскому гостю гадости. Первым из Колиного отряда пришмыгал Женька-ёжик. Прижимая пакет с полотенцем к груди, он быстро сел на лавку рядом с Колей, подальше от Волчанского. Потом, все вместе, подошли другие ребята. Вскоре показались девочки. Лена Бабич вместе с Надей Клименко шли впереди, Лена Паньшина семенила за ними, держа пластиковую сумочку, и чуть позади, в длинной до пят свободной светлой юбке, в широкой соломенной шляпе, вальяжно шествовала Иоланда Пономарёва.
- Коля, Коля - Коля почувствовал, что его дёргают за руку. Он глянул вниз на малявку. Та доверчиво смотрела на него большими голубыми глазами.
- Я какать хочу.
Коля потерялся. Он замотал головой по сторонам, ища помощи. Ближе всех была эта вожатая с Брянска.
- Эй, слышь, э-э… подруга!
Та удивлённо посмотрела на него.
- У нас это… - Коля смущённо тряс Вичкиной рукой. – Проблема, в общем.
Та, подошла и, выслушав Вику, понимающе улыбнулась. – Решим сейчас вашу проблему. – Она взяла Вику за руку и ушла. Коля облегчённо перевёл дух. К таким поворотам в воздушно-десантных войсках их не готовили. Он посчитал своих подопечных. Все были в сборе.
- Ну, что, по коням?
*****
Он лежал, греясь на песке, и задумчиво смотрел на ребячье мельтешение на пляже. Оказывается Данил с Семёнычем и ещё каким-то работягой, успели по краям пляжа поставить туалеты. Вырыли ямы, вкопали по пять шестов и обшурупили фанерой. Получился туалет с боковым входом. На другом конце пляжа уже стоял точно такой же. Теперь Данил что-то обсуждал со своей группой, а Семёныч с другим рабочим расставляли по пляжу большие раскладные зонтики. – Это они клёво придумали. А то детям головы напечёт. – Лениво размышлял Коля. – Ни он, ни детдомовские, никакого головного убора не взяли. У него, конечно, был с собой в сумке, берет с училища, но Коля, почему-то подумал, что с беретом будет лёгкий перебор. Он здесь, всё-таки, вожатый. Водить малышей в туалет и вытирать им носы в берете? Смешно. И сам Коля, и все его подопечные уже успели окунуться в море, теперь обсыхали и грелись на песке. Только Волчанский, как держался один, так и продолжал сидеть, вроде и рядом, но, всё равно, наособицу. Пока шли на пляж, он снова попытал счастья, на этот раз, за каким-то делом, прицепившись к долговязому Свиридову. Кепку, что ли хотел у него отжать? Коля шёл впереди и скорее слышал, чем видел все эти разборки. Он слегка замедлил шаг, прислушиваясь к перебранке и пока не торопясь вмешиваться. В этот раз всё решилось гораздо быстрее. Свиридов просто послал Волчанского, а Пашка с Арсением сразу дали ему по тумаку. Видимо у ребят уже была договорённость на этот счёт. Лёха зашипел и опять злобно пообещал разобраться со всеми вместе и с каждым в отдельности. Но его уже никто не боялся. Женька-ёжик, оправданно опасаясь, что Волчанский теперь сорвёт злость на нём, торопливо семенил рядом с Колей. Девочки шли следом за мальчишками и в молчании наблюдали всю эту сцену. Скоро, наверное, и девчонки начнут его бить, лениво думал Коля, наблюдая за детдомовцем. Тот сидел на песке, так и не раздевшись и не сходив к воде. Он, иногда поглядывая по сторонам, снова возился с монетой, то легонько бросал её в песок, то засыпал, то откапывал её, и думал-думал какую-то свою думку.
Семёныч с напарником подошли к их отряду, и теперь расставляли большой складной пляжный зонт прямо над Колей. Кто-то из ребят сразу переполз в тень, кто-то наоборот, вылез из-под тени на солнце. Женька, который, прибежав с моря, сразу плюхнулся рядом с Колей, по другую сторону от Волчанского, теперь, как испуганный зверёк вертел головой, пытаясь понять, будет ли перемещаться вожатый, чтобы, если чего, дунуть вслед за ним. Девочки, намазавшись кремом от загара, почти все перешли под зонт.
- Я на Триозёрье была, очень похоже. – Иоланда вытянув длинные ноги и прикрыв их тонким пледом, смотрела на море, отвечая кому-то. – Только здесь пляж меньше и уютнее.
- А мы в Таиланд всей семьёй ездили зимой. Там на пляже песок белый-белый и мелкий как мука. И пальмы растут кокосовые. Папа с мамой меня кремом мазали и в тень загоняли, а сами обгорели. – Надя Клименко задумчиво перебирала пальцами песок.
- Все по этому Таиланду с ума сходят, подумаешь… Здесь тоже неплохо. – Иоланда надела свою шляпу и оперевшись на руки, смотрела на высокую скалу.
- Не были мы ни на какой Таити, нас и здесь неплохо кормят. – То ли соглашаясь, то ли смеясь, вставила Лена Бабич. Надя улыбнулась, а Иоланда только искоса взглянула на неё и ничего не сказала.
- А у нас в Уссурийске моря нет. – Тихо сообщила Лена Паньшина.
- Море есть. Воды нет. – Отстранённо поддержал разговор коренастый крепыш Пашка. Иоланда хмыкнула.
- Нету моря. – Несмело возразила ему Лена.
Трегубин Славка и Лёша Свиридов, нажарившись на солнце, тоже заползли в тень.
- Ну, чё, отряд номер семь, будем песню сочинять? – Это опять проявилась Лена Бабич. – Уважаемый вагоноуважатый Николай. – Обратилась она к Коле. – Есть ли вас, мысли, какую песню бы нам сделать?
Коля перевернулся на спину и сел жмурясь. Он почти задремал под шум волн и болтовню детей.
- Какую песню? – глупо спросил он.
Девочки и пацаны заулыбались, а кто-то даже засмеялся.
- Ну как же, у нас сегодня задание всем перезнакомится и написать песню нашего отряда. – Со строгой улыбкой, укоризненно, пояснила Лена Бабич. – Другие, вон, уже сочиняют.
Вырастет, училкой будет, наверное, думал Коля, глядя на неё. Он стряхивал с боков налипшие песчинки, и с трудом вспоминал, что да, на построении Элеонора что-то такое тарахтела. Он покрутил головой, всматриваясь. В Артёмовском отряде слышался смех, и кипело радостное оживление. Там первую скрипку задавал сам Артём. Постоянно шутя и прикалываясь, подбадривая ребят к творчеству, он что-то торопливо писал на каком-то бумажном огрызке. – Потом красиво перепишем и на наш шест повесим, пусть все нашу песню выучат! – крикнул кто-то из его отряда.
Наталья, училка из Уссурийска, как там её, Канкина что ли, расположилась поодаль, в тени деревьев, что росли на стыке песка и скал. Там, за кустами Коля заметил ещё одно сооружение, которое проглядел ранее. Жестяная коробка для переодевания, судя по ржавчине, поставленная в какие-то незапамятные времена. Её не так давно пытались красить, скорее всего, в прошлом году, и краска местами успела облезть. Канкина уже окунулась в море и теперь сидела среди своих подростков, накрыв плечи накидкой и аккуратно расположив на коленях блокнот. Обсуждая с детьми песню отряда, она методично записывала их идеи. Чуть ближе этот рыхлый Андрюха из Москвы, встал под зонт и, тряся перед собой выставленными ладошками, что-то растолковывал своим ребятам. Баптисты же, свели все свои отряды вместе, расположившись, как бы немного в стороне, как раз напротив маленького «бассейна» из камней. Из этого лягушатника уже торчали Вичкины косички из-под панамки, их обладательница сидела по пояс в воде, а рядом плавало пластмассовое синее ведёрко и жёлтый совочек. Коля обратил внимание, что никто из «этих» в воду не полез, они все таки сидели одетые, только Марк и Данил разулись и закатали штаны до колена. Все синие майки сидели рядком под зонтиками, а рядом копошились их отряды. Он, ещё раз разглядывая девушек, опять внутренне удивлялся: чего это они все такие блёклые, невыразительные, какие-то. Юбки длинные, волосы длинные… Без косметики, без серёжек. И вроде лица как лица, а взгляду зацепиться не за что. Овцы какие-то серые. Сидят, кивают, Даньку слушают. О чём шёл разговор, Коле слышно не было, но судя по всему, там были заняты тем же самым. Похоже, только Николай проспал задание, хорошо, хоть Лена Бабич была начеку.
- Ну, это… - начал Коля. В голову вообще ничего не шло. Как-то не приходилось ему до этих пор сочинять песни. Да и с чего бы? Что он, композитор-Айвазовский, что ли? Вот Лёха Рокот, он бы смог, да. Он всё хорошо делал. А Коля Молот хорошо выбивал двери. Он опять покосился на Артёмовский отряд – вот где с этим проблем не было. Тот сможет нажарить песен хоть на весь лагерь. «Попросить помочь, что-ли?», мелькнула трусливая мысль. Он снова перевёл взгляд на своих подопечных. Может они, что-нибудь изобразить смогут? – Ну, это... – повторил он. – Дело хорошее. Давайте ваши идеи.
- Хорошо. – Ленка с готовностью повела первую скрипку. – Только надо, чтобы каждый сказал что-то своё, а мы из этого сделаем общую компиляцию.
Коля ошалело покосился на Бабич. Она сказала «компиляцию». Коля пару раз слышал это слово на обсуждении дипломных работ в училище, и был уверен, что это что-то военное. Эта умная девчонка точно училкой будет или вообще профессоршей. Значит ей и вести обсуждение, а он ей будет поддакивать, ну и может где-то поправлять. Коля, всё ещё удивляясь внутри, кивнул ей: давай, мол, жги. Ленка Бабич выдохнула как перед стартом и обвела всех взглядом: ребята молчали и переводили растерянные взгляды с неё на Колю.
- Ну, ребята, вспоминаем маршевые песни! Или любимые песни!
Ребята сидели и молчали.
- Вы главное идеи кидайте. Любые. А мы их раскрутим. – Подбадривала их Бабич.
- Орлята учатся летать… - неуверенно промолвила Лена Паньшина.
- Так, хорошо! – ободрила её Бабич. – Песня ритмичная и энергичная. Как вариант подойдёт. Ещё мысли?!
Остальные продолжали молчать. С мыслями было туго.
- Так, - Лена Бабич вдруг обернулась к Волчанскому. – Лёша, а ты что предложишь?
Лёха Волчанский дёрнулся от неожиданности и выронил свою монету.
- Я? – удивлённо просипел он, поперхнувшись слюной.
- Ну да, ты. – Горячо ответила Лена. – Ты из нас самый взрослый и опытный.
Лёха поёрзал, видимо впечатлённый такой характеристикой, и вдруг выдал. – Кто шагает дружно в ряд… пионерский наш отряд…
- Молодец! – рубанула ему Бабич. – Отлично. Можно взять за рабочийвариант.
Тот пожал плечами, сплюнул на песок и опять гаденько ухмыльнулся, принимая свой обычный вид.
- Отличная речёвка и все её, наверное, слышали. Надо только слова подобрать соответствующие…
- Наш бравый отряд? – неуверенно сказал Паша.
- Топает в ряд! – хихикнул Свиридов.
- Да-да, то, что надо! – Бабич кивала головой. – Надька, доставай записнуху свою.
- Пионеры – всем примеры. – Славик Трегубин улыбался: типа, он только пошутил.
- Пионеров уже нет. – Вставил кто-то.
- Ну и что! Тоже запишем! Карябай, Надька!
Коля облегчённо отвёл взгляд, выпадая из обсуждения. Похоже, его помощь тут и не требовалась. Глядишь, сейчас ребята сами что-нибудь сварганят. Хорошо, что у него в отряде есть такая Ленка. Что там у других? Москвич продолжал свою речь, что-то вещая ребятам. Ему уже внимали вяло. Кто-то из его отряда тихонько подполз к Артёмкиному и слушал их обсуждение. Там уже шикали на него и, понижая голос, решали, что песню нужно отрепетировать в лесу. Коля продолжал лениво наблюдать вокруг. Интересно, а что американец делает? Пойти, ещё окунуться, что ли? Мысли, как кисель, растекались в разные стороны. Чё там у этой «англичанки»? Ага, они уже всем отрядом пошли купаться. А вот и наш американ… Снял кепочку свою и ходит в одних оранжевых шортиках… а, это плавки у него такие. Волосы развиваются… мальчик-милашка. Правда стройный, подтянутый – что есть, то есть. На лицо слащавый какой-то… Как певец этот, Стошневский, кажись? Или Губкин? Ходит, улыбается. Наверное, девчонкам нравится. Коля не удержался и фыркнул, вспоминая Вероничкин вопль. Возникло дурацкое мальчишеское желание вскочить и заорать на весь пляж то же самое. Дурной пример, и вправду, заразителен. А где эта пацанка, кстати? Не взяли на пляж? Коля пошарил глазами по берегу. И тут и там мелькали подростки. Где-то плескаясь в воде, где-то валяясь на песке, на солнце, и в тени зонтов, с вожатыми и без, по парам и по одиночке, везде, пестря разноцветными плавками и купальниками, были дети. Может с Вичкой в лягушатнике? Нет. И Вички тоже там уже нет. А она-то где? Ага, вон, под зонтом спит, укрытая покрывалом. «Эта» из Брянска её спать уложила, однако. Вероничка, кстати, в её отряде. Как её зовут-то? Да, ладно, какая разница. Овца, её зовут. Он продолжал, зевая наблюдать. Артёмовские опять искупнулись и собирались двигать в лес – репетировать. Пойти, что ли, тоже окунуться или полежать ещё. Мысли, словно вязкая масса, загустели сильнее, и Коля опять начал клевать носом.
- Марк! Артём! Быстрее!!! – Коля вздрогнул от резкого крика. Данил с застывшим лицом бежал вдоль по пляжу. Вдруг вприпрыжку, почти наперерез ему, со всей силы пронёсся Марк. Данил что-то кричал ему. И тот, срезав угол у воды, напрямик побежал к высокой чёрной скале. Данил, странно приседая, отчаянно спешил следом, но отставал. Коля вскочил на ноги, ещё ничего не поняв. Он смотрел им вслед. Марк был обут в кроссовки и поэтому бежал быстрее. Босые ноги Данила, где вязли в песке, а где натыкались на камни, поэтому он отставал. Коля смотрел в ту сторону и никак не мог сообразить, в чём причина переполоха. Вдруг рядом, резко вскрикнув и взяв с места вперёд, пронёсся Артём. Да, что ж произошло-то? Коля быстро зашарил взглядом по пляжу и далее, по скале, на которую уже начинал взбираться Марк…
Вот! Коля взвыв, сделал рывок вперёд и остановился лихорадочно соображая.
На отвесной чёрной скале, почти посередине, белела чья-то фигурка, переминаясь с одного уступчика на другой. Вот подросток попробовал задом отпятиться назад, но нога скользнула по скале... руки нелепо взмахнув, приклеились к стене камня. Вот он попробовал сделать шаг вперёд. Получилось. Но, надо было оторвать руки от скалы, чтобы перейти далее, на уступчик побольше. Неловко изогнувшись, продолжая держаться за выбоину в скале, фигурка нащупывала шаг ногой… Снизу уже лез Марк и что-то кричал. А! - Не шевелись! - Но фигурка пыталась самостоятельно выйти из неудобного положения… что-то посыпалось из под ноги… И Коля тоже побежал вперёд, уже на бегу видя, как оступаясь босыми ногами вслед за Марком по узкой лесенке из скальных щербин и уступчиков начинает карабкаться Данил, что-то крича. А за ним уже подбегал Артём и, судя по всему, собирался лезть следом. – Да, где ж вам там всем развернуться-то? – в отчаянии мысленно закричал Коля. А фигурка, вопреки предостерегающим крикам, всё пыталась нащупать нужный выступ и повернуться. Короткая стрижка, кажется пацан. Стой! Куда ж ты!!! Коля видел расширенные глаза, лицо в пол оборота… Вот рука оторвалась от стены и переместилась ближе к туловищу. Он пытался ухватиться надёжнее и неловко закачался на одной ноге. – Сейчас упадёт! – Коля через воду побежал к камням, что чернели внизу, под скалой. – Успеть! Только бы успеть! – Его ноги быстро били по воде, с шумом расплёскивая её в стороны. Вот нога провалилась вниз. Коля еле удержал равновесие, и сделал рывок, полуплывя-полубежа в воде. Вот камни! Коля не смотрел вверх, он боялся увидеть, как пацанёнок упадёт. Он ухватился за край камня… рука соскользнула вниз и Коля рухнул в воду… - Да, чтоб тебя!!! – Он, стиснув зубы, резко распрямился и опять ухватился за скользкую грань камня, группируясь и рывком выкидывая своё тело из воды. Получилось. Он вскочил на сухие камни и, бросаясь к чернеющей стене, с отчаянием вскинул глаза кверху. Он только успел среагировать на грани инстинкта и каких-то неведомых глубинных рефлексов. Вытягивая руки в броске, и, мгновеньем позже подставляясь всем телом, он, подхватил падающую фигурку! По инерции, ещё летя вперёд, к скале, но уже сбитый в полёте тяжестью внезапной ноши, выгибаясь и падая назад, он ещё успел оттолкнувшись ногой назад от скалы, сгруппироваться для падения… Напрягаясь всем теломи расшибая локти о камни, он рухнул назад.
Он не отключился, и, даже не ударился головой. Тупая боль в локтях доходила медленно, как смысл неумело рассказанного анекдота. Ненужно и некстати. Он неловко пошевелился под тяжестью и зашипел. Теперь боль в локтях в полной мере дошла до сознания. Больше всего болело слева. Мальчишка на нём вдруг зашевелился, поднялся и сел на камни рядом, глядя на него. Коля, опёршись на ладонь, тоже приподнялся.
- А, это ты! – Вероничка, казалось, была не очень удивлена. – А я чуть не упала. – Добавила она, удивлённо улыбаясь щербатым ртом.
Коля, молча дыша, смотрел на неё. Его начинало мелко трясти. Он глубоко вздохнул и, охнув, встал на ноги. Рядом вставала на ноги Вероника.
- Эй, вы там! Целы? – прозвучало сверху. Коля медленно поднял голову. На него со скалы, с разных мест, смотрели Марк, Данил и Артём.
- Пойдёт. – Буркнул Коля. – Пошли. – Он взял Веронику за руку, прошёл вбок по камням и они слезли в воду ближе к пляжу. Воды тут было по колено. «Надо будет в следующий раз здесь бежать», машинально подумалось Коле, «если ещё раз, вдруг»…
Он почти не замечал, как к ним бежали другие вожатые, как, корячась, спускались со скалы Данил с Марком и Артёмом. Словно размыто, промелькнуло лицо училки с прижатой к губам ладонью. Семёныч со своим напарником-рабочим с открытыми ртами, ребята и девчонки с других отрядов будто во сне мелькали перед лицом… Находясь во власти отходняка, он передал кому-то Веронику и дошёл до своего зонта. Ребята испуганно таращились на него. Коля медленно опустился и сел в тенёк.
- А мы песню почти сочинили. – Вдруг сказала Надя Клименко.
- Да? Молодцы. – Коля лёг на песок и закрыл глаза.
Глава 7. Утро доброе
Утром будильник на телефоне зазвонил, как ему и было приказано. В шесть двадцать. Коля, смахнув с лица сонную одурь, вскочил на ноги, и бодро отправился в санузел. Впереди были бег и упражнения. Коля решил не носиться по лагерю, как в прошлое утро – слишком много теперь вокруг было людей. Левый локоть ныл, и ночью Коля чувствовал сквозь сон, как саднят раны на руках. Но переломов не было, левый сустав он просто сильно ушиб, это ничего, это можно игнорировать. Через пару-тройку дней всё пройдёт само. А на правом локте, так и вовсе была только содрана кожа.Коля быстро одевался. Штаны и кроссовки, а майка подождёт… потом в душ, и он будет готов к новому дню. Коля, легко касаясь земли ногами, выбежал из лагеря и понёсся по дорожке к морю.
Вчера, когда они вернулись с пляжа, Элеонора вилась вокруг него и кудахтала, причитая. Потом потащила в медпункт. Там, эта миловидная фельдшер Алина, строго и раздосадовано глядя на Колю, будто он был не герой, а какой-то хулиган, обработала йодом ссадины. Коля попытался было улыбнуться ей и как-то завязать разговор, но она, словно бы упреждая именно такой поворот событий, на шутки не отвечала, разговор не поддерживала и быстренько выпроводила его вон. Коля был сбит с толку, идаже немного обижен. Ничего плохого он уж точно не сделал. Девочку спас, за что же с ним так неласково-то? Мол, не думай, что ты герой и тебе теперь всё можно. В таком, что ли, ключе? Коля ничего такого и не думал, но эта необоснованная холодность и пренебрежение его задела.
Зато в глазах ребят, он теперь был точно герой. Уже все вокруг перешёптывались, что Коля то ли десантник, то ли спецназовец, то ли тайный спецагент работающий под прикрытием. Женька-ёжик смотрел на него с немым обожанием и всё также молча увивался вокруг. Девчонки и ребята тоже гордились, что Коля вожатый именно в их отряде. Один только Волчанский, так и не искупавшись, засунув руки в карманы, демонстрировал презрительное пренебрежение ко всему на свете. За ужином ребята прочитали Коле тот текст, что у них получился, но у него как-то плохо получалось сосредоточиться. Он, вроде бы и одобрил, но предложил с утра ещё раз обсудить, как у них выражались в училище - «надев сапоги на свежую голову». Ребята посмеялись, переваривая солдатский юмор, а после ужина все вместе они принялись выполнять очередное задание. Надо было нарисовать символ их отряда и дать отряду название. Все сидели по своим столам, обсуждая и споря, и только неуёмная Вероника, таская за собой Вичку, бегала от одного стола к другому. Иногда под навесом столовой появлялся дядя Женя, тогда Вероника с Вичкой лезли под чей-нибудь стол и пережидали. Под очередным столом Вичкой был обнаружен грязный кот, который немедленно был принят в её добрые детские руки. Коля это понял по жалобному мяву. Он, как и в прошлый раз, отдал обсуждение на усмотрение Лены Бабич и теперь сидел, лишь изредка вставляя реплики. Песенка-речёвка получилась на взгляд Коли неплохой. В одиночку бы он точно такое не придумал.
Вот идёт отряд наш бравый!
Левой-правой! Левой-правой!
Мы, ребята, всем примеры!
Правой-левой! Правой-левой!
Мы забыли про отбой!
Мы готовы – рвёмся в бой!
По прямой и по кривой!
Без победы не поедем мы домой!
Ой!
Ожидайте нас с победой!
Правой-левой! Правой-левой!
Не найти на нас управу.
Левой-правой! Левой-правой!
Не удержат нас заставы!
Ни вокзалы, ни канавы!
Потому отряд наш бравый!
Дайте выпить нам какавы!
Ой!
- А почему в конце «Ой!»? – спросил Коля.
- Ну, как… для рифмы и просто для смеха. – Пожала плечами Лена Бабич.
- Да? – он посмотрел на ребят. Все глаза смотрели на него, ожидая решения. Коля был не против, но он просто не знал, как вообще такие вещи, как песни появляются на свет, и от этого чувствовал неуверенность. Эх, был бы рядом Лёшка Рокот, опять с тоской, подумалось ему.
- А при чём тут вокзалы?
- Это Лёша сказал. – Надя Клименко мотнула головой на Волчанского. – Он нам сказал, что однажды он убежал и его на вокзале ловили. А он всё равно удрал и сел на поезд.
- Вам что, не нравится? – спросил Пашка.
- Да не, нравится. Молодцы. – Похвалил их Коля. – Вообще, классно! – Он, вдруг понял, что дети действительно старались и теперь им очень нужно его одобрение. – Давайте-ка ещё раз, пропойте тихонечко. – Попросил он их.
Клименко, Савинецкий и Трегубин тихими голосами ещё раз ритмично прочитали песню. Иоланда смотрела с насмешливым любопытством, а Лена Паньшина робко улыбаясь, кивала в такт. Женька вертел сморщенной мордашкой, переводя взгляд с ребят на Колю и наоборот. Казалось, он был готов поддержать и тех и этих, и теперь смотрел, куда подует ветер.
- Ну, классно! Вот теперь вижу, что здорово! – Коля поднял большой палец вверх. – Отлично!
Ребята расслабленно заулыбались и снова зашумели. – А как мы наш отряд назовём?
- Бравый! Как в нашей песне. – Предложила Бабич.
- Да, ну, как собачья кличка: Верный-Алый-Бравый. – это неожиданно вставил свою копейку Волчанский.
- А ты, Женька, что думаешь? – Коля решил спросить рыжего ёжика, который до сих пор вообще не сказал ни слова. Тот испуганно заёрзал и попеременно смотрел то на Колю, то на ребят, то на Волчанского.
- Можно Бравый, так корабли называют. Неустрашимый, Отважный или Решительный. Мне Бравый нравится. – Голос у Женьки оказался тихий с шепотком и немного прерывистый, как и все его движения. Ребята радостно загомонили, одобряя Женькину реплику. – Молодец! Точно! – шумели они. – Значит, Бравый! Как боевой корабль! – Женька-ёжик, вжав голову в худые плечики, испуганно глядел на Колю, одобрит ли. А он, вдруг вспомнил, что и, правда, так называли корабли, «Неустрашимый» он точно слышал. Теперь и все ребята вопросительно смотрели на вожатого.
- Ну, хорошо. Пусть Бравый. Я – за!
- Единогласно! – завопил Савинецкий.
Лёшка Волчанский презрительно хмыкнул, отворачиваясь.
Отбой наступил в 22.00.
Коля бежал, размеренно отбивая такт, на память, напевая вчерашнюю песню - правой-левой! – правой-левой! – ожидайте нас с победой! – и канаву и какаву – и вокзалы и заставу! – а ещё Марусю-Клаву – ой!
Он бежал через лес по вчерашней тропинке к пляжу. Вдруг, среди деревьев он увидел Даньку. Тот выходил из леса в сторону лагеря. Заметив Колю, он приветливо поднял руку, но Коля пробежал мимо, не глядя на него, типа, не заметил. Дальше шло ускорение, потом сразу медленно, а затем тропинка пошла вверх, переваливая через заросший берёзами и дубами холмик. Подъем, Коля пролетел с ускорением: - не удержат нас заставы – левой-правой! – Он с разбегу попытался сделать кувырок в воздухе – ой! – получилось по кривой. – ой! Коля быстро вскочил на ноги и побежал дальше, с радостью чувствуя, что вчерашнее падение не сильно отразилось на здоровье. Только локоть побаливает, да и он скоро пройдёт.
Он резко остановился, вылетев на кромку пляжа у самого спуска вниз. Скала торчала нелепым тёмным пятном на фоне изумрудного моря, жёлтого песка и стремительно синеющего неба. Это откуда же вчера летела Вероника? Коля, сбегая вниз, сделал ещё кувырок – мы готовы – рвёмся в бой! – В этот раз кувырок получился на отлично: - по прямой! – ой!
Он спружинил обутыми в кроссовкиногами, выпрямился и подбежал к скале. Ломаная линия сколов, уступов, и неровных выбоин уходила от пляжа, наискосок вверх по скале. Лесенкой и назвать-то это было нельзя, но, вот, дальше шли широкие пологие выступы, почти в ряд прямой линией, затем резко скрываясь из глаз, уходили за скалу. Отсюда было не видно, скала закруглялась, и следующие ступеньки были скрыты её массивом. Коля вглядывался, примериваясь начать восхождение, и рассчитывая путь.
- Надо лезть не так. – Вдруг раздалось рядом. Коля чуть не подскочил от неожиданности. Ну, конечно, сзади тихонько подошёл Данил. Он не скрывался, просто мягкий песок глушил шаги, а Коля засмотрелся на скалу, вот и проворонил.
- Тут, на те широкие ступеньки смотреть не надо. Они как раз и приведут туда, где вчера Вероника сорвалась. Там есть другой путь. – Данил подошёл и встал рядом.
- Ну и какой? – нехотя произнёс Коля.
- Так не расскажешь, тут показывать надо. Пойдёшь за мной?
Коля кивнул на скалу, давай, мол. Данил первый полез по выступам и почти сразу добрался до широких уступов-ступеней уходящих за скалу.
- Вот, смотри! – Они стояли на первой ступени. – Глаза и ноги сами просятся пойти широким путём, но там дальше обрыв, именно в том месте, где кажется, что сейчас поднимешься выше. Обман. Гибель. Идти надо узкими уступчиками – вот. – Он вдруг показал Коле ямку в скале, куда вполне можно был поставить ногу. Она была в тени и сливалась с чернотой скалы. – А дальше, - продолжал показывать Данил, - вот туда! – Серо-бурый каменный желвак выпирал из тёмной скалы инородным предметом. – Он будто стёсан сверху, нам отсюда не видно. А вот с него уже можно почти как по лестнице пройти совсем спокойно. Там ещё площадочка есть, затем щель в скале, как раз человеку пройти, и вот за ней уже плоская вершина. Самый верх. – Данил улыбался рассказывая. – Ну что, пошли?
- Пошли. – Буркнул Коля.
Данька полез первым, показывая, куда и как ставить ноги, а Коля лез, карабкался следом и запоминал. Ага, желвак из бурой породы, действительно был, как будто срезан и на него можно было встать, даже двоим, если прижаться друг к другу. Здесь Коля остановился и немного перевёл дух, а Данька уже стоял выше.
- Вот, тут ещё две ямки небольшие, а дальше, как по проспекту. – Сказал он, развернулся к скале, и в несколько движений скрылся из глаз. Коля последовал за ним. Буквально через минуту он вышел по достаточно широким уступам на площадку и осмотрелся. Метра четыре в длину и почти столько же в ширину, прорезанная трещинами с мелкой травой и камешками, она представляла собой неправильный прямоугольник, где-то до половины окружённой скалой, а с другой половины резко обрываясь и падая отвесной стеной. Коля подошёл к краю и осторожно посмотрел вниз. Там чернели камни и, чуть поодаль, шумело море. За камнями оно было тёмного синего-зелёного цвета, там сразу начиналась глубина. Он огляделся – какая же здесь была высота? Вокруг всё было неровное, и скалы и земля, даже море изрезанное камнями и скалами, которые дальше открывались взору, казалось было неровное.
- Сколько здесь? – спросил он Данила, стоящего рядом.
- Не знаю. По ощущениям, до камней и моря, этаж четвертый, может чуть больше.
Коля кивнул, он сам примерно так и оценивал.
- Интересно дальше. Смотри. – За выступом скалы, как Данька и говорил, обнаружился проход, будто щель или проём в скале наверх. Коля увидел, что внизу дыбились каменные желваки на подобии ступеней. Он прошёл вслед за Данилом, обтирая плечами скалу, сделал последний шаг и вдруг оказался на самом верху. Большая ровная площадка, почти без неровностей – Коля присвистнул – можно было хоть вертолёт сажать, простиралась узким треугольником метров на пятнадцать и сужалась острым углом, за которым, крошась и ломаясь, уходила тонкой каменной волной дальше влево и вниз-вниз, выпирая узлами разнообразной каменной породы, в основном серой, она исчезала в разломах и трещинах, петляя и сходя на нет.
- Тем путём не пройти, хоть и может показаться, что можно. Путь только один. Тот, которым мы забрались. – Упреждая его вопрос, сказал Данька.
Коля стоял и смотрел вниз. Вид и вправду был великолепный. Глядя прямо можно было видеть море во всю ширь, не считая островов, что тонули вдалеке в бледной дымке. Слева, как на ладони был виден весь пляж, обрыв скалы за лагерем, с которого Коля чуть не свалился в первый же день, а справа была маленькая бухточка отороченная скалами и торчащими из-под воды камнями. Ещё левее, та самая искрошенная линия каменной гряды, уходившая вниз и терявшаяся в щелях и глыбах косо обломанных скал. За ними бескрайним простором зеленели лесами приморские сопки.
- Да, красиво тут. – Он подошёл к самому краю. – Высоко.
- Да. – Данька подошел, становясь рядом. – Здесь ещё выше.
Они какое-то время стояли, молча разглядывая раскинутый у их ног пейзаж. А Коля понемногу начинал чувствовать подступающее и тихо разгорающееся внутри раздражение. Чего это Данька припёрся за ним на пляж? Кто его звал? Стоит рядом, как милый друг, разве что руку на плечо не положил. Ага, ему только дай волю и попадёшь в ту же ловушку, что и отец… Ничего, с Колей этот номер не пройдёт.
- Слушай, Даня. – Коля развернулся к Данилу, который стоял рядом, глядел вдаль и тихо улыбался каким-то своим мыслям. – А зачем ты за мной на пляж пришёл?
Данил повернулся и, продолжая улыбаться сказал.
- Да вот, заметил, что ты меня заметил, но сделал вид, что не заметил. – Он сам усмехнулся своему ответу. – Поэтому решил, что раз ты сделал вид, что меня не заметил, то и я сделаю вид, что не заметил, что ты меня заметил. – Он почти смеялся, говоря.
- Ну, и на хрена? – сознательно обострил разговор Коля, закипая. Данил только вздохнул, продолжая улыбаться.
- На хрена? – Коля буравил его взглядом.
- Ну, как? – Данил сделал вид, что не заметил обидного слова. – Ты ведь на скалу бы полез…
- Ну и что?
- Ну как, «ну и что»? Ты бы застрял именно там, где вчера застряла Вероника, и кто бы тебя теперь ловил, а? – Он опять улыбнулся.
Коля почувствовал, как краснеет его лицо. До него дошло. Он чуть не заскрипел зубами от досады. Этот баптист оказался прав. Ведь всё верно, он бы именно так и сделал. Он сам полез бы на скалу, не зная броду, радостно протопал бы по широким ступеням, полез бы выше, и оказался в той же самой ловушке, что и Вероника. Только он массивнее и тяжелее девчонки. Долго ли он смог бы продержаться там? Коля всё также продолжал таращиться на Данила не зная, что ответить. Тот, однако, наслаждаться триумфом не стал, ещё раз коротко, понимающе улыбнувшись, он сказал.
– Давай спускаться.
Пока спускались, Коля взопрел от напряжения. Надо было идти очень осторожно. Один неправильный шаг грозил падением. Он шёл строго за Данилом, наступая за ним чётко след в след, камешек в камешек, уступ в уступ.
Вот и пляж. Колю потихоньку отпускало напряжение, но он продолжал чувствовать себя неловко. Данька молча шагал рядом, только поглядывал на часы. Скоро утренний сбор вожатых. Пока шли до лагеря, смущение прошло, и снова забурлило раздражение. Данил, как будто чувствовал это, он шёл и не говорил ни слова. Только в лагере, перед тем как разойтись, он вдруг сказал.
- Кстати, Коля… Спасиботебе, что спас вчера Веронику. – Он примирительно улыбался.
- Себе оставь. – Бросил Коля, уходя в душ.
Заходя в конференц-зал, Коля притормозил у кабинета Валерия Вадимовича. Оттуда доносились взволнованные голоса. Коля прислушался: с дядей Валерой вполголоса спорила Элеонора Робертовна.
- … ну а зачем вы про Ленина песни ставите? Они сейчас-то детям, зачем нужны?
- Это наследие советской эпохи. – Сварливо отвечал ей Валера. – Это наша история, под эту песню и я когда-то в пионерлагере маршировал.
- Ну, хорошо, а про марихуану вы зачем включаете? – недоумённо вопрошала Элеонора.
- Это современная молодёжная песня. – Назидательно отвечал ей Валерий. – Ребятам нравится.
- Да, с чего вы взяли, что им нравится? Мы их тут учить должны, а не развращать. Марихуанна. Тьфу!
- А там и поётся, «не бери её»! Вы в слова-то вслушайтесь! – не сдавался он.
- Да зачем мне в слова эти гадкие вслушиваться? Вы подберите музыкальное наполнение, которое концептуально бы увязывалось с тематикой нашего лагеря. Это молодость! Юность! Задор! Свершения!
- Я именно так и делаю. У меня есть чёткая музыкально-контекстуальная концепция, и я строго придерживаюсь её.
- Да, где там концепция? У вас там мешанина какая-то! Зачем вы ребятам при въезде песню про сироту-мамонтёнка включили? Чтоб они заплакали и в маме стали проситься?
- Это для того, чтобы всколыхнуть в них глубинные детские воспоминания. О безмятежном, хорошем и добром. В этом и есть проявление концепции.
- Да ну вас! – Элеонора затопала к двери, и Коля пошёл дальше.
- И прошу вас впредь не указывать мне. – Бубнил Валерий, шагая за ней. – Я в ваши дела не лезу, вот и вы, будьте добры…
- Хорошо, если б вы ещё понимали в своём деле.
- А я говорю вам, что понимаю в своём деле.
Они вслед за Колей зашли в конференц-зал. Там уже были все, кроме поваров.
Пока они рассаживались, дверь ещё раз хлопнула и бодрым шагом вошла директриса. Она села на своё места у стола и без предисловий сразу спросила.
- Ну что, как прошёл первый день? Все придумали песни? Названия отрядам все дали?
Все согласно загалдели. С песней не вытанцовывалось только у москвича Андрюхи. Коля прислушался к его объяснению. Выходило, что ребята были какие-то не такие, не слушали, что этот Мандрыгин им говорил, и никак не могли сочинить нормальную песню. Да и название отряда у них никак не выходит, потому что, мол, название надо концептуально привязать к песне, а так как песня не выходит, то и соответственно…
- Андрей Владимирович. – Элеонора встала, обращаясь к нему. – Я вот вчера немного посмотрела, как вы с ребятами обсуждали песню, и увидела, - вы уж, извините, - что вы связали всю их инициативу, и свели на нет, все их попытки что-то создать. Постоянно говорили только вы. Так не надо делать. Вашего уровня за этот период, они всё равно не достигнут. Надо было проще поступить. Пусть они бы сочинили, а вы бы только направляли и поправляли, где надо... А к песне и название бы сочинилось само. Вы ж в педагогике не новый человек. Отпустите их, дайте им проявить себя, не давите авторитетом.
- Да я не давил. – Оправдывался москвич.
Коля сидел, слушал и думал, что всё-таки он вчера правильно поступил, когда решил ни во что не вмешиваться. Только у него это вышло само собой от отсутствия идей, а у того, наоборот, ничего не вышло от изобилия собственных. Кандидатскую пишет, надо же, а песенку не сляпал. Горе от ума, похоже.
- Так, коллеги, я прошу вас помочь Андрею Владимировичу. Только быстро. Через час после завтрака у нас презентация отрядов и песен. Сейчас – Валентина Викторовна взглянула на часы, - у нас почти восемь. В ноль-ноль у нас подъём, а в восемь сорок завтрак. Итого, до десяти тридцати у вас время есть.
- Да, мы вчера за день не успели. – Бубнил москвич.
- Вы не успели, а другие прекрасно справились. – Отпарировала Элеонора. - Сегодня вам помогут, а вы мотайте на ус. Ещё раз повторяю, не надо гасить инициативу детей.
- Да, я не гасил ничего! – Мандрыгин уже начинал закипать. – Они сами нормального варианта предложить не смогли. Я весь день пытался донести до них нравственно-психологический аспект дидактического влияния музыкальных и поэтических комплексов. Теорию опосредованного воздействия. А они абсолютно, понимаете?…
- Ладно. – Рубанула ладонью директриса. – Сейчас не будем долго и нудно выяснять. Пусть все сделают выводы, а нам надо двигаться дальше. Элеонора Робертовна?
- Да. После нашей презентации отрядов, точнее начиная с неё, каждому отряду будут начисляться баллы. А в предпоследний день, то есть, за день до отъезда, мы будем подводить итоги, и поздравлять победителей. Ещё, с завтрашнего утра, мы будем проводить общую зарядку. Сегодня первое утро, так что пусть дети выспятся, привыкнут к новой обстановке, а с завтрашнего дня, завтрак будет на пятнадцать минут позже. Эти пятнадцать минут мы уделим зарядке. А проводить зарядку будет… - Она сделала загадочную паузу. Коля навострил уши, чтобы узнать, кто же будет проводить зарядку. - … А проводить зарядку будет Николай. – Закончила Элеонора Робертовна.
Коля выпрямился на стуле.
- Хорошо, Николай? – Элеонора и директриса с улыбкой смотрели на него.
- Да, можно. - Коля кивнул.
- Коля, - обратилась к нему директриса. – Встаньте, пожалуйста!
Коля поднялся, удивлённо озираясь. Все смотрели на него. Директриса поднялась со своего места и подошла к нему.
- Коля, - ещё раз повторила она. – Вы вчера просто спасли всех нас. Не только девочку. Всех нас. Позвольте вас обнять. – Она порывисто его обняла, окатив запахом тонких духов. – Спасибо. – Выдохнула она, выпуская Колю из объятий. Все вокруг захлопали. Даже «эти» несколько раз шлёпнули в ладошки.
- Вы сейчас для всех детей герой. Мы и так хотели, чтобы вы проводили зарядку, как самый физически подготовленный человек среди нас, но теперь-то особенно! Так что не откажите. – Элеонора стояла рядом и по-матерински поглаживала Колю по плечу.
- Да, согласен я, согласен.
- На десять минут, где-то. Какие-нибудь общие упражнения. Хорошо?
Коля в ответ кивал, хорошо, мол. Тут и правда, проблем особых не было. Проведёт он зарядку, это вам не стихи сочинять.
- Так, что ещё. – Элеонора обратилась ко всем. Сегодня у всех отрядов после презентаций, вступительный урок по английскому языку. Проводит Наталья и Саймон. Вот и он здесь, я вижу.
Американец, радостно скалясь, привстал и помахал рукой. При виде его у всех невольно на губах проявились сдавленные ухмылки. – Вспомнили тот крик – подумал Коля, в свою очередь, кривя рот и гася улыбку.
Ровно в восемь ноль-ноль над всем лагерем из динамиков уныло раздалось.
Не для меня придёт весна,
Не для меня Буг разойдётся,
И сердце радостно забьётся
В восторге чувств, не для меня!
Верный своей мудрёной, и понятной только ему, концепции, дядя Валера будил детей.
Повара суетились, накрывая на стол. Мансур расставлял большие пиалы с нарезанными огурцами и помидорами. Вчерашний рабочий выносил дышащие паром кастрюли с кашей и ставил их на столы. Тётя Тая звенела тарелками. Сторож Игорь Семёныч курил сидя на ступеньке у своей конуры.
- Слышь, Саня! – орал он второму рабочему. – Под такую песню в гроб ложить надо! А этот дурик, дитёв будит!
Хорошенькая фельдшер Алина ходила между домиков и поторапливала сонных девчонок. Коля невольно засмотрелся на неё. Невысокая, стройная как куколка, в белом халатике, с сумкой на боку, она так и приковывала Колины взгляды.
Не для меня, красой цветя,
Алина встретит в поле лето;
Не слышать мне её привета,
Она вздохнёт – не для меня!
Коля ошалело перевёл взгляд с женской фигуры на динамик. Такое прямое попадание было уже слишком. Алина и вправду на него не смотрела, и вчера проявила к нему, прямо таки показное безразличие. Коля пошёл вытаскивать из палаток пацанов. А с Алиной надо будет попытаться ещё, может и для него улыбнётся и вздохнёт разок. Он дошёл до палатки, и с облегчением увидел, что все ребята были на месте. Трегубин и Волчанский ночевали в одной секции с двумя ребятами из отряда москвича Андрея, а Свиридов, Елисеев, Савинецкий и Журкин вместе – в другой. Трегубин, привычно хмуря лобик со сна, уже выглядывал из палатки.
- Чё это за песня такая печальная? – спросил он.
- С отбоем перепутали, наверное. – Ответил кто-то из Андрюхиных пацанов.
Коля заглянул внутрь. Волчанский спал как убитый, и вставать, кажется, не собирался.
- Всю ночь где-то лазил. – Недовольно пробурчал второй парень из отряда москвича, шелестя пакетом с зубной щёткой и пастой. – Потом, в темноте по моим ногам оттоптался, гад. Лежит вон, сигаретами воняет.
Коля засунул голову глубже в палатку, и в нос ощутимо ударило табаком и перегаром.
*****
За завтраком уже привычно помолились баптисты. Коля увидел, что некоторые ребята из их отрядов тоже вставали. Однако. Его отряд дружно работал ложками, и он сам не отставал от них. Почти все были в сборе. Немного опоздала Иоланда, да и Волчанского поднять Коле не удалось. Точнее, удалось бы, но Коля не стал прибегать к тяжёлым мерам и насильно поднимать его – пускай себе, спит. Так от него проблем меньше. Он уже интуитивно ухватывал суть, что значит быть вожатым. Направлять, одобрять, и не сдерживать инициативу. А в остальном – по распорядку. Сначала Коля, конечно, вскипел, вбитые за пять лет рефлексы требовали поднять спящего Лёху за шиворот и погнать на завтрак, но Коля вовремя остановился. Какой толк поднимать сейчас Волчанского? Это в казарме бы его подняли, и не спросили бы, а потом погнали бы на утренний кросс. Если надо, то и пинками. А здесь зачем? Пусть завтрак пропустит. Будет ему урок. Надо будет потом потолковать с ним наедине, и за курение и за ночные отлучки. Где тут можно ночью лазить?
За крайним столом слышалось тихое, быстрое обсуждение. Как Коля и думал, помочь москвичу Мандрыгину поручили Артёму. Артём что-то торопливо втолковывал ему, а тот возражал. Артём опять настаивал.
- Да вот, твои же ребята предлагали. Это отлично подойдёт. И мелодия всем знакома…
- Не подойдёт это, я говорю, – кипятился Андрей. - Я ж тебе объясняю, что тут понятийный ряд не коррелирует с общей концепцией.
- Бли-и-ин, Андрюха, - застонал Артём, - ты это в кандидатской своей писать так будешь. А здесь надо просто, типа шутки и прикола. Кто тут твою корреляцию смотреть будет. Тебе предлагают отличный вариант, чего ты упираешься?
- Артём-Артём! – Москвич ребром ладони бил по столу, расходясь всё больше и больше. - Самое трудное, это профессионалу работать с непрофессиональными людьми. Ты, человек без образования, ты не можешь понять сути, и лезешь со своими глупыми советами. А подход должен быть проработан, понимаешь? Про-ра-бо-тан! Концептуально. А не «тяп-ляп» и побежали! Где тут отражён базисный подход педагогической теории? Артём, ты тоже меня учишь, как и остальные, а сам даже понятийным аппаратом не владеешь. Ты мне про зависимость эфективности процесса воспитания с его результативностью, что-нибудь сказать можешь?
Он шумел всё сильнее, расходясь не на шутку. Коля видел, как к спорщикам тихонько подошёл Данька.
- Тише, тише. Остынь. – Даня легко похлопал Андрея по плечу. Тот задёргал плечом, сбрасывая руку и недовольно кривясь.
- Андрей, на вас ребята смотрят. Зачем эти разборки. Тише.
- Затем, что тут никто не понимает ничего. Непрофессиональные люди учат профессионалов. – Упрямо шипел Мандрыгин.
- Тебе, как суп нашей тети Таи? Вкусный был? Так вот она вообще не профессионал. Никаких поварских курсов не заканчивала. И дипломов не писала. Однако суп все едят и хвалят.
- Ну и?
- Ну и не горячись. Отложи теории пока. Давай, поближе к людям… Ты ребятам нужен своим.
- Ага, сравнил педагогику с супом. Ума-то хватило! Поучились бы с моё, для начала! – Андрей рывком встал из-за стола и быстрыми порывистыми шагами ушёл из столовой.
Артём с Данилом смотрели ему вслед.
- Трудно объяснить слепому, какого цвета небо, – задумчиво сказал Данил.
- Надо же, а вроде нормальным казался. Бывают же такие люди, из всего проблему сделают. – Артём почесал голову и повернулся к Даньке. – И чего теперь делать будем?
- Не знаю, но мне думается, что если так дальше пойдёт, то придётся его отряд расформировывать и по остальным раскидывать. Ладно, пусть Валентина Викторовна с Элеонорой разбираются. Ты это… сходи в его отряд, пусть напишут то, что собирались. Ободри их там…
Коля тоже был озадачен. Он ел кашу и не мог понять этого Мандрыгина. Чего он так разнервничался? Взял, ушёл. А дальше, что? А его отряд? Коля покрутил головой. Ну и ну. Он снова уткнулся в тарелку. Каши было много. Он положил себе ещё добавки, и вздохнул прислушиваясь. Над лагерем опять рыдал над своей печальной судьбой горбун Квазимодо.
Глава 8. День добрый.
Названия отрядов у баптистов веселили глаз и подкупали своей простотой и непосредственностью. «Радость», «Доброта», «Звёздочки», «Юность», «Дружба» и тому подобное. Коля улыбался рассматривая. Чувствовалась надёжная рука вожатых. – Детский сад «Ромашка», блин, – хмыкнул он, разглядывая дальше. Сам он и его отряд стояли под табличкой «Бравый». Рядом, как и на построении, стоял отряд москвича, только без вожатого. Хмурый Ванька Гавриленко, тот самый, которому Волчанский ночью ноги отдавил, топтался, держа табличку с номером отряда. Сразу за ним стояла худенькая, по-подростковому нескладная девочка в синих брючках и кепочке и держала наспех сляпанный плакат со странным названием отряда. «Вызов» - гласил плакат по-русски, А ниже, уже по-английски, было написано: Challenge. Коля нахмурил лоб, вспоминая слово. Это, кажется, значит, что «вызов», в смысле – вызов на бой. А не вызов неотложки, например. За осиротевшим отрядом тихо встал американец. Не то, чтобы как вожатый, но так… присутствовал. Наверное, он им этот «челлендж» и предложил. Вызов судьбы, типа. Ну, а на безрыбье, и сторож Семёныч в качестве вожатого сгодится…
Ну а Артёмкин отряд сразу бросался в глаза своим оригинальным названием. Сам Артём стоял впереди и с таинственным видом опирался на шест «отряд 2», а рядом с ним стояла очень красивая фигуристая девочка лет семнадцати и, улыбаясь, держала плакат, который гласил: «Виннички и Пятапухи». Да, Артём не был бы Артёмом, если бы не отчебучил что-нибудь такого. Его подопечные, стояли позади него и давились от смеха, предвкушая свой выход. Ребята из других отрядов бросали заинтригованные взгляды и на все лады читали их название. Презентация ещё не началась, а психологический перевес уже сильно склонялся на сторону 2-го отряда. Артёмовские ребята это чувствовали и с затаённым превосходством поглядывали на других.
Вот встали, как вчера на линейке директриса и Элеонора. Даже повара и сторож Семёныч подошли поближе, наблюдая. Презентация отрядов – это было интересно. Смолкли динамики, которые голосом Джона Ленона пели про «Еллоу Субмарин»… Учитывая особое видение дяди Валеры, то и эта песня для начала торжества, смотрелась неплохо, а то мог бы и вправду колыбельную включить. Коля успел заметить, как к ним, осматривая по ходу пустые столы столовой, подошёл Волчанский.
Элеонора объявила в микрофон про баллы и конкурсы и, не мешкая, по жребию, потянула номер отряда из сложенных бумажек в коробочке.
- Честь первым презентовать свой отряд, а также название и песню, получает отряд номер….
Все затаили дыхание.
- Четырнадцать! – громко объявила в микрофон Элеонора Робертовна. Коля пробежался взглядом по рядам. Это был отряд Веронички и той самой вожатой из Брянска, как там, бишь, её… Все захлопали в ладоши глядя на них.
- Четырнадцатый! Ваш выход! – торжественно объявила Элеонора.
Вожатая в длинной юбке, держа маленькую Вичку за руку, вышла к точке старта, за ней дружно выкатился её отряд. Сразу за вожатой, улыбаясь сколотым зубом и краснея царапиной на носу, то отставая, то забегая вперёд, семенила Вероника. В руках она держала плакат с надписью «Вместе». Коля заметил, что в основном там были девочки, а мальчишек было всего трое, а нет… четверо. Вот он, ещё один мелкий, топает с ними. Это значит у парней в основном пацаны, а у девушек вожатых перевес был в сторону девчонок.
Быть всем вместе, это радость!
Помогать друг другу!
С нашей песнею весёлой
Мы пройдём по кругу.
Мы поможет, тем, кто рядом,
И плечо подставим.
А того, кто загрустил.
В горе не оставим.
Сделав круг, они развернулись, и второй раз, пропев свои нехитрые стихи, возвратились на своё место.
- Отряд номер четырнадцать! «Вместе!» Ваши аплодисменты! – Бодро крикнула в микрофон Элеонора.
Раздались громкие хлопки. Причём сами баптисты в ладоши не хлопали, хлопали только дети из их отрядов.
- Следующий выход… - Элеонора опять протянула эффектную паузу. – Отряд номер семь!
Коля вздрогнул. Он повернулся к своим и кивнул, мол, действуем, как договаривались. Они все вместе вышли к точке старта. Всё было почти как на показательных выступлениях и на праздниках в училище. Коля топнул ногой, и все ребята за одно движение встали по парам.
- Отря-а-а-д! – Громко протянул он. В это время ребята вытащили из-под футболок, заранее взятые на кухне, под самое честное слово, подносы.
- Бравый! – вразнобой, зато громко, рявкнули они. И забарабанили в подносы.
Вот идёт отряд наш бравый!
Они чеканили шаг.
Левой-правой! Левой-правой!
Отбивали ногами ритм.
Мы, ребята, всем примеры!
Правой-левой! Правой-левой!
Бум-бум-бум. – стучали подносы.
Мы забыли про отбой!
Мы готовы – рвёмся в бой!
Топ-топ-топ – вторили подносам ноги ребят.
По прямой и по кривой!
Без победы не поедем мы домой!
Ой!
Все вскрикнули, подняв руки. Развернулись и пошли на второй куплет.
Ожидайте нас с победой!
Правой-левой! Правой-левой!
В самом хвосте отряда, путая левую и правую ноги, не попадая ими в такт, и жутко краснея, плелись Иоланда и Лёшка Волчанский.
Наконец они все вместе завершили круг и вернулись в строй.
- Отряд номер семь! Бравый! Похлопаем им. Молодцы! – Элеонора Робертовна сама несколько раз хлопнула в ладоши. – А следующий выход это… Отряд номер восемь! Аплодисменты.
Раздались хлопки. Коля скосил глаза на соседей. Это был Мандрыгинский отряд. Сам Мандрыгин так и не подошёл.
- Короче, давайте живо! – прошипел Ванька с табличкой. – Две минуты позора, зато потом свободны! Орите погромче.
Они нестройной толпой пошли к точке старта. Американец остался на месте.
- Наш отряд – «Вызов» - громко сказал Ванька. Худая девчонка подняла плакат.
-Челендж! – крикнули два-три голоса.
- Челендж. – пискнул кто-то следом.
Коля понял, что они должны были крикнуть вместе, но сейчас забыли и растерялись. Ванька с девчонкой шагнули вперёд и весь отряд что-то быстро, и недружно запел, иногда выкрикивая то «Вызов», то «Челендж». Кажется, на мотив Чунга-Чанги… Коля видел, что они торопятся быстрее пройти и вернуться на место. – Гад, всё-таки, Мандрыга, - подумал Коля. Бросил ребят, кандидат учёный, а им теперь в одиночку отдуваться приходится.
- Поддержим ребят! – громко прокричала в микрофон Элеонора. – Отряд номер восемь! Чунга-Чанга!
Все захлопали и засмеялись. Элеонора Робертовна опять напутала.
- Мы – «Вызов!» - с обидой крикнул кто-то из восьмого отряда. Но его никто не услышал. Все ржали, показывали пальцами и повторяли: - Чунга-чанга! – Папуасики! - Негритосики!
Следующими выпало идти Ане Коломиец. Отряд номер один. Они прошли, махая своей «Радостью» и спели тоже, что-то правильное и сиропное. Коля так не узнал мотива. Следом был объявлен отряд шесть. Колины соседи с другого боку. Это уже была Юля Коломиец, Анина сестра. Теперь в воздухе парила «Доброта», а дети, надрываясь и щурясь на солнце, пели про то, как хорошо быть добрым. Два великовозрастных паренька с пробивающимися усами, уныло тащились в конце вереницы девочек и грустно басили про свои сердца полные любви и желания поддержать слабых.
Но их не очень внимательно слушали. Все переминались от нетерпения, ожидая выхода Артёмовского отряда. Наконец микрофон радостно объявил, что следующим выступит отряд номер два. Все громко захлопали и некоторые даже засвистели, а объявленные ребята напряглись и изготовились. Артём выждал, пока закончится шум, и уныло волоча за собой по бетонной площадке древко шеста с номером отряда, понурив голову, совершенно один, поплёлся к стартовой точке. Все затаили дыхание, понимая, что вот это – оно! Началось.
Артём дошёл до конца, со вздохом выправил шест, потом посмотрев на своих ребят, заунывно позвал.
- Отря-а-а-д! Давайте пе-е-еть…
- Да, ну-у-у-у! – раздался ему в ответ такой же унылый вой.
- Ну, пли-и-из… - прорыдал Артём, умоляюще сложив руки лодочкой.
- Ла-а-а-адно! – хором раздалось в ответ.
Красотка с плакатом в вытянутых руках, дефилируя, как на подиуме, грациозно пошла к Артёму. А остальные ребята, оставаясь на месте, стали резко отбивать такт ладонями. – Пам!-пам!-пам!-пам! – Все невольно подхватили этот ритм, и теперь уже вся площадка хлопала вслед выступающему отряду. Кто-то восхищённо свистел, глядя на девчонку.
- Это кто? – спрашивали рядом.
- Это Вика Зоренко из Партизанска. Клёвая, да? – отвечали ему.
А Вика Зоренко дойдя до Артёма, картинно подняла плакат и громко нараспев красиво протянула – Виннички и Пята-а-а…
- …Пухи! – оглушительно рявкнул остальной отряд, бросаясь к ним.
Они моментально выстроились и замаршировали под всем известную песенку Винни-Пуха.
- Пам-парам-парам-парам-пам-пам-пам-пам!!! Пум-пурум-пурум-пурум-пум-пум!
Артём взмахнул рукой, и они двинулись вперёд, распевая.
Хорошо живёт на свете наш отряд!
Повезло тем, кто попал к нам – будет рад!
Мы большие самородки… - они остановились, будто призадумавшись.
от Парижа до Находки… - прошли ещё несколько шагов.
Омса, лучшие колготки? – вопросительно выкрикнула Вика.
Нет! – рявкнули ей. И хором продолжили.
От Парижа до Находки - на машине и на лодке…
По приборам, по наводке!
На парковке и на сходке!
А также в лесу! на море! и в лагере!
Да!
- Пам-парам-парам-парам-пам-пам-пам-пам!!! – Опять замаршировали они. Дойдя до конца площадки, они резко развернулись.
Хорошо живёт на свете наш отряд.
Побеждает в состязаньях всех подряд!
Лучше вы нам не мешайте,
Все призы нам отдавайте.
На лошадке покатайте!
А также подарите пятьсот порций….
Мороженного! – ликующе завопили они. И сразу же вместе направились в центр площадки.
Хорошо живёт на свете наш отряд!
Повезло тем, кто попал к нам – будет рад!
«Виннички и Пятапухи» - не обидим даже мухи!
Вы свои откройте ухи!
Их держите на макухе!
И всегда в таком же духе…
Да! Да! Да!
Они вдруг бросились в разные стороны, и сразу же снова собрались в центре площадки.
- На-Всег-Да! – Закричали они, присев и махая руками. Туча мелко нарванных разноцветных бумажек взметнулась над их головами, а красивая Вика стояла в центре, картинно держа плакат высоко над головой.
Аплодировал весь лагерь. Свистели все, кто только мог свистеть. Даже Коля, удивляясь, что можно, оказывается, вот так отработать простую песенку, громко хлопал вместе со всеми. После такого феерического выступления, выходы остальных отрядов прошли как-то совсем незаметно. Кто получил самый высокий балл, никто даже не спрашивал. – Надо было Артёма последним выпускать, - с усмешкой подумал Коля. Он вдруг почувствовал тревожное неудобство, словно бы его тайком кто-то разглядывает. Он осторожно скосил глаза. На него долгим и пристальным взглядом смотрела блондинистая училка Наталья из Уссурийска.
Глава 9. Вечер добрый.
После обеда все опять захотели на пляж. Коля сразу заметил, как перекрывая подступы к скале, на пляже полукругом расположился отряд Марка. Ребята загорали, купались, но добрая половина из них постоянно бдила, периодически вскидывая голову и оглядывая пляж. – Баптистский дозор? Ну-ну, в общем правильно. – Пробормотал он, разглядывая ребят. Действительно, ждать, пока кто-нибудь опять туда полезет, не стоит. Вероничка опять, как ни в чем, ни бывало, бегала по пляжу. Иногда останавливаясь у одного отряда и слушая о чём говорят, иногда у другого, она казалось, совсем не помнила вчерашнего происшествия. Пухлая малявка Вичка опять сидела на мелководье и играла с совком и ведёрком. Юля Коломиец возилась с ней рядом и что-то рассказывала. А где остальные баптисты? Коля оглядел пляж и вдруг заметил, что теперь они расположились не особнячком, а наоборот, вытянулись в линию вдоль всего пляжа. Их вожатые бдили, никто не клевал носом. Точно, баптистский дозор. Коля усмехнулся. Ладно, это хорошо. Проблем будет меньше.
Коля перевернулся и сел, глядя как радостно Волчанский плещется в море. Сразу после обеда, который проголодавшийся Лёшка поглощал с большим аппетитом, все разошлись по комнатам, надевать плавки и купальники, а этот так и остался сидеть, нахохлившись как воробей, и глядя перед собой. Коля подсел, и хотел уже, было отчитать за ночную отлучку, но что-то остановило его. Лёха хмуро глядел, ожидая взбучки.
- Чё? – спросил он, косясь исподлобья.
Но Коля вдруг спросил другое.
– А, ты чего переодеваться не идёшь? Чего не купаешься?
Лёшка отвёл взгляд и посмотрел в стол.
– А чё мне в воду лезть? Чё я там не видел?
Коля продолжал смотреть на него. А тот вдруг тихо сказал.
– У меня трусов нет.
У Коли внутри что-то дёрнулось. Вот, бывает же.
- Слушай, я, кажется, знаю, что нам сделать. Пошли. – Коля поманил его рукой, вставая. Лёшка недоверчиво посмотрел на него, всё ещё ожидая законного нагоняя за ночную отлучку и опоздание к завтраку, но всё же встал и пошёл.
- Бить будешь? – на всякий случай, спросил он.
- Надо бы, сам понимаешь. – Хмыкнул Коля.
Они вместе пришли в Колину комнату. Узбека Мансура не было, сегодня на ужин все ожидали плов, и он сосредоточенно возился у казанов под навесом. В комнате Коля достал упаковки с новой парой трусов. Они, как Коля помнил, были треугольные и плотные, так что можно было даже притвориться, что это плавки.
- Держи! – Коля сунул Лёхе в руки упаковку. - Подарок тебе от Воздушно Десантных Войск. Можешь здесь и переодеться.
- О, ништяк! – Лёха радостно принялся скидывать штаны. Коля отвернулся, глядя в окно. По дорожке вдоль женских домиков шла хорошенькая фельдшер Алина. В своём белом халатике в обтяжку, в белых кроссовочках, с белыми же носочками и докторской сумочкой через плечо, она была очень хороша. Сейчас она дойдёт до его домика и повернёт к столовой. Надо было выходить и им.
- Ну чё, оделся? – Коля повернулся к Волчанскому.
- Ага. – Волчанский стоял перед ним, застёгивая штаны и сияя. – Ништяк. – опять повторил он. – Теперь, блин, искупаюсь.
- Пошли. – Сказал Коля. Он хотел выйти сейчас, чтоб пересечься с Алиной, а та как раз подходила к их домику. Волчанский быстро обулся, и Коля запер дверь.
- Привет! – сказал Коля нагоняя фельдшера. – Тоже на пляж?
- Не тоже, а сама по себе. – Отстранённо и недвусмысленно ответила она.
- А мы все сами по себе, но только на пляж идём вместе. – Попытался улыбнуться Коля.
- Ну и идите. Вместе. С другими. – Последовал холодный ответ. Коля растерянно хлопал глазами, глядя ей в затылок. Чем это он успел насолить ей, что с ним так неласково? Или она со всеми так? Ну, не нравится он ей и ладно, зачем же, как с врагом разговаривать? Она не оборачиваясь, пошла дальше, а Коля повернул к столовой. Там уже собирались его ребята.
В углу пляжа Семёныч с рабочим уже натянули волейбольную сетку и теперь команды играли по очереди. На пляже были не все – несколько отрядов остались на урок по английскому языку. Коля видел вчера, как ребята пытались общаться с американцем. Дело вроде шло неплохо, тот им что-то рассказывал, они переспрашивали, не понимали, путались, но потом неловкость прошла, и они часто смеялись. После ужина, с Саймоном пыталась общаться другие вожатые. Коля слышал Любкин смех. Артём, как оказалось, тоже довольно неплохо говорил по-английски. Он со своими ребятами отсутствовал – сейчас у их отряда как раз шёл урок. Не было и застенчивой вожатой Натальи, английской училки. Тут всё понятно, она помогала Саймону проводить занятие. Её отряд тоже остался в лагере на уроке.
Рядом копошились его ребята и некоторые из отряда москвича. Коля уже начал подмечать, что Андрюхины ребята, как-то сами собой, начинают расползаться по другим отрядам. Ванька Гавриленко и ещё один паренёк, Серёга кажись, что делили палатку с Трегубиным и Волчанским, негласно присоседились к их отряду. Девчонки все приклеились к Ане Коломиец. Остальные, вроде как возле Артёма крутились. Коля приподнялся на локте и посмотрел вокруг. Где они? Да разве рассмотришь тут, среди этой беготни и плескания?
Сам Мандрыгин соизволил выйти к обеду, наскоро съев первое и второе, ни с кем не разговаривая, он также быстрым шагом удалился к себе в комнату. Коля только диву давался. Ну ладно, психанул… плохо, конечно, но бывает, но дальше-то что? А работа? А ребята? Коля невольно примерял эту ситуацию к училищу – там такого просто не могло быть. Личности с такими закидонами отсеивались в первый же год обучения. Кто не смог, не понял как вести себя в коллективе, кто пытался крысятничать, чересчур качать права, или вот так вот истерить, просто покидали стены учебного заведения. Сами не выдерживали гласного или негласного отчуждения, пусть даже и по предметам шли хорошо. Кто-то бывало, начав не очень хорошо, может, не разобравшись сперва, потом, всё-таки врубался, как себя вести, а кто-то… Мысли опять перетекли на свою собственную участь. А сам-то? Интересно, как лучше поступить? Может, как есть домой к Колымскому-Львову заявиться? С солдатской простотой и прямотой. Виноват, мол, не спорю. Бейте, но не отлучайте. Никто ж не видел… Коля вздохнул. Зато слышал… Генерал так орал… Преподы набежали… И теперь Коля навроде этого Мандрыги для своих. Да уж… Нечего на других пенять, когда сам не лучше. Уж лучше б, его, правда, генерал пристрелил, чем это отлучение. И как теперь дальше жить? Лагерь закончится, и что дальше?.. Тоска.
Рядом, обсыхая на солнышке, что-то оживлённо обсуждали Пашка Елисеев, Арсений и Славка Трегубин. Коля повернул голову прислушиваясь.
- …вместе подойдём и скажем, что нефиг им с нашим отрядом тереться, пусть к себе валят. – Пашка говорил уверенно и чуть возмущённо. – У них есть свой вожатый, вот пусть к нему и дуют.
- Правильно, чё прицепились? – соглашался Савинецкий.
Славка с ними не соглашался.
- Да чё, вам жалко, что-ли? Они вон, даже с нами в одной палатке ночуют. Нормальные ребята. Я вчера болтал с ними. Они оба с Кавалерово.
- Ну и пусть валят в своё Кавалерово. Чё они к нам приклеились? – Савинецкий наморщил нос. – Ты видел их вожатого? Сосисон варёный.
- Вот пусть около него и трутся. Чунга-чанги. – Пашка уверенно кивнул. – Только тянуть не будем. Сейчас они из воды вылезут, и мы сразу подойдём. Свиридов их пасёт сейчас. Давайте вместе, и чтобы девчонки не видели…
- Отставить!!! – громко гаркнул Коля. Ребята удивлённо вскинулись на него.
- Так… - продолжил Коля, садясь на песок. – Ты! – он показал на Пашку - бегом, приведи сюда Свиридова! Быстро!
Пашка, тараща глаза, послушно побежал к морю. Остальные затихли выжидательно глядя. А Коля ждал и думал, как лучше поступить. Раздалось торопливое топанье, и рядом приземлились Лёшка Свиридов и Павел.
- Так. Двигайте ближе. – Сказал Коля. Ребята пододвинулись под тень зонта. – Значит, слушайте сюда. У нас на первом курсе такой случай был. Скажем так, из другого отряда в наш отряд, пацана одного перевели. У него там со своими отношения не заладились. Чего-то там обозлились все на него. Перевели к нам, в общем… А мы тоже его принимать не хотели. Чего его к нам? Зачем он нам нужен? Не зря его, видимо, там кусали. Ну и мы начали было его покусывать. А в нашем отряде парень был отличный, Рокот прозвище. Он собрал нас и говорит, - Это мы что, как в курятнике? Новенького обязательно заклевать надо? – Мы призадумались и перестали того дёргать. А со временем разобрались, что он отличный парень, и я с ним очень подружился. Вот так. Тоже Пашкой зовут, кстати. – Он взглянул на Елисеева. Тот смотрел не моргая.
- Смысл ясен? – спросил он ребят.
- Ясен. – Вместе ответили они.
- Мы с вами не в курятнике, да и сами не куры, вроде… Те не виноваты, что у них с вожатым так вышло. Они-то причём? Их наоборот поддержать надо. Если хотят быть с нами, то пусть будут. Пусть увидят, что у нас дружные ребята. Самые лучшие. Тем более, что в одной палатке ночуете. Понятно?
- Да, мы поняли. – Ответил за всех Паша. Он смущённо хмурился. Остальные кивали.
- Просто вы у нас один такой. – Это сказала Лена Бабич. – Она, оказывается, неслышно подошла и сидела рядом, слушая. – Такой… - повторила она, застенчиво улыбаясь.
- В общем, дружите… и с ребятами, и с девчонками. Может, ещё в жизни пересекаться будете. Увидите, что трудно, помогите, понятно? У меня всё. – Коля встал и пошёл к морю. Вовремя. К ним уже подходила Надя Клименко, а за ней топали мокрые Ваня и Серёга из Мандрыгинского отряда.
Коля не спеша поплыл вперёд, на глубину. Ребята заревновали, что ж бывает. Где-то, даже хорошо. И хорошо, что вовремя вмешался. Мысли об училище опять сдавили сердце. Он рассказал ребятам чистую правду. Пашка Зимин был сам из Владикавказа. У кого-то из ребят пропали дедовские командирские часы, и их владелец, почему-то подумал на Пашку. А когда тот растерялся от внезапного обвинения, эта растерянность была принята за доказательство вины. Произошла перебранка, потом драка. Пашка расшиб тому нос. За того вступился друг и Пашка отхватил в той потасовке. Потом, через несколько дней была ещё одна драка. Зиму, уже чуть ли не в открытую, называли крысой, а тот злился и норовил каждый раз дать в морду. И как-то вышло, что все ополчились против него. Сам Зимин не жаловался, не скулил, но озлоблялся всё больше и больше. Как уж там преподы этот вопрос выяснили, Коля не знал, но Зиму в итоге определили к ним. Слух о том, что к ним перевели «крысу» моментально пролетел среди ребят. Пашку встретили таким же враждебным недоверием, как и там, откуда он ушёл. Придирки и ядовитые намёки начались почти сразу. Коля и сам сразу невзлюбил Зимина на общей волне, не сомневаясь, что дыма без огня не бывает. Он помнил, как Рокот зашёл в комнату для занятий, где они все, собравшись, ожидали начала урока, и ни на кого не глядя, произнёс в пространство: – «У нас как в курятнике. Нового надо заклевать. Желательно насмерть». Все затихли, соображая. А Рокот сел на своё место, и принялся шуршать конспектами, как ни в чём не бывало. Ребята Рокота уважали, к нему прислушались, и Зимина дёргать перестали. А со временем обмялись и оттаяли. Точнее, разобрались. Когда учишься и живёшь с человеком под одной крышей, вместе носишься по пересечённой местности и прыгаешь с парашютом, нутро человека раскрывается. Видно было, что Зима не крыса. Отличный парень оказался. Колин лучший друг. А потом вышло совсем смешно. Курсант тот, хозяин часов, съездил домой и вернулся с ними на руке. Вспомнил, что это папашка к нему приезжал, кормил в машине мамкиными пирожками, а дурень этот часы свои снял, положил где-то рядом, да так и не надел. Забыл. Отец тоже не заметил и уехал с часами. Вот так и вышло всё наружу. Он так и ходил с этими раритетными часами на руке и все делали вид, что ничего не случилось. Перед Зиминым так никто и не извинился.
Вечерело. Подул ветерок и на небе стали появляться тучки. Коля поёжился и надел футболку, кажется, хорошая погодка заканчивается. Сегодня за обедом кто-то говорил, что завтра будет пасмурно. Его отряд увлечённо играл в пляжный волейбол. Тонкая Иоланда, на удивление, играла очень хорошо. Коля видел, как развевались её волосы, после каждого удара по мячу. Новые ребята играли бок о бок с Колиными, и это было здорово. Женька-ёжик куда-то ушмыгал. Переодеваться, наверное. Один Волчанский всё купался и купался. Изредка прибегая и обсыхая на горячем песке, он опять бежал купаться, вознаграждая себя за вчерашний «сухой» день. По всему пляжу народ начинал собираться, переодеваться и уже первые зелёно-розовые цепочки людей потянулись к лагерю. Коля взглянул на часы – надо было собирать своих, скоро ужин. Плов.
Из моря выбежал детдомовец Лёха и блаженно растянулся на песке. – Ништяк! – опять сказал он.
- Слышь, Лёха! – позвал его Коля. Наверное, пришла пора спросить про ночную отлучку.
- Чё? – тот поднял голову из песка.
- Подгреби-ка поближе.
- Ага. – Волчанский смотрел радостно, весь в восторге от купания. «Большой уже, а ещё ребёнок», подумал Коля.
- Лёха, вот скажи мне, ты, где ты всю ночь шлялся? А?
- А чё? - Тот загадочно улыбнулся жёлтыми зубами.
- Да, я твой вожатый, если чё. – в тон ему ответил Коля. – Мож, поделишься?
- По-братски? – всё так же, смотря с хитрецой, уточнил Лёха.
- А как же ещё?
- А не вкинешь?
- Чего?
- Ну, не настучишь дяде Жене, там, или директрисе?
- Не, не сдам, а сам настучать по шее могу. Ну, давай, колись.
- Я в Находку ездил. – Хихикнул Волчанский.
- Чего?! – Коля подумал, что ослышался. – В Находку? В город?
- Да, а чё?
- А-а, как… Как ты туда добрался-то? – Коля удивлённо смотрел на него.
- А чё, трудно, что ли? Ноги в руки и до трассы. А там попуткой. – Лёха объяснял ему как несмышлёнышу.
- А там ты чего делал?
- Да, в бар какой-то завалил. К мужикам там подъехал, мол, туда-сюда, детдомовский, пама-жи-ите люди добрые, налейте выпить-закусить. Вот.
- И чё, налили? – ошарашенно спросил Коля.
- Да. И налили и накормили, и за жизнь поболтали и… - он остановился.
- И чё ещё?
- И денег дали. – Прыснул Волчанский.
Коля ошалело глядел на него. А тот только посмеивался, экий ты, мол, наивный.
- А назад-то как?
- Да, они же до лагеря и отвезли. Пьяные. Ну, до поворота. А дальше я сам. Вот.
Коля смотрел на него, переваривая. Ему не хотелось даже ругать этого детдомовского Лёху. Он просто был очень удивлён. Запросто так из лесных дебрей смотался в город, погулял всласть и нормально так, вернулся обратно. Делов-то… И чего теперь с ним дальше делать? По шее дать? Да, что ему эти тумаки? Он и так уж два раза отхватил здесь. Припугнуть, может? А чем? Да и не хочется… Вот он, улыбается. Уже не по-мерзки, а по-человечески. Первый раз искренно радуется морю.
- Слышь, Лёха. А чё дальше-то делать будем?
- А чего?
- Ну, ты и дальше, вот так вот, гулять будешь? – Наверное, лучше было попытаться договориться. – Мне же нагорит из-за тебя.
- Да всё будет нормально, не ссы? – Лёха довольно хохотнул.
Коля моментально дал ему подзатыльник. Голова Волчанского качнулась вперёд, и он чуть не клюнул лицом в песок.
- Сам не ссы. – серьёзно сказал Коля.
- Понял, не дурак. – Лёха потёр затылок. – Ну, я, это… типа больше не буду.
- Не будь. – Коля кивнул. «Или предупреди, хотя бы», хотел добавить он, но сдержался.
К ним, закончив игру, уже шли их ребята. Пора было идти в лагерь.
Плов был очень вкусный. Мансур-ака постарался на славу. И, что было особенно здорово, его было много. Коля ел вторую порцию. Приходил Мандрыгин. Молча навалил себе плова на тарелку и так же молча ушёл. Коля проводил его взглядом, чувствуя, как в нём начинает закипать злость. Этот москвич сам загнал себя в глупое положение и сейчас типа на всех обиделся. Ну, тогда бы и голодал в гордом одиночестве. И чего он дальше собирается делать? Будет весь заезд так сидеть, выходя только за едой? Дурак учёный. Ладно, пусть у директрисы и Элеоноры голова болит об этом. Он привычно пробежался взглядом по головам ребят. Все были на месте и оживлённо общаясь, работали ложками. Женька-ёжик уже объелся и сидел, икая и пуча глазки. А Волчанский, сидя с другого Колиного боку, продолжал усиленно жевать. Он, после их откровенного разговора на пляже, как бы уже претендовал на закадычного друга, и теперь наоборот, держался близко. Когда они подходили к лагерю, Лёха, загадочно глядя на Колю, вдруг прошептал.
- Слышь, Колян. – Он немного передразнивал Колину манеру.
- Чего? – Коля выплыл из своих грустных мыслей.
- Хошь, скажу чего?
- Ну.
Волчанский оглянувшись на идущих спереди и сзади, ребят, прошептал.
- Я ночью в лагере, кое-кого видел.
- Кого?
- Да я почём знаю. Ходил кто-то весь в чёрном, и фонариком в бабские окна светил.
- В какие ещё «бабские»? – Не понял Коля.
- Ну, в женские, где девчонки спят. Мужик какой-то, сам весь в чёрном… ходит тихонько так. Если бы не фонарик, то я бы и не заметил его. Я притормозил такой, не понял типа. А он так – раз, и фонарик выключит, потом к другому домику подойдёт, раз – и включит, смотрит туда чего-то.
- Может вожатый был? – Коля удивлённо слушал Волчанского.
- Не знаю, только зачем вожатому так прятаться?
- Не окликнул?
- Да не, оно мне надо? Да и… чего-то ссыкотно стало. Какой-то он… не знаю. Опасный. Короче, очко у меня сыграло.
- А чего сразу не сказал? – удивлённо спросил Коля, переваривая услышанное.
- Да, как, ты чё? Здрасьте, я тут пьяненький в четыре утра пришёл... и типа дядю страшного видел. Так, что-ли?
- А не почудилось тебе, с пьяных глаз-то?
- Да я не сильно-то пьяный был. До лагеря ж добрался, через забор перелез, палатку свою нашёл. Я ж только отблеск света от фонаря заметил, и прокрался посмотреть. Вот и увидел.
Они уже заходили в лагерь. Коля шёл и думал, как всё это понимать. И надо ли вообще этому придавать какое-то значение. Может это сторож Семёныч ходил? Так это вроде его прямая обязанность, он же сторож. Тогда всё объясняется. И всего делов-то.
- Лёха, а может это сторож был?
- Да, не. Тот спал.
- Откуда знаешь?
Лёха опять хитро улыбнулся.
- Оттуда… - загадочно, произнёс он, не уточняя.
Коля пожал плечами. Скорее всего, кто-то из вожатых. В туалет, может, выходил. Да мало ли? Чего над этим голову ломать. Ходил кто-то и ходил. Их тут без малого двести человек. Кто-нибудь, зачем-нибудь мог и походить. Мысль вызывала смутную тревогу, неудобство, как мелкая, заросшая мясом заноза. Её, почему-то не хотелось думать. А над лагерем раздавалась какая-то старая песня про то, как топает малыш.
Коля, вместе с ребятами из отряда стаскивал лавки из-под тента к костровищу. Они брали одну длинную лавку вдвоём и располагали большим кругом вокруг обожжённых камней. Семёныч с Мансуром притащили кучу дров, и теперь весь лагерь собирался и рассаживался вокруг. Уже ощутимо стемнело, и появились первые комары. Девочки из одного из «этих» отрядов принесли зелёные вонючие дымовушки от комаров и, поломав на части, запалили и повтыкали в щели лавок. Надо же, и это предусмотрели, с уважением к организаторам, подумал Коля. Увидев Марка с гитарой, он понял, что тон вечеру будут задавать баптисты.
Костёр был делом добровольным. Кто-то ушёл к себе, кто-то играл в баскетбол на освещённой площадке, кто-то остался сидеть, общаясь, под тентом столовой, кто-то уже пошёл в душ, надеясь успеть пораньше… Но добрая половина лагеря уже была тут, пододвигала лавки, рассаживалась поудобнее. Некоторые девчонки принесли пледы и накинули на плечи. Коля тоже, пользуясь темнотой, надел тельняшку с длинным рукавом и теперь тихонько белел полосками рядом со своим отрядом. Семёныч полил дрова какой-то химической гадостью их жестяного ведёрка и поднёс зажигалку. Пламя вспыхнуло и взметнулось по стоящим высоким конусом дровам.
- Ну, взвейтесь кострами, синие ночи! – радостно воскликнула училка Наталья. Её никто не поддержал. Она сидела немного наискосок и периодически поглядывала на Колю. Американца рядом видно не было. Коля пошарил глазами. Везде вокруг уже сидели ребята и девочки. Его отряд был в сборе, кроме Нади Клименко и Лены Паньшиной. По мере разгорания костра, гомон и толкания затихли и все, не сговариваясь, смотрели на пламя. Марк провёл рукой по струнам, которые откликнулись тихой дрожью. Тишина стала ощутимой. Было слышно только потрескивание дров в костре.
- Ну, что, молодёжь, давайте споём песню про дружбу. Тут есть те, кто её знает, я прошу помогать мне, а те, кто не знает, могут тоже петь. Это легко! Надо только после слов «если вдруг несчастье на тебя нагрянет», дружно петь «а-а»! Понятно? Не сложно, правда? Давайте порепетируем. Я пропою, а вы хором грянете «а-а».
Марк взял аккорд и чистым громким голосом пропел – Если вдруг несчастье на тебя нагрянет…
- А-а! – раздались голоса.
- Молодцы. Итак, вперёд. – И гитара бойко зазвучала.
Как-то получилось, что сошлись дороги,
Вовсе не похожи, но сошлись в одну.
Если вдруг в дороге грусть тебя встревожит,
Знай, что я с улыбкой руки протяну…
И если,
Вдруг несчастье на тебя нагрянет…
- А-а! – хором откликнулись ребята
Если на ресницах заблестит слеза-а,
Знай, что сквозь туманы, я с любовью гляну,
Осторожно в самые глаза!
- Давайте, ещё раз первый куплет! – Бойко выкрикнул Марк. – Уже все поняли, как петь?!
Видно было, что Марку вести народ было не впервой. Он быстро реагировал, вставлял смешные реплики и продолжал очень красиво петь. Теперь уже и те, кто не знал песню, включились и подпевали.
С другом можно плакать, можно и смеяться,
С другом можно просто тихо помолчать,
Кто сказал, что с другом можно не считаться?
Недруга от друга надо отличать!
И если…
Вдруг несчастье на тебя нагрянет…
- А-а! – теперь уже все с удовольствием подпевали.
Если на ресницах заблестит слеза…
Подошли Паньшина с Клименко. Чуть толкнув Елисеева с Савинецким, они уселись рядом. Коля обратил внимание, что даже Волчанский сидел и тихо подпевал это «а-а». Женька-ёжик сидел рядом с ним и как маленький котенок, прищурившись, смотрел на огонь. Темнота совсем сгустилась, и всполохи огня хаотично высвечивали лица и фигуры людей, сидящих вокруг костра. Данька сидел со своим отрядом неподалёку от Коли и пел. Пели и его ребята с девчонками. Они все окружили Данила плотным кольцом, как будто хотели, чтобы всем было понятно, что они с ним. Это их вожатый, а они его отряд. Видно было, что Даньку они полюбили и были рады быть с ним рядом. Коля посмотрел вокруг себя. Его ребята точно также плотным кольцом расселись вокруг него. Только двое Мандрыгинских, Ваня и Сергей, сидели чуть сбоку, но тоже рядом. Напротив Колиного отряда, как и на построении, расселся отряд «этой» вожатой из Брянска. Сама она сидела чуть с боку с маленькой Викой на коленях. Рядом сидела Вероника. Обе, и Вероника и Вичка дружно жевали по большому куску шоколада. Видно было, что плитка была одна и девочки её разделили. Вероника сидела спокойно, ела шоколад и только вместе со всеми выкрикивала «а-а!». А Вичка с косичками, кусала шоколадку и зевала. Любка Сластина о чём-то шепталась с другой вожатой из «этих», которая, кажется, тоже была из Колиных мест. Ага, а вот и американец Саймон сидит на втором ряду скамеек за Марком и тоже тихонько с кем-то разговаривает. Какая-то девчонка, отсюда, за головами, не видно. Коля осторожно поводил головой озираясь. Алины видно не было. Он опять встретился глазами с Натальей Канкиной. Она смущённо улыбнулась, но взгляда не отвела, продолжая смотреть на Колю. Коля сам отвернулся. Она, конечно, была ничего, эта училка из Уссурийска, но фельдшер Алина, гораздо симпатичнее. И чего только она Колю так невзлюбила? Или просто вид делает? Ничего, им тут ещё долго в лагере этом работать, ещё успеется. И разузнать, и поговорить. Кольца у неё на руке нет, значит не замужем. Хотя… Коля поморщился, вспоминая. У Галки, вон, тоже не было. Однако же… А эта Наталья из Уссурийска всё смотрит и смотрит. Коля специально глядел в другую сторону. Вон, там дальше сидит Артём со своими. Тоже все поют про дружбу… А Колины друзья все далеко. Уже офицеры. И Зима, и Рокот и Три-Петьки… И Ибрагим-татарин – Ибра, как его звали ребята. И не взглянут они сквозь туманы в глаза ему. Слишком далеко. Коля вдруг почти физически ощутил насколько он далеко от привычных ему мест. Действительно, на краю земли. Он даже видел этот край. И чуть не упал с него, там, за забором лагеря, в первый день.
Собака Хрюша со своим щенком пришла и расположилась у ног Марка. Щенок был сонный и явно не понимал, что он с мамой здесь делает. Чьи-то руки, вынырнув их темноты, утащили его наверх, на скамейку. Хрюша поглядела с вялым любопытством и отвернулась, высунув язык и глядя на огонь. Кто-то подбрасывал дрова в прогорающий костёр. А Марк продолжал петь разные песни, и заводные и добрые. Некоторые были с явно выраженным религиозным уклоном. Коля слушал рассеянно, опять уйдя в свои грустные мысли. Если бы не эта его глупость с генералом, то всё бы обошлось. Да и глупость ли это была? Рефлекс? А зачем генерал его ударил? Ну, он старший по званию, ему положено, и оплеухами воспитывать, если чего. Дело знакомое, подумаешь, подзатыльник. Старший по званию… Коля почувствовал, что краснеет, вспоминая слова, что шептала ему Галка. Как глупо всё вышло. А чья глупость-то? Его, чья же ещё? Так если на глупость свою пенять, надо к началу и отматывать. И не тогда, когда он на майора того, рукопашника, кинулся… а, с самого начала, когда он к Галке целоваться полез. Галка, вожделенная Галина, предмет воздыханий и волнительных грёз всех курсантов училища. Да, она кольцо не носила, и никто… во всяком случае, из ребят, не знал, что она замужем. И Коля не знал. А если бы знал, то полез бы к ней? На этот вопрос Коля честно ответил себе, что, скорее всего бы, нет. И мечты эти, что они с Галкой поженятся, и будут жить долго и счастливо… Ага. Ща-а-зз. Коля опять почувствовал, что краска стыда за собственную слюнявую глупость, заливает его лицо. Хорошо, что было темно, и это никто не видел. Коля потряс головой, отгоняя Галкин образ из сознания. Глупость повлекла за собой цепочку неправильных событий, и Коля продолжал делать глупости одну за другой, как будто захваченный этим неумолимым потоком. Его несло, несло, и он ничего не мог с этим поделать. Зачем он на рукопашника кинулся, спроси вот, дурака. А как легко и играючи он Колю уделал… Любо-дорого посмотреть. Оттрепал, как кутёнка и отдыхать оставил. Потом синяк на всю рожу. Как роспись – «принял-попользовался-сдал обратно». Коля опять почувствовал, как удушливая волна стыда расползается по лицу.
Про майора этого в училище говорили немного, и всегда понижая голос. Что, мол, спецназовец… Не из тех «спецназов», которых сейчас развелось, как червей в навозе, а какой-то в прошлом шибко секретный, выкованный ещё инструкторами советской империи для каких-то очень уж тайных дел. Таких людей и тренировали втайне и учили делать вещи, которые никакой нормальный военный делать просто не в состоянии. Тут не только в подготовке дело, тут и психика особая. Если прикажут, то могут сделать такое, от которого любой человек сойдёт с ума. Любой нормальный человек. Только не они. «Спецназ вне морали» - такова вводная, такой основной постулат. Коля помнил эти разговоры, когда кто со страхом, кто с затаённым восхищением рассказывал о спецназе. Делились слухами о секретных операциях. И всегда находились те, кто спрашивал, как рука-то поднялась творить такие вещи… пусть бы даже и по приказу. И всегда кто-нибудь говорил эту фразу: «спецназ вне морали». Однажды на стрельбах, Лёшка Рокот, слушая эти разговоры, вдруг встал и громко вслух рубанул – «если вне морали!» – он резко встал и сплюнул – «то и вне закона!» – и, подхватив свой автомат, отошёл в сторону. Коля сидел рядом, и с интересом слушая, в душе всё же не мог определиться в своём отношении к такому явлению, как спецназ и тайные операции за рамками любых человеческих принципов. Было и нечто запретное и влекущее и отталкивающее… и страшное, как некая черта, которую нельзя переступать, но почему-то иногда хочется. Как будто стоишь на самом краю пропасти или на краю высокого здания… не хочешь прыгать, вообще не собираешься, но всё же, тревожно-тянущее ощущение, как зов бездны, нет-нет, да и выкинет мысль – а, если прыгнуть? А Лёшка Рокот одной фразой расставил всё по местам, раз и навсегда повернув тот невидимый рычаг в Колиной душе в правильную сторону. Если вне морали, значит, и вне закона. Точка.
Коля вскинул голову. Над лагерем гнусавый голос дяди Валеры объявил, что скоро отбой. И сразу же звеня колокольчиками, раздалась милая детская песенка.
Мы едем-едем-едем в далёкие края,
Хорошие соседи, весёлые друзья.
Нам весело живётся, мы песенку поём,
А в песенке поётся, о том, как мы живём…
Тра-та-та, тра-та-та, мы везём с собой кота…
Коля взглянул на часы. Было ровно двадцать один сорок пять. Ребята и их вожатые начали расходиться. Валерий Вадимович провожая ребят в далёкие края отдохновения, включил песенку из мультика. На сон грядущий.
Глава 10. Утро недоброе.
Небо так и не разродилось дождём. Оно просто хмурилось, и на улице было прохладно. Коля бежал свой утренний кросс, чувствуя, как тело просыпается и по венам начинает разгоняться кровь, разогреваясь всё сильнее и сильнее. Он бежал, а в голове прыгали остатки вчерашнего вечера. Перед отбоем он проследил, чтобы все его ребята разошлись по домикам и палаткам. Малявка Вика так и заснула на коленях у вожатой с недоеденной шоколадкой. За летним душем он застукал Волчанского и Женьку-ёжика. Оба курили. Что особенно удивило Колю, рядом стоял хороший мальчик Слава Трегубин и мило с ними общался. Хорошо хоть без сигареты. Пока.
Сигареты Коля немедленно конфисковал, Лёхе и Женьке выдал по отеческому подзатыльнику, а Трегубину просто покрутил кулаком под носом и пригрозил, что скажет папе.
- Ты пойми, Славка, - сказал Коля, - я ябедничать не хочу. Меня ещё в детстве пацаны во дворе отучили… Но если ты слов не поймёшь?..
- Да я просто стоял. – Бубнил в оправдание Славка.
- Ты сейчас просто лежать должен в палатке. Понял?
- Да, понял я, понял.
- И вы тоже! – Коля сделал зверское выражение лица, глядя на детдомовских. – На горшок и спать! И попробуйте только завтра не встать вовремя…
Уже после отбоя, он ещё раз обошёл лагерь и заглянул в палатку к ребятам. В первом отсеке все четверо были на месте. Лежали и шёпотом возмущались, что дома их никто и никогда так рано не укладывал.
– Разговорчики, – буркнул Коля, и ребята послушно притихли. Потом он заглянул в соседний отсек. Мандрыгинские Ванька с Серёгой вообще уже спали. Славка Трегубин что-то оживлённо, вполголоса обсуждал с Волчанским. Смотри-ка, уже друзья. Эх, испортит хорошего домашнего мальчика Славу этот детдомовец Лёха. Коля для верности погрозил ему кулаком. Тот довольно осклабился, не боись, мол.
- Отбой, вам сказали. – Грозно прошипел Коля. Пацаны уткнули головы в подушки, пережидая, когда он уйдёт.
Коля немного постоял рядом. Вообще-то ребята его слушались, с этим, в общем и целом, всё в порядке. Коля уже успел краем уха услышать, как жаловалась училка из Уссурийска, что её ребята не подчиняются, иногда грубят и не хотят быть в «бабском» отряде. Даньке тоже одна из «этих» что-то такое говорила.
Для верности, он заглянул и к девочкам. Все они жили в одном отсеке в третьем домике. В окне до сих пор горел свет. Коля постучал, и когда из-за двери ответили, что можно, он вошёл.
Иоланда, укутанная в халат, сидела на кровати, расчёсывая после душа длинные мокрые волосы. Лена Паньшина листала какую-то книжку. А Бабич с Клименко обсуждали американца и завтрашний урок английского. Они все обернулись на вошедшего Колю.
- Ну, как настроение? – Он неловко топтался на входе, не зная, зачем зашёл. Для порядка, для очистки совести. Ещё раз убедиться, что все на месте. Кто их знает, вдруг тоже в город дунут? Он строго посмотрел на них - Чего не спим? Отбой уже объявили.
- Сейчас, уже ложимся. – Ответила за всех Лена Бабич.
- Ой, ну что вы? – округляя глаза, вдруг сказала Иоланда. – Тут столько всего обсудить надо, не до сна нам, не до сна. Тут страсти такие кипят…
- Что случилось? – тревожно подобрался Коля.
Лена Паньшина захихикала.
- Ой, вы что, не знаете? – нараспев продолжала Иоланда. – Тут у нас девчонки во всём лагере разделились. Скоро поубивают друг друга. Не знаем, что делать. Одна половина влюбилась в этого американца, а другая в… о-ой… - она сделала паузу и, подняв брови, смотрела на Колю.
- В кого? – тупо спросил он.
- В вас! – пискнула Лена Паньшина, закрываясь книжкой.
- Вы ж у нас герой. Тут одна дура из четвёртого отряда заявила, что мечтает, чтобы вы её так спасли. Представляете? Это возмутительно. – Иоланда продолжала рассказывать. – А мы ей сказали, что, мол, руки прочь от нашего вожатого. А она уже на скалу собралась лезть. Вот… А вы говорите, спать. Какой уж тут сон?
- Не надо никому на скалу лезть. – Выдавил Коля, чувствуя себя глупо. – Ладно, вы это… в общем, чтобы через пять минут спали. – И Коля вышел, закрыв дверь. Он услышал, как в комнате засмеялись девочки.
Пора было спать и ему. Он пошёл в свой домик. Невидимая отсюда рука Валерия Вадимовича, один за другим нажимала на кнопки. Лагерь засыпал и погружался во тьму. По всей территории: на площадке, на дорожках, у столовой, везде, кроме туалетов и навеса у кухни, выключались фонари.
Сейчас, перед пробежкой он ещё раз заглянул в палатку к мальчишкам. Все были на месте и сладко спали. Хорошо. Заглядывать к девочкам Коля не стал. Тревожный холодок издали обмахнул сознание. Ещё поймут не так.
Бежалось хорошо. В лесу он опять встретил Данила. Тот помахал рукой. Коля кивнул. Делать вид, что не заметил, действительно было глупо. Коля побежал дальше, стараясь не думать о Даньке. Это было странно – Коля никогда не замечал за собой склонности к самокопанию или к какой-то попытке разложить свои чувства, мысли и эмоции по полочкам, а сейчас что-то такое выходило само собой. Он всё чаще и чаще ловил себя на этом. Странно… Когда это началось? Наверное, с поезда. В училище думать было нечего. Порядок он знал, задания были ясны. Или ему было всё равно, если даже было что-то непонятно. Если хотел разобраться, он мог обсудить с ребятами, с тем же Рокотом, или с Зимой… А сам с собой разговаривать он был не приучен. Так, когда же это началось? С того ли момента, как его жизнь резко оборвала привычный ход и всё покатилось кувырком. Когда он остался один, и ничего другого, кроме как думать и не оставалось. Он не любил читать книги, таким уж уродился. В детстве со скрипом читал, только то, что задавали. За внеклассное чтение или за литературу на лето, мама не могла его засадить, он всегда убегал на улицу. Только в училище, он начал понемногу читать. Это всё Лёшка-Рокот, ему спасибо. В училище частенько в шутку говорили, что настоящий десантник должен быть туп и отважен. Но Лёха всегда, когда это слышал, добавлял, что быть тупым – необязательно. Это стало крылатым выражением. Быть тупым – необязательно, говорили ребята, приступая к выполнению задания. Быть тупым – необязательно, бурчал и сам Коля, садясь читать. Кто-то даже со смехом говорил это, заходя в сортир. В поезде он тоже не читал. Чтение напоминало ему об училище, ведь самостоятельно, он читал только там. Поэтому, покрутившись у книжного лотка на московском вокзале, он так ничего и не купил. От вычурных красоток в старинных платьях с декольте, на обложках романов, его чуть не замутило. Сказывалось послевкусие своего горя. А детективы и фантастика не прельщали даже в мыслях. Поэтому оставалось только думать. Думать было больно, а не думать он не мог.
Вот и сейчас, пробегая мимо Даньки, - кстати, что это он здесь так рано утром делает? - Коля опять боролся с подступавшим вопросом: «что не так?» Ему было неприятно признаваться самому себе, что Данил поневоле начинал вызывать у него чувство уважения или почти симпатии. Он как будто даже чем-то напоминал ему Лёшку Рокота: тоже правильный, и его тоже слушаются… но он мягче и… гибче, что ли. И тоже со стержнем. Но ему казалось недостойным признавать это. Будто ты рассиропился и распустил нюни, где-то там, в душе. И как будто уже допустил ту же ошибку, что и отец. Коля нахмурился. Нельзя поддаваться, нельзя раскисать.
Он мельком оглянулся на бегу – Данил шагал по направлению к лагерю. И вправду, что он здесь делает? Вопрос не сложный – подойди да спроси. Но спрашивать и как-то проявлять интерес Коле не хотелось. По той же причине. Он продолжил свой бег.
Сделав разогревающие упражнения на песке, окунувшись в море, он ещё раз посмотрел на скалу. Нет, сегодня лезть не стоило. Вот-вот может начаться дождь, а лезть по мокрым камням… лучше не рисковать. Он оделся и побежал обратно в лагерь.
Директриса ещё вчера вечером укатила в город по какой-то служебной надобности, о чём Элеонора Робертовна сразу же и сообщила. Все сидели на своих местах. Мандрыгин Андрюша, кандидат недоделанный и человек московской области, тоже присутствовал. Стало быть, денёк прообижавшись, он решил приступить к выполнению своих обязанностей. Или это уже Элеонора его отчитала и настращала? Он сидел и насуплено молчал, ни на кого не глядя. Другие тоже избегали смотреть на него. Среди вожатых также сидел хромой дядя Женя, или Евгений Николаевич, если вежливо по имени-отчеству. Также соблаговолила присутствовать красивенькая фельдшер. Она тихонько сидела с краю возле входа, ни с кем не говоря и ничего не обсуждая.
- Так, уважаемые вожатые. Как прошёл первый полный день? Всё хорошо? Эксцессов не было? – Элеонора обращалась к присутствующим.
- Я бутылку водки у своих нашёл. Отобрал. – Улыбаясь, сказал Артём.
- Одну всего? Эх ты! А у меня целых две бутылки! Искать надо лучше! Одну, кстати, у девчонок конфисковал! – с довольным видом похвастался Марк.
- Так, хорошо. Кто больше? – словно на аукционе, смеясь, подбодрила Элеонора. – Всё? Что-то жидковато в этот заезд.
- Ещё не вечер, Элеонора Робертовна! – Обнадёжил её Артём. – Ещё насобираем.
У Коли тоже были свои трофеи. Он вспомнил про лежащие в кармане сигареты.
- Как прошли первые занятия английского? – Элеонора обратилась к училке из Уссурийска.
- Всё хорошо, спасибо. – Наталья встала, заправляя прядку волос за ухо. – Саймон очень общительный, много рассказывал, ребята поначалу стеснялись, а потом освоились и многие уже общаются самостоятельно. В основном кое-как, но уже посмелее. Он вчера играл с ними в баскетбол. Им очень понравилось. Я думаю, что у них куча впечатлений и восторгов. В основном, у девочек, конечно. – Она смущённо улыбнулась и искоса взглянула на Колю. – Ну вот, – добавила она и села.
- Отлично. Всё-таки далеко не каждый лагерь может похвастаться своим носителем языка. Я думаю, для детей это очень важно, суметь пообщаться по-английски, почувствовать вкус живого общения. – Она повернулась к американцу. - Саймон, сэнк ю!
Тот радостно закивал в ответ.
- Далее, у нас сегодня зарядка. Все помнят? Просьба к вожатым, сразу после подъёма напомнить ребятам, чтобы быстрее умывались и шли к столовой. Николай – обратилась она к Коле. – Вы готовы?
- Всегда готов. – Коля улыбнулся и кивнул не вставая.
- Отлично. – Элеонора обвела всех взглядом. – Всё, больше вопросов нет?
- Есть один. – Это дядя Женя поднял руку. – Что это за козявка с косичками бегает? Лагерь же для подростков, вроде.
- А, это нашего повара внучка. Вика Погодина. Сирота. Родители погибли недавно. Пускай…
Элеонора опустила глаза к бумагам на столе. Коля приподнял брови – вон оно как. Сирота, оказывается, и девать её некуда… Стало быть дед-повар её сюда и взял. Мда, жалко малявку. Такая радостная. Вчера вместе с Вероничкой за котом охотилась. Потом шоколадкой делились. А щенок этот, Колбасёныш, от неё уже прячется. А дед, знай себе, готовит, и в ус не дует. Хотя, чего ему, у котлов держать её, что ли? Вон эта брянская её как мама водит. Коля посмотрел на свою землячку. Та сидела и с внимательным видом слушала. Новости про Вику для неё,похоже,были не новости. Данька тоже сидел рядом и выглядел не выспавшимся. Вот, раньше Коли встаёт, и по лесу бродит. Зачем, скажите?
- Тогда на сегодня всё. У кого уроки английского, у кого спорт, все помнят? Отборочные состязания по пляжному волейболу уже начались. Командам начисляются баллы. Всё записывается. Ваши вчера хорошо сыграли, Николай. – Это Элеонора уже к нему обратилась. Коля машинально кивнул. Однако. Надо быть внимательнее. Вчера его ребята уже в каком-то отборочном матче участвовали, а он и не врубился.
- Так, тогда у меня всё. Ровно в восемь подъём, а в восемь тридцать зарядка. Завтрак в девять ноль-ноль.
Коля успел заметить, вставая, как фельдшер Алина самая первая быстро вышла из конференц-зала.
Ровно в восемь ноль-ноль над лагерем разнеслось:
Проститься… Нету сил, закрываю…
Я глаза закрываю.
Сквозь туман улетаю, по аллеям столицы.
Проститься.
За дождями метели, и года полетели,
Перелётные птицы…
Сторож Семёныч, всё такой же небритый и мятый, в нестиранной тельняшке сидел и, смоля сигаретку крутил головой, удивляясь и слушая песню.
- Саня-а! Я с нашего ди-джея валяюсь! – орал он куда-то в кухню. – Талант, блин! Опять заупокойную на побудку включил.
Коля нащупал в кармане вчерашние сигареты. Пора было наладить отношения со сторожем. Не пропадать же добру.
- Привет, Семёныч, - сказал он подходя. – На вот тебе конфискат. Честно мною у детей отобранный.
Семёныч от удивления даже привстал. Он с радостной улыбкой, словно бы не веря, взял сигареты.
- О, блин, спасибо. Удружил. А-то, блин, в город и не смотаешься. Не будешь же директора просить. Ништяк, Коля. Нормальный ход… - Он торопливо прятал сигареты в карман измятых штанов. – Ты это, если чего ещё отнимешь, то это… ну, ты понял? – Он довольно сиял.
Коля ухмыльнулся, кивнул и прошёл мимо. Надо полагать, что маленькое недоразумение при их первой встрече, было заглажено. Пора было поднимать своих.
*****
Вдох глубокий, руки шире…
Не спешите, три-четыре!
Бодрость духа, грация и пластика.
Общеукрепляющая,
Утром отрезвляющая,
Если жив пока ещё…
Гимнастика…
Ну, хоть тут невидимый дядя Валера попал в ноту событий. Коля стоял перед всем лагерем, который вожатые успели собрать и разбить по рядам, и проделывал базовый комплекс упражнений для разогрева перед тренировками по рукопашному бою. Кто-то усердно повторял, кто-то откровенно халявил, а кто-то,как Волчанский,просто стоял и зевал, пережидая, когда это всё закончится. Вожатые все старательно повторяли движения. Данька и Марк, как успел заметить Коля, делали с явным удовольствием. Девушки ойкали и краснели от своей неловкости. Смешливая Любка Сластина поддразнивала Артёма, советуя тому изящнее прогибать спину. Из вожатых отсутствовала только Аня Коломиец, тогда как её отряд был на месте.
Промеж разогревающихся детей сновали повара, накрывая столы к завтраку. Семёныч и рабочий Саня им помогали.
Не страшны дурные вести,
Мы в ответ бежим на месте.
В выигрыше даже начинающий!
Красота! Среди бегущих,
Первых нет и отстающих.
Бег на месте – общепримиряющий!
Зарядка прошла достаточно быстро. Напоследок Коля показал им, как протянуть боковые мышцы туловища и по площадке раздался долгий протяжный вздох. Эти мышцы вообще мало кто разрабатывал. Отыграв такой вот заключительный аккорд, Коля распустил народ. Пора было переодеться самому. До завтрака оставалось десять минут, кто-то побежал доумываться, а кто-то уже рассаживался по лавкам ожидая начала трапезы.
Выходя из своего домика, Коля на дорожке наткнулся на Данила, Аню Коломиец и ещё какую-то хрупкую девочку. Кажется, да… из Аниного отряда. У девочки были заплаканные глаза, а Даня с Аней стояли хмурые и какие-то взвинченные и напряжённые. Аня продолжала что-то торопливо говорить Данилу, и прервалась, только, когда Коля проходил мимо. Вдруг Данил окликнул его.
- Коля. Погоди… Подойди, пожалуйста. Разговор есть.
Коля подошёл. Данил смотрел на него как-то требовательно, а Аня тревожно и с сомнением, словно бы была не уверена, стоит ли говорить или нет. Данил разрешающе прикрыл глаза и кивнул.
- Аня, расскажи ещё раз. А ты послушай, Коля.
- Хорошо. – Аня ещё раз посмотрела на Данила, погладила девочку по голове и, видимо, откинув сомнения, сказала. – Лиза говорит, что сегодня ночью, кто-то заходил к ней в комнату. Какой-то мужчина…
Девочка вдруг заплакала. Аня прижала её к себе и продолжила.
- Лиза говорит, что все спали. А он зашёл и остановился возле неё, потом посветил фонариком на лицо и… - тут Аня запнулась и покраснела.
- Договаривай Аня, договаривай. – Данил спокойно кивнул.
– Он, в общем, приоткрыл ей рот и стал шарить пальцем во рту. Лиза проснулась, но очень испугалась и лежала молча до подъёма. Человек тот потом ушёл… А Лиза даже на подъём не вышла, боялась. Мне пойти к ней пришлось.
- Такие дела. – Серьёзно сказал Данил. Он повернулся к плачущей девочке. – Лиза, не плачь. Теперь Аня будет всегда в твоей комнате ночевать, на дверь мы повесим замок, а вот Коля, ты знаешь, какой он сильный. Он будет охранять нас. Поняла?
Девочка кивала, вытирая слёзы.
- Ну, всё. Идите на завтрак. – Данил мягко обратился к Ане, и та, обнимая девочку, пошла с ней к столовой.
- Такие дела. – Повторил Данил, глядя на Колю. – Что думаешь?
Коля стоял и чувствовал в ногах какое-то одеревенение, а в голове звенящую пустоту. Он вдруг понял, что какая-то смутная тревога беспокоила и его. Но он отнёс её к своей привычной боли на счёт училища и всего прочего. Он, глядя вслед удаляющимся Ане и Лизе, неуверенно пожал плечами.
- А не могло ей присниться? Ну, страшный сон, типа?
- Мы тоже об этом сразу подумали. Тем более она в комнате не одна, а ещё с тремя девочками. И никто больше ничего не видел. Спали. Но Лиза очень напугана, сам видел.
- Просто пальцем во рту пошарил и всё? Больше ничего?
- Да. Говорит, что да.
- А во сколько это было?
- Лиза не знает. Но вроде незадолго до рассвета.
- Часа четыре-пять, значит.
- Значит, где-то так.
Коля замер как будто в ступоре. Волчанский вчера тоже про это время говорил. Говорить это Данилу или нет? Наверное, нет, лучше пока подождать. Коля не знал, что делать. Он стоял и мучительно соображал. Какая-то смутная тревога пульсировала в глубине души, а понять и разобраться у него не получалось.
- А комнаты у девочек не запираются? – спросил он.
- Вот то-то и оно, что раньше запирались. Шпингалеты обычные стояли в каждом домике, кроме замка в двери. Всё как у нас в домиках. Ключи у Элеоноры и Семёныча. Оставались шпингалеты. А сейчас, незадолго до заезда шпингалеты сняли. Открутили.
- Почему?
- Вот и я не знаю, почему. Надо спросить. И директриса уехала… - задумчиво добавил Данька.
- Пошли на завтрак. – Медленно произнёс Коля. Ему нужно было время, чтобы подумать и собраться с мыслями.
- Ну, пошли. – С сомнением сказал Данил. Видно было, что он ожидал от Коли какой-то другой реакции.
После завтрака у двух отрядов был английский. Колины ребята расселись в столовой, и Мандрыгинские примостились рядом. Саймон и Наталья уже суетились, поднимая большую белую доску на дощатую подставку. Стопкой лежали приготовленные тетрадки и россыпь ручек с красивой надписью: «Приморские Зори». Бойкая Лена Бабич уже о чём-то говорила с американцем, он отвечал ей, а остальные ребята заинтересованно слушали. Вот кто-то ещё осмелился что-то спросить, потом Пашка с достоинством сказал что-то. Коля сидел и рассеянно наблюдал. Хорошо, всё-таки, что у него в отряде есть Лена Бабич. Она и ребят собрала, и всё, что Коля мимо ушей пропустил, услышала и быстренько выводы сделала. Вчера на пляжный волейбол тоже она их собрала. Да ещё и выиграли под её руководством. Ей самой вожатой надо быть. Хорошо получается. Вон, у Мандрыги всё плохо. Его ребята уже не воспринимают его за вожатого. Он собирал их на зарядку, а они всё равно по другим отрядам расползались. Коля видел мельком, как Андрей бегал и возмущался, собирая их вместе. Да, сначала день потерял, а теперь уж возмущайся - не возмущайся. Сам Мандрыга сидел чуть сбоку и тоже время от времени вставлял реплики на английском и пытался подбадривать своих. Ну, хорошо хоть очнулся… Где-то зазвенело железо. Коля перевёл взгляд. Под большим навесом кухни Мансур-ака мыл большие казаны. Один был очень большой, литров на сто, наверное, другой немного поменьше. На выездах и учениях повара полевых кухонь также корячились с большими кастрюлями, отмывая их и матерясь, особенно если пригорело. Коля машинально наблюдал за манипуляциями узбека. Вчера все объелись плова. Сидели и рассказывали, что Мансур Хамидович сначала раскалил масло, а потом, когда оно задымилось, начал кидать туда куски говядины. Говорили, что это было зрелище. Потом он кинул туда кучу лука и по лагерю пошёл такой аромат, что все, кто был там, побросали свои дела и сбежались нюхать и смотреть. Потом, говорили, Мансур-ака навалил в большой казан просто гору моркови. Его спрашивали, а куда он рис-то будет класть. А тот только хитро улыбался и ничего не отвечал. Морковь потом упарилась и осела, а повар-узбек вынул куски мяса и поставил их тушиться в другом казане, поменьше. Коля сидел сытый и слушал, как рассказывали.
Вдруг вокруг захлопали. Коля удивлённо повернул голову. Ага. Начался урок и каждый вставал и по-английски рассказывал о себе. Потом ему хлопали. Коля прислушался. Как раз говорила девочка из его отряда. «Май нэйм из Лена. Ай эм фром Уссурийск-сити…Ай эм сётин еарс олд…» Так, сейчас того и гляди, до Коли очередь дойдёт. Ему не хотелось сейчас на глазах у всех вставать и рассказывать о себе. Да ну, ему это необязательно. Он тихонько сместился в сторону и вышел за пределы синего тента. Пусть его ребята пока побудут в распоряжении Саймона и Натальи, а если вдруг чего, то Ленка Бабич разрулит, в этом Коля уже не сомневался. Он отошёл и сел у баскетбольной площадки, рассеянно наблюдая через сетку, как отряд Марка бьётся за мяч с Данькиным отрядом. Вокруг сновали розовые майки девчонок, которые раскладывали по столам настольные игры. Кто-то предлагал идти на пляж, но ему отвечали, что скоро будет дождь и сегодня пляжа не будет. Рядом играли в бадминтон. Кучка ребят крутились у турников. Один раскачивался, а другие подбадривали. Шла обычная радостная лагерная суета. Коля ещё раз огляделся вокруг. Тревожно-щемящее чувство пульсировало всполохами внутри него и не отпускало. Странное чувство, как будто он что-то такое видел, или знал, а вспомнить не мог. Вчера Волчанский сказал, что видел кого-то с фонариком и Коля подумал, что это, скорее всего, кто-то из вожатых, возможно, вышел в туалет. Вот. У вожатых туалеты в домиках, им нет нужды выходить на улицу. Вот, что царапнуло тогда, а Коля не захотел додумать… Но что-то было ещё, что тревожило сознание, как будто в детской игре: холодно-тепло-горячо. А Коля с завязанными глазами ходил вокруг да около и не мог понять где «горячо», что же его так тревожит. Может пройтись вокруг и всё ещё раз осмотреть? Он медленно встал и пошёл по бетонной дорожке по периметру лагеря.
Вчера Волчанский сказал, что видел мужика в чёрном. В чёрном, это, чтобы, значит, его в темноте видно не было… И фонарик. То потухнет, то погаснет. Это выходит, позавчера ночью было. А вчера ночью он опять наведался и зашёл в комнату к девочкам из отряда номер один. Теперь он зашёл внутрь и засунул палец в рот этой Лизе. Зачем? Извращенец? Псих? Или нет?.. А что ещё может быть? Или ей всё почудилось? Если бы вчера Волчанский не сказал ему про чёрного мужика с фонариком, то Коля точно подумал бы, что этой Лизе всё приснилось. А девчонка сильно напугана, скорее всего, что-то такое и вправду было. Но зачем?
Коля шёл по дорожке мимо домика поварих. Здесь спала тётя Тая и ещё толстая повариха. Здесь же в другом отсеке был и медпункт, где ему так скоро и неласково обработала йодом ссадины Алина. Кстати, локоть болит уже ощутимо меньше. Эту ночь Коля спал без неприятных ощущений. Он продолжал шагать вдоль палаток и рукомойников. Маленькие кустики самшита скрывали змеящиеся вдоль дорожек трубы. Дощатый сортир за палатками… Вон, вдалеке, за палатками, ещё один домик. Кажется, Алина там живёт. А кто с ней там? Кто-то из девушек-вожатых? Так, а там уже забор, который ломаясь под прямым углом, делал поворот. Коля шел, вспоминая свой первый день, когда он приехал в лагерь и точно также обходил его, знакомясь. Во-он заросли полыни в человеческий рост перед забором, не продраться. Тропинка к летнему душу, где вчера курили Волчанский с Журкиным-ёжиком, а Славик топтался рядом. Дальше опять заросли, потом скважина с магистралями труб от неё, знай, смотри под ноги, а то полетишь носом в траву. Какой-то ломаный хлам, заросший бурьяном. Мусор, брошенный после строительства, да так и не вывезенный отсюда. Здесь в прятки играть хорошо. Засядешь там, и никто не заметит, мимоходом подумал Коля. Додумать он не успел – кусты зашевелились и оттуда, озираясь, вылезли две розовые футболки - две девчонки. Одна худенькая блондиночка с удивлённо выпученными голубыми глазёнками и маленьким носиком. Другая поплотнее с шикарной гривой тёмно-каштановых волос. Увидев Колю, они дёрнулись и растерянно замешкались, соображая, что делать.
- Стоять! – по-командирски приказал Коля.
Девчонки замерли, испуганно глядя на него. Коля подошёл ближе. От обеих ощутимо тащило табаком.
- Та-ак. Курим, значит. – Протянул Коля, вставая вплотную к ним.
- Мы э-э… чуть-чуть. – По лисьи щуря глазки, улыбнулась блондиночка.
- Сдать сигареты. – Коля развернул к ним ладонь.
Вторая рефлексивно дёрнулась. Коля протянул ладонь к ней. Она помялась и достала из кармана пачку. Пачка была целая, нераспечатанная. Коля внутренне хмыкнул. Так что же они курили?
- Теперь ты. – Сказал он блондинке. Та, забегав глазками, достала ещё одну пачку. Вскрытую.
- Какой отряд? – строгим тоном спросил Коля.
- Третий. – Тихо ответила шатенка, краснея.
Понятно, подумал Коля. Отряд Марка. Он как раз сейчас с пацанами увлечённо в баскетбол играет, а его девчонки, значит по кустам курят.
- Вы это… вы не говорите, пожалуйста. – Хитрая лисичка-блондинка умоляюще сложила ладошки. – А мы больше не будем.
- На первый раз прощаю. Бегом к вожатым.
Девочки быстренько побежали в глубину лагеря. А Коля, положив очередные трофеи в карман, покачал головой. Не будут они – ага, как же. Он снова вытащил пачки из кармана. Та же самая марка, что и вчера у Волчанского. Не он ли и снабдил? Надо выяснить. Он вздохнул и продолжил обход. Сейчас он был в самом дальнем конце лагеря. Слева заросли полыни, забор и далее начинались деревья. Впереди уже густой стеной маячил лес. Справа чуть поодаль стояли двухэтажные срубы. Ага, там баня, душевые и жилые комнаты наверху. Кто там? Элеонора в одной. Валерий Вадимович, кажись в другой. Директриса, интересно, где ночует?
Коля дошёл до края дальней стороны лагеря. За забором было сумрачно от леса. В этой части лагеря тоже обильно росли деревья. Коля повернул направо. Вот и девчоночьи домики в ряд. Вон и деревянный туалет, из него как раз кто-то выходит. Розовые майки, девчонки какие-то… ага, к площадке побежали. Коля через минуту вышел к тому месту, где он в первый день перелез через забор. Он приостановился и задумался. Что-то продолжало тревожить. Слазить опять туда же? Зачем? Он пошёл дальше, выходя из тени деревьев на прямую видимость своего домика. Точно так же вчера здесь топали хорошенькие ножки фельдшера Алины, и Коля увидел её из своего окна, пока Лёха надевал плавки. Через минуту Коля уже поворачивал к столовой. Вот и всё. Он обошёл весь лагерь и ничего не произошло. Он так ни в чём не разобрался, он так ничего и не понял. Разве что Семёныча ещё раз можно порадовать трофейными сигаретами? Но это можно оставить на потом. Семёныча он сегодня уже радовал… Так, его ребята о чём-то хохочут с американцем. Некоторые стоят, остальные сидят… играют во что-то. Ладно. А вон и сам Семёныч с напарником своим Саней, с трубой возятся, что за кухню уходит. Чего-то там эта толстая тётя Надя им втолковывает… Коля смотрел на этого Саню неопределённого возраста, с усами, щетиной, в старых закатанных джинсах и в тёмно-синих резиновых шлёпках на босу ногу. Рассеянно смотрел, как он что-то крутит гаечным ключом. Какой-то стык на трубах… Смотрел на сторожа, который ему что-то советовал, и подавал другой ключ… На Надежду, на куст за её спиной, на смешной кривой пенёк в виде сказочного героя, то ли гнома, то ли…
Пенёк!!!
Он вспомнил! Коля аж вытянулся в струнку, задохнувшись. Точно! Как он мог забыть. Его прыжок, его падение на кого-то, сидящего в кустах. И ещё фотография…
Вот! Вот, что смутно тревожило его, вот, что не давало покоя! За всеми этими заездами и скалами, он совершенно забыл об этом. Забыл. Зато теперь вспомнил. Он напрягся всем телом и едва подавил в себе желание побежать и посмотреть ещё раз на эту лёжку. Спокойно, сказал он себе, останавливаясь. Этот кто-то ведь может наблюдать за ним прямо сейчас. Он медленно выдохнул, заставляя себя отвернуться и дойти до ближайшей скамейки. Сердце быстро стучало и отдавало ударами в виски. Сейчас надо было ещё раз всё обдумать. Садясь на скамейку, он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он повернулся. На него от баскетбольной площадки тяжело и хмуро смотрел Данил.
Глава 11. Думки и сумки
К столикам в столовой примостилась, наверное, половина лагеря. Всем было интересно, что там рассказывает американец. Первое смущение и, правда, прошло, и дети изо всех сил демонстрировали свои способности. Появилась и Вероничка. Пролезши поближе между рядами вместе с пухлой малышкой Викой Погодиной, она, вдруг воспользовавшись паузой, выскочила прямо перед Саймоном и,сияя, проорала.
- Саймон, ай лав ю!
Все замерли, наступила общая пауза, и американец, вдруг улыбнувшись, сказал.
- Yeah! That’smuchbetter!
- Это гораздо лучше! – Быстро перевела Наталья и все облегчённо засмеялись.
- Саймон, ай лав ю. – пищала позади Вероники Вичка, прижимая к груди Колбасёныша. Тот уже не вырывался, а грустно обвис в маленьких руках, покорившись судьбе.
Американец ещё что-то говорил, про то, что Вероника, наверное, будет способным учеником. Все смеялись, а Коля исподволь смотрел на Марка и Даньку. Те тоже подсели к английскому уроку. Что-то уж слишком они положительные. Так не бывает. Или бывает? Вон, Лёшка Рокот, тоже весь правильный. Но это Лёшка Рокот, а они кто? Почему они в лагере? Почему здесь вообще так много баптистов? Что Данька делает в лесу так рано утром? С ночи бродит? Зачем? Не он ли по ночам в окна светит? Кто его знает… В друзья вон набивается. Отец однажды откликнулся на такую дружбу, так что ноги отдельно в гроб пришлось класть. Коля сидел и думал свою тяжёлую думу. Поутихшая было неприязнь, заворочалась в душе с новой силой. Он не мог вспомнить оставался ли Данил в лагере, когда вожатые поехали в Находку за детьми. Кажется, уезжал… или нет? Если да, то на кого прыгнул Коля? А если нет, то это был Данька и он спугнул его. Спугнул от чего? От наблюдения за лагерем? А зачем ему за лагерем наблюдать? Он тут самый опытный вожатый, он этот лагерь знает, как свои пять пальцев. Ему не надо таиться. А зачем он тогда прятался? Значит, была причина? Или это был не он? Он и Коле про эту Лизу решил рассказать… Зачем? Чтобы подозрения отвести – Коля же видел его бродящим в лесу по утрам. Выходит как-то так. Коля сидел и не мог разобраться, он чувствовал свою несостоятельность, своё неумение понять и он не знал в какую сторону думать. Тут Шерлок Холмс нужен, чтоб разобраться. А Коля, что? Даже детективы и те он не читал. Помнил только шутку Рокота, что в каждой криминальной истории, в итоге, всё равно, убийцей оказывался дворецкий. Дворецкий. Коля хмыкнул. Какой ещё дворецкий!? А здесь кто? Какой такой дворецкий здесь лазит ночью, светит фонариком в женские окна и заходит к спящим девочкам?
Он уже один раз не спеша, сходил к себе в комнату и перерыл свои вещи в поисках той фотографии. Куда он её дел? Вроде в карман сунул. Или на месте оставил? Коля не помнил, чтобы он клал ту полароидную фотку в карман, но он также точно помнил, что не оставлял её там. В карманах ничего не нашлось. В каких же штанах он был? Грязные с дороги, как и всё своё бельё, он постирал в первый же день в стиральной машинке, рядом с душевыми… Значит на другой день он был ещё в новых штанах. Значит вот в этих. Или нет? На пробежку он одевал старые, уже постиранные штаны. Но в тех карманах тоже не было фотографии. И кто там был, на этой фотке? Две девочки какие-то. Лица и не вспомнить. Да и качество было не очень. И что делать? Был бы Рокот рядом или Пашка Зимин. С ними бы, глядишь, что-нибудь бы и придумали. А Рокот бы улыбнулся и сказал ему, что быть тупым – необязательно. Эх, где они сейчас, друзья-однополчане?
Что-то он совсем загрузился. Коля понял это, когда за обедом машинально, вместе с баптистами, тоже встал на молитву. Он очнулся, когда прозвучало «Аминь!». …И сел, ловя одобрительный взгляд Ани Коломиец. Сел и залился краской – вот дурак!
После обеда было свободное время, и Коля решил, что ему нужно полежать. Голова была не своя, он действительно перенапряг её. Он грустно улыбнулся – вышло как в той шутке, что голова десантнику дана для того, чтобы бить об неё бутылки и орать «за ВДВ!». Ну и ещё в неё можно есть. Коля в неё добросовестно поел и теперь чувствовал тягу прилечь. Он предупредил Лену Бабич, а сам направился к своему домику. Пару часов можно вздремнуть.
…Тихонько обойдя лагерь, он рассматривал кусты с лёжкой – может быть и вправду он выложил фотографию здесь. Нет, ничего не было. Сзади раздалось шуршание травы. А, это Галка увязалась за ним.
- Ну, где ты ходишь? Я тут все колготки изорвала. Пойдём, тебя уже все ждут. - Она протянула руку.
- Иду-иду. – сказал Коля. Он взял её прохладную мягкую ладонь и пошёл обратно в лагерь. Хорошо, что она пришла за ним. Ему понравилось, что она приехала к нему в такую даль. Ради него. И синяя футболка ей очень идёт. Какая же она, всё-таки, красивая. Он уже видел, что идут они не в лагерь, а в лес. Хорошо, здесь лучше, чем в лагере, здесь никого нет. Галка нетерпеливо сжимала его ладонь своими пальцами.
- Ну вот. – Она обернулась, и Коля опять залюбовался ей. Алина приблизила своё лицо и тихо нежно сказала, - Ну говорят же тебе, дурачок… убийца – дворецкий. – Она ласково погладила его по лицу. Коля взял её ладошку и покрыл поцелуями. Наконец-то она оттаяла к нему. Зачем вообще злилась? Хорошо, что они здесь. Вдвоём. Он снова посмотрел на неё… Это была не Алина, это был сторож Семёныч и он орал куда-то в сторону кустов, - Слышь, Саня! Убийца-то, дворецкий!..
Коля проснулся. Он помотал головой. Ф-фу, ты! Приснится же. Он сел на кровати и сладко, с хрустом потянулся. Он чувствовал себя хорошо. За окном светило выглянувшее солнышко и звенели ребячьи голоса. Сколько же он спал? На часах было без пятнадцати пять. Ого!
Он прошёл в санузел и ополоснул лицо холодной водой. Так. Через час будет ужин, а потом в столовой дядя Валера покажет кино. … «и подарит пятьсот эскимо». Ага. Пора к отряду, как там они без него? Он ещё раз потянулся и протёр лицо, окончательно отгоняя остатки сна. Его распотрошённая сумка так и стояла перед кроватью. Ой, ладно, - он задвинул её в угол под столик, - потом разложу. Делать ничего не хотелось, в теле была приятная послесонная истома, и настроение было прекрасное. Что ни говори, а пару часов сна, ещё никогда не мешали солдату. А служба-то идёт… Коля спустился со ступенек и пошёл на площадку. Повара уже потихоньку расставляли приборы для ужина, а молодёжь резвилась на спортивных площадках. Кто-то сидел на лавочках, а кто-то даже пошёл на пляж. Из своего отряда он нашёл только Трегубина, который сидя на скамейке, играл в карты с какой-то девчонкой. Вот ведь, хороший мальчик, а? Уже и в карты играет.
- Ходи, домашний. Твоя очередь. – Небрежно бросала ему девчонка. Трегубин хмурил чистый лобик и ходил. Карты шлёпали по скамейке, а девчонка, катая зубочистку во рту, смачно комментировала каждый его ход. Коротка стрижка, как и у Веронички, циничный, недетский прищур – тут и гадать было нечего, девчонка из детдомовских. Футболка у неё уже с одного боку была порвана. Видно, что лазила по кустам. Понятно, зачем.
- Хана тебе, домашний. Бито! – она звонко шлёпнула картой по скамейке.
- Меня Слава зовут. – Обиженно пробубнил Трегубин. Та не ответила, собрав все карты вместе, она быстро и умело тасовала их, перекидывая из одной руки в другую.
- Дароф, дядя! – она мельком глянула на Колю. – Будешь следующим? Или хошь, погадаю? Для вожатых скидка.
- Не, не надо.
- Да ты не ссы, эт не больно. – Она не глядела на Колю, продолжая быстро тасовать колоду. Коля проигнорировал её, отворачиваясь.
- Славка, подь сюды. – Коля махнул рукой. – Где наши все?
- Ну, это… - Славка почесал затылок. – Кто где. Девчонки вон, в «четыре» играют. Волчанский с Пашкой и Арсюхой на пляж умотали. С ними ещё пацаны с других отрядов пошли. Сейчас свободное время, типа… Скоро придут, ужин, ведь.
- Одни на пляж?
- Да не, там с ними Марк и пара девок-вожатых. Про скалу нам уже все уши продудели. Не полезут.
- А Женька где?
- Да, где-то тут, со своими тусил. С Вероничкой и ещё с девками… Может это, - Славка усмехнулся. – Ну, там же за душем…
- Понятно. – Коля отошёл и сел на соседнюю скамейку. Ничего особого не произошло, и это хорошо. Он, сидя на скамейке ещё раз потянулся. Настроение было спокойное и благостное. Он сидел и смотрел на мельтешение розовых и зелёных футболок. Смотрел как Иоланда и ещё одна брянская вожатая играют в «четыре». Да, та самая, что ехала на нижней полке вместе с Колей в отсеке. Её имени он тоже не помнил. Вот протопал Женька, а с ним две утренние девчонки, у которых Коля уже успел отнять сигареты. Куда он их дел-то, кстати? Ах да, в сумку кинул… Американец сидит и о чём-то мило болтает с красивой Викой Зоренко из Артёмовского отряда. О, а вот и Мандрыгин нарисовался. Подошёл к американцу и начал что-то ему втолковывать. Встал так уверенно, ладошки вперёд выставил и вещает. Вика вон на него злобно посматривает, чего припёрся, мол. А тот не уходит, что-то втолковывает иностранному гостю. Ну-ну…
После дневного сна, Колины мысли приняли совершенно другое направление. Он ещё раз спокойно прокручивал всё в голове и удивлялся себе. Чего там такого, что стоило так переживать? Не надо всё в кучу валить. Ночью кто-то из наших ходил, даже если Волчанскому и не почудилось. Просто смотрел, всё ли хорошо. Мог и в окно посветить, тоже, чтобы проверить, все ли на месте. Не заходить же внутрь. И правда, могут не так понять. Дурёхе этой мелкой всё приснилось, скорее всего. Ещё три девчонки в комнате. И чего? Никто не проснулся и никто ничего не видел? Типа дядя с фонариком зашёл и никто ни гу-гу, вообще? Крепко спали? А этой чего не спалось? Скорее всего, приснилось. Впервые в лагере, страшно без мамы, вот и надумала себе невесть что. Коля даже фыркнул, вспоминая, как он загрузился. Макар-следопыт, блин.
Непонятно, правда, с этой фотографией. Чего там кому-то сидеть в кустах? Да мало ли, зачем… Ладно, сейчас, как раз можно тихонечко сходить и посмотреть. Коля не спеша встал и вразвалочку, прогулочным шагом, пошёл к открытым воротам. Пройдя немного по тропинке, что вела к пляжу, он быстро, пока никто не видел, метнулся в заросли слева. Продравшись сквозь кусты, Коля вынырнул в ложбинку, заросшую мелкой травой. Так, теперь немного поближе к забору… и Коля вышел к зелёному профлисту, что сплошняком шёл от ворот, в разные стороны, охватывая лагерь, и где-то далее сменяясь металлической решёткой. Сразу за забором кусты росли не так часто, как у тропинки, но всё было затянуто паутиной, и он уже два раза стягивал липкие нити с лица и футболки. Здоровенные чёрные пауки висели в центре своих сетей и не обращали на Колю никакого внимания. Зато комары очень быстро отреагировали на его появление и весело зароились вокруг, так и норовя свести более близкое знакомство. Он шёл и отмахивался, держа в поле зрения зелёный забор.
- Гады, – прошептал Коля, шлёпая себя по щекам. – Я ж вас не кусаю…
Он прошёл за домиком сторожа, потом пошла кухня, он понял это по скосу крыши, видневшейся из-за сплошного зелёного листа. А зелёный забор вдруг оборвался, и от следующего металлического столба пошла решётка. Ага, а вон и те кусты, в которые он приземлился. Коля остановился и внимательно огляделся по сторонам. Он был совершенно один. Он тихонько подошёл к кустам. Кусты как кусты. Да, вот лежат поломанные ветки… Уже подзавяли за пару дней. Ну, лежат себе и лежат. Он чуть раздвинул ветки. Да, действительно, площадка лагеря просматривалась очень хорошо. Коля видел, как снуёт ребятня. Парни рубились в баскетбол. Американец Саймон изнывал под напором Мандрыги. Красотка-Вичка уже смылась, видимо не вынесла потока слов и недостатка внимания. Ага. Коля улыбался, разглядывая, американец тоже ёрзает и норовит уйти. Уже и не отвечает, смотрит в другую сторону. Не тут-то было. Андрюха улыбался, хлопал того по плечу и продолжал ему что-то усиленно вкручивать. Рабочий Саня нёс под тент целую кучу нарезанного хлеба на подносе. Вон, Славик опять играет в карты с той же девчонкой. Другие девочки в столовой помогают накрывать на стол. Кто-то ещё играет. Вероничка с Вичкой всё-таки поймали кота и теперь орали, что назовут его Валерой. Точнее орала Вероника, а мелочь просто прыгала рядом. Даже отсюда слышно. Вон Клименко с книжкой… Коля отпустил ветки. Делать тут было нечего. Пора уходить.
Он вывалился из кустов на тропинку чуть дальше того места, где залез. Тут оказалось удобнее – будто арка из кустов: и продираться не надо было, и тропинка в этом месте делала изгиб, так что можно было вылезти совсем незаметно… Почти. Он нос к носу столкнулся с фельдшером Алиной, которая в своём белом халатике деловито топала с пляжа в лагерь. Она, от внезапности, остановилась, строго и напряжённо глядя на него.
- Ой. – Сказал Коля. – Какая приятная встреча! Надеюсь, вы не спешите?
- Что вы там делали? – внезапно спросила она. Тон был жёсткий и требовательный, как у преподов в училище, и Коля поймал себя на мимолётном желании встать по стойке смирно и доложить по форме. Ему стало смешно.
- Виноват, товарищ фельдшер. В свободное от службы время, наслаждался природой и собирал гербарии. – Затем Коля понизил голос и добавил. – Там ещё много интересного, пойдемте, покажу. – Он приглашающе протянул руку.
Алина чуть наклонила голову, словно бы мгновение действительно раздумывая, не пойти ли, потом повернулась и решительно пошагала в сторону лагеря. Через пару секунд она скрылась за поворотом тропинки.
- Мда-а-а. – Задумчиво протянул Коля, отряхнулся от налипших колючек, и тоже потопал следом.
Динамики над лагерем завывали голосом какой-то певички из девяностых:
А любовь малины слаще!
Мали-и-и-ина (подвывал бэквокал)
Не везде она цветё-от.
Мали-и-и-на.
У разлуки вкус полыни
Мали-и-и-ина (басил мужской голос)
Она всюду прорастёт…
- Да что вы все, сговорились, что-ли? – пробормотал Коля, поёживаясь от прохладного ветра. Динамики пели «малина», а ему слышалось «Али-и-и-на». Кстати, Алины на ужине не было. Коля смотрел и так и так, но симпатичного фельдшера нигде не было. На месте были все остальные. Его отряд дружно махал ложками. Мандрыгин, видимо, совсем оправившись от своего конфуза, что-то радостно объяснял уже Артёму. Тот философски морщился и даже, кажется, забыл шутить. Американец сидел вдалеке, тихонько разговаривая с вожатой из Брянска. Вичка с косичками сидела рядом с ними и ела сосиску, насаженную на вилку. Да, Алины нигде не было. Зато была училка Наталья, и она опять поливала Колю тёплыми и томными взглядами. Накрасилась сильнее обычного. Она, конечно, ничего, но… Но… Просто но.
Во время ужина небо опять заволокло тучами и наконец, пошёл дождь. Элеонора носилась вокруг столовой и подгоняла Семёныча и Саню опускать скатанные края тента и застёгивать их на молнию. Данька с Марком живо смекнув, в чём дело, принялись им помогать. Пока Семёныч тащил стремянку, Марк, разувшись и вскарабкавшись на Данькины плечи, отстегнул три секции. Когда опускался полог с их стороны, Коля успел заметить сквозь пелену дождя, свет фар в потемневшем воздухе. Это директриса возвращалась в лагерь.
*****
Пионерский костёр, по причине дождя разводить не стали. Зато дядя Валера вынес какую-то аппаратуру, повесил большой белый экран и стал показывать фильм. Все сели плотненько, как за ужином. Девчонки сбегали за одеялами и сидели, кутаясь в них. С одного боку сел Волчанский с Женькой, а с другого, закрученная в одеяло Иоланда. Паньшина с Клименко и Бабич тоже сидели рядом, сразу позади Иоланды. Пацаны рассыпались по рядам и смешались с другими отрядами. Когда пришла Наталья с осенней курточкой на плечах, Коля тихонько порадовался, что был окружён своими девчонками – та смотрела, явно выбирая место, чтобы приземлиться поближе. А на экране по всяким древним гробницам и склепам резво прыгал Индиана Джонс. Коля смотрел с интересом, он смутно помнил, что в детстве уже видел этот фильм, но сейчас было по-другому. Сейчас он знал и понимал больше, поэтому было интереснее. Он даже на время выпал из своей реальности, как будто не было на свете ни училища, откуда его турнули, ни разбитых планов, ни неопределённости, ни лагеря, ни фельдшера Алины.
… - говорю же, что есть инопланетяне. Мой брат в лесу видел. Они с другом на речке лесной рыбачили, и уже было поздно. – Мальчишеский голос говорил убеждённо. – Они через поле домой пошли, а там висит тарелка, метров сто над полем. Огнями светится. Они стояли и смотрели минут пять, наверное. Потом, в обход поля, через лес долго обходили…
- Родной брат-то? - спросил кто-то из темноты.
- Двоюродный. А какая тебе разница? Мне и тётя Лена с дядь Юрой подтвердили, что он пришёл напуганный, говорит, что НЛО видел. У них в посёлке его многие видели.
- Инопланетяне людей для опытов похищают, – сказала девочка и Артёмовского отряда. Она опасливо покосилась на лес за домиками, будто именно оттуда должны были нагрянуть инопланетяне. – Я в журнале читала, мне мама покупала.
- Сейчас в журналах чего хочешь, напишут. Хоть про инопланетян, хоть про леших с динозаврами. Лишь бы люди покупали. – Это рассудительно сказала Ленка Бабич.
- Вот, точно. – Кивнула Иоланда.
- А динозавры, правда, ж были. – Возразила ей Паньшина.
- Ну, динозавры, конечно, были, – ответила та. – Но давно.
- А инопланетяне, всё равно есть. – Другой мальчишеский голос заговорил уже с противоположной стороны стола. – Мне папа сказал, что не может быть, чтобы в такой огромной Вселенной мы были одни. Есть же люди, которые их видели. Вон, Игорёхин брат, например.
- Да, Вселенная огромная, а мы только на Луне были. – Поддержал кто-то.
- Не мы, а американцы.
- Ну, и пусть, американцы. Они не люди, что ли?
- Наверное, люди. Вон, Саймон похож на человека.
- Саймон, ай лав ю! – глумливо хмыкнул кто-то. Все засмеялись, правильно поняв, что имелось в виду.
Коля сидел и, улыбаясь, слушал ребячьи разговоры. Ленка Паньшина отдала ему своё одеяло, а сама сидела рядом, вдвоём с Надей Клименко кутаясь в другое.
- А почему тогда никто ещё живого инопланетянина не показал? И тарелку тоже не показал?
- Это правительство скрывает. Чтобы управлять нами. – Сказал мальчик с оттопыренными ушами.
- А это ты с чего взял?
- Мне бабушка говорила. – Неуверенно ответил тот.
- Ага, бабушка ему сказала. Надвое?
- Да она больше вашего знает! Сколько ей лет, а сколько вам! – Обиделся лопоухий.
- А вы знаете, почему американцы больше на Луну не летают? – ещё чей-то голос. Коле не было видно за сидящими. Какой-то пацан. - Потому что они там наткнулись на базу инопланетян, а те им сказали, что если не прекратят шляться по Луне, то они президента их лазером завалят. И вообще Америку разбомбят. Те испугались и больше не суются.
- Да, они только силу и понимают. – Одобрительно вякнул кто-то. – Лучше б разбомбили. А то взяли моду таскаться, где не просят.
- Да это он кино нам рассказывает. – Засмеялся кто-то.
- Ребята, давайте лучше я расскажу. Реальная история про инопланетян. Только факты, только правда, и ничего больше. – Коля узнал голос Данила. Он повернул голову. А, вот и он сам, тихонько подошёл и встал с боку.
– Ну что? Можно?
- Конечно, давайте! – Раздались возгласы. – Интересно! Давайте!
Данька протиснулся ближе к середине и сел.
- Ну, слушайте. Это действительно произошло в Америке. Было много репортажей, с фотографиями, с интервью очевидцев, и… были фото самого инопланетянина. Никто ничего не скрывал. Было это в начале семидесятых годов. Какой-то южный штат, я уж не помню. Глубинка, захолустье. Леса, пустыри, болота даже есть. Поля с кукурузой…
- Да, они в кукурузе любят высаживаться! – Перебил вдруг лопоухий.
- Замолчи ты! – шикнули ему.
… - посёлочек маленький, а рядом на трассе недалеко от посёлочка этого, гостиница небольшая стоит и ресторанчик, как обычно в Америке. Ну, в общем, всё для проезжающих по дороге, чтобы и отдохнуть и подкрепиться. А вокруг на много миль никакого жилья, только длинная-длинная трасса через весь штат. – Данька понизил голос. – И вот однажды… - Он обвёл глазами ребят. Все подались вперёд и напряжённо слушали.
- …и вот однажды одна взрослая женщина, мать двоих детей, между прочим… ехала в сумерках домой по этой трассе. И на одном из поворотов, вдруг из кустов вылезло нечто ужасное… Около двух с половиной метров высотой… С большой белой головой, как у осьминога… с растопыренными и раскачивающимися щупальцами, он вылезло на дорогу и попало в свет фар. Бедная женщина чуть не врезалась в это страшилище. Она нажала на тормоз, отчаянно выворачивая руль, и как можно быстрее унеслась прочь. Ей особо никто не поверил, хотя она и не врушка-болтушка была. Зато, через пару дней, примерно в том же месте ещё одна супружеская пара видела этого инопланетянина. Тут уже все в городке стали шуметь и удивляться. А ещё через неделю одна семья, что ехала в машине с детьми, чуть не улетела в кювет, когда увидели, как это страшилище, выходит на дорогу, и тянет-тянет к ним свои щупальца. Наутро отец того семейства с друзьями и знакомыми, взяли ружья и пошли посмотреть в тех кустах, что же это такое. Их было много, человек десять, вооружённые. Не хухры-мухры. Они начали бродить по тем местам и наткнулись… на растерзанную овцу. Это чудище оказалось плотоядным и очень опасным. – Данька сделал паузу и ещё раз оглядел ребят. Все слушали, открыв рты. – Теперь эта новость облетела весь штат, и к ним ринулись всякие туристы, охотники, искатели приключений. А ещё конечно репортёры из журналов и газет…. Народу набежало – мама дорогая! Разбили палатки, привезли собак-ищеек, всякие ясновидящие тоже понаехали, контактёры с пришельцами. Все интервью дают, объясняют, что такой вот, с щупальцами инопланетянин, это вот, с такого-то созвездия. А вот, если другой, то с другого… Очевидцев этих по десять раз уже опросили… В общем, тихий посёлочек, стал вдруг очень оживлённым местом. А инопланетянин куда-то спрятался.
- Конечно, его напугали! Столько народу приехало! – Выкрикнул белёсый мальчик, что сидел рядом с лопоухим. Тот тоже кивал, верно, мол.
- Конечно. Стало очень шумно. – Согласился Данил. – И вот одна газета из соседнего штата тоже решила прислать своего репортёра. Отправили дядьку уже в годах, хорошо за сорок. Ему такие поездки не нравились, староват уже, но босс сказал, он и поехал, а куда деваться? Приехал он на машине, за много часов устал, измучился в дороге. Хотел поесть в ресторанчике, а все места заняты и ещё очередь. Хотел в гостинице поспать на нормальной кровати, а там тоже всё занято. Что делать? Ну, купил он там сэндвич какой-то в втридорога, водичкой запил, в машине своей переночевал кое-как… А на утро тоже ни поесть нормально, ни попить… Сидит он в машине своей, грустный и на суету окружающую смотрит. А там охотники с собаками местность прочёсывают, контактёры чакры оттопыривают – в космос сигналы ментальные шлют, значит. Журналисты носятся, статьи строчат, а в ресторанчик прямо с утра очередь. Смотрит он на всё это и думает, что от этого инопланетянина, наверное, только хозяевам гостиницы и ресторанчика хорошо. Вон у них сколько клиентов… И, что-то зацепилась у него мысль за это. Посидел он, подумал, взял фотоаппарат, да и прокрался тихонечко на задний двор, туда, где сараи да амбары всякие стоят. Залез он тихонько в сарай, а там за сеном, да за рухлядью всякой, что-то большое, брезентом накрытое лежит…
- Инопланетянин? – Лопоухий мальчик аж привстал.
- Инопланетянин. – Кивнул Данил улыбаясь. Точнее, его костюм. Здоровенная голова-полусфера из картона и щупальца из шланга, обшитые материалом. Всё это на деревянном каркасе, на себя одеть можно.
- Так он не настоящий? – Белёсый мальчишка был расстроен.
- Зато ажиотаж поднялся самый настоящий. Репортёр тот, наделал фотографий, снова прикрыл брезентом и тихонечко дунул к себе в редакцию. А на следующий день по всем южным штатам бабахнула новость: «Секрет инопланетянина разгадан!» Со статьёй, с фотографиями… Говорят рассерженные туристы, чуть не сожгли ресторан с гостиницей. Полиции защищать пришлось. Вот так вот.
- Обманщики. – Сказала Лена Паньшина.
- Да, - согласился Данил. – Обманщики, но как бы не преступники. Нет же закона, который запрещал бы в странных костюмах лазить в сумерках по кустам.
- Гады. – Буркнул белёсый. Видно, что ему бы очень хотелось, чтобы инопланетянин был настоящий.
- Зато мы можем для себя уяснить кое-что. – Данил говорил серьёзно. – Чаще всего у разных загадочных происшествий имеется самое простое объяснение, которого мы просто не видим. Вот и всё. А теперь – Данька взглянул на часы, - всем пора спать!
Коля, отоспавшись за день, лежал в кровати и ждал, когда он, наконец, уснёт. Рядом, у соседней стены, тихонько дышал Мансур. Молчаливый спокойный дядька. При встрече пожмёт руку, кивнёт и всё. Всегда при костре, при казанах. Завтра вроде шурпу для всего лагеря варить будет. Коля увидел однажды, как он угощал шоколадками Веронику и маленькую Вичку. После отбоя Коля, как и в прошлый раз, обошёл всех своих подопечных. Пацаны набились в отсек к Волчанскому и продолжали обсуждать инопланетян. Детдомовский Лёха травил байку про своего кореша, который что-то такое видел. Коля насилу разогнал их по матрасам. У девочек тоже горел свет. Коля, как и в прошлый раз, постучал и вошёл.
- Ну чё, не спится?
- Я уже сплю. – Это из-под одеяла сонно протянула Ленка Паньшина.
- Ой, понарассказывают страстей перед сном. – Иоланда накрыла голову пледом, как бабушка платочком, и как в прошлый раз таинственно пуча глаза нараспев прошептала. – Тут рассказывают, что у нас в лагере, маньяк какой-то завёлся. Девчонки опять разделились, не могут решить, кто лучше маньяк или инопланетянин.
- А тебе, кто лучше? – насмешливо спросила Клименко.
- А мне лучше принц! – наивно округляя глазки, ответила Иоланда.
- Хм, на всех не хватит. – Бабич и тут проявила здравость и рассудительность.
- Ну, да. – Иоланда потуже натянула плед на голову, выставив наружу уши, отчего те смешно оттопырились, и всё её лицо приобрело вид деревенской дурочки. – Вам и не надо. А мне одного хватит. Только чтоб красивый! – Она ещё сильнее оттопырила уши и выпятила губы, раскачиваясь на кровати. – Бродит где-то грустный, без меня, а я тут, в лагере.
- Вот это он, наверное, по ночам и бродит. – Паньшина высунула нос из-под одеяла.
- Да, я тоже слышала. – Клименко Надя закивала головой.
- Ты слышала, а я видела. – Сказала Паньшина. – Я ночью проснулась, а в окне свет, будто кто-то фонариком светит.
Коля навострил уши.
- И чего? – спросила Бабич.
- И ничего. Сторож, наверное, был.
- Принц это был. Пономарёву искал. – Засмеялась Надя. Остальные прыснули.
- Нет. – Иоланда с расстроенным видом стянула плед с головы. – Мой будет на белом коне и с горящим факелом в руке! Весь такой красавчик. Ах!.. А вы просто завидуете. Вот. – Она грустно закрыла лицо подушкой, делая вид, что рыдает.
- Ладно! Всем спать. И чтобы никаких принцев по ночам! Ясно?! – Коля понял, что ему пора идти.
- Ясно! – хором крикнули девочки.
Коля посмотрел на ручку двери. Над ней зияли дырки от шурупов. Действительно, раньше здесь стоял шпингалет. Зачем сняли? Чтоб не запирались?
- Спокойной ночи. – Пожелал он и вышел на веранду, плотно закрывая за собой дверь. Пора было спать и ему. Рядом, в ночном свете сновали редкие вожатые, проверяя своих. Вон Артём промелькнул. Ещё чья-то юбка и синяя футболка прошла вдоль домиков к душевым. Да, всё должно объясняться просто. А про ночного ходока с фонариком… Коля пожал плечами. В конце концов, и правда, нет закона, который бы запрещал ходить ночью с фонариком по лагерю. Особенно если ты вожатый или сторож. Он пошагал по мокрой бетонной дорожке к своему домику. По всему лагерю один за другим гасли фонари.
Яркий и пронзительный женский крик разорвал тишину ночи. Коля подскочил на кровати, прислушиваясь. Крик, долгий и протяжный переходящий в визгливое завывание, повторился. На соседней койке сонно заворочался узбек. Коля быстро влетел в штаны и в кроссовки и бросился наружу.
В двух женских домиках уже горел свет, и оттуда выглядывали девчонки. Из соседнего с Колей крыльца уже слетал Данька, а за ним, опаздывая и на ходу натягивая футболку, торопился Марк.
- Кто кричал? – Коля заметался среди женских домиков. Рядом туда-сюда лихорадочно сновали Марк и Данил.
- Я… - раздался писклявый голос.
Они все, разом, повернули к туалету. Оттуда опасливо выглядывала девчоночья мордашка. Раздался ещё один топот ног. Это, белея голым торсом, подбежал Артём.
- Что случилось? – Он оглядывался по сторонам, пытаясь понять. За ним бежал ещё кто-то, светя фонариком.
- Зачем кричала? Что случилось? – Коля и Данил почти одновременно спросили девчонку.
- Я.. я… из туалета выходила. А он.. – она показала пальцем на дерево. – Он там стоял.
- Кто – он? – нетерпеливо выкрикнул Артём. – Кто?
- Манья-а-ак. – Ответила девчонка и разрыдалась.
- конец первой части -
Стена и Молот
Часть вторая
Среди скользящих теней
Глава 1. А что случилось?
- Так. Давайте ещё раз по порядку. – Директриса решительно рубила воздух ладонью. Они все сидели в конференц-зале, собравшись раньше обычного. Вчера переполошился весь лагерь. Особенно женская часть. Девочка оказалась из отряда той брянской вожатой, что ехала на нижней полке в поезде от Хабаровска до Находки. Вожатая ушла к ней в комнату, и вроде, даже осталась там ночевать. Артём с Марком обошли весь лагерь, светя фонарями. Маньяка, даже если таковой и был, они, конечно, не обнаружили.
- Итак, девочка вышла в туалет и кого-то увидела… Верно? – директриса вопросительно смотрела на них, но в основном на Данила и Марка. Те вздохнули и покивали.
- Далее, вы прошлись с фонарями и никого не нашли. Так?
- Ну, он бы не стоял на месте. – Cказал Марк.
- Неважно. Давайте-ка только факты, а то у страха глаза велики. Девочка кого-то увидела или не увидела. Зато закричала. У нас только её крик и всё. Или есть ещё что-то? – Директриса требовательно обвела всех глазами.
- В комнатах у девочек шпингалеты все сняли. – Тихо сказал Данил.
- Шпингалеты сняли по моему распоряжению. Это я сказала, и сторож снял перед заездом. В прошлом году были случаи, что девочки закрывались там с мальчиками. Пили и целовались. А вожатый не мог попасть внутрь. Потом разборки были. Вы ж мне говорили, Элеонора Робертовна.
- Да, было один раз. – Кивнула кореянка.
- Было. – Подняла палец директор. – А для того, чтобы больше не было, надо, чтоб вожатые могли всегда иметь доступ в комнаты и в палатки.
- Но, тогда получается, что и чужие люди имеют туда доступ… особенно ночью. – Тихо сказала Аня Коломиец.
- А где у нас тут «чужие люди»? Скажите, пожалуйста. Кто тут чужой?
- Кто-то по ночам ходит и в окна светит. – Сказал Данил. – Мне уже жаловались.
- Ночью делать обход с фонарём, это обязанность сторожа.
- Я спрашивал, это был не он.
- Да? – Директриса казалось, была неприятно удивлена. – Ну, что ж, придётся мне самой его спросить, чтобы теперь это был он. Чтобы он ходил, всюду заглядывал и выполнял нормально свои обязанности. – Директриса ещё раз обвела всех взглядом.
- Просто девочки теперь спать бояться. – Это сказала уже вожатая из Брянска, та самая с 14-го отряда.
- А девочкам надо объяснить, что бояться не надо. Что причин для страха нет. Тут нет чужих людей, на километры вокруг. Тут, вообще, никого кроме нас нет. И не надо панику создавать. Для неё абсолютно нет причин. Вот это и объясните девочкам.
- Им всё равно страшно будет.
- Ну, что вы от меня хотите? Что мне сделать? Лагерь закрыть и всех распустить? Ой, тут одной девочке что-то возле туалета померещилось. Так что ли? Что реально-то случилось? Ничего, по сути. Или не так? – Она ещё раз внимательно обвела всех взглядом. – Вы поймите, что если что случится, то не вы, а я отвечать буду. И мне больше вашего хочется, чтобы всё прошло хорошо. Мне что ли эти ужасы ночные нужны?
Коля сидел, слушал и поневоле признавал правоту директрисы. Действительно, из фактов только крик возле туалета и всё. И правда, что теперь с этим делать? Не закрывать же лагерь, в самом деле.
- Ну, а шпингалеты можно назад поставить? Девочкам так спокойнее будет. – Попросил Данил. – Да и нам тоже.
Директриса уставилась на него, что-то соображая.
- Хорошо. – Она резко кивнула головой. – Шпингалеты вернём на место, это не вопрос. Если это решит проблему, то пускай. Сегодня же Игорю Семёновичу скажу. Пусть поставит. Только вы уже теперь следите внимательнее за своими подопечными. Чтобы не повторялось… Так, с этим вопросом - всё? – Она приложила растопыренную ладонь к столу и ещё раз внимательно на всех посмотрела. – Хорошо? Переходим к сегодняшней программе…
Сегодня дядя Валера снова был молодцом и поставил на зарядку соответствующую песню. Голоса неведомых советских физкультурников прошлого бодро распевали над лагерем.
Чтобы тело и душа были молоды,
Были молоды…
Ты не бойся ни жары и не холода.
И не холода…
Зарядка шла своим ходом, и Коле было приятно чувствовать, как прогревается всё тело, а настроение и вправду поднимается вверх, оставляя ночные переживания в прошлом. После вчерашней прохлады и дождика, небо, будто заново промытое, снова было ясным и пронзительно голубым, а набирающее силу солнце решительно заявляло, что сегодня будет прекрасный и жаркий погожий денёк. Сегодня утром он пропустил пробежку, поспал лишний час. Полночи он с остальными вожатыми успокаивал девочек и загонял отдельных мальчишек в палатки. И если девочки вчера и вправду были напуганы, то пацанам было просто интересно, что за переполох. А переполох и вовсе оказался не из-за чего.
- Встаём на носки и тянемся! – Он с хрустом тянулся, вставая на цыпочки и вытягивая ладони вверх.
- А теперь наклоны! И-и рраз!
Если хочешь быть здоров – закаляйся!
Обойтись без докторов попытайся!
Он чувствовал, как физические упражнения настраивают его на правильный лад. Чтобы тело и душа, значит, были молоды! Он делал скрутку корпусом, подбадривал сонных девчонок, а сам высматривал по сторонам Алину. Её нигде видно не было. Белый халатик маячил в зале, при обсуждении ночных происшествий и сегодняшней программы, а потом она опять вышла раньше всех и пропала. Её и вчера на зарядке не было. На зарядке не было и Мандрыгина Андрея. И кстати, его не было и на обсуждении в конференц-зале. Проспал, наверное, вожатый хренов. А солнце всё набирало силу и начинало уже ощутимо припекать. Значит, сегодня будет пляж… и это хорошо!
За завтраком было необычно шумно и весело. Все вразнобой и на все лады обсуждали ночной кипеж. И если на девчачью половину лагеря, особенно в ночное время, крики и весь этот шум произвёл неприятное впечатление, то мальчишек весть о ночном маньяке привела в какое-то нездоровое радостное возбуждение. Кто-то уже договаривался вместе идти и ловить извращенца. Другие со смехом обвиняли какого-то высокого и нескладного Влада из отряда Любки Сластиной, что это он лазил по ночам по девчачьим домикам и воровал конфеты.
- Нашёл, хоть, что интересное, Влад? – орали ему через два стола. – Это ты, объевшись конфет, в женский тубзик побежал? – Чё, и оттуда тебя шугнули? – Тебе Светка глаза не выцарапала? Ты теперь жениться обязан! В курсе..!?
Нескладный Влад хмурился, ел свою кашу и бурчал, что они дураки. А за соседним столом какие-то Мандрыгинские пацаны, из тех, что лепились к Артёму в первый день, хихикая, дёргали пухленькую симпатичную девчонку лет семнадцати.
- Чё, Людка, не выспалась? Маньяка, что ль, ждала, а он не пришёл?
- Да. – Отвечала та. – Напрасно было всё. – Она печально вздыхала. – Ждала-ждала всю ночь, как дура, а он не пришёл.
- Ничё-о-о. – Успокаивали её. – Будет тебе ещё в жизни счастье. Придёт ещё.
- Да ну, маньяк нынче пошёл безответственный, – лениво сокрушалась Люда, давя зевок.
- Это Володька с третьего отряда. Мы поговорим с ним! Скажем, чтоб следующей ночью был как штык… ичтоб цветов полевых нарвал.
- Не, я каллы люблю.
- А ну, тогда он кала тебе принесёт! Этого добра у него навалом…
*****
- Ой, вы тоже ночью шум слышали?..
Коля обернулся. На него, делая большие глаза, и прижимая руки к груди, смотрела эта Наталья из Уссурийска. – Мне так страшно было. – Продолжила она. – А если это всё-таки злодей какой-то? А тут и милиции никакой нету.
- Нет. – Сухо ответил Николай. Он прекрасно помнил, что Наталья вместе со всеми была на утренней пятиминутке у директрисы и не выглядела особо обеспокоенной. Да и с другой стороны, чего ей самой бояться? Живёт себе в комнате с замком и санузлом. А тут ей, видите ли, страшно стало. Он понимал этот нехитрый женский ход. Это значит, что отважный десантник Коля должен вызваться храбро и мужественно защищать беззащитную блондинку Наталью от возможных посягательств невидимого злоумышленника. И днём и ночью. Особенно ночью. А она будет ставить ему пятёрки за хорошее поведение…
- Нет. – Повторил Николай. – Вы же были на совещании. Там товарищ директор ясно приказала: маньяка – отставить! Так что всё в порядке. Девочке почудилось.
- Хорошо вам, вы вон, какой сильный. – Уважительно вздыхая, сделала ещё одну попытку училка.
- Natalie! Should we begin the lesson now? - это от столов с доской её позвал Саймон. Уф, вовремя. А то, Колин отряд ещё не собрался, и пришлось бы отбиваться, и что-то выдумывать. А Коля на такие вещи был не силён. Молодец, американец.
- Вы простите, мне идти надо. – С извиняющейся улыбкой, будто бы это он её не отпускал, проговорила Наталья. Коля кивнул, отворачиваясь. Хорошая она была, эта Наталья, видно, что невредная и добрая и, правда, вся какая-то беззащитная, но сердце к ней не лежало. Просто не лежало и всё. Да и постарше него она была, мысленно добавил Коля, и тут же вспомнил, что в случае с Галкой это его абсолютно не смущало. И также в случае с Алиной… Кстати, где она? Вот если б фельдшерица эта так на него смотрела и вздыхала? Вот это было бы другое дело.
Сегодня был отдельный урок ещё для двух отрядов, потом, для всех, кто хочет. А остальные, между тем, собирались на пляж. Колины ребята, мало по малу, подходили под тень столовой. Командные состязания по бадминтону, согласно общему волеизъявлению, решено было перенести на пляж. Сегодня Колина команда должна была играть с командой Марка. Это ему тоже сообщила Ленка Бабич. Мда, её и надо было ставить вожатой. Коля улыбнулся. Ленке её роль очень нравилась, а он не возражал. Напротив. Девчонкам и ребятам тоже было, по большому счёту всё равно. Они уже обжились, сдружились и как-бы плыли самостоятельно, хоть и в отряде, но сами по себе. Или это Коле так казалось? Впрочем, его это не особо волновало. Всё идёт хорошо, и ладно. Оппаньки! А вот и Алина!
Молоденькая фельдшер в своём белом халатике, немного распахнутом на груди, откуда была видна синяя вожатая футболка, подошла к занимающимся ребятам. Она что-то с улыбкой сказала Наталье и Саймону, те прервались и с готовностью закивали. Училка что-то стала объяснять детям, те сели впереди в один ряд, а Алина, вся такая хорошенькая, цветущая и стройная, повернулась к детям и раскрыла свою сумочку. Задорно улыбаясь ребятам, она что-то им сказала, видимо весёлое, потому что в ответ раздался смех и все радостно загомонили. Коля наблюдал, как Алина достала список, что-то пометила там, затем стала подходить к детям по одному. Те высовывали языки, а фельдшер с фонариком смотрела им горло, затем что-то говоря, давала какую-то жёлтую таблетку. Витаминки, что ли? После каждого осмотра, она делала смешное лицо и вполголоса выдавала своё медицинское заключение. Судя по дружному хохоту, каждый раз это было что-то очень смешное. Вот она, осмотрев всех ребят, и одарив каждого витаминкой, изящно перекинула свою сумку через плечо и, попрощавшись со всеми, направилась в сторону пляжа. Коля, любуясь, наблюдал за нею, краем глаза видя, как, мало-помалу, подходят его ребята. Внезапно он ощутил чей-то пристальный взгляд. На него, от столов с ученической доской, с горьким осознанием и прозрением, смотрела Наталья.
Коля посчитал своих, было на два больше. К ним опять присоседились двое мандрыгинских из палатки. Ну и ладно, не беда.
- Пошли, - коротко бросил он отряду.
Когда они выходили из лагеря, к домикам девочек, помахивая шуруповёртом и пакетом с железками, и что-то недовольно бурча, направлялись Семёныч и рабочий Саня. Они шли ставить девочкам шпингалеты.
Денёк был замечательным. Все уже накупались до звона в ушах, и теперь Колина команда по парам с отрядом Марка, отважно сражалась в бадминтон. Отряды стояли вокруг, подбадривая и болея за своих. Чуть поодаль продолжалась борьба других отрядов в пляжный волейбол, а ещё чуть дальше, ближе к заросшему склону сопки, Артём крутил большую пластиковую бутылку на глазах у нескольких девушек-вожатых: он раскидывал руки и ноги, затем подбрасывал вверх, и смешно подпрыгивал за ней. Слышался заливистый смех Любки Сластиной. Коля обвёл глазами пляж. Везде мельтешили купальники и плавки. Сновали подростки, на песок и обратно в море, а возле скалы, как и позавчера, отрезая её от пляжа, сидел уже отряд Данила. Сам Данька расположился в теньке под зонтом с книжкой в руках, но не, сколько читал, сколько смотрел на пляж и купающихся подростков. Правильно. Коля мысленно кивнул. Локоть ещё побаливал и давал знать о себе прошлой ночью. Ничего, заживёт. Он не спеша дошёл краем пляжа до удобств, а выйдя наружу, прошёл линией каменного откоса с редкими деревьями, растущими внизу, к бадминтонистам. Надо было немного поддержать своих. Он вышел из тени и с любопытством смотрел за Артёмовскими пируэтами, поневоле улыбаясь и останавливаясь рядом. Вот Артем, раскинув руки, делает вид, что куда-то несётся. Его ноги загребали песок, а руки, державшие бутылку, были распахнуты в стороны. Вот он, подкинул бутылку и, встав на одно колено, пропел – Я здесь, любимая! – затем, он подхватил бутылку, сделал с ней дикий прыжок и вдруг ударил себя ей по лбу. – За ВДВ! – рявкнул он, делая страшные глаза. Все вокруг опять дружно захохотали. Смеялась девушка-соседка по плацкарту, заливисто смеялась Любка Сластина, смеялась и вожатая из Брянска, ещё одна девушка-вожатая. Коля тоже улыбался, до того это было потешно. Только вот, причём здесь было ВДВ?..
- Ой! – вдруг громко сказала соседка по поезду, глядя на Колю. Все внезапно замолчали, быстро взглянули на него и отвели глаза, а Артём, опустив руки с бутылкой, смутился и закусил губу. И тут только до Коли дошло: это Артём показывал его – Колю. Это видимо была сцена, как он ловил Веронику. Коля сжал челюсти и прошёл мимо, туда, к бадминтону. За его спиной стояло сконфуженное молчание.
По мнению Коли это было подло. Не поймай тогда он эту девчонку, сейчас бы, по всей видимости, и лагеря-то не было. Директриса вон, сказала, что он всех спас. А если б тогда она разбилась, то, что? Даже думать не хочется. Коля не хвалился и не напоминал о своём поступке. Не кичился им. Но почему, же его высмеивают? И все, кто был рядом, так одобрительно смеялись… Артёму, конечно можно наедине по-мужски объяснить кое-что, и посмотреть, до смеха ли ему будет, а девушкам этим, ты что скажешь? Удушливая волна гнева плескалась в сердце и хватала за горло. Наверное, Зиме было также тяжело и муторно, когда его несправедливо обвинили в краже тех часов. Все уже ярлык повесили, и ничего не докажешь. Только злиться, да в морду давать. А тут кому в морду дашь? Тут даже этому тощему Артёму не врежешь, не говоря уже… Коля отстранённо смотрел, как летает воланчик, и как мастерски Леха Свиридов отбивает удары. Рядом протиснулся мокрым боком Волчанский. – Ну, чё, кто побеждает? – Наши. – Ответили ему.
Коля развернулся и побрёл к их зонту под навесом. Гнев, понемногу остывал и проходил, и ещё взбулькивая, оседал и просачивался куда-то вниз, как в песок.
Вероника с Вичкой на пляж притащили грязного кота Валеру и теперь собирались купать его в море. Кот с таким решением был категорически не согласен, истошно орал и царапался.
- Дядя Коля, помоги на-а-ам! – Коля вздрогнул. Это Вероника обращалась к нему. А кот, там временем отчаянно вырывался.
- Ну что ты сидишь?! – Вероника, казалось, была возмущена Колиным бездействием. Тут такое событие важное происходит, а тебе, мол, и дела нет.
- Да оставь ты кота в покое. Он не хочет купаться! – с усмешкой посоветовал Коля, не двигаясь с места.
- Ну, он же грязный! – орала Вероника.
– Он грязный! – послушно повторяла за ней Вика Погодина. Малявка в смешных жёлтых трусиках и панамке, держала в руках своё синее ведёрко и маленькие пластиковые грабли. Вероятно, и то и другое должно было быть употреблено при мытье кота. Вот кот неистово извиваясь, изогнулся и, расцарапав Веронике запястье, вырвался на волю.
- Держи его! – Закричала пацанка, бросаясь вслед за котом.
Кот, прижав уши, стремглав побежал по песку и, добежав до Коли, спрятался за его спиной.
- Дядя Коля, лови! – Верничка с растопыренными пальцами неслась прямо на него.
- Лови! – пищала Вичка, смешно шлёпая по песку вслед за ней.
При виде приближающейся Вероники, кот Валера, не мешкая рванул в сторону лагеря. Отбежав на безопасное расстояние, он отряхнулся всем телом, приводя шерсть в порядок, и презрительно оглянувшись на девчонок, потрусил в сторону лагеря. Коля улыбнулся, кот своей мордой и поджаростью, и вправду, чем-то напоминал Валерия Вадимовича, их лагерного ди-джея.
- Ну и чё, ты его не ловил? – Возмущённо вопросила Вероника, останавливаясь перед Колей и упирая руки в бока. Коля улыбнулся. Наверное, с таким же видом разгневанная жена допрашивает пьяного мужа – «ну и где ты шлялся?»
- Я испугался, что он меня тоже поцарапает. – Сдерживая улыбку, ответил Коля. – У тебя, вон, кровь. – Он кивнул на царапину.
- А, фигня! – Вероника слизнула кровь и беззаботно улыбнулась, показывая сколотый передний зуб. – Ерунда, у меня ещё не так бывало.
Маленькая Вичка уже уселась рядом и принялась копаться в песке.
- Ты где кусок зуба-то потеряла? – спросил Коля.
- А! – махнула рукой та. – Меня какой-то дядька поймать хотел, а я убежала. – Она уселась рядом с Викой и принялась вместе с ней возиться в песке.
Коля смотрел на них и думал, что у детдомовских таких историй целая куча на каждый день. Вон, если у Волчанского поспрашивать, то он, наверное, и не такого понарасскажет. Он лениво наблюдал за девочками. Вероничка втолковывала мелкой, что для того чтобы построить домик, нужен мокрый песок, и та, взяв ведерко, потопала к морю. А по кромке воды шла Алина. Она подходила к детям, сверялась со списком, смотрела горло и давала витаминку. Продолжала проводить профилактику заболеваний, понятно. Медицина бдила и держала руку на пульсе здоровья личного состава. Так держать. Коля опять засмотрелся на неё. Эх, Алинка-Алинка, что ж ты такая неласковая? Обнять бы, зацеловать бы тебя…
- Здравствуйте! – Коля вздрогнул и, прикрыв глаза от солнца, посмотрел на подошедшую девушку. Это была вожатая из Брянска. Коля до сих пор не знал некоторых «этих» по имени.
- Здрасьте. – ответил Коля. – «Чего надо?» - чуть было не добавил он.
- Вы… это. – Девушка, судя по тону, выглядела смущённой. Яркий свет бил прямо Коле в глаза, а вожатая – специально ли, случайно ли так вышло – бросала тень от головы прямо на Колино лицо, как бы прикрывая его от солнца, и от этого вокруг головы девушки сиял ореол, словно бы нимб над святой.
- … вы простите нас, пожалуйста, Николай. Никто не хотел над вами посмеяться. Просто, нечаянно, так глупо вышло.
- Конечно, - кивнул Коля. – Ничего страшного.
- Простите. – Ещё раз сказала та. – Знаете… Вероника ведь в моём отряде… А вы спасли её. Я и не подошла даже к вам ни разу. Это я не уследила за ней. Моя вина, получается.
- Да уж, уследишь за ней. – Примирительно буркнул Коля. Он уже оттаял, и дуться и бурчать ему не хотелось.
- Да, это нелегко. – По её тону, Коля понял, что она улыбается.
- Кстати, а как тебя зовут-то? – спохватился Коля, поймав себя на том, что ему немного неудобно называть её в мыслях «эта из Брянска».
- Мита.
- Как?
- Мита. Меня все так называют. Суламита полное имя, но оно длинное, поэтому вот так сокращают.
- Ми-и-тка! – словно бы в подтверждение её слов, донеслось до них. Это «другая из Брянска», Колина соседка по плацкарту, звала её.
- А её как зовут? – на всякий случай поинтересовался Коля.
- Её – Полина.
Коля посмотрел ещё раз на них, и на Суламиту и на зовущкю Полину и вдруг спросил то, что давно ему бросилось в глаза.
- Слушай, э-э… Мита. А почему никто из вас не купается? – Обе девушки, да другие «из этих» тоже, и на пляже были в своих вожатых майках и длинных юбках.
Суламита замялась, видно было, что она подбирает ответ.
- Ну, мы это… мы потом. – Она развернулась и пошагала к зовущей её Полине.
Коля смотрел ей вслед. Почему потом? Стесняются? По религии их баптистской нельзя, что ли? Ладно, это их заморочки и, к счастью, Колю, они не касаются ни в коей мере. Он встал и побежал к морю.
*****
- … а по ночам убитая девочка приходила и просила вернуть ей её глазки. А могильная фотография потом потускнела, и только одна деталь осталась яркой и отчётливой, как и прежде. Её глаза. – Таинственным шёпотом закончила Лена Бабич.
Перед отбоем все набились в палатку к мальчишкам и рассказывали страшные истории. Коля пришёл разогнать их спать, но заслушался и теперь сам сидел вместе с ними, спрятав ноги под чей-то матрас и чувствуя рядом тёплый Пашкин бок. Здесь были двое Мандрыгинских и – Коля слушал по голосам – кажется ещё пара других девчонок. Ребята отстегнули перегородку между секциями, и теперь вся их палатка представляла собой, как бы одну комнату. Было темно, а день, начавшийся с всеобщего переполоха, ожидаемо заканчивался страшными историями о маньяках и прочих ужасах.
- Теперь, давайте я расскажу. – Грустным голосом, вдруг произнесла незнакомая девочка.- Мне её одна подружка рассказала, говорила, что это было с её отцом. Я не знаю, правда ли, но вы слушайте внимательно.
- Давай, трави, Ёлка. – Послышался Иоландин голос. – Правду и ничего, кроме правды.
- Ну, вот и слушайте. Папка её был таксистом в молодости, как раз жениться собирался и поэтому работал днём и ночью. Брался за самые поздние заказы, ездил в соседние города, возил грузы, только бы заработать на свадьбу. И вот однажды поступил заказ, от которого все в их конторе отказывались… - Ёлка сделала паузу. - … а ему-то чего? Ему работать надо. Вот и взялся он поехать по этому вызову. А дело было поздней ночью. Приезжает он, значит, по адресу на окраину города. А там, в темноте на обочине дороге его уже старушка маленькая и сгорбленная дожидается. Села она на заднее сиденье и говорит, вези меня, мол, сынок в заброшенную деревню на старое кладбище. – Ёлка говорила всё тише и тише, переходя почти на шёпот. – Удивился таксист, но ничего не сказал, а бабушка хорошо заплатить пообещала. Ехали они, ехали и приехали в заброшенную деревню. Старые покосившиеся дома, провалившиеся крыши, одна улица на всю деревню, а мёртвые избы по краям смотрели на них пустыми окнами. А сразу за деревней – кладбище. Такое же старое и тихое. – Подожди меня здесь, сынок. – Прошептала бабушка, а сама вышла и скрылась среди могил. Долго ждал таксист и наконец, она появилась, живенькая и бодренькая такая, садится к нему в машину… а тут луна из-за туч выглянула и видит таксист, что у бабушки во рту что-то красное виднеется… - Бабушка, спрашивает он шёпотом, - вы что, вампир?..
– Да!!!! – вдруг оглушительно завопила Ёлка.
Коля дёрнулся от неожиданности, и чуть не вскочил на ноги. А вокруг заорали пацаны и завизжали девчонки и, задёргавшись в разные стороны, чуть не уронили палатку.
- Ёлка, дура! – Завопила Иоланда. – У меня чуть сердце не вылетело. Набрехала с три короба!
Все загомонили, приходя в себя, кто-то истерически засмеялся.
- Ой! Кто в мою ногу вцепился? – пискнула Паньшина.
- Пашка! - раздался голос Савинецкого, - тут Женька от страха тебе на матрас нассал!
Все облегчённо захохотали, совершенно не слушая Женьку-ёжика, который в ответ обиженно бубнил, что всё это враньё.
- Кстати, - чуть погодя вдруг сказал Слава Трегубин. – Мне отец говорил, что здесь рядом есть заброшенная деревня на берегу моря.
- Это не деревня. – Ответила другая незнакомая девочка из темноты. – Я слышала, мне рассказывали. Это причал, куда раньше заключённых привозили, и тут же на берегу их расстреливали. Там отвесные скалы полукругом стоят, и зекам деваться было некуда. Их выгружали на берег и говорили, что они здесь будут жить и рыбу ловить. А когда те радостные выходили из баржи на берег, по ним из пулемёта огонь открывали. А когда они все падали, то за ними выходили сталинские чекисты и всех их добивали выстрелами из наганов.
- Откуда выходили? – спросил кто-то.
- Ну, из баржи… - ответила девочка. – А теперь, говорят их тени ходят по берегу вдоль домиков тех и отомстить хотят. Днём они только стонут, но не показываются. Боятся. Их ведь днём расстреливали... А ночью они открыто по берегу ходят. С ними даже поговорить можно, если очень смелый. Ничего, они не тронут. Но только… - она остановилась.
- Чего – только? – спросил кто-то.
- … Только самое опасное время там, это сумерки, когда темнеет, но ещё не совсем темно… Или светает, но ещё не совсем рассвело. Где-то час между ночью и днём. Самое опасное время. Они света ещё не бояться и людей живых, если кого видят, то наваливаются и давят всем скопом. Каждый из них – тень. Но когда их много... тогда конец. Они думают, что это чекисты и мстят. Или просто мстят всем живым. И новые тени присоединяются к старым. Только вот, новые тени света уже не бояться…
Все замолчали. Коля почувствовал, что против его воли у него по спине ползёт противный и липкий холодок страха. Другие, по всей видимости, чувствовали то же самое.
- Ребята, - вдруг тихонько сказала Надя Клименко. – А вдруг это их призраки ночью по лагерю ходят?
- С фонарями? – насмешливо хмыкнул кто-то.
- Нет. – Тихо сказал кто-то. – Без фонарей. Я слышала, что девочки говорили, что без фонарей кто-то крадётся ночью по лагерю. Может быть, даже, он не один…
- Этой ночью же, он без фонаря был.
- Это который Светку напугал?
- Ну, да.
- Фу! Да, ну вас! – сказала Иоланда. – Знала бы, горшок с собой взяла. Как теперь ночью в туалет пойдёшь, после рассказов ваших?
- И я чуть не описалась. – Согласилась с ней Надя Клименко.
Коля посмотрел на слабосветящиеся стрелки часов. Пора бы уже играть отбой. Что-то Валерий Вадимович запаздывает… И словно бы в ответ на его мысль, по всему лагерю зазвучало.
В Багдаде всё спокойно,
В Багдаде всё спокойно,
И спят седые воины на золотых коврах…
- Так, внимание! Всем разойтись по местам постоянной дислокации! – Громко и решительно объявил Коля.
- Ой, а мы и забыли, что вы здесь! – Надя Клименко смущённо засмеялась.
- А вы доведёте нас до домика? – спросила Лена Паньшина, вылезая из палатки.
- Доведу. – Бодро ответил Коля. – Хотя причин для страха не имеется. Вон – он мотнул головой на поющий динамик, - сказано вам, что в Багдаде всё спокойно. Значит – спокойно!
В открытое окно туалета под вечер налетели комары. Коля помнил, что вроде бы, да, это он оставил окно открытым. Он сначала шлёпал этих мелких тварей, потом решил надеть тельняшку с длинным рукавом. Вскоре он вспотел. Коля тихонько встал и, вставив ноги в кроссовки, сминая задники, прошёл в туалет. Он снял тельняшку. Было жарко. Сделав свои дела, он, сполоснул лицо и шею холодной водой, и, не включая свет, чтобы не привлекать новых кровососов, встал у окна, наслаждаясь лёгким прохладным ветерком. Окно туалета выходило на забор, идущий за лагерем. Ярко светила луна. Высокая трава, полынь, кусты и деревья с рваными промежутками между ними. Коля вытер шею тельняшкой. Было уже очень поздно, надо было идти спать.
Тихое движение привлекло его внимание. Коля машинально отпрянул за край окна. Кто-то, одетый в тёмную одежду, неслышно крался вдоль лагеря по ту сторону от забора. Вот, фигура миновала Колино окно, вот прошла ещё несколько шагов. Остановилась. Огляделась, и тихонько двинулась дальше.
Коля удивлённо следил за ней из-за полуприкрытой створки. Вот это номер! Он быстро натянул тельняшку, выправил задники, до конца всовывая ступни в кроссовки, и тихонько вылез наружу.
Глава 2. Свой или чужой
Мягкая трава глушила шаги. Коля, пригибаясь, крался за тёмной фигурой. Они уже миновали угол забора и теперь двигались вдоль лагеря по направлению к женским домикам. Коля усмехнулся, вектор движения человека был совершенно понятен. Видимо, это и был тот самый ночной маньяк. Значит, эта тварь существует, и опять зачем-то лезет туда, к девчонкам. Хорошо, что теперь их домики запираются на щеколду. Внутрь просто так ему не попасть. Коля после отбоя, отведя девочек, стоял возле двери, пока сам не услышал, как щёлкнул шпингалет за его спиной. Девочки закрылись на ночь. Вот, разве что только, когда кто-нибудь пойдёт в туалет… Видимо эта гадина кралась туда именно в расчёте на этот момент. Вчера ночью его спугнули, и он пришёл сегодня… Ничего, сегодня ему вместо хрупкой испуганной девочки будет десантник Коля-Молот. Для разнообразия. Он тоже не прочь пообщаться с маньяками… Коля, хищно ухмыляясь, следовал за тёмной фигурой. Они приближались к туалету.
Там сейчас ведь может кто-то быть, подумалось Коле. Значит, надо не дожидаясь, брать этого субчика прямо здесь. Незачем опять полошить весь лагерь. Коля примеривался, где бы ему ловчее перемахнуть через забор. Так, наверное, вот здесь, в прогалинке между кустов на той стороне. Он осторожно взялся за забор, слегка качнул его, проверяя, поставил одну стопу на перекладину и, сгруппировавшись всем телом, перекинул себя через ограждение на ту сторону. За одно движение, быстро и точно. Как на учениях. Ноги тихонько топнули по земле. Фигура остановилась и резко обернулась. Коля, уже не таясь, в один прыжок, оказавшись рядом, с размаху врезал ладонью по капюшону. Фигуру качнуло в сторону.
- Привет! – весело сказал Коля, отвешивая другой рукой встречную оплеуху.
Человек отчаянно дёрнулся, пытаясь убежать, но Коля, играючи, подсёк его и рванув за одежду, уложил на землю, придавив коленом грудь. Фигура сдавленно шипела, пытаясь высвободится.
- Ну, сволочь, давай знакомиться! – хмыкнул Коля, стягивая с того капюшон. Лицо маньяка белело в темноте. Он заполошно задёргал головой, извиваясь всем телом и не давая Коле снять капюшон. Коля хохотнул и дёрнул сильнее, захватывая волосы сквозь ткань. Капюшон сполз, являя Колиному взору его обладателя.
- О, блин! Какие люди! – радостно засмеялся Коля. – Ну, чё, козёл – за ВДВ? – Он с усмешкой несильно стукнул его кулаком в лоб. На него скалясь и пытаясь вырваться, смотрел Артём.
- Отпусти! – прошипел он.Двумя руками, Артём пытался оторвать Колину руку от одежды на грудках. Не получалось.
- Ага! Щаз! – Коля, забавляясь, дал тому ещё один подзатыльник. – Мы с тобой сначала твои кривлянья на пляже обсудим, а затем и про остальное поговорим. Ну, чего десантники с пленными делают, знаешь? Сейчас узнаешь, козёл. Я тебе покажу, за ВДВ!
- Отпусти! – придушенно повторил Артём, уже не дёргаясь и не пытаясь вырваться. Понял, что бесполезно.
- Отпущу. – Пообещал Коля. – Ты бутылку не захватил? – глумливо осведомился он.
- Ладно, ладно, всё. – Артём развёл руки в стороны, показывая, что больше не намерен сопротивляться. – Ладно. Я отвечу на все вопросы.
- Конечно, ответишь. – Коля чуть ослабил хватку и приподнял колено, чтобы тот смог свободно дышать.
- Можно встать?
- Да нет, полежи пока.
- Подо мной камень острый, в спину давит. Больно.
- Ладно. – Сказал Коля, убирая с него ногу. – Вставай, но не балуй. Сейчас пойдём директрисе сдаваться.
Артём встал, отряхнулся и выгнулся, разминая спину. Коля мельком глянул вниз, там действительно торчал какой-то камень.
- Коля. – Артём смотрел на него прямым взглядом. – Это не то, что ты подумал.
- Что вы говорите? – деланно удивился Коля. – А что же?
- Я сюда пришёл, чтобы посмотреть, кто ходит по ночам.
- Ой, да неужели?
- Я правду говорю. – Голос Артёма ещё подрагивал после перенесённого напряжения, но звучал уже достаточно твёрдо.
- Это ты директрисе, а заодно и всем остальным вожатым объяснишь, понял? А потом уж, как она решит. В милицию тебя или ещё куда. Так что пошли.
- Хорошо, хорошо… Ладно. – Кивнул головой Артём. – Раз так, то пускай будет так. Только знай, я невиновен, я правда хотел посмотреть, кто по ночам по лагерю лазит.
- Не увидел? – Издевательски поинтересовался Коля.
- Не успел. – Просто ответил Артём.
- Ладно, это ты другим объяснять будешь. – Коля потянул его за рукав.
Артём вдруг усмехнулся.
- Коль, а ты, хотя бы штаны-то оденешь? А то перед директрисой в таком виде…
Коля чуть не крякнул от досады. Действительно, в трусах и в тельнике с длинным рукавом, он, наверное, смотрится в лучшем случае комично. Не по-геройски. Мда. Он посмотрел на себя, соображая, что же делать…
Артём рванул внезапно, Колины пальцы лишь скользнули по его куртке. Коля, запутавшись в своих голых ногах, потерял драгоценную секунду. Он бросился следом, в заросли, куда побежал Артём, и лишь по треску ветвей, он вдруг понял, что тот резко развернулся и опять кинулся к забору, кругом оббегая куст. Коля опять потерял время, и когда он подлетел к забору, Артём был уже на другой стороне. Он, увидев Колю, сделал шаг назад.
- Стой! Стой! – Артём выставил руки вперёд. – Коля, погоди! Стой! – умоляюще сказал он.
Коля остановился, понимая, что пока он будет перелезать через забор, тот уже отбежит далеко.
- Коля, клянусь тебе, это не я!
- Да, и кто же? – спросил Коля, берясь за металл решётки.
- Я не знаю. Я, правда, хотел понять. Я сюда для этого пришёл. Послушай меня, пожалуйста, не кидайся. Я честно говорю.
- Ну, говори. – Переводя дыхание, сказал Коля. Пусть он болтает, пусть. Можно пока подумать, как добраться до него. Артём что-то торопливо объяснял, что кто-то из его отряда видел, как кто-то там ходит ночью, а Коля думал, как бы неожиданно для того, перескочить через забор. Они стояли правее и дальше того места, где Коля изначально поймал его. Почти у самого туалета. Здесь забор упирался в кусты, а те стояли, разросшись буйной зеленью, образуя собой глубокую нишу. Коля, делая вид, что переступает с ноги на ногу, немного сместился туда. Краем глаза, он вдруг заметил какое-то движение справа.
- Ко.. – предостерегающе вскинул руки Артём.
Дослушать Коля не успел. Сильный удар в челюсть швырнул его на землю, гася сознание.
*****
- Коля, Коля! – Коля почувствовал, что его трясут за плечи. Во рту был горький металлический привкус. Ему не хотелось открывать глаза. Он замычал, двигая шеей. Скула болела, отдавая в голову. Он с трудом разлепил глаза. В мутном лунном свете тени от деревьев казались крыльями какой-то огромной чёрной птицы. Они махали крыльями вокруг Колиных глаз, вокруг Артёма, вокруг кустов. Коля снова закрыл глаза. Его мутило и хотелось вот так лежать и лежать, только чтобы его никто не звал и не тряс.
- Коля, - Артём продолжал трясти его.
- М-м-м… - ответил Коля.
- Ты жив?
- Не знаю. – Простонал Коля.
- Вставай, давай! - торопливым шёпотом проговорил Артём. – Надо убираться отсюда. Он может вернуться.
- А-а-а? – Коля ухватился за Артёма и, пошатываясь, начал вставать. Вставалось плохо. Он, расставив ноги, потрогал скулу. Болело.
- Пошли-пошли. – Торопил Артём.
И они вместе пошли. Колю качало, и он держался за худое плечо Артёма. Они двигались прежним путём, только назад. Прошли место их встречи, потом место, где Коля перепрыгнул через забор.
- Давай-ка перелезем. – Шептал Артём, поминутно оглядываясь.
- Куда? – спросил Коля, всё ещё плохо соображая.
- В лагерь. Сможешь?
- Смогу. – Коля ещё раз покрутил шеей. – Сейчас. Я сам. – Он ухватился за металл забора, поставил ногу, и медленно смог перелезть с первой попытки.
- Я думаю тебе надо прилечь. – Сказал Артём, поддерживая его, пока они шли по бетонной дорожке к Колиному домику. Колино сознание становилось яснее и яснее. Так, он ловил маньяка…. Поймал Артёма. Артём вырвался и прыгнул через забор… А как же он смог ударить его?
- А… Погоди. – Вдруг сказал Коля останавливаясь. – Кто это меня ударил?
- Мужик какой-то. Я не понял, он в чёрном весь был. Даже лицо. Луна светила, а его видно не было. Он в кустах стоял. Ты чуть не наступил на него, вот он тебя и ударил. Я так понял.
- И всё?
- Ага. Он вышел такой, на тебя посмотрел, на меня. Молча. Вот… и ушёл себе за деревья. Спокойно так.
- А ты чего?
- А я ничего. У меня ноги от страха к земле приросли. Вот… Он ушёл когда, я ещё постоял немного, да за тобой полез.
Коля стоял перед домиком и соображал. Получалось плохо. Болела голова и его мутило.
- Ладно. Я в кровать. Завтра договорим.
- Ага. – Тихонько сказал Артём.
*****
А для этого нужна соковыжималка!
В каждом доме быть должна,
Соковыжималка! Соковыжималка!
Коля опять пропустил свою обычную пробежку, но на собрание вожатых он пришёл, хоть его ещё слегка покачивало. Вчера он, как только лёг в кровать, сразу вырубился. Утром встал с тем же противным металлическим вкусом во рту и лёгким шумом в голове. Что-то часто его стали вырубать за последнее время. За полтора месяца уже второй раз.Он утром посмотрел в зеркало – скула была немного красной, и всё. Коля почистил зубы и подвигал челюстью. Вроде, ничего сломано не было. А раз так, то и в медицинские заведения обращаться, нужды нет. Смутно вспоминалось, что за миг до удара он успел немного напрячь шею. Или нет? Впрочем, уже не важно. Жив, и ладно.
Он старательно проделывал со всеми комплекс упражнений, под весёлую песню про соковыжималку, и чувствовал, что опять этот Валера невзначай попал под его настроение. Он и вправду, чувствовал себя выжатым. Немудрено. Он решил, что подумает об этом после завтрака. У его ребят опять английский и ещё какие-то игры. Пусть Бабич командует, у неё хорошо получается. А он будет думать. Правда получается у него плохо. С Артёмом этим, что ли посоветоваться? Коле впервые в голову пришло то, что Артем, возможно, говорил правду. Вырубил его, во всяком случае, точно не он. Во время утреннего совещания ни Артём, ни Коля, ни словом не обмолвились о ночных похождениях. Директрисы опять не было, и совещание вела Элеонора. Фельдшер Алина, всё так же молча прослушав обсуждение у двери, вышла самая первая.
За завтраком ребята шумно обсуждали вчерашнюю игру в бадминтон и её продолжение. Они вышли в лагерный четвертьфинал. Играли два раза и оба раза победили. Молодцы. Коля не спеша пил чай, и не особо слушал, что говорили вокруг. Пора уже было подумать, что это могло быть вчера. И кто это мог быть… Мысли путались. Врезал он Коле знатно, хотя, конечно, могло быть и хуже.
После завтрака еда наружу не просилась – уже хорошо, и Коля уселся в теньке, переваривая утренний омлет и ночное происшествие. Пока его отряд вникал в тонкости «презент континиуса», он пытался разложить в голове всё по полочкам. Значит Волчанский, скорее всего, видел именно этого чёрного мужика с фонариком возле женских домиков. «Опасный», сказал он. И, наверное, именно этот чёрный мужик заходил ночью к Лизе. Он, зачем-то залез той пальцем в рот. И, наверное, это на него так внезапно прыгнул Коля перед заездом. Или нет? Вряд ли их тут двое. Маньяки ходят поодиночке. Или нет? А фотография зачем? Правда, что ли с Артёмом посоветоваться, или не надо?
Пока он сидел и соображал, что делать и как быть, Артём сам подошёл к нему.
- Привет! – Он тихонько сел рядом. – Как себя чувствуешь?
- Получше. – Коротко ответил Коля. Он сидел и не знал, что сказать. Ему сейчас, почему-то, было неловко и стыдно перед Артёмом, как будто ночью они оба были уличены в чём-то постыдном и неправильном, а теперь боялись говорить об этом, и старались сделать вид, что ничего такого вообще не было, хотя эта тема висела в воздухе и требовала, чтобы её обсудили. Видимо что-то подобное испытывал и Артём. Он,молча, сидел и смотрел, то на их отряды, копающиеся в английской грамматике, то в пространство перед собой.
- Ну, - наконец нарушил паузу Артём, - что думаешь?
- Пока сам не понял. – Сказал Коля чистую правду.
- А-а. – Артём, как будто ожидал услышать больше.
Они ещё неловко помолчали. Вопросы и неясности росли, копились и требовали обсуждения, как будто вода поднималась и поднималась и должна была, наконец, перехлестнуть через край плотины недоверия и отчуждённости.
- Там… тот кустик, ну, где этот, в чёрном, стоял… - наконец нарушил паузу Артём. – Там такое место удобное. Стоишь за забором, и всё видно. А тебя за кустами не видно. Как будто ниша – там стоять и наблюдать удобно… - Он замялся и опять неловко замолчал.
- И чё? – внёс свою лепту в разговор Коля.
- И то, что я именно там спрятаться и хотел. – Задумчиво пояснил Артём. – Понимаешь? А тот гад уже там стоял. Ему оттуда тоже удобно наблюдать было. Не перехвати ты меня, я бы прямо к нему в объятия и угодил.
- В объятия? – Коля хмыкнул. Артём и тут выражался в непривычной Коле юморной манере. Даже будучи серьёзным.
- Ну да. В страстные… - Артём без всякой улыбки, задумчиво смотрел перед собой.
- Короче, повезло тебе?
- Нам вчера обоим повезло. Хоть и оба отхватили тоже.
Они ещё помолчали.
- Ты ни каких странностей не заметил? Ну, вообще в лагере и с маньяком этим. – Опять нарушил паузу Артём.
Странности Коля замечал, странностей было вообще выше крыши, но можно ли было говорить Артёму, он не знал. То, что Артём говорил правду, вроде бы как подтверждается, тот же самый удар в Колину челюсть об этом говорит, но… Коля, хоть со скрипом в душе, но всё же, честно признавался себе, что у него не хватает ума всё понять и разобраться. И у него ещё в душе плескалось недоверие, что может быть этот тощий Артём его и сейчас ловко обводит вокруг пальца. Не сказал же он Даньке про свои наблюдения, не доверял. И сейчас не доверяет. Так стоит ли говорить вот этому? Хотя… одному тут всё равно не разобраться. А разобраться Коле уже очень хотелось. Дело тут затевалось какое-то подлое и грязное. Какая-то тварь охотилась на девочек, это уже было очевидно. Зачем и почему? Вот это очень хотелось бы узнать. Девочки маленькие и беззащитные и у Коли всё вскипало в душе, от мысли, что какая-то тварь, зачем-то выслеживает их. Ясно, что никакой доброй цели здесь нет и быть не может. А ещё, с этой ночи у Коли имеется и личный мотив. Хотя бы потому, что ему очень обидно, вот так получить в морду на краю земли, вообще неизвестно от кого и за что. Эх, был бы здесь Лёха Рокот, в который раз, с тоской, подумал Коля. Но, ни Рокота, ни Зимы здесь не было. Значит, придётся делиться с Артёмом…
- Ну, а ты? – помявшись, ответил Коля, – что-нибудь заметил?
- Что-нибудь заметил. – Серьёзно сказал Артём. Он как будто прочитал в Колиной душе сомнения и был готов всё рассказать первым, чтобы развеять всякое недоверие. – Заметил. – Повторил он. – Я лагерь днём обходил вокруг забора. Вчера ещё. С той стороны, с внешней. И вот ведь, что интересно. Везде лежат всякие сучья, палочки, старые листья. Веточки там, от деревьев, ну, понимаешь, как в лесу и должно быть…
- Ну…
- Ага, везде, кроме той стороны, где девчачий забор идёт. Понимаешь? Кто-то заботливо убрал всё это с пути, чтобы ни одна веточка, ни одна палочка под ногой не хрустела. Тропинку, так сказать, для себя организовал, вдоль забора. Я на это обратил внимание, потому что в других местах всё хрустит и шумит, а в том месте тихо. И веточки все в сторонку убраны.
- Надо же. – Удивлённо сказал Коля. Глазастый, однако, этот Артём. Он сам бы точно не заметил. И Коля решился – будь, что будет. Он начал рассказывать Артёму всё, что сам знал: о своём случайном прыжке на спину неизвестного, о фотографии. Про то, как Волчанский видел ночью кого-то в чёрном, про незнакомца, который, когда все спят, светит в окна и даже заходит в комнаты.
Артём сосредоточенно молчал, слушая. Он только кивал и хмыкал, видимо что-то решая и сопоставляя внутри себя. А когда Коля закончил он молчал ещё с минуту.
- Да, Коля, загрузил ты меня, – задумчиво протянул он. – А фотку эту можно посмотреть?
- Сам бы рад, да только я сунул её куда-то, и найти не могу. Я же сначала значения этому не придал никакого.
- В сумке у себя смотрел?
- Да, перерыл там всё. И в карманах везде смотрел.
- Интересно. – Артём потёр лоб. – Значит, ещё до заезда кто-то отирается вокруг лагеря. Отирается очень старательно. У него как минимум два наблюдательных пункта. Один на площадку для общих построений, а другой на женский туалет. А ещё у него тропинка, чтобы ходить тихонько туда-сюда, и не привлекать внимания. Очень основательный товарищ…
- Он нам не товарищ. – Буркнул Коля, потирая ноющую скулу.
- Ни разу не товарищ. – Механически согласился Артём, продолжая рассуждать. – Вопрос в том… - Артём замолчал.
- В чём? – подтолкнул его Коля. – Сколько их?
- Нет, это как раз таки не вопрос. Маньяки – это всегда одиночки. Исключений почти не бывает. Бывают зависимые от них люди, подавленные ими, которые – да, могут им содействовать до поры, до времени. Но, как только чуют опасность, то бегут от них. Или сразу выдают их, если попадаются. Но это крайне-крайне редко. Просто как за правило можно утверждать, что маньяк это всегда одиночка.
- Почему же?
- Видишь ли, Коля… маньяк, это человек с какой-то большой личной проблемой внутри. С какой-то болевой точкой. Эта проблема у него какая-то специфическая, наложенная на его личные переживания и опыт, понимаешь? И поэтому, присущая только ему, и никому другому. Ты не найдёшь двух одинаковых маньяков. При всяких схожестях действий и общих моментах, это всегда одиночки. Они не могут никому об этом рассказать, соответственно не могут найти того, кто… скажем так, разделял бы их «ценности». Поэтому вопрос: один он, или нет, не стоит.
- А какой стоит? – спросил Коля.
- А такой: это кто-то из лагеря или кто-то внешний? Отсюда и надо плясать.
Коля сидел и удивлялся. Надо же, ведь всё верно. Раз и раз. И пазлики начинают потихоньку складываться, если с правильной стороны подойти.
- Всегда надо правильно задать вопрос. В этом уже половина ответа. – Продолжал рассуждать Артём.
- И какая это половина?
- А такая, что и в одном и в другом случае есть свои недостатки и нестыковки… Ну, вот смотри. Если это внешний человек, не из лагеря, то сразу возникает вопрос – а откуда он? Тут поблизости нет ни одного населённого пункта. До ближайшей деревни километров пять-шесть по грунтовке, а затем ещё по асфальту ехать надо. Понимаешь? А он часто наведывается. Судя по тому, что мы уже знаем, каждую ночь. Ну, или почти каждую ночь. Так? Соответственно, вопрос – он из города сюда приезжает каждый раз? Замучаешься ездить. Из деревеньки? Тоже неблизкий путь. Потом, если он на машине, то она тарахтит, шум создаёт, её ставить куда-то надо. Абы куда не поставишь, дорога должна быть. А значит, на машину наткнуться могут. И он будет обнаружен. Верно? А другого жилья поблизости нет. Тогда что? Не пешком же ему таскаться? Или он палаточку себе разбил на берегу моря или в лесу? Днём свои маньячные сны смотрит, а ночью на охоту выходит? Маньячный турпоход, да? Тоже странно и глупо выглядит.
- Ну, тогда, он из лагеря! – воскликнул Коля.
- Я тоже думаю, что из лагеря. – Кивнул Артём. – Получается, что другого варианта у нас попросту нет. Хотя и здесь возникают вопросы.
- Какие? – туповато спросил Коля. Его уже увлекла манера Артёма. Все Колины мысли, которые постоянно норовили расползтись в разные стороны, в устах Артёма приобретали стройность и последовательность. Как паровозики за вагончиком. Если так, то вот так и вот так и вот так…
- А такие. Если это кто-то из лагеря, то зачем ему эти лёжки? Ну, наблюдательные пункты… Он может спокойно быть среди всех нас. Чего ему скрываться? Ходит, дела свои делает, а параллельно прикидывает, как делишки свои грязные удобнее обтяпать. И вот тут твой прыжок и эта фотка не вписываются в картину.
- А, место наблюдения возле туалета, вписывается?
- Да, оно вписывается. Если ему надо наблюдать и подкарауливать жертву возле туалета, то это самое лучшее место. Вот смотри. Ночь, он стоит за решёткой, скрытый кустами и темнотой. Возле туалета лампочка горит всю ночь. Вот какая-нибудь девчонка, зевая, выходит в туалет. Он стоит и смотрит, пока она зайдёт, заодно решает, в его она вкусе, или нет. Она заходит внутрь, делает свои дела, а он тем временем тихонько перелезает через забор и подходит вплотную. Она выходит и… - Тут Артём сделал красноречивую паузу.
- Да, похоже на то. – Соглашаясь, сказал Коля. – А может и первое место как-то впишется? Просто мы ещё не знаем, как?
- Конечно, впишется и, да, конечно, мы не знаем. Вот сидим с тобой и думаем. Тут можно на многое списать. Маньяк, это псих, со своими лабиринтами в голове. Может ему в кустах сидеть по нраву. Заводит его антураж всякий таинственный. А фотка? А может, там девочки были, какие ему нравятся… Или с которыми у него воспоминания какие-нибудь связаны… Кто его знает? Тут предполагать до посинения можно, и всё мимо.
- Слушай, - уважительно спросил Коля. – А откуда ты про маньяков всё это знаешь?
- Я интересовался вопросом этим. Книжки соответствующие читал, статьи. Мне интересно было, как же их в итоге ловили-то. Есть такая книга одного судмедэксперта, так вот он там подробно описывает и сами преступления и как их распутывали. Какие ошибки были сделаны, сколько раз следствие подбиралось близко, да так и не поймало никого. Или как обвинили невиновного. С тем же Чикатило, например, всё было долго и непросто...
- И чё, тебе интересно было?
- Как ход мысли шёл у следствия, интересно было. Это как загадку разгадывать. А от преступлений самих, блевать хотелось.
Он замолчал, продолжая размышлять, а Коля сидел и вдруг тихо промолвил.
- А я книжек и не читал почти. Так, только в детстве, по школе, да ещё и в училище несколько осилил.
- Это ничего, у каждого башка по-своему устроена. Мне вот, много чего интересно. Кому-то вообще ничего не интересно. Кто-то красивый рождается, кто-то не очень. Кто-то крепкий и плотный, вот, как ты, например, а кто-то задохлик, как я. Тут можно переживать попусту, а можно принять, так как есть, и действовать исходя из реальности. А реальность у нас настораживающая. И с этим, я думаю, надо что-то делать…
- Согласен. – Проговорил Коля. – А что?
- Ну, у нас есть два момента. Первое, если это кто-то из лагеря – что, скорее всего - тогда надо перебрать всех в уме и понять кто.
- А второе?
- А второе: если этот урод сидел в засаде и подкараулил нас, то почему бы нам не подумать, как подкараулить его?
Глава 3.Тень первая
Ночь выдалась облачная. Луна, то выглядывала из-за туч, то снова пряталась обратно. Для засады они выбрали кусты, что росли ближе к углу забора. Отсюда был виден и туалет, и те кусты за забором, и часть лагеря и даже площадка. Тёплый ветер шелестел деревьями и кустами. Очень кстати, во-первых, он отгонял комаров, которых Коля с Артёмом замучались хлопать. А во-вторых, сидение в засаде было делом весьма неудобным: не только из-за комаров: у них затекали ноги, и постоянно хотелось поменять позу. А, кроме того, было ещё очень скучно, поэтому, они, просидев в молчании почти час, потом, всё-таки мало-помалу начали перебрасываться словами, и ветер глушил их лёгкий шум.
- Ты как думаешь, он точно придёт в эту ночь? Он ведь слышал наш разговор у забора, получается, он знает, что мы ловим его. – Коля потуже натянул капюшон – комары всё-таки опять принялись атаковать. Надо будет в следующий раз набрызгаться антикомариной гадостью из баллончика. Коля сидел в тёмной болоньевой куртке с капюшоном. Это мама, не слушая Колиных возражений, всё-таки запихнула её в сумку. Спасибо, мама.
- Я тоже думал об этом. Конечно, он всё видел и слышал. Особенно тебя. Ты в лунном свете в своей тельняшке просто сиял.
- Так может он не придёт, и мы зря сидим?
- Может и не придёт. А может, подумает, что мы именно так и рассудим, и сразу в следующую ночь его ждать не будем. А ещё он может подумать, что после того как он выключил тебя, мы уже никуда не сунемся и будем сидеть тихо как зайчики, каждый в своей комнате.
- Не дождётся. – Злобно сказал Коля.
- Меня другой момент немного тревожит. Ты уверен, что с ним справишься? Он тебя так ловко вырубил… Ты, кстати, как в состоянии драться-то, если чё?
Коля заёрзал, меняя позу, и опять, в который раз за день, потрогал свою скулу.
- Нормально, к бою готов. А человека вырубить, когда он этого не ожидает, совсем несложно.
- Несложно?
- Тут, свои… тонкости есть. Если бить расслабленного человека в голову, в челюсть или в скулу, например, то от средней силы удара мозгсвободно выключается.
- Да? А на ринге боксёры лупят друг дружку по башке и ничего, не падают. Не всегда, то есть, падают.
- Ты не путай. На ринге боксёры собраны для боя, шея напряжена, опыт есть, уклоняются. Многие удары вскользь проходят, и то, если какой удар цели достигает, то падают или стоят-шатаются. Бывает, что и удар несильный, а момент пойман точно. А я вообще его не видел и не ждал нападения оттуда. Вот и сплоховал. Ничего, теперь зевать не буду. Ты, кстати его комплекцию разглядел? Ну, там, большой или маленький, худой или толстый.
- Коля, я в курсе значения слова «комплекция». – С ноткой язвительности ответил Артём. – А какой он, я не понял. Перепугался я, чего уж скрывать. Я и заметил его на секунду раньше тебя, потому что свет от туалетной лампочки туда немного долетал. А когда ты упал, то он постоял рядом пару секунд… ты лежал, а он стоял, понимаешь, и я на память сравнить не могу… Потом ко мне голову повернул, а лицо… такое.. то ли в тени, то ли чёрным измазано. До сих пор озноб пробирает.
Коля посмотрел на часы. Половина второго.
- А ты кого-нибудь подозреваешь? – спросил он Артёма.
- Трудно сказать. В детективных романах всё просто: там делают список всех подозреваемых, и по одному исключают. У этого алиби, у того ещё что-то, другой не смог бы по какой-то причине… и так далее. А те, или тот, кто потом остаётся и есть преступник.
- Ага, дворецкий.
- Чего?
- Ну, шутка такая, что убийцей всегда оказывается дворецкий.
- А, да, я слышал. Это про классические английские детективы так говорят. Там сословное общество и всякие предрассудки с этим связанные. Это значит, что преступник тот, кого не подозревают. А дворецкий вроде мебели, на него никто не подумает, типа. Вот отсюда и прикол.
- А у нас, на кого никто не подумает?
- На повариху тётю Надю…
Они оба прыснули.
- А я был уверен, сначала, что это ты.
- Когда поймал меня?
- Ага. Подумал, что вот такие, шибко умные, извращенцами всякими и оказываются. – Честно проговорил Коля.
- Ну, в общем-то, ты где-то прав. Многие из маньяков, особенно если учитывать зарубежный опыт, как раз относились к высшему классу, аристократии, или были люди образованные, где-то даже утончённые. Но не все и не всегда. Для грубых натур более характерны преступления с примитивными мотивами. Грабёж, месть, ревность. По пьяному делу… Они и делают всё топорно, их и ловят достаточно быстро. Но это, в общем и целом. Исключений много, а с маньяками тут и вовсе не всё так просто.
- Почему?
- Да потому, что как ты поймёшь, что тут замешан маньяк? Ну, вот убили кого-то и что? Там записка лежит с указанием, что это сделал маньяк? Может это убийство из корыстных побуждений, может из-за ревности, может по пьянке или по неосторожности… Тоже бывает. И как полиции понять, что тут произошло? А бывает, что тело не находят… пропал человек и всё. А бывает, что находят, но не понимают, что разные эпизоды связаны между собой. А бывает, что следствие ведут тяп-ляп. Как с тем же Чикатило и было… Поэтому о маньяках информация очень разнородная, так общие моменты. Где-то пусто, где-то густо…
- Да, тут крыша поедет. Как тут всё распутать? – Задумчиво протянул Коля.
- Вот и мне интересно было, как же в итоге всё распутывали? По-всякому распутывали, или даже совсем не распутывали. Тоже нередко бывало. Про американского Зодиака слышал?
- Нет.
- А про Джека Потрошителя?
- Что-то слышал, но ничего не помню.
- Вот, а таких ещё, знаешь сколько? В каждой стране свой счёт.
- Да уж, лекцию ты мне прочитал…
- По прикладной маньякологии?
- Ага.
- Знаешь, есть такая шутка, как отличить маньяка от простого обывателя.- Артём сделал серьёзное лицо и с видом институтского лектора проговорил, - если вам на улице встретился человек, руки которого по локоть обагрены кровью невинных жертв… то это маньяк.
Артём выжидающе замолчал. Коля тоже помолчал, поёрзал, потом спросил.
- А в чём тут юмор? Где смеяться-то?
Артём вздохнул.
- Ну, как объяснить? Тут предполагается, что маньяк действительно может ходить по улицам с обагрёнными кровью руками. На самом деле так же не бывает.
- Ну.
-Ну! Потом, шутка как бы намекает, что ты сможешь отличить кровь именно «невинных» жертв от «виновных» жертв. Ну, вроде того что, если руки по локоть в крови «виновных» жертв, то это, в общем, хороший человек… не маньяк, типа. Или если не по локоть, то тоже не маньяк. В таком вот роде. В этом и юмор.
- Мда, тупым быть необязательно, – задумчиво проговорил Коля.
Артём ничего не ответил.
Они продолжал вглядываться в слабый свет лампочки от туалета. Сразу после отбоя было некоторое мельтешение девчонок, желающих посетить деревянные удобства. Девочки выходили по двое-трое, одни ходить, всё-таки уже боялись. А сейчас больше полутора часов никого не было. Начинало клонить в сон.
- Слушай, а ты меня не подозревал поначалу? – спросил Коля, зевая.
- Нет, не особо. А когда в ту ночь тебя увидел, так вообще все сомнения отпали.
- Почему?
- А приличные маньяки не ходят на делос голым задом. Так делают только герои. – Назидательно сказал Артём.
Они опять оба тихо засмеялись.
- Тихо! – вдруг шёпотом шикнул Артём. – Вон! – Он указал пальцем в противоположную от туалета сторону.
В промежутке между домов вожатых тихонько кралась чья-то тень.
Сон слетел мигом. Коля с Артёмом вскочили на ноги.
- Ты скотч взял? – быстро спросил Коля.
- Ага. И скотч и ножик. – В голосе Артёма послышалась дрожь. Сказывалось напряжение. – Давай тихонько, вдоль заборчика, затем перелезем.
Они, на всякий случай, пригибаясь, прошли вдоль кустов и выскочили к прогалине в зарослях. Фигура была далеко и через какое-то время скрылась за административным зданием. За штабом. Коля с Артёмом, перемахнув через забор, почти не таясь, перескочили через бетонную дорожку, и вдоль неё, по траве кинулись к большому белому дому. На площадке они сбавили скорость, и снова крадучись прошли за дом. Коля показал Артёму знак рукой, присядь, мол. Сказывались рефлексы, вбитые в училище: бой в темноте и всё прочее. Руки сами просились сжать автомат, которого не было. Коля аж стиснул зубы от этого ощущения, так хотелось в этот миг почувствовать в руках привычную тяжесть оружия.
Они осторожно приблизились к заднему углу здания и заглянули за него. Там никого не было. Коля настороженно просматривал тёмное пространство. Внезапно по забору скользнул отблеск света. Коля ещё сильнее высунулся из-за угла и всё понял. Окно было открыто, и тот, за кем они крались, был внутри.
- Он внутрь залез, – шёпотом сказал Коля.
- Оба-на! Вот так штука. Зачем?
- Сейчас спросим.
- Подождём, когда вылезет.
Коля кивнул, и они оба, очень осторожно прокрались к окну. По комнате скользил луч фонаря, затем послышалась тихая мелодия включающегося компьютера, и комната осветилась тусклым светом экрана. Коля тихонько заглянул внутрь из-за оконной рамы. Кто-то в тёмной шапочке и тёмной рубашке с длинным рукавом щёлкал мышкой и рылся в ноутбуке. Кажется, это была рабочая комната дяди Валеры. Вот незнакомец что-то нашёл, удовлетворённо хмыкнул, и несколько раз щёлкнул мышкой и клавишами ноутбука.
Затем он отключил ноутбук и закрыл его крышку. Коля тихонько дал знак Артёму – отойди, мол. Артём отодвинулся почти за угол дома, а Коля встал за край окна. Ему казалось, что стук его сердца слышен по всему лагерю, он знал, что это иллюзия, самообман, но всё равно…
Луч фонарика скользнул по траве и забору и погас. Затем кто-то осторожно встал на подоконник и спрыгнул наружу, на траву. Сразу же повернувшись к окну, человек провёл рукой по подоконнику, затирая возможные следы, и легонько дёрнув за створку, затворил окно. Затем он повернулся, намереваясь уйти тем же путём…
И в следующую секунду Коля сшиб его с ног. Человек охнув, полетел на землю, Коля придавил его сверху, беря его правую руку в стальной захват. Фигура на земле вдруг сильно дёрнулась, пытаясь встать и взвыла, потому что Коля мгновенно выкрутил руку. Из-за угла дома уже подбегал Артём.
- Руку! Больно! – Человек ещё раз сильно дёрнулся и снова зашипел от боли.
- Я тебе её вообще сейчас сломаю, понял? Не дёргайся. – Злым шёпотом приказал Коля.
Фигура замолчала и лежала не двигаясь. Артём включил фонарик.
- Ну, Гюльчатай, открой личико.
Коля ослабил захват, переворачивая человека. На них хмуро и напряжённо смотрел Марк.
- О! Привет, Марк! – Артём был не на шутку удивлён. – Ты что там делал?
Марк молчал.
- Тебе врезать? – грубо спросил Коля, отпуская тому руку и беря за грудки. Чуял же, что с этими баптистами что-то не так, и вот, пожалуйста. – Ну! – Коля ещё раз тряхнул его.
Марк вдруг толкнул его обеими руками и рванулся, пытаясь вырваться. Но Коля был начеку, и тут же, обхватив его, положил на землю. Марк ожесточённо сопротивлялся и Коля даже удивился, насколько он был сильный.
- Лежа-ать! – просипел он, беря его шею в захват.
- Погоди, Коля! Марк, тихо! – это вмешался Артём. – Прекратите дёргаться! – шёпотом кричал он, разнимая обоих. Марк перестал сопротивляться и отпустил руки. Коля в свою очередь ослабил хватку. В голове легко зашумело, всё-таки последствия вчерашнего нокаута давали о себе знать.
- Подождите! – продолжал шипеть Артём. – Не хватало нам друг друга покалечить ещё. Марк, в чём дело? Зачем ты лазил туда? Коля, отпусти его!
- Думаешь?
- Думаю. Отпусти. Куда он денется из лагеря?
- Ладно. – Коля с некоторым сожалением отпустил Марка и встал на ноги. Рядом также сердито зыркая и отряхиваясь, вставал Марк. Артём подошёл к нему и немного встряхнул за плечо.
- Марк… тут кто-то к девочкам лазит ночью… Слышал, наверное. Я не думаю, что это ты, но… объясни.
- Я чё, к девочкам залез? – тихо выдавил он.
- Нет, поэтому прошу – объясни.
Марк стоял, раздумывая, и Коля уже прикидывал, не дать ли ему затрещину, как вдруг тот тихо сказал.
- Я с компьютера песню удалил.
- Чего? – удивлённо протянул Коля. – Какую ещё песню?
- Про Квазиморду эту…
- Какую ещё морду? Чё ты паришь мне? – Коля опять прицелился было дать ему подзатыльник, как вдруг Артём тихо сказал.
- Коля, я понял. Он правду говорит.
- Да? – Он стоял, недоумённо переводя взгляд с Артёма на Марка. – Ты уверен?
- Уверен. – Артём снова обратился к Марку – Слушай, а чего ты не попросил Валеру не ставить эту песню?
- А если б он не согласился? Он нас не любит, фыркает постоянно.
- Ну, тогда бы и стёр.
- Ага, и сразу было бы ясно, кто это сделал.
- Ну, да… - задумчиво согласился Артём. – Тогда, да. – Он покивал головой. – Тут всё ясно, Коля. Пускай идёт.
- Ну, это вам обоим ясно. – Хмыкнул Коля. – Делишки ваши баптистские…
- Да, вроде того. – Согласился Артём. – Я тебе потом всё объясню. Он, в любом случае, не маньяк.
- Он хакер, да? – засмеялся Коля, отходя и давая Марку путь. – Иди уж, хакер-шумакер! Артёму скажи спасибо, а то я бы тебе покусался.
*****
- Ну, и что всё это значит? – спросил Коля, когда они остались одни. – Что там за интриги с песнями-то?
Артём посмотрел вслед ушедшему Марку и почесал подбородок.
- Тебе будет трудно понять Коля, но я с ними… ну там с Данькой, с Марком, с сёстрами Коломиец с детства знаком. Мы все в одно собрание ходим... Ходили. Я ходил, то есть. Я знаю их хорошо. Нет там маньяков. Точно тебе говорю.
- Да? Это они тебе сами рассказали? – насмешливо спросил Коля. – Вот, кстати, поясни мне о себе – ты, вроде с ними, а вроде и не с ними. Сам, вроде не баптист, а вроде и баптист. Ты вообще, кто?
- Да так и есть, – тихо, с непонятной горечью, ответил Артём. – Я и с ними и не с ними. И хожу в собрание и не хожу.
- Это как?
- А вот так. Семья моя, кроме папы, все ходят, и Светка, и Антон. А я тоже ходил. То есть, меня, маленького ещё, водили. Я и в детском хоре пел сначала, потом в подростковом. Псалмы на декламации рассказывал, даже на баяне играл в ансамбле. Потом во Владивосток в университет поступил, ну и потихоньку перестал ходить. Такие дела.
- Понятно, а на кого учился?
- Английский язык.
- Ого, ещё один англичанин! Так ты учитель, как Наталья?
- Не, я не закончил, – грустно сказал Артём.
- Почему?
- После третьего курса, я по программе в Америку ездил, «Ворк энд Трэвэл», студенческая программа, может, слышал?
- Не.
- Ну, не важно. Просто, ты знаешь, Америка, как бы мечтой была, что ли… А я съездил, посмотрел, ну и не знаю, разочаровался, вроде.
- Чё, так плохо, что ли? – удивился Коля.
- Да не, не плохо. Нормально там, везде по-разному, но дело не в этом. Обычно там. Не знаю, как сказать. Просто побыл, посмотрел, не знаю… Ради чего учиться дальше? Не захотел я, короче, жилы дальше рвать, лекции, доклады, рефераты эти… и бросил.
- Эх, ты! Нельзя так. Учёбу до конца надо доводить – покровительственно сказал Коля. – Сказал и вдруг осёкся. А сам-то, чем лучше? Сам, что ли доучился? Чья б корова мычала-то.
- Так чего там с песней-то? – вдруг спохватился он.
- Да так, мерзотная песня, если уж честно. Там слова есть «я душу дьяволу отдам за ночь с тобой», помнишь?
- Помню, ну и что?
- Ну и то. Вот из-за этого и Марк и другие верующие эту песню ненавидят. А этот дядя Валера её каждый день ставит, словно нарочно.
- Чё-то сложновато как-то. А чё, остальные песни нормальные?
- Остальные песни тоже «ненормальные». Мирские. Но их, пока в лагере терпят кое-как. А эту - нет. Вот Марк её и затёр.
Коля похмыкал и покрутил головой. Было чудно и непонятно.
- Короче, по религиозным соображениям?
- Считай, что так.
Они постояли ещё немного. Лагерь спал. В комнатах девочек ночевали вожатые. После эпизода с Марком и этого разговора, сидеть дальше в засаде никакого запала не оставалось. Они попрощались и тихо разошлись по домикам.
Глава 4. Данькины проповеди.
Коля заставил себя встать по будильнику. Ровно в шесть двадцать. Он уже несколько раз пропускал утреннюю пробежку и зарядку. Хватит. Если так пойдёт, то можно совсем себя запустить. Он чувствовал, что не выспался из-за их ночного сидения в засаде, но это было ничего, это было нормально. Сейчас он разогреется и это чувство пройдёт. Тем более что это было единственное негативное чувство. Шума в голове уже не было, и Коля чувствовал, что вполне восстановился после нокаута. Так что – ничего. А днём можно будет поймать пару часов сна. Особенно, если в эту ночь надо будет снова идти в засаду.
С утра все вчерашние ночные переживания казались какими-то надуманными и пустыми. Он бежал, вспоминая, как они поймали Марка и улыбался. Смешно вышло. Песня, видишь ли, ему не угодила. Пробегая место, где он обычно видел Данила, Коля присмотрелся к лесу: за деревьями угадывалась небольшая полянка. На ней никого не было. Ну что ж, тем лучше. Коле не хотелось разговаривать с Данилом. Нехотелось опять решать, как себя вести с ним. Он в очередной раз споткнулся в своих чувствах к нему. Как-то неприятно и тревожно выходило. Вроде, с одной стороны Коля видел, что Данька парень хороший, правильный по-своему. Среди лагерных баптистов он главный, это видно. Его все слушаются. С другой стороны Коля чувствовал к нему какое-то неприятие. Почему? Из-за того, что случилось с отцом? Может быть. Однако, он же вполне нормально общается с Артёмом. Хоть тот и баптист наполовину. Другие овцы эти тоже особого отторжения у Коли не вызывали. Так, равнодушно-снисходительное чувство. Марк, после вчерашнего происшествия, скорее вызывал улыбку, чем злость. Юля и Аня, если приглядеться, вполне себе симпатичные девчонки. Накрасить бы их и одеть нормально, так вообще красавицами были бы. Суламита эта, из Брянска, тоже ничего. По ней видно, что женой и мамой хорошей будет, вон, как с малышкой Вичкой нянчится. Даже на Веронику эту дикую влиять может. Молодец. Вот только Данька… Он, почему-то опять мысленно сравнивал его с Лёхой Рокотом. И эта мысль была неприятна. Коля так и не мог понять, что с ней не так.
Добежав до места, где тропинка выходит к пляжу, Коля в очередной раз сделал кувырок. Вышло хорошо. Ловко приземлившись на ноги, он сбежал по песку к воде. Быстро скинув одежду, он с разбега бросился в море. Прохладная вода привела разгорячённое тело в полный восторг. От чувства недосыпа и усталости не осталось и следа. Коля, проплыв метров сто от берега и вернувшись назад, бойко выскочил из воды. Отбежав в переодевалку, он до хруста выжал плавки и снова одел их. Затем натянув штаны и тельняшку, он посмотрел на часы. Было только шесть пятьдесят. Вагон времени. Ещё можно было слазить на скалу.
Он огляделся, перед тем как начать своё восхождение. Солнце светило ярко и ещё не жарко, в зелёном лесу радостно щебетали птицы, а огромное море так отливало изумрудным блеском, что хотелось впитать это всё в себя, выпить до дна и наполниться этим видом. Молодой организм, взбодрённый морем, требовал действий. Коля, оглянувшись ещё раз, и так никого и не заметив, полез на скалу.
Так, вот сюда, потом сюда. Коля внимательно смотрел, как он ставил ноги. Нет, на этот путь, который кажется лёгким и широким, и наискосок ведёт за скалу, ступать нельзя. Он это усвоил. Так, вот этот приямочек. Ага, тут ещё почти невидимый выступ, а затем вверх, на этот желвак. Только стоя на этом буро-жёлтом выступе можно было увидеть другие ступени. Снизу вообще не видно. Вот они. Всё. Теперь только вверх.
Коля шаг за шагом поднимался по скале, а пляж, лес и обрыв, и даже, часть лагеря всё полнее и больше раскрывались перед ним. И море! Море, как огромная чаша, словно бы и выгибаясь и охватывая его со всех сторон, всё шире и шире расправляло свои огромные плечи, которые уходили за горизонт. Море сияло изумрудной полосой у берега, и, набирая цвет и мощь, ярко синело вдали, внимательно щурясь на Колю узкими пятнышками дальних островов. Море, казалось, обхватывало его, сливаясь с синим утренним небом. И Коле, словно бы только и оставалось, как встать, широко расставив ноги, ухватиться руками за скалы по обе стороны и стоять вот так внимая этому яркому безмолвному оркестру мироздания. Будто младенец, после темноты утробы, он вдруг, сразу был вознесён на вершину мира и потрясённо замер, до конца впитывая в себя этот доселе невиданный им мир.
Коля замер, остановившись на боковой площадке. Он оглянулся на пляж. Его песчаная излучина была как на ладони. В первый день пляж был пустой, сейчас же он был утыкан широкими зонтами. Вот место, где они всегда лежат на песке с его отрядом. Вон Артёмовское место… Вон, дальше «лягушатник», где обычно плещется эта малявка. Коля посмотрел на море. С этого места часть обзора была закрыта изгибом скалы. Надо было ещё сделать несколько шагов наверх. Вот он, этот узкий проход. Коля прошёл по камням на самую верхнюю площадку. Отсюда открывался вид, который уже ничего не могло закрыть.
Коля вышел и остановился как вкопанный. На верхней площадке, прямо на скале, кто-то сидел спиной к нему, обратившись лицом к морю. Коля,удивлённо всматриваясь, сделал несколько шагов.Это был Данька.
- Привет. – Сказал Данька, не оборачиваясь.
- Привет. – Чуть помедлив, ответил Коля. Он сделал ещё несколько шагов. – А ты откуда здесь?
- Тебя жду.
- Зачем?
- Поговорить надо.
Коля растерянно оглядел площадку. Они были совершенно одни. Пространство вокруг, как будто сузилось, подталкивая его к Данилу. Тот сидел на самом краю, свесив ноги вниз.
- А почему здесь? – Коля спрашивал его в затылок, всё ещё не подойдя вплотную.
- Так ты ж убегаешь постоянно. Вот и пришлось тебя ловить. Чтобы не убежал.
- А как ты понял, что я сюда приду? – всё ещё удивляясь, спросил Коля.
Данька наконец-то обернулся, и на его губах мелькнула озорная улыбка. Он посмотрел на Колю с непонятной смесью теплоты и сожаления. И у Коли вдруг появилось странное чувство, как будто они были уже давно знакомы, словно бы хорошо знали друг друга много-много лет, но вот только Коля об этом, почему-то забыл, а Данька помнил. Смутная тревога всколыхнула Колино сердце. Как в детстве, когда ты пришёл домой и видишь, что предстоит серьёзный разговор с матерью, и сердце сжимается, ещё не понимая в чём дело. Он, почти против воли, подошёл ближе.
- Ну, говори.
- Ты присядь. – Данил похлопал по скале рядом с собой. – Камень тёплый.
Разговаривать Коле не хотелось, но убегать было бы совсем глупо. Пусть говорит, если хочет. Коля ему ничем не обязан, в конце концов. Пусть говорит. Коля выслушает, ответит, если сочтёт нужным, да пойдёт себе своей дорогой. Он глянул вниз, на тёмные камни и волны, омывающие их, и сел рядом на скалу. Какое-то время они молчали, глядя вдаль. Затем Данил сказал.
- Мне Марк рассказал, как вы его вчера поймали. Забавно вышло.
- А, это ты его подослал туда?
Данил улыбнулся своей странной улыбкой, смотря куда-то вдаль.
- Нет. Не я. Он сам решил. Он мне ничего не говорил даже. Только потом, когда пришёл. Я бы не одобрил.
- Почему? Тебе песня нравится?
Данил грустно усмехнулся.
- Нет. Не нравится. Ни та, ни другие. Дело не в этом. Здесь не церковное собрание. Здесь не наши правила. Здесь мир и здесь песни мира сего и ничего тут поделать мы не можем.
- А чего тогда здесь в лагере делаете?
- Пока ещё есть возможность, говорим о спасении детям.
- О каком ещё спасении? – Коля так и знал, что начнутся религиозные проповеди.
- Неужели ты думаешь, Коля, что всё вот так идёт себе само собой и ни добра, ни зла нет, а когда жизнь закончится, то просто выключат телевизор и ничего не будет?
- Не знаю я. – Раздражённо ответил Коля. – Поживём-увидим.
- Ты хотел сказать, умрём-увидим? – Данил опять грустно улыбнулся.
- Пусть даже и так. Не знаю я.
- Не знаешь, а девчонок защищать кинулся. И Веронику спасать побежал. А зачем оно тебе надо? Ну, падала бы себе… Тебе-то что? Подумаешь, кто-то к девочкам ночью залазит? Ну и пусть. Тебе-то, какое дело до этого? Спи себе спокойно.
- Что-то я не пойму, куда ты клонишь? – хмуро сказал Коля.
- Туда, что есть добро и зло. И ты это внутри отлично понимаешь. Тебе отвратительна мысль, что кто-то может слабым девочкам зло причинить. Ты и ночами не спать готов и жизнью рискнуть, согласен, чтобы защитить. А почему?
- И почему же?
- Потому что есть Бог, Который вложил в нас отвращение ко злу. Это ещё есть в людях. Всё меньше и меньше, но ещё есть. И это есть в тебе. Хочешь ты того, или нет.
Коля молчал раздумывая. Что ему ответить? Сказать, что Бога нет? Но Коля так не считал… С этой темой у Коли вопрос стоял особо. И думать об этом Коля избегал. Это причиняло неудобство и тревогу. Как и мысль об отце, как и мысль о самом Даньке. Но не говорить же об этом Данилу. И то, что Бога нет, тоже не скажешь.
- Ну, допустим. И к чему ты ведёшь?
Данил тоже помолчал немного. Видимо, в душе тоже решая, как построить разговор и что сказать.
- Я просто тебе скажу. Бог есть, и ты, Коля, здесь не случайно. – Он замолчал, подбирая слова.
- Вот только не надо меня в ваш баптизм вербовать. – Сразу же отреагировал Коля.
- Да не в баптизме дело! – Резко сказал Данька, словно бы эти слова давно были у него на языке и вдруг, наконец, вылетели на свободу. Он вздохнул и нахмурился от трудности донести какую-то свою мысль. – Не в баптизме. В Боге дело. Баптизм это так… ярлык. Он спасения не даёт. Спасает Бог. Христос. Либо ты с Ним, либо без Него. Вот и всё. В этом вся суть.
Он замолчал, сжав губы, и стал смотреть вниз. Молчал и Коля. Было непонятно и трудно. Что ему хочет сказать Данька. Для чего он здесь? О чём весь этот разговор?
- Ладно, – как бы услышав Колин немой вопрос, вдруг сказал Данил. Он улыбнулся. – Я хотел сказать, что в лагере затевается что-то ужасное. Я не знаю, не могу понять, но чувство есть. Тебе так не кажется?
- Креститься надо, когда кажется, – буркнул Коля.
- Я ведь серьёзно говорю. – Данил испытующе смотрел на него. – Ты так не думаешь?
Коля молчал. Ясное дело, что что-то гнусное происходит. Соглашаться не хочется, но приходится.
- Ну, думаю, положим. И что?
- И то, что надо действовать вместе. Сообща. Вы вон с Артёмом ночью караулите, это хорошо, конечно, но этого мало.
- Почему?
- Потому что вас только двое и вы не знаете, где и когда может произойти несчастье. Мы вот решили, чтобы девушки наши – вожатые, у девчонок в домиках ночевали. Матрасы положили тихонечко, а директриса, как узнала, то возмущаться начала.
- Почему? – опять спросил Коля.
- Ну, вроде как порядок должен быть и всё такое. Шпингалеты, значит, сняли, чтобы те не запирались и не пили в домиках, и чтобы вожатые могли свободно зайти. А как вожатые у них на ночь остаются, так это плохо. Не по правилам.
- И что, запретила?
- Да, как бы и не запретила, но была сильно недовольна. Сказала, что такими действиями мы только панику усиливаем. Странно это всё. Неправильно. Зло какое-то затевается. Вижу, а понять не могу.
Он замолчал. Молчал и Коля. Вдруг Данька встрепенулся и сказал.
- Да, вот ещё. В прошлые заезды фонари всю ночь горели, а в этот раз выключают. Я спрашивал – экономят электричество, понимаешь. И директриса другая. И шпингалеты сняли. Как нарочно всё.
- Может и вправду, экономят?
- Может быть. Трава высокая вокруг всего лагеря. И внутри. Раньше, в прошлые заезды, всё выкашивали, а сейчас стеной стоит. – Данька нахмурился. – Фельдшер новая, ни с кем не разговаривает.
Коля усмехнулся, неужели Данька тоже пробовал к Алине подкатить? Не поговорили с ним, бедный.
- Зря смеёшься. Сейчас всё по-другому. Атмосфера не та, тревога какая-то будто разлита в воздухе.
Коля посмотрел на Даньку и вдруг открыто сказал то, что думал.
- А им со своей стороны, возможно, тоже так кажется. Откуда в лагере столько баптистов? И директрисе, и фельдшеру и Валерию Вадимовичу. А? Для меня вот, это очень странно выглядит. Откуда в лагере больше половины вожатых сектанты, а? Мне вот, именно это крайне подозрительно.
- Ну, да, наверное. – Согласился Данил. – Только всех ребят и девушек я привёл. После прошлых сезонов меня Элеонора Робертовна даже просила вожатых верующих побольше набрать. Вот, сколько откликнулись, столько и привёл. – Данька покачал ногой, задумчиво глядя вниз. – Наверное, подозрительно. – Он вдруг усмехнулся. - Ты-то, Коля-десантник, сам здесь каким боком оказался? Не поделишься?
- Не поделюсь. – Резко сказал Коля. – Случайно так вышло. Вот и всё.
- Случайно? – Данька, немного насмешливо, изобразил понимание на лице. – Ну и случай. Интересно выходит.
- Кому как.
- А ты верующих не любишь. Почему?
- А за что мне их любить? – Колю уже порядком утомил этот неприятный разговор.
- А за что не любить?
- Есть за что. И хорош меня допрашивать. Исповедоваться, у меня желания нет.
- Коля, давай не будем ссориться. Я тебя нигде задеть не хочу. Нам надо объединиться, чтобы не проворонить трагедию. Я вот о чём говорю.
- А ты меня в баптисты вербуешь для этого? – Издевательски спросил Коля.
Данька только вздохнул. Кажется, и он уже жалел, что затеял этот разговор.
- Эх, Коля, дались тебе баптисты. – Сказал он в сердцах. – Бог есть, нравится это кому-то или нет. И Он тебя привёл сюда тоже не случайно. Случайностей, вообще не бывает, если хочешь знать. Я тебе прямым текстом говорю. Ты сопротивляешься, почему-то… Хотя, ладно, смотри сам… Но знай, что только с Богом есть будущность и надежда. Только с Ним, Коля. Я тебя не вербую, я сейчас про твоё будущее говорю. Бог может изменить твою жизнь. Бог может всё наладить.
- Моё будущее? – Сощурившись, спросил Коля. На что это он намекает? Или он уже что-то пронюхал?
- Да. – Просто ответил Данил.
Коля долго смотрел на него. И вдруг ему в голову пришёл вопрос, и он сразу же слетел с его губ.
- А прошлое?
- Что, «прошлое»? – Теперь удивился Данька.
- А прошлое Бог изменить… может?
Данька смотрел на него в немом ступоре и молчал. Коля тоже смотрел на него, ожидая ответа. Данил захлопал глазами и отвернулся, глядя на море.
- Ну вот, то-то же. – Коля почувствовал удовлетворение. Наконец-то и он уел этого баптиста. Он покосился на Данила, а тот всё молчал.
Ладно, наверное, они уже достаточно поговорили, подумал Коля. Он оставался здесь и говорил, как тот и хотел, теперь пора бы и убежать. Коля не торопясь поднялся на ноги.
- Ну, так что? – вдруг спросил Данил. – Будем действовать вместе?
- А зачем? – ответил Коля. – Ваши вожатые ночуют с девочками, и хорошо. Меньше страхов будет. А маньяка этого, мы поймаем, если получится. Либо он сам уберётся, когда поймёт, что ему ничего не светит. Незачем нам в коалиции вступать. – Коля направился к спуску. Ещё не хватало, чтобы этот баптист им командовал.
- Ладно. Я тебя понял, – ответил Данил. – Только вот ещё, Коля!
- Да? – Коля обернулся.
- Это не маньяк. – Данька внимательно смотрел ему в глаза.
Коля насмешливо хмыкнул и начал спускаться вниз.
*****
Артём сидел и отчаянно зевал. Коля даже подумал, что надо будет сказать ему, чтобы он так сильно не выдавал их ночные бодрствования. Сдерживать себя надо, подумал он и тут же почувствовал, как его рот начинает расползаться в зевоте. Он прикрыл рот ладонью, опуская голову. Наталья всё также бросала на него многозначительные взгляды, а фельдшера Алины не было на её привычном месте. Сегодня было воскресенье, и распорядок лагеря это учитывал. Не было уроков, не было соревнований на баллы. Было, то есть, будет много купания, много игр и много свободного времени. Коля этому был только рад. Хотя его зарядку никто не отменял, но это его не тяготило, наоборот. Он мельком глянул на часы. Скоро уже восемь ноль-ноль. Пора будет идти будить ребят.
Если с другом вышел в путь!
(Если с другом вышел в путь!)
Веселей дорога!
Без друзей меня чуть-чуть.
(Без друзей меня чуть-чуть.)
А с друзьями – много!
Что мне снег, что мне зной?
Что мне дождик проливной?
Когда мои друзья со мой…
Однозначно, Коле с утренним репертуаром везло. На зарядку не было ни одной промашки. Все песенки были бодрые и ритмичные. Разминаться под них было любо-дорого. А на утреннюю побудку сегодня Валерий Вадимович поставил песню Штирлица: «…боль моя, ты покинь меня… унеси к родному дому»… и так далее. Будто и вправду, желая, чтобы дети, все до единого, расплакались и запросились обратно домой к маме. Сторож Игорь Семёныч, самый большой почитатель дядь Валериного репертуара, уже сидел, словно заядлый телезритель в ожидании очередной серии, изготовившись и смоля сигаретку.
- Ой, Саня, блин не могу! – хохотал он, тыкая пальцем в динамик. – Слышь, что этот Васнецов поставил!
Рабочий Саня, тоже стоял рядом и удивлённо скалил зубы. Дети, как сонные муравьи, лениво выползали из своих домиков и палаток. Из палатки Колиного отряда неожиданно, вместе с пацанами, выползла детдомовская девчонка. Та самая, что шлёпала в карты с Трегубиным. Хмуро глянув на Колю, она, потирая глаза, молча, прошла мимо, в сторону женских домиков. Вот это был номер. Коля проводил её удивлённым взглядом и заглянул внутрь. Трегубин и Волчанский ещё спали.
- А ну, подъём! – во всю мощь лёгких, гаркнул он. Две головы перепугано поднялись от подушек и парни, заполошно вскочив, быстро засобирались на выход.
- А может это Мандрыга? Он большой, массивный. Рыхловатый, правда. Зато образованный на всю голову. Чем тебе не маньяк?
- Не, он спит как суслик. Я ж с ним в одной комнате живу…
Коля и Артём сидели на скамейке в ожидании, пока их отряды соберутся на пляж. Кто-то уже ушёл пораньше со своими вожатыми, как баптисты, например, а кто-то вот решил пойти позже, как они с Артёмом. Договорились пока не спешить. Выход был объявлен через сорок минут. И пока суд да дело, они с Артёмом перебирали всех мужчин в лагере и делились своими подозрениями.
- Ну, а когда ты спишь? – не сдавался Коля. – Вдруг он тогда выходит?
- Видите ли, Николай, - делая издевательский тон, проговорил Артём. – Друг наш Мандрюша Андрыгин, каждую ночь перед сном, изволит выкушивать треть графинчика водочки, и только после этого благоволит улечься на своё ложе и отбыть в царство Морфея. Так что – да, есть у него страстишка тайная, чего уж там, но не та, что вы думаете.
- Да уж, вожатый. – Осуждающе пробормотал Коля. – Как он только кандидатскую свою писать будет? С ребятами почти и не занимается…
- О, за это не переживай. Кандидатскую он напишет на отлично. Педагогическую теорию с практикой сведёт воедино, структурно выверит личностный подход к каждому отдельно взятому индивидууму. Обоснует это трудами маститых учёных от Песталоцци до Макаренко и иже с ними, и кандидатская будет, пальчики оближешь. – Артём хихикнул вспоминая. – Он перед сном, как стаканчик свой жахнет, ещё минут пятнадцать мне в уши свои рассуждения льёт. От экономики до политики. Ой, тягомотина. – Артём помотал головой. - А мне ни разу водки не предложил, кстати… - с лёгкой обидой добавил он.
- А тебе, что, сильно хочется? – улыбнулся Коля.
- Нет, просто невежливо, получается! – засмеялся Артём. – Сам пьёт у меня на глазах, а мне не предлагает. Форменное безарбузие! Чувствую себя обездыненным…
Они оба громко расхохотались.
Зайдя на пляж, Коля к своему удивлению заметил, что большая часть зелёных и розовых футболок, столпилась в дальнем углу. Там же стояла и часть больших зонтов, выдернутых с привычных мест и установленных прямоугольником. Под ними расположились ребята. Там же синело много вожатых футболок. Слышалось пение и гитарный перебор.
- Чего это там? – удивлённо спросил Коля.
- А, сегодня же воскресение. – Ответил Артём. – Служение.
- Служение? – переспросил Коля.
- Да. Кидай вещи, пойдём. – Артём сказал это как само собой разумеющееся, будто вот так всегда они выходили на пляж и сразу же шли на «служение». Он бросил на песок пакет с полотенцем и пледом, и сам пошёл туда вместе со своим отрядом. Коля вдруг с некоторой долей оторопелости заметил, как Иоланда и Ленка Паньшина, совершенно естественно, положив пляжные сумки, устремились туда же, вслед за Артёмом. Вот туда же пошла Бабич и Елисеев с Савинецким. Женька-ёжик, не оглядываясь на Колю, резво пошуршал за ними по песку. Вот ещё кто-то. Коля не собирался идти, но вокруг него все, как-то, сами собой шли туда. Он стоял соображая. И что? Стоять здесь одному? И Коля, чувствуя себя глупо, тоже нехотя поплёлся вслед за ними. Ладно, не съедят же его там.
Великий Бог, когда на мир смотрю я,
На всё, что Ты создал рукой Творца.
На всех существ, кого Свой свет даруя,
Питаешь Ты с любовию Отца.
Баптисты пели очень складно, Коля увидел, что Паньшина с Пономарёвой подпевают. Волчанский Лёха стоял и задумчиво слушал. На его лице уже не было всегдашней мерзкой улыбочки, а рядом стояла та самая девчонка, которую утром Коля застукал выползающей из палатки. Выдать лещей за такие фокусы он ему пока не успел, надо будет обязательно сделать, подумал Коля, ставя себе зарубку на памяти. Суламита, приобняв Вероничку, стояла вместе с остальными вожатыми и тоже старательно пела. Коля вдруг поймал себя на мысли, что ему нравится наблюдать за ней. Она вся была какой-то… цельной. И то, как она пела, и как стояла, и как иногда поглядывала на ковыряющуюся у её ног в песке маленькую Вичку; во всём этом была какая-то неповторимая грация и естественная гармония. Он вспомнил, как та отчитывала Веронику за её крик на построении и у него поневоле расползлись в улыбке губы. Он улыбался, глядя на них, и думал, что да, вот таких девушек и надо брать в жёны. Вот такие вот и будут самыми лучшими и заботливыми мамами. И чего её только в баптисты занесло?
Коля почувствовал, что рядом кто-то встал. Это была Наталья Канкина. Она чуть наклонилась к Коле и шёпотом спросила.
- А что здесь происходит?
- Служение, – философски ответил Коля. Вокруг уже плотно стояли другие ребята, и сдвинуться Коле было некуда. А училка встала вплотную, разве что голову на плечо не положила. Он немного повернулся вокруг своей оси, как бы чуть-чуть отгораживаясь плечом, и стал смотреть на поющего Марка. Тот поймал Колин взгляд и, кажется, немного покраснел, впрочем, в тени зонта было не видно. Данил стоял рядом и тоже пел. Когда допели последний куплет, он вдруг громким голосом обратился ко всем стоящим вокруг.
- Ребята и вожатые! Давайте все сядем на песок и немного послушаем Слово Божье. Можно пододвинуться поближе, чтобы мне не приходилось кричать. – Данька добродушно улыбался. – Вот так, хорошо. Ой, не так близко, а то наступлю на нос! – Сказал он кому-то. Послышался смех.
Коля, вместе со всеми тоже уселся на песок. Рядом, поставив перед собой согнутые ноги, угнездилась Наталья, касаясь его бока своим коленом. Позади неё послышалось кряхтение и вошканье. Это впритирку к Наталье усаживался подошедший Мандрыгин.
- Ребята, вот мы здесь с вами находимся в очень живописном месте. Верно? Посмотрите, и море и скалы, и буйная зелень. Хорошо здесь находиться, правда? Весело купаться в море, общаться друг с другом… Мы сейчас с вами спели гимн, что всё это творение Божьих рук, и это действительно так. Бог создал такую удивительную природу специально для нас. Некоторые люди говорят, что всё вокруг произошло само собой. Как вы думаете? Вы уже достаточно живёте на свете, чтобы ответить на такой вопрос – происходит ли что-то хорошее само собой? Если вам мама скажет помыть посуду и красиво разложить её в шкаф, она вымоется и разложится сама собой? Палас в зале сможет пропылесоситься сам собой. – Нет! Не сможет! – раздались голоса. – Да? – удивился Данил. – Не сможет? А за миллионы лет, потихоньку? – Сгниёт он! – засмеялся кто-то. – Ой. А как вам мои часы? – Он потряс своей рукой. – Вы знаете, этим деталькам понадобились миллионы лет, чтобы сформироваться и притереться друг к другу. Бактерии фаотично проточили и разъели их за многие годы, а ветер как-то сам собой соединил их вместе, расставил всё по местам и закрутил нужные шурупы по длине и размеру… Да, и стекло отшлифовал тоже. – Хороший ветер! – крикнул кто-то. – Да, это было очень мило с его стороны. – Согласился Данил. – Но вот, что интересно. Когда мы смотрим на вещи относительно не сложные, такие как ковёр или часы, нам очевидно, что у этих предметов есть творец – человек. Зато, когда мы смотрим на вещи, которые многократно сложнее, взять, хотя бы живую клетку; все по биологии проходили? Так вот - она по своему устройству гораздо сложнее самого современного самолёта. А если взять другие, более сложные вещи. Допустим, пчелу. Или нас с вами? Почему-то говорят, что мы произошли сами собой. Из ничего. Ребята, вы видите насколько это странно и неправильно. У часов и самолёта, есть тот, кто их создал. Это человек. Но у природы и сложных живых организмов, таких как я и вы, тоже есть Творец. Это Бог. И я читал про многочисленные случаи, когда люди, не верящие в Бога, начиная изучать природу, приходили к выводу, что не возможно, чтобы такое произошло само собой. Понимаете?
Мы смотрим на природу и видим Творца. Но Творец нам говорит не только через природу. Он дал нам Своё слово – Библию. – Данил поднял книгу над головой, чтобы всем было хорошо видно. – И я хочу вам прочитать из неё. Недолго, думаю, к ужину закончим… первую часть. Обед, правда, придётся пропустить. – Данил сосредоточенно нахмурил лицо, как бы, будучи серьёзным, но было ясно, что его слова, это шутка. Раздался разноголосый смех.– Так что, устраивайтесь поудобнее. – Тут Данил выдал озорную улыбку, точь в точь, как тогда на скале. Коля и сам не заметил, как тоже улыбнулся. Он неосознанно поёрзал на месте, основательнее размещаясь на песке.
- Хорошо. – Сказал Данил, снова становясь серьёзным. Я хочу прочитать вам из книги пророка Исайи. Был такой пророк за семьсот лет до прихода Иисуса Христа. Он очень подробно предсказал, что Сын Божий придёт на землю, чтобы спасти нас от греха. Вот послушайте, что он написал. Это пятьдесят пятая глава, шестой стих и чуть далее. Слушайте внимательно. – И громким голосом Данил прочитал.
Ищите Господа, когда можно найти Его;
призывайте Его, когда Он близко.
Да оставит нечестивый путь свой
и беззаконник – помыслы свои,
и да обратиться к Господу, и Он помилует его,
И к Богу нашему, ибо Он многомилостив.
Мои мысли – не ваши мысли,
ни ваши пути – пути Мои, говорит Господь.
Но как небо выше земли,
так пути Мои выше путей ваших,
и мысли мои выше мыслей ваших.
- Смотрите, ребята, - Данил снова обратился ко всем присутствующим. – Многие люди говорят, что Библию трудно понимать. Не знаю. Вот скажите, разве трудно понять эти слова, я ещё раз прочитаю.
Ищите Господа, когда можно найти Его;
призывайте Его, когда Он близко.
- Как, по-вашему? Не сказано ли здесь, чтобы люди - все мы - что-то делали?
- Чтобы мы Бога искали! – крикнула незнакомая Коле девочка.
- Правильно. Здесь именно так и написано. Искать и …что? – Данил сделал паузу. - Призывать! То есть звать Его. Просить Его прийти к нам. Это Бог Сам нам говорит, чтобы мы Его искали, чтобы мы звали Его. Это ведь понятно?
- Да, да, – раздались голоса.
- Но дальше, что написано? – И Данил опять громко прочитал.
Да оставит нечестивый путь свой
и беззаконник – помыслы свои,
и да обратиться к Господу, и Он помилует его,
И к Богу нашему, ибо Он многомилостив.
- Смотрите, Бог говорит, что надо перестать делать злые дела, попросить Бога о прощении и тогда Бог простит. У Него много милости. Он прощает того, кто кается. Ребята, мы все делаем злые дела, кто-то больше, а кто-то меньше, но Бог хочет, чтобы мы исправились. Тут ведь это говориться. Верно? Но кто-то подумает, а как же это может быть? Как же я буду жить в мире, где множество людей вокруг меня делает злые дела? Но смотрите, что на это говорит Бог.
Мои мысли – не ваши мысли,
ни ваши пути – пути Мои, говорит Господь.
Но как небо выше земли,
так пути Мои выше путей ваших,
и мысли мои выше мыслей ваших.
- Это наши мысли, что у нас не получится. Это наши мысли, что мы не сможем так жить, что другие люди нас будут обижать и смеяться над нами. Но Бог говорит, что Его мысли выше мыслей наших. Другими словами – Бог знает лучше. Не так ли? Бог говорит, что Он поведёт нас, и Он нам поможет. Правильно? Вот и я хочу пожелать вам, ребята, чтобы вы всегда помнили, что есть Бог. Что Он вас любит и говорит, чтобы вы Его искали, призывали и слушались. Чтобы вы перестали делать плохие дела, а Он всегда рядом, чтобы помочь вам. Аминь.
- Аминь. – Сказали остальные баптисты.
- Аминь, - сказало несколько голосов из сидящих подростков.
Коля краем глаза покосился назад. Там раскрасневшийся на солнце Мандрыгин, настойчивым шёпотом звал Наталью на свидание.
Глава 5. … Ай лав ю.
Коля сел на кровати и сладко потянулся. На пляже поспать не пришлось – он в кои-то веки сыграл за свою команду. С противоположной стороны с ними бился отряд номер три. Марк тоже играл за своих, и краснел, каждый раз, когда встречался с Колиным насмешливым взглядом. Вышла ничья. Марк, надо отдать ему должное, не только хорошо пел и лазил в окна, но и играл в волейбол. И Коле и его отряду пришлось из кожи вон вылезть, чтобы удерживать равный счёт. Они прыгали по песку, обливаясь потом. Его мальчишки бились изо всех сил. А ещё очень хорошо играла худенькая и высокая Иоланда Пономарёва. Коля совсем не ожидал такой прыти от этой девочки. Она могла оказаться в нужное время в нужном месте и подставить сжатые кулачки под мяч, который вот-вот должен был упасть на песок на их стороне. Только длинные светлые волосы развивались ураганом то тут, то там. Молодец-девчонка!
А потом был обед. Мансур-ака сварил в огромном котле какой-то очень вкусный и наваристый суп, и Коля опять съел две порции в одну голову. После обеда он понял, что должен прилечь. Он попросил Артёма, чтобы тот приглядел за его отрядом, если те, вдруг пойдут на море, предупредил Бабич и сам пошёл поспать пару часов. На входе в комнату его ждал сюрприз – конверт. Коля открыл его и вытащил маленький листок.
Never seek to tell thy love,
Love that never told can be;
For the gentle wind does move
Silently, invisibly…*
И всё. Коля повертел листок со всех сторон и заглянул в конверт. Больше ничего не было. Голову ломать особо не приходилось. Стихи. Что-то там про любовь. Он особо не вчитывался, и так ясно. Не от Саймона же. Видимо, училка из Уссурийска решила сыграть ва-банк.
- Ой, люби Мандрыгу, а? – в сердцах пожелал ей Коля, валясь на кровать. Уже засыпая, он подумал, что, наверное, это будет слишком жестоко по отношению к Наталье. И слишком хорошо по отношению к Мандрыге.
Коля посмотрел на часы. Он опять продрых почти до ужина. Что ж, тем лучше. Значит, ночью можно будет опять пойти в дозор. Глядишь, ещё кого-нибудь поймаем. Зевая и потягиваясь, он не спеша сходил в туалет, запер дверь и вышел на площадку. Там почти никого не было. Сновали повара, прошёл в палатку кто-то из мальчишек. Коля огляделся, остальные были на пляже, тут и гадать было нечего. Зато под тентом столовой сидела Суламита с Викой на коленях и что-то рассказывала Вероничке, сидящей рядом. Та внимательно слушала, периодически поглядывая по сторонам.
Он остановился у казана, в котором усатый дядя Миша делал обжарку из овощей. От очага тянуло жаром, и лицо дяди Миши было красным и потным. Он большой деревянной лопаткой помешивал лук шкворчащий в масле. Потом в казан полетело большое блюдо нарезанных помидор. Потом ещё какие-то специи. Коля стоял, наблюдая, а дядя Миша, ловя его взгляд, снисходительно улыбался. Это же Вичкин дедушка, вспомнил Коля. Родители погибли. Словно бы в подтверждение его мыслей рядом молнией пронёсся кот Валера, а за ним смешно топая ногами, бежала пухленькая Вика Погодина. Кот, выскочив к котлу, стремглав пробежал под кухонный навес и спрятался за поленницей из дров, а Вичка, потоптавшись рядом, побежала в обход кухни.
- Совсем ведь ещё малышка. – Задумчиво сказал Коля дяде Мише, глядя ей вслед.
- Да-а. – Тот понимающе кивнул и, вздохнув, продолжил мешать овощи в казане.
Да. Что уж тут ещё скажешь? Коля постоял немного, наблюдая за работой повара. Дядя Миша больше не произнёс ни слова. Коля, кивнув ему ещё раз, отошёл под тень столовой и сел на скамейку. Солнце светило ярко, но уже по-вечернему не жарко. После сна было хорошо, вот так сидеть на лавочке и ни о чём не думать. Он расслабленно наблюдал, как Суламита что-то показывает Веронике в Библии. Та читала и спрашивала. Отсюда было не слышно. Вот вернулась Вичка. Не поймав кота, она тащила, уныло взирающего на мир с её рук, Колбасёныша. Собака Хрюша, дружелюбно шевеля хвостом, трюхала следом. Вот из-за домиков показался хромой дядя Женя. Подошёл к повару, что-то спросил. Сюда смотрит. На Вичку показывает. Ага, тоже знает, что Михаил Константинович её дедушка. А мелочь с косичками уже тулила щенка на лавку.
- Нет, мы его не будем брать на колени. Ему там будет неудобно. Отпусти его к маме. – До Коли донёсся голос вожатой. Вичка продолжала ей что-то говорить.
- Нет, и ночевать он с нами тоже не будет. Посмотри, какие у него грязные лапки. Он щенок, он на травке должен спать. А люди спят в кроватке.
- А сказку ты нам расскажешь? – Вика с сожалением отпустила щенка.
- Расскажу перед сном, как обычно.
- Про дядю Слоника?
- Хорошо.
Вика снова забралась на скамейку, а Суламита достала откуда-то из пакета альбом с карандашами. Вичка с косичками сразу принялась разукрашивать. Промелькнул вернувшийся с пляжа Волчанский. Он опять шёл вместе с девчонкой, которую Коля утром видел выходящей из палатки мальчишек. Коля пока ещё не успелвыдать ему планируемый нагоняй. Мельком кивнув ему, Лёха с девчонкой ушли в сторону летнего душа. Догнать, что ли, да отобрать сигареты? – лениво размышлял Коля. Но вставать было неохота. Он тихонько прикрыл глаза, всё ещё находясь во власти отголосков послеобеденного сна.
- Позволите присесть? – Коля открыл глаза. Это к нему приковылял дядя Женя. Тот смотрел на Колю дружелюбно улыбаясь.
- Пожалуйста.
- А ваши где? – спросил тот садясь. – На пляже?
- Да, с Артёмовским отрядом. А я вот, отдохнул немного.
- Тоже надо, – дядя Женя, смеясь, одобряюще покивал головой. – Солдат спит, служба идёт, да?
- Что-то вроде, – улыбнулся Коля. Дядя Женя замолчал, а Коля продолжал рассеянно таращиться перед собой.
- Я вот, что хочу сказать вам, молодой человек... – вдруг доверительно сказал дядя Женя.
- А? – Коля вскинулся на него.
- … я говорю, что хочу вам сказать… - он – пододвинулся чуть ближе. - Я вот давно за вами наблюдаю, с самого первого дня, и скажу, что у вас есть один очень выдающийся талант. – Он сделал загадочную паузу, ожидая Колиной реакции.
- Да? И какой же? – До сей поры, Коля Молот знал за собой только один талант – виртуозно вышибать двери ногой. Или же отшвыривать партнёров по спаррингу в дальний конец спортзала тем же ударом. Но вряд ли дядя Женя имел в виду это. Оказывается, есть ещё какой-то, второй.
- Вам, молодой человек, это возможно не очевидно, но я это вижу точно. Тут ошибки нет, уж поверьте моему опыту, он у меня ого-го. – Дядя Женя закатил глаза и покивал, показывая, какой у него опыт. – Вы умеете находить подход к трудным подросткам. Да и вообще к подросткам. Вы просто самородок в этом плане.
- Да? – Коля не на шутку удивился.
- Да. – Уверено сказал дядя Женя. – Уж я-то такие вещи вижу. Я как увидел, что Женька и Лёшка возле вас крутятся, так мне всё сразу ясно стало. Вас Волчанский слушается! Это Лёшка Волчанский, у которого побегов из дет.распределителей столько, что зек бывалый позавидует. Он и зону для малолеток понюхать успел. Он уже такие ужасы прошёл, в таких передрягах был, что нам с вами и не снилось. Он однажды всю зиму в бегах провёл. Сам выживал. Он вообще не верит никому и ничему. А тут, вдруг к вам прилип и доверился. Вот это чудеса. И Женька этот забитый возле вас трётся. Этих ребят не обманешь. Они малейшую фальшь сразу видят, и если вам доверяют, то это дорогого стоит. Лёшка-то с вами беседует. Он вообще мало с кем разговаривает из старших. Так, если обмануть надо.
- А он сирота? – спросил Коля.
- Сирота. При живых родителях. Мать – женщина неопределённого рода деятельности. Полуворовка, полупроститутка, полумошенница. Там всё сразу. Отец – кто-то из сообщества её сожителей. Тут ещё девчонка с нами приехала, может вы видели, короткая стрижка, с картишками всё балуется. Через зуб выбитый сплёвывает, ходит.
- Да, видел. – Коля покосился в сторону летнего душа.
- Так это сестра его. По матери. Отцы разные.
- Ах, вот оно что-о. – задумчиво протянул Коля. Желание ругать Волчанского за ту девчонку сразу сошло на нет.
- Ага. Их к нам в детдом, когда привезли, они как два волчонка были. Лёшке лет семь было, а той всего четыре. Грязные, тощие. Друг ко другу жмутся, а на всех вокруг рычат и укусить норовят. Не умели, не могли по-другому. У Лёшки вся голова в шрамах – мать пьяная табуреткой по голове била. Как уж там они с сестрёнкой выживали, ума не приложу…
Колю продрал озноб. Он передёрнул плечами.
- Да уж. Не повезло Лёхе.
- Да у нас много кому так не везёт. Этого не видно особо, но таких немало. Они никому не верят и им самим верить нельзя. Жизнь у них такая была. По-другому не умеют, говорю вам. А вы вот, подход смогли найти. Поздравляю, и снимаю шляпу, как говориться.
- Да я и не искал никакого подхода, – честно признался Коля. – Как-то само так вышло.
- Вот я и говорю, что вы самородок! – торжествующе сказал дядя Женя. – В этом-то всё дело. Это другие стараются и не могут, а у вас само собой выходит. Вам о педагогической деятельности подумать надо.
Коля оторопело смотрел перед собой. Вот о чём – о чём, а о таком он точно не мечтал. Ни в одном страшном сне.
- Так что, подумайте, молодой человек! Хорошо? – Дядя Женя ободряюще хлопнул его по плечу и, ковыляя и прихрамывая, направился к банному домику.
Они с Артёмом договорились встретиться под большим раскидистым дубом у самой кромки леса, за забором у дальнего конца лагеря. Артём, по их договору тихонько пошёл в обход, по широкой дуге огибая лагерь слева, через сторону мальчишеских палаток. Коля же, обошёл его ближайшей стороной. Возле предпоследнего домика он услышал тихие голоса. Коля остановился.
- А теперь расскажешь нам про дядю Слоника? – Это был голос маленькой Вички.
- Да, ну, сколько можно про слона этого? – Возмущённый голос Вероники долетел до Коли. – Давай новую сказку!
- Я про дядю Слоника хочу. – Захныкала Вика. – Он добрый.
- Хорошо, хорошо. Я расскажу про дядю Слоника, а ты, Вероника, не перебивай. А потом расскажу новую сказку про Ваню Печенюшкина из страны Фруктовой. И тогда ты, Вика, тихонько слушай. Хорошо?
- Нормуль. Жги, Митка! – Сонно пробасила Вероничка.
- Жил да был на свете… - Начала Суламита.
- Дядя Слоник! – радостно выкрикнула малявка.
- …дядя Слоник. – Закончила фразу вожатая. – Он был очень большой, очень сильный, но очень…
- Добрый! – подсказала Вичка.
- Правильно, очень добрый. Он любил помогать всем людям, а особенно…
- маленьким детям! – Это уже Вика и Вероника выкрикнули хором.
- Да, маленьким детям. И вот однажды, дядя Слоник услышал, как кто-то тихонько плачет. Это была ма…
- Маленькая девочка! – Сказала Вичка.
- Да, это была маленькая девочка. Дядя Слоник подошёл к ней и тихонько погладил хоботом по голове. А маленькая девочка со слезами сказала – Дядя Слоник, мой маленький котёнок залез высоко на дерево и не может слезть. Он сильно напуган. Помогите ему… - Голос Суламиты стал жалостливым и печальным. – Действительно, высоко на дереве сидел маленький-премаленький котёнок. Он ухватился лапками за ветку и жалобно мяукал. Ему было очень страшно. Дядя Слоник подошёл к дереву, протянул свой длинный хобот…
- Я знаю, это нос у слонов такой. – Важно произнесла малявка с косичками.
- Да ты каждый раз об этом говоришь. Тихо. – Буркнула Вероника.
- … подхватил котёнка под пузико и снял его с дерева. Он осторожно спустил его вниз и отдал маленькой девочке. Девочка улыбнулась, прижала к себе котёнка и радостно засмеялась.
- Спасибо, дядя Слоник! – Сказала она и поцеловала дядю Слоника прямо…
- …в носик!
- И поцеловала дядю Слоника прямо в носик! Чмок! Вот такой был хороший и добрый…
- Дядя Слоник! – хором выкрикнули девочки. Они все вместе засмеялись.
- Всё, Митка, трави про Фруктовую страну свою. – Нетерпеливо проговорила Вероника.
- Не «трави», а «рассказывай», люди должны правильно разговаривать. Мне сколько раз тебе говорить? Я хочу, чтобы вы выросли хорошими людьми, а люди должны уметь вежливо разговаривать и быть добрыми друг ко другу. Правильно? Ты ведь уже соглашалась со мной и обещала исправиться. Помнишь?
- Базару нет. – Грустно вздохнула Вероника.
Суламита тоже вздохнула, немного помолчала, потом начала рассказывать.
- Далеко-далеко, за широкими морями, за высокими горами, в стране Фруктовой жил да был хороший мальчик Ваня Печенюшкин. У Вани была мама, которую звали – Мама. И папа, которого звали – Папа. А ещё он дружил с тремя маленькими медвежатами. Их звали Мишка-Пыхтун, Мишка-Кряхтун и Мишка-Наташа…
- Наташа девчонка была, да? – Спросила Вероничка.
- Да, правильно. Слушайте дальше. – Каждое утро хороший мальчик Ваня Печенюшкин…
Коля взглянул на часы. Надо же, будто сам на минуту стал маленьким. Хорошо бы ещё послушать, да надо было идти. Что он скажет Артёму? Что застрял под окном, заслушавшись сказок? Он тихонько двинулся дальше.
*****
Они опять сидели в засаде. Луна уже пошла на убыль, но светила ещё достаточно ярко. Легкий ветерок шумел деревьями над головой. В этот раз они расположились с другого конца линии забора, что идёт за девчачьими домиками. Отсюда тоже был виден туалет, чуть хуже, так как кусты скрывали вход, но зато отлично просматривались выходы из домиков, и та часть забора, что была у туалета. Если кто-то из девочек выйдет, то они должны будут это заметить, и если кто-то перелезет через забор, то у них должно хватить времени подбежать вовремя.
- Слушай, а если он будет стоять по эту сторону забора? Ну, как тогда, в первый раз.
- Это когда Светка своими криками весь лагерь на уши поставила? – уточнил Артём.
- Ну, да.
- Не, не будет. – Он во весь рот зевнул. – Ой, не могу, усну сейчас. – Артём мотал головой. В отличие от Коли, ухватить днём свои пару часов сна, он так и не успел.
- Почему ты так уверен? Она тогда сказала, что маньяк этот вплотную к туалету стоял. Вдруг и сейчас там стоит, а мы не успеем.
- Потому что это был не маньяк.
- А кто?
- Это был я. – отчаянно зевая, пояснил Артём.
- Чего? – Коля ошарашенно уставился на него. – Это был ты? В смысле…
- Да в том и смысле! Я в тот вечер впервые решил покараулить. Надел курточку, капюшон, все дела… Я ж не знал, что дурёха эта там уже сидела. Дотопал до сортира этого, стою и думаю, куда бы спрятаться, а в этот момент Светка наружу полезла, да как заорёт! Я и смылся.
- Погоди, так ты же там был, я помню. Искал вместе с нами. – Всё ещё недоумевая, спросил Коля.
- Ну да, я за кусты шмыгнул, через забор перелез, вдоль него отбежал к домикам нашим, пока вы по бетонной дорожке к туалету неслись. А там я куртку вместе с майкой кинул на землю, а сам к вам по пояс голый – ну типа с кровати только что – прибежал.
- А чего сразу не сказал?
- А ты бы мне поверил?
Коля шлёпнул комара на щеке. Поверил бы он Артёму? Трудно сказать.
- Наверное, нет, – честно ответил Коля. – Я и тогда не поверил, когда поймал тебя.
- Вот и я так думаю. Весь лагерь на ушах, все носятся и орут. А я, значит такой – «Спокойствие, товарищи! Это я маньяка выслеживал и сдуру Светку напугал». – Так что ли?
- Ну да, глупо бы вышло.
- Ну и я о том же. Всё, думаю, на следующую ночь умнее буду. Кустики те облюбовал, дай, думаю, за забором стоять буду…
- Тут я тебя и прихватил, – довольно хохотнул Коля.
- Ага, хорошо, что ты, а не он.
- Это кому как. Твой удар-то, я получил.
- Вот мне и хорошо. – В свою очередь засмеялся Артём.
Они немного помолчали. Артём опять начал клевать носом. Надо было с ним разговаривать, а то заснёт, не ровен час. Коля пихнул его локтём в бок.
- Это я виноват. Я твой сон проспал весь.
- Ничего. – Опять зевая, ответил Артём. – Я думал, на пляже чуток посплю, – какой там! Бррр. – Он снова затряс головой, прогоняя сонливое состояние, и вдруг сказал. – Слушай, Коля, ответь ты мне как друг, товарищ и брат…
- Ну?
- Как же тебя к нам в лагерь-то занесло? С училища-то твоего. На парашюте?
Коля вздохнул и вкратце, опуская постыдные подробности, рассказал суть. Артём только хмыкал, да головой крутил.
- Во, блин, а! Жизнь богаче всяких фантазий! Дать в морду генералу, это конечно… довольно таки – Артём задумался, подбирая слова, - изысканное удовольствие.
- Удовольствия было мало.
- Да уж, наверное.
- Смотри! – вдруг сказал Коля, показывая пальцем. Со стороны банного домика чей-то тёмный силуэт тихонечко скользил в их сторону.
- Давай-ка за дерево, – шепнул Артём. Они, вскочив на ноги, неслышно прянули под тень развесистого дуба.
Человек в тёмном, осторожно прошёл по тропинке и, срезав угол, зашёл в высокую полынь. Через несколько секунд, он уже стоял возле забора. Заскрипела металлическая решётка – человек аккуратно, стараясь не испачкаться в ржавчине, лез через забор. Через три удара Колиного сердца, он уже был на внешней стороне. Отряхнулся, поправил рюкзачок за плечами, и неспешно пошёл в их сторону.
- Хочет отсюда обойти забор, и пойти на свой пост возле сортира, – шепнул Коля.
- Да. И я думаю, что за ним таскаться, смысла нет. Надо его здесь брать. – Тихо ответил Артём.
- Здесь и возьмём. – Коля вглядывался в фигуру, пытаясь узнать человека, который отправил его в нокаут. Бодрое кипение крови, как в детстве, перед дракой, прошлось по его жилам. Человек тем временем, аккуратно двигаясь вдоль забора, шёл к ним.
- Только не выруби его сразу, как он тебя. – Прошипел Артём, заметив, как у Коли рефлекторно сжались кулаки. – Нам с ним ещё беседовать душевно.
- Не боись. Буду ласков и нежен. – Коля продолжал напряжённо всматриваться.
Человек же, не дойдя до них метров десять, вдруг остановился, огляделся, посмотрел в сторону лагеря, и, поднеся часы к лицу, включил подсветку. Правильной формы нос, кепочка-бейсболка, хвост на затылке… Саймон! Коля от удивления чуть не выдал себя возгласом. Артём молча показал ему кулак, тихо, мол. Они оба, не сговариваясь, присели за дерево, выглядывая каждый со своей стороны. Американец остановился и просто молча, стоял, иногда поглядывая в сторону лагеря.
- Чего он остановился? – настороженно спросил Артём.
- Сейчас пойду и спрошу. – Коля ухмыльнулся. Главное, подумал он, они его увидели и теперь знают, кто он.
- Хорошо, что в лицо знаем, кто, – вслух повторил Артём его мысль. – Это главное.
- А нас как раз допрашивать пленных американцев учили, – хмыкнул Коля. – Сейчас узнаем, сколько человек в их взводе и как зовут старшего офицера.
Саймон, тем временем, ещё раз посмотрел на часы и, подойдя к забору, смотрел в сторону лагеря. Он явно кого-то ждал. Артём ткнул Колю в бок и показал на девчачьи домики. Оттуда, стараясь не попадать в свет луны, спешила ещё одна тень. Какое-то время Артём с Колей удивлённо смотрели туда. По мере того, как фигура приближалась, стало ясно, что это какая-то девочка.
- Город засыпает, блин, просыпается мафия. – Артём ошарашенно пялился на женский силуэт. – Это ж Вичка Зоренко из моего отряда. Ну, Саймон, ёлы-палы – губа не дура!
А Вика Зоренко, тем временем перелезла через забор, и, пройдя буквально в метре от них, шурша травой, быстро подошла к Саймону. Донесся торопливый шёпот на английском и звуки поцелуев.
Коля удивлённо посмотрел на Артёма. Тот, судя по всему, первый сообразил, в чём тут дело и стоял, кривя лицо и что-то мысленно прикидывая.
- Чего делать будем? – растерянно спросил Коля.
- Завыдовать будэм, – насуплено буркнул тот, пародируя кавказский акцент.*
Коля чувствовал себя неловко. Вдруг, словно лезвием бритвы по сердцу прошлись собственные подобные воспоминания. Карниз, фигурные кирпичики, гвоздики в зубах и двое в том окне… Он сжал зубы в темноте.
А голоса влюблённых становились громче и слышнее. Набор слов был самый простой и понятный. Было всё ясно и без перевода. Американец уламывал Вику, уверял, что всё серьёзно, целовал и клялся в вечной любви. А та, отвечая на его поцелуи, говорила, что, мол, в первый раз, что боится. Опять уверения в любви, обещание увезти в Америку. Поцелуи. Ответные вздохи. Было ясно, что крепость вот-вот падёт под натиском иностранца. Викина летняя курточка поползла с плеч…
- Слушай, мы что, так и будем смотреть? – Коля возмущённо повернулся к Артёму.
- Да, пора на сцену, – кивнул он.
- Чего?
- Пора вмешаться, говорю. – Артём поманил Колю к себе и зашептал. – Давай так: я обхожу с той стороны и зашумлю в кустах, будто зверь. Здесь им забор ближе всего. Когда они кинутся сюда, то девочку пропускай, а мальчика оставляй. Лады?
- Ну, давай. – Коля с сомнением согласился, и Артём тут же исчез в чёрной тени леса.
Курточка уже висела на одной руке, и плечи Вики обильно покрывались поцелуями. Она, закрыв глаза, шаг за шагом поддавалась на ласку. Вот тонкая лямка топика скользнула по плечу… Саймон сбросил свой рюкзак к ногам.
Злое утробное ворчание и треск кустов как будто вышвырнул обоих обратно в этот мир. Они резко выпрямились, распахнув глаза на источник шума. Рассерженный рыкающий рёв повторился.
- Тигр! – пискнула Вика по-русски, пытаясь схватиться за Саймона. Но тот, вскрикнув и оттолкнув Вику, рванул быстрее неё в сторону Коли и, споткнувшись об собственный рюкзак, грянул наземь. Вика опрометью бросилась к забору, пробежала мимо затаившегося Коли, и в какую-то секунду перелетев на другую сторону, побежала к домикам. Саймон вскочил, и, бросив рюкзак, понёсся следом. Недалеко. Коля предупредительно выставил ногу и американец, вскрикнув от страха, во второй раз совершил полёт на землю. А уже в следующую секунду, рывком переворачивая его тело, на него сверху уселся Коля. Тот мычал от ужаса и вырывался. Сзади подбежал Артём. Коля, с огромным наслаждением, влепил Саймону пощёчину.
- А-а-а! Пацаны, вы чего?!! – на чистейшем русском, вдруг возопил иностранец.
Коля аж остановился, размахнувшись для второй затрещины. Рядом торжествующе завопил Артём.
- Я так и знал! А ну, Коля подвинься, я ему врежу! – Коля, продолжая сидеть на поверженном враге, слегка отстранился и Артём с размаху выдал тому затрещину. Голова Саймона мотнулась ещё раз.
- Да вы, чего! Не бейте! – тот завывал, готовый расплакаться.
- Да тебя, гада, ещё бить и бить! – Артём от души дал тому ногой под зад.
- Да, ладно, чего я сделал-то? – Из глаз у лежащего вдруг брызнули слёзы.
Коле стало противно. Американец-то оказался липовый. Ещё и тряпка. Вику готов был бросить в опасности. А сейчас, от пары затрещин, уже расплакался. Коля посмотрел на победно ухмыляющегося Артёма, что стоял рядом. Потом на американца, который продолжал плакать и закрывать лицо руками.
- А ну, замолчи! – Коля дал ему ещё разок для верности. Тот послушно замолк. Артём присел рядом и, достав фонарик, посветил в лицо лежащему «американцу».
- А я ещё в первый день, как услышал его, почуял неладное. – Сказал он, обращаясь к Коле. - Акцентик-то у него легонько проскальзывает. Отлично по-английски чешет, спору нет. Но я успел пожить в Америке, знаю, как там говорят.
- Ну что, скотина! – Он обратился к лежащему. – Тебя предупреждали, что с детьми шуры-муры запрещены? А? Или ты по-русски не понимаешь?
Лежащий молчал.
- Давай врежу! – предложил Коля.
- Не надо. – Ответил «американец». – Понимаю я.
- Молодец. Как зовут?
- Семён.
- Ах, ну да. Саймон же, Семён по-нашему. Понятно. А фамилия?
- Зачем вам моя фамилия? – хмуро прошипел тот.
- А в ухо? – сразу спросил Коля.
- Ну, Малько, – нехотя ответил тот.
- Ты, Сёмочка, у нас, почитатель Марка Твена, да? Клеменс оттуда? – криво улыбаясь, спросил Артём.* (примеч. настоящее имя Марка Твена – Сэмюэл Ленгхорн Клеменс)
- Ну, допустим. И чего?
Коля так и сидел на фальшивом иностранце и слушал их обоих, ничего не понимая.
- Да так, ничего. А что же ты народ-то обманываешь? Американцем себя выставляешь.
- Попросили, чтобы поработал. Детям-то, какая разница?
- Понятно. А кто в курсе про тебя?
- Только директриса.
- И всё?
- Не знаю, может она ещё кому-то сообщила. Меня предыдущая ещё нанимала. Ну, которую сняли с лагеря.
- Какую сняли? – не понял Артём.
- Да я откуда знаю? Должна была быть другая директриса. Та же, что и в прошлых годах. А её в последний момент почему-то сняли и утвердили эту.
- Почему? – спросил Коля.
- Мне не объясняли почему. Просто договаривалась со мной одна. А по ходу оказалась другая. Ну, я ей тихонько и сказал.
- А она чего? – Артём с интересом слушал Семёна.
- Ничего. Сказала, что раз был такой договор, то и надо действовать по нему. И всё.
- Понятно. А сам ты откуда, Сёмочка?
- С Владивостока.
- В Америке жил?
- И в Америке, и в Англии.
- То-то у тебя то британизмы, то американизмы лезут. То «фолл» то «отэм», то «лифт» то «элевейтор». Ты уж определись. – Насмешливо посоветовал Артём.
- Сам знаю, – буркнул тот. - Когда быстро говоришь, не всегда сообразить успеваешь. Да эти и не отличают вообще.
- Сам знаю, – передразнил его Артём. Он стоял и молчал, глядя на лежащего Семёна Малько.
- Вы не могли бы слезть с меня. – Тот нерешительно поёрзал под Колей.
- Не мог бы! – Рявкнул Коля. – Лежи, гад! Это ты за девочками по ночам охотишься?
- Нет-нет. Я только вот сегодня с Викой договорился встретиться. Ну… условились. Вот. – Он переводил взгляд с Коли на Артёма. – Вы это, - он выдавил заискивающую улыбку, - поймите, по-мужски то.
- Не поймём. – Хмуро бросил ему Артём. - А в рюкзаке у тебя что?
- Ну, там, одеяльце, чтоб… подстелить.
Артём усмехнулся.
- Как вы думаете, достопочтенный сэр, - обратился он к Коле. – Что нам сделать с данным персонажем?
- Яйца отрезать! – вынес суровый вердикт Коля.
- Согласен! – воскликнул Артём. – Где там у меня нож был?
- Ребята, вы чего? Да, не надо. Что я сделал вам? - Голос Семёна испуганно дрожал.
Артём склонился над ним, светя фонарём в лицо.
- Значит, слушай сюда, внимательно! Чтобы к Вике на пушечный выстрел не подходил! Если вдруг спросит, то скажешь, что ночной тигр твои яйца съел. И к другим девчонкам, чтоб не лез. Понял?
- Понял-понял, – торопливо закивал тот. – Больше не буду.
Артём кивнул Коле и тот нехотя слез с него. Семён суетливо, с оглядкой на них, встал и пошёл в ту сторону, откуда пришёл. Коля боролся с желанием дать ему пендель на прощание.
- Рюкзак не забудь, американец! – крикнул он ему.
Артём задумчиво смотрел вслед торопливо удаляющейся фигуре.
- Янки, гоу хоум. А, всё-таки права была Вероника. – он насмешливо скривился - Саймон… Ай лав ю!
Они оба, давясь от смеха, повалились на траву.
Глава 6. Дворецкий
Стоял светлый день. Площадь перед вокзалом была заполнена деловито снующими людьми. Хорошо, что ему никуда спешить не надо. Коля, подложив локти под подбородок, облокотился на крышу автомобиля и, щурясь от света, наблюдал за вокзальной суетой. Носильщики везли тележки с вещами. Кто-то опаздывал на поезд. Фыркая и урча моторами, проезжали автобусы и машины.
Внезапно на противоположной стороне вокзала Коля увидел его. Тот самый непослушный мальчик в коричневом пиджачке. Он стоял, облокотившись к стене, заложив руки за спину. То, что надо! Необходимо было выстрелить, пока тот не двигался. Коля достал свой пистолет. Отличный кремнёвый пистолет работы Ле Пажа. Он точно помнил, что порох насыпан на полку, пыж из промасленной бумаги был в стволе, а круглую свинцовую пулю он сам туго забил шомполом совсем недавно. Коля взвёл курок и, положив вытянутые руки на крышу автомобиля, старательно прицелился в коричневый пиджачок на другой стороне площади. Затыльник рукояти заскользил по белой краске. Мушка замаячила над шомпольным кольцом. Коля аккуратно потянул за спусковой крючок, ударный замок упал вниз, вспыхнул порох и грянул выстрел. Коричневая фигурка на той стороне площади тихо сложилась и упала, как в тире.
- Попал! – ликующе закричал Николай. Надо будет сказать Артёму, тот будет в восторге. Он обернулся назад, чтобы найти тех, с кем можно было бы разделить эту радость, и одновременно перевернулся на другой бок в кровати. На другом боку сон продолжился. На него со всех сторон смотрели чьи-то хмурые лица. Они совсем не радовались Колиному попаданию, они осуждали его. И тут вдруг до Коли дошло. Он выстрелил в человека! Он убил ребёнка!!! Он совершил ужасное! Коля закричал, и, бросившись на колени, стал умолять – Не-е-ет!! Сделайте так, чтобы этого не было! Чтобы я никого не убил!!! Кто-нибудь, сделайте так! Помогите мне…
Но никто не мог изменить уже сделанного. Лица вытягивались, плавились, сливались одно с другим, перетекали друг в друга, но они все, все без исключения, осуждали его.
Он открыл глаза, и всё ещё находясь под впечатлением ужасного осознания, сел на кровати. Это была его комната. Свет от фонаря с площадки, еле-еле долетая, освещал привычную обстановку. Коля с неимоверным облегчением понял, что это был сон. Он ни в кого не стрелял и он никого не убил. Какое счастье знать, что ты не виновен. Однако к облегчению примешивалось чувство смутной тревоги, которое осталось. То ли послевкусие страшного сна, то ли… Он растёр лицо руками и посмотрел на часы. Три пятнадцать утра.
И вчера и позавчера они с Артёмом просидели впустую две ночи. Видели, как Марк после отбоя поймал с сигаретами двух детдомовских девчонок, которых раньше уже ловил Коля: худенькую блондиночку с лисявой мордашкой и шатенку с шикарной волной тёмных волос. На вопрос, с какого они отряда, девчонки с честными лицами ответили, что с седьмого. Коля только зубами скрипнул. Ему-то эти хитрые жучки сказали, что они как раз с отряда Марка. Он поделился своими чувствами с Артёмом, а тот только посмеялся над Колиной наивностью. Впрочем, Марк девчачье враньё тоже съел и не поморщился. Думает, небось, что Коля плохо следит за своими ребятами. А подлый маньяк так и не пришёл. Коля всё вспоминал ту девчонку Людку, что за завтраком в шутку пожаловалась, сидела, мол, всю ночь, и ждала, как дура, а он не пришёл. Днём у них поспать не получалось, и прошлую ночь Колю так немилосердно клонило в сон, что он несколько раз выключался во время дозора. Артём зевая, каждый раз толкал его и спрашивал – что, не спиться, Пятачок?
Этой ночью они решили, что пусть маньяк подождёт, а они пока выспятся. Артём так и заявил, что преступник, по-товарищески, должен их понять и простить. Они ведь тоже люди. Им тоже спать надо. На том и порешили. Коля сходил в туалет, и, вернувшись, вдруг понял, что его смутно встревожило. Он ещё раз оглядел комнату и ясно увидел – узбека Мансура на месте не было!
Узбек Мансур!!! Тихий и улыбчивый добродушный мужичок в тюбетейке. Коля стоял, и оторопело соображал. Почему он никогда не думал на него? Потому что тот спал в Колиной комнате. И еще, потому что в ту ночь, когда так истошно кричала Светка, Мансур мирно посапывал на своём месте. Вот почему! Но тогда-то, как оказалось, это был не маньяк, а Артём со своей неуклюжей попыткой выследить ночного гостя. Артём сам поневоле вывел этого узбека из-под подозрения. А он всё время был в Колиной комнате, спал на соседней кровати. До Коли постепенно доходил весь ужас ситуации. Это, значит, когда Коля уходил в дозор, тот просто оставался на месте и спокойно спал. А когда Коля вымотался и не пошёл, тот собрался и вышел на свой мерзкий промысел. Коренастый и плотный Мансур физически вполне мог вырубить Колю. И если бы Коля сейчас не проснулся…
Он, не включая свет, быстро влез в штаны, натянул футболку и куртку, затянул шнурки на берцах, и тихонько, как и в прошлые разы, выскользнул в окно туалета. Он сразу присел на траву, озираясь и прикидывая, как начать двигаться. Ну, конечно, к домикам девочек. Он перелез через забор и вдруг заметил, что в одном из задних окон штаба, горит свет. Кто-то не спал в эту ночь. Коля прошёл в ту сторону и посмотрел в просвет между домами вожатых на бетонную дорожку, что шла к женским домикам. Там никого не было. Немудрено. Тихо горела лампочка у туалета, еле различимого за кустами, а из освещённого окна штаба вдруг донеслось какое-то бормотание. Кто-то подошёл к самому окну и что-то говорил. Коля, пригнувшись, заскользил туда.
Крайнее угловое окно штаба. Через забор было видно, что за противомоскитной сеткой и тюлем, какой-то человек, ходит по комнате и разговаривает по телефону. Телефон? Здесь же связь не ловит. Разобранная кровать, ноутбук на столе. Пепельница полная окурков. Он уловил чей-то голос и обрывки слов. Женщина. Она подошла к окну, закуривая. На светлом прямоугольнике окна чётко прорисовался силуэт. Валентина Викторовна. Директриса. Она что-то бубнила в большую трубку странной формы. До Коли донесся запах табака.
- …я понимаю, Игорь Николаевич… ответственность… да… - она нервно ходила по комнате. До Коли долетали только обрывки фраз. Она как будто объясняла или оправдывалась. Потом что-то долго слушала. Загасила окурок. Закурила следующую сигарету.
- Да, закончили… медосмотр… из этих только двое… … - она снова отошла от окна. - Следующий заезд будут…. Остаются. – Донеслось ещё одно слово.
Ладно, стоять, и ждать здесь было нечего. Административные заботы директора Колю не интересовали совершенно. Пока он тут стоит, маньяк тот, совершенно не по-товарищески бродит где-то неподалёку, выслеживая свою жертву.
Коля ещё раз огляделся: чуть левее находились те самые кусты, в которые он прыгнул в то утро заезда. Он нащупал в кармане фонарик и тихонько прошёл туда. Слабый свет от окна сюда уже не доставал и Коля почти ничего не видел. Прислушавшись и не услышав ничего, кроме лёгкого шелеста ветра, он достал фонарик и включил свет. Тусклый луч высветил большой ворох веток, наваленных кучей и доску лежащую сверху. Коля с удивлением разглядывал всё это. В прошлый раз такого не было. Ветки были свежие, листья ещё не успели хорошенько скукожиться, уложены аккуратно, чтобы можно было сидеть… и дощечка сверху. Кто-то явно здесь караулил. Кто? Как-то странно было представлять здесь узбека. Не вязалось одно с другим. Сейчас здесь никого не было, значит стоит сходить к туалету. Коля посмотрел на спящий лагерь и решил в этот раз обойти его с другой стороны, через мальчишек, летний душ и далее, к тому месту, где пугали Саймона, то есть Семёна, американца этого недоделанного. А потом, через дальний угол, по тихой и убранной тропинке, выйти в тыл тем кустам, что растут напротив девчачьего туалета. И если этот гад караулит там, то Коля сможет зайти к нему с противоположной стороны, с куста, а не с той ниши.
Шаг за шагом он обходил лагерь. Стараясь быстрее проходить те места, откуда не просматривались домики девочек, будучи постоянно наготове – не мелькнёт ли где луч фонаря – он тихонько крался на некотором отдалении от забора.
Дойдя до того места, где они три ночи назад поймали Семёна Малько, Коля на минуту остановился. Вся бетонная дорожка в лунную ночь была видна отсюда достаточно отчётливо. Но сейчас небо было затянуто тучами; реденький свет, пробивавшийся от туалета, погоды не делал, и двигаться приходилось, почти держась за забор, и полагаясь на память. Оставался последний, самый ответственный отрезок пути. Сейчас надо было пройти полностью под сень деревьев и двигаться практически на ощупь. Там, далее, за углом начиналась та самая тропка, с которой неизвестный маньяк, а возможно известный узбек Мансур, старательно убрал все веточки и палочки, чтобы двигаться совсем неслышно. Коля машинально попрыгал на месте, прислушиваясь, не зашумит ли что-нибудь в карманах. Но там был только маленький фонарик, который для него достал Артём. Шуметь было нечему. Время тоже терять было незачем, и Коля скользнул далее к углу забора. За углом наконец-то он выходил на финишную прямую, на ту самую тропинку.
Он посмотрел на едва светящиеся стрелки часов. Без восьми минут четыре…
Он вдруг встрепенулся. Послышалось или нет? Кто-то шёл по лесу со стороны обрыва? Или всё-таки это ветер? Он замер напряжённо вглядываясь и вслушиваясь в темноту ночного леса. Коля был уже на полпути к тем кустам, возле туалета, когда он услышал этот звук. Вот он повторился. Блеснул лёгкий отсвет фонаря и тут же потух. Коля моментально присел. Теперь сомнений не было, по лесу кто-то шёл, периодически подсвечивая себе под ноги. Шёл очень тихо, не желая привлекать внимания. Вот легонько прошуршала ветка, и человек мягко ступая, прошёл совсем рядом с полуприсевшим и напружинившимся Колей. Он остановился и ещё раз блеснул фонариком себе под ноги. Затем спокойно развернувшись, пошёл в противоположную от туалета сторону. Коля неслышно поднялся у него за спиной. Человек сделав несколько шагов, повернулся к забору. Еле слышно вжикнула молния, и послышался лёгкий шелест одежды, как будто человек что-то оттуда доставал. Они стояли возле забора в промежутке, где стояли последние два девчоночьих домика. Затем чёрная фигура, что-то зажимая в руке, легонько попрыгала, точь-в-точь, как это десятью минутами назад сделал Коля. Со своего места Коля не видел, а скорее угадывал в кромешной темноте очертания человека. Большой. Достаточно высокий, вровень с Колей. Это точно был не Мансур. Человек уверенно подошёл к забору и взялся за решётку. Всё. Медлить дальше было нельзя.
- Привет! – тихонько сказал Коля, вырастая у него за спиной. Дальнейшее произошло настолько молниеносно, что Коля даже не успел осознать. Чёрный человек мгновенно развернулся, выбрасывая руку в стремительном замахе. Рефлексы сработали помимо его воли, и он прянул назад за миг до того, как лезвие ножа свистнуло в том месте, где только что было его горло. Дальнейшее тоже происходило на инстинктах. За рубящим взмахом последовала быстрая и яростная атака. Резкий выпад ножом вперёд. Коля, отступая, и опираясь на правую ногу, выставил вперёд жёсткий блок из скрещенных рук, гася импульс удара и переходя на захват. Лезвие с силой прошило воздух и прошло в миллиметре от Колиного лица. Черная фигура, наваливаясь вперёд и вырывая руку с ножом, другой блокировало Колин встречный удар локтём. Снова удар ножом. Пригибаясь и пропуская над собой летящее лезвие, Коля нанёс стремительный удар в корпус, одновременно уходя от встречного удара коленом. Он просто успел на мгновение раньше. Человек резко выдохнул, пропуская удар, и потерял драгоценный миг. В ту же секунду, сгруппировавшись, Коля Молот полетел в атаку и его нога, выстрелив вперёд всем его весом, со страшной силой ударила в замешкавшуюся фигуру. Коронный удар пришёлся в середину груди, и Коля почувствовал всем телом, как он бьёт во что-то плотное, упругое и сильное. Чёрную фигуру унесло в темноту. Коля сразу же рванул следом, пригибаясь и обходя упавшего справа. Кто-то сдавленно всхрипывая поднимался на ноги. Коля, бросаясь на звук, в прыжке нанёс кулаком рубящий удар. Рука, пропоров воздух, ударила во что-то твёрдое, и вскользь соскочила вниз. Человек упал, но сразу же, перекатившись, вскочил. Ориентируясь на звук, Коля ударил растопыренной пятернёй в темноту, где казалось, были глаза, но удар, рассекая воздух, встретил пустоту, а тёмная фигура резко рванув через кусты, стремительно убегала прочь.
Он бросился следом, понимая, что сейчас нельзя, ни в коем случае нельзя упустить этого черного незнакомца. Больше такого шанса может и не быть. Он бежал за ним в темноту по шумящим шагам, и осознавал, что они мчатся прямиком к обрыву. Внезапно бегущий изменил траекторию и теперь они бежали параллельно линии слома сопки. Нестись в темноте ориентируясь только на звук чужого бега, было сродни какому-то жуткому аттракциону. Пропасть была совсем рядом, и надо было успеть остановиться почти одновременно с бегущим впереди противником. Лёгкий морской бриз еле уловимо дохнул на горячее лицо, и Коля резко остановился. Пригибаясь от возможного встречного удара, он тихо переместился за дерево. Совсем рядом и внизу шумел морской прибой, омывая чёрные камни. Он опять был на самом краю. Замерев, Коля прислушивался, ожидая засечь звук шагов или шелест листьев, но кругом была тишина. Куда он делся? Неужели упал вниз? Судя по звукам – нет. Стоит где-то рядом, затаившись? Скорее всего – да. Коля напряжённо вслушивался, обхватив дерево. Гулкие удары собственного сердца отдавались в ушах. Только сейчас он почувствовал, как по его левой руке стекает горячая кровь. Он тихонько подвигал кулаками, и режущая боль в предплечье эхом отозвалась на это движение. Неизвестный гость до него всё-таки дотянулся. Коля стоял и прислушивался к своему телу. Нет, кроме пореза на руке, все остальные чувства говорили, что других повреждений не имелось. Тупой болью ныло основание кулака после удара, но это можно не считать. Его дыхание постепенно выравнивалось, а разум уже осознанно прокручивал и анализировал всё только что произошедшее. Это точно был не повар-узбек. Это был кто-то комплекции Коли или даже немного крупнее. Кто-то очень сильный и тренированный. Подготовленный. И подготовка у него была Колиного уровня, не ниже. Его атака была стандартной боевой связкой десантного ножевого боя. Секущий взмах по горлу и затем сразу с подскоком прямой удар остриём клинка вперёд. Затем добивающий удар. И Коля, неосознанно уловив это, проделал такую же стандартную защиту. Блокировка удара, гасим импульс скрещёнными руками, пропуская лезвие вперёд, переходя на захват руки держащей нож. Они проделывали это годами. Сначала медленно, на воздух. Затем быстрее. Потом в парах. И с Зимой и с Рокотом и с Петьками. Один наступает, другой защищается. И наоборот. Раз за разом, раз за разом. До автоматизма. Вот и сейчас Колины инстинкты среагировали сами… Только нож был не деревянный, а боевой. И били им не для тренировки, а чтобы убить. По-настоящему. Навсегда. Насовсем. Поэтому и руки порезаны. Но он сам жив, жив!.. и это просто здорово. Леденящее осознание миновавшей смерти прошлось по его позвоночнику и растеклось по груди.
Ему вдруг показалось, что он начинает видеть в темноте. Стволы деревьев проступали из серой мутной дымки, размыто виднелись кусты и ветки с отдельными листьями. Он легонько качнулся из-за дерева, оглядывая окружающий лес. Полоса неба над морем светлела и становилась всё отчётливее. Это занимался рассвет. Коля посмотрел на часы – без десяти пять. Он стоял за деревьями без малого час.
Через десять минут стало светло настолько, что Коля понял – таиться дальше, смысла нет. Он осторожно вышел из-за дерева, готовый в любую секунду среагировать на малейший шум или движение. Он стоял и смотрел вокруг. Ни за Колей, ни перед ним, ни в кустах у самого обрыва никого не было. Куда же делся тот незваный гость? Неужели, всё-таки свалился на острые камни? Он осторожно подошёл к краю и глянул вниз. В сером рассветном воздухе уже отчётливо проступили и волны и мокрые скалы, и ломаный срез берега, но никакого тела внизу не было. Вдруг, как по команде зашумели-зачирикали птицы, встречая новый день. Коля прошёл вдоль обрыва, насколько позволяла растительность и рельеф, вернулся обратно, но так никого и не нашёл. Ночная чёрная фигура словно испарилась. Будто тень-призрак из страшного рассказа. Но Коля бился не с тенью. Он бился с человеком из плоти и крови. И его рана на руке ясное тому подтверждение. Где же он?
Коля, пытаясь повторить путь, как они бежали, вернулся к забору, где произошла их встреча. Вот отсюда он кинулся на Колю. Сюда Коля отступил. Вот здесь он снёс его ногой… Потом Коля бросился за ним. Сюда. Что это лежит на траве? Коля нагнулся и поднял длинный и узкий предмет. Нож. Чёрная рукоять и чёрное же матовое лезвие. Чтобы не было бликов ни в темноте, ни на свету. Такие применялись в спец войсках. Десантников же обычно учили пользоваться стандартным штык-ножом от автомата Калашникова. Хотя… такие ножи сейчас можно было купить где угодно. Коля сам не раз видел как на рынках, среди всяких ножей-выкидушек и ножей-бабочек, лежали и вот такие. Или похожие.
Стало совсем светло. Полоска над морем нежно заалела. Коля, с ножом в руке, ещё раз прошёл весь путь, которым они бежали к обрыву. Он опять всё внимательно осмотрел. Никого и ничего. Пора было возвращаться в лагерь. Стоя на самом краю пропасти, на том же месте, что и в первый день, он ещё раз взглянул на морскую даль. Всё вокруг вдруг осветилось и заполыхало оранжевым золотом – это над приморской землёй медленно и величаво восходил огромный, ярко-красный шар солнца.
Глава 7. Скала и море
Коля, всё-таки умудрился заснуть на пляже. Под общий гомон и беготню, под споры Бабич и Пономарёвой. В теньке под зонтом. По прогнозу, с завтрашнего дня обещали дожди, так что все старались накупаться про запас. Особенно старались Волчанский с Женькой.
Когда Коля под утро вернулся в свою комнату, Мансур-ака спокойно спал на своей кровати. Коля попытался снять куртку, но ткань подклада прикипела к ране свернувшейся кровью. Шипя и морщась, он по миллиметру отодрал ткань от пореза. Рана была длинной сантиметров восемь, но не глубокая. Кость, по ощущениям, была не задета. Что ж, тем лучше. Рану надо было чем-то обработать и Коля пошёл будить Артёма, потому что у того была конфискованная водка.Артем, осоловело хлопая сонными глазами, открыл дверь. Коля вошёл в комнату. Лёгкий запах перегара чувствовался даже от входа. Мандрыгин Андрей спал на спине, развалив руки и ноги в стороны, и тихонько с перекатами посапывал.
- Чего? – Артём, ещё не проснувшись, смотрел как будто сквозь Колю.
Коля показал ему порез на руке. Артём уставился соображая.
- Я видел его. Пообщался. Вот. – Коротко прояснил ситуацию Коля. – Водки дай. И пластырь, если есть.
Они вышли и сели под тент столовой. Артём сбегал на кухню и принёс кипяток в чайнике. Потом Коля подробно рассказал ему свои ночные похождения. Тот, то бледнел, то открывал рот, слушая его.
- Вот такой вот у нас маньяк оказался, – закончил Коля своё повествование.
- Маньяк ли? – Артём задумчиво потёр подбородок.
- Не знаю, а кто ещё?
- Что-то больно лихо выходит. Больно лихо… Он знает, что будет лагерь. Заранее сидит в засаде… Это, кстати, ему ты на спину прыгнул?
- Наверное.
- … тебя вырубает, на меня спокойненько так смотрит и уходит не спеша. А сейчас так вовсе спецназовец какой-то оказывается. Так?
- Или десантник.
- Или десантник. А в чём, кстати, разница?
- В выполняемых задачах. Десант, это по сути те же солдаты, только умеют больше и подготовлены лучше. Ну, там, парашют, БТРы водить могут, все виды техники. Рукопашный бой, опять-таки.
- А спецназ?
- Тоже. В задачах разница. Там есть базовая подготовка и ещё очень… специфическая. Они идут туда и делают то, что нормальные люди делать не в состоянии. Я тебе после обеда расскажу, чтобы блевать было чем.
- Мда… - Артём посмотрел на нож. – Прикольный. Такие у нас китайцы на рынках продают. Я видел. – Он с сомнением покачал головой. – Странно всё это. Правда ли маньяк? – во второй раз усомнился он.
- А что, маньяк среди военных, или бывших военных быть не может? – спросил Коля.
- Тебе лучше знать. У вас там как в училище садистов выявляют? Ну, там, тесты какие-нибудь?
- На счёт тестов не знаю. Знаю, что когда живёшь и учишься вместе, вся гниль наружу быстро вылезает. Тут и без тестов можно. Кто в струю не попал, не задержится. Был у нас один чудик, на тренировках всё норовил побольнее ударить. А как ему отвечали тем же, то возмущался, чего, мол, сильно бьёшь. Со второго курса ушёл.
- А разве вы не в полный контакт тренируетесь?
- Тренировка тренировке рознь. Когда и в полный контакт, но всё же, друг друга не калечим. Сначала нам ставят удар. Потом боевую связку, ну… серию наиболее эффективных ударов… - Коля приостановился.
Артём нетерпеливо кивал, понимаю, мол, давай дальше.
- Потом мы друг на друге их и отрабатываем. В этот момент мы со всей силы не бьём, задача другая – почувствовать на живом человеке, как сама механика боя идёт. Почувствовать и закрепить. А потом и основные способы защиты. А это дурик сразу ударить посильнее хотел. Мы это после нескольких тренировок просекли.
- И чего?
- Ну и наказали. Но он не внял. Потом первокурсника избил. Потом ещё кого-то. Потом на Лёху Рокота, друга моего нарвался и отхватил. Лёха невысокий сам, а тот и решил, что можно свои нервы позабавить за его счёт. Вышло наоборот.
- Мда, интересно там у вас.
- Всякое бывало.
- А куда этот ваш, ну, который ушёл, делся-то? Ну, чем заниматься стал?
- Откуда ж я знаю? Никому это не интересно было.
- А мне вот, любопытно, как такие себя в жизни находят. Чем занимаются?
- Ну вот, может как раз в маньяки идут.
Они сидели под тентом столовой, негромко разговаривали и пили чай. До собрания в штабе было ещё десять минут. Со стороны пляжа пришёл Данька. Марк вышел из своей комнаты и потягивался глядя на небо. Со стороны домиков девочек замелькали первые синие майки – это девушки вожатые шли на утреннее совещание.
*****
Яркая большая надувная лодка с прорисованными посадочными местами на разноцветных бортах и «ручками-держалками», покачивалась на волнах возле самого пляжа. Куча разномерных спасательных жилетов уже горой валялась на берегу. Водитель – мужик в шортах, с жидкой бородёнкой и писклявым голоском, в сотый раз повторял, что подходить нужно не всем скопом, а со своим вожатым. И только тогда надевать жилеты и садиться в лодку кататься.
- Мне вас всех нужно покатать, понимаете? – Он махал рукой и щурился на солнце.
Коля, приподняв голову от песка, сонно смотрел на суету у воды. Там уже разбирал жилеты отряд Артёма. Да, директриса говорила, что планируются водные развлечения. Покатушки всякие. Договаривалась по этому вопросу. Сегодня на утреннем совещании она сидела уставшая и напряжённая, смотрела в стол и без нужды, раз за разом перебирала бумаги со списками отрядов. Было заметно, что ночь у неё тоже выдалась нелёгкая.
- По размеру ремни подгоняйте. По размеру. – Писклявый голос мужичка снова обратил Колин взгляд на берег. – Ну чё вы, в первый раз, что-ли? Давайте, садитесь уж.
Лодка, урча мотором и оставляя за собой белый пенный след на воде, упруго пошла вперёд. Вышла за обрамлявшие пляж скалы, прошла в море, отдалилась, развернулась, описала по водной глади огромную широкую дугу, и снова направилась к пляжу. Метров за десять до кромки песка, лодка вдруг сделала резкий крутой разворот и ребята, сидевшие на бортах, с воплями полетели вводу. Бултых! А лодка резко остановилась и мужик-водитель, меленько хихикая и тряся бородой, наблюдал, как вся мокрая компания встаёт на ноги и выбирается на берег. Глубины там было взрослому по грудь. Впрочем, все были в спасательных жилетах, так что вышло смешно. Остальные столпились на пляже смеясь и улюлюкая, торопили бултыхающихся скорее выходить на берег. Сам Артем, смеясь, тащил за руку одну из своих девчонок – та всё никак не могла выйти на берег, падала и скользила по песку.
На очереди уже стоял отряд Марка, позади него толпились ребята с отряда Натальи и Полины из «этих». Данька со своим отрядом, всё так же сидел в углу пляжа, перекрывая подступы к скале. Впрочем, некоторые из его ребят уже толпились у моря, около лодки.
Данька. Коля смотрел на него и прикидывал. Мог ли он быть тем самым ночным гостем? По росту он, пожалуй, с него самого. Может чуть-чуть пониже. Но легче. Он сейчас заканчивает Уссурийский Пединститут, не поздновато ли, в 26-то? Или нет? Нормально, если отминусовать два года на армию. Сейчас у нас две тысячи восьмой, а переход на полтора года срочной службы был два года назад – Коля прекрасно помнил все эти разговоры в училище. Получается, если он пошёл служить до 2006-го, то попал на двухгодичный срок. Тогда как раз выходит по возрасту. Значит, если он служил, то где? Уж, не в десанте ли? Сегодня он тоже зашёл со стороны пляжа, Коля видел это, когда разговаривал с Артёмом. Если он тот самый чёрный человек, с которым этой ночью дрался Коля, то у него как раз была возможность и время переодеться, обойти лагерь и зайти в ворота, будто он идёт с пляжа или с той своей полянки. Кстати, а куда же он мог деться? Данька здесь уже третий сезон, он тут каждую тропинку знает. По всему выходит, что это мог быть и он. Может и не напрасно Коля подозревал его с самого начала.Коля смотрел и прикидывал. Данька, как и все баптисты, избегал раздеваться на пляже. Вот и сейчас он сидел в тени зонта в своей синей майке и в длинных шортах до колен. Выглядит вполне себе крепким. Что это там он читает? Ах, да – Библию. Наш святоша без неё – никуда. Днём значит, с Библией, а ночью с ножом? Коля вспомнил, насколько сильным оказался Марк, когда Коля держал его тогда за штабом. Может и Данька такой же? Может быть, они тут вообще заодно? Или нет? Слишком спокойно и естественно Данька себя ведёт. Представить, что несколько часов назад он дрался и старался всерьёз убить Колю ножом, не получалось. Вон, порез, пластырем стянутый до сих пор саднит, особенно от солёной морской воды. Хотя…
Тут Коля привстал. Новая мысль мелькнула в голове. Если тот ночной человек, это действительно Данька, то у него на теле должны были остаться какие-нибудь следы. Коля тоже бил всерьёз. После удара ногой, там, на полгруди должна быть красивая гематома. Ещё и падения всякие, царапины. Конечно. Надо подойти и посмотреть.
Коля встал и решительно пошёл в сторону Данила. Надо подойти и завязать какой-нибудь разговор, и между делом посмотреть, нет ли у него на теле каких-нибудь следов ночного боя. Тогда всё станет ясно. Коля шёл и смотрел на него. А Данил, тем временем, отложив в сторону Библию, поднял голову и заметил идущего к нему Колю. Коля сбился с шага. Он вдруг почувствовал смущение. А что он ему скажет? Какой разговор надо завести? «Прекрасная погода, не правда ли?» Коля затормозил на полпути. Он никогда не был силён в тонких психологических ходах и увёртках. Слишком прямолинеен для этого. Тут скорее Артём нужен.
Но было уже поздно. Данил смотрел на него, и когда Коля застопорился на полпути, тот приглашающе махнул рукой – подходи, мол, не стесняйся. Коля скрипнул зубами: сделать вид, что шёл не к Даньке уже не получается, придётся подойти и разговаривать. Только вот, как и о чём? Поймал сам себя. Но отступать уже было некуда, и поэтому Коля шёл.
- Привет. – Данька улыбался и смотрел на Колю снизу вверх. – Присядешь?
- Не. – Коля мялся, не зная, что сказать. – Я это… спросить хотел. – Он опять замолчал.
- Спрашивай. – Данил смотрел спокойно и открыто и Коля смутился ещё больше.
- Скажи… ты, куда по утрам ходишь? Ну, в лес. Зачем?
- Я молиться хожу, – совершенно спокойно ответил Данил.
- Молиться? – Коля удивлённо уставился на него. Он совсем об этом не думал.
- Да. - Он улыбался.
- Зачем?
- Коля, - Данил смотрел на него с каким-то тёплым снисхождением. – Я там только молюсь. Ещё иногда на скалу хожу. Впрочем, ты сам видел. Больше ничего, честно. – Коля опять стоял с ощущением, что Данил прочитал его, как открытую книгу, и все его хитрости ему смешны и понятны.
Данил опять улыбался.
- А ты, как ночь провёл? – Он кивнул на порез. – Весело?
- Весело, – эхом отозвался смущённый Коля. Этот баптист опять легко обыграл его.
Подбежал Марк со своими ребятами. Он был по пояс голый в мокрых шортах.
- Твоя очередь! Я с Полинкиными уже скатался. – Крикнул он Даньке. Тот кивнул и быстро сбросил с себя синюю вожатскую футболку. Сложен он был хорошо и вправду выглядел крепким. Только вот никаких синяков и ссадин на груди и животе у него не было.
- Пошли, твои вон, тоже ждут, – сказал он Коле, махая рукой и устремляясь к воде.
Вожатые-баптистки на лодке не катались. Старшими с их отрядами попеременно ездили то Марк, то Данька. Коля, съездив сам, теперь стоял на берегу и со смехом смотрел, как очередной отряд летит в воду у самого берега. Все уже знали про этот маневр, и кто-то усиленно пытался удержаться за брезентовую ручку, чтобы не выпасть из лодки, кто-то же наоборот, высоко поднимал руки, отдаваясь во власть инерции, и с радостным воплем летел в воду.
Рядом стояла Суламита с четырнадцатым отрядом, ожидающим своей очереди. Вероничка вертелась около неё, подпрыгивая от нетерпения. Маленькая Вичка с косичками стояла, держа Суламиту за руку и спрашивала, можно ли ей будет кататься или нет. Коля перекинулся с Суламитой несколькими фразами и у него сложилось ощущение, что она избегает смотреть в его сторону. Он не стал спрашивать её, почему она не катается, ясно, что по той же причине, по которой и не купается. Впрочем, как и остальные из «этих». Коля сам того не желая, волей-неволей понемногу оттаивал к баптистам. Марк с Данькой уже не вызывали того глухого раздражения. Девчонки эти в длинных юбках скорее даже умиляли. Особенно забавно было смотреть, как Суламита возится с пухлой мелочью. Создавалось впечатление, что она, общаясь с малышкой, занимается чем-то оченьпривычным, и повседневным. Коля тронул её за плечо. Та удивлённо повернулась.
- У тебя хорошо с Вичкой получается. Приходилось уже с детьми нянчиться?
Суламита, как показалось Коле, слегка покраснела и кивнула.
- Я всех младших вынянчила. Мама с папой на работу ходили, а маленькие были на мне. – Он снова торопливо отвернулась, как будто смущаясь чего-то. Они стояли вплотную друг к другу окружённые галдящей ребятнёй. Она сказала «младших». Видимо их в семье трое у родителей. Коле стало интересно, и он уточнил.
- А сколько младших-то?
- Пятеро, – повернувшись к нему, коротко ответила Суламита. Коля подумал, что ослышался.
- Сколько-сколько? – Он аж наклонился к ней. Суламита зарделась от Колиной реакции и, сдерживая улыбку, пояснила.
- У меня трое старших братьев. Потом я, потом ещё пятеро.
Коля стоял и остолбенело пялился на неё. Это не могло быть правдой. Девять детей в семье? Уму непостижимо.
- Вас что, девять? Так разве бывает?
- Ещё не так бывает. Вон, у Марка Качаева в семье тоже девять. Полинка вон, двенадцатая. А у Риты восемь старших и шесть младших. Всего пятнадцать.
Коля почувствовал, что у него от услышанного подкашиваются ноги.
- С ума сойти. – Ошарашенно пробормотал Коля. Он смотрел на Суламиту, а та стояла, сощурившись и плотно сжав губы, чтобы не рассмеяться в голос. Смеялись только глаза. Она искоса смотрела на Колю и искренне забавлялась его удивлением.
Тут вмешалась маленькая Вичка.
- Мита, Мита! – весело кричала она, дёргая ту за руку. – Я вспомнила! Когда папа с мамой были живы, мы тоже на лодке катались. Папа нас катал! – И малышка засмеялась от радостных воспоминаний.
У Коли сжалось сердце. Пухлая Вичка что-то ещё говорила, показывая пальчиком на лодку и улюлюкающих ребят, а Суламита присела, и приобняв её, внимательно слушала, кивая.
- Хорошо. Мы потом попросим дядю водителя, чтобы он покатал тебя. Пусть Данил и Марк с тобой вместе поездят.
- Только ты скажи ему, что я маленькая и быстро ездить не надо. Хорошо?
- Хорошо, – пообещала Суламита вставая. Коля увидел, как она украдкой вытерла слёзы.
Очередная порция ребят с хохотом полетела в море. Лодка, вспенив винтом воду у самого берега, снова остановилась для приёма пассажиров. Теперь настала очередь отряда Суламиты. Вероничка визжа от восторга, первая кинулась в воду к лодке. Бородатенький мужик что-то возмущённо пищал ей про жилет. Другие ребята ждали, пока снимет жилеты предыдущая партия.
- Проверяем, чтобы все жилеты были застёгнуты. Потом рассаживаемся поровну. Красивые девочки ко мне поближе, некрасивые от меня подальше. – Водитель лодки, наверное, считал, что шутит очень остроумно. Коля с неприязнью взглянул на него. Тот внешне чем-то напоминал Мандрыгу, только старше, и жиденькая несуразная бородёнка нелепо смотрелась на его губастом лице. Пошловато приторное выражение физиономии, дополняли картину. Бежевая грязная панамка, шорты и жёлтая футболка с длинным рукавом. Мужик невольно вызывал у Коли антипатию и брезгливость. А тот опять отпустил какую-то сальную шутку и сам ей меленько засмеялся. Потом он принялся с прибаутками рассаживать девочек и ребят. Марк куда-то отошел, и Данька опять собирался ехать, как вожатый. Но тут вдруг Коля, сам не отдавая себе отчёта, вышел вперёд и, удержав Даньку за руку, сказал. – Давай-ка я поеду.
Тот удивлённо взглянув, всё же молча, отдал свой жилет, и Коля залез в лодку последним. Он сел сразу за Вероникой. Видимо её, как некрасивую, это губастый ценитель женской красоты, посадил на самый нос, подальше от себя. Вероника тоже сидела, нахмурившись, будто эти шутки дошли до её слуха и неожиданно ударили в больное место.
- Покатаемся! – Визгливо вскрикнул водитель, давая газу. – Держимся за ручку, а не за меня. Мальчикам можно держаться за девочек! Я разрешаю.
Кто-то из ребят хохотнул, но в целом на пошлую шутку никто не отреагировал. Коле очень хотелось дать этому дядьке хорошего подзатыльника и попросить держать свой язык за зубами, но они уже летели по водной глади. Быстрая гонка, ветер и виражи сразу сдули неприятный осадок, и Вероника завизжала от восторга. Рядом также охали, кричали и визжали остальные. Лодка, слегка виляя и подпрыгивая на волнах, по прямой линии уходила от берега.
Позади остались скалы обрамляющие пляж. Коля мельком оглянулся и увидел, что они отъехали дальше, чем до них отъезжали все остальные. Он бросил взгляд на мужика– тот сидел и правил с дурацкой улыбкой на лице. Коля отвернулся, он почувствовал, что лодка постепенно начала входить в поворот. Одной рукой он взялся за ремень Вероникиного жилета и вдруг почувствовал, как лодку рывком выбивает из-под него. В следующее мгновение он уже летел в воздухе, не успевая понять, что произошло. Кажется, этот идиот сделал резкий разворот прямо в открытом море. Он ещё летел и уже видел, как летят все остальные ребята. Только их с Вероникой центробежная сила зашвырнула вперёд и дальше по движению лодки. Он машинально сжал кулак на брезентовом хлястике Вероничкиного жилета, и они вместе рухнули в воду. Коля вскинул голову, отфыркиваясь и подтягивая Веронику к себе. Жилет не давал ему погрузиться и болтал на поверхности. Он рывком оглянулся на лодку. А с той творилось что-то странное. Резко завывая мотором, она крутилась вокруг своей оси. Мужик-водитель с перекошенным и напряжённым лицом пытался вывести лодку из виража, но она его не слушалась. Коля видел, как он отчаянно потянул мотор на себя, тот поддался и винт, вращаясь на максимальных оборотах, показался из воды. А лодку продолжало закручивать, и Коля как в замедленной съёмке увидел, что вращающиеся лопасти винта несёт прямо на него. Он, заорав от ужаса, хотел нырнуть, но жилет не давал ему это сделать. Рядом кричала Вероника. Он всё также, продолжая рефлекторно удерживать её за жилет, рванулся вперёд, подгребая к закручивающейся лодке и отчаянно вытягиваясь правой рукой, схватился за брезентовую ручку. Его ударило о надутый борт продолжавшей вращение лодки. Коля застонал от натуги, преодолевая сопротивление воды и подтягивая Веронику к себе. Крутящиеся лопасти винта со свистом вспороли воздух рядом с её головой. Но Коля уже дотянул её до себя, и ещё какое-то время их носило по кругу. Коля держался за лодку, а другой рукой за Веронику. Та, побелев от ужаса, тоже вцепилась в Колину руку. Винт постоянно догонял их, но никак не мог догнать. Со стороны это, наверное, напоминало собаку, гоняющуюся за своим хвостом. И Коля изо всех сил держался за этот спасительный брезентовый хлястик. Пока он держится, они составляют одно целое с лодкой и винт их не догонит. Наконец водитель, дёргая руками, сумел выключить мотор, тот чихнул и отключился. Они закачались на волнах, сбавляя скорость. Мужик стоял возле заглохшего двигателя, по-бабьи всплёскивая руками и причитая – Ой, ой-ой, о-о-й… Его щёки отвисли, рот был открыт, а в глазах стоял страх и слёзы.
- Это вот… - он слезливо тряс рукой, показывая на мотор. – Это вот мотор что-то заклинило. Я не знаю… первый раз так.
Коля молча дышал, глядя на него. Остальные ребята покачивались на волнах в стороне и испуганно смотрели на них. Мужик, умоляюще сложив руки, жалко уставился на Колю. А вокруг ярко и беззаботно светило солнце, над головами летали чайки и чёрные скалы закрывали пляж от их взглядов.
- Поехали назад, – хрипло сказал Коля.
- Да-да-да-да… - торопливо закивал водитель. – Залазьте ребята. – Он, тряся бородкой, принялся копаться в двигателе, а Коля, подсадив Веронику, хмуро смотрел, как один за другим в ребята лезут в лодку. Потом забрался и он. Лодка завелась, и тихонечко набирая обороты, пошла к берегу.
Коля ещё успел посмотреть, как катают маленькую Вику недалеко от берега. Послушать, как спорят Ленка Бабич с Иоландой. Увидеть, как Наталья идёт по пляжу и пытается отделаться от осаждавшего её Мандрыгина, и только потом провалиться в сон.
*****
- Достопочтенный сэр, а знаете ли вы, что у нас опять знаменитый плов на ужин?
- А-а? – Коля приоткрыл один глаз. Над ним стоял Артём и насмешливо смотрел на него.
- Хорош спать. – Артём улыбался. – Твои уже на ужин пошли. Кстати, - он доверительно понизил голос, - Мансур-ака почти всю ночь резал мясо, морковь и лук для плова, а потом заснул за столом на рабочем месте. Мне тётя Тая поведала. Так что у него алиби.
- Да? Понятно. – Коля сел на песке. – Что-то меня разморило.
Коля сидел и растирал лицо руками. На пляже уже почти никого не было. Последние ребята с Полинкиного и Натальиного отрядов уходили по тропинке в лагерь. Солнце уже начинало скатываться за сопки, хотя ещё ощутимо грело.
- Вас морило очень долго. Неприлично долго, я бы сказал. Уже без пятнадцати шесть. Ну и здоровы вы спать, сэр!
Коля долго с хрустом потянулся и не спеша поднялся на ноги. Он проспал два с половиной часа. Приятная истома и хорошее настроение разливалось по позвоночнику и радостными искорками отдавало в пятки. Коля вздохнул полной грудью и, расставив ноги, покрутил корпусом, разминая поясницу. Потом зевнул и посмотрел на Артёма. На его груди, на ремешке висел бинокль.
- Слышь, Артём, давай на скалу слазаем. В бинокль твой посмотрим.
- А ужин?
- Опоздаем немного. Не съедят же всё без нас. Или ты молитву пропустить боишься?
Артём пожал плечами.
- Давай. Только ты путь знаешь? Данька предупреждал, что там убиться легче лёгкого.
- Знаю. Я там уже два раза был. – Коля принялся натягивать штаны и футболку.
Однозначно, вечерний вид со скалы был другой, особенный. Солнце, спешащее к закату, ещё мощно сияло, озаряя всё вокруг. Но уже потемнело и загустело как яичный желток, отчего вся природа приобрела золотисто-мягкий оттенок. И скалы и сопки и деревья на них, казалось, были облиты тонким слоем искрящегося мёда. Даже море казалось медно-тягучим, как сливовое варенье. Коля убрал окуляры от глаз. Бинокль только портил весь вид. Смотреть надо было глазами, поворачиваясь и вдыхая эту картину, впитывая в память, чтобы навсегда оставить с собой.
Слева, вдалеке под сопкой что-то переливчато блеснуло в закатных лучах. Коля лениво поднёс бинокль к глазам, ловя отблеск линзами. Что это так сверкает в лесах? Оптика мощно придвинула пространство. Дальние деревья оказались близко – можно было различить стволы и ветви – но он продолжал нащупывать взглядом источник света. Ага, вот! Дальше, в распадке у реки, виднелось какое-то маленькое строение, почти неразличимое на фоне сопки и зелени. На крыше домика стояло большое квадратное блестящее сооружение. Его сине-матовые трубы и давали тот самый отблеск, что и заметил Коля. Он никогда раньше не видел таких странных приспособлений на крыше, но по всему их виду, начал догадываться, что этомогут быть солнечные батареи. Там, в глухом лесу под сопкой кто-то жил. Коля оторвался от бинокля, прикидывая расстояние на глаз. Километров пять по прямой, или около того. Он опять прильнул к круглым резиновым окулярам, разглядывая. Да, домик с солнечными батареями. Так, рядом сеточка забора, или что это… Кто-кто в теремочке живёт? И, словно бы отвечая на мысль Коли, рядом с домом прошёл его хозяин. Высокая чёрная фигура с ведром в руке. Коля моментально узнал его. Хазрет. Тот самый хмурый и злой кавказец, что подвозил его до поворота на лагерь. Те же чёрные джинсы и рубашка.
- Артём, – прошептал Коля, холодея. – Я, кажется, знаю, кто к нам лазит по ночам. Он не с лагеря. Мы с самого начала ошибались.
Глава 8. Сказки на ночь
Они спорили уже битый час и всё никак не могли прийти к согласию. Сначала Артём предлагал подключать директрису и милицию, но Коля возражал, говоря, что пока не с чем идти, а переполоха лишнего не надо. В итоге Артём согласился, но возникла другая проблема. Коля хотел наведаться к чёрному кавказцу, а Артём был против. На что Коля упирал, что вот так ждать его каждую ночь слишком утомительно. Он захотел – пришёл, а захотел – не пришёл. А они как два дурака не спят нормально, которую ночь. Причём приходит он, когда под утро, ближе к рассвету, а когда после отбоя, и если б Коля случайно не проснулся и не подумал на Мансура, то неизвестно что могло случиться. В итоге Артём согласился и с этим, но опять возникла проблема, он категорически был настроен идти вместе с Колей. Коле опять пришлось говорить, что идти надо днём, когда гад тот, расслаблен или спит, соответственно, отсутствие двух вожатых сразу, слишком сильно бросится в глаза. Артём должен остаться, чтобы проследить за обоими отрядами. В итоге и здесь он Артёма уломал. Поход решили предпринять на следующий день, а в эту ночь, наконец-то выспаться по-человечески. Пока весь лагерь смотрел очередные приключения отважного археолога Индианы Джонс, они сидели в темноте на скамейке у спортивной площадки.
- Может хоть сегодня этот гад успокоится и даст нам поспать?
- По-товарищески, ага? – иронично хмыкнул Артём. – В прошлый раз он нашим пожеланиям не внял. Стоит нам расслабиться, как вот вам – «здрасьте!».
- Да, из него товарищ так себе… То в морду даст, то ножом полоснёт. Хотя… после ночной встречи, вряд ли в следующую же ночь полезет.
- Поквитался ты с ним за нокаут свой…
- Поквитался… - задумчиво произнёс Коля. – Да только всё наоборот чуть не вышло. Он бил всерьёз, понимаешь? Чтобы убить. По-всякому повернуться могло.
- Ты уверен, что это он?Ну, кавказец тот…
- А ты сам? Не уверен? Мы всё ломали голову, откуда он приходит. Неоткуда тут больше приходить. Поэтому и решили, что с лагеря. А он тут под боком живёт. На лоне природы. И никто о нём не знает. Чёрный фермер, блин.
- Эко-маньяк! – хмыкнул Артём.
Коля тихонько засмеялся в ответ. Артём умудрялся даже самую серьёзную мысль вывернуть на шутку.
- Кстати, Коля, - вдруг спросил Артём. – Ты говоришь, что в этот раз он не к сортиру лез?
- Нет. Между последними двумя домиками.
- Почему там?
- Не знаю, может быть вдоль забора хотел пройти?
- Но ему удобней было бы встать в том же месте у кустов. – Артём пожал плечами. – Или это нам удобно так думать?
- Может, опасался, что мы там караулим?
- Тогда сначала надо было убедиться, нет ли там кого. – Рассудительно заключил Артём. – Если он знает, что его могут караулить, то логичней было бы удостовериться, что в этот раз ему не помешают.
- Не знаю. Может быть, он не такой умный как ты?
- Не знаю. – Артём не отреагировал на подкол, и продолжал думать вслух. – Маньяки – народ трусливый. И если их спугивают в одном месте, то они уходят и начинают рыскать в другом. Хотя и тут бывают исключения. Тот же Чикатило проявлял удивительное самообладание, когда попадался милиции. Его несколько раз задерживали и всегда отпускали.
- Почему?
- Он вёл себя спокойно, на все вопросы отвечал убедительно, с готовностью предъявлял вещи для осмотра. И его в итоге отпускали.
- А как его поймали-то?
- Вся беда в том, что его толком-то и не ловили. Тела находили на достаточно большой территории и иногда довольно… поздно, понимаешь, да? Порой через несколько месяцев. И даже случалось, что не понятно было, какого пола тело. Представляешь себе, да?
- Фу.
- Вот так. Кто там страшными историями про спецназ меня пугал? Сам-то плова много съел?
- Давай дальше. Не сблюю, не дождёшься.
- Ну… Если дальше, то это происходило на территории нескольких областей, и связать воедино все эти случаи не спешили. Работали тяп-ляп, говорю же. Не хотели делать вывод, что это маньяк. Тут и идеология злую шутку сыграла. У нас, мол, социализм, так что никаких маньяков быть не может. Это при загнивающем капитализме – да, но не у нас. Вот. Только через несколько лет, когда количество перешло в качество, завели общее дело - «Лесополоса».
- Ты говоришь, его задерживали…
- Задерживали и проверяли, как и сотни других человек кроме него. Один раз даже анализы у него брали, но не срослось у них что-то там. То ли просто из-за бардака в этом деле.
- Так как же он в итоге попался-то?
- А попался он так. На всяких станциях и полустанках по областям разместили огромное количество патрулей в штатском. Те смотрели в оба, и у подозрительных лиц документы проверяли. Чикатило, кстати сам несколько раз на такие проверки напарывался. И вот, на одной из ж. д. станций оперативник видит, что мужик какой-то лезет через кусты, а не по тропинке. Пиджачок, галстучек, портфельчик, плащик… интеллигентно, в общем-то, выглядит, а ломится через кусты. Причём вышел, и сразу на платформе к компашке грибников присоседился, разговорился, весь такой – типа вместе с ними. Милиционер подошёл, отвёл его в сторонку, удостоверение показал и потребовал документы на проверку. Тот и предъявил, ничего такого, мол. А на вопрос, почему ломился через кусты, ответил, что приехал на дачу к другу, а того не оказалось на месте. Пошёл, мол, обратно к станции, да решил тропинку срезать, запутался немного в незнакомом месте, вот и вылез через кусты. Так как-то. Оперативник тот ничего не заподозрил, паспорт ему вернул, да на той же электричке с ним до города и поехал. Они ещё в вагоне рядом сели и даже поболтали немного. А когда через пару месяцев на той станции тело сильно … подпорченное… обнаружили, то оперативник тот, вообще случайно узнал об этом через коллег. Узнал и вспомнил фамилию и адрес. Начали следить, ну и повязали в итоге.
- То есть могли бы и не поймать?
- Запросто. Принцип: «где живёшь, там не гадишь» Чикатило соблюдал. Другие, кстати, тоже. – Артём продолжал вспоминать. – Хотя ты знаешь, в случае с Битцевским маньяком иначе было. Тот всегда в одном месте развлекался. И жил неподалёку. Битцевский парк в Москве. Лес скорее, чем парк. Грибники там, пенсионеры, собачники, алкаши…
- Вот и наш горец, наверное, так. Мы рядом, вот он и ходит сюда.
- Может быть. Но… как в том стихотворении, знаешь – «но всё же, всё же, всё же…» - Артём замолчал, о чём-то думая.
- Коля… - наконец тихонько сказал он.
- Ну?
- А тебе не приходила в голову мысль… что это всё-таки не маньяк. Я имею в виду, что ему нужен кто-то конкретно. Помнишь, он к Лизе в комнату зашёл, ещё до того как шпингалеты эти поставили… Он же мог её вынести, ну или попытаться. Но он просто постоял и ушёл.
- Он ей палец в рот засунул.
- Да, я помню. И понять не могу.
- Да чего понимать? Псих же, сам говорил. – Коля вдруг вспомнил фразу, которую тогда на скале сказал ему Данька: «это не маньяк». Хотя откуда ему знать, Даньке этому?
- А вдруг не псих? Вдруг он кого-то ищет? – продолжал Артём.
- Кого?
- Это у него спросить надо. Но он всегда около девочек вертится. Ему там что-то нужно, или кто-то. Поэтому он не уходит, а пытается раз за разом что-то сделать.
- Что?
- Какое-то своё дело… А мы ему постоянно мешаем. Тебе так не кажется?
- Не знаю. – Коля потёр голову. – Мешаем, конечно, но мудрёно оно как-то всё.
- Мудрёно, потому что не понимаем. А как поймём, так всё на место встанет. Меня это и беспокоит. Если по ночам спецназовец с ножом лезет к спящим девочкам, причём, он готов убить того, кто встаёт на пути… то, как говорил Винни-Пух: «это ж-ж-ж-ж неспроста». Только не опоздать бы.
- Чего он тогда меня сразу не прикончил, когда я без чувств валялся? – промолвил Коля. – Ну, в первый раз тогда…
- А смысл? – ответил Артём. – Вот представь: он тебя убивает, а я бегу, ору как сумасшедший и весь лагерь на уши ставлю. Твой труп, куча милиции, шум-гам… А как он тогда своё дело сделает? Поэтому и оставил тебя валяться. Чтобы, значит, шума не было, и чтобы дело своё черное доделать.
- Фотка ещё.
- Вот-вот. Меня та фотка никак в покое не оставляет. Если допустить, что тот в засаде с фоткой и был он, то получается, что он выслеживает кого-то персонально. Что там за девочки были, не помнишь?
- Да, ты уже спрашивал. Не помню я. Две девчонки с куклами.
- Эх, посмотреть бы.
- Посмотреть бы, – согласился Коля.
Они ещё немного помолчали. Артём зевнул и встрепенулся.
- Ты меня рассказами про спецназ попугать обещал. Давай, может – на сон грядущий. А то всё я один тебя маньяками пугаю. Сейчас твоя очередь.
- Можно и сейчас, – неохотно согласился Коля.
- Погоди, давай на кухню пойдём, чаю попьем, и комаров кормить не будем? Зажрали, твари лютые.
На кухне в одиночестве гремела чашками тетя Тая. Остальные повара были на просмотре фильма. Она нажала кнопку электрочайника, поставила перед ними две пустые кружки, пиалку с вареньем и открытую пачку печенья.
- Тёть Тая, а кофе нет случайно? – спросил Артём.
- Был где-то. Вот. – Она поставила баночку перед Артёмом.
- О! Наконец-то! – воскликнул Артём. – Будешь кофе? – Он обратился к Коле.
- Не, я чай.
- Трави, давай. – Сказал Артём, когда всё было налито и расставлено. Он сделал глоток чёрного кофе и приготовился слушать.
- Ну, если говорить про реальный спецназ… сейчас же много всяких. Спецназ МВД, спецназ ФСИН, спецназ УБОПа. Все спецназовцы, куда ни плюнь. Но это не то. Есть те, кто особую подготовку проходит. Засекреченные. То есть, внешне обычные службисты. Должность у них официально какая-нибудь заурядная или штабная даже… Отбирают туда по особым характеристикам личности. Устойчивых. Ну, чтобы, убив человека, слез не лили и рук не заламывали – «ах, я не имел права». Считай, что все там – убийцы. Психологический барьер им снимают ещё во время учёбы. Чтобы на задании соплей не было, и ручки не дрожали.
- А как снимают?
- Сначала психологически обрабатывают, потом и до дела доходит. Сам я только слышал от других, понимаешь.
- Заключённых валят?
- Иногда так. У нас ведь мораторий сейчас. Смертную казнь не исполняют. Но есть те, кто сидит пожизненно и официально в тюрьме умер от болезни, допустим. Террорист какой-нибудь. Тела-то родственникам не выдают, кремируют где-то. Ну вот, так им барьер и снимают. Сначала из оружия. Потом и руками.
- А если сломается кто-нибудь? Ну, там, откажется?
- Если на этапе учёбы, то переведут куда-нибудь. Быть-то военным он может, просто к операциям его не допустят. Бумажки о неразглашении они все подписывают. Так что…
- А что за операции?
- А всякие. Какие надо. Можно под видом пьяных хулиганов кому-то руки-ноги переломать. Можно сбить на машине. Можно под видом бандитов похитить, можно и селение целое вырезать так чтобы все подумали на соседей. Можно политика убить. В нашей стране или в другой. Можно по просьбе дружественного правительства у их противников устроить заварушку.
- Конкретные операции знаешь? – Артём забыл про кофе и внимательно смотрел на него.
- Ну, так, чтобы конкретно… Мне-то никто не отчитывается. Так, рассказы только.
- Но всё же?
- Ну, вот, к примеру, такой случай. Курсант-сослуживец рассказывал, клянётся что правда. Перед смертью один мужик признался. В конце шестидесятых в Африке наши со штатовскими регионы влияния делили… И в одной стране, в джунглях поставили американцы какую-то хитрую аппаратуру и что-то там мутили. А наши, в тех же джунглях поблизости, только через границу, в другой стране, типа антенну направленную установили, чтобы данные считывать. На какой-то срок. А охраняли эту антенну в дебрях африканских, наши советские спецназовцы. А так как всё это дело в строжайшей секретности проводилось, то шуметь им категорически запрещалось. И вооружены они были только длинными ножами. Пайки у них тоже без маркировки были. Мужик тот, который рассказывал, этнический бурят был, кстати. Так вот он говорит, что их туда всех таких понабрали, что по лицу фиг поймёшь, из какой страны. Того же азербайджанца и за турка и за итальянца и за араба и за афганца выдать можно. Поди, разбери.
- И чего дальше?
- А дальше на их антенну кучку местных вынесло. Женщины и дети в основном. Человек десять. Топали себе с пожитками по своим делам куда-то. – Коля замолчал.
- И что?
- И всё. Спецназ выполнил приказ. Всех.
- Ужас. – Артём быстро допил остывший кофе. – Они, я надеюсь, не только с женщинами и детьми воюют?
- Нет, конечно. В основном валят военных и таких же спецназовцев. Но если прикажут, то и так. Знаешь, что сказал лётчик, который сбросил бомбу на Хиросиму? Его журналист спросил – не жалеете ли вы, что уничтожили так много людей? На что он сказал. – Нет. Я военный и мне был дан приказ. Если бы приказали, я бы сбросил бомбу и на Нью-Йорк.
Артём молчал, переваривая. А Коля решил его добить.
- Хочешь, скажу, как Союз ломали? Как конфликты по местам провоцировали?
- И как же?
- А вот так. Заходит группа на территорию республики «А», в какое-нибудь селение под видом соседей из республики «Б». Творит там такое, что волосы дыбом… оставим за скобками… Лозунги пишет на стенах на языке республики «Б». Мол, это наша земля, убирайтесь. Всё в кровище, в трупах… Потом спокойно уходит по лесам или горам на территорию «Б», и там творит то же самое. Лозунги и всякое такое. Только уже на языке республики «А». И когда туда мужики из соседних сёл прибегают и это всё видят… Там всякое рассуждение отшибает. Хватают оружие, кто что может и понеслась! И дальше подгонять не надо, само пойдёт.
- Правда, что ли? – Артём насуплено смотрел.
- Говорят, что так. Только одни твердят, что спецназ там был американский или турецкий, другие даже, что наш. Но в любом случае с разрешения нашего правительства. Ещё того, советского. Сообща работали господа и товарищи. Понимаешь? Вот тебе и разница между десантом и спецназом. Десант НИКОГДА – Коля чеканя выделил это слово, - подобным заниматься не будет. Десант – это солдаты с высшим образованием. Десант - это бой с противником на равных. Десант – это идёшь и погибаешь. А вот спецназ – там по-всякому бывает. Смотря, что прикажут. И женщин и детей, если надо.
- Как они живут и спят-то после такого? – потрясённо спросил Артём.
- Некоторые вполне себе нормально. Внимательные мужья и заботливые отцы. Им в голову крепко вбивают, что спецназ – вне морали. А у кого-то кукушка едет, да. Только подробностей тебе никто не расскажет. Ну что, у кого страшнее сказка на ночь? – спросил Коля.
- У тебя. Победил. – Тихо ответил Артём.
- Ну и зачем тебе это!? – вдруг раздался громкий голос.
Они оба удивлённо обернулись. На них с возмущением смотрела тётя Тая. Точнее, смотрела она только на Николая.
- Чего? – не понял Коля.
- Зачем ты в военные пошёл, спрашиваю! – Громко и горестно воскликнула тётя Тая, всегда такая тихая и молчаливая. Она покачала головой. – Это же ни ума, ни сердца надо не иметь, чтобы идти в военные! Есть закон выше всех этих мерзких приказов! Божий закон. Куда же ты прёшь-то? Дурень, ты, дурень!
*****
Они опять сидели в палатке у мальчишек. Волчанский уже рассказал, как он жил с бомжами позапрошлой зимой. Удовольствие было, по мнению Коли, ниже среднего. Чего Волчанскому в тёплом детдоме не сиделось, он так и не понял. Под бочком у Лёхи тихонько примостилась его сестра, та самая с дыркой вместо переднего зуба. Коля не стал ничего говорить. В темноте палатки её было почти не видно. Теперь ребята спорили, что страшнее тюрьма или такая вот воля. Бабич горячо убеждала Лёху, что жить по законам будет в итоге правильнее и выгоднее. Её поддержал Славка, Артём и Паньшина. Тот высокомерно отвечал, чтобы они не учили его жизни. Он, мол, им такого рассказать может, что они надуют в штаны. Потом Пашка рассказывал, как его друг, приехавший на соревнование в Новосибирск, и получивший первое место, потом ночью дрался с ребятами из Дагестана, которые решение жюри не приняли, и сказали тому, что, мол, если ты мужчина, приходи биться один. Мы тоже, мол, одни придём. В итоге были разборки, драка, милиция и друга чуть было не задержали. Причём, дагестанцы хором уверяли, что это Пашкин друг их спровоцировал, а они только защищались. В итоге обошлось, дело замяли, но то, что кавказцы подлые и нечестные шакалы, убеждение осталось.
Коля, в общем, согласный с этим выводом, сидел и прикидывал, когда и как ему идти к своему кавказцу. Если по-прямой где-то пять километров, то по лесу будут все восемь. Значит надо идти с утра. Лучше всего после завтрака. Засветиться, что, я, мол, здесь, тихонечко предупредить своих ребят и нырнуть в лесную глушь. Или лучше, всё-таки с рассветом? Нет, надо побыть на утреннем совещании. Потом провести зарядку. Чтобы его все видели. И перекусить перед дальней дорогой. Так, что там у них с расписанием? Завтра пасмурную погоду передавали, значит, на пляж не пойдём. После завтрака у его отряда и у Артёмовского, кстати, тоже урок английского. Очередной. Коля ухмыльнулся в темноте, вспоминая Саймона. Тот, после ночной встречи вёл себя тихонечко и скромненько. С девочками не беседовал, старательно вёл уроки и даже назойливые Мандрыгинские излияния слушал, казалось, с повышенным вниманием. Артём поведал Коле, что тихонько провёл беседу с Викой Зоренко и по секрету шепнул ей, что Саймон, никакой не Саймон, а просто Семён Малько с Владивостока. И никакой Америки ей бы в любом случае не светило. Вика, по словам Артёма, гневным взглядом чуть стол не прожгла насквозь.
А тем временем Трегубин уже что-то рассказывал про ниндзя и самураев. Его слушали внимательно, иногда вставляя реплики. Больше всего мальчишек заинтересовал вопрос, кто круче: ниндзя или, всё-таки, самураи.
- Ниндзя, это тайные кланы убийц. – Объяснял Славка. - Они живут и тренируются отдельно, в глухих и недоступных местах. Их нанимают, когда надо убить какого-нибудь очень важного человека. Чиновника или начальника, которого охраняют свирепые опытные воины. Но ниндзя искусные маскировщики, они могут пробраться в город под видом нищих или бродячих скоморохов. Или, даже, переодевшись монахами. А чтобы убить свою цель, они могут целыми сутками без воды и еды прятаться под землёй, или на дереве. Неподвижно. И когда охраняемый человек покажется рядом с ними… легкое движение руки и отравленный сюрикен летит ему в горло! Или ядовитая стрела пронзает ему грудь. Потом ниндзя растворяются в темноте. Охрана бегает, ищет убийцу, но никого уже нет. – Закончил Славка таинственным шёпотом.
- А самураи? – спросил кто-то из ребят.
- А самураи, это тоже опытные воины. Искусные бойцы и мастера военного дела. Но у них есть кодекс чести. Бусидо. Они преданно служат своим повелителям – сёгунам. Охраняют их, тренируют их войска, проводят боевые операции. Это отважные японские рыцари. Они бесстрашны и неподкупны. Но, только… - тут Трегубин снова понизил голос и остановился.
- Что – «только»? – Тихонько спросила Клименко.
- Но, только если вдруг самурай нарушил кодекс чести… - продолжил Славка. – То он должен совершить харакири. Написать предсмертное стихотворение и вскрыть себе живот острым ножом. Выпустить «хару» - душу.
- А стихотворение зачем? – Буркнул Волчанский.
- Так надо.
- Кому надо? – не понимал Лёха.
- Это такая красивая традиция, понимаешь? Я вот сейчас умру и перед смертью в нескольких строчках хочу излить свою «хару».
- Чё излить?
- Ну, душу. Ну вот, смотри. Самурай понимает, что он сейчас умрёт. И для того, чтобы оставить о себе память, он должен коротко и ясно выразить то, что у него на сердце. Вот он, допустим, всю ночь созерцает ветку сакуры, а под утро у него рождается стих:
Искристого снега белый лепесток
Лунным ветром уносит вдаль
Так улетит моя печаль.
Навсегда…
- Вот. – Славка довольный замолчал.
- Это стихи, что ли? – удивился Волчанский. – Да ну, на фиг, я и то лучше сочиню.
- А, по-моему это красиво, перед смертью написать стихотворение. – Мечтательно произнесла Иоланда.
- А без смерти, просто стихотворение тебе не красиво будет? – возмутилась Бабич. – Зачем себя убивать?
- Я согласен два стихотворения написать, только, чтобы без смерти! – засмеялся Савинецкий.
- Я вам на это вот что скажу… - Славка опять сделал эффектную паузу, привлекая общее внимание. - По кодексу Бусидо, уронивший свою честь самурай обязан был себя убить. Но если он отказывался, то он становился ронином. – Трегубин опять перешёл на шёпот. – Ронин – это изгой. Это предатель, потерявший право именоваться самураем. Человек без чести и достоинства.
- И чего с ним дальше случалось? – Спросил Пашка Елисеев.
- Он уходил из тех мест. Он становился человеком без родины. И теперь ему было всё равно. Он мог браться за любую работу. А хорошо делать он умел только одно – убивать. И ронины становились убийцами… порой более подлыми и беспринципными, чем ниндзя. Им теперь было всё безразлично. Без родины, без чести, без принципов. Для всех нежеланный. Для всех чужой. Изгой. Ронин. – зловещим шёпотом закончил Трегубин.
- Дикари эти японцы… - начала, было, Бабич, но не закончила. На весь лагерь зазвучало:
Чёрные глаза!
Вспоминаю-умираю…
Чёрные глаза!
Я только о тебе мечтаю!..
Это Валерий Вадимович в своей обычной манере, перепутав утро с ночью, экстравагантно провожал ребят в царство безмятежных снов.
Девочки полезли из палатки. Как Коля и думал, сестра Волчанского не вышла, а осталась внутри. Коля заглянул и поманил Лёху. Тот вылез с кривой ухмылкой, привычно напрягшись в ожидании взбучки.
- Идите! Я загляну сейчас к вам. – Крикнул Коля девочкам, а сам, отведя Волчанского за рукомойник, тихонько спросил.
- Лёха, чё за дела?
- А чё? – тот отвёл глаза.
- Ну как, чё? Почему твоя сестра у пацанов ночует?
Волчанский молчал, уперев глаза в траву.
- Лёха, я не наезжаю, я понять хочу.
- Да, чё, кому сеструха мешает? – Он мямлил, не решаясь сказать.
- Ну, я не знаю, ей самой как с четырьмя пацанами? Удобно?
- Удобно. – Волчанский зыркнул исподлобья. Он вздохнул, как будто хотел что-то сказать и промолчал.
- Ну и чё мне с тобой делать?
Волчанский кряхтел и топтался на месте. Потом подумал и выдавил.
- Колян, да ты ничего не делай-а? А я отблагодарю. Я смогу. Не пожалеешь. Лады?
- Да, чего мне твоя благодарность? Ты объяснить мне можешь?
- Не могу, Колян! – Волчанский поднял на него глаза и прямо и открыто смотрел в лицо. – Не могу.
- Твою дивизию, Лёха, чё за тайны?
- Не могу пока сказать. Она просто спит. Ты не ссы, пацаны не против. Эти двое вообще сразу вырубаются. А Трегубкину по фигу.
Коля минуту постоял, прикидывая.
- Ладно, если вдруг вас запалят, то я не в курсах, если чё! Сам люлей получай!
Волчанский просиял.
- Спасибо, Коля. Я отблагодарю. За базар отвечаю.
Коля только рукой махнул. Пора было идти проверять девочек.
- Ну, красавицы, все на горшок сходили? Все спать готовы?
- Все! – Радостно за всех ответила Иоланда.
- Шпингалет на месте? Работает? – Коля подёргал засов. Всё держалось крепко. - Ну, если чего – орите!
- Это мы запросто! – засмеялись девчонки.
- Я тут это… Коля немного замялся, стоит ли говорить. Но его отсутствие всё равно будет заметно всему отряду, так что, лучше сказать, рассудил он. – Я тут завтра отойду ненадолго. Вы уж меня не выдавайте, ладно? Не ищите там, не спрашивайте. Артём присмотрит за вами, если что.
- А вы что, на свидание? – высунув любопытный нос, спросила Лена Паньшина. Остальные захихикали.
- Нет. – Сказал Коля. – Точнее, да. Только не на то, что вы подумали. Надо будет пройтись. Только не болтайте об этом.
- Вы знаете, что за лагерем, где-то там, - Лена махнула рукой в сторону леса, - тигр бродит?
- Тигр?
- Да, девочки говорят, что по ночам рычание слышали. – Лена Паньшина сдвинула брови, будто думая, верить самой или нет.
- Разберёмся с тигром, – кивнул Коля, догадываясь, что за «тигр» послужил причиной этих слухов.
- А ещё в лагере девчонки говорят, что вы по ночам маньяка того ловите и наш сон бережёте. – Краснея сказала Клименко.
- Ага, а другие говорят, что наш Коля сам маньяк и есть. – Вдруг рубанула Бабич. – Ой! – она вдруг спохватилась и прикрыла рот ладошкой. – Наверное, не надо было этого говорить.
- Кто говорит такое? – сдвинул брови Коля.
- Ну, так, мне девочка одна сказала.
- Глупость она сказала. Мы с вожатыми иногда встаём ночью и ходим, проверяем, это – да. Чтобы вы спали спокойно и никого не боялись. Сегодня тоже спокойно спите.
- А вы сегодня тоже будете охранять? – с хитрым прищуром спросила Иоланда.
- Тссс… - Коля сделал страшные глаза и поднёс палец к губам. – Этого вам знать не надо. Это – военная тайна. В общем, не сдавайте меня завтра. Хорошо?
- Хорошо. – Хором ответили девочки.
- Ну, всё. Запирайте дверь.
Коля вышел на улицу. По всему лагерю гасли огни, погружая палатки и домики в черноту. Коле тоже пора было спать. Завтра у него будут свои чёрные глаза. А пока - надо выспаться.
Узбек Мансур уже умылся и раскладывал постель. У себя на кровати Коля обнаружил очередной конверт. Оноткрылего – опятьстихи.
I told my love, I told my love
I told him all my heart!
Trembling, cold, in ghastly fears,
Ah! He did depart!..*
Коля повертел конверт в руках и спросил повара.
- Дядя Мансур, не видели, кто принёс-то?
- Не, Коля-джён. На полу лежал. Понятно, что тебе, а не мне. Мне уже таких писем не пишут. – И узбек, сощурившись, тихонько засмеялся.
Коля вздохнул и пошёл умываться.
Глава 9. Чужое горе
Нет, утренний вид со скалы был совершенно иной. Коля ещё раз поднёс бинокль к глазам. Солнечные батареи даже в оптику были почти незаметны. Они не бросались в глаза утром и в ясную погоду, тем более теперь, когда небо заволокло тучами, и грозил пойти дождь. Не знай он, что они там есть, ни за что бы не разглядел. Они стояли на крыше какого-то странного дома облицованного… камнем, кажется. Сейчас Коля рассматривал подробнее. Дом тоже был увит каким-то вьющимся растением похожим на виноград и не бросался в глаза. В конце концов, Коля разглядел сам дом, и то, только потому, что знал, куда смотреть. И только потом на крыше дома он увидел, наконец, эти самые батареи привлёкшие вчера его взор. Надо же. А если бы они вчера не поднялись на скалу? Коля и думать забыл о том Хазрете. А он-то вот, под самым боком. Коля опять внимательно высматривал расстояние и прикидывал свой путь по этим сопкам. Казалось, что самый короткий путь был вдоль берега, но это, если верить биноклю. Все складки рельефа отсюда были не заметны. В реальности могло выйти, что надо сначала было вернуться к трассе на развилку и только потом пройти по грунтовке вдоль реки. Коля раз за разом рассматривал линию берега. Вон там, у самого берега, за изломом скальной породы вырисовывалась как бы песчаная ложбинка. Что если пройти тем краем? Коля присмотрелся – за линией песка угадывались какие-то маленькие здания, стоящие в ряд. Он подкрутил настройку окуляров. Всё равно видно было плохо. Склон берега и деревья закрывали картину. Что это? Деревня? Ближайшая вроде стоит на трассе. А это тогда что? Ладно, если пройти сквозь лес и спустится к этим зданиям, то можно срезать угол и потом, поднявшись, и ещё пройдя через лес, выйти к речке. А вот за рекой уже будет наш чёрный фермер. И, наверное, с той стороны он вряд ли будет ожидать гостей.
Коля в очередной раз задал себе вопрос – вот он придёт туда, и что он сделает? Придёт, посмотрит и обезвредит. Убедится, что он больше не придёт тревожить детей по ночам – в очередной раз ответил он себе. А что прикажете? Каждую ночь не спать и гадать на ромашке «придёт – не придёт»? Лучше один раз сходить туда днём, чем каждую ночь в кустах кормить комаров. Эти ночные сидения порядком надоели. Пора уже самому наведаться в гости. Коля ещё раз просмотрел предполагаемый маршрут в бинокль. Он зафиксировал в уме ориентиры, как ему двигаться. Отсюда выходило, что так будет быстрее всего. Что ж, так, наверное, и пойду, решил Коля, направляясь к спуску.
Совещание прошло буднично. Элеонора напомнила, что на Приморье движется ураган, так что сегодня будет дождь, и он, возможно, продлится пару дней. Надо было думать, чем занять детей. По опыту прошлых сезонов Данил предложил командные игры в «четыре» и в «пантомиму».
- Смотря, какой тайфун будет. Если как «Джуди», то нас вообще в море смыть может. – Элеонора Робертовна сдержанно улыбнулась, показывая, что она всерьёз так не думает.
- А когда Джуди был? – спросил Мандрыгин.
- В 89-м. Тоже конец июля был. Или начало августа. Люди погибли, скота утонуло много. Деревни поразмывало. Ой. Лучше не вспоминать. – Элеонора махнула рукой. – Вон, молитесь, чтобы такого не было. Одни говорят, что нас боком заденет и в море свалит, другие, что прямиком по нам пройдёт.
- А этот тайфун как называется? – подал голос кто-то из девушек.
- Этот по-корейски, - с ноткой довольства ответила Элеонора Робертовна, - «Кояни», значит, кошка, по-нашему. Вот эта киса с Кореи прямо сюда к нам и лезет. Основная трёпка северным корейцам достаётся прямо сейчас, вот в эти самые минуты, но скоро и до нас доползёт.
- Можно будет по английскому контрольные устроить? – Неуверенно предложила Наталья.
- Вот дети обрадуются! – брякнул Артём.
- Нет, контрольные не надо, а вот пару дополнительных занятий можно будет провести. У нас ещё фильмы образовательные про природу на английском языке есть. Правда, же, Валерий Вадимович?
Валерий Вадимович милостиво наклонил голову.
Хорошенькой фельдшерицы Алины на совещании опять не было. Её место у выхода оставалось пустым. Коля за всеми этими приключениями подзабыл про неё. Точнее про свои чувства, которые та вызывала. Элеонора Робертовна мельком упомянула, что Алина уехала с директором по каким-то делам в Находку. Ну ладно, это их заботы.
До зарядки оставалось минут десять, когда неожиданно выглянуло солнце. Коля хватился бейсболки, подаренной Артёмом, но той на месте не оказалось. На месте – это на голове. Коля рассеянно поводил пятернёй по обросшей макушке. Где же он мог её оставить? Наверное, в штабе, на соседнем кресле. Коля быстро прошёл по коридору. Бейсболка, действительно лежала там, где он её оставил, зато на выходе из кабинета Валерия Вадимовича опять донеслись голоса. Лагерный ди-джей и Элеонора Робертовна снова о чём-то спорили.
- …говорю вам, больше некому. – Голос Валерия звучал громко и раздражённо. - Это они ночью залезли и песню стёрли.
- Валерий Вадимович, вы, простите, в своём уме? У вас какая-то мания преследования вместе с манией величия. Вы мне за этот заезд весь мозг уже выпили! Всё вам страшилки мерещатся. Всюду страшные баптисты с ножами детей по ночам едят! Много съели уже? Вы-то как уцелели еще?
- А зачем они у нас в лагере? Почему их так много - а? Что им здесь делать? Кто их сюда пустил?
- Я их сюда пустила, в который раз вам это говорю! – голос Элеоноры Робертовны звенел от гнева. Было понятно, что подобная перебранка идёт у них не в первый раз. – И будь моя воля, так я только баптистов бы и позвала, но не было их больше. А за такую плату вот, скольких Данька привёл – всех и взяла! В следующий раз приведёт больше – больше возьму. Лучших вожатых здесь ещё не было! И хватит меня этими разговорами донимать! Надоело!
- А песню-то они стёрли! Нету песни-то! – сварливым голосом дядя Валера опять выдал свой единственный козырь.
- Да вы себя только послушайте! Это ж бред какой-то. По-вашему выходит, что они залезли ночью, вошли в ваш компьютер и стёрли всего одну песню? Слушайте, это паранойя какая-то. Вот я бы лично половину ваших песен стёрла, как минимум. А они бы, наверное, всё стёрли.
- Я потом проверил – окно было просто прикрыто, не на защёлке. Говорю же вам, они залезли!
- Инопланетяне это! Инопланетяне! Отстаньте от меня. Сил уже моих нет. – Коля услышал, как её шаги решительно протопали к двери кабинета. Он тихо выскользнул из коридора.
Сторож Семёныч уже привычно расположился на лавочке возле кухни, закуривая и ожидая побудки. Рядом с ним Коля с неудовольствием увидел вчерашнего водителя лодки, который чуть не покалечил их с Вероникой. Тот сидел, держа сигаретку двумя пальцами и меленько хихикая, слушал, как сторож рассказывает про чудака ди-джея. Коля быстро поднёс руку к глазам – было без минуты восемь. И тут же тоскливым шёпотом заныли динамики:
Эхо улицы ночной,
Это – тихий голос твой.
Дрогнут тени на стене,
Может, ты придёшь ко мне.
Сядешь тихо у огня.
Спросишь, любишь ли меня.
Только… промолчу в ответ.
Словно… И ответа нет!
- Блин, я щас заплачу! – Семёныч покатился со смеху. – Ну, Генка, чё я тебе говорил!
Водитель Генка сидел рядом и смеялся толстыми губками. А «Верасы» продолжали плакать.
У моей любви на щеке слеза,
У моей любви - прощальный бал.
В сумерках зал…
Зато на Колину зарядку дядя Валера сначала поставил песенку про танцующих утят, потом про «макарену». Коля опять остался вполне доволен его выбором. Хорошо было бы как-то ободрить его, а то вон, Элеонора совсем его с костями съела. Коля, приседая и подбадривая заспанных подростков, думал, что вышло забавно, и Валерий этот оказался совершенно прав в своих, казалось бы, нелепых подозрениях. Во, жизнь, а? Правда кажется бредом, а какой-нибудь бред – правдой.
За завтраком все шумно обсуждали тайфун, гадали, пустят ли их на пляж, или им до конца заезда осталось играть в шахматы. Коля ел за двоих и думал, как бы незаметнее выскользнуть из лагеря. По всему выходило, что лучше идти старым проверенным путём – через окно в туалете. Хотя так он всегда вылезал ночью, а сейчас день-деньской. Не попасться бы на глаза. Или лучше через дальний конец лагеря, через летний душ и полынь, как тогда Саймон. Где он, кстати? Ага, вот и он – сидит грустный, Мандрыгу слушает. Вичка-то с ним уж и не разговаривает, даже не смотрит в его сторону. Поделом тебе, каналья! Поделом!
Натальи этой нет на завтраке. Странно, на совещании была, а на завтрак не вышла. Ладно, пусть себе… Гена - водитель лодки сидел на скамейке возле кухни и тоже ел омлет с поджаренной докторской колбасой. Бородка неопрятно дёргалась в такт движения пухлым губам. Когда рядом прошла Вика Зоренко, он покачал головой, и своими жирными губами сочно почмокал ей вслед. Коля отвернулся.
Солнце снова ушло за тучи. Пора было выходить. Коля поднялся из-за стола, и словно бы забыл что-то, пошёл в свой домик. Проходя мимо штаба, он нос к носу столкнулся с ди-джеем. Коля радушно улыбнулся и сказал.
- Спасибо за музыкальное сопровождение, дядя Валера! Зарядки проходят - «на ура»! – И Коля радостно протянул ему руку.
Однако Валера руки не подал, а вместо этого брезгливо скривился и выдал.
- Я тебе не дядя Валера, сопляк, а Валерий Вадимович. – Он прошёл мимо.
Коля от удивления сначала замер на месте, потом захлопал глазами, опуская руку и глядя тому в спину. Вот те раз! Хотел же,как лучше, а получил плевок в рожу. Хотел ободрить, а в ответ получил оплеуху. Не делай добра, как говориться… Коля раздосадовановыдохнул, сплюнул на бетон и пошёл к себе в комнату. Ему оставалось только переодеться и тихонько выскользнуть в окно.
*****
В дверь постучали в тот самый момент, когда он, затянув шнурки на берцах, легонько прыгал, проверяя, не звенит ли чего. Артём пришёл увидеться на дорожку.
- Заходи, открыто, – сказал Коля, удобнее располагая нож за поясом. Лезвие пришлось несколько раз обернуть бумагой и сверху перемотать скотчем. Такие вот ножны, чтобы самому себе брюхо не порезать. Артём зашёл, тихонько прикрыв за собой дверь.
- Здравствуй, Коля, – сказал он женским голосом.
Коля недоумённо обернулся. Это был не Артём. Это была Наталья. Коля от неожиданности и неправильности ситуации стоял, замерев, и только молча, глядел на неё. Та растянула губы в улыбке.
- Ты что, мне не рад? – печально улыбаясь, спросила она. – А мне вот очень захотелось тебя увидеть.
Коля продолжал, молча смотреть на неё. А та вдруг подошла к нему совсем близко и мягко взяла его за руки.
- Вот я и пришла. – Она встала вплотную к нему, глядя в глаза. – Ну, что же ты молчишь?
Коля не знал, что сказать. Он к своему стыду, ощущал, как в нём, помимо его воли, начинает закипать молодая кровь. Она стояла так близко, что их лица почти касались, а её руки были такими мягкими, гладкими и тёплыми, что ему очень захотелось, чтобы эти нежные руки провели по его лицу, снимая напряжение и накопившуюся злость. Захотелось никуда не идти, а остаться здесь вместе с ней и … ни о чём больше не думать. Ни за кем не гоняться и не ждать, что тебя могут убить… Вблизи её лицо показалось таким красивым. И вся она была такой мягкой и зовущей.
А Наталья тем временем, словно бы прочитав его мысли, мягко коснулась ладонью его лица, и, привстав на цыпочки, прильнула к его губам. Коля поднял руки, ещё не понимая для чего, обнять или оттолкнуть. Инстинкт, словно огненный змей, обвиваясь вокруг позвоночника, молнией ударил в голову. Ещё немного и он никуда не пойдёт. И что потом? Он вдруг вспомнил, что с ним уже однажды так было. Всё началось и закрутилось вот так – с поцелуя. Он, напрягши руки, тихо, но решительно отстранил Наталью.
Она, стояла перед ним, медленно опуская глаза вбок и поджимая губы, которые только что касались, его – Колиных губ, словно бы ещё не веря, что её только что отвергли. Её полуотвернувшееся лицо, в сумраке комнаты казалось было вылеплено из белого мрамора. Прядь волос скользящая по изящной шее, опущенные ресницы, серёжка на молочной мочке уха. Всё это на мгновение замерло перед Колей. Но он наоборот, почувствовал, как его отпускает это наваждение, которое только что, казалось, готово было, стремительно и без остатка, овладеть им. Он стоял, освобождаясь от этого чувства, и смотрел на смущённую молодую женщину. На неё же, наоборот, наваливалось тяжёлое осознание своего проигрыша.
- Вот… - тихо произнесла она, глядя куда-то вбок и вниз. – Так значит, да? – Она тяжело вздохнула.
- Тебе не надо было приходить, – честно сказал Коля.
- Не надо было, – словно эхом отозвалась она. – Любить не надо было,… и жить не надо было. Ничего не надо было.
- Давай просто сделаем вид, что ничего этого не было. – Стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, проговорил Коля.
- Давай, – опять эхом прошептала она, избегая смотреть на него. – Давай. Хотя тебе это будет сделать гораздо легче, чем мне.
- У тебя сейчас урок, – тихо напомнил Коля.
- Через сорок минут, – она сморгнула слезу. – Хотя, какая уже разница. Не нужна я тебе.
Ледяной обруч жалости сдавил Колино сердце. Сдавил и отпустил. Он ничем не мог ей помочь. Её присутствие его тяготило.
- Лучше быстрее пойти. - Только так он мог пожалеть её. Быстрее лишить своего общества. И самому быстрее освободиться от неё.
- Да-да, – она грустно согласилась. В эти мгновения её бледное лицо в тени комнаты было удивительно тонким и красивым. Но всё равно, чужим. Она, бледно улыбнувшись, на секунду, подняла на него свои большие влажные глаза. Посмотрела, словно желая взять на память, и отвернувшись к окну, произнесла.
- Nothing gold can stay…* - Она еле заметно качнулась на носках. – Nothing gold can stay. – повторила она и, развернувшись, тихонько вышла из комнаты.
Коля остался стоять, опустив руки, глядя на закрывшуюся дверь. Выждав минуту, он прошёл к рукомойнику и несколько раз умыл лицо холодной водой. Ему пора уже спускаться в лесной распадок, что ведёт в обход соседней сопки, а он застрял здесь. Растерев лицо руками, и не вытирая его, он вернулся в комнату, запер дверь изнутри на ключ, и снова вернулся в санузел. Мельком оглядевшись, он выскользнул в окно.
Главным ориентиром был сам берег. Сначала Коля шёл вдоль него, держа обрыв справа, потом рельеф стал меняться. Склон пошёл вверх, и надо было решать, обходить по берегу, спускаясь к песчанной ложбинке с заброшенными постройками или же обходить их слева, через распадок, делая крюк в обход.
Всю дорогу до этого места Коля шел, удивляясь себе, насколько он, оказывается, легко может поддаться на женские чары. Да, он в итоге устоял, но был на волосок от того, чтобы улететь в эту пропасть. То, что это была пропасть, Коля уже не сомневался. Трезвое чувство неправильности той ситуации вернулось к нему. Наталью было жалко, но острота этого чувства прошла. Не надо было ей приходить. Коля, в общем, достаточно ясно давал понять, что не пылает к ней страстью. Но она пришла. Всё равно пришла. Рискнула и проиграла. И чуть не сбила Колю с пути. Он уже вполне оправился от пережитого и рассуждал с холодной головой. Если бы он остался, то что? Если бы ответил на её порыв, как ему вдруг отчаянно захотелось. Всё пошло бы кувырком. Даже думать об этом было тяжело. И Коля отбросил эти мысли, окончательно освобождаясь от мимолётного наваждения. Он всё сделал правильно. Не было его вины, что так вышло. Не было и точка.
Он остановился, думая, как идти. В сумраке леса, стоило только перестать двигаться, как вокруг сразу начинали роиться комары. Тучи сгустились ещё сильнее, и, кажется, начинал накрапывать дождь. Он стоял в полумраке,глядя на два возможных пути, и решал, как быть. По его ощущениям он отошёл от лагеря примерно на километр. В лесу было тихо и мрачно– сказывалась погода. Влажная духота облепляла со всех сторон. Очень хотелось снять куртку, он уже чувствовал, как вспотел под ней, но комары не позволяли. Приходилось терпеть либо жару, либо укусы. Что ж, пусть будет жара. Жар, в конце концов, костей не ломит.
Какое-то чёрное пятно мелькнуло на периферии зрения. За деревьями еле заметно что-то качнулось и неслышно двигалось в его сторону. Коля моментально присел и осторожно переместился за кусты багульника. Что это? Зверь? Человек? Он напряжённо вглядывался. Со стороны моря кто-то совершенно бесшумно шёл в его сторону. Фигура медленно и неестественно перемещалась, будто бы плыла над землёй. Тихий мертвящий шелест, вдруг донёсся до Колиных ушей. Коля почувствовал, как волосы под капюшоном начинают шевелиться, и холодная когтистая лапа страха ложится ему на спину. Вот призрак скрылся за деревьями и Коля на полусогнутых ногах переместился ещё дальше, за залежи какого-то бурелома, поросшего мхом и молодыми деревцами. Он отчётливо вспомнил тот рассказ ночью в палатке. Старые дома на берегу и призраки загубленных людей… Опасные в тот час, когда ни день, ни ночь. Сейчас был день, но было так пасмурно, а лес стоял такой густой, тёмный и безмолвный… что будто само пространство закостенело вокруг. И маленькая фигура, будто монах в старинном чёрном балахоне двигалась прямо на него. Она плыла к нему со стороны обрыва. Со стороны тех заброшенных зданий, что стояли на берегу на пустынной песчаной излучине у самого моря. Коля замер боясь пошевелиться. Ему казалось, что этот чёрный призрак его прекрасно видит. И идёт прямо к нему. Вот он ближе и ближе… Чёрный капюшон скрывает лицо. Лёгкое мертвящее шевеление чёрных одежд приближалось, и этот неживой звук заползал Коле в самый мозг. Призрак плыл прямо к нему. Вот он дошёл до того места, где он стоял, гадая, как идти. Остановился и медленно поводил головой по сторонам. Показалось ли Коле, но провал капюшона смотрел в его сторону немного дольше, чем в другие? Вместо лица под капюшоном зияла бесконечная чернота. Ужас сковал Колины движения. Ему казалось, что этот миг длится бесконечно. Чёрная мёртвая пустота капюшона невыразимо долго смотрела в сторону кустов, за которыми сидел Николай. – Господи! Помилуй меня грешного! Спаси меня!… - прокричал Коля внутри себя, как и тогда во сне, осознавая, что случилось нечто страшное. И он, маленький слабый человечек совсем никак не может повлиять на это. Этот крик звенел в сознании, а челюсти, сведённые страхом, даже не пошевелились. Теперь чёрное существо, словно бы танцуя, провернулось вокруг своей оси и снова остановилось. Затем призрак легко качнулся и, склонив голову набок, словно бы в раздумье, заскользил дальше в лес, прочь от Колиного убежища.
Молчали птицы, молчало небо. Молчал лес. Вся природа, казалось бы, замерла в немом ужасе. Коля не знал, сколько ещё он просидел так, вытаращенными глазами глядя сквозь завал из сучьев вслед призраку, растаявшему между деревьев. Знал только одно – дорогой по берегу, он точно не пойдёт. Ему уже совершенно никуда не хотелось идти. Хотелось бежать – прочь, прочь. Лететь, не разбирая дороги, только бы оказаться как можно дальше от этого места, от загубленных душ, от мёртвых теней. Прочь.
Он встал на деревянные ноги и осмотрелся вокруг. Никого. Вернуться в лагерь? Но где-то в той стороне растаяла эта тёмная тень. О том, чтобы пойти к ложбине на берегу, не могло быть даже речи. Коля скомкано перекрестился, и неестественно переступая непослушными ногами, пошёл дальше в лес, в распадок, обходя слева заросший ломоть большой сопки, когда-то давно подрубленной морем.
Через пару километров он окончательно пришёл в себя. Где-то в душе невидимые струны ещё подрагивали от перенесённого страха, но в целом Коля уже вполне овладел собой. Что это было? Коля так и не понял. Гадать не хотелось, об этом лучше было не думать. У него была цель, и надо было к ней иди. Он уже обошёл сопку, и по ощущениям скоро должна была быть река. А за рекой тот самый черный призрак. Ещё один. На этот раз вполне себе живой. Хотя от этого не менее злобный и опасный. Ничего, когда его бьёшь – он падает. Это Коля знал точно. Значит, надо будет ещё раз ударить. И пусть упадётон, а не Коля. И не беззащитные девочки. А тени из старых домов? Да, пёс с ними. Коле они без надобности, и он им без надобности тоже.
Дождь моросил уже вполне ощутимо. Тёмные тучи всё плотнее закрывали небосвод. Ветер шумел вверху, кронами деревьев. Становилось ещё темнее. Между тем был только одиннадцатый час. Шум бурлящей воды он услышал издалека. Он шёл, петляя, обходя буреломы и завалы деревьев, выбирая более удобные впадины и ложбинки, чтобы пройти. Когда Коля вышел к реке, то он увидел метров на пятьдесят по обе стороны от текущего потока чистое пространство без леса, усеянное большими валунами и камнями поменьше. Но везде в беспорядке, где переплетёнными кучами, а где и поодиночке лежали старые стволы деревьев с начисто слизанной, водой и временем, корой. Размах чистого пространства сам говорил о том, насколько сильно может разливаться река во время паводков. А ураган приближался, и здесь, на открытом пространстве порывы ветра становились всё более и более ощутимы. А значит, долго рассусоливать нельзя. Надо дойти и быстро нейтрализовать. Связать,и можно на его же грузовике ехать до ближайшего опорного пункта милиции. И пусть дальше с ним разбираются те, кому надо. А Коля своё дело сделал и может умывать руки. Вот и всё.
Он остановился перед несущейся водой. Река была не такой уж и маленькой. Тогда на повороте Коля запомнил её мельком – так, речушка. Можно и по камешкам перейти. В бинокль было видно ленту реки лишь кусочком. Остальное заслоняли сопки и деревья. Где он находится. Коля обернулся назад. Скалу отсюда не было видно. Вокруг был один лес. Что теперь? Можно было перейти реку здесь. Но тогда придётся раздеваться, а это потеря времени. Можно пойти ниже по течению, ближе к угодьям этого Хазрета, и переправиться там. Но это было опасно, вдруг он заметит. Чего тогда будет стоить его поход, если фактор внезапности будет потерян? Лучше уж тогда ночами сидеть в кустах у лагеря. Хотя бы ходить далеко не надо.
И вдруг он вспомнил. Хазрет высадив его, поехал по грунтовке по эту сторону от реки. А в бинокль было ясно видно, что его домик стоит за рекой. На противоположной стороне. Пока Коля шёл сюда, никакой дороги он не пересекал, следовательно, есть переправа и она находится выше по течению, а дорога, стало быть, уже идёт по ту сторону. Коля напрасно вглядывался: за деревьями стояла темнота, и никакой дороги видно не было. Это, впрочем, ничего не значило. Дороги не видно, но она – есть. Как и тот, пресловутый суслик из ДМБ. Не на руках же он свой грузовик носит. Значит надо идти выше по течению и искать мост, если хочешь перейти ножек не замочив… Только вот, сколько идти-то? И Коля решил – чтобы не терять времени, он пойдёт немного выше по реке, а попутно будет высматривать подходящее для переправы место. И если не встретит моста, то перейдёт на самом первом удобном перекате. А если встретит мост, то это ещё лучше – дорога приведёт его прямиком к Хазрету.
Он услышал лёгкое тарахтение мотора, когда уже решил было перейти вброд на другую сторону. Неужели Хазрет надумал куда-то уехать? Это было бы некстати. Коля бегом рванул ещё выше, на звук мотора. Река здесь делала поворот, и он резко остановился. Какой-то маленький серый микроавтобус, вроде «газели», но пониже, переползал через реку по бревенчатому мосту. Вот он неловко перевалил через поток и на малой скорости, еле слышно поехал куда-то в темноту леса. А это ещё кто? – Не лес, а проходной двор, – прошептал Коля, провожая глазами машину. Коле вдруг впервые пришла мысль, что Хазрет может быть не один. А что если там с ним тёплая компания диких горцев? Тогда всё усложняется в разы. Но отступать было поздно. Этот момент можно выяснить, только пробравшись к самому логову. Коля быстро побежал по усеянному галькой берегу к мосту.
Мост представлял собой интересное зрелище. Поперёк переката в два слоя лежали большие старые покрышки от грузовика, доверху забитые камнями. Поверх них были настланы бревна, подтёсанные сверху и снизу для придания им большей плоскости и устойчивости. Кое-где брёвна были перехвачены стальной проволокой, которая уходила вниз, под покрышки. Течение реки нанесло кучу гальки и мелкого мусора перед покрышками переправы, промыла рукава проток между этими опорами, и омут сразу за ними. Кое-где высокий бег реки закидывал воду на брёвна моста, но основная масса воды привычно струилась между опорами из покрышек. Коля быстро перебежал на другую сторону реки и не останавливаясь, нырнул в темноту густого леса вслед за серым автомобилем.
Дорога была еле заметна, видно, что по ней не так много ездили. Среди деревьев струилась узкая колея, где-то заросшая травой – как раз под небольшой грузовичок или микроавтобус. Сделав несколько изгибов, дорога свернула снова к реке. Коля прямо на бегу быстро прыгнул за деревья. На некотором отдалении за кустами маячил борт маленького автобуса. Теперь надо было осмотреться. В автомобиле, похоже, никого не было. Сколько он за ними шёл после моста? Минут двадцать, полчаса? Порядка полутора километров или около того. Коля, таясь за кустами, осторожно кругом обходил припаркованную машину. Создавалось впечатление, что машину спрятали. Если бы не сильный ветер, качающий кусты, то Коля, возможно бы её и не заметил. А тот расходился не на шутку, порой швыряя с неба, уже не морось, а редкие крупные капли. Зачем здесь было прятать машину? Коля посмотрел дальше по дороге – колея уходила в кусты, за которыми он увидел натянутую поперёк пути проволоку с висящей табличкой: «Частная территория. Въезд запрещён». Чуть дальше на дереве у дороги висела прибитая фанерка с оскаленной собачьей пастью и надписью снизу: «Алабай откусит балалай». Смысл был абсолютно понятен. Почему-то про собаку Коля даже не подумал. Большая собака это проблема. Эта зверюга может учуять его первая и тогда… Коля осторожно потянул за рукоять ножа – острое лезвие легко выходило, оставляя импровизированные ножны за поясом. Зато собаку он жалеть тоже не будет. Он взял ещё правее, обходя надписи и дорогу. Раскидистые лапы папоротника доходили до колена. Земля была мягкой и глушила его шаги. Он продолжал тихонько идти в обход дороги. Вдруг в отдалении послышался яростный лай. Собака лаяла так, будто кто-то или что-то удерживало её на месте. Привязана? Коля прислушался и к своему облегчению не услышал другого лая. Собака была одна. Это уже лучше, с двумя псами будет не справиться. Внезапно послышался какой-то торопливый шум и стоны. По дороге бежали люди, и кто-то вскрикивал, с натугой завывая на ходу. Коля опять метнулся за дерево. По дорожке между кустов бежали трое. Точнее двое тащили одного, который вскрикивал и стонал, опираясь на одну ногу, поднимая вверх, навстречу каплям дождя своё красное, искажённое гримасой боли, лицо.
Вдруг сзади раздался выстрел! Ещё один! Парень слева отчаянно рванул вперёд, отчего раненый сбился с хода и неуклюже повалился набок, в лужу, увлекая за собой того, кто держал его справа. Тот, кто убежал, лихорадочно заметался впереди, но всё же, вернулся назад и они оба, опять, взвалив на себя стонущего товарища, максимально быстро побежали по дорожке к припаркованному микроавтобусу. Вдруг ударила молния, резкие порывы ветра сильнее закачали деревья кругом. Пошёл сильный дождь. Через минуту за его пеленой Коля еле различил габаритные огни микроавтобуса – те трое торопились покинуть это место.
Лай собаки не замолкал. Невидимый пес, захлёбываясь сдавившим горло ошейником, отчаянно рвался с цепи и лаял в отдалении. Коля почувствовал, что намокает. Куртка прилипала к плечам и по спине побежали первые ручейки. Теперь оставалось немного выждать и пойти туда, откуда только что прибежали эти трое. Придётся вымокнуть – пусть так, но дело надо сделать. До логова врага оставалось совсем немного.
Хорошо, что мягкая земля устланная папоротником глушила каждый шаг. Коля крадучись вышел из-за дерева.
- Стоять! – Раздался резкий грубый окрик.
Коля замер.
- Руки за голову!
Коля медленно, боясь поверить случившемуся, выполнил приказ.
- Повернись! – Грубый густой голос не оставлял сомнений в том, кому он принадлежал. Дёргаться было поздно. От выстрела в упор не уйдёшь. Это не кино, это реальная жизнь. Острое осознание реальности и её такой отчаянной скоротечности пронзило Колю Молота. Жизнь утекала сквозь пальцы… – его Колина реальность заканчивалась, и он не мог это остановить. Это было с ним, а не с кем-то другим. Его обошли сзади по этой самой, мягкой и устланной папоротником траве. Коля медленно повернулся. Два чёрных вертикальных среза ружейного дула смотрели ему прямо в лицо.
Глава 10. Хазрет
Коля, раздетый по пояс, сидел за столом и ел какую-то умопомрачительно вкусную курицу тушеную в сметане. Рядом на тарелке лежали нарезанные куски вкрутую сваренной пшённой каши. В печи трещали дрова, распространяя тепло, а за окном неистово выл ветер. И струи дождя, как из шланга лупили в стекло. Лампочка помигивая, давала тусклый неровный свет. Зато от стеклянной дверцы печи исходило красноватое свечение – там горел огонь.
Жилище изнутри выглядело диковинно. Одна сторона, обращённая к сопке, была обшита длинными белыми ветками деревьев. Коля видел точно такие же в изобилии валяющиеся по берегам реки. Облизанные водой и ветром до белизны, и высушенные солнцем до звона, они были умело, подогнаны одна к другой; где-то подпилены, где-то подрублены. Эти белые ветки изгибом струились по стене, смыкаясь и переплетаясь между собой, сообща давали очень приятный глазу узор, от чего дом изнутри напоминал диковинную избушку сказочного персонажа. Потолок тоже был зашит белыми плашками – срезами с таких же больших толстых веток. Они были мощнее и короче, но также умело, подогнаны друг к другу. Южная стена за Колиной спиной была вся выложена незамысловатым узором из ломаных бело-кофейных кусков скальной породы и круглых морских камней. По самому низу она была оторочена кусками разноцветной кафельной плитки. Окна и подоконники были врезаны в деревянные коробки из таких же мощных выбеленных водою стволов. Только одно, крайнее окно было пластиковое, по всей видимости, вставленное совсем недавно. Пол был выложен толстыми досками промышленного распила, где-то перемежаясь с такими же распиленными вставками из белого речного дерева.
Посередине узкой длинной комнаты, у северной стены стояла печь. Широкое массивное кирпичное тело печи поднималось и шло до половины высоты стены, а далее вверх, сквозь потолок выходила кирпичная же труба. На ней, на деревянных плечиках висели и сушились Колины куртка и тельняшка. Снизу печи, вдоль пола впритык к стене тоже шла длинная кирпичная труба, которая проходила под лежаком, шла через комнату, и тоже поднималась вверх в дальнем углу. Коля догадался, что это были зимний и летний дымоходы. По всем стенам висели полки заставленные книгами. В дальней стене была дверь, которая вела в маленькую баню. А за баней, под той же крышей, был сарай для скота и кур.
Весь дом представлял собой длинный узкий прямоугольник с низким потолком. Своей северной стороной он был поставлен почти впритык к старому срезу сопки, что возвышалась огромной стеной сразу за домом, а южная сторона была обращена к поляне, которая скатывалась ниже, к реке. Вдоль реки и сразу за ней шли луга, распадок ширился и выплёскивался полем между разломом сопок, по склонам заросшим травой и кустарником.
Хазрет сидел напротив Коли на высоком самодельном стуле со спинкой и подставкой для ног. Он, опираясь, сжимал в руках длинный деревянный посох с крюком на конце и задумчиво смотрел куда-то вниз сквозь стол. Иногда он поднимал взгляд на жующего Колю, смотрел и прятал затаённую улыбку в глубине заросшего щетиной лица.
- Это гетлибже. – промолвил он. – Наше блюдо такое.
- Вкусно, – кивнул Коля. – Особенно с этой штукой. – Он показал на бруски пшённой каши.
Хазрет медленно улыбнулся и опять опустил взгляд.
Коля с удовольствием работал челюстями и в очередной раз удивлялся, как оно необычно вышло. Уже распрощавшись с жизнью, он вдруг обрёл друга. Стоя под ливнем, он, хватаясь за соломинку, отчаянно прикидывал свой бросок, чтобы выйти из-под выстрела, как вдруг Хазрет спросил.
- Я тебя знаю? Ты кто? – Он смотрел на Колю через прицел ружья.
- Ты подвозил меня до поворота, – напряжённо сказал Коля. Он хотел добавить – «и ты охотишься по ночам за нашими девочками», но сдержался и промолчал.
- Да. Это ты. – Хазрет смотрел на него, узнавая. Он немного опустил ружьё. Теперь оба ствола смотрели Коле в грудь. Коля стоял, напружинившись, и выгадывал момент для броска. Если этот горец ещё немного отведёт стволы в сторону, то шанс есть. Маленький, но есть. Лучше попробовать, чем быть убитым просто так ни за понюшку табака.
- Зачем ты пришёл? – Спросил он. Коле показалось, что Хазрет удивлён.
- А зачем ты ходишь по ночам в наш лагерь? – ответил вопросом Коля. – Зачем лезешь к спящим девочкам?
Хазрет долго и хмуро смотрел на Колю, что-то решая. А вокруг громыхало небо, сверкали молнии и лились потоки воды. Неожиданно он опустил ружьё и сказал.
- Это не я. Ты ошибся. – Он закинул ружьё за плечо и поманил рукой растерявшегося Колю. – Пойдём в дом. Гостем будешь.
Коля топал за ним по мокрой чавкающей земле, ничего не понимая, и чувствовал себя глупее некуда. Это ещё что за поворот? Его зовут в гости? Хазрет не стал стрелять, хотя мог бы, и удобнее случая ему бы не представилось. Они зашли за сеточную ограду, стороной прошли мимо рвущегося с цепи огромного серого пса, и зашли в тот самый узкий дом, с солнечными панелями наверху. Это была прихожая. Направо стояли инструменты и всякий садовый скарб, а налево была дверь в жилое помещение. Хазрет снял с плеча ружьё, вытащил патроны из стволов и повесил его на олений рог, висящий на стене. Затем он обернулся к Коле и приглашающе помахал рукой. С них обоих текла вода…
*****
- А кто эти ребята были? Ну, что ты подстрелил? – Спросил Коля.
- Они у меня баранов воруют. Это они третий раз сегодня пришли. – Хазрет смотрел перед собой и говорил медленно, словно бы старательно обдумывая каждое слово. – Сначала я недосчитался, овец, думал, звери задрали. Но овцы спокойные были. Я искал – нету. Потом Дыгъуж их спугнул второй раз, две недели назад, и они уехали. Там у меня выгул есть для овец. Я понял, откуда они лезли, и капкан поставил, как на волка, а Дыгъужа привязал. Сегодня один в капкан попался. Он закричал, а собака моя услышала, и лаять стала.
- А я думал, ты его подранил, – хмыкнул Коля.
- Нет, я за овцу человека убивать не буду. Нет. – Хазрет медленно покачал головой. Он говорил по-русски хорошо, почти без акцента, ясно и правильно проговаривая слова. Только медленно, как будто отвык говорить. – Я и стрелял по ним поверх голов, чтобы напугать.
- У тебя получилось. Я видел. – Улыбнулся Коля.
- Может больше не полезут. Не хочу на человека капкан ставить. Нельзя так. – Хазрет говорил это с каким-то внутренним ожесточением. – Человек не зверь. Нельзя самому зверем становиться.
- А мост? Ты один по нему ездишь? Или кто-то ещё тут есть?
- Нет. Тут только я. – Хазрет как будто хотел поднять глаза на Колю, но остановился и продолжил смотреть куда-то в стол. – Я сам мост делал.
- Ну, тогда поставь там незаметно колючки железные, а когда будешь проезжать, то снимай. – Предложил Коля. – На машину капкан поставь.
Хазрет вдруг поднял голову и вперил в Колю взгляд горящих чёрных глаз. Он смотрел-смотрел, и Коля уж подумал, не сказал ли он чего лишнего, как вдруг сквозь щетину горца проступила растерянная улыбка и тот сказал. – Да? А я не подумал. – Удивлённо произнёс он. – Так гораздо лучше. – Он снова опустил глаза вниз, раздумывая. – Да, - наконец повторил он. – Так лучше.
Он ещё молчал какое-то время. Потом тихо произнёс.
- Кто-то лазит ночью к девочкам в лагере. – Он говорил так, будто рассказывал это сам себе. – Это плохо. Так нельзя делать. Нельзя. – Он снова поднял на Колю глаза. – И ты подумал, что это я. – Он покачал головой, словно бы говоря, что понимает, почему Коля так подумал. – Нет, это не я. – Он тихо произнёс эти слова, и Коле даже стало неудобно за свои подозрения. Он вздохнул и развёл руками, прости, мол. Хазрет улыбнулся своей тихой угрюмой улыбкой.
- Хорошо тут у тебя. Чудно, как в сказке. – Коля решил сменить тему. Лампочка перестала моргать и горела спокойным светом.
- Я сам всё делал из того, что было здесь. Сначала решил саклю кабардинскую как в старину построить. Здесь глины много. Потом понял, что холодно будет.Всё камнями обложил. Там, до моста, лужайка есть. Раньше свалка была. Покрышки, колёса старые. Я из них мост делал. Себе фундамент я тоже из покрышек с камнями сделал. Высокий. Водой не подмоет. Камней здесь много. Я собирал. – Хазрет опять сделал паузу, словно бы собираясь с силами для следующих слов.
А ветер за окном неистовствовал. Корейская кошка орала во всю дурь и била лапами урагана по округе. Шипела и гремела с тёмного неба, сыпала дождь и всё никак не ослабевала. На печи закипел чайник. Хазрет снял его и заварил чай с травами.
- Здесь чабрец есть, как у нас. – Он опять сделал паузу. – А зверобоя я не нашёл. – Он говорил, словно бы извиняясь или удивляясь тому, что здесь нет зверобоя. – Здесь другие травы. У меня нанэ – бабушка, травы хорошо знала. Меня учила, а я не слушал. Маленький был, глупый.
Коля молчал, он понемногу начинал чувствовать хозяина этого дикого места. Хазрет сначала говорил, потом поднимал глаза на Колю, словно бы желая убедиться, что его слова были правильно поняты, а затем снова опускал их вниз, думая, что и как сказать дальше. Когда же говорил Коля, он слушал очень внимательно, но снова поднимал взгляд, будто бы желая убедиться в искренности собеседника, а потом, опускал глаза, обдумывая сказанное. Коля вкратце рассказал ему свою историю. Хазрет слушал, не перебивая, только иногда поднимая на Колю взгляд своих чёрных глаз.
Потом хозяин предложил пойти в баню. Коля сразу с готовностью согласился. Солдату, как известно, между хлопотами и баней, безоговорочно следует выбирать баню. Пока Хазрет растапливал банную печь, Коля прошёлся по длинной комнате. Он рассматривал стены, лежанку, полки с книгами. Всё было сделано добротно, сама комната выглядела уютно, но необычно, не по-русски. Коля никогда не был на Кавказе, но чувствовал, что, наверное, как-то так и должно было выглядеть жилище чабанов где-нибудь в горах. Низкая длинная сакля под скалой. Он снова взглянул на часы. Был уже третий час, а дождь и не думал прекращаться. Хазрет сказал, что уровень воды в реке поднялся и её уже не перейти. Надо ждать до завтра. Дети в лагере сейчас тоже сидят по домам или в столовой. Смотрят фильмы и играют в настольные игры. Колю опять настолько резко швырнуло в другую реальность, что с трудом верилось, что где-то совсем рядом есть пионерский лагерь, вожатые, собака Хрюша, Колбасёныш и какие-то тёмные личности, шастающие по ночам. А училище и всё остальное вспоминалось с трудом, и казалось было вообще не с ним, а с кем-то другим.
Коля прошёл к двери, рассматривая комнату. На оленьем роге, всё также, дулами вниз висело ружьё. Патроны лежали рядом, на фигурной дикой полке, сделанной из двух обточенных кусков дерева. Коля по вбитым в голову инструкциям, обязательно бы убрал оружие подальше от глаз постороннего человека. Хазрет же поступил по-другому. Он оставил ружьё на виду и вышел в баню, словно бы говоря – ты друг, я тебе верю, и не жду удара в спину. Коля осмотрел ружьё. Стандартная двенадцатая вертикалка. Ухоженная. Патроны – пятёрка. Картечь. С близкого расстояния свалит и кабана и волка и даже тигра. В этом диком месте вещь необходимая. Он повесил ружьё на место.
На стене возле двери Коля наткнулся на висящую грамоту в рамке. Он прочитал: Какой-то там ГКОУ «Партизанский Детский Дом-Интернат» благодарит Маремкулова Хазретали Магомедовича за помощь. Подпись. Печать. 2006 год.
Чуть ниже висел ещё один сертификат: «Фермеры Приморья» … за участите в региональной выставке… награждается Маремкулов Хазретали Магомедович… Печать. Подпись. 2005 год.
Баня была небольшая, но тоже очень уютная. Предбанник был отделан обожжёнными промасленными досками разной формы, также искусно состыкованными между собой. Стена между парной и предбанником была целиком выложена из дикого камня. Самодельная железная печь из массивной толстой трубы была по периметру обложена кирпичом и кусками серого ломаного гранита. Железный дымоход обтянутый металлической сеткой с круглыми морскими булыжниками, наискосок уходил в противоположную кирпичную стену. Широкий полок углом опоясывал стену. Как раз, чтобы вытянуть ноги и сесть двоим.
- Там овцы, свиньи и куры. – Хазрет мотнул головой в сторону стены, куда уходил дымоход. Зимой грею их. – Меня в Нальчике засмеяли, если бы узнали. Сказали бы – Хазрет свиней разводит.
- А почему? Разве у вас свиней не держат? – удивился Коля.
- Нет. Только русские. Кабардинцы редко когда. А здесь хорошо берут свинину. Я кукурузы много сажаю, картошки. Сена много. Трава тут жёсткая – таволожка. Но ничего, если нарубить и свиньи едят и овцы…
Хазрет сидел в тёмной войлочной шапочке, а Коле, как гостю дал большую мохнатую папаху. Коля глянул на себя в зеркале в предбаннике и рассмеялся – на его круглой рязанской репе кавказская папаха смотрелась странновато.
- А как ты это всё построил? Так здорово! – Коля восхищённо похлопал рукой по каменной стене.
- Я техникум строительный закончил. Мама настояла. Я не думал, что пригодится. - Хазрет отвёл глаза, пряча улыбку. Но Коля понял, что его похвала Хазрету приятна.
Потом они долго сидели, потея и слушая вой ветра за стеной. Потом выходили охладиться под струи дождя. Потом пили холодный морс. Потом снова заходили и сидели в парной. Потом снова выходили под дождь. Коля, забыв обо всём, смеялся и радовался как ребёнок. А Хазрет, наконец-то скинув угрюмый вид, широко блестел белыми зубами, наблюдая за Колиной радостью. Даже серый пёс Дыгъуж уже не лаял на Колю, хотя и не теряя бдительности, строго смотрел из своей будки. Потом Хазрет, поддавая воду на камни, парил Колю широкими дубовыми вениками.
За окном уже было совсем темно, когда они, вернувшись в комнату, пили чай с хлебом, мёдом и конфетами. Настроение у Коли было отличное. Он ощущал лёгкость во всём теле. Его тельняшка над печкой высохла до хруста, и он с удовольствием одел её. Дождь за окном умолк, затих и ветер. Было приятно вот так сидеть и пить чай после бани.
- Хазрет, а ты сам-то как здесь оказался? – весело спросил Коля. – И чего один? Тебе бы жену сюда. Женской руки тут явно не хватает.
Хазрет долго молчал, и Коля опять было решил, что он ляпнул что-то ненужное, как, наконец, Хазрет вздохнул и, опустив глаза, медленно проговорил.
- Я этого почти никому не рассказывал. Здесь я только одного человека знаю. С ним я делился. Он – человек. – Хазрет сказал слово «человек» как-то особенно выделяя интонацией. Как высшую похвалу – Человек. – Я сам с Нальчика. Это на Кавказе. Кабардино-Балкария. У меня друзья были. Невеста. Мама ещё жива была. Это восемь лет назад было. Я сам городской кабардинец и друзья мои тоже. Это в Нальчике говорят так. Если язык свой забыл и в городе долго живёшь, то почти как русский… - Хазрет замолчал, думая.
- Это плохо? – спросил Коля.
- «Как русский» - это и хорошо и плохо. Если образованный – то, как русский. Это хорошо. Если язык свой забыл и не говоришь – то, как русский – это плохо. Если не на своей женился – это, как русский. Плохо. Если адекватный, спокойный, не психованный, то тоже говорят – «как русский». Это хорошо. Это тихо говорят, конечно. У меня семья такая была. Мы городские кабардинцы, но я, когда отца не стало… всегда в детстве у бабушки в Залукокоаже жил. Там село, там все по-кабардински говорят. Я тоже научился. Я хорошо говорю. Но потом в город, к маме переехал. Школу в Нальчике уже закончил. Девять классов. Потом в техникум пошёл… у нас на Волчьих Воротах. Мама хотела, чтобы я строителем был. – Хазрет повернулся к печке и поставил чугунок с курицей на плиту. Налил немного воды. Потом встал, подошёл к холодильнику и, достав оттуда хлеб, тоже положил поверх курицы и прикрыл крышкой.
- У меня друг был. В техникуме познакомились. Шогенов фамилия. Это большой род. И в городе и в селе много. Мы дружили сильно. Как братья родные. Всегда вместе были. У меня невеста – его родственница была. Мы делами, бизнесом разным занимались. Купи-продай. В Пятигорск и в Ставрополь за товаром ездили, иногда в Москву. Потом беда случилась. Друга моего избили сильно. Он в реанимацию попал. А милиция меня задержала, подумали, что это я сделал. Продержали меня там пару дней и выпустили. Потому что убедились, что меня там не было. Я домой пришёл, а меня в этот же вечер родня его выцепила. Молодые парни, как и мы. Двоюродные и троюродные… Тоже Шогеновы, только с села. Я их знал неплохо. Виделись, гуляли на свадьбах вместе. Я в машину спокойно сел, как к своим. А они меня в село далеко увезли, связали и в сарае бить начали. Думали, что это я их родственника избил. Потому что менты меня сначала задержали. Кто-то сказал им. – Хазрет опять замолчал, глядя на огонь. Он вздохнул. – Я поначалу даже всерьёз не подумал. Говорил им. А они в ярость пришли такую. Тебе, говорят, невесты из нашего рода не видать. Зажигалкой меня жечь начали. Покалечили. – Он отпил остывший чай из кружки. – Потом снова били. Я в том сарае почти неделю пролежал. А друг мой тем временем в себя пришёл и сказал, что это другие сделали. Те, кто его избили. Их уже и след простыл. А парни эти потом не знали, что со мной делать. Даже убить думали. В багажник загрузили и в город ночью отвезли. Я слабый и грязный был. Они меня рядом с моим подъездом выкинули. Я ещё ту ночь на асфальте лежал. Хорошо, что лето было. Не замёрз. Утром меня соседи увидели и маму позвали. Занесли меня. Мама меня мыла и плакала. Потом меня скорая забрала.
- Сильно покалечили? – тихо спросил Коля.
- Жениться могу, – улыбнулся Хазрет. – Детей иметь - тоже. Ожог был сильный. Тогда ещё не знали, выздоровею или нет. Друг мой поправился быстро. Историю эту узнал. – Хазрет замолчал, переходя к самому тяжёлому для него месту. – Узнал – и не пришёл ко мне. Ни в больницу, ни к маме моей. Ни он, ни невеста. Никто из их родни. Я когда из больницы вышел, то, как раз на мамины похороны успел. У мамы сердце не выдержало. Даже на похороны никто из них не пришёл. Я про друга поверить не мог. А потом понял, что он просто решил оставить меня. Сделать вид, что ничего не было. Все, кто нас знал, удивлялись, что он так поступил. А я как в тумане был. Я тех ребят, что меня били, даже оправдывал в душе. Они ведь думали, что это – я. Но почему друг не пришёл ко мне… Мне, потом передали общие знакомые, что он и не собирается видеться со мной. Мадина тоже ни разу не пришла. Потом за спиной смеяться стали, что меня, мол, кастрировали. Я без мамы, без друга и без невесты остался сразу. Вот. Продал мамину квартиру и уехал на край земли. Восемь лет прошло. А я всё думаю об этом. – Он замолчал. Повернулся к печи, вытащил хлеб и помешал содержимое чугунка.
Коля сидел впечатлённый. Горе. У всех было своё горе. У Коли своё. У Натальи своё. И у этого горца – своё. И если в Колином горе был виноват только сам Коля, то с Хазретом случилось не по его вине. Коля отдалённо даже понимал того Хазретова друга. Чем распутывать клубок обид и ошибок, легче сделать вид, что ничего не было. Это проще. Для этого, надо всего ничего – лучшим другом пожертвовать. Как и в случае с Зимой и часами теми дурацкими. Все просто сделали вид, что ничего такого не было. И всё.
А Хазрет тем временем раскладывал еду по тарелкам. Нарезал подогретый хлеб. Достал из холодильника морс. Весь он как-то ссутулился, сгорбился, будто под тяжестью рассказанного.
Они в молчании ели. Коля ещё раз похвалил курицу. Хазрет как будто не заметил. Коля понимал, что он сейчас не знает, правильно ли поступил, рассказав Коле об этом. Возможно, уже жалеет. Неловкость, казалось, сидела вместе с ними за одним столом.
- Скажи, а зимой камни не промерзают? – спросил Коля. Ему приходил в голову этот вопрос, но сейчас он задал его, чтобы как-то разрушить гнетущее молчание.
Во взгляде Хазрета мелькнуло удивление.
- Нет. Тут стена в два слоя. Даже в три. Я сначала фундамент большой сделал. Плиту залил поверх покрышек с камнями. Ещё террасу хотел сделать. А стены как в горах в старину делали. Плетень, обмазанный глиной с песком. Ещё солому можно. Но стены тонкие вышли. Я тогда решил снаружи камнем обложить толстым. А потом и изнутри. – Хазрет снова замолчал. За окном уже было совсем тихо. Дождь прекратился, и воя ветра слышно не было.
- Я даже каждый камень мыл. Представляешь? – Хазрет поднял на Колю взгляд, будто желая разделить с ним это удивление, от того, что он мыл каждый камень.
- Каждый камень? Мыл! Ух ты. – Послушно удивился Коля в ответ.
А Хазрет вновь опустил глаза вниз. И Коля понял, что дело не в камнях. Дело всё в той же беде, что гложет душу этого странного и непонятного человека сидящего напротив него. И Коля вдруг рубанул от всей души то, что сам думал по этому поводу.
- Знаешь, Хазрет, что я считаю. В моей беде виноват я сам. А в том, что случилось с тобой – твоей вины нет! Ты никого не предал. Ты никого не бросил. Ты не виноват. Просто твой друг оказался – не друг.
Глаза Хазрета засветились каким-то радостным облегчением. Он поднял глаза на Колю и вдруг ясным и спокойным голосом произнёс. – Да. Ты прав. Моей вины здесь нет. – Неловкость вскочила и выбежала из-за стола, сквозь стены бросившись долой – в ночь. И Коля будто ощутил, как в сердце у Хазрета провернулось какое-то старое и заржавевшее колесо. Какие-то опорные фундаментные блоки в душе вставали на свои места благодаря сказанным словам. Нет его вины в случившемся. Возможно, он сам не раз твердил себе это, но вот рядом нашёлся тот, кто сказал ему это вслух. Со стороны.
- Мне больше нечем угостить тебя, брат! – Хазрет улыбаясь, показал на стол, - прости!
- Ничего, и так всё вкусно! Если учесть, что я к тебе в гости без приглашения пришёл… - Коля облегчённо засмеялся.
В темноте напротив него блестел зубами Хазрет.
*****
Уже давно рассвело, а Коля всё спал и спал. Вчера Хазрет сдвинул две лавки, положил матрас, скатал куртку как подушку, обернул её чистым полотенцем и дал Коле покрывало. Получилась отличная лежанка. Коля моментально уснул. Утром, сквозь сон, он слышал, как тихонько шуршал хозяин, вставая и выходя на улицу. Ходил с вёдрами, кормил кур и уток, выгонял овец из загона. Коля повернулся на другой бок и снова заснул. Он спал, спал, и ему не хотелось вставать. Он чувствовал себя очень спокойно, всё-таки нервное напряжение в лагере не прошло даром. Оно хоть и не осознавалось, но то, что оно всё-таки было, в полной мере ощутилось здесь. Как будто некий датчик в душе говорил, что в доме у этого кабардинца, было абсолютно безопасно и все Колины рефлексы, и вся Колина настороженность отключились полностью. Он действительно отдыхал.
Когда Коля, зевая и протирая лицо руками, всё же удосужился подняться с постели, Хазрет уже был внутри и готовил завтрак. За окном беззаботно пели птички и светило яркое солнышко.
- Дауэ ущыт, Коля! Как дела? – Он, радостно улыбаясь, разбивал яйца над большой чугунной сковородой.
- О-о! – Коля обалдело помотал головой. – Привет! Вот это я выспался.
- Садись к столу, дорогой. Сейчас завтракать будем.
Они уже пили кофе, когда внезапно резко и яростно залаял пёс за окном. Хазрет вскинул голову, затем, метнувшись к ружью, быстро выбежал на улицу. Собака лаяла злобно, кидаясь на кого-то. Коля тоже вскочил из-за стола, поворачиваясь к окну. С улицы вдруг раздался смех.
- Коля, выходи. Кажется, к тебе гости пришли!
Когда Коля вышел на улицу, то его глазам предстала интересная картина. Хазрет, с ружьем, перекинутым через плечо, привязывал злобно лающего Дыгъужа, а на дереве у забора, выпучив глаза от страха, сидел Лёха Волчанский.
- Здорово, Коля! – пробормотал он. – Меня Артём прислал. Там директриса лютует. Тебя ищет.
Глава 11. Директор детдома
Пока они возвращались в лагерь, Коля все мозги перевернул, думая, что бы такое рассказать директрисе, чтобы оправдать своё отсутствие. А Лёха Волчанский шёл и рассказывал, как она искала Колю.
- Она такая, короче к девкам подходит, где, мол, вожатый ваш. А те ей – на пляж, вроде пошёл. Она потом к пацанам – где Коля? - А те такие – да вот, только что тут был. – Она опять к девчонкам. А девчонки – Да он, наверное в домике у себя… В таком вот духе. Ух, она такая злая была! Зачем ты ей вдруг понадобился? Ей вообще по фигу тут всё было. Это Элеонора носится, если что-то надо. А директриса половину ночей вообще в Находке проводит. Она ещё сторожа на пляж посылала тебя искать. А потом на Марка наорала. А ночью вообще, прибухала. Я к ней в окно заглянул. У неё, прикинь, телефон спутниковый есть. Она в него пьяная кричала – А что вы от меня хотите-то? Не знаю я, где он! Не знаю! – С кем-то ругалась, короче. А на столе вискарь такой, дорогой. Бухала ночью и курила, как паровоз. Я вот думаю, она чё, про тебя ругалась, что ли? Ну, типа не знает, где ты…
- Да, зачем я ей сдался? – Коля пожал плечами. - А ты чего туда полез-то? – вдруг спохватился он. – Ночь же и ливень, чего тебе в палатке не спалось?
- Да я к сторожу за сигаретами заскочил, – объяснил Лёха. – А потом смотрю, за домом этим белым, свет горит и разговаривает кто-то, ну я и пролез глянуть.
Коля аж остановился.
- В смысле, «к сторожу за сигаретами»? – он ошалело посмотрел на Лёху.
- Да в том и смысле. – Тот опять, с превосходством, посмотрел на Колю, как на несмышлёныша. – Сторож со мной сигаретами делится. Я – ему, а он – мне. Он и в Находку мне объяснил, как доехать тогда. Не просто так, конечно. За пузырь договорились. Я и притаранил парочку. Один ему, один мне. А он спал, зараза. Я тихонько в Хрюшину будку положил, как договаривались и в палатку к себе дунул. Я ж ещё тогда чёрного того видел, помнишь?
- Помню, – ответил Коля соображая. – Так это что, я сигареты у вас забираю, сторожу отдаю, а он обратно вам возвращает? Так что ли?
- Молодец, Колян, дошло! – заржал Волчанский. – Ну, типа вроде того.
- Вот блин! Так вот, сел бы на землю и заплакал! – пробурчал Коля, переваривая информацию. Все остальные конфискованные сигареты он тоже отдал Семёнычу. Стало быть, они потом вернулись назад – к Волчанскому и к детдомовским девчонкам. А сторож значит с ними в связке. Коля хмыкнул. Он и вправду наивный, можно было б и самому догадаться.
- Да, ладно, Колян, не ссы. Всё ништяк, – как мог, утешил его Лёха.
- Сейчас в репу дам! Сам не ссы!
- А ну, да, не буду больше. Не сс.. н-не буду, в общем. – Лёха прикрыл рот рукой.
Они прошли ещё какое-то время в молчании. И вправду, чего это директрисе понадобился Коля? Не его ли она имела в виду, когда кричала по телефону? Хотя, зачем он ей? Наверное, тут что-то другое.
Между тем, они приближались к тому месту, где Коля пересёкся с тем чёрным призраком. Бледное шевеление вчерашнего страха прошлось по позвоночнику.
- Лёха, а ты как сюда шёл? Какой дорогой? – спросил Коля.
- Так и шёл примерно.
- Вниз не спускался?
- К заброшкам? Не. Чего я там не видел? Я постоял, глянул, думаю, как короче, и так, в обход пошёл.
- Никого не видел? – Коля поёжился, вспоминая.
- Нет, – немного помедлив, сказал Волчанский. - А ты видел, что ли? – Он, сощурившись, взглянул на Колю.
- Не знаю. Видел ли, померещилось ли.
- И чё?
- Ничё! – Коля колебался, не зная, стоит ли говорить.
- Да сказал уж «а», говори «бэ». – Волчанский, как будто ожидал услышать что-то своё. – Я, может, тоже тебе чего скажу.
- Да, от тебя постоянно сюрпризы какие-то.
- Я тебя чё, кидал когда-нибудь? – Волчанский казалось был обижен недоверием.
Коля посмотрел на него. Да и в правду, вроде можно сказать. Чего не сказать-то? Трусом выглядеть боишься? Да, ну. Тут в этом лагере вообще непонятно что происходит. То ли чертовщина, то ли цирк для сумасшедших…
- Скажу я тебе. Призрака какого-то я видел. Шёл с той стороны. – Коля кивнул головой в сторону заброшенных зданий. В чёрном весь…
- В капюшоне? – вдруг настороженно уточнил Волчанский.
- Да, – растерянно ответил Коля. – А ты откуда знаешь?
- Невысокий такой, идёт, будто плывёт… Да?
- Ага… Ты что… видел?
- Не я – Волчанский обеспокоенно заозирался. – Сеструха моя. Она реально перемохала. Её, блин, чтоб напугать, очень постараться надо. А тут она вообще обосралась.
- Она из-за этого у вас в палатке ночует?
- Ага. Говорит, что призрак этот долбаный именно её убить и хочет. Понимаешь. Я поэтому и не говорил тебе. Пацаны сказали, что не сдадут. Трегубкин тоже пообещал.
- А как это было? Ну… как она его встретила? – Коля с одной стороны был напуган, а с другой стороны рад, что это была не галлюцинация, и у него с головой всё в порядке.
- Она в кусты залезла покурить. Ну… где летний душ, а у забора кусты и полынь высокая в рост. Там девчонки наши полянку оборудовали. Вытоптали, чтобы сесть можно было вдвоём-втроём, а со стороны не видно. Ну и залезла туда Зинка. День был ещё, светло. Сидит, курить собралась. Вдруг видит за забором, между деревьями идёт кто-то. Смотрит, в балахоне чёрном. Она затаилась, а призрак тот, походил-походил и исчез. Она сначала прикололась даже, и вожатой своей Польке рассказала. Баптистке этой. А та, прикинь, говорит, что это её тёмные силы преследуют, за то, что она на картах гадает. Ну, сеструха посмеялась и на следующий вечер, уже после отбоя полезла туда курить. Она такая спичку зажигает, а там эта тварь сидит. Рядом. Зинка офигела и рванула оттуда. Еле, блин, успела, не то бы хана…
- Может, показалось? – неуверенно спросил Коля.
- Ага. Рана от ножа через весь бок, может ей тоже, показалась? Говорю же, ещё чуть-чуть и хана бы Зинке была!
- Рана! От ножа!? – Коля опять подумал, что ослышался.
- Да, мля, от ножа! Не от ложки! Говорю же тебе!
- Охренеть! – Коля чуть не подпрыгнул на месте. – Почему не рассказали?! Почему милицию не вызвали?! Надо было и директрисе и Элеоноре сразу же говорить!
- Да, ну. Директриса эта мутная. Я же вижу, что гнилая. Да пошла она… И ты не говори, понял?! Тебе я верю.
Коля стоял и словно выброшенная на берег рыба хватал ртом воздух. Да, что же это, в самом деле, происходит, в этом лагере!!! Что за призраки вооружённые ножами ходят по ночам? Он смотрел на ухмыляющегося Волчанского и у него не укладывалось в голове. Кому надо резать ножом мелкую девчонку подростка? Что за чёрные тени скользят по ночам, а порой и днём? Коля чуть не зарычал от всех этих мыслей.
- Это тот же мужик, что ходил ночью? – Он жёг Волчанского взглядом.
- Не, это по ходу баба была. Невысокая. Рожа вся была чёрная. Не понять. Зинка теперь от всех девок в лагере шарахается.
- Твою ж дивизию! – Коля задыхался от возмущения и гнева. Что же это за твари такие? И не призраки, раз с ножами. И не люди, видимо. Что же им надо?
Волчанский Лёха смотрел на кипящего Колю со своей обычной ухмылочкой и вдруг сказал.
- Ладно. Через два дня уже смена заканчивается. Все домой поедут. Может и тварь эта домой свалит?
- Да? – Коля даже не заметил, как пролетели эти дни. Вот уже и первый заезд заканчивается. Ещё два полных дня. Потом по домам. Этим детям. А у них будет перерыв в пару дней. – Точно. А сегодня какое число? – Озадаченно спросил он.
- Второе августа. – Ответил Волчанский. Потом льстиво растянув губы в улыбочке, и приложив руку к пустой голове, сказал елейным голоском. – Поздравляю с праздничком, Колян! За ВДВ!
Коля удивлённо улыбнулся. Точно, сегодня же день десантника. Второе августа. Надо бухать, купаться в фонтанах, бить бутылки об голову и орать – «за ВДВ!» А потом идти и драться с милицией. Он махнул рукой, и они с Волчанским отправились дальше, в лагерь. Коля шёл и думал, что если вчерашнюю баню и дождь приравнять к купанию в фонтанах, а драки с призраками и беготню по лесу, к разборкам с милицией, то он вполне полнокровно отмечает эти дни. А в лагере сейчас ещё директриса перцу добавит… В общем, праздник выйдет, что надо!
А в лагере Данька, Марк, сторож Семёныч и ещё несколько пацанов постарше разгружали арбузы и дыни из подъехавшего грузовичка. Коля сразу же пристроился рядом и начал помогать. Типа никуда не уходил и всегда был здесь. Данька с Марком поглядывали на него, откровенно ухмыляясь. Явился, мол, не запылился. А повара тем временем уже накрывали на стол к обеду. Они ещё не успели всё разгрузить, как с пляжа толпой повалили ребята. Артём кивнул Коле и повёл своих рассаживаться за стол. Бабич с Пашкой Елисеевым и остальными ребятами сразу же плотно обступили Колю. И он почувствовал, что вот люди, которые его ждали, которые его защищали, и на которых можно положиться. Иоланда встала позади с насмешливой улыбкой разглядывая Колю.
- Ой, вы уже вернулись? – С таинственным придыханием пропела она. – А тут такое было… Вы всё веселье пропустили.
- Постараюсь больше не пропускать. – В тон ей ответил Коля.
- Вас директриса искала, а мы её во все углы отсылали. Вот только что здесь был, говорили. Она такая злющая была. Прям как моя тётка, когда я суп не доем.
Ленка Паньшина тоже вертелась рядом, норовила помочь и подхватить арбуз. Прибежал Женька-ёжик, пошмыгал вокруг Коли, будто принюхиваясь и узнавая, и ускакал за стол номер семь. Там уже в гордом одиночестве восседал Волчанский. Пора было идти и им.
Все сели, привычно выслушали, как помолились баптисты и принялись есть. Сегодня на первое был рассольник, а на второе макароны с мясным подливом. Коля, будто бы отвыкнув за сутки, с интересом рассматривал всех. Вон вожатая из Брянска Суламита опять что-то выговаривает Вероничке. Маленькая Вичка с косичками тянет за стол Валеру-кота. Саймон сидит полуотвернувшись. К нему опять подсел Мандрыгин. Наталья со своим отрядом, мельком взглянув на Колю, отвернулась. Для неё всё это было ещё вчера, а для Коли, будто год прошёл. Два дня. Осталось ещё два дня. И их надо пробежать, протерпеть, проползти и не дать тем чёрным призракам довершить своё чёрное дело. Во-первых, надо поговорить с Артёмом. Рассказать про Хазрета и про сестру Волчанского. Рана на боку это не шутка. Это всерьёз. Лёха сказал, что просто порез сильный. Зинка, выросшая в детдоме, обострёнными инстинктами успела быстро среагировать. Молодец. Но это надо обсудить с Артёмом. Потом надо будет что-то решать в свете новых обстоятельств. Колины мысли опять расползались в стороны, как червяки из банки.
*****
Поговорить с Артёмом получилось только на пляже. Директриса опять уехала в Находку, а Элеонора Робертовна ничего Коле не сказала. Увидела за обедом и тихонько погрозила пальчиком. На что Коля сложил ладошки вместе и принял умильный вид, мол, простите, больше не буду. Зарядку этим утром проводил Артём, так что Колино отсутствие всем бросилось в глаза. Коля решил всем говорить, что заблудился в лесу, испугался грозы и переночевал как зайчик под кустиком. И пусть думают, что хотят.
Коля всё рассказал по порядку, как сам узнал. Про свою встречу с Хазретом, затем про сестру Волчанского. Артём долго молчал. Потом встрепенулся и сказал.
- Знаешь, Коля, вот если собрать всё вместе, то давно пора во все трубы трубить и директрисе жаловаться. Хоть ментов вызывать, хоть лагерь отменять, хоть что. И я бы так и сделал, наверное. Но директриса себя очень странно ведёт. Тебе уже сказали, что она тебя искала, металась тут по лагерю?
- Да, все уши прожужжали. Ты ж сам Волчанского ко мне прислал.
- Ну да, ну да. – Рассеянно сказал Артём. Он как будто был обращён вглубь себя. Думал какую-то свою думу. Потом он повернулся к Коле и произнёс. – Ты помнишь, как Мандрыга в первые дни отсутствовал? У нас в комнате валялся. Его разок Элеонора пожурила, а директрисе вообще, хоть бы хны было. А тут просто взярилась. Психовала, носилась, как ненормальная. Я, конечно, понимаю – порядок есть порядок, все вожатые должны на месте быть. Ну, сказала бы – ай-яй-яй, ну отчитала бы, да и всё… С чего такие нервы?
- С чего? – Коля смотрел на соображающего Артёма.
- Не знаю. Она сегодня с утра на собрание не пришла. Вышла вся зелёная, злая, и в Находку уехала с водителем своим.
- У неё телефон спутниковый в комнате есть, знаешь? Она по ночам разговаривает с кем-то.
- Ого! – Артём удивлённо поднял брови. – Вот это новости. Это очень дорогая игрушка. Интересно, зачем? На трассу можно отъехать и там уже есть связь. Ну, или с Находки.
- Лёха говорит, что слышал, как она ночью с кем-то разговаривала и всё повторяла, что, мол, не знаю я, где он, не знаю.
- Да? – Артём выпрямился и уставился на Колю. – А вот это уже совсем интересно.
- Думаешь, про меня это?
- Ну, если учесть, что именно тебя она искала с фонарями и собаками.
- Да зачем я ей?
- В этом и вопрос! – Артём снова устремил взгляд в синюю морскую даль. – Данька сразу, в первые же дни, сказал, что здесь что-то нечисто.
- Мне тоже говорил. – Коля кивнул головой. – Так что же у нас выходит?
- А выходит у нас то, что Данька был прав. Что-то мерзкое тут происходит.
- С этим-то никто не спорит. Мы и без Даньки это знали. Поэтому в засаде и сидели.
- Да, но мы думали, что это псих-одиночка действует, дадим ему разок в морду и дело с концом. А по ходу выходит, что это не так. Тут, Коля всё одно к одному складывается. Смотри, помнишь, нам Саймон этот ляпнул, что директрису в последний момент поменяли?
- Помню. И что?
- Я тоже подумал, ну и что. Это их административные заморочки, нам вожатым до лампочки. А новая директриса шпингалеты первым делом снимает с дверей у девочек. Чтоб, мол, водку с мальчиками ночью не пьянствовали.
- Потом-то поставила, – сказал Коля.
- Поставила, потому что не могла не поставить. Данька же этот вопрос на общем совещании поднял. Я ж тогда лагерь со Светкой этой переполошил. Вот. Ей деваться было некуда. Вот и поставила. Всё равно вожатые уже спали у девчонок, и они бы, так или иначе, закрывались бы. Хоть стулом, хоть чем. Шпингалеты роли не играли уже… - Артём снова задумался.
- И чего дальше?
- А дальше, мы с тобой дежурить по ночам начали. Один раз мы его спугнули, когда он тебя вырубил. Ему уйти пришлось. Потом возможно ещё мешали, сами того не зная. Потом ночью ты ему врезал неслабо. И по всему выходило, что это тот фермер по соседству. И вроде бы всё укладывалось. А это не он. А ещё на сестру Волчанского какой-то призрак нападает. Ножом бьёт. И тебя тот с ножом убить пытался.
- И что?
- И то, что их как минимум, двое. И по ходу директриса тут тоже примазана. – Артём повернулся к нему. – Видишь ли, Коля, им почему-то надо кого-то убить, а мы им постоянно мешаем. Не сколько мы, сколько конкретно – ты. И когда ты исчез, у директрисы началась паника. Опять мы им планы нарушили. Видимо нервы у неё уже на пределе.
- Так они сестру Волчанского убить хотят? Зинку эту?
- Выходит, что так.
- Она-то им зачем? Детдомовка. Мать помесь алкоголички с проституткой, отец вообще неизвестно кто.
- Откуда ты знаешь? – Артём вскинул на Колю удивлённый взгляд.
- Да, мне дядя Женя их рассказывал.
- А, Евгений Николаевич, который с ними приехал? Понятно. – Артём опять устремил взгляд на море и купающихся ребят. Коля молча ждал.
- Нет. – Артём вдруг встрепенулся. – Что-то тут не вытанцовывается. – Он опять замолчал. Затем медленно, рассуждая скорее сам с собой, нежели с Колей произнёс. – Если им нужна была Зинка эта, то зачем «маньяк» этот ночью к Лизе залез, и палец ей в рот засунул? Ну и лез бы к Зинке. А он, такое впечатление, не знает, кого убить надо и всё рыщет и всё смотрит. А тут ещё мы ему мешаем. И директриса по ночам перед кем-то отчитывается.
- Кстати, Лиза эта внешне похожа на Зинку. Рост одинаковый и стрижка короткая. Может он перепутал?
- А палец в рот, зачем засунул? Паспорт проверял? – Артём усмехнулся. – Дурь какая-то выходит.
Колю вдруг осенило. Он резко распрямился на песке.
- Артём! А ты сестру Волчанского видел?
- Не знаю. Может и видел. А что?
- А то, что у неё зуба переднего нет! Понимаешь!
Артём приоткрыл рот, и от, чувств ударил ладонью по песку.
- Так вот, в чём дело! Он Лизе палец в рот засунул проверяя. Так? А у неё зубы на месте. Поэтому он её не тронул! Ёшкин дрын! Значит надо прятать Зинку эту.
- Куда ты её тут спрячешь? Она и так от вожатой своей не отходит. Тут надо понять, что они провернуть хотят.
– В чём тут дело, отчего они такое провернуть хотят, мы, вряд ли догадаемся. Тут всё серьёзно, а почему, нам никто не скажет. Ясно, что дело мерзкое… И это не маньяк. Тут в чём-то другом дело. Я вот что думаю. Раз до конца заезда пару дней осталось, то надо нам всем бдеть. И по ночам дежурить продолжать. Нам сейчас как в той сказке – день простоять, да ночь продержаться. И вот ещё… Надо Даньку с Марком подключать. Точнее вместе действовать. И с дядей Женей этим поговорить. Что там про Зинку эту он нам расскажет, послушать. Ему тоже про покушение это рассказать надо.
- Мне Волчанский запретил про это рассказывать. – Коля нахмурился.
- Да? А как сестру убьют, так он разрешит?
- Не знаю. Он никому не верит. Зинка его – тоже. Они так привыкли – все беды сами перемогать. Вот и перемогают, как могут.
- Когда убьют, не перемогут. – Артём жёстко смотрел на Колю. – Мы скоро доиграемся. Точно убьют кого-нибудь.
Коля молчал.
- А где детдом их? – спросил Артём. – Откуда они?
- С Калужской области, откуда-то. – Пожал плечами Коля.
- С Калужской области, – задумчиво проговорил Артём. Он смотрел на море, на мельтешащих детей. – Чего-то далековато, не кажется тебе? С запада обычно на Чёрное море ездят. В Подмосковье там… не знаю. На Волгу, может быть. Чего это вдруг, они в такую даль припёрлись?
- Не знаю. А нам, какая разница, откуда они?
- Да нам вообще никакой разницы не было ни в чём, пока не начались выходки эти. И если вправду Зинку завалить хотят, то надо всё выяснить. И этот вопрос тоже. Кстати, где она?
- Вот, рядом с Полинкой, вожатой своей сидит. Купаться не идёт.
- Ага. Раздеваться не хочет. Сильный порез у неё?
- Лёха говорит, что кожа подмышкой нормально так разрезана. Та её в грудь била. Но и всё.
- Надо Даньке с Марком сказать. Пусть тоже за ней приглядывают… - он помолчал. - … в грудь била… - затем проговорил он, как будто пробуя на вкус Колины слова. - Сволочь! - Артём долго смотрел в сторону Зины. – Не она ли была на той фотографии?
- Не помню. Может и она. Там двое их было.
- Двое, – задумчиво повторил Артём. – И всё-таки, чего это они в такую даль припёрлись? Что, в Калужской области лагерей детских нет?
- Давай у Евгения Николаевича спросим. А там и про Волчанских подробнее выясним.
- Давай. - Артём кивнул. – Поговорить с ним, в любом случае надо. Только тихонько. Я уже всего опасаюсь.
*****
Сегодня был дежурным Данькин отряд. Они и помогали накрывать и убирать со стола после приёма пищи. Дядя Женя суетился здесь же, покрикивая на неразлучных подружек: шатенку с лисявой блондиночкой. Те уборкой столов заниматься не хотели и всё норовили улизнуть. Он поднимал ладошку, будто хотел дать им подзатыльник и смешно грозил, что отправит обратно в детдом. Девчонки весело отбрёхивались и с неохотой собирали тарелки.
- Вы не имеете право нас заставлять работать. Мы несовершеннолетние! – Шатенка, закидывая гриву волос за плечи, взяла одну тарелочку и не спеша поплелась в сторону кухни.
- А это не работа! Это дежурство! Умные все стали. Законов начитались. За собой убрать это не работа.
- Это работа. Вы нас эксплуатируете. – С хитрой улыбкой пискнула блондиночка. Она тоже взяла одну тарелку и поспешила за подругой в сторону кухни.
- Тогда и есть вас заставлять не надо! Это ж какая работа – челюстями шевелить. – Возмущённо парировал Евгений Николаевич.
- Вот и не заставляйте! Мы сами! – хихикнула беленькая, прибавляя ходу.
- Вот приедем, я и на тебя Ленка, и на Наташку твою докладную напишу. Сразу в министерство! Поняли! – смешно грозил дядя Женя. Но подружки уже скрылись на кухне.
Сегодня был финальный матч по баскетболу, поэтому, после ужина отряды не расходились. Кто-то побежал в комнаты переодеваться, кто-то ещё помогал убирать со стола, кто-то пошёл в душ, пока было свободно, но основная масса народа толпилась здесь же. В финал вышел Колин отряд и отряд Марка. Опять они бились друг против друга. Это тоже Николаю сообщила Лена Бабич. Коля похвалил её и опять ощутил минутный стыд, оттого, что он настолько не в курсе жизни отряда.
Дядя Женя, хромая уселся на ту самую скамеечку, где уже однажды говорил с Колей. Он приветливо улыбнулся, когда они с Артёмом подошли к нему.
- О, молодая смена! Ну, присаживайтесь. – Он пожал им руки. – Вы спросить чего хотели? – он посмотрел на них.
- Да, - начал Артём. – Евгений Николаевич, вы ведь, вроде с Калужской области, верно?
- Да, можно просто дядя Женя. Меня все так зовут. – С готовностью откликнулся он. – Да, всё верно. Малоярославецкий район. Посёлок Юбилейный. Калужская область. А чего?
- Да просто странно как-то. Вы так далеко забрались. На Дальний Восток. Вот мы с Колей и удивляемся. – Артём с молчаливого Колиного согласия сам вёл разговор.
- Да, ничего странного, – улыбнулся дядя Женя. – Мы ж детдом, так? Государственное учреждение. У нас два раза в год выезд по всей территории Российской Федерации. Оплачивается государством. И поезд и самолёт. Даже заграницу поездку выбить можно, но тут, конечно, суеты много с бумажками. Всё сильно заранее делать надо. А по России без проблем.
- А сюда вы как добрались?
- До Москвы электричкой. Два часа всего. Потом самолётом сюда. – Охотно рассказывал Евгений Николаевич.
- Да? А почему не на Чёрное море, например? – спросил Артём. – Вроде бы поближе и удобнее. Да и море там теплее…
Дядя Женя понимающе кивнул и, закряхтев, уселся поудобнее на скамейке.
- Всё верно говорите вы, молодой человек. Мы и ездили обычно, то в Анапу, то в Сочи. А зимой в санатории. Ехать сюда далеко и неудобно, что верно – то верно. Семь часов разницы, опять-таки. Это детям хоть бы хны, а мне-то тяжко уже… - Он почесал лысину. – У нас в детдоме, незадолго до оформления на поездку эту… история странная произошла. – Он повздыхал, думая с чего начать. – Я уж и милиции рассказывал, да только всё без толку. У нас, молодые люди, директор пропала. Исчезла просто. Вот. А незадолго до этого она на Дальний Восток заявку оформила. У нас же как? Нам управление из Москвы присылает список возможных мест. Там одно и то же обычно. Сейчас уже по интернету можно, но нам ещё бумажкой приходит. Там всякие Сочи, Анапы, Пятигорски, Ессентуки… в основном туда и ездим. И в этот раз, вроде тоже собирались туда. Лагеря и санатории там, в списке и Алтайские есть, и Волжские. Под Самарой санаториев много тоже. Но директор наша, в последний момент, вдруг сюда заявку подала. Мы даже выяснить, почему, не успели. А она пропала. Ну… а документы все уже поданы были и оформление само собой дальше по инстанциям пошло. Вот и выпало нам ехать сюда.
- А директор куда делась? – спросил Коля.
- Да я бы тоже это знать хотел. У нас весь персонал в детдоме переживает. Татьяна Михайловна – золотой человек. Уж почти два месяца, как пропала. К нам милиция приходила, опрашивала всех.
- И что, никакой догадки, куда делась? Никакой зацепки? – спросил Артём.
- Ну, не знаю я про догадки и зацепки. Милиция сказала, что дома у неё паспорт на месте был. Замок не вскрыт.
- А что-то было такое… перед исчезновением, ну, что-то случалось? – Артём запутался в словах. Впрочем, его мысль была понятна.
- Да, случалось, – махнул рукой Евгений Николаевич. – Я ж милиции раз десять о том говорил. К ней незадолго до этого какой-то человек приезжал из Москвы. Не помню, но раза два он к ней приходил точно. В кабинете с ней разговаривал. Она после второго раза нервная какая-то стала, напуганная. Я зашёл к ней однажды, а она личные дела детей сидит, листает. А дверь в кабинет на ключ запирать стала, даже когда сама внутри находится. Потом, после того, как она исчезла, к нам проверка приехала из Москвы. Оказалось, что часть личных дел детей пропала. Вот такой вот фикус Бенджамина у нас оказался. К нам даже журналисты с криминальной хроники приходили, да что толку? – Евгений Николаевич сокрушённо махнул рукой.
Коля стоял и смутно припоминал, что он что-то такое уже то ли слышал, то ли читал. По телевизору, что ли видел? Он не мог вспомнить. В училище или у мамы дома? Может на вокзале?
- А личные дела украли, получается? – снова задал вопрос Артём.
- Не знаю, украли или она сама их спрятала. Следов взлома не было, говорят. Да, кто его знает. Могли ключи взять и отпереть.
- А дела эти в кабинете у директора хранились?
- Нет, зачем? В архивной комнате. Там и дверь старая такая, советская ещё, дерматином оббитая, с кнопочками круглыми. Замок старый. Всё старое. Кому нужны дела эти?
- Кому-то, стало быть, были нужны. – Рассудительно промолвил Артём. – Скажите, - вдруг встрепенулся он, – а дела тех, кто сюда приехал, тоже пропали?
- О! – дядя Женя усмехнулся. – Хороший вопрос ты задал. – Там частью тех, что сюда приехали, дела были, частью, тех, что остались, тоже. Около двадцати дел пропало. Только… - он осёкся и замолчал.
- Что? – в один голос спросили Артём и Коля.
- Только это всё девчонки были. От четырнадцати до шестнадцати лет.
Коля с Артёмом переглянулись.
- Скажите, дело Зины Волчанской там тоже было? – осторожно спросил Артём.
- Было. – Ответил дядя Женя. –Только она не Волчанская, а Комарина. Отцы-то разные. И Зины, И Вероники Санниковой, и Наташи Шагиной и подружки её, Ленки Ларькиной, тоже. Все девочки в детдоме от четырнадцати до шестнадцати там были. Все.
- Дядя Женя, можно ещё один вопрос? – Артём посмотрел на Евгения Николаевича. – А Лёша Волчанский уже совершеннолетний, так? Обычно к этому возрасту уже из детдома выпускают. Или нет?
- Формально – да. Ему восемнадцать ещё весной стукнуло. Получается, что теперь он сам по себе. Но мы его пока не выпустили официально, а директриса его в списки на эту поездку тоже внесла.
- А он не должен был ехать?
- Нет, тут все не его возраста. Но Татьяна Михайловна его зачем-то внесла. Из-за сестры может быть. Ну, пусть. Он уже выпускник. После лагеря в детдом вернёмся и оформлять его будем.
- конец второй части -
Стена и Молот
Часть третья
Изменяющий прошлое
Глава 1. Находка
Коля вразвалочку, засунув руки в брюки, не спеша шёл по Ленинскому бульвару в Находке. Артём высадил его около двух здоровенных чёрных якорей и пальцем ткнул туда, где находились салоны связи. Коля так и не успел купить местную симку, так что сейчас было самое время это сделать. Потом не мешало бы постричься. Артём сказал, что где-то там, в конце бульвара была парикмахерская. Первый заезд был окончен без потерь, и Коля был весьма этому рад. Деньги за работу им выплатила Элеонора в последний день лагеря, дети на тех же автобусах разъехались по домам, и он почти физически ощутил, как с плеч скатилось огромное бремя ответственности.
И сейчас Коля просто отдыхал. В Артёмовской кепочке, в новой белой футболочке с эмблемой Пекинской Олимпиады, вместо своей уже порядком застиранной и надоевшей вожатской футболки. В понтовых солнечных очёчках, также позаимствованных у Артёма, он не спеша шёл по длинной аллее обсаженной липами. Беззаботно светило солнышко, чирикали воробьи, копошась в траве, повсюду ходили горожане. Броско, по-летнему одетые девушки мелькали то тут, то там. Стайки молодёжи сидели на скамейках. Работали магазины и кафе. Большие солнечные зонты с рекламами разных напитков были выставлены на улицу и под ними на пластиковых креслах сидели люди и пили чай и кофе с пирожными. На велосипедах катались дети. Коля чувствовал себя космонавтом, вернувшимся на Землю из далёких глубин космоса. Он шёл, смотрел на этих простых землян, вдыхал в себя эту беззаботную летнюю жизнь, и ему чуть ли не хотелось плакать от умиления и счастья. Хотелось прыгать и радоваться, как вот эти дети. Хотелось сесть рядом с вон теми подростками с гитарой и поорать с ними их песни. Хотелосьдарить цветы и целовать руки каждой из проходящих девушек. А потом пробежаться по этой аллее туда и сюда раскидывая руки и дышать-дышать этой простой яркой и спокойной жизнью.
Позади остались сборы и расставание с ребятами. В сумке лежал листок с их адресами и телефонами. Бабич и Паньшина всерьёз расплакались, обнимая Колю на прощание. У других девочек глаза тоже были на мокром месте. Пацаны, осмелев, тоже обнимали его, называли «Колян» и приглашали в гости после того, как он закончит всю свою лагерную работу. Было и весело и грустно, но грусть была светлой, хорошей и доброй. Она совершено не мешала сейчас Коле вот так вот идти по этой зелёной аллее, дышать полной грудью и радоваться жизни. И эта грусть приятной прохладой оттеняла его восторги от прогулки по беззаботному летнему городу. Он так замечтался, что чуть не пролетел мимо салона сотовой связи. Перед Колей стоял только один посетитель, так что особо ждать не пришлось. Радио захлёбываясь от эмоций рассказывало о том, что товарищ Ху Цзиньтао торжественно открывает Олимпийские игры, что наши спортсмены вот-вот пройдут парадом на открытии, что какой-то там китайский гимнаст Ли Нин зажигает олимпийский огонь... Коля, улыбаясь, слушал новости, потом мужик перед ним ушёл, Коля купил местную симку, и сразу же вставив её. Телефон запипикал принимая сообщения. Коля вышел на улицу, и взглянул на часы: было три часа дня. Значит там, у мамы уже восемь часов. Скорее всего, уже проснулась. Можно звонить.
Он сел на пластиковый стульчик под разлапистый летний зонт в кафе и заказал мороженое. Мама взяла трубку после третьего гудка.
- Алло. – Раздался в трубке далёкий мамин голос.
- Мам, это я – Коля.
- Ой, Коля! Наконец-то! Как ты там, Колюша, а то я тут уж и что думать не знала. – Мама зачастила словами, - а то я тут дяде Грише звоню да звоню, а он мне одно и то же талдычит, доехал, мол, доехал, работает, там связь не ловит…
- Да, мама, всё верно. В лесу лагерь. Я хотел позвонить, но не получалось.
- Ну, хорошо хоть, всё нормально. А тут твои ребята с училища звонили…
-Да, мам, я сейчас свяжусь с ними. А у тебя-то как дела?
- Ага. Ну, хорошо. У меня нормально, и у Надьки всё нормально. Она беременная, знаешь?
- Ого! Дело хорошее, давно пора. – Засмеялся Коля. Надей звали старшую сестру.
- А ты, сколько ещё там? Когда вернёшься?
- Я пока пару дней в Находке, потом снова в лагерь. Ещё один заезд – точно. Это добавляй три недели. Затем, возможно, ещё один. Не ясно пока. Но ты этот номер запиши. Это местный. Ты лучше смс-ки шли, а то звонить дорого.
- Ладно, ладно. Хорошо. Ну, ты не пропадай.
- Всё, мам. Теперь на связи. Я тебе номер Артёма скину на всякий случай. Он местный, я у него остановился пока.
- Хорошо, ладно. Тебя там хорошо, хоть, кормят?
- Отлично кормят, мама. И не обижают. – Коля засмеялся в трубку.
- Ну, ладно-ладно. Целую. – В мамином голосе послышались слезливые нотки.
- Целую, мама. – Он положил трубку.
Девочка-официантка в аккуратном белом передничке поставила перед Колей мороженое. А он уже набирал номер Пашки Зимина. Механический голос на том конце ответил, что абонент недоступен. Коля набрал номер Рокота. Недоступен. Он набирал номера один за другим, и никто не отвечал.
- Спите вы ещё там, что ли? – удивлённо спросил телефон Коля. Ладно, потом ещё раз позвонит. Он взял ложечку, вытянул ноги и принялся есть мороженое.
- Ко-оля!!! – вдруг услышал он. Он удивлённо повернул голову. На аллейной дорожке чуть не прыгая от радости, стоял Славка Трегубин. Он улыбался во весь рот и показывал на Колю пальцем.
- Смотри, папа, это и есть наш вожатый. Я тебе о нём рассказывал! – Рядом со Славкой стоял аккуратного вида мужчина с усами, в светлых брюках и рубашке с коротким рукавом. Около него стояла женщина средних лет в летней блузке и цветастой юбке и держала за руку маленькую девочку с мороженым в руке. Мужчина приветливо улыбался.
Коля встал и, улыбаясь, сделал шаг навстречу. Они с отцом пожали друг другу руки. Рука у Славкиного отца была твёрдой, а рукопожатие крепким. «Тренер по самбо» - вспомнил Коля Славкины слова, сказанные тогда в палатке. Маме Коля кивнул и поздоровался, а со Славкой они обнялись. Девочка лизала мороженое и пучила на Колю глазёнки. А Славка восторженно прыгал рядом и говорил.
- Он, папа, Веронику со скалы спас! А он у нас зарядку вёл! Мы первое место в лагере взяли! Он десантник! У нас у одних такой вожатый был.
- Ладно тебе, Славка. – Со смехом придержал его Коля. – Перехвалишь сейчас.
- Он такой вдохновлённый с лагеря приехал. – Сказала Славкина мама. – Всё, говорит, иду в десантные войска. Цель есть теперь. Вы прям, повлияли на него сильно.
- Цель – это хорошо. Мужчине без цели нельзя. – Добавил Славкин отец.
- Точно. – Согласился Коля. – Должна быть цель.
- Особенно сейчас. Такие вон ужасы творятся. – Добавила Славкина мама.
Коля промолчал, не совсем понимая её реплику, зато Славка выпалил. – Вы же слышали, что война началась?!
- Какая война? – Коля ещё улыбался.
- Да, вроде передали только что, что Грузия на Абхазию напала. – Пожал плечами Славкин отец.
- А-а. – Протянул Коля. Грузия и Абхазия были где-то далеко, на юге. Он помнил, ещё по старым новостям, что они там постоянно друг в друга стреляли и что-то делили. Ну, ладно. Это всё равно, что вьетнамо-эфиопский конфликт, нам дела нет.
Они попрощались, ещё раз пожали друг другу руки и разошлись. Коля вернулся доедать подтаявшее мороженое. Он повертел телефон в руке и ещё раз попробовал позвонить. На этот раз Ваську «Мэйд ин Раша». Телефон тоже был отключен. Он набил смс-ку со своим новым номером и разослал ребятам. Очнутся – сами позвонят. Ещё одну смс-ку Артёму. Готово. Ладно, что теперь? Он почесал свою отросшую шевелюру, да, надо было постричься. Он расплатился за мороженое и, зажав передними резцами зубочистку, также не спеша вернулся на аллею. Позади ещё раздавалось бренчание струн, кто-то из подростков фальшиво пытался петь Цоевскую «группу крови». А впереди по аллее на пригорке возвышалось здоровенное здание с колоннами. «Дворец Культуры Моряков» - гласила надпись. А парикмахерская, по словам Артема, была на правой стороне улицы. Впереди было пусто, только чуть поодаль, тоже справа на скамейке сидела группа молодых людей примерно Колиного возраста. Кто-то пил пиво, змеился сигаретный дымок.
- Эй, сссс! А ну, стопэ! – Коля медленно повернул голову на звук. Да – всё верно, обращались к нему. Он повернулся к ним и сдвинул тёмные очки на нос, внимательно разглядывая парней. Их было трое. Тот, кто окликнул Колю, высокий, был в летней чёрной майке без рукавов и в чёрно-красных тренировочных штанах. Он сидел на скамейке, широко расставив ноги, и держал в руке банку с пивом. Рядом справа развалился ещё один, в джинсах, и по пояс голый с похмельной мятой рожей. Он тоже держал в руке пиво. Скомканная футболка лежала у него на коленях. Слева, поставив ногу на скамейку, находился ещё один, в кепочке. Он вполоборота смотрел на Колю с гадкой ухмылочкой, ни дать ни взять Лёха Волчанский в первый день лагеря.
Коля стоял, полностью повернувшись к ним, тянул время и забавлялся моментом. Кажется, его хотят взять на банальный гоп-стоп.Как же они будут нападать-то? Трое: двое сидят, а один стоит так, что ему крайне неудобно будет быстро ударить. Значит, будут давить на психику. Ну-ну. Коля смотрел и прикидывал варианты развития событий. Те смотрели на него.
- Э, чё, оглох!? Сюда иди! – Это опять прорезался тот, в чёрной майке.
Коля усмехнулся и, засунув руки в карманы, медленно, словно бы даже неуверенно, двинулся к ним.
- Шевели жопой. – Прикрикнул тот, что был по пояс голый.
- Шевелю. – Сдерживая улыбку, ответил Коля. Он подходил всё ближе и ближе. Он был уже вплотную к ним, когда первый, в чёрной майке, рявкнул.
- Резче!
- Хорошо. – Послушно ответил Коля и отвечая этому пожеланию, резко поставил ногу на скамейку между вальяжно раскинутых ног чёрного и вдавил носок кроссовка тому в пах.
- Ты ч… - высокий дернулся, и Коля сразу надавил сильнее. – О-о-ооо. Ссу.. – Он задергался, пытаясь руками оторвать Колину ногу, но тот лишь усилил нажим. Сидящий рядом попытался было вскочить, но Коля быстро ударил его пятернёй в лицо, опуская обратно на скамейку. Тот откинулся и захлопал глазами. Тотчас же Коля дал основанием ладони в лоб высокому, откинув и того на спинку скамьи. Стоящий слева убрал ногу со скамейки и растерянно задёргался, стоя на месте, так и не решаясь, что либо предпринять. Коля, продолжая держать ногу на промежности высокого, обернулся к нему и ласково улыбнулся. Тот вытянулся и испуганно пялил глаза на Колю. Тот, что в чёрной майке опять попытался убрать Колину ногу, но он снова лишь усилил нажим.
- А-а-а, бля… Хватит. – Просипел он, разводя руки в стороны.
- Ну, хватит, так хватит. – Коля чуть приподнял носок кроссовка. Высокий опять попытался встать, но Коля снова толчком в лоб откинул его обратно на скамейку. Вот теперь все замолчали, перестали дёргаться и внимательно смотрели на Колю.
- Ну, вот – сказал Коля, не убирая ноги и немного наклоняясь к высокому в чёрной майке. – Ты меня звал? Я пришёл.
Все трое молчали.
- Ты говори, чего хотел-то? – По-простецки улыбаясь, спросил Коля.
- Да, ладно, братан. Не бери в падлу… Обознатушки, в натуре. – Черномаечный пошевелил разведёнными ладошками.
- Да? – Коля деланно удивился. – Ну, ладно. Если что, зови. Я приду. – Он на прощание выплюнул зубочистку на чёрную майку высокого и только тогда, распрямившись, убрал ногу. Ещё раз, осмотрев всю троицу, он, также не спеша отправился дальше.
*****
Парикмахер-китаец постриг Колю именно так как надо. Самый короткий полубокс, почти налысо, сняв всё с боков и с затылка. Отличная стрижка для десантника. Позвонил Артём. Сказал, что едет обратно и может забрать его там же где и высадил. Минут через пятнадцать. Как раз хватит времени тем же прогулочным шагом дойти обратно.
Давешняя троица на скамейке что-то обсуждала и напряжённо замолчала, выжидая пока Коля пройдёт мимо. У Коли возникло детское желание шугануть их, рявкнуть что-нибудь такое грозное и сделать вид, что рванул к ним, но он сдержался. Ладно, пущай уж сидят, босяки.
Артёма еще на стоянке не было, и Коля зашёл в магазин-кафе «Приморский Кондитер». Он хотел купить конфет к чаю Артёму домой. Подумав, он ткнул пальцем в несколько видов конфет на прилавке. Затем зевая, повернулся к беззвучно мелькающему телевизору к углу. Там показывали каких-то солдат, самолёты. Коля нахмурясь, подошёл поближе, с возрастающим вниманием глядя на экран. Солдаты ехали на БТРах под российским триколором. Это ещё почему? В Грузии война же.
- Вы можете звук включить? – Коля обернулся к продавщице.
- Пожалуйста. Хотела Олимпиаду посмотреть, а тут по всем каналам… - Пожилая тётка ткнула на кнопку на пульте. Телевизор сразу же взорвался взволнованной речью диктора.
- …огибло порядка пятидесяти российских миротворцев в Цхинвале. Президент Медведев созвал экстренное совещание! Предварительно уже абсолютно точно известно, что Россия ответит на неспровоцированную агрессию грузинской стороны. – Кадр сменился, и теперь показывали, как куда-то в ночное небо залпами лупят установки «Град». – Власти непризнанных республик Южной Осетии и Абхазии уже официально запросили Россию о военной помощи. Российские штурмовые самолёты прямо сейчас в данный момент работают по целям на грузинской стороне, подавляя батареи противника. Первые колонны с российским десантом на броне форсированным маршем выдвигаются к Рокскому тоннелю…
Коля слушал и не мог поверить своим ушам. Это не где-то в Грузии война. Это в России война. Это Грузия напала на Россию. Это наши ребята прямо сейчас гибнут на этой войне! Внезапно кадр сменился, и Коля крупным планом увидел идущий в колонне БТР, а на нём в зимних бушлатах Лёху Рокота, Петьку-три и Ибру. Броники, защитного цвета кепи с козырьком, автоматы, сжатые в руках. Злые напряжённые лица и развивающийся выше российский флаг. Это были его ребята! Коля почувствовал, как пол уходит у него из-под ног. Его ребята ехали на войну, биться не на жизнь, а на смерть. Они откликнулись и встали впереди, когда пришла беда, и напал враг! А он… А он тут кушает в кафе мороженное и покупает конфетки. А камера как нарочно всё показывала их, вот следующий БТР, там ещё ребята с училища. Вот мелькнуло лицо Валька Цыпоты с параллельного взвода. Того самого с дедовскими часами. А колонна всё ехала и ехала… Коля стоял, хватал ртом воздух и его разрывало на части. Он должен быть там! Там, на войне! Рядом со своими. Как он здесь оказался?! Что он здесь делает!!! Он чуть не швырнул пакет с ненужными конфетами на пол. Позабытая было боль, как полноводная река, сломав легкую преграду недавних впечатлений, широкой волной затопила Колину душу. Замычав от бессилия, он развернулся и на подгибающихся ногах вышел на улицу.
Он плюхнулся на пассажирское сиденье и машинально положил пакет с конфетами Артёму на колени. Тот удивлённо посмотрел на Колю, который невидяще смотрел прямо перед собой и переложил пакет назад.
- Что с тобой?
- Война. А мои все там. – Мёртвым голосом проговорил Коля.
- Родственники? – не понял Артём.
- Нет. Ребята. Воюют. А я здесь… с конфетками.
Артём вздохнул, трогаясь, а Коля убито молчал всю дорогу. Он ничего не мог поделать. А что сделаешь? Пешком побежишь туда и будешь кричать – «возьмите меня, я свой, я тоже хочу на войну»? Вот почему никто не отвечал из ребят. Они уже воюют, а Коля тут по кафешкам ходит. Его отчислили, его отчислили, он уже не свой. И этот факт никуда не делся, просто Коля подзабыл его за лагерной суетой. Себя обманывать можно, но всё осталось, так как и было. Его отчислили, его выкинули и даже пойти туда и умереть вместе с ребятами он не имеет права. И можно что хочешь с этим делать. Но поделать было ничего нельзя. Ничего. Вообще. Значит надо брать себя в руки, наконец, пришла мысль. Надо. Ему не привыкать. Он первые три недели после отчисления только этим и занимался. Он выпрямился на сидении, глядя перед собой. Они ехали к Артёму домой.
Мама Артёма, тётя Лена похожая на добрую перепуганную курочку, являла собой полную противоположность своему сыну. Маленькая и плотненькая, в платочке на голове, она смотрела на своих детей и на Колю снизу вверх, как бы спрашивая – чем вам помочь? Из всей их семьи один Артём ростом пошёл в папу – высокого кряжистого мужчину, а остальные дети - и Света и Антон и Андрей, статью походили на маму. Невысокие, плотные, светлые и голубоглазые.
- Мы вам у Артёма постелим, - ласково улыбаясь, сказала тётя Лена. – Сейчас Антошка баню затопит, помоетесь с дороги.
- Мам, он в лагере в море мытый. Нечего воду тратить! А через три дня снова в лагерь. – Это Артём шутил в своей обычной манере.
- Ой, вы не обращайте внимания, это он так шутит. – Перепугано объяснила она Коле. – Шутник вот такой уродился, всё людей смущает.
- Ничего, тёть Лена, я уж в лагере привык. – Засмеялся Коля. – Он меня в плане шуток особо не жалел. Так что я битый воробей.
- Какие уж тут шутки, завтра дождь передавали. – Сварливым тоном снова вставил реплику Артём.
- Ой! – Тётя Лена махнула рукой. – Антошка иди, затапливай.
Антон, младший брат Артёма, коренастый и плотненький как колобок, сразу же укатил куда-то в боковую комнату. Из своей комнаты с любопытством выглядывала Света, такая же кругленькая и светлая голубоглазая девушка лет семнадцати. Андрюшка, ещё один братишка был самым маленьким. Ещё школьник, этим летом перешёл в пятый класс. Он вернулся с огорода и торжественно доложил, что куры покормлены.
Дома у Артёма всё было просто и понятно. Чувствовался обычный русский уклад. Большая кухня, простой и пошарпанный от времени стол, дровяная печка на кухне в одном углу и электроплита рядом с раковиной в другом. Коля потом обратил внимание, что дровяная печь встроена так, чтобы разными боками обогревать разные комнаты. Обратная сторона печи выходила в гостиную, а своим боком печь грела коридор за стеной.
- Печь от старых хозяев ещё осталась. – Артём заметил Колин взгляд. – Мы тут уже поперестраивали всё. Печь тоже убрать хотели, но батя не разрешил. И как знал, прикинь. Зимой однажды электричество вырубили, вьюга была – просто жуть. И холодина. Так мы все тут вокруг печи этой сидели. Кочегарили её с утра до вечера. Вот так и спасались. Когда много готовить надо, то и летом на ней бывает, варим. А зимой она выручает. Простая и неказистая, а тепла даёт много. И топить легко, хоть углём, хоть дровами, хоть ДСП старый от мебели кидай, всё съест.
- Ну, правильно, зачем хорошую вещь убирать. – Согласился Коля.
Они сидели за столом на кухне. Света сноровисто разлила по тарелкам суп и поставила перед ними. Нарезанный в тарелке хлеб горкой лежал посреди стола. Рядом стояли пиалы с лечо и аджикой.
- Это Светка суп варила. Она в готовке мастерица. А ещё крестиком вышивает, на коне, на скаку… – Артём в своей полушутливой манере хвалил сестру, которая накрывала на стол.
- Сейчас поварёшкой в лоб получишь. – Улыбнулась Света. - Это меня тётя Тая научила. Мамина подруга. – Коротко пояснила она Коле.
- А! Так Коля ж её знает. Она-то с нами в лагере была. – Воскликнул Артём.
Коля кивал, налегая на суп. Суп и вправду был вкусный. Молодец Света. Не хуже тёть Таиных супов.
Баня у Верёвкиных была простой, без затей. Скорее даже помывочная, чем баня. Комната, пристроенная с другой стороны кухни, делилась на предбанник и саму парную. Всё было зашито старой потемневшей половой доской рассохшейся от времени и влаги. С одного боку парную нагревала железная печь, сделанная из толстой трубы, а по обе стороны от печи, вдоль стен стояли лавки. Можно было только сидеть и поливать себя горячей водой из тазика. Вода тоже просто уходила между щелями пола, и далее в грунт, в углубление под баней.
- Баню давно отец наспех делал. Лет двадцать назад. Мы только въехали сюда, и нам мыться было негде. Я ещё мелким был, смутно-смутно помню. Мне тогда она такой крутой показалась. Я сейчас и соседи и даже в собрании поосновательнее понастроили. – Сказал Артём, словно бы извиняясь за неказистость помещения.
- Пойдёт! Нормально. – Утешил его Коля, поддавая пару на горячие камни. Выемка для камней была сделана не сверху, а почему-то сбоку, так что, выплёскивая воду на камни надо было прижиматься к стене, чтобы струя раскалённого пара пролетела мимо. На пару минут в бане резко поднималась температура, а потом пар оседал на полу, на потолке, на мокрых красных телах Коли и Артёма.
После обеда Коля напряжённо посмотрел выпуск новостей. Передавали, что наши части успешно подавляя нерешительное сопротивление, заходят на территорию Грузии. Что сбиты несколько грузинских самолётов и один наш. Показывали Саакашвили жующего красный галстук, показывали какие-то наши части, которые выходили к окраинам Гори. Показывали развалины Цхинвала. Но в общем и целом ситуация была ясна – наши пёрли вперёд и расчёт Грузии был просто на то, что Россия не вмешается; а Россия всё-таки вмешалась и теперь грузины отступали везде. У Коли понемногу отлегало от сердца – война не грозила быть долгой. Скорее всего, будет больше шума, чем боя. Много говорилось про реакцию западных стран и про особенности информационной войны в век интернета и мобильной связи. Но это Коля уже слушал в пол уха. Главное было ясно – «бежали робкие грузины», как процитировал Артём классика. Так что в баню, Коля пошёл уже с относительно лёгким сердцем.
После бани они ходили по огороду и собирали перезревшую вишню. Артём бурчал на младших, что те до сих пор не соизволили это сделать. Вишня была чудная, не такая как Коля привык видеть. Она росла на кустах, а не на деревьях. Потом с работы вернулся Артёмов отец – дядя Андрей. Он радушно пожал Коле руку и пошёл ужинать. Новая собака Верёвкиных – большая и нескладная молодая псина, ходила всюду за ними и внимательно нюхала то одного, то другого. Время от времени она норовила облизать лицо Артёму, а тот шлёпал её по носу и говорил убираться в будку. Собака послушно оставалась рядом и через какое-то время делала следующую попытку.
- Знаешь, может это и хорошо, что тебя турнули с училища. – Задумчиво сказал Артём. – А то был бы сейчас под пулями… - Ты только не злись, - торопливо добавил он, увидев, как потеменело Колино лицо. – Я понимаю, ты со своими быть хочешь.
- Я не просто хочу, я должен. – Угрюмо сказал Коля. – Меня к этому и готовили. А тут война, а я, как крыса последняя отсиживаюсь в тылу. В море купаюсь, да детям носы утираю.
- Вообще-то тебе тут тоже повоевать пришлось. – Тихо напомнил Артём. Но Коля только рукой махнул, какая ж,мол, это война.
- А ты не подумал, что если бы тебя тут не было, то призрак этот уже бы понаделал делов? Как-то ты очень удачно тут появился. Вовремя, я бы сказал… - Фу! Убери своё рыло! – Это Артём крикнул собаке, которая улучив момент и хорошенько прицелившись, всё-таки умудрилась лизнуть его в губы.
Коля усмехнулся, глядя на псину. Та преданно смотрела хозяину в глаза и не собиралась оставлять попыток выразить свою собачью любовь.
- Мы с Данькой на счёт тебя говорили. Данька он, знаешь, он не такой как все. Он смотрит по-другому и видит то, что остальные не замечают. Он мне и сказал, что ты тут не зря появился.
- Да. Он мне тоже что-то такое втереть пытался.
- Данька мне говорил, что ты как-то плохо к верующим настроен.
- Настроили, вот и настроен.
- А что случилось? Кто настроил?
Коля молчал, не зная, продолжать или нет. В конце концом он и не обязан делиться своей болью. С другой стороны сам у баптистов остановился, у Артёма семья – все верующие. Коля раздумывал, а Артём терпеливо ждал, то и дело, убирая собачью морду от лица.
- У меня отец погиб из-за баптистов. Что-то они там ему навнушали, что он напился с горя, да под поезд бросился. Мне лет восемь тогда было.
Артём долго смотрел на Колю, а потом всё-таки спросил.
- Коль, ты прости, а поподробнее можно?
- А поподробнее нельзя. Поподробнее я и сам не знаю. – Коля высыпал туесок с вишней в ведро стоящее у ног. – Знаю, что из-за баптистов, а что почём уж там, я даже узнавать не хочу. Это я тебе так, по-дружески рассказал, понимаешь? Не для трёпа…
- Понимаю, конечно. – Артём задумчиво потёр подбородок. – Но, знаешь, что, Коля? – Он покачал головой. – Что-то здесь не то. - Он опять замолчал раздумывая.
- Может и не то. Как уж знал, так и рассказал. И хватит об этом. Мне баптистов любить пока не за что. И Данька может быть для тебя авторитет, а для меня он просто вожатый соседнего отряда и временный коллега. Это как максимум.
- Ладно, ладно. – Артём понятливо кивнул. – Оставим тему.
Они в молчании продолжили собирать вишню.
- Коль, я вот, что ещё спросить хотел… - Артём с улыбкой поднял на Колю глаза. – Ты сталинскому наркому иностранных дел не родственник, часом? Ну, Вячеславу Молотову.
- Родственник. Мама говорила, что седьмая вода на киселе, но всё же. Он моему деду то ли двоюродным, то ли троюродным братом приходился. Так что, хоть и дальняя, а всё же родня.* (прим. Настоящая фамилия Вячеслава Михайловича Молотова – Скрябин. Молотов – партийный псевдоним.)
- Ва-а-аще, круть! Так, ты у нас раритетный парень.
- Есть немного. – Улыбнулся Коля. – А ты, что, историей интересуешься?
- Да я много чем интересуюсь. Не всё ж маньяками-то? Историей тоже. А этот период, наверное, самый интересный в нашей истории. Ну, там, 20-е, 30-е, 40-е… Потом Отечественная. Мне один историк столичный в приватной беседе поделился, что там непаханное полюшко.
- В смысле?
- В смысле многое ещё не рассекречено. И будет когда либо, неизвестно.
- Это ты про наши потери?
- Не только. Там много чего. Про потери, как раз-то более-менее понятно. Я в этот вопрос в своё время конкретно закопался. У нас и у немцев разные системы подсчёта потерь были. По немецкому «орднунгу» надо было, чтобы офицер официально оформил рапорт на погибшего солдата, приложил жетон и передал далее в штаб, и только тогда солдат считался погибшим, и его официально заносили в потери. А при отступлении и бегстве, ты много бумажек понаоформляешь? А когда сам офицер убит? При боевой-то неразберихе. Причём эта система совершенно не учитывала раненых. Те шли отдельной категорией. У нас же в потери заносилась любая боевая единица, вышедшая из строя. По ранению, например. То есть, один и тот же человек, будучи несколько раз ранен и несколько раз отлежав в госпитале, и вернувшись на фронт, тоже несколько раз заносился в потери. Понимаешь? Отсюда и несовпадение цифр такое. Многие делали так: брали официальные немецкие данные и наши официальные данные, и просто сравнивали. И всё. Можешь себе представить. Соотношение было один к семи или даже к десяти. В пользу немцев, так сказать. И ещё в любой войне стороны всегда преуменьшают свои потери и преувеличивают вражеские. В любой. Вот сейчас и эта заваруха закончится, так все орать будут, что они горы врагов положили. Вот и учитывай.
- И если учесть все моменты, то, какое реальное соотношение? – Коля остановился с вишней в руке, внимательно глядя на Артёма.
- Тут точно не скажешь, но с учётом всех условий, то где-то один на один и три выходит. То есть на одного погибшего немца один и три десятых нашего приходится.
- То есть перевес всё равно в пользу немцев?
- Да, но ты учитывай первые месяцы войны, когда просто гигантские потери были.
- Да, помню. Правильно Павлова этого шлёпнули. Сволочь, фронт открыл немцам!* (прим. Павлов Дмитрий Григорьевич, генерал-полковник, командующий западным особым военным округом в начале ВОВ. Вопреки приказу, не привёл войска в боевую готовность накануне фашистского нападения).
- Да уж. А Копец сам застрелился, не стал ждать.* (прим. Копец Иван Иванович, генерал-майор авиации, командующий ВВС западного особого военного округа. Накануне войны приказал слить с самолётов топливо и снять вооружение. Большинство лётчиков были отправлены в отпуск, а самолёты стояли на аэродромах без маскировки, где и были сожжены немецкими бомбовыми ударами в первые часы войны).
- Из-за него все наши самолёты на земле сожгли… - Коля злобно сплюнул на траву. – Сейчас ещё сколько-то погибнет. Уже вон, миротворцы наши полегли…
Начинало темнеть. Обобрав очередной куст с вишней, они зашли в дом. Тётя Лена, как и сказала, постелила Коле в Артёмовской комнате. Комната была вся заставлена книгами. Артём сказал, что часть книг лежит в сарае, а часть отец уже на растопку пустил.
- Но самые ценные – здесь. – Добавил он, обводя рукой пространство комнаты. Всё было просто. Стол, стул, видавший виды ноутбук. И много полок с книгами. Вдоль одной стены стояла кровать Артёма, вдоль другой – кровать, на которой постелили Коле.
- Это в семье у вас много читают, или в церкви? – озадаченно спросил Коля, взирая на это обилие.
- Ой, нет, что ты… ни тут, ни там. В собрании так вообще мало кто читает. Есть отдельные экземпляры, Данька, например. А, в общем и целом, народ в собрании простой, рабочий. Есть потомственные баптисты, из старших. Они даже скорее демонстративно ничего не читают, и читать не хотят. А если с ними про историю, про войну, про Молотова-Сталина заговоришь, так у некоторых вообще неконтролируемый пенно-слюнный рефлекс проявляется.
- Почему?
- Ну, как… В советское время гонения на баптистов были, чего уж там. Многие пострадали. По работе притесняли, в школе издевались. В институты поступать не давали. Некоторые подолгу сидели, даже. Было. Факт. Поэтому всё, что с советским временем связано, вызывает отторжение. С некоторыми лучше этих тем не касаться, начинают биться, как в падучей. А из тех, что помоложе, есть некоторые, кто разобраться хочет. Ну, вот, тот же Данька, например. Я вот, тоже. Ну, может ещё пара-тройка. – Артём задумчиво взглянул на часы. – Сейчас у нас там, как раз братское общение заканчивается. Данька, наверное, опять отхватил по первое число.
- Отхватил? Почему? – Коля удивлённо смотрел на Артёма.
- Эх, Коля, тут в двух словах не объяснишь.
- А ты попробуй, глядишь, скумекаю. – Немного обиженно произнёс Коля.
- Ну, я-то поясню, только, боюсь, как с той песней выйдет… В общем, смотри. В советское время гонения были и многие вот так и привыкли полуподпольно собираться, и ничего хорошего не ждать. Ни от властей, ни от школ, ни от университетов. А сейчас, как бы, свобода, никто не притесняет, но отношение у многих, кто помнит ещё те времена, осталось. Они и придерживают молодёжь, мол, не надо высшее образование получать, надо рабочие профессии осваивать. В чём-то они правы, могу согласиться. А Данька, к примеру, в университет пошёл. Одним этим уже сильное неудовольствие вызвал. Потом, в собраниях баптистских, во многих, стараются не отсвечивать особо на улицах. В смысле, идти и проповедовать, то есть призывать людей к покаянию, это долг верующих, но многие это предпочитают делать тихонько, через личное общение, на работе, допустим. Через общение с соседями, например. Тут тоже прошлый опыт гонений сказывается. А Данька с этим не согласен, он считает, что пока есть возможность, надо максимально пытаться охватить людей проповедью. Он и в лагеря эти затеял моду нашу молодёжь звать. Многие, как видишь, отозвались. А некоторые старшие против этого. По существу-то им возразить нечего, дело-то хорошее, но некоторых старших корёжит, потому что инициатива не от них исходит. Как-то так. Особенно их злит, что молодые Даньку слушаются. Вроде как непорядок. Шибко самостоятельный Данька. Вот и ищут часто, к чему бы прицепиться. В гордыне обвиняют, ещё в чём-нибудь. Не все, конечно, но есть отдельные индивидуумы из старших…
- Ничего себе. А я думал там все, такие как Данька.
- В каком-то смысле – да. Все верующие, все Христа исповедуют, но у каждого немножко свой багаж и понимание. Я второстепенные вопросы имею в виду. Данька сам любит повторять, что церковь это не собрание идеальных людей, это собрание прощеных людей. Которые покаялись, и которых Бог простил. Но между неидеальными людьми,как понимаешь, бывают разногласия…
- В смысле лагеря?
- И лагеря, и высшего образования, и даже национального вопроса. Некоторые к обращённым из других народов с опаской относятся. Опять-таки, ещё старые рефлексы зудят. А уж если из-за границы гость какой-нибудь приедет, так его, всё те же некоторые, чуть ли не шпионом видят. Даньке такое отношение сильно не нравится, он это открыто называет «мелко-баптистский национализм», что, как понимаешь, любви к нему у тех, некоторых, не добавляет.
- То есть, Данька вроде изгоя?
- Опять-таки – нет. Он полноценный брат. С кафедры тоже проповеди говорит, участвует в жизни собрания, всё честь по чести. Его многие любят и многие с ним согласны. Просто… просто есть разномыслия по некоторым вопросам.
- Семейные тёрки, типа? – ухмыльнулся Коля.
- Ну, что-то вроде того. Я уж как смог объяснил.
- Да, понял я, понял.
Коля ходил по комнате и брал то одну книгу, то другую. Книг было действительно много. И классика и какие-то незнакомые Коле авторы.
- Ты всё это читал? – удивлялся Коля.
- И это и ещё много чего другого. У нас в собрании говорят – «много читать утомительно для тела». Это цитата из книги Екклесиаст, в Библии.
- О! Тут я согласен. – Засмеялся Коля.
- Отлично, послезавтра вместе на служение пойдём! Ты уже готов! – хохотнул в ответ Артём.
- Нет уж, нет уж. Я лучше книжку почитаю. – Коля продолжил перебирать книги. – Слушай, а ты сам писать не пробовал? Когда столько читаешь, наверное, и самому написать что-нибудь хочется. Или нет?
- Да так, баловался ещё в школе. Я маленький и вправду писателем хотел стать. Даже рассказы какие-то писал в тетрадочку.
- Да? Покажешь? – Коля с любопытством посмотрел на Артёма. Он ещё никогда не встречал человека, который бы что-то писал.
- Ну… могу и показать. – Артём порылся в нижнем ящике стола и извлёк старую толстую тетрадь. – Вот. Мои детские потуги. Только ты не смейся сильно громко. – Он вручил Коле тетрадь и вышел из комнаты.
- Громко не буду. – Коля улыбнулся ему вслед и открыл тетрадь где-то посередине. Трогательным детским почерком было написано:
Ранёшка
Нам пообещали подарить курочек, и папа летом построил курятник. Тётя Наташа дала нам пять кур и одного петушка. Все курочки были разные. Одна была чёрненькая, другая беленькая, третья светло-кофейного цвета. И только две остальные были рябые, в серых пятнышках. Мы так их и назвали: Чернушка, Белянка, Кофейка, и две Рябушки. Мы с сестрой их любили кормить из рук. В обед мы всегда ходили собирать яички.
Потом тётя Лена подарила нам ещё трёх курочек. Мы посадили их в курятник, а старые курочки стали обижать новеньких. Они клевали их и отгоняли от кормушки. Поэтому новенькие всегда оставались ночевать на улице. И только одна из Рябушек их не обижала, а наоборот дружила, и даже оставалась ночевать с ними на улице. Мы всегда путали, которая из этих двух.
Однажды ночью к нам в курятник залезла лиса. Она сразу кинулась ловить кур, которые ночевали на улице. Но Рябушка бросилась их защищать. Мы выбежали на шум и лиса убежала. Рябушка оказалась сильно искусана. Мы лечили её и мазали мазью. Теперь мы могли её отличить от другой Рябушки. Мы назвали её Ранёшка, потому что она была ранена. Наконец-то через несколько дней её раны затянулись и мы думали, что она выздоровела. Она гуляла и клевала корм вместе со всеми. Но потом, через две недели мы заметили, что она потихоньку слабеет. Мы с сестрой её отдельно кормили и жалели. Мама тоже приходила и гладила её. А она говорила маме: «ко-ко-ко». Но всё равно, она становилась всё слабее и слабее. Однажды утром папа пришёл из курятника и что-то тихо сказал маме. Мы поняли, что Ранёшка умерла, потому что заплакала мама.
Глава 2. Труды и разговоры
- Вот когда ещё на высокие материи поговоришь, как не навоз бросаючи? – Данька с натугой перебросил огромный ком перегноя в кузов грузовика. Рядом работали лопатами Марк, Артём, Коля и ещё двое ребят с баптистского собрания. Илья и Елисей, вроде бы родные братья Марка Качаева. Все как на подбор были крепкие, все были раздеты по пояс, все очень сноровисто управлялись с лопатами.
Павел Сластин, пресвитер Находскинской церкви евангельских христиан баптистов наконец-то продал свои «Эверест» и «Джомолунгму» - две огромные, давно перепревшие, навозные кучи во дворе, какому-то фермерскому хозяйству за городом. Деньги за удобрение ему заплатили ещё вчера, а сегодня был день отгрузки. Один за другим подъезжали грузовики, один был здешний – Сластинский, другие два принадлежали фермерскому хозяйству. Сейчас как раз бросали в свой. Тимофей, третий сын пресвитера, сидел за рулём и, высунувшись из окна, шутливо подгонял махающих лопатами братьев.
- Ничего без моей помощи не можете, да? – спрашивал он. – Куда вам Эверест покорять?
- Я тебе щас навоза в окно закину, у тебя хоть занятие появится. А то, смотрю, тебе делать нечего. – Это пропыхтел красный от усилий Артём. Он среди всех был самый субтильный, и ему было тяжелее остальных.
- Неправильно вы Артём Андреич, лопату держите. Её за черенок держать надо. Что ж вы навоз, руками-то хватаете? Так много не нахватаешь. – Прикрывая на всякий случай окошко, посоветовал Тимофей из салона.
Коля старался не отставать, от споро работающих парней, но чувствовалось, что работали не совсем те мышцы, что Коля привык напрягать на тренировках. Поэтому он, хоть и кидал наравне со всеми, всё же чувствовал, что быстрее устаёт. Марк, кажется, это заметил. Он искоса поглядывал за Колей, втайне довольный, что тот потихоньку начинал выдыхаться. Наконец-то грузовик отъехал, а новый с фермы ещё не подошёл. Братья с облегчением опустили лопаты. Коля выгнулся, разминая спину.
- Коля, позволь совет тебе дать? – Это Марк, опираясь на лопату, обратился к нему. – Смотри, когда кидаешь навоз, тут своя тайна есть, чтобы не уставать. Ты значит, его с лопаты кидаешь, и он летит. Так?
Коля машинально кивнул. Остальные тоже, сжав губы, напряжённо слушали.
– Вот, - продолжил Марк. – Пока он летит, ты отдыхаешь. В этот момент. Поэтому, чтобы не устать, кидать надо чаще. Чаще кидаешь – чаще отдыхаешь. Понимаешь? – Взгляд Марка оставался серьёзным.
У Коли вытянулось лицо, и он растерянно обвёл взглядом остальных ребят. А те вдруг расхохотались, и согнулись, хлопая ладонями себя по коленям.
- А, это шутка такая? – улыбаясь, догадался Коля.
- Ага, баптистская народная. – Хохоча, проговорил Артём. – Видел бы ты своё лицо.
- Шутим, значит! – усмехнулся Коля. – Ну-ну.
- Коль, ты не обиделся? – Извиняющимся тоном спросил Марк.
- Нет пока, - улыбаясь, ответил Коля. – За шутку спасибо. Потом тоже пошучу, при случае. В лагере. – Он весело подмигнул Марку. Тот криво улыбнулся и покраснел, поняв намёк. Послышалось тарахтение и все снова схватились за лопаты. Подъезжал грузовик.
Коля, продолжая улыбаться, кидал навоз. Тот летел и Коля в эту краткую секунду отдыхал. Он не обиделся. Ребята смеялись по-доброму, он это видел. Шутка и вправду показалась ему забавной, и главное, он повёлся на серьёзный тон и на, казалось бы, совершенно логически правильный вывод. Короче, прав был Лёха Рокот – тупым быть необязательно. Даже когда кидаешь навоз. Эх, ребята, ребята, где вы там, как вы там?
- Тебе обед на вершину горы подать? – Любка Сластина, уперев руки в бока, с прищуром смотрела на Артёма. Тот стоял на самой вершине кучи из перегноя, опираясь на лопату. Было время обеда. Сластины накрыли на стол на большой веранде под навесом и все уже пошли мыть руки. Только Коля немного задержался, дожидаясь пока Артём спустится с покорённой вершины. Но Артём что-то мешкал, то ковыряя перегной, то топчась на месте. В итоге, Люба, готовившая и накрывавшая обед вместе с брянской Полиной, пришла их звать.
- Ради вас, сударыня, я спущусь! – Артём гордо отсалютовал ей лопатой.
- Ты ради обеда спустись для начала. – Хмыкнула Любка, разворачиваясь и идя к веранде.
Артем, посмотрев ей вслед, начал спускаться вниз, опираясь на лопату. У Коли мелькнула догадка.
– Скажите, достопочтенный сэр. – Пародируя Артёмовскую манеру, вкрадчивым голосом произнёс он, усмехаясь. – Ты когда на пляже с бутылкой выделывался, перед Любкой форсил, да?
Артём криво улыбнулся и отвёл глаза. Всё было ясно.
Перед обедом Коля вместе со всеми встал на молитву. Вокруг все были баптисты, поэтому остаться сидеть в одиночестве, он как-то не решился. Скоро меня уж покрестят, насмешливо думал Коля, работая ложкой. Куда меня занесло? Живу с баптистами, работаю с баптистами, ем с баптистами, вот уже и молюсь с баптистами. Эх, мама-мама, хорошо, что ты меня не видишь.
Со стороны куч перегноя раздалось нетерпеливое бибиканье. Данька быстро встал и вернулся с водителем. Того усадили за стол и налили супа. Фермерский водитель смущался и что-то бормотал, что, мол, не голодный, но Любка без разговоров поставила перед ним суп и положила хлеб с домашним сыром, и тот сдался.
Однако дело не ждало. Быстро пообедав и на ходу опрокинув по кружке чая, все снова устремились к грузовику. Машины подъезжали одна за другой, а горы таяли медленно. После обеда подъехали ещё ребята, кто-то из старших сыновей Сластина и дело пошло веселее.
Коля, откалывал штыком лопаты большие куски перегноя с боку горы, когда его лопата ударилась обо что-то твёрдое. Наверное, камень. Он ударил посильнее, лопата заскрежетала и что-то мелко-белёсое посыпалось вниз. Он присмотрелся, а потом потрогал рукой.
- Вот это, да! – Удивлённо воскликнул Коля. – Это же лёд!
Вовка Сластин мельком глянул туда.
- Да, мы с этого боку зимой накидывали. Как смёрзлось, так всё лето под толщей перегноя и сохранилось. Можно ледник делать.
- Чё делать? – Удивился Коля.
- Раньше, когда холодильников не было, делали такие вот ледники. Не в навозе, понятное дело. Летом выкапывали в тени тоннель, типа как землянку. Укрепляли стены и делали полки для продуктов. А зимой забивали льдом, и он под толщей земли всё лето не таял.
Подошёл Данька. Он задумчиво потыкал лопатой смёрзшийся навоз.
- Прям как человеческое сердце. – Пробормотал он. – Снаружи вроде мягкая землица, а внутри ледяное … - Он не договорил.
- Чё, киндер-сюрприз нашли? – С вершины спросил Артём. – Пласт эпохи поздних чжурчжэней?
- Работай, умник. – С окна грузовика посоветовал Тимофей. – А то прикопаем прямо в лёд.
- Хорошо сохранюсь, хоть. – Оптимистично отреагировал Артём.
*****
Эверест уже печально скукожился, вершина его обрушилась, бока ввалились, словно со всех сторон объетые большими мышами. Зато Джомолунгма всё ещё гордо возвышалась над огородом, и её обгрызенный с одного боку край, был почти не виден с того места, где работал Коля. Вечерело. Скоро должен быть ужин. Коля чувствовал, что уже порядком устал.
Павел Сластин, приехав с работы, походил между куч и махнул рукой.
- На сегодня, хорош. А то завтра не встанем на служение. Всем огромное спасибо и давайте за стол. Там девчата уже накрыли.
Все по очереди сполоснулись по пояс под уличным краном, надели кто футболки, кто рубахи и сели за стол. Коля не хотел себе признаваться, но от этой совместной работы он чувствовал внутреннее удовлетворение. Как будто он делал нечто такое, что и должно было делать. Вот так вот, вместе, перешучиваясь, работать с хорошими людьми. И Данька и Марк казались уже давними знакомыми и когда они сидели рядом Коля чувствовал, что ему комфортно. Когда он смотрел на Любу и Лилю Сластиных, как они накрывают на стол, как сноровисто убирают посуду, то к нему словно бы приходило какое-то странное узнавание. Как будто он это уже видел, или знал, но просто забыл. Как и в случае с Данькой. Коля не мог отделаться от впечатления, что Даньке он виден и понятен, что тот знает и ловит его мысли и движения души, но тактично не говорит об этом. И если раньше это чувство вызывало у Коли глухое раздражение, то сейчас он переживал его нормально, как бы принимая старшинство Даньки, как раньше привык принимать старшинство Рокота.
После ужина Артём пошёл помогать Любке, убирать со стола. Лиля Сластина – маленькая бледная девочка лет пятнадцати, с мышиным хвостиком косички, упражнялась на флейте. Младшие Сластины: Матфей и ещё один Данька, пригнали коров с выпаса. Одна из старших сестёр уже, гремя ведрами, пошла их доить. Старшие братья Сластины, что-то вполголоса обсуждали с Качаевыми в дальнем углу стола. А Коля оказался наедине с Данькой. Они, уже не торопясь, пили чай и обсуждали вопрос справедливости. Коля уже не помнил, с чего начался разговор, то ли с текущей войны, то ли с того, что в мире много обмана. Разговор шёл с разной степенью интенсивности ещё с куч перегноя, и Коля больше слушал, чем участвовал, но сейчас, когда работа была закончена, и остальной народ разбился по кучкам, у него завязалась беседа с Данилом.
- В Библии написано, что злые люди не разумеют справедливости, а ищущие Господа разумеют всё. Видишь ли, когда кто-то утверждает, что нет справедливости на свете, то подчас она просто не очевидна, он её просто не видит, хотя она и есть.
- Мудрёно как-то. Лучше на примере, для не особо понятливых. – С лёгким сарказмом произнёс Коля, отпивая чай.
- Можно и на примерах. Ну, вот допустим. Ты видишь, перед собой такую картину: сидит нищий грязный мужик без ноги, просит милостыню, где-нибудь у магазина. Рядом останавливается хорошая дорогая машина и оттуда выходит подтянутый, хорошо одетый мужчина с красавицей женой. Он проходит мимо того нищего и подаёт ему. А нищий в ответ ему говорит – А это ты Васька?! Хорошо тебе. Вон как живёшь жирно. И машина у тебя, и дом и жена красивая. А у меня – ничего. Где справедливость-то? – И всем со стороны, кажется, что нищий совершенно прав. Вот она, вопиющая несправедливость налицо. И никому не видно, что все эти годы пока Васька работал, вёл здоровый образ жизни, дом строил, деньги копил, этот нищий бухал и непонятно чем занимался. Никто не знает, что он по пьяни заснул на морозе, и чтобы его спасти, врачам пришлось ампутировать ему ногу. Этого не видно. Прожитые годы скрыты от глаз окружающих и со стороны всё кажется несправедливо, хотя на самом деле это не так.
- Ну, это какой-то простоватый пример. – Не сдавался Коля. - Ситуации сложнее в жизни.
- Так я для простоты пример и привёл. Сложные ситуации мы не разберём здесь. Сложные ситуации и приходится упрощать, чтобы понять. Как на уроке бывает, что учитель говорит просто о сложных вещах, чтобы ученики поняли суть. Вот я для сути тебе и сказал.
- С этим можно и поспорить. – Сказал Коля.
- Можно спорить и просто ради спора. Это всё равно, что воду в ступе толочь. Другое дело, если человек разобраться хочет. Только в этом случае разговор имеет смысл. – Отрезал Данька.
Коля поболтал чай в кружке, раздумывая над Данькиными словами. Он ловил себя на том, что Данька опять оказывается правее и видит дальше, но по какому-то внутреннему упрямству ему не хотелось с ним соглашаться. Хотя даже в Колином случае все его беды с вылетом из училища были справедливыми. Это сейчас можно ныть и говорить, что тебя несправедливо обидели, что выгнали, не дав доучиться, что ребята уже все офицеры и не просто офицеры, а уже приобретают реальный боевой опыт. А он, бедный Коля, здесь на краю земли навоз кидает, и деток малых в лагере спать укладывает. Но это будет как жалобы того нищего из Данькиного примера.
- Ну, хорошо, - нашёлся Коля. – А вот война идёт. Вот эта или любая другая. А на ней, кроме военных, обычные люди гибнут, даже дети маленькие. Они-то в чём виноваты? Тут-то где справедливость? А?
Данька усмехнулся.
- Коля, ты даже не представляешь, в который раз я этот вопрос слышу. Его почти каждый первый мне задаёт. И мне и другим. И все думают, что это им в оправдание, чтобы Бога не слушаться. Неужели ты думаешь, что и на него нельзя ответить?
- Ну, так ответь.
- И отвечу. – Спокойно сказал Данил. – Тут, кстати тоже для простоты, пример привести можно. Реальный пример, кстати. Мы с братом одним ехали с Чугуевки до Булыга-Фадеево - село тут такое есть. Едем по трассе, значит, а на выезде из города мужик с женой и двумя детьми голосуют, подвезти просят. Ну, брат и остановился. Те сели, едем, беседуем. И у мужика и у жены его лица подпитые, видно, что годами в обнимку с бутылкой. Ехали они в Булыгу на день рождения чей-то. То есть, опять-таки, бухать. Дети – девочке одиннадцать-двенадцать, мальчишке где-то восемь. И мужичок тот, узнав, что мы верующие, с таким, знаешь ли, насмешливым превосходством в голосе, задаёт это же самый вопрос. Мол, где ж ваш Бог и Его любовь, если в войнах невинные дети гибнут. Так брат нашёлся и спросил его, а если родители пьют и дети страдают, то это чья вина Бога или всё-таки родителей. Тут ведь те же самые невинные дети. Он даже не сразу сообразил, что мы его имели в виду. На голубом глазу ответил, что тут – да, родители. Так брат ему прямым текстом сказал, что его, вот эти конкретные дети страдают. Они ж пьют с женой. Тот глазами захлопал и замолчал. А брат, кстати, продолжил, что мы все в этой жизни зависим друг от друга. Это закон жизни. Никто не существует сам по себе, как пресловутый конь в вакууме. Дети зависят от родителей. Пассажиры самолёта от пилота. И даже сейчас, вы, как пассажиры, мол, зависите от меня – водителя. Если я совершу ошибку и попаду в аварию, то пострадают все. Потому что мы в одной машине. Те, кто обедает в столовой, зависят о повара. И если повар приготовил из несвежих продуктов, то тоже пострадают все. Их вины нет. Но есть наша зависимость друг от друга. И поэтому каждый на своём месте должен поступать правильно. Родители – делать так, чтобы дети не страдали. Пилот – вести самолёт правильно. Повар – хорошо готовить из качественных продуктов, а политики – не доводить до войны. Ну а ты, мол, - он к мужику тому в конце обратился, - бросать бухать, потому что страдают твои дети. Это несправедливость, которую творишь конкретно ты, а не Бог. Вот. Я не знаю, много ли понял тот мужик, но он дальше всю дорогу сидел и молчал. И это вот мой ответ и тебе, Коля.
Коля молчал, раздумывая, а Данька терпеливо ждал.
- Ну, ладно. А не на войне. Теракт, допустим. Террорист изготовил бомбу и убил случайных людей. Где тут справедливость?
- А чья тут вина? – в ответ спросил Данька. – Бога? Или, всё-таки террориста?
- Террориста, конечно. Но как тут быть с принципом справедливости?
- А с принципом справедливости тут быть так – Бог будет судить каждого по его делам. Террориста, по его делам, а, скажем, тёть Таю по её делам.
- Ну, а почему Бог допускает террористу это сделать? Где справедливость?
- Потому же, почему Он допускает тёть Тае готовить супы и помогать ближним. Тебе не приходит в голову спросить, почему Бог допускает людям творить добрые дела? Мы-то это считаем, как само собой разумеющееся. Мол, Бог нам обязан. Обязан творить и поощрять добрые дела и пресекать злые. – Данил усмехнулся. – Суть в том, Коля, что Бог нам не обязан. Вообще. Всё наоборот. В том, что Он нас сотворил – это Его выбор, Его добрая воля. И что нам делать, как нам жить, Он тоже сказал. И тётя Тая послушалась, а упомянутый террорист – нет. И той и другому Бог воздаст на суде по справедливости. Она будет, - справедливость, я имею в виду - не переживай. Боюсь, её будет даже слишком много. И, кстати, ты вот о чём подумай. У тёти Таи, когда она варит супы… - Данька сделал многозначительную паузу, - ни при каком условии не выйдет бомба. У неё получится суп. Чуть хуже или чуть лучше, но в любом случае это будет суп. Как и у того злодея – если он готовит бомбу, у него точно не выйдет вкусного супа. В этом, кстати, тоже Божья справедливость. Подумай об этом.
- Никогда с этой стороны не смотрел. – Коля удивлённо смотрел в стол.
- Вот я и говорю, что не зря написано, что одни «не разумеют справедливости, а ищущие Господа разумеют всё».
Уже темнело. Тимофей на своём пыхтящем грузовичке довёз их до Артёмова дома.
- Во-о-он наше собрание. – Он указал Коле пальцем на большую кирпичную домину. – Фруктовая 32. Завтра в десять служение. Так что приходи, Коля.
- Ну, не знаю. – Коля ни в коем случае не собирался приходить. Он и так уже всё отступал и отступал, а тут уж и отступать было некуда, вот уже и на богослужение своё зовут.
- Не, Тимофей, парня этого хоть и нелегко испугать, но баптистов он всё-таки боится. Про них такие жуткие слухи ходят… - Таинственным шёпотом, сведя брови вместе, проговорил Артём.
- А, что детей в жертву приносим? – Всерьёз возмутился Тимофей, не поняв Артёмовского сарказма. – Этой байке сто лет в обед. Ты не бойся.
- Да, не. Это Артём меня на «слабо» берёт. – Засмеялся Коля. – Посмотрим. – Коля кивнул. Хотя, конечно, приходить он не собирался. Вон, у Артёма много книжек, глядишь, какой-нибудь пробел в образовании закрою, подумал он. А послезавтра уж снова лагерь.
Они с Артёмом, красные и распаренные, сидели и пили чай на кухне после бани. По новостям передали, что активные боевые действия почти закончились. Обещанную военную поддержку Грузии так никто и не оказал, зато воплей на международной арене было хоть отбавляй. Шумели в ООН, шумели в интернете, обвиняли большую Россию в нападении на маленькую и пушистую Грузию. Снова и снова показывали кадры, где президент Грузии жуёт галстук и мечется в бронежилете среди охраны, прячась от воображаемых российских самолётов. Олимпиада, тем не менее, шла своим ходом, китайские лидеры всех мастей призывали не мешать спорт с политикой, короче, в общем и целом, дела кое-как налаживались.
Коля, чувствуя во всём теле приятную послебанную истому, наливал себе вторую кружку чая, когда тихонько пиликнул его телефон. Пришло сообщение. Коля, всё ещё улыбаясь от какой-то Артёмовской шутки, достал его из кармана и посмотрел текст. Это было коротенькое послание от Пашки Зимина: «Привет. Мы в Гори. Рокот убит». Сообщение было настолько простым и лаконичным, что не понять, или как-то иначе истолковать его смысл было невозможно. Тем не менее, Коля, тупо пяля глаза, несколько раз перечитал его вслух, прежде чем до него дошёл вопиющий ужас написанного. Это было неправдой. Не могло быть правдой. Он вдруг затрясшейся рукой нажал опцию «позвонить». Механический голос сообщил, что абонент недоступен. Пашка смог выслать только короткое сообщение. Самую суть… и тоже убить Колю наповал этими простыми словами. Лёшка… Рокот… Убит…
Коля, глядя в поплывшее пространство перед собой, медленно встал из-за стола. Стены кухни больно сдавили сознание, ему срочно требовалось выйти на улицу. Расплывшееся лицо Артёма, как луна парило над столом. Коля, сморщившись, от неуместности этого лица, словно от пощёчины, как во сне, вышел в коридор и далее, во двор, к кустам вишни, которую они обирали вчера. Он опустился на земляной уступочек и закрыл голову руками, словно бы пытаясь защититься от этой страшной новости. Но было поздно. Осознание уже проникло в мозг и теперь волной огненного яда, опускалась в душу. Лёшка Рокотов – самый лучший человек на свете – был убит. Убит. Убит.
Коля сидел на земле, обхватив голову, и раскачиваясь, тупо мычал от душевной муки. Лёшка Рокот убит. Его друг, его брат, его наставник и лучшее, что было в его жизни. Самый правильный и самый достойный человек на свете был убит. Коля сидел и мычал, как помешанный. А сзади, возле дома, стоял Артём, дядя Андрей и тётя Лена. Тётя Лена плакала, комкала платочек, и никто из них не решался подойти. А Коля сидел и никого не видел оглушённый своей болью. И только глупая долговязая собака спокойно прошла по траве к сидящему Коле и принялась жалеть его и лизать Колино ухо. Он обнял пушистую собачью морду, и вдруг громко в голос разрыдался.
Глава 3. Собрание
Рубашка дядь Андрея Верёвкина, Артёмовского отца, оказалась Коле как раз впору. Он примерил её и заправил в джинсы. Это были его единственные «цивильные» брюки. Не идти же в церковь в камуфляжных штанах, в самом деле.
Что-то треснуло в Колиной душе в эту ночь. Он пролежал всё время в кровати и не спал и не бодрствовал. Как и тогда той ночью в училище, перед тем, как его выгнали. Странное состояние: как будто плывёшь в каких-то тёмных волнах, и тебя, то выносит на поверхность, то погружает в глубины. То обволакивает осязаемая темень, то проявляются светлые образы вещей и лиц. Лёха Рокот будто бы грустно смотрел на него и тоже что-то говорил про справедливость и про то, что за всё приходится платить. И Коля соглашался с ним, но ему было очень грустно от этого согласия. Или это он уже спорил с Данькой и видел, что тот опять прав, и у Коли уже не оставалось сил ему перечить и сопротивляться. А ещё он вдруг понял, что жизнь – это серьёзно. Это не игра, это на самом деле. И она, жизнь, всегда заканчивается смертью. Всегда. Абсолютно всегда. А что дальше? Коля вдруг впервые задумался над Данькиными словами, что он здесь не случайно. Что, может быть, вся его эпопея, это не ворох хаотичных Колиных метаний, а действительно чья-то вышняя воля. И эта глупость с Галкой и его вылет из училища и поездка сюда и этот чёрный «маньяк-неманьяк» увязаны в какую-то общую, пока непонятную летопись. И его отец, так нелепо погибший тогда, тоже имеет к этому отношение. Как странно получилось. Почему он, избегавший баптистов, вдруг оказался окружён ими со всех сторон? И ведь, правда, Колю несло этим потоком событий, и он ничего не мог с этим поделать. А Бог? Коля в эту ночь честно ответил себе, что знает, что Бог есть. Да, Он есть. Непонятный, нежеланный Коле, но Он есть. И когда Коле было очень страшно в том лесу, он же воззвал к Нему. Когда так перепугался при встрече с этим чёрным привидением. Да, пусть в мыслях, пусть потом можно было притвориться, что ничего такого не было, но всё же… всё же. А Рокот погиб. Такая ли была воля Бога? Коля не хотел знать ответа на этот вопрос. Но если бы он спросил Даньку, справедливо ли вышло так, что Рокот погиб, то он мог бы догадаться, что Данька бы ему ответил. Коля сам бы себе ответил. Он ведь уже говорил эти слова Артёму: десант – это солдаты. Это те, кто идёт и погибает. Вот Рокот и погиб. Справедливо ли что на войне гибнут? Коля знал ответ, просто ему очень хотелось, чтобы погиб кто-нибудь другой, не Рокот. Почему не Валёк Цыпота? Почему не кто-нибудь с другого взвода? Почему именно Рокот, лучший из лучших? Это решал не Коля, нет. И решения эти принимались не на земле. И Коля стало страшно теперь и за себя. А почему он пошёл в десантники? Он не мог дать себе внятного ответа. Потому ли, что отец, когда ещё был жив, говорил ему, ни в коем случае не становиться военным? Коля смутно помнил эти разговоры. Он по-детски мечтал о подвигах, а отец был против, что-то разъяснял ему, но Коля не понимал. Или это из-за того, что участковый всё твердил, что тебе, мол, либо в тюрьму, либо в армию? Или это было от желания доказать что-то самому себе? Что доказать? Что он настоящий мужик? Это надо доказывать? Или он что-то хотел доказать покойному отцу – смотри, мол. Почему бросил? Почему убил сам себя? А я? Меня бабы воспитали. А я всё равно мужиком крутым вырос. Так что ли? Коля плавал в тёмных волнах этих мыслей между сном и явью. А отец? Почему он, всё-таки это сделал? Неужели не было другого выхода? Что же там такое могло случиться? Коля не хотел знать ответ, он хотел продолжать прятаться. И он, вдруг увидел это ясно и отчётливо. Как маленький ребёнок затыкает уши, и что-то кричит, когда не хочет слышать, что ему говорят эти надоедливые взрослые. Он ведь мог бы найти тех людей и выяснить. Мог бы, но не захотел. Он спрятался, он притворился, что всё нормально. Он пошёл в десантники… зачем? За собственными иллюзиями? За собственным самомнением? Чувствовал бы он себя хорошо, убив врага на войне? В училище так говорили про некоторых, кто прошёл Афган и Чечню – «человек с личным кладбищем». Надо ли ему оно, личное кладбище? Ответ был ясен и очевиден – нет, не надо. Тогда зачем всё это… Ответов не было, или ответы были слишком неприятные, и Коля продолжал ворочаться в этих тяжёлых мыслях, не в силах додумать их до конца. Он ворочался с боку на бок, то засыпая, то снова просыпаясь. Зато утром, встав и умывшись, он понял, что на собрание надо идти. Просто надо. Он должен разобраться, он должен понять, он должен найти, наконец, ответы на вопросы, от которых он прятался. А значит, раз он здесь, то и надо делать этот следующий шаг и идти дальше. А дальше – это в собрание.
Верёвкины жили на улице Корабельной, совсем рядом с Фруктовой. Им пришлось только пройтись по их улочке немного вниз, как она сама вывела их на Дом Молитвы. Большое и высокое кирпичное здание было вокруг обставлено разномастными машинами. В основном были старенькие и простенькие «японки». Среди них огромной зелёной горой возвышался большой, навороченный джип Митсубиси Паджеро.
- Это Володи-Оператора. – Артём кивнул на огроменный автомобиль.
- Оператора? – удивился Коля.
- Ага, погремуха у него такая. – Уточнил Артём. - Была. Ещё во времена оные. Когда делами ворочал.
- Бандитом был, что ли? – Догадался Коля.
- Бизнесменом. – Улыбнулся Артём. – Скорее так. Хотя в те годы разницы не было никакой. – Он весело подмигнул Коле, давая понять, что его догадка была абсолютно верный. – Но, знаешь, Бог его миловал, он без крови на руках. Его самого пытались убить, это – да. Один раз даже очень сильно пытались. Почти получилось. Скорее даже, совсем получилось, но он живой остался.
- В смысле – получилось, но живой остался?
- Это лучше он сам тебе расскажет. Интересный человек, отзывчивый. Многим помог из наших. Меня, кстати, тоже выручал не раз. Он после покушения того к Богу обратился. Надо будет тебя с ним познакомить.
Коля пожал плечами, ему было всё равно. Они уже подошли к зданию. Вывеска на заборе гласила: Дом Молитвы Евангельских Христиан Баптистов.
- Вот мы и пришли. В нижнем зале сегодня служение. – Артём махнул рукой, и они зашли во двор, обходя справа большое кирпичное здание Дома Молитвы. Вместе с ними во двор заходили женщины и бабушки в платочках. Потом, обгоняя их, вперёд забежала стайка мальчишек в светлых рубашечках, за ними бежала невысокая крепкая девушка в платье и подгоняла их.
- Маша, приветствую! – Сказал Артём.
- Приветствую! – на ходу бросила девушка. Она резко вытянула руку и проворно ухватила за рубашку паренька, который пытался шмыгануть мимо неё наверх. – Куда? На спевку, я сказала! Я папе-маме жаловаться не буду, я сама тебе сейчас по голове настучу! Понял?
- Там ещё подростки репетируют! – завопил пацанёнок, пытаясь вырваться.
- Они уже закончили! Тётя Эмма нас ждёт! А я устала вас каждый раз собирать! – Маша выдала ему звонкий подзатыльник, и мальчишка устремился вслед за остальными.
- Детский хор в надёжных руках. – Пояснил Артём Коле. Маша хмуро посмотрела на них и ничего не сказала.
- Я так понимаю, что в армии, что в церкви, принцип один. – Хмыкнул Коля, когда Маша с мальчишками скрылась в дверях.
- С детьми тяжело, кто ж спорит. – Уклончиво согласился Артём. Они тоже уже заходили в двери.
*****
Людей было много. Больше ста человек. Коля аж потерялся сначала. Везде стояли деревянные лавки и на них сидели люди. Часть лавок стояла впереди и была обращена лицом к залу. На них рассаживались и взрослые и дети. На стене висел большой макет раскрытой Библии. На белых страницах, крупными буквами было написано: «Бог ныне повелевает людям всем повсюду покаяться. Деян. 17:30». Сбоку, за пианино сидел Вовка Сластин, сын пресвитера и что-то играл, кто-то в зале пел, кто-то тихонько переговаривался.
- Там хор. – Пояснил Артём. – Минут через пятнадцать начнётся служение.
Они с Артёмом сели на предпоследней лавке, ближе к стене. Коля во все глаза рассматривал собрание. Все левые ряды занимали бабушки и женщины в платочках на голове. Там же, чуть ближе к выходу сидели девушки. На средних и правых рядах сидели мужчины разных возрастов. Почти все были в рубашках. У многих в руках были книги, из которых они пели гимн, который играл Вовка Сластин. Коля уже замечал знакомые лица. Вон тётя Тая, о чём-то тихо шепчется с Артёмовской мамой. Вон две девчонки-вожатые из лагеря. Марка с Данькой что-то не видно. Интересно, Суламита тоже придёт или нет? Коля взглядом скользил по рядам. Ух ты! На женских рядах с дальнего краю, тихонько сидела Элеонора Робертовна собственной персоной. В длинной юбке, в платочке она держала в руках сборник гимнов и тоже пела. Однако. Её непривычно было видеть в таком облачении. Коля за прошедшие недели так привык её видеть в летних брючках и синей футболке, постоянно бегающую и суетящуюся, что сейчас не мог отделаться от чувства, что перед ним был совсем другой человек.
На мужской части зала Коля увидел несколько лиц с лагеря. Да, он вроде бы припоминал, что эти ребята были в отрядах Марка и Данила. Ага, а вот и они сами. Коля, оглянувшись на дверь, увидел их обоих, заводивших ещё ребят с лагеря. Те зашли, повертели головами, и Данька их усадил прямо рядом с Колей и Артёмом. Затем впереди послышался лёгкий шум, и из бокового прохода в хор вышло сразу множество народа, в основном молодёжи и детей, которые принялась быстро занимать свободные места на лавках. Коля сразу увидел Суламиту и обрадовался знакомому лицу. Та, к удивлению Коли, за руку держала всё ту же пухленькую Вичку с косичками, и сев, сразу же примостила её себе на колени. А рядом – Коля удивился уже сильнее – села Вероника из детдома. А эта здесь откуда? Они ж уехали вроде? Суламита наклонилась к ней, оттопырила указательный палец и что-то тихонько сказала. Та послушно закивала. Ага, чтобы тихо себя вела… Понятно. Коля смотрел на Суламиту, и ему было приятно и радостно видеть её. Чувство было таким светлым и тёплым, что Коля даже не задался вопросом, а чего это, собственно, он так обрадовался. Он просто сидел и смотрел улыбаясь. Вероника заметила его, она заёрзала и, тыкая пальцем в Колину сторону, что-то сказала Суламите. Та, коротко взглянув, тихонько ей что-то ответила. Ну да, здесь много тех, кто с лагеря. Рядом с ними сидели сёстры Коломиец и перебирали в руках листки с нотами. Коля скосил глаза, и заметил в женских рядах два новых розовых пятна. Это пришли ещё две девочки, прямо в лагерных футболках.
Когда Коля снова повернул голову в сторону хора, то он, к своему изумлению, увидел в рядах молодёжи сидящую Иоланду Пономарёву. Та сидела посередине между двумя похожими девчонками. Одна выглядела старше, другая младше. Наверное, её сёстры. Иоланда поймала Колин взгляд, застенчиво улыбнулась и покраснела.
А в зал всё заходили и заходили новые люди. Скоро и Колина лавка, и последняя, и даже те, что были придвинуты к стене, оказались заполнены народом. Часы на стене уже показывали без одной минуты десять.
Справа в углу, между хором и рядами зала стояла деревянная кафедра. За неё вышел невысокий седоватый дядька с вислыми усами и грустным изломом чёрных бровей. Его лицо было Коле знакомым. Он точно его где-то видел. Да где он мог его видеть? Точно не в лагере. А ещё где? Он же в Находке, считай, никого не знает. Коля смотрел в его лицо, перебирая в уме события. А все сидящие в зале, между тем встали. Поднялся и Коля.
- Мы будем начинать наше собрание. – Необычно, нараспев произнёс дядька, печально глядя в зал. – Мы придём к Господу в молитве. – Он склонил голову и начал молиться. Весь зал, также склонив головы, стоял и внимал его молитве. И Коля вспомнил этот голос и необычную манеру говорить нараспев. Точно. Это был тот самый мужик, который выслушал его, только что сошедшего с поезда, и усадивший его в машину к Хазрету. Коля, вышедший не на той станции, метался от одного человека к другому, а этот дядька проявил сочувствие и направил к лагерю. Вот откуда он знал про лагерь, он же с половиной лагерных вожатых с одного собрания. И надо же было, чтобы Коле встретился именно он.
Зал хором сказал «Аминь!» и все стали петь гимн.
- Это кто? – шёпотом спросил Коля, показывая на ведущего.
- Дядя Толя Горелов. Наш дьякон. А что?
- Я его уже встречал. Он мне объяснил, как до лагеря доехать.
После гимна все сели, а на хоровой площадке встали дети, те самые, которых девушка Маша гнала на репетицию. Коля улыбнулся: они стояли все какие-то одинаковые, светловолосые, чуть-чуть растрёпанные, как птенчики из одного гнезда. Пианистка, уже какая-то другая девушка - Коля не успел заметить, как она появилась за инструментом – взяла аккорд и дети громко и дружно запели.
Мухомор, мухомор, как красив твой узор!
Ты в себе яд таишь, но о том не говоришь.
Твой обманчивый вид, красотою пленит,
Но отведать тебя безопасно нельзя.
Дети пели забавно, широко разевая рты и поднимаясь на носочки, что ещё больше делало их похожими на птенцов.
Так бывает у нас, много разных прикрас.
На устах - лишь елей, а внутри – фарисей.
- Даньке эта песня очень нравится. – С улыбкой и каким-то тайным смыслом, сказал Артём. Коля машинально кивнул.
Берегитесь, друзья! Лицемерить нельзя.
Кто других соблазнит, тот себе навредит.
Дети сели, а Коля по привычке, чуть было не захлопал в ладоши. Вовремя остановился, заметив, что никто и не думает хлопать.
- А почему не хлопают? – Шёпотом спросил он у Артёма.
- Потому что хлопать – мирской обычай. Баптисты аплодируют только комарам.
- Чего? – удивился Коля и тут же до него дошло. – А, опять шутка?
- Ага, баптистская народная. Видишь, комаров в зале нет? Вот никто и не хлопает.
После детей встал большой хор, состоящий из взрослых мужчин и женщин. Встала также Суламита с Полиной и сёстрами Коломиец. Они раскрыли одинаковые жёлтые папки и громко и торжественно запели.
Бог мой, Ты – Скала моя.
На Тебя я уповаю.
Щит мой, спасение моё.
Господь – опора моя.
В тесноте моей призвал я Господа.
И к Богу моему воззвал.
И услышал Он. Услышал Он.
Из чертога Своего голос мой…
Песня звучала очень красиво. И Суламита и Полина и Аня с Юлей выглядели вдохновлёнными и как будто летящими на крыльях мелодии. Коля даже залюбовался их лицами, такие они были сияющие. Они уже совсем не выглядели безликими блёклыми овцами, как казалось Коле в первые дни лагеря. Наоборот. Гимн звучал достаточно долго, было немного удивительно, что песня может быть такой длинной.
Потом, когда хористы сели, за кафедру вышел невысокий полноватый парнишка лет тридцати и, открыв Библию, что-то невнятно прочитал из Евангелия от Матфея. Коля не разобрал половины слов. Потом проповедующий начал что-то спокойно и размеренно объяснять, и Коля почти сразу потерял нить рассуждений. Он сидел и, заскучав, принялся опять рассматривать зал. Люди слушали мужчину за кафедрой по-разному. Бабушки, почти все сидели и кивали. Люди в хоре, кто смотрел на говорящего, кто сидел полуприкрыв глаза. Сидящий прямо перед Колей дородный мужик в светлой рубашке с галстуком толкал локтём своего соседа помоложе и шептал.
- Смотри, Макс, уже и Борис соглашаться стал, значит ему и правда интересно. Действительно хорошая проповедь.
Коля проследил за их взглядом. По ходу речь шла о пареньке из хора, который сидел и сонно клевал большим носом, слушая монотонно бубнящего проповедника.
А Коля продолжал тихонько разглядывать зал. Он смотрел на молодежь, сидящую в хоре, и пытался угадать, кто кому родственник. Так, вот младшие Сластины… Коля не сказал бы, что они очень похожи друг на друга, не знал бы, мог бы и не понять. А вот с Качаевыми было полегче. Он посмотрел на Машу, которая вела детский хор, и догадался, что она тоже Качаева. Младшая сестра Марка. Похожа, во всяком случае. В подростковом хоре сидело ещё несколько человек, которые, на Колин взгляд могли быть им роднёй. Суламита говорила, что у них, вроде девять детей. Потом Коломиец… Было несколько мальчишек, которых Коля бы к ним отнёс. Верёвкиных он уже всех и так знал, о родне Иоланды он тоже догадывался, так, кто там ещё…
Внезапно всё собрание сказало «Аминь» и все дружно опустились на колени. Это закончилась первая проповедь. Коля немного замешкался, но тоже опустился, держась за спинку впередистоящей лавки.
Он стоял на коленях и со странным чувством слушал молитвы. Молились по очереди разные люди, и мужчины и женщины. И так ладно и складно выходило у некоторых, что Коля только диву давался. Что бы так молиться, наверное, семинарию закончить надо. Коля бы точно так не смог. Остаётся надеяться, что его никто не будет заставлять молиться. Потом, после всех помолился проповедник, все сказали «аминь» и встали. Снова запели гимн.
За кафедру вышел ещё один проповедник. Мужчина лет пятидесяти. Он, улыбнувшись, обвёл глазами всех сидящих в зале. Блеснуло золото во рту.
- Дорогие братья и сёстры, я приветствую вас. Давайте откроем книгу Иова последнюю главу – это сорок вторая глава – и прочитаем с седьмого по десятый стих. Это пятьсот шестьдесят восьмая страница Ветхого Завета, если кто затрудняется… - говорящий опять блеснул золотом улыбки.
- Это Данькин отец, Сергей Петрович Половцев. – Шепнул Коле Артём. – Золотой мужик.
- Золото я заметил. – Улыбнулся Коля.
- Я без шуток сейчас. Все б такие были…
А проповедник тем временем начал читать из Библии.
- И было после того, как Господь сказал слова те Иову, сказал Господь Елифазу Феманитянину: горит гнев Мой на тебя и на двух друзей твоих за то, что вы говорили о Мне не так верно как раб Мой Иов. Итак возьмите себе семь тельцов и семь овнов, и пойдите к рабу Моему Иову, и принесите за себя жертву; и раб Мой Иов помолится о вас, ибо только лице его Я приму, дабы не отвергнуть вас за то, что вы говорили о Мне не так верно, как раб Мой Иов. И пошли Елифаз Феманитянин и Вилдад Савхеянин и Софар Наамитянин, и сделали так, как Господь повелел им, - и Господь принял лице Иова. И возвратил Господь потерю Иова, когда он помолился за друзей своих; и дал Господь Иову вдвое больше того, что он имел прежде.
- Братья и сёстры – Сергей Петрович поднял взгляд в зал. – Мы все знаем то, что произошло с Иовом, мы знаем, насколько много уроков мы можем почерпнуть из этой книги. Главное, чему нас учит история Иова, так это терпение и упование на Бога в любых обстоятельствах. И я не ошибусь если скажу, что обстоятельства в которых оказался Иов, это чрезвычайные, абсолютно крайние обстоятельства. И при всём этом, даже когда ближайший к Иову человек, его жена сказала – похули Бога и умри – Иов не оставил своей надежды и упования на Бога. Это то, что Писание называет – «сверх надежды поверил с надеждою». Та же вера была и у Авраама, про которого и были сказаны эти слова. Эта же вера и у Иова, и других достойных мужей и жён, которые жили верою, и о которых мы читаем со страниц Писания.
Но сейчас я бы хотел обратить внимание на другой момент. Обратите внимание, что Бог говорит друзьям Иова… Бог говорит – пусть Иов пойдёт и помолится за вас. Почему? Потому что только от его лица Бог и примет молитву. Мы знаем, что его друзья пришли к нему утешать его в тех скорбях, которые Бог навёл на Иова. Они приходят утешать… - Половцев сделал паузу – И практически сразу же начинают обвинять его. И вся книга Иова это в основном рассуждения Иова и его друзей о том, почему же так произошло. И друзья его, как мы видим, говорят не так верно о Боге, как Иов. И как итог – Бог гневается на них…
- Братья и сёстры, здесь я хочу обратить ваше внимание. Особенно тех, кто проповедует за кафедрой. Мы обязаны, я подчёркиваю, обязаны, говорить о Боге верно, раз уж мы выходим проповедовать. Не свои мысли. Не так как нам бы хотелось, а то, что говорит Слово Божье. Иначе мы просто навлечём на себя гнев Божий. В книге пророка Осии Бог говорит, что Он хочет от людей боговедения… То есть знать, ведать Какой Бог есть на самом деле. Это настоящая беда людей, что они постоянно норовят «придумать своего бога». Такого, который нравился бы лично им. И иногда мы даже слышим с кафедры, как нам проповедуется несколько иной бог, а не Бог Писания. Это первый момент, который я хотел бы выделить. У всех нас есть нужна ведать настоящего Бога, и для этого нам дано Писание.
Далее, я хотел бы обратить наше внимание на то, что Иов молится за своих друзей. Тех самых, что унижали и несправедливо обвиняли его. Да, Бог говорит ему это сделать. И Иов слушается Бога. И я хочу, чтобы мы все ясно увидели этот момент – у его друзей нет иного выхода, избавиться от Божьего гнева, как только через молитву того человека, которого они несправедливо обвиняли. Тот, кто был ими оклеветан, он и стал за них ходатаем. Заступником. И только от его лица Бог принимает заступничество. Скажите, Чей прообраз видится здесь? Чей образ проступает как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, но вместе с тем, так узнаваемо?
- Христа! – Раздались голоса из зала. – Христа.
- Совершенно верно. Это образ Спасителя Иисуса Христа. Тот, Кто был несправедливо обвинён, предан ближайшим человеком, оставлен учениками… Именно Он на кресте молится – прости им Отче, ибо не знают, что творят… Братья и сёстры, если бы не заступничество Христа за нас неверных, неблагодарных, подчас обвиняющих Бога… Если бы не Его жертва и не Его ходатайственное служение, то где бы мы с вами были? Да, это образ Христа. Образ нашего Заступника. – Сергей Петрович, радостно улыбаясь, обвёл глазами собрание.
- Скажите, а Сам Христос не тому ли нас учит? Откроем Евангелие от Матфея пятую главу сорок, четвёртый стих и прочитаем – «А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих и гонящих вас»… - Христос Сам учит нас молиться за тех, кто нас обижает! Знаете, почему? Потому что, если мы не будем за них молить Бога… - он опять сделал паузу. – То, кто помолится о них? Кто ещё заступится за злых и незнающих Бога людей, как не мы, несправедливо обиженные и гонимые ими? Бог повелевает это сделать Иову в Ветхом Завете. Бог повелевает Своим пророкам стоять в проломе за народ. За тот самый народ, который отвернулся от Бога, впал в идолопоклонство, за тот самый народ, который гонит этих пророков и несправедливо обвиняет. Стоять за них в проломе! В этой бреши в стене, которую пробил враг душ человеческих, чтобы погубить всех. В этой бреши, в этом проломе должен встать человек Божий и стоять за народ, за людей. За людей, которые нуждаются в ходатайстве, в заступничестве, в милости. Так сделал Иов. Так делали пророки Ветхого Завета. Так делал и продолжает делать Христос. И так должны делать мы. Нам дано это великое служение и эта великая привилегия - стоять в проломе. Аминь!
- Аминь. – Хором ответило собрание. Сергей Петрович ушёл с кафедры обратно в хор.
Все встали и опять запели гимн. Люди пели по книжкам, которые были везде в полочках на спинках лавок. Артём стоял рядом с открытым сборником гимнов и пел. Коля не пел, а раздумывал над тем, что он только что услышал. Бог не такой, каким Его пытаются представить себе люди. И да, Бог добрый и Его доброта проявляется вот таким неожиданным образом, что обиженные люди молятся и сами заступаются перед Ним за обижающих. – Коле как будто приоткрылась некая завеса понимания, за которой ещё многое было сокрыто. И Коля испугался этого нового чувства. Он смотрел, как поют люди, как поёт молодёжь в хоре. Как Суламита передаёт Юле Коломиец заснувшую мелочь с косичками.
После гимна вдруг вперёд вышли Полина, Суламита и Вероничка. Коля в очередной раз удивился. Вероника тоже вышла петь?
- А Вероника с лагеря здесь откуда? – Коля шёпотом спросил Артёма.
- Суламитка забрала её с собой, а дядя Женя отпустил.
- Отпустил? – Опять удивился Коля.
- Ну да, а чего не отпустить-то?
- А я думал они уехали…
- Детдомовские на второй заезд тоже остаются. Говорили же. Прослушал?
- Кажется, да. А сейчас они где? В лагере одни остались? – Коля вдруг вспомнил, что на свете до сих пор существуют странные чёрные призраки с ножами.
- Нет, они в гостинице «Находка». У них сегодня обзорная экскурсия по городу от администрации…
Сзади кто-то шикнул на Артема, и он замолчал, а девушки тем временем начали петь. Коля обратился в слух. Песня была красивая, как и многие, которые он успел здесь услышать.
Улетают года неизбежно, как звук,
Сколько радостных встреч, сколько горьких разлук.
Много в мире скорбей, много в мире тревог.
Мы теряем друзей на развилках дорог…
Коля прикрыл глаза, боль от вчерашней потери снова резанула ножом поперёк сердца. Да, он потерял лучшего друга на развилке дорог. Лёха Рокот погиб на этой никому не нужной войне, которая закончилась, не успев начаться. И Лёшка закончился тоже. Как это произошло? Надо будет выяснить потом у ребят. Но почему? Почему именно Рокот? А девушки пели дальше, продолжая терзать Колины раны.
Вспоминаем мы часто о прежних друзьях
И грустим о напрасно потерянных днях…
Что так много бывало ошибок и зла,
Что нельзя возвратить и поправить нельзя.
Коля отвёл взгляд от поющих девушек и стал смотреть на деревянную спинку лавки. Ему хотелось, и убежать и заплакать и остаться одновременно.
Глава 4. Дома у Половцевых
После собрания Данька пригласил Артёма и Колю в гости. Коля не знал идти или нет, но Артём сказал, что, конечно, идти обязательно. Половцевы жили гораздо дальше от собрания, чем Верёвкины – надо было ехать на машине. Кроме них приглашение получил ещё и Володя-Оператор, тот самый, на огромном зелёном джипе и к Сергею Петровичу в машину сел ещё какой-то симпатичный, но очень грустный парень, лет тридцати – тридцати двух. Коля не помнил его на собрании, наверное, тот сидел где-то сзади. Парень был бледный и почти весь седой. Также в машину к Половцеву, к тайной Колиной радости села Суламита с Вероничкой и ещё с какой-то незнакомой Коле девушкой из хора. Сам же Коля, Данька и Артём сели в зелёный джип Володи-Оператора.
- Володя, это Коля! Коля, это Володя! – Представил их Артём.
- Очень приятно! – Почти синхронно сказали оба, пожимая друг другу руки.
Володе-Оператору было хорошо за сорок. Коренастый и весёлый, в тонких металлических очках, с высоким лбом и редеющими волосами на коротко остриженной голове, постоянной улыбающийся, он ничем не напоминал бандита. Он, шутя над пассажирами, выехав со двора Дома Молитвы, вдруг резко дал газа по грунтовой дороге улицы Фруктовой. Всё в машине дружно сказали «Ой!» и ухватились за ручки над дверьми.
- Володя у нас по вечерам после служений бабушек развозит по домам. Служение такое у брата. Ты бы видел, Коля, как они бедные к нему в джип карабкаются со своими клюками. Это не описать словами. – Засмеялся Артём. – Сегодня вечером тоже повезёшь?
- Да, сегодня, после вечернего как обычно. – Кивнул Оператор, выруливая с заносом с колдобин Фруктовой улицы на асфальт Ново-Строительной. – Вот и просмотрите. Не имею права лишать вас такого удовольствия. – Он прибавил газу.
- У ваших бабушек, видать, крепкие нервы. – Сказал Коля, крепче ухватываясь за ручку.
- Испугался, маленький? – Жалостливо спросил Артём.
Они ехали за стареньким жёлтым «Крауном» Сергея Петровича. Коля смотрел в окно – улицы, дома, машины, всё было новое и незнакомое. Пустыри, бетонная стена, частные дома, две квартирных пятиэтажки на пригорке… Всё это быстро промелькнуло перед глазами, потом резко оборвалось, и они поехали по длинной улице сплошь застроенной двухэтажными домами. Потом вдруг жёлтая машина Половцева перед ними свернула на боковую улочку, и они запетляли по частному сектору.
- Всё. Приехали. – Данька указал на зелёные ворота.
Жилище Половцевых, как выразился Данька, напоминал сборный конструктор. К старому шлаколитому дому, была с одной стороны пристроена кухня-столовая из кирпича. С другой стороны шёл пристрой с комнатами для детей, сделанный из блоков. А над пристроем громоздился второй этаж, возведённый из шпал. Шпалы, по словам Даньки, им достались на халяву, так как и отец и старший Женька работали на железной дороге. Всё здание дома было сделано из разного материала, поэтому дом и был «конструктором». Коля, посмотрев, ничего такого не обнаружил. Массив дома, наоборот казался единым и цельным. Данил объяснил, что весь дом обшит пенопластом – тоже привет с каких-то корейских грузов с железной дороги – и заштукатурен и покрашен в одинаковый серый цвет. Так что со стороны всё выглядело вполне мило. Дом как дом.
Детей в семье Половцевых было пятеро. Не так много, как у некоторых, но всё равно для Колиного непривычного взгляда, многовато. Он просто до сих пор чувствовал оторопь, думая, что можно иметь так много детей. У него в семье их было двое – он и сестра. У всей их родни – тоже, один, максимум двое. Он вспомнил, что у них во дворе жили Девятовы, так у тех было трое детей, и взрослые уважительно кивали, когда узнавали об этом. Ничего себе, мол, целых трое. Жена – мать героиня. Коля усмехнулся своим воспоминаниям. Сейчас это казалось смешным.
Дети Половцевых все ходили в церковь. Данька был второй по счёту. Первый был Женя, уже женатый и живший с семьёй отдельно. Он сейчас отсутствовал, был в Хабаровске по делам. На воскресное служение он тоже пошёл в Хабаровское собрание. Коля услышал это мельком из разговоров. После Даньки сразу шли две дочери Надежда и Ульяна. Самым младшим был шестнадцатилетний Петька – сейчас он пошёл на обед к другу с церкви. Жена Сергея Петровича уже сноровисто накрывала на стол. Суламита с Надей ей помогали, и даже Вероника с малявкой Вичкой вертелись рядом, пытаясь внести свою лепту.
- Вику тоже дедушка отпустил? – Спросил Коля Суламиту.
- Да. – Просто ответила та, продолжая помогать тёте Наташе.
Коля пожал плечами. Ему всё тут было как-то странно. Вот так вот взять и отпустить на несколько дней маленькую внучку с людьми, с которыми недавно познакомились. Не родня, ничего такого. Хотя, с другой стороны, с кем этой мелочи будет лучше? С Михаилом Константиновичем или с Суламитой? Конечно с Суламитой. Она вон ей прям как мама. И подружка Вероничка тут же вертится.
А Половцев-старший тем временем уже звал всех к столу. Тётя Наташа разлила борщ, все помолились и начали есть. Странный симпатичный и седоватый парень тоже оказался Владимиром. Коля пригляделся к нему. Стройный, рост чуть выше среднего. Волосы светлые, а брови тёмные. Одет хорошо. Он сидел чуть наискосок от Коли, напротив Сергея Петровича, и смущённо улыбнулся, перехватив Колин взгляд на свою правую руку. Та была изуродована. Посредине ладони бугрился толстый шрам, а пальцы были неестественно скручены, так что Володя с трудом держал ими ложку.
- Указательный палец всегда указывает на меня. – Улыбнулся тот. – Он напоминает мне, что я сам, виновник своих бед*. (прим. Смотри книгу автора «Холодное Блюдо»).
Коля снова покосился на его руку. Действительно, указательный палец не разгибался и постоянно указывал на своего обладателя.
- Меня постоянно спрашивают, не стигматы ли это? – с тихой печальной улыбкой добавил симпатичный парень Володя. – Увы и ах! Я лишь как тот разбойник могу сказать, что достойное по делам своим принял.
Коля кивнул, хотя он, из сказанного не понял ничего, ни про стигматы, ни про разбойника.
- Ничего, Володя, всё наладится. – Сказал ему Сергей Петрович. – Главное, ты встал на правильный путь, держись за Христа и Он выведет.
- Не хочу возвращаться в Москву. – Вздохнул тот.
- Ну и не возвращайся! Чего тебе там делать?
- Да сколько ж можно у вас жить? Пора ехать обратно, делами заниматься. Перед Ильёй я должник. Перед всеми должник.
- А Илья в курсе?
- В курсе… Он меня чуть не проклял, когда я ему рассказал… - Тихо ответил Володя.
- Ну, тут уж… - Старший Половцев вздохнул и опустил глаза в свою тарелку с борщом. – А что врачи говорят? Надежда есть, что встанет?
- Фифти-фифти. – Проговорил седоватый парень. – Он курсы реабилитации проходит постоянно. Уже лучше, чем было, конечно…
- А Дину не думал найти?
- Боюсь этой мысли, но постоянно об этом думаю. Она, наверное, не Дина, другое имя*. (см. книгу «Холодное блюдо»)
- Да, скорее всего…
Коля дальше не слушал их разговор. Речь шла о делах ему незнакомых. Ещё один Володя, но уже Оператор сидел рядом с ним и перешучивался с Артёмом. Тот его о чём-то спрашивал, а Оператор на каждый его вопрос радостно отвечал – Сто баксов! – и весело смеялся.
- У тебя Володя, расценки не меняются. Сколько лет-то прошло, а цены ты держишь. Стабильность, одним словом. – Отвечал ему Артём. – Ты мне на счёт проезда того поясни, как туда добраться…
- Сто баксов! – Опять отреагировал Оператор.
- Ты меня без штанов оставишь.
- Ничего, сейчас лето! – Ответил Володя и все за столом прыснули.
- Данька, он, когда по нужде попросится, ты сдери с него сто баксов, чтобы знал. И машину свою, когда забрать захочет…
- Не, Артём, я в ваши разборки вмешиваться не буду. – Засмеялся Данил. – Сами решайте.
Суламита с Надей и Ульяной, кормили маленькую Вику, что-то рассказывали Веронике и, первые, закончив есть, стали убирать со стола и мыть посуду. Вероничка помогала им и протирала тарелки сухим полотенцем.
После обеда все пили чай. Потом старший Половцев и этот московский Владимир легли отдыхать. Взяли диванные подушки и улеглись прямо на ковре в зале. Вскоре Сергей Петрович ровно задышал, а за ним засопел и москвич-Володя. Суламита вместе с Надей повела спать малявку Вичку на второй этаж. Вероника, повертевшись за столом и ухватив сушку на прощанье, тоже утопала за ними по лестнице. За столом остались одни ребята: Коля, Данька и Володя-Оператор. Артём всё выспрашивал Оператора о каком-то проезде…
- Ты чего выясняешь-то? – Коля спросил Артёма.
- Да, как проехать к той заброшке на море, рядом с лагерем. Володя тут в округе все сопки на своём джипе объездил. Говорит, что там бывал.
- Это те постройки, где заключённых расстреливали? – спросил Коля, вспоминая рассказы в палатке и чёрного призрака.
Володя-Оператор засмеялся.
- Нет, нет. Это просто байка. Там в пятидесятых годах артель стояла рыболовецкая. И дорога была, соответственно, чтобы грузовик мог проехать. Там заросло всё с годами, но я проезжал на «ведре» своём. Кое-где топором помахать пришлось, не без этого, но ничего… на джипе моём проехать можно.
- А как туда ехать-то? – Не унимался Артём.
- Ну, друг, ты не проедешь там, в сотый раз говорю тебе. Я сам там давно был.
- Я просто дорогу выяснить хочу. Тайна, что ли?
- Да не тайна. Там, как на ваш лагерь поворачивать, дорога раздваивается, и вдоль реки идёт…
- Ага. Как к Хазрету ехать. – Вставил свою лепту и Коля.
- К кому? – Володя посмотрел на Колю.
- Да, это я так… есть там фермер один.
- А-а… - Володя продолжил. – А в одном месте, где сопка к самой реке подступает, есть развилочка, но она, опять-таки кустами заросла и её не видно. Я лет пять назад там был. Заросло же всё, говорю… и до самых построек доезжал. Несколько раз останавливался и деревца подрубал, что на дороге выросли. Доехал в итоге.
- И что там?
- Да так, несколько построек. Те, что деревянные, сгнили совсем. А длинное кирпичное ещё живо. Окон нет, конечно, но крыша кое-где ещё стоит. Я там лисицу с лисятами мелкими видел. Логово у них там. А что? Удобно, и людей нет.
- Долго там был?
- Да, нет, не долго. Постоял, покрутился, к окнам подошёл, там деревяшки какие-то. Диван даже старый-престарый стоит. Стол ещё есть. Несколько стульев поломанных валяются. Газеты даже старые, жёлтые, все лежат... Стекло битое. И всё.
- Призраков не видел? – спросил Артём, как бы в шутку.
- Не, чего не видел, того не видел, но место и вправду жутковатое. Дома эти пустыми окнами к морю обращены. Когда к ним лицом стоишь, то кажется, что они на тебя глазницами этими мёртвыми пялятся. Неуютно было, честно говоря. Я один был. Постоял, потоптался там минут пять-семь, да поехал себе обратно.
- Не сфотографировал?
- Не, зачем? Да и не было тогда фотоаппаратов цифровых ещё. Чтобы раз – и готово.
- Ты, Володя, лучше расскажи, что с тобой произошло. – Вмешался Данька. – Как в тебя стреляли. А то мы Коле рассказывали, но лучше от первого лица.
- А-а, да, расскажу, чего там… А ты сам, Коля откуда?
- С Фокино.
- О! Чё, местный, что ли? – Володя удивлённо оглянулся на Артёма. – А мне говорили, что вроде с Запада.
- Это рядом с Брянском. – Уточнил Коля, немного не понимая реакции.
- А-а, а то у нас тут тоже своё Фокино есть. Я уж подумал…
- Это как на Влад по трассе ехать. Минут сорок будет от Находки. – Пояснил Артём.
- Это кому сорок, а кому и двадцать. – Довольно хохотнул Оператор. – Обращайся ко мне, я быстрее их довезу. – Володя по-дружески подмигнул Коле.
- Ага, и пару штанов запасных возьми. – Дополнил Артём. – А лучше две пары.
- Да, я ж рассказывал, как шишек милицейских подвозил до Влада. Они на совещание там какое-то опаздывали сильно. – Расхохотался Оператор. – Ничего. Успели. Мокрые все.
- От пота?
- Не уточнял. Но они сказали, что больше в машину ко мне не сядут. Лучше на совещание не попадут. – Володя довольно посмеивался, вспоминая.
- А стреляли в вас как? – Осторожно напомнил Коля.
- А-а. Это в девяностые было. Я тогда, «дела делал» - Володя выделил голосом эти два слова. – Машины десятками из Японии возил. У нас тогда многие тут на машинах сидели, да и до сих пор ещё сидят. Тюнинговал, продавал, в общем, в этой сфере крутился. Менты-таможня-связи-туда-сюда, в общем, всё как полагается. Широко шагал – штаны трещали. Меня в городе знают все. А в девяносто шестом у нас тут гастролёры залетели, и пара местных у них за наводчиков. Несколько эпизодов провернули. Вломились, взяли, что смогли и грохнули потерпевшего. Рассчитывали несколько бросков таких сделать и быстро свалить. Как-то так. А я одного из тех местных знал, как потом выяснилось. Так, «привет-пока», ничего особенного. Поставил, значит, тем вечером, джип свой на стоянку охраняемую, и домой иду себе. Там пройти пешком метров триста. А тут машинка подъезжает, оттуда лицо это знакомое выглядывает. – Володя, садись, до подъезда докинем. – И ведь, ты знаешь, ворохнулось что-то в душе – не садись, мол… А тот, - давай-давай, до подъезда подвезём. Ну, я и сел на свою беду. Мне сразу ствол к голове, ключи из карманов, руки связали… Быстро так. Домой ко мне вломились. Их пятеро было, там ещё машина была. А дома жена с тёщей. Их тоже связали, пистолетами пугают, из ящиков всё выгребают. А жена моя, ничего, неплохо так держалась. Не истерила, не орала, наоборот, спокойно разговаривать с ними пыталась. А я в душе молился Богу, чтобы не убили их. Они нашли не очень много – я дома не держал всё. У меня в дело и в недвижимость вложено было. Они жену с тёщей связанными оставили, меня взяли и в гараж мой поехали, там всё перевернули, думали, что я там деньги прячу. Не нашли ничего. Ночь уже была… Стали они меня катать туда-сюда и переговариваться, тихонько, что со мной делать. Вижу, дело идёт к тому, что они место ищут, где меня грохнуть удобнее. А я в душе молюсь – Господи, спаси меня. Я Тебе служить буду. – И, ты знаешь, какое-то спокойствие на меня снизошло. Как вот, чувствую, услышал меня Бог. За город меня вывезли, к горе Сестра. Там тогда полузатонувшая баржа, вся ржавая лежала, наполовину в воде. Выволокли они меня, ноги только развязали, и по барже этой, к самому краю подвели и на корточки усадили, чтоб я, значит, сразу в воду упал. Остальные чуть отошли, а один, мент бывший – это я потом узнал – пистолет вытащил, «Тэтэху», и с метра примерно мне в голову выстрелил. Прямо в висок. Выстрел, выхлоп, огонь – я в воду полетел. И он мне вслед ещё раз – бабах! – из ТТ. Вот вторая пуля мне левом бедре кость разнесла. Я удар почувствовал, а потом, как онемело всё. А это в ноябре ещё было. Холод, вода ледяная. Я под воду ушёл, потом вынырнул кое-как, задыхаясь… смотрю, габаритки в темноте отъезжают – уехали они. Как я там плыл в этой ледяной воде, не представляю… Я чуть поодаль на берег выполз, верёвку эту капроновую перекусил – у меня аж ползуба отлетело. Потом по кустам шиповника полз. Самого от холода и боли колотит, ногу раздуло. Всё лицо и руки об шиповник изодрал… Минут сорок полз. Полз и молился. В итоге до базы ремонтной какой-то дополз, там сторож меня услышал. У него собака меня почуяла и залаяла. Темнота, он с фонарём мечется, понять ничего не может. Я лежу, стенаю, меня от холода такой дрожью колотит, что меня аж трясёт всего. Он на меня какие-то одеяла и матрасы накидал, куда-то побежал и скорую и ментов вызвал. Я ему телефон начальника милиции знакомого сказал.… Чтобы не абы кому звонил. Скорая первая приехала, меня погрузила и на всех парах в город. А менты мои по пути скорую перехватили, - Стоять! – орут и оружие врачам под нос. – Не двигаться! - Я с носилок ору, что всё нормально, живой, и врачи реальные. Те разобрались. Начальник этот милицейский ко мне в скорую запрыгнул и вот так меня в скорой и с ментами до больницы домчали. Врачи были уверены, что ногу ампутировать будут…. Но, ничего, как видишь. Ногу собрали, куски костей повынимали, а остальное как-то само потом срослось. – Володя засмеялся. – Врач, хирург ведущий, меня потом в городе встречал. Ничего не понимаю, говорит. Почему нога до сих пор при тебе? Как так? А вот так! Бог помиловал…
Тех бандитов повязали вскоре. Некоторых, в первые же сутки, остальных – чуть позже. Но за неделю переловили всех. Сидят, соколики. Кто-то из них уже даже вышел, а кто-то в тюрьме умер. А я вот – живой. Слава Богу.
- А первая пуля как? – Спросил Коля. – Он промахнулся?
- С одного метра? Мент? Не думаю. Бил-то в упор, считай. Куда там промахиваться?
- А куда же она тогда делась?
- Вот в этом и чудо. – Володя улыбался, глядя на Колю. – В этом и чудо, которое никто объяснить не может. И я не могу. Только вот, живой до сих пор, как видишь.
- Я знаю, куда пуля делась. – Артём сидел и зевал. – Я много раз эту историю слышал и всё уже понял. Секрета тут нет.
- Сейчас, чё-нибудь ляпнет в своём репертуаре. – Хмыкнул Володя Коле, показывая глазами на Артёма.
- Да нет, у меня есть совершенно научное объяснение данному феномену… - с видимым безразличием пожал плечами Артём.
- Ну и какое? – Володя прищурился, подозревая подвох. Коля ухмылялся, ожидая очередной Артёмовской шутки. Данька тоже улыбался.
- А такое. Всё просто: пуля в одно ухо влетела, а в другое… - Он не договорил. Все захохотали.
- Вот, так и знал, что ты что-нибудь такое ляпнешь! – Володя крутил головой.
- Тебе теперь легко уши чистить, да? – Артём с понимающим видом кивал головой. – Полотенчико влажное в ушко вставил, из другого вытащил, и гоняй туда-сюда.
- Да, сейчас, конечно можно и посмеяться. Но тогда ведь не до смеха было. – Сказал Данька. – Это и правда чудо, какое раз в жизни может быть, и то не у всех. Раз, может быть два, Бог вот так явно откликается, когда человек искренно взывает к нему. А искренность тут на первом месте. Бог с искренним, поступает искренно, а с лукавым по лукавству его. – Данька посмотрел на Артёма и продолжил. – Я знаю немало случаев, когда человек, зажатый вот так вот в тиски обстоятельств, вопиял к Богу. И Бог откликался и чудесным образом избавлял. А человек тот немного погодя говорил, ах, знаете, это случайность, и делал вид, что ничего особого не было. Богу на молитву ответить не трудно, и рука у Него не сократилась, чтобы спасать… Да только люди всё больше лукаво поступить норовят. Бог их из такого рва погибельного достаёт, а те потом, не, мол, это я сам молодец, или, мол, случайно так вышло. И хорошо, что ты, Володя не стал так поступать. Не стал выкручиваться.
- Да куда тут выкрутишься. – Володя чуть возмущённо выпрямился. – Бог спас.
- Да. – Серьёзно сказал Данил. – И слава Ему за это.
*****
Коле Данька предложил прилечь на кровати в Петькиной комнате. Коля и вправду чувствовал себя немного уставшим. Сказывалась и полубессонная ночь и сытный обед. Артём с Володей-Оператором махнув рукой на предложение лечь в Данькиной комнате, тоже улеглись в зале на ковёр, рядом со спящими Сергеем Петровичем и москвичом Володей. Коля прилёг сверху на заправленную Петькину кровать и закрыл глаза.
Смутные образы Лёшки Рокота и Володи Оператора мелькали в Колином полусне. Вот Лёшка едет на броне, и почему-то минуту спустя, он уже ползёт по колючему шиповнику. Только не у кромки моря, а в лагере… Или это уже Коля ползёт по траве, с которой убраны все лишние веточки и палочки. Чтобы не было шума. Коля ползёт, и нет никакого звука. Только тишина. И от этой тишины вдруг становится так тоскливо. Коля понимает, что надо кого-то позвать.… Но кого? Лёшку Рокота, чтобы он помог сочинить песню для отряда? Нет. Чтобы помог поймать призрака… Может быть Даньку, он тоже умный. Коля зовёт Даньку, но тот, как будто за прозрачной стеной. Коля тянет руку, но не может к нему прикоснуться. Данька смотрит на него, улыбается и уходит. Тогда надо позвать Суламиту, она тоже добрая. Но Суламита, почему-то, сидит на земле, прижимая к себе двух девочек: маленькую Вику Погодину и Веронику, и всё смотрит, смотрит на Колю большими сухими глазами. Она хорошая, надо идти к ней. Коля кидается к ней, но между ними стена, стена… Что-то происходит за его спиной, он оборачивается и видит знакомое лицо. Человек целится в Колю из пистолета. Так близко, так близко… Лицо знакомое, очень знакомое, но Коля не может узнать его за пистолетом. Дуло смотрит прямо в него. Коля видит прорезь прицела и мушку. Пистолет знакомый – Тульский Токарева - ТТ. Вот палец поплыл на спусковом крючке, выбирая свободный ход. Сейчас грянет выстрел. Коля беззвучно закричал, отгораживаясь рукой. Заберёт ли Бог пулю?..
Коля охнул и открыл глаза. Вокруг была Петькина комната, всё было в порядке. В соседней комнате чем-то шебуршал Данил. Дверь была приоткрыта. Коля провёл рукой по шее – она была мокрая от пота. Он сел на кровати, моргая глазами. Попросить у Даньки кофе покрепче, что ли? Коля потряс головой и посмотрел на часы: было полчетвёртого. Он спал всего сорок минут.
Он встал и осторожно заглянул в комнату Данила. Тот сидел перед столом и перебирал какие-то бумаги. Стопки потрёпанных тетрадей лежали перед ним, а ещё несколько блокнотов и беспорядочно разложенные отдельные исписанные листки… Данька повернул голову на шорох.
- Заходи. – Шепнул он, приглашающе махнув рукой.
- Что ты делаешь? – Спросил Коля.
- Да, вот… - Данька, ухватив себя за подбородок, нахмурил лоб и посмотрел на стол. – Как порядочный англичанин девятнадцатого века, перед далёкой поездкой, привожу в порядок бумаги.
- Едешь куда-то? – удивился Коля.
- Нет. Ну, то есть – да. Еду завтра в лагерь, вместе с тобой. – Данька рассеянно смотрел на стопки тетрадей. – Не пойму, и чего это я их подоставал?
- А что это?
- Да, много чего. Конспекты проповедей. Мысли на библейские темы. Размышлизмы всякие. Стихи…
- Ты что, стихи пишешь? – Спросил Коля.
- Я-то? Пишу иногда, как подопрёт. Но мне мои стихи не нравятся. Резкие, какие-то, колючие. На обличение больше. Как накипит, так напишу чего-нибудь, да и остыну. А тут в основном стихи других авторов. Есть, что по теме проповеди подходят. Есть стихи, которые в сердце запали. Тут много всего… Где-то и мои тут есть.
- Свои прочитай. – Попросил Коля, и ему сразу же стало неловко. Чего ему эти стихи? Что он, кисейная барышня, что ли?
- Ну, - Данька, похоже, так совсем не думал.– Разве что выборочно. Давай лучше так, я тебе немного из своих прочитаю, а потом, которые мне недавно понравилось? –Он прошуршал блокнотом.
- Давай. – Кивнул Коля.
Данька шуршал блокнотом. – Та-ак… Ну, не знаю, может вот это…
Чудес есть на свете множество
Весёлые и не очень,
Но вдруг заметил я чудо,
Неброское… между прочим
То чудо в глаза не бросится
И чудом не выглядит, в общем-то
Но вот его кто-то выплеснет,
И с языка оно сносится.
Его я заметил нечаянно
Впивая свой взгляд близорукий.
Сначала подумал – случаянность
Но эхом ударила мука
Сначала я думал, постой, друг.
Возможно, тебе показалось,
Не может таким быть порочный круг
Ошибок ведь в жизни немало
Но годы текли за годами
И чудо виднелось всё ярче
И странными виделись люди,
И боль обжигала всё жарче
Тому чуду странное имя.
И цели его непонятны
И в том его дивное диво,
Что чудо то многим приятно
Назвать ли его обманом?
Назвать ли его лицемерьем?
Иль глупостью звать, не знаю…
Но всё ж, это чудо, поверь мне.
Дивился ему Исайя
В главе пятьдесят девятой .
Дивился ему Спаситель
Людьми теми подло распятый.
И с виду – приличные люди.
Но есть у них своя форма…
- Нет. – Данька захлопнул блокнот. – Довольно. Говорю же, слишком неистово выходит иногда.
- Это ты о ком? – Спросил Коля.
- Эх, Коля, прости меня. Не должен был я читать этого. Сонный я, что ли? Теперь объяснять придётся…
- Ну, объясни. Глядишь, пойму.
- Понять-то поймёшь, да только всему своё время. Не надо тебе в этих дрязгах рыться. Пока, во всяком случае. Если коротко сказать, то в каждой церкви, в каждом собрании есть такие… С одной стороны они в авторитете, с другой, Библия будто не для них писана. Смотришь и диву даёшься. Откуда они берутся, почему такие, непонятно. Слышал песенку сегодня про мухомор?
- Да, помню. Дети пели. – Кивнул Коля.
- Ну вот… - Данька ещё пошелестел блокнотом. – Ладно. Ты, Коля запомни на будущее. Следование за Христом – это путь одиночества. Только ты и Бог. И всё. Остальное – сопутствующее. Церковь – есть! Братья и сёстры – есть! Но по строгой сути, это только ты и Бог. Вот за Него и надо держаться. Человек по плоти своей так устроен, что ему за кого-то уцепиться надо. За авторитетов. Но Бог, когда работает с человеком, он этих авторитетов убирает из его жизни.
- Как это -«убирает»?
- Ну, даёт тебе увидеть, что эти авторитеты, не авторитеты вовсе. Чтобы ты только за Него держался. Надеждой. Помнишь, папа утром проповедь говорил? Сверх надежды поверил с надеждою. Не за кого из людей было Аврааму ухватиться. И Иову не за кого ухватиться было. Самые близкие были против него. И в тех обстоятельствах, что, кажется Сам Бог против них, они продолжали надеяться и уповать на Бога. Понимаешь? – Данька как-то естественно давал ему наставления, как будто Коля уже записался в баптисты под номером один. Но Коля его слушал. Слушал, и вправду старался понять. Выходило пока плохо.
- Не очень. – Покачал головой Коля.
- Ничего. Потом поймёшь. Просто запомни. Только ты и Бог. И ещё, не надейся сильно на братьев и сестёр. Помогай, люби, молись за них, но не пытайся ухватиться или полагаться. Самые сильные раны наносят именно те, кто с тобой в одну церковь ходит. Только ты и Бог. Запомни.
- Хорошо. Запомню. – Коля кивнул не понимая. Видимо Артём был прав, и Даньке действительно влетело от кого-то из их старших.
- Эх, что-то тянет на душе. И желчь какая-то лезет. – Данька поднял на Колю глаза. – Пойдём, кофе попьём?
- Пойдём. – Согласился Коля. – Сам хотел попросить.
Коля встал, и ещё раз взглянув на комнату, задал вопрос.
- А книги ты все эти тоже прочитал?
- Прочитал. Некоторые по несколько раз. – Данька встал и потянулся.
- Тут и справочник по медицине. Тоже читаешь?
- Пытаюсь что-то урвать. Человек Божий ко всякому доброму делу приготовлен должен быть. – Он улыбался. – Насколько мозгов хватает…
- У нас в училище один парень был, друг мой. Он всё призывал нас книги читать. И ещё говорил – быть тупым не обязательно.
- Правильно призывал и правильно говорил. Быть умным или глупым, это в итоге личный выбор каждого. В Библии глупец – всегда грешник. Тот, кто не хочет думать, вникать и разбираться.
- Он погиб пару дней назад. – Тихо произнёс Коля.
Данька вскинул на него глаза, вдохнул и сказал.
- Пойдём пить кофе.
Они, стараясь не шуметь, прошли на кухню и поставили чайник. Данька достал кофе, сливки и сахар.
- Делай по вкусу.
Потом Данил отрыл свой блокнот и пролистнул в пару страниц сказал.
- Если теперь из тех, что мне понравились… Вот, пожалуйста, Роберт Фрост. Послушай, есть такое стихотворение. Это перевод. В оригинале немного иначе звучит. Но суть осталась. - И твёрдым голосом, чеканя слова произнёс.
Одни говорят, мир умрёт в огне
Другие твердят про лёд
Я долго жил и кажется мне,
Огонь скорей подойдёт.
Но если бы кто-нибудь мне сказал,
Что дважды нас гибель ждёт
Я не удивился бы, я узнал,
Что ненависть толще, чем лёд
И равнодушие холодней вечных покровов льда.
И если для смерти не хватит огней.
Лёд сгодится тогда.
Данька закончил и замолчал. Молчал и Коля, переваривая услышанное. Это было странное чувство. Что-то пугало его. То ли обжигало, то ли морозило, и Коля не мог разобраться. Действительно странное чувство, которое, то обмахивало холодом, то касалось палящим огнём. И Коле опять ловил себя на желании то убежать, то остаться.
- А что, мир умрёт? – Спросил Коля.
- А ты думаешь, что Бог всё это зло просто так оставит? Всё будет справедливо, будь уверен. Вопрос – на какой стороне будешь ты.
*****
Вечернее собрание начиналось в пять часов. Народу было гораздо меньше. В этот раз была короткая проповедь, а потом какой-то молодой брат рассказывал что-то об истории церкви и её служителях. Дело было здесь, на Дальнем Востоке. Потом опять пели гимны. Собрание закончилось гораздо быстрее, чем утреннее. Или это Коле так показалось? Володя-Оператор увёз бабушек по домам. Старшие разошлись, а в церкви осталась только молодёжь. Молодые парни сноровисто расставили столы, а девушки пошли на кухню, ставить чайники и готовить бутерброды. Артём и Марк им помогали, а Коля, не зная, чем себя занять, просто сидел сбоку на лавочке и смотрел.
Суламита, вместе с другими сновала из кухни в нижний зал, накрывая на стол, и перешучивалась с местными парнями.
- Оглянись, оглянись, Суламита! – Кричали ей, те.
- Чего вам? – Она, улыбаясь, смотрела на них.
- И мы посмотрим на тебя. – Радостно отвечали они.
- Что я вам – хоровод Манаимский? – Пожимала плечами та, и снова уходила на кухню. Ребята смеялись. Видимо шутка была привычной. За вечер Суламиту ещё пару раз кто-то со смехом просил оглянуться. Коле было непонятно. Он сидел рассеянный и внимал происходящему в пол уха, утомлённый таким долгим пребыванием и в церкви, и просто среди незнакомых людей.
За столом молодёжь общалась и делилась местами Писания, которые коснулись кого-либо за прошлую неделю. Это предложил Данька. Ребята и девушки по очереди вставали и, раскрыв Библию, говорили, что понравилось лично им. Коля сидел и с трудом улавливал смысл. Он уже порядком устал, ему хотелось сейчас только помыться и лечь спать. Но Артём был здесь, здесь, же были и Данька с Марком, поэтому Коля послушно сидел и слушал. И опять он раз за разом удивлялся, как поменялось его окружение. Он давал себе слово не сближаться с баптистами, и вот, пожалуйста. Весь день сегодня с ними на служениях. Скоро, глядишь, проповедь читать заставят… Но он теперь не чувствовал в душе такого отторжения. Почему? Мысли опять расплывались. Неужели из-за смерти Рокота? А Рокот бы и проповедь смог прочитать, если бы вдруг потребовалось, подумалось ему. Лёшка всё хорошо делал. И стрелял и бегал и дружил и говорил.
Коля, желая отвлечься от своих тяжёлых мыслей, раз за разом снова разглядывал церковную молодёжь. Сейчас знакомые по лагерю девушки не казались ему одинаковыми. Они были все разные. Даже сёстры Коломиец, при всем, казалось бы, сходстве, отличались достаточно сильно. Обе были красивые, но младшая Юля была более тонкой и хрупкой. Брянская Полина, которая тогда ехала на нижней полке в поезде до Находки, до недавнего времени казалась Коле блёклой и несимпатичной, но сейчас он ясно видел, что это не так. Озорная Любка Сластина сидела сияя румяными щеками и поддевая, то Артёма, называя того Кащеев-Барашкин, то Суламиту, называя ту Спасёнкиной. А Коля смотрел на Суламиту и на остальных девушек и сейчас ему казалась кощунственной своя старая мысль, что их хорошо бы накрасить и переодеть посовременнее. Понадобилось время, чтобы он привык к этим лицам и мог видеть естественную красоту. Особенно приятно ему было смотреть на Суламиту. Та сидела поодаль и смотрела на говорящего Марка, а Коле хотелось крикнуть – оглянись, Суламита! Откуда это у него такие мысли? Это все, наверное, от смерти Рокота. Раскис. Обмяк. Рассиропился.
Когда уже все стали расходиться, Артём тихонько сказал Коле, что Данька хочет обсудить завтрашний заезд. Им всем, кто завтра едет в лагерь, надо будет остаться после чаепития.
Глава 6. Второй заезд
Всё было, как и в прошлый раз. Те же четыре автобуса, бравурная песня в динамиках, яркое мельтешение приехавших ребят. Коля стоял в ряду других вожатых, крепко сжимая древко с номером «7» и как будто ждал, что из распахнутых дверей автобуса к нему подойдут уже такие знакомые и родные Ленка Бабич, Пашка Елисеев, Арсений Савинецкий, Ленка Паньшина и Иоланда… Но это был новый заезд и это были новые подростки, потому что время не стояло на месте, оно шло и приносило с собой новые события и новые лица. И его новые ребята шли к нему, такие чужие и незнакомые. Коля, сохраняя сосредоточенно-приветливое выражение лица, держал в руках список с новыми именами и фамилиями. Хотя, всё-таки две фамилии были ему знакомы, это Волчанский и Журкин. Детдомовские оставались на второй заезд, как уже и было сказано и это отчасти мирило Колю с новыми лицами. Он, конечно, понимал, что пройдёт всего несколько дней, и он узнает и полюбит этих ребят, потому что они ничем не хуже тех, что были и уехали, но пока… Пока ему было тяжело и тоскливо. Он с ненавистью посмотрел на динамики, поющие голосом Бутусова.
Я смотрел в эти лица и не мог им простить,
Того, что у них нет тебя, и они могут жить.
Я хочу быть с тобой…
Прошлую ночь он спал крепко, без сновидений, но всё-таки проснулся с ощущением тяжёлой беспросветной тоски на сердце. Мысль о смерти Рокота тяжёлым бременем лежала на душе, и Коля чувствовал свою вину перед ним. Его всё ещё тяготило его положение, что он не там, с ребятами…
Вчера, перед сном, они с Артёмом успели посмотреть выпуск новостей. Война закончилась. Грузины отступили и теперь только шумели дипломаты. Ещё какие-то новости про экономический форум, энергетическую независимость, ну и, конечно, Олимпиаду. Это Коле было неинтересно. До Зимина и других ребят он так и не смог дозвониться. Их, по всей видимости, ещё держали там, в Грузии.
Ребята подходили, называли свои имена и вставали за Колей. Коля давил из себя улыбку, кивал и отмечал в списке.
Широкшина Вера, Широкшина Лидия – две худенькие сестрички-шатенки пятнадцати и тринадцати лет в одинаковых кепках встали позади него. И если старшая Вера улыбалась и радостно вертела головой, ожидая новых впечатлений, то младшая Лида, казалось вот-вот, готова была заплакать.
Василевич Антон – низенький патлатый мальчик в очках, с близоруким прищуром взиравший на Колю, подошёл и встал рядом. Коля пометил в списке – есть такой.
Полеску Ядвига – ого! – это видимо для баланса к Иоланде с первого заезда, удивлённо отметил про себя Коля, отмечая в списке необычные имя и фамилию. Светленькая девчонка четырнадцати лет с аккуратной стрижкой-каре и несколько надменным выражением точёного кукольного личика, встала позади.
Плиев Алан – высокий симпатичный русоволосый парень с большими глазами. Шестнадцать лет. Есть такой. Коля кивнул, отмечая.
Рядом звенела обычная лагерная суета, к которой Коля так привык за прошедшие три недели. Вожатые и ребята искали друг друга и кучки мальчишек и девчонок перед табличками с номерами отрядов росли. В воздухе стоял гул от выкрикиваемых имён и фамилий, а динамики исправно выдавали в эфир песенку про мамонтёнка, который ищет маму.
Пусть мама услышит, пусть мама придёт.
Пусть мама меня непременно найдёт.
Ведь так не бывает на свете,
Чтоб были потеряны дети…
Мда, музыкальная концепция великая вещь - Коля мимолётно нахмурился – если в первый заезд она Колю забавляла, то сейчас он чувствовал раздражение. И этот мутный Валерий Вадимович вызывал неприязнь. Особенно после того, как так по-хамски ответил на Колино радостное приветствие. Как там Элеонора сказал про него – мания преследования с манией величия. Вот он, видимо, такой и есть. Элеонора-то его лучше знает, а Коля единственный раз попробовал пообщаться и получил такой плевок в ответ. Он злобно ухмыльнулся, вспоминая.
Зинчук Светлана – толстая, короткостриженая девочка. Хмурая и напряжённая, словно бы уже заранее готовая обидеться на всех вокруг, подошла и, не называя своего имени, стояла, держа сумку в руках. В списке это была последняя девчонка. Коля даже не стал уточнять у неё имя, и так было ясно. Оставалось двое пацанов.
Рядом с Колиным отрядом не было Мандрыги – уехал восвояси, к себе в московскую область. Вместо него с табличкой «8» стоял Рахимгалиев Александр. Он так представился на ориентейшене. Молодой подтянутый парень с лёгкой смуглинкой на лице и карими глазами. На вид лет тридцать. Артём шепнул Коле, что знает его по Находке, это физрук в городской школе номер десять. В прошлом году пару раз приходил к ним в собрание. Марк его знал по каким-то делам. Видимо и сейчас его позвал тоже Марк. Ещё отсутствовал Саймон, то бишь Семён Малько. Не стал оставаться на второй заезд. Ну что же – вольному воля. Остальные вожатые были на месте. Наталья все выходные, по всей видимости, провела в лагере и никуда не уезжала. Во всяком случае, когда Коля с ребятами приехал рано этим утром, она уже была на месте. Сидела под синим тентом столовой, пила чай и читала какую-то книжку. Мимолётно кивнув на Колино приветствие, она отвернулась. Ну и хорошо, лучше так. Липкое чувство вины, всё равно ворохнулось в душе.
Зато фельдшер Алина вполне по-человечески ответила Коле, когда он робко попробовал поздороваться с ней. Вот так чудо расчудесное. Они даже успели немного поговорить. Алина сказала, что да, все эти дни просидела в лагере и только в субботу выезжала с директрисой в Находку погулять. Больше поговорить с ней не получилось, начался ориентейшн…
Коля посмотрел на список, не хватало ещё двоих. Он повернулся и посмотрел на приехавших ребят.
- В ряд, аккуратно встаньте. – Все кое-как подровнялись. Коля улыбнулся – получилось у них плохо. Это не военное училище, конечно. Он оглядел площадку, автобусы и остальных вожатых. Разбивка на отряды почти у всех была закончена. Где ж ещё двое?
А вот и они. Лялин Олег и Петренко Максим. Видимо друзья. Оба, с неохотой, будто делая великое одолжение, подошли откуда-то из-за мельтешащих куч других отрядов и назвали свои имена. Обоим по пятнадцать. Невысокие. Один, Лялин – толстый, другой, Петренко – худой и прыщавый. Всё. Учитывая уже стоявших здесь Волчанского и Журкина, весь седьмой отряд был на месте.
- Ровно встаём, салаги! – раздался голос Волчанского. – Коля покосился назад. – Это Лёха, с видом старослужащего, уже воспитывал двух последних подошедших мальчишек. – Вы чё опаздываете? Номер семь не знаете, или читать не умеете? – Продолжал Волчанский. – Так я быстро научу.
Перепуганные таким напором, мальчишки подняли сумки и встали в ряд. А Лёха давил их взглядом и презрительно цыкал сквозь зубы. Коля спрятал улыбку. Волчанский, конечно, не Ленка Бабич с её организаторскими способностями, но для порядка и дисциплины пока пойдёт. Только надо опять-таки присматривать за детдомовцем, а то он может запросто перестараться.
- Ну что, отряд номер семь! По койкам и берлогам! Для девочек – домики, для пацанов – палатки. Цифра 7 вам подскажет куда идти. Лёха, проводи девочек, лады? – Это он уже обратился к Волчанскому. – Встречаемся здесь через пятнадцать минут. Потом торжественная линейка! Всем ясно?
Коля смотрел, как разбредаются по лагерю подростки из разных отрядов. Ещё в домашней одежде, ещё необмятые друг к другу. И некому было сказать «пошла жара» - Мандрыгин уехал, Коля даже ощутил мимолётное сожаление. Забавный и нелепый Мандрыга уже не будет давать поводов для улыбок и шуток. Уехал строчить свою диссертацию. Зато был плюс – Артём с этим Сашкой Рахимгалиевым перебросился парой слов и тот без возражений кинул свою сумку на Колину койку, а сам Коля переехал в домик к Артёму. Так-то гораздо лучше, хоть поболтать будет с кем вечерами. И если идти в дозор, то не надо будет прятаться друг от друга.
Вчера Данька собрав всех, предложил наладить дежурство каждую ночь. И не тайком, а в открытую. С фонарями и по двое-трое. Два парня и одна девушка. Он уже откуда-то достал сильные, хорошие аккумуляторные фонари, которые можно было подзаряжать каждый день от электросети. С ними в этот раз согласился поехать Петька – Данькин младший брат. Он будет помогать в ночном дежурстве и иногда подменять кого-нибудь из вожатых. С Элеонорой это уже было втихаря обговорено. А директриса… Директрисе решено было пока не говорить, а зелёную мальчишескую майку Элеонора Робертовна пообещала дать, так что Петька не должен был бросаться в глаза. Коля сидел и удивлялся – классно придумал Данил. Если кто-то плохой внедряет своих людей в лагерь, то можно и хорошим парням внедрить своих. Петька в семье был самый высокий и крепкий, даром, что младший. Непослушные волосы, торчащие в разные стороны, и какое-то радостно-боевое выражение лица делали его похожим скорее на хулигана с подворотни, чем на послушного мальчика из церковного хора. Он очень любил машины и технику и Артём сказал, что в свои шестнадцать мальчишеских лет Петька знал и умел не меньше опытного мастера из авторемонтного салона.
Утром на ориентейшене директриса коротко со всеми поздоровалась, и, пожелав всем успехов в новом заезде, сослалась на срочные дела в Находке. Коле она так ничего не сказала про тогдашнее его отсутствие. Ему показалось, что она выглядит бледной и измученной. Она присутствовала явно для проформы и избегала смотреть на Колю, да и вообще на кого бы то ни было. Затем поговорив немного для вида с Элеонорой Робертовной, и ещё раз пожелав всем педагогических успехов, уехала со своим водителем в город. Хотя, в общем-то, чего тут разводить долгие разговоры. Все вожатые уже прекрасно знали, что делать. На торжественную линейку после обеда директриса сказала, что подъедет, а дальше… Дальше уже по заведённому порядку.
Коля, отойдя в тень тента, присел на лавочку. Повара уже начинали свою привычную суету с обедом. Сторож Семёныч в какой-то засаленной майке и рабочий Саня в трениках, выносили большие подносы с нарезанным хлебом. Тётя Тая тихонько обсуждала что-то с узбеком Мансуром, показывая на казаны. Полная Надежда – Коля забыл отчество – что-то раскладывала на столе под навесом. Евгений Николаевич стоял рядом в тени навеса и пил воду из кулера. Денёк сегодня был жаркий и душный. Коля вытер пот со лба.
- Коля-Коля. – Услышал он торопливый шёпот. Коля повернул голову.
- Здорово. – Это сторож Игорь Семёнович тянул к нему руку. Коля в ответ протянул свою, вставая.
- Привет, Семёныч.
- Слышь, чё, Коля. Я тут не при делах в этих всех разборках ваших, конечно. – Глаза сторожа мелко бегали по сторонам. – Но ты это, не знаю. Не подставляйся, если чё. Тут вчера вечером директриса на тебя Элеоноре, ну, корейке нашей… капала. Что, мол, убрать тебя из лагеря надо. Вот…
- Да? – удивился Коля. – Почему.
- Ну, это… - Семёныч смущённо кашлянул. – Ну, типа, это ты, по ночам где-то лазишь, а днём спишь, детей бросаешь. В таком вот раскладе. Ага. Понял, да? А Элеонора за тебя впрягалась, что, мол, ни фига, Коля нормальный пацан, дети довольны и всё такое. Первое место, туда-сюда. Короче, отстояла тебя.
- Вот так новости. – Коля нахмурился. – Чё, за дела?
- Ну, вот и я говорю, фигня какая-то. Короче, ты это… смотри там. У директрисы на тебя зуб вырос. Ну вот. – Семёныч вдруг хитро прищурился и заулыбался, - ну а если ещё чего конфискуешь у дитёв, то я всегда готовый. – Он хихикнул и засеменил обратно под навес.
Коля удивлённо смотрел ему вслед. Это ещё что за новости? Ну, ладно отлучка была, за это можно и выволочку получить, авось директрису-то он не ударит, не генерал, чай, а женщина. Но вот так, чтобы сразу убрать с лагеря… это вообще, ни в какие ворота не лезет. И это директриса, которая не парилась, когда Мандрыга был в ауте? Но почему же, именно Коля у неё такой плохой? За что его выкидывать из лагеря? Чего директриса хочет добиться? Минус одного вожатого? Зачем?Странно. Или у неё, всё-таки есть какой-то интерес во всех этих событиях? Всё ведь было закончено… или нет, ничего не закончено и кто-то будет продолжать лезть к этой Зинке? В общем, расслабляться пока было рано.
Петьку Половцева тихонько определили в отряд к Полине и наказали не спускать с Зинки глаз. Коля тогда вечером, скрипя сердце, всё таки рассказал Даньке наедине, про то, что случилось с Волчанской, то бишь, с Комариной. Данька долго думал, хмурил лоб, а потом сказал, что, значит, он ошибался. Он признался, что думал, что убить хотят Веронику. Коля тогда ещё удивился, подумав, ну зачем кому-то эта пацанка Вероничка. Смешно. Что-то там перемудрил Данька. Хотя, с другой стороны, кому нужна и эта полууголовная сестричка Лёхи Волчанского?
- Фуф! Жара какая… - Рядом остановилась фельдшер Алина. Она держала в руке согнутый журнал и обмахивалась им как веером.
- Ой, не говорите. – Обомлев от неожиданности, ответил Коля. - Работаете в поте лица?
– Работаю. Там одной девочке плохо стало. Растрясло и разморило ещё в автобусе, а тут на жаре так вообще. – Устало поделилась она. – Сейчас ещё кому-нибудь плохо станет. И как назло ни ветерка. Эх, чувствую, у меня работки в этот раз побольше будет.В поте лица, как заказывали.
- Мне тоже, плохо уже. – Хмуро буркнул Коля, ещё внутренне кипя, из-за возмущения от услышанных от сторожа новостей.
- Тоже разморило? – Насмешливо спросила она.
- Хуже. – Ответил Коля. И сам, неожиданно для себя рассказал ей о словах директрисы и её наездах.
Алина улыбнулась и пренебрежительно хмыкнула.
- А, не обращай внимания! Я-то с ней часто общаюсь. Дамочка с прибабахом, честно тебе говорю. У неё язва желудка открывается каждое лето. И нервы, соответственно. Я тут за ней приглядывала постоянно. То давление, то таблеточку, то, блин, массажик. Она меня задёргала в первый заезд. Её, то вставит и она нормальная и рассуждает здраво, а то переклинит и сама не своя, психует и мечется. Я чего тут только не наслушалась от неё. Сама чуть с катушек не съехала. Я ей настоятельно предлагала курс лечения пройти. Кажется, послушалась. Будет на терапию теперь каждый день в больницу ездить, а мне и горя меньше. Так что, не бери в голову.
- Ах, вон оно, что… - Колю немного отпустило.
- Ага. Бедная нервная женщина. Без детей, без мужа… Тут ещё и лагерь этот на неё повесили. И язва до кучи. Пожалеть её и всё.
- Понятно. А у тебя самой-то как? Муж есть? – Коля уже открыто разглядывал её, любуясь.
- Нету мужа. – Она улыбнулась, и игриво сощурилась, глядя на Колю, чуть наклонив голову.
- Так тебя тоже пожалеть надо. – Радостно догадался Коля.
- Ого, какой ты быстрый! – Алина, смеясь, сделала шаг в сторону. – А сам-то про гербарии сказки рассказывал. Ладно, вон, твои уже идут. – Алина кивнула на Волчанского, который величаво, как вожак вёл за собой четырёх девчонок. Она развернулась и ушла в сторону медпункта.
- Ладно, поговорим ещё. – Пробормотал Коля, глядя ей вслед. – И гербарии обсудим тоже.
Красивая девчонка эта фельдшер Алина, глядя ей вслед, думал Коля. Директриса, значит, задёргала её, Поэтому, что ли, такая колючая была. Сейчас хоть на человека похожа стала. Общается нормально. Он смотрел на белый халатик, на стройные ножки и тонкую таллию и чувствовал, как внутри всё оживает и просыпается. Тоска отступала и жизнь продолжалась. А жить и вправду хотелось, когда на свете были такие вот девушки. Он смотрел вслед Алине и увидел, как со стороны палаток гордый Журкин, расправив худенькие плечи, вёл за собой новеньких мальчишек к столовой.
*****
Директриса на торжественной линейке так и не появилась. Коле, честно говоря, было всё равно. Без этой нервной тётки было даже легче. После рассказанного Алиной, всё встало на свои места. Коле, действительно, было её немного жаль. Пускай себе лечится – на здоровье, тут и без неё разберутся: и на море и на обед детей сводят. И носы вытрут и спать уложат. Чай, не в первый раз. Плавали – знаем.
После торжественной линейки было ожидаемо, дано задание, придумать имя и песню отряда. Обсуждение, как обычно пошло на море. После того, как все искупались, Коля сам, помня прошлый заезд, принялся раскручивать эту тему.
- Ну, ребята, помните задание? Как отряд наш назовём? Есть у кого-нибудь мысли?
- Бравый! – Сразу же ляпнул Журкин.
- Так, отставить! – Засмеялся Коля. – Нельзя войти дважды в одну и ту же реку. Так нас философия учит. Вода та утекла. Теперь по-новому мозги напрягать надо. – Коля оглядел молчащих ребят. – Ну, что, есть идеи?
Аналога Ленки Бабич в этот раз в отряде не оказалось. Никто себя не проявил. Все молча, смотрели на Колю, словно набрав в рот воды.
- Нужно время? Или думать лень? – Улыбнулся Коля.
Ребята заёрзали, косясь друг на друга. Сероглазый Алан Плиев сидел на песке, скрестив ноги и держа ровно спину, словно йог на медитации. Остальные кто сидел, согнувшись, кто лежал. Подошёл, позже всех вылезший из воды, Волчанский.
- Ну чего? Придумали? – Он плюхнулся рядом с Колей.
- Да, нет. Вот думаем. – Коля мотнул головой в сторону ребят.
- А, правда, что в прошлый заезд у вас американец настоящий был? – вдруг спросил Алан Плиев.
- Да, был такой, вроде. Но он уехал. – Ответил Коля.
- Вот жаль. Пропустил всё самое интересное. – Задумчиво проговорил Алан. – Я ещё думал в первый заезд поехать или во второй…
- Не обязаны мы ничего придумывать. – Тихонько буркнула толстая Света. Она сидела, насупившись, словно бы ей уже тут всё надоело.
Коля оглянулся на пляж. Все вожатые были на своих местах. Отряд Марка, как и тогда, во второй день заезда, отсекал подступы к скале. Молодцы парни, бдят. Артём тоже расположился на привычном месте, и что-то обсуждал со своими ребятами. Хотя такого ажиотажа, как в прошлый раз, заметно не было.
- А мне подружка сказала, что тут в лагере маньяк какой-то бродил. Что Светку, девчонку с её отряда, чуть не зарезал. – Вдруг сказала Ядвига. Она в противоположность Иоланде, вся была такая маленькая и ладненькая, с красивым, немного кукольным лицом.
- Историй страшных на ночь наслушалась? – Спросил толстый Лялин.
- Да, нет. – Серьёзно, по-взрослому, ответила та. – Много мне чего рассказали… - Она не договорила, глядя куда-то в морскую даль.
- Это в каждом лагере страшилки рассказывают. Верить надо меньше. Правда, же? – Этот вопрос был адресован Коле.
- Было разок, что одна девочка ночью закричала. Померещилось ей что-то. Всех переполошила, все бегали, искали чужого человека, но, конечно, никого не нашли. Вот и всё. – Ответил Коля почти правду. – Больше ничего не было.
- Да-а? – с неопределённой интонацией протянула Ядвига. – А мне другое рассказывали… - Она опять замолчала не договорив.
- Чё рассказывали-то? Сказала А, говори и Бэ. – Василевич Антон, поправив очки и сощурившись, смотрел на Ядвигу.
-Да так… Про вожатых разное.
Коля покосился на неё, но она всё также, безмятежно смотрела в морскую даль. Как-то странно начинался второй заезд: со слухов, с подозрений. Он вспомнил, как Ленка Бабич ещё под конец первого заезда говорила, что ходят слухи, что Коля, мол, тот самый извращенец и есть.
- Ну и что говорили про вожатых? – Он в упор посмотрел на Ядвигу Полеску. – Ты, и вправду, договаривай, сразу всё обсудим и выясним. Чтобы лишней болтовни больше не было.
- Говорили, что вожатые-баптисты себе жертву выискивали. И, что девочку одну зарезали и тело спрятали. А перед этим они шпингалеты все поснимали с домиков. Чтобы ночью проникнуть. А директор, когда узнала, ругалась и грозилась милицию вызвать. И только тогда баптисты вернули шпингалеты и девочки смогли нормально спать.
Коля слушал её и чувствовал, как у него спирает дыхание от возмущения.
- Ух ты! Что ещё говорили? – Выдавил он.
- А ещё говорили, что и в этот заезд им жертва новая нужна. И что среди этих баптистов десантник какой-то есть, он хорошо ножом орудует и обязательно какую-нибудь девочку убьёт.
- Так! – Коля хлопнул ладонью по песку. – Все слушайте сюда внимательно. Это полная ахинея! Я тот самый десантник и есть. Никаких девочек я не резал, и не собираюсь. Со скалы вон той спас, когда падала – да, это было, похвастаюсь, раз уж на то пошло. Повторяю, одной девочке просто показалось что-то ночью, когда она в туалет пошла. Она закричала, и мы все прибежали на крик. И всё. Больше ничего не было. – Коля сейчас напоминал сам себе директрису, когда она в то утро убеждала их, что кроме крика перепуганной девчонки у них нет никаких оснований думать о преступниках и маньяках. Смешно, но он теперь оказался точно в такой же ситуации. Он горячо продолжил. – Потом мы дежурили по ночам, именно чтобы всех успокоить. И в этот заезд дежурить будем. Чтобы вы, наоборот, спокойно спали. Для этого, а не наоборот! Все меня слышат? Не надо этой ерунде пустой верить.
Ребята молчали. Алан насмешливо улыбался, кажется ситуация его забавляла. Близорукий Антон щурился и удивлённо смотрел то на Ядвигу, то на Колю. Ядвига же презрительно улыбалась в ответ на Колины слова, продолжая глядеть на море. Лялин и Петренко переглядывались. Широкшина Вера с широко распахнутыми глазами глядела на Колю, а Лида насуплено смотрела на песок под ногами. Коля чувствовал, что его объяснения произвели скорее противоположный эффект. Надо было не так объяснять. Но как? И откуда только взялись эти идиотские слухи?
Вдруг толстая Света Зинчук сказала.
- У меня есть идея для нашей песни. И подражая песенке мамонтёнка, она насмешливо пропела.
Мама не услышит, мама не придёт.
Мама моё тело даже не найдёт.
Вот так вот выходит на свете,
Что были зарезаны дети…
Коля сидел и остолбенело смотрел на Зинчук, на ребят и чувствовал, что не может ничего поделать с этой ситуацией. Она выходила из-под его контроля, и он просто не знал, что сказать. Волчанский и Журкин тоже молчали.
- Надо позвонить маме, чтобы она нас забрала. – Тихонько сказала Лида Широкшина.
В итоге дети снова пошли купаться, а Коля остался сидеть рядом с задремавшим в теньке Волчанским. Он сидел, смотрел перед собой и ничего не мог понять. К вопросу сочинения песни он уже не возвращался. Как-то очень неправильно начался этот заезд. Он чувствовал, что упёрся в глухую стену и не мог её ни обойти, ни сломать, ни перепрыгнуть. Он снова оглядел пляж. Подростки из разных отрядов купались, мельтеша по кромке моря. Маленькая Вичка опять играла в песочек. Вероника и Зинка Волчанская, обе одетые в футболки, сидели в тени под большим зонтом. Длинный Петька Половцев полулёжа расположился рядом и вертел головой по сторонам. Данька со своим отрядом что-то обсуждал, то же самое делал и Марк в своём углу пляжа. Наталья беседовала с девочками из своего отряда, и они даже смеялись. Смех раздавался и от Артёмовского отряда – кажется, с песней у них было всё на мази.
- А мы-то, песню так и не сочинили. – Печально вздохнул Коля, обращаясь к зашевелившемуся Волчанскому. Тот только пожал плечами.
- Да возьми старую и не парься. – Сказал он, вставая и уходя к морю.
Коля, придерживая кепку на голове, поднял глаза вверх. Огромная серо-чёрная скала, как олицетворение постоянства и незыблемости возвышалась над пляжем.
*****
Вечером после отбоя, Данька, Марк, Артём и Коля собрались у них в комнате. Не было только Петьки. Тот нёс свою вахту возле Зины. Девчонок, и Зину, и Веронику, на всякий случай положили в домик, в комнату к вожатым. Он как раз стоял свободным, раз Суламита и Полина ночевали в комнатах у девочек. И Зина и Вероника легли на кроватях, а Петька расположился прямо на полу у входа, на надувном матрасе. Дверь закрыли на ключ.
- Ну, ребята, что-нибудь интересное заметили? – Спросил Данька, оглядывая присутствующих.
- Услышали. – Буркнул Коля. – В моём отряде уже все знают про баптистов, которые жертву себе ищут и про десантника, который детей ножом кромсает.
- И у Суламиты и у Полины дети тоже говорили об этом. – Сказал Данька.
- У меня ничего такого не было. – Марк пожал плечами. – Мы и песню сочинили и название придумали.
- В моём отряде тоже об этом говорили. – Ухмыльнулся Артём. – Я высмеял эти слухи, и мы даже вместе поржали.
- Да, лучший способ реакции на такое, это высмеивать. – Кивнул Данил и Коля от досады чуть не скрежетнул зубами. Правильно! Надо было эти слухи высмеять. Ой, мол, что, много детишек убили? Ай-яй-яй, меня тоже убьют. Девочки, спасите меня. Это всё американские киборги-инопланетяне! – Тогда бы и посмеялись все и тему бы замяли. Коля досадливо вздохнул про себя. Артём это интуитивно сообразил, а он – нет.
– Но у нас ещё кое-что интересное обнаружилось. Помните шпингалеты? – Продолжил Данька.
- Что, опять сняли? – Вскинулся Артём.
- Нет, они на месте. Но мой Петька глазастый заметил другое. Он сам мне сказал, что если не в дверь, то в окно можно проникнуть. Начал шарить по окнам, и что вы думаете… Штапики одного окна оказались отсоединёнными. То есть, их вытащили, аккуратненько вынули гвоздики, а сами деревяшки на место поставили. Только точки от гвоздей. Со стороны не видно, а чуть толкни и стекло на кроватку вывалится. Только не вывалится. Петька кружок как от присоски заметил. Смотрел очень внимательно. Стекло пылью немного покрыто было, а в том месте, где присоску ставили, его протёрли слегка. Для лучшего контакта. Вот братишка мой эту протёртость и заметил, потом увидел, что гвоздей нет, затем зашёл с внешней стороны, подышал на стекло, и след кружка от присоски увидел. В общем, братья, они тоже за наше отсутствие подготовились.
- А чей это домик? – спросил Артём.
- Там где Суламита и Вероника спят, и ещё две девочки. Вичка эта маленькая тоже с ними.
- Не Зинкин домик, точно? – Уточнил Артём.
- Точно. – Кивнул Данил.
- А другие домики?
- Мы сразу же во всех посмотрели. Везде штапики и стёкла на месте.
- Хорошо смотрели? – Это уже спросил Коля.
- Хорошо. Всё подёргали, всё на месте. И стекла в остальных домиках грязные. С налётом. Только тот. И окно то, догадайтесь над чьей кроватью?
- Над Вероничкиной?
- Именно.
- Так им Вероника всё-таки нужна?
- Видимо так, у неё-то тоже зуб отколот, замечали? Вот они её с Волчанской Зинкой и перепутали.
- А как их перепутаешь? – Удивился Коля, и сразу замолчал. Вообще-то они были похожи и ростом и короткими волосами.
- По всей видимости, не знали, которая из них. Знали только, что зуб сколот, а у Зинки вообще его нет. Поэтому и Лизе палец в рот совали, проверяли, та или нет.
- Повезло Лизе, что зубы на месте были. – Хмыкнул Марк.
- Повезло. – Кивнул Данька. – Личные дела детей директор детдома попрятала. Причём, сразу все. Догадайтесь, мол, которая. А сама пропала. А те, видимо, не могли сразу выяснить, которая им нужна. Поэтому и лазили тут по ночам, смотрели, и за лагерем наблюдали.
- Почему директриса детдомовская в милицию не обратилась? – Спросил Артём.
- Значит, почему-то не могла. Дела спрятала, а детей на край света к нам сюда отправила. Как можно дальше. И пропала.
- Боюсь что… - Артём не договорил.
- И я боюсь, что именно так. Наше дело не дать им выполнить их дело. – Данька чуть улыбнулся. – Каламбур, вот такой. Я думаю, что однажды ночью они обязательно в окно полезут, раз уж всё приготовили.
- Значит надо здесь засаду на них готовить. Спрятаться в комнате и снаружи в кустах. – Коля сжал кулаки.
Данька покачал головой. Он потёр подбородок и сказал.
- Боюсь, что не выйдет. Как вы это представляете? Мы все там засядем? Или вокруг разляжемся? Они уже знают, что Коля с Артёмом их караулили в прошлый заезд. Значит, понимают, что и в этот будут. Наверняка они что-то ещё подготовили, а это окошко – запасной вариант. К тому же, если в лагере у них кто-то есть, то он им даст знать, что в домике засада.
- А за окном там что? – Спросил Коля. – Ну, кусты или трава?
- Там как раз куст растёт большой. – Ответил Данил. – И тихонько зайти можно со стороны забора, а куст как раз со стороны лагеря прикрывать будет. Как нарочно…
- Вот, капкан бы туда поставить, как на волка! – Сжав зубы, с ненавистью выдохнул Коля. Он тряхнул кулаком в воздухе и только потом заметил, что все в молчании удивлённо смотрят на него, приоткрыв рты. Артем, просияв, положил ему руку на плечо.
- Коленька, друг ты мой родной! Да ты же просто гений! У Хазрета есть, ты говорил…
Было решено, что в эту ночь они будут дежурить, как и договаривались. Первые полночи дежурили Марк Артём и Коля. В два часа они разбудили Даньку и Петьку, которые их сменили, а сами пошли спать. Марк лёг на Данькино место. Уже не было никаких сидений в засадах, ребята, открыто светя фонарями, не таясь, раз за разом обходили территорию лагеря. Иногда из окошек выглядывали девчоночьи мордашки, им говорили, что всё хорошо, и чтобы они шли спать. В итоге весь лагерь заснул. А ребята явно и напоказ, раз за разом обходили территорию. Пусть тот, кто замышляет зло, видит, что их теперь много, что они бдят, и пусть держится подальше. Коля даже отдельно слазил на ту вытоптанную полянку в зарослях полыни. Там никого не было. Детдомовские девчонки вообще в этот раз старались держаться вожатых и по кустам не лазить. Видимо происшествие с Зинкой для них уже было не тайной.
Заспанная Алина один раз выглянула из своего домика.
- Кто тут лазит? – Она посветила фонариком.
- Это я. – Радостно ответил Коля. – Всё хочу гербарии обсудить. Не терпится прям.
- Нашёл время. – Алина зевнула. – Сторожите что ли?
- Ага, так всем спокойнее будет. А то слухи дурацкие ходят.
- И то верно. И я спокойнее спать буду. Тоже наслушалась уже…
- Готов охранять вас лично! – Браво выдохнул Коля.
- Да? – Алина насмешливо посветила ему в лицо. – А от тебя меня кто защитит?
- Буду держать в руках!
- Кого? – прыснула Алина. – Ладно, поздно уже. Несите вахту, юноша, а я спать.
- Спокойных сновидений. – Вздохнул Коля. Он бы ещё с ней поболтал. Она закрыла дверь и заперлась на ключ.
Коля посветил фонарикомвокруг, ещё раз обошёл домик и вернулся к Артёму и Марку.
Глава 7. Лисье логово.
Наутро зарядил дождь. Коля встал довольно поздно для себя – в семь ноль пять. Он не пошёл на пробежку, не было ни желания, ни времени, ни погоды. Вчера он лёг спать только в два часа ночи, когда его сменили. Будильник он поставил на семь ноль пять утра, надеясь, всё-таки пробежаться, но проспал, махнул рукой и пошёл умываться. Голова от недосыпа была тяжёлой.До собрания вожатых оставалось всего ничего.
Дождь начался перед самым рассветом. Это меняло планы, но не было худа без добра – презентацию отрядов перенесли на другой день. На первый погожий. Так что ещё была фора во времени, для того чтобы придумать песню. На сборе вожатых появилась директриса. Хмуро выслушав доклады, о том, что всё хорошо и идёт по плану, она попросила Александра – физрука из городской школы, проводить утренние зарядки в этот заезд. Тот спокойно согласился и никто ничего не сказал. Коля тоже промолчал, он совсем не горел желанием проводить эти физкультурные пятиминутки, но появилось гадкое ощущение, что какая-то невидимая петля затягивается вокруг него. Сначала директриса вызверилась на него и хочет выкинуть из лагеря, потом слухи эти нелепые, и вот уже от утренней зарядки его оттёрли…
Только капля за каплей из крана вода…
Только капля за каплей из времени – дни.
Ты пойдёшь рубить лес,
А увидишь лишь пни.
Побудка в первый день, как и в остальные дни первого заезда, прошла под печальную минорную песню. Колю это уже не забавляло, а наоборот, злило, как и Элеонору Робертовну. Даже сторож Семёныч не сидел на своём месте и не слушал, как обычно. Хмурый и злой, он ходил и ругался, что кто-то утащил его постиранную тельняшку.
После завтрака все остались под навесом рисовать плакаты и доделывать песни. Колин отряд всё также инициативой не блистал. Ни старший Алан, ни Вера Широкшина ни Зинчук Света, ничего путного не предложили. Хмурое утро и моросящий дождь усиливал гнетущую картину. Разговоры за столом шли вокруг того, что все плохо спали, про дождь, про то, что на море они сегодня не пойдут, и про то, когда вообще закончится этот дурацкий лагерь.
- Чего такие кислые сидим? – Это Артём сунул свой нос в Колин отряд. – После обеда солнышко будет и всё за пять минут высохнет. – Колян, а ну взбодри их! Какую песню вы тут сочинили?!
- Про мамонтёнка. – Издевательски хихикнула Ядвига.
- Можно и про мамонтёнка! У вас так отряд называется? «Мамонтята?» Хорошее название. Раз песня есть, то и плакат надо! Рисуйте, Моцарты! Придумайте и порвите всех! Лады! – Он вернулся к своему отряду.
- Ну чё, отряд, долго киснуть будем? – Коля оглядел своих. – Вот ты, Света! – Он ткнул пальцем в Зинчук. – Можешь ведь сочинять. Давай про мамонтёнка… Только без убитых детей. – На тон ниже попросил Коля.
В ответ все грохнули смехом. И Коля почти физически ощутил, как провернулось какое-то колесо, и напряжение стало таять.
- Так там песня грустная. – Буркнула Света с лёгким намёком на улыбку.
- Грустную песню можно быстро спеть. Смешнее получится. – Это уже вступил в разговор Алан Плиев.
- А ты под неё лезгинку спляшешь. – С едкой иронией вставила реплику Ядвига Полеску. Коля удивился, насколько эта девочка умеет быстро ужалить и посеять уныние и разлад. Уже и национальность задела. А он, Коля, сидит и ушами хлопает.
- Да и спляшу, если надо. – Алан внимательно посмотрел на её кукольное лицо. – Я кстати неплохо умею. Только надо, чтобы ты со мной тоже танцевала в паре. Так лучше выйдет. Я тебя научу, у тебя получится.
- О! Давайте! – Радостно завопили Лялин и Петренко. Женька-ёжик заулыбался, а Волчанский даже хлопнул в ладоши. Сёстры Широкшины тоже облегчённо заёрзали переглядываясь. Все как будто очнулись от сковывающего их напряжения и начинали включаться в обсуждение. Только деструктивная Ядвига ещё сопротивлялась, и что-то бурчала про то, что, мол, не танцует.
-Чё ты брешешь? Не танцует она? А на школьной дискотеке кто отжигал-а? Давай лезгинку под мамонтёнка! – Петренко ржал над Ядвигой. – Мы все – за!
Зинчук отстучала что-то на столе на кавказский манер.
Мама услышит! (там-тарам-тарам!) Мама придёт!
Мама меня здесь в отряде найдёт!
Такое вот чудо на свете!(там-тарам-тарам!)
Лезгинку танцуют все дети!
- А, ништяк! – Засмеялся Волчанский. – Молоток, Светка! Клёво у тебя выходит. – Светка улыбнулась и покраснела.
Ну, пошли дела кое-как. Коля облегчённо смотрел на то, как дети сами включались в процесс. Дальше идеи посыпались сами. Решено было нарисовать мамонтёнка в папахе на пляже на фоне чёрной скалы. Даже у Волчанского проявились какие-то скрытые педагогические наклонности и он, участвуя в обсуждении, то тут, то там подавал советы. Ядвига, посопротивлявшись для вида, тоже согласилась разучить движения. Она то и дело пыталась подколоть Алана, а тот, спокойно, как старший и мудрый наставник, раз за разом что-то ей объяснял и успокаивал. Коля, наблюдая за ней, начинал догадываться, откуда это у миленькой Ядвиги такое поведение. Ей просто-напросто понравился этот Алан, вот она и поддевает его. А тот, видать, уже всё понял и спокойно ведёт свою партию. Ну и ну. Коля оглянулся по сторонам. Вокруг стоял гул, словно от пчелиного роя. Ребята из разных отрядов, направляемые вожатыми, обсуждали идеи и плакаты, спорили и соглашались. Лагерная жизнь, начавшись так неловко, наконец-то, понемногу, словно старый и ржавый поезд, вставала на привычные рельсы и отправлялась по своему обычному пути. Коля встал и вышел из под тента наружу. Дождь закончился, и из-за расходящихся облаков пробивалось жаркое летнее солнышко.
- Ну что, как успехи педагогические? – Это дядя Женя, хромая, подошёл к Коле.
- Здравствуйте, дядя Женя! – Коля пожал ему руку. – Успехи кое-как начались вот только что. Вчера вообще плохо было.
- Да? – Евгений Николаевич с хитрой улыбкой смотрел на него. – А вы, молодой человек, ничего больше не заметили?
- А что? – Коля удивлённо оглянулся по сторонам. – Не заметил.
- Да вы посмотрите на Лёшу Волчанского! Это ж небо и земля. Я его за все годы в детдоме таким не видел.
- А что с ним? – Коля, напрягшись, посмотрел на детдомовца. Тот что-то растолковывал Лялину и показывал на плакат.
- Он же включился. Он работает. Вы не помните, каким он приехал?
*****
К Хазрету решили идти сразу после обеда. Договорились, что Коля пойдёт с Артёмом, и до ужина они успеют. Презентацию отрядов назначили на завтрашнее утро, так что во время послеобеденного пляжа они могут обернуться. Никто ничего не должен заметить. Благо, что и директриса уехала в город на свои процедуры. Коля взял чёрный нож из сумки на всякий случай. Пусть будет.
До Хазрета они дошли быстро. Коля, уже дважды пройдя этот путь, вёл Артёма почти без остановок. Единственно, что переходя мост, чуть залитый водой после дождя, Артём напоролся ногой на острый металлический шип. Он порвал кроссовок и замочил ногу.
- Не поранился? – Коля быстро подошёл к нему.
- Нет… но, блин, откуда тут эта железяка? – Артём досадливо смотрел на разорванный кроссовок.
- Понятно, откуда. – Сказал Коля. – Это же я сам Хазрету и посоветовал. А он вот, не откладывая дело в долгий ящик, и сделал капканчик на машину.
- Ага. А я попался.
- Не поранился, и хорошо. Осторожно переходи, ещё могут быть.
Сам Коля обул берцы с толстой подошвой – для похода по лесу и от таких вот острых сюрпризов, лучшая вещь. Артём же был в кроссовочках на тонкой подошве. Коля внимательно посмотрел на брёвна моста. В тех местах, где скопился ил и веточки, нанесённые водой, еле заметно выглядывали острия шипов. Хазрет последовал его совету. Коля окинул взглядом протяжённость моста – да, машина бы обязательно наехала колёсами. Молодец Хазрет, толково спрятал, если специально не смотреть, не увидишь.
Дальше они быстро шли по колее средь деревьев и кустов. Артём чавкал мокрым кроссовком, и грустно шутил про то, что Коля его, как раненого, должен нести на себе.
- Знаешь что? – Коля сбавил ход. – У Хазрета здесь псина лютая есть, как бы она нас первая не встретила. Не шуми. Давай тихонько… Если что – на дерево, как Лёха Волчанский тогда.
Но Дыгъуж, хоть и встретил их неистовым лаем, оказался привязанным. Хазрет тоже объявился рядом с домом. Выйдя из овчинника с лопатой в руках, он радостно бросил её и развёл руки в стороны.
- Коля-брат! Салам-Алейкум! Ты в гости, да?
Труднее всего потом оказалось уйти. Коля рассчитывал, что они быстренько возьмут капкан и убегут назад, но не тут-то было. Хазрет завёл их в дом, начал разводить огонь, ставить чайник и доставать продукты из холодильника и Коля понял, что нельзя вот так вот взять и уйти. Артём, впервые оказавшись здесь, удивлённо вертел головой, разглядывая чудо-саклю.
На просьбу о капкане Хазрет согласно кивнул и спросил, не нужно ли им и ружьё. Коля в очередной раз удивился этому кавказцу. Раз и навсегда, записав Колю в друзья, он готов был отдать всё. Не взирая, на дальнейшие последствия, он готов был запросто отдать в его руки огнестрельное оружие. Коля горячо поблагодарил, и отказался, а про себя подумал, что он сам не смог бы вот так поступить. Он, ни за что бы, не доверил другому, тем более гражданскому лицу, оружие. Так его выдрессировали в училище. Что ж, каждому своё, а им пока хватит и капкана.
- Я могу тебе ещё чем-нибудь помочь, брат! – Хазрет широко улыбаясь, смотрел на Колю.
- Спасибо, брат! – Коля искренне улыбался в ответ. – Жаль связь здесь не ловит, я тебе позвонил, если бы нужно было.
- Давай сильно не спешить. Даже если к ужину опоздаем. У Хазрета уже поели. У меня кроссовок распоротый. Земля забивается и нога всё ещё мокрая. – Уныло вздыхал Артём.
Коля посмотрел на него и сбавил шаг. Тем более, что Артём нёс на плечах свой рюкзачок с капканом. Ему самому шагалось легко. Тело привычное к марш-броскам по пересечённой местности, наоборот просило прибавить ходу.
- Давай рюкзак понесу, - предложил он.
- Нет, мне не тяжело, я просто идти быстро не могу. Мне из-за влаги ногу натёрло. – Пожаловался Артём.
- Крепкая обувь – залог выживания. – Наставительно произнёс Коля.
- Ага. А ещё острый нож, хорошее ружьё, зоркий глаз, палатка… и скальпы врагов. И верная скво в вигваме из оленьих шкур.
- Верная – чего?
- Скво. Это по-индейски «женщина».
- А-а. Вот закончится вся эта катавасия, буду книжки читать. – Вздохнул Коля. – И про «скво» твою тоже прочитаю.
- Про мою не надо. Ты про свою читай. – Сейчас, когда они пошли тихонько, к нему возвращалось привычное чувство юмора.
- Ты доползи сначала. Давай я рюкзак возьму, всё же.
- Ну, возьми. – Артём скинул лямки и протянул ему сумку. – Меня только не бросай. – Опять пошутил он.
- Десант своих не бросает. Это спецназ на задании своих раненых и добьёт и оставит.
- Почему? – Артём аж остановился.
- Ну как, почему? Они на задании в тылу противника, или на чужой территории незаконно. Куда им с раненым? В госпиталь ближайший? Все всё понимают. Все ко всему готовы. Не дети малые, чай, знают, на что идут.
- А-а, ну понятно. А десант значит не так?
- А десант для тайных операций не используют. Десантников открыто в бой посылают. Они и наступают открыто и своих вытаскивают по мере возможности. Главное – в плен не попасть.
- А если в плен, то что? – Артём шагал уже гораздо легче.
- Лучше не надо. – Повторил Коля. – Живым лучше не попадаться.
- Почему? – Опять спросил Артём. – Я в смысле… Ну, в плену-то есть надежда, может когда-то и выберешься. Или обменяют.
- Не… - Коле не хотелось говорить. Он сплюнул на папоротники и промолчал.
- Ну, говори уж.
- Ну… если ты так хочешь знать, то слушай. – Коля сморщился как от неприятного привкуса во рту. – Это штабной, офицер там… высокого ранга, если попадёт в плен, то ему можно надеяться. Он – носитель информации. Его и в штаб проводят, и покормят… может быть. Хотя и тут раз на раз не приходится. Но шанс есть. Там по ситуации, в общем… А с десантника какой толк?
- Какой?
- Небольшой. Если десантник во время боя в плен попал, то он знает немного. В объёме текущей ситуации, понимаешь? Которая через пару часов, может кардинально измениться. А на завтра она вообще не будет ничего стоить. Понимаешь, куда я веду?
- Пока не очень.
- Если десантника берут в плен, значит, им нужна информация. Которую надо взять здесь и сейчас. Пока она актуальна. Значит, и допрашивать его будут здесь и сейчас. Прямо в условиях боя. А для этого… А для этого применят все возможные способы. – Коля остановился и внимательно посмотрел в глаза Артёму. – Все возможные. – Раздельно повторил он. – Теперь понимаешь?
- Понимаю. – Буркнул Артём и отвёл глаза.
- И вот, потом… то, что от пленника останется, всё равно жить не будет. Просто допрос может продлиться долго. А это лишние мучения. Плен – это в любом случае смерть. Просто долгая и мучительная. Лучше уж самому… живым не даться. Так быстрее и без долгих песен.
- Последний патрон – себе, да?
- Обычно гранату себе оставляют. Так надёжнее, да и психологически проще чеку вырвать, чем на курок нажать.
Они какое-то время шли молча.
- Коля, а ты представлял, что ты в плен попадаешь? Как на гранате подрываешься?
- Представлял. Нам это офицеры и объясняли и готовили нас к такому раскладу.
- Да? А то, что тебе вражеский солдат попался, и ты его своими руками потрошишь живого, представлял?
- Нет. – После некоторого молчания ответил Коля. – Не представлял.
- А если придётся?
Коля молчал.
- А если придётся? – не успокаивался Артём.
- Чего ты прицепился? Будет видно. Бой покажет.
- Знаешь, что! – Артём остановился, злобно глядя на Колю. – Видно ему будет! Смотри-ка! Бросай-ка ты к лешему эту свою военную дорогу. Оно, вот, тебе надо, а? Бросай на хрен! Сейчас как раз отличная возможность это сделать. Не лезь ты туда обратно. Правильно тётя Тая сказала тогда – «Куда лезешь? Дурень ты, дурень!»
Коля опустил голову и дальше они шли в полном молчании.
*****
Спуск в распадок выскочил сразу из-за поворота сопки. Артём остановился. Коля по привычке хотел обогнуть сопку и выйти к лагерю по широкой дуге, как и в прошлый раз с Волчанским. Вот где-то здесь они и разговаривали и ушли в обход. Этот спуск заросший кустами, по всей видимости, и должен был выводить к заброшенным постройкам рыболовной артели. И где-то там, по детским лагерным рассказам-страшилкам, должны были бродить призраки замученных невинных жертв.
- Коля, погоди. – Артём развязал кроссовок и вытащил стопу. – Всё-таки кожу я немного задел. – На светло-бежевом носке алело пятно крови. – А я думал, что натёр. Нет, шипом разорвал. Сразу и не понял. Болит, зараза.
- Ну, давай отдохнём. – Коля взглянул на часы. – В общем, ещё успеваем.
- Давай отдохнём пару минут, и через тот заброшенный пляжик пройдём. И путь срежем и время сэкономим.
- Да мы и так успеваем. – Коле очень не хотелось туда идти. Перед Артёмом не хотелось признаваться, но ему было страшновато. Про свою встречу с плывущим чёрным призраком он так ему и не рассказал.
- Да, ладно. Давай посмотрим, что там. Я давно уже хотел там побывать. – Артем, сидя на земле, смотрел на Колю. – Ну, давай сходим. Когда ещё получиться посмотреть. Я бы газет старых понабрал. Вдруг раритетное что отыщем.
Коле было глубоко фиолетово до всяких там раритетных газет. Холодок страха прополз по позвоночнику и рассеялся где-то в затылке. Колю передёрнуло от воспоминаний. С другой стороны, он понимал, что логика в словах Артёма есть. Так и вправду будет короче, да и на заброшки те не мешало бы глянуть. Хотя бы просто для понимания местности и знания удобного пути. И сейчас, действительно, самый удобный момент. Но Коля медлил.
- Колян, ну ты чего? – Артём непонимающе смотрел на него снизу вверх. – Пошли.
Коля поправил лямки рюкзака на плечах. Идти не хотелось. С другой стороны они вдвоём с Артёмом, а это уже не так страшно. Да и ладно, сейчас день-деньской, бояться вроде нечего. Не хотелось бы, чтобы Артём догадался, что он трусит.
- Ну, - Коля кивнул. – Пошли.
- Ага! – Радостно воскликнул Артём. – Сейчас ногу обратно засуну.
Если тут и вправду раньше была дорога, то ей явно давным-давно никто не пользовался. Артём, вспоминая разговор с Володей-Оператором, что-то бубнил себе под нос, отыскивая приметы бывшей дороги. Один раз он даже показал Коле подрубленное дерево с зарубцевавшемся тёмным срезом. По краям среза со всех сторон тянулись высокие толстые побеги выше человеческого роста.
- Смотри! Кажись Володи нашего рук дело! – Он разглядывал неровный ступенчатый бурый срез. – Это он своим «мачете» рубил. У него такая железка самопальная в багажнике валяется – я сам видел. Заточенная пластина с рукояткой. Вроде топора. Да, судя по побегам, лет пять и прошло. Странно. Похоже, здесь с тех пор никто и не ездил. Были бы свежие срезы.
- Так выросло высоко за пять лет? – Удивился Коля.
-Ха! А что? Ещё не так вырасти может. У нас вокруг Находки по сопкам куча военных частей была раскидана. Кирпичные постройки в один-два этажа, колючая проволока, вышки, все дела, короче. Как девяностые грянули, и Союз развалился, военные эти части оставили. Просто бросили. Как ты думаешь, что потом произошло?
- Не знаю. А что произошло?
- А всё как обычно. Наш местный народец, как только понял, что части эти никто не охраняет, так сразу туда ломанулся. Кто с тележками, а кто и на машинах. Всё мало-мальски ценное вынесли сразу же. Потом кирпичи себе на дачи отбивать стали. В общем, за пару лет только фундаменты и остались, а так, всё растащили. Дефицит же всего в девяностые был. Зарплату не платили. Все выкручивались, как могли. Вот и растащили. А сейчас ты и фундаментов не найдёшь – там лес стоит. Пятнадцать лет где-то прошло, а уже всё заросло, если не знаешь и не ищешь специально, то и не догадаешься. Это, кстати к вопросу, про заброшенные города в джунглях. Если у нас за пятнадцать лет всё заросло, то в тёплых краях, где зимы нет, там вообще через двадцать лет и не понять будет. Даже если местные не растащат.
- Ты про какие города говоришь? – Не понял Коля.
- Ну, есть же такие фишки. Типа археологи обнаружили в джунглях древний город, он-де, нетронутый простоял пятьсот лет… Ляля-тополя… Новые страницы истории. Вон, Индиану Джонс мы смотрели, помнишь? Да там за пятьсот лет так всё зарасти должно. Ага, нашли они. А! – Артём махнул рукой. – Дурят нашего брата как хотят. А мы и верим.
- Да? – Удивился Коля. – Никогда не думал… А зачем?
- Хороший вопрос. Только спроси, чего-нибудь полегче.
Спуск резко оборвался, уходя вниз, к песчано-скальной бухточке, ломаными камнями. Они подошли к самому краю. Отсюда открывался вид на постройки стоящие на берегу. Несколько полусгнивших и размытых дождями деревянных срубов с провалившимися крышами стояло в ряд на заросшем травой берегу. Остатки стропил, словно рёбра больших мёртвых животных сложенных кучами, поросли травой и маленькими деревьями. Кое-где ещё оставались обломки старого шифера и куски ржавой, трухлявой на вид, жести. Далее, за ними, стоял старый потрескавшийся одноэтажный кирпичный дом. Он был довольно длинный, как казалось сверху, метров пятнадцать, или около того. Развалившаяся местами крыша, полусгнившие полосы стропил, зелень травы и пустые глазницы длинного ряда окон.
- Мда, тут на машине не проехать. – Задумчиво пробормотал Артём. – Смотри. – Обратился он к Коле. Вот здесь был съезд вниз, но море во время штормов, видимо подмыло этот край, и он обвалился. Володя-Оператор наш приезжал сюда ещё до этого. Тут и не то, что его джип, тут и танк не пройдёт. В прошлом году обрушение было, что ли? Вон, травкой чуть заросло. Да… А пешком спуститься можно. Давай осторожно, по камешкам.
Когда они спустились, Артём ещё раз придирчиво осмотрел обрушенный съезд, потом окинув взглядом бухточку, ещё раз уверенно сказал. – Нет, на машине не проехать. Никак.
- Чего ты к машине этой прицепился? На экскурсию сюда приехать хочешь? – Немного раздражённо спросил Коля.
- Да так. – Артём поморщился. – Была одна мыслишка…
Они медленно пошли мимо сгнивших покосившихся домов. Бухта стояла полукругом, отороченная скалами. Сверху было не заметно, но к морю вёл ещё небольшой спуск, и плеска волн не было слышно за складкой берега. Стояла тишина, воздух, казалось бы, замер, словно пойманный в большой прозрачный стакан. Наверное, скалы вокруг создавали такой эффект. Над домами не летали птицы, даже чаек не было видно. Идти пришлось дольше, чем ожидалось. Это сверху всё казалось таким маленьким и весь этот каменистый пляжик, словно бы мог уместиться на ладони. Но сейчас, пространство как будто раздвинулось, и они медленно шли вдоль долгого ряда мёртвых домов, и Коле тяжело было представить, что когда-то, много лет назад, здесь кипела жизнь. Подходили рыбачьи лодки, люди сноровисто выгружали ящики с рыбой. Здесь же её потрошили, а потом приезжал грузовичок и вёз обработанную рыбу дальше – на продажу. Нет, это никак не представлялось. Скорее это место соответствовало рассказам той ночью в палатке. Вот эти рыже-бурые камни, будто в пятнах засохшей крови, словно бы намекали о безвинно расстрелянных людях, чьи души, возможно, сейчас смотрят на них из этих пустых безжизненных окон. Тишина давила на мысли и Коле было очень неуютно.
- И лисичек не видно. – Нервно хихикнул Артём.
Коля повернулся к нему. Тот криво ухмылялся, но бравой и бесстрашной улыбки у него не выходило. Видно было, что и на него это место производит гнетущее впечатление. Галька тихо скрипела у них под ногами. Длинный ряд старых чёрных срубов невыносимо долго тянулся по правую сторону, по левую же сторону, словно замерев в немом крике, безмолвно синело море. Даже яркое солнце казалось, было против них, безжалостно высвечивая всю окружающую мёртвость и бездушие застывшей природы.
Лёгкий свистящий шелест почти на пороге слышимости пролетел над пляжем. Коля остановился, поднял руку и прислушался. Показалось? Он оглянулся на Артёма. Тот ещё улыбался, но по побледневшему лицу можно было догадаться, что он тоже что-то такое услышал. Звук был, казалось, смутно знакомый, уже когда-то слышанный. Ничего хорошего этот звук не напоминал. Какое-то давящее чувство подкатило к Колиному горлу. Смутные ассоциации с глухим и дождливым лесом пронеслись в голове. Тогда ли он его уже слышал?
- Ты слышал? – Напряжённым голосом спросил Артём.
- Не знаю. – Коля смотрел вокруг. – Может быть всё-таки показа…
Мертвящий шелест снова, уже гораздо отчётливее пролетел над каменистым пляжем. Этот неестественный звук, казалось бы, метался по бухте, от одной скалы к другой, ударяясь об них и не находил себе выхода. Снова раздалось шелестящее шипение, и вдруг резко оборвалось.
- Откуда звук? – Коля сжал зубы и ещё раз внимательно оглядел стоящие чёрные дома. Смотреть в чёрные провалы окон было неприятно. Подходить туда и заглядывать внутрь… даже думать об этом не хотелось.
- Пошли быстрее. – Артём уже не скрывал, что ему не по себе.
- Пошли. – Коля кивнул, и они снова пошли вдоль домов.
Надо было ещё пройти мимо длинного как зубная боль кирпичного дома, здесь тропинка как будто прижималась плотнее к его жёлто-бурой стене. Подходить близко к пустым глазницам окон не хотелось, и Коля пошёл по траве, забирая влево от дома. Хотелось побыстрее миновать это негостеприимное место. Он, комкая лямки рюкзака на груди, оглянулся к Артёму…
- А-а-а-э-э-эммм. – гулкий и глухой мучительный стон разлетелся над бухтой. Коля увидел, как остановился Артем, выпучив глаза.
- У-у-уд-а-аа. Сс-с-с…юда-а-а. – тяжёлый стон, казалось бы, звал их к себе.
- Сю-у-у-да-а-а. – Эхом пролетело над мёртвыми домами и растаяло где-то над морем.
Коля почувствовал, как у него под бейсболкой дыбом встают волосы. Он испуганно и вопросительно смотрел на Артёма. Тот, с побелевшим лицом быстро передвигал ногами следом за ним, вытянув руки, как будто желая вцепиться в Колю и упросить того унести и спрятать его из этого страшного места.
- Бежи-им. – Просипел он.
- А-а-а-а-а. – Тонкий и мучительный то ли женский, то ли детский стон, словно шилом пронзил разум. – У-у-у-эээ. – Басом оттенило его, то ли стон, то ли мычание полное боли.
Коля, пуча глаза и переставляя деревянные непослушные ноги, быстро и неуклюже потопал дальше, к выходу и подъёму с этого ненавистного места. Последние метры мимо домов, мимо этого кирпичного, покрытого трещинами бока старого строения, туда, где ложбинка пляжа сужалась каменной россыпью и, огибая скалу, плавно уходила наверх в заросший кустами подъём сопки…
- Сюда-а-а. Аа-а-аээыыы. – То ли женщина, то ли ребёнок, плача, будто извиваясь под невыносимой пыткой, звал их к себе.
Коля бежал, как будто опутанный какой-то душной паутиной, которая сковывала его движения. Как в ночном кошмарном сне, когда ты понимаешь, что нужно бежать, бежать изо всех сил, не оглядываясь… но не можешь пошевелиться. А оно, то самое, страшное, приближается к тебе со спины. И кое-как, обезумев от страха, твоё тело, делает первые и такие медленные движения.
Следом за ним и чуть сбоку также неуклюже, словно в невидимых кандалах, топал Артём. Они уже миновали бурое кирпичное строение. Коля мельком оглянулся на тёмный проём окна на торце кирпичного здания. Разум, как стоп-кадр зафиксировал серое лицо Артёма, тоже оглядывающееся назад, их неуклюжий топот по камням и траве и чёрный пустой провал окна. Коля с усилием отвёл взгляд оттуда и деревянно бежал вперёд, туда к этому спасительному повороту за скалу, прочь из этого проклятого места. Вот уже и поворот… Сзади послышался резкий скрежещущий звук камней.
- Коля! – Вдруг резко выдохнул Артём, падая.
Завывая от страха, Коля всё же повернулся к нему и заставил себя сделать два шага обратно, поднимая друга. До выхода за скалу оставалось всего каких-то несколько шагов. Он с натугой, весь в холодном поту, приобняв Артёма за пояс, распрямлялся вместе с ним, когда Артём вдруг опять просипел.
- Ко-о-оля! – Он выпученными глазами смотрел назад.
Какая-то заполошная мысль в Колином сознании кричала – Не оглядывайся! Не оглядывайся! – Она словно дикая птица в клетке, билась внутри головы. – Не смотри назад! – Но Коля не смог противиться этим путам страха, которые заставили его, и как будто силой повернули его голову обратно. – Огромное белое полотнище, как погребальный саван полоскалось на ветру в том самом пустом проёме окна, который они только что миновали.
Коля не помнил, как он закричал, и, не отпуская Артёма, бросился бежать. Прочь. Прочь.Артем, сипя и разевая рот, нёсся рядом. Неестественный мертвящий шелест летел им вслед.
За поворотом скалы, когда ненавистный пляж и эти проклятые дома скрылись из глаз, невидимые путы словно бы упали с их рук и ног. Они с перекошенными лицами неслись вперед, не разбирая дороги. Они бежали и бежали, забираясь всё выше и выше по скале заросшей кустарником, а выхода наверх всё не было и не было. Дальше пошла отвесная скала и они, скользя по осыпающимся камням, вынуждены были снова сползать вниз. Как в немом кино перед Колей стояло серое застывшее лицо Артёма, перекошенный рот, растопыренные пальцы, хватающие осыпающуюся супесь и гальку. Рваный кроссовок скользил вниз. Коля закрыл рот. Кажется, всё это время он тихо подвывал. Он сжал челюсти и только сейчас дрожь начала колотить его тело. Бейсболку он где-то потерял. Кажется, когда поднимал упавшего Артёма. Рюкзак ещё каким-то чудом болтался за плечами.
Они кое-как сползли почти к самой кромке обрыва у моря. Берег здесь бугрился скользкими острыми камнями. Тяжело дыша и поминутно рискуя упасть вниз, они карабкались по непроходимым камням, стремясь выйти выше, туда, где в скалах замаячил зелёный, облепленный кустами тёмный проём, вроде как выводящий наверх – в лес. Они, не сговариваясь, поползли к нему, цепляясь за камни и редкие жёсткие растения. Артём полз чуть правее, и первый достиг кустов. Коля, посмотрел туда и понял свою ошибку. Там где полез он, склон был более пологий, и поэтому, как показалось, был более лёгкий для подъёма. Но там почти не было ничего, за что можно было бы зацепиться. Артём же полез по более отвесному месту, но с большим количеством острых краёв и выступов. Коля тихонько, стараясь не упасть, сполз назад, и медленно, бочком, перешёл на путь Артёма. Тот, уже цепляясь за кусты, поднимался наверх. Осторожно, он проделал тот же путь. Толстые подошвы берцев, теперь наоборот мешали, не давая хорошо опереться на мелкие выступы. Всё-таки, каким-то чудом он дотянулся до первых кустов. Дальше пошло легче. Кусты, укоренившиеся в расщелинах, крепко держались за камни. Коля, подтянувшись, наконец-то вылез наверх, вслед за Артёмом. Тот сидел на самом краю, прислонившись спиной к дереву. Его серое лицо выглядело измождённым и постаревшим. Оно было покрыто потом и грязью с прилипшими песчинками на лбу. Наверное, и Колино лицо выглядело не лучше.
Коля сел на землю рядом с Артёмом и наконец, перевёл дух. Они долгое время молчали, приходя в себя.
- Ну что, десантура, обосрался? – Измученно спросил Артём.
- А ты? – У Коли не было сил обижаться или шутить в ответ.
- Реактивно. – Артём провёл рукой по лицу, убирая песок. – Что это, вашу пилораму, было, а?
- Даже думать об этом не хочу. И ты заткнись, а то в рыло дам. – Коля закрыл глаза. Его мелко трясло, как тогда, после падения Вероники со скалы.
*****
В лагерь они пришли как раз во время ужина. Артём, уже более-менее оправившийся от пережитого страха, вполне нормально беседовал с Данькой, и даже ел плов, который на ужин приготовил дядя Мансур. Коле же еда в рот не лезла. Острое чувство страха уже прошло, но взамен ему пришло какое-то внутреннее отупение. Ему хотелось просто так сидеть, понемногу оживая среди ребячьего щебетания и просто смотреть перед собой. А по курсу его взгляда была Суламита, которая вместе с Викой на коленях что-то рассказывала ребятам из своего отряда. Смотреть на неё было приятно и как-то спокойно-радостно. Хорошая и добрая. И красивая той тихой спокойной красотой, которая бывает у русских девушек. Коля смотрел и смотрел, пока вдруг не заметил, что Суламита тоже смотрит на него. Она нахмурилась, перехватив его взгляд, и как будто почувствовала себя неуютно. Коля, очнувшись, отвёл глаза в сторону. Через какое-то время он снова поймал себя на том, что смотрит на Суламиту. Она, во второй раз, заметив это, нахмурилась и посмотрела на Колю уже раздражённо.
- Ах, простите, мы не вашего роду-племени… - пробормотал Коля, отворачиваясь от неё.
Капкан представлял собою четыре скобы: две из них были большими, с широкими с зазубринами по краям, и две по бокам, выполняли роль пружин, схлопывая зазубренные дуги. Хазрет насколько раз показал им как его настораживать. Затем совал черенок от лопаты и дуги с тихим лязгом вгрызались в дерево. Понять было нетрудно, труднее было это сделать и не попасться самому. Коля один раз насторожил его в присутствии Хазрета. Надо было встать на боковые дуги, согнув их собственным весом, развести зубчатые скобы в стороны и закрепить их, замкнув сторожком. Дуги то и дело норовили захлопнуться сами, и Коле пришлось изрядно попотеть, пока у него получилось. Артём, посмотрев, не стал даже пробовать.
Зато Петька, после того, как Коля продемонстрировал работу капкана, сказал, что всё понял, и к некоторому Колиному удивлению, с первого же раза, насторожил его.
- Железки, это его стихия. – Кивнул Данька, признавая Петькину ловкость. К идее с капканом только он отнёсся с сомнением. Но послушав общие аргументы, про нож и про то, что эти чёрные призраки не шутят, он вздохнул и в итоге согласился. Лучше уж так, чем как-то по-другому.
- Ну, пусть он и будет капкановожатым. – Хмыкнул Коля.
- Сегодня же после отбоя, поставлю! – Радостно заявил Петя, наступая на боковые дуги и ловко снимая капкан со сторожка.
- Ты только утром сразу его убрать не забудь. – Вздохнул Данил. – Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь из детей попался. И сам не попадись, прошу тебя.
- Усё сделаю в лучшем виде! – Петька довольный своей ролью, уже убирал капкан обратно в рюкзачок. – Будет сюрприз!
Данька опять только вздохнул, не одобряя в душе.
Глава 8. Безобеденный перерыв
Перед отбоем показывали какой-то очередной приключенческий фильм. Кажется старый. Самолёт с престарелым отцом и мальчишкой лет двенадцати разбился где-то на необитаемом острове. Коля не вникал в сюжет. Он сидел, бездумно и уныло глядя, как по песку мальчишка тащит раненого пожилого отца. Его отряд уже не сидел вокруг него, как в первый заезд. Волчанский где-то лазил. Симпатичный осетин Алан сидел вместе с кукольной Ядвигой и обнимал ту за плечи. Она, прислонив голову к его плечу, смотрела фильм. Быстро они… Коля вспомнил про раздражённый взгляд Суламиты, и ему стало тоскливо. А ещё, он вдруг понял, что очень устал. От нервотрёпки, от неопределённости, от потребности постоянно быть начеку. От этих непонятных страхов и заброшенных мест. Ему так вдруг захотелось плюнуть на всё. Махнуть рукой и куда-нибудь уйти. Туда где не будет всей этой таинственной неразберихи. Туда где понятно, кто хороший, а кто плохой. Где будут друзья, которые его поймут, и которых будет понимать он. Где ему будут рады.
Мысль про друзей всколыхнула память о погибшем Рокоте. Снова защемило сердце и захотелось завыть. Смотреть на чужие страдания на экране становилось уже невыносимо. Надо просто выспаться. Он сегодня так мало спал, вдруг вспомнил он, вставая. Ну и что? Артём, Марк и Данька тоже мало спали. Так какое же имеет право он, вот так вот вставать и покидать их? Или сказать им и пусть разбудят его после двух. Сегодня он дежурит с Петькой во вторую половину ночи. Так, вроде бы. Он тихонько подошёл к Данилу.
- Если я сейчас лягу, уложишь моих? – Тихо спросил он.
- Конечно. Иди и спи. – Он кивнул. – Артём вон уже пошёл. Я думаю, что сегодня можно всем поспать, раз киндер-сюрприз там будет.
Коля облегчённо кивнул и поплёлся к своему домику. Цоканье каблучков он услышал, уже пройдя штаб. Алина, стройно белея в темноте своим халатиком, неторопливо шла по бетонной дорожке.
– О, Алина, привет! – Коля остановился и смотрел на неё.
- Привет. – Она остановилась, глядя на него с улыбкой.
- Куда ты идёшь? – спросил Коля.
- А что? – Она насмешливо сощурилась, глядя на Колю.
- Просто. – Сказал Коля, просыпаясь от своего тоскливого состояния. – Просто хочу поговорить с тобой. Обнять тебя хочу. – Честно добавил он, глядя на неё.
- Ого! Так сразу! – Коля показалось в темноте, что она покраснела. – Ну-у, я девушка стеснительная… немного. – Она не пыталась никуда уйти, как раньше, не пыталась свернуть разговор. Она спокойно стояла и смотрела на Колю своими красивыми глазами.
- Алина, а почему ты шарахалась от меня раньше, и разговаривать не хотела? – Коля прямо спросил то, что думал.
Алина, продолжая улыбаться, как-то сочувствующе посмотрела на него.
- Почему? – переспросила она.
- Да.
- Ах, Коля-Коленька, пожил бы ты немного в бабской шкуре, небось, понял бы.
- Чего?
- Того, что каждый придурок прицепиться норовит. Каждый пытается… - она не договорила. – Ладно, - Она вздохнула. Ты прости меня, хорошо? Это я на автомате уже отшивать привыкла. Уже не разбираю, кто плохой, кто хороший.
- Я не плохой. – Грустно сказал Коля. – А ты мне, правда, очень нравишься.
Алина долго смотрела на него. Потом сделала шаг к нему и почти шёпотом произнесла.
- Знаю, Коля. Знаю, что ты не плохой. Вижу, что ты хороший. Ты тоже мне нравишься. Ты знаешь. Я просто… - Она прикусила губу глядя на него. Потом решившись, продолжила. – Я просто испугалась этого … чувства. Ты тогда девчонку эту спас, мне уже вместе с тобой радоваться хотелось, но… я испугалась. Понимаешь?
- Понимаю, - сказал Коля, тихо привлекая её к себе. Её глаза были рядом. Такие тёмные и бездонные. Он мягко прильнул к её губам.
- Погоди. – Она робко отстранилась. – Не здесь. Сейчас увидит кто-нибудь. Давай потом встретимся.
- Где? – Коля уже не чувствовал сна, не чувствовал усталости. Ему хотелось только одного, чтобы Алина не уходила, чтобы была рядом, чтобы вот так вот можно было стоять и стоять, прижимаясь своими губами к её тёплым губам.
- Сейчас директриса может приехать. Меня позовёт. С массажём опять. Она раньше двенадцати ночи меня не отпустит. Про болячки будет рассказывать и на жизнь жалится. Я уж вытерплю сегодня. – Она ухмыльнулась. – Давай в полпервого на пляже?
- На пляже? – Улыбаясь, переспросил Коля.
- Да, надеюсь, там никто не помешает.
- Хорошо. – Коля готов был бежать на пляж хоть сейчас.
- Ладно. – Алина отошла на шаг, чуть вытянула руку и помахала тонкими пальчиками.
Коля попытался схватить её за эти самые пальчики, но она ловко крутанув рукой, с хихиканьем повернулась и пошла дальше.
- В полпервого? – шёпотом крикнул ей вслед Коля.
Она повернулась и прижала палец к губам, выпяченным как для поцелуя.
Артём спал на своей койке, на спине и изредка постанывал во сне. Коля сел рядом счастливо улыбаясь. Внутри всё ликовало и пело. Наконец-то, Алина ответила – да. Почти призналась в любви. Не этого ли он так хотел? Он взглянул на часы. Начало девятого. Он почесал голову – до половины первого ещё ой, как далеко. А что же делать? Лучше поставить будильник на двенадцать и поспать эти несколько часов. Потом холодный душ и он будет готов к встрече. Он будет свеж, бодр, и полон сил. Коля поставил будильник на своём телефоне на двенадцать часов. Тщательно подключил его к зарядке. Убедился, что питание пошло внутрь телефона. Всё, теперь он не проспит. А пока… Пока можно прикрыть глаза и набраться сил. Он, радостно улыбнувшись на спящего Артёма, погасил свет, лег на кровать и закрыл усталые глаза.
*****
За окном ярко светило утреннее солнце и радостно щебетали птицы. Коля открыл глаза и, сладко потянувшись, выгнулся, лёжа на кровати. – Э-э-эх! – сказал он, садясь. Артёма на соседней кровати не было. Коля протёр руками лицо, улыбнувшись, взглянул в окно, и только тогда его сознание словно вспышка обожгла мысль, - Алина!!! – Он вскочил на ноги. Неужели он проспал? Он резко повернулся к окну, и тупо вытаращил глаза на яркое утро и залитый сияющим солнцем лагерь. Он растерянно посмотрел на свой телефон, и ничего не понимая, уставился на цифры 7:04 на маленьком чёрно-белом экране. В чём дело? На его глазах истекла очередная минута, и телефон запел-завибрировал в руках. Знакомая мелодия, как и в прошлое утро, будила его ровно в семь ноль пять. Коля застонал, осознавая. Будильник почему-то не сработал и он проспал. Банальнейшим образом проспал. Вот, болван! Не пришёл на свидание. А она там, как дура, ждала. Коля, досадливо выдохнув сел на кровати. Теперь и перед Алиной он виноват. Надо её найти и всё объяснить. Да. Именно так. Он, понурив голову, взял полотенце и отправился в санузел.
Директрисы на общем сборе вожатых не было. Алины, впрочем, тоже. Артём успел шепнуть Коле, что ночью в капкан никто не попался и Петька утром тихонечко снял его. До следующей ночи. С девочками всё в порядке и за этот заезд никаких поползновений вообще замечено не было. Коля слушал рассеянно. Он всё думал об Алине и терзался, что её нет на привычном месте. Надо будет её найти и как-то объясниться. Из всего, что сказала Элеонора Робертовна, он понял лишь, что директриса подъедет в обед, а презентация отрядов будет как раз после обеда.
Алины не было ни на зарядке, ни даже, на завтраке. Коля хотел уже, улучив момент, пойти и постучаться к ней в домик, как вдруг догадался, что она просто спит. Это он выспался за всю ночь. А она ждала его там полночи и, не дождавшись, ушла к себе. Ей надо выспаться. Обругав себя эгоистом, Коля заставил себя сесть вместе со своим отрядом под тент и смотреть как Алан и Ядвига репетируют танец. Остальные отряды уже пошли на пляж, так что им никто не мешал. Только рабочий Саня иногда с любопытством заглядывал под тент. Ребята барабанили в подносы, Волчанский со Светкой бубнили песню, Алан выпятив грудь колесом, плавно размахивал руками у груди, а Ядвига Полеску, словно изящная лебедь плыла по кругу. Для презентации пойдёт, уже опытным взглядом, оценил Коля.
- Молодцы, ребята! – Он выставил большой палец вверх. Все радостно загомонили.
Мимо быстрым шагом прошёл Александр Рахимгалиев. Сегодня он второй раз проводил зарядку. В спортивных штанах, в синей майке, с тренерским свистком на шнурке он смотрелся очень органично.
- Коля! – Вдруг окликнул он, подходя.
- Да. – Коля поднял голову.
- Слушай… - Александр, казалось, был немного смущён. – Ты это, в свою комнату старую не заходил вчера? Ну, моя теперь, которая?
- Нет. – Коля отрицательно мотнул головой. – А что?
- Да так. – Саша нахмурился. – Ничего понять не могу. Как будто в вещах моих кто-то рылся.
- Что-нибудь пропало?
- Ничего. Но просто странно.
- Ну, я не знаю. Мне там делать нечего. Тем более в вещах твоих…
- Ну да, ну да. – Покивал Рахимгалиев. – Ладно, не бери в голову. Спросил просто. – Он, коротко кивнув, развернулся и ушёл в сторону пляжа.
- Ну чё, мы пойдём на пляж сегодня? – капризно спросила Ядвига.
- Да, давайте, бегите за плавками-купальниками. Десяти минут всем хватит?
- Да, хватит. – Бросил на ходу Петренко.
Коля тоже пошёл в свой домик и переоделся в плавки, затем он, не спеша, изнывая от жары, пошёл обратно к тенту. Он хотел быстрее сесть в тенёк, и дождаться своих ребят, когда увидел подъезжающий автомобиль. Директриса возвращалась раньше заявленного. Машина остановилась напротив штаба, и она медленно вышла наружу. Лицо у неё было напряжённым и бледным.
- Здравствуйте, Валентина Викторовна. – Вежливо поздоровался Коля.
- Здрасьте. – сдержанно кивнула ему та, и отвернулась. Водитель же вообще не посмотрел в Колину сторону. Он зевнул, чуть отъехал, и стал парковать машину сбоку от штаба. Внезапно Коля увидел Алину. Та шла от кухни в своём обычном белом халатике, с медицинской сумкой через плечо, прямо на него. Коля открыл уже было рот, чтобы что-то сказать, но Алина, проходя мимо, сделала нетерпеливую гримаску и махнула рукой – потом, мол, потом. Она шла к директрисе. Они, о чём-то переговариваясь, зашли в штаб. Коля грустно посмотрел Алине вслед. Она даже не обернулась.
Хотелось пить. Коля зашёл под навес кухни, обошёл вычищенный после вчерашнего плова, казан. Чуть не споткнулся об огромное пластиковое ведро почти сплошь забитое картофельными очистками, и подошёл к кулеру. Пластиковых стаканчиков на месте не оказалось. Коля повертел головой и зашёл в здание кухни. Михаил Константинович что-то вымешивал в малом казане большой деревянной лопаткой.
- Здрасьте, где тут кружку можно взять? – Обратился к нему Коля.
- Привет. – Ухмыльнулся в усы дядя Миша. – Вон там. – Он мотнул головой на шкаф.
Сразу за Колей вошла тётя Надя с полным ведром воды. Охнув от натуги и поставив его на стол, она стала подливать воду в огромную кастрюлю, стоящую на большой газовой горелке.
- Что это будет? – Коля снова посмотрел на повара. Запах жареного лука и аромат мяса щекотал ноздри.
- Мясной подлив! – Дядя Миша добродушно улыбался. – С пюре! – Он втянул ноздрями воздух. – А!
- Мне уже есть хочется. – Улыбнулся в ответ Коля. Дядя Миша с готовностью кивнул, мол, ну а как же ещё-то.
Коля взял кружку и вышел обратно под навес. Теперь можно и попить.
- А где тут стаканы? – Коля чуть обернулся на вопрос. Сзади стоял ди-джей Валерий Вадимович и тоже искал кружку. Вопрос свой он адресовал, по всей видимости, Коле. Во всяком случае, больше никого под навесом не было. Коля, проигнорировав вопрос,повернулся обратно и продолжил пить.
- Э, ты чё не отвечаешь? – Он потоптался за Колиной спиной, удивлённо хмыкнул и зашёл на кухню. Коля насмешливо приподнял брови. Чего это он не отвечает? В училище был один такой с Краснодарского края; так тот хамил или делал гадости так естественно, словно бы это само собой разумелось. И настолько же искренне удивлялся, когда ему отвечали тем же. Как в том анекдоте: «а меня-то за шо?» Коля мельком глянул вслед утопавшему на кухню ди-джею. Большой взрослый дядька, надо же. Такое, видимо, и с годами не лечится.
Тётя Надя вышла на улицу, и, взяв ведро с картофельными очистками, пошла куда-то к выходу из лагеря. Коля, выпив вторую кружку воды, сполоснул её под краном.
Какой-то сдавленный крик и грохот донёсся из кухни. Что-то громоздкое с шумом и звоном упало на пол. Кто-то завыл, и странный шлёпающий шум сопровождал этот вой.
- Э-э-эй! Помогите! – Раздался крик.
Коля опрометью бросился внутрь. На полу хрипя и извиваясь, катался дядя Миша. Перевёрнутый казан валялся рядом и горячий дымящийся мясной подлив был разлит по всему полу. Коля растерянно заметался, не зная, что предпринять.
- Что случилось? – закричал он.
- Не... не знаю! – Дребезжащим голоском запричитал Валерий Вадимович. – Я зашёл, взял кружку, а он заорал, казан опрокинулся и он упал. – Он стоял, прижимая к груди пустую кружку, и таращил глаза то на Колю, то на извивающегося повара.
- Дядя Миша, что случилось! – Коля склонился над ним, вставши на одно колено.
- О…от.. та. – Тот хрипел и показывал куда-то пальцем. Потом кое-как встав на карачки и согнувшись, он вставил в рот два пальца. Его вывернуло прямо на пол. Он снова захрипел, зашатался и опять упал. На подлив, на свою рвоту и замычал дёргаясь.
- В больницу! Срочно! – Крикнул Коля, хватая дядю Мишу. – Что стоишь, за ноги бери. На улицу тащим!
Дядя Валера, заполошно отшвырнув кружку, начал неловко хватать грузного повара за ноги.
- Перевернём сначала! – Рявкнул Коля, беря того подмышки.
Вдвоём они кое-как вынесли его наружу, и положили на тёплый бетон. Охнула тётя Надя, бросая ведро. Краем глаза Коля видел, как его отряд, почти весь, собравшись под тентом, испуганно смотрит в их сторону.
- Машину! Быстро! – Крикнул Коля. Но Валерий Вадимович стоял как пень и хлопал глазами. Коля повернулся к штабу. Там, в тени деревьев почти неслышно пыхтел мотором директорский микроавтобус. Водитель, откинувшись на спинке кресла, с газетой в руках сидел внутри и нежился в кондиционированной прохладе. Звучала музыка. Коля метнулся туда и рывком открыл дверь.
- Там человеку плохо. Друг, в больницу скорее надо! Давай, по-быстрому! – Коля почти умоляюще смотрел на него.
Однако тот, недовольно глянув на Колю, не спеша сложил газету и сказал.
- Это директорская машина. Скорую вызывайте! – Он протянул руку и дёрнул дверь из Колиных рук, закрываясь.
Коля понял, что разговаривать бесполезно. Он резко рванул дверь на себя, и, нагнувшись в салон, ухватил водилу за дальнее от себя плечо. Их этому учили. Тот, выпучив глаза, открыл рот, сопротивляясь, и Коля, второй рукой, подцепив его за ремень, скручивая за рубаху, дёрнул из машины.
- Да ты, оху… - Водитель вылетел на бетон и приземлился на машинально растопыренные ладони.
- Время дорого! – Крикнул Коля, садясь за руль.
Машинка была японская, коробка передач была автоматическая. Что ж, тем лучше. Коля поставил рычаг на «R»и резко сдал назад. Водитель отпрыгнул от машины. Коля, визжа покрышками, остановился у лежащего Михаила Константиновича.
- Что стоите? Внутрь его грузите! – Коля выскочил и увидел как водитель, размахивая руками и что-то крича, несётся к ним.
Тётя Надя и Валерий Вадимович неловко схватили стонущего дядю Мишу. Коля открыл боковую дверь. Подбежал водитель, пытаясь залезть на водительское место. Коля на лету подшиб его и развернул к лежащему.
- Помогай, давай!
Тот, по-видимому, поняв, что с Колей ему не справиться, что-то горестно бубня, бросился помогать затаскивать грузного дядю Мишу в салон.
- Внутрь с ним садись! – Крикнул Коля водителю. – Ты тоже! – Валерий Вадимович испуганно закивал и полез в салон.
Коля нажал на педаль газа. В окне мелькнуло перепуганное лицо тёти Нади.
Они мчались по грунтовке, подскакивая на ухабах. Коля вёл машину и чувствовал, как в салоне вкусно пахнет мясным подливом. Ну, да, они же все перемазались. Иногда к этому запаху примешивался запах рвоты и автомобильного ароматизатора. Дорогу в город Коля помнил, а вот дальше… Сзади скулил водитель и говорил, что ему теперь хана, и Коле хана, и вообще всем теперь хана. И что машина испачкана, и что она директорская, и что нельзя было…
- Заткнись! – Злобно рявкнул ему Коля. Тот послушно замолчал и только вздыхал время от времени. Они выруливали на асфальт.
- Как он там? – Отрывисто спросил Коля.
- Дышит. – Ответил Валерий Вадимович.
Коля, сжав зубы, гнал по трассе в Находку. Дорога оставляла желать лучшего. Он по мере возможности обходил ямки и выбоины. Получалось не всегда. На каждом подскоке водитель жалобно поскуливал, и шептал, что его убьют. Коля мельком оглянулся назад. Дядя Миша лежал в проходе между креслами, Валерий Вадимович, вытянув ноги, сидел тут же на полу и держал голову повара на коленях. Водитель же сидел в кресле.
- Слышь, ты! Лезь сюда, на пассажирское. – Приказал ему Коля. – Дорогу к больнице покажешь…
В здании Находкинской Горбольницы было прохладно. Тускло светила одинокая лампочка в конце коридора. Шаги медсестёр и санитарок отдавалисьгулким эхом. Коля сидел на откидном стульчике и чувствовал, что на место отпустившего напряжения приходит чувство голода. И штаны и синяя футболка вкусно пахли мясным подливом, который так и не придётся поесть. Коля вздохнул. Водитель, как только дядю Мишу вынесли из машины, резво прыгнул за руль и укатил обратно, а Валерий Вадимович так из машины и не вышел. Коля остался один. Он сбивчиво объяснил угрюмому дежурному врачу что случилось и дядю Мишу увезли в процедурную. И Коля теперь ждал. Идти ему всё равно было некуда.
- Вы привезли мужчину? – Женщина-врач средних лет остановилась перед Колей.
- Да, я. – Ответил Коля вставая.
- Нам бы полные данные его. У вас его полис?
- Какой полис, я его из пионерского лагеря привёз. Ему плохо стало.
- Понятно. Как фамилия его, хотя бы скажете?
- Не знаю я. Не помню. Михаил Константинович зовут…
- Так, ясно. Вы не родственник, значит.
- Нет.
- Понятно. – Женщина повернулась, чтобы уйти.
- Скажите, как там он. – Торопливо спросил её Коля.
- Ну, промывание мы сделали, но скорее всего, это сердце. Иногда симптомы бывают похожие. Вы видели, какой он тучный. Ещё и жара эта… - Она, пожимая плечами, смотрела на него. – Сейчас он под капельницей, но не в сознании. Делаем, что можем. Ближайшие сутки-двое покажут, выберется или нет. Это вы его ещё быстро довезли. Сейчас хоть надежда есть.
- Да, ещё и перед горячей плитой всё время… - Добавил Коля.
- Ну, вот – видите. – Врач повернулась и ушла.
Коля остался сидеть один в мрачном коридоре. Думать ни о чём не хотелось. Он облокотился на спинку стула и закрыл глаза.
*****
- Приветствую!
Коля дёрнулся и открыл глаза. В полумраке коридора весело блестели золотые зубы Сергея Петровича Половцева.
- Ой, - Коля встал со стула. – Здравствуйте! – Он пожал протянутую руку.
- …а мне Петька позвонил. До трассы добежал и позвонил, представляешь. Водитель сказал, что ты в больнице остался. – Крутя руль, рассказывал Сергей Петрович. – Приключения у вас там, в лагере какие-то, что ли?
- Да так, есть немного. – Коле было немного неудобно, что Сергей Петрович приехал его подвезти.
- А я сначала звонок не услышал. Потом только… - Продолжал делиться Половцев. – Это от тебя так вкусно пахнет?
- От меня.
- А, в больнице поужинал?
- Не, - Коля усмехнулся. – Ещё не обедал.
- О-о! – Удивлённо протянул Сергей Петрович, включая дворники, и размазывая по лобовому стеклу первые капли дождя. – Так это надо срочно исправлять!
Пока они доехали до дома, дождь разошёлся не на шутку. Дома у Половцевых было тепло, сухо и уютно. Коля был здесь уже во второй раз. Хорошо, всё-таки, что он тогда согласился пойти на собрание. Они сидели за столом вдвоём с Сергеем Петровичем. Бледноватый москвич Володя улетел вчера, Данька с Петькой были в лагере, Наталья Ивановна, супруга Половцева и две дочери Надежда и Ульяна уже поужинали и что-то делали по дому, так что за столом никто не мешал их беседе. Сергей Петрович уже зная, что Коля десантник, вкратце рассказал о себе, как сам служил где-то там, под Свободным. Коля припоминал, что вроде была такая станция на пути в Хабаровск. Он тоже, коротко рассказал о себе, об училище… В последнее время ему уже не раз приходилось повторять свою историю: то Артёму, то Хазрету, и Коля уже почти привычно рассказал её. Коротко, самую суть.
- … Вот так вот, по глупости, оказался здесь. – Он вздохнул и допил чай.
Предупредительный Сергей Петрович тут же налил ему вторую чашку.
- Ну, - Усмехаясь, сказал он. – Глупость это «великая» вещь! – Он саркастически подчеркнул слово «великая». – Причём, заметь – совершенно бесплатная. А может враз нашу жизнь шиворот-навыворот перевернуть. И навсегда, причём.
- Ну, у меня так и вышло. – Грустно усмехнулся Коля.
- Я однажды, в восемнадцать лет… только стукнуло…. В армию скоро уходить. – Вспоминая, рассказывал Половцев. – Решили мы с друзьями отметить это дело на дачке у одного из них. Все меня ждут уже, ну а я на электричке еду, и как раз эти самые дачи проезжаю. Остановка дальше была. А тут меня идея посетила. Думаю, зачем мне возвращаться назад? Спрыгну-ка я здесь. Сказано-сделано, хватило ума, значит… Прошёл я в тамбур, дверцу открыл, да и сиганул. – Сергей Петрович усмехался и крутил головой. – Когда я спрыгнул, светлый день на улице был… а когда глаза открыл, уже темнело.
- Смеркалось! – Вспомнил Коля сакраментальное слово.
- Смеркалось! – Согласно блеснул золотом Половцев. – Сел я на траве и ничего понять не могу. Кто я? Где я? Паспорт в нагрудном кармане нащупал, открыл, на фото смотрю и читаю – Половцев Сергей Петрович, такого-то года рождения. Кто это, думаю. В общем, ещё минут сорок сидел и соображал, потом всё вспомнил и к своим притопал. Они меня уже и ждать забыли. Грязный, в крови, с паспортом. Зато путь сократил!
- Бесплатно. – Улыбнулся Коля.
- Бесплатно! – Смеясь, согласился Половцев.
Коля чувствовал себя комфортно, как будто от чужих людей попал к своим. Еда была вкусной, хозяин внимательным, что ещё надо изголодавшемуся путнику? Душ, судя по всему, тоже имелся, а пока они пили чай и разговаривали.
- Так я тебя с утра отвезу. Сейчас по этим лесным очкурам петлять замучаешься, дождь, к тому же. Здесь переночуешь. Нормально?
- Нормально. – Кивал Коля. – Спасибо. – В лагерь возвращаться его не очень тянуло. Вот, разве что Алина… Коля с удивлением прислушался к своим чувствам. Когда Алины рядом не было, то ему и не казалось, что она ему нравится. Когда же она стояла рядом, то в нём как будто всё просыпалось и тянулось к ней. Сейчас, здесь на этой кухне в уютном доме Половцевых, ему почему-то не казалось, что Алина так уж хороша. Скорее Суламита приходила ему на ум. Но Суламита это совсем отдельная история. Тут стандартный подход не сработает. Никакие «кино-цветочки»… Коля это понимал. Она из другого мира. Между ними стена. И не видать её Коле как своих, немного оттопыренных ушей.
- Эй, о чём задумался? – Половцев-старший улыбаясь, смотрел на Колю. – Мы тебе у Данила постелим, лады? А завтра с утра раненько отвезу тебя в лагерь. Ещё до побудки вашей.
- Да, хорошо. – Коля слегка вымученно улыбнулся, и снова завис, продолжая думать о Суламите.
- Что-то ты больно задумчивый, друг. – Сергей Петрович внимательно посмотрел на него. – Ложись-ка ты спать.
- Да. - Коля потёр лицо. – В душе можно сполоснуться?
- Конечно. – Наташа! – Крикнул он. – У Даньки постелим?
- Я уже постелила. – Раздался голос супруги. – И футболку новую там положила.
- О! – Сергей Петрович поднял палец. – Вот это сервис, я понимаю.
До душа Коля так и не дошёл. Он хотел просто немного полежать, а потом, собравшись с силами дойти до ванной комнаты, но уже не встал. Во сне он бегал по улицам Находки и искал бар, в котором пьянствовал Волчанский. Он сновал между пьющих людей и пытался найти этого беглого детдомовца. А Суламита укоризненно смотрела на него и осуждающе качала головой. Коля пытался объяснить ей, что это не то, что она думает, но у него не получалось. Он не помнил слов, которые говорил, понимал только, что выходит жалко и глупо. Он коротко простонал во сне, потом повернулся на другой бок и заснул глубоко и крепко.
Утром, он всё-таки успел до отъезда сходить в душ и смыть с себя вчерашний мясной подлив. Полотенце вместе со свежей футболкой лежало сложенное рядом с кроватью. Полотенцем Коля воспользовался, а футболку, по некотором размышлении, трогать не стал. Ничего, сейчас приедет в лагерь и наденет чистую тельняшку. А синюю футболку вечером кинет в стиральную машинку.
Сергей Петрович с утра напоил Колю чаем с бутербродами и скоро они уже ехали по городу в сторону выезда. Коля уже в третий раз ехал из Находки в лагерь и даже сам узнал нужный поворот. Вскоре он уже выходил из машины перед знакомыми воротами «Приморские Зори». Сергей Петрович махнув на прощание рукой, развернул машину и исчез за деревьями. Коля посмотрел на часы. Семь ноль пять. Сейчас, в его комнате звонит будильник на телефоне. Он быстрым шагом прошёл через лагерь, мимо флигеля сторожа, мимо штаба к домикам вожатых. Было непривычно пустынно. Даже всегдашнюю Хрюшу с Колбасёнышем видно не было. Директрисина машина возле штаба тоже отсутствовала, и Коля почувствовал облегчение. Не хотелось слушать её наезды ещё и за машину. А то, что та прицепится, Коля не сомневался.
В комнате пиликал Колин будильник и Артем, сидя на его кровати, тыкал в кнопки, пытаясь его выключить.
- О! Привет! Мы тут тебя заждались! – Он с затаённой улыбкой посмотрел на Колю. – Особенно директриса.
- Да уж, представляю.
- Водитель с Валерием-то ей таку-у-у-ю картину расписали-и-и. – Короче, друг мой Коля, виновен ты во всех грехах! Это из-за тебя дяде Мише плохо стало, в курсе? Кстати, как там он?
- Вчера ещё не в сознании был. Врачи сердечный приступ подозревают. Может быть выкарабкается.
- Благодаря тебе. – Серьёзно кивнул Артём. – А за это и втык от директора получить не жалко!
- Не жалко. – Согласился Коля, снимая пропотевшую футболку и доставая майку-тельняшку. Нельзя вожатым так ходить, ну и плевать. И так уже кругом виноватый. Семь бед – один ответ.
В дверь нетерпеливо постучали.
- Занято! – Пробасил Артём.
Дверь открылась, и показались непослушные Петькины лохмы. На его хулиганском лице застылорадостно-восторженное выражение.
- Братцы, полундра! Капкан исчез!
Глава 9. Конец вожатого Коли.
Дни протекали размеренно. Второй заезд приближался к экватору. Коля, снова войдя в колею, каждый день поднимал своих ребят, водил их на пляж, болел за них на соревнованиях, играл в «четыре» и часто проигрывал. Наталья больше не делала никаких попыток подойти к Коле и неизменно смотрела в другую сторону, если он появлялся рядом. Это было хорошо. С другой стороны, Алина тоже не проявляла к Коле интереса. Точнее, в те редкие моменты, когда он её видел, она быстро здоровалась, иногда улыбалась, и неизменно ссылаясь на дела, проходила мимо. Это было плохо, и вызывало у Коли щемящее чувство непонимания. Хотя, он каждый раз ловил себя на осознании, что чувства к Алине, как будто сами по себе измельчаются и рассеиваются, словно бы в никуда. Это, с другой стороны было не так уж и плохо. А ещё Суламита всё больше и больше занимала его ум и сердце. Но там было всё по-другому. Он избегал открыто смотреть на неё, не хотел её сердить. И чем больше смотрел, тем, как будто больше узнавал… узнавал ту неведомую незнакомку из своих снов, которая ласково смотрит на него и молчит. Которая держит на руках их общих детей, и провожает на работу. Как будто ожившие картинки, гнездящиеся глубоко в душе оживали и просыпались при виде неё. Коля сам не мог понять, что происходит у него внутри. Только в реальной жизни Суламита ласково смотреть не спешила, скорее наоборот, она иногда, всё-таки ловила его взгляд и неизменно хмурилась. И Коля отворачивался, а по ночам, обходя лагерь перед сном, или уже лёжа в кровати, он думал и никак не мог разобраться в своих чувствах. То, что Суламита никогда не станет его женой, было ясно как день. Ему для этого надо было бы стать баптистом и корчить из себя то, чего нет… А Коля этого делать не умел. Не умел и не хотел. Да и кому нужно это кривляние напоказ, кому нужно лукавство и притворство? Точно не Богу. И не Суламите. И не Коле. Это Коля тоже понимал ясно и отчётливо. Чего же он хотел? Он и сам не мог понять. Где-то там, в глубине души, какие-то скрытые шестерёнки, как будто хотели скрежеща провернуться и открыть Коле глаза на самого себя и свои желания, на жизнь, на реальность, но не могли. Всё внутри как будто застыло в шатком неправильном положении - и ни туда, и ни сюда.
Директриса тоже перестала появляться в лагере. Просто не приезжала и всё. Элеонора сказала, что болеет. Колю это с одной стороны устраивало – меньше напряжения. С другой стороны всё это напоминало затишье перед бурей, которая вот-вот должна была грянуть. Сама Элеонора тоже ходила нервная, замкнутая и особо ни с кем не разговаривала. Все вожатские пятиминутки проходили быстро, стандартно и без директрисы. Алина тоже, после Колиного приезда из больницы, на утренних сборах ни разу не появилась. Капкан исчез и так и не был найден. Коля с Марком и Артёмом обшарили все кусты за лагерем. Дважды они натыкались на дохлых лисиц, и один раз на мертвого, облепленного мухами Колбасёныша. Тот, весь вытянувшись, лежал в кустах с высунутым языком. Запах разложения ударил в ноздри.
Данька ходил хмурый и обеспокоенный и не раз говорил Коле, что эта тишина неспроста. Маленькая Вичка с косичками не могла найти своего щенка. Она бегала, как всегда весёлая и беззаботная в сопровождении Веронички. Они оба заглядывали под столы и лавки, не понимая, куда делся Колбасёныш. Конечно, ей никто ничего не сказал. Ни про собаку, ни про дедушку. Кот Валера тоже куда-то запропастился.
А в остальном всё шло своим чередом. Дети этой смутной, разлитой в воздухе тревоги, казалось, не чувствовали. Перезнакомившись друг с другом, они играли и резвились вместе, дружили и ссорились, и даже влюблялись и расставались. Алан с Ядвигой открыто ходили, держась за ручки, и Коля бдительно присматривал, чтобы юная пара только этим и ограничилась. Однажды вечером он увидел, как Волчанский гуляет под ручку с толстой Светкой Зинчук. Вот так номер! Всё вокруг жило, кипело и веселилось. Жизнь, казалось бы, неслась по привычным рельсам. Шли соревнования между отрядами, ди-джей Валера продолжал включать несвоевременные и дурацкие песни, повара Мансур, Надежда и Таисия втроём работали за четверых. Детей и вожатых периодически радовали пловом и маставой. А в обед привозили дыни и арбузы. Ребята ходили на пляж, купались и не разделяли той тревоги, что испытывали вожатые. Внешне всё было хорошо. Вот только по ночам тоскливо и жалобно выла Хрюша.
Всё резко изменилось в один день с самого утра. Заходя на собрание вожатых, Коля увидел припаркованный микроавтобус Валентины Викторовны. Директриса была здесь. Коля с затаённым напряжением прошёл внутрь вместе со всеми. На своём привычном месте сидела Валентина Викторовна, а рядом стояла бледная и растерянная Элеонора Робертовна. Также, почему-то присутствовал Валерий Вадимович, а чуть скосив глаза, Коля увидел, что сторож Игорь Семёнович и рабочий Саня тоже присутствуют. Они-то здесь зачем? А в заднем углу комнаты ещё оказался водитель директорской машины. Коля не понимал в чём дело, но догадывался, что это – оно. Кончилось затишье и сейчас грянет именно та самая буря, которую он с затаённым чувством всё время ждал.
- Рассаживаемся, рассаживаемся. – Директриса была в дымчатых очках, скрывающих круги под глазами. Выглядела она и вправду, неважно.
Данька удивлённо оглядел необычный состав присутствующих, коротко мазнул глазами на Колю и сел. Рядом рассаживались другие вожатые.
- Что-то тут готовится. – Прошептал Артём, садясь рядом с Колей.
Девушки-вожатые оглядываясь, тоже занимали свои места.
- Уважаемые вожатые, здравствуйте! – Директриса обратилась сразу ко всем присутствующим. – Сегодня у нас с вами будет очень короткая встреча. Появились другие вопросы, которые необходимо решить в первоочередном порядке. Поэтому, хочу коротко спросить вас – всё у вас хорошо? Всё идёт по плану?
- Да, вроде всё, – ответил кто-то из девушек.
- У вас, Данил Сергеевич? – Директриса обратилась к Даньке.
- Всё по плану. Сегодня с утра занятия, потом соревнования по пляжному волейболу, а после обеда соревнования продолжатся. Это на сегодня, если вкратце.
- Спасибо Данил Сергеевич. У остальных вопросы есть? – Жёстким тоном, коротко обратилась директриса к присутствующим. Вся её напряжённая поза и мимика говорила, что никаких вопросов она слышать не желает.
- Нету. – Неуверенно произнёс кто-то.
- Отлично. Спасибо, что добросовестно исполняете свою работу. Я вам очень благодарна. – Она кивнула и продолжила. - Тогда все свободны. Александр, вы можете задержаться? Не исключено, что понадобится ваша помощь. – Это она сказала уже школьному физруку.
- Хорошо. – Рахимгалиев Саша, несколько удивленно приподнял брови, и снова сел на стул.
Артём и Коля встали со своих стульев.
- Николай, вы тоже останьтесь. – Сухо проговорила Валентина Викторовна. – Остальные, пожалуйста, покиньте кабинет. – Это она сказала уже громче, увидев, что Артём с Марком притормозили в дверях.
Те удивлённо покрутили головой, оглядывая остающихся, но всё же, вышли вместе с остальными вожатыми. Коля только сейчас увидел, что, кроме него и директрисы с Элеонорой, остались одни мужчины. Сторож и Саня тоже остались, видимо заранее проинструктированные.
- Я прошу вас всех подойти поближе. Надеюсь, что этот вопрос мы тоже решим быстро и без проволочек. – Она встала со своего места. – Подходите, подходите. Я хочу, чтобы это услышали все присутствующие. Чтобы ни у кого не было ни малейшей неясности, почему я так поступаю.
Коля подошёл вместе с остальными. Водитель тоже поднялся со своего места и встал немного позади Коли. Валерий Вадимович, вытянувшись, бочком подошёл к директрисе, и встал, словно бы готовясь спрятаться за неё. Сторож Семёныч, растерянно улыбаясь, и поглядывая на Колю, неловко протопал вперёд. Рабочий Саня тихо встал за ним.
- Итак. – Начала Валентина Викторовна. – Вы все, наверное, заметили моё длительное отсутствие. У меня были определённые проблемы со здоровьем, не скрою, но дело не только в этом. Дело в том. – Она внимательно оглядела всех присутствующих. – Дело в том. – Громко повторила она. – Что у меня в городском кабинете лежит вот такая – она показала пальцами, - стопка заявлений от родителей девочек с первого заезда. Я когда читала… я чуть с ума не сошла. Все эти родители жалуются, что в лагере по ночам их детей лапал и домогался… Николай. Да, да, наш бравый Николай! – Она пальцем указала прямо на Колю.
Коля почувствовал, что земля уходит из под ног, и как одновременно, нелепо открывается его рот. Всё как будто поплыло вокруг. Лица всех в эту секунду были обращены на него. Коля перевёл взгляд с указательного пальца директрисы, который как дуло пистолета смотрел ему прямо в лоб, на лица окружающих его людей. Он закрыл рот, нервно сглотнул. Потом снова открыл рот, но ничего не смог сказать.
- Вместо того, чтобы защищать детей и выполнять свою работу и свой долг… Свой долг! Наш вожатый, которому мы доверили… самое ценное. Наших детей. Занимался весь заезд такими вот делами. Девочки утверждают, что он их запугивал ножом и… делал такое, что мне не хочется говорить.
- Да, не было такого. – Наконец, просипел Коля, чувствуя, как фальшиво и неестественно звучат его слова. Он увидел, как напрягшись, развернулся Александр Рахимгалиев. Его глаза сощурились и теперь с ненавистью следили за Колей. Он уже всё понял и был готов к схватке. Элеонора Робертовна с ужасом смотрела куда-то вниз, красная краска стыда пробивалась через её смуглую кожу.
- У всех, полагаю, возникал вопрос, как это десантник оказался в лагере. Я, вот узнала через административные каналы. Выяснилось, что его выкинули из училища. Знаете за что? Правильно. За то же самое! За совращение малолетних детей! – Голос директрисы звенел металлом.
- Да, нет… - Коля хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.
- Что – нет? Вас выгнали из училища или нет? – Уже кричала директриса.
- Да. – Краснея и задыхаясь, признал Коля. – То есть, нет. Не за то…
- Нет? А нож у вас имеется? Которым вы детям угрожали?
Коля опять открыл рот и судорожно закрыл. Нож у него был, тот самый, трофейный, отбитый в честном бою. Но как сейчас всем за два-три слова объяснить это? Он так и стоял, выпучив глаза и не зная, что сказать.
- А американца Саймона вы зачем избили? – Вдруг резко завернула на другую тему Валентина Викторовна. – Человек из другой страны к нам приехал. Детей он учил, в отличие от вас. Вы, почему его избили? Почему вы сеете зло вокруг себя?
- Да не…
- А что вы сделали с нашим поваром? Михаил Константинович-то вам чем не угодил?
Коля не справлялся с потоком обвинений хлынувших на него. Он ничего ещё не успел сказать в ответ на первое обвинение, как на него вылили ещё несколько. Он ошарашенно оглянулся на Валерия Вадимовича и водителя. Те стояли и кивали, подтверждая слова директрисы.
- Вы водителя моего избили! Вы к медработнице нашей с домогательствами приставали! Вы днём спите, наплевав на детей, а по ночам по лагерю лазите. Всё выискиваете чего-то. Я ж сама видела. Вы что вообще себе позволяете? Вы, почему плюёте на всех вокруг себя?
- Да не плюю я. – Глупо произнёс Коля. – Я просто… - Он тупо стоял и смотрел на неё.
- Хватит! – Директриса ударила ладонью по столу. – Я всех здесь собрала не просто так. Для того, чтобы были свидетели нашего разговора. Наш лагерь ещё долго будет отмываться от этой дурной славы. А я, как директор, хочу, чтобы ничего такого не было. Не ради вас, Николай, а ради детей и ради будущих заездов, я пока упросила родителей подождать с обращением в милицию. Понимаете меня? Ради детей. – Она сделала паузу. – А вы! – Она опять, как пистолетом указала на Колин лоб. – Немедленно покиньте лагерь. Слышите меня. Немедленно!
- Как же так?! – Это вдруг резко спросил физрук Рахимгалиев. – Он что, так и уйдёт? Мы что, отпускаем его?
- Да, Александр! – Директриса презрительно усмехнулась. – В жизни, к сожалению, так часто выходит, что такие… персонажи… вместо того, чтобы понести заслуженное наказание, отделываются лёгким испугом. Дети ничем не могут ответить таким вот… А потом ещё и адвокаты отмазывают. Я вам больше скажу. Чтобы у Николая не было формального повода сказать, что его здесь незаслуженно обидели, всю его зарплату, вплоть до сегодняшнего дня, мы ему аккуратно выплачиваем. – Вот, пожалуйста, Николай. – С этими словами она положила на стол перед собой конверт. – Я специально проконсультировалась с юристом по этому вопросу. Поэтому, - она снова обратилась к Коле, - берите ваши «честно заработанные» - она издевательски выделила эти два слова, - и немедленно покиньте лагерь!
- Да, что, мы его вот так и отпустим? – Рахимгалиев, готов был кинуться на Колю. – Нас здесь пятеро мужиков. Давайте скрутим и в ментуру сдадим! – Он, сверкая возмущёнными глазами, обводил всех взглядом.
- Не надо, Александр! Категорически не надо! – Она протянула ладонь, жестом останавливая его. – Не марайте рук. Юрист мне тоже подробно этот вопрос осветил. Тут сразу другие проблемы возникнут. Этим у нас правоохранительные органы заниматься должны.
Коля, опустив руки, стоял и оглушённо смотрел на всех. Если бы сейчас навалились и стали его вязать, то онбы, наверное, даже не сопротивлялся. Рахимгалиев стоял, кипя от негодования. Валерий Вадимович тонко и гаденько улыбался за спиной директрисы. Водитель с застывшей миной смотрел и не двигался, и кажется, был доволен, что обойдётся без драки. Сторож и рабочий Саня стояли, виновато опустив глаза.
- Итак, Николай. – Директриса ближе пододвинула конверт по столу. – Берите ваши деньги и уходите.
Всё это обрушилось на Колю настолько неожиданно, что он так и не смог ничего сказать в своё оправдание. Он думал, что если его и будут ругать, то за автомобиль или ночную отлучку. Про машину ему было что ответить, а ночная отлучка была вообще в прошлом заезде. Но такого он никак не ожидал. Битва была проиграна подчистую. Сгорбившись, как от невыносимой тяжести, Коля повернулся и на подгибающихся ногах пошёл к выходу. Деньги он, конечно, брать не стал.
- Теперь ясно, кто у меня в сумке копался. – С презрением бросил ему вслед Рахимгалиев.
- Ну, вот видите. – Раздался ответ директрисы.
*****
Возле выхода из штаба его ждали Данил Артём и Марк. Ни на кого не глядя, Коля, словно во сне, прошёл в свой домик собирать вещи. Ребята переглянувшись, пошли за ним. Неизвестно откуда нарисовавшийся Волчанский тоже посеменил следом.
Коля опустился на кровать, и сел, глядя перед собой. Собирать было особо нечего. Все его вещи в беспорядке лежали в большой спортивной сумке. Оставалось только кинуть телефон, зарядку, и всё. Его так совсем недавно вышвырнули из училища. Теперь его выкинули и из лагеря.
Открылась дверь и зашли ребята. Лёшка Волчанский заходить не стал, а остался топтаться на веранде, заглядывая в комнату. На него никто не обратил внимания.
- Ну, чё, Коля? Что тебе сказали? – Первый нетерпеливо спросил Артём.
- Сказали убираться прочь. – Ответил Коля. Вся грязь наваленных обвинений до конца дошла до него. Кровь прилила к его лицу, и сердце застучало, как кузнечный молот.
- Почему? – Артём непонимающе уставился на него.
- Сказали, что в городе родители пачками пишут заявления на меня, о том, как я приставал к девочкам по ночам. Как пугал их ножом, как избил американца, как избил водителя. Короче – прочь из лагеря.
- Ага. – Вдруг сказал Данька, доселе внимательно слушавший Колю. – Хорошо, - вдруг сказал он. – Хорошо.
Теперь все удивлённо посмотрели на Даньку. Тот стоял и улыбался странной напряжённой улыбкой.
- Вот какой ход они сделали. Коля не раскисай. Я говорю, хорошо, потому что, это всё та же игра. Им очень надо убрать тебя из лагеря. Прямо сейчас. Поэтому говорю тебе – не раскисай. Не время. Сегодня, максимум завтра они что-то сделают. – Данька стоял и смотрел на Колю. – Коля не виноват в том, в чём его обвинили. Так? Он вполне может доехать до города и поднять бучу. Ну, например, самому обратиться в милицию о том, что его незаконно обвинили и выгнали… Никаких родительских заявлений-то в природе не существует, верно? И директрисе будет нечем крыть!..
- Да, надо оно мне… - Буркнул Коля.
- Я, потенциально, имею ввиду. Дело не в этом. Дело в том, что у них мало времени. Поэтому они тебя убирают. Скорее всего, сегодня.
- И чего делать? – Спросил Марк.
- Коле надо уходить, но не в город. – Данька задумался. – Эх, знать бы, где у них тут логово. Это бы всё облегчило. Артём, помнишь, ты с Володей-Оператором про заброшку какую-то говорил?
Коля с Артёмом переглянулись. Они никому ничего не рассказывали. Сначала было и страшно и стыдно, потом просто стыдно. Затем и самим показалось, что напугали сами себя. Хотя… голоса они слышали. Это им не показалось. И этот белый саван в окне, которое мгновение назад было чёрным и пустым. Они видели его своими глазами. Даже сейчас Коля почувствовал, как по его спине пробежал колючий холодок страха. Артем, чуть помявшись, ответил.
- Да, не. Мы там с Колей были. Я тоже об этом думал. Там на машине не проехать. Никак. Гарантированно. Так что…
- Зачем машина? – Удивился Данька. – Можно ведь морем. На лодке с мотором.
У Артёма отвисла челюсть. Он ошалело смотрел на Даньку, так словно потолок внезапно разверзся над ним и тот на облаке спустился вниз.
- На лодке? – Тупо переспросил он.
- Ну, да.
- У-о-о-ой, идио-о-от! – Артём схватил себя за голову. – Какой же я идиот! Ну, конечно же! – Он, держась за голову, медленно сполз по стене. – М-м-м-м. А я всю голову уже изломал. Володя-Оператор мне машиной своей весь мозг повернул. Конечно, они там. – Ко-о-оля! Развели нас как двух дураков.
Глава 10. Простая философия.
Он спустился к тому, старому спуску, по которому когда-то они осторожно сошли с Артёмом. Для этого ему пришлось сделать большой крюк и зайти со стороны противоположной от лагеря. Те же обваленные камни, те же поросшие редкой травой трещины в скальнике. Коля как будто воочию увидел лицо Артёма, который хмурился, озабоченно качал головой и всё твердил – «нет, машина здесь не проедет». Машине и не надо было здесь проезжать – красивый импортный катерок уже подходил к берегу. Излом береговой линии немного погодя закрыл его от Колиных глаз. Кто-то ехал сюда, в это проклятое место, обитель чёрных злых духов, которые стонут ясными днями, а когда темно, ходят по округе и шелестят-шелестят своими мёртвыми одеяниями.
Но те, кто сидел в катере, похоже, так не думали. До Коли донеслось отрывистое рычание мотора. Катер, по всей видимости, маневрировал, притираясь ближе к месту высадки. Из дальнего кирпичного дома вдруг выбежала женская фигура, в светлых брючках и лёгкой летней курточке, торопливо подошла к береговой складке спуска и, махая рукой, что-то крикнула в сторону дома. Словно разряд тока прошёл по Колиному позвоночнику. Это была Алина. Та самая фельдшер Алина, по которой Коля так вздыхал. Она смотрела, то на море, туда вниз, то на дом, и что-то говорила. Ничего не было слышно. Затем она быстро стала спускаться к берегу и скрылась из глаз. В ту же минуту из кирпичного дома вышла ещё одна фигура, на этот раз мужская. Высокий плотный мужчина, прихрамывая, шёл за Алиной к береговому спуску. Немного неловко, припадая на больную ногу, он дошёл до того места, где только что стояла фельдшер и осторожно, балансируя руками, стал спускаться вниз. Коля узнал и его – Гена, водитель надувной лодки. Тот самый, что пытался размозжить винтом голову Веронике. Якобы случайно… Люди. Хорошо знакомые ему люди. И не было никаких потусторонних сил. Никаких таинственных призраков. Никаких белых саванов. Был просто спектакль для идиотов, и Коля Молот, дурак, на него купился! И теперь стало совершенно понятно, что за чёрного призрака видел Коля тем ненастным днём в лесу, и почему тот наклон головы показался ему смутно знакомым. Это была Алина. Не чей-то чёрный призрак, а человек из плоти и крови. Человек, который чуть не убил сестру Лёшки Волчанского, эту глупую отмороженную Зинку. И этот мерзкий Гена с глупой бородёнкой тоже разыгрывал спектакль, выставляя себя за недалёкого пошловатого придурка. И Коля на него даже не подумал. И, наверное, именно ему на спину он так «удачно» приземлился в то первое утро заезда. Губастенький и глупо хихикающий. Ну, какой из него убийца «дворецкий»? А между тем, именно с ним Коля бился тогда той тёмной ночью, перед его появлением на пляже. Геночка на море был одет в футболку с длинным рукавом, которая скрыла все следы его взаимодействия с Колей Молотом в предыдущую ночь. Под ней и были те отметины, которые Коля вздумал углядеть на теле Даньки. Какой он был глупец! Коля чуть не зарычал, осознавая, как его развели. Да, он не Шерлок Холмс, чтобы разгадать все эти хитрости, он простой десантник Коля Молот. Его можно напугать призраками, но живыми людьми, пусть даже законченными подонками, его не напугаешь. А значит, Данька снова оказался прав. Он здесь не случайно. В нужное время и в нужном месте.
Все эти мысли за какую-то секунду пролетели в Колиной голове. Как только хромающий Гена скрылся за изгибом берега, он быстро спустился по каменным разломам вниз. В тот раз они с Артёмом шли между домами и морем, сейчас же Коля быстро шмыгнул за дома и стал быстро, стараясь не шуметь, пробираться между скалами и задней стороной покосившихся деревянных строений. Трава, камни, старые чёрные стены. Сейчас Коля не боялся – бояться было нечего. Если Гена с Алиной не боятся, то стоит ли ему? Он, мстительно оскалившись, пробирался задами домов к длинному кирпичному зданию. Перебегая от дома к дому, он на секунду останавливался, выглядывая в просветы между зданиями. Никого не было видно. За кирпичным домом, на траве лежала разложенная, спущенная резиновая лодка с разноцветными вставками. Та самая, на которой Коля совершил такую запоминающуюся морскую прогулку. Брезентовые ручки вдоль бортов, торчали, словно не до конца заколоченные канцелярские скобы. Вон за ту держался Коля…
Пустые окна и проваленная крыша закончились и последние два проёма оказались затянуты белой марлей. Крыша над этим местом была целая. Коля тихонько прянул к крайнему пустому окну и прислушался. Тишина. Он осторожно заглянул внутрь. Грязные запылённые доски пола, обломки кирпича, какие-то ржавые железки, и трава пробивающаяся, то тут, то там из щелей и провалов в полу. Старая, почти полностью обвалившаяся штукатурка, возле окон ещё мокрая от недавних дождей. Бурая деревянная лестница со следами ржавых гвоздей, была приставлена к провалившемуся ветхому потолку. Коля, раздумав секунду, запрыгнул внутрь и прислушался. Кроме лёгкого шума ветерка за окном, никаких звуков больше не было. Он осторожно потянул дверь в соседнюю комнату за деревянную рассохшуюся ручку. Она оказалась заперта. Коля дёрнул сильнее. Старые доски скрипнули, но не поддались. Коля увидел гвозди, забитые в дверной косяк. Посмотрев по сторонам, он подошёл к лестнице. Покачал рукой – вроде держит. Возможно, получится забраться через верх? Он осторожно, пробуя перекладины ногой, поднялся в чердачное помещение. Там было гораздо светлее. Яркое солнце, то тут, то там било лучами сквозь провалившиеся места в старой шиферной крыше. Негромкое жужжание раздалось из угла. Круглый серый шар, размером с две человеческих головы, лепился в углу крыши. Осиное гнездо? Коле уже приходилось видетьтакие, правда, поменьше. Однако эти осы были просто огромные, почти с Колин палец. Он несколько раз видел их здесь, в лагере, особенно, когда все ели арбузы. Ребята говорили, что это шершни. Коля прикинул расстояние – метров десять. Шершни деловито суетились возле гнезда и не обращали на Колю внимания. Вот и хорошо. Осторожно, наступая только на перекладины потолка, пригибаясь под стропилами, он двинулся поверху к запертой комнате. Здесь Колю ожидал сюрприз. Шиферная крыша над этой, крайней комнатой, оставалась целой, зато прямо посередине потолка зиял провал прямо вниз. Он, как и окна, выходящие к скале, был тщательно затянут двойной марлей. И от комаров, и от шершней, надо полагать. Да, тут жили не бестелесные призраки, а обычные люди-человеки из плоти и крови. Коля подошёл к краю провала и заглянул внутрь.
Сквозь двойную марлю смутно виднелась комнатная обстановка. Старый стол, накрытый клеёнкой, без одной ножки, подпёртый половинками положенных друг на друга, кирпичей. Какие-то чёрные магазинные пакеты на столе. Какой-то, то ли диван, то ли тахта, накрытая пледом;и ещё, то ли лежанка, то ли стол, сляпанный из досок, по всей видимости, найденных здесь же. Бинты и какие-то ампулы на столе. Объёмистая клетчатая сумка, стоящая в углу. Несколько пустых пятилитровых бутылок из-под воды, две ещё полные. Какая-то одежда, развешанная на гвоздях, торчащих из стены. Вон и чёрная курточка там виднеется. А рядом длинный чёрный прорезиненный плащ-накидка. Всё было ясно. Вот где жил-поживал этот чёрный человек. Вот на этом диванчике он спал, отдыхая от ночных неправедных трудов. Здесь он зализывал раны от капкана. И Алина была ему в помощь.
Негромкие голоса и звук шагов заставили Колю немного податься назад. Скрипнула дверь и в комнате стало тесно. Ему показалось, что зашло сразу очень много человек, но чуть погодя, он сквозь марлю разглядел, что их было всего пятеро.
- Ох-хо! Вот, значит, где ваше скромное обиталище? – Чей-то тёплый бархатный голос произнёс первые слова. Коля осторожно посмотрел через марлю. Какой-то мужик в очках в тонкой золотистой оправе оглядывал помещение. – Ну, Робинзоны, Робинзоны. – Его голос звучал мягко, по-отечески. – Ну, заходите, заходите, дети мои. Заходите все. Валентина Викторовна, голубушка, заходите.
Все неловко толпились, заполнив собой комнату. Коля вытягивал шею, разглядывая находящихся внутри.
Внезапно сбоку, со стороны лестницы раздался шорох. Моментально отпрянув за стропилину, Коля с испугом посмотрел на источник шума. По старой деревянной лестнице к нему, выпучив глаза, лез Лёха Волчанский. Он всё-таки увязался вслед за ним. Твою ж дивизию! Они встретились взглядами и Коля, злобно щеря зубы, погрозил тому кулаком. – Тихо, бл…ь!» - оскаленными зубами беззвучно проговорил он. Лёха, испуганно пялясь на Колю, закивал головой и послушно затих, сидя на корточках, на перекладине потолка. Шершни зашумели сильнее и сразу несколько из них заинтересованно закружились над Волчанским. Тот сильнее вжал голову в плечи и замер, боясь пошевелиться. Коля осторожно перевёл дух и снова сделал шаг вперёд, заглядывая внутрь сквозь марлю. Народ внизу топтался в пространстве комнаты.
- Ну, что же вы? Давайте рассядемся, как-нибудь уж. Если я на этот диванчик, не провалится он подо мной? – Мужик в золотистых очках, явно, был здесь главный. Вон, даже на стол садитесь, кто хочет. В ногах-то, правды нет, как говориться. – Голос звучал по-доброму, с заботливыми нотками.
Все кое-как расселись кто куда. Коля смутно, сквозь марлю видел головы людей. Кто-то, видимо сел у стены, с Колиного места не было видно. С самого края видимости мелькнула шевелюра директрисы. На край стола уселись Гена и Алина.
- Ну, что? – Продолжал бархатно гудеть мужик в очках. – Затянулась ваша поездочка, затянулась. Во-он, Сашенька наш пострадал серьёзно… Как его нога, Золюшка?
- Сильный ушиб надкостницы, возможно трещина, но перелома нет. Ну и мягкие ткани разорваны местами. Раны обработала, угрозы заражения нет. В принципе, сейчас уже можно сказать, что скоро поправится. Вот, уже ходит. – Ответила Алина. – Тут на крыше гнездо шершней, так на пятый день Сашу искусали. Я докладывала. Он два дня лежал.
- Ну, Саша, досталось тебе, сверх плана. Ну, кто ж знал-то? Мы все здесь – сверх плана. Вижу, Саша, вижу, что пострадал. Всё оплачу, и премия тебе будет. Тоже сверх плана. И тебе, Золюшка.
- Спасибо, Игорь Николаевич. – Тихо промолвил Гена, который оказался Сашей.
- Ничего, ничего. – Покивал головой мужик в очках. – Я за службу верную не скуплюсь. Я могу на вас положиться, а это дороже всяких денег. Ничего. – Он вздохнул. – А у тебя, Золя, отпуск терпит ещё?
- Да, Игорь Николаевич. Я с запасом брала. Ещё неделя.
- Ну и славно, славно. Умничка. Сейчас, дело наше закончим и все отдохнём. – Мужик говорил спокойно и утешительно, словно бы добрый, и внимательный к нуждам подчинённых, руководитель. Он поёрзал на диванчике, устраиваясь поудобнее. – Так, кто у нас ещё из пострадавших? Валентина Викторовна, голубушка. Вам в нервном смысле досталось тоже, я так понимаю?
- Досталось. – Сухо произнесла директриса. – Вы сейчас все разъедетесь, а мне-то здесь оставаться.
- И что? Я вам уже сказал, что вас прикроют. Вы сами это знаете. К тому же, в больнице вы сейчас. Не было вас в лагере. Вы, кстати, выгнали его?
- Выгнала.
- Ну, вот и хорошо. – Он чуть повернулся. – Золюшка, а чего вы его ночью не кокнули? Я ж приказывал.
- Он на встречу не пришёл.
- Да? Неужели к красоте твоей равнодушен остался? Поверить такому не могу. – Игорь Николаевич с деланным изумлением покачал головой.
- Да нет, он очень даже неравнодушен был, но почему-то не пришёл. – Раздался спокойный голос Алины. Коля почувствовал, как у корней волос выступает пот.
- А в другую ночь?
- Тогда ситуация изменилась, вы нам другой приказ дали. – Последовал ответ.
- Ах, да-да. Ситуация изменилась, всё верно. – Игорь Николаевич покивал головой. – Верно ведь. Мы переиграли, по-другому решили. Мда. А тельняшечку, вы, кстати, раздобыли?
- Да.
- Что, у него же и взяли? – Хихикнул Игорь Николаевич.
- Нет. Он в другую комнату переехал, мы не знали. У сторожа взяла. Почти такая же.
- Ну и ладно. Вот, Славику отдай, пусть оденет.
Коля со своего места видел, как Алина повернулась и зашуршала пакетом, что-то передавая тому, кто сидел у стены.
- Валентина Викторовна, у них обед же сейчас?
- Да. – Голос директрисы дрогнул.
- Во-от, а потом они на пляж пойдут?
- Должны на пляж. Там у них соревнования по пляжному волейболу проходят.
- Ну и славненько. С девочкой мы разобрались. Уже никто ничего не перепутает?
- Да, теперь никакой ошибки не будет. – Ответила Алина.
- Хорошо. Готовьтесь ребята. Быстро сделаем – быстро уедем. И забудем… - Он повернулся. – Покажешь ему, где лесенка?
- Да, я сопровожу. – Голос Алины раздался от края комнаты, где находился невидимый Коле Славик.
- А ты, Саша? Лодку сможешь вести?
- Конечно, Игорь Николаевич. Там только руками руль на моторе держать.
- Ну и замечательно. Со стороны моря подстрахуешь Славика.
- Сделаю, Игорь Николаевич.
- Хорошо. А я вас здесь подожду с хорошими новостями и с премией. – Он похлопал по пухлой барсетке. – Всё тут приберём и уедем себе спокойно. – Он повернулся к стене, где сидел невидимый Коле Славик. – Лучше всё сделать по пути на пляж. И пусть тебя увидят, понял? Они растянутся на тропинке, а Золюшка тебе её покажет. Вот так вот. В тельняшке и в кепочке. Как он, похож, Золя?
- Да.
– Хорошо, хорошо. А игрушечка у тебя? – Он снова спросил Алину.
– Да. В сумке.
- Ручки не дрогнут, если что?
- Не переживайте, Игорь Николаевич. Не в первый раз. Знаете ведь.
- Знаю-знаю, и поэтому доверяю. Ну… идите, готовьтесь и приступайте. Сделайте дело. – В голосе прорезались жёсткие приказные нотки. – Сделайте. А мы тут пока с Валентиной Викторовной наши разговоры закончим.
Все, кроме мужика и директрисы встали и ушли вбок, в комнату с дверью на улицу. Мужик в золотистой оправе немного подождал, пока утихнут шаги.
- Ну что, Валентина Викторовна, накопились у нас с вами непонятки всякие. – Голос уже не был бархатным и заботливым. – Накопи-и-лись. Вы со мной по телефону весьма грубы были.
- Извините. На эмоциях была. – Голос директрисы слегка дрожал.
- На эмо-о-оциях. – Протянул Игорь Николаевич. – Знаете, я даже на подчинённых никогда не повышаю голоса. Почти. Какой смысл? А на меня, я уж и не вспомню, когда кто-нибудь голос повышал. Глупо хвастаться, но я с такими людьми работаю, что… одних вы только по телевизору и сможете увидеть, а о других и не услышите вовсе. Есть такие люди, - он понизил голос, - что о них лучше вообще и не знать, что такие существуют на свете. Вы вряд ли поймёте меня.
- Ещё раз приношу свои извинения, Игорь Николаевич. Простите, пожалуйста. Просто… Задача оказалась не совсем, такой, как мне её сначала описали. Сперва был разговор про маленький несчастный случай. А я со своей стороны административно прикрою и всё. Но потом выяснилось, что вы сами не знаете, кто вам нужен. Мне пришлось взять эту вашу Алину. То есть – дать отвод штатному медработнику… Это уже подстава.
- Ну и что? – перебил её Игорь Николаевич. – Это была ваша услуга, очень хорошо оплаченная, между прочим. Такого рода товар всегда изменчив. Побеждают не те, кто играет по написанным правилам. Побеждают, как раз другие. Вы понимаете? Те, кто внешне сохраняет видимость правил, а на деле играет, так как хочет. Это условие для победы. По правилам пусть играет противник. А нам надо победить. И не говорите мне, что вы об этом не знали. Надо было устранить девчонку; вам, что пропечатанные на бумаге условия ликвидации надо было дать? По прейскуранту с гарантией? Нотариально заверенные? Вы не могли не отдавать себе отчёта, что что-то может пойти не так. А работу всё равно надо сделать.
- Да зачем вам всё это?
- Зачем? Мне отчитаться перед вами? Или вам мало заплатили? Это, наоборот, у меня к вам вопросы. То, что мне докладывали они, – он ткнул пальцем в сторону ушедших, - и то, что отвечали мне вы, не совсем совпадает между собой.
- Что я вам не так ответила?
- Ну, допустим, по поводу шпингалетов? Вы зачем их вернули? Вы тем самым всё усложнили.
- Это ваш человек ходил по ночам и всех переполошил. Вожатые это заметили, и мне пришлось это сделать. Дети пугались и некоторые даже домой ехать хотели. Что бы вы сделали на моём месте? Пусть двери будут открыты, пока разберутся, какую девочку убить? И убьют. Так что ли?
- Да. Мы поначалу не знали, которая именно. – Согласился Игорь Николаевич, тоном ниже. – Саше на месте пришлось разбираться.
- А почему вы пытаетесь убрать, сами не зная кого?
- Знаете, я мог бы ничего вам не рассказывать, но давайте открытость за открытость. Я скажу, что тут есть наша вина. Мой человек напортачил в Калужской области. Грязно сработал. Сначала пытался купить директора, а потом запугать. Наследил. И пришлось зачищать концы. А дела всех девок этих пропали. Одни остались в детдоме этом, другие сюда приехали. Кто из них? По фотке старой понять пытались. На квартире у старухи была. Мой человек догадался, но не продумал всё. На авось положился, экспромтом ту девчонку поймать захотел. Прямо на улице. Та рванулась и убежала… вон, кусок зуба нам на память оставила. А потом сюда улетела… Мы в этот раз хорошо подготовились. И люди и оснащение. Телефон вот у вас и у Золи. И тут бы всё получилось. Но этот ваш дебил в тельняшке нам все карты спутал. Мог ли кто подумать, что он в день заезда Сашке прям на голову свалится? Я не поверил сначала. Бред какой-то. И ни фотки, ни документов. Мда… - Он посмеялся и покачал головой. – Я сам иногда такие совпадения видел, что кому расскажешь – не поверят. Да уж… Совпадения. Это она на скале в первый день висела?
- Она.
- Ах, как удачно могло бы выйти! И делать ничего не надо было бы. Опять этот влез?
- Да.
- Хм, и дальше тоже он. Саше с поста сняться пришлось из-за него. Потом он Сашу перехватил, когда уже всё готово было. Шпингалеты эти… Потом капкан. Ну да, ну да, это всё совпадения. Не так ли?
Директриса молчала.
- Не так ли, Валентина Викторовна? Мы ведь откровенно с вами разговариваем? – Он добавил металла в голос.
- Ну, а от меня вы чего хотите?
- Откровенности!
- Я ничего не скрывала от вас.
- Да? А кто в лагере перестал появляться, кто дела на самотёк пустил? Саша, то искусанный, то раненый лежит, а Золя бегает туда-сюда между ним и лагерем. Ваша помощь нужна, а вас нет. У вас нервы, видите ли.
- Я делала всё, что могла.
- Вы могли бы больше. Это всё напоминает не совпадения, а наоборот, попытку помешать. Вот я руководитель с огромным стажем и плохо верю в такие совпадения. Скорее в сговор. Вы и деньги взять решили и чистенькой остаться. А дело не сделано.
- Это неправда! Что я, по-вашему, вожатых в курс дела ввела и подговорила, так что ли? – Гневно парировала директриса.
- Ну, может не всех вожатых… А этого вашего… - Он немного помолчал, раздумывая. – Мда, тоже как-то странно выходит. Не вяжется. Ерунда.
- Так что же вы от меня хотите? – Опять повторила директриса. – Кто ночью весь лагерь переполошил? Мне же всё расхлёбывать пришлось и объяснять, что всё им почудилось. Что они ничего не видели, и ничего не было. И я это сделала! Сделала. Что вы ещё от меня хотите?
- А от вас я хочу, чтобы вы оперативно реагировали, а не самоустранялись! – Игорь Николаевич, всё же повысил голос. – Нервы, они у всех есть. Все переживают. Не вы одна такая. – Он чуть сбавил голос. – Пока, через архивы разбирались, кто есть кто, время много потеряли. И я по зубу искать сказал Золе. Ладно, ладно, - вдруг задумавшись, пробормотал он. – Нас время сильно жмёт. Ладно. – Снова повторил Игорь Николаевич. – Пусть теперь этого вашего ищут. – Он замолчал, хмуря лоб. – Хорошо бы и его потом. Ну да ладно, посмотрим. Посмотрим.
- Ну а девчонка, Санникова эта, зачем вам нужна?
- Хм, - Игорь Николаевич вздохнул. – Хорошо. Я отвечу вам. Мы ведь договорились откровенность на откровенность. Она не Санникова, точнее Санникова по бабке своей, даже не по матери. И ещё по девичьей бабкиной фамилии… По отцу она Загорская.
- Загорская?
Возникла долгая пауза. Коле ни одна, ни другая фамилия, ни о чём не говорили. Про Санникову говорил Евгений Николаевич, сотрудник детского дома. Да, это Вероника, верно. А Загорский?
- Вы ведь знаете, кто я, не так ли? Вам должны были сказать.
- Сказали. Да я и знала. Новости-то смотрю регулярно.
- Ну вот. Теперь ясно вам?
- Нет. Зачем вам её убивать понадобилось?
Раздалось негромкое хмыканье. Мужик в золотистой оправе покачивал головой.
- Ах, Валентина Викторовна. Людей рознит не внешность, а образ мышления. Мысли, это всё наши мысли. Именно они делают нас такими разными… ну, или такими одинаковыми. Хм, скорее второе. Все мыслят шаблонно. Вот спроси вас, что такое богатство, то вы наверняка ответите, что это когда много денег. Так? И будете неправы. Вы хоть и в управленцах сами, а полёт у вас низкий. Провинциальный. Местечковый. Мерседес с водителем и отдых на Ко-Самуи, это ваш потолок.Вы большего и представить не можете. Эх, мне даже не с кем поговорить об этом. – Голос Игоря Николаевича снова обрёл теплоту и бархатистость. – Много денег… Что это? Много денег не равно много возможностей. И много денег не равно много удовольствий. Не равно много радости. Все мы в итоге хотим себя порадовать, да? «Много денег» просто превратятся в «мало денег». И довольно быстро. – Он тихонько рассмеялся. – Я прям философ стал. Но это не пустые слова. Я знаю. Это жизнь, такая как она есть. Богатство – это доступ к ресурсу. Когда, не важно, под каким оформлением, но ресурс – твой. И ты можешь черпать из него. Сколько хочешь. Вот это – богатство! И то, если не дурак, и понимаешь, как устроена жизнь. Вот я вам дал огромную для вас сумму. Ребятам – тоже. Они бросили свои дела, работы и примчались сюда. Вы думаете, что у меня стало ровно настолько меньше денег? Нет. Мой источник никуда не делся. Оттуда можно черпать и черпать. И то, что для вас состояние, для меня – ничего. Я восполняю этот пробел сразу же. Я бы мог заплатить в десять раз больше… и не заметить этого. Вот что такое доступ к ресурсу. Вот что такое богатство. Вам этого не узнать. Вы никогда не властвовали, вы не знаете этого вкуса. Вряд ли вы даже меня поймёте.
- Ну, а девчонка тут причём? – Придавленным голосом спросила директриса.
- Она встала у меня на пути. Её вины тут нет, конечно. Но наш старый козёл недавно приболел и вдруг вспомнил о ней. Я ещё помню её мамашку, эту дуру с романтикой в башке, вместо мозгов. Семён её где-то подцепил, роман с ней крутил, и она забеременела. Думала, что он на ней женится. А он ни в какую. Обеспечивать хотел, но та гордо отказалась… Ну, и одна осталась – дура. Уехала к маме в Малоярославец, думала, что козёл наш за ней на коленях приползёт. Что чувства отцовские взыграют. Ага. Размечталась. Те годы, конечно, были лютые… Семен, и забыл про неё. А вот тут прихватило, и он вспомнил, что у него дочь родная есть. А больше никого у него и нет. Вот как. Теперь понятно?
- Нет. – Тихо произнесла директриса. Она сидела бледная и вся, казалось, была скованна страхом.
- Нет! Замечательно! – Игорь Николаевич залился добрым тёплым смехом. – Вот видите, насколько мы разного полёта птицы. То, что мне ясно сразу, вам не видно вообще. У нас в стране капитализм сейчас. Старик наш всё ей перепишет, и она меня со временем отодвинет от руля. Неужели не очевидно?
- Она же ещё девочка. Как она у руля встанет?
- Ну, не сразу, конечно. Но я знаю, как такие дела делаются. Сначала он возьмёт её обучать. Прямо наверх. Потом по совершеннолетии даст должность с перспективой роста. Дальше – больше. Мне же и скажет тянуть и натаскивать её. А я не хочу! Я не для того в крови и дерьме все эти годы барахтался, не для того себе место выгрызал, чтобы ресурс свой отдать ей. Принцесса, бл...ь, наследная! Загорский-то больше презентует себя на всяких форумах международных, да подписи в документах ставит. Приятель детства президента нашего, понимаешь. Премьер теперь, который… Дела все я делаю. Грязные – в том числе. Я этот путь от начала прошёл. И кого на прикорме держать тоже знаю. Это Загорский, козёл, думает, что это его служба безопасности в РосНедрРесурсе. А она ни фига не его, а моя. Он платит им много, а я ещё больше, кому надо. И я узнал, что он затеял. Он бабу ту найти приказал. А я первый разыскал. А она уже – того. Умерла. Старуха её ещё раньше. Родни нет. Девчонка в детдоме. Мы по фамилии искали, фамилии той не было. Ни по отцу, ни по матери. Кто ж знал, что она девку эту,вообще,по бабкиной фамилии запишет? Всё вроде понятно, надо тихонько убрать, и дело с концом. Пропала девочка, не нашли – бывает. И как коса на камень! Сначала директор эта, потом этот ваш дебил в тельняшке.
- Он не мой. – Помертвевшими губами произнесла директриса.
- А? Не ваш? Ну, хорошо, пусть будет наш. Наш общий. Он нам сколько раз всё испортил уже? И, главное – вы. Вместо того чтобы помогать, вы просто самоустранились. Расхлёбывайте без меня, мол. Не-ет уж, Володина Валентина Викторовна, впряглись, так тяните! Золя с ног сбилась, а вас нет в лагере. Я тоже сейчас в Европе должен быть. Там други-недруги и «партнёры» наши от российской нефти и газа отказаться грозят. Из-за войны этой дурацкой. Ничего они не откажутся, конечно, спектакль всё это. Вообще, вся политика – спектакль. Война эта – тоже спектакль. Но я должен быть там, понимаете? Должен в озабоченность играть. А я здесь. А почему я здесь? Вас тут трое. Почему вы без меня не можете справиться? Директор и двое кадровых военных. Мало на одну девочку?
- Вы поэтому всех отравить решили? – Её голос дрожал.
- Да. Это я приказал. Не вышло. Опять этот ваш дебил нам всё испортил.
- Это повар. Он как-то понял.
- Да? А Золя уверяла, что яд, если развести в еде, то безвкусный и подействует через несколько часов. А повар что-то почуял, значит…
- Там же полтораста человек одних детей… - Тихо, словно эхо, прошелестела Валентина Викторовна.
- Ой, не надо мне тут душу нежную корчить. Согласились на одного, согласитесь и на всех.
- Нет, я на это не соглашалась. Я не знала, что так выйдет.
- Не соглашались? Неужели! Согласились, моя хорошая, вы на всё согласились. – Он опять повысил голос. – А хотя, знаете, я рад, что ничего из этого не вышло. С одной стороны, все бы дети погибли, и, поди, разбери, что дело всего в одной девчонке. Отличное прикрытие. Никто и не подумает. Массовое отравление и всё. Знаете, я даже в тот момент понял Ирода. – Он опять бархатисто рассмеялся. – Такой размах мысли и дела присущ только царям! Вот так взять и недрогнувшей рукой решить вопрос. Так может только тот, кто призван править. Властвовать. Да, этот человек был соответствующего полёта. Он бы меня понял.
- У него тоже не получилось. – Вдруг тихо прошептала директриса.
- Я знаю. И я, не поверите, и этому рад. Пусть уж будет, так как вышло. Я не против. – Он снова рассмеялся бархатистым перебором.
- Когда же это всё закончится? – С тоской простонала Валентина Викторовна.
- Да, считайте всё уже. – Он выглянул в окно. - Ребята уже отправились, так что совсем скоро.
- Зачем вы привезли меня сюда? Нельзя было в Находке поговорить?
- Ого, голубушка, да я вижу, что вы обо всём уже сами догадываетесь! – Тёплым баритоном почти пропел он. – Вы всё уже поняли. Ну, конечно… - Сидеть! – Вдруг резко крикнул он. – Я не хочу носиться за вами по всему берегу! Сидеть, я сказал!
Стоя наверху Коля увидел направленный на директрису пистолет. Та, попытавшись, было, вскочить, медленно опустилась на свой стул. Её трясло крупной дрожью. Даже сквозь марлю было видно, насколько побелело её лицо. Игорь Николаевич встал с диванчика и сделал два шага вперёд. Теперь он стоял прямо по центру марлевого окна.
- Ну вот, рассказал вам всё, и на душе полегчало. Вы думаете, нам царям легко? – Нервно хихикнул он. – Враньё это. Обывательские разговорчики…
- Не надо, пожалуйста, Игорь Николаевич, – умоляюще прорыдала директриса. – Я не подведу вас. Я никому…
- Ну-ну, тише. Я полагал, вы умнее. Неужели вы думаете, что я вас так оставлю. Вы ж поплывёте на первом допросе. У вас же нервы.
- Не надо. – Отчаянно проскулила та, протягивая руки. – Умоляю вас.
Коля подался вперёд, весь напружинясь. - «Пора на сцену!» - мелькнула в голове шутливая Артёмовская фраза. Директриса вдруг сползла со стула и упала на колени. – Господи! – Прорыдала она, простирая руки к потолку. – Спаси меня, Господи! Прости меня… - Её затрясло как в конвульсиях. Белое, перекошенное от ужаса лицо дёргалось и кривилось. – Господи-и-и…
- Ф-фу ты. Не дёргайтесь, я ведь могу не сразу закончить. – Тот передёрнул затвор.
В это же мгновение Коля двумя ногами прыгнул вперёд.
– Зачем вам лишние муче… - Он не закончил фразу.
Марля на потолке разошлась с пронзительным треском, и сверху на этот пистолет, сбивая его вниз, рухнул Коля Молот.
Глава 11. Ронин
Это было в седьмом классе. Они все сдавали деньги на экскурсию в Брянск. Посещение Брянского Государственного Краеведческого музея входило в их школьную программу. На дворе стояли девяностые годы, и то, что должно было быть оплачено школой, пришлось оплачивать родителям. Проблема была – нанять автобус от Фокино до музея и обратно. В сам же музей их, как школьников, пускали бесплатно. Все сдавали деньги классному руководителю. Коля был в числе опоздавших. Он навсегда запомнил тот день. Он прибежал после уроков и принёс от мамы, завёрнутые в бумажку деньги, с надписью «на музей». Вместе с ним деньги принесла ещё одна девочка с их класса – Лера Сальцева. Классный руководитель, приняла деньги от Коли, развернула, пересчитала и долго недовольно бубнила про то, что надо сдавать вовремя. Она нервно записала в тетрадь Колины данные, и как раз в эту минуту подошла Лера. Она молча протянула деньги, и классручка не глядя, взяла их у неё. – Ещё одна – прошипела она. – Идите! Вовремя всё делать надо. Так и передайте родителям. Я теперь за водителем бегать должна…
Они с Лерой тихонько вышли из класса.
Лера была из неблагополучной семьи. Всегда неприбранная, часто голодная. Подолгу в одной и той же одежде. Над ней смеялись, с ней не дружили. Её отец сидел в тюрьме, а пьющая мать убивалась на двух работах. Её, ещё в младших классах, несколько раз ловили на воровстве ручек и прочей мелочи, у одноклассников. Она плохо училась и всегда смотрела исподлобья. Ещё у неё был младший брат, такой же неряшливый и такой же голодный. Коля плохо понимал тогда, насколько тяжело они жили. Он по детству ещё не умел замечать всего того, что сразу же видят и понимают взрослые.
Потом, через несколько дней, когда ранним утром они собрались перед школой и грузились в автобус, оказалось, что Леры Сальцевой нет в списках сдавших деньги. Её мать была тут же, ей было по пути на работу. Классная руководительница показала ей тетрадь. Сальцевой в списке не значилось. Та робко что-то пищала, что деньги сдавала, но мать её не слушала. Она кричала и мутузила Лерку на глазах у всего класса. Она обзывала её сволочью и воровкой. Потом утащила за шиворот. Лера громко плакала навзрыд. Коля сначала даже не понял, что это было. А когда ему сказали другие ребята, он ещё не сразу сообразил, что он лично видел, как Сальцева сдавала на музей. Он просто не сложил одно с другим. До него дошло потом, в конце дня, когда они после музея приехали к школе и выгружались из автобуса.
- Антонина Владимировна! – Коля подёргал её за рукав. – Антонина Владимировна, я вспомнил. Сальцева же вместе со мной деньги сдавала. Помните, вы ещё ругались, что я поздно сдал, и как раз она подошла. Помните?
По вытянувшемуся лицу классной Коля увидел, что она вдруг вспомнила. Вспомнила и думала, что теперь делать. И, приняв решение, она вдруг чужим грубым голосом ответила. – Нет, не помню такого. – Она отвернулась. Коля похлопал глазами и ничего не понял. Почему она говорит, что не помнит, когда она вспомнила? Он тем же вечером рассказал это маме. Мама гладила бельё и внимательно его слушала.
- Что делать мама? – Спросил у неё Коля.
- Ничего не надо делать. – Тихо ответила та.
- Но почему? Она же сдавала деньги. И классная вспомнила.
- Потому что уже поздно. Раньше вспоминать надо было. Или, лучше, вообще не вспоминать. – Недовольно объяснила ему мама. – А теперь ты и Антонину Владимировну виноватой сделаешь, и маму этой Сальцевой виноватой, и саму Сальцеву глупо выставишь, мол, получила, да «не за что». Пусть лучше так останется. А если классная ваша упрётся, то всё равно поверят ей, а не тебе. И ты ещё виноватым останешься. Тебе мало проблем с учёбой? Ещё и эта будет. Молчи.
И Коля смолчал. Он искоса поглядывал на Леру, когда она пришла в разорванной и неумело зашитой одежде, с царапинами и синяками на лице. Она так же, как и всегда села на своё место и сидела, ни с кем не разговаривая, и, ни на кого не глядя. Что-то беспокойно шевелилось в душе у Коли, но Коля смолчал. Он смолчал… и прошли годы. И сейчас… Сейчас, когда он летел ногами вперёд на этот пистолет, готовый изрыгнуть смерть и пламя, в его памяти как полнометражная кинолента развернулась вся эта забытая картина. Развернулась с такой пронзительной ясностью, что казалось, застыло время. И он маленький Коля Молотов – говорит всем вокруг. Учительнице, матери, Лериной маме и всему классу – Это неправда! Лера не виновата! Она сдавала деньги. Я это видел. Я это помню! – Он бы встал и защитил ту беззащитную невинную девочку. Ту потрёпанную, как бездомный котёнок, девочку, которой не повезло родиться в то время и в том месте. – И он летел с потолка, как будто с самого неба, и бил сверху ногами по этой ненавистной руке, которая была на стороне неправды, на стороне зла. По той руке, которая хотела убить другую маленькую и беззащитную девочку, этого бездомного маленького котёнка со сломанным зубом, которой сидел на веточке и отчаянно мяукал, потому что его хотели убить. Чужие злые люди. Его научили неправильно. Это была ложь. Нельзя было молчать тогда, как и сейчас – нельзя было остаться в стороне, когда над маленькой и потрёпанной девочкой сгустились чёрные тучи смерти.
Подошвы берцев жёстко ударили по вытянутой руке. Оглушительно грохнул выстрел. Звук, отражённый от стен больно ударил по барабанным перепонкам… и время пошло с прежней скоростью. И даже быстрее. Остановленное во время прыжка, оно понеслось вперёд стремительно и неудержимо, навёрстывая упущенное.
Раз! И Колина левая рука перехватывает запястье с пистолетом, выворачивая её вверх. Два! И Колин локоть бьёт в это холёное лицо в золотой оправе. Пистолет уже у Коли. Тульский Токарева, мгновенно успевает отметить сознание. Мужик заполошно отшатнулся и удивлённо раскрыл рот в беззвучном крике, когда Коля Молот полностью развернув к нему корпус, сильно с размахом ударил в челюсть. Очки полетели куда-то влево, а сам Игорь Николаевич резко дёрнув головой, упал на диван и тихо сполз ниже, на пол.
Коля повернулся к директрисе. Та, тараща большие безумные глаза, стояла на коленях и, трясясь всем телом, смотрела на Колю. Углубление от пули дымилось возле её колен. Коля схватил её за волосы и рывком поднял.
- Где они?! – Прокричал он в её белое от ужаса лицо. – Говори, тварь! – Он сильно встряхнул её. Она заболталась в его руке нелепой куклой. – Говори! – Прорычал Коля. Наверное, и он был страшен в этот миг. Пальцы привычно надавили на предохранитель. Сунув пистолет за ремень, он освободившейся рукой влепил директрисе пощёчину. – Где они!? – Снова проорал он в её лицо.
- Там… там… за домом, за поворотом, лестница есть. Наверх. Они туда… - По её щекам вдруг градом покатились слёзы. - Там до лагеря близко. Я по… покажу-у. – Она рыдала. – Прости. Не у…уб… Не уб-би-ввай.
- Показывай! – Он рывком дёрнул её к двери. Они прошли ещё в одну боковую дверь, и вышли наружу через соседнюю комнату. Солнце било в глаза. – Куда идти? Где лестница!? – Коля не выпуская волос, волочил её за собой.
- Туда. Туда. – Она, захлёбываясь от плача, показывала Коле на тот уступ, за поворотом скалы. В ту сторону, куда они, не помня себя от страха, бежали вместе с Артёмом неделю назад. – За скалой, та-ам лестница.
Они пробежали эти несколько десятков метров. Вот здесь тогда упал Артём, машинально узнавала местность какая-то часть сознания. Вот здесь они воя от ужаса перебрались за этот уступ, и побежали не оглядываясь…
- Вот-вот! – Директриса тыкала пальцем вверх.
Коля поднял взгляд. У самого скола скалы, между редкими кустами, змеилась верёвочная лестница. И если бы Коле её не показали, то он вряд ли сам её нашёл. Верёвки были под цвет скалы. Лестница уходила строго вверх, скрывалась за уступом, и снова являла себя уже выше, где она, ныряя в кусты, на самом верху обхватывала ствол большого крепкого дуба. Коле потребовался один взгляд, чтобы понять, что ему потребуются обе руки и вся его сноровка, чтобы залезть наверх. Он отпустил волосы директрисы и оттопырил сзади ремень, удобнее располагая пистолет, просовывая ствол во внутренний висящий карман и прижимая ремнём.
- Не на-адо! Коленька, не убивай! – Директриса снова рухнула на колени. Она истолковала Колино движение к пистолету по-своему. – Не на-ада. Не на-а-ада. – Визгливо тянула она, размазывая слёзы и косметику по лицу.
- Не буду. – Коротко бросил ей Коля. – Услышал Бог твою молитву. – Он сказал это и на мгновение замер, сам поразившись произнесённым словам. Неужели это он только что сказал? Он растерянно взглянул на рыдающую растрёпанную и перемазанную тётку у своих ног, моргнул и, отвернувшись от нее, решительно ухватился за висящую лестницу.
*****
Лестницу болтало под его тяжестью, но складка скалы с правой стороны, как бы придерживала его. Он спешил, поднимаясь всё выше и выше. Вот с высоты ему уже был виден берег и тот самый катерок, стоящий и полуразрушенного пирса. Какой-то человек,незнакомый Коле водитель, стоял там, у руля, ожидая хозяина.Далее, поднявшись чуть выше, Коля мельком успел увидеть директрису, бежавшую вдоль линии домов, туда к разрушенному и размытому морем подъёму. Он, сжав зубы от усилий, перевалил через последний слом скалы и оказался наверху. Вскочив на ноги, он на секунду остановился, узнавая местность. Он здесь уже был. Да, вон оно - то дерево, за которым он остановился после той стремительной гонки по ночному лесу, когда преследовал «дворецкого». Вот значит, куда он делся. Этот Гена-Саша просто скользнул вниз по спрятанной лестнице, а Коля стоял поодаль, полуприсев за деревом и прислушивался, дожидаясь рассвета. И снова – никакой мистики. Просто умело спрятанная лестница. И всё.
Коля быстро побежал по направлению к лагерю. Надо надеяться, что Данька спрятал Веронику. Теперь всё было понятно, все кусочки пазла сложились, но пока от этого не было легче. Туда – в сторону лагеря ушли двое убийц. Двое военных, предавших всё на свете. Ему надо было успеть. Надо было успеть. Они хотят перехватить Веронику на пути к пляжу. Наверняка та будет идти с Суламитой и вместе с этой малявкой. Рука у них не дрогнет. Коля взвыл от этих мыслей и сильнее рванул вперёд.
Вот и ограда лагеря. Мимо, по ту сторону забора понеслись домики девочек. Вот угол забора, вон там, правее оставался Колин домик, тот самый, где он жил во время первого заезда. Так, через кусты можно срезать путь. Пыльные ветки били по лицу и цеплялись за тельняшку. Где же, где выход на эту тропинку? Коля кружил по кустам, сбившись с пути. Он остановился, тяжело дыша. Внезапно до его слуха долетели весёлые ребячьи голоса. Подростки, радостно галдя после обеда, шли на пляж. Коля рванул на этот звук.
Разламывая кусты, Коля вывалился на утоптанную дорожку. Он завертел головой озираясь. Тот самый изгиб тропинки, где он когда-то вышел и звал Алину собирать гербарии. Ага! Вот же проход, между кустов. Совсем рядом. А он не заметил. На тропинке стояла брянская Полина и ошарашенно смотрела на запыхавшегося Колю, облепленного паутиной и листьями. Какие-то ребята и девчонки из её отряда непонимающе хлопали глазами рядом с ней.
- Где они? – Коля крикнул Полине. – Вероника, Суламита – где они?
Та, тараща глаза и разевая рот, показала пальцем в сторону пляжа. Этого было достаточно. Коля рванул туда. Он бежал, петляя между беззаботно топающих ребят. Кто-то удивлённо вскрикивал, видя его. Вот промелькнул Алан с его отряда, Ядвига, Лялин…
- Эй, стой! – Коля быстро оглянулся на бегу. За ним с перекошенным лицом бежал физрук Рахимгалиев. – Стой, гад! – Орал он. – Держи его!
Коля бежал дальше и уже не оборачивался. Тот нёсся следом, и кажется, догонял. Конечно, спортсмен, в отличной форме, полный сил. Коля бежал и шипел от несвоевременности. Нет времени возиться ещё и с ним. А тот, бежал следом и всё кричал, кричал. Дети оглядывались, не понимая. Кто-то отшатывался в сторону, завидев несущегося во весь опор, Колю. Какая-то невысокая стройная девушка в светлых брючках, спокойно шагающая к пляжу, обернулась на эти крики. Сумка через плечо. Красивое, знакомое лицо.
Алина!
Та, вдруг закаменело ощерясь, развернулась, отшатываясь влево и скручивая корпус. – С дороги! – Крикнул Коля, подлетая к ней. Её руки скользнули вниз, к сумке. В какой-то момент, Коле даже показалось, что она сейчас убежит, но та, неуловимым движением смещаясь в сторону, уже вынимала из сумки что-то тёмное и продолговатое.
Коля изо всех сил летел дальше. Он понял, что сейчас будет. Пригнувшись и заныривая в поворот тропинки, он краем глаза успел увидеть напряжённое лицо Алины, которая целилась из чего-то длинного. Пистолет, нацеленный в него и чьё-то очень знакомое лицо за ним. Как в том сне.
«Ш-ш-пах! шшпах! шпах!» - череда коротких вспышек. – «Шпа-па-пах!». Пули со свистящим гулом, сбивая ветки, прошли рядом с Колей. Зелёные кусты по краям скрыли его из видимости. А он уже бежал дальше. Снова поворот. Сейчас будет спуск к пляжу. Он оглянулся. Алина вылетала из-за поворота тропы вслед за ним. Некрасиво и злобно кривя рот, она снова целилась в него. Тут тропинка была прямая, а дальше вообще шла открытая ладонь пляжа. Сейчас она выстрелит.
Коля, на бегу оттолкнулся ногами, и, закручиваясь, сделал кувырок-переворот в воздухе. Как тогда на пробежке. - «по прямой и по кривой!» – «Шпа-пах!». – Словно молотком ударило в плечо. – «ой!» - снова вышло по кривой. Он, выламываясь в полете, неловко приземлился на песок. Правая рука подогнулась, когда Коля попытался опереться на неё. Волна онемения и сразу тяжёлой тупой боли прошлась по телу. Он, вставая, вскинул глаза к спуску. Алина уже подбегала туда, смотря на него в прорезь прицела и щёлкала-щёлкала курком. Отъехавший назад затвор говорил, что пистолет пуст. Но она, словно бы не веря, продолжала нажимать. Глухая чёрная дыра глушителя смотрела Коле в лицо. Внезапно, осознав, и отведя от Коли яростные глаза, Алина бросила взгляд на скалу. Коля рывком повернулся туда же.
На чёрной высокой стене были отчётливо видны несколько светлых пятен. Всё было понятно и предельно ясно с одного взгляда. Коля застонал как от боли. Где-то высоко, дальше середины скалы развивалась на ветру длинная юбка Суламиты, которая неумело карабкалась, хватаясь за уступы. Сразу перед ней, чуть выше, цепляясь за камни, уже вылезала на первую площадку Вероника. Но снизу, уже преодолев первые метры, за ними поднималась другая фигура. В тельняшке, в кепке-бейсболке, за ними по скале уверенно лез… как будто сам Коля. И нож, такой знакомый чёрный нож, висел в открытых ножнах на поясе. Точно такой же остался у Коли в сумке. Фигура лезла уверено и быстро, и пока Коля смотрел, таяли драгоценные секунды. Он бросился следом.
- «Где же Данька!» – отчаянно думал он, пробегая эти долгие метры по пляжу, увязая по щиколотку в песке, торопясь, и не успевая. – «Данька!!!» – билась мысль. – «Ты где!?»
Он срезал метры, пробегая по мелководью, вскочил мокрыми ногами на камень и бросился к скале.
- Стой!!! – проорал он фигуре. – Я здесь! Ко мне!
Человек в тельняшке резко оглянулся на Колю и как ни в чем, ни бывало, быстро и уверенно продолжил свой подъём.
- Стой! – Задыхаясь, кричал Коля, цепляясь за камни. Вот невидимая днём выемка, в которую надо поставить ногу. - Раз! – Вот два еле заметных уступчика. – Два-три! – Теперь грязно-бурый желвак, на котором можно встать вдвоём. Коля вскочил на него ногами, коротко простонав, опершись на раненую руку. А убийца тем временем уже был готов выбраться на первую площадку. И Коля не успевал. Он никак не успевал его догнать. Тому незнакомому человеку нужно было сделать всего одно движение ножом. Сколько это? Секунда. А Коле нужно было секунд десять-одиннадцать, чтобы догнать его. Он бесконечно опаздывал, опаздывал на такой страшно долгий срок.
- Господи! – Карабкаясь, вслух взмолился Коля. – Господи! Останови его! – Никто и ничто не могло сейчас помочь. И Коля, как будто с поразительной ясностью увидел незримую, но такую фундаментальную суть бытия. Как возможно, за мгновение до выстрела, это же понимание распахнулось и перед жалкой запутавшейся во зле директрисой. Некие нерушимые основы всего сущего будто бы проступили и стали так очевидны в этот самый момент. И Тот, Создавший их внимал и вникал в эту застывшую картину бытия, где несчастный и маленький человечек Коля, карабкаясь по огромной чёрной скале, отчаянно взывал к Нему. И Он сейчас был близок и Он слышал.
Пластина чёрного камня вдруг треснула и с лёгким шорохом покатилась вниз, под стопой человека в тельняшке. Он, сорвавшись одной ногой, на секунду-другую забалансировал, опираясь локтём и правой ногой. Ненадолго замерев, он словно бы прилип к скале. Но вот, он перегруппировался, упёр носок военного ботинка в камень, с усилием вывалил туловище на площадку и бросился вперёд. А Коля всё равно опаздывал. Опаздывал на каких-то пять-шесть секунд. Он, рыча от напряжения, ухватился за край площадки. Он видел, как убийца, выхватив свой чёрный нож, стремительным шагом шёл туда, к неровному ломаному проёму в скале. Сейчас он зайдёт туда, в этот пролом-проход. Туда, наверх, где скрылись эти беззащитные девочки. Коля с убедительной ясностью, подтягиваясь на краю излома площадки, понимал, что он не успевает. Не успевает.
Внезапно сверху, в проёме скалы показался Данил. С каким-то светлым спокойно-торжественным лицом, он встал, уперев руки и ноги в пролом скалы. Он смотрел прямо на человека с чёрным ножом. - «Да запретит тебе Господь!» - слетело с его уст. В следующее мгновение убийца всадил нож, в открытую Данькину грудь. Даньку качнуло от удара, но он остался стоять. Ещё один страшный удар! Ещё! Ещё! Данькастоял, уперев руки в стороны, качаясь под ударами и не двигаясь с места. Как живой кусок скалы, как пророк из той проповеди, стоящий в проломе, он принимал удар за ударом и не сходил с места. Только широко распахнутые глаза смотрели уже куда-то вдаль, за убийцу, за Колю, за гряды сопок. Выше всего этого. В небо. Он стоял под ударами ножа, отдавая Коле эти немыслимо драгоценные секунды. Потому что Коле они сейчас были нужнее. Нужнее.
*****
Ко мне! – Хрипло крикнул Коля, вскакивая на ноги.
Убийца моментально развернулся. Они встретились глазами. Спокойный прищуренный взгляд, ничуть не сбившееся дыхание. Человек в тельняшке быстро и собранно изготовился к новой атаке. Коля никогда не видел это лицо. Колиного роста, плотный и ладный, лет на десять старше. Было видно, что это очень крепкий и физически сильный человек. По опытному взгляду, который мгновенно прокачал и оценил Колю, было видно, что это за зверь. Матёрый зверь, с которым Коле не равняться. Тот же самый взгляд он уже видел однажды, во время боя в кустах, тем ясным днём, когда глупый курсант Коля Молот, бросился на своего учителя по рукопашному бою. Спецназ. Засекреченные люди. Боец вне морали. Ронин.
И Коля не бросился очертя голову, как тогда. Он закружил вокруг противника выгадывая момент для удара и пытаясь оттеснить того к краю скалы. Лёгкая презрительная ухмылка промелькнула на его губах, и вдруг он метнулся вперёд и нанёс удар. Это было проделано настолько молниеносно, что Коля едва успел отклониться, и в следующее мгновение он почувствовал, как его бок распарывает лезвие ножа. Эта была обманка и рассчитанная на то, что Коля уклонится, и удар ножом нашёл свою цель. Лицо врага в это мгновение оказалось так близко. Они посмотрели друг другу в глаза. Он вырывал руку с ножом готовясь для следующего замаха. Коля, скручиваясь корпусом, бросаясь всем телом, ударил локтём в это, оказавшееся близко, лицо. Но локоть встретил пустоту, и Коля Молот, несостоявшийся десантник, по инерции падая вслед за своим ударом, понял, что сейчас он умрёт. Ему не хватит мгновения, чтобы уклониться и встать. А сейчас он падал. Так долго падал и ясно понимал, что сейчас произойдёт. Сейчас жёсткий чёрный ботинок разобьёт ему голову. Он не успеет встать. Коля вытянул руки, приземляясь на них, а нога врага уже летела Коле в висок. Время остекленело, Коля успел почувствовать резкую боль в раненой руке, которая вдруг подломилась и Коля, переворачиваясь и кривясь от боли, увидел, как подошва чёрного военного берца прошила воздух над его лицом. Враг не ожидал, что подломится Колина рука и промахнулся. Коля же, переворачиваясь на спину, обеими ногами ударил его в колено на опорной ноге. Что-то как будто хрустнуло и тот, не успевая вернуть обратно ногу, неловко приземлился рядом с Колей, на каменную площадку, высекая лезвием ножа искру из скалы. Коля рывком откатился в сторону.
Через миг они оба вскочили на ноги и опять закружились вокруг, глядя друг другу в глаза. Коля вдруг увидел, как кривится лицо убийцы и заметил, что он чуть припадает на ушибленное колено. Теперь настала очередь Коли ухмыльнуться. Привыкай, мол, сволочь. Это тебе не девочек резать. Тот тоже, спокойно улыбнулся в ответ, и вдруг сделал обманное движение, словно бы кидается вперёд. Коля отшатнулся, меняя стойку, и в следующий миг пошла атака. Враг подлетел к Коле, замахиваясь для удара, и неожиданно для него резко ушёл в ноги, нанося удар ножом прямо в пах. Коля не успел понять, как он сам, прокрутившись на правой ноге, оказался сбоку него, и локтём влепил тому прямо в пролетающий затылок. Как будто перед глазами мелькнул тот июньский день, марш-бросок и словно бы Коля вернул тот удар обратно. Всем, кто вне морали.
Зверь в человеческом обличье не отключился, упав на камни, он моментально развернулся, делая обратный мах ножом. Лезвие полоснуло по бедру. Коротко прорычав, Коля с размаху пнул ногой поднимающегося врага. Тот, однако, пропуская ногу впритирку к корпусу, рывком метнулся прямо к Коле и лезвие чёрного ножа, как тогда сапёрная лопатка полетело ему в лицо. Это уже было. Как будто всё повторялось. Точно так же, но немного иначе. Коля успел отклонить голову, и левой, здоровой рукой нанёс удар в лицо. Зверь был матёрый и опытный, он и сейчас немного отвёл голову, и кулак пролетел вскользь, разбивая нос и губы. Он, отшатываясь назад, дёрнул Колю за тельняшку. Раздался треск рвущейся материи. Коля рванулся назад. Они, опять отскочив друг от друга, стояли на этой маленькой чёрной площадке. У убийцы текла кровь из носа. Он шмыгнул, не вытирая её и продолжал, не отрываясь, смотреть на Колю. Он уже не улыбался, и его явно злило то, что ему приходится возиться так долго. Вот он снова, пригибаясь, и, словно бы пританцовывая, пошёл на Колю, выгадывая момент для удара. Коля отступал, но знал, что долго отступать не получится, слишком мала была площадка. И Коля нанёс удар первым. Выбрасывая вперёд ногу в обманном движении, он сделал ещё одно обманное движение рукой и резко нанёс удар ногой, метя в корпус. Тот, немного неловко взмахнув руками, уклонился он ноги и почти вплотную подлетел к Коле. Он был слишком близко, чтобы его можно было ударить рукой. Коля дернулся, изворачиваясь, и почувствовал, как вокруг его шеи смыкается рука, а нож бьёт ему сзади в поясницу. Удар был тупой, будто бы не ножом. Коля вслепую ударил головой назад. Затылок впечатался во что-то хрустнувшее и хватка вдруг ослабла. Его противник стоял, шатаясь и моргая и Коля, стремительно развернувшись, изо всех сил ударил ногой вперёд. Нога словно бы врезалась в стену. Но эта стена треснула. Треснула словно бы под ударом молота. Враг отлетел назад, к самому краю и отчаянно забалансировал на кромке скальной площадки. Коля смотрел на него долгую секунду, а потом, опомнившись, ринулся вперёд. Его надо было сбить, сбросить со скалы, пока есть возможность. Сразу под площадкой были камни. Там когда-то Коля ловил Веронику. А его он сейчас туда скинет. Но тот, понимая, что уже заваливается назад и падает, вдруг резко оттолкнулся ногами от края скалы, и прыгнул, улетая спиной вперёд, дальше, за опасные камни, в синеющее пространство моря.
Коля затормозил у края. Он, как будто бы в замедленной съёмке, видел, как летящая фигура, словно классический гимнаст, сведя ноги и раскинув руки в стороны, перевернулась в полёте и аккуратно солдатиком, почти без брызг вошла в изумрудную морскую воду, так и не выпустив ножа.
Он видел, как противник вынырнул и поплыл куда-то вбок, в море, к выходу из бухты, огибая скалу. Их глаза опять на мгновение встретились. Коля рывком обернулся к Даньке. Тот продолжал стоять в проёме скалы и смотрел на Колю угасающим взглядом.
- Даня! -Коля бросился к нему.
Тот, всхлипнув, стал тихо оседать, сползая на Колины руки.
- Данька, живой! – Коля смотрел на его истерзанную грудь, на рубаху, всю тёмную от крови и понимал, что он не должен, просто не может остаться живой. А тот сползал всё ниже и ниже, придерживаемый Колиными руками. Коля вдруг почувствовал под этой тяжестью, как сильно у него болит всё тело. Болело плечо, болел разорванный ножом бок, казалось, болело все, что могло болеть. И ему вдруг стало так тяжело удерживать Даньку.
Данил вдруг посмотрел на него.
- Коля. – Тихо позвал он.
- Да, Данька! – Обрадованно отозвался тот. – Ты дыши-дыши. Ничего. Сейчас скорую вызовем… Всё хорошо будет… - Коля испуганно нёс какую-то околесицу. Но Данил перебил его.
- Коля… - Он чуть приподнял палец, тихо, мол.
Коля замолчал, глядя на него.
- Коля. – Снова прошелестел Данька. – Он может… может изменить.
- Что изменить?
- Прошлое… Он может.
Голова Даньки мягко откинулась назад, и остановившиеся глаза теперь смотрели только вверх. Туда в голубую высь. В небо, куда мгновение назад взлетела его душа.
Трясущейся грязной и окровавленной рукой Коля закрыл ему глаза.
*****
Он тяжело вставал на ноги, онемев душой. Данька лежал у его ног, и Коля сам боялся упасть. Он ощупывал себя, помня, что сильный удар пришёлся в поясницу. Что это жёсткое там за поясом? Коля потянул и удивлённо достал оттуда пистолет. Он несколько секунд, ничего не понимая, смотрел на него. Пистолет? Откуда? И вдруг он вспомнил. Это же он сам забрал у того мужика в золотистой оправе. ТТ – Тульский Токарева. Почему он не вспомнил о нём раньше? Данька бы остался жив. Коля застонал от невыносимого осознания. Он стоял над ещё тёплым Данькиным телом и, покачиваясь, не знал, что ему теперь делать с этим пистолетом. Застрелиться, разве… «Девочки!» вдруг вспомнил он.
Пошатываясь и стараясь не упасть, Коля выходил по каменному проходу на верхнюю площадку. Её он увидел сразу. Суламита стояла на коленях, прижимая к себе перепуганных Веронику и откуда-то взявшуюся Вичку. Те тоже сидели, склонив колени, и пряча лица на груди у своей вожатой. Тёплый летний ветер трепал её распустившиеся волосы, а она всё смотрела, смотрела на Колю большими сухими глазами, обнимая девочек.
Слабое тарахтение мотора заставило Коля обернуться. Он сделал шаг к краю и посмотрел вниз. Там, на небольшую дюралевую лодку с мотором, выползал из воды тот самый убийца Славик. Гена-Саша подруливал мотором, разворачивая лодку боком к пловцу. Вот тот подтянулся и перевалил через борт, а морская вода потоком бежала с него. Гена-Саша повернул руль, разворачивая лодку носом в открытое море. Славик, выпрямляясь, что-то сказал Гене и тот посмотрел вверх, на скалу. В этот момент они увидели друг друга. Они оба, и Гена и Славик замерев, смотрели на Колю, а Коля смотрел на них. Лодка же, набирая скорость, уходила по прямой, унося с собой этих двоих,.. которые вне морали.
- Значит, и вне закона. – Прошептал Коля, поднимая пистолет. Рукоять удобно лежала в руке. Палец сдвинул рычажок предохранителя. Они были как на ладони, и по их мгновенно застывшим лицам Коля понял, что они прочитали свой приговор. Их фигуры так естественно и привычно легли в прорезь прицела, словно в тире, и Коля знал, что он не промахнётся. Сейчас они получат своё! За Даньку, за Веронику, за Суламиту, за Вичку, … и за Леру Сальцеву. Он потянул курок.
Словно бы тонкий невидимый стеклянный купол безвременья накрыл Колю. Время опять застыло. И Чья-то властная рука вдруг легла сверху на Колин пистолет, смещая его ниже. «Не убивай» - отчётливо прозвучало в его сознании. Голос был могучий и спокойный. Прозвучав в разуме, эти слова как круги по воде разошлись по всему Колиному существу. Это был Он. Тот Самый, Кто когда-то запретил пуле разбить голову Володе-Оператору. Тот Самый, Кто ответил, когда директриса возопила к Нему на пороге смерти. И сейчас Он же приказывал Коле не убивать. И Коля подчинился этому Голосу, смещая прицел на миллиметр ниже, смиряясь и признавая высшую власть Того, Кто имеет право Сам вершить Свой суд.
Купол исчез, и время опять полетело вскачь. Он потянул курок.
Пистолет послушно и так привычно запрыгал в руке, посылая пули вперёд. Коля почти не слышал грохота выстрелов. Он, словно бы слившись с этой железной воронёной машиной, стрелял и видел, как пули достигают цели. Раз! Два! Три! Они, одна за другой пробивали жестяной кожух мотора, который, пронзительно взвыв, словно бы певец, который пытался взять слишком высокую для себя ноту, вдруг сорвался и заскрежетал хриплыми оборотами. Четыре! Пять! Шесть! Куски чёрного пластика и ещё каких-то осколков полетели от мотора.Двигатель харкнул в последний раз и затих.Чёрный дым узкой пеленой потёк над поверхностью моря. Затвор ТТ отъехал назад и остановился.
Двое в лодке, замерев, не сразу поняли, что произошло. Растерянно глядя на Колю, они вдруг увидели, что лодка, закручиваясь вбок, остановилась и они остались болтаться посередине выхода из бухты, овеваемые струями чёрного дыма. Саша-Гена достал короткое весло, что-то сказал Славику, и они неловко начали грести куда-то вправо, вбок, дальше, за дальний выступ скал. Быстрее, к берегу. В сторону от бухты и от пляжа.
Коля щелчком поставил затвор на место и убрал пистолет обратно за пояс. Он повернулся. Суламита всё так же сидела на камнях, обнимая девочек. Те уже не прятали свои лица, маленькая Вичка показывала на Колю пальцем и что-то говорила. Вероника улыбалась сколом зуба, а Суламиту не надо было просить оглянуться. Она по-прежнему смотрела на Колю своими большими и такими красивыми сухими глазами.
Коля зажмурился, поморгал и подошёл к другому краю площадки. Там на пляже весь лагерь стоял и в безмолвии смотрел на них. По ломаным уступам скалы, цепляясь за камни, к ним уже лезли Артём и Марк, а чуть ниже Коли, на маленькой неровной площадке сидел и бездумно раскачивался Петька, прижимая к своей груди Данькину голову.
Глава 12. Золото Волчанского
В кабинете было душно и накурено, а открытое окно не справлялось ни с духотой, ни с табачным дымом. Коля сидел и уже второй час отвечал на вопросы следователя. Тот постоянно хмурясь и чертыхаясь, набивал пальцами Колины ответы в компьютере. По всей видимости, получалось у него не очень хорошо. Он то и дело матюкался, и тыкая пальцем в клавиатуру, поправлял уже ранее написанное. Следователь был молодой, до тридцати. Мальчишеская молодость, еще не полностью сошла с его лица, но он кривился, хмурился и как будто специально пытался согнать её с себя. Ему тоже было жарко, и светлая рубашка пошла тёмными потными полосками под оперативной кобурой. Он то и дело совал в рот очередную сигарету, повторял вопросы, слушал Колины ответы, хмуро ухмылялся, кривил лицо и чесал подмышку под кобурой с ПМом.
- Значит, оружие вы забрали у неустановленного лица? – Опять уточнил следователь.
- Почему у неустановленного? Игорь Николаевич его все называли. Он у них главный был. – Вытирая пот со лба, ответил Коля.
- Хорошо. Тогда напишем следующим образом: «оружие я забрал у неустановленного лица, которого, как я слышал, называли Игорем Николаевичем». Так?
Коля пожал плечами. Наверное, можно было сказать и так. Его мутило от запаха дыма. Тупой болью ныли швы на плече и боку. Дышать полной грудью было неудобно, да и в накуренном кабинете дышать не очень получалось. Коля уже было хотел попросить разрешения сесть поближе к окну, когда отворилась дверь и ещё один мужчина средних лет в штатском, торопливо прошёл к тому, кто допрашивал Колю, положил перед ним лист бумаги, и что-то радостно и торопливо зашептал тому на ухо. По мере того, как он говорил, лицо следователя озарялось радостной улыбкой. Он посмотрел на документ.
- Ну, всё, короче! – Облегчённо воскликнул он.
- Ага. Сворачивайся. – Уже в голос подтвердил вошедший. – Начальство ещё вчера вечером знало, но что-то мылило там. Интриги у них, млин.
- О-от, спасибо. Порадовал!
- Ага, давай! – Вошедший махнул рукой и исчез за дверью.
Молодой следак откинулся на спинку стула. – Ху-уух, бляха-муха! – Он весело смотрел на Колю. – Закончились наши с тобой танцы, друг. Всё. – Было видно, что он просто в восторге от полученной новости.
- Что случилось? – Настороженно поинтересовался Коля.
- Ха. Забирают у нас твоё дело – вот, что случилось.
- Куда? – Вяло удивился Коля.
- На три буквы. – И следователь, наклонившись через стол, шёпотом произнёс аббревиатуру конторы из трёх букв известную каждому россиянину. – Так что, теперь тобой другие люди заниматься будут.
- Почему мной?
- Ну, не только тобой, а вообще, всеми вами. Там, блин, такие фамилии вылазят, что в Находке, что в Москве… - Следователь выдал матерную конструкцию. – …что спрятаться хочется под плинтус только от этого. Повесили на меня это дело, как на крайнего. Ты знаешь, кто такая Володина? Она ж, блин, доверенное лицо губе… - Он осёкся, и чуть погодя усмехнулся. – Я, что, блин, Загорского допрашивать должен? Может мне президента ещё опросить? Х-хахх! – Он снова радостно закурил и, откинувшись на спинку стула, выпустил дым в потолок.
- А можно спросить? – Аккуратно поинтересовался Коля.
- Ну, валяй! – Добродушно позволил следователь.
- А кто такой Загорский?
- Ты чё? Это ж глава РосНедрРесурса. С ним президент наш, ну, который реальный, а не мишка плюшевый, советуется. Ты вообще, новости смотришь?
- Не особо. А этот Игорь Николаевич? Он кто?
- А? Рашульский? Он правая рука Загорского. Серый кардинал в его империи. Это ему ты в морду дал?
- Да.
- Ну, ты, блин, даёшь. Такого человека – и в морду!
- Человек ли он? Такое творит…
- Ну, это не нам с тобой разбираться. Он укатил себе в Москву, и хрен его теперь достанешь.
- А директор лагеря? Что с ней?
- Задержана. В рамках уголовного дела по гибели Половцева Данила Сергеевича. Хотели пока под подписку выпустить. Отказывается. Боится. Соловьём заливается. Такое рассказывает… Твои слова, в общем, подтверждаются. Если бы не она, то был бы ты, Молотов Николай Егорович, у нас главным подозреваемым. Вот так вот.
- А Алина?
- О! С той сложнее. Она, во-первых, не Алина никакая, а Вакальчук Изольда Юрьевна. Военнослужащая. Капитан уже – о, как! Её в Артёме по ориентировке тормознули. Весь лагерь видел, как она по тебе лупила. ПСМ с глушителем. Так вот, её машина ППС стопорнула, документы проверить, а она сразу за пистолет. Двоих ребят в упор ранила. Одного тяжело. Прямо в городе, прикинь. Третий патрульный с другой стороны машины стоял. Она бежать, а он ей вслед очередь дал. Сейчас она в реанимации. Там начальство её военное на наше буром прёт. Каша заварилась – мама, не горюй!
- А девочка? Вероника.
- А вот тут, дружок уж, извини, говорить не буду. Жива-здорова, ну и всё. Да и вообще, хорош уж. И так я тебе тайну следствия приоткрыл. – Он довольно усмехнулся. – Хорошо, что не нашегоуже, следствия.
- Ну а мне теперь, чего? Здесь в Находке всю жизнь сидеть?
- Зачем в Находке? – Тот удивлённо поднял брови.
- Вы ж с меня подписку о невыезде взяли…
- Ах, да, точно! Забудь. – С этими словами следователь полез в папку и пошуршав бумагами, достал листок, часом ранее подписанный Колей. Он бегло пробежал его глазами, затем разорвав, отправил в корзину для бумаг. – Не было никакой подписки. Не зачем пока. А эти ребята из трёх букв, тебя и так, где хочешь, найдут. – Он хихикнул, загасил окурок в пепельнице, и, сделав строгое лицо, сказал. – Свободен!
Коля вышел на улицу, щурясь от солнечного света. Надо было позвонить Артёму, сказать, что он уже освободился. Он включил телефон. Пыльная улица Луначарского вся была заставлена машинами. Коля помнил, что, если пройти немного влево от УМВД, то где-то там будет этот бульвар с якорями. Или наоборот, надо идти во дворы? Он стоял и думал, куда пройти, когда в его руке зазвонил телефон. Это была мама.
- Колюшка, ты как, сынок? – В голосе матери слышалась тревога.
- Привет, мам! Да, нормально! Чего мне сделается-то? – Коля добавил бодрых ноток. Ничем расстраивать маму он не хотел.
- А Артём мне сказал, что ты в больнице, после операции отходишь. Я вся сама не своя тут. Какая ещё операция, думаю. Что там случилось? – Коля досадливо скривился.
- Да, какая ещё операция, мама? Я рукой на сук напоролся, и бок себе чуть-чуть разорвал. В лагере. Там же лес вокруг. Думал так пройдёт, а оно загноилось. Ну вот. Мне в больнице раны почистили и чуть зашили. Вот и всё. Артём только напугал тебя. А телефон у меня в сумке выключенный был. В лагере-то связь не ловит. Так что…
- Ой, а я уж тут напугалась. Этот Артём твой, по голосу слышно было, что-то недоговаривает, как будто. Не волнуйтесь, говорит, всё уже хорошо. Я его спрашиваю, а что, мол, плохо было? А он мне, нет, всё и было хорошо. Просто лучше и не бывает. Ты точно в порядке?
- Да я как новенький, мам. Чё тут может быть-то?
- Да, ну ладно. – Мамин голос успокоено расслабился. – Ты когда домой-то думаешь?
- Да как билет и был на обратное число, так и поеду.
- 28-го, выходит?
- Ага, где-то так. Но возможно билет поменяю и задержусь на пару-тройку дней. Я в любом случае позвоню. – Сказал Коля. Не сегодня-завтра его могли дёрнуть опять и вновь взять подписку, если вообще не задержать, поэтому стоило подготовить маму.
- А с трудоустройством ты чего думаешь?
- Ну, вот я как раз по этому поводу и могу задержаться. Вдруг тут и присмотрю чего. – В голове поневоле всплыла картина, как он в тюремной робе валит лес. Хорошо, что он не застрелил тех двоих, сейчас он был чист, и на его руках не было крови, пусть даже и неправедной.
- Что в моря пойти надумал?
- Нет, мам, такой мысли пока не было. – Честно ответил Коля.
- Ну, ладно, Колюшка, осторожнее там.
- Пока, мама. – Коля повесил трубку. Хорошо, что Артём не наговорил маме лишнего. Её бы точно удар хватил.
Он посмотрел на часы – 11:59. Надо позвонить Артёму. Внезапно, незнакомой мелодией затренькал телефон. Коля посмотрел на маленький чёрно-белый экранчик –там мигало: «12.00. Будильник». Когда это он ставил его на полдень? С чего бы? Внезапно его словно пробило искрой, и до него дошло – это тот самый будильник, который он поставил, чтобы идти на встречу с Алиной, то бишь, Изольдой. Он по ошибке поставил его на двенадцать часов дня, а надо было ставить на ноль-ноль. Значит, телефон все эти дни лежал в сумке в его домике и исправно звонил в полдень, пока он водил детей на пляж, пока болел за них на соревнованиях… А потом он его вообще отключил, перед тем как пойти к тем заброшенным постройкам старой рыбацкой артели. Его сумка оставалась у Артёма. А после скалы он вообщележал в госпитале. Он ошибся, и эта ошибка спасла ему жизнь. Дрожь пробежала по его телу, когда он представил, как Алина с милой улыбкой стреляет ему в лоб, а Гена-Саша топит его тело чуть поодаль в море. «Надеюсь там никто не помешает», сказала она тогда. Волна холода ещё раз прошлась по позвоночнику. Он набрал номер Артёма.
*****
Коля пролежал в больнице чуть больше недели. В той самой, куда он когда-то привёз Михаила Константиновича. Только в другом корпусе, в хирургии. Когда его выписывали, он узнал, что тот уже пришёл в себя, но ещё очень слаб.
Из плеча у него вытащили пулю калибра 5.45. Да, ПСМ-овская. Бок был разрезан до рёбер, но не более. Зато сам порез был длинный. На пояснице раны не было - нож ударил в рукоять пистолета. Операцию сделали под общим наркозом, в первый же день, вечером.
На следующий день, к обеду, Коля уже потихоньку пробовал ходить. Ходилось плохо. Мутило после наркоза, но к вечеру он уже чувствовал себя лучше. К утру третьего дня к Коле пришёл молодой оперативник с ноутбуком. Уточнив Колину личность, и коротко опросив по существу произошедшего на скале, он отбыл восвояси, а Коля опять уснул. Когда он в следующий раз открыл глаза, то перед ним радостно щеря жёлтые зубы и воняя табаком, сидел Волчанский.
- Дароф, Колян! – Тот просто лучился от радости.
- О, Лёха! Ты откуда здесь? – Спросил Коля, садясь на больничной койке.
- А мне Артём сказал, где тебя искать.
- И чё, пустили?
- Да, я не спрашивал. – Хмыкнул Лёха. – Зашёл и всё. Медсестра вышла, а я зашёл.
- Понятно. – Коля прикрыл глаза.
- Ну, ты чё, Колян, помирать не думаешь? – Лёха заёрзал на стуле.
- Нет пока. – Коля открыл глаза.
- Я ж чё пришёл-то. Я ж тебе рассказать чего хочу. – Волчанского просто распирало от радости. – Ты помнишь, где мы расстались-то? Я ж с тобою на крыше был…
- А, да. И чего ты за мной увязался-то? – Коля смотрел на него недовольно.
- А чё? Вижу, кипеж интересный заворачивается, ну я и дунул за тобой. А чего ты один пошёл?
- Ну, ты даёшь, Лёха. – Он помолчал, но всё же, спросил. – И чё там дальше было-то?
Волчанский захихикал, потирая руки.
- Ой, Колян! Дальше веселуха пошла! Ты как в дыру эту сиганул, так там сразу и бабахнуло. Слышу, возня какая-то, потом ты орёшь такой, мол, где они! А от выстрела осы эти конские, как давай вылетать из гнезда, и все на меня. В плечо, вон, жахнули, два дня болело. Ну, я руки в ноги, и за тобой. Слезаю вниз, смотрю, тебя нет. Дядька какой-то холёный лежит с открытым ртом на полу и не шевелится. Ну, думаю, пристрелил его наш Коля. Ну, я стою, башкой кручу, соображаю, значит. А на диванчике этом, гляжу, барсеточка лежит. Чё, думаю, добру пропадать, этот-то всё равно дохлый. Ну, я взял, значит, её. Открыл, а там… Бля, Колян, я аж не поверил. Там бабла дофигища. А этот дохлый вдруг как застонал. И шевелиться начал. Я в дверь дунул, на улицу. Туда-сюда посмотрел, оббежал этот дом кирпичный, и с другого конца в окно залез. Сижу, смотрю, директриса наша бежит мимо, завывает. Колготки разодраны, вся в пыли, в слезах. Пробежала мимо домов и в то место, где мы с тобой спускались, понеслась. Вскарабкалась туда кое-как и в лес дунула. А чуть после, смотрю, дядька тот выходит. Рожу свою трёт и быстренько так вниз, к морю потопал. А потом, я слышу тарахтение, вижу – катерок едет и дядька этот на нём. Уплыли куда-то. Ну, вот… Я ещё посидел немного, думаю, всё уж, вроде никого нет, ну и за директрисой, туда же побежал. Её я уже не видел. Барсеточку я выпотрошил, бабло в карман засунул, постоял, подумал, да в лагерь пошёл себе не спеша. Ну, думаю, всё интересное уже закончилось. Прихожу, а там шухер полнейший. Менты понаехали, скорая уезжает. Тебя, ага, как раз увозили. Оцепили там всё. Все офигевшие, шумят. Кто чего несёт. Одни орут, что ты там всех убил, другие, что тебя все убили. Потом про тёлку эту, докториху, орут, что она стреляла в детей. Потом ещё больше ментов понаехало. Те стоят, на скалу смотрят, про вертолёт что-то говорят. Потом смотрю – картина. Петька этот – здоровый, который – прямо со скалы Даньку-вожатого на плече сносит. А тот – мёртвый, в крови весь. Там даже менты смотрели и все за головы держались. А Петька рожу кирпичом сделал, и с телом по скале той спускается. Как он не упал, хрен его знает. На песок его положил перед ментами, и стоит, плачет. Нас всех в лагерь обратно загнали. Артёма, Марка, девок-вожатых всех давай опрашивать. Китайка эта, Элеонора, вся опупевшая носится. Вечером автобусы приехали и всех забирать начали. Блин, капец, короче… А ещё говорят, что вас там двое одинаковых было и на скале у вас махач офигенский был. Что тебя со скалы сбросили. Другие орут, что это ты кого-то сбросил. Вот. – Волчанский перевёл дух, глядя на Колю.
- Понятно. – Тихо вздохнул Коля. – А детдомовцев куда теперь? Ну, вас, то есть.
- Нас пока в гостиницу поселили. В другую… «Сю-сю» какая-то. Китайская типа, рядом с центром. Дядя Женя там чего-то с билетами носится, городская администрация, туда-сюда… А! – Он махнул рукой. – По ходу улетим, как и планировалось. Неделя всего осталась.
- А Вероника как там? – Тихонько спросил Коля.
- Да также. – Пожал плечами Волчанский. – С девкой этой вожатой и с мелкой живут пока у кого-то из баптистов. Дядя Женя добро дал. Она не с нами. Там, в гостинице нам комнаты со скрипом выбили, так что, меньше народу, всем и легче. Зинка моя тоже, кстати, с Полинкой своей, у баптистов живёт. У пресвитера ихнего какого-то. Перемохала бедная, из-за всего этого. Даже курить бросила – ваще, дела, блин! За курами-утками там ухаживает… говорит, что теперь свой дом и хозяйство хочет… - Волчанский призадумался, опустив глаза. – Ну, если так… будет ей свой дом и хозяйство… - Пробормотал он, затем поднял на Колю глаза, как будто что-то решая.
- Колян. – Понизив голос, позвал он. Сказал и замолчал, пристально глядя на Колю.
- Ну? – Коля в ответ посмотрел на него.
- Разговор к тебе конкретный есть. – Лёха смотрел очень серьёзно, без ухмылок.
- Ну, говори.
Волчанский поёрзал, и, наклонившись к Коле произнёс.
- Слышь, Колян. Я ж не фуфлыжник пустой, какой-нибудь. Я ж тебе сказал, что отблагодарю, что смогу. Я тебе парафин на уши не лил. Я тебя, правда, отблагодарить хочу.
- Да, ладно тебе, Лёха… - начал было Коля.
- Тормози, Колян. – Оборвал его Волчанский. – От меня не особо убудет, а я тебе добряка отвалить хочу. Тебе щас всё равно устраиваться, туда-сюда.
- А тебе?
- Да за меня ты не ссы. Я в шоколаде, если чё.
- В чём ты? – Засмеялся Коля.
- Ты послушай, я тебе не фуфло толкаю. – Он сделал паузу, затем выдохнул. – У меня золота много.
Улыбка сошла у Коли с лица. Лёха Волчанский смотрел серьёзно, и не было похоже, что он шутит.
- Откуда? Клад, что ли, откопал?
Тот долго смотрел на него, не отрываясь. Потом, оглянувшись на дверь в палату, тихонько сказал.
- Ну, откопал-не откопал, а клад есть. Вот смотри. – Он извлёк из кармана тёмную монету. – Помнишь, я её мусолил в самом начале лагеря?..
Коля насмешливо хмыкнул.
- И это твой клад? Одна монета?
- Да ты, Коля, меня за оленя не держи. Я тебе реально говорю сейчас. Ты посмотри на неё.
Коля взял тёмную монетку. Небольшая. Слегка неровные края. Портрет какой-то пухлой бабы. Он покрутил её на свету и прочитал БМ АННА IМПЕРАТРИЦА. С другой стороны был отчеканен двуглавый орёл увенчанный короной и цифрами вверху 1737. Причём, единица была какая-то странная, раздвоенная снизу, как змеиный язычок. Понизу монеты шла надпись: IСАМОДЕРЖИЦА ВСЕРОСИСКАЯ.
- Все-ро-си-ская, - по слогам прочитал Коля. – С ошибкой, что-ли?
- Не, тогда так писали. – Ответил Волчанский.
- Ты откуда знаешь?
- Да, вот, узнал.
- Ну и чё это? – Спросил Коля.
- А это, Колян, золотой червонец времён Анны Иоановны. Была такая царица у нас.
- Золотой, говоришь? А чё он тёмный такой?
- Потускнел за столетия. Налёт. С золотом бывает. Можно почистить. Его в нашатырь с содой сунешь, и он как новенький будет.
- А чего не сунул? – спросил Коля.
- А на фига он мне сияющий? Всякий нос совать, да спрашивать будет. Трегубкин, помнишь, умный этот, её срисовал малость. А ну, дай посмотреть, говорит. Ну, я её и припрятал, от греха подальше. Я ж её на удачу взял. Там много ещё таких. Я знаю, где лежит. Эти червонцы, у коллекционеров дорого стоят. Вот точно такой же, но 1739 года, ещё кое-как можно найти. Они сейчас тыщ под пятьсот в рублях стоят.
- Ого!
- Да, но фишка не в этом. Этот червонец, ещё дороже. Я короче в Москву мотался перед приездом сюда… Там нашёл одного, монету вот эту ему показал. Тот, короче офигел весь. Смотрел-смотрел, аж затрясся. Короче, видишь вензелёчек маленький «Д» с загогулинами внизу? Он сказал мне, что этот выпуск был сделан на Урале где-то. Там Демидов какой-то, царице этой не угодил конкретно, ну типа, вообще королём уральским себя возомнил. А она чуть ли не войной на него, ну он мириться в Санкт-Петербург и ездил. Полную корзину таких вот червонцев привёз. У себя на Урале отчеканил. Монетный двор у него там был. Видать и вправду царём быть захотел. Ну, она его казнить не стала, бабки взяла, пальчиком погрозила и отпустила, короче. А выпуск этот по всему миру разошёлся, затерялся, и сейчас только несколько штук таких есть в коллекциях. Офигенски дорогие, короче… - Лёха сильнее наклонился к Коле. – Короче, Колян… у меня таких двадцать семь штук в коробочке. Двадцать шесть, точнее. Кроме этого.
- Откуда? – Только и смог спросить Коля. Он никогда не видел золотых монет. Он даже не помнил, что была такая царица Анна Иоанновна. А вот пропромышленников Демидовых что-то слышал– им говорили на лекциях в училище. Что-то про отечественную артиллерию, как зарождалась, где производилась и всё такое. Про клады он слышал какие-то истории. Кино смотрел ещё. А вот чтоб, взаправду, кто-то нашёл реальный клад… Нет, такого ещё с ним не бывало.
- Короче, Колян… Я, помнишь, говорил, что с бомжами зимой кантовался. Позапрошлой. Оттуда, в общем.
- От бомжей?
- Ага. Был там один …философ. Так он, как одеколона выпьет, так всё рассуждал, как он всего себе накупит. Ну и про политику чухню всякую нёс. Он начитанный был, капец. Все, значит, глотнут-нюхнут, сидят, а он такой… начинает что-нибудь рассказывать. Он «Граф Монте-Кристо» нам почти наизусть рассказывал. Я по книжке потом в детдомовской библиотеке проверил. Он ни фига, ни одного имени не напутал, прикинь.
- И чё? – Тупо спросил Коля.
- И чё? – Переспросил Волчанский. – Ну, скажи мне, Колян, ты «Граф Монте-Кристо» читал?
- Читал. – Кивнул Коля. Это была правда. Эту книгу он действительно осилил по категорической рекомендации того же Лёхи Рокота. Он даже в общих деталях помнил сюжет. Самым интересным для Коли было то, как Эдмон Дантес бежал из замка Иф, и ещё потом, как он искал сокровища на острове Монте-Кристо. Потом началась какая-то скучная бодяга о светской жизни Парижа, и у Коли скулы сводило от зевоты. Он путался в именах, в темах, его не интересовали долгие разговоры про банковские махинации, про тогдашнюю политику, про яды и микстуры, про театральную жизнь Франции, но книгу до конца, он со скрипом всё-таки осилил. – Читал. – Ещё раз подтвердил он.
- Сколько раз? – вдруг спросил Волчанский.
- Да, один всего. А сколько надо?
- А я три раза, прикинь!
- Да? Ну, молодец. А книжка здесь при чём?
- А при том, что философ этот, был сдвинут на Графе Монте-Кристо. Я ж тебе говорю, что он его по памяти цитировал, как вон, наши баптисты Библию. Он такой, одеколона, или водки жахнет и давай рассусоливать, что мол, при нынешних ценах скаковая лощадь Вампа, или серые в яблоках, как у баронессы Данглар, стоили бы столько или столько. Что тогдашние двадцать пять тысяч франков, которые граф отдал телеграфисту, который увлекался садоводством, как взятку, сейчас бы потянули на столько-то. И давай по ценам на недвижимость чесать. Хоть в Париже, хоть в Москве… Короче – философ. Его когда не слушал никто, так он сам себе бубнить мог. И так по несколько часов в день. Вечером в основном. Все сползутся, бухнут, кто чего достал, и он начинает… Ты, вот, кто такой Данглар, помнишь?
- Помню. Он вроде тот, который донос написал. Потом банкиром стал.
- Ага. А кто такаяЛуиза Д’Армильи* помнишь?
- Нет, не помню.
- А Пенелон*?
- Нет.
- Конечно, блин. А он всё помнил. Говорю же, он на книжке этой сдвинутый был.
- Ну и чего?
- Весной уже, когда там у нас, кто умер, кто расползаться начал, как потеплело… Философу этому поплохело резко. Мы под трубами теплотрассы жили, там типа люка, и закуток такой вонючий был. Я сам как бомж уже вонял тогда. Эти наши, хоть штаны снимали, когда в сортир ходили. Не всегда, впрочем. Зимой приходилось, потому что холодно мокрому быть. Другие и не снимали, даже. Сейчас вспоминаю, сам в шоке. Как я тогда там жил? В говне, во вшах. Не мылся несколько месяцев, и не хотелось… и нормально, блин, было. – Лёха удивлённо помотал башкой, вспоминая. – Этот лежит уже, встать не может, что-то про Монте-Кристо своего лопочет. Про то, что остров тоже себе купит. Экс-терри-тори-альность у него будет. Ага, это он всё повторял. А мне по фигу. Я когда ему кусок хлеба суну, когда водярой поделюсь. Он лежит, жуёт и под себя ходит. Нормально, в общем. Я его и не слушал особо. Так, иногда, пред сном. А он, прикинь, начал говорить, что он типа аббат Фариа, а я Эдмон Дантес, что типа за ним ухаживаю. Я не ухаживал за ним. – Лёха ухмыльнулся. – Я просто, делился иногда, и всё. Я тогда ещё книжку не читал эту. Он гонит эту муру свою, ну а мне и по барабану. А потом он такой, типа у него сокровища есть, и он мне их отдаёт. Вот, говорит, в сумке коробочку возьми. Я не слушаю, а он себе под нос что-то про нынешние цены бормочет. Что каждый год, мол, дорожать должны монеты.
- А как его звали?
- Да не знаю я. Никто и не спрашивал. Пришёл в дыру эту, не прогнали и хорошо. Водяры или одеколону принёс, ну, поживи. Там ужас, Коля. Тебе не представить. Просто жуть. – Лёха перевёл дыхание и продолжил. – Короче умер он. Утром просыпаюсь, а он не шевелится. Вечером прихожу – не шевелится. Не бормочет ничего. На следующее утро я понял, что он готовый. Надо убирать его, короче. Я кое-как его вытащил наружу. Чё с ним делать, думаю. Вернулся, в сумке его пошарил, так на всякий случай… и коробочку нашёл. Тяжёлая, блин. Открываю и офигеваю такой. Там полно вот этих монеток. Смотрю, вроде старые. Думал-думал, да там же припрятал. На улицу вышел, давай его тянуть, а тут менты подъехали и меня поймали. Кто-то им про тело уже позвонил, оказывается. День ведь был, а он на трассе открытым текстом валялся, пока я там копался внутри. Менты меня даже в машину не сажали. Бобик какой-то вызвали, в которых собак, что ли возят. Я ж грязнющий был, офигеть. В приёмник какой-то привезли, помыли. Одёжу всю мою сожгли, налысо обрили, добрые люди. Вот так я в детдом снова вернулся. Месяц-другой пожил, блин, думаю, чего я в бомжатнике этом зимовал, чего мне в детдоме не сиделось. Книжку эту взял и давай читать. Прочитал один раз. Наша Татьяна, ну директор, аж в шоке была, что я читать начал. Думала, за ум взялся. А я читал и офигевал, словно бормотание его опять слышал. А я потом разок туда же рванул. Это в соседней области было. Коробочку взял и назад двинул. Летом уже. Перепрятал хорошенько. А монетку одну себе оставил, чтобы помнить, что есть для меня счастье на белом свете. Я по книжке той понял, что нельзя вот так вот соваться к кому ни попадя, с монетами этими. Убьют. Там, помнишь, ювелира одного замочили. И я никому ни гу-гу. Даже Зинке. Сказал только, чтобы училась, а в будущем я всё устрою. Типа, верь мне. А она, чё? Ей по фигу. Живёт себе, нормальненько. Вот, чуть не зарезали, только… Я даже компом немножко пользоваться научился. Интернет туда-сюда… Там я адресок, телефончик в Москве и нашёл. Позвонил с детдомовского номера и спросил осторожно. А тот, мол, да не вопрос, приезжайте, посмотрим. Вот я и съездил. Короче, Колян, ты возьми себе. Не знаю, свидимся ли. Я адресок того дядьки тебе сейчас напишу.
- Да, ты чё, Лёха. Не надо. Твоё же.
- Любому другому бы и не сказал ничего. Но ты, Колян, пацан правильный. Не жмот. И добрый. Настоящий. У меня много ещё, говорю тебе. Я тебе добряк сделать хочу, от души, а ты не залупайся, лады?
- Лады. – Чуть подумав, ответил Коля.
Он равнодушно смотрел, как Волчанский пишет московский адрес и телефон на куске бумаги. Заворачивает туда же монету, и отдаёт ему.
- Припрячь, Колян. Что бы никто ничего. Вообще. Понял?
- Да, понял. – Он открыл тумбочку и положил монету во внутренний карман штанов. – Спасибо. – Он удивлённо помолчал. – Слушай, Лёха, а у этого твоего философа, откуда монеты эти?
- Он не рассказывал. – Волчанский сморщился. – А хотя, может и рассказывал, да кто ж его слушал-то? Он глазки вперёд упрёт, и бормочет-бормочет… Я так, перед сном его слушал иногда. Закопаешься, бывало в тряпьё вонючее, водяры глотнёшь и слушать его начинаешь. Типа сказка на ночь. А он как заметит, что ты на него смотришь, так надувается весь важно и как диктор по телеку рассказывать начинает. Целыми главами, прикинь. Или рассуждать, что Францу Д’Эпинэ надо было жениться не на Валентине Де Вильфор, а там, на Гайде, допустим... Так что я не знаю. – Лёха почесал отросшую шевелюру. – Так, мысля, есть одна. Он ведь профессор какой-то был. Образованный весь. Наверное, и так не бедствовал.… Но думаю, что замочил он кого-то за монеты эти. Убить убил, а сам кукухой съехал. Забомжевал и монетами не воспользовался. И умер в грязи.
- А ты сам так не боишься? – Спросил Коля.
- Чего? Я ж не мочил никого. Главное, когда монеты продавать буду, не лохануться. А так… ничего.
- И чего с деньгами делать будешь? – Коля поневоле вспомнил тот пыльный чердак и рассуждения из-под затянутой марлей дыры. Много денег не равно много радости. Тот, сволочь, знал, о чём говорил.
- Да, буду как граф Монте-Кристо богатый. – Радостно заулыбался Лёха.
- Голову, боюсь, тебе оторвут. Засветишься – убьют тебя.
- Ничё, авось не убьют! – Лёха встал. – Я ж тоже не лох, какой-нибудь. Так что всё ништяк будет. Да, ещё. – Он спохватился. – Я там, у Артёма тебе тоже кое-что оставил. Чтоб и у тебя всё ништяк было. Так что – давай, покедова! – Он осторожно коснулся Колиной забинтованной руки, дошёл до двери, и, потянув её на себя, обернулся и, улыбаясь, подмигнул ему. – Всё нормалёк будет! Не ссы, Колян!
Глава 13. Оглянись, Суламита!
- Вон, видишь, рядом с Ульянкой девушка сидит? Это Катя Ряшенцева, невеста Данькина. Их на следующей неделе, после лагеря объявлять должны были. На те числа билетов было не достать, так она на неделю раньше билеты взяла. И прямо на похороны попала. – Прошептал Артём на ухо Коле.
Коля посмотрел на девушку. Красивая, чуть полноватая, неуловимо похожая на всех остальных девушек собрания. Бледное лицо, маленький нос, серые заплаканные глаза. Она стояла радом с Аней, Юлей и Суламитой в хоре. Пела вместе со всеми. Заплаканные глаза были у многих. Коля бы и не подумал. Зато ни Вероники, ни маленькой Вички с косичками Коля нигде не увидел.
Служение погребения проходило в верхнем зале. Он был большой. Раза в два больше чем нижний зал. Высокий потолок, отштукатуренные и покрашенные стены. Пол ещё был черновой, бетонный, с выбоинами и маленькими трещинами. Где-то треть зала занимала хоровая площадка.
Народу на похороны пришло очень много. Приехали с других церквей по Приморскому Краю. Особенно много было с Уссурийска. Были Данькины учителя и однокурсники. Среди народа в зале Коля увидел училку Наталью Канкину. Элеонору Робертовну в платочке, и неожиданно Хазрета. Все сидячие места были полные, а народ всё прибывал и прибывал. Молодёжь принесла с нижнего зала лавки и поставила их в конце зала, чтобы стоящие смогли сесть.
Родственники все сидели на скамейках в первых рядах. Тётя Наташа сидела и платочком промакивая слёзы, неотрывно смотрела на гроб. Рядом сидели собранные и мрачные сыновья. Петька сидел и таращился себе под ноги, избегая смотреть на Данькино тело. Сергей Петрович сидел с краю ряда и всякий раз вставал для приветствия, когда заходил кто-то знакомый.
Данька лежал в гробу, поставленном на табуретки, затянутые голубой тканью. Лицо было белым, нос заострился, глаза как будто впали. Это был Данька и уже не Данька. Только тело. Коля тоже старался туда не смотреть. Ни на гроб, ни на тётю Наташу. Его грызла мысль, что из-за его забывчивости погиб Данька. Он всё равно, чувствовал себя виноватым, хотя понимал, что сделал всё что мог, и его вины тут вроде и не было.
Началось служение. Коля машинально вставал и садился вместе со всеми, всё думал, думал и никак не мог понять. Почему Тот, Кто запретил ему покарать убийц, позволил им убить Даньку? Почему бы Коле не вспомнить про пистолет, там, на пляже? Он бы с одного выстрела снял бы этого убийцу Славика со скалы. И все были бы живы. Кроме Славика, конечно. Но что этот Славик? Убийца и есть. Матёрый зверь. Просто чудо было, что Коля сам не погиб… Зато погиб Данька. Коля снова и снова возвращался к этой мысли. Бог спас директрису, а лучше бы спас Даньку… С другой стороны, если бы директрису убили, то Коля был бы главным подозреваемым. Все в лагере решили, что по скале лез именно он. Вот куда пропала тельняшка сторожа Семёныча. И вот, кто копался в сумке у Рахимгалиева. Думали, что это Колина сумка и искали тельняшку. Всё это было наспех, надо полагать. Тоже решали и выкручивались на ходу. И кто знает, что бы было, если бы директрису всё-таки убили? Коля бы не смог найти лестницу. Он не смог бы вовремя прийти к скале. Коля вдруг понял, почему он не увидел Даньку там, на скале. Он же должен был лезть впереди, показывая дорогу. Вот почему его не было видно. Он шёл первым, сразу за ним шла Вероника, а потом Суламита. Вичку, надо полагать, Данька сам нёс на руках. Он просто скрылся из глаз, достигнув первой площадки, к тому моменту, как Коля оказался на пляже. Потом пошёл вперёд и закрыл собой тот пролом в скале. Вот как было дело. И Коля успел. Успел, потому что осталась жива директриса, успел потому что поднялся по этой лестнице. Успел потому что срезал путь через кусты. И успел… потому что Данька встал в том проломе.
После двух проповедей, объявили время для личного прощания. Люди один за другим подходили к гробу и отходили. Родственники стояли рядом. Кто-то обнимал их, кто-то перебрасывался несколькими словами. Выражали соболезнование и утешение. Некоторые сразу же шли на выход. Коля вдруг увидел, как Хазрет пройдя к лежащему Даньке, слегка коснулся его руки. – «Человек» - слетело с его губ, и он тоже вышел наружу.
- Николай. – Вдруг услышал он чей-то мужской голос. Он обернулся. Сзади стоял физрук с лагеря Александр Рахимгалиев. Он смущённо смотрел на Колю.
- Привет. – Сказал Коля.
- Ты это… прости меня, Коля. Я тогда за чистую монету принял слова те. Мне вот тут ребята объяснили… - Он замолчал.
Коля понимающе улыбнулся и протянул ему забинтованную руку.
- Да, ладно, Саша. Я понимаю. Ничего. Я бы тоже так подумал.
Тот радостно улыбнувшись, осторожно пожал её.
- Не держи зла, Коля, хорошо?
- Проехали, Саша! Проехали. – Коля успокаивающе кивнул ему головой. Тот облегчённо выдохнув, пошёл к Марку, который с Петькой, Евгением и ещё другими незнакомыми Коле ребятами, стоял возле гроба.
- Вот, кстати, человек… в церковь не ходит, Библию не читает, а всё понимает правильно. – Задумчиво сказал Артём. – Понял, что сделал плохо, значит надо попросить прощения. Наши же мухоморы грязью обольют, потом поймут, что не туда заехали, так рожу каменную сделают и типа ничего не было. А Евангелие как не для них писано. Нагадил брату, так попроси прощения. А эти – нет. У них авторитет, видите ли. Ронять нельзя. Мухоморы.
- Что за «мухоморы»? – спросил Коля, что-то смутно припоминая про Данькины слова и детскую песенку.
- Да, есть у нас тут пара-тройка из старших братьев. Из тех, кстати, что Даньку особо недолюбливали. И вокруг них рыбок-прилипал несколько. А, ну их! – Артём махнул рукой. – Пошли в машину садиться. Сейчас уже на кладбище поедем.
На улице всё было заставлено машинами. Везде толпился выходящий со служения народ. Вон бабушки, которые тоже ехали на кладбище, неловко карабкались в джип Володи Оператора. Коля поневоле улыбнулся. Действительно – зрелище было забавное. Но он искал глазами Суламиту. Почему-то очень хотелось, поговорить с ней. Просто услышать её голос, чтобы она побыла рядом. Он посмотрел вокруг. Первые автомобили уже выезжали с Фруктовой, направляясь на кладбище. У забора Коля вдруг увидел Хазрета о чём-то разговаривающего с Натальей Канкиной. Он не стал подходить, постеснялся.
- Коля, Коля! – Раздался чей-то тоненький голос. Он обернулся. Сзади за ним быстро семенила Лиля Сластина, девочка с мышиной косичкой. – Коля, - она торопилась. – Вот, - протягивая ему чёрную книгу небольшого формата, сказала она. – Папа сказал вам передать.
- Спасибо. – Ответил Коля, беря в руки книгу. Это была Библия.
- Это подарок. – Пропищала Лиля и убежала вниз, за здание.
*****
Вечером в малом зале собралась вся молодёжь собрания. Вспоминали Даньку, читали его стихи. Надежда принесла ту самую тетрадь, что Коля уже видел, и выборочно иногда зачитывала из неё. А Коля сидел сбоку, с краю скамеек, поставленных вокруг столов с чаем. Сидел, слушал и продолжал терзаться нелёгкими мыслями. За неполных две недели погибли двое лучших людей, из тех, что он знал. Как так? Сначала Лёшка Рокот, а потом и Данька. С такими людьми надо дружить, с них надо брать пример, и по возможности быть рядом. Такие люди как свет для окружающих. И если Рокот был для Коли примером в службе и в учёбе, то Данька был вообще каким-то непостижимым исключением. Коля так и не успел узнать его по-настоящему. Он сидел, слушал молодёжь, которые вспоминали разные истории про Данила и со стыдом вспоминал своё первое отношение к тому. Можно быть слепым и считать себя зрячим. Коля был настолько уверен в своей правоте, но был так далёк от правильного понимания вещей. А Данька просто отдал себя. Не рассуждая, не спрашивая, он просто встал и закрыл собой тот пролом в скале. И Коля вдруг понял! Понял, почему Бог допустил такое. Данькина смерть говорила ярче и убедительнее всяких слов. «Надо жить так!» Не умирать, а именно жить! Чтобы, если придёт момент, то и умереть так. И Коля внезапно с пугающей ясностью осознал, что никто другой просто не смог бы вот так взять и в решающий момент пожертвовать собой. И умереть так же просто и искренне, как и жил. Из тех, кого знал Коля, так бы не смог поступитьникто. Разве что Рокот. Но Рокот бы дрался. Да, он бы дрался. И Коля бы дрался. А вот так, как Данька, не смог бы поступить никто. Поэтому Бог и выбрал Даньку. А тот жил, горел и, вспыхнув на прощание, ушёл. И Коле было горько, что такой человек покинул их. Сейчас он бы старался дружить с Данькой. Но его уже не было. Осталась только память. Только память о нём. А ещё спасённая жизнь Веронички… и Суламиты. И Коля глядя на неё вдруг ясно понял, что если бы он ещё немного опоздал, тогда на скале… И этот убийца смог бы пройти Даньку… то уже там, на площадке… Веронику бы закрыла собой Суламита. Он почувствовал, как слёзы тихо пошли из его глаз. Странно, но это были слёзы какой-то тёплой радости. Всё было не напрасно. Всё было, так как и должно было быть. И такова была высшая воля. Значит, есть и некая высшая правда в том, что произошло. И есть правда, ради которой стоит жить. И он, Коля Молотов, здесь появился не просто так. Не случайно. А значит, опять-таки, Данька был прав, прав, прав. А Коля с самого начала вёл себя как слепой глупец. Он вздохнул, украдкой вытер слёзы и поднял глаза.
Суламита сидела рядом с Ульяной, Данькиной сестрой и приобняв ту, вместе шелестела тетрадкой со стихами. А Коле хотелось крикнуть – Оглянись, Суламита! – Но он, конечно, молчал. Он понимал, что его номер здесь последний. И здесь, в Находкинском собрании, да и ещё много где, найдётся немало достойных молодых людей, готовых предложить Суламите руку и сердце. А Коля? Кто он такой? Залётный выскочка… Он прислушался к разговору.
- … помните, в Хабаровске, на Фаворе в прошлом году было… Данька ещё сказал, что это не мы Бога выбираем, а Он нас. – Сказала Любка Сластина
- Там ещё песню пели «Я выбираю Бога». – Выкрикнул кто-то. – Типа гимн лагеря.
- На него ещё Владимир Подянцев косо смотрел, что Данька им концепцию лагеря подпортил.
- Да этот Подянцев надувался важно, а сам даже не здоровался. Молодой, а уже нос задирает. Старики так не делают.
- Подлянцев он, – обиженно буркнул кто-то из молодёжи.
- Надя, прочитай то стихотворение Данькино. Помнишь, он в последний день лагеря читал его. – Какая-то незнакомая Коле девушка попросила Надежду. – Там есть, в тетрадке?
- Хорошо, сейчас. – Надя листала тетрадь. – Вот, нашла. Слушайте.
Как часто мы свои возносим мысли.
Как часто говорим, кривя душой
Сегодня выбор сделан в пользу Бога.
Я сделал выбор, этот выбор – мой.
Мой друг, позволь мне быть слегка жестоким.
Позволь тебе задать вопросов ряд.
Позволь спросить, начну я издалёка.
Скажу не так, как люди говорят
Сегодня солнце встало – твой ли выбор?
И ночью миру свет даёт луна.
Твоей ли волей нам сияют звёзды,
И греет нас пространства синева?
Твой выбор ли, что ввысь взметнулись горы?
Твоей ли волей разлились моря?
Ты сам определил степей просторы,
Твой выбор, что весной цветёт земля.
Как хорошо – ты выбрал, где родиться.
Ты выбрал сам родителей своих.
Тела мы выбираем, рост и лица.
Мы выбираем страны и родных.
А если ростом мал, прибавим локоть.
Нас не остановить, прибавим два.
Бела ли кожа, иль черна как копоть
Кудрява ли, седа ли голова.
Мы сами, в череде причин и связей.
Соткали обстоятельства свои.
Невидимые нити протянули,
Чтоб избежать измен, обид, беды…
Но… заболели. Видимо наш выбор.
Мы заболели и не можем встать.
Стареем мы, дряхлеем – вот могила.
Нельзя ли нам получше… выбирать?
Не выбираем!!! Даже глупо спорить!
Не выбираем, просто нету сил.
А Кто вершит, являя Свою волю?
У нас Он разрешения не спросил.
Звучит так глупо, правда же – «наш выбор»…
По сути, что решает выбор твой?
Седым ли сделать волос или чёрным?
Не властны над своей мы головой.
Творение Творца не выбирает.
Творенью это право не дано.
Творение в смирении рассуждает,
О Том, Кем было создано оно.
О том, Кто выбор Свой явил над нами.
Кто повелел родиться и дышать.
Кто нам велит ходить Его путями.
Кто повелит однажды… умирать.
Христос, это не выбор, извините.
Христос, это отсутствие его.
Как будто те невидимые нити,
Соткал ты сам для Бога Своего.
Друзья мои, Христа не выбирают.
Христос, Он не один среди других.
Он есмь Господь, Он руки простирает.
Приди в Те Руки. Не беги от Них.
Не ты Его избрал, избрал тебя Он.
Создал, призвал и Кровь Свою пролил.
Взойти на крест – ведь это Божий выбор.
На выбор тот, нет наших слабых сил.
Приди пока не поздно. Он не молит.
Приди к Нему сейчас. Он повелел.
Пути иного нет. Иной путь – бездна.
Ужель такого выбора хотел?
Беги к Нему. Не жди. Зови. Надейся.
Он – Тот, Кто выбирает. Он призвал.
Приди и в покаянии доверься.
Как хорошо, что Он тебя избрал.
Аминь.
- Аминь! – хором сказали все за столом.
Коля уныло смотрел, как молодёжь убирает со стола, как ходит, унося кружки и тарелки на кухню. Они засиделись допоздна. Коля вставал со всеми на молитву, говорил «Аминь» и даже прилежно листал свою Библию, которую ему сегодня передала Лиля Сластина. Он путался, лез в оглавление, долго соображал, потом устал, и просто косил взглядом в сторону Иоланды Пономарёвой и открывал Писание на той же странице.
Артём весь вечер просидел поодаль от Коли, напротив Любки Сластиной. Коля уже понимал, глядя на устройство жизни в собрании, что никаких свиданий, держаний за ручку, или прогулок вдвоём здесь не могло быть в принципе. Понять что-то можно было только по тому, как двое держат друг друга в поле зрения боковым взглядом. И, насколько мог судить Коля, то Люба Сластина тоже питала к Артёму взаимную симпатию. Насмешки и подковыривания были лишь частью некой дымовой завесы, не более того.
Понять же по Суламите, Коля ничего не мог. Она уже не бросала на него хмурых взглядов, когда их глаза встречались, но она и не делала никаких попыток заговорить или как-то длинно ответить на Колины слова. Она неизменно отвечала односложно или коротко и никогда не задерживалась рядом дольше, чем этого требовало время на ответ. Она была постоянно с другими девушками. Помогала убирать посуду, ходила с тряпкой, вытирала столы. Коля настолько привык видеть её с мелкой Вичкой Погодиной, что ему казалось, что в облике Суламиты чего-то не хватает. На его вопрос о Вике та просто ответила, что её забрал дедушка. Коля немного удивился, зная, что дедушка ещё лежит в больнице, но уточнять не стал. Забрали малявку и забрали. Кто-то же её в итоге должен был забрать. Про Веронику Коля спросить не успел. Интересно, детдомовские уже улетели? Коля нащупал в кармане на пояснице монету, завёрнутую в бумажку. Как там теперь сложится у Волчанского? Поедет продавать монеты и покупать сестре дом с хозяйством? И сразу пришла мысль – а сам? Сам-то, что собираешься делать? Коля вздохнул, ему сейчас было почти безразлично. Слишком много всего произошло с ним, слишком много навалилось. Он скоро уедет отсюда. Суламита вместе с Полиной, Настей, Ульяной и Лилей Сластиной вообще уезжают завтра в какой-то незнакомый Коле город. А ещё через два дня уедет и Коля.И всё.
Он поднял глаза на Суламиту, которая зашла в пустой малый зал и оглядела его, думая, что ещё осталось недоделанным или неубранным. Она завтра уедет и Коле захотелось ещё хоть немного поговорить с ней.
- Мита. – Позвал он её.
- Да? – Та вопросительно повернулась к Коле, развязывая сзади тесёмки фартука.
- Почему тебя Спасёнкиной дразнят. – Коля попытался улыбнуться, словно бы спрашивал в шутку, но он просто не придумал ничего другого, серьёзного или важного, чтобы спросить.
- А-а. Это меня мама так называет иногда. Ну, ещё Любка.
- Другие тоже, я слышал…
-Да, это с Любкиной лёгкой руки пошло. – Та улыбнулась вспоминая. – Я когда маленькая была, мы все вместе с Дядьково вечером на электричках разъезжались. Зима была, темно. Я подробностей не помню, всё смутно, больше с маминых слов… У меня подарки были, и шарик смешной надувной. Он скукоживаться на морозе начал, а мне его жалко было. Я его отогреть хотела – смешно. Банальным образом вышло. Я шарик тот в рукавичках не удержала, а ветер его понёс. Я за ним понеслась, ни о чём не думая. А он прямо на пути, под проходящий поезд. Мама спохватилась только, когда я уже почти под поездом была. С нами брат был, из новообращённых, он в тюрьме покаялся. Так вот, он успел меня вытолкнуть из-под поезда. – Суламита запнулась, опустив глаза. - А сам погиб. Вот так вот. Поэтому Спасёнкина. И вроде в шутку, а совсем не в шутку. – Она повернулась, чтобы уйти.
- Подожди. – Тихо сказал Коля.
Она остановилась, полуобернувшись, через плечо сверху вниз глядя на Колю.
- Это когда было? – Продолжил Коля
Та пожала плечами.
- В январе.
- В каком году?
- Девяносто третий. Мы тогда крещение Господне празновали. – На лицо Суламиты снова легла тень, она ещё не нахмурилась, но, казалось, была готова это сделать. Коля смотрел на неё и боялся задать следующий вопрос. Пространство снова надавило на него. Нет, не надо спрашивать, словно бы говорило оно. Но как можно было не спросить? И он пересохшими губами задал ещё один вопрос.
- А как его звали?
Суламита долго и строго смотрела на него, не понимая причин для таких подробностей, но, всё же, сказала.
- Егор его звали. Он уже в годах был. А что?
Коля молчал. Ему было страшно спрашивать дальше. Молчала и Суламита, удивлённо глядя на него.
- Да, - вдруг сказала она, - у него фамилия тоже была Моло… - и вдруг она осеклась, замерев, поражённо глядя на Колю своими большими сухими глазами. Точь в точь, как тогда на скале.
- Ты…? – Начала она, наклоняясь.
- Я Молотов Николай Егорович. – Хрипло произнёс Коля. – Мой отец Молотов Егор Николаевич девятнадцатого января тысяча девятьсот девяносто третьего года погиб на платформе станции Дядьково, бросившись под поезд.
Суламита медленно опустилась рядом с ним на скамейку. Они какое-то время молчали.
- Так это твой отец? – Наконец спросила она.
- Мне сказали, что он напился и бросился сам… - отрешённо пробормотал Коля.
- Нет! Нет! Он не был пьяный. Это точно. Он меня спасал. – Горячо сказала Суламита. Она вдруг положила свои ладонисверху на Колины руки. – Коля! – Тряхнула она его. – Он не был пьяный. Он не пил. Мы после служения возвращались. Он с папой моим дружил. Они стояли, разговаривали, смеялись. Мама тоже рядом была. Да и другие братья и сёстры были. Никто не увидел, как я понеслась. Никто, кроме папы твоего. Он и среагировал первый. А я маленькая и глупая ничего кроме шарика этого своего не видела. Темно ещё было. Никто ничего ещё не понял, а твой папа уже бросился и меня с пути того выкинул… Только сам не успел. – Она склонилась близко к его лицу, заглядывая в глаза. – Коля, Коля. – Она снова встряхнула его руки. – Он меня спас, понимаешь? Он не пьяный был и не сам… Он просто не успел.
- Не успел. – Как эхо повторил Коля.
- То есть, меня-то успел.
- Успел. – Прошептал Коля. Он вдруг почувствовал, как приятно пахнет её разгорячённая чувством кожа. Какие тёплые и мягкие у неё руки.
В пустой зал зашла Полина и удивлённо уставилась на них. Суламита смутившись, убрала руки и, вставая, произнесла.
- Мне мама рассказывала, что он последние несколько минут всё повторял – Меня Бог спас! Меня Бог спас! А потом закрыл глаза и отошёл. Он сейчас на небе, Коля. – Она повернулась и пошла вслед за Полиной на кухню.
- Спасибо тебе. – Сказал ей вслед Коля.
Суламита обернулась в дверях, и пристально посмотрела на него.
- И тебе. – Сказала она и ушла.
Той же ночью Коля позвонил маме. Он вышел на огород и набрал её номер. Семья Верёвкиных спала, на огороде было тихо. Август бежал к своему концу, и ночью на улице было прохладно. Ветерок приятно холодил Колину горячую кожу, и даже злобные приморские комары не беспокоили его. Только долговязая молодая псина, увидев, что Коля вышел на огород, вылезла из будки и не спеша пошуршала к нему по траве. Коля сел на земляную ступеньку, подпёртую доской на вбитых колышках, и слушал, как в трубке идут гудки. Собака села рядом и внимательно смотрела на Колю, словно ожидая его распоряжений.
- Алло! – Мама на том конце взяла трубку.
- Мам, привет! Это я.
- Колюшка, сынок, как ты там?
- Всё хорошо мам…
- Слушай, тут по телевизору говорят, что сам Загорский прилетел во Владивосток. – Вдруг оживлённо затараторила мама. - Говорят, что в Находке нефтяную трубу будут строить. В Китай и в Корею. Может тебе и вправду попробовать там зацепиться. Там, говорят, скоро денег много инвестировать будут. Так я сама хотела тебе звонить уж, да только поздно у вас там…
- Мам, погоди…
- Ты там здоров-то сам?
- Здоров, мам…
- Да? А то опять какая-нибудь операция, а я ни сном ни духом… Так слушай, сейчас будут в Находке большой нефтяной комплекс какой-то строить. Раз сам Загорский приехал, говорят, что это неспроста…
- Мама, да погоди. Я через два дня назад еду. Я спросить тебя хотел…
- Да? А я бы на твоём месте попробовала… Раз уж ты там.
Коля поморщился. Он вполне себе представлял, зачем прилетел Загорский. Ясно, что за Вероникой, а про нефтепроводы это были просто разговоры. Впрочем, ему это было неинтересно.
- Мам, я про папу спросить хотел. – Наконец сказал он.
Трубка на том конце сразу же замолчала.
- Мама! – Позвал Коля.
- Что? – Сухо ответила трубка.
- Ты говорила, что папа сам с собой покончил… Что пьяный был. Так?
Трубка молчала.
- Мама, это так? – Продолжал спрашивать Коля.
- И что? – Наконец ответила она.
- Мама, я тут людей встретил, которые папу знали… Они сказали, что он девочку из-под поезда спасал. Что не был пьяный. Это так?
Трубка молчала. Коля слышал мамино дыхание на том конце, но мама не говорила ни слова.
- Мама, ответь мне, это так? Если так, то ты не могла об этом не знать. Там же милиция, протоколы, опросы…
- Коленька… это трудный разговор. Там всё… сложно было. – Коля понимал, что мама старается как-то подобрать слова.
- Мама, скажи как есть! – Коля встал на ноги, желая услышать мамин ответ. Но мама молчала. Молчал и Коля. Было совершенно очевидно, что мама была застигнута врасплох его вопросами и не знала, что сказать.
- Почему ты меня обманула? – Наконец спросил он.
- Коленька, давай потом поговорим.
- Давай сейчас поговорим. А потом лучше не будем, если ты так хочешь. Но сейчас скажи мне! – Потребовал Коля.
- Да… милиция сказала, что он девчонку из-под поезда выкинул. Он не был пьяный, Коленька… Прости. Я просто не хотела… просто… Прости, Коля. – Он услышал, как мама плачет.
- Ладно, мама. Всё. Поговорили. Я потом позвоню.
- Прости… - донеслось ещё раз из трубки. Коля нажал отбой.
Всё было просто, понятно и абсолютноподло. Всё как обычно в нечестной человеческой натуре. Легче всего было не вспоминать про то, что Лера Сальцева отдала деньги. Притвориться, что ничего такого не было. Не вспоминать, что ошибочно обвиняли Пашку Зимина в краже часов. Не вспоминать, что в больнице лежит лучший друг избитый и истерзанный твоими же родственниками. И, конечно, проще было сделать вид, что во всём виноваты эти странные верующие. Эти баптисты. Так просто было проще и легче. И подлее.
Он немного постоял. Бездумно сунул телефон в карман, и, обхватив голову, опустился обратно на земляную полку. Холодный собачий нос сразу же ткнулся ему в щёку.
Девушки уезжали с Дома Молитвы. Артём пришёл вроде как помочь с сумками, а на самом деле провожая Любу Сластину, а Коля пришёл за компанию с Артёмом. Хотя, конечно, ему очень хотелось увидеть Суламиту. Провожать пришли почти все, кто был вчера на вечернем общении-чаепитии, после похорон. Молодёжь толкалась с сумками в нижнем зале, обнималась, все прощались и торопились наговориться напоследок. Договаривались встретиться на общении в Москве, в Казани, следующим летом на Байкале… Все всех знали, все всех любили и Коля опять ощущал себя немного чужим на этом празднике жизни. Он, вместе с Артёмом и Тимофеем Сластиным помог погрузить вещи в машину. Позже всех подъехала Иоланда с сёстрами. Их привёз отец, высокий голубоглазый дядька с весёлым лицом и небольшим выпирающим животиком. Иоланда, заходя внутрь, их познакомила.
- Вот, папа, это наш вожатый Коля! Помнишь, я тебе рассказывала? Он нас охранял по ночам. Он ещё девочку из детдома со скалы спас.
- Олег. – Представился тот, приветливо улыбаясь.
- Коля. – Он пожал ему руку. Рука была большой и тёплой.
- Папа у нас сапожник! Знаете какой! Во! – Иоланда показала большой оттопыренный палец.
- Обращайтесь, если надо. – Улыбнулся Олег. – Сделаем в лучшем виде.
- Он на ходу каблуки меняет! – Засмеялась Иоланда. – Люди даже понять ничего не успевают!
- Подошву к ноге намертво приколочу. – Хохотнул её отец, в подтверждение. Видимо тоже изрядный весельчак.
Коля поблагодарил, но сказал, что послезавтра уже уезжает.
Все присутствующие встали в круг и помолились, чтобы Бог благословил их в дороге. Потом дружною толпою повалили на выход. Коля остался в зале. Ему показалось, что он будет выглядеть жалко, если тоже выйдет на улицу. Будто попрошайка, надеющийся получить прощальный взгляд, словно милостыню. Он остался сидеть на скамейке в зале, провожая взглядом молодёжь. Первые уже рассаживались по машинам. Суламита с Полиной тоже спешили на выход.
- Оглянись, Суламита. – Тихо прошептал Коля. Но она не оглянулась. Она вышла наружу. Она села в машину. Она уехала. И всё.
Глава 14. Снова поезд
Коля хватился своего подарка, перед самым отъездом. Библия, что передала ему Лиля осталась в Доме Молитвы. Артём сказал, что они сейчас туда заедут. Коля собрал свои нехитрые пожитки, проверил документы и деньги. Деньги у Коли были. Даже чуть больше, чем он планировал заработать за второй заезд. В первый же день вечером после больницы Артём рассказал ему, что Лёшка Волчанский оставил внушительную стопку денег с наказом передать Коле. Коля понял, что за сюрприз имел в виду Волчанский. Деньги из той барсетки – премия убийцам. Себя, надо полагать, детдомовец не обидел, свою долю взял. Но и то, что он передал Артёму, было более чем солидно.
- Смотри, Коля. – Артём говорил немного смущённо. - Нам ведь никому за второй заезд ни копейки не дали.… Да и вряд ли дадут уже. А девчонкам уезжать скоро… Лагерь закрыли, всех распустили, директриса под арестом, Элеонора тоже ничего не знает… Короче, я тут посчитал – если всё это разделить на всех вожатых, включая училку Натаху и Саню-физрука, то всем примерно та самая сумма и получается. – Артём выжидательно уставился на Колю.
-А, да! – Спохватился Коля. – Конечно, раздай. Это не мои деньги вовсе. – Коля усмехнулся. – Рашульского этого. РосНедрРесурса, в общем…
- Короче – народные! – Помог ему Артём.
- Народные. – Со смехом согласился Коля.
- Тогда не будет ничего плохого, если народные деньги вернутся народу в лице его лучших представителей! – Радостно заключил Артём.
- Отлично. – Кивнул Коля. – Надо же вожатым на что-то домой уехать.
Они притормозили у Дома Молитвы. Коля пошёл вниз. Там, в братской комнате на подоконнике осталась лежать его Библия. До отправления поезда оставалось сорок минут, и Артём заверил его, что они вполне успевают. Заходя в малый зал, Коля услышал чей-то возбуждённый голос за дверью братской комнаты.
- … мы всё за миром угнаться пытаемся. Всё подражать ему тщимся! Вот Бог и наказал Даньку за его стремление миру подражать. И поделом! В университет, он, видишь ли, пошёл! А ведь мы ему говорили. И Сергея предупреждали! – Говоривший, мужичок лет под пятьдесят с красным лицом и злыми глазками, возбуждённо обращался ещё к двоим. Коля уже видел эти лица на служениях.
- Да, да. – Кивал в ответ коренастый дядька со светлыми волосами и маленькой плешью посреди затылка. Он, сложив пальцы на животе, вытягивал губы уточкой и серьёзно кивал своей залысиной.
Третий, высокий и толстый мужик с немного вытянутым лошадиным лицом, перебил его, громко говоря и вытягивая руку в рубящем жесте.
- Молодёжи вообще сказать надо, что кто в ВУЗы пойдёт, сразу на замечание ставим. И их, и родителей. Нечего… умных из себя корчить. А то взяли моду…
Коля прикрыл за собой дверь. Все трое прервались и с хмурым подозрением уставились на Колю.
- Я Библию свою забыл. – Коротко пояснил Коля. Он взял её с подоконника и тихо вышел. Те, не сказав ни слова, продолжали недовольно смотреть на него, пока он не скрылся за дверью.
А вот и «мухоморы» собственной персоной, подумал Коля, выходя наружу. Есть такие как Данька и Суламита, а есть, значит, такие как вот эти. Они, значит, считают, что это Бог Даньку наказал… Коля даже удивился, что эти слова не вызвали у него прилив гнева. Он только отстранённо удивился, что есть такие люди. Данькина смерть сама по себе была настолько ярким и светящим факелом, что эти глупые и несправедливые слова просто терялись рядом с ней. А сам Коля видел, как умирал Данька, и помнил последние его слова. Данька говорил о Боге. Что Тот может изменить прошлое. Коля вдруг остановился поражённый. Не это ли случилось позавчера? Коля ведь тогда спрашивал Данила про отца, может ли Бог изменить прошлое. А позавчера Суламита рассказала ему об отце. И прошлое было изменено. Отец тоже пожертвовал собой ради ребёнка, ради маленькой девочки. Ради Суламиты, которая тоже была готова пожертвовать собой, и встать на пути у зла. Не сопротивляясь, но жертвуя собой. И Данька пожертвовал собой. Есть Бог! И есть Его люди готовые ради правды и справедливости платить такую цену. Коля посмотрел на Библию в своей руке. В поезде будет много времени. Как раз - «Ищите Господа, когда можно найти Его. Призывайте Его, когда Он близко»… Море, зелёные сопки и залитый солнцем пляж вдруг встал перед глазами. И Данька, улыбающийся, вдохновлённый и такой живой… словно бы говорил Коле эти слова. «Ищите! Призывайте!». Он, сжимая Библию в руке, быстро пошёл к машине и сел. Артём сразу же нажал на педаль газа. Коля не стал говорить ему про слышанный разговор. Зачем расстраивать лишний раз? Они ехали на Тихоокеанскую, ту самую конечную станцию, до которой Коля так и не доехал тогда, в первый день.
На вокзале и около, было полно машин. Народ, толпящийся с рюкзаками и сумками, ехал Хабаровск. Накупавшаяся, загоревшая на солнце, разноцветная пёстрая и разноликая толпа, рассеянная по перрону и зданию вокзала ожидала прибытие поезда.
- Ну, Коля, дальше сам. Прости, мне ехать надо. – Артём достал с задних сидений Колину сумку.
- Нормально. Чай мимо поезда не сяду. Разберёмся. – Ответил Коля.
Они обнялись.
- Ну, на Новый Год приезжай к нам! Можешь даже не один. – Улыбаясь, сказал Коля.
- Так быстро вряд ли получится. Я имею в виду оба момента. – Артём посерьёзнел лицом.
- Ладно. Как уж там… - Коля вздохнул.
- Как уж там. – Артём кивнул. Всякий раз, когда речь, так или иначе, заходила о Любе, у него напрочь пропадало желание шутить. Коля его понимал, на сердце лежала точно такая же ноша.
- Ну, телефоны-адреса есть. Не потеряемся?
- Нельзя нам теряться. – Опять серьёзно ответил Артём. И Коля опять понял, что он и сейчас имел в виду нечто большее, чем просто дружеский контакт. Нечто гораздо большее.
- Никак нельзя. – Так же веско ответил он.
Артём скупо улыбнулся и кивнул, мол, рад, что ты понял меня правильно. Он взглянул на часы.
- Минут пятнадцать ещё есть. Я поехал, а ты в здании лучше подожди. Там кондейку вроде установили.
- Всё, давай. Не будем плакать. – Коля улыбнулся.
- В таких случаях предпочитаю истерику. – Артём не удержался и схохмил.
Они ещё раз обнялись. Артём сел в машину, а Коля, закинув сумку на плечо, пошёл в здание вокзала.
Этот вокзал действительно походил на вокзал, не то, что серый облезлый полустанок на станции Находка, куда полтора месяца назад ступила Колина нога. Большое двухэтажное здание. Недавно побеленное. Большая стоянка рядом, ага, здесь тогда и стоял автобус, встречая его – Колю, а он уже с Хазретом ехал сам. Интересно, как он? Коля звонил ему разок, но он был недоступен, ничего, выберется в город, прочитает сообщение. Надо же, сколько всего вышло из этой случайности. Коля мотнул головой, отгоняя мысль. Слишком много выходило случайностей и когда начинаешь думать, становится страшно. Хотя думать всё равно придётся. Коля вспомнил про Библию, лежащую в сумке. Думать всё равно придётся. Думать, а не прятать голову в песок.
Он зашёл в здание вокзала. Вход в кондиционированную прохладу встретил его рамкой металлоискателя, который что-то пропипикал, но никто, включая двух, стоящих тут же, милиционеров, даже головы не повернул на этот звук. Народу проходило много и у всех что-то пипикало. Коля присел на свободное место на пластиковых сиденьях и положил сумку под ноги. Рядом две семьи что-то оживлённо обсуждали. Две тётки с мужьями и тремя подростками. Загоревшие и утомлённые взрослые пили пиво из жестяных банок, а молодняк что-то тыкал в новом телефоне. Коля уже мельком видел такие в Москве на вокзале. Без кнопок. Весь телефон как экран. Ему показалось, что это очень неудобно. Подростки, похоже, так не думали и все три головы были уставлены в чёрный прямоугольник, не обращая внимания на болтовню пьющих пиво взрослых. Коля невольно прислушался к разговору.
- … хорошо, что своих не отправили. Ужас. – Толстая тётка в шортах пригубила из банки. – Он там почти пол лагеря вырезал. Одних ножом, а других вовсе расстрелял. Урод, как земля таких сволочей носит?
- Да, отпустят его, говорю тебе. – Мужичок в роговых очках покровительственно хмыкнул. – Говорят же тебе, этот десантник сын московского депутата. Его папочка уже прилетел и всё кому надо раздал. И из Москвы уже, с правительства распоряжение пришло. Так что… - Он скривился и захихикал, - сами понимаете.
- А мне говорили, что это баптисты там детей в жертву приносили. Сначала с первого заезда, потом ещё. – Худая тётка с сальными волосами встряла в разговор. Она оглянулась и добавила. – Жаль, что здесь курить нельзя. Было бы хорошо. Чтобы на жару не выходить.
- Нет, они только похитили двух или трёх с первого заезда и в тайгу увезли. У них там тайный молельный храм. А этот там дальше резвиться остался. Так там каждую ночь, говорят, дети пропадали. А наша администрация всё покрывала, понимаете. Народ их выбирает, а они вон, что творят. – Она икнула, ойкнула и прикрыла рот толстой ладошкой.
- Так народ говорит, что вся администрация в Находке – тайные баптисты. Они на каждое полнолуние жертву приносить должны. – Небритый мужик в мятой рубашке с коротким рукавом вставил свою лепту.
- Не додавили их Советы. – Кивнул тот, что был в очках. – Так они теперь щупальца свои раскинули. И, главное, детей, гады…
Коля встал, подхватил сумку и быстро вышел на перрон, будучи не в силах дальше слушать эту ахинею. Уровень бреда зашкаливал и запоздалый гнев вдруг сильно всколыхнул его. Коля понял, что сейчас может сорваться и наломать дров. Вот значит, что говорят. Он так отчётливо вспомнил то утро, когда на него вылились потоки этих несправедливых и грязных обвинений. А народу и говорить ничего не надо. Сами придумают, раздуют и дальше понесут. Он чувствовал, что от негодования ему не хватает воздуха. Он прошёлся вдоль перрона и остановился, глубоко дыша и успокаиваясь.
- Коля! Коля! – Раздался рядом тонкий знакомый голос.
Он повернулся. На скамейке свесив пухлые ножки, сидела Вичка с косичками. Она болтала сандаликами и лизала мороженое. А рядом с ней, Коля к своему изумлению, увидел узбека Мансура и ещё какую-то незнакомую русскую женщину.
- О-о, Коля-джён! Здравствуй-здравствуй! – Он радостно протянул Коле обе руки. – Смотри Лидия, вот наш герой. Вот молодец наш! – Он,не отпуская, тряс Колину руку.
- Здравствуйте. – Кивнула женщина. Она была в длинном простом летнем платье, лет под пятьдесят с хвостиком.
- А мы дедушку провожаем! – Заявила Вичка, болтая ногами.
- В смысле – дедушку? – Коля удивлённо уставился на неё и Мансура.
- Да, я её дедушка. – Кивнул узбек. – Не родной, правда, - добавил он шёпотом. – Но она пока не знает. Маленькая ещё.
- Маленькая. – Согласился Коля. – А я думал, что Михаил Константинович…
- Все так подумали. – Мансур хитро сощурил глаза. – Мой сын на её дочери женат был.
- Она уже с дочкой была, а он её замуж взял. – Это пояснила русская Лидия. - Потом через два года авария эта… - Она вздохнула. – Вот и остались у неё бабушка с дедушкой.
- А папа её? – Удивлённо спросил Коля.
- А! – Лидия махнула рукой. – Поматросил и бросил. Свалил в туман. Нету его.
- Простите. – Спохватился Коля, вдруг смутившись от своего прямого вопроса.
- А! – Опять махнула рукой та. – Уж, что есть, то есть. Живём дальше. Уже отплакали. – Сказала она и вдруг заплакала.
- Простите. – Ещё раз произнёс Коля.
Лидия закрыла лицо руками. Её плечи вздрагивали.
- Такое быстро не отплачешь. – Тихо сказал Мансур. Он вздохнул и повернулся к женщине. – Тише, Лидия. Ребёнок увидит.
- Да, да. – Она убрала руки от красных глаз и попыталась улыбнуться, успокаиваясь.
Коля стоял и не знал, куда девать глаза. Да, у каждого было своё горе. И его, Колины переживания просто меркли по сравнению с чужими. Он, вдруг со стыдом осознал, что деля деньги между вожатыми, ни он, ни Артём, даже не подумали про поваров. А тётя Тая? А лежащий в больнице Михаил Константинович? А Мансур-ака? А полная Надежда? Они что, не люди? Они что, не работали? Почему же они даже не подумали про них? Потому ли, что их не было на похоронах, и они про них не вспомнили. Но тётя Тая была… Так почему же? Потому ли, что они сами были вожатые и машинально подумали только о вожатых? Или Артём тёте Тае, всё-таки что-то дал? Коля не вникал в этот вопрос подробно. Он вспомнил, что тогда немного испугался мысли, что Артём мог подумать, что Коля вдруг зажмёт эти деньги. Он дал своё согласие на их раздел и больше не интересовался этим вопросом. Ладно, Таисии Сергеевне, он, наверное, дал её долю. Но как же остальные повара?
- Скажите Мансур… - Коля не мог вспомнить его отчество. Он вдруг ещё раз со стыдом отметил, что в всегда мыслях называл его просто «узбек». – Простите, не помню вашего отчества…
- Хамидович, отчество моё. – Улыбнулся тот. – Но можно просто Мансур.
- Да, хорошо. Скажите, дядя Мансур, вам что-нибудь выплатили за второй заезд? Ну, поварам, я имею в виду.
- Не-е, только за первый. Но, ничего, нам денег дали другие люди. – Он хитро улыбнулся. – Те, которые Веронику забрали.
- Веронику забрали… - Словно эхо повторил Коля.
- Да. Нам сказали много не говорить, но тебе скажу, Коля-джён. Важные люди приехали. С охраной. Очень вежливые и внимательные. Подробно расспросили обо всём. Один там очень спокойный был и всё в блокнот себе пометки делал. Про Михаила Константиновича тоже сказал, что ему помогут. Вот. А Веронику забрали. – Он опять улыбнулся. – А она без Вики нашей ехать не хотела. Её еле уговорили, что потом Вику к ней привезут.
- Она мне сказала, что к себе заберёт. – Болтая ногами, сказала мелочь с косичками.
- Она так подросла за эти недели. – Вдруг сказала Лидия.
Коля снова посмотрел на малявку и ничего не заметил. Сильно ли вырастешь за полтора месяца? Он только улыбнулся, и вдруг почувствовал, как рядом не хватает Суламиты с её сказками и с её заботой. И этой Веронички с её весёлыми взбалмошными криками. Он только ещё раз вздохнул.
Народ на перроне оживился. Раздался свисток и громкоговоритель объявил, что на первый путь прибывает поезд сообщением Тихоокеанская – Хабаровск. Все засуетились и потянулись к краю платформы.
- Ну, вот и поезд. – Сказала Лидия.
Действительно, из-за зелени деревьев, в которой терялись, уходя вдаль, железные рельсы, показался приближающийся состав.
- А вы, значит, здесь остаётесь? – Спросил Коля женщину.
- Да, мы местные. Мы в Голубовке живём. У нас курочки есть, огород. – Да, Вика? – она обратилась к малявке.
– А ещё утят купить надо. – Заявила та.
- И утят купим. Сейчас и поедем покупать. Нам же деда Мансур загончик для них сделал.
- Это же, как раз по пути к нам, на Голубовку. – Сказала она Коле, как нечто ему прекрасно известное.
Коля кивнул, понятия не имея, где находится эта самая Голубовка, и что там, на пути к ней.
Подходил поезд.
- Какой у вас вагон? – Вдруг спросила Лидия.
- Кажется первый. – Нахмурил лоб Коля.
- А! – Лидия махнула рукой. – Значит самый последний. Первый и второй в Партизанске забивать будут. Вам туда тогда. – Она показала рукой в противоположную сторону. – В самый хвост. – Она наклонилась к Вичке. – Ну, давай, целуй дедушку!
*****
Проводница удивлённо посмотрела на Колю.
- У вас первый, что ли?
- Первый.
Она слегка посторонилась, и Коля зашёл в вагон.
- Билет приготовьте для проверки. – Крикнула ему вслед проводница.
Коля зашёл в купе. Да, в вагоне было пусто. Он положил свою сумку на полку и полез в боковой карман. Так, вот и паспорт со всунутым туда билетом. Коля потянул, доставая. Какой-то бело-чёрный квадратик выпал на пол. Коля нагнулся и поднял его. Старая полароидная фотография. На ней две девочки в колготках, шортиках и клетчатых рубашечках. Одна – да, Вероника. Совсем маленькая. Другая, просто девочка.Незнакомая. Вот, куда Коля сунул эту фотографию. Надо же. Всё это время была под самым носом.
Коля протянул билет проводнице. Та, быстро посмотрев и что-то черкнув, сразу же вернула его. Коля сел у окна. Он опять был в поезде. И он опять был один. Пора было снова привыкать к стуку колёс и долгому путешествию через всю необъятную Россию. Ну, что ж, ему это не впервой.
Поезд легонько тронулся. Вокзал остался на стороне коридора, а из купе были видны деревья, бетонный забор вдали, и какие-то кирпичные задания. Где-то там, за забором должно быть море. Мимо поплыли железнодорожные пути. Внезапно поезд сбавил ход и минуту спустя остановился. Прошла минута, другая. Коля выглянул в коридор. Подошёл к окну. Поезд просто стоял с закрытыми дверьми. Коля зевнул и вернулся в своё купе. Его полка была сверху. Он достал из сумки полотенце, пакет с пирожками – Коля отнекивался, но добрая тётя Лена, всё-таки заставила его взять. Он улыбнулся, вспоминая. Так, сумку теперь можно на третью полку.
Поезд дёрнулся, проехал немного и опять остановился. На третьей багажной полке лежала сложенная вдвое цветастая газета. Кто-то из пассажиров, видимо обмахивался ею как веером. Коля взглянул на число. Вчерашняя. Он сел обратно, к окну и раскрыл её.
На первой же странице он увидел знакомое улыбающееся лицо. Рашульский Игорь Николаевич, собственной гнусной персоной радостно лучился теплотой и искренностью прямо в объектив. Ниже шёл заголовок: «Потери в РосНедрРесурсе. Тайный проект на Дальнем Востоке». Далее, шрифтом помельче, шёл анонс статьи. «Российские нефть и газ теперь по трубе пойдут в Китай и Корею? Зачем Загорский тайно послал доверенное лицо во Владивосток? Президент остался недоволен? От какой болезни скоропостижно скончался второй человек в РосНедрРесурсе? Читайте наше спец. расследование на стр. 7».
Коля быстро развернул газету на требуемой странице. Целый коллаж из фотографий с Рашульским: и эта и другие. Вот, он открывает центр помощи детям-инвалидам. Вот произносит речь в каком-то благотворительном фонде. Вот заботливо вникает в нужды пенсионеров. Вот стоит в одном ряду с первыми лицами государства. Вот лично …сам... (ого!) вешает какой-то орден ему на грудь. Ниже шёл официальный текст от пресс службы РосНедрРесурса.
«С прискорбием вынуждены сообщить, что вечером 26 августа 2008 года, на пятьдесят четвёртом году жизни скоропостижно скончался наш ценнейший сотрудник, первый заместитель главы РосНедрРесурса, Рашульский Игорь Николаевич. В его лице и наша компания, и вся Россия потеряла компетентнейшего управленца, глубокого специалиста нефтегазовой отрасли, горячего патриота и просто доброго искреннего человека. Рашульский Игорь Николаевич навсегда останется в наших сердцах отзывчивым и чутким сотрудником, образцом глубокой честности и порядочности. Весь коллектив РосНедрРесурса скорбит об этой невосполнимой утрате».
Ниже шло интервью с Семёном Загорским.
«Кореспондент КП (К) – Семён Владимирович, огромное спасибо, что согласились встретиться. Всем известно, насколько вы занятой человек, особенно сейчас, в тяжёлое для концерна и лично для вас, время…
Загорский С.В. (З) – Да, здравствуйте. Вы правы. У нас и так времени всегда было минус десять часов сутки, так говорил мой близкий друг Игорь, а сейчас, с его уходом, так вообще минус двадцать часов.
(К) – И, тем не менее, вы согласились на эту встречу…
(З) – Я всегда с огромным уважением относился к вашему изданию, как к наиболее ответственному, а также как к наиболее полно и объективно подающему информацию. Сам с удовольствием читаю и рекомендую другим.
(К) – Спасибо, Семён Владимирович. Тогда можно сразу первый вопрос? Что случилось с вашим заместителем и, причём тут его командировка на Дальний Восток? Расскажите, пожалуйста, если это не очень большая тайна.
(З) – Да, собственно, тайны тут никакой и нет. Это была обычная рядовая поездка. И если бы не скоропостижная кончина моего друга, то на неё вообще никто не обратил никакого внимания.
(К) – Ходят слухи, что планируется строительство огромного нефтеперерабатывающего завода в Козьмино, близ Находки. А также нефтепровода в Китай и Корею.
(З) – На счёт слухов, это не ко мне. А что касается проектов, то у меня в кабинете есть несколько шкафов до отказа забитых разными проектами. Всё очень красиво выглядит на бумаге, но реальность диктует свои условия. Нашим специалистам часто приходится бывать на местах, чтобы всё увидеть своими глазами. Не редко выходит, что та или иная задумка в итоге оказывается нерентабельной, а то и просто провальной. Из-за того, что не учли какой-то фактор. А среди наших специалистов Игорю Николаевичу не было равных. И он работал за троих, скажу я вам. Он совершенно не щадил себя.
(К) – То есть, это была обычная поездка?
(З) – Абсолютно рядовая. Он приехал и даже ничего не успел толком сделать. Ему стало плохо, его увезли в Москву и сразу положили в больницу.
(К) – От чего он умер?
(З) – Что касается официального заключения, я могу только сослаться на медиков. Врачи говорят про отёк лёгких. Есть такое заболевание, которое прогрессирует очень быстро, и человек сгорает в считанные дни.
(К) – Его ещё называют «ураганный отёк лёгких».
(З) – Совершенно верно. Именно это мне врачи и сказали. Но у меня есть своё личное мнение по этому поводу. Я уже сказал, что Игорь Николаевич не щадил себя, и это так. Но при всём при этом, он очень трепетно относился к другим людям. Он всегда жалел подчинённых и зачастую сам мотался туда, куда имел полное право отправить другого специалиста. Даже я неоднократно обращал его внимание на это. Просил не перерабатывать, дать организму отдых. Он всегда вздыхал и говорил, что надо войти в положение того или того сотрудника. И делал сам. И всегда делал очень хорошо, уверяю вас.
(К) – Удивительно.
(З) – Да, таков был мой друг Игорь. Представьте себе его перелёты за две последние недели жизни. Берлин –Пекин – Осло – снова Пекин… Потом Москва - Цюрих – Владивосток и снова Москва. Причём из-за известного конфликта в Южной Осетии именно он принимал на себя всё давление «партнёров» по сделкам с нефтью и газом. Вот и представьте. Надолго ли хватит человека при таком графике работы? При постоянной смене часовых поясов и длительных перелётах.
(К) – Да уж, сложно представить.
(З) – Вот так вот. И нет тут никаких тайн, видите? Просто рутинная выматывающая работа. Но её должен был кто-то делать для нашей с вами страны. И мне приятно сказать, что этим человеком долгие годы был мой близкий друг Рашульский Игорь Николаевич.
(К) – Спасибо большое, что уделили время, Семён Владимирович.
(З) – Спасибо, что пришли. Был рад пообщаться. В этом году мы начинаем строительство большого научно-административного комплекса в Подмосковье, и уже принято решение, что одна из главных улиц будет названа в честь моего друга…»
Коля читая недоумённо крутил головой. Речь будто бы вообще шла о совершенно другом человеке. Если бы он сам своими ушами не слышал его рассуждений на том старом пыльном чердаке, то он бы точно поверил тому, что здесь было написано. Далее шли рассуждения каких-то независимых экспертов на тему нефтепровода и Китая, на тему борьбы за кресла в РосНедрРесурсе и прочее.
Поезд опять тихонько тронулся и набрал ход. Коля отложил газету и снова стал смотреть в окно. Прочитав эту статью можно было догадываться о чём угодно, только не о том, что было на самом деле. Ни слова о Веронике, ни слова о попытке её убить. «Принцесса наследная»… как выразился этот Игорь Николаевич. Рашульского, значит, они убрали сами. Не стали выносить сор из избы. Устроят пышные похороны и назовут улицу в его честь. Молодцы… Вот и верь новостям после этого. Он снова взял газету и тщательно пролистал все остальные страницы. Ни о лагере, ни о смерти Данила, ни о задержании директрисы нигде не было сказано ни слова. Что ж, стоило ожидать.
А Веронику, значит, забрали большие важные люди. Счастливый отец обрёл дочь. Интересно, сам папочка насколько лучше покойного Рашульского? Не того же гнезда ли змеюка? Ладно, не стоит раньше времени думать плохо. Уж он, во всяком случае, детей в лагере не травил. Коля молча смотрел на проплывающие мимо бетонные заборы, деревья, пешеходные переходы над путями. Иногда узкой синей полоской мелькало море. Вот, значит, почему умерли лисы и этот глупый Колбасёныш. Мясной подлив собрали с пола и выкинули куда-то за лагерь, а окрестное зверьё ночью наелось. Что было бы, если… Коля даже не хотел представлять. Действительно поступок достойный Ирода. Не получатся убить одного, тогда убить всех. И у Алины рука не дрогнула. Зашла на кухню и сыпанула. Коля всё не мог заставитьсебя в мыслях называть её Изольдой. Такая красивая, стройная и милая, а рука не дрогнула. И Колю она бы шлёпнула тоже легко и быстро, можно не сомневаться. И спала бы потом спокойно. Сейчас она в реанимации. Коля вздохнул. Может быть выживет. Он, при всём этом, не желал ей зла. Не получалось. Хотя в душе он признавал, что свою пулю, она, конечно же, заслужила.
Поезд опять ощутимо затормозил. Коля выглянул в коридорное окно. Да, станция Находка, та самая, куда полтора месяца назад впопыхах выскочил Коля. Он улыбнулся, увидев ту же бабку на перроне. Захотелось высунуться и громко спросить – Это Находка? И в ответ услышать - нет, это Париж!
Поезд остановился, и народ на перроне полез по вагонам. Стоянка поезда была ровно три минуты. Потом опять, тихо и незаметно состав пошёл далее. Коля вернулся в купе. Было жарко, кондиционер почему-то не спешили включать. Он ухватился за пластиковый рычаг и потянул его вниз. Оконное полотно, со скрипом поддалось и поехало вниз. Струя прохладного ветерка прошлась по пустому купе. Коля усмехнулся – поезд опять останавливался. Он встал, опершись одним коленом на сиденье, и стоял, высунувшись в окно, подставляя лицо вечернему ветру. Напротив хвоста остановившегося поезда, чуть поодаль, на путях, показался отдельно стоящий железнодорожный вагон. Рядом с ним стоял грузовик с закрытым кунгом, и решёткой на маленьком окне. Коля лениво наблюдал, как из-за вагона вышла крупная женщина в серо-синем камуфляже с немецкой овчаркой на поводке и кобурой на поясе. За ней шёл автоматчик в таком же облачении. Из кабины грузовика выскочили двое. Та же форма, автоматы. И ещё один, в фуражке, в форменной голубой рубашке, с погонами старшего лейтенанта и с ключами в руке. Автоматчики встали по обе стороны от машины. Тот, что в фуражке, отпёр дверь кунга и скомандовал внутрь. – На выход!
Из кунга показался арестант. Руки были скованны наручниками за спиной. – Голову вниз! – скомандовал офицер. Собака зарычала, изготовившись и натянув поводок. Автоматчики не сводили с задержанного глаз, чёрные дула смотрели арестованному в ноги. Тот медленно вышел наружу и пошёл по направлению к вагону. Холодный озноб продрал Колину спину. Это был Славик. Тот самый с кем он насмерть бился на скале. Внезапно тот повернул голову и увидел Колю в открытом окне поезда. Их глаза опять встретились. Славик вдруг выпрямился, расправил плечи насколько позволяли скованные за спиной руки, и кивнул Коле. Кивнул серьёзно, без всякой издёвки, как равный равному, как бойцу, которого может уважать другой боец. И словно бы тот ледяной купол безвременья снова накрыл их обоих за этот длинный миг, когда они смотрели в глаза друг другу.
- Голову вниз! – Крикнул офицер. Купол растаял. Коля также серьёзно кивнул в ответ и секунду спустя нить их взглядов прервалась. Славик опустил голову и зашёл за вагон. По звукам шагов Коля понял, что он поднялся внутрь. Женщина с собакой и два автоматчика нырнули следом за ним. Через несколько секунд щёлкнула дверь, и голос женщины что-то сообщил старшему лейтенанту и автоматчику оставшемуся снаружи. Те ощутимо расслабились. Автоматчик щёлкнул предохранителем и убрал оружие за спину. Офицер ему что-то сказал, и они оба закурили. Они, о чём-то тихо говорили и до Коли не долетали их слова. Он только почувствовал, как поезд снова тихонько повлёк его вперёд. Те двое, сделав ещё по затяжке, бросили окурки, и мельком глянув на отъезжающий состав, не спеша полезли обратно в свой спецфургон.
Коля стоял поражённый. Что это значит? Кто-то словно нарочно задерживал поезд и показывал ему всё это! И Вичка на перроне, и газета, и теперь вот, Славик. Тот Самый, что услышал его вопль, когда он лез по скале. Тот Самый, во Имя Которого Данька закрыл собой пролом. Тот Самый, что повелел ему не убивать. Спираль событий, раскручиваясь, подходила к концу. Какой-то огромный круг бытия, возникнув в прошлом, сейчас замыкался. Незримые камни как будто один за другим вставали на свои места. И если сначала были одни лишь вопросы, то теперь один за другим приходили ответы. Ему дано было столько понять,столько услышать и увидеть... Почему?
Он посмотрел на Библию, лежащую на столе. Неужели Бог что-то говорит ему? Он трепетной рукой открыл её и словно пылающее пламя, в глаза бросились слова. – ИЩИТЕ ГОСПОДА, КОГДА МОЖНО НАЙТИ ЕГО; ПРИЗЫВАЙТЕ ЕГО, КОГДА ОН БЛИЗКО… ОН ПОМИЛУЕТ… ОН МНОГОМИЛОСТИВ… МОИ МЫСЛИ – НЕ ВАШИ МЫСЛИ, НИ ВАШИ ПУТИ – ПУТИ МОИ, ГОВОРИТ ГОСПОДЬ…
Это снова была та самая Данькина проповедь. Те же слова.
- Господи, Ты мне это говоришь? – Весь трепеща спросил Коля. Страх и ужас вдруг сковал его. Он опять был тем маленьким и дрожащим человечком, как тогда на скале, когда он закричал свою первую в жизни молитву. Бесконечно ничтожным и слабым, под невыразимо огромным куполом неба, под светилами и звёздами, под оком Того, Кто взирал и видел его – потерявшегося и бессильного что либо сделать самому. Он был рядом тогда, когда Коля закричал, и Он был рядом сейчас, когда Коля обратился к Нему с этим вопросом. Он был здесь, Он слышал. Он отвечал.
- Что мне делать, Господи? – в страхе вопросил Коля, опускаясь на колени. В этот момент словно бы не было поезда, этого пустого вагона, был только маленький человек Коля а вокруг него всё пространство заполнял Собою Тот, Кто внимал ему сейчас.
- ИЩИТЕ! – пронёсся ясный ответ в сознании, и снова, как тогда на скале эхо ясного понимания, как круги по воде разошлись по всему Колиному существу.
- ПРИЗЫВАЙТЕ! – Пронеслось второе слово.
- Призываю, Господи! – Прокричал Коля. – Помилуй меня, грешного! – И словно бы огонь вспыхнул у него внутри. Какие-то немыслимо твёрдые основания в Колиной душе, вдруг поколебались и пошли трещинами, как от удара огромного молота. Слёзы брызнули из глаз. Что-то твердокаменное рушилось у него внутри. А внутри звучал Голос. - СЛОВО МОЁ, НЕ ПОДОБНО ЛИ ОГНЮ… И НЕ ПОДОБНО ЛИ МОЛОТУ, РАЗБИВАЮЩЕМУ СКАЛУ?
- Прости меня, Господи! – Прошептал Коля.
Невидимый Молот бил и бил в невидимые же твердыни, до конца разрушая их. И Коля понимал, что это рушится стена. Та самая стена, что всегда была в нём самом. Очистительный огонь, разгораясь, раскалял и оплавлял всё внутри.
- Спаси меня, Господи. – Шептал Коля.
- … ВСЯКИЙ ВЕРУЮЩИЙ… НЕ ПОГИБ, НО ИМЕЛ ЖИЗНЬ ВЕЧНУЮ. – Огненные слова вспыхивали и наполняли Колино сознание. Вместо неверия, вместо той разрушенной стены. Невидимые механизмы его души, наконец-то, провернулись и встали на своё место.
- Верую, Господи. Помоги мне.
- ИЩИТЕ… ПРИЗЫВАЙТЕ… ЖИЗНЬ ВЕЧНУЮ… - Изменяющий Колино прошлое, теперь творил его настоящее. И говорил искать и призывать. Это был не конец его истории, это было её самое начало. Пространство вокруг снова обрело вид пустого купе, а Коля оказался совсем один, трепещущий, стоящий на коленях, в стучащем колёсами поезде. Он дрожащей рукой вытер слёзы и сел на кушетку. Раскрытая Библия лежала перед ним. Всё было предельно ясно. Бог ответил ему на молитву, а теперь его, Колина очередь идти вперёд: читать, искать, призывать…
Телефонный звонок, такой резкий и неуместный в тишине купе заставил Колю поморщиться. Он перевёл свой взгляд на пиликающий телефон. Тот лежал на столе, куда его машинально выложил Коля, когда ещё читал газету, и настойчиво звонил. Он взял трубку и нажал на клавишу.
- Алло.
- Алло, Колян! – Раздался в трубке знакомый голос. – Алло! Слышишь меня? – Это звонил Пашка Зимин – Зима, Колин друг.
- Да. Алло. Паша, ты?
- Да, я. Колян, слушай, у меня к тебе новость офигенная! Ты сядь, а то сейчас упадёшь!
- Сижу. – Ответил Коля.
- Короче, со мной сейчас преподы наши из училища связались. Колымский-Львов, прикинь, с инсультом слёг. Оклемался, короче, но с должности ушёл. Всё, короче, пенсия! Чуешь, блин, куда паровоз пошёл?!
- Нет. – Честно ответил Коля.
- Короче, нового назначили. Хволынина нашего помнишь, по тактике… Он пока «и.о.» но не в этом суть. Короче, Колян, он говорит, что тебя восстановят, как нечего делать. Экзамены ты сдал почти все. Там, блин, формальности остались. Подписи, туда-сюда. Учился нормально, так что всё на мази. Он вообще был против, когда тебя турнули. Но кто тогда его слушал? Слышишь?
- Слышу. – Ответил Коля.
- Короче, Колян, тебе в училище подъехать надо. Там за пару экзаменов, что пропустил, тебе средний твой балл поставят задним числом, и всё. Главное, тебе лично прибыть и расписаться надо в табелях всех, в листах на удостоверение. И сразу к нам, в ряды. Офицеры шепчутся, что сейчас поездочки весёлые пойдут, только держись! – Зима довольно хохотнул.
Коля сидел и спокойно его слушал. Эта новость, которая привела бы его в полное и невыразимое счастье ещё каких-то полтора месяца назад, сейчас его абсолютно не радовала. Он уже совершенно не хотел быть военным. Он просто стал другим. Невидимый Молот сокрушил всё это, старое в нём, и сейчас Коля просто молчал, удивляясь этим переменам в самом себе.
- Аллё, Колян! – Кричала трубка. – Чё молчишь?! Офонарел от счастья?!
- Паша. – Сказал Коля. Он сглотнул комок в горле, окончательно порывая с прошлым. – Паша… Я не приеду. Я не буду военным.
Трубка озадаченно замолчала.
- Колян, ты чё? – Наконец растерянно спросил Зима. – Я тебя правильно понял?
- Да, Паша. Я не поеду, и расписываться нигде не буду.
- Колян, ты чё, с ума сошёл? Ты чё, отказываешься?
- Да, Паша. Я отказываюсь. – Спокойно и твёрдо ответил Коля.
Пашка опять долго молчал.
- Коля, в чём дело? Что с тобой? Там у нас все тебя ждут… Чего я ребятам скажу?
- Скажи как есть. Я, Паша в Бога уверовал, и оружие больше в руки брать не буду. – Прямо и честно ответил Коля.
Пашка пробурчал что-то нечленораздельно-матерное. Коля молчал.
- Да, пошёл ты! – Наконец в сердцах крикнул Зима, и бросил трубку.
Коля только вздохнул. Пошёл, так пошёл. Этого объяснить Зиме было нельзя. Как нельзя было бы раньше объяснить самому Коле. Он бы просто не понял, не услышал сквозь стену. Сейчас возможно будут ещё звонки от других ребят. Слушать удивлённую брань ему не хотелось. Коля вздохнул и отключил телефон. А как теперь он сам? Куда ему, если в военные ряды он не идёт? Он пока не знал, но ясно понимал, что Тот, Кто изменил его прошлое, без сомнений позаботится и о его будущем. Он склонился над Библией…
*****
Поезд, шипя и дёргаясь, останавливался. «Партизанск» - значилось на жестяной табличке на перроне. По Колиному вагону раздалось многочисленное топанье ног заходящих пассажиров. Он поднял голову на дверь, но в его купе пока так никто и не зашёл. Он слышал разговоры и шуршание сумок, слышал, как проводница поторапливает быстрее заходить в вагоны, слышал звуки отъезжающих дверей купе и детские голоса. Вагон заполнялся народом. Шумели за стенкой, шумели в соседних купе, кто-то громко спрашивал, когда откроют туалет и ему отвечали, что всё давно открыто. Поезд, набирая скорость, ехал дальше. Коля посмотрел за окно – еле-еле начинало темнеть. Ему было так хорошо и тихо на душе, что он был рад, что его никто не тревожит. Хотелось, вот так вот, читая, ехать дальше и дальше. Но завтра с утра будет Хабаровск, потом путь до Москвы. Снова новые люди. Потом надо будет что-то делать. Надо будет найти верующих рядом с домом. А это значит пойти туда, куда когда-то ходил его отец. Значит, он снова увидит Суламиту. И ещё многих других… Она уехала, так и не оглянувшись, ну что же, пусть Бог усмотрит и этот вопрос. Он прислушался к себе. Его чувства к Суламите никуда не делись, но той боли не было. Как будто его переживания поменяли свой полюс, и из болезненных превратились в тёплые и спокойные.
В дверь купе кто-то постучал.
- Да-а? – Произнёс Коля.
Дверь отъехала назад, и Коля к своему изумлению увидел Лилю Сластину. Та, увидев Колю, удовлетворённо хмыкнула и крикнула куда-то вглубь коридора.
- Я ж говорила, он здесь!
Раздался звук шагов и в купе заглянули Полина и Суламита. Коля удивлённо смотрел на них, ничего не понимая.
- Вы чего телефон отключили?... – Суламита одним взглядом оценила обстановку в купе: Коля, Библия на столе. Он пристально смотрела на него, как будто заново узнавая.
- Артём сказал, что вы в первом вагоне. А мы найти не могли! – Полина тоже оглядывала Колю. Она поморгала глазами и уставилась на Суламиту.
- Приветствую. – Вдруг осёкшимся голосом сказала та.
- Приветствую. – Словно эхом отозвался Коля.
- Мы вас на ужин хотели позвать. Мы во втором вагоне. – Пояснила Суламита. – Нам сёстры еды надавали с собой… а есть некому. Артём сказал, что вы можете помочь. – Она продолжала пристально вглядываться в Колю, словно бы не веря чему-то.
- Вы же уехали? Или нет? – Спросил Коля.
- Ну, да, уехали на пару дней в Партизанск. В гости к сёстрам. – Кивнула Полина.
- Как хорошо. – Сказала вдруг Суламита.
Полина с Лилей переглянулись.
- Ну, мы там разложим всё пока. Приходите. – Обратились они к Коле.
- Да, да, приду. – Коля встал и вышел за ними в коридор.
Суламита посторонилась. Её глаза сияли. Она всё поняла.
- Не задерживайтесь. – Радостно выдохнула она, разворачиваясь и уходя вслед за девочками по коридору.
- Хорошо. – Ответил Коля. Он смотрел ей вслед, как она идёт, и ему было очень покойно и радостно на душе. Изменяющий прошлое продолжал его изменять, творя новое настоящее.
- Оглянись, Суламита. – Прошептал Коля, глядя ей вслед.
И она оглянулась, словно бы услышала его шёпот.
- Поторопитесь, остынет! – Звонко крикнула она через весь коридор.
Коля кивнул и вдруг в полноте осознал, что произошло. Стены между ними больше не было.
- конец третьей части -
Эпилог.Три слова.
(Наши дни)
- Пап, ну, ты хоть скажи им! Давай я тогда пакеты в тележку положу?! – Тринадцатилетний Данька с возмущением смотрел, как девятилетний Егор, тарахтя губами и подражая звуку мотора, катит по полу супермаркета тележку с сидящими там Олей и Лёшкой. – Не, нормально, да? – Он продолжил. – Тележка, значит, чтобы кататься, а пакеты я неси, так?
- Данька, не ворчи. Донеси до машины и всё. – Коля остановился и стал застёгивать куртку, на улице было холодно.
- Мама, а вы нас родили, чтобы мы вам помогали, да? – Пятилетняя Оля стояла в тележке, придерживая рукой сидящего двухлетнего Лёшку. Этим, как она считала, она сильно помогала родителям.
- Сядь, не видно! – Егор затарахтел сильнее. – Сейчас как врежемся!
- Мы вас родили, потому что мы вас любим. – Объяснила Суламита. – А вы нам помогаете, потому что вы нас тоже любите. Понятно?
Супермаркет закрывался в одиннадцать. Они как раз успели. На больших электронных часах мигало 22:48. Народу из-за позднего часа почти не было. На входе уже натягивали ленточку, а к кассам шли последние покупатели. Они стояли в большом холле, и Коля ждал, пока жена и дети застегнут куртки, чтобы выйти на улицу.
- Голова у меня что-то разболелась. – Пожаловалась Суламита. – Надо бы кофе выпить, а то пока до дома доедем…
- У меня от твоего кофе наоборот голова болит. – Пробурчал Коля, оглядываясь. Сбоку от выхода светился неоновыми линиями вход в кафе.
- А у меня проходит. – Суламита проследила за его взглядом.– Вон, круглосуточное… Давай заскочим, я с собой в машину возьму.
Они развернулись к кафе.
- Пап, мам, а мне здесь стоять с пакетами? Этот сейчас тут всё разнесёт тележкой!
- Так, слушай… - Коля остановился, доставая из кармана ключи от машины. – Вот, возьми. Продукты в багажник, а детей по сиденьям. Не перепутай.
- Так и знал. – Буркнул Данька. – Уж лучше б молчал…
- Не ной, ты всегда старшим будешь. Пристегнуть их не забудь.
- И сколько мне старшим быть? – Данька взял ключи и поднял пакеты с пола.
- Пока не женишься. Потом за тобой жена присмотрит. Вот тогда уж не забалуешь.
- Не пугай раньше времени. – Суламита с улыбкой потянула его за рукав. – Пойдём, угостишь жену кофе.
В кафе было тихо и уютно. Даже музыка звучала приглушённо. Справа от кассы мелькал картинками подвешенный телевизор. Звук был выключен.
- Один латте без сахара, можно? Суламита устало облокотилась на стойку кассы.
- Один? – Бариста кинул быстрый взгляд на Колю.
- Коля! – Суламита посмотрела на него, - может, будешь кофе?
- Тогда мне тоже латте, но с сахаром. За рулём ещё ехать час.
- Два латте, один с сахаром, другой – без.
Бариста кивнул. Зажужжала кофе-машина.
- Что там, Данька справится? – Спросила Суламита.
- Поворчит, да справится. Мита… - Вдруг позвал он её. – Посмотри.
Суламита проследила за его взглядом. Там на экране слащавый ведущий с длинной гривой волос брал интервью у какой-то миловидной женщины средних лет. Та улыбалась и что-то отвечала ему.
- Ну и что?
- Ты посмотри внимательно. Это же она. – Коля показал рукой на экран. – Простите, - обратился он к бариста, - вы не могли бы включить звук?
Тот молча нажал на какую-то кнопку на пульте, и звуки передачи ворвались в кафе.
Пацанку было не узнать. Ровные белые зубы, утончённые черты лица и минимум косметики на лице. Стрижка длинное каре, чёрная водолазка и едва заметная цепочка сверху. Она сидела где-то в кабинете в кресле, и тонко улыбаясь, слушала очередной вопрос ведущего.
- … вы при всём при этом ещё и многодетная мама? – Ведущий с озорным выражением лица задал вопрос.
- Скорее малодетная. У меня всего трое.
- Что вы говорите? У большинства российских семей – один ребёнок, максимум двое.
- Совершенно верно. В этом и беда российских семей. И России в целом. Нас всё меньше и меньше. Можно обложить материнскими капиталами и соц. помощью, но люди рожать всё равно не хотят.
- Но, скажите, как вы, при вашем графике, умудряетесь совмещать воспитание детей и работу? Вы трудитесь на таком ответственном посту. Вам помогают няни?
- У нас нет няни. Что касается воспитания и работы, то мы с мужем ещё до рождения детей договорились, что наших детей должны воспитывать мы сами, а не другие люди. И весь наш распорядок мы строим вокруг этого.
- Трудно совмещать?
- Трудно. Но, при желании и определённых усилиях, можно.
- Что самое трудное, как, по-вашему?
- Чтобы им не привилось сознание этаких барчат. Мы стараемся максимально донести до них, что всего в жизни надо добиваться трудом. Надо стараться и прилагать усилие. И если не получилось, то пробовать снова. И это здорово, хорошо и интересно. А если уж так вышло, что ты родился с определённым набором привилегий, то это и большая ответственность. И спрос обязательно будет. Так или иначе.
- Они ходят в обычную школу?
- Нет. У нас в городке есть школа, где в основном учатся дети сотрудников РосНедрРесурса.
- На улице Рашульского, верно? – Ведущий, важно кивая, козырнул своей осведомлённостью в деталях.
Лёгкая улыбка, достойная Мона Лизы, самыми кончиками губ, слегка мелькнула на лице женщины.
- Совершенно верно, на Рашульского.
- Вероника Семёновна, там, насколько я знаю, по особой программе также учатся дети с обычных детдомов?
- Да, всё верно. Отец очень переживает за тех детей, что остались одни. Мы не можем всем помочь, конечно… да всем, наверное, и не надо учиться в школах с особой программой. Просто потому, что мы все разные. Но кому-то… Кому то – да, мы помогаем. Даём шанс чего-то достичь.
- Как вы выбираете? Какой-то конкурс? – Ведущий прищурился.
- Конкурсы – вещь очень однобокая, не дающая ясной картины. К тому же сопряжённая с ненужным ажиотажем и большими огорчениями. Нет, мы поступаем по-другому. Мы наблюдаем за жизнью детей в детдоме. Смотрим, кто, чем увлекается, что читает, к чему стремится. Потом тихонько предлагаем. И всё. Если ребёнок соглашается, то его для всех, просто переводят в другой детдом.
- И как им к вам попасть?
- Никак. Мы либо сами предложим, либо нет.
- Им потом будут предлагать работу в РосНедрРесурсе? – хитро улыбнулся ведущий.
- Не знаю. Пока ещё никто из них настолько не вырос, чтобы судить об этом. На работу к нам можно устроиться и с улицы, не обязательно оканчивать нашу школу.
- Что для этого нужно?
Вероника Семёновна улыбнулась.
- Подать заявление и другие документы, прийти на собеседование, пройти отбор. В общем как в любой другой компании. – По её, немного хитрой улыбке, было видно, что она слегка подтрунивает над журналистом, и дело обстоит не совсем так просто.
Репортёр, видимо отметил это, и задал другой вопрос.
- Долгие годы концерн возглавлял ваш отец… Как сейчас его здоровье?
- Он здоров, насколько можно быть здоровым в семьдесят пять лет. Он активно участвует в управлении. Даёт советы, приходит на совещания.
- Он личный друг нашего президента, верно.
- Да, это так. Насколько у таких людей вообще возможны друзья.
- Что вы имеете в виду? Поясните, пожалуйста.
- Когда вы управляете огромной страной или ресурсами огромной страны, то вы себе просто не принадлежите. Вы также не можете принадлежать друзьям. Вы с трудом можете принадлежать семье. Отчасти. Слишком много от вас зависит, чтобы, по-простецки, дружить.
- А у вас как с друзьями?
- Мой лучший друг, это мой муж. С ним я делюсь всем.
- Но вы носите девичью фамилию…
- Да. Это фамилия отца. Решили, что так пока будет лучше. – Она слегка рассмеялась, блеснув ровными белыми зубами.
- Вероника Семёновна, ну раз речь зашла о вашем супруге, то можно узнать немного о нём…
- Он работает вместе со мной в аппарате управления компании… - Она немного приподняла бровь и сделала загадочное лицо, - и здесь, я думаю, мы можем остановиться. – Она рассмеялась.
- Понимаю вас, понимаю. – Поспешил заверить её ведущий. – Ну и напосле…
За камерой раздался какой-то шорох, и Вероника вдруг повернула лицо туда. – Что? – Спросила она, глядя за объектив. – Прямо сейчас?
- Ну, он прямо сейчас звонит. – Раздался другой женский голос.
Камера показала весело улыбающегося ведущего, который заговорщицким шёпотом произнёс – Дорогие телезрители, сейчас мы с вами немного узнаем тайны Мадридского двора. Веронике Семёновне звонит кто-то очень важный.
- Всё-то вы хотите знать? – С улыбкой отреагировала Вероника. – Ладно, Вика, неси сюда телефон. Пусть уж все видят и слышат!
- Снимай-снимай! – Захохотал ведущий оператору в камеру.
Молодая красивая девушка лет двадцати с толстой, пшеничного цвета, косой, появилась в объективе и подала Веронике Семёновне телефон.
Суламита ахнула глядя на экран.
- Коля, смотри. Это же Вичка! Та самая. Смотри, она её не бросила. Обещала забрать и забрала.
- Сдержала обещание. Молодец. – Кивнул Коля.
На экране было видно, как Вероника взяла трубку и заговорила, - Bonjour,monsieurLorville! ..Oui, jesuisunpeuoccupe… - Она несколько секунд слушала, что говорит трубка. - D’avance, noussommesd’accord… - Вика, возьми! – Она протянула трубку помощнице.
Та, перехватив телефон, приложила его к уху и, отходя в сторону, быстро заговорила – Jerepondraiaurestedetesquestions…
- О-о! Чего это? – Ведущий открывал рот и подмигивал в камеру. – Дорогие, телезрители, если кто-нибудь, хоть что-нибудь понял, звоните нам на горячую линию.
Вероника рассмеялась глядя на него.
- Ну, как вам тайны Мадридского двора? – Она, прикусив губу, хитро посмотрела на репортёра.
- При Мадридском дворе говорят по-французски! Это было неожиданно. О чём шла речь?
- Пусть вам помогут телезрители. – С улыбкой подмигнула Вероника Семёновна. – Вы, кстати, хотели что-то спросить напоследок. – Напомнила она.
- Ах, да! Вероника Семёновна… э-э, - ведущий ощутимо замялся, - ходит множество самых разнообразных слухов про ваше… детство. Рассказывают совершенно фантастические истории, про ваши побеги из пионерского лагеря, про каких-то наёмных убийц. Кто-то говорит, что вас защищали какие-то отставные военные, кто-то наоборот, что именно они вас пытались убить. Что отцу даже пришлось прятать вас под вымышленной фамилией в детском приюте… Что из этого, правда, что нет? Вы можете что-нибудь рассказать нам об этом?
Учтивая улыбка продолжала оставаться на лице Вероники Семёновны, но глаза замерев, приобрели жёсткое выражение.
- Ну, вы как репортёр, должны понимать, что людям свойственно преувеличивать… - сделала она снисходительный выпад.
- А тайнам рано или поздно, просачиваться наружу… - Осторожно парировал репортёр.
- И что же там у вас просочилось? – Она опять улыбнулась одними губами.
- Лучше вы нам расскажите, Вероника Семёновна. Столько лет прошло. Неужели это всё ещё тайна? – Ведущий перешёл на просительный тон.
- Ну, в моём детстве, действительно был период, когда я жила с мамой, но потом мама умерла, и папа взял меня к себе. – Она пожала плечами, мол, что ещё тут рассказывать.
- Хорошо, а все эти истории про попытки вас убить… - журналист не хотел отцепиться. Он просительно понизил голос и заискивающе смотрел на неё.
- Боюсь, что… - она отрицательно покачала головой.
- Ну, хотя бы два слова. – Ведущий умоляюще сложил ладошки. – Два слова…
Вероника Семёновна какое-то время смотрела на него, раздумывая.
- Хорошо. – Вдруг сказала она. – Я скажу даже не два, а три слова. Но не более.
- Целых три слова! Отлично! – Воодушевлённо воскликнул ведущий. – Мы слушаем, Вероника Семёновна!
Камера приблизила её лицо. И она, спокойно глядя в объектив, произнесла свои три слова.
- Меня Бог спас.
*****
За прошедшие пятнадцать лет, ни Колю, ни Суламиту, так ни разу и не дёрнули в связи с прошедшими событиями. Они даже иногда пробовали рассуждать над этим, и в итоге пришли к выводу, что там, разобравшись в сути, решили их не трогать. Видимо, кто-то очень серьёзный в тех эмпиреях, где сейчас обитала Вероника, дал соответствующее распоряжение. Так что они были избавлены от суеты связанной с официальным расследованием, допросами и судами. Всего этого не было. Там где надо, со всем этим делом тихонько разобрались и сами всё порешали.
Лишь один раз, когда они, уже будучи женаты, купили участок и начинали строить дом, эхо тех событий напомнило о себе. Было тяжело: Они с Суламитой ожидали первенца, днём Коля работал с её братьями на стройках, а после работы, несколько часов он мог посвящать строительству собственного дома. Жили они пока в доме у Истоминых. Братья и отец Суламиты, как могли, помогали им. С деньгами тоже было тяжело. Порой не на что было купить необходимые стройматериалы. Как раз в один из таких моментов на счёт Суламиты пришла крупная сумма. Без объяснений, без сопроводительного текста, без предварительных звонков. Они попытались выяснить в банке источник перевода, но там их заверили, что тут нет никакой ошибки, деньги действительно переведены им, и от дальнейших пояснений отказались. Догадаться, кто это мог быть, было несложно. Вероника и её отец помогли им. По некотором рассуждении,было решено эту помощь принять. Сумма была внушительная, но не чрезмерная. Её хватило, чтобы завершить строительство и даже помочь некоторым нуждающимся семьям в их собрании.
А собрание приняло Колю по-разному. В самом начале все были приветливы и дружелюбны. Потом, когда стало ясно, что Коля здесь всерьёз и надолго, отношение некоторых людей к нему стало меняться. Несколько молодых братьев почти открыто невзлюбили его, когда выяснилось, что он имеет виды на Суламиту. Среди старших нашлись и свои «мухоморы», которые пустили слух, что якобы Коля подглядывает за жизнью церкви «стучит» властям. Коля был очень удивлён, когда узнал об этом. Неприятно удивлён. Что их подвигло на такие слова и выводы так и осталось для него загадкой. Тимофей Максимович, отец Суламиты, на это сказал ему так. – Не удивляйся. Есть баптисты по вере, а есть баптисты по национальности. Есть те, которых возродил сам Бог, а есть те, которые просто приняли жёсткую форму и закостенели в ней. И «предания старцев» для них важнее Писания. И те и другие находятся в одной церкви. Не удивляйся этому. Так должно быть пока церковь здесь, на земле. – Слышать это было странно и страшно, но за последующие годы Коля неоднократно убеждался в правильности этих слов.
Однако, наряду неприятными моментами, было много светлого и радостного. Другие члены церкви приняли Колю просто и без сомнений. Все те же самые братья и сёстры, кто когда-то так же просто и искренне приняли его отца. В доме у Истоминых фотография его папы висела на стене. И Коля чуть не расплакался, когда впервые увидел её.
А мир вокруг неистово летел в пропасть. Новое поколение рождалось и жило, не выпуская смартфонов из рук. Молодые женщины чем-то надували себе губы и становились похожи то ли на русалок из ужастиков, то ли на жаб. И при этом искренне считали, что выглядят красиво. Русские города массово заполнялись мигрантами из Средней Азии, которые даже в мыслях не имели как-то придерживаться российских законов.
Дети и студенты приносили в школу оружие и устраивали бойни. Уже два года на юге России полыхала СВО. Такой странной войны, когда боевые операции и наступления анонсировали в новостях, Коля себе никогда не мог даже представить. Что-то невообразимое, о чём ранее,нельзя было подумать, творилось вокруг, и это была самая доподлинная реальность.
Коля чувствовал, что находясь в собрании, он как будто покоится в тихой гавани, защищённой от бурь. А бури и шторма бушевали в мире, который, всё сильнее и сильнее разгоняясь, катился в пропасть.
Год назад, они вместе с двумя старшими детьми, приезжали в Находку. Останавливались у Половцевых. Посетили Данькину могилу. Видели, уже взрослых, Иоланду и сестёр Коломиец. Общались с Володей Оператором. Он распродал свои огромные джипы и сейчас ездил на обычной легковушке. Большинство бабушек, которых он когда-то возил, уже ушло в вечность. В собрании появилось много новых лиц. Почти каждый вечер они были в гостях у Артёма с Любой. У них на тот момент было двое детей. Они все, с тёплым грустным чувством, вспоминали прошедшие события. Про директрису сказали, что она уже лет восемь, как освободилась из тюрьмы и живёт на пенсии, одна, где-то под Находкой. Саша-физрук уже два года как исправно посещал собрания и готовился принять крещение.
Тётя Тая стала совсем маленькая и сухая, но исправно продолжала радовать вкусными супами и борщами. Повар Михаил Константинович вышел из больницы с инвалидностью и куда-то уехал. Элеонора Робертовна сейчас жила в Уссурийске у дочери, и там же ходила в поместное собрание. Под Уссурийск же перебрался и Хазрет. У них с Натальей, уже не Канкиной, а Маремкуловой было трое детей. Две девочки-близняшки, Марьяна и Дарьяна, и маленький сын, Руслан. Хазрет всё так же занимался фермерским хозяйством, разводил овец, уток и выращивал овощи и корма на полях. У Коли с Суламитой так и не получилось к ним заехать. Может и к лучшему. Про тот мимолётный случай в его домике, когда Наталья пришла к нему, Коля так никому и не рассказывал. Он только ещё раз порадовался, что был удержан от глупой ошибки и от греха.
А лагерь «Приморские Зори» так больше и не открывали. Через несколько лет какая-то строительная компания выкупила весь тот участок под разработку: активно добывала там песок и дробила скалы на щебень. Артем сказал, что ту большую чёрную скалу они взорвали и сейчас там пирс и широкая асфальтированная дорога для грузовиков.
Что дальше стало с Изольдой, Сашей и Славиком, Коля так никогда и не узнал. Также он ничего больше не слышал о Лёшке Волчанском. Стал ли тот богатым как граф Монте-Кристо, как и хотел? Смешно. Сердце каждый раз болезненно сжималось при мысли о нём. А его монета так и лежала у них в пластиковой папке с документами и старой выцветшей фотографией, на которой стоят две маленькие девочки и,обнимая кукол, смотрят в объектив.
*****
Подполковник ВДВ Зимин Павел Борисович радостно поднялся навстречу вошедшему гражданскому лицу Молотову Николаю Егоровичу.
- Коля, я здесь! Привет!
- Привет-привет! Ну, ты и раздобрел! – Коля обнялся с Зимой.
У Зимы округлилось лицо, появилась большая залысина на лбу и темени, и вырос крепкий животик, придерживаемый широким армейским ремнём.
- Вот только когда довелось-то свидеться, значит. – Немного философски заключил Пашка, выпустив Колю из объятий и ещё раз оглядывая того. – Это ж, сколько лет прошло-то?
- Без малого шестнадцать…
- Это да. – Он всё так же, улыбаясь, смотрел на Колю. – А ты, я смотрю, молодцом! Ни живота, ни лысины.
- Тяжёлая работа на свежем воздухе. – Весело пояснил Коля. – Способствует сохранению хорошей физической формы.
- Да у нас тоже… и работа… и воздух свежий, местами. Однако ж, вот. – Зимин похлопал себя по брюшку. – И в штабах не заседаю, в полях всё.
- Про семью расскажи, как они? Жена, дети? – Коля сел за стол вместе с Зимой и с жадным нетерпением приготовился слушать.
- Да! – Пашка махнул рукой. – Нечем похвалиться. С женой уж пять лет как в разводе. Дочка с ней осталась. В пятый класс пошла. Вот и всё у меня. Весь семейный послужной список. У тебя побогаче, я слышал?
- У нас пока четверо. – Коля грустно улыбнулся и опустил глаза. Ему стало даже как-то неудобно за свою стабильность.
- Всё в Фокино живёшь?
- Рядом, в посёлке. Дом построили. Даже хозяйство небольшое есть. Куры-утки. Огород.
- Ну, молодец-молодец. А у меня вот, всё кувырком. – Зима вздохнул.
- А ты сейчас где?
- Да так, с «небратьями» иногда бодаться ездим. В командировки. А так все годы эти… В Ливии был, в Сирии. Насмотрелся я Коля, и язык не повернётся рассказать.
- Ну и не рассказывай. – Кивнул Коля. – Ты домой сейчас едешь?
- Да. Поезд через два часа. – Он посмотрел на часы. – Как раз посидеть, да молодость вспомнить. – Он оглянулся на официанта. – Скоро там?
- На подходе уже. – Ответил тот. – Повар салат заканчивает.
- Я заказал тут, пока тебя ждал. – Зима вздохнул. – Потеряли мы ребят за это время. Помнишь Ибру-татарина?
- Конечно.
- Он вот в Сирии недавно… Фугас, как в Афгане духи делали. На обочине дороги. Петька-два в Ливии ещё… Васёк в отставке по инвалидности.
- Лёха первый был, значит?
- Первый. И самый везучий. Не видел всего этого.
- Как он погиб? – спросил Коля.
- Да, просто. На броне мы сидели и в Рокский тоннель входили. Откуда-то с горы пулемёт лупанул. «Утёс». Очередью по колонне прошлись, туда-сюда, и дёру дали. Мы сразу в ответ из КПВТ ответили, да что толку. Всё. На всю колонну пять раненых и один убитый – Рокот. Ни разу выстрелить не успел. – Он тяжело вздохнул, и вдруг сказал. – Ты, Коля правильно сделал, что не вернулся. Ребята осуждали тебя сперва. Я тоже. Потом, когда сами нахлебались, поняли. Да, что уж теперь…
Официант поставил перед ними большую пиалу с салатом, тарелку с хлебом, нарезку колбасного ассорти и запотевший графин с водкой.
- Выход есть, Зима. – Тихо сказал Коля.
- Не, Коля, это не моё. – Сразу отмахнулся Пашка. – Не смогу я. – Он помолчал. - Давай-ка, лучше, за встречу.
- Паш, я не пью. Совсем.
- Что, и ребят не помянем?
- Нет, Паша. Не пью.
- Да? Ну, ладно. Я с твоего позволения…
Он налил и выпил. Закусил салатом. Потом налил и выпил ещё.
- А что, вам по вере пить запрещено? – Вдруг спросил он. – Попы вон, пьют, а?
- Это на совести попов. – Коля увидел, что Пашкупонемногу начинает развозить.
- А там, ну, в командировке, когда… у меня бывало… пока не жахнешь стакан, не уснёшь. Одна кровища в глазах.
- Ну и выходи в отставку. Хватит.
- А чё я делать буду?! – Вдруг с ожесточением сказал Зима. – Это ты хорошо устроился. Жена-дети-огород. – Он махнул рукой и налил ещё. Коротко выдохнул и опять выпил. – А у меня однушка в Дзержинске. Лезешь, бывало, стреляешь во всё, что движется и думаешь – всё, на хрен, домой хочу, не могу уже. А домой приедешь – никого. Хоть волком вой. И думаешь, поскорей бы опять туда послали. Подполковника, вон дали. А порадоваться не с кем.
- Что, ни с кем не дружишь из ребят? – спросил Коля.
- Ну, почему, ни с кем? Валька Цыпоту, помнишь?
- Это который с часами? – улыбнулся Коля. - Помню.
- Да, млин, с часами! До сих пор на руке носит. Тоже подполковник. Вот с ним, гадом, и дружу. А больше не с кем. – Зима картинно развёл руками. – Был бы ты, да Рокот рядом, может быть всё не так погано и вышло бы.
- Не надо было нам в военные идти. – Вздохнул Коля.
- Не надо было. Да, только мы не знали. А если бы нам сказали, то мы бы не поверили. И теперь уж поздно. Мне уже сорок, Коля, а жизнь я свою проорал. – Зима опять налил и выпил. – Подполковник, блин. Кому оно надо? – Он закусил хлебом с колбасой. – О! – Он вдруг спохватился. – Мы ж тебе не заказали ничего!
- Спасибо, Паша. Я не голодный. – Коля махнул рукой. Молиться за пищу в присутствии пьяного Зимы ему не хотелось.
- Да? Ну, салатику вон, намахни. Или хочешь, чай закажем? Ничего, салат-то, кстати. Как закуска, пойдёт. – Он снова налил.
- Не пропустишь поезд-то?
- Не. Я привыкший алкогольный удар держать. Допью сейчас, чтоб врагу не досталось, и на полку, спать до Москвы. Потом, на Новгородский… - Он снова выпил.
Коля с грустью понимал, что Зима уже не тот молодой весёлый парень, которого знал Коля. Прожитые годы неумолимо разнесли их в разные стороны. Далеко. Он опять почувствовал стену. Прозрачную, но непроходимую. Только Коля был уже по другую её сторону, а Зимин оставался там. И ничего поделать с этим Коля не мог. Он только с тоской смотрел, как друг юности хмелеет всё сильнее и сильнее. Он ещё что-то говорил, рассуждал, но Коля почти не слушал. Мог ли он подумать, тогда пятнадцать с половиной лет назад, что его горькое горе в итоге обернётся благословением? Он мог бы сложить голову где-то там, в чужой земле, так и не разобравшись, так ничего и не поняв. Или стать таким как Зима: одинокий, отчаявшийся, никому не нужный. Нахлебавшийся такого ужаса… И не видеть никакого выхода из своего положения. Только выпить и забыться. Все Колины мысли, которые он имел до встречи: позвать Зиму в гости на несколько дней, познакомить с женой и детьми, сводить на собрание, теперь улетучились. Коля стал другой, Зима стал другой, и, кроме прошлых воспоминаний их уже ничего не связывало. А сейчас, прямо здесь за столиком в привокзальном ресторане, рвались и эти истончившиеся связи. И что-то объяснять ему сейчас было совершенно бесполезно. Он не слышал. Он был за стеной.
А Зима тем временем говорил что-то своё. Он уже рассуждал о том, что Коля оказался умнее и хитрее их всех.
- Правильно ребята говорили. Опопел наш Коля опопел… - Зима хихикая крутил головой. – Ловко соскочил с училища. И в попы залез сразу же. О-от, это я понимаю…
- Паша, я не соскакивал. – Осторожно напомнил Коля. – Меня выгнали.
- Да, ладно? – Пьяно хмыкнул тот. – Меня б так выгнали! И с Галкой покуролесил и начальнику училища в морду дал! Ну, красота, есть, что вспомнить! А потом соскочил и весь такой добрый и чистенький. Ну, молодец!
Коля молчал, глядя на него.
- Ты, Колян, самый ушлый из нас и оказался. А дурнем ты только прикидывался! Всё ты понял правильно. Всё просчитал. Молод-е-е-ец! Давай-ка выпьем за тебя, а, Колян? И жену себе чистенькую, из монашек ваших, взял. Она, небось, налево, как моя не ходит…
Коля встал. Разговаривать дальше было не о чем. Он жалел, что согласился на эту встречу. Пусть бы лучше Зимин остался в его памяти такой, каким был раньше, а не таким, каким Коля увидел его сейчас. Нельзя совместить несовместимое. Не получится. Зря надеялся.
- Уходишь? – Икнул Зимин. – Ну, давай-давай. Иди, ловкач.
- Я не ловкач. – Бросил ему Коля, надевая куртку.
- Да, а как же так вышло? – Зима с пьяным подозрением смотрел на него.
- Я скажу, да ты, боюсь, не поверишь.
- Ну-ка.
Коля смотрел на него, ухмыляющегося, пьяного и такого несчастного Пашку Зимина. Ему стало его пронзительно жалко. Что ему сказать, этому нетрезвому, запутавшемуся человеку? Последние три слова, которые, может быть останутся в его сердце и когда-нибудь придут на ум? И Коля сказал эти три слова, которые недавно сказала Вероника. Три слова, которые пронеслись прямо к нему, через годы, от его умирающего на ледяных железнодорожных путях отца. Три слова, которые, возможно, когда-нибудь, по-настоящему, услышит и этот, сидящий перед ним человек.
- Меня Бог спас.
Ан Ма Тэ. Находка. Май - Август. 2024
Стена и Молот
© Copyright: Ан Матэ, 2025
Свидетельство о публикации №225040702006
Свидетельство о публикации №225040702006
Рецензии