Следуя к небу

Изабелла Олден (Панси)1902 год издания.
*****
Ввысь
I. МОЖЕТ БЫТЬ, ОНА ДО СИХ ПОР РАБОТАЕТ, II. ВО ЧТО ВСЕ ЭТО ВЛЮБИЛОСЬ?
III. ЧТО-ТО НЕОБЫЧНОЕ ВО МНЕ? IV. Я ИХ НЕ ВИЖУ В ЭТОМ V. ХРИСТИАНСКИЙ ДОМ
VI. САТАНА, ОН ИМЕЕТ ИХ ВСЮ НЕДЕЛЮ VII. КАКАЯ МАЛЕНЬКАЯ ШУТИХА!
8.ЧТО БЫ ТЫ СДЕЛАЛА, ДОРОГАЯ? IX. ПОТРЯСАЮЩИЕ ФАКТЫ!10.И ОНА ВСЕГДА ПЫТАЛАСЬ
XI. МНЕ ОСТАЛОСЬ ТОЛЬКО ПОПЫТАТЬСЯ СНОВА 12. Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ОНИ ПРИВЫКЛИ К КОМНАТАМ XIII. ДАВАЙТЕ БУДЕМ МОДНЫМИ XIV. ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ
 XV. ЧТО ДЕЛАЕТ ЕЁ НЕПОХОЖЕЙ НА ДРУГИХ? XVI. ЭТО БЫЛА ЕГО ВОЗМОЖНОСТЬ
XVII. Я УДИВЛЯЮСЬ, ЧЕГО ОНИ ВСЕ ХОТЯТ XVIII. ПУТЬ ВПЕРЕД ЗА ВАМИ!
XIX. МЫ НАЧАЛИ ЗАРАНЕЕ XX. О, КАКАЯ ПРЕКРАСНАЯ МЫСЛЬ! XXI. НЕ БЫЛ ЛИ ЕГО ЭКСПЕРИМЕНТ СЛИШКОМ ЖЕСТОКИМ? XXII. НЕКОТОРЫХ ЛЮДЕЙ ТРУДНО ПРЕДУПРЕДИТЬ
 XXIII. ЧАСТЬ ВЕЛИКОГО БОГАТОГО МИРА XXIV. ПОТОМУ ЧТО ВЫ НЕ ЗНАЕТЕ, ЧТО МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ XXV. ЧЕГО ВЫ НАДЕЕТЕСЬ ДОБИТЬСЯ? XXVI. О ГОСПОДИ, ЗАБЕРИ И ДИРКА!
27. УЖАСНАЯ ПРОБЛЕМА! 28. МОЖЕТ ЛИ ОНА ПОЙТИ СО МНОЙ? 29. ЧТО, ЕСЛИ Я ПРИДУ?
 XXX. ЭТО НЕ ВЫДУМКА, XXXI. ИХ ДЕЛА ИДУТ ЗА НИМИ.
***
 ГЛАВА I."ВОЗМОЖНО, ОНА ВСЕ ЕЩЕ РАБОТАЕТ."

Шёл унылый дождь, и мало кто был за границей — то есть мало кто...
Если говорить о сравнении, то улицы, казалось, были полны спешащих,
мокнущих под дождём смертных. В большом галантерейном магазине
торговля шла далеко не так бойко, как в солнечные дни, и один из
молодых продавцов, чья стойка находилась у окна, выходящего на
проезжую часть, имел время стоять и смотреть на прохожих. Они,
по-видимому, не особенно его интересовали или же озадачивали. На его молодом, красивом лице застыло задумчивое, почти встревоженное выражение, а глаза, казалось, смотрели куда-то мимо прохожих.

 Прямо через проход от него сидела дама в одном из
В креслах, расставленных для удобства покупателей, сидела и наблюдала за ним молодая и красивая женщина, со вкусом, даже элегантно одетая, но её костюм вполне соответствовал этому ненастному дню. Лицо молодого человека, казалось, представляло для неё особый интерес, хотя он, по-видимому, не замечал её. Внимательный наблюдатель заметил бы, что она смотрит на него с глубоким интересом.

Что бы ни занимало мысли молодого человека, он, по-видимому, пребывал в замешательстве,
потому что его встревоженный взгляд становился всё более мрачным. Наконец,
забыв о возможном слушателе, он обратился, возможно, к нависшим тучам — по крайней мере, он смотрел на них: —

«Я не знаю, как это сделать, но что-то нужно предпринять. Ожидать чего-то хорошего от того, как сейчас обстоят дела, — хуже, чем безумие.
 Эстер знала бы, что и как нужно делать, и как бы ей было интересно! Я пытаюсь делать её работу и «искупить вину», но
правда в том, что я не знаю как, и, кажется, никто другой тоже не знает.

Эти фразы он произносил не все сразу, а бормотал время от времени, обращаясь к своей бесчувственной аудитории снаружи.

Скороговорка, скороговорка, скороговорка! Кап, кап, кап! Устойчивый, бескомпромиссный
деловой. Это был тот ответ, которым его удостоили облака.

Со слушателем внутри все было по-другому. Заинтересованный взгляд сменился
на нетерпеливый. Она встала со своего места и направилась к поглощенному беседой молодому человеку.
Прервав его размышления самым чистым голосом:—

"Прошу прощения, но вы думаете о своей сестре? Вы -
Мистер Рид, я полагаю? Я слышал о жизни вашей сестры, и ее
прекрасная смерть, через близкий друг моего мужа, который любил Эстер.
Я всегда хотела узнать о ней больше. Я хотела познакомиться с вами, чтобы расспросить вас о ней. Сейчас я жду, когда мой муж придёт и представит нас друг другу. Но, возможно, в этом нет необходимости. Вы знаете, кто я?

 — Кажется, это миссис Робертс? — сказал молодой человек, борясь с удивлением и смущением.

— Да, а вы — мистер Альфред Рейд. Что ж, теперь мы знаем друг друга без лишних церемоний. Не расскажете ли вы мне немного о своей сестре, мистер
Рейд? Вы только что думали о ней.

 — Я только что скучал по ней, — сказал он, пытаясь улыбнуться, — как и всегда.
Я часто думаю о ней. Я был совсем маленьким, когда она умерла, но чем старше я становлюсь,
тем труднее мне понять, как мир мог её оставить. Она
была так полна планов на будущее, и таких, как она, так мало.

— Может быть, она до сих пор работает в лице своего брата.

Он энергично покачал головой, хотя его лицо покраснело.

«Нет, я могу лишь смутно догадываться о работе, которую, как я знаю, она, с её энергичностью и сообразительностью, могла бы выполнить и выполнить хорошо. Так случилось, что она особенно интересовалась классом людей, о которых
Я кое-что знаю. Им нужна помощь, а я не знаю, как им помочь. Мне
кажется, она могла бы это сделать.

 — Вы не скажете мне, кто эти люди?

 — Это группа мальчишек, которым никто не помогает, — сказал он с грустью.
«Едва ли возможно, что когда-то кто-то заботился о них, хотя, полагаю, их матери заботились о них, когда они были маленькими».

Так говорил невежественный молодой человек, не знавший, до каких глубин может опуститься человеческая природа, но помнивший о материнской любви.

"Я думаю о своей сестре Эстер в связи с ними, — сказал он, —
говоря извиняющимся тоном, «потому что она проявляла особый интерес к таким необузданным молодым людям, как они; она думала, что до них можно достучаться, что можно изобрести способы достучаться до них, которых ещё не было. У неё были планы, и они были хорошими. Я думал так тогда, будучи ещё мальчишкой, и думаю так сейчас, только никто не работает над их воплощением; и я иногда задаюсь вопросом, не нужна ли Эстер на небесах хотя бы вполовину так же, как она нужна на земле. Она часто говорила со мной о том, что можно сделать. Теперь я думаю, что она хотела помочь мне
Я бы взял на себя часть работы, которую она выполняла бы, но она
ошибилась в материале. Я не могу этого сделать.

 — Ты уверен? Ты ещё молод, и, кроме того, ты, возможно, делаешь больше,
чем думаешь. Я не мог бы помочь? Что нужно сделать для этих молодых людей?

 — Всё! — взволнованно ответил он. "Если бы вы их увидели, вы бы получили
смутное представление об этом. Они иногда приходят в Субботнюю школу
в Саут-Энде; на самом деле, они приходят довольно часто, хотя я уверен, что
Я не могу понять почему. Это, конечно, не к чему хорошему, что они получают. Их
Ваши действия, миссис Робертс, превосходят всё, что я когда-либо могла себе представить.

«Кто их учитель?»

«На этот вопрос трудно ответить. Каждую субботу у них новый учитель. Никто не хочет вести занятия дважды.
 Они опробовали всех учителей, которые регулярно посещают занятия, и нескольких, кто согласился один раз и никогда бы не взялся за это во второй раз.
Сейчас нет никого, кто бы рискнул.

 — А вы пробовали?

 Он решительно покачал головой.

 — Я знаю, по крайней мере, столько.  Миссис Робертс, некоторые из них такие же старые, как
Я и, в самом деле, думаю, что один или двое из них старше. Нет, мы наняли для них лучших учителей, каких только могли, но ни один из них не справился с работой.
Полагаю, они должны уйти.

— Куда уйти?

Он пожал плечами.

— Какой ужасный вопрос! Куда они пойдут, миссис Робертс, если мы отпустим их сейчас?

Он был чрезвычайно серьёзен. Нельзя было не почувствовать, что он
изучил все возможности и осознал опасность.

"А что, если я попробую помочь? Приду ли я на занятия в следующую субботу?"

Этот простой, прямой вопрос внезапно вывел молодого человека из оцепенения.
Он впал в явное замешательство. Он посмотрел
снизу вверх на маленькую светловолосую даму, едва доходившую ему до плеча, одетую
в тот безошибочно узнаваемый наряд, который говорит о богатстве и образованности,
и не мог представить себе ничего более нелепого, чем её появление перед этим классом
ругающихся, плюющихся, дерущихся мальчишек. Не то чтобы её богатство или образованность были чем-то предосудительным, но она выглядела совсем не так, как он представлял себе их учительницу: она была такой маленькой, такой хрупкой, такой милой и невинной, не знающей о пороках сильных мира сего.
мир, и особенно эти большие злые мальчики. Что он мог ей сказать?

Он был так явно смущён, что маленькая леди рассмеялась.

"Вы думаете, я не смогу этого сделать," сказала она почти весело.

Он поспешил ответить ей.

"Право, вы не представляете, что это за класс. Я не дал вам
понятия об этом; я не могу. Вы бы поставили себя на место животных, которых
держат в клетках.

 «Да, и в случае неудачи я окажусь там же, где и другие,
кто пытался и потерпел неудачу. Если вы представите меня и ваш
управляющий разрешит, я попробую, и это избавит вас от
дилемма, связанная с тем, что у них совсем не будет учителя».

Юному Рейду нечего было сказать. Он считал эту затею безрассудной,
хуже, чем бесполезным экспериментом, но как он мог сказать об этом жене
своего работодателя?

Этот джентльмен как раз появился, спеша к ним.

"Меня неизбежно задержали, — объяснил он, — я боялся, что вы устанете
ждать.— Ах, Рейд, моя жена представилась, я вижу. — Это
тот молодой человек, о котором вы говорили, миссис Робертс?

«Тот самый молодой человек — брат Эстер Рейд. Он не знает, как я рада».
я встретился с ним.—Однажды, когда мы лучше знакомы, а вы
еще больше доверять мне полностью, я расскажу вам, как я стал так глубоко
интересует ваша дорогая сестра. Тем временем этот маленький вопрос должен быть решен.
определенно. — Мистер Робертс, я сам напросился на урок.
завтра в миссии Саут-Энд.

- Вы в самом деле?

Мистер Робертс говорил сердечно и, казалось, ничуть не встревожился, лишь слегка
задумался о деталях.

"Как мы это сделаем, Флосси? В тот же час я иду на занятия по тюремному делу в противоположном
направлении, ты же знаешь."

- Да, я думал об этом. Я предлагаю попросить мистера Рейда зайти за мной и
показать дорогу и поручиться за мои добрые намерения, когда я доберусь туда.
Как ты думаешь, он это сделает?

Она с улыбкой перевела взгляд со своего мужа на молодого Рида, и оба ждали
его ответа.

"Я подчиняюсь указаниям", - сказал он, почтительно кланяясь мистеру Робертсу. — «Окажу ли я честь быть призванным на эту службу завтра?»

«Так говорит миссис Робертс», — последовал добродушный ответ.

И затем торговец увел свою жену в ожидавший их экипаж, который
стоял у дверей, оставив Альфреда Рида, если говорить правду,
рассказывал, сгоряча.

"Уж она-то знает, о чем говорит!" - сказал он, выдергивая некоторые коробки
из их мест на полках, а затем с грохотом возвращая их обратно
снова, по-видимому, полагая, что таким образом он кладет свои
отдел в порядке закрытия. "Немного наряженная куколка!
Они разорвут ее на ленточки, метафорически, если не буквально,
завтра до этого времени. Она думает, что, будучи женой Эвана
Робертса, крупного торговца, она может пойти куда угодно и делать что угодно, и
что люди будут её уважать. Она никогда не имела дела с
компания парней, которые меньше всего заботятся о деньгах и положении,
за исключением того, что они в десять раз более дерзкие и возмутительные в своем поведении,
чем они были бы, если бы у нее их было меньше.

"Я буду чувствовать себя прирожденной идиоткой, представляя эту хорошенькую куколку
для проведения этого урока. Мистер Дюрант подумает, что я потеряла те немногие мозги, которые у меня были
. Что может вселиться в женщину, чтобы захотеть попробовать? Это просто потому, что она
понятия не имеет, о чем она. Но мистер Робертс, должно быть, знает. Интересно, что он имеет в виду, разрешая это?


Примерно в таком же расположении духа наш молодой человек управлял своим новым и
в переполненных миссионерских комнатах Саут-Энда в следующую субботу. Она выглядела ничуть не менее способной противостоять ужасам, которые поджидали учительницу в этом грозном классе.

Её платье было само воплощение простоты, согласно представлениям миссис Робертс о простоте; и всё же, начиная с рядов страусовых перьев, которые покачивались и кивали друг другу на передней части её бархатной шляпы, и заканчивая пуговицами на её аккуратных сапожках, она, казалось, привносила в комнату новую атмосферу.

 Вчерашний дождь закончился, и в приятных южных окнах горел свет.
с солнечным светом. Когда миссис Робертс села, солнечные лучи коснулись её лица, и она, казалось, слилась с ними и со всем, что её окружало.

 Во время вступительных упражнений суперинтендант бросал на неё любопытные взгляды.

 Он заметил тень на лице молодого Рейда, когда тот усадил её, и нашёл время спросить: «Кого мы здесь видим?» Она хочет попробовать себя в вакантном классе. «Я не просил её, мистер Дюрант, она сама напросилась».

Мистер Дюрант посмотрел на неё и постарался сдержать улыбку.

«Она выглядит слишком миниатюрной для такого предприятия. Они
испугаются и бросят её, не успев начать, не так ли?»

 «Полагаю, что так, но я не знал, что делать. Она хотела пойти, и я
не мог сказать ей, что она не должна этого делать».

 «Нет, конечно, такой случай выпадает слишком редко, чтобы его упускать. Очень
немногие просят разрешения попробовать себя в этом классе». Сегодня у них нет учителя, и ваша миссис Робертс должна на собственном опыте
понять, что некоторые вещи сложнее других. Я позволю ей попробовать.

Тем временем «мальчики» из ужасного класса изучали новое лицо.
Она была единственным человеком, который еще не сидел перед классом, и они
естественно, решили, что она должна была стать их следующей жертвой. Они посмотрели на
нее, потом друг на друга, и подмигнули, и кашлянули, и чихнули,
и подтолкнули друг друга локтями, и откровенно захихикали, каждый из них, тем временем
они изо всех сил жевали табак и свободно отхаркивали, где бы ни находились.
по их мнению, это было бы крайне оскорбительно.

Альфред Рид наблюдал за ними, внутренне застонав. Привыкнув к их лицам,
он ясно видел, что они предвкушают более богатое, чем обычно, времяпровождение
и очень радуются молодости и красоте своей жертвы.

Но юный Рид был не единственным, кто наблюдал за ними. Миссис Робертс,
похоже, не замечала их присутствия, но не упускала возможности
подтолкнуть их или подёргать. Она изучала свой материал, и, надо признаться, они её немало удивили. Они представляли собой другой тип людей,
нежели её мальчики из Шатокуа или её мальчики из старой церкви
дома, — скорее, более развитую стадию обоих этих типов.

Когда мистер Дюрант подошёл к ней, выражение его лица не
вселяло уверенности; оно ясно говорило о том, что он ожидал провала и ему было жаль
и её, и себя. Однако он постарался сделать всё, что мог
Полагаю, он подвёл её к месту, приготовленному для учительницы, и официально представил.

"Мальчики, это миссис Робертс, которая сегодня будет вас учить.
Я бы хотел, чтобы вы показали ей, что умеете себя вести."

Миссис Робертс пожалела, что он не оставил её, чтобы она представилась, или что он не сказал ничего, кроме того, что сказал; озорной блеск в нескольких парах глаз говорил о том, что они собирались показать ей кое-что, что, по их мнению, было гораздо интереснее.

 На молодую женщину было устремлено множество сочувственных взглядов.
миловидная дама, направлявшаяся к своей цели. Что касается Альфреда Рида, то на его лице было нечто большее, чем сочувствие. Он был раздражён из-за молодого добровольца и из-за самого себя.

 Он яростно твердил себе, что вот к чему привела его глупая привычка думать вслух. Если бы он только не стал делиться своими опасениями по поводу этого класса с
миссис Робертс, она бы никогда не узнала об этом и не поставила бы себя в такое нелепое положение. И если бы этот эпизод не отучил его от этой привычки, он не знал, что могло бы его отучить.

 Вскоре, однако, ему дали класс с маленькими мальчиками, и
в них было достаточно врождённой и приобретённой порочности, чтобы занять его
полностью, и вся школа погрузилась в работу.



Глава II.

"И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО, В КОНЦЕ КОНЦОВ?"

ПОГРУЗИЛИСЬ, то есть настолько, насколько класс мальчиков в углу
позволял использовать этот термин. Они ничуть не погрузились. Двое из
них разразились ещё более громким смехом, чем прежде, как раз в тот момент, когда миссис
Робертс села. Но её лицо не дрогнуло.

"Добрый день," — сказала она с такой же вежливостью, с какой обратилась бы к джентльмену.
— Интересно, знаете ли вы, что я
чужой в этом огромном городе? Вы почти первые знакомых
что я делаю среди молодых людей, и мне почудилось, что я
хотела бы чтобы у тебя все для своих друзей. Предположим, мы заключим
соглашение быть отличными и верными друзьями друг другу? Что
вы скажете?

Что они должны были сказать? Они были слегка озадачены, удивлены в
слушают тихо до закрытия странном предложении, а затем даем
нет ответа за насильственные сдвиги и в сторону смотрит. Что она имела в виду?
Она что, «подшучивала» над ними? Это было совсем не похоже на начало урока.
Это, конечно, не могло быть первым вопросом в задании; и это не было похоже на некоторые благонамеренные наставления «постараться улучшить
ситуацию» и «узнать всё, что можно». С каждым из этих
начальных предложений они были хорошо знакомы, но это было что-то новое.

"Вы согласны на сделку?" — спросила она, пока они ждали, и её лицо
сияло от улыбки.

— «Не знаю насчёт этого», — сказал один из них, который, как она вскоре обнаружила, был
главарём. — «Как правило, мы стараемся быть осторожными в
дружбе. Мы можем ударить кого-то, кто этого не заслуживал».
Это вполне в духе людей в нашем положении. В большом городе нужно быть осторожным, знаете ли.

Невозможно передать, с какой дерзостью был дан этот наглый ответ, к большому удовольствию остальных, которые безудержно смеялись.

Миссис Робертс отнеслась к этому ответу совершенно серьёзно и невозмутимо.

— «Это очень верно», — учтиво сказала она, — «но в то же время я осмеливаюсь надеяться, что, поскольку вы пока ничего плохого обо мне не знаете, вы примете меня в своего рода условную дружбу, с
Полагаю, что останусь вашим другом до тех пор, пока не совершу что-нибудь, что заставит вас покинуть меня. Я уверен, что вы не станете возражать против этого, и теперь, если мы хотим быть друзьями, нам следует знать имена друг друга. Меня зовут миссис Эван Робертс, и я живу в доме 76 по Восточной Пятьдесят пятой улице. Я буду рад видеть вас у себя в любое время, когда вы захотите навестить меня. А теперь, не будет ли кто-нибудь из вас настолько любезен, чтобы
представить себя и класс? Возможно, вы представите меня своим
друзьям?

Она посмотрела прямо на заводилу.

— Конечно, конечно, мама! — живо ответил он. — Это мистер Морковка, Тыковка, к вашим услугам, мама, — я имею в виду того, кто слева от меня; довольно странное имя, как вам кажется. Всё из-за того, что в детстве он любил сидеть верхом на тыкве, а его волосы были точно такого же цвета, как морковь, как вы можете видеть сами. А этот парень справа от меня — мистер Чемпион Чавер, так его называют, потому что он может выкурить больше всех сигарет в нашей компании, и так изо дня в день. Тот парень, что стоит рядом с тобой, — Скользкий Джим. Мы не
назовем его 'господин', потому что он не оставался достаточно долго в одном месте
еще он пристегивается к нему. Он такой скользкий негодяй, что угря
нигде, по сравнению с ним".

Во время этого стремительного потока слов слушатели, которые, очевидно, восхищались
своим лидером, так покатились со смеху, что потеряли всякий след
респектабельности, и в поле зрения появилось встревоженное лицо мистера Дюранта.

— «Мальчики, это совершенно возмутительно!» — сказал он резким и взволнованным тоном. — «Совершенно возмутительно! Я не знаю, зачем вы пришли сюда, чтобы беспокоить нас в субботу за субботой! Но мы
Вы действительно достаточно натерпелись. У подножия лестницы стоит полицейский, и он может легко позвать на помощь других; так что, если вы хотите остаться здесь, вы должны вести себя хорошо.

Пока он произносил эту фразу, некоторые мальчики издавали стоны, один из них присвистнул, а другие продолжали комментировать.

"Полицейский! О, хорошо! Я знаю этого маленького Даффера! Мы уже видели его раньше! Не отказался бы сегодня погнаться за ним, просто для разминки, знаешь ли, мама.

"Я говорю, ребята, давайте сбежим все вместе. Мы можем попрыгать
«Давайте одним махом заберёмся на эти сиденья и прокатим малышку на наших
плечах! Сделаем это?" — предложил лидер, которого со временем стали
называть «Проворный Дик».

 «Ба! Нет!" — ответил третий. «Давайте подождём и послушаем, что она
скажет; она из новой партии. Кроме того, мы не можем так просто от неё отделаться; мы её друзья, знаете ли.

 — Миссис Робертс, — сказал расстроенный мистер Дюрант не очень приятным
тоном, — я думаю, вам придётся отказаться от этого. Сегодня утром они ведут себя хуже, чем обычно. Мы многое от них вытерпели, и я должен сказать, что
мое терпение лопнуло. Вы не занять место на другом конце
номера?"

"Если они хотят меня."

Люди, хорошо знавшие Флосси Шипли, заметили бы
странную легкую дрожь в ее голосе, которая означала, что она прилагает
большие усилия к самообладанию; но незнакомец вряд ли заметил бы
наблюдал за этим.

- Вы хотите, чтобы я ушел, молодые джентльмены?

Таким образом, негодяи снова переглянулись, словно не зная, что сказать. Это было для них в новинку. К полицейским они привыкли. Наконец Проворный Дик ответил:

— Нет, я уверен, что если мы это сделаем, то это будет самое близкое к веселью, что у нас было за долгое время. — Послушайте, пастор, идите по своим делам и оставьте нас в покое. Мы хорошо проводили время, знакомясь друг с другом, пока не пришли вы и всё не испортили. Мы будем трезвы, как дьяконы на молитвенном собрании. И смотрите, как вы оскорбляете эту молодую женщину.
она наша подруга, и мы обязаны её защищать. Не просите её пересесть на другое место; она будет сидеть здесь до конца главы.

 Мистер Дюрант был готов немедленно вызвать полицию, но
Голос миссис Робертс, теперь ровный и спокойный, продолжил рассказ:

 «Спасибо, тогда я останусь. И раз уж время поджимает, давайте не будем терять его. Я хотела вам кое-что рассказать. Но несколько дней назад я была на собрании, где увидела кое-что очень странное. Джентльмен в группе был связан крепкой
веревкой по рукам и ногам, так крепко, как только могли связать его двое мужчин — людей, которые
знали, как завязывать узлы, и они делали все возможное; но пока мы стояли
посмотрев на него, он высвободил руку и протянул ее им. Откуда
вы думаете, это было сделано?"

"Шам узлов", - сказал один.

«Нет, потому что мой муж был одним из тех джентльменов, которые его связали, и он заверил меня, что связал его так крепко, как только мог. Кроме того, были совершены и более удивительные вещи. Я завязала свой носовой платок по меньшей мере на дюжину очень тугих узлов и отдала его ему, и я видела, как он положил его в стакан с водой, затем схватил и встряхнул, и узлы исчезли. Я видел, как он взял два чистых стакана и налил в один из них воду из
кувшина, и она, казалось, мгновенно превратилась в вино. Затем он
перелил это вино в другой пустой стакан, и оно тут же
он превратился обратно в воду, или так казалось. Он совершал десятки других странных вещей. Я бы очень хотел рассказать вам обо всех. Я расскажу, но в другой раз; а сейчас, я думаю, вам бы хотелось узнать, как он это делал?

«Как он это сделал!» «Как будто ты не знаешь!» «А ты знаешь?» «Ну-ка, мама, я бы и сам хотел это услышать!» Таковы были некоторые из нетерпеливых
ответов.

Неужели маленькая учительница, смущённая происходящим,
потеряла рассудок? На самом деле она наклонилась вперёд, положив
открытую Библию на колени, и в несколько смущённом тоне описывала
мельчайшие детали, объяснения некоторых фокусов, которые она недавно видела! Что она знала о работе учителя и
о важности истин, которые нужно преподавать?

 Мальчики слушали, склонив головы вперёд. И что с того? Они бы с таким же интересом выслушали
рассказ о беспорядках на Четвёртой авеню, и это принесло бы им такую же пользу, как вы думаете?
Они не знали, когда именно рассказчик перешёл от событий прошлой недели
к событиям, произошедшим более трёх тысяч лет назад. И действительно,
Они были настолько невежественны в вопросах истории, что даже не подозревали,
что она вернулась в прошлое. Насколько они знали, она могла
в среду на прошлой неделе пойти к человеку, который развязывал узлы
с помощью магии, а в четверг — к людям, которые бросали на землю
трости, которые превращались в извивающихся змей. Но одно утверждение
было слишком невероятным для их доверчивости.

«Вы не можете себе представить, что произошло дальше», — сказал учитель с сияющим лицом.
 «Трость или палка, которую уронил первый мужчина, на самом деле
Он открыл пасть и проглотил другие прутья, которые, казалось, были змеями, и остался там один в своём триумфе!

«О, чепуха!» — сказал Проворный Дик, презрительно сморщив нос. «Это слишком притянуто за уши; я не верю ни единому слову!» Эти
парни могут делать много странных вещей — я сам видел, как они выступают, — но
они никогда не делали живых существ; я слышал, как об этом говорили знающие люди.

«Именно этого я и хотела добиться, — оживлённо сказала миссис Робертс.
«Вы правы; они никогда этого не делали; и вы обнаружили разницу между ними и тем человеком, о котором я вам рассказывала».
вы. Он действовал силой Божьей; он ясно заявил, что действовал,
и что Бог действительно превратил его жезл в змея и позволил ему
проглотить имитацию жизни, а затем снова превратил его в жезл,
чтобы показать, что ничто не находится за пределами его власти.

 «Вы видели, как это было сделано?» — спросил молодой скептик,
ловко засунув язык за щеку и исказив всё лицо неприятной ухмылкой. Он начал подозревать, что его обманом заставили
слушать библейскую историю.

Миссис Робертс быстро ответила:

«О нет, я этого не делал; я также не видел большого пожара, который случился в
этом городе около года назад. В то время я был за тысячу миль отсюда;
и так случилось, что я никогда не разговаривал с теми, кто его видел;
однако я знаю, что был большой пожар, и сгорело много зданий,
и погибли люди. Мне это доказали».

— «Ну что ж, — сказал скептик номер два, в то время как скептик номер один погрузился в
молчание, размышляя над этим ответом, — пожары — довольно распространённое явление;
любой может знать, что они случаются; но это не такое уж обычное дело
чтобы увидеть, как палка превращается в змею и проглатывает других змей. Я сам видел, как эти ребята делали вещи, похожие на змей. Я мог бы поклясться, что видел, как они извивались, но никогда не видел, чтобы они проглатывали что-то.

 «То есть они не подавали явных признаков того, что они живые.
 Но не кажется ли вам, что это слишком странно для Бога? Конечно, он может создавать жизнь. Как же так вышло, что ты здесь, дышишь, говоришь, думаешь,
если нигде нет силы, способной создать жизнь?

«О, я появился из головастика», — сказал хвастливый молодой учёный, поправляя
его большие пальцы заложены под мышки, и он напускает на себя вид великой мудрости. "Я
знаю об этом все; я был там и видел, как эти твари извиваются".

Эволюция, смотрящая ей в лицо в угловом классе миссионерской школы
класс, который был собран из трущоб! Миссис Робертс
не знала, что это именно те места, где можно найти это во всей его
грубости. И все же она поспешила встретиться с мальчиком на его родной земле.

«Что ж, если вы так считаете. Разве головастик не был живым? Откуда взялась жизнь? Вы настаиваете на том, что история, которую я
То, что я говорю вам, — неправда, потому что вы знаете, что ни один из этих фокусников никогда не создавал и не сможет создать настоящую жизнь — это невозможно для людей. Но когда я говорю вам, что это сделал Бог, вы отказываетесь верить. Как вы объясните жизнь? Если в самых примитивных формах она не может быть создана людьми, которые посвятили всё своё время изучению удивительного, то как же она повсюду вокруг нас, если только я не прав и не существует Силы, способной порождать жизнь?

Ни один из них не слышал термина «эволюция», не знал ничего
о «выживании наиболее приспособленных». Они совершенно не знали, что такое «проtoplasm» или «bioplasm», но ни один из них не упустил значения некоторых из этих терминов, поскольку они были переведены для них на язык городских трущоб. Ни один из учеников не понял, что их главный спорщик был побеждён на его же территории.

Не было ни криков ужаса, ни даже замечания, что он
проявляет неуважение. Проворный Дик с удовольствием заставлял каждого учителя говорить ему об этом. Ему просто ответили самым спокойным тоном, в котором звучал вызов.
тона и был призван к изложению фактов в своих собственных заявлениях,
и не смог этого сделать.

Толпа разразилась язвительным смехом, и это было шумно, это правда,
и заставило озабоченно нахмуриться лицо их суперинтенданта, и
от этого румянец на лице Альфреда Рида стал гуще; но если оба этих встревоженных
наблюдателя знали об этом, то стоит отметить, что смех был над
кем-то из них, а не над их учителем.

— «Ну, продолжай», — вмешался самый младший и тихий из них. «Расскажи
нам ещё что-нибудь о своём старике и его змеях. Они остались
«Проглотила, и к чему это всё привело?»

Получив такой вызов, миссис Робертс со всем усердием взялась за дело,
постаравшись как можно драматичнее передать заключительные сцены
акта, сыгранного в Египте так давно, тщательно избегая любых
отсылок ко времени и не упоминая никаких имён, используя только
современные термины и чрезвычайно простую разговорную форму
языка. Однако вскоре её прервали вопросом:

«Когда всё это произошло и почему никто не делает ничего подобного
сейчас?»

Проигнорировав первый вопрос, миссис Робертс ловко перевела разговор на себя.
во-вторых.

"Почему бы тебе не получить удовольствие, валяясь на полу и играя с одним-двумя яркими камушками, как в детстве?
Мир был в младенчестве, когда Бог учил людей таким образом.
С тех пор Он давал им такие же замечательные уроки, но они больше подходят мужчинам и женщинам, которые научились думать и рассуждать. Нам не нравится, когда с нами всегда обращаются как с детьми."

Сомнительно, что они действительно смутно понимали смысл, но это косвенным образом взывало к их чувству собственного достоинства
таким образом, что они и сами не поняли, что заставило их на мгновение замолчать, пока она серьёзно заканчивала свою фразу.

 В разгар тишины прозвенел звонок, и семеро юных негодяев, казалось, разом впустили в свои сердца семерых других духов, ещё худших, чем они сами, и вели себя отвратительно во время заключительных упражнений, а когда прозвучал сигнал, они самым диким образом вывалились из дверей друг на друга, остановившись лишь для того, чтобы сказать в лице своего предводителя:

«В следующее воскресенье приходите к нам, нам очень нравятся ваши нитки».

Миссис Робертс с пылающими щеками и глазами, в которых стояли непролитые слёзы, подошла к столу, за которым стоял мистер Дюрант, и быстро заговорила:

«Есть разница между теми, кто уже пробовал, и мной, мистер
Дюрант. Предложение в отчёте мистера Рида, которое придало мне смелости, было таким: «До сих пор все терпели неудачу; люди не хотят брать этот курс во второй раз». Я потерпел неудачу, но хочу попробовать ещё раз».



ГЛАВА III.

"ЕСТЬ ЛИ ВО МНЕ ЧТО-ТО НЕОБЫЧНОЕ?"

Хотя они выбежали с ещё большим шумом, чем обычно, каждый из них знал, что шум должен был скрыть определённое чувство
стыд-двойники, потому что они были вовлечены в прослушивании
тихо в течение нескольких минут, чтобы всерьез слова.

Напрямую они достигли уединенной улице, они стали спокойнее.

- Послушайте, ребята, - сказал Проворный Дик, - это ужасный зеленый или новый
сорт?

— Новенькая, я бы сказал, — ответил один из младших мальчиков. — Она не похожа ни на кого из тех, кто был в этой комнате с тех пор, как мы её узнали. Я и сам не знаю, как она выглядит.

 — Как ты думаешь, что она имела в виду, когда говорила о дружбе, о том, где она живёт, и всё такое?

— Не знаю, что она имела в виду, но она не «зелёная», можете поспорить на что угодно. Я скажу вам, что я думаю, ребята: я считаю, что она всегда знает, что делает.

Тот, кто не знаком с уличным жаргоном, мог бы не понять, к чему был
сведён этот мудрый вывод, но остальные члены компании восприняли его
в гробовом молчании и кивками, как будто это была мысль,
требующая тщательного изучения. Говоря простым языком, Джерри Томпкинс
выразил мнение, что миссис Робертс было что-то нужно, раз она была
так необычайно вежлива и внимательна к
их, и им было любопытно узнать, каков мог быть этот мотив.

Они молча обдумывали важный вопрос, пока не дошли до
следующего угла; затем Проворный Дик, запрокинув голову, как человек, который только что
отбросил трудную проблему и не желает ее решать, сказал:—

"Ну, что дальше? На сегодня мы закончили с этим весельем. Что
вы собираетесь делать, мальчики? — Может, заглянем к Поуку и посмотрим, что там происходит?

На это предложение охотно согласились все, кроме одного; он хранил угрюмое молчание.

"Что скажешь, Дирк?" - спросил главарь, обращаясь к нему. "Готовы ли вы к
У Поука?

"Нет, я не думаю, что буду ходить вокруг да около прямо сейчас".

"Что тогда? Если у вас есть что-то лучше под рукой, почему бы вам не позволить
парень знает? Мы не умираем от желания попасть в «Пок».

 «У меня ничего нет с собой, но мне всё равно не хочется туда идти».

 «Тогда куда?»

 «Никуда».

 «Никуда! Подлое место. Слишком холодно, чтобы останавливаться на улицах. В «Поке» будет хороший камин». Пойдёмте со мной, не дуйтесь.
Это не к лицу вам, только что вернувшимся из воскресной школы.

Но юноша упорно отказывался присоединиться к ним, и вскоре они начали подшучивать над ним, как им казалось, добродушно.

"Дирк в ударе, — сказал один из них. — Эта рыжеволосая девица взяла его за горло; я видел, как она пристально на него смотрела, когда рассказывала свою самую длинную историю о змее, которая проглотила.
Дирк думает, что его проглотил один из них; он чувствует, как что-то душит его в горле.

 «Нет, — сказал другой, — это не так; Дирк собирается стать благочестивым. Это его последний трюк; я уже давно заметил, что он колдует. Разве ты не видел?»
ты видел, как он взял ту Библию и положил её на сиденье в то
воскресенье, после того как Джерри по ошибке сбил её локтем? С тех пор я
боюсь за Дирка, а теперь он ещё и в «Пок» не ходит! Это плохой знак.
Я говорю, Дирк, может, там, по дороге, будет молитвенное собрание,
и ты не против, если мы придём?

Они ожидали, что он рассмеётся, но его лицо стало ещё чернее, чем прежде, и
наконец он сказал очень многозначительным тоном:

«Лучше тебе заткнуться, Кроули, если не хочешь попробовать глубину этой канавы».

— Оставьте его в покое, — быстро сказал Проворный Дик, — у него начинается одна из его
приступов. Когда он так заводится, его дракам не будет конца, а я не хочу ссориться сейчас — ещё слишком рано. Кроме того, я знаю, что будет повеселее. Идите-ка со мной, ребята, и оставьте его в покое.

Всё это было сказано как бы вполголоса, пока Дирк шёл впереди; и
когда на следующем повороте он свернул в сторону, оставив их всех позади, никто
не окликнул его. Он мог идти куда угодно, и по причинам, которые
он сам не смог бы объяснить, он решил, что так и должно быть
дом — то есть место, которое он называл домом. Возможно, оно не соответствовало вашим представлениям о том, каким должно быть место с таким названием.

Дорога к нему вела через один из самых убогих районов города.
С каждым шагом дома становились всё более убогими, а улицы — грязнее. Переулок, в который он наконец свернул, был уже и темнее всех предыдущих, а дверь в подвал, которую он толкнул, привела его в самый убогий дом в ряду — длинную, низкую, тёмную комнату.

В одном углу виднелись остатки печи, укреплённой кирпичами
и камни; но в нем не горел огонь, хотя день был холодный.
Мебели там не было никакой, если не считать обычного шаткого стола и двух сломанных
стулья можно было назвать этим именем. Дверь была приоткрыта, которые привели в
внутренний погреб, и увидеть груды наступление-глядя на тряпки, что
были названы "постельное белье" семьи, могли бы дать вам идею
того, что их домашняя жизнь была, как ни один другой фазе он может. Однако не все лохмотья были в дальнем подвале; там было весёлое лоскутное одеяло, или, по крайней мере, когда-то оно было весёлым, но от него остались лишь клочки.
Чёрный хлопок теперь расползался во все стороны и, казалось, свернулся в кучу у единственного окна. Однако вскоре после того, как Дирк открыл дверь, он зашевелился и оказался чем-то большим, чем просто одеяло. Внутри была молодая девушка, плотно закутанная в одеяло, которое было натянуто на лицо и голову, как будто она хотела спрятать всё, кроме глаз, и пыталась избавиться от дрожи.

— Ты дома? — спросила она, и в её голосе прозвучало удивление, но в то же время безразличие. — Зачем?

 — Потому что я хотел прийти. Разве человек не имеет права прийти домой, если
хочет?

— Конечно, это такой милый дом, и ты так его любишь, что никто не удивится твоему приходу в середине дня.

Фраза была достаточно саркастичной, но тон ее едва ли был таковым; он
выражал слишком много безразличия даже для сарказма.

Дирк задумчиво оглядел ее; казалось, у него не было готового ответа.
На самом деле, на его лице было почти испуганное выражение, и действительно мысль
, которая пришла ему на ум, была поразительной. Кое-что о
с лица девушки, сделать так, гротескно в ее рваное одеяло,
предложил леди, кто был его учителем в миссии! Можно ли было найти более разительный контраст, чем между этими двумя? И всё же Дирк, глядя на них, не мог отвести взгляд.

"На что ты уставился?" - спросила девушка, почувствовав себя неловко
из-за его пристального взгляда. "Ты видишь во мне что-нибудь необычное?"

"Где мама?" он спросил, опустив глаза и отворачиваясь от нее.

"Там, спит. Вам не нужно говорить так громко; он не повредит ей
вам немного отдохнуть. Она сидела до утра, ковыряясь в твоём старом пальто.

Дирк задумчиво посмотрел на него. Была предпринята попытка привести его в порядок, хотя заплатки были пришиты неумело и сильно отличались по цвету от самого пальто.

— Тогда ты могла бы сделать это для неё днём, — коротко сказал он и добавил: — Где отец?

Девушка пожала плечами.

"Откуда мне знать? Где он большую часть времени. Ты знаешь об этом больше, чем я, или должен знать; ты живёшь на улице."

Он ответил ей так, что она, казалось, удивилась: —

— Послушай, Март, какой смысл всё время так ужасно злиться?

— Ты такой добродушный, — сказала она, — и всё вокруг меня такое милое и приятное, что удивительно, что я вообще могу злиться!

— Всё потеряно, Март, потому что я никогда не говорил, что я добродушный, и
думал, что был; и если я не знаю, насколько отвратительны вещи, я
хотел бы знать, кто знает! Но, в конце концов, какая польза от
рычания? Почему мы с тобой не могли время от времени сказать доброе слово,
просто для разнообразия?

"Попробуй, - сказала она, - Я бы хотела, чтобы ты это сделал! Я так устала от всего, что есть сейчас, что любые перемены были бы к лучшему. Но я не рискну просить тебя о чём-то подобном; это не в твоих правилах.

Что в этой сердитой девушке могло напомнить кому-то миссис Эван Робертс? И всё же, когда она произнесла эти последние грубые слова,
произнеся это, она слегка повернулась, так что косой луч солнечного света, один из тех немногих, что когда-либо проникал в эту мрачную комнату, упал на её волосы, окрасив их в почти тот же оттенок, что и у дамы в миссии. Он снова подумал о ней и с любопытством спросил себя, похожа ли она на неё, если бы Марта была одета в блестящее чёрное платье, меховую накидку и шляпку с перьями, как та дама. Как бы выглядел Март, если бы
его приодели, подумал он, — даже прилично одели, как тех девушек, которых
он встретил на улице? Он никогда не видел ее в нечто большее
становится чем рваное одеяло. Он изучал ее так, март
нисколько не понять. Внезапно она снова разрушила чары.:—

- Ты ужинал?

- Ужинал? Почему, нет! Конечно, нет. Где бы я мог найти что-нибудь подобное?
Я обошёл все улицы и везде чувствовал его запах, но так и не смог
проглотить ни кусочка.

«Где ты был?»

«О, в нескольких местах, но нигде надолго».

«Я знаю, где ты был», — в её глазах вспыхнул гневный огонёк.
«Ты был в Саут-Энде, и на твоём месте я бы постыдился себя! Я знаю, как вы, ребята, там развлекаетесь. Салли Калкинс ходит туда,
и она мне всё рассказала». Она сказала, что ей стыдно жить на одной улице с кем-то из вас, и что никто из прихожан не знает, что с вами делать, и что в следующий раз вас всех отправят в тюрьму.

 — Пусть только попробуют, — пробормотал Дирк, и его лицо потемнело. — Мы быстро сделаем так, что на этой улице станет слишком жарко для них, если они затеют что-то подобное, и, думаю, они это знают.

"Ну, в любом случае, я не был бы более подлым и подлым, чем должен был быть,
Дирк Колсон! Это и так плохо — пьяница вместо отца, а мы
не более чем попрошайки! Но я бы вел себя хотя бы наполовину прилично, когда бы я
оказался среди людей, которые хотели быть добрыми ко мне, иначе я бы держался подальше ".

"Посмотри сюда! Вы продолжайте свою проповедь для тех, кто хочет ее услышать; я
нет. Человек не может вернуться домой без скандала; если это не так
одного рода, это другой. Удивляюсь, что я вообще когда-нибудь прихожу домой.

Теперь Дирк был зол, и его темное худое лицо пылало от страсти.

Его сестра сохраняла удивительно спокойный тон и манеру, с которыми она
говорила все эти раздражающие вещи.

 «Удивительно, что ты это делаешь, — сказала она. — Полагаю, ты голоден и ничего не можешь с этим поделать. Я приберегла для тебя немного ужина. Если хочешь, съешь его, а потом отправляйся туда, где тебе больше нравится».

Говоря это, она рывком открыла дверцу маленького шкафчика, возле которого стояла, и достала оттуда сильно потрескавшуюся тарелку, на которой лежала печёная картофелина с отломанным или откушенным концом, который она аккуратно положила на место, как будто хозяйка могла передумать.
утилизация; немного подгоревшего кукурузного хлеба и половинка запеченного яблока
.

Какой бы скудной ни была еда для голодного мальчика, разнообразия было больше, чем он ожидал
и что-то в простом приготовлении тронуло его и
утихомирило гнев.

"Откуда это взялось?" - спросил он, проглатывая непривычный кусочек.
два жадных откуса от яблока. - Говорю тебе, это вкусно!

«Салли Калкинс дала мне его вчера вечером. Ей кто-то дал его где-то».

Когда был съеден последний кусочек, Дирку пришло в голову сначала удивиться, а потом почти наверняка убедиться, что его сестра, поделившись
яблоко, она приберегла всю свою долю для него. Он уже не в первый раз
замечал, что она старается накормить его. Если бы он подумал об этом
раньше, то, конечно, оставил бы ей немного лакомства, но ему и в
голову не пришло сказать ей об этом.

Она тоже не собиралась описывать ему, с каким тщанием и терпением они с Салли жарили этот лакомый кусочек на огне у Салли только прошлой ночью. К счастью, отец Салли задержался и дал им возможность.
принесла ее домой в бумажке и бережно хранила весь день,
только на этот час. Кроме того, она, возможно, сказала ему, что она укусила конца
из картофеля прежде чем она вспомнила, что там бы не осталось на
ним, и затем установить его снова, как могла, и пошла без.
Она ни за что на свете не сказала бы ему об этом. Почему? Она не смогла бы
объяснить почему. Что-то внутри неё не позволяло ей дать ему понять, что она
пожертвовала собой ради него, но что она достаточно сильно его любит, чтобы
сделать это!

Картошка и кукурузный хлеб были съедены до последней крошки; Дирку казалось, что
что их было ровно столько, чтобы показать ему, насколько он голоден.

"Полагаю, больше ничего нет?" — сказал он с тоской, с вопросительной интонацией, но не так, как если бы он рассчитывал на утвердительный ответ.

"Я бы сказал, что нет!" — с вызовом в голосе. — Там есть кусок хлеба, который я приберегла для ужина матери, и я хочу, чтобы он был у неё.

 — Ну, не кусайся! Я совершенно не против, чтобы он был у неё. А разве там нет ничего для растопки?

 — Только немного щепок, которые я берегу до тех пор, пока мать не проснётся.

— Тогда тебе лучше пойти спать, здесь ужасно холодно.

"Я не собираюсь выходить из этого угла, пока длится эта полоса света"
. Я не так часто вижу это, чтобы позволить себе потерять это ".

Ее брат повернулся и посмотрел на нее. Она снова подобрала складки
рваного одеяла и присела на корточки у низкого окна, и
самый последний проблеск, которого удостоил их солнечный свет, появился и
мерцал в ее волосах.

И снова это таинственное, навязчивое сходство! Что бы подумала
Марта, если бы он рассказал ей об этом? Наверное, решила бы, что он пытается над ней подшутить. По крайней мере, ему не стоит экспериментировать. И всё же он ничего не мог с собой поделать
он снова задумался о том, как бы выглядела Март, если бы одевалась, как другие люди.

"Послушай, Март," — внезапно начал он, нарушая тишину, — "давай-ка мы с тобой выйдем отсюда, где теплее. Пойдём прогуляемся по проспекту; солнце ещё полчаса будет светить, и будет очень тепло и светло."

"В этом одеяле?" — многозначительно спросила она, глядя на него.

Лицо мальчика помрачнело.

"Твоя шаль ещё не вернулась из ломбарда?"

"А должна была?"

Он сердито вскочил со сломанного стула, схватил свою рваную кепку и
гневно и шумно зашагал по комнате к двери,
спотыкаясь, поднялся по ступенькам, словно полуослепший от отвращения или ярости, и
быстрыми шагами пошел вниз по улице, скрывшись из виду. И Март, бедняжка Март,
оставленная таким образом в одиночестве, она позволила последнему лучу солнца угаснуть, не глядя на нее.
зарылась лицом в рваное одеяло и заплакала.



ГЛАВА IV.

"Я ИХ НЕ ВИНЮ".

ЭТО не было "ласкательным" именем. Бедняжка Март Колсон не знала бы, что делать с уменьшительно-ласкательным
именем. Жизнь не научила её использовать такие фразы. Она не знала,
почему её назвали Мартой, но женщина с пустыми глазами и печальным голосом
могла бы рассказать ей о загородном доме,
давным-давно, когда ранней весной цвели нарциссы,
почти под снегом; когда позже земля превратилась в небо,
или звёзды спустились и засияли над полями её отца,
так много там было одуванчиков; и запах клевера проникал
во все открытые окна; и коровы — коровы её отца — возвращались
домой с пастбища, и звон их колокольчиков был привычен её уху. Однажды летним вечером она сидела там, у задней двери,
наблюдая за красотой и покоем и время от времени изучая
Уроки в субботу. Часто-часто эти слова возвращались к ней в последующие годы.

 «Иисус же возлюбил Марфу и сестру её и Лазаря».

Это был один из стихов. Было ли это смутным воспоминанием о словах и своего рода слепым стремлением к их исполнению, которое побудило её назвать свою бедную двухдневную малышку Марфой?

Старый дом исчез; благоухающие луга, звенящие
колокольчики, покой и изобилие остались в прошлом, как будто их и не было.
Мать, отец и один брат ушли,
лежа в заросших травой заброшенных могилах; а она — почему двухдневная
Отец ребёнка был пьян, и так продолжалось три недели! Тяжёлое,
полное ненависти слово — почти грубое. Почему я не говорю «опьянел»? О,
потому что не могу! У меня нет желания искать благозвучные слова,
которыми можно было бы прикрыть грех отца этого ребёнка.

 Но мать назвала её Мартой. Она никогда не говорила ей почему, если, конечно, сама не знала; это не было семейной фамилией. Постепенно, по моде того времени, она стала сокращать имя; и поскольку у них не было таких милых, коротких слов, как «любимая», «дорогая» и «милая», —
принадлежать к счастливым семьям — они привыкли называть её Март. И теперь даже она сама едва ли осознаёт, что когда-то её звали по-другому.

Бедная Март! Мне хочется снова и снова использовать это прилагательное, когда я говорю о ней. Такая одинокая, лишённая любви жизнь! Всегда пьяный отец — она никогда не знала другого; всегда раздражённая,
усталая, отчаявшаяся мать, которая скрывала свою нежность к ребёнку,
потому что не могла себе этого позволить. Затем Дирк, единственный брат,
который сбился с пути почти сразу после рождения. Что удивительного,
если он вырос в таком доме?

И всё же Март удивлялась и злилась из-за этого. Почему Дирк не мог быть таким, как другие, которых она знала, — например, как брат Салли Калкинс, который работал день и ночь и часто приносил домой яблоко, или селедку, или даже раскраску для Салли?
 Март была язвительной; вся её жизнь учила её быть такой. Она говорила
резкие слова, потому что в глубине души злилась на Дирка; и в последнее время
редко говорила что-то, кроме резких слов; но — и это был секрет Марты,
который она скрывала, как будто ей было чего стыдиться, — она любила Дирка.
Она любила его страстно, со всей нерастраченной силой своего юного сердца; и
часто, из-за того, что она любила его, она была с ним сурова и жестока,
хотя сама не понимала, почему так поступает.

Что касается Дирка, то он быстро прошёл всего несколько кварталов; его обед
был слишком скудным, чтобы придать ему сил после того, как утих первый бесцельный
гнев. Затем встал вопрос, что ему делать.
Почему он не ушёл с друзьями? Скорее всего, кто-то из них
нашёл способ раздобыть ужин. Почему он упорно
уходил от них и возвращался домой?

Он не имел ни малейшего представления о том, что заставило его вернуться домой. Теперь, когда он снова был далеко от дома, он не знал, что ему делать. Место, где он мог бы согреть ноги и руки, где он мог бы, возможно, перекусить, — последнее было бы огромным соблазном, но не было необходимостью, и он не ожидал этого, — но, по крайней мере, он чувствовал, что ему нужно согреться. Где бы он мог это найти?
Какое место было отведено для таких, как он?

К этому времени он должен был сам зарабатывать себе на жизнь — иметь свой угол, который он мог бы назвать домом, заработанный им самим, где
В его жизни были собраны все добродетели. Конечно, он должен был так поступить, но болезненный факт, с которым он столкнулся сейчас, заключался в том, что он не выполнил свой долг. Он сбился с пути, не так сильно, но у него было много возможностей пойти дальше, в более глубокие воды, до которых он ещё мог добраться, но достаточно далеко, чтобы почти разбить сердце любой заботливой матери, — только сердце его матери было разбито ещё до его рождения.

Простой вопрос, который нужно было решить, звучал так:
Сделав для себя всё, что было в его силах, что
должен был делать Дирк Колсон дальше? Он не имел ни малейшего представления; по-видимому, никто не имел.
Множество христианских людей молились о том, чтобы воля Отца
была исполнена на земле так же, как и на небесах.

Молодой человек прошёл шесть кварталов по респектабельной улице, вдоль которой
стояли красивые дома, где люди ходили в церковь, читали свои
Библии, молились всей семьёй и соблюдали святость субботнего дня.  Ни одна из
этих дверей не открылась и не подала ему победный сигнал, чтобы остановить его
опрометчивые шаги.  Но не Сатана. Его когда-нибудь ловили на том, что он бездельничает на своём посту? Прямо
за углом от респектабельной улицы (и за углом
Дирк вскоре отвернулся, всё ещё не зная, что делать, где найти то тепло, которого он жаждал), и тут же перед ним начали появляться заманчивые предложения для таких, как он. Салуны, и салуны, и салуны! Как их было много, гораздо больше, чем церквей! И выглядели они приятно — то и дело открывались двери, показывая свет и тепло внутри. Они хотели бы видеть его внутри. Дирк был в этом уверен.

Не то чтобы у него были деньги, но у него было кое-что, что в таких местах часто
приносило ему пользу, — явный и опасный талант к подражанию любому и
каждый своеобразие голоса или манеры, которые случайно попали под его
обратите внимание. Он мог заставить людишек в этих рев салоны со смеху.
Если он не особенно хорошо, они были готовы для того, чтобы его стакан
пива, или достаточно хорошая сигара; в любом случае, у него был шанс сделать
теплый. На самом деле это был единственный нынешний источник дохода Дирка! И все же он
уклонялся от этого; он не мог бы сказать вам почему, но в данном конкретном случае
В субботу он не хотел зарабатывать желанное тепло таким способом. Он
решительно прошёл мимо двух или трёх мест, где, как он считал,
он может быть приветствует, удивляясь смутно, не было ли что-то
еще парень может сделать, чтобы удержать себя от замерзания.

Как ни странно, казалось, было что-то в отблеске солнечного света
когда он увидел его в волосах Марта, что удерживало его от остановки перед любым из
открытых для него мест. Что, если бы она вышла с ним на
прогулку? Он не смог бы затащить ее ни в одно из них! Затем, бедняга,
он стал размышлять о том, где найти открытое и тёплое место, куда
он мог бы отвести Марта. В городе было несколько таких мест.
большой город; но Дирк ничего о них не знал, а вот с салунами был знаком. Он подумал о другом: его пригласили в дом на Восточной Пятьдесят пятой улице. Предположим, он придёт туда сегодня днём, позвонит в дверь и скажет, что пришёл с визитом! Что тогда произойдёт? И он громко рассмеялся, потому что эта мысль показалась ему совершенно нелепой. Мысль о том, что он «придёт с визитом»!
Полная невозможность того, что он когда-нибудь увидит изнутри один из особняков на
Восточной Пятьдесят пятой улице!

И всё же оставался безнадёжный вопрос: что ему делать?
Солнце уже совсем скрылось, и с севера подул холодный ветер. Он пронизывал насквозь изношенную одежду Дика. Он резко развернулся и проскользнул в один из худших из множества салунов, которые буквально тянулись вдоль этой части улицы. За час или два до этого он отказался пойти с ребятами в «Пок», а этот салун был на несколько ступеней ниже «Пока» по уровню приличия. Но уже темнело, и ему было холодно.

Один молодой человек, увидев, как он спускается по лестнице в подвал,
замер и посмотрел на него, и его лицо потемнело от
разочарование. Итак, это было все, чего добилась для него дневная субботняя школа
. Конечно, он не был разочарован результатом.
результат оказался не большим, чем он ожидал; но это было так обескураживающе.
быть очевидцем деградации, до которой дошли эти юные негодяи
. Конечно, молодым человеком был Альфред Рид; и он вернулся домой,
и был подавлен всевозможными неудачами в христианской работе, миссии
Особенно субботние школы, и их собственная в большей степени, чем любая другая.


 Среди первых покупателей в понедельник утром была миссис Эван Робертс.
Однако покупки, похоже, были лишь малой частью её дел. Она подошла
прямо к прилавку молодого Рейда и обратилась к нему так, словно
только что перестала с ним разговаривать: —

 «Мистер Рейд, что мы с вами можем сделать для этих мальчиков на этой неделе?»

Но Альфред был мрачнее тучи.

«Я не вижу, что мы можем сделать для них в любое время», — уныло сказал он. «Что такое час в воскресенье по сравнению со всем остальным временем? Они идут из школы в питейные заведения и бездельничают остаток дня. Вчера я встретил этого молодого Колсона, когда он шёл в одно из них
из худших салунов на Дей-стрит. Они тоже ни в чем не виноваты.
Последнее сказано более свирепым тоном, после небольшой паузы. "Я их не виню:
им больше некуда пойти и нечего делать; и на улицах холодно
, а в салунах тепло".

Если он ожидал, что маленькая леди, которая так пристально смотрела на него,
примет другую сторону в этом вопросе, он был разочарован.

Она говорила довольно спокойно, но с искренней убеждённостью.

"Это поразительные факты. Я не понимаю, как кто-то может удивляться тому, что результаты таковы, каковы они есть; и практический вопрос вынуждает
— Что нам делать в сложившихся обстоятельствах? Мистер Рид,
вы уже давно следите за этой темой; что вы об этом думаете?

Теперь мистер Альфред Рид был смущён. Это правда, что он давно следил за этой темой;
это правда, что он много размышлял над ней. Но когда она пристально посмотрела на него, и вся её поза выражала крайнюю серьёзность, он вдруг понял, что все его мысли были беспочвенными, ничего не дали, разве что вызвали у него почти
раздражения на мальчиков и их учителей, которые терпели неудачи,
и на людей, которые складывали руки и позволяли всему идти прахом. Здесь
перед ним стоял тот, чьи руки не были сложены, хотя и покоились
достаточно спокойно на столе перед ним. Он стал чувствовать, что есть
может быть, скрытые в них.

- Мне нечего сказать, - наконец произнес он с раскрасневшимся лицом и смущенным голосом.
- Я ничего не придумал. Всё это кажется мне безнадёжным из-за полного отсутствия у меня средств. У моей сестры было много планов, и они казались мне хорошими даже тогда; сейчас они кажутся
— Теперь мне лучше, только я не могу их выполнить.

Она ухватилась за это имя.

"Ваша сестра? Эстер Рид? Хорошо! Давайте выполним их, вы и я,
и все, кто сможет нам помочь. Она ведь ещё работает, разве вы не видите? Что это за пророчество о ней — тот голос, который слышал пророк, знаете?

 «И я услышал голос, говорящий мне: напиши: блаженны мёртвые, умирающие в Господе отныне и во веки веков. Да, говорит Дух, они будут обитать в свете, и узрят Бога, и поклонятся Ему, и возложат на Него руки свои, и будут ходить во свете Его, и узрят лицо Его, и имя Его будет на челе их».

Как странно звучали эти слова, повторяемые её низким чистым голосом.
среди гула деловой суеты со всех сторон! Альфред Рид был необычайно взволнован. Он был очень чувствительным, изобретательным ребёнком. Он был почти постоянным спутником своей сестры Эстер в те последние месяцы, когда она постепенно исчезала из виду. В то время как Джулия неотлучно находилась рядом с матерью и научилась делать много полезных вещей, он был назначен старшей медсестрой в палате Эстер, чтобы следить за тем, чтобы она не испытывала недостатка в нежной заботе в те часы, когда другие должны были отлучаться от неё. И в эти часы она заметно поправлялась.

 Он и по сей день помнит, как она выглядела, с розовым румянцем на щеках
На её щеках выступил румянец, а в глазах засиял огонёк, когда она рассказывала ему о том, что они с доктором Дугласом собирались сделать для мальчиков — заброшенных, бездомных, лишённых друзей мальчиков. О, какие планы они тщательно продумали, чтобы помочь этим несчастным! Он вспомнил, что его собственные щёки покраснели, пока он слушал, и кровь, казалось, огнём разлилась по его венам, когда она сказала:

«Бог хочет, чтобы я сделал что-то другое, Альфред, но ты будешь делать мою работу, когда станешь мужчиной; ты найдёшь помощников и продолжишь то, что я хотел сделать».

Он сделал невнятный ответ, но он снова сказал фабрикой себя
и снова, что он обязательно сделал бы это. Все же здесь он был, едва возраста, и
почти испортились разочарований. После того, как некоторые благонамеренные попытки
оказались неудачными, и он не нашел помощников, которых он с нетерпением
ожидал, масштаб работы впечатлял его все больше
с каждым часом безжалостнее.

И всё же теперь он, казалось, снова ощутил трепет в своих жилах и почувствовал, что
находится почти под властью взгляда своей сестры, в то время как эти слова звучали в
его ушах:

 «Они могут отдохнуть от своих трудов, и их дела последуют за ними».

Возможно ли, что это была одна из «помощниц», о которых говорила Эстер, —
посланная самим Богом, чтобы продолжить её работу и довести её до конца? И всё же она была совсем не похожа на ту Эстер, которую он помнил! Она казалась ему уверенной в себе, сильной женщиной, а миссис Робертс была такой маленькой, хрупкой и модно одетой; и как вчера с ней вели себя те мальчики! Что она могла сделать?

Как раз в этот момент пришли покупатели, чтобы отвлечь его от мыслей.
Им нужны были круглые воротники, и высокие воротники, и фишю, и каймы, и
сотня мелких раздражающих вещей. Юному Риду, обычно такому любезному и терпеливому, стоило больших усилий не показывать своего недовольства из-за
незначительности всех их пожеланий.

 Тем временем миссис Робертс, занявшая место, с увлечением обсуждала с одной знакомой молодой леди преимущества круглых и заострённых воротников. Она терпеливо измерила, чтобы выяснить,
был ли загнутый вниз уголок одного из них на четверть дюйма глубже,
чем у другого, и с должной осмотрительностью высказала своё мнение о том,
подходят ли эти очки к стилю юной леди
красоты, чем покатые лбы; и даже потрудилась расстегнуть на себе меха, чтобы показать ещё один фасон, который ей нравился больше, чем оба предыдущих, и отправила Альфреда, испытывавшего отвращение, к совершенно другому ящику в поисках похожего узора.

Когда он уходил, его губы явственно кривились. Каким же глупцом он был, позволив себе на мгновение разволноваться из-за этой куклы! Как нелепо с его стороны было упоминать при ней имя своей умершей сестры! Она уже забыла
обо всём этом и с головой погрузилась в обсуждение воротничков! Его первое
впечатление о ней оказалось верным. Её разум был примерно таким же
Он считал, что она была так же глупа, как и этот крошечный воротничок, который она примеряла. Какой же это был фарс — говорить с ней о помощи этим беднягам! Она, вероятно, думала, что несколько талонов на суп и возможность хорошо поужинать на Рождество в каком-нибудь благотворительном зале — это способ достучаться до них и изменить их.
"Он" не должен был помогать ей; она не должна была этого ожидать. Несомненно, она этого не ожидала.
Вероятно, к тому времени она уже забыла, что сама это предложила.

Зачем ей беспокоиться о нескольких воротничках для молодой леди из её круга, которые она могла бы носить с утренними платьями? Именно так, подумал он.
Он сказал себе. Именно потому, что она «была» в его кругу, и потому, что такие, как она, должны были носить ошейники, они стали важными, а мальчики и их отчаянные потребности отошли на второй план. Что ж, он хотел, чтобы они оба ушли и оставили его в покое — дали ему возможность прийти в себя после минутного волнения, которого он теперь стыдился.

Наконец-то воротнички были куплены, но только после того, как прилавок был заставлен
разными сортами, и дама, сказав напоследок много приятных слов,
отошла в другую часть магазина, а миссис
Робертс развернулась на стуле так, чтобы снова видеть её лицо, и
спросила: —

"Каковы были её планы, мистер Рейд?"



ГЛАВА V.

"ХРИСТИАНСКИЙ ДОМ."

— Не думаю, что сейчас вы можете вдаваться в подробности, — добавила она, заметив нерешительность и смущение молодого Рейда, — но мне интересно, не могли бы вы в общих чертах рассказать мне, что она хотела сделать или думала, что можно сделать.

 — Она хотела сделать очень много вещей, и я думаю, что она считала, что их можно сделать, но я не думаю, что она хорошо знала мир, — сказал этот пожилой циник. "Она судила обо всех с точки зрения
с точки зрения её собственной бескорыстности. Я помню, что она не одобряла
бесплатные столовые, билеты на ужин и крупные общественные благотворительные
организации такого рода. Или, я не знаю, можно ли сказать, что она их не одобряла. Я скорее имею в виду, что это не было бы её способом
работы.

«Она думала о молодых людях, и если бы она время от времени устраивала для них званые ужины, это не было бы большим шагом на пути к их нравственному и духовному развитию. Миссис Робертс, именно этого она и хотела — возвысить их. Она думала, что можно придумать способы
достучаться до них, чтобы они захотели помогать, захотели учить — «жаждали»
этого, я имею в виду; и она подумала, что христианские дома, богатые и культурные,
можно было бы открыть для них, и они постепенно втянулись бы — почувствовали бы себя на
равных с другими в социальной иерархии.

«Короче говоря, она считала, что вместо того, чтобы снисходительно относиться к ним, людей можно было бы поднять до их уровня, чтобы они осознали свою мужественность и предприняли серьёзные усилия, чтобы занять своё законное место в мире. Я знаю, что ужасно путаюсь; я не знаю, как рассказать вам о её планах, только то, что
они были великолепны. Но я боюсь, что мир придётся переделать, прежде чем они смогут быть воплощены в жизнь.

"Возможно, так и есть. Знаете, Христос трудится, переделывая мир."
Женщина, стоявшая перед ним и ни на секунду не отрывавшая взгляда от его лица, говорила с необычайной мягкостью и серьёзностью. Ни словом, ни взглядом она не дала ему понять, что считает его планы безумными.
 "Но я считаю, что в конце концов мне нужны подробности. Я начинаю понимать, насколько
велика была цель вашей сестры. Какие шаги —
маленькие шаги, которые мы с вами могли бы предпринять, — приблизили бы нас к её достижению?
И всё же, задавая этот вопрос, я уже вижу, каким должен быть ответ. —

 «Христианские дома, готовые принять их!»

 «Это новая мысль для меня, и я не понимаю, как это можно сделать во множественном числе прямо сейчас; но «один» христианский дом — я должен справиться с этим. Мистер Рид, можете не сомневаться, что именно так нужно начинать.
В самом деле, я полагаю, вы уже пытались. В городе полно мальчишек, и многие из них уехали. Поскольку мы не можем добраться до всех на этой неделе, мы
должны попытаться добраться до семи, а если не получится, то, скажем, до одного.
кем из них вы работали? Кто именно в данный момент вас особенно
интересует? Я надеюсь, что это один из моих мальчиков, потому что, видите ли, они
нравятся мне сейчас, как никто другой. Что именно, мистер Рид? И что
вы пытались для него сделать? И в какой степени вам это удалось?"

Никогда не было более горячих щек, чем у юной Рид в этот момент
. Это был самый необычный человек, с которым он когда-либо
разговаривал. С ней невозможно было обобщать. Не то чтобы он хотел
обобщать; напротив, он сразу же увидел возможности
выросший из индивидуальных усилий и захваченный идеей предпринять что-нибудь
.

Но вопрос был в том, почему он не подумал об этом раньше? Один человек
чтобы дотянуться и попытаться! Конечно, он мог бы попытаться это сделать,
вместо того, чтобы пытаться нести сотни людей, о которых он спотыкался,
и таким образом ничего не добиться ни для кого из них. Это было унизительно
признание, которое он должен был сделать:—

- В самом деле, миссис Робертс, у меня нет ни одного на примете. Если бы вы спросили меня, о какой сотне я беспокоился больше всего, я, возможно, смог бы ответить; но я вижу, что в этом не было ничего особенного — если только
Возможно, полдюжины или больше мальчиков, которые учатся в этом классе,
привязаны ко мне чуть сильнее, чем кто-либо другой. Но даже для них
я ничего не сделал — разве что две или три попытки найти для них постоянного учителя,
которые закончились неудачей, можно считать попытками. Я не виню себя так сильно, как мог бы, потому что теперь, когда вы
предлагаете мне заняться личной работой, я понимаю, что в моём положении
мне нечего делать. У меня нет христианского дома, к которому я мог бы обратиться.

"Ах, но мы должны свестись к очень небольшому числу людей, знаете ли, — к
«Фракции, если понадобится. Полагаю, у вас есть уголок христианского дома, которым вы
распоряжаетесь?»

Но он вопросительно посмотрел на неё, и она объяснила:

"Ну, у вас есть своя комната, которая, конечно, сейчас и есть ваш
уголок дома, и это христианский уголок. Разве в нём не найдётся места для двоих?»

Он слегка улыбнулся.

— Миссис Робертс, есть одна вещь, с которой вы, очевидно, не знакомы, — это угол, который бедный клерк в городе может назвать своим домом. Мой дом — это четвёртый этаж в дешёвой гостинице, где температура часто опускается ниже нуля.
точка замерзания; и это место, которое я делю с таким неподходящим человеком, как
когда-либо дышал. Что бы вы подумали о том, чтобы назвать такое жилье
"домом"? И что я могу сделать в нем для других? "

"Возможно, не слишком много, - улыбается, - если не считать этого негениального парня. Я
думаю, что в этом направлении может быть шанс".

— Ах, но, — нетерпеливо сказал он, — он же христианин. Мои симпатии не нужно
направлять в эту сторону.

Теперь улыбка была странной, но тон, которым маленькая леди сказала, что как-нибудь, когда у них будет время поговорить, она
Я хотел бы спросить его, был ли его опыт общения с христианами
настолько положительным, что он решил, что в этом направлении больше нечего
делать.

«Но сейчас, — серьёзно добавила она, — я хочу знать, раз уж ты оторван от домашних забот, за кого из этих мальчиков ты особенно молишься и кого из них ты носишь в своём сердце в надежде на случайную встречу, на неожиданную возможность сказать слово, или сделать добро, или проявить доброту, которая поможет тебе повлиять на них в будущем? Разве ты не должен работать в этом направлении?

"Два человека никогда не интересуют меня в равной степени в один и тот же момент. Я нахожу, что я
должен быть очень индивидуален, не исключая других, но в
молитве. Например, вчера я молился, и сегодня утром я молился
за весь мой класс; но все время был один, который был самым старшим.
Я начинаю сомневаться, что я могу сделать для них все, но особенно
для него? Вы знаете, мне кажется, что большинство христиан чувствуют то же самое;
Индивидуальные усилия настолько необходимы, что я подумал, что, возможно, Святой
Дух направляет наши мысли непосредственно на одного человека за раз, так что
чтобы мы могли сконцентрировать наши усилия. Вы думаете, это так?

Молодой Рид ответил не сразу; у него не было готового ответа, который
устраивал бы его. Самым сильным его чувством в тот момент было чувство самобичевания,
смешанное с унижением. Как же он свысока смотрел на эту белокурую и
красивую маленькую женщину — сама ее красота, как ему казалось, была
элементом против нее, когда дело доходило до реальных усилий! Как он позволил себе насмехаться над её попыткой научить этому классу мальчиков! Как он на самом деле был раздражён! Как почти сердито он
спросили, почему для них не был найден учитель, соответствующий их потребностям
когда он так много молился об этом, решив не верить
что молитва была услышана и учитель найден! И все же
вот она, та, чьи усилия он презирал, уже говорит
об индивидуальной молитве за них; в то время как он, который много сделал для них, ни разу не представил их как личностей, чтобы помолиться за них.
беспокоясь за них, он ни разу не представил их как отдельных людей.
Христа, и попросил определенного благословения для каждого!

Его ответ, когда он прозвучал, был тихим и полным чувств: —

"Я сосредоточил свои желания в молитве о пришествии такого
учитель, который мог бы их поймать, и я начинаю думать, что мои молитвы услышаны.

Но она была абсолютно невосприимчива к комплиментам. Она не
потратила ни мгновения на раздумья, а сказала: —

«Мистер Рид, кто они? Я пыталась вчера узнать их имена, но вскоре
поняла, что они не в настроении мне помогать. Не думаю, что у меня есть хоть одно
правильное имя». — Вы можете дать мне список?

Нет, он не мог — и это признание не уменьшило румянец на его щеках.
Возможно, он мог бы назвать имена двоих и предположить, кто третий, но
о других он ничего не знал.

"К кому же тогда я могу обратиться? мистер Дюрант, конечно, знает. Где
Я могу его найти?"

Альфред знал так много. Мистера Дюранта можно было найти в Четвертом национальном
Банк; но что касается предоставления информации в отношении этого класса, он был
уверен, что это выше его сил. Он (Альфред) только в прошлую субботу спросил, кто этот мальчик, который так плохо себя вёл, а также кто тот парень, что сидел рядом с ним, но мистер Дюрант не знал.

"Что ж, тогда," сказала миссис Робертс, ничуть не смутившись, и на её спокойном лице не дрогнул ни один мускул, она просто разберётся с его помощью.

"Для вас есть срочная работа, - сказала она, - потому что, конечно, я хочу
знать их имена. Кто эти двое? Этот Дирк Колсон, о котором вы упоминали,
который он был?"

Альфред описал его настолько хорошо, насколько позволяло его замешательство, и был
прерван,—

"О, маленький темноволосый. Я знаю; он заинтересовал меня. Где он живет?"

Но на этот вопрос нельзя было дать однозначного ответа. В одном из переулков в Саут-Энде, но в каком именно и как далеко от центра, Альфред не знал. Он знал, что это был неблагополучный переулок и что поблизости не было ни одного приличного дома, вот и всё.

"Чем Дирк зарабатывает на жизнь?"

На этот вопрос было так же трудно ответить, как и на другой. Ничем,
молодой Рид верил — по крайней мере, ничем обычным. Случайная работа, которую он, несомненно, выполнял
время от времени, но что касается постоянной работы, Альфред был уверен
у него ее не было.

"Это его вина - я имею в виду, разве он не хочет работать и не прилагает усилий
, чтобы ее получить?"

Но этот молодой Рид даже не мог притвориться, что отвечает. Работы для таких, как он, было мало; мальчики с лучшими привычками, воспитанные в трудолюбии, в то время были без работы. Возможно, парень не был виноват в том, что бездельничал.

Было задано много других вопросов, и было предпринято много попыток
найти ответы. Но когда покупатели начали напирать так сильно, что их разговор
прервался, и энергичная искательница информации почувствовала, что
должна уйти, кое-что всё же было сделано: Альфред Рейд осознал, что
знает о семи мальчиках, которые, казалось, занимали его мысли в течение
нескольких недель, гораздо меньше, чем предполагал. А ещё в своём страстном желании, чтобы всё было сделано для них всех, он
она упустила возможность сделать кое-что для одной из них.

"Доброе утро, — сказала миссис Робертс, сердечно обращаясь к
модно одетой даме. — Воротнички? О да, здесь их можно найти в бесконечном
разнообразии. У них новый фасон, которым я восхищаюсь. Мистер
Рейд, пожалуйста, покажите миссис Эмори воротнички с вышитыми
пуговками.

Что мистер Рейд и сделал с готовностью и уважением, без
следа прежнего презрительного выражения на лице. Эта женщина
знала толк в стильных воротничках и умела их носить
Она сделала ещё кое-что и этим утром преподала ему урок, который он вряд ли забудет.


Но миссис Робертс, выходя из магазина, почувствовала, что не сильно продвинулась в знакомстве со своим классом.

Тем не менее, нужно признать, что если у молодого Рида и появились какие-то новые идеи, то и у неё тоже.

«Христианский дом!»

Она поймала себя на том, что повторяет эту фразу, размышляя о том, заслуживает ли
её новый дом, во всех смыслах этого слова, такого названия.

«Это не может просто означать дом, где почитают Христа», — сказала она себе.
сама. "Я, конечно, есть что. Это скорее означает дом, где все
относящиеся к этому служит его причиной. Сама мебель, свет и
яркость созданы для того, чтобы выполнять его обязанности, иначе им там не место
и я, названный христианином, не имею на них прав. Выдержу ли я это испытание
интересно?

"Что я могу сделать со всеми красотами моих салонов?
Есть вещи, которые я не сделал. Я вижу, что кое-что нужно сделать, но как
мой христианский дом может послужить этим мальчикам? Когда я приведу их в него,
конечно, у меня будет работа, но как их туда привести! Кто они такие?
Интересно, к какой пружине мне нужно прикоснуться, чтобы получить хотя бы эту скудную
информацию.

Словно в ответ на её мысленный вопрос, она как раз наткнулась на
полицейского Даффера. Она сразу же узнала его — мужчину, который, хотя и не был маленьким, настолько не походил на величественных полицейских, что, по мнению мальчишек, заслуживал прозвища
«Маленький Даффер».

Миссис Робертс принесла на свою новую работу один талант, который не всегда можно встретить
даже у эффективных работников, — способность запоминать имена и
лица. Особенно ей без усилий давалось запоминание имён.
Оно запечатлелось в её памяти, и не только это, но и целый ряд воспоминаний, позволивших ей определить, когда и где, при каких обстоятельствах она слышала это имя и, следовательно, кому оно принадлежало.

 Узнав черты полицейского, которого она видела у дверей миссии Саут-Энда, она сразу же связала его с прозвищем «Маленький Дуфер», которое слышала в классе, и обратилась к нему.

— «Мистер Даффер, я полагаю».

Можно с уверенностью сказать, что полицейский Даффер, привыкший к тому, что к нему обращаются официально сотни или тысячи раз,
в тот день она ещё не привыкла к обращению «мистер» и
вздрогнула от удивления.

"Не вы ли тот джентльмен, которого я видела в Саут-Энде в прошлую субботу?"

Полицейский признал, что, вероятно, это был он. Он был приписан к этому участку. Затем она сразу перешла к делу. Он знает мальчиков, которые учатся в этой школе? С некоторыми из них он справился лучше, чем ему хотелось бы;
и, по мнению полицейского Даффера, это был драгоценный набор.

"С таким же успехом можно было бы пойти в зоопарк, — заявил он, — и купить набор
животных и попытаться их приручить."

Миссис Робертс была не в настроении спорить; она жаждала информации.
Знал ли он, подумала она, мальчиков, которые учились в её классе? Она только что приняла этот класс, и ей не повезло, что она не знала их имён. Одного звали Дирк Колсон, а другого, как она слышала, звали
Хаскелл — Тимоти Хаскелл, кажется, хотя она не была в этом уверена.
Дало ли это мистеру Дафферу хоть какую-то подсказку?

— Много подсказок, — сказал он, качая головой. — Значит, вы посещали этот
курс, мэм, — в его голосе слышалась странная смесь удивления и недоверия. — Что на вас нашло, если позволите спросить? Они — те ещё штучки,
мэм. Как я уже сказал, я знаю их слишком хорошо. С меня хватит
с некоторыми из них мне пришлось повозиться, и я ожидаю от них еще больше работы. Они получают
в нечестии самым удивительным образом. Их имена? Да; нет
Scrawley, и этакого Билли, и черный Дирк—его вы знаете."

Миссис Робертс перебила его. Она попросила прощения, но разве это действительно были имена мальчиков? Не были ли это просто неудачные уличные прозвища, которые им дали?

 Придя в себя, полицейский Даффер рассмеялся и признал, что, по его мнению, Сникерса Билли на самом деле звали Снейдер. Но он был
однажды его поймали на подлости, из которой он так долго пытался выкрутиться, что ребята сами прозвали его Хитрым Билли, и это прозвище прижилось.

Что касается «Кроули», то его настоящее имя было Стивен Кроули. . Как оно сократилось до «Кроули», ребята знали лучше, чем кто-либо другой. . Они всегда называли его так, как и другие люди; и
Полицейский Даффер был склонен сомневаться в том, что этот парень помнит,
что у него есть какое-то другое имя.

 «Вы сами видите, мэм, — добавил он, — как Чёрный Дирк получил своё
имя. Он самый чёрный белый парень, которого я когда-либо видел, а я видел
Толпы «их».

Улицы были заполнены людьми, и полицейский Даффер отвечал на вопросы
многих людей, на которые обычно отвечают полицейские. Но благодаря терпеливому ожиданию, стоя одной ногой на бордюре, чтобы не испачкать её в грязи, делая поспешные короткие заметки, пока полицейский Даффер был занят, и настойчиво задавая вопросы, когда у него было свободное время, миссис Робертс узнала имена своих семерых сыновей и где живут некоторые из них.



Глава VI.

"САТАНА, ОНИ У НЕГО ВСЮ НЕДЕЛЮ."

— Этот Чёрный Дирк — тот самый, — сказал полицейский Даффер, поспешно отвернувшись.
подальше от необычайно глупого человека, которого невозможно было заставить понять,
где находится определенная улица. "Я полагаю, он худший из всех.
Джерри Томпкинс хитрее, а Дик Болтон быстрее молнии в проказах
его называют Проворным Диком — он что-то вроде заводилы-что он
способны ли остальные; но, на мой взгляд, Дирк их опережает
все ради эвиОстальные вроде бы весёлые; кажется, они больше всего на свете любят веселье. Но Дирк угрюмый; никогда не знаешь, как с ним себя вести и когда он может на тебя наброситься. Он опасен. Я всегда жду, что он выкинет что-нибудь ужасное.

Бедный Дирк! И всё же он был тем мальчиком, о котором миссис Робертс мечтала больше всего. Именно перед его образом она задержалась в то утро в своём шкафу. Полицейский Даллер был бы очень удивлён, если бы узнал, что именно его слова придали ей смелости.

«Может быть, — сказала она себе, затаив дыхание, — может быть, бедный мальчик больше всех нуждается в помощи, и Спаситель, зная об этом, видит, как я могу помочь ему, и поэтому заставляет меня вспоминать его бедное угрюмое лицо».

«Чем он зарабатывает на жизнь?» — поспешила она спросить.

«Ну, насколько мне известно, он бездельничает». Все это
Я знал его виновным в делаете. У него вечно пьяный отец—одно
подлым вроде пьяницы. Если бы он все время ходил и оставался пьяным
и оставлял их в покое, они могли бы справиться; но у него бывают приступы
Он наполовину преодолел это, а потом вернулся домой и носился как одержимый. Вот это были времена! Я был там, когда мне потребовались все мои силы, чтобы справиться с ним. Если бы его убили в одном из его сражений,
у меня была бы надежда на остальных, но его не убьют. Таких людей никогда не убивают; убивают порядочных.

«Только что мимо пронесли парня со сломанной ногой — хороший, порядочный
парень, усердно трудится, чтобы помочь своей сестре. Теперь он из тех, кто ломает
ногу и валяется в постели до конца зимы. Как вы это объясните?
Для чего? Он живёт совсем рядом с Чёрным Дирком. Конечно, у него отец-пьяница — у всех в том ряду такие отцы; но если бы я был добр, то в два раза охотнее сделал бы что-нибудь для юного Калкинса, чем для кого-то из вашей компании; они — дрянь. Они не стоят того, чтобы поднимать ради них палец. Вот это факт.

— И всё же, — сказала миссис Робертс, и её голос задрожал от нахлынувших на неё чувств, — как я могу не вспоминать о том, что если бы Господь
Иисус сказал это о нас и остался там, в Своей славе, то сегодня мы были бы совершенно без помощи и надежды?

Полицейский Даффер был очень удивлён. К нему обращались с самыми разными
вопросами; в своё время он получил много брошюр; но редко какая-нибудь
женщина с ясным голосом и серьёзными глазами спокойно называла его по
имени, как будто в этом имени был какой-то неопровержимый аргумент. Однако
он не смутился; чтобы смутить его, нужно было очень постараться.

— Я не придаю ему большого значения, — сказал он, высокомерно вздернув
голову и небрежным тоном, как будто от этого вопроса можно было легко
отмахнуться. — Я и сам в него не верю.

 — Вы его знаете?

Серьёзные глаза были устремлены на него, не отрываясь, пока
спрашивающий спокойно ждал ответа.

Полицейский Даффер теперь смутился; он не привык к таким
деловому тону вопросов.

"Я его знаю?" — смущённо рассмеялся он. — Что ж, я так не думаю, мэм. По общему мнению, он слишком далеко, чтобы люди могли хорошо его знать.

 — Тогда общее мнение ошибочно, потому что я действительно очень хорошо его знаю, и он вовсе не далеко. Но я имел в виду, изучили ли вы его жизнь и характер и полностью ли понимаете аргументы в пользу
— Вы верите в него?

 — Я изучаю людей, которые утверждают, что принадлежат ему, мэм, и нахожу, что это примерно то, что я могу вынести.

 Это было сказано с дерзким смешком и с видом человека, который считает, что привёл неопровержимый аргумент. Неподвижный взгляд не отрывался от его лица, а голос, ответивший ему, не утратил своей спокойности.

«Но считаете ли вы разумным тратить время на изучение несовершенных копий, не глядя на идеальный образец? Вы бы не стали принимать небрежную имитацию ребёнка за доказательство того, что его учитель не может
не пиши. Я благодарю тебя за то, что ты помог мне сегодня. Я бы хотела, чтобы ты помогал моим мальчикам, когда можешь, и чтобы ты учился у моего учителя вместо меня.
Доброе утро.

 «Странная компания!» — воскликнул полицейский Даффер, глядя ей вслед. «Хотел бы я знать, кто она такая; она не похожа на остальных». «Её» мальчики! Много она о них знает. С таким же успехом она могла бы назвать их своими медведями. Что, по её мнению, она может сделать с этим выводком в свой единственный выходной — в воскресенье днём? Сатана, он держит их у себя всю неделю и присматривает за ними, а потом приходят эти христиане в воскресенье,
и немного приукрашивают, думая, что этим могут помешать его делам. Это показывает,
на что они способны! Но она любопытная маленькая проказница — хитрая, сама того не зная. Я буду присматривать за ней и спасать от неприятностей, если смогу.


Тем временем, не подозревая о его добрых намерениях, миссис Робертс
продолжала идти по многолюдной улице, а вскоре свернула с неё и
решительно зашагала по одной из боковых улочек. Ей в голову пришла
смелая мысль: она попытается найти переулок, где живёт хотя бы один из её мальчиков. Это не может быть хуже, чем
из переулков у дома, в которые она проникла. Она была уверена, что
следуя указаниям полицейского, она сможет найти это место и
возможно, сможет помочь мальчику со сломанной конечностью.

В любом случае, ей было необходимо знать, как живут ее мальчики, и
где они живут, если она хотела связаться с ними. Но есть и аллей
аллеи, как азартный леди нашли ее стоимость. То, в что она погружалась, превосходило всё, что она когда-либо себе представляла, — кишащее жизнью в самых отвратительных формах и растущее
С каждой минутой всё более пугающей для хорошо одетой женщины, которая в одиночку
преодолевает эти ужасы.

Наконец она в ужасе остановилась, неохотно признав, что самое разумное, что она может сделать, — это развернуться и пойти домой.  Возможно, это было бы разумно, но, похоже, неосуществимо.  Где был её дом?  По какой из этих улиц она шла?  Вела ли к нему эта улица, на которой она стояла? Или
это вело, как ей казалось, в совершенно противоположном направлении?
 Она посмотрела вверх, вниз и по сторонам в поисках какой-нибудь знакомой ориентира, но
напрасно, и на мгновение испугалась ещё больше из-за того, что привлекла к себе внимание
она привлекала тем, что стояла там в нерешительности.

Флосси Шипли в дни своего девичества была почти безнадежной
трусихой; и Флосси Робертс почувствовала по биению своего сердца, что
она еще не переросла свой девичий характер. Внезапно она издала
негромкий возглас восторга и, прыгнув вперед, положила руку
на руку того, кого она узнала, — не кто иной, как "Проворный Дик"
собственной персоной.

— «Я так рада, — сказала она изумлённому юнцу с лёгкой ноткой удовлетворения в голосе, — так рада с вами познакомиться. Вы знаете, кто вы такой?»
друг в беде? Я сбился с пути. Я не могу решить, в какую сторону идти.
поверните, чтобы снова добраться до Пятой авеню. Вы не поможете мне, пожалуйста?"

Когда Ловкий Дик упускал возможность повеселиться за счет
другого? Вот он, шанс повеселиться! Женщина, напуганная до смерти
потому что она была в Грин-аллее. Что бы она подумала о Берк-стрит?
Предположим, он отправит её туда — всего в трёх кварталах отсюда, через более красивую часть города, чем та, которую она уже видела? Он бы рискнул.
 Если бы здешние толпы уделяли ей слишком много внимания, было бы интересно посмотреть, как она пройдёт по Бёрк-стрит.

"О да", - быстро сказал он. "Я могу показать тебе дорогу в мгновение ока. Ты
просто идите по этому переулку, пока не дойдете до большого дома на углу.
в нем выбиты все окна; затем вы поворачиваете и идете вниз.
по этой улице, пока не дойдете до третьего перекрестка; затем снова поворачиваете к
правильно, и ты не успеешь оглянуться, как окажешься на Пятой авеню.

Если бы миссис Робертс посмотрела ему в лицо, она бы увидела, как в его глазах заплясали
злые огоньки при мысли о том, что он таким образом
наметил для неё прогулку по самой худшей части
город — с каждым шагом она, конечно, всё больше отдалялась от
Пятой авеню.

 Зрелища, которые она могла увидеть, и несчастья, которые могли с ней случиться, — красивой, одинокой женщине, — прежде чем она добралась до этих ужасных улиц, были слишком сильны даже для воображения Проворного Дика, который хорошо знал эти места. Он не пытался их сосчитать, а предался удовольствию, представляя, сколько времени пройдёт, прежде чем она доберётся до дома, если будет следовать его указаниям.

«Она не увидит ни одной змеи-людоеда, насколько мне известно», — подумал он.
— Но я буду не в своём уме, если она не увидит то, что напугает её сильнее, чем они.

Но миссис Робертс уже «напугалась». Она чувствовала, как сильно бьётся её сердце,
и знала, что её щёки горят от волнения и смутного ужаса.
Она не привыкла ходить по таким улицам в одиночку. Она посмотрела вперёд, на указанный путь, и увидела, что кишащая жизнь становилась всё более мутной, насколько хватало глаз. Она чувствовала, что не сможет противостоять этим ужасам без защиты. Внезапно она отвернулась от переулка, и её рука — маленькая рука в изящной перчатке — снова легла на Нимбла.
Дик взял её за руку. Он чувствовал, как она дрожит.

"Полагаю, я покажусь вам очень глупой," мягко сказала она, "но я боюсь спускаться туда одна. Не могли бы вы пойти со мной, чтобы защитить меня? Я всего лишь женщина, знаете ли, а мы склонны к трусости."

На проворного Дика нахлынуло очень странное чувство. Он посмотрел вверх по переулку и вниз по переулку и обрадовался, что ни одного из «приятелей»
не было видно. Что же будет с его жаворонком? Но рука, лежавшая на его руке, была настойчивой, и он
К нему никогда раньше не обращались за защитой — никогда в жизни! Возможно ли, что с ним она не будет бояться? Он повернулся и пристально посмотрел на неё, нахмурившись: нет, она не притворялась; её глаза были полны тревожного страха и мольбы.

 Проворный Дик был поражён и устыдился самого себя. Он не знал, как объяснить свою внезапную перемену намерений, но вдруг повернулся в противоположную сторону от той, на которую указывал, и сказал: «Пойдёмте, я покажу вам более короткий путь», — и зашагал вперёд.

"О, спасибо вам!" - сказала она с облегчением и благодарностью в голосе. "Я
буду очень признателен вам за то, что вы пошли со мной; Я совершенно
сбит с толку — не могу решить, каким путем я пришел, или что-либо в этом роде. Я был здесь
пытался найти дом молодого человека, который был ранен. Полицейский
сказал мне, что он живет на этой улице и что его фамилия Калкинс. Я
думал о нем и шел, ничего не замечая, пока не перестал понимать, где нахожусь.
Ты что-нибудь знаешь об этом человеке?" - Спросил я. "Я не знаю"."Я не знаю"."Я не знаю". "Ты знаешь что-нибудь об этом человеке?"

"Ты слишком низко стоишь для него", - сказал Проворный Дик. "Он высокого класса, и
живет в верхнем конце переулка. Вон там его дом.
Говорят, он сильно пострадал, но я думаю, что он поправится. У него хороший врач, настоящий джентльмен, который раньше никогда не заходил в эти переулки. Он шёл мимо, когда они принесли Марка домой, и зашёл за ними, а потом вернулся вчера вечером и сегодня утром. Не знаю зачем, но он точно приходил. Марк Калкинс не может оплачивать счета врача, если он
работает регулярно и платит больше, чем остальные.

В голосе Дика слышалась странная смесь недовольства и удовлетворения. Миссис Робертс поняла, что молодой человек, Марк Калкинс,
в котором полицейский пытался заинтересовать её, был выше остальных несчастных людей в переулке, и они восприняли это как оскорбление в свой адрес; но в то же время они были польщены тем, что к ним пришёл «приличный» доктор, чтобы осмотреть того, кто действительно принадлежал к их классу.

 Могла ли она оказать на них хоть какое-то влияние, проследив за раненым молодым человеком и оказав необходимую помощь? Она едва ли
собиралась звонить, хотя и пыталась найти этот дом. Её рассуждения
были примерно такими:

«Полицейский сказал, что он живёт примерно в двух кварталах от дома моего бедного Дирка.
 Поскольку совсем недавно там произошёл несчастный случай, возможно, кто-то из соседей
отметился в доме — врач, проходящий мимо, или кто-то ещё, кто
даст мне ориентир, и я смогу взглянуть на один из домов снаружи».

В своём неведении о жизни на другом конце социальной лестницы она не
знала, что доктор, заходящий и выходящий из палаты даже после несчастного случая,
был достаточно редким явлением, чтобы произвести гораздо большее впечатление,
чем она рассчитывала. Она была так поглощена мальчиками, принадлежавшими ей
класс, что она предпочла проигнорировать самый мужественный намёк полицейского и добавить его в свой список. И всё же, возможно, это был ответ на её молитву, своего рода клин, который мог открыть путь к влиянию?

"Кто этот доктор?" — спросила она своего проводника, когда ей в голову пришла мысль, что можно войти через него. "Вы знаете его имя?"

О да, Дик знал его имя, и где он жил, и даже имена некоторых его «крутых» пациентов — можете быть уверены, он собирал информацию обо всём, что попадало в переулок.

 «Это доктор Эверетт», — быстро сказал он с этим странным акцентом.
В его голосе снова зазвучала гордость. «Он живёт где-то там, среди
двадцатитрёхтысячников, и ходит к Кэди, чтобы лечить, и во многие
другие места, где живут богачи. Не знаю, как он сюда попадает».

Миссис Робертс никогда не слышала этого имени, но она подумала, что
она здесь новенькая, и благоразумно воздержалась от того, чтобы
умалять славу доктора.
Эверетт, признав, что он не был известен всему миру, возможно,
был хорошим врачом и филантропом; его визиты в этот регион
походили на это.

"Вы знаете, где живут мальчики из нашего класса?"

Это был ее следующий тщательно сформулированный вопрос. Она не знала, следует ли
намекнуть, что она слышала о ком-то, кто жил в этом переулке, или же
это будет расценено как оскорбление.

- Ну, - сказал Проворный Дик, в его глазах снова появился лукавый огонек, который
странность ситуации на мгновение прогнала, - Я
рассчитайте, что я сам знаю, где живу; во всяком случае, иногда я это делаю ".

— Конечно! — сказала она, смеясь над его шуткой. — Я должна была сказать, где живут остальные. Конечно, вы дадите мне свой адрес после того, как будете так любезны проводить меня до… до какого-нибудь места, с которым я знакома.

Она чуть не сказала «безопасное место», но вовремя спохватилась. Я
не уверен, что Дик заметил бы это; он был в
изумлении от мысли, что кто-то может узнать его адрес.

"Это дом Дирка Колсона," — внезапно сказал он, — "и он один из наших
товарищей."

Миссис Робертс воскликнула. Дом был одним из самых заброшенных в ряду и, судя по плачевному состоянию зданий, нуждался в ремонте больше, чем остальные.
И тут она с внезапной опустошающей силой осознала, что
Люди, к которым она пыталась достучаться и которые, как она надеялась, будут жить на небесах вечно, называли такие земные жилища, как эти, домами. Что они могли знать о небесах, называя их «домом»?

"У них весь этот дом в собственности?"

Она робко задала этот вопрос, потому что здание выглядело очень большим, но она совершенно не привыкла к жизни в городских многоквартирных домах.

— «Весь» этот дом? — Дик почти выкрикнул это предложение и согнулся пополам от смеха.
— Ну, я бы так не сказал, мама! Насколько я могу судить, в нём живут около тридцати пяти разных семей.
это удовольствие. Весь дом! О боже! Какой зеленый! И он
снова рассмеялся.

Миссис Робертс, оказываемое себя смеяться вместе с ним, хотя она была
ужас. Тридцать пять семей в одном доме! Как они могли быть
другие, чем ужасным в их жизни?

«Я почти ничего не знаю о больших городах, — сказала она, — мой дом был в гораздо меньшем городе».

Это была правда, но не вся правда. Инстинкт не позволил этой настоящей леди в полном смысле этого слова объяснить, что она ничего не знает о нищих, когда разговаривает с одним из них.
 Как раз в этот момент произошло отвлечение внимания: они быстро продвигались по переулку, и Дику приходилось прилагать усилия, чтобы его спутник не отставал; но впереди путь был преграждён.



 ГЛАВА VII.

"ЧТО ЗА МАЛЕНЬКИЙ ЗАМЫСЛИТЕЛЬ!"

БУНТ! Не среди мужчин, что само по себе достаточно страшно, и не среди
женщин, что ещё хуже, но самое ужасное из всех зрелищ и звуков
греха — это бунт среди детей. Ругаясь, плюясь друг в друга,
выдирая друг другу волосы, царапаясь, как тигры, рыча, как дикие
твари, швыряющиеся друг в друга мусором! Вот такая была толпа!
вскоре появилась миссис Робертс в своем черном шелковом платье для прогулок, в своей
бархатной шляпе и тюленьих мехах. Она в ужасе схватила Дика за руку
, но чувство, которое было больше, чем страх, отнимало у нее силы
.

"Ой!" сказала она, и агония в ее голосе действительно предложили более
ужас на молодого парня рядом с ней. — И это маленькие дети!
Им не больше семи-восьми лет! О, что же мне делать?

— Тебе не нужно бояться, мама! — в его голосе послышалось что-то похожее на сочувствие.
В голосе Дика послышалось что-то похожее на жалость. Она прижалась к нему так, что он не мог не почувствовать себя её защитником. «Это вовсе не редкость. Они
чаще всего ведут себя так: скорее всего, одна из них нашла кость, а другая
хочет её забрать, и тогда они начинают ссориться, а все молодые
собаки толпятся вокруг и дерутся, на одной стороне или на другой».

Сделало ли это пугающее объяснение ситуацию менее ужасной?

Однако в ссоре наступило затишье. К ним приближалась элегантно одетая дама — необычное зрелище в этом переулке — и обе стороны
Они остановились, чтобы посмотреть, — остановились, чтобы обратить внимание друг на друга, — но миссис Робертс они освистывали и насмехались над ней, а один из них бросил в неё горсть грязи.

Тогда проворный Дик встал на защиту.

"Заткнись, а! — Отойди в сторону, Плук, и дай нам пройти! — Смотри,
ты, Сморчок!— Не бросай это сюда, если не хочешь, чтобы я оторвал тебе голову, когда вернусь!

Эта угроза была обращена к несчастной маленькой девочке, которая засунула руку глубоко в ящик или бочку с мусором и вытащила её, воняющую гнилыми яблоками, свиным жиром и всякой жидкой мерзостью, название которой
Она подняла руку, готовая бросить, и, очевидно, намеревалась угостить странную даму тем, что приготовила для одного из бунтовщиков.

 Уверенный тон, которым говорил Проворный Дик, возымел действие: все участники драки были невысокого роста, а он был крупным мужчиной и, очевидно, пользовался авторитетом.  На него бросили несколько вызывающих взглядов, но разношёрстная толпа расступилась и позволила ему пройти невредимым. Тем не менее он внимательно следил за ними, пока они не оказались вне досягаемости, и не скупился на предостережения:

— Держись, Билл, я вижу! — Осторожнее, Салли! Ты пожалеешь, если что-нибудь уронишь, запомни!

И наконец они выбрались из толпы — но, казалось, не из опасности;
потому что прямо на их узком пути стоял пьяный, раскачиваясь из стороны в сторону так, что это было ужасно для тех, кто не привык к подобным зрелищам.

Дик почувствовал, как хватка на его руке усилилась, и удивился, услышав свой голос, когда успокаивающе сказал:

 «Не бойся его, мама, это всего лишь старый Джок. Он такой же уродливый, как сам Старый Ник, но он знает, что со мной лучше не быть таким уж уродливым». Я
могу выбросить его в канаву так же легко, как я мог бы выбросить тех молодых, и он
знает это. Это отец Дирка, то есть! Разве он не красавчик?"

И снова миссис Робертс издала испуганный возглас, и часть
ее ужаса сменилась сожалением о несправедливости, причиненной мальчику, у которого был такой
дом и такой отец. Чего от него следует ожидать?

Наконец-то этот бесконечный переулок был преодолён, и они вышли на широкую
авеню, где царила респектабельность. Миссис Робертс отпустила руку своего
защитника, и его новый образ тут же исчез.

"Ты здесь, мам", - сказал он с дерзким блеском в глазах и
дерзкой ухмылкой на лице. "Ты можешь сама добраться домой с этого места? Или
должен ли я одолжить колесо-Барроу и отвезти тебя туда?"

Сильно трясет с различными эмоциями, хотя она была, миссис Робертс принудительного
сама смеяться. Она не хотела хмуриться, на его удовольствие, когда он не был
положительно грешно. Возможно, он не осознавал, что это неуважительно; возможно, он никогда не слышал этого слова.

"Теперь я знаю дорогу, спасибо; по крайней мере, я так думаю. Не могли бы вы подсказать, на какой машине мне ехать до Восточной Пятьдесят пятой
улицы?"

"Возьмите зеленый", - сказал он тихо, его характер протектор
вернувшись к нему с вопросом, который до сих пор показывал ей
зависимость от него.

"Спасибо," сказала она снова, с большой сердечностью. "Я никогда не буду
забудь свои заботы на меня".

Ее рука была в кармане, и яркий монету между пальцами.
Ей очень хотелось отдать его Проворному Дику: он так много раз спасал её этим утром, а одет он был так плохо, что, конечно, нуждался в помощи.
Она на мгновение задумалась и решительно убрала руку.
Этим утром он заслужил простое, сердечное «спасибо» за доброту.
к просмотру. Он не мог рассмотреть его нынешняя монета, но, возможно, это
будет его первый урок в любезностями жизни.


Позже в тот же день, когда миссис Робертс несколько отдохнула от нее
кампания утро, молодой Рид получил записочку:—

 "ДОРОГОЙ МИСТЕР РИД, я знаю имена всех мальчиков и прилагаю вам
список. Вполне возможно, что вы можете упасть с каким-то одним в течение дня
кто может передавать знания о них. Во всяком случае, я думал, вы хотели
бы знать их имена. Держите меня, пожалуйста, в курсе ваших успехов
в знакомстве с ними. Помните, что мы союзники.
Госпожа

 «миссис Э. Л. Робертс».

 Альфред Рид задумчиво вертел в руках тонкую записную книжку,
на его лице было написано недоумение. Он чувствовал, что должен
что-то сделать; он был очень рад, но в то же время озадачен. Он
совершенно не знал, с чего начать.

Что ж, у этой маленькой леди тоже не было, но она добилась большего за один день знакомства, чем он за несколько недель. Либо она находила возможности, либо создавала их. Шансы должны быть; после этого он обязательно будет держать глаза открытыми.


В красивом доме на Восточной Пятьдесят пятой улице, где мистер Робертс поселил свою невесту после довольно продолжительной деловой поездки, длившейся несколько месяцев, всё было готово к уютному вечеру в библиотеке. Так называлась красивая комната, где муж и жена сидели вместе, но она совсем не была похожа на обычную библиотеку. Книг там было в изобилии, но были также
картины и цветы, одна-две поющие птицы и полное отсутствие
того строгого внимания к деловым деталям, которое характерно для большинства
комнаты с такими названиями. Маленькие безделушки, которые, как с улыбкой признал мистер Робертс, не
подходили для библиотеки, всё же были расставлены там с таким видом,
будто они здесь надолго.

"Мы будем называть её библиотекой для удобства," сказал хозяин дома,
"а потом будем ставить в неё всё, что захотим. Это будет оранжерея, и швейная мастерская, и гостиная, и всё, что мы с тобой захотим.

И миссис Робертс радостно согласилась и дала волю своему прекрасному вкусу. Флосси Шипли привыкла к ограничениям.
«Они» делали всё по-своему, но миссис Эван Робертс понимала, что, по крайней мере, в незначительных вопросах они имели право быть сами себе законом. Возможно, ей помогало осознание того, что многие люди были готовы цитировать «миссис Эвен Робертс» как авторитетное мнение практически по любому вопросу.

В тот вечер, о котором идёт речь, мистер Робертс, в халате и тапочках,
пододвинул своё кресло к торшеру, собираясь полчаса читать вслух. Но оказалось, что сначала нужно было кое-что сделать,
или, по крайней мере, это должно было быть сделано в первую очередь. Конечно,
домой его сопровождали деловые телеграммы, для чего требовалось написать два
или три деловых письма.

"Это не займет у меня много времени, - объяснил он своей жене, - и это
не сложные дела, поэтому я разрешаю тебе говорить прямо сейчас, пока я
отправляю их".

Она рассмеялась над этим намеком на свою любовь к разговорам, но вскоре
воспользовалась привилегией.

— Эван, каким молодым человеком ты считаешь мистера Рейда?

 — Рейда? Кого? О, моего клерка! Лучшим из лучших, самым достойным из достойных — одним из тысячи. Кстати, ты рассказал ему, как заинтересовался его сестрой?

— Пока нет. Я хочу познакомиться с ним поближе, но, Эван, ты не знаешь, где он живёт?

— Вряд ли; кажется, где-то на Третьей авеню или, может быть, на Второй. Это можно узнать в регистрационной книге. Тебе нужен его адрес?

— О, я знаю, где это, но я имею в виду, что это за место?

Мистер Робертс слегка пожал своими красивыми плечами.

«Это пансион, где останавливаются многие клерки: я подозреваю, что для посвящённых это
рассказывает печальную историю. Плохое питание и унылое окружение;
тем не менее, это в высшей степени респектабельно».

«Где он проводит свои субботы?»

Быстро движущаяся рука вывела почти две строчки красивого почерка, прежде чем мистер Робертс был готов ответить на этот вопрос.

"Ну, в основном, я думаю, в церкви. Он очень регулярно посещает утреннюю службу, а после обеда занимается миссией в Саут-Энде. Полагаю, он ходит в церковь и вечером, но с тех пор, как мы сосредоточились на вечерней миссии, я его не видел."

— Ах, но, Эван, я имею в виду остальное время — те небольшие отрезки
субботнего дня, которые священны для дома. Например, сумерки или
на час утром. Вы знаете, что это за место, где он бывает в это время?

На бумаге появилось ещё почти три строчки, затем мистер Робертс
поднял голову.

"Нет, дорогая, не знаю. Теперь, когда вы ставите меня перед этим вопросом, мне кажется странным, что я не знаю, где молодой человек, проработавший у нас больше года, проводит свободное время, но я не знаю.

 «Тогда я хочу кое-что вам рассказать. У него есть грязная комната на четвёртом этаже — маленькая, как мне кажется, судя по тому, как он о ней говорил,
и не искра огня! В такую погоду, как эта, как молодой
человек читал Библию, или даже молиться, при таких обстоятельствах?"

Мистер Робертс положил перо и сел прямо, что касается его жены с
задумчивый, отсутствующий воздух.

"Флосси", - сказал он наконец, "это огромный вопрос! Вы открываете для себя
идеальное хранилище тревог и сомнений. Я какое-то время бродил вокруг да около, но в основном старался закрывать глаза и не смотреть внутрь, потому что боялся того, что мог там увидеть, и потому что не знал, что делать со своими знаниями. Я не был рабочим
Знаете, я очень давно работаю в этой фирме, и до недавнего времени моей специализацией был другой берег океана.

«Но я достаточно долго пробыл дома, чтобы знать, что у нас на службе несколько сотен молодых людей, которые живут вдали от своих домов, и, зная, как я, стоимость проживания в приличных домах и зарплаты, которые получают молодые, не нужно быть проницательным, чтобы понять, что, мягко говоря, у них здесь довольно унылые дома».

 «Дело в том, Флосси, что я не хотел вникать в это».
внимательно, потому что я не вижу выход. Посмотрите на наш дом, на
скажем, с трех сотен клерков, мы скажем, те, кто находятся вдали
от своих друзей. Предположим, половина или даже треть из них находятся в плачевном положении.
Что я могу сделать?

"Неужели им недостаточно хорошо платят, чтобы они могли пользоваться обычными удобствами
жизни?"

"Сомнительно. Правда в том, что то, что мы с вами называем обычными жизненными удобствами,
стоит немалых денег. А в городе арендная плата высока,
и владельцам пансионов приходится нелегко, чтобы их расходы
соответствовали доходам, и они экономят на всём.
на грани подлости — некоторые из них, я полагаю, уже за гранью.
И в результате — дешёвая, плохо приготовленная еда, потому что хорошо приготовленная еда
означает дорогостоящую помощь, — и холодные комнаты, и уныние, и дискомфорт
повсюду.

"Что же с этим можно сделать? Тогда наш дом — лишь один из сотен,
и во многих из этих сотен домов нанимают больше прислуги и платят меньше,
чем мы. На самом деле, я знаю, что многие молодые люди завидуют
некоторым из наших клерков. У нас никогда не бывает проблем с заполнением
вакансий. Люди толпятся вокруг нас, потому что у нас репутация
быть либеральным. Однако мы не либеральны; иногда я склонен
думать, что мы едва ли справедливы; но я ничего не могу поделать. Я
младший партнёр, на мне большая часть ответственности и треть
права голоса, и я не могу добиться повышения зарплат. Я
работаю над этой проблемой уже год и мало что добился. Вы
удивитесь, если я буду держать глаза как можно крепче закрытыми?

На лице его жены появилось задумчивое, если не сказать озадаченное, выражение.
Похоже, у неё не было готового ответа, и, подождав немного, мистер
Робертс снова погрузился в работу, чтобы ответить на деловые письма. Не успел он написать и строчки, как её лицо прояснилось.
Она прервала его:

«Эван, когда ты говоришь о трёхстах клерках и умножаешь это на сотни домов и ещё сотни клерков, я совсем тебя не понимаю». Дело не в том, что я не впечатлён этим числом — я впечатлён, оно ужасает
меня, но я не хочу ужасаться, я хочу быть полезным.

"Возможно, сейчас я ничего не могу сделать для сотен людей, поэтому я
хочу сосредоточиться на том, что, возможно, я могу сделать.  Что, например,
например, может быть сделано для того, чтобы заполучить такого хорошего молодого человека, как Альфред Рид
в место, которое будет хоть немного похоже на дом, которое даст
ему нужно место, где он может с комфортом изучать Библию и пригласить друга
с кем он хочет помолиться или с кем он хочет связаться и помочь каким-либо образом
? Это не такая уж большая проблема. Неужели ее нельзя решить?

Ее муж улыбнулся.

«Он всего лишь один из тысяч», — сказал он.

 «Да, я знаю, но он один из тысяч. Если мы не можем достучаться до тысяч, неужели мы не сможем достучаться до одного? Эван, я всего лишь один из тысяч, но как бы ты стал спорить со мной?»

Мистер Робертс снова рассмеялся.

"Вы одна из тысяч и тысяч!" — решительно сказал он.

Ещё одна строчка, и он подписал письмо, украсив его необычно красивым росчерком.

"Ну вот! Я написал одно письмо. Что ты хочешь делать, Флосси?"

"Я хочу, чтобы у мистера Рида была комната, куда он мог бы приглашать кого-нибудь из моих мальчиков
время от времени, чтобы ему было удобно, и делать для него то, что мы не можем
с нашими комнатами — сделайте для него то, что только молодой человек может сделать для молодого человека.
Я четко знаю, чего я хочу дальше, но я вижу, что один
вещь как трамплин. Помните, я хочу, чтобы все твои тысячи, чтобы
такие же приятные комнаты, и я бы хотела помочь в этом, но
сейчас я не вижу, как это сделать.

— А ты видишь, как это сделать?

— Нет, но разве нам не кажется, что мы должны быть в состоянии сделать так
много?

— Конечно, кажется. Чего ты хочешь, Флосси? Вы хотите, чтобы у него была комната в нашем доме?

Она покачала головой.

"Нет, это не соответствует моему плану в отношении этих мальчиков. Я бы хотела, чтобы он жил здесь, и это было бы хорошо для него — по крайней мере, я так думаю; но я вижу, что он мог бы сделать для этих юношей
мужчины, живущие отдельно друг от друга в разных частях города. Кроме того, Эван, у меня есть другие планы на наши комнаты, совершенно другие, и некоторые из них, боюсь, покажутся тебе очень странными.

Он ответил на её сомнения улыбкой, которая говорила о том, что он не боится ни её, ни её планов.

 «Какая же ты интриганка!» — сказал он, глядя на неё с любовью и гордостью. «Кто бы мог подумать, что она способна плести интриги, да ещё так таинственно? Раньше я считала её очень открытой женщиной».



ГЛАВА VIII.

"ЧТО БЫ ТЫ СДЕЛАЛА, ДОРОГАЯ?"

Она рассмеялась вместе с ним, хотя в её глазах была нежность.
Через мгновение она мягко сказала: —

"Это не коварство, Эван; я просто пытаюсь приступить к работе, для которой меня выбрали. Я расскажу тебе, как это пришло мне в голову. Я читала — своё утреннее чтение, как ты знаешь, — после того, как ты ушёл, делая небольшие перерывы там и сям, как ты считаешь, бессистемно;  и я наткнулась на этот стих:

 «Он избранный сосуд для Меня» —

 «Знаете, о Павле? Ну, это пришло ко мне с внезапным ощущением благоговения и красоты — быть избранным Богом для великой работы. Я
остановился, чтобы обдумать это. Каким великим моментом это, должно быть, стало для Павла
когда он это понял! И мне стало почти жаль, что мы жили в
такие разные времена, когда не было таких возможностей.

"Я остановился прямо посреди своего безумия, чтобы вспомнить, что я был так же
избран Богом, как и Павел, потому что я точно не пришёл к нему сам и не начал любить его сам, и поэтому он действительно избрал меня. И я задумался, не мог ли каждый из нас
У Кристиана не было такой определённой работы, как у Павла, работы, которая не была бы
дана никому другому — если только избранный не потерпит неудачу. Я не
хотел потерпеть неудачу и просил Бога не допустить этого.

«Тогда, конечно, я задумалась о том, какой могла бы быть моя работа или моя часть работы кого-то другого. Это было на следующее утро после того, как вы рассказали мне об Эстер Рейд. Вы не представляете, как это меня впечатлило. Я не могла перестать думать о том, как процветает её работа, и о том, достаточно ли там избранных, и есть ли там место для меня. Я ничего не мог решить и в конце концов решил
понаблюдать за работой Пола.

"Конечно, было бы неразумно предполагать, что обязанности
великий апостол имел что-то общее с моими усилиями; тем не менее, я сказал
, что данные им указания могут мне немного помочь. И, Эван, как ты думаешь, что
было первым, что я нашел! Да ведь это:

 "Бог наших отцов избрал тебя, чтобы ты познал Его
волю".

"Несомненно, до сих пор то, для чего были избраны и он, и я, было
параллельным. Я посмотрел дальше:

 "И посмотри на это Только одно".

"Это было совсем другое. Разве я тоже не был избран для этого?

 "Твои глаза увидят Короля во всей его красоте".

- Я произнес это красивое обещание, чтобы убедиться в том, что оно было правдой,
и продолжил:

 «И услышишь голос из его уст».

 «Разве это не странно, Эван? Конечно, я буду часто слышать своего короля, когда вернусь домой. Только подумайте об этом! До сих пор Пол не опережал меня. Я поспешил найти ещё одно упоминание о работе Пола и нашёл вот это; позвольте мне прочитать вам».

Её изящная вышивка была внезапно отброшена в сторону, и из глубины корзинки для рукоделия, обитой розовым бархатом, появилась маленькая, в простом переплёте
Библия, испещрённая заметками. Быстро пролистав страницы, нетерпеливая ученица прочла:

 «Я явился тебе для того, чтобы сделать тебя служителем
и свидетельствую о том, что ты видел, и о том, чему я явлюсь тебе.

 «Эван, ты же знаешь, что даже ребёнок может быть свидетелем, если он что-то знает о фактах, а я определённо знаю кое-что чудесное об Иисусе, чему я мог бы быть свидетелем. И, кроме того, разве не разумно предположить, что он будет являться мне каждый день с тем, чему я мог бы быть свидетелем?» И тогда я прочитал это — Павел, посланный к язычникам, знаете ли;
но для чего?

 «Чтобы открыть им глаза и обратить их от тьмы к свету, и от
власть сатаны перед Богом, чтобы они могли получить прощение грехов,
и наследие среди тех, кто освящен верой в Меня.
я.'

"Эван, был ли когда-нибудь более прекрасная работа в мире, чем
что? И все же я не могу сказать вам, что чувствую к посещению, или в
бы осознать, что это была моя работа. Конечно, я
естественно, начал спрашивать себя, к какому язычнику мне нужно обратиться?
Чьи глаза я должен попытаться открыть?

"Знаете, в тот самый день я встретил мистера Рида и услышал об этих
мальчиках. Они заинтересовали меня с первого взгляда, и то, что он рассказал мне о своей
Сестра усилила интерес. А потом, когда я увидела их! — Эван, если когда-либо мальчики и были во власти Сатаны, то это они; и подумать только, что у них может быть
наследство среди тех, кто освящён!

"Сегодня утром, когда я увидела, где живут некоторые из них, и представила, как они живут, я на мгновение оцепенела. Это казалось мне невозможным.
 Какие средства могли бы быть найдены, чтобы подготовить их к такому наследству? А затем прозвучали заключительные слова
поручения:

 «Через веру, которая во мне».

 «Эван, Бог спасёт их, и я думаю, что он позволит мне помочь».

"Аминь!" - сказал мистер Робертс, и голос его прозвучал хрипло.

Когда его жена была в приподнятом настроении, он всегда восхищался ею
с некоторым благоговением. В течение многих лет он был серьезным работником.
Он привносил бизнес-планы и принципы ведения бизнеса в свою работу; он
изучал причины и следствия, рассчитывал и ожидал определенных результатов.
следовать определенным причинам, как математической задаче. Не то чтобы он каким-то образом забывал о силе веры или пытался выполнять свою работу в одиночку. Он был христианином, который много времени проводил на коленях.
  Но малышка Флосси привнесла в его жизнь столько детской непосредственности.
она вкладывала столько души в свою работу, что иногда он стоял в благоговении, не зная, сможет ли последовать за ней. Это была не столько математическая задача,
которую нужно было решить, сколько вера, способная свернуть горы.

 «Как маленький ребёнок полагается
 На силу, превосходящую его собственную;
 Знает, что он не силён и не мудр,
 Боится сделать шаг в одиночку».

Мистер Робертс часто цитировал эти строки, когда жена приоткрывала ему завесу своего сердца, и в такие моменты он без колебаний решал, что она не одна, что Господь с ней.

Звонок почтальона нарушил их тишину.

- Надеюсь, сегодня вечером из дома будут письма, — сказала миссис Робертс. - настоящие,
длинные. Мы уже неделю ничего не слышали.

"И надо надеяться, что они потребуют в первом чтении
частная", ее муж ответил, как он захватил его пренебречь ручка. "Это
единственный способ, которым эти деловые письма будут ответил. Я не могу устоять перед соблазном поговорить с вами.

Одно письмо! Но оно было удобным по размеру и весу.

"Это от Марион," — с восторгом в голосе сказала миссис Робертс после того, как
Она бросила беглый взгляд на знакомый почерк. Вскоре она погрузилась в чтение, и какое-то время писала письма без перерыва.

 Миссис Мэрион Деннис не забыла о своей любви к милой маленькой Флосси, а также о том, что, несмотря на свою невинность, она обладала мудростью, намного превосходящей мудрость тех, кому приписывают проницательность; мудростью настолько тонкой и в то же время нежной, что её источником могла быть только Бесконечная Мудрость. Так она, как и многие другие, училась обращаться к другу, который был намного младше её
Она сама, как та, кому она могла бы смело довериться.

 «Дорогая маленькая Флосси, — так начиналось письмо, —

 "Я полагаю, хотя тебе следовало бы дожить до седовласой пожилой леди,
сидящей со спокойным лицом в рифленой шляпе и очках в своем
кресло с высокой спинкой, возможно, в самом заветном углу какой-нибудь из них
любимая комната внучки, я, пишущий вам, все равно начал бы
"Дорогая маленькая Флосси". То, что я должна скрывать это от посторонних глаз под присмотром
достойной и респектабельной "миссис Эван Робертс", - это почти что вопрос
развлечения для меня.

 «Мне кажется, я вижу, как ты идёшь по улицам Чатокуа, изящно пробираясь в сторону Палестины, с любовью склоняясь над маленькими белыми камешками, которые отмечают деревню Вифания. На твоих щеках румянец, который, как я думала, появился от волнения из-за того, что ты находишься среди этих крошечных фотографий чудесного прошлого, но, как я теперь понимаю, отчасти из-за того, что мистер Эван Робертс присоединился к нашей прогулке. О, малышка, какой же ты была тихой!»

 «Что ж, с тех пор многое изменилось. Мы — пожилые замужние женщины,
ты и Рут, а также Эв и я. Полагаю, контраст в наших жизнях —
Я имею в виду, что их внешняя часть по-прежнему так же сильно выражена, возможно, даже сильнее, чем тогда, когда мы вместе были в Чатокуа. Тогда мы были девушками, а теперь мы матроны, и с получением этого титула мы с Рут взяли на себя особую и большую ответственность.

 «Сегодня вечером идёт дождь. Доктора Денниса вызвали в верхнюю часть города — на самом деле в Спрингдейл — к больному и умирающему человеку, и я одна и почти одинока. Если бы я могла призвать кого-нибудь из этих троих на помощь и утешение, я бы так и сделала. Я почти так же одинока, как в те дни, когда
те вечера в старом пансионе. И все же есть различия:
смоки старая печка не—летнем тепле плывет сквозь дома,
родился пара; не плохо пахнущие керосином лампы оскорбляет ваши эстетические
Подруга-ночь, а мягкие затененных ниспадающего света проливает сияние
вокруг меня. Разве это не почти поэтично?

 "Более того, о, благословенная мысль! Мне не нужно готовить экзаменационные
работы, составлять отчёты; мне ничего не нужно делать, кроме как навещать вас.
Кроме того, я признаюсь вам, что это ещё одно и самое благословенное
отличие между настоящим и моим одиноким прошлым — теперь я могу прийти почти в любой момент
Я могу надеяться на кольцо доктора Денниса, и когда он приедет, я сразу перестану чувствовать себя одинокой. Ах! Флосси, дорогая Флосси, это такая разница, которую даже ты не можешь оценить! У тебя были мама и папа, и все твои дорогие домашние друзья, а у меня никого не было, и, кроме того, — здесь я колеблюсь, чтобы ты не сочла меня слишком глупой и не поняла моих рассуждений, — ты лишь добавила мистера Робертса в свой круг сокровищ.
Он великодушен и добр, я знаю, и он мне нравится, даже без тени сомнения; но, дорогая моя, я добавила «доктор Деннис»! Может ли человеческий язык сказать больше?

 «Если отбросить глупости, милая моя, Бог был очень добр к нам с тобой. И всё же, Флосси, помнишь ли ты, как в те последние месяцы, что мы были вместе, я взял за правило рассказывать тебе о шипах и однажды признался, что они меньше колются, когда чувствуют твоё успокаивающее прикосновение? Я хочу тебе кое-что сказать.
  Наша Грейси — мне так жаль её, но я не знаю, что делать. Она
живёт очень несчастливой жизнью и, конечно, омрачает и нашу.

 «Я рассказывала тебе, дорогая, о профессоре Эллисе. Он всё ещё пытается
убедите бедную Грейси, что я, будучи её мачехой, должна быть её заклятым врагом; напомните ей, что до моего появления в семье её отец был готов принимать его ухаживания и позволял ей принимать его знаки внимания. Разве вы не видите, что нет ничего странного в том, что бедная девочка поверила ему и отвернулась от меня. У неё много неблагоразумных помощников в пастве её отца. Есть те, кто вздыхает по ней
почти у меня на слуху.

 «Бедняжка Грейси! — говорят они. — Как она изменилась! Раньше она была такой
яркой и счастливой. В этих вторых матерях есть что-то неестественное
родственники. Все энергичные дети бунтуют.

 "Представьте, что такие разговоры помогают Грейси! А пока, как вы думаете, что может быть
мотивом профессора Эллиса? Я не думаю, что он заботится о ней; я
почти не верю, что есть достаточно чистоту осталось в нем даже
любоваться чистым сердцем молодая девушка—конечно, не одна с такой высокой
идеалы и серьезные амбиции, как и у Грейси было.

 «Почему она им восхищается?» — кажется, я слышу твой вопрос.

 «Моя дорогая, она не восхищается им: она думает, что восхищается, и в семнадцать лет такие мысли иногда приводят к непоправимым последствиям.
Но если оставить её в покое, одна из
в эти дни она бы обнаружила, что ей льстит его внимание, потому что он почти на пятнадцать лет старше её, блестяще ведёт беседу и считается лучшим музыкантом в городе. Я бы хотела знать о нём больше. То, что я знаю, достаточно ясно показывает, что он за человек; но с этими простодушными юнцами, кажется, нужно очень тщательно разоблачать злодеяния, прежде чем они поверят, что это что-то большее, чем сплетни или искажение фактов.

 «Он уехал в отпуск на шесть недель; я не знаю, куда и на какой срок».
знает ли доктор Деннис. Грейси знает, но не просвещает меня.

 "Флосси, дорогая, не могла бы ты дать мне небольшой полезный совет, как ты думаешь?
как думаешь? Иногда я задаюсь вопросом, не была ли я слишком самодовольна по поводу
предложенных мне обязанностей. Такие планы у меня были! Я собиралась стать
самой благословенной мачехой, которая когда-либо была у этой девочки. Это не говорило бы о многом
возможно. Разве мы все не склонны думать, что вторые матери
должны быть неправы, а сыновья и дочери — несчастными жертвами? Но я
любил Грейси, знаете ли, и она, казалось, любила меня и была так счастлива
при мысли о наших близких отношениях.

 «В эти дни очень мало поводов для радости.
 Грейси ведёт себя достойно. Иногда она может быть самой достойной молодой женщиной, которую я когда-либо видел. Она не груба со мной; напротив, она церемонно вежлива — называет меня миссис Деннис и всё в таком духе, когда необходимость вынуждает её называть меня как-то иначе. Но она говорит как можно меньше; сидит за столом с нами три раза в день, когда не может найти оправдание своему отсутствию, которое принял бы её отец; послушно говорит ему «да, сэр» и «нет, сэр», а также «нет,
«Мэм, спасибо вам», — говорит она мне, и на этом наш разговор заканчивается.
Обычно у неё бледное лицо и красные глаза, и при первой же возможности она просит извинить её, уходит в свою комнату и запирает дверь.

 «Её отец прекратил давать ей уроки музыки; по крайней мере, она предпочла, чтобы их прекратил он, а не кто-то другой, поэтому она больше не занимается. Она продолжает заниматься немецким и французским языками и получает
хорошие оценки от преподавателей, но во всём, что она делает, чувствуется усталость и
скука, из-за чего то и дело хочется
чувство глубокой жалости к ней и желание надрать ей уши или заткнуть ее
в угол, пока она не научится вести себя прилично. Однако, как правило, мне ее
жаль. Я сам когда-то был молод; я был недисциплинирован; у меня не было
матери, и у меня была тысяча безумных фантазий, любая из которых могла бы
погубить меня.

 "Как ты думаешь, дорогая, что бы ты сделала, если бы у мистера Робертса была дочь
и ты была бы ее матерью? Теперь вы все в восторге, отложили этот лист и громко сказали: «Что за идея! Марион говорит самые абсурдные вещи!»

 «Что ж, если бы вы были Марион Деннис и стояли перед Богом в
На месте матери Грейс Деннис, что бы вы сделали? Я расскажу вам о своей политике. В её присутствии я неизменно весела — жизнерадостна, если я могу сделать что-то жизнерадостным, — но не по отношению к её отцу, понимаете, потому что я могу представить, что это её разозлит. Я действительно стараюсь быть жизнерадостной по отношению к самой Грейси, но можете ли вы представить, что я пытаюсь быть весёлой с надгробием? Я стараюсь как можно лучше изучить её вкусы, когда заказываю
ужин и десерты, и подбираю цветы, которые, как я знаю, ей нравятся
больше всего; и, короче говоря, стараюсь делать всё это и многое другое.
я уверен, что на моём месте вы бы так и сделали. И здесь я могу с уверенностью сказать, что научился этим маленьким хитростям, наблюдая за вами, — мне бы никогда
не пришло в голову придумать их самому.

 "Флосси, д-р Деннис-один из самых терпеливых и долготерпение
мужчин, но это очень трудно для него, чтобы быть терпеливым с бедной Грейси, сложнее
чем для меня: во-первых, потому что я по личному опыту знаю просто
это были бурные юное создание Мисс семнадцати или восемнадцати, может быть;
а во-вторых, потому что на мне свое недовольство падает наиболее сильно,
и это, естественно, возмущается он.

 «Зачем я пишу тебе всё это? Я не знаю, детка, правда, кроме того, что я помню, как забавно ты рассказываешь Иисусу о своих друзьях и их испытаниях, и я с большим облегчением вспоминаю, что ты мой друг. Не думай, что я несчастна; я никогда не буду несчастна, пока Христос является моим нынешним помощником, каким он является для меня сейчас; и тебе не нужно говорить, что я ежедневно благодарю его за то, что он дал мне моего мужа.
Но я думаю, что вы лучше многих поймёте, как сильно
я хочу заменить мать моему светлому юному созданию, оставшемуся без матери
Грейси, с её опасной красотой, опасными талантами и способностью быть несчастной. О, я хочу сделать больше, чем просто исполнить свой долг! Я
хочу любить её всем сердцем и чтобы она любила меня. Если бы не этот человек, который всегда ненавидел меня и который, я верю в глубине души, искал её и оказывал ей знаки внимания, потому что видел в ней возможность отомстить мне через неё, я мог бы надеяться занять в её сердце то место, которое, как я думал, смогу.

На этом письмо резко обрывалось и было закончено через несколько дней
Затем она перешла к другой теме, рассказав много домашних новостей и
полных той жизнерадостности, которая всегда сквозила в письмах Марион; но
миссис Робертс вернулась к первым двум-трём страницам и задумчиво перечитала их. Затем она отвлеклась от письма: —

 «Эван, разве деловые письма почти готовы? Я хочу прочитать их тебе, а потом поговорить с тобой».

«У них обоих прекрасные перспективы», — энергично сказал он, добавив
последнюю торопливую строчку, подписавшись и передав письмо жене, чтобы она вложила его в конверт
Он положил письмо в конверт, отодвинул письменные принадлежности и откинулся на спинку стула, чтобы
насладиться.

"Это не совсем то, что я ожидала," — сказала его жена, качая головой. "Я надеялась, что бедная Мэрион отдохнёт несколько лет; её жизнь была такой тяжёлой."



Глава IX.

"ПОТРЯСАЮЩИЕ ФАКТЫ!"

Хорошо, что миссис Мэрион Деннис чувствовала себя в полной безопасности в руках своей подруги
Флосси, потому что в тот вечер они очень подробно обсудили её дела и пришли к разным выводам.

В конце разговора миссис Робертс задала мужу вопрос, который, очевидно, не имел никакого отношения к Мэрион Деннис.
дела.

"Эван, вы знаете доктора Эверетта?"

"Эверетта? Дайте-ка подумать… да, я знаю его; сравнительно молодой врач,
который здесь недавно, но уже успел заявить о себе."

"В каком направлении?"

"В нескольких, пожалуй; но я слышал о нём в основном как о враче. Его случайно вызвали к молодой леди, принадлежащей к очень богатой семье в Бруклине. Я говорю «случайно» — это распространённый у нас оборот речи, знаете ли; конечно, я имею в виду «по воле провидения».

"Гувернантка в семье заболела, и этот доктор Эверетт,
который где-то с ней познакомился, вызвался её вылечить. Однажды утром он пришёл к ней, когда больной дочери, которую, кстати, бросил её врач, внезапно стало хуже. В срочном порядке вызвали доктора Эверетта, и пока они ждали обычного врача, ему удалось оказать такую помощь, что он вселил в мать уверенность. Она решила полностью передать дело в его руки, что и было сделано. Юная леди
поправилась, а положение доктора Эверетта в профессиональных кругах укрепилось.
Разве это не интересная новость для вас? Говорят, он добился заметных успехов, и, конечно, после случая в Бруклине он в основном практикует среди богатых. Как вы узнали о нём?

«Мой защитник сегодня утром сказал, что он «крутой» врач, который лечил того мальчика, Калкинса. Я подумал, не потому ли он это делал, что любил Христа. Он мог бы быть помощником. Я жду, чтобы навестить этого больного мальчика завтра.
если я смогу это устроить. Я думаю, что должен взять кого-нибудь с собой.

"Ты можешь взять меня с собой", - решительно сказал ее муж.

Как бы ни способствовали прогулки по переулкам с проворным Диком нравственному развитию этого молодого человека, мистер Робертс считал, что его жена достаточно поэкспериментировала.


Таким образом, на следующее утро, одевшись в самую простую и скромную одежду, которую только мог предложить её гардероб, миссис Робертс отправилась в переулок в сопровождении мужа.

В каком-то смысле было ошибкой, что первым делом они отправились к семье Калкинсов. Это было сделано для того, чтобы у миссис
Робертс сложилось ошибочное представление о том, как живут бедняки.
Довольно скромная комната, конечно, даже без коврика перед кроватью,
но это была чистая комната. Пол, окно и дверца шкафа были настолько
чистыми, насколько это было возможно; а кровать, хотя и казалась миссис
Робертс безнадежно жесткой и ужасной, на самом деле была образцом
аккуратности и чистоты для каждого обитателя этого чердака. Там была соломенная
подстилка, накрытая тёмным ситцевым покрывалом, которое служило простынёй, а
мальчик, лежавший на ней, был накрыт заплатанным одеялом, которое
было починенным и чистым. Удивительно, что можно сказать о таком месте!

Мистер Робертс подозревал это, и доктор Эверетт знал это. Этот джентльмен
склонился над своим пациентом, когда прибыли двое гостей, и удостоил
их даже взглядом, в то время как темноволосый, темноглазый, невзрачный,
прилично одетая девушка усадила миссис Робертс на единственный стул, который
имелся в комнате, и поставила табурет для ее мужа, который был сделан
из четырех старых ножек от стула и квадратной доски.

Салли Калкинс была несколько взволнована этим неожиданным звонком. Она понятия не имела, кто эти люди и зачем они пришли. Смутное опасение, что они могут быть как-то связаны с «местом» её брата, не покидало её.
типография, которую он так боялся потерять, что ночь прошла для него в тревоге, заставила её поспешно сказать дрожащим голосом:

 «Доктор считает, что через некоторое время он поправится. Он говорит, что это не серьёзная травма, и Марк хочет сохранить своё место. Он думает, что, может быть, кто-нибудь из мальчишек из переулка присмотрит за ним, если вы будете так добры».

Она, очевидно, обращалась к мистеру Робертсу, но смотрела на Флосси.
Милое, доброе лицо, которое так сочувственно смотрело на неё, казалось, было тем, к кому она обращалась. Однако мистер Робертс понял, что ошибся.
за работодателя, и тут же отбросил эту мысль, спросив, где работал мальчик и как произошёл несчастный случай.

"Это был лифт, сэр," — с готовностью ответила она. "Цепь оборвалась, и он с грохотом упал, а Марк был в нём, и он как-то скатился, он не знает как; и ему было так плохо, что он не смог бы сказать мне, если бы знал. Он был немного не в себе, сэр, всю ночь и говорил о своём
месте.

«Неужели с ним не было никого, кроме вас?» — спросила миссис
Робертс. «Где мать?»

«У нас нет матери, мэм, только мы с Марком и отец», — ответила она.
— добавила она после паузы, полной сомнений. — Но вчера вечером отца не было дома.
 О, мне не нужно было ни о ком заботиться, кроме Марка. Я бы его не оставила.

 — И я уверена, что ему нравится, когда ты о нём заботишься. Что ты ему даёшь
поесть? Ему нужна сытная еда, я думаю,—говядина чаи и отвары,
и аппетитные блюда, приготовленные на молоке, возможно. Вы его
готовить тоже? Интересно, не хочешь ли ты, чтобы я показал тебе, как
готовить для него что-нибудь вкусненькое? Я научился готовить несколько вкусных блюд,
которые нравятся больным людям."

Прежде чем сбитая с толку девушка успела ответить, доктор резко обернулся
Он отвлекся от своего долгого осмотра пациента и уделил гостям внимание, которого они заслуживали. По правде говоря, у этого человека был неудачный опыт общения с приезжими из округа, и, возможно, он имел необоснованное предубеждение против них как класса.

 «Я ничего не могу с этим поделать, мэм», — сказал он миссис Сондерс, когда она однажды отчитывала его. «Конечно, бывают исключения, по крайней мере, мы будем на это надеяться; но если бы вы увидели некоторые из моих экспонатов, вы бы первым пожелали, чтобы в них было больше здравого смысла».
среди них. Как правило, они предлагают трактат, в котором говорится, что они должны дать буханку хлеба или миску бульона, и вставляют свои советы и упрёки в каждое полезное действие. Это похоже на множество доз лекарства для пациента, которые нужно терпеть, потому что он находится в их власти и ничего не может с этим поделать. Большинство из них желают добра, но беда в том, что мы умеем делать из людей, которым нечего делать и которые никогда не слышали, что «все народы земли произошли от одного корня», посетителей.

Что-то в тоне или словах миссис Робертс, казалось, заинтересовало его, и он
он повернулся к ней.

"Эта аллея принадлежит вам?" — резко спросил он, все еще думая о посетителе из округа.

Она с недоумением посмотрела на него, а затем наивно ответила:

"Я не думаю, что она принадлежит мне; если бы это было так, у меня было бы кое-что другое."

Доктор Эверетт рассмеялся, а мистер Робертс вышел вперед и представился.

«Моя жена едва ли ответила вам в полной мере, — сказал он. — У меня сложилось
впечатление, что она хочет выкупить часть этого переулка — по крайней мере, с прошлой субботы я почти ничего не слышал о другом. Она
в поисках заблудших овец, которых передали на ее попечение".

"А, - сказал доктор, быстро поворачиваясь к ней, - Субботняя школа
учитель? Этот молодой человек - один из ваших учеников?

Нет, объяснила она; но она услышала о нем, когда спрашивала, где живет один из ее мальчиков
, и она позвонила, чтобы узнать, может ли она чем-нибудь помочь
. Дирк Колсон был тем мальчиком, который, как ей сказали, жил недалеко от этого места.

Глаза опрятной сестры засияли.

"Он живёт в соседнем квартале," — сказала она. "О, мэм, вы его учительница и заботитесь о нём? Я так рада."

— Он ваш любимчик, не так ли? — спросил доктор, переводя взгляд с одного говорящего лица на другое и, казалось, проявляя огромный интерес к этому вопросу.

"Нет, конечно! — быстро ответила девушка. — Он ужасен! Но мне жаль его сестру, и она хочет, чтобы Дирк с ним подружился, а он никогда с ним не дружит. Но
Я подумала, что, может быть, такой учитель мог бы ему помочь.

В голосе девушки было столько искреннего восхищения представшим перед ней прекрасным видением, что доктор Эверетт не смог сдержать улыбку.

"Это не кажется невероятным," — многозначительно сказал он и добавил: "Кто
— Это тот самый Дирк Колсон, который, кажется, представляет интерес?

 — Он один из самых плохих мальчишек в переулке, сэр; иногда я думаю, что он самый плохой, потому что он не только злой, но и отвратительный. Но Марку его всегда немного жаль, и он говорит, что у него такой плохой отец, что он ничего не может с этим поделать. А Март — это его сестра — она моя подруга, и ей плохо из-за Дирка, но она ничего не может сделать; он совсем не похож на Марка.

Последние слова были сказаны с нежностью, и сестринские глаза обратились к мальчику на кровати, и, повинуясь его взгляду, она вышла.
подойдя к нему. Доктор засыпал его вопросами,—

"Вы недавно посещали занятия, мадам? И является ли их общая
репутация такой же обнадеживающей, как у этого особого негодяя, о котором мы слышим?"

Его слова почти задели миссис Робертс. Она уже достаточно помолилась
о том, чтобы у ее мальчиков появилось к ним что—то вроде нежного чувства - наполовину желания
скрыть их недостатки от взоров равнодушного мира. Сделал ли доктор
Эверетт олицетворял равнодушный мир, или он любил ее Хозяина? Она
хотела бы знать.

"В них нет ничего обнадеживающего", - серьезно сказала она.
— За исключением того, что они созданы по образу Божьему и что Он хочет, чтобы они «обратились от власти сатаны к Богу, чтобы получить прощение грехов и наследие среди освящённых.»

Редкая вспышка понимания и одобрения озарила её взгляд, когда она посмотрела на него.

«Потрясающие факты!» — сказал он. «Великолепные возможности! «Сам
сказал это». Я заявляю о своём родстве с вами; я наследник того же
наследства».

Он протянул руку каждому из них, и они сердечно пожали друг другу руки. Затем доктор
Эверетт перешёл к делу.

«Здесь есть чем заняться, — сказал он, — здесь всего не хватает; здесь крайняя нищета, соединённая с самой щепетильной нежностью и самой нежной любовью со стороны этих брата и сестры. Я наткнулся на это дело и сделаю всё, что нужно, на профессиональном уровне. И у меня есть друг, который, несомненно, поможет вам».Я бы спас её, но сейчас у неё много дел. Я буду рад сообщить ей, что у неё есть помощник. Вы знаете Джой Сондерс? Что ж, я бы хотел, чтобы вы её знали; она из тех, кого вы могли бы оценить. Она молода, и у неё нет мужа, который бы её защищал, и есть места, куда она не может попасть.

 — Она уже усвоила этот важный факт? — спросил мистер Робертс с многозначительной улыбкой. Затем он счёл необходимым кое-что объяснить. «Эта дама, —
сказал он, — вчера пыталась пройти по переулку одна, сбилась с пути и спустилась ниже — я полагаю, почти к самой Бёрк-стрит».

«И что случилось?» — быстрый вопрос и тон доктора намекали на что-то не очень приятное.

 «О, она встретила одного из своих новобранцев — по словам одного из полицейских, он такой же грубиян, как и все остальные, — и заставила его проводить её обратно в цивилизацию. И, как ни странно, парень сделал это без всяких фокусов».

 Доктор бросил на маленькую леди любопытный взгляд.

«Я думаю, ты мог бы что-нибудь сделать даже для Дирка Колсона», — сказал он.


«Ты его знаешь?»

Он рассмеялся, услышав этот нетерпеливый вопрос.

— Никогда раньше о нём не слышал. Я просто вспомнил, как наш друг
описывал его ужас. — А, кого это мы здесь видим?

 Дверь резко распахнулась, и на них уставилась пара огромных голубых глаз, обрамлённых рыжеватыми волосами. Видение было облачено в такие рваные одежды, что удивительно, как они вообще держались, и во всём её облике чувствовалась крайняя нищета, с которой Салли Калкинс, несмотря на все тяготы своей жизни, не была знакома.

Она постояла мгновение, словно застыв от изумления.
непривычный взгляд в комнату, затем повернулась и умчалась так же быстро,
бесшумно, как пришла.

"Это сестра Дирка", - сказала Салли Калкинс, выходя вперед, ее
простое лицо пылало от стыда. "Она неплохая девочка, мэм, она и не думает такой быть.
но ей приходится ужасно. Её мать больна, и ей приходится
выходить на улицу стирать, когда она не может сидеть; и бывают дни, когда она не может держать голову. А отец плохой, мэм,
пьёт, ругается и продаёт вещи, чтобы купить выпивку, пока не останется ничего, что можно продать; и у Марты нет ничего, чтобы починить её одежду
и она всё равно не знает, как это делается; и у неё даже нет расчёски, чтобы причесаться, её отец забрал её на продажу. И всё там ужасно, а Дирк просто ужасен.

Это было странно — она сама не могла объяснить, почему, — но с каждым новым словом о страданиях, которые всё ниже и ниже опускали бедного Дирка Колсона в глазах человечества, в сердце этой женщины и на её лице, казалось, появлялась уверенность в том, что он должен был стать «избранным сосудом для Бога».

Доктор снова наблюдал за ней, очевидно, желая увидеть, как она отреагирует.
Жалкая мольба о снисхождении в отношении бедного Марта тронула её,
и что-то в его лице заставило её тихо сказать: «Наследие среди тех, кто освящён».

«Аминь!» — сказал он.

 И миссис Робертс почувствовала, что эта искренняя молитва, во второй раз произнесённая двумя молящимися мужчинами, была своего рода печатью от Господа.

Она отвернулась от Господа то; слезы были очень близко к
поверхности. Она должна что-то сделать, чтобы смягчить биение ее сердца.
Салли была рядом, и она пошла с ней в другой угол зала.
в комнате шёл приглушённый разговор, обрывки которого долетали до джентльменов в виде «простыней», «виноградного желе»,
«бараньего бульона», «мягкой подушки» и тому подобного.

"Я чувствую, что моему пациенту становится лучше," — с удовлетворением сказал доктор.

"Здесь нет отца?" — спросил мистер Робертс.

Доктор покачал головой, но ответил:

«Это самое жалкое подобие отца, которое я когда-либо видел, — просто развалина! Проводит время в каком-то полупьяном состоянии, если можно так выразиться; на самом деле он даже в этом не тратит энергию
бизнес. Просто шатается вокруг и жалуется на свою судьбу—очень жаль
человек, по его собственной оценке, с кем в мире, по не зависящим от
его, пошло не так. Он никогда не бывает полностью опьянен и никогда не свободен
от воздействия алкоголя. Он очень похож на увядший лист в руках
этих мальчика и девочки. Они могли бы без особого труда выкинуть его из окна
и если бы падение не убило его, он бы заплакал
и сказал, что это жестокий мир.

"Но что же мы видим, когда имя отца так бесчестят —
как бы уничтожают? Почему порядок природы переворачивается с ног на голову, и эти
дети берут на себя заботу. Они — отец и мать, а он — слабый, грешный ребёнок. То, как эти мальчик и девочка старались уберечь своего несчастного отца от голода и холода, поразило бы даже ангелов. Они и его защищают; никто, кто хочет достучаться до их сердец, не должен винить его. Они — образец для подражания! Они так же отличаются от других обитателей переулка, как небо отличается от той грязной ямы внизу. Это тоже не очень удачное сравнение. В их усилиях нет
религиозного подтекста. Они самые настоящие язычники.

"Как вы объясняете это развитие?"

Доктор покачал головой.

"Я не могу этого объяснить; это ненормально. Должно быть, была мать, которая оставила свой след. Я ничего не могу узнать о матери — она умерла, когда девочка была младенцем, но я бы хотел узнать её историю. Я осмеливаюсь утверждать, что она принадлежала Христу и что отблеск божественной жалости, которую она видела в нём и любила, оставил свой след на её детях. — Это немного мистично, — добавил он, улыбаясь. — Я редко так говорю; должно быть, это ваша жена меня подбила.

 — Но она самая практичная и энергичная из всех!

— «Да, я думаю, что ангелы тоже такие, и они заставляют нас думать о рае, как только мы слышим шелест их крыльев. Ваша жена давно стала христианкой?»

«Всего два года назад она начала задумываться об этом».

«Я так и думал. Она производит на меня впечатление человека, которого ведут, который не хочет идти один, да и не умеет. Очень немногие
Христиане никогда не узнают, как это происходит, и с ними Господь совершает Свою особую
работу. Что ж, сэр, я должен идти. Я рад, что познакомился с вами, и рад, что оставляю вас здесь. Доброе утро!



ГЛАВА X.

"И ОНА ВСЕГДА СТАРАЛАСЬ."

В то утро были решены и другие дела, которые принесли свои плоды. У
миссис Робертс была любопытная привычка, которая, пожалуй, сильнее всего
отличала её от других людей, — она обращалась к собеседнику за
информацией по любому вопросу, который в тот момент занимал её
мысли.

Там, где другие, более последовательные люди сказали бы: «Не ему задавать этот вопрос; нет причин предполагать, что он что-то знает по этому поводу», миссис Робертс сказала бы: «Я не могу
«Я уверена, что он не сможет дать мне именно ту информацию, которая мне нужна. В любом случае, что плохого в том, чтобы попытаться?» И она всегда пыталась.

 Именно по этой причине она остановила доктора Эверетта, когда тот собирался уходить, вопросом:

 «Доктор Эверетт, вы знакомы с пансионами для молодых людей?»

Что-то вроде видения мгновенно пронеслось перед глазами доктора, и он
увидел длинную вереницу молодых людей и длинную вереницу пансионов
по всему миру; и он рассмеялся про себя, потому что вопрос был
поставлен так странно.

"С кем из них, мадам?" В его голосе слышалось веселье, но
Кроме того, ему было любопытно; он хотел знать, что ищет эта необычная маленькая
леди.

"Подойдёт, если это будет что-то подходящее. Я скажу вам, чего
я хочу: милое, тихое, уютное «домашнее» место с маленькой
комнатой, которую можно было бы отапливать, односпальной кроватью,
более-менее удобной, и умеренной платой за проживание. Разве это не
достаточно скромные требования?"

— Вовсе нет! Это нелепо! Пансион, к которому можно было бы
применить слово «дом»! «Пожар» в комнате молодого человека! От него
ждут, что он будет наслаждаться холодом в городе, а если он приехал из деревни,
он должен быть благодарен за честь! Но мысль о вызове на
хорошая кровать! То есть смелые предложения всех!—Она когда-нибудь сели,
Мистер Робертс?"

"Не в пансионе, как минимум", - сказал Этот джентльмен, наслаждаясь
удовольствие.

Но миссис Робертс посмотрел на могилу.

"Ты серьезно?" осторожно спросила она. «Неужели в этом огромном городе у молодого христианина нет возможности
жить обычной жизнью, наслаждаясь простыми радостями — просто
иметь маленькую тихую комнату, где он мог бы молиться и куда он
мог бы пригласить искушённую душу и попытаться помочь ей? Разве это
не кажется неправильным?»

Смех исчез с лица доктора. На нем появилось выражение острого
интереса и неподдельного уважения.

"О скольких молодых людях вы думаете? Среди них много христиан,
Я думаю, среди этого класса—бедных молодых людей вдали от дома—и я
основания опасаться, что их шансы на пенсии очень
мало. Я думал об этой проблеме несколько, как им помочь. В
конкретном мире я не вижу выхода. О скольких вы думаете?

 «Я готова думать обо всех», — сказала миссис Робертс, и теперь настала её очередь смеяться. — «Но я планирую только одного. Я не могу работать в
— Я мог бы помочь одному из них.

 — Именно! Мистер Робертс, если бы каждый христианин в нашем городе взялся
помочь одному из них, проблема была бы решена. Что ж, есть один
пансион, к которому можно применить слово «дом», и там есть одна маленькая
комната на третьем этаже, которая освободилась вчера. Интересно, не
хочет ли Хозяин, чтобы она досталась вашему молодому человеку. Мне кажется, что если нам сейчас и нужно что-то в этом доме, так это молодой человек-христианин. Что за человек ваш друг? Поможет он или помешает молодому повесе, которого так жаждет Сатана?

«Он изо всех сил постарается помочь», — сказали мистер и миссис Робертс.

И прежде чем они расстались, доктор взял адрес мистера Рида и пообещал зайти к нему и обсудить этот вопрос.

"Этот план сработает в двух направлениях, — радостно сказала миссис Робертс. «Мистер
Рид будет жить в одном доме с этим великим доктором и находиться под его влиянием. «Разве не чудесно, что мы спросили именно его?»

И её муж с улыбкой согласился и добавил, что ему и в голову не пришло бы
спрашивать его.

По пути в город миссис Робертс опустила письмо в почтовый ящик,
что тоже принесло свои плоды. Оно гласило: —

 «Дорогая Мэрион, у меня есть время только на одно письмо, потому что я хочу успеть на утреннюю почту. У меня такой замечательный план. Может, ты позволишь Грейси погостить у меня несколько недель? Ты же знаешь, я ей всегда немного нравился, и мы с Эваном думаем, что сможем сделать ей приятно. Я постараюсь заинтересовать её семью мальчиками, которых знаю, чтобы она забыла о профессоре Эллисе. Мистер Барнуэлл, доверенный клерк в магазине (старый и седовласый), завтра поедет по делам к папе. Эван даст ему рекомендательное письмо
Доктору Деннису. Он рассчитывает вернуться в субботу, и если вы доверите нам
Грейси и она захочет приехать, то сможет отправиться в путь под присмотром мистера
Барнуэлла, а мы встретим её на вокзале. Дорогая Мэрион,
нам бы очень хотелось этого; я молилась об этом всё утро и не могу не думать, что Иисусу это тоже нравится.


Так случилось, что, когда миссис Робертс в следующий
субботний день села на своё место перед семью сыновьями в миссии Саут-Энд,
взору миссионеров предстало прекрасное видение, которое они нечасто видели.
с ней и смотрел широко открытыми глазами на все новое и странное
окружающие ее виды и звуки.

Очень милым созданием была Грейси Деннис. Ее глаза ничуть не утратили своего блеска
, хотя во время недавних событий из них пролилось несколько слез
. Сегодня они были просто ослепительны, потому что огромный город
, в который она попала впервые, казался ей сказочной страной;
Хотя в тот день она побывала в местах, которые не имели ничего общего с её представлениями о волшебной стране.

О том, что мальчики думали о ней, можно было судить только по их
пристальные взгляды. Будем надеяться, что ее присутствие никак не повлияло на их поведение.
никогда во всех анналах миссии Саут-Энд
семь мальчиков не вели себя так, как те, перед кем миссис Робертс
сидел в тот зимний день.

Ловкий Дик, словно желая отомстить за свою непреднамеренную любезность в
прошлый понедельник, поставил свои грязные ноги на сиденье перед
собой, в пугающей близости от плеч миссис Робертс, и жевал
свой табак, и пачкал пол его соком, и громко разговаривал,
и был во всех смыслах отвратителен. И Дирк Колсон тоже.
позади него. Дух веселья охватил его. Он подражал несколько хрипловатому голосу мистера
Дюранта, конечно, преувеличивая, пока это не стало смешным. Он подражал несколько пронзительному тенору и гнусавому голосу дьякона Картера, который хорошо справлялся с классом робких на вид женщин. Он даже подражал мягкому, низкому голосу миссис Робертс, когда она пыталась заинтересовать их Моисеем и некоторыми чудесами, которые он совершил.

Тщетная надежда! Как бы она ни старалась быть очень драматичной в своём рассказе, она ни на мгновение не завладела вниманием.

- Моисей? - перебил Проворный Дик посреди одной из ее самых
серьезных фраз. - Давай посмотрим! Это был тот старик, который проглотил
змей, не так ли? Я должен был подумать, что он был исчерпан
.

"Ты ничего не знаешь", - перебил Стивен Кроули, подтолкнув локтем в
Дерк, на который претендовал последний, сбил его со стула, и
он обмяк у ног миссис Робертс.

- Он ничего не знает! - повторил Стивен, обращаясь к миссис Робертс.
доверительным тоном. - Это ведь змеи проглотили Моисея, не так ли?
Вопрос в том, как ему снова удалось передвигаться?

«Прекрати это!» — рявкнул в этот момент Дирк Колсон самым свирепым тоном.
"Послушай, Билл Снайдер, если ты ещё раз попытаешься меня ущипнуть, я
перекину тебя через голову старого Дюранта меньше чем за секунду!"

Что оставалось бедной бледной женщине? Когда один мальчик ползает по полу, а двое других дерутся, а остальные хихикают, какой смысл пытаться говорить с ними о Моисее? Видели бы вы глаза Грейси Деннис в тот момент! В них были ужас и отвращение, а над ними возвышался настоящий страх.
Мистер Дюрант подошёл, чтобы попытаться спасти положение. Его лицо было
крайне встревоженным.

"Миссис Робертс, это уже слишком. Я уверен, что терпение перестало быть добродетелью. Раньше они никогда не заходили так далеко. Сегодня я заподозрил неладное. На этой неделе я слышал от нескольких из них, и ничего, кроме зла. Я готов к этому: в соседней комнате дежурит целый отряд полиции. Я предлагаю отправить каждого из этих парней в тюрьму. Это будет урок, которого они вполне заслуживают, и, возможно, он пойдёт им на пользу.

Шепот не был сильной стороной мистера Дюранта. Он хотел сказать
передать секретную информацию о тщательно продуманных планах миссис Робертс
наедине. На самом деле ни один мальчик в классе не слышал каждого слова. Они
пораженно замолчали.

"Полный состав полиции!"

Они не были ласковее блокировочный чем большинство юношей, которые заслуживают
это наказание. Они были искусны в том, чтобы освободиться от рук полицаев.
Они не верили, что миссия Саут-Энда прибегнет к каким-либо средствам.
такие средства. Они увидели в этой миссии попытку сделать им добро;
и, не утруждая себя размышлениями, они молчаливо согласились
Они решили, что полицейские, камеры и христианские усилия не сочетаются друг с другом.
Они много смеялись над тем, что «маленький Даффер» стоял на страже у
двери. Любой из двух сильных молодых парней мог бы справиться с ним; и в случае бунта, который они с удовольствием помогли бы устроить, сколько отборных молодцов из всей комнаты присоединились бы к ним, если бы им дали слово, и в возникшей восхитительной суматохе было бы легко скрыться из виду и с поля зрения, пока полицейский Даффер призывал на помощь! Они чувствовали себя в относительной безопасности;
но "полный состав полиции", выделенный для несения службы, - это совсем другое дело.

Они чувствовали себя пойманными в ловушку. Проворный Дик поспешно поднялся с пола
и занял свое место, а мальчики переводили взгляд с одного на другого со зловещим видом
нахмурившись. Существуют причины, почему никто из них не позаботился о том, чтобы предстать перед
полиция только сейчас суд. Что было делать?

Пока они ждали и считали, миссис Робертс сделал это. Она положила руку на
плечо мистера Дюранта, и как только громкий шепот стих, она заговорила
тихим, но отчётливо выразительным голосом:

 «Умоляю вас, мистер Дюрант, не делайте этого. Я бы отвергла любое
полицейский сразу, за что спасибо, если я был вами. Мы не должны их
помогите. Я даю вам честное слово, что мальчики будут вести себя тихо в течение
оставшейся части сеанса не потому, что они боятся полицейских,
а потому, что они уважают меня и не хотят видеть меня напуганным или
раздраженным. Пожалуйста, не дай полицейского рядом с нами".

Я не уверен, какой был тем более поражен, прораба или
мальчики. Он вернулся к своему столу с растерянным видом человека, чьи тщательно продуманные планы неожиданно рухнули.
давая ему время собраться; а мальчики посмотрели друг на друга в
недоумении и молчали.

Миссис Робертс обратился к ним с тихим голосом.

"Мальчики, - сказала она, - вы испортили историю, которую я собиралась вам рассказать"
. Я потеряла свое место, и у меня нет времени возвращаться и искать его.
Мне очень жаль, потому что я думаю, что вам понравилась бы эта история. На этой неделе я потратил много времени, пытаясь сделать его интересным. Но не будем об этом, я хочу сказать кое-что ещё. Не проведёте ли вы со мной завтра вечером с восьми до десяти часов у меня дома? Я принёс
карты с меня за каждого из вас, содержащих мои адреса, чтобы вы могли
нет проблем с поиском места".

После чего она достала изящные кусочки картона с красиво выгравированными на них ее именем
и адресом.

Проворный Дик взял его между перепачканными большим и указательным пальцами, повертел
в руках, изображая большой интерес, и, наконец, попытался
"рассмотреть" его глазом, как рабочий рассматривает свою доску.

«Что ты с нами сделаешь, если мы придем?» — спросил Стивен Кроули, устремив на неё взгляд, который должен был казаться мудрым, но в котором читалось лукавство.
что он был достаточно умён, чтобы заметить ещё одну ловушку, и не собирался в неё попадаться.

Миссис Робертс приятно рассмеялась.

"Это необычный вопрос, когда приглашаешь гостей," — сказала она, — "но
я не против на него ответить. Во-первых, я думала, что мы вместе поедим устриц и выпьем хорошего кофе. Затем, если кто-то из вас любит
музыку, у меня есть друг, который хорошо поёт; и у меня есть несколько
картинок, которые я хотел бы вам показать, если вы не против; и — я не знаю,
любите ли вы цветы, но у кого-то из вас дома может быть мама или
сестра, которые их любят, и оранжерея сейчас вся в цвету. О,
как я могу сказать, что мне следует делать, чтобы развлечь гостей? Только то, что казалось мне приятным в тот момент. Обычно я так и поступаю. Могу я рассчитывать на вас?

Мальчики уставились на неё. Это действительно было что-то новенькое! Что она имела в виду? Что она пыталась сделать? Это была ловушка? Тем не менее, она
спасла их от полиции, а они этого не ожидали,
потому что каждый из них знал, что поступил с ней постыдно. Тимоти
Хаскелл, как правило, был самым тихим из них и, пожалуй, самым прямолинейным. Он сразу перешёл к сути вопроса
это он прочел в глазах остальных.

- Для чего вы это делаете?

- Да, об этом и говорят, - сказал Проворный Дик. - Чего вы от нас хотите?

"Почему, я хочу провести этот вечер со мной. Разве я не говорил тебе? Если
ты правда хочешь дружить со мной, конечно, я должен пригласить вас на
мой дом. Что я могу хотеть, кроме как приятно провести время? Я пытаюсь
вам понравится. Конечно, я хочу, чтобы ты, как и я. Как мы можем иметь
приятного времени вместе, если ты делаешь?"



ГЛАВА XI.

"У МЕНЯ ЕСТЬ, НО, ЧТОБЫ ПОВТОРИТЬ ПОПЫТКУ".

"Время, как у нас сегодня?" - сказал ловкий Дик с
злая Лера.

Если он хотел смутить её, то промахнулся.

"Нет," — быстро ответила она, — "сегодня у нас не было ничего приятного; а что касается того, что вы мне нравитесь, то сегодня я этого не чувствовала. Если бы я хоть на секунду подумала, что вы собираетесь часто обращаться со мной так, как сегодня, я бы поняла, что это бесполезно. Но я не думаю, что вы будете продолжать
так обращаться с дамой, особенно когда я искренне стараюсь
доставить вам удовольствие. Понимаете, нет смысла портить
себе настроение.

 Эта простая истина на какое-то время пришлась по душе
Мальчики так серьёзно отнеслись к её словам, что даже не попытались ответить. Она не читала им нравоучения — по крайней мере, это было не похоже на нравоучения, которые они когда-либо слышали. Казалось, что это просто здравый смысл. Ни один из мальчиков не согласился бы с этим, но в тот момент каждый из них почувствовал слабую надежду, что она не решит, что это бесполезно, и не бросит их. У прямолинейного Тима Хаскелла был ещё один вопрос:

«Почему вы не позволили им вызвать полицию и утихомирить нас?»

Их учитель на мгновение замешкался. Поможет ли «вся правда»?
Что она могла сказать в этом случае? Могла ли она надеяться, что они поймут, что она
видит в этом шаг вниз по социальной лестнице и что, будучи униженной у них на глазах,
она боялась, что её возможная власть над ними исчезнет навсегда? Нет, это было бы
неуместно. Немного, совсем немного правды — вот и всё, чем она могла их
потчевать. В её ясных глазах мелькнула слабая искра, которую заметил
каждый из них, и она сказала: —

— Я боялся, что вы не успеете освободиться вовремя, чтобы встретиться со мной завтра вечером.

Они все рассмеялись, негромко, скорее одобрительно.
Они были сообразительны; вряд ли найдётся уличный мальчишка, который не был бы таким.
Они уловили юмор, скрытый в ответе, и им это понравилось.

Затем прозвенел звонок надзирателя.  Этот звонок, казалось, всегда оказывал дурное влияние на этих мальчишек.  Действительно, миссис Робертс, как известно, несколько недель спустя заметила, что если бы в воскресной школе не было вступительных и заключительных упражнений, её работа была бы проще.
казалось, что в уличных мальчиках нет ни капли преданности,
и их нужно держать в напряжении, чтобы они могли контролировать
себя.

Возможно, эта мысль заслуживает изучения. Вполне возможно, что наши
вступительные и заключительные упражнения слишком затянуты даже для тех, кто
не уличные мальчишки.

Как бы то ни было, маленькие чары, которые миссис Робертс смогла
на несколько минут окутать своих мальчиков в этот конкретный шаббат,
были разрушены звуком звонка. Мальчики вернулись к своим
воспоминаниям об оскорблении, нанесенном им полицией. Они угрюмо переговаривались между собой о «ловушках» и «продажах» и «предполагали, что их больше не поймают», а миссис Робертс, казалось, не слышала их.
Она слушала с тяжёлым сердцем.

Как они были сердиты! Даже обычно весёлое лицо Проворного Дика
потускнело. Как странно, что даже у них были свои представления о приличиях, и они чувствовали себя оскорблёнными. Было ли это инстинктом,
подумала она, — напоминанием о том, что в них есть что-то от мужчин?

Станут ли они когда-нибудь мужчинами — христианскими джентльменами? Это казалось
слишком невероятным даже для её воображения. Когда она пошевелилась на своём стуле, её изысканно вышитый, надушенный носовой платок упал на пол. Миссис Робертс привыкла к молодым людям — даже к мальчикам, — которые
Инстинктивным движением она бы мгновенно вернула его ей. Ни один мальчик до неё не думал о таком. Конечно, она этого не ожидала. И всё же она задумалась, не дремлет ли этот инстинкт, нуждаясь лишь в подсказке. Это была странная мысль, достойная самой Флосси Шипли, которая, постоянно занимаясь мелочами, пришла к выводу, что ничто нигде не является мелочью, что так называемые пустяки, из которых состоит жизнь многих людей, во многом определяют счастье других людей. Стоит ли ей пытаться научить этих уличных мальчишек
Арабы подбирают упавшие носовые платки? Она отличалась от многих христианских
работников тем, что в своей простоте искренне считала, что это так.

В тот момент наступило затишье. Объявили гимн, но
органная книга органиста куда-то запропастилась, и её искали.
Если бы миссис Робертс решила провести свой маленький эксперимент, это никого бы не смутило.
Она с тоской посмотрела на Дирка Колсона, но его брови были сведены, а взгляд
свиреп; сейчас было не время обращаться к нему. Проворный Дик выглядел гораздо
более доступным. Она решила рискнуть и обратилась к нему: —

 «Мистер Болтон, — сказала она самым милым голосом, — я уронила
носовой платок".

"Любой, у кого есть хоть краешек глаза, мог бы увидеть это, мам, и очень грязное пятно".
ты выбрала для лежания такую милую тряпочку.

Это был ее единственный ответ. Тогда сконфуженная экспериментаторша сказала
себе, что она совершила грубую ошибку. Как этот бедняга мог
ожидать, что он поймет, что она имела в виду? Почему она не попросила об услуге у
него? Она попробует еще раз.

Не будет ли он так любезен, чтобы забрать его для неё? Прошло много времени, прежде чем миссис Робертс смогла придумать ответ, не чувствуя, как у неё замирает сердце.
 Устремив на неё дерзкий взгляд, он заговорил нарочито громко:
достаточно громко, чтобы было слышно на другом конце комнаты: —

 «Ну-ка, подними сама, мама! Это так же близко к тебе, как и ко мне,
и ты не выглядишь слабой».

Она подняла его, и её щёки вспыхнули, но она не забыла об этом.


 Послешкольные собрания рассказывали разные истории.

— Что ж, — сказал мистер Дюрант, останавливаясь, чтобы вытереть вспотевший лоб и пожать ей руку, — миссис Робертс, я восхищаюсь вашим мужеством.
 Эти мальчики сегодня были просто ужасны; я действительно опасался, что может случиться бунт, который будет трудно подавить.  Боюсь, нам придётся от них отказаться.
Да, я знаю, что ты чувствуешь, но ты не был здесь и не видел, что мы вынесли из этого. Мы пробовали самых разных учителей. Мы давали им лучший материал, какой только у нас был, как мужчинам, так и женщинам, и все они потерпели неудачу. Значит, ты действительно хочешь попробовать ещё раз в следующую субботу! Что ж, я рад. О, я не хочу с ними расставаться, у меня сердце разрывается при одной мысли об этом; но если мы не сможем поддерживать их в надлежащем состоянии, чтобы получать хоть какую-то пользу, и не найдём учителя, который согласится их вести, что нам ещё остаётся делать? Но последнюю жалобу мне не стоило высказывать
пока ты "держишься", нужен я тебе? Последнее с добродушной улыбкой. "Что ж,
Благослови тебя Бог; Я даже не могу выразить, как сильно я надеюсь, что у тебя все получится".
"Преуспеешь".

Но его лицо говорило: "Тем не менее, я знаю, что ты этого не сделаешь".

Он отвернулся от нее и сказал об этом юному Риду:—

"Она серьезна, Рид, и у нее есть ресурсы; но она не хочет их ловить
просто потому, что они не хотят, чтобы их ловили; они приходят сюда, чтобы
создавать проблемы, и ни для чего другого. Просто посмотрите на то, как они выступили сегодня
— хуже, чем когда-либо; и у них никогда не было лучшего учителя.
Я наблюдал за ней и верю, что она знает, как это делается. Я скажу вам, что это
— Вот что, Рейд, мы должны удержать её, а когда она бросит этих мальчишек, мы должны пристроить её в тот класс для девочек, что у двери. Я действительно думаю, что мы сорвали куш.

Если бы он только знал, что миссис Эван Робертс не собиралась преподавать ни в каком другом классе в миссии Саут-Энд, кроме как в классе для мальчишек.




— Флосси Шипли! (Это было восклицание Грейси Деннис, когда она была очень взволнована; она вернулась к старому имени) «Что ты пытаешься сделать с этими ужасными мальчишками? И как ты можешь терпеть их наглость? Я в жизни не видела ничего подобного тому, что они вытворяют, и думала, что
видела плохих мальчиков. Ты выглядишь совершенно измотанной, и неудивительно. Не думаю, что мистер Робертс позволил бы тебе это сделать. Что хорошего ты можешь сделать таким созданиям, Флосси?

 «Моя дорогая Грейси, разве ты не думаешь, что Иисус Христос умер, чтобы спасти их?»

 «Ну, — нерешительно сказала Грейси. Это была её любимая фраза, как и у многих людей, когда они не знают, что сказать дальше.

"А разве ты не думаешь, что он хочет их спасти? И разве он не будет доволен даже моими небольшими усилиями, если узнает, что моим искренним желанием
является спасение этих душ ради его славы?"

"Но что я имею в виду, что хорошего вы можете сделать их так долго, как они действуют, как
им теперь делать? Они не слушали ни одному твоему слову, так как, чтобы получить любую
это плохо."

"Я этого не знаю, дорогая, и ты тоже. Тебе не кажется, что Святой Дух
иногда навязывает людям слова, к которым они, кажется, не прислушиваются?
В любом случае, это та часть, с которой я ничего не могу поделать. Я пытался,
и если я потерпел неудачу, мне остаётся только попытаться снова. Не то чтобы
найдётся какой-нибудь хороший учитель, готовый взять их. Никто не предпримет
второй попытки. Но есть одна вещь, которую я точно могу сделать, — я могу продолжать
прилагаю усилия: кто знает, может, некоторые из них принесут плоды? Кстати, Грейси, я очень хочу, чтобы ты мне помогла.

 — Я! — воскликнула Грейси, широко раскрыв глаза. — Я не знаю, как
помогать людям; я не умею. — И её лицо омрачилось, когда она нахмурилась,
вспомнив о неприятных воспоминаниях, которые только что пришли ей на ум. Через мгновение она заговорила чуть более мягким тоном: «Не рассчитывай, что я помогу тебе с этими мальчишками, Флосси. Они меня пугают; я никогда не видела таких парней. Я не могла не задуматься о том, что бы сказал им папа».

Между «удивлением» и существительным была заметная пауза. Миссис Робертс подозревала, что Грейси думала о том, что миссис Деннис, которая, как предполагалось, много знала о мальчиках, подумала бы о них. Но с тех пор, как Грейси приехала, она старательно избегала любых упоминаний о своей мачехе, и миссис Робертс потакала её причудам.

— Неважно, ты можешь им помочь, и когда ты это осознаешь, то забудешь о своих страхах.

 — Ты ожидаешь увидеть одно из этих существ завтра вечером? Что бы ты с ними сделал, если бы они пришли?

«Я не уверена, что жду их, я только надеюсь на них. Что касается того, что с ними делать, я доверяю вам, чтобы вы помогли ответить на этот вопрос. Я хочу, чтобы они поняли, как хорошо проводить время».

«Я ничем не могу помочь», — снова сказала Грейси, но ей было интересно, и она снова и снова возвращалась к этой теме, расспрашивая миссис Робертс о её планах и надеждах, пока та не улыбнулась с удовлетворением при мысли о том, что её семеро сыновей начали работать.

 Первая часть этого разговора состоялась, пока они ждали в одной из классных комнат, когда мистер Рид закончит свой доклад и присоединится к ним.
 Ожидание натолкнуло Грейси на другой вопрос:

 «Кто этот мистер Рид, который, кажется, присматривает за нами?»

 «Он один из продавцов в магазине, что отчасти объясняет его внимание к нам. Но он интересует меня по другим причинам». У него была замечательная сестра, то есть она была замечательной христианкой; она умерла совсем молодой, но можно было бы раньше отправиться на небеса, если бы она совершила столько же добрых дел, сколько она.

"Благодаря одному из тех странных обстоятельств, которые, как мне кажется, заставили бы наблюдательных людей поверить в особое провидение,
её жизнь, или, я бы даже сказала, её смерть, стала причиной перемен в жизни моего мужа. Он говорит, что был весёлым молодым человеком,
членом церкви, но уделял религии столько же внимания, сколько и многие из тех, кого мы с вами знаем. Несчастный случай с одним из членов его семьи задержал его на несколько недель в городе, где жила эта Эстер Рейд, и её врач, с которым он познакомился, представил его ей.
Кажется, она очень интересовалась молодыми людьми — их христианским
развитием. Он несколько раз приходил к ней и, по его собственным словам,
Выражение её лица впервые заставило его осознать, что такое рвение, а затем она разожгла в нём огонь. То, что она начала при жизни, она завершила в смерти. Эван присутствовал на её похоронах, и стены были увешаны выбранными ею библейскими текстами. Самые замечательные тексты! О христианской работе и о том, что нужно быть серьёзным, потому что времени мало. Эван говорит, что тогда он начал понимать, что служение Христу — это самое важное, лучшее и постоянное.

«Разве это не было особым провидением, которое привело его под влияние
этой юной девушки в последние недели её жизни? Только подумайте, он
С тех пор она выполняла свою работу — возможно, так, как не могла себе и представить. Это одна из причин, почему я так интересуюсь этими мальчиками. Мне кажется, что они были её мальчиками. Я говорил вам, что её сердце особенно болело за тех, кто был заброшен?

"Я узнал о мальчиках от мистера Рида. Он был ещё ребёнком, когда
умерла его сестра, и всё же ей удалось настолько увлечь его своими
идеями, что он всё время пытается осуществить её планы. У неё было
несколько замечательных идей. Мысль пригласить мальчиков в гости
пришла мне в голову
« Вы видите, как усердно она трудится, хотя уже так давно на небесах?»

« Как вы думаете, — робко и нежно спросила Грейси Деннис, — что все христиане должны ставить религию «на первое место, выше всего и всегда», как сказал ваш муж? Мне казалось, что некоторые были избраны для особой работы».

— Мы все предназначены для чего-то, дорогая, тебе не кажется? Даны Ему, чтобы Он использовал нас по Своей воле. Проблема в том, что многие из нас отвергают дары и используют своё время и свои языки так, словно они принадлежат нам.

 — Наши «языки!» — повторила Грейси с удивлением в голосе.

— Ну да, разве ты не отдала Ему свой язык, когда отдавала Ему себя?
И всё же тебе повезло, что ты не бесчестила Его этим языком много
раз.

— Как странно ты это говоришь, — сказала Грейси.

Затем поспешно вошёл Альфред Рейд и извинился за долгое ожидание.
Грейси Деннис с любопытством наблюдала за ним и критически слушала его слова.
Можно ли предположить, что этот молодой человек ставил религию «на первое место,
на лучшее место и всегда» и считал, что его язык дан ему Господом?

Альфред хорошо держался под пристальным взглядом. Он почти не обращал внимания на мисс
Грейси была полностью поглощена другим делом. Теперь у него сложилось определённое мнение о миссис Робертс, от которого он вряд ли отступится. Он часто виделся с ней на этой неделе и знал, что она не бездельничала. Она дала ему много ценной информации о мальчиках, которыми он интересовался всю зиму и с которыми она была знакома уже неделю.

 . Кроме того, он знал, что Салли и Марк Калкинс часто виделись с ней, что было им на руку. Однажды она сделала его своим посыльным,
и он видел, как Салли Калкинс доставала из корзины чистую,
сладко пахнущие простыни, которые должны были освежить постель ее брата, и
осыпать их восторженными поцелуями, пока она бормотала: "Я бы ходила на своих
на коленях средь бела дня в канаве, чтобы услужить ей — вот что я бы сделал!"

"Листы не намного, Я думаю," морализирующего молодой человек, как он ходил
задумчиво брел домой. «Люди, у которых гораздо меньше денег, чем у неё, могли бы их достать. Именно отношение к вещам отличает её от других».

Но он не совсем понял секрет. Главное отличие её от многих других людей заключалось в том, что она упорно трудилась.
«Делать» то, что, по её мнению, было бы приятно сделать.

В целом юный Рид был полностью готов согласиться с мнением мистера
Дюранта о том, что миссия в Саут-Энде получила награду.
Не то чтобы он возлагал большие надежды на этих мальчиков. Он чувствовал, что их поведение в сложившихся обстоятельствах свидетельствовало о глубине порока, который был недостижим для миссионерских школ; но ему было приятно думать, что для них были устроены хорошие условия, если бы они только захотели их принять. Он сразу же начал говорить о них.

"Миссис Робертс, они хуже, чем я предполагал. Боюсь, что
ваше терпение лопнуло.

Ее ответ был странным.:—

"Мистер Рейд, я хочу, чтобы вы провели завтрашний вечер со мной. Я
пригласили мои мальчики, и я завишу от тебя, и Грейси здесь, чтобы помочь
развлекать их".

"Ты на такую большую работу, как что?" - спросила Грейси с
Озорная улыбка.

Он не ответил на улыбку; он смотрел на миссис Робертс,
изучая её лицо, словно сбитый с толку быстротой её движений.

 «Я хочу быть таким, — с чувством сказал он, — я хочу знать, как работать,
и я учусь. Миссис Робертс, я переехал в свой новый пансион в прошлую
— Вечер, и моя комната — настоящая жемчужина. В ней есть иллюминированный текст, а вокруг него вьётся плющ, растущий, как вам кажется, за рамой в бутылке; и этот текст — одно из сокровищ моей сестры. Разве это не удивительное совпадение?

 — Очень мило, — сказала миссис Робертс, довольная увиденным. Она по-прежнему часто
употребляла это словечко.

"И, миссис Робертс, я попросила одного из ваших мальчиков прийти сегодня вечером
и посмотреть мою комнату."



Глава XII.

"Я хочу, чтобы они привыкли к гостиной."

"Эти двое не могут думать и говорить ни о чём, кроме этих ужасных
мальчики", - сказала себе Грейси, наполовину раздраженная, но полностью заинтересованная.
В тот же вечер она обнаружила, что перелистывает ноты с
удивлением в голове относительно того, что она могла бы спеть, что им, вероятно, понравилось бы
— при условии, что один из них появится, чего она
не ожидала.

Но я не рассказал вам обо всех обсуждениях, которые были в тот день. Мальчики
разошлись по своим делам, их умы также были заняты событиями дня
. Дирк Колсон и Стивен Кроули ушли вместе; не то чтобы
они были близкими друзьями, но их дома находились рядом.
Они прошли молча с пол-квартала, затем Стивен Кроули
высказал то, что было у него на уме:

«Проворный Дик сегодня был далеко не так умён, как ему казалось, по крайней мере,
на мой взгляд».

«Он был подлее грязи!» — яростно выпалил Дирк. — Так поступить с ней после того, как она спасла нас от ссоры с полицией, — это не то, во что я верю. Почему он не подобрал тряпку, раз она хотела, чтобы он это сделал? Вот что я говорю. Я бы сам это сделал, если бы она дала мне шанс.

 — Этот Дик Болтон может быть слишком жадным, когда что-то задумает.
— сказал Стивен с серьёзным видом, полным превосходства. — Я сам не увлекаюсь ничем подобным. Нам нечем было похвастаться, но Дик зашёл слишком далеко. Послушай, Дирк, как ты думаешь, что всё это значит насчёт завтрашней ночи? И что мы будем с этим делать? Дик, он сказал, что это всё игра, чтобы как-то нас заполучить, и он
не собирается иметь с этим ничего общего.

Если бы Стивен Кроули очень хотел заручиться поддержкой Дирка в
предложенном развлечении, в тот момент он не смог бы выбрать лучшего
способа. Дирк взъерошил свою густую копну чёрных волос.
Он вызывающе посмотрел на меня и ответил:

 «Мне всё равно, что он об этом думает. Я не знаю, кто по нему будет скучать, но если он думает, что держит всех под каблуком и они будут делать то, что он говорит, я ему покажу». Я пойду завтра вечером. Мне всё равно, что это и для чего. Сегодня она была мила и дружелюбна с нами, и я готов довериться ей завтра. Я поднимусь туда и посмотрю, чего она хочет. Это не может убить человека.

— «Тогда я тоже пойду», — решительно заявил Стивен. «Дик, он
Он думает, что никто из нас не уйдёт, если он не уйдёт, и я просто хотел бы показать ему, что он должен вставать рано утром, если хочет следить за нами.

Если Дирку Колсону и нужно было что-то, чтобы укрепить свою решимость, то в этом последнем предложении было всё необходимое. Он давно страдал от контроля Дика Болтона; здесь был шанс заявить о своём превосходстве. В тот же миг ему в голову пришла блестящая идея
сменить Дика — возглавить оппозиционную партию, так сказать.

Что, если он попросит каждого в классе пообещать пойти с ним, и
Дик, признанный лидер, должен был остаться один на
холоде? От этой мысли его мрачное лицо расплылось в улыбке.
 Так получилось, что самым усердным работником,
стремившимся к успеху вечернего развлечения в понедельник, по крайней мере, в том, что касалось присутствия гостей, был Дирк Колсон.


 В особняке мистера Робертса полным ходом шла подготовка к приёму и развлечению
ожидаемых гостей — подготовка, которая удивила уже прибывшего молодого гостя.

«Ты правда собираешься впустить их сюда?» — спросила она, подходя ближе.
Она последовала за миссис Робертс по элегантным гостиным и наблюдала, как та
вносила небольшие изменения то тут, то там.

"Конечно, почему бы и нет? Разве вы не открываете свои гостиные, когда принимаете
друзей?"

"Не думаю, что в нашем списке есть такие необычные друзья," — сказала Грейси,
слегка рассмеявшись, а затем добавила: "Флосси, они испортят твою мебель."

— «Если один вечер в услужении у хозяина что-то испортит, то он, конечно, должен быть испорчен», — невозмутимо ответила миссис Робертс.

 «Но, Флосси, — с ноткой нетерпения в голосе, — в чём дело?»
использовать? Разве столовая не отвечала бы всем их целям - не была бы для них самой
элегантной комнатой, которую они когда-либо видели, и с меньшей вероятностью пострадала бы от их
контакта?"

Деловитая маленькая хозяйка всей окружающей красоты повернулась к своей гостье.
на лице у нее была странная улыбка, наполовину озорная, но совершенно искренняя.
милая, как она сказала:—

— Я хочу, чтобы они привыкли к гостиным, дорогая; возможно, им придётся часто бывать
там, как и в столовых.

— Скорее всего, им придётся бывать в тюрьмах и исправительных учреждениях, —
сказала Грейси. Но она оставила эту тему и отдалась
удовольствие от того, что прекрасные цветы стоят в прекрасных вазах.

Мнения о том, придут ли гости, разделились: мистер Робертс склонялся к
тому, что некоторые из них придут, а Грейси была настроена скептически. Миссис
Робертс хранила молчание, не выражая ни желания, ни страха, но неуклонно
продолжая приготовления.


Как бы то ни было, все семеро появились одновременно, как только часы
пробили восемь.

В последний момент Дик Болтон, обычно выступавший в роли лидера, оказавшись в меньшинстве,
чтобы его не перехитрили, заявил, что он
ни малейшего желания оставаться в стороне; конечно, он пошёл и добродушно присоединился к группе.

Интересно, представляете ли вы себе, как выглядели эти мальчики? Некоторые люди не могут обойтись без аккуратно заштопанной одежды, тщательно начищенных ботинок, чистых воротничков и аккуратно уложенных волос.

Чистые воротнички! Ни у одного из них не было воротничка. Им и в голову не приходило начищать свои изношенные, нештопаные ботинки. Их одежда
была сильно залатана, но во многих местах всё ещё нуждалась в починке.

Стивен Кроули предпринял довольно неудачную попытку починить свою
масса волосы в порядок. Большинство остальных не думал даже об этом.
Зачем им это? Бедный Дирк, ты вспомнишь, если он думал об этом,
имел гребень, с которой до эксперимента. Сомнительно, что многие из
других были лучше в этом отношении.

Представьте себе семерых, стоящих растерянной, ухмыляющейся кучей в центре
Большого и ярко освещенного холла миссис Робертс!

Она вышла вперёд, чтобы поприветствовать их, и пожала им руки, хотя они и не
попытались протянуть ей руку в знак приветствия. Ей пришлось пожать руку каждому из них. Она
попыталась представить Грейси, но ни один из них не поклонился.

— Проходите сюда, — сказала миссис Робертс, — и садитесь.

Затем она провела их в длинную, светлую, элегантно обставленную, украшенную цветами комнату.

Они последовали за ней гуськом.  В середине комнаты они остановились.
Они увидели себя — в полный рост — в больших зеркалах.  Они никогда раньше не видели себя в таком контрасте.
Они не могли сесть в ряд, потому что кресла и диваны, хотя и в изобилии,
выглядели так, будто их только что покинули люди, которые
оставили их там, где случайно сели.

Потребовалась дипломатия, чтобы усадить этих мальчишек. Когда, наконец, Стивен Кроули
плюхнулся в одно из больших мягких кресел, он тут же вскочил и с сомнением
посмотрел на него. Не ловушка ли это? Насколько глубоко оно
опустится вместе с ним? Это было уже слишком для Проворного Дика, даже
при нынешних невероятных обстоятельствах, — он рассмеялся. Хозяйка
поблагодарила его за этот смех. Ужасная скованность немного ослабла, и все
уселись.

Как раз в этот момент появился Альфред Рид, спешащий, как будто он
хотел прийти вовремя и не успел.

— Все здесь, кроме меня! — воскликнул он. — Миссис Робертс, прошу прощения.
 В последний момент я отправился на поиски доктора Эверетта; в соседнем доме был серьёзный больной, и я случайно узнал, где он находится.

 Во время этой речи он пожимал руку хозяйке дома, держась непринуждённо и изящно, как человек, привыкший ко всему. Затем он пересек комнату,
эту чудесную комнату, наступая на цветы на ковре, как будто не боялся сломать их стебли.

 «Добрый вечер, мисс Деннис», — сказал он и поклонился.
Дирк Колсон был уверен, что сможет подражать ему. Затем он повернулся к мальчикам и пожал им руки: —

"Как дела, Хаскелл? — Кстати, Кроули, я заходил к тебе сегодня в
офис, жаль, что тебя не было."

"Миссис Робертс, позвольте мне!" И он подкатил один из кресел к тому месту, где стояла эта дама.

«Как хорошо он вживается в роль», — сказала Грейси Деннис сама себе,
с восхищением глядя на этого молодого человека, который, будучи ещё совсем юным,
приспосабливался к обстоятельствам, которые могли бы смутить и более зрелых людей.

Он разговорился с мальчиками, заставляя их отвечать на вопросы.
Он пришёл всего несколько минут назад от Марка Калкинса, остановился там
с посланием от доктора Эверетта; и эти мальчики знали Марка и Салли,
и никчёмного отца, и всех более или менее никчёмных соседей, которые забегали туда-сюда, и у юного Рида была дюжина вопросов.
Его сообразительность и непринуждённость, с которой он заговаривал с этими
молодыми людьми, жившими в совершенно ином мире, чем он сам,
очень удивили его хозяйку.

Даже она не знала, до какой степени его энтузиазм и
волнение достигло предела, хотя он и бросил на неё самый благодарный взгляд, когда она пригласила его на вечер. На его глазах воплощался в жизнь любимый план его сестры Эстер!

 Мало того, его призывали помочь. Эстер хотела, чтобы он вырос и предпринял именно такие усилия, и только на прошлой неделе они казались ему такими хорошими и благородными и такими невозможными. И всё же он помогал их испытывать! Неудивительно, что
Альфред Рейд мог говорить.

 На семейном совете было решено, что мистер Робертс должен отсутствовать
самого себя. Он действительно был в доме — не дальше библиотеки,
готовый позвонить в случае крайней необходимости; но было решено, что другой
незнакомец, и такой грозный, как глава дома, должен быть
избегаемый на этот единственный вечер.

Что касается мистера Рида, вспомнят ли они, что он был ненамного старше
некоторых из них, и что он не был богатым молодым человеком, живущим на свой
доход, а зарабатывал на жизнь ежедневным трудом? И заметят ли они
контраст между собой и им? Об этом размышляла их хозяйка. Прошло несколько мгновений, и их позвали в столовую.
Наконец-то все расселись, хотя один из бедняг споткнулся о стул
и едва не упал.

 Если бы вы увидели тот обеденный стол, он надолго
запечатлелся бы в вашей памяти. Самое белое и изысканное столовое бельё из дамасского
сатина; такие большие салфетки, что Дик Болтон почти не
шутил, когда шептал: «Что ты собираешься делать со своей простынёй?»
Фарфор такой тонкий, что Грейси Деннис не могла сдержать
внутреннюю дрожь, когда кто-нибудь из неуклюжих слуг прикасался к нему;
и такой блеск серебра, какого Грейси никогда раньше не видела.

Одно отличало эту чайную вечеринку от обычной — все слуги были
изгнаны; никто, кроме любящих глаз, заинтересованных в её эксперименте
и готовых помочь, не должен был видеть промахи мальчиков. Так
постановила хозяйка и так проинструктировала Альфреда и Грейси.
В результате Альфред сам щедро подавал дымящиеся устрицы, а Грейси
разливала желе и соусы, в то время как
Миссис Робертс добавила сахар, сливки и налила чашки такого кофе, которым
эти ребята никогда раньше даже не пахло. Если вы думаете, что они были
стыдно до такой степени, что они не могли съесть, то вы ошибаетесь.

Они были уличные мальчишки, их жизни были потрачены в твердения
атмосфера. Как только первое ощущение новизны прошло, и их
плохо откормленные желудки возжелали необычного блюда, которое им подали,
парни ухмыльнулись друг другу, схватили свои серебряные ложки и нырнули
в рагу таким образом, который привел бы в ужас всех слуг в доме
.

Как они ели! Устрицы, кофе, соленья, пирожные и желе!
 Казалось, их аппетиту не было предела, и они не
ни малейшей попытки исправить их манеры за столом. Никто из них не обращал внимания на свои «скатерти», хотя Альфред и Грейси расстилали свои с особой тщательностью; они опирались локтями на стол; они издавали громкие, хлюпающие звуки губами; и, короче говоря, нарушали все законы цивилизованной жизни. Почему бы и нет? Что они знали о цивилизованной жизни?

Тем не менее ни одно движение молодого Рейда не ускользнуло от внимания
некоторых из них.

 Он всё ещё пытался поддерживать разговор, хотя все слишком
внимательно следили за едой, чтобы позволить ему
очень успешно.

Грейси изучал его, и не был заинтересован только в его усилиях, но
разбудил, чтобы сделать себе какие-то попытки. Что она могла говорить с
таким людям? Школа? Литературный клуб? Последний концерт? Курс
лекций? Последняя новая книга, которую все читали? Нет, не
все; конечно, не эти семеро.

На каком основании она должна была с ними встречаться?

И всё же она должна была и будет говорить. Мистер Рид должен был увидеть, что она, по крайней мере,
хочет помочь.



 ГЛАВА XIII.

"ПОЗВОЛЬТЕ НАМ БЫТЬ МОДНЫМИ."

Одна особенность этого часа была не только совершенно новой для мальчиков, но и давала

Когда последний из них откинулся на спинку стула, признавая своё поражение, миссис Робертс, глядя на молодого человека, сидевшего у стола, сказала:

«Вы ответите благодарностью?»

Что это значило? Конечно, они слышали о том, что нужно благодарить людей, но даже они понимали, что требовать благодарности для себя — это необычно.

Они наблюдали. И вот молодой человек склонил голову, и вот что он сказал:


 «Дорогой Спаситель, мы благодарим Тебя за радости этого вечера. Мы молим Тебя
научить нас жить так, чтобы мы все могли однажды встретиться в доме нашего Отца
. Аминь.

Мальчики переглянулись, затем опустили глаза в свои тарелки. Их
единственный опыт молитвы был связан с миссией в Саут-Энде.
Встретить это за обеденным столом было откровением. Всегда ли люди, которые жили
в роскошных домах и ели такие замечательные блюда, молились за
своими обеденным столами? Это была проблема, которую они обдумывали.

 Вернувшись в гостиную, Грейси сразу же подошла к пианино.  Она
потратила немало времени в понедельник, решая, что сыграть.
и выбрала самую зажигательную музыку, какую только смогла найти. Мне не терпится записать, что, несмотря на свою необразованность, эти мальчики не разговаривали и не смеялись во время музыки, а, по крайней мере, слушали.
 Ближе всех к пианино сидел Дирк Колсон, и он слушал с той неописуемой интонацией, которая всегда льстит музыканту.

 «Тебе нравится?» — спросила Грейси, заканчивая играть.

Его смуглое лицо густо покраснело.

"Не знаю, — сказал он, неловко смеясь, — это как-то странно звучит. Я не
понимаю, как ты издаёшь столько звуков. Ты что, щёлкаешь всеми пальцами сразу?
— Когда-то на них были чёрно-белые вещи?

— Не совсем, но иногда им приходится очень живо двигаться.
Уверяю вас, мне приходится напрягать мозги.

— Это трудно делать?

— Сейчас не очень. Когда я только начинал, тренировки были ужасными;
я их ненавидел.

— Что же тогда заставило вас это сделать?

"О, по той же причине, которая заставляет людей делать множество вещей, которые
им не нравятся", - беспечно ответила она. "Я хотела результатов. Я знал, что если я буду
работать над этим неуклонно, то придет время, когда я не только получу удовольствие от
этого сам, но и смогу доставлять удовольствие другим людям. Почему, разве ты не
— Ты когда-нибудь делал то, что тебе не особенно нравилось?

Он пожал плечами и одарил её очень мудрым взглядом.

"Довольно часто, — яростно сказал он, вспомнив своего пьяного отца.
"Но я бы не стал, если бы мог этого избежать."

— Это зависит от того, считаете ли вы, что в конце концов это окупится, не так ли? — Затем, не дожидаясь ответа, она спросила:
— А чем вы занимаетесь?

— Я занимаюсь? — с любопытством и недоумением в голосе.

"Да, как вы проводите время?"

— Ищу, чем бы перекусить, — сказал он с мрачной улыбкой, представляя себе
Его бесцельное безделье казалось ему единственным занятием, которое у него
было. Ему и в голову не приходило пытаться ввести её в заблуждение,
но она, очевидно, не понимала.

"О да, — серьёзно сказала она, — я так и думала. Разве не странно, что мужчины и женщины должны быть заняты день за днём, год за годом, только для того, чтобы добыть себе и другим что-нибудь поесть? Есть ли у вас другие люди, которым вы можете помочь — например, мать, младшие братья и сёстры?

 «У меня есть мать, — сказал он, — и сестра».

 «И это облегчает работу, не так ли? Я всегда думал, что
было бы глупо работать всё время только ради себя. Но я имел в виду: чем ты занимаешься, чтобы заработать на еду, — ведь есть столько разных способов?

 — Откуда ты знаешь, что я вообще работаю?

 Голос Дирка становился всё более угрюмым; осознание того, что он окажется в невыгодном положении, если признает себя бездельником в этом суетливом мире, пришло к нему как совершенно новая мысль.

Услышав его вопрос, Грейси повернулась на табуретке и с удивлением посмотрела на него.


"Ну конечно, ты работаешь, — сказала она, — все люди работают."

Она не притворялась. Её опыт общения с бедными людьми был ограничен.
к тому внешне респектабельному классу, который, каким бы предосудительным ни было его поведение в субботу, тем не менее имел занятие в понедельник, которым он якобы зарабатывал на жизнь.

Дирк снова пожал плечами.

"Неужели?" — сказал он.

Её очевидное незнание мира заставило его добродушно усмехнуться. Она не пыталась читать ему нотации, решил он, — то, что Дирк ненавидел вместе со всеми представителями своего класса.

Но пауза в музыке вызвала разговоры в других частях комнаты.

Дирк услышал вопрос молодого Рида:

"Миссис Робертс, вы не знаете, не ищет ли работу какой-нибудь молодой человек? Я слышал
о хорошей ситуации сегодня днем. О, претендентов полно.
но этот джентльмен - старый друг моего шурина, и я мог бы
замолвить за кого-нибудь словечко.

"У меня нет никого на примете", - сказала миссис Робертс и нетерпеливо посмотрела
на мальчиков, развалившихся в разных позах в ее мягких креслах. Только
три из них, она знала, сделанные каким предлогом заработка. Сделал
Альфред значит один из них?

«Вот вам и шанс, молодые джентльмены, — непринуждённо сказала она. — Кто
сделает ставку на ситуацию?»

«Что это за место?»

Вопрос задал Дирк Колсон. С тех пор как он смог
Насколько я помню, он должен был искать работу, но я не уверен, что он когда-либо испытывал такое сильное желание найти её, как в тот момент.

"Это в «Грейс», на Девятой улице, хороший шанс, но тот, кто его получит, должен хорошо разбираться в цифрах."

"О боже!" — сказал Дирк, глубже погружаясь в кресло. "Бесполезно спрашивать меня об этом."

— Цифры — твоё слабое место? — спросила миссис Робертс, улыбаясь ему. —
Я могу тебе посочувствовать; мне приходилось усерднее заниматься арифметикой, чем любым другим предметом; но я научился её любить. Знаешь, я думаю, что
— Это было бы вашим любимым занятием? Так приятно одолеть упрямый на вид ряд цифр и добиться правильного результата. Что вам показалось самым сложным в этом занятии, мистер Колсон?

Остальные усмехнулись, но Дирк сердито посмотрел на них.

"По-моему, тут не над чем смеяться," — сказал он. «Я не нашла ничего сложного, потому что у меня никогда не было возможности попробовать. Я никогда не ходила в школу, у меня не было ни книг, ни чего-либо ещё; вот в чём правда, и меня обвинят, если я не признаюсь в этом».

«Как хорошо, что ты молода». Это было её воодушевление.
ответ. «Есть шанс наверстать упущенное. Мистер Рид, у меня есть замечательная идея. На днях я слышал, как вы с доктором Эвереттом говорили о литературном клубе. Почему бы нам не создать свой собственный литературный клуб — кружок любителей чтения или что-то в этом роде? Что, если мы будем встречаться раз в неделю и читать вслух что-нибудь интересное, а потом обсуждать прочитанное? — Вы когда-нибудь читаете вслух?»

Если бы миссис Робертс не была одной из самых простодушных и в некоторых отношениях невежественных маленьких созданий на земном шаре, она бы никогда не смогла с серьёзным видом обратиться
такой вопрос Шустрому Дику.

Юный Рид не смог бы этого сделать, ибо понимал всю глупость
предположения, что Шустрый Дик когда-либо что-либо читал. Просто так много было
Миссис Робертс шла впереди него. Она предположила, что у этих мальчиков была своя
литература, и они читали ее, и, возможно, иногда встречались где-нибудь и читали
вместе. Это позволило ей задавать неожиданные вопросы
с честным выражением лица.

— Боже мой! — воскликнул Проворный Дик, выпрямившись. — О,
нет, мама, никогда.

И даже Дирк Колсон рассмеялся, увидев выражение его лица.

— И всё же я думаю, что тебе это понравится, если немного потренируешься, и я не могу не думать, что из тебя получится хороший читатель.

Теперь все мальчики смеялись, и Проворный Дик вместе с остальными.

"Ты совершил ужасную ошибку," — добродушно сказал он. «Я, как Чёрный Дирк, никогда не имел никаких шансов и ничего такого, о чём стоило бы говорить, с теми, что у меня были. Ну что ты, мама! Я даже читать не умею. Я делаю самую ужасную работу, о которой ты когда-либо слышала, — переписываю афиши. Мне приходится просить Чёрного Дирка помочь мне, и мы с ним — команда».

К этому времени на лице Дирка уже не было улыбки, а его свирепый взгляд был устремлён на
сверкая глазами, но хозяйка была невозмутима.

"Это ничего не доказывает против моего утверждения. Я говорила о том, что могло бы быть, а не обязательно о том, что было. Давайте устроим клуб. Чем больше я думаю об этом плане, тем больше он мне нравится. Я вам скажу!
Слово «клуб» мне не совсем подходит. Давайте будем модными. Грейси,
разве ты не знаешь, как становится модно выделять "вечера"
отдельно для особых случаев? —Мистер Рид, ты знаешь "Вечера вторника
" миссис Джадсон и миссис Деревни Симондс по пятницу вечерами? Очень хорошо, пусть у нас будет
наш вечер понедельника, в которых мы будем делать всякие приятные вещи;
иногда литературные, иногда музыкальные, а иногда — ну, всё, что нам заблагорассудится. Что скажете, джентльмены, организуем ли мы это? Мистер
Рейд, вы будете проводить с нами вечера по понедельникам? — Грейси, вы моя гостья и, конечно, не можете отказаться.

Это была, безусловно, новая идея. Даже Альфред, хотя и пытался искренне поддержать её, сомневался, чего она может добиться с её помощью. Что касается мальчиков, то ни один из них не пообещал прийти, но и не отказался. Миссис Робертс вскоре сменила тему, по-видимому, решив, что её точка зрения принята, и предложила прогуляться по оранжерее.

Я очень сомневаюсь, что мальчик, который не любит цветы, вообще существует. Есть те, кто, кажется, считает признаком мужественности притворяться безразличным к ним; но по мере того, как они взрослеют и становятся настоящими мужчинами, они обычно избавляются от этого заблуждения. А есть и те, кто на самом деле не знает, что любит цветы. Мальчики, впервые в жизни попавшие в цветущую оранжерею, в большинстве своём принадлежали к этой последней категории.

Какая это была прекрасная картина! Огромные белые каллы, склонившие свои
изящные чашечки; большие красные и желтые розы, насыщающие воздух своим дыханием
; виноградные лозы, и мхи, и папоротники, и мелкие цветы, в
почти бесконечном разнообразии. Альфред и Грейси двигались среди великолепия,
последняя в искреннем восторге исчерпала все свои превосходные степени, хотя она
за этот день побывала на этом месте дюжину раз; и Альфред, который был
менее облагодетельствованный, он был едва ли менее нетерпелив и отзывчив, чем она.

Но миссис Робертс наблюдала за мальчиками.

Для этих двоих было очень хорошо наслаждаться её цветами; конечно, они
наслаждались. Но на каком языке безмолвные прекрасные создания говорили с ней
необразованные мальчики? Они не произнесли ни слова, ни один из них. Они не
восклицали, у них не было превосходных степеней. Но Стивен Кроули
наклонился к прекрасной гвоздике и вдыхал, и вдыхал её аромат,
словно хотел унести его с собой; а Ловкий Дик подобрал
оторвавшийся стебель плюща и вернул его на место так, что
тот, кто ищет сердца, не мог этого не заметить; а Дирк Колсон
отбросил назад свои спутанные волосы и долго стоял перед
огромной чистой лилией и смотрел на неё.
Он посмотрел на неё с таким выражением лица, что его учительница никогда этого не забудет.

Она подошла к нему и встала рядом, ничего не говоря.
Затем она протянула руку и сорвала лилию со стебля. Он вздрогнул, как будто его ударили.

"Зачем ты это сделала?" — его голос был резким.

«Я хочу, чтобы ты отнесла это моей сестре — девушке с красивыми золотистыми волосами.
Однажды я видел её и запомнил её волосы и глаза.
Ей понравится этот цветок, и она будет рада, если ты принесёшь его ей».

— Грейси, — повысив голос, — не соберёшь ли ты немного цветов и не сделаешь ли из них букеты? Этим молодым джентльменам хотелось бы подарить их кому-нибудь. Дома, должно быть, есть матери, которым понравятся букеты, принесённые их сыновьями.

Услышав это мягко произнесённое предложение, проворный Дик разразился громким, насмешливым смехом. От этого кровь прилила к возмущённому лицу Чёрного Дирка. Даже
Альфред Рейд на мгновение потерял самообладание и бросил на него
взгляд, полный гнева. Как можно было надеяться на мальчика, который насмехался над
своей матерью? И всё же не стоит судить его слишком строго.

Он действительно думал о своей матери, когда смеялся, но, увы, он думал о ней как о пьянице. И он почти не знал её, разве что так, как это слово её описывает. Как слово «мать» могло значить для него то же, что и для Альфреда
Рейд — что это значило даже для Дирка Колсона, чья мать, слабая телом и духом, полная жалобных слов, часто слабо-горьких слов, обращённых к нему, всё же чинила его одежду, пока могла достать заплатки и нитки, и постирала бы её, если бы могла достать мыло и принести воду, и если бы её единственная ванна не была заложена?
О да, у матерей есть разные степени.

Тем временем миссис Робертс щедрой рукой обрывала цветы и делала
букеты для Проворного Дика и Дирка. Он с улыбкой взял яркие цветы,
но лилию оставил себе и продолжал смотреть на неё.

Наконец они шумно удалились, становясь почти, если не совсем грубыми
по крайней мере, друг к другу; и как только они оказались за дверью,
Проворный Дик издал вопль, от которого у любого нервного человека кровь застыла бы в жилах.
женщины. Но матрона и дева посмотрели друг на друга и рассмеялись.

"Мы держали их в напряжении весь вечер, и это
«Предохранительный клапан поднят, чтобы избежать всеобщего взрыва». Таково было объяснение миссис
Робертс.

Они были совсем одни.  Альфред, когда его вполголоса пригласили задержаться и обсудить всё, покачал головой и многозначительно ответил:

«Нет, спасибо; я один из них и должен быть на том же уровне».

— Вы правы, — с улыбкой сказала миссис Робертс, — вы, должно быть, были способным учеником, друг мой. Эта милая сестра многому вас научила.

Он поднял букет, который она для него составила.

"Я поставлю его перед картиной Эстер, — сказал он, — её работа продолжается.


— Что ж, — сказала Грейси, — всё закончилось, и мы это пережили. И они все пришли. Я поражена. И как же они ели! Полагаю, теперь нужно открыть все окна и проветрить. Флосси Робертс,
боюсь, ты сходишь с ума. Мысль о том, что ты будешь приглашать сюда эту орду каждый понедельник. Что за гостиная у тебя была бы! И они бы развели
чуму. Они, конечно, не придут, но представьте, что было бы, если бы они
пришли! Я правда думаю, что мистеру Робертсу следует отправить вас домой под присмотр доктора
Митчелла. Ну что, Флосси, что дальше?

«А теперь, дорогая, ты должна молиться. Молись так, как никогда раньше, за души этих мальчиков и за успех моих «понедельничных вечеров». Грейси, мы работаем ради бессмертных душ. Подумай об этом! Они должны жить вечно. Будут ли они всю вечность опускаться всё ниже и ниже, или наденут короны?»

Глава XIV.

«Что-то случилось».

Салли Кэлкинс сидела в обычном маленьком кресле-качалке и раскачивалась; и
покачиваясь, она шила, делая аккуратные стежки на коричневом пальто, которое
было уже залатано и заштопано и во многих местах протерлось.
Было такое выражение глубокого контента на лице Салли это. Было много
причины на это.

Доктор Эверетт этим утром произносится сломанную конечность Марка к
быстрое исцеление. Он также сообщил, что место Марка будет сохранено для него работодателями. В тот момент Марк, одетый в чистую рубашку, лежал на очень белой простыне, его голова покоилась на настоящей пуховой подушке, украшенной белыми оборками. Над ним висела
она аккуратно расстелила ещё одну из этих чудесных простыней и, чтобы завершить картину, укрыла его тёплым и мягким белым одеялом. Как Салли могла не радоваться?

 В комнате всё изменилось. У кровати стоял аккуратный маленький столик. Он был накрыт белой скатертью, на которой стояла фарфоровая
чашка с серебряной ложкой, а также изящный бокал и фарфоровый
кувшин, тщательно накрытые салфеткой. Знала ли миссис Робертс,
как Салли гордилась тонкостью этого фарфора и изысканностью
этой салфетки? Как так получается, что некоторые из очень бедных
Кажется, она была рождена с такими эстетическими вкусами?

У миссис Робертс была интуиция, и она совершала поступки,
которым не могла дать удовлетворительных объяснений;
поэтому она иногда оставляла фарфор там, где другие сочли бы более разумным и практичным самый простой фаянс.

Немного яркий ковер был расстелен на краю кровати; огонь пылал
в аккуратно-матовый плита; белая кисейная занавеска на окне;
и кресло, в котором Салли качалась и сшила было ново и весело
роспись.

Были и другие следы миссис Робертс. Возможно, вы не заметили
их, но Салли казалось, что ее пальцы касались всего.
Однако сама леди считала, что сделала очень мало. Она
сдерживала свои наклонности с помощью сурового суждения.

Дверь тихо открылась, и масса золотых волос, из которого
заглянул большие глаза, заглянул осторожно.

— Одна? — спросила она, кивнув сначала в сторону фигуры на кровати и
дав понять, что знает о присутствии Марка и имеет в виду не его.

 — Да, — ответила Салли, — входи. Марк спит, но ты его не разбудишь.
Его нелегко разбудить; он спит как младенец с тех пор, как доктор
— Она остановила эту боль в его колене. Вот моё новое кресло; просто попробуйте его и
увидите, какое оно красивое.

 Сказав это, она поспешно встала с маленького кресла-качалки и
пододвинула его к гостье, а сама села на простой деревянный стул, тоже
новый, и добавила: «Вы когда-нибудь слышали о ком-то подобном?»

— Что-то случилось, — сказала Март Колсон, игнорируя упоминание о
таинственном местоимении. Её голос был полон нового и странного смысла, и если бы Салли была знакома с этим словом, она бы сказала, что он был полон благоговения.

 Но она лишь воскликнула: «Что?» — с огромным интересом.

- Ой, посмотри сюда! Я захватил его с собой, чтобы показать тебе.

После чего она извлекла из-под своей порванной шали большой кувшин с отломанным горлышком
, аккуратно перевязанный сверху куском коричневой бумаги
. Дрожащими от волнения пальцами она развязала ситцевый шнурок.


- Посмотри туда! - воскликнула она наконец с торжеством в голосе, протягивая
кувшин.

Салли посмотрела и глубоко вдохнула, протяжно выдохнув: «О-о-о!»

Там, величественно и красиво, лежала большая белая лилия с золотым
колокольчиком.

"Да, я так и думал," — сказал Март, довольный выражением её лица.
«Ты когда-нибудь видела что-то подобное? Оно не из воска и не из чего-то другого, что когда-либо делали люди. Оно живое. Я его потрогала. Оно похоже на бархат, атлас и все эти прекрасные вещи из магазина, но на ощупь оно не такое: оно живое, и оно выросло. Но, Салли Калкинс, если бы ты прожила сто лет и всё время гадала, ты бы никогда не догадалась, откуда я его взяла». Салли Калкинс, если вы мне не верите, то Дирк подарил
его мне!

«Дирк?»

«Да, он!»

Кто бы мог подумать, что голос Марта Колсона может звучать так
торжествующе!

[Иллюстрация: ЛИЛИЯ.]

«Видите ли, дело было так: вчера вечером он вообще не пришёл ужинать, а это всегда ужасно меня пугает. Я жду, что что-нибудь случится, понимаете. Отец тоже не пришёл; если уж на то пошло, он до сих пор не пришёл. А мама ужасно устала, не говоря уже о том, что она не ужинала, и просто сломалась и стала ужасно себя вести.
Мама нечасто плачет, и это хорошо, потому что, когда приходит время, она просто впадает в отчаяние. Дело было не в отце — она привыкла к нему, знаешь ли, и не ждала ничего другого, — но Дирк сводит её с ума.
она сходила с ума от мысли о том, что с ним может случиться. Я тоже беспокоился о нём, но
я злился на него; казалось, что с его стороны было слишком жестоко оставаться в стороне и
пугать маму. В конце концов я уложил её спать, и она очень устала и уснула.

«Потом я завернулся в одеяло и сел ждать, но заснул и увидел во сне «её». У неё были крылья по бокам, и она летала над крышами всех этих домов и делала их белыми, как снег, когда он падает, прежде чем попасть в водосточные желоба. Разве это не странно? Ну, меня разбудил какой-то шум. Я был
Я сидел на полу рядом с матерью и вдруг выпрямился, весь дрожа. Там был старый табурет, а на нём коричневый кувшин, наполовину наполненный водой, и в нём стояла эта удивительная вещь, глядя на меня.
 А Дирк стоял с другой стороны и смотрел на неё.

«Это тебе, и она прислала это». Вот что он мне сказал, а я, знаешь ли, не совсем проснулась. Полагаю, именно поэтому его голос звучал так странно.

"И что, по-твоему, я ответила? Я думала о своём сне и сказала: «У неё были крылья?»'

«Затем Дирк издал странный звук; это был смех, но больше всего он походил на
крик.

"Наверное, да", - говорит он. А потом он повернулся и пошел спать.

"И я больше ничего не могу из него вытянуть; он такой ворчливый, когда я задаю какие-либо вопросы.
как будто все это сводит его с ума. Если бы не
эта огромная белая штука, я мог бы подумать этим утром, что все это
принадлежит сну. Но Дирк принёс её откуда-то домой,
поставил в кувшин и сам отдал мне; это точно.

История завершилась триумфом.

"Она прекрасна!" — сказала Салли, и коричневая куртка соскользнула на пол,
когда она наклонилась над лилией. "Она прекрасна целиком, и выглядит
совсем как она, и звучит как она, с крыльями и всем прочим. Конечно, она его прислала.

«И Дирк его принёс!» Эту часть истории Март Колсон не
забыл.

Иногда мне кажется, что жаль, что сердца не обнажаются перед
чужими взглядами. Что, например, мог бы сделать этот маленький инцидент с Дирком Колсоном, если бы он знал, как изголодавшееся сердце его сестры питалось мыслью о том, что он принёс ей цветок?

С другой стороны, я не знаю, как бы это повлияло на Март, если бы она знала, сколько мужества потребовалось
чтобы подарить ей цветок. По дороге домой Дирк дюжину раз
хотел выбросить его в канаву. «Он» несёт домой цветок! Если бы это был буханка хлеба, подумал он, это было бы
логичнее. Каким-то образом он уловил тонкий сарказм в мысли о том, что он, который никогда в жизни не приносил в дом ничего, кроме самого необходимого, должен нести в этот унылый дом цветок!

И всё же прекрасная Лили хорошо справилась со своей работой во время долгой прогулки от Ист-
55-й улицы до тенистого переулка. Это заставило Дирка Колсона рассказать
Он яростно ненавидел себя; он был грубияном и бездельником —
пятном на земле, которому не следовало жить. Почему он не ходил на работу? Почему
у него не было вещей, которые он мог бы время от времени приносить домой Марту, как Марк
Калкинс приносил Салли? Разве он не видел Марка всего за несколько вечеров до того, как
тот получил травму, с парой женских туфель, перекинутых через плечо, и
не слышал, как он насвистывал, взбегая по шаткой лестнице?

Что бы подумала Марта, если бы он принёс ей домой пару туфель?
Что бы она подумала, если бы он принёс ей цветок? Она бы усмехнулась, конечно.
Конечно, и в том настроении, в котором он тогда пребывал, Дирк сердито сказал, что она имеет право насмехаться и была бы дурой, если бы не насмехалась, но всё же ему претила сама мысль об этом. В жизни Дирк ненавидел насмешки больше всего на свете, и с тех пор, как он себя помнил, он только и делал, что насмехался.

 Он совершенно не был готов к тому приёму, который оказала ему лилия.
Это предположение о крыльях, которое казалось таким уместным, придало его голосу
«странный» оттенок, который заметила Март. Если бы только она
поняла и не испортила на следующее утро эффект от своих слов!


При скудном дневном свете, когда иллюзия «крыльев» рассеялась, она
решила узнать, как Дирк завладел лилией.

"Кто тебе её прислал, Дирк? Не верю, что кто-то велел тебе отдать её мне.
Кому нужен мой цветок? Где ты его взял?"

— «Где, по-твоему, я должен быть?» — голос Дирка был зловеще грубым.

Болезненная правда заключалась в том, что при свете дня ему было стыдно за свою часть сделки.

"Я же сказал тебе, что она прислала его. Вряд ли я стал бы придумывать ложь об этой травке. Откуда мне знать, чего она хотела от тебя?
Зачем он тебе? Может, она подумала, что он тебе идёт.

В голосе Дирка звучала горькая насмешка, но он всё время слышал
нежный, низкий голос, говорящий: «Та девушка с красивыми золотистыми волосами».
Может, ему стоит сказать об этом Марту? Почему бы и нет? Позвольте мне сказать вам, что Дирк
Колсон ни за что на свете не повторил бы эту фразу! И всё же он не знал почему.

Лицо Марч раскраснелось от его ухмылки.

 «Откуда мне знать, кто такая «она»? — сказала она с горьким презрением. —
Полагаю, одна из твоих красоток из бара, для которых ты танцуешь и свистишь. Ты
Я могу сказать ей, что предпочла бы получить свою шаль из ломбарда или пару башмаков для ног, хватит с меня и этого. Что мне за дело до огромного цветка, который надо мной насмехается?

— Тогда брось его в огонь, и пройдёт много дней, прежде чем я принесу тебе что-нибудь ещё, — сказал Дирк, сердито отталкиваясь от стола, за которым он ел хлеб, смоченный в свином жире.

- В том, что я это сделаю, нет ни малейшей опасности, - крикнула она ему вслед.
насмешливо. "Нет пыл огня, и, вероятно, не будет дня,
если некоторые из ваших почитателей отправить мне лопату угля. Милость знает, у меня
жаль, что они хотели".

Он, к счастью, пропустил часть этого предложения, по той причине, что перед тем, как оно было закончено
, он большими, сердитыми шагами шел по переулку.

И тогда Марта отнесла кувшин со сломанным носиком в самый дальний угол
, хотя она была одна в комнате, и прижалась лицом к
прохладную, чистую лилию и пролила в нее большие жгучие слезы. Бедная,
невежественная душа! Она хотела — о, как она "хотела"!— Дирк, будь храбрым и
добрым, как Марк Калкинс, её единственный образец для подражания. Но она не знала,
что уничтожает росток, который мог бы вырасти в его сердце.
Да, она знала, что сильно отличается от Салли, но, бедняжка, она думала, что это потому, что Марк сильно отличается от Дирка.

Разве не жаль, что эта миловидная лилия не могла рассказать свою нежную историю этим невеждам?



Глава XV.

«Что сделало её другой?»

«Я много слышал о вашей сестре, и это меня заинтересовало.
Тебе нравится говорить о ней?

Это был вопрос, который Грейси Деннис задала молодому Рейду, когда он
стоял рядом с ней за пианино. Она играла, и он подошел
к музыкальной нише с целью включить ее музыку; но теперь она
Она бесцельно перебирала приятные аккорды и ждала его ответа.

В дальнем конце гостиной миссис Робертс принимала гостя, но расстояние между ними было таким большим, что молодые люди фактически были одни.

«Я больше всего на свете люблю говорить о ней, — оживлённо сказал мистер Рид, — но я знаю о ней не так много, как мне бы хотелось. Она уехала, когда я был совсем маленьким. Раньше я говорил, что она умерла, но с тех пор, как
я очнулся и увидел, что её заветные планы осуществляются вокруг меня, я не могу думать о ней как о мёртвой.

— Вот о чём я хочу поговорить — о её работе или о её планах на будущее.
Что отличало её от других людей, мистер Рид? Разве она не была
другой?

Молодой человек задумчиво посмотрел на меня, прежде чем ответить.

"Не от всех людей, — сказал он наконец, — но, конечно, от некоторых она сильно отличалась. Раньше я думал, что все христиане такие, как она,
конечно; потом, когда я понял, что ошибался, я перешёл к другой крайности
и решил, что на земле нет никого, похожего на неё. Я обнаружил, что
средняя позиция — правильная.

«Но я хочу знать, что сделало её другой? Дело не в возрасте. Миссис Робертс считает, что она была молода».

«Ей едва исполнилось девятнадцать, когда она умерла. О нет, дело не в возрасте; она
сказала мне, что раньше была совсем другой. Она была христианкой с
детства, но говорила, что ей стыдно носить это имя». В ней не было ничего от Христа, но она всё равно была членом Церкви. Насколько я помню её и смотрю на других людей, я считаю, что в начале своей христианской жизни она была похожа на большинство христиан, которых мы с вами знаем.

"И чем она отличается? Это было—что есть—ты думаешь, это был
потому что она должна была умереть так рано, что у нее был особый опыт?"

"Вовсе нет", - быстро ответил он. "Это было до того, как она что-либо осознала
в своем состоянии, в ней произошла большая перемена. Мой Шурин
говорит, что она считала себя совершенно здоровой
в то время, когда ее христианская жизнь была наиболее заметной ".

"Ах! Но ты не понимаешь; я имею в виду нечто большее. Трудно
объяснить, что я имею в виду; я имею в виду — но ты, конечно, знаешь, что Бог знал, что она
она скоро отправится на небеса. Я подумал, что, возможно, он подарил ей особый
опыт по этому поводу ".

"Нет, о нет", - сказал он, говоря с большой серьезностью. "Эстер
особенно тревожно, что никто не должен полагать ее опыт
красивый. Малыш, хотя я, казалось бы, ее желания
что я должен полностью понять это.

«Не позволяй никому внушать тебе, что раз ты маленький мальчик, то
ты должен быть кем-то вроде полухристианина», — говорила она, и её
глаза светились от волнения. «Я много лет пыталась так жить», — сказала она.
«И я хочу, чтобы вы поняли, что это не только грешно, но и не приносит ни капли счастья — ни капли; и
я бы почти ничего не дал за то, чего может достичь такой христианин.
Вред, который он причиняет, перевешивает все усилия, направленные на Христа».

«Я думаю, что, возможно, она чувствовала это сильнее, чем что-либо другое; и это было потому, что она считала, что потратила впустую столько лет».

— Значит, вы считаете, что между христианами нет или, скорее, не должно быть никакой
разницы? У всех одна и та же работа?

«Не совсем так, конечно, или я тоже не знаю. Разве это не разные формы работы Учителя? У детей в доме может быть разная работа, но каждый из них нужен, чтобы сделать дом таким, каким он должен быть, и каждому работнику нужен тот же дух любви и бескорыстия, чтобы он мог выполнять свою часть работы. Это не идеальная иллюстрация, мисс Деннис. Я не мастер в этом деле, но я
знаю, что имею в виду, и это утешает.

— И я знаю, что вы имеете в виду, — сказала Грейси, не присоединяясь к его смеху, — но
я не уверена, что верю в это. Что ж, мистер Рид, это было бы очень
— серьёзная вещь — жизнь.

 — Ну, а вы думали, что это не так? Я уверен, что это ещё и
торжественно, а без этого мы просто восковые фигуры, танцующие, чтобы
скоротать время.

 — Но разве вы не считаете, что люди имеют право на приятные
вещи?

— Мисс Деннис, вы когда-нибудь видели кого-нибудь, кто жил лучше, чем ваша подруга, миссис Робертс?

 — Ну, Флосси — особенная; кажется, все её вкусы лежат в этой
области, хотя когда-то, признаюсь, это было не так. Папа считал, что у неё нет таланта ни к чему, кроме танцев. Что-то изменило Флосси.
весь характер. Никто, кто знал ее два года назад, не смог бы отрицать
это ".

"Тогда она послужит иллюстрацией, объясняющей, что я имею в виду. Я
верю, мисс Деннис, что религия должна обладать достаточной властью над
нами, чтобы изменить все наши вкусы и планы в жизни, приспособив их к использованию
Спасителем".

"Но что такое правило сделало бы с большинством христиан из числа
ваших знакомых?"

"Ах! Я достаточно стар и опытен, чтобы предостеречь вас от кораблекрушения
вашего счастья на этой отмели. Я кружил вокруг неё и терзался душой
над этим запутанным вопросом, пока я внезапно не осознала, что несу полную ответственность только за свою душу и что Господь позаботится о своей.

Какое-то время ответа на этот вопрос не было. Грейси бесцельно водила пальцами по клавишам, извлекая тихие нежные звуки. Внезапно она сказала: —

"Как вы думаете, чего Флосси добьётся с помощью своего последнего плана? Я должен извиниться перед ней за фамильярное обращение, но я знаю её с детства. Вам не кажется, что её попытки добиться расположения этих мальчиков довольно безнадёжны?

Глаза молодого человека мгновенно наполнились слезами, и когда он заговорил, в его голосе слышалось глубокое волнение.

"Я едва ли могу передать вам, что я чувствую по отношению к этим мальчикам. Я так долго переживал за них и чувствовал себя таким беспомощным. Помните, как Илия сидел под можжевеловым деревом, отчаявшись, и говорил, что он единственный, кто не преклонил колена перед Ваалом; и Господь сказал ему, что он ошибается — что их было пять тысяч? Это звучит до смешного эгоистично, но временами я чувствовал себя именно так, как будто только мне было не всё равно, погибнут ли эти бедняги
или нет.

"Но с тех пор, как я встретил миссис Робертс и увидел, какая она энергичная и
целеустремленная, и с тех пор, как через нее я познакомился с доктором Эвереттом, и
видел, как они пытаются решить ту же проблему; и поскольку я
узнал, как мистер Робертс все время работает с молодыми
мужчинами; и, прежде всего, с того замечательного вечера здесь, в прошлый понедельник,
когда я увидел, как две одаренные дамы овладели искусством использовать свои
достижения для того, чтобы взять этих бедняг в плен
для Христа, я обнаружил, что есть способы решить эту проблему
о котором я ничего не знал, и люди, которые его воплотили в жизнь. Это было
просто великолепно с вашей стороны — подарить этим людям такую музыку, как вы, и
добиться с её помощью того, чего вы добились. Моя жизнь была скудной, мисс Деннис;
я никогда раньше не видел, чтобы пианино использовали во имя Христа.

Грейси опустила взгляд на клавиши, её лицо сияло. Это был новый опыт — быть причисленной к христианским труженицам мира, сочинять музыку не для того, чтобы развлекать друзей-весельчаков, которые случайно собирались вокруг неё. Она громко играла на клавишных в течение нескольких минут, затем, приглушив звук, сказала:

«Вы не должны сравнивать меня с Флосси, мистер Рид. Я сделала только то, чего она хотела. Я совсем не похожа на неё, я бескорыстная и добрая, и всё такое».

Но его тихий ответ был приятен её уху:

 «По плодам их узнаете их».

Он явно считал её работницей. Она не могла избавиться от ощущения
, что приятно быть в таком положении. Каким энергичным молодым человеком он
был! Ни в малейшей степени не похож на тех, с кем она до сих пор была наиболее хорошо
знакома.

В гостиной раздался еще один голос, сильный, энергичный.
в нем чувствовалась власть.

"А!" - воскликнул Рид, его глаза заблестели, лицо оживилось. "Это доктор Эверетт.
Просто изучите его, если хотите увидеть другой тип христианина, о котором мы говорили.
Величайший человек!

Грейси, защищенная расстоянием, повернулась на стуле и изучала его.
Конечно, он не выглядел так, словно был обречен на раннюю смерть.
 Какое у него было великолепное телосложение!

И насколько он был бодр и заинтересован обсуждаемой темой. Отголоски разговора долетали до тех, кто сидел за пианино.

"О, он молод, — говорил доктор Эверетт, — я надеюсь, что к нему вернется энергия.
со временем, но, прежде чем он будет готов к прежней работе, должно пройти много недель.

 — Вы знаете, о ком он говорит? — спросила Грейси.

 — Полагаю, это тот мальчик, Калкинс, со сломанной ногой. Он очень интересуется этим беднягой и, кажется, пытается найти для него менее тяжёлую работу. Доктор Эверетт всегда очень интересуется кем-нибудь.

— Это всегда очень бедные люди?

Альфред рассмеялся.

"Не всегда. Я знаю нескольких довольно состоятельных людей, за которыми он тщательно следит, но больше всего его интересуют бедняки. Он
Он считается одним из самых успешных врачей в городе, и, конечно, у него не хватает времени, но он так часто принимает бедняков, что люди начинают называть его доктором для бедных. Он сказал мне, что гордится этим званием.

 В этот момент музыкантов попросили пройти в гостиную, и у Грейси появилась возможность получше рассмотреть мужчину, которым она не могла не восхищаться. Вряд ли он пострадал бы от более близкого знакомства — по крайней мере, пока Грейси была в том настроении, в котором пребывала тогда. Он сердечно поприветствовал её и сразу же пригласил в дом.
Он начал разговор с того, что обратился к ней с просьбой принять решение,
по-видимому, считая само собой разумеющимся, что она разделяет его взгляды.

 Эта молодая леди усваивала жизненные уроки, которые могли бы быть
полезны ей, если бы она позволила им быть таковыми.  Хорошо образованный и культурный джентльмен,
способный занять высокое положение в обществе, а не в министерстве, и в то же время полностью поглощённый тем, что она до сих пор почти неосознанно считала работой министра, был для неё загадкой.
Более того, во второй раз за вечер она испытала странное чувство
Довольная тем, что её причислили к энергичным труженицам мира, хорошенькая школьница, которая всю свою юную жизнь прожила в
районе, где её называли «Грейси Деннис», на которую действительно
смотрели свысока, но которая сама имела определённое влияние, всё же
почувствовала себя не в своей тарелке, когда услышала, как к ней
обращаются таким ясным, твёрдым голосом:

«Мисс Деннис, какие средства вы бы посоветовали использовать, чтобы заинтересовать компанию молодых девушек регулярным чтением книг, которые были бы им полезны?
 Конечно, я говорю о классе девушек, которые ничего не читали.
предыдущий отчет: и которые ничего не смыслят в этом вопросе ".

"Это то, о чем я вообще не думала", - сказала Грейси,
ее хорошенькое личико залилось румянцем. "Но я должен предположить, как будет
взять одну девушку по очереди, а изучать ее, чтобы найти то, что, вероятно,
чтобы заинтересовать и помочь ей, а также получить такое влияние над ней
что она будет читать то, что я хотел."

— Сначала поймай свою добычу, а? Хорошо! — сказал доктор, одобрительно взглянув на миссис Робертс. — Чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь
Я считаю, что именно благодаря индивидуальным усилиям в этом мире совершаются великие дела.

Разговор продолжался и о других подобных вещах, и Грейси обнаружила, что увлеклась и заинтересовалась темами, о которых, как она думала, ничего не знает.

Затем их прервал звонок в дверь.

"К мисс Деннис," — сказал посыльный, но она передала карточку миссис
Робертс.

Последовала короткая пауза, пока эта дама, по-видимому,
вчитывалась в имя, затем она спокойно сказала: —

"Это профессор Эллис, Грейси. Вы хотите принять его сегодня вечером?"

Так как я знаком с миссис Робертс Ну, я изучал ее невинно
искренним образом, не без любопытства, как к вероятному воздействию
на мир, пусть это было возможно для других, чтобы принять ее
метод. Реальный практический эффект от нее заключается в том, что она преуспевает в этом.
часто мудро обманывает, намереваясь быть совершенно искренней.
Например, она задала Грейси вопрос после минутного колебания,
во время которого она спрашивала себя: «Что я должна делать?» — и сразу же
ответила себе: «Мне ничего не остаётся, кроме как быть предельно
прямолинейной».

Её вопрос был адресован Грейси и означал: «Я доверяю тебе. Я уверена, что ты выполнишь то, что велел тебе твой отец».

Но Грейси поняла его по-другому. С тех пор, как ей сказали, что она может навестить свою старую знакомую Флосси, эта нервная юная леди подозревала, что это уловка её мачехи, чтобы избавиться от неё на несколько недель.
Она предположила, что очень тщательно продуманный отчёт о её грехах был
составлен этой самой мачехой для её юной дочери
хозяйка, и что были даны особые указания охранять её от волка, профессора Эллиса. Она бы испортила весь план, высокомерно отказавшись выходить из дома, если бы невинное удовольствие юной девушки от мысли о посещении прекрасного незнакомого города не взяло верх над её гордостью. Мягкий вопрос хозяйки рассеял целый рой подозрений. Вряд ли Флосси намекнули на то, что её гостья может попытаться сбежать с этим мужчиной, иначе она не стала бы с невозмутимым видом спрашивать, хочет ли она его принять.

— Если вам угодно, — поспешила она ответить, и её щёки заалели.
Миссис Робертс тут же распорядилась, чтобы джентльмена проводили в гостиную.

 В тот вечер мисс Грейси Деннис предстояло выучить несколько новых уроков. Одним из них был профессор Эллис, с его безупречным костюмом и чрезмерной вежливостью, с его отточенными поклонами и улыбками, которые украсили бы любой бальный зал в стране, с его точным знанием всех напечатанных правил этикета, но в гостиной миссис Робертс он контрастировал с доктором Эвереттом и даже с молодым Ридом, продавцом галантереи.
Она оказалась в затруднительном положении.

Она медленно усваивала урок; в тот первый вечер она просто
в замешательстве уставилась на него. Что это значило?

Была предпринята попытка вовлечь профессора в разговор,
который был таким оживлённым и интересным до его прихода. Эффект был похож на тот, что возникает, когда в
безупречном музыкальном произведении звучит диссонирующая нота. Молодые люди, у которых нет
бизнеса, нуждаются в помощи, в ободряющем слове, в протянутой
руке! У профессора Эллиса были и слова, и руки, но он мог бы
без либо за всю помощь, которую они дали ему в ответ на усилия
как эти. Книги, помогающие воспитать молодежь, внушающие им высокие идеи о жизни
воодушевляющие их желанием жить с определенной целью — на самом деле он
мог только безучастно смотреть на это предложение. Что он знал о книгах,
написанных для таких целей?

И все же Грейси считала, что он придерживается литературных вкусов и занятий.
Конечно, он читал по-французски. Да, французские романы! Он был хорошо знаком с некоторыми из них, и если бы Грейси была французской учёной и когда-нибудь столкнулась с их копиями, он бы не
осмелился бы упомянуть их имена в её присутствии. Не раз в последнее время мачеха жалела, что её юная дочь недостаточно хорошо понимает язык, чтобы знать, что мужчина, которым она восхищалась, часто использует сладкозвучные французские ругательства. Но, увы, Грейси, когда он настолько подорвал влияние её матери на эту опасно красивую девушку, что она скорее поверила бы его слову, чем слову матери!

Ну, он читал не только французские романы; например, Чарльза Рида,
и некоторых современных авторов, популярных в определённых кругах.
Это правда, что Грейси не была с ними знакома, что её отец
не позволил бы свободно распространять их книги в своём доме, и
Грейси была слишком благородна, чтобы читать их в одиночестве. Но верно и то, что, притворяясь, будто восхищается этой чертой в ней, столь очаровательной в юной дочери, профессор с жалостью и нежностью сказал этой юной дочери, что всё это — уступки её отца ограниченному возрасту и стеснённой профессии, к которой он принадлежал; что на самом деле свободное мышление не поощрялось, потому что оно было у каждого
Церковь, которая не вынесла бы его света; что её мудрый отец был одним из сотни, кто осознал это и пытался защитить её, пока она была
молода.

Вы также должны помнить, что она была молода, и поэтому простите её за то, что она не заметила противоречивую софистику в словах профессора. Он действительно умел приукрашивать яд, как и любой человек его склада.



Глава XVI.

«ВОТ ОНА, ЕГО ВОЗМОЖНОСТЬ».

НО вопрос, который не давал покоя Грейси Деннис, был таким:
«Если он действительно знает о хороших книгах, полных «прекрасного» и
«Возвышающее», которое просветило бы расу, как он часто говорил мне, почему он не упоминает о некоторых из них сейчас? Здесь нет священника,
«скованного долгими годами узкого образования». Откуда ему знать, что эти люди так же продвинуты в своих идеях, как и он сам?

Я не имею в виду, что она сознательно думала об этом, но
эти мысли как бы витали на периферии её сознания, заставляя её чувствовать себя неловко.

Доктор Эверетт, со своей стороны, казалось, был учтиво настроен на то, чтобы узнать мнение профессора о вопросах, которые его либо
не мог или не хотел говорить. Когда, наконец, встревоженный джентльмен
решил нарушить то, что Грейси считала законом хорошего тона, и
обратился к ней по-французски, из-за ее смущения, чтобы другие не поняли
, и ее собственного явного незнания языка, она обнаружила, что
большая трудность в том, чтобы сделать вольный перевод.

- Честное слово, я бы хотел, чтобы вы понимали французский или какой-нибудь другой язык, чтобы
мы могли сбежать от этой скуки. Много ли приходится терпеть бедному маленькому узнику
? Не могли бы мы пойти в музыкальную комнату и
всё обсудить?

Грейси испуганно огляделась, чтобы понять, есть ли кто-то, кто понимает это предложение лучше, чем она. Насколько ей было известно, в нём могло быть что-то пугающее. Но Альфред был занят тем, что искал название книги, которое тщетно пытался вспомнить, а доктор Эверетт, по-видимому, был совершенно равнодушен к любому языку, кроме своего родного.

Очень скоро после этого Грейси удалось улизнуть со своим кавалером в
музыкальную гостиную. Таким образом, она поняла большую часть
французской речи, и, по крайней мере, профессор Эллис умел играть,
что, по её мнению, было очень хорошо.
Люди в гостиной должны были быстро понять, в чём дело. Ах, но он
умел играть, и в этом заключалось одно из его сильных увлечений
девушкой, любившей музыку. Какое-то время по гостиной разносились
восхитительные звуки, заставившие собравшихся там людей, к которым
только что присоединился мистер Робертс, замереть в восхищении. Постепенно звуки становились всё тише и тише и, наконец, совсем затихли, когда профессор, всё ещё стоявший на табурете, наклонился к Грейси, сидевшей в низком кресле, и, очевидно, наконец обрёл дар речи.

Миссис Робертс, тем временем, чувствовала себя не в своей тарелке. Что сказали бы доктор Деннис и
Мэрион, не могли бы они заглянуть в этот момент в ее заднюю часть
гостиную? Была ли она верна своему подопечному? Пока что есть она
могли бы сделать? Она пыталась поддерживать ее участие в беседе; но ее
беспокойный взор, постоянно блуждает в другом месте, предал ее.

Острый глаз доктора Эверетта были при ней.

— Вас особенно интересует этот мужчина? — резко спросил он.

Миссис Робертс слегка улыбнулась.

"Меня особенно интересует эта девушка, — сказала она.

"Как вам нравится её нынешнее окружение?"

"Вовсе нет", - быстро ответила она.

После чего мистер Робертс начал задавать вопросы.

"Могу я узнать, доктор, есть ли у вас какие-либо другие причины, кроме той, что основана на
интуиции, чтобы задать этот вопрос?"

"Возможно, что и нет", - осторожно ответил доктор. "Возможно, это случай
ошибочного опознания. Миссис Робертс, не хотите ли вы, чтобы я расследовал что-то, что может быть ему невыгодно?

У миссис Робертс был готов ответ наготове.

"Есть причины, по которым особенно важно, чтобы такое расследование было проведено и доложено мне. Могу я поручить его вам?"

Доктор поклонился, и тема профессора Эллиса была немедленно
затронута.


В течение следующей недели в хорошо организованном доме миссис
Робертс произошли некоторые изменения.  В конце оранжереи находилась
длинная, светлая и до сих пор не обставленная комната. Она была задумана как своего рода вторая оранжерея на случай, если красавицы из этого отдела разрастутся и не поместятся в прежних границах; но тем временем в сердце хозяйки укоренились и расцвели другие растения. В начале недели неиспользуемую комнату открыли и убрали; затем начали прибывать посылки
разных форм и размеров; рулон коврового покрытия и двое молодых людей
из магазина ковров; вскоре после этого послышался стук молотка. Фургоны с мебелью остановились у дверей,
оставив свой груз. Мужчины и женщины сновали туда-сюда, занятые и важные.

 В субботу вечером мистера Робертса и его молодого клерка
пригласили полюбоваться и покритиковать новую комнату. Мистер Робертс, по крайней мере,
был готов оценить её преображение.

Пол был покрыт тяжёлым ковром приятного оттенка мшисто-зелёного,
а кресла и диваны были подобраны в тон или сделаны
Восхитительные контрасты с ковром были повсюду. Стены были увешаны
картинами, схемами и картами. В центре комнаты стоял письменный стол —
один из тех очаровательных столов с множеством таинственных ящичков
и неожиданных уголков; бумага, ручки и чернила разных цветов были
разложены вокруг стола в восхитительном изобилии. Другие столы, их было
много, маленькие и аккуратные, каждый своей формы и дизайна, стояли
на расстоянии друг от друга, в удобной близости от комфортабельных кресел.

Ничто не может быть дальше от представления о школьной комнате, чем
Это была длинная, красивая гостиная. Но если подумать и окинуть её взглядом ещё раз, то можно было заметить, что в ней не было ничего, что могло бы доставить удовольствие ученикам. В нише стоял маленький кабинетный орган, на котором были разбросаны ноты разных классов. Миссис Робертс многозначительно улыбнулась, поймав взгляд Альфреда Рейда, и сказала: —

«У меня есть видение священных субботних вечеров, связанных с этим уголком,
и однажды я его увижу; а пока, приятная ли это комната для наших
вечеров по понедельникам?»

Но Альфред не мог ей ответить. Он отвернулся, и в горле у него стоял подозрительный комок, из-за которого он не решался заговорить. В тот момент он стоял под одним из настенных текстов, который освещался газовым фонарём, пока не засиял, и слова
выделялись с поразительной чёткостью: —

 «Не будем спать, как другие, но будем бодрствовать и трезвиться».

Текст его сестры, который, возможно, больше, чем какой-либо другой, был у неё на устах, когда она разговаривала с ним; который висел над её гробом, когда он, маленький мальчик, стоял рядом с гробом и смотрел на её лицо,
и посмотрел на текст, и мысленно фотографировать как
жить в его сердце вечно.

"Это особый стул", миссис Робертс, - сказал, улыбаясь, глядели на него.

И он понял ее, — вот его возможность прожить этот текст
для своей сестры. Разве он не попытался бы!

"Что ж, - сказала Грейси, глубоко вздохнув, - как исследование это, безусловно,
успех. Легко понять, Флосси, почему ты родилась с такой способностью с первого взгляда определять, какие цвета сочетаются друг с другом и где что-то подходит. Я не могу представить ничего красивее этого и не могу представить, что ты собираешься с этим делать.

После этого они сели, чтобы обсудить этот важный вопрос — что они
собирались делать. Иногда я задавался вопросом, могла ли Эстер
из своего прекрасного дома наблюдать за всем этим и улыбалась ли она,
видя, что её работа приносит гораздо больше пользы, чем она
планировала? Она пробудила в своём младшем брате честолюбие, которое
росло вместе с ним и помогло ему избежать многих искушений. Несомненно, она
это предвидела, но как же хорошо, что в те далёкие годы она оказала
на него благотворное влияние.
что привело её брата в его юном и опасном возрасте к близким отношениям с такими людьми, как мистер и миссис Робертс, так что они запросто беседовали на темы, представляющие взаимный интерес! Но если бы не слова Эстер, сказанные много лет назад, если бы не её сильное желание, переданное ему, он мог бы общаться с совершенно другими людьми и обсуждать совершенно другие планы.

 На краю этого круга стояла Грейси Деннис. Она не могла не заинтересоваться их разговором, потому что была христианкой, и её отец был христианином, и она всю свою жизнь дышала атмосферой христианского дома.

В то же время она могла лишь догадываться о некоторых из их безумных идей,
поскольку никогда не общалась с людьми, которые сильно отклонялись от общепринятых способов ведения дел. А в последнее время она часто бывала с профессором Эллисом, который с какой-то джентльменской усмешкой относился ко всем аспектам христианской деятельности и, насколько можно было судить, ни во что не верил. Он не был откровенен, и в этом заключалась одна из опасностей. Он был слишком опытен, чтобы говорить прямо, но тонкий
яд действовал, и хотя Грейси не могла не
заинтересованная этими странными мальчиками, она не могла не думать, что весь план Флосси
чрезвычайно дальновиден, и ожидала, что он сорвется.

Озадачивающий вопрос заключался в том, почему мистер Робертс, будучи зорким
человеком, позволил все это? Или он был так сильно влюблен во Флосси, что не мог
помешать даже самым смелым ее планам? Было странно видеть, что такой молодой человек, как Альфред Рид, так поглощён чем-то. Должно быть, его сестра обладала над ним удивительной властью, подумала Грейси. Она всегда возвращалась к влиянию его сестры, пытаясь объяснить происходящее, и никогда не сдавалась.
подумала о влиянии Христа. Тем временем она слушала различные
планы, предложенные на вечер первого понедельника, и была достаточно
заинтересована, чтобы нахмуриться, когда по дому разнёсся отдалённый
звон дверного колокольчика.

"Как жаль, что нас прервали!" — воскликнула она. "Эта комната
намного приятнее гостиной. Флосси, ты не надеешься, что это кто-то, кто хочет видеть мистера Робертса по делу?

«Нет», — сказала миссис Робертс, покачав головой и улыбнувшись. — «Сейчас я особенно нуждаюсь в мистере Робертсе. — Эван, я правда думаю, что мы должны
— Простите, что не могу принять гостей в этот вечер, мне нужно так много
приготовить.

— Давайте подождём и посмотрим, — ответил мистер Робертс. — Может быть, Господь послал
этого гостя, чтобы помочь нам или чтобы мы помогли ему.

В этот момент принесли визитную карточку.

 — О, это доктор Эверетт! — воскликнула миссис Робертс. — Давайте пригласим его прямо сюда. Эван, пожалуйста, иди и проводи его. Ты был прав.;
Господь послал его, чтобы помочь нам. Я не знаю как, я уверена; но он
именно тот человек, который поможет везде."

И круг мгновенно расширился, чтобы принять доктора Эверетта.

Не потребовалось почти никакого времени, чтобы произнести дежурные фразы и
сразу же вернуться к делу. Было очевидно, что
доктор Эверетт не нуждался в долгих объяснениях и, по-видимому, не видел в этом плане ничего непонятного. Конечно, для него это было в новинку, но он, казалось, сразу же уловил суть их мыслей. Его глаза на мгновение вспыхнули, и он сказал с особым ударением:

«Рейд, когда Сын Человеческий придёт, он наверняка найдёт на земле хоть какую-то веру!»

Затем он сосредоточился на внимательном слушании и расспросах и
вскоре за его вопросами последовали предложения, которые показали, что
нетрадиционные способы работы были для него не совсем новыми.

Что касается Грейси, она делала все, что могла, чтобы слушать с пониманием.
У нее перехватило дыхание от скорости, с которой собеседники
переходили от одной схемы к другой. Все это время в ее голове происходил любопытный
процесс сравнения между этим человеком и профессором Эллсом
. Не то чтобы ей хотелось сравнивать эти два явления. Она говорила себе,
что это абсурдно, но всё равно делала это. Например,
она напомнила себе, что мысленно сразу согласилась с
предложением пригласить доктора в эту комнату, чтобы обсудить этот странный
план; она признала целесообразность этого поступка. Но предположим
Профессор Эллис должен позвонить, не было бы просто абсурдной мыслью о том, чтобы
объяснить ему использование этой уникальной комнаты? Кому на мгновение придет в голову
предложить свое имя в качестве помощника?


Я не знаю, как описать вам внешний вид этой комнаты на
В понедельник вечером, когда мальчики были там, я не знаю, показалось бы вам это зрелище
жалким или нелепым. Откуда мне знать,
не зная тебя? Было ужасное несоответствие между грязной,
рваной одеждой, спутанными волосами и немытыми руками и изысканной
чистотой, царившей вокруг них. Конечно, ты мог это заметить,
но самый важный вопрос, ответ на который определил бы твоё место в
этом мире, звучал бы так: видишь ли ты дальше этого? И если видишь, то в каком направлении? Вы видите
возможности или неизбежность провала? О нет, я не прав;
 чтобы понять, где ваше место, нужно нечто большее.

Доктор Эверетт видел возможности и наслаждался ими. Грейси Деннис
думала, что видит неизбежность провала, и сожалела об этом. Но
профессор Эллис увидел бы неизбежность провала и встретил бы его с усмешкой, если бы не был слишком безразличен даже для этого. Что касается миссис Робертс, представляла ли она собой другой и более высокий тип, чем кто-либо из остальных? Она не особо задумывалась ни об успехе, ни о провале, но упорно продвигала вперёд план, который, по её мнению, она обрела, стоя на коленях, рождённая Духом. Если бы это было так
Если бы это действительно было от Бога, ничто не могло бы помешать этому; но если она ошибалась и
план был только её собственным, то неудача в этом направлении ничего бы не значила: ей оставалось бы только попробовать снова. Что-то подобное она чувствовала, но не могла объяснить, потому что не была логиком.

Мальчики увидели большую роскошную комнату, подобной которой они никогда раньше не видели, потому что они почувствовали разницу между ней и гостиной, хотя и не могли объяснить почему, и почувствовали себя свободнее. Они пришли все вместе и выглядели ничуть не лучше, чем накануне вечером в понедельник.

Грейси Деннис, несмотря на все свои насмешки, была немного разочарована этим фактом. Она, конечно, не ожидала, что увидит их снова, но «если» они придут, она подумала, что у них может возникнуть соблазн явиться с чистыми руками и лицами. Возможно, у некоторых действительно возникло такое искушение, и если бы не трудности, они могли бы попытаться. Но Грейси была недостаточно просвещённой, чтобы
думать о трудностях, связанных с простым мытьём лица и рук.

Во время субботнего вечернего совещания было решено, что мистер
Робертс должен был познакомиться со своими гостями. Было бы нехорошо, если бы они запросто приходили к нему домой, а он не мог бы узнать их на улице. Было предложено несколько планов, как бы ему ловко с ними познакомиться, но он отверг их все.

"Нет," — сказал он, — "я скажу вам, что мы сделаем. Я сам представлюсь.
Вы можете принять их, Флосси, а затем удалиться на несколько минут,
а я войду через оранжерею и познакомлюсь с вами в меру своих возможностей. Через десять минут, Флосси, я
— Я разрешаю вам вернуться. Что касается остальных, не смейте входить, пока я не заявлю о своих правах главы дома. Возможно, я ревную к вам.

 Миссис Робертс с готовностью согласилась с этим планом, но молодой клерк выглядел сомневающимся. Как и остальные сотрудники, он благоговел перед проницательным, скрупулезным бизнесменом, который, казалось, инстинктивно понимал, когда что-то в каком-либо отделе огромного магазина шло не по правилам. Его знания о мистере
Робертсе за пределами магазина были ограничены, и он ожидал, что
пацаны, если бы не пугали, так пугали, что они будут решать не будет
снова поймали в той комнате.

Впрочем, он, конечно, только посмотрел своим страхам. Он слишком боялся
великого торговца, чтобы высказать их; и когда
они расстались, было понятно, что этот план должен быть осуществлен.



ГЛАВА XVII.

"ИНТЕРЕСНО, ЧЕГО ОНИ ВСЕ ДОБИВАЮТСЯ".

В библиотеке ждали Грейси и мистер Рид, а миссис Робертс весело
отправилась посмотреть, кто оказался сильнее — мальчики или их хозяин.

 «Не думаю, что эта часть программы сработает», — сказал Альфред.
уверенно, как только дверь за миссис Робертс закрылась. "Эти
парни все будут бояться мистера Робертса, и мы потеряем ту
малую власть, которую имеем над ними".

"Мне кажется, им никогда не приходило в голову чего-то бояться
", - сказала Грейси.

Но Альфред Рид, который глубже изучил проблему
различных классов общества, был готов к ответу:—

«Да, они такие; их можно напугать и заставить чувствовать себя некомфортно до такой степени, что они решат больше не появляться в этом регионе.
 Нельзя судить по их поведению в субботней школе.  Каким-то образом они
они считают миссионерскую школу своей собственностью и ведут себя соответственно; но в собственном доме человека, окружённом вещами, названия которых они даже не знают, они оказываются в невыгодном положении, и он может легко вызвать у них чувство, что они «в ловушке», чего, я полагаю, эти ребята боятся больше всего.

— Но на прошлой неделе они не боялись Флосси, даже в окружении элегантных гостиных и столовой.

— Ах! — сказал он, и его глаза загорелись. — Я думаю, она обладает мудростью, дарованной Богом, и умеет справляться с этими и другими заботами. Она не похожа на других.
— И что же?

Тогда Грейс Деннис рассмеялась, и это был приятный смех, но в тот момент она вдруг подумала, как странно, что хорошенькая Флосси Шипли, которую она знала всю свою жизнь и которую в детстве почти презирала за то, что она глупая маленькая девочка, которая не может решить задачи в классе, обладает мудростью, не похожей ни на какую другую. И всё же почти сразу же она перестала смеяться,
потому что перемена в Флосси была настолько велика, что она тоже осознала,
что это от Бога. Иногда это приходило к этой гордой девушке с силой
если Бог смог сделать так много для Флосси, то что же он не сможет сделать для тех, кого он сделал умнее её, если они будут готовы следовать за ним?

 Молодой человек, наблюдавший за ней, заметил, что на её лице появилось серьёзное выражение, и удивился, откуда оно взялось. Какое у неё было красивое лицо! О,
она была не просто хорошенькой, в ней была какая-то сила и
нежность, но он не мог не сравнивать её с другими лицами и
удивлялся этой разнице. Эта юная леди была христианкой.
Почему её христианский опыт должен был накладывать на неё отпечаток?
она с таким непохожим выражением лица, не похожим на то, что было у других? Он
всегда заканчивал подобные предложения сначала пробелом, как будто
хотя он и не хотел, чтобы он называл себе какие-либо имена. И все же он
произнес имя достаточно убедительно, все еще серьезно глядя на Грейси.

- Вы когда-нибудь встречали мисс Джой Сондерс?

Грейси повернула к нему смеющееся лицо.

— Нет, но мы очень хотим, Флосси и я. Нам обоим сказали, что мы должны с ней познакомиться, и сказали так убедительно, что мы действительно думаем, что должны. Кто она? Она тоже не похожа ни на кого другого?

— Очень, — быстро ответил он. — Я знаю её очень мало; она дочь нашей хозяйки. Я редко встречаю её в холле и иногда мельком вижу, как она выходит из какой-нибудь комнаты, когда я вхожу; но я не знаком с ней. Я думаю — хотя я в этом далеко не уверен, — что она помолвлена с доктором
 Эвереттом.

— О, тогда, конечно, он, естественно, подумает, что люди должны её знать. Какая она?

— Ни на что не похожа, — быстро ответил Альфред. — Вы когда-нибудь встречали человека по имени Джой?

— Нет, какое странное имя!

«Что ж, это подходит. Она очень далека от веселья, и она не из тех, кого называют весёлыми, и она, по-видимому, никогда не бывает откровенной,
хотя, как я уже сказал, я её не знаю; но в её лице есть что-то, что подходит к этому имени. Я не знаю, что это. Иногда я думаю, что это сияние лица Христа, отражённое в ней; но загадка в том, почему этого нет в других лицах — лицах, принадлежащих ему?»

— Возможно, дело в степени принадлежности.

Грейси произнесла эти слова очень мягко, размышляя о том, как эта мысль перекликается с её мыслями о Флосси.

«О, так и есть. Но почему так должно быть? Если я принадлежу Христу, то я принадлежу Ему, не так ли? Не может быть половинчатого служения. Почему я не выгляжу так, чтобы другие знали, что я был с Иисусом?»

 «Откуда ты знаешь, что они знают?»

 «Ах, я знаю — я слишком хорошо знаю. Они, скорее всего многое
взять знания, которые у меня были с Сатаной. Я чувствую, как хмурится все мое лицо.
Большую часть времени; и мир сильно сбивается с пути.
много раз, когда я думаю, что ошибаюсь только я сам. Но, мисс
Деннис, я жажду увидеть во мне сияние его лица".

— Должно быть, в этом и заключается смысл блаженства, которое озадачивало меня в детстве, —
ответила она, стараясь говорить непринуждённо, чтобы скрыть свои чувства, которые были глубоко тронуты:

 — Блаженны алчущие и жаждущие праведности, ибо они насытятся.

— Спасибо, — сказал он, улыбаясь, — на самом деле я не думал об этом обещании. И всё же, — задумчивая складка на лбу появилась почти сразу, —
как вы думаете, может ли человек, который действительно жаждет чего-то,
быть удовлетворён чем-то другим? Я часто испытываю то, что в данный момент кажется мне голодом по Нему; но
проходит час, и я наполняюсь делами, или планами, или
возможно, раздражением, и не чувствую ничего, кроме общего раздражения
на всех. Как ты думаешь, может быть что-то искреннее в таких
желаниях, от которых так легко отказаться?

"О, я не знаю", - поспешно сказала Грейси. "Почему ты спрашиваешь меня о таких
вещах?" Разве я не говорил вам, что я плохой? Спросите тех людей, которые
не похожи на всех остальных. Почему бы тебе не спросить об этом Джой? Она могла бы тебе рассказать,
я полагаю. Я ничего не могу тебе сказать, кроме того, что это очень странный
мир, не такой милый, как я когда-то думала, и я не люблю думать
о таких вещах.

Как же он отличался от других молодых людей, с которыми она не раз проводила по пятнадцать минут в весёлой болтовне! В конце концов, именно эта мысль занимала её в тот момент. Милые христиане, о которых хорошо отзывался её отец и которыми, по словам людей, можно было гордиться, — ей казалось, что она знает их по пальцам одной руки, но с кем из них она когда-либо вела такой разговор?
С кем бы она могла попытаться сделать что-то подобное, не
заставив его предположить, что она лишилась рассудка?

Она вспомнила некоторые веселые слова, которые произносила с этими
другими, и поспешно попыталась понять, почему для нее это звучит так.
совершенно абсурдно разговаривать с Альфредом Рейдом таким образом. Однако она так и сделала
не захотела с ним разговаривать; он был слишком полон вопросов.

"А вопросы, - сказала бедняжка Грейси, - это все, что я могу себе задать. Я хочу поговорить с кем-то, кто уверен в себе и может объяснить, почему он здесь.

Времени на дальнейший разговор не было; их позвали в новую комнату. По пути туда они слышали смех.
Грейси нетерпеливо прошла через холл, и у неё хватило времени заметить, что мальчики
вовсе не были напуганы до такой степени, чтобы молчать, прежде чем
дверь открылась и они вошли в ярко освещённое помещение. Все мальчики смеялись,
не тихо, а безудержно, и центром внимания, очевидно, был мистер
Робертс.

"Я рассказывал нашим друзьям о своём армейском опыте,"
он сказал, обращаясь к Грейси: "и мы наслаждались смехом
вместе по старой памяти.— Вы все знакомы с мисс Деннис,
Я полагаю, молодые джентльмены?"

Очевидно, никому не было необходимости знакомить мистера Робертса с
мальчики; очевидно, теперь они знали его лучше, чем кого-либо из
остальных. И всё же, когда Грейси, поздоровавшись за руку с каждым из гостей,
села на свободное место рядом с Проворным Диком, она услышала доверительный
шёпот: —

"Это самый весёлый парень, которого я когда-либо видел, и я никогда не слышал ничего более
забавного, чем та история, которую он нам рассказал. Кто он такой?"

— Да это же мистер Эван Робертс, владелец этого дома.

— Не может быть! — воскликнул Дик, удивлённо оглядываясь по сторонам. — Смотрите-ка,
это же Робертс из большого магазина на Четвёртой улице!

— Да, это он; он один из совладельцев того магазина.

Тогда проворный Дик тихо присвистнул — и тут же замолчал, потому что остальные
мальчики посмотрели на него, — выпрямился в кресле и, по крайней мере,
минуту пребывал в благоговейном или, по крайней мере, в озадаченном
состоянии. Если бы можно было заглянуть в его мысли, то, возможно,
увидели бы что-то вроде этого:

 «И вот я сижу в одном из его кресел и смеюсь до упаду над его забавной историей!» Если бы это не было самой большой шуткой в мире! Интересно, чего они все добиваются!

Затем началось настоящее веселье.

 Я бы хотел описать тот вечер, но на самом деле это ещё хуже.
описать, чем мальчики. Это был один из тех самых сложных вечеров, когда каждый поступок и почти каждое слово были заранее спланированы, но спланированы таким образом, чтобы это выглядело как импровизация, результат того, что происходило в тот момент.

Например, миссис Робертс стремилась ни к чему иному, как к тому, чтобы научить этих мальчиков читать и писать, и знала так же хорошо, как и вы или я, что, если она открыто признает, что готова и желает потратить своё время и терпение на их обучение, она перехитрит саму себя. Они
они не принадлежали к тому классу, который можно заманить в вечерние школы.
Такие есть. Марк Калкинс воспользовался бы такой возможностью
и обрадовался бы ей, но эти люди были ниже по социальной лестнице; они
не осознавали своей потребности, и у них было то, что они в своём невежестве называли
«независимостью»; вечерние школы не могли их «заманить».
Поэтому требовалась дипломатия, а никто не может быть более дипломатичным,
чем некоторые маленькие женщины с невинным видом. Миссис
Робертс шаг за шагом изучила свой путь.

Поэтому она самым естественным образом повела
Она приступила к обсуждению различных стилей письма,
вытащив на помощь старый альбом для автографов, который побывал во многих
известных местах, в том числе в Чатокуа, и в котором были имена
выдающихся людей, а также многих тех, кто не был выдающимся, за
исключением христианской стойкости, с которой они соглашались писать в
альбоме для автографов. Говорили о хороших писателях и выбирали
их, говорили и о плохих писателях, и кто-то, конечно, случайно,
сказал, что хорошая рука — это действительно достижение.

«Это нечто большее», — заявил мистер Робертс. «Дело мужчины»
Жизнь часто зависит от этого. Мне самому пришлось отказаться от нескольких подходящих помощников в нашем деле, потому что они действительно не умели хорошо, разборчиво писать, чтобы можно было читать без напряжения. — Вы хорошо пишете, мисс Грейси?

Это замечание, внезапно сделанное Грейси хозяйкой дома, почти
смутило ее, потому что нельзя было предположить, что сами слова, с
которых должны были начаться эти темы, были запланированы, и Грейси
не приходило в голову, что ей могут задать такой личный вопрос.
Но она быстро взяла себя в руки: —

— Нет, сэр, к сожалению, это не так. Я пишу, как говорит папа, неразборчиво — буквы сливаются друг с другом, знаете ли, и их так трудно читать, что папа сказал, когда я уезжала, что надеется, что я буду каждый день навещать его друга, доктора Стюарта, и писать письма на его машинке.

— Что это такое? — с любопытством перебил Проворный Дик.

— Что? Пишущая машинка? О, это странная маленькая машинка, которую используют вместо
ручки — по крайней мере, очень немногие ею пользуются. Она довольно новая, я думаю, и, должно быть, очень любопытная. Я никогда её не видел, но писать
выглядит совсем как напечатанное. Доктор Стюарт, городской пастор, — друг моего папы, и он пишет ему, а папа читает письмо с большим удовольствием и говорит мне:

 «Вот, дочка, что-то вроде этого! Люди, которые не умеют писать так, чтобы другие могли читать, должны печатать».

— «Они не так уж и редки, мисс Деннис», — объяснил доктор Эверетт,
увидев воодушевление на лице проворного Дика. «Это сравнительно
новое изобретение, но оно быстро распространяется. Я думаю, что почти
все ведущие юристы пользуются ими, а те, у кого их нет,
Они делают копии в своих кабинетах. Это очень изобретательные маленькие
приспособления.

— Вы сказали, что никогда их не видели?

— Этот вопрос мистер Робертс задал Грейси и добавил:

 — Миссис Робертс, я полагаю, вы никогда не видели ничего, кроме того первого
взгляда, который я показал вам в здании Паркера. У меня есть идея. Что, если я найму одного из этих маленьких
парней, чтобы заинтересовать нас? Было бы приятно заглянуть внутрь и посмотреть, как он работает. Никто из вас никогда такого не видел?

"Что ж, в следующий понедельник вечером мы попробуем. Я пришлю его завтра, а вы, мисс Грейси, будете нашим экскурсоводом.
в следующий понедельник, так что будем надеяться, что вы потратите своё свободное время на то, чтобы научиться управлять этим существом, и, возможно, одновременно отправите отцу внятное письмо.

Теперь, как нетрудно догадаться, всё это о механизмах было подготовлено не заранее, а стало побочным вопросом, возникшим из-за того, что бдительный слуга своего хозяина заметил нетерпеливый взгляд мальчика Дика, как только было упомянуто что-то, связанное с механизмами. Одной из главных целей этих вечеров было изучение характера, каким бы он ни был.

Сменив тему разговора, мистер Робертс поспешил вернуть её в прежнее русло:

"И всё же было бы жаль прибегать к машинам только потому, что кто-то не умеет хорошо писать. Я бы лучше взялся за работу, чтобы исправить эту ошибку. Я знаю одного из наших, кто пишет очень красивым почерком. — Знаете ли вы, Рид, что письмо, которое вы мне написали, было первым, что привлекло меня в вас? Я помню, как показал записку одному из наших старших партнёров, которого особенно возмутил плохой почерк, и он сказал: —

«Привлеките его, Робертс, сделайте это! Молодой человек, который так хорошо пишет, станет для нас спасением».

 «Миссис Робертс, я предлагаю, чтобы мы прямо сейчас записались в класс
письма, который будет вести мистер Рид. — Мой дорогой сэр, вы возьмёте нас
под своё крыло?»

Что-то в этом роде было запланировано — по крайней мере, планировалось, что Рейда попросят об этом, но он счёл сам вопрос неловким и покраснел, пытаясь его сформулировать.

 Грейси пришла ему на помощь:

 «Не знаю, буду ли я брать уроки или нет. Кому хочется выставлять напоказ своё невежество? Как вы будете преподавать? Должны ли мы каждый из нас показать
наши нынешние достижения?

Рейд мгновенно догадался, в чём причина вопроса.

"Нет, — с жаром сказал он, — о, нет, я бы начал с тех ужасов вашего детства, крючков или чего-то в этом роде — линий и изгибов,
знаете ли. В конце концов, в наших письмах их не так много, и когда человек их одолеет, их легко сложить вместе.

Разговор продолжался, непринуждённый и светский.

Мистер и миссис Робертс, доктор и Грейси, казалось, были одинаково заинтересованы в проекте и расспрашивали молодого Рида, пока он не заверил их, что
он начал чувствовать себя настоящим профессором. По-видимому, мальчики были
забыты. Это их успокоило, и они с интересом и удивлением слушали о том, что эти дамы и господа
хотят пойти в школу.

  Поначалу я не думаю, что кому-то из них пришло в голову, что он тоже
включён в предложение создать писательский кружок.

  Как это было сделано? Я не уверен, что кто-то из нетерпеливой группы
работников смог бы рассказать вам об этом позже, настолько они были
взволнованы этой первой схемой. Никто не мог вспомнить, что именно было сказано, ни
кто это сказал, и все ли мальчики одинаково удивились, когда им в руки дали по листу бумаги и ручке. Они помнили, что некоторые решительно покачали головами, а Проворный Дик прямо сказал:

 «Нет, не надо! Я умею писать не лучше утки, и я никогда не научусь».

Миссис Робертс заметила, что смуглое лицо Дирка Колсона побагровело, и
он с негодованием отбросил протянутую ему ручку, перехватив её
большим и указательным пальцами. Но на эти слова и действия, по-видимому, никто не обратил внимания. Началось письмо, и первые знаки, поставленные в качестве копий
Это было так просто, казалось таким лёгким, а попытки дам и господ
так сильно отличались от того, чего хотел учитель, и так безжалостно
критиковались им, и так весело воспринимались писателями, что в конце
концов всё это показалось проворному Дику шуткой, и он загорелся
желанием попробовать.

Один за другим мальчики украдкой последовали его примеру, а Альфред старался
внимательно следить за происходящим, хвалить Стивена Кроули и Грейси Деннис
за один и тот же удачный ход и критиковать миссис Робертс
и проворный Дик за то, что неправильно держал ручку.

Все так заинтересовались, что только миссис Робертс знала,
когда Дирк Колсон украдкой подобрал свою ручку с того места, куда она откатилась, и, выпрямившись, чтобы привлечь меньше внимания, попробовал свои силы на изгибе, который вызывал затруднения даже у доктора.
Эверетта.

Когда молодой учитель обнаружил это, он сделал ещё одно открытие, о котором заявил: —

— Честное слово, прошу прощения у каждого из вас, но Колсон сделал единственную приличную R-образную кривую в компании.

Тогда, если бы его сестра Март увидела румянец на лице Дирка, я не уверен, что
она узнала бы его. Произошла мгновенная трансформация.

Что касается миссис Робертс, она низко склонилась над письмом, которое тщательно составляла
но это было для того, чтобы сказать тихим шепотом, слышимым только одним ухом,—

"Слава Богу!"



ГЛАВА XVIII.

«ТЫ НА ВЕРНОМ ПУТИ!»

НЕ ПОДУМАЙ, что раз этот первый вечер в понедельник (который, кстати, закончился бутербродами и кофе) прошёл успешно, по мнению всех присутствующих, то и последующие вечера будут такими же.

К счастью, никто из рабочих не ожидал этого, и поэтому были храбры
и жизнерадостны при недостатках.

Они были многочисленными и разнообразными.

После первого новизна исчезла, он взял только порой самых
банальные отмазки, чтобы держать мальчиков подальше. Иногда, когда они пришли, их
поведение было совсем не обнадеживающим. Они развалились в креслах,
от них сильно пахло табаком и другими запахами из бара, они
нагло отказывались браться за какую-либо работу, громко заявляли, что
всё это «медленно», и всячески испытывали терпение Альфреда и Грейси.

Что касается остальных, то они подсчитали расходы — по крайней мере, джентльмены — и рассчитывали продвигаться медленно, а иногда даже казалось, что они движутся назад. Что касается миссис Робертс, то я уже говорил вам, что она работала по-своему, с девизом «Это единственное, что я делаю», который, по-видимому, всегда был у неё на устах.

Каждый вечер был особенным, с усилиями, которые нужно было приложить, и препятствиями, которые нужно было преодолеть; и в конце каждого вечера она откладывала его в сторону, как что-то, с чем её роль была сыграна, даже не пытаясь подсчитать результаты. Затем она была готова начать новый день и упорно работать ради него.


Зима подходила к концу, а Грейси Деннис медлила. Она вряд ли смогла бы объяснить, почему, но причин было много. Миссис
 Робертс хотела, чтобы она была с ней, радовалась ей и неустанно уговаривала всякий раз, когда речь заходила о возвращении домой. Кроме того, Грейси, как бы она ни смеялась над происходящим, несомненно, интересовалась этими мальчиками. Она работала на них, поэтому, конечно, они ей нравились.

«Не понимаю, как ты можешь уехать на этой неделе, — сказал бы ей юный Рид с озадаченным видом.
— Ты же знаешь, что мы всё спланировали».
«В следующий понедельник вечером. Как мы сможем осуществить наш план, если вас не будет рядом, чтобы сыграть свою роль?»

Тогда Грейси смеялась, возражала и признавалась самой себе, что ей очень приятно быть нужной — а она, конечно же, была нужна — ещё одну ночь;
и так проходили ночи.

Её работа заключалась в том, чтобы быть «профессором красноречия», как весело называл её мистер Робертс, когда они оставались наедине. Выяснилось, что она может с успехом читать как прозу, так и поэзию. Поэтому был организован кружок чтения, и они выбралиили в первый вечер,
не одно из стихотворений Брайанта или Уиттьера, не отрывки из Мильтона или
Шекспира, которые подошли бы части компании, и не
«Лёгкое чтение» из какого-нибудь стандартного учебника орфографии, которое
подошло бы остальным, но после долгих обсуждений было единогласно выбрано
одно из описательных стихотворений Уилла Карлтона, полное простого, но нежного языка,
полно пафоса и юмора.

Первый вечерний сеанс чтения начался с орехов и яблок.
Есть те, кто не видит связи между этим и
интеллектуалка; к счастью для персонажей, с которыми ей приходилось иметь дело,
миссис Робертс не была одной из них.

Пока остальные наслаждались угощением, она взяла книгу и стала читать. Это была её маленькая тихая жертва. Ей было неприятно
читать вслух. Требовалось мужество, чтобы одолеть один стих, когда доктор Эверетт сидел напротив, Грейси Деннис — на низком стуле рядом с ней, а её муж внимательно слушал. Миссис
Робертс была не очень хорошим читателем и знала об этом. Она правильно произносила
слова, это правда, но когда вы это сказали, вы
сказала всё, что можно было сказать в похвалу её усилиям. У неё были
досадные недостатки. Но она храбро прочла два куплета, и некоторые
мальчики слушали, а один из них смеялся; он уловил в стихотворении
нотку веселья. Это, конечно, был Проворный Дик.

 Затем Альфред Рид попытался
прочесть те же куплеты; его исполнение было немногим лучше, и он тоже это знал. Он умел
писать, но ни в коем случае не был публичным чтецом; это было его
пожертвование на общее благо. Если бы эти люди из-за его ошибок
вынужден подняться, он был готов предложить свою гордость на алтарь. Нет
важно то, что мелкие испытания, через которые они были пойманы, так что они были на самом деле
поймали.

Затем Грейси Деннис, и ее собственный отец, приемлемые проповедник
хотя он был, может с верой в себя взяли уроки
ее. Для такой молодой и непрофессиональной женщины она, безусловно, была
великолепным читателем. Как и Мэрион Уилбур, и ей нравилось
учить Грейси.

Стихотворение расцвело в её руках. Хруст орехов и яблок
полностью прекратился. Мальчики выпрямились, слушали, смеялись и
покраснела и подозрительно сглотнула, услышав какой-то домашний пафос.
Они никогда раньше не слышали ничего подобного и, очевидно,
оценили это. Она дочитала до конца.

Затем развязал языки. Они воскликнули в восторге,—

"Какое достижение это!" - сказал мистер Робертс. "И как мало обладать
он! Доктор, скольких по-настоящему прекрасных чтецов вы слышали за свою жизнь?

"Около трех", - лаконично ответил доктор.

"Что ж, - сказала миссис Робертс, - давайте все будем исключениями.—Грейси, научи нас
как. Я попробую снова ".

И она исполнила первый куплет стихотворения с большим успехом, чем
раньше; но она знала, какой резкий контраст между её чтением и чтением Грейси! Ей было нелегко читать.

 Я не знаю — возможно, я ошибаюсь, — но мне кажется, что я
знал людей, готовых на большие жертвы, которые всё же болезненно уклонялись
от этих маленьких жертв.

 При обсуждении программы вечера возник вопрос:
когда каждый из них выполнит свою часть, как они убедят мальчиков присоединиться? Могли ли они присоединиться? Возможно ли, что они знали достаточно о
чтении, чтобы попытаться произнести слова стихотворения? Со ссылкой на
В качестве этого препятствия было выбрано стихотворение, полное простых, обыденных слов,
таких, какие используются в повседневной речи; особенно первый куплет, в котором не было того, что мистер Робертс называл «мелководьем». Прослушав стихотворение несколько раз, они надеялись, что кто-нибудь из семерых наберётся смелости и попытается его прочитать; но Грейси не верила, что это произойдёт.

 «Я не понимаю, как мы можем попросить их сделать это и сделать это естественно», — сказал доктор.
Эверетт. «Это неслыханно, знаете ли, и я боюсь, что, как бы мы ни старались, это будет воспринято ими как покровительство, и это
Это может привести к катастрофе. Те, кто настолько низок, что нуждается в покровительстве, — это как раз те, кто его не потерпит.

После этого были обсуждены и отвергнуты различные способы решения проблемы. Внезапно миссис Робертс повернулась к своему молодому лейтенанту, который некоторое время молчал, и спросила:

«О чем вы думаете, мистер Рид? Вы видите выход?»

— Нет, — сказал он, — у меня нет ни знаний, ни опыта в таких делах;
но в тот момент мои мысли были далеко. Я думал о том, как странно, что
некоторые, казалось бы, незначительные события из детства выделяются
почти пугающей яркостью.

«Что натолкнуло вас на эту мысль?» — спросил доктор Эверетт. «Должно быть, это была ассоциация идей».

 «О, так и было. Я думал о том, как ярко я помню разговор между моей матерью и моей сестрой, которая была младше Эстер, по какому-то вопросу, который их озадачил; и когда они не смогли прийти к удовлетворительному выводу, они обратились к моей сестре Эстер, которая, как обычно, отдыхала в кресле». Кажется, я слышу её голос, когда она говорит:

«Нам ничего не остаётся, кроме как ждать до завтра; возможно, завтра у нас появится свет в конце тоннеля».

— Спасибо, — сказала миссис Робертс, и в её глазах засияла благодарная улыбка.
— Нам не нужно ничего делать до вечера понедельника, и, возможно, к вечеру понедельника мы примем правильное решение.

Я не знаю, сколько человек думали об этом маленьком разговоре, когда наступил вечер понедельника; но, конечно, Альфред Рейд и миссис Робертс думали, потому что она взглянула на него и многозначительно улыбнулась, когда доктор Эверетт, по-видимому, забыв, что они пришли не только ради собственного удовольствия, вызвал Грейси на дискуссию о том, на каком слове во второй строке нужно делать ударение; он никогда не слышал, чтобы его так читали, и
он попросил разъяснений, которые бы подкрепили его чтение, и получил их, но не был готов уступить, а прочитал стих так, как, по его мнению, его следовало читать.

И тогда Грейси по просьбе мистера Робертса повторила его в своей интерпретации;
и я не уверен, но все заинтересованные стороны действительно забыли о своей первоначальной цели в ходе обсуждения, пока их внезапно не вернул к ней чей-то голос, прервавший их, —

— «Тебе туда, — сказал он, энергично кивнув копной спутанных волос, — тебе туда».

Это был Дирк Колсон. На мгновение он забыл, что кто-то ещё здесь есть.
все слушали его, кроме двух читателей. Он смотрел прямо на
Грейси, и кивки, очевидно, предназначались ей.

"Конечно, это так!" — нетерпеливо сказала она, и ее лицо вспыхнуло от триумфа,
который не имел ничего общего с правильным ударением.

"Вы ведь прочтете это и покажете этим людям, что мы правы?"

Позже миссис Робертс призналась, что невольно положила руку на сердце, чтобы успокоить его биение, чтобы другие не услышали, настолько важным ей показался этот момент.

Доктор Эверетт выглядел встревоженным.  Казалось, что наименее обнадеживающим из семи был
Дирк. Никто из них не знал о его опасном таланте к подражанию. Никто из них не верил, что он попытается читать, но думал, что он замкнётся в себе ещё больше. Все они ошибались. Он
взял книгу, на мгновение пробежал глазами по строчкам, а затем
прочитал стихотворение, так точно подражая Грейси Деннис, но
голосом и манерой, которые так подходили к простым словам и
описанной простой сцене, что эффект был даже лучше, чем когда
читала Грейси.

 Культурная часть его аудитории инстинктивно
приветствовала это усилие.
с хлопками в ладоши. Тем временем кровь тёмными волнами
хлынула по лицу Дирка. Ему и раньше аплодировали. Никто из тех, кто
аплодировал ему сейчас, не мог и представить, как часто они хлопали в
ладоши, когда он удачно подражал кому-то; но Дирк, который любил
аплодисменты так же, как и другие люди, никогда в самых смелых
фантазиях не представлял себя перед такими людьми, как те, что
слушали его сейчас, и не получал их одобрения.

Велико было волнение и удовлетворение. Шестеро спутников, не испытывая
никакой ревности, казалось, были очень рады, полагая, что
один из них стал "хитом" и повысил их значимость.

Не удалось найти никого другого, кто попытался бы написать этот куплет. Проворный Дик добродушно покачал своей
головой и заявил, что он скорее "возьмет на себя обязательство
запустить двигатель в Калифорнию", чем попытается это сделать; и другие были того же мнения
. Затем Грейси снова вышла вперед.

"Я скажу вам, что вы все должны сделать. Я экспериментировал с этим пишущим устройством, мистер Робертс, всю неделю. Вы знаете, что его можно использовать с копировальной бумагой, и так случилось, что, когда я захотел испытать его возможности в этом направлении, я выбрал именно его.
стих для переписывания. Так что у меня есть пятнадцать хороших экземпляров. Каждый из вас должен взять по экземпляру и выучить этот стих до следующего понедельника; тогда я предложу вам всем поддержать меня в моём чтении.

 Старшие ученики с таким удовлетворением встретили это предложение, что оно сразу же стало популярным, и каждый мальчик механически получил свой экземпляр и с любопытством уставился на него, но мысли Дирка Колсона были заняты другим.

— «Посмотри сюда!» — сказал он, властно кивнув Грейси, когда она протянула ему копию. — Как ты это сделала? Разве не
— Ты распечатаешь их пятнадцать раз? Я не поняла, что ты сказала.

 — Почему бы и нет, — сказала Грейси, — машина справится. Я покажу тебе; подойди к крайнему окну: она стоит там, ожидая, когда её включат, и это маленькое чудо.

Затем они столпились вокруг пишущей машинки, и Грейси, по-настоящему гордясь
навыками, которые она приобрела за неделю, с большим успехом продемонстрировала
это маленькое чудо.

 Тот факт, что пишущая машинка была в новинку для большинства
остальных, что они решительно не знали, как она работает, придавал Грейси уверенности.
час, избавившись от неловкого ощущения, что кто-то из них играет свою роль.
они играли свою роль. Доктор Эверетт был знаком с наборщиком текста
не больше, чем Дирк Колсон, и ему так же не терпелось узнать об
этом.

Кроме того, все, очевидно, испытывали одинаково сильное желание написать свое
имя на чудесном маленьком существе; и каждый по очереди садился
перед ним и почти с одинаковой медлительностью перебирал своими неуклюжими руками по
ключи, выбирающие волшебные буквы.

Именно этот эпизод заставил рабочих во время их следующей конференции
выдвинуть новые идеи.

«Нам нужно что-то, — сказал доктор Эверетт, расхаживая взад-вперёд по комнате в задумчивости, — нам нужно что-то, что будет настоящим общим интересом, о котором мы все, или все, кроме одного, одинаково ничего не знаем, — что-то, за что мы можем ухватиться с энтузиазмом, стоя на той же низкой ступени, что и самый невежественный из этих семерых. Я убедился в этом, когда увидел, с какой лёгкостью мы все занялись машинописью.
Мы делали это естественно и непринуждённо, чего не чувствуем, когда читаем и пишем. Если бы машина была
Сложнее, так что нам потребуется около трёх месяцев, чтобы освоить
его. Что мы можем взять на себя, чтобы подняться на новый уровень?



ГЛАВА XIX.

"МЫ НАЧАЛИ ДВИГАТЬСЯ НАЗАД."

"Что ж, - сказал мистер Рейд, - нам бы хотелось, чтобы кто-нибудь из нас был не
"на уровне". Как насчет того, чтобы назначить вас, доктор Эверетт, прочитать нам
несколько лекций по гигиене? Популярные лекции о воздухе и физических упражнениях,
вентиляции и купании, а также всевозможные повседневные темы, о которых
люди ничего не знают ".

"Отличная идея, Рид. Эти ребята, безусловно, могли бы быть
помогло мало внимания на такие вопросы; и я уверен, что
остальные из нас хотел бы услышать принципов, которые регулируют эти
важные законы. Такие лекции, облеченные в популярную форму, безусловно,
я думаю, они интересны. Давайте проголосуем за них ". Мистер Робертс
горячо поддержал.

Но доктор рассмеялся.

"Во всем этом есть нелепая сторона, которой вы не видите", - сказал он.
«Представьте, что я рассказываю о важности вентиляции, например, бедняге, который приехал из региона, где отец, мать и куча детей обоих полов и всех возрастов,
толпятся в одной комнате, и это подвал, куда никогда не проникает солнце, а воздух, проникающий через единственное маленькое окно, наполнен ещё большим количеством грязи, чем внутри; или говорят о купании с несчастными, у которых нет одежды, чтобы переодеться, и едва ли достаточно воды, которую они носят издалека, чтобы удовлетворить свои самые насущные потребности!

 И всё же, Рид, я не спорю с твоей идеей. В этом есть здравый смысл; я мог бы рассказать даже этим мальчикам кое-что, что могло бы их заинтересовать и, безусловно, пошло бы им на пользу
знаете. Эту тему можно популяризировать, чтобы она пришлась по вкусу даже такой
аудитории. Я буду время от времени обращаться к ней, если мне так будет лучше, но
она не соответствует моим требованиям. Я хочу, чтобы мы все были на одной
платформе, где мы начнём с равного невежества и будем двигаться дальше вместе. Конечно, вы все более или менее знакомы со всеми фактами, которые я должен представить, и мальчики тоже знают об этом. Они сообразительные ребята; им не
понадобится и часа, чтобы понять, что мы ловим рыбу для них; и если есть
что-то, в чём они сейчас непреклонны, так это, вероятно,
что им это не принесёт никакой пользы. Что такого знает один из нас, чего не знают остальные? Французский не подойдёт, потому что мисс Деннис, я думаю, знакома с этим языком, да и вы тоже, Рид, не так ли?

"Ну, я могу пробормотать несколько предложений. Я не говорю на нём как
на родном, как вы."

При этом откровении на щеках Грейси Деннис вспыхнул яркий румянец. Она
вспомнила комментарии профессора Эллиса по-французски. Значит, доктор
понял, хотя его лицо оставалось невозмутимым! Что он мог подумать о
вежливости её гостя?

 Тем временем мистер Рейд выглядел озадаченным.

"Вы правы", - сказал он доктору. "Нас недостаточно на одном уровне.;
Я почувствовал наше преимущество вчера вечером, когда мисс Деннис объясняла, что такое
пишущая машинка. Но я не вижу ясного пути. Какой предмет на
а кто из нас может встретиться на общей земле, и что можно
свою очередь, профессор?"

Тут вмешался мистер Робертс, выступая в тон, кроткий голос:—

— «Если бы я не был скромным человеком, я бы осмелился предложить кое-что; но я
действительно не знаю, что делать».

Доктор быстро повернулся к нему: —

«Выкладывай, приятель; если ты мастер своего дела, ремесленник или
теория, неизвестная остальным из нас, вы обязаны, как член этой уникальной организации, представить её.

В тот же миг миссис Робертс пришла ему на помощь.

"О, Эван, научи нас стенографии!"

После чего мистер Робертс издал вздох, который должен был показаться вздохом облегчения, и объявил, что его скромность соблюдена.

На это предложение они откликнулись с энтузиазмом; ни один из них ничего не знал о фонетической транскрипции, кроме мистера Робертса, а он был мастером этого
искусства.

"Это то, что нужно!" — сердечно сказал доктор. "Я бы хотел
Крайне важно изучить его, и Рид, и дамы смогут найти ему сотню применений. Что касается семёрки, то если они действительно овладеют им, то для некоторых из них это может стать основой для состояния.

Итак, без лишних слов, было решено, что в ближайший понедельник вечером
тема будет умело представлена, её важность и увлекательность обсуждены, а
мальчиков соберут на первый урок, который пройдёт между
важными уроками чтения и письма.

Увы, планам не суждено было сбыться! В ближайший понедельник заговорщики,
Все, кроме молодого Рейда, собрались к семи часам. По комнате разносился слабый аромат кофе. На видном месте стояла корзина с апельсинами, и все ждали гостей.

Пока они ждали, вместо того чтобы развлекаться, как это, несомненно, могли бы сделать все четверо, они заметно нервничали — прислушивались к шарканью неосторожных шагов по ступенькам и звукам грубых голосов в холле и с надеждой ждали, когда зазвонит колокольчик, чтобы сообщить посетителю, что «мистер и миссис Робертс заняты».

Казалось, что главным занятием этих четверых было смотреть на свои
часы и отмечать, что у доктора они идут немного быстрее, и
задаваться вопросом, не будет ли половина восьмого более подходящим временем для мальчиков,
и гадать, что могло задержать Рейда.

Наконец, было половина восьмого, а потом пятнадцать минут
восьмого, а потом десять минут восьмого!

А потом снова раздался звонок в дверь. Это был Рейд, и он был один! Один
взгляд на его расстроенное лицо подсказал зрителям, что что-то не так, ещё до того, как он воскликнул: —

«Сегодня вы не увидите мальчика!»

«Почему?» «В чём дело?» «Где они?»

Это были разные способы задать один и тот же вопрос.

"Один из партнёров Мак-Каллума, похоже, заинтересовался мальчиками и решил, что попытается сделать для них что-то хорошее. Он начал с того, что подарил каждому из них по билету в театр на Грин-стрит, и сейчас они там!"

Эта поразительная новость была воспринята по-разному.

Доктор Эверетт воскликнул: «Неужели это возможно?»

Грейси Деннис заметила, что это похоже на то, о чём она
как и ожидалось, миссис Робертс не произнесла ни слова, а мистер Робертс добавил к
неожиданности момента, разразившись смехом.

Бедный Рид, казалось, почувствовал этот смех больше, чем что-либо другое; его лицо
сдвинулось ещё сильнее, чем прежде, он прикусил губу, чтобы сдержать
раздражённые слова, которые вот-вот должны были вырваться наружу, и почти
гневно отошёл в дальний угол комнаты.

На остальных, казалось, опустилось смущённое молчание. По крайней мере, Грейси
смутилась, а доктор просто выжидающе смотрел на неё.

Наконец мистер Робертс выпрямился и
нарушил тишину.

«Ах, добрые люди, не дайте нам совершить серьёзную ошибку! Вернись сюда, мой дорогой младший брат, и давай посмотрим правде в глаза и спокойно всё обсудим. Неужели мы, как дети, играем в благотворительность и при первом же разочаровании кричим:

"'Всё потеряно!' И отступаем, побеждённые?

«Послушайте, я смеялся, потому что на самом деле это не кажется мне таким серьёзным делом, каким кажется вам.

"Чего мы ожидали? Вот семеро мальчишек, прямо из подворотен;
 каким-то образом они запали нам в душу, и мы попросили их помочь
чтобы сражаться в битве, которая идёт вокруг них в этом мире. Христос
умер, чтобы спасти их, а Сатана хочет, чтобы жертва была напрасной.
 Он обрушивает на них все свои силы, а сил у него много и они разнообразны.

"И тут на сцену выходит человек, склонный к благотворительности, — не христианин,
но по-своему филантроп. Случайно он познакомился с одним из мальчиков; случайно он узнал, что кто-то — он не совсем понимает, кто именно, — пытается им помочь. Разве вы не можете признать, что он честен? Единственное, о чём он думает, — это
Всё, что я могу сделать, чтобы помочь, — это развлечь их вечером. В одном из приличных театров идёт то, что, по-видимому, называется «пьеса назидательного характера». Так что он дарит каждому мальчику по билету. И чего мы ожидали от этих мальчиков?

"На прошлой неделе дама и два джентльмена, которые много лет были прихожанами нашей церкви, ушли с обычного молитвенного собрания и отправились на концерт Филармонического оркестра.

«Должны ли мы ожидать, что нашим семерым мальчикам придёт в голову отказаться от того, что для них является редким удовольствием, ради удовольствия провести вечер
с нами? Что касается морального долга, то они, вероятно, даже не слышали
этих слов.

"Не пора ли нам понять, к чему мы стремимся? Чего мы добиваемся? Хорошо бы научить этих бедняг читать и писать и помочь им
подняться на ноги другими способами, но наши усилия будут малоэффективны,
если мы не приведём их к великому рычагу человеческого общества;
если Христос не возьмётся за это, мы потерпим неудачу. Итак, овладел ли он ими? Заинтересован ли он ими хотя бы в той же степени, что и мы? Предшествует ли его
Святой Дух всем нашим усилиям и дополняет ли их? И если это так, то
В таком случае, неужели вечер в театре разрушит его планы?

Еще до того, как эти серьезные слова были произнесены, Рид вернулся
из своего дальнего угла и сел рядом со своим работодателем. Его глаза
были полны слез, а голос дрожал:

«Прошу прощения, мистер Робертс, я совершил непростительную ошибку; на мгновение мне показалось, что все потеряно».

«Мы начали с конца», — сказал мистер Робертс. «Сегодня я читал о том, какую ошибку совершали миссионеры на протяжении многих лет, пытаясь «цивилизовать»
гренландцев. И какой полный провал они потерпели, пока однажды,
Почти случайно один мужчина начал рассказывать им о Христе на кресте,
и эта история тронула их. Я не думаю, что мы достаточно думали о нём в этом вопросе.

 «Я признаю свою вину, — сказал доктор Эверетт. — Я совершил ту же ошибку,
я считаю, во всех своих попытках помочь людям. Я молился за них, это
правда; но, в конце концов, я чувствую, что слишком полагался на человеческие средства и недостаточно — на Бога. Это тот случай, когда «вы должны были сделать это, а не оставлять без внимания».

 «Что ж, — сказал мистер Робертс, взглянув на часы, — мы в одинаковом положении».
осуждение; я считаю, что это самая распространённая и одна из самых фатальных ошибок, которые совершают христианские работники. Но есть выход. Мы рассчитывали провести с этими мальчиками до десяти часов. Сейчас почти девять: может быть, мы проведём следующий час с Христом, прося Святого Духа о силе для любых наших усилий в будущем? Наша конечная цель — привести каждого из них к Иисусу,
и Он знает об этом. Теперь, если мы пошли не тем путём, нам остаётся
только просить у Него прощения и постоянно обращаться к Нему за наставлением. Что
Что скажете, друзья? Потратим ли мы час на то, чтобы отвести их к единственному,
 кто действительно может оказать им долгосрочную помощь?

 Я полагаю, что тот, кто «превращает гнев человека в хвалу»,
в равной степени способен справиться с человеческой глупостью. Если бы неблагоразумный филантроп заглянул в ту комнату в тот вечер, услышал бы молитвы, обращённые к Богу за этих мальчиков, и понял бы что-то о силе молитвы, он получил бы наглядное представление о том, как Бог управляет глупостью людей.

Это было очень искреннее молитвенное собрание. У каждого из этих рабочих была сложена
втайне и с большей или меньшей серьезностью просили Божьего благословения
на свои усилия; но в тот вечер им пришло в голову, что это очень
странно, что они никогда раньше не молились об этом вместе.

Таким образом, во всех молитвах присутствовал элемент исповеди, что
странным образом тронуло Грейси Деннис. Особенно это было заметно, когда она
услышала, как ее старая знакомая Флосси изливает тоску своей души. Случилось так, что обычаи христиан были настолько странными, что, хотя это была дочь проповедника Евангелия, сама христианка,
она никогда раньше не слышала, чтобы леди молилась в присутствии джентльменов.
Она слышала, как они это делают, слышала, как их резко критиковали.
сарказм. Некоторые из критических замечаний, которые звучали остро и
остроумно, когда она их услышала, вспомнились ей в это время, и каким-то образом
когда низкий, искренний голос Флосси наполнил ее сердце, они превратились в
поверхностность и грубость. Тем не менее их пагубное влияние
на неё было велико, и это помогало ей сдерживаться и не открывать рта, потому что
критиком был профессор Эллис.

 Когда хозяйка и её юная гостья остались наедине,
Вечером у последней возник вопрос: —

"Флосси Шипли!" — имя, как вы помните, к которому она всегда возвращалась, когда была взволнована. "Я не знала, что вы верите в то, что нужно молиться на людях!
 Вы во всём изменились?"

"На людях, моя дорогая!" — с тихой улыбкой. "Но я же в своём собственном доме."

"О да, но ты знаешь, что я имею в виду — перед джентльменами. Ты действительно думаешь, что
это необходимо?"

"Что касается этого, Грейси, я не верю, что я что-то думал об этом. Я
хотел помолиться за тех мальчиков, и поэтому я помолился ".

"И ты на самом деле совсем не боялась этого? Как странно! Флосси,
Я верю, что никто никогда не менялся так сильно под влиянием религии, как вы. Я не понимаю, в чём разница. Я уверена, что считаю себя христианкой, но я бы никогда не сделала ничего подобного.

 — Если бы вы считали это своим долгом?

 — Но я в это не верю, — сказала прекрасная логик, покраснев.
— «Я думаю, это неуместно. Прошу прощения, Флосси, я не хочу сказать, что это плохо звучит в вашем исполнении, но для меня это было бы ужасно, и я бы не смог этого сделать».

 «Тогда о чём ты говоришь, моя дорогая? Если ты никогда не рассматривала такую возможность».
— Если бы это было вашим долгом, вас бы, конечно, никогда не попросили об этом.



Глава XX.

"О, КАКАЯ МИЛАЯ МЫСЛЬ!"

Этот очень спокойный взгляд на вопрос дал Грейси время прийти в себя после волнения и посмеяться над своей глупостью.

Затем миссис Робертс сказала, по-прежнему очень мягко: —

«Я не хочу спорить с тобой, дорогая, и не смог бы, даже если бы захотел, — ты же знаешь, что я ничего не смыслю в таких вещах, — но я просто хочу задать тебе один маленький вопрос. Тебе не нужно отвечать мне, если ты не хочешь, — не сейчас, то есть; возможно, когда-нибудь мы захотим поговорить об этом. Я бы хотел
знайте причины, по которым люди думают, что это неуместно
для женщины преклонять колени со своими друзьями-христианами и говорить с Иисусом
о том, чего они все вместе желают и что, по их мнению, Он есть
что вы можете для них сделать? Если не подобает говорить при них, то почему?
Подобает говорить с ними на ту же тему?

Этот вопрос Грейси отнесла в свою комнату для размышлений.


Тем временем доктор Эверетт и юный Рид, возвращаясь домой, разговаривали
друг с другом.

"Когда я узнал, что эти мальчики сегодня вечером ходили в театр, я
«Я был совершенно подавлен», — заявил Рид. «Мне казалось, что наша
работа провалилась; я почти видел, как Сатана смеётся над успехом своего плана. Я никогда в жизни так не переживал. И теперь мне кажется, что, возможно, Господь позволит этому стать лучшим, что когда-либо случалось с нами».

На всё это доктор Эверетт дал, казалось бы, неуместный ответ:

«Мистер Робертс и его жена необычайно хорошо подходят друг другу; как идеально они дополняют мысли друг друга. Рейд, нам с тобой есть чему у них поучиться».

 «Есть, — робко ответил Рейд.


И ещё одна тема для разговора закрылась этим вечером.

"МакКаллум подал мне идею, — сказал мистер Робертс своей жене, когда они
сидели вместе и обсуждали прошедший день. — Неплохая, как мне кажется. Интересно, когда
мы сможем воплотить её в жизнь и посмотреть на результаты? Есть билеты и в другие места,
кроме театров. Почему бы нам не устроить для них какое-нибудь развлечение,
лекцию, концерт или что-то в этом роде, что было бы действительно
полезно? Единственная трудность в том, что пока что в пределах их возможностей
есть мало полезных мест. Чтобы удержать таких слушателей, нужен исключительный гений.

Но его жена, сияя лицом, всплеснула руками в экстазе восторга.


"Какая прекрасная мысль!" — сказала она. "И как хорошо, что она пришла тебе в голову именно сейчас, когда у нас будет такая замечательная возможность воплотить её в жизнь! Разве ты не знаешь? Гоф, на следующей неделе — билеты по полкроны; и на трезвенников тоже! Как здорово! И, Эван, давай дадим им по два билета. Я хочу, чтобы Дирк Колсон взял с собой сестру. Возможно, он не возьмёт, но кто знает. О, Эван, разве это не чудесно?

 — Ах! — сказал мистер Робертс. — Как обычно, ты опережаешь меня. Я не
подумал о двух билетах на каждого. Это предложение для их
мужественности. Флосси, мы попробуем.


Еще немного разговоров.

 В тот вечер они спустились по лестнице второсортного театра в поздний час — эти семеро
мальчиков; для них это было тихо, хотя пьеса была захватывающей и не слишком
моральной, если «смотреть» с точки зрения христианина.

— В конце концов, — сказал Проворный Дик, нарушив молчание, как будто тема, о которой он говорил, обсуждалась между ними, — в конце концов, это было довольно подло — сбежать и ничего не сказать; я бы предпочёл, чтобы мы этого не делали.

— Я же тебе с самого начала говорил, — сказал Дирк Колсон с необычной для него угрюмостью, — но ты всё равно пошёл и сделал это, а мы были достаточно глупы, чтобы последовать за тобой.

 — И я готов поспорить, что у неё были устрицы или что-то в этом роде! — Это от Джерри Томпкинса.
 . Вы, наверное, не представляете, насколько он был голоден в тот момент.

«Они собирались сделать что-то новенькое сегодня вечером — эта девчонка Деннис
сказала мне об этом, когда я встретил её вчера на улице; она сказала, что мы
хотели бы чего-то первоклассного, что-то новенькое.» Это был вклад Стивена
Кроули в общее замешательство.

— Что ж, — сказал Проворный Дик, и вздох, с которым он произнёс это слово,
тронул бы сердце миссис Робертс, — я полагаю, теперь всё кончено; я бы не удивился, если бы мы больше не получили ни одной заявки; я бы не стал, будь я на их месте, я знаю это. И в конце концов, их старый театр был не так уж хорош.
Мы были кучкой дураков, и я не стыжусь этого.

Дойдя до угла, они разошлись и угрюмо побрели по домам. И это благодарность! Как жаль, что мистер Мак-Каллум, который весь вечер улыбался своей доброте, не мог их услышать!


Недели, последовавшие за этой ночью, были наполнены мелочами, от которых
зависели важные и далеко идущие результаты. Это очень банальная фраза, я знаю. Все недели наполнены важными мелочами — по крайней мере, мы в своей слепоте называем их мелочами, хотя постоянно осознаём их важность и постоянно удивляемся им.

Помимо прочего, семеро мальчишек стали девятью, взяв в компанию двух отборных духов, которые, по-видимому, были ещё хуже их самих, и явились в миссию Саут-Энда со всей бравадой, на которую способны мальчишки
их типа, когда им немного стыдно за самих себя. В результате испытания, которые пришлось пережить миссис Робертс, хотя и были чуть менее заметны для окружающих, были не менее мучительными, чем обычно.

 Но прежде чем сеанс закончился, они испытали ощущение, которое почти пять минут удерживало их в молчаливом изумлении. Любой, кто хорошо знал Альфреда Рида, мог бы сказать, что у него был план, и он пытался осуществить его, несмотря на некоторое сопротивление. Он выглядел убеждённым, а мистер Дюрант — удивлённым и
Они были встревожены; они о чём-то тихо переговаривались и качали головами. По-видимому, однако, мистер Рейд одержал победу, потому что его лоб разгладился, и вскоре он подошёл к миссис Робертс, сказал ей несколько слов и, должно быть, был удовлетворён тем, что её лицо внезапно просияло, и она с жаром воскликнула:

 «О, какая прекрасная мысль! Даже если это не сработает, то не совсем, потому что это предложение поможет им».

Со временем на первый план вышла новая идея. В Саут-Энде должен был состояться
фестиваль, или светское мероприятие, или развлечение
В течение нескольких недель — своего рода годовщины начала
миссии. Помимо других текущих работ, украшение комнаты, включающее
развешивание картин, плакатов, девизов, венков и т. д., требовало
сильных рук и добровольных помощников. Нужно было сформировать
комитеты. За две недели до этого учителям было поручено составить
список комитетов. Юный Рейд должен был возглавить комитет по
украшению. Когда его вызвали для доклада, он быстро вышел вперёд, как человек, готовый к действию, и начал:

«Для украшения было решено, что комитета из четырёх человек будет достаточно, и я назначаю для этой цели следующих: Ричарда Болтона, Морриса
Бёрнса, мисс Грейси Деннис и мисс Энни Пауэлл».

Учителя, которые давно работали в миссии, растерянно переглядывались. Морриса Бёрнса они знали — ясноглазого
молодого шотландца, всегда готового помочь и побегать с поручениями
для всех работников, парня лет девятнадцати, которого все любили,
доброго, бескорыстного и заслуживающего полного доверия. Энни Пауэлл была
одной из старших девочек в библейском кружке мистера Дюранта — миловидная,
маленькая фабричная девушка, похожая на леди, которая могла бы работать с Моррисом Бернсом
приятно. Мисс Грейси Деннис была красивой молодой подругой миссис Робертс.
Все учителя знали ее, и все думали, что это очень мило в ее бросить
ее сила и вкус в процессе подготовки, а от души, как будто она
одна из них. Но кто такой Ричард Болтон? Никто не знал. Тем не менее, их
знание делового этикета подсказало им, что он был председателем
комитета по оформлению. Где он был? Конечно, не учитель, потому что они
были близко знакомы друг с другом и не знали такого имени
в единственном библейском классе, где были надежные помощники.

В классе миссис Робертс, за единственным исключением учительницы,
царило такое же невежество. Девять мальчиков завалили их беспокойный
пакости, чтобы слушать, потому что есть какая-то притягательность для мальчиков
на все детали хорошо управляемый бизнес. Им нравилось слушать о назначениях
но кто такой Ричард Болтон, казалось, не приходило в голову
ни одному из них. Это правда, что Джерри Томпкинс толкнул проворного Дика локтем и пробормотал: «У тебя
Похоже, в этой работе есть что-то знакомое.

 Но ничего не прояснилось.Мистер Дюрант, который, возможно, предстал перед вами не в самом выгодном свете по той причине, что был сильно озадачен совершенно новыми методами, которые внедрялись среди мальчиков, доводивших его до отчаяния, на самом деле был сообразительным человеком и, поддавшись тому, что, как он опасался, было безумным экспериментом, знал, как помочь провести его должным образом. Он быстро вышел вперёд — комитет Альфреда был последним в списке — и приступил к работе.

«Председатели этих различных комитетов будут так любезны, что сообщат мне как можно скорее время и место их первой встречи для консультаций, и я объявлю об этом». Затем он подошёл к классу миссис Робертс. — Болтон, — сказал он, наклонившись к этому изумлённому негодяю и говоря так, словно это было обычным делом, — вы, кажется, председатель комитета по украшению. Где и когда вы соберёте их?

Представьте себе глаза проворного Дика! Нет, представьте себе глаза и лица всей девятки! Это было бы поучительным для художника.

На мгновение Проворный Дик потерял дар речи; затем ему удалось выпалить
с,—

"О чем, черт возьми, ты говоришь?"

"Ваш комитет", - сказал мистер Дюрант вежливо, игнорируя способом
вопрос. "Вы должны позвонить им, вы знаете, планировать свою работу.
Где это будет и когда?"

«У меня нет никакого комитета, и мне негде ни с кем встречаться, и
я не знаю, чего вы, чёрт возьми, от меня хотите».

Тогда на помощь пришла миссис Робертс.

"Знаете, мистер Болтон, вы можете встретиться в нашей гостиной. Это
самое подходящее место, и это будет удобно для мисс Деннис."

- С кем встречаться и что делать? - вызывающе спросил Дик. - Я не собираюсь.
ни с кем знакомиться я не собираюсь.

"Ну, это просто развесить девизы и транспаранты и украсить комнату к
годовщине. Конечно, вы поможете; я бы устроил встречу, во что бы то ни стало".
там.

— Очень хорошо, — быстро сказал мистер Дюрант, как будто получил ответ от самого председателя. — Что касается времени, вам следует собраться завтра вечером, если сможете; нам нужно многое сделать.

 — Мистер Болтон, не могли бы вы прийти в шесть часов? Тогда вы успеете закончить работу до нашего собрания. Я могу
договоритесь, чтобы Энни Пауэлл была там в это время; и, мистер Дюрант,
разве Моррис Бернс не работает на вас? Он мог бы присутствовать в шесть часов?
Тогда я не вижу причин, по которым ваша встреча не может быть хорошо спланирована. Вы можете быть там в шесть, не так ли, мистер Болтон?

"Говорю вам, я не понимаю, о чем вы говорите."

Проворный Дик, который редко бывал чем-то недоволен, был удивлён
необычностью ситуации и стал почти таким же свирепым, как
Дирк Колсон, к которому он привык. Изумление его товарищей, казалось,
только усиливало его раздражение.

— Но вы поймёте, — весело сказала его учительница. — Это легко объяснить. Мисс Деннис знает всё о таких вещах, и я собираюсь помочь, хотя они и не удосужились пригласить меня.

 По знаку учительницы мистер Дюрант вернулся на сцену и объявил:

«Председатель комитета по украшению желает, чтобы я сообщил вам, что
его комитет соберётся завтра вечером в «Общественных залах для молодых людей»
на Восточной Пятьдесят пятой улице, дом 76, в шесть часов,
«ровно в шесть», так как у председателя в семь другое дело».

«Мне пришлось придумать название для места встречи», — сказал он миссис
Робертс позже.  «Прошу прощения, если это было неправильно, но Рид
рассказывал мне о той комнате в восторженных тонах, и вы что-то говорили о том, что это гостиная, не так ли?»

 «Это хорошее название», — сказала миссис Робертс. «Мы неловко назвали её «новой комнатой». Я рад, что она получила имя. Завтра я повешу занавески в центре, чтобы сделать из неё «гостиную» вместо «комнаты». Я вижу, что вторую комнату можно использовать по-разному».

Так возник этот сбивающий с толку комитет; его председатель был настолько ошеломлён своим положением, что не двигался до тех пор, пока смеющиеся мальчики, окружавшие его, не начали получать удовольствие от ситуации и не стали осыпать его насмешливыми поздравлениями, едва сдерживаемыми стонами, шиканьем и тому подобным. Тогда он повернулся к ним с новообретённым достоинством, которое подошло бы Дирку Колсону, и сказал:

«Если вы, ребята, не заткнётесь и не будете вести себя прилично до конца
вечера, я перегрызу вам глотки».
«Как только мы выберемся отсюда, я превращу его в фарш!»



ГЛАВА XXI.

"НЕ БЫЛ ЛИ ЕГО ЭКСПЕРИМЕНТ СЛИШКОМ ЖЕСТОКИМ?"

Доктор Эверетт быстро ехал по городу — по крайней мере, так быстро, как позволяли переполненные улицы. Он выполнял профессиональный долг и только что поздравил себя с тем, что все его обычные визиты на сегодня сделаны, и, если не случится ничего особенного, у него будет пара свободных часов, чтобы пройтись по переулкам.

 Это тоже означало профессиональный долг, причём, как можно было предположить, самый тяжёлый, поскольку он был связан не только с болезнями
в некоторых из его самых отвратительных форм, но также и в крайней нищете,
и слишком часто в отвратительных формах греха; тем не менее он брался за эту
работу с энтузиазмом, которого не было в его обычной практике. Это
было сделано исключительно ради Иисуса и с явным намерением прославить Его.

Он уже выбрал свой переулок и планировал, как, когда его
лошади будут благополучно поставлены в стойло, он сможет срезать путь к нему,
когда его внимание привлекли двое, поднимавшиеся по лестнице, ведущей в один из общественных залов. Его лицо помрачнело, когда он увидел их.
они. Очевидно, они были поглощены друг другом и не обращали на него никакого
внимания; но были причины, по которым он особенно желал держать
их в поле зрения. Сеть вагоны и вагоны, как
переполненном магистралей преградили ему путь только тогда, и длительное его
возможность смотреть два.

Они очень неторопливо поднимались по длинной лестнице,
постоянно пропуская мимо себя других, более торопливых. Но вскоре
они присоединились к группе, которая раздавала входные билеты.

Доктор подал знак полицейскому и вступил в разговор:

— Что происходит в Зельцер-холле?

 — Ну, сэр, там, кажется, что-то вроде концерта. Они играют на бокалах,
говорят, что это обычные стеклянные бокалы, и играют прекрасную музыку.

 — Дневное развлечение?

 — Да, сэр, что-то вроде вступления, знаете ли; они рассчитывают таким образом собрать публику на вечер.

— Вы не знаете, где можно купить билеты?

Полицейский указал большим пальцем левой руки на книжный магазин слева от него и сказал: «Прямо здесь», — и предложил сразу же купить билеты. Он знал доктора Эверетта, как и многие другие полицейские.

 Его предложение было принято с благодарностью, и вскоре доктор ушёл.
Он вышел из сети с двумя зелёными билетами в кармане.
Его планы на день внезапно изменились. Вместо того, чтобы
провести время в переулке Сьюэлл, он решил посетить музыкальный
концерт, где в качестве инструментов использовались кубки!

Теперь ему нужно было торопиться, поэтому он свернул с людной улицы и
прошёл несколько переулков до конюшен.

Незачем было держать лошадей. «Она побоялась бы ехать в такой толпе, — объяснил он себе, — а я побоялся бы оставить карету на улице».

Выбежав из конюшни, он поймал нужный трамвай и
Через некоторое время он уже звонил в дверь мистера Робертса.

 Грейси Деннис была в холле, одетая для прогулки.

"Ах," — сказал доктор, — "то ли мне повезло, то ли не повезло, не знаю, что и думать. Я рассчитывал, что вы составите мне компанию в том, что, как мне кажется, может стать уникальным развлечением. У вас есть другие планы?
Я знаю, что это очень необычный метод, но врач никогда не знает,
когда он понадобится.

Но Грейси Деннис была слишком хорошо знакома с доктором Эвереттом,
была слишком молода и готова наслаждаться жизнью, чтобы беспокоиться об этом.
условности. Она весело заявила, что готова пойти на любое развлечение, которое предложит доктор. Миссис Робертс была с мужем по делам, связанным с церковью, и собиралась всего лишь прогуляться пару кварталов для своего здоровья.

 По дороге доктор был очень молчалив, и Грейси почти всё время говорила сама. По правде говоря, он пытался вспомнить лица людей, которых видел в толпе в холле, чтобы убедиться, что не приведёт Грейси в компанию тех, с кем ему не хотелось бы её знакомить.
По-видимому, пара, чьи передвижения изменили все его планы на день,
не была достаточной гарантией респектабельности.

Однако его лицо прояснилось, когда он вспомнил, что и тот, и другой были в толпе,
просившей о входе; может, они и не принадлежали к тому классу, с которым
Грейси привыкла общаться, но они были респектабельными людьми.

Грейси была в приподнятом настроении. Она достаточно хорошо знала о насыщенной жизни доктора,
чтобы быть уверенной, что это внезапное желание развлечься было
не в его привычках, и это само по себе делало этот час исключительным.

«Он нуждается в небольших ежедневных развлечениях, — сказала она себе, — и
я помогу ему в этом, если смогу. Бедняга! Должно быть, тяжело постоянно находиться среди больных и умирающих».

Они опоздали в зал; концерт уже начался, но свободных мест было много. Доктор Эверетт окинул взглядом зал;
Затем он указал швейцару, какое место ему занять. Это было место, с которого открывался вид на молодого человека и женщину, которые, казалось, оказывали такое таинственное влияние на его планы.

 Он с облегчением обнаружил, что довольно скоро представление началось.
Это действительно было уникально и, в своём роде, достойно того, чтобы она это услышала. Если бы
обстановка была приятной, он мог бы с лёгкостью предаться
наслаждению. Однако не прошло и нескольких минут, как он увидел по
испуганному взгляду Грейси, что она заметила и узнала по крайней мере
одну из парочек слева от них.

Профессор Эллис в своей обычной безупречной одежде изящно откинулся на спинку сиденья так, что было хорошо видно его профиль; он положил руку красивой формы на спинку сиденья рядом с собой, и его рука в изящной перчатке почти, если не совсем, касалась плеча его собеседника.

И он, и дама, сидевшая рядом с ним, почти не обращали внимания на
происходящее представление. Очевидно, они пришли сюда, чтобы
побеседовать. Они непрерывно переговаривались, время от времени
перебивая друг друга тихим смехом, и, казалось, были настолько
поглощены друг другом, что временами забывали, что зал был
публичным и что многие обращали на них внимание.

Девушка была очень хорошенькой, совсем не похожей на Грейси Деннис, и в ней было что-то неописуемое.
лицо и манеры подсказали бы даже самому случайному наблюдателю, что она
вращалась в другом кругу. Это было не ее платье, если что
слишком заметно в месте и час, но совсем молодой дамы в
в хорошем обществе иногда делают такую же ошибку. Не было в ее поведении и ничего предосудительного.
вы могли бы указать на что угодно.
что-то оскорбительное; и все же вы были бы уверены, если бы понаблюдали за ней,
что она не принадлежала к тому, что мы называем обществом.

Грейси Деннис наблюдала за ней с каким-то зачарованием, став, наконец,
Она была настолько поглощена наблюдением и, по-видимому, тревожными мыслями,
которые оно вызывало, что почти не обращала внимания на редкие замечания доктора
Эверетта и, казалось, не замечала, что в конце концов он
полностью замолчал.

Один раз за этот час молодая женщина небрежно взглянула в их сторону, и небрежный кивок и непринуждённая улыбка, с которыми она
отметила присутствие доктора Эверетта, заставили Грейси удивлённо взглянуть на него.

 «Теперь я жалею, что у меня нет моих лошадей», — сказал доктор, когда они наконец вышли.
они идут к алтарю. "Мне нужно проехать милю в центр города, и я
думаю, что упражнение пойдет тебе на пользу".

Грейси ухватилась за это предложение и попросила разрешения остаться в
книжном магазине внизу, пока он пойдет за лошадьми.

"Я хочу прокатиться и поговорить с тобой", - просто сказала она.

Поскольку это было именно то, чего он хотел, он без промедления отправился за лошадьми.

Тем временем Грейси, стоявшая у витрины книжного магазина, должна была
рассматривать новую книгу, но на самом деле уделяла много внимания паре, которая переходила улицу или, скорее, ждала
за возможность сделать это.

Они как будто не торопясь, но и не было вовсе, даже в переполненном
улица, по их интерес друг к другу. Более одного полицейского
пристально смотрели на них, пока профессор Эллис стоял, склонив голову в сторону
леди, увлеченная оживленной беседой. Это была как раз та самая
позиция поглощенного интереса, с которой он так часто слушал
Грейси — не на улице, конечно, а в какой-то переполненной гостиной — и
это польстило ей.

Сегодня это заставило ее нахмуриться.

Они начали неприятную процедуру пересечения.  Он взял
его спутница, готовясь перепрыгнуть через грязное место, взяла его за руку; но
Грейси заметила, что это было излишним и странным для улицы. Его лицо тоже было хорошо видно,
и выражение на нём было таким, какое Грейси уже видела раньше, но, конечно,
она предположила, что никто другой его не видел.

В общем, для душевного спокойствия профессора Эллиса, вероятно, было лучше,
что он не обернулся в тот момент и не увидел молодую леди в книжном магазине. Вместо этого он увел свою даму, и они затерялись в толпе.


Доктор Эверетт, изо всех сил погоняя лошадей, всё ещё размышлял с тревогой. Не слишком ли суров был его эксперимент для Грейси? Возможно ли, что её интерес к этому мужчине был настолько сильным, что пережитое днём было смешано с болью и отвращением? Он не мог поверить, что эта чистосердечная девушка могла испытывать чувства к такому человеку, как профессор Эллис. И всё же, когда она увидела этих двоих, на её лице было такое выражение, которое поразило и ранило его.

Усевшись в карету, он не произносил ни слова, пока они не проехали лабиринт повозок и не выехали на открытую местность. Даже тогда он
он лишь сказал: «А теперь поскачем» — и дал лошадям волю, пока они не оставили позади толпу и дела и не поскакали по широкой улице, по обеим сторонам которой выстроились величественные, но спокойные на вид дома. Затем он натянул поводья и заставил лошадей идти шагом; к этому времени он уже решил осмотреть рану, если она была.

«Хотел бы я знать, насколько этот человек злодей». Эти несколько поразительные слова нарушили его молчание.

 «Какой человек?» Однако по тону голоса Грейси было понятно, что она знает, о ком он говорит.

«Этот человек Эллис — профессор, кажется, так его зовут. У меня есть основания относиться к нему с большим подозрением. Кстати, мисс Грейси, я думаю, что он ваш знакомый. Вы ему доверяете?»

Как быстро и возмущённо она ответила бы утвердительно на такой вопрос два месяца назад! Что ей сказать сейчас?

— «В каком смысле?» — она запнулась, скорее чтобы выиграть время, чем потому, что не поняла вопроса.

 «Ну, в любом смысле, я почти готова сказать. Я не имею чести быть знакомой с этим человеком, но всё, что я о нём слышу или вижу,
В нём я вижу то, что мне не нравится, и то, чему я не доверяю. Как раз сейчас его поведение особенно тревожит. Кажется, вы заметили его сегодня днём! Девушка, которая с ним, учится в моей воскресной школе. Я очень интересуюсь ею, отчасти потому, что она из тех девушек, которым в этом порочном мире всегда грозит опасность, а отчасти потому, что она способна оказывать сильное влияние на другого человека, который является моим особым протеже.

«Кто эта девушка?» — Грейси говорила резко, её голос был напряжённым. Было очевидно, что она прилагала огромные усилия, чтобы
сдержать себя и казаться равнодушной ко всем сторонам конфликта.

Доктор не обратил внимания на ее стеснение.

- Ее зовут Мэйсон, Эстер Мэйсон. Она посещает субботнюю школу на Пакард Плейс.
Вы знаете, что я руководлю этой школой. У нее нет матери, и хуже, чем
отца; работает продавцом в одном из магазинов на Четвертой авеню; и она, или
была, склонна быть, что называется, геем. Я не знаю, имеет ли этот термин для вас какое-то особое значение; я думаю, что у молодых людей такое же поведение называют «быстрым». Я надеюсь и верю, что вы не поймёте ни один из этих терминов; однако я думаю, что, возможно, наблюдая за ней,
Прогулка по городскому парку даст вам некоторое представление о том, какая пропасть
лежит между вами и ею.



ГЛАВА XXII.

"НЕКОТОРЫХ ЛЮДЕЙ ТРУДНО ПРЕДУПРЕДИТЬ."

Если бы доктор Эверетт хотел в нескольких словах показать Грейси пропасть
между ней и мужчиной, который был спутником девушки во второй половине дня,
возможно, он не смог бы сформулировать свою мысль лучше.

Она заметно вздрогнула, и доктор плотнее закутал её в накидку, продолжая: —

"Я бы не хотел давать вам неверную оценку Эстер Мейсон, ни
позвольте вам на мгновение представить, что я считаю, будто девушка, которая работает за прилавком, не может быть настоящей леди. Я скорее хотел объяснить вам, что её возможности были ограничены. Я думаю, она хочет быть хорошей девушкой; на самом деле, я могу сказать, что полностью уверен в её намерениях. Она не христианка, но несколько недель назад я записал её имя в свой блокнот как человека, которого почти убедили. Она уже некоторое время борется с вопросом о личной религии; её особый камень преткновения заключается в том, что она сообразительна и довольно ясно мыслит.
Она имеет представление о том, как должны жить христиане, и может назвать очень немногих, кто, по её мнению, живёт так, как они проповедуют. Однако, как я уже сказал, я возлагал на неё большие надежды, пока несколько недель назад она не познакомилась с этим человеком, и я с трепетом жду результата. Он постоянно оказывает ей знаки внимания, и она, очевидно, польщена и ошеломлена.

 «Как давно он её знает? Как они познакомились?»
вопросы всё ещё звучали тем же странно подавленным голосом.

 Лицо доктора становилось всё более серьёзным и суровым. Он опасался, что
здесь была настоящая рана.

«По случайности, мисс Деннис, кажется, что мы оба виноваты или, по крайней мере, замешаны в этом знакомстве. Вы помните небольшой инцидент, который произошёл в трамвае около шести недель назад? Молодая женщина, выходя из трамвая, уронила пакет, на который вы обратили наше внимание и указали на переходившую улицу женщину; и профессор Эллис заявил, что готов догнать её и вернуть пакет, так как собирался выйти из трамвая. Мисс Мейсон
была тем самым человеком, о котором шла речь, и профессор Эллис предположил это.
— небольшое вступление, чтобы завязать знакомство. Я узнал, что
он упомянул моё имя в связи с этим инцидентом и с того дня
находится в чрезвычайно близких отношениях с Хестер.

 Грейси была удивлена и растеряна.

"Я прекрасно помню тот случай, но девушка, которую я видел сегодня днём,
не может быть той, что была в машине.

— Да, сегодня она была в праздничном наряде, а когда вы мельком увидели её в машине,
она была в рабочей одежде. Я помню, как сожалел о том, что
профессор Эллис так быстро вызвался выполнить ваше поручение;
но я не знала, чего именно я боюсь. Я просто отпрянула от этого человека и
хотела, чтобы другие сделали то же самое.

«Доктор Эверетт, какой у него мотив оказывать ей внимание?»

«Хотел бы я знать. Я могу сказать вам, чего я очень боюсь, — что он играет
с человеческим сердцем, чтобы понять, насколько он может получить над ним власть.
 И в данном случае это, безусловно, самая жестокая вещь». У девочки нет ни друзей, ни отца с матерью, которые могли бы дать ей совет или помочь. Она
умна и красива, и ей показывают мир, который кажется ей волшебной страной. Она
ошеломлена, и её нельзя винить, ведь она
У неё нет ни взвешенного мнения, ни надёжных друзей, на которых она могла бы опереться. Мисс Деннис, по её поведению сегодня днём вы можете судить о том, насколько хорошо она знакома с обычаями высшего общества. Не думаю, что она осознаёт, что привлекает к себе внимание, если не считать её красоты и привлекательного вида её служанки. Она не из тех, кто уклоняется от того, что она считает законным общественным восхищением, и это, как вы видите, только усугубляет её положение.

— Но, доктор Эверетт, вы же не думаете, вы не можете думать, что он намерен уделять ей особое внимание — что он имеет в виду нечто большее, чем
хочешь доставить ей немного удовольствия?

- Что ж, - медленно, но твердо сказал доктор, - можете судить сами.
Мисс Деннис, что я думаю — что думает любой порядочный человек — о
мужчина, оказывающий на публике знаки внимания, которые мы наблюдали сегодня.
днем. Вы были бы оскорблены ими. Единственная причина, по которой
эта бедная девушка не была оскорблена, заключается в том, что она не знает ничего лучшего. Вы заметили, что на её пальце сверкнуло необычное кольцо? У меня есть основания полагать, что оно принадлежит ему и что она считает себя в особенном почете из-за того, что её попросили его надеть.

Щеки бедной Грейси теперь пылали. Она не заметила кольцо;
 но она хорошо его знала и однажды вечером сама его надела,
а потом вернула владелице, сказав, что не может заставить себя носить его без согласия отца. Она вспомнила, какую рану нанесла ему, когда он посмотрел на неё своими выразительными, полными упрека глазами и ответил, что если бы она чувствовала к нему то же, что он к ней, то не позволила бы даже отцу встать между ними. И он действительно отдал это кольцо на хранение этой девушке!

Они ехали молча, и доктор дал понять лошадям, что они могут ехать так быстро, как захотят. Он сильно сомневался и страдал. Могло ли быть так, что эта тщательно оберегаемая молодая девушка попала в сети человека, которого он считал беспринципным негодяем?

 Если так, то не был ли он излишне жесток в своих откровениях? Должен ли он отвезти её домой или ехать дальше и дать ей время прийти в себя?

Если бы он понимал, что творится у неё в голове, он бы
лучше знал, что сказать дальше.

Простая истина заключалась в следующем: до того, как она попала к миссис Робертс, девочка считала себя мученицей из-за необоснованных предрассудков своей мачехи. Она считала, что отец отвернулся от неё только из-за влияния на него жены, а жена была обижена на профессора Эллиса за то, что он не уделял ей достаточно внимания в дни её девичества. Профессор сумел внушить Грейси, что это было единственным обвинением против него.

Таким образом, он был несчастным человеком, и поэтому её сердце было на его стороне
Она испытывала к нему симпатию. Поначалу это было не более сильное чувство,
чем симпатия, но, польщённая его вниманием, гораздо более заметным и
отточенным, чем когда-либо прежде оказывалось молодой девушке, она
убедила себя в том, что, если бы не горечь, которую испытывал к ней
отец, она могла бы стать для профессора Эллиса тем, кем, как он
деликатно и туманно уверял её, не мог стать никто другой, и занять
место, которое до сих пор оставалось пустым в его одинокой жизни.

Она не давала ему обещаний; более того, он никогда не просил её об этом. Но для юной, невинной и
хорошо обученный есть язык, который говорит так же ясно, как слова, и
считается священным. Грейси позволила, чтобы на нее смотрели как на женщину,
которую другие удерживали от того, чтобы быть для профессора Эллиса чем-то большим, чем она была на самом деле,
которую, возможно, всегда будут сдерживать; потому что она твердо решила в своем
собственное печальное сердце, что она никогда не вышла бы замуж против согласия своего отца,
нет, даже если бы была вдвое старше.

В последнее время к ней приходили странные откровения. Она измерила
Профессор Эллис с другими мужчинами, христианами, и он оказался в невыгодном положении. Кроме того, она сравнивала себя с другими
Христианские работники и она сама оказались в невыгодном положении. В ней росло смутное беспокойство и недовольство своим христианским опытом. Более того, она всё больше интересовалась этими мальчиками, хотя и не верила, что сможет ими заинтересоваться, когда впервые их увидела. Она начала верить, что некоторые из них, по крайней мере, будут спасены. Она хотела помочь спасти их и помочь другим.
Её мученичество быстро сошло на нет, и проходили целые дни, когда она ни разу не вспоминала, что была несчастной девушкой.

Наконец, за неделю или две до этого дня, она взяла свои дела в свои руки и попыталась взглянуть на них непредвзято. Результатом её многочасовых размышлений и молитв стало то, что она была связана с профессором Эллисом: то есть, если в туманном и далёком будущем наступит момент, когда её отец даст своё согласие, то из-за того, что произошло между ними, она будет обязана и с удовольствием выйдет за него замуж. Тем не менее она начала меньше удивляться тому, что отец так о нём
думает, и меньше злиться из-за этого. Она начала говорить себе тихо и
жалобно:

«Бедный, одинокий человек! У него нет друзей. Он не христианин, и это делает его таким непохожим на других. Именно этого не хватает папе. Но я не должна бросать его; я должна постоянно молиться за него и работать над его обращением. Тогда он станет таким человеком, который понравится папе, и всё будет хорошо».

И пока она это говорила, она смутно осознавала чувство удовлетворения от мысли, что она очень молода и что пройдёт ещё много-много времени, прежде чем что-нибудь прояснится. И
что же, это, конечно, был не для нее, что
у с профессором Эллис, только молиться за него. И что, возможно, ее
отец не позволил бы ей провести проект, который был под восхитительный
обсуждение в семье, а именно—Робертс, чтобы остаться в городе в качестве
ученик в знаменитой зеленой лужайке школы. И она не знала, — глупая
малышка! — что даже в том, что касалось ее сердца, все
было неправильно.

Возможно, мне было бы трудно объяснить вам — то есть, если вы
не понимаете без объяснений, — в какой переполох она попала
в этот день. Она ещё не осознавала, что самым сильным чувством даже сейчас была не уязвлённая любовь, а уязвлённая гордость — из какого же ничтожества она делала героя! Ничто прежде не открывало ей глаза так, как это. Неужели она проводила целые вечера с мужчиной, который опустился до того, что выставил в неприглядном, даже подозрительном свете не только себя, но и неопытную юную девушку?

Не стоит оправдывать его незнанием;
он мог не разбираться в обычаях христианского мира, но никто
Она лучше понимала правила, по которым жило общество. Большую часть дня она была очень зла на эту девушку, но, выслушав доктора Эверетта, она начала понимать, что её друг играл с наивностью девушки, которая, вероятно, полностью ему доверяла. Вы должны понимать, что Грейси Деннис была из тех девушек, которых такое подозрение могло бы сильно разозлить. Румянец на её щеках был вызван не только свежим весенним воздухом.

— Доктор Эверетт, — наконец сказала она, нарушив молчание, — что вы
думаешь, он хочет попросить девушку надеть это кольцо или позволить ей
носить его? Он— ты думаешь, он обручился с ней?

"Хотел бы я знать, что он имел в виду!" - снова сказал доктор Эверетт, и его захлестнула волна
негодования. "Если он действительно что-то значила так
достопочтенные, как это, было бы достаточно плохой бизнес для бедных Хестер;
но, как я уже сказал, я совершенно не доверяю этому человеку, и у меня есть на то причины. Судя по тому, что вы о нём знаете, мисс Деннис, можете ли вы предположить, что он честен и искренен в своём внимании к этой девушке?

Это был очень простой вопрос. Он значил для доктора Эверетта больше, чем даже
Грейси могла себе представить, но она видела достаточно, чтобы понять, что
признаётся в близости, которая заставила её покраснеть. Однако она твёрдо ответила:

«Нет, я не могу думать, что он честный или благородный».

«Боюсь, что так. Свидетель этого дня. Джентльмены не выставляют напоказ свою дружбу, и этот человек знает об этом».

Голос доктора был очень суровым. Теперь он был уверен, что там была
рана и что её осматривали. Он считал, что даже при наличии ран нужно
проводить тщательную работу; впоследствии будет больше шансов на
настоящее исцеление.

Следующий вопрос Грейси, если бы её собеседница знала об этом, был бы
странным.

"Почему люди, которые являются её друзьями, не предостерегли её от него
и не удержали от такого неверного шага, если она делает его по
незнанию?"

О Грейси Деннис! Как иногда воспринимаются предостережения даже
хорошо воспитанными девушками, у которых есть все основания доверять любви,
которая их защитит?

«Некоторых людей очень трудно предупредить», — сказал доктор. «Я пытался, и у меня есть друг, который пытался ей помочь; но бедная девушка, вы должны помнить, не была воспитана в христианской атмосфере —
у неё никогда не было друга-христианина, который бы авторитетно
высказывался о ней. Если бы у неё был хороший отец, всё было бы так просто.
 А так разве вы не видите, как естественно она не доверяет остальным из нас, отдавая предпочтение мужчине, который делает вид, что дружит с ней? Я не удивлена поведением Хестер, мне её только жаль.

Если бы доктор был подробно осведомлён обо всех обстоятельствах,
связанных с близостью Грейси с профессором, он не смог бы подобрать
слов, которые сильнее бы задели её совесть. Если бы не она
добрый отец нежно и терпеливо предупреждал её? И разве она не предпочла закрыть глаза на все его слова и верить скорее профессору
Эллису, чем ему?



Глава XXIII.

"Часть большого богатого мира."

"Я должен зайти в этот дом," — сказал доктор, внезапно натянув поводья перед тихим маленьким домиком у подножия широкой лужайки. «У привратника
этого американского замка есть больной ребёнок, которого я обещала навестить.
Вы можете придержать лошадей, мисс Деннис, или мне их привязать? Это тихое место, и они смирные».

«Я ничего не боюсь», — сказала Грейси, и её глаза тоже сияли.


И доктор вошел в дом, размышляя о том, не испугается ли профессор Эллис, если увидит ее сейчас.

Оказавшись внутри, он вздрогнул от удивления, почти от испуга, потому что
лицо, появившееся в открытой двери комнаты для больных, принадлежало Джой
Сандерс.

"Вы здесь?" — сказал он, стараясь скрыть волнение в голосе.

Она тихо ответила:

«Я приехала на трамвае. Вы приехали на машине?»

«Да, — резко ответил он, — но я не один. Как ребёнок?» — и он сразу же приступил к своим профессиональным обязанностям, оставив её размышлять над его поведением.

Это было, конечно, странно. Джой Сондерс привыкла к резкости этого человека, но сегодня в его поведении было что-то такое, чего она не понимала. Она подошла к окну и увидела Грейси Деннис, которая держала лошадей, — увидела её красные, «алые» щёки и сверкающие глаза, а также своеобразную, надменную осанку, с которой мачеха была хорошо знакома.

  Она знала Грейси Деннис только понаслышке. Однажды доктор
Эверетт попросил её зайти к миссис Робертс и заставил её почувствовать себя глупой консерваторкой, отказавшейся от этого.

«Как она вообще может узнать тебя, согласно правилам, которые диктует
общество? Там должно быть«Каким-то образом христиане освободились от оков».

Это было его замечание, но он больше не спрашивал её, и она никогда не встречалась ни с миссис Робертс, ни с Грейси Деннис. Однако она хорошо её знала и часто наблюдала за ней, когда та проезжала мимо. Теперь она сразу поняла, кто это был, когда та сидела там, надменная и красивая, решительно сдерживая нетерпение лошадей. О, она знала больше! Теперь стало ясно, почему доктор Эверетт был таким резким и — ну да, — смущённым. Она почти подумала, что это его имя.
то самое чувство, только оно казалось таким абсурдным. И тогда Джой Сондерс высоко подняла
свою кроткую головку и сказала себе, что ему не нужно бояться ее
присутствия; она может уехать так же, как приехала, в трамвае.

Доктор подошел к ней, говоря быстро, как обычно:—

"Джой, ребенок очень болен. Сегодня вечером здесь должен быть опытный специалист.
Не ты. Мне жаль, что ты пришла. Как ты думаешь, твоя
мама приедет? Ты поедешь со мной? Со мной мисс Деннис.
В экипаже, знаете ли, достаточно просторно для троих.

Затем Джой отвернула голову, высоко подняв ее, и сказала,—

— Нет, спасибо, я поеду на трамвае.

И этот бестолковый доктор натянул перчатки, сказав себе: «Не знаю, но так будет лучше», — и вышел, успев только сказать Джой:

«Спросишь об этом свою мать? Я увижусь с ней, как только смогу. Я бы хотел, чтобы ты поехала отсюда прямо домой — ты поедешь?»

Затем он приподнял шляпу, запрыгнул в карету и уехал вместе с Грейси Деннис.

 А Джой Сондерс подождала следующий жёлтый автомобиль, забралась в него
и всю дорогу до города твердила себе, что лучше бы она осталась.
в маленьком домике, где всю ночь дежурил больной ребёнок.

Мысли, которые доктор Эверетт посвятил этому делу, были немногочисленны.
Они были примерно такими: —

"Радость-то какая! И я боюсь лихорадки, судя по тому, что я слышал. Я заберу её домой как можно скорее. Интересно, как эта бедная маленькая девочка в
карете справится с новым знакомым?

«Боюсь, это будет довольно тяжело. Тем не менее, я могу говорить, а она пусть молчит. Главное, что я надеялся, что у неё есть какое-то
предложение по поводу Хестер. Если бы она могла заставить себя попытаться
спаси эту девушку, это было бы лучшее, что она могла бы сделать. Если бы она только знала, что Джой — единственная, кто мог бы помочь ей в этом или в чём-то другом.

Пока они мчались по аллее, он всё ещё сожалел о том, что не уговорил Джой прокатиться и тем самым не познакомил её с хорошенькой девушкой, которая ехала рядом с ним. Он был не очень терпим к тому, что называл «оковами» общества. Когда два человека, так хорошо подходящие друг другу, чтобы наслаждаться обществом и помогать друг другу, как Джой Сондерс и Грейси Деннис, не знают друг друга, он считает, что это пустая трата в христианской экономике.

Слишком занятый своими мыслями и управлением автомобилем, чтобы обращать внимание на
прохожих, он не заметил осторожного поклона, которым их почтил молодой Рейд, когда они
снова приблизились к городской суете.

 Грейси заметила; она ответила на поклон, слегка покраснев, и
подумала, знает ли этот молодой человек профессора Эллиса, и что он о нём думает, и что он думает о ней за то, что она с ним знакома.

Иногда мне кажется, что очень жаль, что иногда нельзя заглянуть в мысли друг друга. Так можно было бы избежать многих недоразумений.

Например, Рейд, который отправился в путь с нахмуренными бровями. Где был доктор Эверетт? И почему с ним Грейси Деннис? Возможно ли, что он катался ради удовольствия? Сама мысль об этом поразила молодого человека. Он обнаружил, что никогда раньше не допускал мысли о том, что доктор Эверетт находит время для удовольствий.
 Если это так, то почему он не взял с собой Джой Сондерс? Такое поведение показалось бы вполне естественным, хотя
молодой человек с чистым сердцем признался бы себе, что, будь он
Если бы он решил прокатиться ради удовольствия, то спутницей его выбора не стала бы Джой Сондерс. Это был, безусловно, удивительный мир.

 В тот вечер юному Рейду было так трудно думать, что он
решил выяснить, была ли эта поездка случайностью или спланированным мероприятием. В результате он узнал не только о поездке, но и о дневном развлечении в Зельцер-Холле, где играли на стеклянных бокалах. Это усилило его изумление,
но не уменьшило мрачности на его лице.

Но те двое в карете, не замечая угрюмого молодого человека,
опечаленная молодая девушка, ехавшая в трамвае, почти не разговаривала
во время поездки домой, пока они не свернули на улицу,
ведущую к дому мистера Робертса. Тогда Грейси сказала: —

 «Доктор Эверетт, я бы хотела познакомиться с этой девушкой. Мне нужно кое-что
ей сказать, и если бы у меня была возможность, я бы постаралась
сделать это так, чтобы помочь ей».

— «Я справлюсь», — быстро и с облегчением сказал доктор Эверетт.
 Теперь он был рад за Хестер и испытывал огромное облегчение из-за
 Грейси. Она могла быть ранена, но она была сделана из того же материала, что и
он надеялся. Она не собиралась умирать сама, не собиралась складывать руки и
видеть, как гибнут другие, только потому, что ее обманули.

Он весело поздоровался с ней: "Добрый день!" И увезли, чувствуя,что
хотя он был вынужден отказаться Сьюэлл Аллея, хорошая работа
выполнено. Он теперь считает, что он понимал ситуацию.

Он был прав в одном: Грейси Деннис не имела ни малейшего представления
о смерти. Её настроение лучше всего проявилось полчаса спустя, когда она
стояла у окна гостиной и отвечала на низкий, затянувшийся поклон
Профессор Эллис, с надменным взглядом сверкающих глаз, смотрел на него
из-под прямой и неподвижной головы.


В голове Дирка Колсона всё смешалось. Ему нужно было решить важный вопрос. В его кармане лежали два синих билета, которые обещали ему вход в самый большой и красивый зал в городе, где выступал великий оратор за трезвость. Дирк мало что знал об ораторах, но слышал о Джоне
Б. Гоф, и всё, что он слышал, заставляло его желать взглянуть на него. Вы помните, что Дирк был подражателем. Он слышал, что
мистер Гоф тоже был подражателем, и в глубине души мальчик лелеял мечту
послушать этого человека. Теперь у него была неожиданная возможность. Конечно, он собирался пойти.
Но самым сложным было, что делать с другим билетом.

Там был Март! О да, конечно, он не забыл ее; но
как странно было бы повести ее на лекцию! Он
никогда в жизни никуда ее не водил. Ей нечего было надеть, хотя
в тот момент он вспомнил, что мать, приложив немало усилий,
сумела выкупить свою шаль из ломбарда.

Был один повод взять её с собой: это понравилось бы миссис Робертс.
Дирк некоторое время изучал эту штуку, пытаясь понять, почему ее это должно волновать
, и в конце концов отказался от проблемы, посчитав ее слишком серьезной для него. И все же он
был уверен, что ей не все равно; в ее глазах был задумчивый огонек, когда она
сказала: "Я подумала, что, возможно, тебе захочется взять с собой ту сестру с
золотистыми волосами", - это он увидел и истолковал.

Ему потребовалось три дня, чтобы решить, что он должен сказать, предположим, что он решился
спросить ее.

Несколько человек работали, помогая ему, хотя он ничего об этом не знал.
 Однажды вечером миссис Робертс сказала юному Рейду, что хотела бы
она знала способ убедить Дирка Колсона забрать свою сестру, даже не попросив его об этом.
фактически. Она воображала, что, помимо выгоды
, которая, возможно, непосредственно последует за вечером, проведенным таким образом, это
натолкнет брата на новые мысли.

Молодой человек ухватился за это предложение и захотел помочь осуществить его
. Это было нелегко сделать. Он не сблизился с
Дирк Колсон; на самом деле этот заблуждающийся молодой человек скорее отвергал любые
попытки сближения. Однако он был знаком с Салли Калкинс;
 многочисленные визиты, которые он наносил в их комнату во время болезни Марка,
он установил такой постоянный и приятный контакт с Салли и ее братом
, что они смотрели на него как на испытанного друга. Он знал, что Салли
была подругой застенчивой золотоволосой сестры.

И вот однажды вечером он отправился навестить Калкинсов со смутной надеждой
косвенно помочь в исполнении желаний миссис Робертс.

Салли он сообщил, что хотел бы, чтобы Дирк взял свою сестру на лекцию, и заручился её обещанием помочь с этим планом,
если он осуществится.

После его ухода Салли долго сидела за шитьём в одиночестве.
при тусклом свете, одна из самых героических маленьких жертв, когда-либо принесённых «во имя Его». Чтобы полностью понять это, вы должны знать, что Марк
Калкинс достаточно оправился, чтобы занять своё место в офисе, где доктор Эверетт нашёл для него вакансию и работу, которая позволила бы ему большую часть времени сидеть, тем самым давая отдых повреждённой конечности.

Кроме того, Марка допустили на собрания по вечерам в понедельник, и он
отличался там своим умением читать и писать. Конечно, он получил два билета и, конечно же,
Он был таким мальчиком, что планировал взять Салли с собой на лекцию.

Какое же это было удовольствие для Салли! Это должно было стать событием всей её жизни. Идти с Марком по многолюдным улицам, оба в нарядной одежде; смело идти вперёд вместе с толпой и предъявлять входные билеты в большой зал, который до сих пор они видели только снаружи; идти по длинным проходам, как те, у кого есть на это право, и выбирать места, не подвергаясь допросу со стороны полиции; короче говоря, быть как другие люди — частью большого зажиточного мира — вот в чём была радость Салли.

Она постирала и починила своё лучшее ситцевое платье; пришила пуговицы на красивую накидку, следуя указаниям миссис Робертс; примерила аккуратную шляпку, сшитую для неё собственными руками миссис
Робертс, и в целом Салли, вероятно, получила за эти два дня больше удовольствия от лекции Гофа, чем многие другие, которые слышали его по дюжине раз. Я не думаю, что это
удивительно, что, пока она качалась в кресле, шила и обдумывала свою великую мысль, на её работу падали слёзы.



Глава XXIV.

"Ибо ты не знаешь, что может случиться."

Вот о чём она подумала: «Предположим, Дирк Колсон захочет взять с собой свою
сестру. Салли не верила, что это возможно, — она не настолько
уверена в Дирке Колсоне; но если бы он захотел, Март не смогла бы
пойти, потому что ей нечего было бы надеть».

А вот и красивая накидка Салли, которая скроет недостатки её платья, и её красивая шляпка, которая, как она знала, украсит Марту; но если она одолжит их, то Салли придётся остаться дома. Сможет ли она это сделать? Сможет ли она вынести такую мысль? Что скажет Марк? Что он будет делать со своим вторым билетом?

Будет ли у неё когда-нибудь ещё возможность пойти в тот чудесный
зал и быть как другие люди?

Но Март никогда в жизни никуда не ходила.

"А я, — сказала бедная Салли, переводя дыхание и всхлипывая, — часто гуляла по самым красивым улицам, заглядывала в витрины
магазинов и всё такое. Я почти уверена, что помогу ей пойти, если смогу."

Юный Рид и не подозревал, на какую жертву он пошёл.

 Неудивительно, что в тот же вечер голос Салли дрогнул, когда она объясняла Марту, заглянувшему на минутку, что случилось.
она сказала, что если ей очень захочется куда-нибудь пойти, то она должна будет
позвонить Салли, и у неё должна быть с собой накидка и шляпка. Затем она
с волнением придумала, как починить её платье, чтобы оно
хорошо смотрелось под накидкой, и даже убеждала:

«А теперь, Март, если кто-нибудь захочет, чтобы ты ушла, не говори, что не уйдёшь,
а воспользуйся шансом, потому что ты не знаешь, что может случиться».

Она также терпеливо выслушивала презрительный смех Марта и его категоричное заявление о том, что ей никогда не предоставляли шансов и никто никогда не хотел, чтобы она куда-то уходила.

По мере того, как она говорила, ее интерес становился все более красноречивым; она искренне убеждала, что
Марта должна воспользоваться первой возможностью куда-нибудь пойти и надеть ее
новую накидку и шляпку. В то же время она умолчала о лекции.
Предположим, что шанса не представится? Тогда Марту было бы вдвойне трудно поверить, что
ему предложили такую возможность. Те же тонкие рассуждения были
провел ее из жилища на ее собственные перспективы. Некоторые люди были бы очень удивлены, узнав,
сколько чуткости к чувствам других людей можно было найти в этой маленькой комнате.

На следующий день Дирк как-то странно медлил за своим скудным обедом.
Было уже поздно, потому что он наконец-то устроился на работу в одну из типографий и мог обедать в любое время, когда в офисе было удобно без него обходиться. Он проработал всего три дня, и Март почти не обратил внимания на его уход, лишь мрачно заметив, что это ненадолго. Но Салли она хвасталась, что Дирк работает не покладая рук. Если бы кто-нибудь сказал Дирку, что его сестра когда-либо им хвасталась, это могло бы сильно помочь ему в те дни.

«Что ты тут околачиваешься? Ты уже съел всё, что сегодня будет на обед в этом доме, и тебе пора уходить».

Так нелюбезно сестра отреагировала на его задержку. Она мучительно боялась, что он уже устал от постоянной работы, и от страха её голос звучал грубее, чем обычно.

Его ответ поразил её; на самом деле он поразил и его самого.

— Март, у меня есть билеты на представление — в хорошее место — и я хочу, чтобы ты пошёл со мной.

 — Хм! — сказал Март. — Сомневаюсь!

 Затем он стал серьёзным, показал свои сокровища и стал уговаривать её.
Он согласился, сам удивляясь своему поступку. Действительно ли он хотел, чтобы она ушла, или просто хотел угодить миссис Робертс?

 Через час вам было бы интересно увидеть, как Март взбегает по шаткой лестнице, ведущей в дом Калкинсов. Вы бы, наверное, подумали, что она рискует жизнью и здоровьем из-за своей поспешности, но Март привыкла к таким лестницам, а новости, которые она должна была сообщить, требовали спешки.

— «Есть шанс!» — сказала она, задыхаясь от скорости и нетерпения.
 «Салли Калкинс, есть шанс, и ты даже не представляешь какой. Дирк, он
Он хочет, чтобы я пошла с ним на представление сегодня вечером! У него есть билеты. Это
большое представление, на которое ходят все знатные люди. Оно проходит в самом большом зале в этом городе, и Дирк говорит, что я должна пойти. Салли Калкинс, ты правда хочешь, чтобы я надела твой новый красивый чепец и накидку? Ты думаешь, я действительно могу куда-то пойти? Я не знаю, почему Дирк так сильно хочет, чтобы я
ушла, но он уговаривал и уговаривал.

Бедняжка Салли! Она быстро наклонилась, чтобы поднять с пола булавку, чтобы
Март не увидел её глаза, в которых внезапно появились слёзы.
они. И все же, когда она наклонилась, она принесла свою последнюю, великую жертву —Март
должен уйти!

Затем она с полной самоотдачей приступила к приготовлениям. Не только
шляпку и плащ, но ее туфли—новые, что Марк купил ей
свой первый заработок после болезни—были присутствовать на лекции.

Она радовалась за отличную посадку обуви. Она сделала больше, чем просто
это. Пока Март наблюдала за тем, как он их застёгивает, и самодовольно
заметила, что ей не стоит удивляться, если Дирк когда-нибудь купит ей пару
таких же, она сдержалась и не скривила губы
с недоверчивой усмешкой. Вы помните, что она не
ни малейшей веры в Дирка.

Не надо забывать, что есть еще одна вещь Ленд—расческа,—в
того, что март-это замечательные желтые волосы могут быть хоть раз сводится к
что-то вроде того. И рискуя ведущих мировых чтобы вы думали, что
Салли была слишком «эстеткой» для своего положения в обществе, и я должна
признать, что это была самая тяжёлая жертва с её стороны, ведь её расчёска
была такой новой и красивой!

 Однако она сослужила свою службу, расчесав рыжие локоны Марта, и преображение
Эффект был потрясающим. На самом деле, когда всё было готово, накидка была повязана, а шляпка, которую миссис Робертс показала ей, как носить, была надета на жёлтую голову, Салли не произнесла ни слова, а подошла к упаковочной коробке в углу, которая служила ей шкатулкой с сокровищами, и достала единственное, о чём она молчала, — маленькое ручное зеркальце, которое Марк подарил ей однажды зимним вечером незадолго до того, как его ранили. Дешёвое,
маленькое, уродливое зеркало, от которого ты бы с отвращением отвернулся, сказав,
что из-за него у тебя кривой нос, выступающий подбородок и выпученные глаза
прищурился и стал совсем ужасным. Но, когда он оказался перед сияющим лицом Марта, какую тайну он открыл!

 Март посмотрел, тоже промолчал и в задумчивом настроении отправился домой ждать Дирка. Дома было пусто. Мать вытащила своё усталое тело на «лёгкую» работу. Прошли те времена, когда она могла делать то, что люди называют тяжёлой работой. Никто из членов семьи не знал, где находится отец, и их главная надежда была на то, что он будет отсутствовать как можно дольше.


 Мне очень хочется дать вам представление о том, что это был за элегантный,
ярко освещённый зал с блестящей публикой был для этой
девушки чем-то недостижимым.

Когда люди живут так далеко от нас, что наши повседневные события кажутся им
чем-то вроде Всемирной выставки, очень трудно описать, как на них влияют наши особые удовольствия.

Для всех удовольствие — слушать Гофа. Как же мне тогда рассказать вам,
каким оно было для этой девушки и её брата? Дирк слушал; должно быть, он хорошо
слушал, потому что вскоре после этого он уже мог повторять целые
абзацы и с поразительным мастерством подражать манере великого
оратора.

Но в то время он казался бы близким наблюдателем, чтобы были
всасывается в другую сторону. Он немного посмотрел на март, как он на
в тот субботний день, когда свое знакомство с миссис Робертс начал. Но
мысль, которая смутно преследовала его в тот день, расцвела в этот вечер.
Конечно, Март была похожа на миссис Робертс! Возможно, глупо так думать.
Несомненно, приятели подняли бы его на смех, если бы он рассказал им об этом, чего он ни за что не сделал бы, но факт оставался фактом: в шляпке и накидке Салли и, прежде всего, с
волны волос развевались вокруг нее, был взгляд, который мгновенно
и сильно напомнил ему эту леди.

На лекции неожиданно присутствовал еще один слушатель.
Части судебного разбирательства бедная Салли была рассказать ее брата, который был
сияющий на неделю за перспективы занять ее, что она с
своей рукой убрал благословение. Как бы Марк это воспринял?

Унылая на вид сестра Дирка не была его любимицей. Думаю, было бы очень трудно убедить его, что в её лице есть что-то от миссис Робертс.

Но мы такие любопытные создания, что Салли на самом деле было больно видеть,
как спокойно он воспринял печальную новость о её жертве. После
первого удивления он, казалось, был чем-то озабочен, и она почти
решила, что он не услышал её объяснений. Ей стоило больших усилий
сдержать слёзы, но в тот вечер она приготовила для него особый
ужин: на столе была белая скатерть, а на блюдце стояла чашка с
настоящим чаем. Она не собиралась портить сцену слезами, поэтому через некоторое время весело сказала: —

«У тебя есть шанс сделать что-то хорошее для кого-то. Кого ты
возьмёшь с собой в качестве билета?»

 «Я думал, — медленно ответил он. — Ты же знаешь, что это лекция о трезвости, и её читает замечательный человек. Ребята в магазине
весь день говорили о нём, и они сказали, что ты просто не можешь не
думать, когда он начинает говорить, и я просто подумал: «Что, если
мы заставим «его» говорить, а «он» будет слушать и думать».

Здесь нет курсива, который дал бы вам представление о том, какое
значение мальчик придавал местоимениям.

Салли поняла, что «он» может означать только одного человека в мире.

Но её брат, должно быть, догадался по выражению её лица, потому что она не произнесла ни слова.


"Иногда так бывает, Салли. Ты же знаешь, был старый Пит."

О да, Салли знала старого Пита; все в том переулке знали его — когда-то он был известным пьяницей, из тех, кого люди, даже добрые христиане, склонны считать пропащими. Но теперь он каждый день носил опрятный костюм, приносил домой по двадцать фунтов муки в мешке и покупал уголь бочками. В том переулке иногда случались чудеса.

— Да, — сказала Салли, — это правда; и старый Пит был не очень-то похож на него.

Тон её голоса говорил о многом. Даже сейчас её бы разозлило, если бы ей намекнули, что старый Пит был лучше этого отца, хотя вряд ли кто-то, знакомый с ними обоими, сказал бы, что у старого Пита, даже в его несчастном прошлом, было больше надежды, чем у этого. Как им это удалось, этим двоим, — сложная задача убедить его поехать, а затем ещё более сложная задача — удержать его в достаточно трезвом состоянии, чтобы он добрался туда, — сама по себе могла бы стать историей. Мне кажется
в реальной жизни есть много подобных историй, которые никогда не будут рассказаны.
Скорее всего, если бы они были рассказаны, какой-нибудь мудрый критик назвал бы их неестественными и сенсационными.

Достаточно сказать, что задача была выполнена, и среди самых внимательных слушателей великого оратора в тот вечер был отец Салли, в то время как она сидела дома и чинила сильно порванную куртку, время от времени плакала, радовалась, грустила, гордилась, боялась и надеялась на протяжении всего долгого вечера.

 Я не уверен, но для неё было лучше, что она сидела дома.  Я не знаю.
точно знаю, что она могла бы сделать, если бы оказалась в зале и увидела своего отца.
по окончании собрания отец проковыляет вперед вместе с толпой и
подпишет свое имя под обетом полного воздержания.

Возможно, она закричала в ее волнения, или она может быть
упала в обморок. Ибо, хотя были те, кто сказал — некоторые с насмешкой, а
некоторые со вздохом — что "подписание обязательства ничего не значит;
несчастный парень не смог сдержать обещание, чтобы спасти свою жизнь! Салли
и не подумала бы ни о чём подобном. Она верила слову своего отца.

Замечательно, когда есть кто-то, кто верит в нас.



Глава XXV.

"Чего вы надеетесь достичь?"

— Знаете ли вы, — сказала миссис Робертс, обращаясь к Грейси Деннис, которая вместе с юным Рейдом ждала в холле, когда она к ним присоединится (они были готовы к лекции и должны были забрать мистера Робертса по пути), — знаете ли вы, что у меня есть желание, которое я не вижу возможности осуществить? Если бы мистер
 Колсон привёл с собой сегодня вечером свою сестру, я бы очень хотела заполучить её и увезти с собой. , но я был
Я весь день обдумывала это и не вижу никакого оправдания такому, казалось бы, безумному поступку.

Я хочу, чтобы вы заметили, как естественно миссис Робертс произнесла «мистер Колсон». Она никогда не называла Дирка по-другому; она даже приучила себя думать о нём как о «мистере Колсоне». Поэтому, когда она произносила это имя в его присутствии, в её тоне и манерах не было ни капли неестественности. Остальные тщетно пытались последовать её примеру. Доктор Эверетт
не мог говорить о нём в таком тоне без лёгкого колебания и
некоторого смущения.

 «По правде говоря, — сказал он, — я думаю о Дирке всю неделю, и
Саббат, я не могу дотянуться до «мистера Колсона» без
усилий.

В разговоре миссис
Робертс с учениками не было ни «подтягивания», ни «опускания». Возможно, это одно из звеньев в
цепи влияния, которую она плела вокруг них.

Лицо Грейси Деннис выражало любопытство, и когда они сели в экипаж.
она рассказала о причине.:—

"Но, Флосси, я не могу представить, почему ты хочешь сделать это.
Это, конечно, будет слишком поздно Сегодня вечером, чтобы попытаться познакомиться с
ее. Я думаю, что какое-то время, когда вы могли бы непрерывную вечер
— Это было бы лучше для эксперимента.

— Для некоторых видов экспериментов — да, — ответила миссис Робертс,
тихо улыбаясь. — По крайней мере, отчасти мой эксперимент заключался в том,
чтобы посмотреть, как розовая комната может произвести на неё впечатление.

— Флосси Шипли!

Когда Грейси произнесла это имя, хозяйка дома поняла, что она не только
сильно взволнована, но и слегка осуждает её. В такие моменты она спешила
сменить тему.

Случилось так, что то, к чему она готовилась, произошло
так естественно, что не оставляло ни малейшего следа
преднамеренности.

Когда Дирк и его сестра пробрались сквозь густую толпу на улицу, они обнаружили, что идёт сильный дождь. Почти впервые в жизни этот факт поверг Марту
Колсон в ужас. Обычно ни одна утка не могла быть более равнодушной к ливню, чем она. В тот вечер она выразила своё смятение в нескольких коротких, выразительных словах:

«Шляпка Салли!»— И плащ! — добавила она, подумав. — И
туфли! — добавила она, осознав масштаб своих проблем.

 Рядом с тротуаром стояла карета, запряжённая парой лошадей.
Дирк не мог не обратить на это восхищённое внимание, несмотря на
дождь. Прекрасная лошадь всегда привлекала его внимание. Он не
подумал о пассажирах кареты, даже когда голова наклонилась вперёд, а
рука поманила его; конечно, она манила кого-то другого. Затем раздался
чёткий голос: —

"Мистер Колсон."

Он быстро пошёл вперёд; только один человек называл его «мистер».
Колсон, — и, кроме того, этот голос принадлежал только одному человеку.

 «Я хочу, чтобы твоя сестра пошла со мной домой. Дождь такой сильный, что ей не следует идти пешком, и я бы очень хотел, чтобы она осталась со мной.
сегодня вечером. Не могли бы вы попросить ее об этом, пожалуйста?

Если бы миссис Робертс просила об одолжении, а не оказывала его,
ее голос не мог бы быть слаще и обаятельнее.

Дирк вернулся к сестре, слишком ошеломленный положением дел.
даже не для того, чтобы выразить удивление. - Март, - сказал он, - она хочет тебя.

Быстрый прыжок на тротуар, и юный Рид уже стоял рядом с Мартом.

"Дождь такой сильный, — объяснил он, — миссис Робертс будет очень рада, если вы придёте."

И Март, не думая ни о чём, кроме шляпки, плаща и туфель Салли, повернулся к ожидавшему его экипажу.

Мистер Рид поднял зонтик и осторожно прикрыл шляпку, помогая её обладательнице сесть в карету с той же учтивостью, с какой он обращался с Грейси Деннис всего несколько мгновений назад. Ни одно движение не ускользнуло от внимания наблюдавшего за ними Дирка.

  Когда дверь закрылась и все пожелали друг другу спокойной ночи, миссис Робертс снова высунулся из кареты, чтобы посмотреть, и когда лошади
свернули за угол, он всё ещё стоял на тротуаре, глядя вдоль улицы,
не замечая ничего, кроме отражения собственных смятенных мыслей.

— Пойдёмте! — сказал полицейский, который знал его и поэтому относился к нему с подозрением.
"Что вы здесь торчите? Идите дальше!"

— Хм! — сказал Дирк, медленно вытаскивая руки из карманов и не сводя глаз с угла, где свернула карета. — А что, если
мне стоит?

Что-то в его взгляде подсказало бы миссис Робертс, если бы она была там, что он имел в виду нечто большее, чем просто движение по улице, хотя в тот момент он именно это и делал, несмотря на ветер и дождь.

Тем временем шляпка и накидка в экипаже отошли на второй план, и девушка, которая их носила, позволила себе снова
подумать о своей индивидуальности и удивиться своему положению. Она сидела, выпрямившись, на краю мягкого серого сиденья и оглядывалась по сторонам, насколько позволял свет уличных фонарей. Она в экипаже!
 Марта Колсон сидит на заднем сиденье рядом с благородной дамой и едет по улице! Кто бы мог подумать, что такое может случиться с Салли Калкинс?

Миссис Робертс с удовлетворённой улыбкой узнала шляпку и накидку. Она долго размышляла о том, какой костюм могла бы надеть эта
девушка. Возможно ли, что у неё есть что-то подходящее?
на лекцию? Она проходила мимо подвала, где жила девушка, всего один раз,
и видела ее лишь мельком; но и этого было достаточно,
чтобы сделать крайне маловероятным, что на ней был какой-либо уличный костюм. Затем
миссис Робертс изучила возможности раздобыть для нее уличный костюм
на пути, по-видимому, стояли непреодолимые трудности.
Она была слишком незнакома с местностью, чтобы рисковать. Кроме того,
были основания полагать, что всё ценное из этого подвала попадёт к ростовщику за очень короткое время.

Проведя несколько часов за обдумыванием множества различных планов и отвергнув каждый из них как способный привести к катастрофе, миссис Робертс была вынуждена предаться молитве. Если наблюдающий за ней Спаситель хотел, чтобы она через эту лекцию повлияла на его дитя, он, несомненно, мог видеть, что она присутствует; мог снабдить её одеждой, которую она могла бы надеть, либо через неё саму, либо через кого-то из его слуг. Она будет ждать и наблюдать.

Она ни разу не вспомнила о Салли Калкинс и о новом чепце, который
она помогла сшить своими руками, но вот он лежит рядом с ней на
голова этой девушки, к которой она была привязана! Этот факт придал миссис
Робертс сияющий вид.

Она почти ничего не сказала испуганной пленнице, сидевшей рядом с ней, кроме как пробормотала: «Я так рада, что вы позволили мне отнести вас домой!» Затем она накинула на неё яркую шаль и оставила её в изумлении, в то время как остальные гости оживлённо переговаривались.


Кстати, я думаю, вы не знакомы с розовой комнатой. Вы
должны увидеть её до того, как в неё вторгнутся на ночь. Она большая. Я
думаю, маленькие люди иногда испытывают странную любовь к большим
комнаты; у миссис Робертс были. Стены были окрашены в цвет, который можно было бы назвать нежно-розовым, с лёгким оттенком закатного золота на лепнине. Ковёр был мягким и пушистым; он не издавал звуков при ходьбе. Он был усыпан розовыми бутонами; некоторые только-только распустились, а некоторые были наполовину раскрыты. Привыкнув к виду элегантных ковров, вы бы почти наклонились, чтобы сорвать один из этих бутонов, они выглядели такими настоящими. Шторы на окнах были белыми, но с розовыми вставками;
они были заколоты розовыми лентами. Кровать была великолепна
из розовых и белых драпировок; таким же был и туалетный столик. Мягкие кресла
были обиты мягкой серой тканью с розоватым оттенком; а приборы,
щедро выставленные на витрине, были полностью розовыми и белыми.

В комнате не было ничего традиционного. Профессионал был бы
шокирован некоторыми из его назначений. Многие состоятельные дамы, привыкшие к тому, что всё должно быть «как надо»,
сомневались бы по поводу розовых лент и обилия белых драпировок.
Помимо ковра и одной-двух картин, здесь не было ничего
Особенно дорого обошлась мебель. Это была просто комната, в которой миссис Робертс позволила своим милым маленьким причудам взять над собой верх.

 Газ был зажжен, дверь в туалетную комнату приоткрыта, и, заглянув внутрь, можно было увидеть роскошную коллекцию больших красивых полотенец, а различные мелочи говорили о том, что ожидается гость. На каминной полке цвели цветы, а в крошечной вазочке, стоявшей на подставке рядом с туалетным столиком, была единственная роза необычного оттенка и аромата, которая распустилась в этот час — по крайней мере, миссис Робертс так думала.

В эту комнату, во всей её чистоте и красоте, вошли шляпка и накидка Салли Калкинс, а также её крепкие, новые, толстые башмаки; и их обладательница
сняла шляпку с раскрасневшегося лица, встала и огляделась.

Внизу они любопытными голосами обсуждали не её, а хозяйку особняка.

"Флосси, я думаю, ты слишком странная для чего бы то ни было! Почему бы тебе не попросить
ее пойти в комнату Кэти? Кэти уехала на ночь, ты знаешь, и я
уверена, что ее комната настолько опрятна и красива, насколько это возможно. Представьте себе, какой контраст
это было бы по сравнению со всем, что она когда-либо видела!—Мистер Рид, вы должны
Посмотрите на комнату, в которую её поместили. В доме нет более элегантной. Некоторые предметы мебели настолько хрупкие, что мне не хочется к ним прикасаться. Как вы думаете, что за болезнь заставила миссис
 Робертс отправить её туда? — Флосси, она не сможет уснуть сегодня ночью; она будет бояться этой безупречной кровати.

Это, конечно же, была Грейси Деннис.

Мистер Робертс перевёл взгляд с неё на свою жену, на его лице была улыбка, любопытство и в то же время
спокойствие.

«Чего ты надеешься добиться, Флосси?» — спросил он.
тот, кто с удовольствием наблюдал за новым экспериментом, но при этом был уверен, что
экспериментатор должен достичь цели, которая оправдает любые меры, которые
она могла бы предпринять. Мистер Робертс верил в свою жену, когда выбирал ее
из всех остальных; но он учился верить в нее в особом
смысле, как в человека, ведомого рукой, которая не допускает ошибок.

Она повернулась, чтобы ответить на его вопрос, ее лицо сияло, но в то же время было наполовину озадаченным:—

«Я не уверена, что смогу объяснить вам, на что я надеялась, — сказала она.
 — Я почерпнула эту идею у мистера Рида».

 — У меня! — и упомянутый молодой человек выглядел таким изумлённым и
Грейси недоверчиво рассмеялась.

"Он уверен, что никогда не думал ни о чём настолько безумном, — весело сказала она.
"Флосси, ты должна найти более подходящее оправдание."

"И всё же он это сказал.— Помнишь, ты недавно рассказывал мне, что твоя сестра считает, будто весь мир утратил своё предназначение из-за греха; что Бог задумал всё здесь прекрасным, а вся жизнь должна быть наполнена радостью, и что Сатана завладел жизнями людей и пытается их разрушить, и что каждое прекрасное творение — это Божья картина мира, показывающая, каким он должен быть.
было? Я плохо рассказываю, но это произвело на меня очень сильное впечатление.
 Лицо этой девушки, знаете ли, прекрасно. Таким Бог задумал некоторые
лица — по крайней мере, я имею в виду, что он дал ей основу для
прекрасного лица. У меня есть смутное, наполовину осознанное желание подарить ей
что-то гармоничное — что-то, что подойдёт к её золотистым волосам и
прекрасному цвету лица, — и посмотреть, что она подумает о Божьей идее,
поймёт ли она, что всё испортил грех, и захочет ли она служить
автору своего падения. Я не верю, что поступаю правильно.
я невзрачный, но, по крайней мере, я знаю, что имею в виду ".

"Если мы этого не делаем, я думаю, это должно быть потому, что ты уловил мысль
от Бога, до которой мы не в состоянии дотянуться ".

Этот ответ дал мистер Робертс. Что-то в эксперименте его жены
глубоко тронуло его.

Что касается г-на Рида, его лицо озарилось, как всегда, при упоминании
имя его сестры.

«Иногда мне кажется, что это всё ещё работает Эстер, и что Он
позволяет ей работать через эту женщину».

Так он сказал Грейси Деннис вполголоса. Миссис Робертс уже
сходила посмотреть, как там её гостья.



ГЛАВА XXVI.

"О, Господи, забери и Дирка тоже!"

Она обнаружила, что стоит перед зеркалом. Из-за того, что она не умела заплетать косы или завивать волосы, её длинные жёлтые волосы висели так, как их создала природа, без волн и завитков, кроме тех, что появились по мере роста. Теперь они ниспадали на неё, как облако на закате. Она взяла из стоявшей рядом вазы розу и воткнула её в копну волос, не зная, как это должно выглядеть, и даже не подумав об этом, но эффект был таков, что миссис Робертс невольно ахнула от восхищения.

Еще было видно, что, хотя, очевидно, любуясь собой, она была
думая за себя. Вряд ли в тот момент она увидела
цветок или ее собственное отражение, и знал, что она смотрит. Ее
взгляд был отсутствующим выражением, которые иногда видны в великой державой
на лицах, как у нее.

Она повернулась, как миссис Робертс, имеющие тихо постучал, но не получил никакого
ответа, вошел тихо. И ее первые слова показали интенсивность
ее мысли, какой бы она ни была.

— Дирку придётся туда пойти!

 — Куда пойти? — спросила миссис Робертс, испугавшись, что не так поняла.
— заговори, — поражённая властными нотками в твоём голосе и манерах. — О ком ты думаешь, моя дорогая, и куда ты хочешь его отправить?

 — Я думаю о Дирке, мэм. Я думала о нём весь вечер — этот мужчина заставил меня, и я приняла решение. Он должен отправиться на небеса!

Полагаю, я не могу передать вам, с какой силой звучал её голос. Это было похоже на то,
как если бы было принято решение, от которого нельзя было отказаться, и человек, принявший это решение, чувствовал в себе силы его выполнить. Это был совершенно неожиданный ответ для миссис Робертс. Она не знала
то ли испугаться, то ли рассмеяться.

 Она села в одно из кресел, чтобы рассмотреть девушку и решить, что ей ответить. Тем временем Март отвернулась, чтобы посмотреть на себя в зеркало, или на то, что она там увидела, и продолжила говорить: —

"Я никогда особо не задумывалась о рае. Вы можете догадаться, если когда-нибудь бывали в нашем переулке. Только недавно Салли Калкинс рассказала мне о том, что ты ей сказал, и я подумала, что ты, должно быть, знаешь, о чём говоришь, и что это для богатых и знатных людей
как и ты; но мужчина, который рассказывал об этой Мэдж, знаешь, сегодня вечером —
ужасная пьяница, сквернословит и всё такое — как она исправилась и попала в
рай.

"Дирк не пьяница, но он им станет. Все говорят, что он станет,
потому что отец такой ужасный. Мама, она никогда не надеялась на него. Она говорит, что отец не пил, пока ему не исполнилось двадцать, а потом начал; и она ждёт, что Дирк тоже начнёт, и я не думаю, что он сможет с этим справиться. Что, если ему пока не очень-то хочется? Скорее всего, захочется. Я никому об этом не рассказывал, даже Салли; и я
я злился на маму каждый раз, когда она говорила что-то подобное. Но всё это время
я ждал, что он начнёт; и я хорошо знаю, как это происходит, когда они
начинают.

"Но тот мужчина сегодня вечером сказал кое-что, что изменило всё. Он говорит, что
Бог может избавить их от желания пить и помочь им встать на правильный путь; и что они могут попасть в рай, как и все остальные. Я всю жизнь хотел сделать что-нибудь хорошее для Дирка, но никак не мог
этого добиться, и это сводило меня с ума. Сегодня вечером я нашёл способ, но у меня не было ни малейшего представления о том, как выглядит рай, пока я не вошёл в эту комнату и не увидел
Свет, цветы, сияние, и ещё одна комната, раскинувшаяся там, в зеркале; и теперь я знаю, и Дирк уйдёт.

Миссис Робертс было не до смеха; слёзы медленно капали на цветок, который она держала в руке. И тут Марта увидела в зеркале то, что, казалось, усилило её удивление. Она удивлённо посмотрела на хозяйку.

«Почему вы плачете?» — спросила она. «Не испорти цветок, он похож на тот, что Дирк однажды мне подарил. Он сказал, что ты мне его прислала. Я продержала его почти неделю. Я отнесла его к Салли, и она поставила его в свежую воду
И тогда она начала рассказывать мне о том, что ты говорил о рае, и я подумал, что если Бог создал для тебя такие цветы, то, скорее всего, он создал для тебя и рай. Но я не верил, что это для Дирка, до сегодняшнего вечера, и у меня не было ни малейшего представления о том, как он выглядит, до сегодняшнего вечера. Ты веришь в то, что сказал тот человек, — что такие люди, как Дирк, могут попасть в рай? Конечно, если Мэдж уйдёт, то Дирк
будет иметь на это право. Он плохой только потому, что должен быть таким. У него никогда не было
шанса стать кем-то другим, и в любом случае он не очень плохой — ничего
сравните с некоторыми. — Её голос был почти свирепым в своей искренности; она
начинала злиться из-за сомнений, которые внушало молчание миссис Робертс.

Теперь нужно говорить осторожно. Что, если эта пробуждающаяся душа будет отвергнута? Неудивительно, что невысказанные слова были молитвами.

"Дирк имеет право попасть в рай, — уверенно и нежно сказала она;
«Нет ни тени сомнения в том, что он имеет на это право. Никто в мире — даже сам Сатана — не может лишить его этого права, и это не только его право, но и его «долг» — уйти».

«Тогда он уйдёт!»

Я бы хотела, чтобы вы могли представить себе силу, звучавшую в голосе девочки. Он
почти убедил миссис Робертс в том, что она говорит искренне.

"Подойди и сядь, — сказала она и потянула её к одной из низких подушек.

Если бы Март села на неё, её голова оказалась бы как раз там, где нежная рука могла бы
гладить её по волосам.

"Позволь мне поговорить с тобой об этом. В одном ты ошибаешься. Дирк
очень плохой. Он настолько плох, что его навсегда лишили доступа в рай.

Девушка вздрогнула и попыталась стряхнуть ласкающую руку.

"Как и ты," — сказал нежный голос.

— О, я! Не говори обо мне. Кто сказал, что я плохая? Отпусти меня, я хочу домой. Мне всё равно, как сильно идёт дождь.

— И мне тоже, — продолжил нежный голос.

 Девушка на подушке перестала вырываться из ласковых объятий и осталась неподвижной. «Позвольте мне рассказать вам о том, что каждый из нас делал много раз. Нас просили, убеждали и уговаривали день за днём и год за годом принять приглашение
отправиться на небеса, но мы не обращали на это внимания, и это после того, как Иисус Христос отдал Свою жизнь, чтобы проложить нам путь.
Разве это не плохо?

"Дирк, он никогда не получал приглашения — никогда ничего об этом не слышал".

"Да, получал", - говорю со спокойной твердостью. "Господь Иисус Христос
сказал мне пригласить его, и я делал это очень много раз, а он
не давал ответа; а Салли Калкинс пригласила тебя, и ты
отнесся к этому точно так же ".

— Я не поверил в это.

 — Разве это плохо? Что Он сделал такого, что ты отказываешься верить Его слову, когда Он умер ужасной смертью, чтобы доказать тебе, что Он был серьёзен?

 — Ты сказал, что Дирк имел право уйти.

"Так у него есть. Иисус Христос дал ему право, если он будет. Я
пригласил вас в мой дом, и попросил тебя провести ночь в этой комнате,
и спать в этой постели. Имеет ли кто-нибудь право удерживать тебя от этого?


"Нет". Выразительный кивок головы и долгий, почти любящий взгляд
на белую кровать позади нее.

«Тогда разве ты не можешь искренне сказать, что у тебя есть право быть здесь?
 Моя дорогая девочка, это настолько слабое представление о том, что сделал Иисус Христос, чтобы дать тебе право на небеса, что я почти удивляюсь твоему пониманию. Но можешь ли ты представить, как бы я себя чувствовал?
что бы ты чувствовал, если бы я звал тебя к себе ночь за ночью, неделями и годами, а ты бы отворачивался от меня, не отвечая или насмехаясь?

«Ты бы не стал продолжать спрашивать меня». — Март говорила с уверенностью
человека, твёрдо убеждённого в своих словах.

"Нет, полагаю, что не стал бы. Я бы сказал после третьего или четвёртого приглашения: «Если она действительно не захочет иметь со мной ничего общего,  я ничего не могу с этим поделать». И я бы постарался забыть тебя. Это одно из многих различий между Христом и мной. Он ждёт, и спрашивает, и «просит». Как долго ты будешь заставлять его ждать?

Я пересказал вам лишь начало разговора. Он продолжался долго,
прежде чем был завершён.

 Внизу мистер Рид ждал, сколько мог,
желая узнать, каковы первые впечатления Марта. Затем он ушёл, Грейси
вернулась в свою комнату, и в доме воцарилась тишина. А мистер Робертс в
библиотеке ждал свою жену, пока она снова и снова рассказывала
нежными словами и простыми иллюстрациями «старую-старую историю»,
так подходящую к желаниям мира.

Сколько раз это приводило к подобному результату!

Была полночь, когда они вместе преклонили колени, прекрасное дитя роскоши и
дитя нищеты; но Спаситель, ходатайствующий за обоих, склонил ухо и снова услышал крик ищущей его из тьмы души, и протянул свои любящие, неустанные руки, способные дотянуться до неё, и принял её к себе. Кто может рассказать эту историю? Кто может описать, каким раем показалось это девушке в тот момент?

 Это было не то, чего ожидала миссис Робертс. Я даже не могу сказать, что это было то, на что она надеялась. Её вера вовсе не была такой сильной. Она едва ли могла выразить словами то, на что надеялась. Когда она
Я осмелилась попытаться рассказать об этом друзьям в гостиной и вам, но сомневаюсь, что вы поняли. Она хотела привязать к себе эту девушку;
 показать ей что-то из Божьей красоты и любви, как они сияют в ней самой; заставить её тосковать по чему-то, чего ей не хватало в жизни, и постепенно привести её к поиску удовлетворения во Христе. Это долгий процесс — что-то, что должно раскрываться постепенно, со множеством разочаровывающих неудач, а иногда и с полными провалами. Она
приготовилась к этому, но не ожидала
Ему распространить свою могучую силу, чтобы спасти в любой момент. Как она коснулась
она не найдет душа голодна, не за себя, а за брата, я буду
не пытайтесь сказать.

Первые слова, которые она произнесла, вернувшись к ожидавшему ее мужу
вскоре после полуночи, были такими:—

"Он не мог совершить там много великих дел из-за их неверия ".
Я думаю, что именно это и происходит сегодня с миром. Я думаю, что Он был бы рад той, кто мог бы броситься к Его ногам с детской верой и ожидать чудес, да, и
невозможностей, как ребёнок, который чувствует, что отец может сделать всё, что угодно? Бог посмеялся над моей верой сегодня вечером. Как будто я попросил у него крошку хлеба, а он дал мне целую буханку. Та девушка наверху никогда не слышала о нём как о Спасителе для неё — никогда не думала о таком или, по крайней мере, не мечтала о такой возможности, и всё же она отдала себя ему. И, Эван, как ты думаешь, какие были её первые слова?

"'О Господи, забери и Дирка тоже!'

"Она сейчас на коленях молится за него. Если бы ты мог
видел ее лицо, когда до нее впервые дошло, что она может рассказать Богу
о нем и попросить, чтобы его могущественная сила была проявлена ради него, это
было бы картиной на всю твою жизнь. О, Эван, Эван, почему мы не можем
не ждут великие дела Божий?"



ГЛАВА XXVII.

"УЖАСНАЯ ПРОБЛЕМА!"

Не странно ли, как Господь берет, чтобы ответить на молитвы?

За Дирка Колсона молились многие, но мало кто думал о его
сестре. Салли Калкинс, правда, с трепетом ступила
в свет Христовой любви и сразу же захотела
Март наслаждалась этим вместе с ней, но очень волновалась и сомневалась в своей способности достучаться до Март или повлиять на неё в нужном направлении. Она
отправила шляпку и накидку на лекцию с молитвой, но не ожидала, что молитва будет услышана. Воистину, Он должен довольствоваться верой «меньше горчичного зерна».

Было ли продолжение истории ответом на молитву? Мы должны помнить, что у Него странные пути. События, достаточно важные по своему значению, следовали
друг за другом в быстрой последовательности. Во-первых, отец Дирка,
бедный, сломленный человек, он больше не вернулся. То ли он заблудился в сети железных дорог,
протянувшихся вдоль южной части города, и погиб там, то ли упал в реку, то ли просто исчез, — так и не удалось выяснить, как именно.

 Однажды ночью на дороге погибли три человека, но их изуродованные тела
похоронили до того, как Дирк узнал об этом. Однажды вечером у нижнего причала в воде был замечен мужчина, но
он утонул прежде, чем к нему успели добраться, и его тело не нашли.
Полдюжины человек погибли при взрыве котла, но об этом не
услышали вовремя, чтобы расследовать. Было так много способов,
которыми человек мог уйти из жизни и не оставить следов. Они были
уверены, что он был пьян, и это было всё, в чём они могли быть
абсолютно уверены в отношении него — это и тот факт, что он больше
не появлялся. Конечно, его не искали так, как ищут уважаемого
человека.

Тому, кто хоть немного понимал ценность души, было жаль видеть,
какую крошечную рябь это исчезновение вызвало на поверхности жизни.

Мгновение удивлённого недоумения тех, кто жил по соседству; несколько женщин с накинутыми на голову фартуками, собравшихся группами у колонки или у дверей пекарни; толпа грязных детей, на мгновение прекративших игру и заговоривших тише: затем шумная, драчливая, ругающаяся жизнь
продолжилась.

Один из них ушёл из неё. Куда? Никто не знал, мало кому было дело; и там, где
остались такие толпы и толпы людей, как можно было его заметить?

Его заметила одна женщина — оскорблённая, униженная, забитая — та, которую
За несколько лет до этого он обещал любить и лелеять её до самой смерти, но нарушил клятву почти сразу после того, как дал её, и больше никогда не возобновлял её. И всё же эта женщина горько плакала из-за его отсутствия;
она высматривала его, прислушивалась по ночам к его шаркающим шагам;
вставала с кучи соломы в углу посреди ночи,
распахивала настежь дверь подвала и прислушивалась к сердитым голосам,
доносившимся до неё с какой-нибудь пьяной драки дальше по улице,
вдруг она услышит его; прислушивалась, затаив дыхание, и
Она дрожала от надежды и страха, а потом вернулась на свою жалкую кровать, накрылась рваным одеялом и проплакала несколько часов, пока не забылась.

«Она до смерти из-за него наплакалась!» — сказала Март. В её голосе слышалось удивление, смешанное с благоговением.

Она рассказала об этом Дирку, и они задумчиво постояли, глядя в единственное окно.  Они старательно избегали смотреть друг на друга. Они не понимали. Для них отсутствие отца было просто облегчением. В их сердцах не было и следа любви к нему.
Слово «отец» не значило для них ничего, кроме горя.

 И все же в них было что-то, что уважало горе матери; они
пытались защитить ее. Дирк, по своей доброте, принес домой немного
чая в бумажном стаканчике и полпинты молока из молочной на углу.
И Марта взяла пример с Салли, сделала тонкий ломтик тоста
и одолжила у Салли чашку и блюдце, чтобы подать чай. Она была
разочарована тем, что мама плакала и едва могла пить чай. Она
даже почти рассердилась, когда мама со слезами сказала:

«Бедняга Джок всегда так любил чай, и она всегда думала, что, может быть, если бы он мог пить его горячим и крепким, он бы не пристрастился к выпивке».

Март не верила в это, не верила, что что-либо в прошлой жизни её отца могло удержать его от выпивки, но она молчала и дала волю слезам. Всё это время в её сердце было одно большое и тяжёлое сожаление. Был Тот, Кто помог бы её отцу, спас бы и мог бы спасти его даже от пьянства. Что, если бы она, его дочь, знала Господа Иисуса и могла бы забрать несчастного
отец к нему и преобразил его! Март не сомневалась в его
способности сделать это. Ей был представлен неопровержимый аргумент. Теперь ни один неверующий
не осмелится нападать на неё.

Но отец! Почему все молчали и позволили ему исчезнуть?

Ужасно!

Почему она не знала Христа? Почему она не прислушалась к Салли всего неделю назад? Почему Дирк не нашёл способ и не спас своего отца? Ужасная проблема! Отныне жизнь Марта должна быть омрачена ею.

 А что же миссис Робертс должна была делать с этой новорождённой душой? Как она должна была
помочь ей, а через неё — её брату?

Она, сидя в своём элегантном доме, задумалась над этой проблемой.

 Жизнь на Восточной Пятьдесят пятой улице была настолько далека от жизни в переулке, что она ничего не знала о пропавшем отце.  Шли дни, и, занятая множеством дел, она не предпринимала никаких шагов, чтобы помочь девочке, и не знала, как это сделать; но она не могла забыть о ней.  Наступил вечер понедельника, а она всё ещё не предпринимала никаких усилий.


Однажды днём её мысли воплотились в действие. Она пойдёт
и навестит Марта. Она попросит Дирка защитить её во время путешествия вниз
переулок; кроме того, добившись этого, она добьётся и другого. Она зайдёт к Дирку на работу. Начальник
отдела был христианином, но у неё были основания полагать, что он
знал о Дирке меньше и заботился о нём гораздо меньше, чем о своей
маленькой собачке, которая сидела на подоконнике и лаяла на прохожих.

 Ей не составило труда привлечь к себе внимание. Женщин нечасто
допускали, но визитная карточка с именем «миссис Эван Робертс» была
достаточным пропуском для любого делового человека в городе.

Мистер Стоун был более чем готов — он жаждал услужить ей. Что он мог сделать для элегантно одетой дамы, чей экипаж ждал у дверей,
пока она сама шла между тюками и коробками? Должно быть, у неё срочное дело.

 Так и было. Не могла бы она поговорить с мистером Колсоном всего минутку? Она не задержит его надолго, но хотела договориться с ним о встрече на следующий день.

«Мистер Колсон!» Шеф и его озадаченный помощник задумчиво переглянулись и покачали головами. В их заведении не было такого человека. Должно быть, она ошиблась номером.

Нет, она была уверена.

"Он сказал мне всего три дня назад, что работает у вас. Кажется, он на третьем этаже."

Джентльмены снова переглянулись.

"Колсон!" — повторил мистер Стоун. "Это, конечно, ошибка. Бриггс отвечает за первый этаж, а Диксон — за второй." Нет,
миссис Робертс, среди наших людей нет никого с таким именем, я уверен.

Но миссис Робертс мягко настаивала на своём. Она была уверена, что не
ошибается, потому что говорила с ним о его работе и о других людях. Он был в отделе мистера Бриггса, она была в этом уверена. Он не был
она объяснила, что бригадир, но довольно молодой человек, проработал там всего несколько недель.
Доктор Эверетт был единственным, кто заинтересовался
обеспечением безопасности помещения.

На озадаченных лицах джентльменов забрезжил какой-то свет.


- Как вы думаете, она может иметь в виду черный Кортик? переспросил старший,
пристально глядя на своего товарища.

Затем раздался приятный голос посетителя.

— О нет, он не цветной джентльмен. Его зовут Колсон — мистер Деррик
Колсон.

— Именно так, — быстро сказал джентльмен. Должен ли он смеяться или
раздражаться?

После этого потребовалось всего мгновение, чтобы позвать «мистера Деррика Колсона». Он, конечно, был чернокожим, но не только из-за своей от природы смуглой кожи, но и из-за грязной работы, которая, чем бы она ни была, выпадала на его долю. Его большой фартук был испачкан чернилами и маслом, а также чем-то тёмным, что, казалось, не было ни тем, ни другим.

Он подошёл своей обычной шаркающей походкой, и на его лице появилась
дополнительная тень угрюмости, но оно вспыхнуло смуглой краснотой, когда он
узнал леди.

 «Добрый день, мистер Колсон», — сказала она и протянула руку в
тонкой перчатке.

Его собственная рука потянулась навстречу, но внезапно отпрянула.

"Она недостаточно чистая, — сказал он, — на ней чернила или что-то в этом роде."

Но лавандовые дети не отступили.

"Не обращайте внимания на чернила; немного чистой земли никому не повредит," — и она взяла его грубую тёмную руку в свою.

Затем последовал короткий разговор; по крайней мере, леди болтала непринужденно. Она упомянула «Светские салоны», «Понедельничные
вечера», «Мюзикл» мисс Деннис и еще с полдюжины тем, о которых
ничего не знали ошеломленные джентльмены, стоявшие рядом.

Может быть, эта тихая, нежная леди пыталась преподать им урок, а заодно и поговорить с Дирком? В конце концов она договорилась о встрече на следующий день. Не будет ли его работодатель так любезен, что отпустит его на час, если это удобно? Конечно, это было бы удобно, чтобы угодить миссис Эван Робертс.

 Дирк был очень смущён. Он краснел, заикался и не знал, как отвечать на любезности.

Но во время интервью миссис Робертс получила от двух вещей
больше удовольствия, чем вы, возможно, способны понять.

Во-первых, при виде её он вдруг сорвал с головы бумажную кепку, которую носил; во-вторых, надев её снова, когда он отвернулся от неё, он оглянулся от двери и в ответ на её поклон и улыбку приподнял уродливую маленькую кепку с видом, который был точной копией молодого Рида, но так хорошо исполненной, что вы бы не подумали, что это подражание.

 Миссис Робертс могла бы захлопать в ладоши, но она этого не сделала. Вместо этого она
мило сказала: —

"Я очень рада, что мистер Колсон работает на христианскую организацию
Джентльмен. Он очень нуждается в помощи со стороны всех христиан,
и я уверена, что в нём есть то, что откликнется на разумные усилия.

Затем она позволила сбитому с толку мужчине проводить её до кареты и с радостью отправилась в путь.


Но в тот момент для неё строились планы, о которых она ничего не знала.

Завтра она пойдёт навестить золотоволосую девушку. В аккуратно сложенной корзинке лежали кое-какие вещи, в том числе шляпка и мешок, которые, как она знала, подойдут к её волосам и лицу и, как она надеялась, доставят Марту удовольствие. Если бы только она могла придумать, как преподнести их естественным образом
их ей, и не может быть намечены пути их обезопасили от
ростовщик хватки.

Все это время она ничего не знала о том, что силы, которые имел
схватывается в течение многих лет, чтобы предоставить ломбарда был замершие навсегда. Это
ни разу не приходило в голову Дирка, чтобы сказать ей. Это печальный факт, что в
этом еще большем волнении он фактически забыл об этом!

Что касается «христианского работодателя», то он ничего об этом не знал. Он даже не знал, был ли у чернокожего Дирка отец. Он был просто уличным мальчишкой, с которым доктор Эверетт проводил эксперименты. И
из-за того, что на офис оказывалось необычное давление, а плохая помощь лучше, чем никакой, он помогал эксперименту.

Однако, когда Дирк в тот вечер вернулся домой из офиса, он вспомнил, что отца не было.

Марти встретила его у двери с выражением мрачной решимости на лице.

— Дирк, — сказала она, — она уходит, как пить дать, уходит. Ей было плохо весь день. Салли говорит, что доктор Марка придёт
к ней — она знает, что он придёт, и Марк пойдёт за ним, как только
вернётся домой; но я не собираюсь ждать никакого доктора. Я хочу, чтобы «она»
приходите. Она знает дорогу, и я хочу, чтобы моя мама бы сказала это прямо, поэтому
не будет никакой ошибки. Вы идете за ней, Дирк, сразу прям.
Нельзя терять времени, потому что я говорю вам сейчас, что она "уходит".
Вы знаете, у нее все время что-то не получалось, и она только что расплакалась.
Дирк, ты пойдёшь за «ней» так быстро, как только сможешь?

Путаница в местоимениях могла бы сбить вас с толку. Но не Дирка.
"Она" означала для него именно то, что для Марта. Он не мог представить, что
это может означать кого-то другого. Но это была поразительная новость
о его матери! Одно дело, когда исчез отец, которого он
просто боялся, пока не научился ненавидеть. Это было совсем другое
что говорить об отходе единственный, кто когда-либо пробовал
починить его одежду, и кто сидел до ночи, чтобы их постирать, когда она
может.

Он прошел мимо Марта в убогую комнату и посмотрел на кровать в
углу.

Мать спала, но на её лице было странное выражение — что-то, чего он никогда раньше не видел.
Оно было измождённым и осунувшимся, как всегда.
Это заставило его понять страхи Марта.

— Я пойду, — хрипло сказал он и выбежал из дома.

 «Её» карета как раз катилась по аллее, когда он
выскочил на улицу. Он знал этих лошадей. Он немного опередил их;
но вряд ли кучер остановится ради него.

"Вы не остановите ее?" он сказал, задыхаясь, спеша к
полицейский на углу. "Я должен поговорить с дамой, которая в нем".

"Я, без сомнения, так и сделаю!" - сказал полицейский со спокойной иронией.
"Что за мерзость ты задумал на этот раз, Дирк? Ты не можешь побыть приличным человеком хотя бы несколько
дней?

Но Дирк пытался освободиться от удерживающей его руки и в отчаянии взмахнул рукой в сторону кучера. Мистер Робертс
уловил сигнал, узнал лицо и через мгновение уже стоял у обочины, а Диркк его смущению
нет, сказал быстро его краткая история :—

"Отец недавно ушел и не вернулся; а мать, она
больна, и это заставило ее плакать; и она уходит, думает Март, а я
думаю, это так; и Марта хочет, чтобы ты пришел и показал ей дорогу. Она
сказала, что ты знаешь, как это сделать, и ты придешь".



ГЛАВА XXVIII.

— «Можно, она пойдёт со мной?»

Конечно, она пошла. И, конечно, теперь, когда правда была известна, многое
изменилось.

Вызвали доктора Эверетта. Жалкую кровать с её убогими лохмотьями
вовсе убрали, а на её место поставили удобную. Стали давать бульоны
Чай, желе и всевозможные средства для физического комфорта были предоставлены,
и доктор сделал всё возможное, чтобы бороться с болезнью, которую долгие годы нужды и страданий навлекли на свою жертву. Конечно, было уже слишком поздно. Мистер Робертс с грустью сказал, что половина усилий, приложенных за несколько лет или даже месяцев до этого, могла бы спасти бедную, измученную жизнь, но теперь!

 Как ужасны эти «слишком поздние» меры! Разве не удивительно, что мы когда-либо
рискуем навсегда остаться с одним кольцом в ушах? Было кое-что,
из-за чего некоторые из этих христианских работников проливали слёзы радости.

«Я опоздал, — сказал доктор Эверетт, — но у моего господина сегодня столько же сил, сколько и всегда. Он может спасти её».

И он спас. Бедная, уставшая женщина, которая много лет назад достаточно хорошо запомнила старую историю, чтобы назвать свою дочь Марфой в память о том, кто «возлюбил Марфу и сестру её и Лазаря», встрепенулась при упоминании Его имени и слушала, пока ей рассказывали чудесную историю о том, что Он любил не только Марфу и её сестру, но и её саму, бедную, грешную, сломленную, — любил настолько, что протягивал к ней руки, звал, ждал и готовил для неё дом в Своей славе.

Боже! Почему никто не пришёл с этой новостью раньше? Конечно, она бы
прислушалась в те долгие, печальные годы. Что ж, они указали путь. И это было нетрудно. Женщина была уставшей,
запылённой, напуганной и больше всего на свете хотела найти убежище. Она знала, что была грешницей; она знала, что была ею и оставалась ею много лет, не имея возможности помочь себе. Почему бы ей не
восславить с радостью историю о великом и добровольном Помощнике?

 «Придите ко Мне, все труждающиеся и обременённые, и Я успокою вас».

Она открыла глаза, горя нетерпением услышать эти слова:
"Устал?" Да, действительно! "Тяжело нагружен?" Кто же еще? Если вызов не был
для нее, кому бы это могло значить? Что еще? Зачем, для чего, но славный старый
история,—

 "Я успокою вас".

Что же удивляться, что она закрыла глаза и улыбнулась. Неудивительно, что первыми словами после этого были: «Я приду, покажи мне, как». И он показал ей, как.

 «Дирк, — сказала сестра, когда мать отправилась в последний и единственный спокойный путь в своей жизни, — Дирк, она отправилась на небеса, и я тоже.
 Я хотела сказать тебе об этом больше недели назад, но не знала, как.
как. Он попросил меня, и я иду. Теперь ты должен. Потому что мы никогда не
хорошо проводили время здесь, и она будет ждать этого на небесах и
присматривать за тобой — она всегда присматривала за тобой, Дирк.

Тогда Дирк утратил своё угрюмое самообладание, и по его смуглым щекам
покатились крупные слёзы.

Но сестра не проронила ни слезинки. У неё были серьёзные дела, которыми нужно было заняться.
Дирк должен был непременно отправиться на небеса.


Однажды в переулке произошла необычная сцена. Там часто выносили гробы, но в тот день
Это был катафалк, и священник в карете доктора Эверетта, и Дирк с сестрой, одетые в опрятную одежду, вышли вместе и сели в карету мистера
Робертса; и все мальчики из класса, который занимался в понедельник вечером, шли рука об руку за медленно двигающимися каретами. И дети в переулке перестали играть и драться, а женщины молча стояли в дверях и получали, большинство из них, свой первый урок приличий.

«Наконец-то она прокатилась в карете, бедняжка!» — сказал кто-то, думая
об измождённом теле в гробу.

А другой сказал: «Интересно, что бы подумал обо всём этом бедный старый Джок».

Но эта сцена произвела впечатление и послужила уроком. Я думаю, что в
остаток дня голоса некоторых из них звучали тише из-за этого.

Что дальше? Этот вопрос занимал мысли миссис Робертс.
Нужно что-то сделать для Дирка и Марта. Этот ужасный переулок был неподходящим местом для людей
— конечно, не для этих двоих. Но что с ними делать
на этот вопрос нелегко было ответить.

Были предложены различные планы. Две комнаты Салли Калкинс были гораздо
лучше, чем подвал, в котором жила семья Колсонов; и была возможность снять комнату рядом с комнатой Салли, с чуланом, выходящим из неё, для Дирка. Как бы они смотрелись, если бы поселились у Салли? Это предложение впервые прозвучало от Грейси Деннис и казалось разумным. Миссис
Робертс было почти стыдно за то, что ей так сильно не нравилось это предложение. Теперь аккуратные комнаты Салли были её домом. Отец, по крайней мере на этот раз, сдержал своё обещание, и сын с дочерью радовались за него. Он
ушёл на работу, и в обеих комнатах уже чувствовался уют.
больший комфорт благодаря мелочам, которые он с гордостью приносил домой
.

Салли мудро выполняла свою часть работы. Стол теперь был аккуратно накрыт,
с белой скатертью и ножами и вилками; к блюдам добавились две новые чашки и тарелки
. Было бы разумно вторгнуться в этот дом именно сейчас
и представить жильцов? Миссис Робертс не верила, что
это сработает. Нельзя сказать, что у отца был устоявшийся
характер, и он был готов защищать своих детей; они всё ещё
действовали по-отечески, а он совсем недавно встал на ноги.
глубины, где Дирк и Март смеялись и глумились над ним.

Кроме того, комнаты были расположены в том ужасном переулке; и что бы она ни делала
, миссис Робертс не могла чувствовать, что это опасно красивое лицо
может найти безопасное пристанище в этом переулке. Иным способом, должно быть
подумал.

Их ближайшее будущее было устроено через вмешательство
дом агента; ибо даже то мрачное и пустынное погреб был его агентом
кто стремятся добиться его аренды. Он был настолько неразумен, что решил
взять интервью у миссис Робертс, когда она выходила из своего экипажа, незадолго до
после того, как он проводил мать Марта в могилу.

Он считал это своим особым вкладом в деловую активность.
Он хотел быть терпеливым с бедняками, говорил он; в городе не было агента, который ждал бы их чаще, чем он; но бизнес есть бизнес, и было логично, что он не мог полагаться на такого человека, как Дирк. Когда там была мать, было достаточно плохо, но он
не мог и подумать о том, чтобы рискнуть сейчас. Что он должен был
понять? Хотела ли она снять для них комнату и на какой срок?
 Потому что он должен был думать о будущем.

Что могло быть естественнее для миссис Робертс, чем сказать при этих двух молодых людях, что, конечно, она будет платить за аренду, пока они живут в этой комнате? Так рассуждал агент по недвижимости.

 Вместо этого миссис Робертс повернулась к Дирку, её лицо вспыхнуло при виде мужчины, который мог остановить мальчика и девочку, когда они возвращались с могилы матери, и сказала:

«На вашем месте, мистер Колсон, я бы вообще не сдавал эти комнаты. Они не соответствуют потребностям вашей сестры. Я уверен, что вы можете найти что-то получше».

Агент был возмущён. «Мистер Колсон», конечно же! Неблагонадёжный молодой негодяй, которому никто не доверял. Он покажет этой глупой женщине пару фактов.

"Бизнес есть бизнес," — упрямо повторил он. "Либо они должны снять комнату и заплатить за неё вперёд, либо съехать сегодня же вечером. Я ждал три дня после назначенного срока из соображений приличия,
и большего я не мог и не стал бы делать.

Дирк стоял, переводя взгляд с одного на другого, и на его смуглом лице то появлялся, то исчезал румянец. Вот она, ответственность! Он не думал об этом
раньше. Матери не было рядом, чтобы пересчитать накопленную арендную плату
дрожащими пальцами и оставить им этот несчастный дом еще на
месяц. Ее никогда больше там не будет. Ему нечем было платить
за квартиру; ему некуда было переезжать. И все же "она" назвала его мистером Колсоном и
, казалось, ожидала, что он будет действовать от имени себя и Марта.

Агенту ответила именно она, но обращалась она к Дирку:

— «Очень хорошо. Полагаю, вы готовы уехать отсюда сегодня вечером, как и в любой другой день. На вашем месте я бы уехал немедленно. Позвольте вашей сестре переночевать у меня дома, пока вы не найдёте
«Другие дела».

Мистер Робертс был вызван на заседание банка и послал Рейда присмотреть за своей женой. Теперь он вышел из кареты, где стоял в ожидании, и положил руку на плечо Дирка.

— И ты поедешь со мной домой сегодня вечером, Колсон, — сказал он сердечным тоном, каким мог бы говорить с любым молодым другом. — Тогда у нас будет возможность всё обсудить и составить план.

 — Это хорошо, — быстро сказала миссис Робертс, радуясь в душе тому, что
 Рейд так быстро принял решение. — Тогда ты сможешь уехать из этого ужасного
Мистер Робертс позаботится о вывозе ваших вещей,
всего, что вам нужно, а агент может зайти к нему утром. Это будет самый простой способ уладить все дела. Можно она поедет со мной?

Лёгкое, ласкающее движение руки в перчатке по руке девушки
сопровождало этот вопрос.

Март в замешательстве молчал. Когда Дирка в последний раз спрашивали, что он может или не может делать? Сначала она была почти готова
презрительно отмахнуться от этого предложения. Затем внезапно она почувствовала облегчение и защиту: она была не одна; это было делом Дирка.
думать о ней и заботиться о ней. Сделал бы он это?

Что касается Дирка, неудивительно, что его лицо сильно покраснело. Новые мысли
боролись в его сердце. Он был решать за март; он был
глава дома сейчас.

Миссис Робертс ждали с нетерпением. Ей очень хотелось пробудить в
мальчике, который уже вырос до мужского роста, чувство
ответственности.

Еще мгновение, и он стряхнул с себя чары, которые
казалось, сковывали его.

"Мы сделаем, как ты говоришь". Он говорил с видом человека, который принял
его надлежащее место и приступил к исполнению своих обязанностей. "Март, ты пойдешь с ней,
и я подумаю, как все завтра".

И март, и впервые в ее жизни, получил и послушался в
тишина в направлении от ее брата.

Возможно, миссис Робертс мог ошибиться, но она думала, что гораздо
было сделано в тот день.

Но никто из них не понял, для чего эта вещь будет расти.


Миссис Робертс, когда она в тот вечер снова провела Март в розовую комнату, показала ей, как пользоваться горячей и холодной водой, в какой звонок звонить, если ей что-нибудь понадобится, и всячески обращалась с ней как с гостьей, которой приятно служить, на самом деле не
В тот момент у неё не было никаких планов — никакого хобби, — но она просто следовала велению своего сердца.

 Вы помните, что её христианская жизнь всегда была необычной.  Тот факт, что в раннем детстве она была болезненно скована тем, что «они» говорили или думали, похоже, повлиял на её дальнейший опыт.  С тех пор как она обрела свободу, она действительно была свободна — то есть со свободой, с которой Христос делает нас свободными. Она решила, что мысль о том, что «ему» это понравится, должна быть
единственной мыслью, которой она будет уделять пристальное внимание. Теперь,
Возможно, стоит упомянуть, что эта преданная ученица ни разу не задумалась о том, понравится ли ему такая нежная забота о его заблудшей дочери, и не посчитает ли он, что она поступает неправильно, если будет развлекать её в розовой комнате.

Она много думала о том, что он захочет, чтобы она сделала дальше. И только спустя несколько дней, а точнее, недель, она поняла, что он имел в виду, что розовая комната должна принадлежать девочке.

Так оно и было. Шли недели, а план по обустройству Марты так и не был составлен.
комфортно везде встречал утверждение миссис Робертс. Там постоянно
какой отличный повод, почему тот не сделал бы.

Тем временем они вошли, она и Грейси Денис, все глубже и глубже
заинтересованы в МАРТ. В ее гардеробе в первую очередь.

"Где она живет, она должна иметь респектабельный одежда; таким образом, сколько стоит
легко уладить".

Поэтому Матрона приказала, и Грейси не отрицать это. Она погрузилась в подготовку. Такая увлекательная работа! Нужно было
так много всего, а её кожа была такой нежной, глаза — такими голубыми, а
выбранные Грейси оттенки и текстуры так точно ей подходили.

Затем, когда она оделась, несмотря на простоту её наряда, её удивительная красота
сияла так ярко, что тревожила миссис Робертс всякий раз, когда она
думала о ней в магазине или лавке.

Несколько раз за эти недели она навещала Салли Калкинс,
оглядывала её с задумчивым видом и уходила с ощущением, что так
не пойдёт. Марк взрослел, превращаясь в мужчину; он был хорошим мальчиком, трудолюбивым,
респектабельным, гордившимся своей доброй, простой сестрой и своим исправившимся
отцом. Две комнаты были обставлены со всем возможным домашним уютом,
который могла придумать Салли, опираясь на советы миссис Робертс. Это было
По-своему он превращался в образцовый маленький дом, но в нём не было ни одного уголка, куда бы могла вписаться Март.

 Затем, по прошествии дней, в Марте начали происходить едва заметные, но поразительные перемены. Она незаметно взяла на себя некоторые домашние обязанности. Она
проявила удивительное мастерство в обращении с иглой — такое мастерство, что Грейси
 не раз говорила Деннису:

— Я скажу тебе, Флосси, что с ней делать: отдай её в хорошую
школу и пусть она учится шить. Со временем она сможет сколотить
состояние.

 Миссис Робертс улыбнулась и согласилась с этим утверждением, но не с
предложение. Она не знала ни одного ателье, куда бы она могла пристроить такую юную, хорошенькую и неопытную девушку. Но она была готова к тому, что Март научится делать петли для платьев, подгонять рукава, воротники и рюши и делать множество стежков для неё, а также для Грейси.

Она была готова делать для неё дюжину маленьких безымянных дел,
которыми она научилась заниматься, пока, наконец, в комнатах не
запахли её пальцы, и миссис Робертс не начала замечать, что будет
скучать по Марту, когда он уедет. И всё же,
В первый раз, когда она сказала это, мысль пришла к ней с удовлетворённой улыбкой, и только через неделю она поймала себя на том, что формулирует это так, будто ей будет не хватать её, «если» она уедет.

А как же Дирк? Юный Рейд мог бы рассказать вам о нём в эти дни больше, чем кто-либо другой. Он всё ещё жил в пансионе.
Миссис Сондерс, хозяйка дома, была из тех, кто, если бы вы её знали,
вы бы не сомневались, что она могла бы искренне заинтересоваться таким, как он.
 Рядом с комнатой Рида была небольшая комната. Конечно, она использовалась
для гладильной доски, и у занятой экономки ушло полдня на то, чтобы
придумать, как обойтись без неё; но она придумала и предложила
её Рейду для его протеже.

«Только на время, пока он не поймёт, что может делать, бедняга», — сказала она.

И Рейд с радостью принял маленькую комнату и помог её обставить.



Глава XXIX.

«А ЧТО, ЕСЛИ Я ПРИНАДЛЕЖУ ИМ?»

ВЫ ДУМАЕТЕ, ЧТО ДЕЛА ИДУТ ОЧЕНЬ БЫСТРО? Что ж, разве вы не знаете,
что бывают периоды, когда они идут именно так или кажутся
такими? Даже почки на деревьях учат нас этому. Сколько
Весной вы ложились спать с ощущением, что сезон уже закончился,
деревья стояли голые, плоды не поспеют, а природа лениво
тянула время, и просыпались утром, обнаруживая, что ночью прошёл
лёгкий дождь, а среди почек и трав зародилось таинственное
движение, и теперь, в лучах утреннего солнца, мир расцвёл? И всё же,
неужели вы действительно думали, что работа была сделана за одну ночь?

В классе в Саут-Энде наблюдался некоторый прогресс.
Даже случайный наблюдатель мог бы заметить перемену в мальчиках в то первое
воскресенье после того, как они проводили мать Дирка в последний путь.
Они всё ещё были полны достоинства в тот скорбный час. Даже самые безрассудные и
закалённые жизнью люди испытывают определённое уважение к смерти. В
обычных обстоятельствах мальчики посмеялись бы над Дирком,
потому что заметили в нём перемены, но воспоминание о гробе его матери
заставило их промолчать, и он остался наедине со своими мыслями.

 То воскресенье было полно для Дирка мелких событий — по крайней мере, они были мелкими.
достаточно, когда кто-то ставит их на бумаге, хотя я допускаю, что они выглядели
большие с ним. Несколько человек сами заинтересованы в его благополучии.

"Бедняга!" - сказала миссис Сондерс. "Я полагаю, что его мать пыталась сделать
для него. Так же вероятно, как и то, что у нее была чистая рубашка для него на
Воскресное утро".

Вы поймёте, что миссис Сондерс, хоть и прожила всю свою жизнь в
большом городе, не очень хорошо была знакома с бедными.

 На самом деле у Дирка Колсона не было лишней одежды, которую его мать могла бы постирать. Но миссис Сондерс, полная материнской заботы, всё же
Не найдя и следа рубашки в куче тряпья, которую Дирк принёс с собой, однажды он
заглянул в глубины старого сундука и достал, починил, постирал и выгладил рубашку, которая давно была отложена в сторону.

В субботу утром она лежала в своей чистоте на стуле у кровати Дирка. Он лежал неподвижно и смотрел на неё некоторое время, затем встал и уделил
такое пристальное внимание мылу и воде, что это было для него в новинку, и
облачился в чистое бельё.

Одежда была целой и чистой. Мистер Робертс позаботился о том, чтобы он
пришёл на похороны матери в приличном виде.

Чуть позже в дверь постучали, и появился юный Рид с щёткой для обуви и
мастикой в руках.

"Хочешь одолжить?" — спросил он небрежным тоном, как будто
подумал, что чистка обуви — повседневное занятие для этого мальчика.  "Я всегда держу свою щётку; это дешевле, чем
обращаться к уличным мальчишкам."

Дирк ничего не сказал, но протянул руку и взял предложенные инструменты, а также подсказку, которая к ним прилагалась. Когда он спустился к завтраку, его ботинки блестели, а свежий бумажный воротничок был аккуратно застёгнут. В общем, он совсем не был похож на того мальчика, с которым я его познакомил
вы. Я не уверен, что полицейский Даффер узнал бы его. А
воротничок и галстук сильно меняют личность некоторых людей
внешний вид. Дирк немного удивился, откуда взялась коробка с бумажными воротничками
. Галстук, который он только что нашел, лежал на дне коробки
. Оно было таким же, как то, что носил Рид; но это ни о чем не говорило, потому что
и то, и другое было простым и безыскусственным, и их можно было купить дюжинами в любом
мебельном магазине.


Неудивительно, что мальчики в классе смотрели на него. Ловкий
Дик поначалу выглядел плутовато, но внезапное воспоминание о лице Дирка
когда он отвернулся от могилы своей матери, то вовремя. Открытые могилы нелегко забыть.

 В тот день Дирк пошёл в церковь — пошёл с молодым Рейдом по приглашению
и сел на скамью позади мистера Робертса.

 Кстати, место, которое он занял, было ещё одной особенностью мистера Робертса. Он арендовал три места в центральной части большой церкви. Одно из этих мест он и его жена регулярно занимали.
 Остальные почти так же регулярно занимали служащие из
магазина, которые предпочли сделать эту церковь своим домом. Шесть человек на скамью.
Когда молодой человек сделал выбор, мистер Робертс был готов заключить с ним деловое соглашение, по которому место должно было считаться его собственным. Мистер Робертс считал, что никого не касается то, что сумма, за которую он сдавал места в субаренду, составляла не более десятой части от первоначальной стоимости аренды. Таким образом, мистер Рид владел местами на скамье позади той, которую занимал мистер Робертс, и постоянно приводил с собой одного или другого молодого человека. Сегодня молодого человека звали Дирк
Колсон.

Для него всё это было в новинку. Он забрёл в галерею
из миссионерской часовни и смотрел со своего наблюдательного пункта на толпу
молящихся; но этим утром он был в самом центре событий, как
будто был одним из них. Возможно, не было ничего странного в том, что ему в голову пришла
мысль: «А что, если я принадлежу этому месту?» Где он теперь?
 Он потерял своё место; он должен найти другое. Что, если оно будет здесь, в
этой округе? Такие мысли не
принимали для него реальной формы, чтобы он мог выразить их словами;
они просто витали в его сознании.

Миссис Робертс села так, чтобы он мог смотреть на неё, что ему нравилось
сделай. Он уже давно решил, что у него есть один друг,
и этим другом была миссис Робертс. Он тоже восхищался Грейси Денис, с
разного рода восхищение от того, что он дал Матроне. У нее
могло быть все очень хорошо; и она была великолепным читателем, и он знал это.
он мог бы подражать ей, по крайней мере, в некоторых предложениях. И она научила его пользоваться печатной машинкой — он собирался усовершенствовать это умение, как только у него появится такая возможность. На самом деле его амбиции простирались дальше: однажды он собирался создать свою собственную
с некоторыми улучшениями! Кто скажет, что Дирк не рос?

 В тот день рядом с миссис Робертс сидела незнакомка. Он не видел её лица, но по какой-то причине, которую он не понимал, Дирку нравилось на неё смотреть. Она навевала на него какие-то мысли, похожие на знакомый сон. Он много думал о ней и решил посмотреть, похожа ли она на кого-нибудь из тех, кого он когда-либо видел. Когда она повернулась в конце службы, он пристально смотрел на неё.
О! Это был Март.

Нет, такая возможность даже не приходила ему в голову. Если бы вы
Если вы считаете это сомнительным, то лишь потому, что ничего не знаете о преображающем эффекте подходящего платья, каким бы простым оно ни было. Помните, что Дирк лишь дважды видел свою сестру в чепце.
 В первый раз это был чепец Салли, и хотя эффект был достаточно поразительным, чепец Салли не так хорошо сидел на её лице, как это творение Грейси Деннис. Во второй раз это был отвратительный чёрный чепец, предложенный пожилой женщиной, которая жила этажом выше и чью заботливость миссис Робертс не стала бы омрачать
делая какое-либо упоминание о чистюля, которые она принесла в коробке
день. Черный капот был, как маска, скрывает красоту марта.

Шляпка, которую она носила сейчас, была совсем не такой. Изумленному взгляду Дирка она поведала
удивительную историю. Теперь сходство и впрямь было очевидным; без сомнения, девушка, чьё лицо озарилось странной улыбкой при виде его, была поразительно похожа на женщину, которая улыбалась ему при каждой встрече!

Это произвело на Дирка странное впечатление. В его сестре было что-то такое, что делало её похожей на женщину, которая завоевала его сердце.
сердце; и эта сестра была на его попечении — она так сказала. Он должен был работать
ради неё и присматривать за ней!

 Я полагаю, что Шаббат был началом поверхностных изменений
в классе миссис Робертс — не началом для учительницы, но для тех, кто обращает внимание только на очевидные вещи.

Я знаю, что всего через несколько недель после этого миссис Робертс вернулась домой с таким необычным блеском в глазах и таким сияющим лицом, что её муж спросил:

«Что случилось, Флосси?»

Она нетерпеливо повернулась к нему, готовая рассмеяться.

"Это то, что ты поймешь, но очень многие люди не поймут. Это
так приятно, что ты все понимаешь! Мне так и хочется сказать: "Слава
Господу".

"Вы хотите донести мысль о том, что лишь очень немногие избранные люди
чувствуют то же самое? Я не знаю человека, у которого не было бы большого случая.
Какой у вас особенный?"

«Эван, у последнего мальчика были начищены ботинки и надет новый бумажный воротничок!»

Мистер Робертс запрокинул голову и рассмеялся — добродушным, искренним смехом.

Его жена смотрела на него, улыбаясь.

Помните, что в смехе много характера; вы бы
было известно, что это сочувствие.

Мистер Робертс вполне мог понять, что это говорит его
жене о будущем её сыновей. Становилось ясно, что их
самоуважение пробудилось.

Через несколько дней после этого произошло ещё одно из тех незначительных событий, которые
характеризуют некоторых людей.

Дирк, сидя за завтраком у миссис Сондерс в воскресенье утром, услышал разговор
о том, что в понедельник, как он вспомнил, Кстати, я должен был рассказать вам ещё об одном способе, с помощью которого суббота стала для него особенным днём. Он спал в маленькой комнате, которая примыкала к комнате Рейда, но еду ему приносили.
в ресторане, по мере возможности, — гораздо более приятный и надёжный способ
жить, чем тот, к которому он привык. Даже самый простой ресторан
казался ему респектабельным. Однако вы помните, что к тому времени он уже несколько раз ужинал в столовой миссис Робертс. Он
знал, что между вещами есть разница — на самом деле, его опыт теперь
включал в себя бесконечное множество различий; но в первый раз, когда он
сел за завтраком к миссис Сондерс в воскресенье утром, он обнаружил
ещё одну категорию: это ни в коем случае не относилось к ресторанному классу.
Воскресные завтраки и ужины были одним из тихих способов, с помощью которых миссис Сондерс
помогала христианскому миру. Многие молодые люди
появлялись за её столом в качестве гостей Рида, или доктора Эверетта, или
кого-то другого из постояльцев, не подозревая, что обязаны этим приятным
встречам домовладелице.

 Что ж, за субботним столом Дирк услышал разговор об одном генерале Бёртоне,
известном как солдат, учёный и оратор. Генерал Бёртон был в городе в гостях у одного известного человека. На следующий вечер он должен был выступать в одном из больших залов, и об этом много говорили.
о нём; было выражено большое желание услышать его, увидеть его. Дирк молча слушал, но думал о том, каково это, когда люди говорят о тебе, хотят увидеть тебя, а потом о том, каково это — быть близко знакомым с такими людьми. Знала ли миссис Робертс этого великого человека? — подумал он. А потом Дирк улыбнулся, подумав о том, как странно, что он знает миссис.
Робертс — что его, по сути, можно назвать близким знакомым
с ней!

Вспомнив эту его мысль, вы лучше поймёте, что он чувствовал
В понедельник утром, когда он спешил по тихой улочке в верхней части города,
сосредоточившись на деле, которое требовало срочности, он услышал, как миссис Робертс окликнула его по имени.

"Доброе утро!" — сказала она. "Вы слишком спешите, чтобы узнавать своих
друзей? Я хочу познакомить вас с моим другом. Генерал Бёртон,
мистер Колсон.— Генерал, это один из моих молодых людей, о котором я вам рассказывал.

Тогда знаменитый генерал, герой многих сражений, протянул свою
почётную руку и сердечно пожал руку Дирка. Не думаю, что я
я мог бы объяснить вам, какое влияние оказало это действие на такого мальчика, как Дирк.

Это утешает, ведь вы, возможно, изучаете человеческую природу и
поэтому можете понять всё без объяснений.

Это лишь одна из многих так называемых мелочей, которые случались в течение
недель и оставили неизгладимый след в характерах мальчиков.

Конечно, вечера понедельника были удачными. Уроки чтения и письма, а со временем и всевозможные другие уроки, продвигались успешно.

 Аккуратно начищенные ботинки, тщательно уложенные волосы и свежие воротнички
стали правилом, а не исключением.

Открылись и другие возможности для улучшения. В
христианских кругах стало известно, что среди определённой группы
жёстких молодых людей, которые до сих пор были хорошо известны полиции,
происходят большие перемены. Мистер Робертс давал интервью то одному, то
другому, и одним из результатов этих бесед стало то, что в руки мистера
Робертса в большом количестве попали билеты на курс дорогостоящих,
ценных и привлекательных лекций на популярные темы, которыми он мог
воспользоваться по своему усмотрению.

Более того, в церкви были арендованы места, к которым обращалась большая часть прихожан.
Мальчики тянулись к тому, что было связано с их миссией; места, которые сдавались в аренду по плану мистера Робертса, так что всякий раз, когда появлялся молодой человек, которому хотелось занять принадлежащее ему место в церкви, его можно было получить за очень небольшую сумму — на самом деле, как и в случае со скамьями в этой церкви, за смехотворно маленькую сумму.

Это лишь намёки на пути, которые время, терпение и
размышления открыли перед этими молодыми людьми, на которых незадолго до этого
Сатана считал, что крепко держит их в своих руках.

 Со временем в вечера понедельника появилась одна особенность.
изменилось. Молодая преподавательница ораторского искусства отправилась домой.

"Я хочу уйти", - сказала она наконец в ответ на мольбы хозяйки.
"Я думаю, вполне вероятно, что папа позволил бы мне остаться и посещать школу
здесь; но я спешу домой. Тебе не обязательно выглядеть трезвой, Флосси. Я
был счастливее, чем когда-либо в своей жизни, и я
нашёл здесь своего рода счастье, которое будет длиться вечно. У меня
сердце разрывается при мысли о том, что я покидаю этих мальчиков, особенно моего дорогого Дика Болтона; но на самом деле мне нужно вернуться домой и исправить некоторые ошибки, которые я совершил
сделано. Ты и половины меня не знаешь, Флосси Шипли. Когда я приехала сюда, я была настоящей дурочкой. Если бы ты знала, какой я была простушкой и как ненавидела
некоторые вещи у себя дома, ты бы никогда меня не пригласила.

"Помимо прочего, что было во мне ненавистного, я была настоящим ужасом для
своей матери. Я думал, что у меня есть причины не доверять ей и не любить её, но
на самом деле у меня есть причины встать на колени и поблагодарить её за то, что она
уберегла меня от кое-чего. Я очень хочу вернуться домой и показать
своей молодой матери, какой прекрасной дочерью я могу быть.

А миссис Робертс улыбалась и помалкивала, и это было всё, что она должна была знать о своей юной гостье. Она так и не узнала всей истории о профессоре Эллисе, хотя в воскресной школе доктора Эверетта была девочка по имени Хестер
Мейсон, которая могла бы многое рассказать ей о нём и о том, как Грейси Деннис помогла разорвать сети, которые Сатана сплел для её неосторожных ног.

Дело в том, что все эти люди — Хестер
Мейсон, доктор Эверетт, Джой Сондерс и мать Джой Сондерс —
Я бы с удовольствием рассказал вам об этом, если бы у меня было место. Однако вы можете прочитать о них в любое время, если захотите, в книге под названием
«Вместе с рабочими, или Бесконечная цепь». Конечно, история их жизни на этом не заканчивается, потому что цепь, как я уже сказал,
«бесконечная», но есть много других ссылок, которые можно посмотреть.

 Итак, Грейси Деннис отправилась домой. И ни тогда, ни потом миссис
Робертс подробно выслушал историю профессора Эллиса. Какая разница?
Однако у неё была короткая дополнительная глава. Она пришла в письме от миссис
Мэрион Деннис вскоре после возвращения Грейси. Она гласила: —

 «О Флосси Шипли Робертс! Благословенная маленькая интриганка-святая, какая же ты!
 Что ты сделала? Как ты это сделала? Ах! Я знаю об этом больше, чем можно понять из этих
предложений. Это сделал дорогой Господь, действуя через тебя, свою служанку. Он призвал нашу Грейси на более высокий уровень, наполнил её сердце тем, что заставило незначительные вещи занять своё истинное место, а неправильные вещи показать, что они собой представляют.

 «Вы, конечно, знаете, что с профессором Эллисом всё в порядке — или
нет! Боюсь, с ним всё не в порядке, но с нашей Грейси всё в порядке. Я слышу
что он постоянно живёт в вашем городе. Возможно, ваша христианская
благотворительность сможет с ним связаться. Он отправил Грейси письмо,
пытаясь объяснить некоторые обстоятельства, связанные с той девушкой
Мейсон, с которой, как я полагаю, вы знакомы. Она показала мне
письмо и свой ответ. Он больше не напишет ей!"


"Я не знаю никакой девушки Мейсон, — сказала миссис Робертс
мужу, — но это не имеет значения. Я не хочу знать эту историю, если с её помощью ничего нельзя сделать. Есть достаточно историй, которые «нужно» знать.



ГЛАВА XXX.

"ЭТО НЕ ВЫДУМКА."

Был вечер понедельника, и в доме мистера Робертса
собралась компания — не обычное собрание в понедельник вечером, а довольно большая группа хорошо одетых мужчин и женщин, многие из которых были молоды, но были и люди средних лет. Красивая комната напротив оранжереи была распахнута настежь и освещена огнями и цветами; люди постоянно входили и выходили, восхищаясь картинами и цветами, пишущими машинками разных моделей, а также книгами и журналами, которых было очень много. Но интерес не ограничивался этой комнатой. В
были распахнуты двери гостиных и музыкальной комнаты за ними; даже уютная
маленькая библиотека на этот единственный вечер стала общественным достоянием. Компания
была большой, и их вкусы были разнообразными; поэтому не пожалели усилий, чтобы
внести в них разнообразие.

Вы знакомы с достаточным количеством гостей; но я ни в
уверен, что вы узнаете их всех. Даже за столь короткий период
три года больших изменений может быть осуществлено.

Например, знаете ли вы молодого человека в неприметном и потому подходящем вечернем костюме, который
стоит у пианино и наблюдает
наметанным глазом отслеживая ход игрока и переворачивая лист бумаги
умелой рукой в нужный момент? Это несколько неловкое положение
, но его манеры наводят вас на мысль, что он
привык к этому всю свою жизнь и что он хорошо разбирается в нотах. В
последнее убеждение, вы правы; но так как к тому привыкли к нему—три
лет назад ловкий член мог бы рассказать вам другую историю.

Вы можете поверить, что это он? Я не удивляюсь. Перемены, конечно,
огромные, но он их не чувствует. По правде говоря,
он почти забывает, когда он будет поглощен своей работой, что такого рода
общество не всегда было открыто для него. Три года означать длительное время
к молодым; и Ричард Болтон уже так давно привыкли к
свобода кабинет миссис Робертс; и к тем, кого
находит там, что ни одно из уточнений в приличном жизни странный
с ним; и как превратить музыку, он не делал это для своей хозяйки
бесчисленные раз?

Если вы сейчас откроете глаза, то, возможно, попытаетесь
высмотреть других молодых людей. В комнатах полно элегантно одетых мужчин
модные молодые люди; но некоторые из них заметны по тому, как они выглядят
в некотором смысле ответственными за комфорт других.
Они не дремлют, они заботятся, что не молод гость
появляются на мгновение забыть или пренебречь. Они появляются, чтобы быть
целиком и полностью ознакомлен с домом и всем его назначениям. К ним можно обратиться за стаканом воды или льдом, или чтобы узнать, что за пейзаж висит над камином, или чей бюст находится в нише слева, или в какой части библиотеки
определенные книга будет найден, или от того, что часть иностранных мире
странной формы оболочки пришел; и все они одинаково дома.

Короче, это как иметь десяток или двадцать молодых хозяев заботиться
ваш комфорт и удовольствие. По сути, есть семнадцать
их. Таким образом семи возросло. Два месяца назад их было двадцать, но один из них получил должность телеграфиста в отдалённом городе, а поскольку Стивен Кроули занимает аналогичную должность в одном из офисов в этом городе, между ними происходят очень интересные беседы.
проводятся, и многие важные мероприятия, связанные с «вечерами по понедельникам»,
а также со школой Саут-Энд, «Библиотечной ассоциацией» и т. д.,
транслируются, когда линии не используются для других целей.

Юный Хаскелл тоже уехал с одним из партнёров из магазина, где он впервые устроился на работу, чтобы открыть филиал в соседнем городе. Его старый учитель воскресной школы уже получил от него письма, в которых он сообщает, что они открыли филиал воскресной школы в южной части города и что он выбрал семерых маленьких бедняжек
с улиц, от восьми до двенадцати лет, и пошли работать.

 «И, дорогая миссис Робертс, я хотел бы, чтобы вы помолились за меня, чтобы я смог привести каждого из них ко Христу».

Так говорилось в письме, и это многое говорит посвященным о молодом
Хаскелле.

Но хотя изменения, произошедшие с этими молодыми людьми, были почти
поразительными, только один из них достиг головокружительных высот. Остальные без исключения зарабатывают себе на жизнь честным трудом, получают хорошее, основательное образование.
Вечерние занятия, выросшие из этого первого начинания, обещают стать
ведущими и уважаемыми гражданами, когда они действительно займут своё
место среди мужчин. Но Марк Калкинс, верный, упорный, добросердечный,
терпеливый Марк, превзошёл их всех!

Правда в том, что «око не видело, ухо не слышало, и не приходило
на сердце», какое великолепие окружает его сейчас.
Он обратился в суд. Верховный правитель королевства приказал, чтобы Марк
всегда находился в его непосредственном присутствии во дворце, и с какой радостью
Я не могу сказать вам, как часто они говорят о нём и пытаются представить в своём сердце славу, которая его окружает, и размышляют о том дне, когда их одного за другим призовут разделить эту славу, ибо это является честолюбивой мечтой более чем половины из них.

 Итак, в этом предложении раскрывается самая любопытная часть моей любопытной истории, и я честно признаю, что она любопытна.  Это не выдумка.
Я не несу ответственности за его странность. Вы должны помнить,
что «правда страннее вымысла», а затем понять, что я
говорю вам правду. Итак, факт состоит в том, что каждый из этих молодых людей получил условное назначение на службу во дворце, где они будут обладать большой властью, великолепием и достоинством. Условия заключаются в том, что они должны быть готовы во всём следовать воле своего короля, которого они считают мудрейшим из мудрых и добрейшим из добрых. Это правда, что девять из них
приняли назначение, надели форму, заняли свои
должности, как он и распорядился, и ждут вызова влично при дворе. Также верно и то, что остальные до сих пор пребывают в нерешительности; они не знают, соглашаться на назначение или нет. Верно и то, что они чувствуют себя польщёнными; что они считают это единственным путём к честному и безопасному продвижению по службе. Верно и то, что они полностью доверяют тем, кто с радостью расскажет, что, поступив на службу, они находят её даже в этой приёмной приятной, а награды — щедрыми.

Это правда, что они несколько раз навещали Марка, как раз когда дверь
открывалась, чтобы впустить его во дворец, и слышали, как он рассказывал о своих видениях
о его славе и услышал, что его последними словами перед уходом были: «О, мои глаза видят Царя во всей его красе!» И что его голос был ликующим, как у победителя, а лицо сияло, словно отражая незримую славу. И всё же они колеблются, и каждый день с надеждой ждут, что когда-нибудь получат такое наследство, но не сейчас. Помните, я не несу за это ответственности. Если бы я писал художественную прозу, я бы не решился изложить такую идиотскую глупость, ожидая, что вы назовете её неестественной или абсурдно преувеличенной; но я торжественно заявляю
для вас это факт. Объясните безрассудство их поведения, как
можете.

Что ж, Салли и её отец остались позади. Но, заметьте, они
не из тех, кто сомневается. Они оба рассчитывают служить при дворе
так же, как и прожить всю вечность. Но пока они ждут,
они заняты. Они ушли из переулка; окружающая обстановка им не
понравилась. Вы заметили тот домик, что стоит чуть в стороне от дороги, на дальнем углу обширного участка,
окружающего церковь Саут-Энд? Это дом церковного сторожа;
и эта церковь, и те помещения воскресной школы, и та территория, и
все, что к ним относится, находятся под его опекой. Отец - это
пономарь, это правда, он ходит за печью и звонит в колокол; но это
забота Салли о том, чтобы сиденье, стол и окно были такими красивыми
без пыли и пятен. О, они живут насыщенной и счастливой жизнью.
Салли не напрасно доверилась обещанию своего отца в ту ночь, когда он
проявил свою слабую волю, дав обещание; но вы должны понимать, что
прошло всего несколько дней, прежде чем он нарушил своё слабое и непостоянное
ноги на Скале Веков. Тогда Сатана напрасно пытался заманить его в ловушку.

Итак, в тот вечер в понедельник на собрании присутствовало всего семнадцать человек.
Я не знаю, как назвать это собрание. Я бы назвал его вечеринкой,
но во многих отношениях оно сильно отличалось от всего, что вы, вероятно, знаете под этим названием.

Молодой человек, который стоит у двери оранжереи и с жаром
рассказывает мисс Хендерсон о редком и удивительном цветке,
присланном миссис Робертс из Калифорнии, — это «Чёрный Дирк».
Надеюсь, вы достаточно удивлены, потому что он совсем не похож на
негодяй, который когда-то был главным мучителем в Саут-Эндской миссии,
что я был бы разочарован, если бы вы не были впечатлены этим. «Мистер
 Колсон» — так его теперь почти все называют. Это имя давно перестало быть странным. Он работает в крупной фирме «Боствик,
Смайт, Робертс и Ко».

И хотя мистер Робертс никогда раньше не считал это удобным,
были причины, по которым он решил, что хорошо бы иметь клерка на подхвате,
так что мистер Колсон стал младшим партнёром фирмы. Кстати, он больше им не является, потому что мистер Рейд принят на работу
как члену, и определённо является «младшим» партнёром. Возможно, мистер Робертс
мог бы рассказать вам, если бы захотел, почему столь молодой человек и без капитала
был избран партнёром; но, как правило, он держит всё в себе,
лишь замечая, что молодой человек проявил незаурядные деловые
способности, которые были очевидны для всей фирмы. Своей жене он сказал: —

— Говорю тебе, Флосси, я верю, что посвящённая Богу жизнь будет вознаграждена
Господом, в каком бы направлении он ни дал ей таланты для развития.
 «Что бы он ни делал, всё будет хорошо». У этого молодого человека всё будет хорошо.
карьера в бизнесе. Я бы не удивился, если бы Учитель хотел, чтобы он
показал миру, как христианин может использовать деньги во славу Господню.

Пока рано предсказывать, чем займётся мистер Колсон. Несомненно, он
станет торговцем; конечно, он будет христианином; возможно, он
станет оратором, о котором ещё услышит мир, — например, оратором
против пьянства. Я знаю, вам бы хотелось послушать, как он читает стихи. Теперь он не ограничивается стилем Уилла Карлтона, хотя по-прежнему мощно читает некоторые из этих неподражаемых зарисовок из жизни; но Грейси Деннис предлагает
больше никакой критики, когда он читает. На самом деле, я слышал, как она подчинилась
ему, когда возник вопрос, как человеку, который, вероятно, изучил отрывок
и уловил его лучшее. Я готов признаться, что мой бедный Черный Кортик
был немного гениален.

Мысль, которую я хочу, чтобы вы уловили, заключается в том, что многие из этих бедняков
, которые по необходимости живут своим умом в городских трущобах, - это
бриллианты, которым можно придать блеск. Вы берёте бриллиант, бросаете его
в грязь и мерзость, наступаете на него, топчете его,
и оставляете его там, тонуть и пачкаться, день за днём, год за годом
год; и когда кто-то приходит и забирает ее оттуда, сколько это будет
блеск для него в первую очередь? И все же алмаз есть.

 "Ты будешь ... может быть ... королевская диадема в руке твоего Бога".

Миссис Робертс была на работе, искала бриллианты для Его диадемы.

Как Мистер Колсон стояла свободно общения с Мисс Хендерсон, есть
не было ничего про ассоциации, которые выглядели нелепо, и не
это произойти с любым. В этом мальчике из трущоб не было и следа смущения; он забыл о трущобах и стоял, разговаривая с одним из городских аристократов.

Как она могла разговаривать с ним, позволять ему развлекать себя? Позвольте мне рассказать вам, с этого начинается история. Незадолго до этого вечера — на самом деле почти два года назад — миссис Робертс подошла к головоломке и с сомнением посмотрела на неё. Затем она показала её остальным:

«Со мной они становятся более непринуждёнными в своих манерах, учатся быть
джентльменами, не смущаясь, и задумываться о мелочах, не стыдясь этого; но я боюсь, что с другими дамами
они будут ужасно напуганы и неловки». Когда вошла миссис Делани
В тот вечер я не мог не заметить, каким молчаливым стал мистер Колсон;
раньше он был разговорчивым. Кажется, между ними и социальным продвижением лежит огромная пропасть. Как нам её преодолеть?

Затем мистер Рейд высказал свою мысль: —

"У моей сестры Эстер был класс в воскресной школе на Сентр-стрит — милые маленькие девочки, которые носили красивые платья, завивали волосы и происходили из лучших семей. После того, как она заболела, она сказала мне, что
одним из её сожалений было то, что она не смогла выздороветь достаточно быстро, чтобы
воплотить в жизнь свой план. Она хотела взять на себя класс трудных детей
мальчики в миссионерской школе, и она собиралась попросить матерей маленьких девочек, чтобы они раз в месяц приходили и играли с маленькими мальчиками с улиц — она сама играла бы с ними и присматривала за ними каждую минуту, но старалась бы заинтересовать девочек тем, чтобы они учили мальчиков доброте и хорошим манерам. Я не знаю, как бы это сработало.
 Эстер никогда не была достаточно здорова, чтобы взяться за это, и, похоже, она не могла привлечь к этому никого другого. Полагаю, у этого есть серьёзные недостатки, но я всегда думал, что хотел бы увидеть, как что-то подобное тщательно исследуется.

Миссис Робертс, не успев дослушать эту маленькую историю до конца,
устремила на рассказчицу свои пытливые глаза — в них всегда горел особый огонёк,
когда она принимала к сведению новое предложение.

"Спасибо, — сказала она. — Я вижу — о! Очень многое. Мне следовало бы
позвать эту дорогую сестру Эстер, чтобы она помогла мне с этим вопросом. Мне всегда казалось, что мы делаем её работу.



Глава XXXI.

"Их работы следуют за ними."

Это было началом новой работы. Были некоторые молодые леди
Миссис Робертс хорошо знала их благодаря сходству вкусов, которое их к ней привлекало.

Однажды она села и с большой тщательностью записала их имена на своих
табличках.

Имя мисс Хендерсон возглавляло список. Она была одной из аристократок.
Я использую это слово в его высшем смысле. Богатство и положение достались ей случайно — по крайней мере, так мы говорим, хотя я полагаю, что все мы верим в то, что Господь дарует и то, и другое, и потребует от нас отчета за это.

 Если это так, то мисс Хендерсон будет более готова к этому, чем некоторые другие.
перевод; ибо она королевской крови и хорошо охраняет честь своего имени.
Христианское имя, которое она носит.

Без колебаний мисс Хендерсон возглавила список. Другие
выбрали более медленно—десять из них отборных солдат, чтобы сделать специальные обязанности "в
Его имя".

Она требовала объяснений, заботятся грамотно планировать.

Но девушки ухватилась за эту идею.

В течение нескольких недель они сформировали группу, президентом которой стала мисс Хендерсон.
 Официально они были литературным обществом, но на самом деле
полировали алмазы.

 Однажды вечером они встретились по приглашению миссис Робертс и
знакомство с «Клубом по понедельникам». Они пели для них, читали для них,
слушали, как они читают; беседовали с ними на разные темы,
например, о последней лекции курса, которую все посетили; о книге,
которую тщательно читали и критиковали мистер и миссис Робертс и доктор
Эверетт в «Клубе по понедельникам», но не так тщательно читали молодые леди;
Таким образом, вышло так, что они несколько проиграли в споре на эту тему, что было плохо как для молодых дам, так и для «Клуба понедельника».

 В конце концов, эти молодые люди, которые так
далеко не попадать под влияние миссис Робертс, что они были готовы
выдержать "пытки" для ублажения ее.

Это длинная история. Я мог бы написать еще одну книгу о нем так же хорошо, как
нет.

Основная трудность заключалась бы в том, что критики объявили бы историю
преувеличенной. Так всегда бывает, когда кто-то упивается фактами. Только когда автор остаётся в рамках реалистической прозы, он может чувствовать себя в относительной безопасности от этого обвинения.

Эти молодые леди представляли другие салоны и другие столовые.
Они устраивали небольшие изящные развлечения, на которые
Клуб был приглашён. Постепенно стали приглашать и других — хороших, надёжных мужчин и мудрых, заботливых женщин. Приглашения были выборочными, «полировщиков» выбирали с особой тщательностью, но эти работники были удивлены, обнаружив, насколько велик христианский мир и как много людей готовы помочь, если им показать, как это сделать.

"Это одно из лучших предложений, которые нам сделала дорогая Эстер."
Миссис Робертс сказала это однажды вечером, когда оркестр молодых леди и
клуб «Мандей» объединили свои усилия и устроили представление для
лучших людей на авеню.

Я дал вам представление о том, как они это сделали. Все они были
христианками, эти молодые девушки; никто другой не был избран. Они работали
с одной целью — во славу Его. Они не делали ни шагу, не помолившись. Нужно ли говорить вам, что они преуспели?

Это было одной из причин, почему мистер Колсон болтал с мисс Хендерсон
совершенно свободно, и почему его поклон был изящным и непринужденным, когда она
представляла его своей подруге мисс Фэншоу из Филадельфии. Он был
привык, что его представляют ее друзьям.

Я уверен, надеюсь, вы захотите, чтобы я немного рассказал вам о Марте Колсон. Если
ты не проявляешь к ней особого интереса, я разочарован в тебе. Она
такой предмет интереса ко мне с того времени, когда я поймал
взгляд ее сразу через подвальные окна, с отблеском заката
ее волосы в золото.

Это летний вечер, о котором я вам рассказываю, и она вся в белом,
за исключением ее глаз — ничто не может быть голубее, чем они сегодня вечером, — и за исключением
цветов вокруг нее. Она всегда среди цветов.

В конце концов, я не решаюсь рассказать вам о Марте. Это одна из тех историй, которые трудно рассказать. Кроме того, её друг и покровитель сильно пострадал
из-за неё, и хотя миссис Робертс это совершенно не волнует, я чувствую, что я чувствителен.

 Неужели она действительно держала у себя эту Колсон все эти годы? Да, держала. Я говорю это смиренно, но это так! И никогда не давала ей ничему научиться, ни работать на фабрике, ни как-то обеспечивать себя? Она никогда не отправляла её ни учиться какому-нибудь ремеслу, ни работать на фабрике, ни стоять за прилавком. Это правда.

 Нет, я почти уверена, что вы этого не одобряете. Но, несмотря на это,
 я не собираюсь спорить с миссис Робертс. «Она принадлежит своему хозяину, и он
будет с ней, пока она не умрёт».

Но миссис Робертс при случае спорила, например, с Грейси Деннис, которая навещала её несколько недель спустя, менее чем через три месяца после того, как она впервые вернулась домой.

"Флосси, — говорила она, — что ты собираешься делать с этой девочкой? Ты
действительно собираешься оставить её здесь?"

"У неё нет ни матери, ни отца, а её брат ещё не может о ней позаботиться. «Куда бы ты хотела, чтобы я её отправила?»

«Ну, Флосси, есть же места».

«Да, дорогая, я знаю, и это одно из них».

«Ну, но она должна учиться. Как она будет себя обеспечивать?»

«Она изучает со мной арифметику, знаете ли, а также письмо и чтение
с девочками из столовой; я учу её музыке, а мистер
Робертс предлагает, чтобы она присоединилась к классу истории, как только
достаточно продвинется в более простых предметах».

«Но, Флосси Шипли, это полная чушь! Вы знаете, что я имею в виду». Вы не можете вот так перевернуть мир с ног на голову или превратить свой дом в приют для сирот или благотворительную школу.

 «Дорогая, ты правда думаешь, что дому грозит опасность? Он похож на приют для сирот или благотворительную школу?»

Тогда Грейси Деннис рассмеялась бы, но всё же выглядела бы немного раздосадованной
и пробормотала бы, что в этом мире люди не могут поступать так, как им хочется.

 Тогда Флосси была бы готова с помощью своих нежных капель масла успокоить её.

 «Грейси, дорогая, я не пытаюсь изменить мир.  Я знаю, что очень много девушек остались без средств к существованию, и я сделаю для них всё, что в моих силах, но эта девушка особенная. Вы признались, что было необычно видеть такую опасную красавицу, и она необычна в своём умственном развитии. Она может быть свирепой и злой; она невежественна и озлоблена
о многом: я боюсь за неё. Я не могу придумать, куда бы Господь Иисус велел мне её отвезти. Я должен позаботиться о том, чтобы «ему» было угодно, понимаете, несмотря ни на что. Если он не хочет, чтобы мы пока оставили её в нашем доме, мы не знаем, что он имеет в виду.

«Мы не можем «вынашивать» всю расу; он даже не предложил этого нашим сердцам. Он просто сказал: «Вот, возьми эту; для неё есть место; подержи её, пока я прямо не скажу тебе, что её место в другом месте». Грейси, ты бы хотела, чтобы я сказала ему, что мы не можем?»

На этот раз Грейси бы быть смиренными и кроткими.

"Очень хорошо," она бы покорно сказать: "и я не
подумав о такой вещи, как придираться. Я только хотел спросить
не помешает ли... не помешает ли... ну, вы понимаете, не помешает ли ей такая жизнь, какую она ведет
в вашем доме?

Но такие фразы всегда был обязан поставить маленькую миссис Робертс
на все достоинства, она обладала. У её мужа были свои соображения на этот счёт, и он поделился ими с ней. Её голос звучал почти надменно, когда она сказала:

"Что касается этого, Грейси, мы должны помнить, что "сфера" американки
женщина - это та, которую она может заполнить приемлемым образом в глазах Бога. Он может
призвать ее к высшему; я не знаю. Поскольку она дочь
Короля, на его скамеечке для ног не может быть места, слишком высокого для его намерений относительно нее.
"

Конечно, была и критика со стороны. Действительно, миссис Робертс была
достаточно своеобразной во многих отношениях, чтобы вызывать
много критики со стороны окружающих. Они много говорили о «той девушке», которую она подобрала.
Постепенно они стали говорить «та девушка Колсон», а однажды кто-то сказал «та девушка Колсон, дочь».
Она спросила: «Неужели она действительно сестра того красавца мистера Колсона из магазина?» И вскоре появились те, кто называл её «Мэтти  Колсон». Так её всегда называла миссис Робертс. Постепенно стало известно, что «Мэтти Колсон» знает много такого, что стоит знать. Три года общения с такой дамой
Миссис Робертс и те, кто её окружает, могут многое сделать для девушки,
которая хочет, чтобы для неё многое сделали.

Что касается «заработка на жизнь», я не уверена, но она училась делать это несколькими способами. Миссис Робертс боролась со всеми ложными представлениями о
жизнь, следовательно, ничему ее не научила.

Она не была поваром, но умела готовить и иногда готовила
самый вкусный завтрак.

Она не была второй девушкой, но ее пальцы, несомненно, были умелыми
в расположении комнат и столов. Она не стала шить девушка,
но постоянно были звонки на пальцах, что стала мудрой в этих
маршрут. Она ни в коем случае не была медсестрой, но в солнечной комнате наверху жила маленькая золотоволосая «Флосси», чьей преданной служанкой она была и чья мать чувствовала, что любящая, заботливая Мэтти присматривает за ней.
ее любимцем был только второй ее собственного, и так, чтобы можно было положиться
днем и ночью, чтобы вернуть в десятикратном размере все, что она могла бы сделать для
девушка.

На самом деле, возможно, было бы трудно определить положение "Марта" Колсона
в палате представителей. И все же, как я уже сказал, она становилась известной
среди молодых леди на улице как— "Мэтти Колсон, та красивая молодая
Сестра Колсона, хорошенькая, как куколка, и протеже этой милой
миссис Робертс, знаете ли.

Что касается «Юношеского оркестра» — я не включаю их в число
девушек «извне», — то, что они сделали для Мэтти Колсон, она не смогла бы
я же говорила тебе, что она пыталась, но в ее глазах блестели слезы.

Дни пришли в котором очень матрон, которые заявили, что это было
странная вещь для миссис Робертс, чтобы взять девочку из трущоб в
ее семья, что это "опасно для попытки такого насилия
гайковерты:" Итак сказали друг другу, что "это, должно быть, большое облегчение
Миссис Робертс, что Мэтти всегда Колсон в ее локоть, чтобы увидеть, что
все по-домашнему просто, как это должно быть".И они добавили:
со вздохом, что "некоторые люди были очень повезло".

А теперь, дорогой критик, вы готовы сказать, что это очень мило
история на бумаге, но в реальной жизни попытки творить добро не заканчиваются так гладко.
чтобы быть "естественной", миссис Робертс должна была, по крайней мере,
тщетно пытаться вернуть половину своих мальчиков.

Это правда, я ничего не сказал вам о двух или трех, с которыми она связалась.
пока еще не дозвонилась, хотя она все еще пытается. Мой рассказ был не о
них, а о двадцати, с которыми она связалась. Что касается вашего вердикта,
я хочу сказать две вещи: во-первых, займитесь работой и
проявите терпение, веру и молитву, которые есть у миссис Робертс
и её коллеги, прежде чем вы решите, что это напрасно. И, во-вторых, не могли бы вы, пожалуйста, запомнить, что, независимо от того, естественно это или нет, это правда?

 Не думаю, что я рассказывал вам о непосредственной причине этого
собрания. На самом деле это был приём в честь миссис Рейд.
 Вряд ли мне нужно говорить вам, что её звали Грейси Деннис Рейд. Я мог бы многое рассказать вам об этом, если бы писал рассказ в таком духе.

На самом деле, здесь есть место для романтической истории.  Я мог бы рассказать вам кое-что интересное о самом «мистере Колсоне»,
Он молод, как и Мэтти, которая сегодня вечером носит розу, которую «она»
не срывала в оранжерее; но я не собираюсь рассказывать об этом.

Я хочу рассказать вам ещё одну историю. Они постояли
вместе — молодой жених и дама, с которой он преданно работал с того дождливого дня, когда он
поделился с ней своим унынием. Оба смотрели на двух молодых людей, которые
стояли у пианино, ожидая своей очереди присоединиться к хору. Оба знали
этих молодых людей как «Проворного Дика» и «Чёрного Дирка».

Ещё один из первоначальной семёрки стоял неподалёку.
Взгляды двух рабочих скользнули по ним, затем они посмотрели друг на
друга и многозначительно улыбнулись.

"Я вспоминала тот первый воскресный день," — сказала миссис
Робертс. "Я попросила их поднять мой упавший носовой платок,
и «Проворный Дик» сказал: «Подними его сама, мама, ты не хуже нас!«Интересно, вспомнят ли они об этом? А что, если я им расскажу!»

Пока она говорила, кусочек батиста в её руке намеренно упал почти к ногам Дирка Колсона. Он тут же наклонился за ним, но «Проворный
Дик» оказался проворнее и подал его хозяйке с
изящный поклон и слегка торжествующая улыбка.

Но хор начал петь, и бас с тенором сразу же
погрузились в работу, так что мистеру Риду и миссис Робертс
пришлось посмеяться в одиночестве. Никто, кроме них, не понял, что
означал белый носовой платок.

Несмотря на смех, в глазах мистера Рида
появилась подозрительная влага.

«Как далеко веселье от слёз?» — спросил он хозяйку. А затем:
 «Знаете, когда я смотрю на этих молодых людей, непринуждённо расхаживающих по вашим комнатам,
настоящих украшений общества, и думаю о местах, где
мир, который они, вероятно, заполнят, и подумайте о том, какими они были, когда вы впервые их увидели, — от этого ошеломляющего контраста наворачиваются слёзы! Миссис Робертс сказала: — "Я расскажу вам кое-что, что согреет ваше сердце. Вы знали, что наши юные помощницы объединились в более крупную группу и определились с конкретными направлениями работы, которые, по их мнению, они могут выполнять? Усилия вышли за рамки простого эксперимента. Они выбрали название. Отныне они будут известны как группа Эстер Рейд.

"Они пришли ко мне за девизом, который можно было бы повесить в их комнатах под названием; и Я дал им это:— "И услышал я голос с неба, говорящий мне: напиши: отныне блаженны мёртвые, умирающие в Господе отныне: ей, говорит Дух,
что они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними.'"



 КОНЕЦ.