История Пажеского корпуса. ч. 1

История  Пажеского корпуса.

(Обзор малоизвестных документов).

Старый друг подарил мне прекрасно изданный в 2025 году, двухтомник «История Пажеского корпуса в документах 1802-1918 годы».
Напечатаный на великолепной бумаге, с множеством копий редких документов и фотографий, сам по себе этот двухтомник является «произведением искусства» и сборником интересных исторических сведений.
Недостаток у него только один -  очень небольшой тираж, что делает его недоступным для широкого круга любителей истории нашей страны.

Постараюсь рассказать о наиболее значимых и интересных (на мой взгляд) документах, собранных в этом издании, и кратко прокомментировать то, что представляется мне актуальным и поучительным.


Итак, Пажеский Его Императорского Величества корпус располагался в Санкт-Петербурге, на Садовой улице, в бывшем дворце графа М.И. Воронцова, построенном по проекту гениального Франческо Бартоломео Растрелли в 1758 году.
В 1763 году канцлер Воронцов продал дворец в казну.
Затем в нем размещался Орден мальтийских рыцарей (Великим магистром  которого недолгое время был император Павел Первый), а потом во дворце разместили Пажеский корпус.
В православном Храме Рождества Иоанна  Предтечи, работы знаменитого Джакомо Кваренги, были размещены мемориальные доски, с именами и фамилиями воспитанников корпуса, погибших в боях. (Таких было более 80 человек).


Пажеский корпус был учрежден 25 октября 1759 года, как привилегированное учебное заведение, дающее общее образование (Разумеется, только для детей высшей «элиты» Российской империи, это следует подчеркнуть).
10 октября 1802 года он был преобразован в специальное военно-учебное заведение.
26 февраля 1810 года император Александр Первый распорядился о переезде Пажеского корпуса в Воронцовский дворец.
После Февральской (1917г.) революции, Пажеский корпус был переименован в Петроградский кадетский корпус, а 5 сентября 1917 года – в Петроградскую гимназию военного ведомства.
15 июля 1918 года Петроградская гимназия была передана в ведение Наркомпроса РСФСР.

(Думаю, что необходимо напомнить читателям об архитектуре и истории данного учебного заведения).
Среди воспитанников (и выпускников) Пажеского корпуса были выдающиеся военные и государственные деятели Российской империи:
- генерал-фельдмаршал И.Ф. Паскевич (любимец Николая Первого, который называл Паскевича «отец-командир») и один из лучших полководцев России;
-генерал-фельдмаршал И.В. Гурко (под руководством которого, в годы русско-турецкой войны,  наша армия дважды с боями переходила Балканы);
-генерал от кавалерии А.А. Брусилов;
- военный министр генерал от кавалерии А.И. Чернышев;
- генерал от инфантерии Н.Н. Муравьев-Амурский;
- министр финансов С.А. Грейг;
- министр иностранных дел В.Н. Ламздорф;
- знаменитый русский анархист князь П.А. Кропоткин  и многие, многие другие военачальники, ученые, музыканты и писатели.

Надо подчеркнуть, что Пажеский корпус был ОСОБО привилегированным специализированным военно-учебным заведением, для отпрысков высшей знати Российской империи.
В пажи зачислялись ТОЛЬКО дети лиц первых трех классов Табели о рангах, прием производился на основе строгих экзаменов,  обучение длилось 7 лет и окончившие его лица получали воинское звание.
(Может быть, не все помнят, какие чины соответствовали этим трем классам Табели о рангах?!
Напомним:
1-й класс Табели соответствовал сухопутному чину «Генерал-фельдмаршал», морскому «Генерал-адмирал» и статскому чину «Канцлер»;
2-й класс, соответственно: «Генерал от инфантерии», «Адмирал» и «Действительный тайный советник»;
3-й класс, соответственно: «Генерал-лейтенант», «Вице-адмирал» и «Генерал-прокурор».
Вот и все. Даже детям генерал-майоров, контр-адмиралов и «простых» тайных советников путь в Пажеский корпус был закрыт).


Пажей выпускали, в зависимости от успехов в учебе и поведении, в гвардию, или армию, с присвоением звания подпоручика или корнета (в кавалерии).
Тем, кто имел низкую оценку по поведению, присваивали звание унтер-офицеров и выпускали в войска. Они имели право (спустя 6 месяцев) при условии отличной службы и поведения, ходатайствовать о сдаче экзаменов на офицерский чин.


Тут надо бы сделать небольшое, но ОЧЕНЬ важное отступление.
В Пажеском корпусе существовала СТРОГАЯ воинская дисциплина. Несмотря на высокое положение родителей пажей (а среди них были и министры, и князья, и графы и прочие высшие царские сановники, включая иностранных монархов: персидского шаха, хана Нахичеванского и короля Сербского, к примеру) спрос за различные проступки с пажей, был строгим и нелицеприятным.


В отличие от наших недавних «демократических» министров образования, публично заявлявших, что школа должна лишь «оказывать услуги по обучению» и полностью разваливших всю воспитательную работу в школах и ВУЗах, царские руководители вовсе не были такими дураками, и прекрасно понимали НЕОБХОДИМОСТЬ воспитательной работы с пажами на протяжении всех 7 лет их учебы.
Вопросам нравственного воспитания и дисциплины, в Пажеском корпусе, уделялось первостепенное внимание,  для чего использовалась обширный «арсенал» мер, как поощрения, так и принуждения (наказания).
В 1839 году, директор Пажеского корпуса в своем отчете отмечал, что к воспитанникам применялись следующие виды поощрения:
1.Благодарность перед товарищами.
2.Хорошие отзывы родителям.
3.Увольнение.
4.Разрешение выходить из корпуса без провожатого.
5.Назначение «для посылок» к императору.
6. Благодарность в приказе по корпусу и занесение фамилии на красную доску в учебном классе.
7. Прибавление баллов.
8. Перевод в высший класс.
9. Присвоение звания ефрейтор.
10. Производство в камер-пажи.
11.Приглашение на обед к членам царской семьи.
12. Ценные подарки.
13.Занесение фамилии на белую мраморную доску.
14.Самое основное поощрение – внимание со стороны самого Государя Императора.

(Обратите внимание на формулировку первого пункта: «Благодарность перед ТОВАРИЩАМИ»!!!
Помнится в годы перестройки, с подачи писателя В. Солоухина, в либеральной прессе ходила его идиотская выдумка, что слово «товарищи» придумал чуть ли не лично Троцкий, используя для этого злодейства, «торгашескую» фразу: «Товар – ИЩИ!»
Солоухин даже на российском ТВ от этом рассказывал…

Вот уж не знали этого солоухинского «открытия» ни директоры Пажеского корпуса, ни авторы многих народных песен (хоть о том, как в степи замерзал ямщик: «…он товарищу отдавал наказ», или знаменитого «Варяга»: «Наверх вы, товарищи, все по местам!»).
Вот до чего антисоветская упертость и «зацикленость» может довести даже хорошего писателя…
Ну да Бог ему судья, как говорится.)

Отметим и то, что некоторые выпускники Пажеского корпуса и их родители, от своего имени учреждали премии за отличие в учебе для пажей: премия имени бывшего директора, генерал-адьютанта графа П.Н. Игнатьева, имени пажа Николая Веймара (пожалованная его отцом) и т.д.

Надо сказать, что пажи имели немалые привилегии: их ОТЛИЧНО кормили, дважды в неделю меняли нательное белье и один раз в неделю – постельное, спали они на кроватях в больших, хорошо проветриваемых помещениях с высокими потолками и т.д. и т.п.
Кроме того, «для соблюдения большей чистоты и удобнейшего в нравственном отношении надзора» с 1836 года пажам  стали выдаваться «особенные ночные рубашки» (!!!)

(Просто для сравнения: солдаты простых и даже гвардейских полков в Петербурге до самого начала ХХ века вовсе не имели никакого постельного белья и спали в казармах на дощатых  нарах, накрываясь шинелями в холодное время года).

Ну, а какие же меры наказания предусматривались для провинившихся пажей?!
В 42-м параграфе Отчета о состоянии Пажеского корпуса за 1839 год, они перечислены:
1. Замечания, выговоры наедине, или в присутствии товарищей; (опять «большевистское» упоминание «товарищей» директором корпуса - мой коммент.)
2. Удаление от забав товарищей, и лишение одного или двух блюд при столе.
3. Поставление в угол у классной доски, или у стены, во время обеда, или на колени. (!!!)
4. Оставление ленивых в рекреационное время в классах, для занятия
5. Не очередные домашние караулы и арест.
6. Не отпуск со двора.
7. Повторные уроки в праздничное время.
8. Уменьшение баллов за поведение и за науки.
9. Понижение местами в классах.
10.Хлеб и вода и содержание в уединенной комнате.
11. Записывание имен воспитанников дурной нравственности и нерадивых к учению, на черные доски, находящиеся для сего, в классах.
12. Отделение таковых воспитанников от прочих, при обеде и ужине, за штрафной стол.
13. Разжалование из ефрейторов.
14. Ношение серой куртки.
15. Телесное наказание, сообразное возрасту и мерам вины воспитанника.

Сверх сих наказаний, никаких других не употреблялось», - указывается в Отчете.

Кроме этого в 43 –м параграфе отмечалось, что «Штрафные журналы с проступками воспитанников, велись исправно».

Подписал этот отчет лично директор Пажеского корпуса граф П.Н. Игнатьев, а составлен он был для доклада самому императору Николаю Первому, так что каждое слово там проверено и выверено многократно.


Как видим, «арсенал» мер воздействия на нарушителей порядка имелся обширнейший, а некоторые взыскания и вовсе показались мне экзотическими.
Согласитесь, ставить на колени (!!!) сыновей фельдмаршалов, адмиралов и всяких генерал-прокуроров не совсем обычное дело и зрелище.
 
Удивили и «черные доски» с фамилиями нарушителей или лентяев в классах, для всеобщего обозрения, штрафной стол для них, или лишение нескольких блюд при приеме пищи.
Все это тоже влияет на поведение и настроение молодых господ,  привыкших к тому, что они от рождения имеют «голубую кровь» и особые привилегии в жизни.


Прямо скажем, нерадивых пажей, при необходимости, их офицеры-воспитатели запросто могли «держать в черном теле», если не в буквальном смысле, то уж в моральном во всяком случае.
Но и это еще не все.

Обычным делом было заключение особо провинившихся в карцер, которое в отчете, почему-то деликатно названо:
 «Хлеб и вода и содержание в уединенной комнате».
Сидели там пажи, «как миленькие», и вовсе не всегда за какие-то грандиозные нарушения дисциплины.


К примеру, будущий московский губернатор и командующий Отдельным корпусом жандармов, генерал-лейтенант В.Ф. Джунковский в свою  бытность пажем, получил 5 суток карцера всего лишь за… подсказку на экзамене.
В другой раз он был арестован на трое суток за то, что без разрешения зашел в царскую ложу, чтобы забрать там веер великой княгини Александры  Иосифовны.
(Думаю, по её же просьбе он это и сделал).


Надо сказать и про такое необычное взыскание, как «ношение серой куртки».
Судя по воспоминаниям выпускников корпуса, это было временным лишением права ношения воспитанника его погон (видимо за какой-то серьезный проступок,  так как строже этого взыскания были только телесные наказания), которые согласно Отчету графа П. Н. Игнатьева, тоже иногда применялись.

Об одном таком случае вспоминал князь П.А. Кропоткин.
В 1820 году, были подвергнуты порке пажи Арсеньев и Креницын.
Эти пажи учились в классе, где Кропоткин был старшим и они «устроили скандал учителю рисования».
«Хотя телесные наказания, - пишет Кропоткин, совершенно уже не практиковались в нашем корпусе, но на этот раз высекли двух пажей» (Кропоткин П.А. Записки революционера. М. 1988. С.121.)
Самого Кропоткина за это посадили на 10 суток в карцер.

Казалось бы,  обширнейший набор мер поощрения и взыскания, которые применялись к пажам, да еще в придачу к их благородному происхождению, заботам богатых и высокопоставленных родителей, вкупе со многочисленными слугами, лакеями и боннами, занимавшимися их воспитанием, должны бы гарантировать великолепные результаты поведения пажей в годы учебы в корпусе?!

Увы, это было совсем не так и наряду с действительно выдающимися воспитанниками там имелись незаурядные охламоны, пьяницы, лентяи, бездельники, а о и просто спесивые подлецы.


Такова уж человеческая натура и «голубая кровь» высшей аристократии ничего не гарантирует.

Вспомним хотя бы поведение великого князя   Николая Константиновича Романова.
Он был первым ребёнком в семье  великого князя Константина Николаевича, младшего брата российского императора Александра II. Николай Константинович приходился  внуком Николаю I, двоюродным братом императора Александра III.
Иначе говоря, в нем и вовсе текла «императорская кровь».


Однако «прославился» он тем, что с детства проявлял порой удивительную жестокость, а потом и вовсе попался на  самом тривиальном воровстве.
Вот как было дело:
В апреле 1874 года случился огромный скандал.  Мать Николая Константиновича, великая княгиня Александра Иосифовна, обнаружила в Мраморном дворце пропажу трёх бриллиантов с оклада одной из икон, которой сам император Николай I благословил её брак.

(Кстати, это та самая в.к. Александра Иосифовна, из-за веера которой, несколько лет спустя, угодил на гауптвахту паж  В.Ф. Джунковский).

Так вот, в Мраморном дворце были похищены при помощи какого-то острого орудия три крупных бриллианта с иконы, подаренной императором Николаем I своей невестке. Придворные и слуги были чрезвычайно этим взволнованы. Никого и всех подозревали, полиция непрерывно пребывала во дворце. Была назначена большая награда за поимку преступника.
Икона эта находилась в комнате великой княгини, куда имели доступ только врачи, придворные дамы и два главных камердинера.

Вскоре украденные бриллианты были найдены в одном из ломбардов Санкт-Петербурга.
Поиски привели к человеку, отнёсшему бриллианты в ломбард — адъютанту великого князя Е. П. Варнаховскому.

На допросе он категорически отрицал свою причастность к краже и говорил, что лишь отнёс в ломбард камни, переданные ему великим князем Николаем Константиновичем. Скорее всего, так и было, ибо никакого доступа в покои великой княгини Александры Иосифовны Варнаховский не имел.


Император Александр II  подключил к расследованию шефа корпуса жандармов графа П. А. Шувалова. Шувалов три часа допрашивал в Мраморном дворце арестованного Николая Константиновича в присутствии отца, который позднее в своём дневнике писал:
«Никакого раскаяния, никакого сознания, кроме, когда уже отрицание невозможно, и то пришлось вытаскивать жилу за жилой. Ожесточение и ни одной слезы. Заклинали всем, что у него осталось святым, облегчить предстоящую ему участь чистосердечным раскаянием и сознанием! Ничего не помогло!»
 

В конечном итоге пришли к выводу, что бриллианты были похищены Николаем Константиновичем, а вырученные деньги должны были пойти на подарки любовнице князя — американской танцовщице Фанни Лир.


На семейном совете — общем собрании членов монаршей семьи — после долгих дебатов (как варианты предлагались: отдать в солдаты, предать публичному суду и сослать на каторгу) было принято решение, наносившее минимальный вред престижу царской семьи.
Решено было признать великого князя Николая душевнобольным, а затем он по указу императора навсегда высылался из столицы империи.


Но и это еще не все.
В результате этого невиданного скандала, уличенный в  воровстве великий князь Николай Константинович высылался из Петербурга «навечно» и был обязан жить под арестом в том месте, где ему будет указано.

Он был вывезён из Петербурга осенью 1874 года. До приезда в Ташкент летом 1881 года, то есть за неполных 7 лет, сменил, по меньшей мере, 10 мест жительства. Местами ссылки были: Владимирская губерния, Умань, местечко Тиврово близ Винницы.
 
В Оренбурге великий князь совершал экстраординарные поступки.
Так, зимой 1878 года он обвенчался с дочерью городского полицмейстера Надеждой Александровной фон Дрейер. Венчание было тайным, но распространились слухи, и в Петербург был отправлен соответствующий доклад.
В итоге специальным указом Синода брак был расторгнут, а семейству Дрейер было приказано покинуть город.
 
Император дозволил узаконить морганатический брак, правда, при этом молодым было предписано отправляться в Туркестанский край, в Ташкент. Дворянке Надежде Дрейер было высочайше повелено именоваться впредь фамилиею «Искандер».(!!!)

О  жизни в.к. Николая Константиновича в Ташкенте, в своих воспоминаниях рассказал генерал М.В. Грулев, бывший в тот момент начальником штаба Туркестанского округа и хорошо изучивший «повадки» этого великого князя:

«Нелишне сказать несколько слов о моих встречах с проживавшим в Ташкенте опальным великим князем Николаем Константиновичем.
Одно время я жил в очень близком  соседстве (двор ко двору) с дворцом великого князя; так что невольно бросались в глаза обрывки внутренней жизни этого царского неудачника…
 
В этом человеке удивительно уживались одновременно противоположные качества душевные и умственные. В простой беседе он умел прямо обворожить собеседника, как утонченной любезностью, так и блеском ума. Но в то же время он иногда выкидывал такие «камуфлеты», которые прямо указывали, что у него в мозгах бывают какие-то вспышки и завирухи: вчера, в припадке хорошего настроения, он посылает даме из общества в подарок рояль; а сегодня, без всяких причин, посылает ватагу людей «отобрать рояль», и много тому подобного.

Во время генерал-губернаторства барона Вревского ему запрещалось жить в Ташкенте, потому что в разговорах с офицерами, преимущественно артиллерийскими, он щеголял иногда революционными мыслями.
Он тогда поселился в Голодной степи, окружив себя опричниками из уральских казаков.

Живя в степи, великий князь опростился до последней степени, отдавшись благой в сущности работе оросить Голодную степь, ухватившись за закон Ислама — «кто оросит» бесплодную землю, тому она и принадлежит».
И тут тоже сказывались странности характера: тратя из своего бюджета на оросительные работы не менее 12 тысяч рублей в месяц, он в то же время не прочь был обсчитать рабочего хоть на гривенник.

Приехавшего однажды к нему по службе военного врача, который ему чем-то не угодил, он приказал своим опричникам зарыть живьем; и те уже приступили к делу: только случай помог доктору спастись от такого разбойного самодурства».

Что ж, видимо детские привычки, когда он, прямо в парке Павловского дворца, травил своими бульдогами овечку, оставили «добрый след» в сознании великого князя и он  приказал своим казакам «зарыть живьем» чем-то не угодившего ему военного врача!!!


А ведь это был не какой-то безвестный солдат, или казак, а лицо благородного сословия, с которым так обращаться не полагалось.


Продолжим рассказ генерала М.В. Грулева о великом князе Николае Константиновиче:
«Когда генерал-губернатором был Духовской, он разрешил великому князю жить в его дворце в Ташкенте. Он  тогда немного пришел в себя: стал появляться в военном собрании, искать знакомства с офицерами, преимущественно Генерального штаба, считая себя самого принадлежащим к этой корпорации, так как он проходил курсы военной академии.
Недолго, однако, он держался в рамках приличий.

Скоро опять впал в развратный и скандальный разгул всякого рода: будучи женатым, он на глазах жены обзаводится «бачем» (мальчиком).
 
Не довольствуясь этим, он соблазнил 16-летнюю гимназистку, с которой хотел непременно повенчаться в церкви, имея тут же, в живых, законную жену.
И это ему удалось бы – нашел для венчания и священника, и церковь – если бы не бдительность властей, которые накрыли всю эту великокняжескую операцию у дверей самой церкви, отняли невесту с ее предосудительной матерью и выслали их в Тифлис.

Все это произошло в то время, когда в Петербурге уже готовы были забыть все скандальное прошлое этого свихнувшегося Романова и даже разрешить ему на старость лет водвориться в столице.

И он знал об этом благоприятном повороте в его судьбе на закате его жизни.
И все-таки не удержался от нового скандала. После этой истории он потерял уважение в глазах всех и постепенно сошел на нет окончательно". 
(Грулев М. В. "Записки генерала-еврея". М.: Кучково поле; Гиперборея, 2007).


Как видим, кроме своих педерастических наклонностей, Николай Константинович публично демонстрировал и скандальную склонность к совращению несовершеннолетних и многоженству, что для той эпохи (и православной веры, в которой он был крещен) было просто вопиющим поведением.


Несмотря ни  на что, он таки  «женился», а точнее – стал сожительствовать с 15-летней (!!!) дочерью  ташкентского жителя, принадлежащего к казацкому сословию, Дарьей Часовитиновой.
От этого союза у него было трое детей. 
Дочь великого князя Николая Константиновича от этого «брака» Дарья (1896—1966)  в советское время  жила в Москве и даже некоторое время работала секретарём советской писательницы Мариэтты Шагинян.

  Современники отмечали, что  великий князь Николай Константинович мог появиться «в обществе» одновременно (!!!) с двумя своими жёнами:
«На одной из театральных премьер великий князь, хоть и облысевший, но по-прежнему шикарный, в сюртучной паре, сшитой в Лондоне, и моноклем в глазу, появился в ложе под руку с двумя дамами.
И не просто дамами, а женами.
Одной, естественно, была  Надежда Искандер, другой — пышноволосая блондинка Дарья Часовитинова.


...Казачка Дарья Часовитинова, нарожавшая князю детей и снабженная им первичным капиталом, оказалась на редкость оборотистой. Она сумела разбогатеть и позже, как говорят, вышла замуж «по-настоящему» уже в Петербурге».

  От «первой жены»,  Надежды Александровны Дрейер,   у великого князя также было двое сыновей: Артемий и Александр.
Эта жена и дети получили дворянство и княжеский титул (февраль 1917 года) с фамилией «Искандер». Титул не был оформлен официальным указом.


Сама Надежда Александровна под именем «княгини Искандер» неоднократно посещала Санкт-Петербург, стараясь наладить связи со своей  романовской «роднёй» по мужу.
Едва ли она в этом преуспела, но их обоих детей взяли учиться в Санкт-Петербурге в привилегированный Пажеский корпус.
 
Её судьба после революции (и кончины своего эксцентричного мужа) мало изучена.
Известная швейцарская путешественница Элли Мэйларт в своей книге «Turkestan Solo» приводит фотографию Надежды Александровны фон Дрейер, которую Мэйларт сфотографировала на одном из базаров Ташкента в 1932 году. Сама Мэйларт в книге пишет:
«Не было возможности взять интервью у жены Великого Князя. Её волнистые волосы были покрыты косынкой, старческое лицо было в пудре. Княгиня передвигалась от прилавка к прилавку с недовольным видом и инквизиторским взглядом.
Княгиня была одета в серый пиджак отменного качества и белое платье с подбором, она опиралась на зонт как на костыль, неся портфель под рукой».
Думаю, что рассказ  Мэйларт вполне правдоподобен.

Интересно, что Википедия указывает и еще на один «брак» любвеобильного Николая Константиновича. В 1901 году он обвенчался (!) с Варварой Хмельницкой, которая была младше его аж на 35 лет.
Брак этот  также признан не был.
Никаких подробностей этого «брака» мне найти не удалось.

Сложно сказать, как Николаю Константиновичу удавалось «убеждать» тамошних священников, знавших что он женат,  неоднократно (!) совершать новые обряды венчания над ним и его очередными пассиями.


Скорее всего, решающее значение тут имел вовсе не романтический «револьвер, который он всегда носил с собой», (не держал же он, в самом деле,  «на мушке»  попа во время своего венчания), а банальные денежные купюры, которых у великого князя было изрядное изобилие.
Шелест купюр способен затмить даже угрозу извержения, за грубое нарушение церковных канонов, священника из сана .

И деньги, как известно, в этом мире способны творить настоящие чудеса и «решать все вопросы».

Вот такой «Enfant terrible» долгие годы омрачал благополучие  в императорском семействе  Романовых…

Видимо, одной из причин его девиантного поведения, психических  и сексуальных отклонений были впечатления детства.
В подростковом возрасте  Николай стал свидетелем семейной драмы. Видимо, устав от болезненной и не лишенной странностей жены, его отец, великий князь Константин Николаевич нашел утешение в объятиях балерины Кузнецовой.
Роман плавно перешел в семейное русло, когда пошли дети.

Оскорбленная великая княгиня от горя и позора укрылась в Павловске. Домашний доктор свидетельствовал, что Николай невероятно остро переносил крушение семьи.
Его бесприютность порой выливалась в буйные поступки, когда он готов был крушить все вокруг себя, а потом горько  плакал от тоски и бессилия.

Тут надо бы сделать небольшое пояснение.
Дело в том, что «романы», а точнее сожительство с балеринами, в те времена было вполне обычным делом для многих мужчин семейства Романовых.


Та же знаменитая прима-балерина Матильда Кшесинская (вокруг которой у нас несколько лет назад кипели поистине шекспировские страсти) была любовницей отнюдь не только будущего императора  Николая Второго (в 1892-94 г.г.) но и других его родственников, великих князей  Сергея Михайловича и Андрея Владимировича, чуть ли не одновременно.

18 июня 1902 года  у Матильды родился сын Владимир, получивший по Высочайшему указу от 15 октября 1911 года фамилию «Красинский», отчество «Сергеевич» и потомственное дворянство.

Заканчивая рассказ о великом князе Николае Константиновиче можно посоветовать поклонникам подобных великокняжеских самодуров (которых у нас в стране развелось немало), на мгновение представить себя (или кого-нибудь из своих родственников) на месте чуть было не закопанного живьем в землю, по приказу Николая Константиновича, военного врача, и восторги, наверняка, поубавятся.

Ну, да ладно.

Не хочется завершать эту главу рассказом о «сиятельных» подонках.


Вспомним о другой, куда более известной и прославленной фигуре, кстати, тоже воспитаннике Пажеского корпуса.


Кто у нас в стране не слышал анекдотов о похождениях легендарного поручика Ржевского?!
Неунывающий бретер, пьяница и бабник поручик Ржевский в этих анекдотах всегда весел, находчив и брутален.

Как выясняется «анекдотный» поручик имел вполне реальный прототип в лице воспитанника Пажеского корпуса Николая Ржевского!!!
Этот паж, в далеком 1826 году, закатил такой скандал, что ему мог бы позавидовать и сам легендарный поручик Ржевский!

Из материалов «всеподданнейшего рапорта Правительствующего Сената 5-го Департамента 1-го Отделения», выясняется, что в марте 1826 года, паж Н. Ржевский, будучи изрядно пьяным, явился на бал-маскарад в Императорский (!!!) театр.
(Ну, прямо как в многочисленных анекдотах о поручике!)
 
На маскараде, будучи в маске, Ржевский стал  приставать к благородной девице Фекле Яшкиной (дочери подпоручика а отставке Яшкина), которая пришла на бал в сопровождении отставного генерала Гловинского (который тоже был во фраке и маске).
Ржевский облокотился на стул Феклы, и стал «неприлично трогать ея руками».
Фекла «была не в силах переносить сих дерзостей и обратилась к Гловинскому с просьбой защитить ея от сего обидчика».

Генерал Гловинский «просил Ржевского не беспокоить Ф. Яшкину, объясняя ему, что она женщина благородная и с ним приехала в маскерад».

На что дерзкий паж отвечал: «Я так хочу, а ты - никакой гусь протектор, свинья!»
После чего оба этих посетителя бала-маскарада «поднялись и сцепились».

(Справедливости ради, надо сказать, что по версии самого пажа Ржевского, он просто «присел для отдохновения» возле двух незнакомых женщин и «когда одна из них тронула его по руке, он просил не беспокоить его».
Тогда незнакомый мужчина встал со стула «и начал ему говорить без всякой причины разные грубости и неприличные слова».
(Похоже, отставной генерал неплохо знал, и умело применял в ссоре русский язык!))

Генерал обратился к дежурному полицмейстеру, Брант Майору Домрачееву который и стал разбирался в этом скандале.
Девица Ф. Яшкина подтвердила рассказ отставного генерала Гловинского и заявила, что паж Ржевский назвал того «сукиным сыном и свиньей».
(Стало быть, паж Ржевский,  как и его «анекдотный» прототип, тоже за словом в карман не лазил!)

Потом между двумя благородиями произошла потасовка, особых деталей которой не приводится.


Характерно, что когда Ржевский, по требованию Брант-Майора, объявил, что он дворянин и снял маску, их перепалка продолжилась.
«Гловинский назвал Ржевского «подлецом», на что Ржевский ответствовал тем же самым, Гловинский, выругал его «сукиным сыном» и по взаимным ответом со стороны Ржевского, ударил его в щеку, каковой удар последовал и со стороны Ржевского».

Частный пристав Эндель сообщил, что «по выводу Ржевского в коридор, они с Гловинским продолжали шуметь и «действительно друг друга руками били».

Об этом скандале доложили императору Николаю Первому, который повелел начать судебное следствие.

(Думаю, пажу Ржевскому сильно повезло, что грозный император в это время был занят «делом декабристов» и ему было недосуг вникать в пьяную ссору пажа и отставного генерала. Иначе, для Ржевского все могло закончиться куда печальнее...)

 
Ржевского, «за произошедшее в общенародном месте, выдержали при полиции на хлебе и воде месяц и при освобождении подтвердили ему, чтобы он впредь подобных дерзновенных поступков чинить не осмеливался,  под  опасением поступления с ним по строгости законов,  о чем и довести до сведения его начальства».


Впоследствии Пажеский корпус на запрос Сената ответил, что «паж Ржевский, по Высочайшему приказу, был произведен в прапорщики, с определением в Нижинский Конно-егерский полк».

Так что, о дальнейшей судьбе бывшего «дерзновенного» пажа, ныне рассказывают сотни анекдотов о поручике Ржевском…

В следующей главе продолжим рассказ о документах Пажеского корпуса и судьбах его воспитанников.

(Продолжение: http://proza.ru/2025/04/12/1165)