Круговорот. Строго 18 плюс! Повесть целиком
По дороге в больницу Зоя перебирала в памяти недавние события, которые привели ее в женскую консультацию. Длительное женское кровотечение никак не проходило, несмотря на невероятное количество кровоостанавливающих таблеток, трав и чаев. «И все-таки почему так случилось, - думала она, - и отчего бывает эндометриоз, о котором говорила врач женской консультации? Зато это точно никакая не случайная беременность, которую недавно предположила мама.» Ответа на вопрос «отчего?» у Зои не было. Скорее всего, вразумительного ответа на этот самый, казалось бы, важный вопрос, не было и у врачей. Они лишь констатировали факт, но не его причину.
Муж вел машину, Зоя сама попросила его отвезти ее в больницу. По правде сказать, ей было очень страшно, какой-то тоскливый холод охватывал ее при мысли о том, что же будет теперь. Возле больницы и без того печальное лицо Зои совсем помрачнело, хотя она старалась себя не выдавать. Поблагодарила мужа, поцеловала дочку восьми лет, сидевшую на заднем сидении машины на бустере, крепко-крепко, будто в последний раз, и, печальная, пошла, как говорится, «сдаваться».
Зое еще не исполнилось сорока пяти лет, она была хороша собой, стройна и подтянута, и выглядела теперь, в зрелом возрасте даже лучше, чем в молодости или после родов сына, которому нынче вот-вот исполнится двадцать пять лет. Зоя посещала, как и раньше, фитнес-клуб, а с рождением дочки ушла с государственной преподавательской работы в колледже и несколько лет подрабатывала репетитором по русскому и литературе.
Казалось, наступил самый что ни на есть расцвет сил, и физических, и моральных: после нескольких трудных своей неподвижностью лет с подрастающей дочкой, Зоя наконец-то, будто почувствовала второе дыхание, словно бы опять оказалась на пороге жизни, когда только открываются все пути и дороги, когда возможностей все больше и на все хватает сил. Теперь только, теперь настала ее пора творить и жить, как на тебе: нерегулярный цикл, сбой за сбоем и плавный переход к женскому никак не прекращающемуся кровотечению, неизбежность похода к гинекологу, непонятный диагноз «эндометриоз» и вместе с ним необходимость госпитализации.
В приемном отделении больницы было очень многолюдно. Справа от входа тянулся длинный хорошо освещенный коридор. Верхняя половина стен – белая, нижняя – светло-серого цвета, в тон линолеуму на полу. По обеим сторонам коридора – очень широкие голубые двери, открывающиеся не наружу или внутрь, а двигающиеся вдоль стены. В промежутках стояли обычные для поликлиник металлические сетчатые ледяные стулья-лавки. Было много пациентов, сидевших на этих стульях и просто стоявших коридоре. Мед персонал в голубых халатах, мед колпаках или темно-синих костюмах и медицинских шапочках стремительно ходил куда-то по коридору и из кабинета в кабинет. Некоторые пациенты сидели в креслах-каталках. Одну старую полную женщину везли на каталке лежа, лицо ее было темно-желтого цвета, на ногах над стоптанными сапогами-уггами виднелись коричневые хлопковые чулки советских времен, вся остальная одежда была, похоже, того же периода. Старушка задумчиво поднимала вверх правую морщинистую руку с обвисшей кожей и как будто силилась что-то выговорить. Каталку закатили прямо перед Зоей в открывшуюся вдоль стены дверь второго кабинета, куда Зою направили из справочной при входе.
В дальнем конце просторного прямоугольного кабинета, у окна медсестра делала УЗИ очень пожилому мужчине, лежавшему на такой же каталке, как и старушка. Он был очень худой, его тело было еще желтее, чем у нее, сбоку свешивался мешок для сбора мочи, поступавшей туда по трубочке через катетер. Каталка с мужчиной не помещалась за ширму, которая должна была отгородить часть помещения, поэтому все, что должно было происходить за ней, оказалось на виду. Зоя отвела взгляд от желтой босой ноги старого мужчины. В это время послышался крик привезенной сюда на осмотр бабули, которая утвердительно закричала в ответ на вопрос «болит?», а потом, обессилев, опустила поднятую руку, словно уронила ее. Каталку вывезли. Теперь наступила очередь Зои, которой все еще не верилось, что ее примут в больницу. Она внутренне до сих пор надеялась, что это какая-то ошибка, что сейчас ее осмотрят тут, в приемном отделении, да и отпустят. Она очень надеялась на это, но одновременно и боялась такого исхода дела, совсем не решающего обнаруженную недавно проблему. Наконец Зоя зашла в указанную на выданном ей листочке, палату. Мужчине в глубине кабинета все еще делали УЗИ. Зоя прошла в метре от его травмированной желтой сухой ноги, села на стул справа. Врач задала ей стандартные вопросы: аллергии, хронические заболевания, травмы, - измерила давление, которое, видимо от волнения оказалось повышенным, и направила в следующий седьмой кабинет.
На закрытой двери с номером семь было указано «Гинеколог». Зоя прочла эту надпись обреченно, в очереди перед ней никого не было. Скоро дверь открылась, словно приглашая в небольшой кабинет с гинекологическим креслом в дальнем углу слева, столом с компьютером в противоположном углу справа и кушеткой вдоль стены. Полноватый почти полностью седой мужчина-врач пригласил Зою присаживаться на кушетку, на край которой она робко опустилась. Напротив нее был небольшой экран, видимо от прибора УЗИ, на клавиатуре лентой лежали специальные презервативы в серебристых, словно из фольги, упаковках, вероятно, для самой процедуры. Врач привычно задал стандартные вопросы, которые, вероятно, задавал много раз в день каждую рабочую смену год за годом:
- Звягинцева Зоя Всеславна?
- Всеславовна.
- Сколько вам лет?
- С 1979 года, - почему-то растерялась Зоя.
- Регулярно ли идут менструации?
- Нет, я тут вот выписала с сентября, - она подала ему заготовленную заранее бумажку.
- С какого числа началось кровотечение?
- С первого февраля, но до этого как бы месячные были с 22 января.
- Значит, с 22 января, - подвел он итог.
- Когда вы в последний раз посещали гинеколога?
«Никогда», - хотела сказать Зоя, но подумав, ответила:
- Ну, когда дочку рожала, ей восемь лет.
Он вздохнул.
- Можете раздеваться, - показал жестом на кресло.
Предположения насчет ленты презервативов оказались верны. Осмотр заключался сразу в проведении УЗИ современным аппаратом с введением во влагалище длинного стержня в специальном презервативе для гинекологического исследования с выводом картинки на монитор.
- Тут все вместе, - заключил врач, - и эндометриоз и полипы. Будем делать выскабливание.
Услышав вердикт, слезая с кресла, Зоя как будто и не огорчилась, словно бы уже знала то, что будет сказано теперь здесь и сейчас. Она ведь знала об этом еще от врача женской консультации. Знала и все же надеялась на что-то. Надеялась до этой самой минуты не понятно на что, видимо просто потому, что свойственно человеку надеяться. Не верить в худшее, а мечтать о том, что проблема как-нибудь сама собой разрешится, что ничего не придется делать, что получится избежать страдания. Но теперь эту ниточку надежды, за которую цеплялась Зоя, отрезал полноватый врач средних лет, спокойно и невозмутимо объявивший диагноз и необходимые в этом случае меры.
- Хотите я расскажу вам страшную историю? – спросил он вдруг.
- Честно говоря, меня именно сейчас это не вдохновляет, - культурно ответила Зоя.
- А я все-таки расскажу, - настаивал врач.
- Ну ладно, - согласилась Зоя, понимая, что от истории врача все равно не отвязаться.
- Ко мне на прием приходят разные пациенты, - начал врач пока Зоя одевалась и усаживалась на кушетку, - пришла красивая женщина, 38 лет, а я понимаю, что ей жить осталось три года. У нее трое детей. Трое детей, - задумчиво повторил он и, видимо, заметив тревогу в глазах пациентки, продолжил, - нет, у вас пока ничего такого нету. Но я к чему это говорю? Вы восемь лет не ходили к гинекологу! Сейчас в Москве эти услуги доступны.
- Да, - согласилась Зоя, - у нас вот новую поликлинику построили и там же женская консультация, может я потому все же и пошла.
- Вот я и говорю, что, живя в Москве, уважающая себя женщина должна хотя бы раз в год ходить к врачу.
И вдруг от рассуждений врач перешел к прямому вопросу:
- Убедил?
- В чем? – удивилась и задумалась Зоя, вопрос прозвучал как-то неожиданно, хотя и логично вытекал из предыдущих слов.
- В том, что нужно посещать врача! Убедил? – снова спросил врач, глядя ей прямо в глаза.
Зое не хотелось ему врать, но ходить ни к каким врачам тем более не хотелось, ситуация была похожа на ту, что создал Карлсон, спросив Фрекен Бок: «Ты перестала пить коньяк по вечерам?» Не видя выхода и не желая дальше слушать следующие убедительные доводы, Зоя постаралась почувствовать важность его слов и максимально честно ответить:
- Да, я постараюсь ходить к врачу.
- Как вы предохраняетесь? – опять неожиданно спросил врач, посмотрев перед этим на монитор и внеся туда какие-то данные.
- Никак, - растерялась Зоя, - прерванный половой акт, - добавила зачем-то.
- Прерванный половой акт? – с некоторым негодованием в голосе уточнил врач, - значит, вы предлагаете вашему супругу нервничать каждый раз?
- Да у нас сам секс-то и то событие, - растерялась Зоя, и не находя нужного ответа, завершила, - жилищные условия не очень, негде особо, дочка – надсмотрщик.
- В ванной, - резонно с улыбкой предложил врач.
- Ну это мы уже не так молоды и гибки. В общем обычно вообще никак не бывает, – печально и довольно откровенно констатировала Зоя.
- Плохо, - подвел итог врач, - а тут еще и кровь.
- Да.
- Знаете, - предположил врач задумчиво, - бывают такие женщины, встречались в моей практике, которым нужно менять мужчину каждые семь лет.
- Да нет, это не мой случай, я бы хотела того мужчину, который есть, но и при наличии оного все равно почти никогда ничего нет, - разоткровенничалась Зоя, - стараешься, следишь за собой, а в итоге даже если красивая…
- То не используется, - заключил врач и вздохнул.
Еще что-то отметил в карте. Протянул ей бумажку:
- Вы меня поняли насчет посещения врача? – уточнил напоследок еще раз, - Идите в кабинет номер шесть, потом в одиннадцатый, а потом ожидайте санитара возле шестого кабинета, за вами придут.
- Спасибо вам доктор большое, хорошо.
Наверное, несколько странная и необычная беседа с врачом впечатлила бы Зою Всеславовну при других обстоятельствах и в другой момент. Может быть, тогда она задумалась бы о странных словах врача или даже заподозрила бы у него какой-то интерес к ней лично. Но сейчас ей было все равно. Занятая своими проблемами и тревогами, Зоя решила просто не обращать ни на что внимания. Да и лень было вникать в скрытые смыслы слов гинеколога, разбираться в возможных подтекстах, зачем? «Да и ладно», - подвела Зоя итог и заняла очередь в соседний шестой кабинет.
Там брали кровь из вены. А в кабинете с номером одиннадцать, оказывается, принимали вещи на хранение. Когда они были сданы, Зоя вернулась к шестому кабинету, где практически сразу какая-то санитарка, появившаяся не известно откуда, прокричала ее фамилию и еще одну. Зоя откликнулась, как и вторая женщина. Санитарка пригласила их следовать за ней и вихрем понеслась в сторону холла с лифтами, но вызывать лифт не стала, а стремительно полетела по лестнице, Зоя еле успевала за ней, пока в голове проносились мысли о том, на какой этаж они будут забегать. Оказалось, что всего лишь на второй. Зоя выдохнула, стало понятно, почему не ждали лифта. Санитарка буквально вбежала в отделение гинекологии, повернула налево и стала отдаляться в длинной ленте коридора цвета топленого молока. Зоя старалась бежать за ней, вторая женщина-пациентка безнадежно отстала. Внезапно гонка оборвалась, добрались до поста, где неподвижно и спокойно сидела медсестра. Санитарка исчезла.
Медсестра уточнила фамилию Зои, заглянув в компьютер, и предложила ознакомиться с распорядком дня и режимом посещения на стенде. Зоя Всеславовна прочла первую строчку: «Подъем в шесть утра», - решила не продолжать, аккуратно сфотографировала лист с режимом. Подошла вторая женщина. У нее тоже уточнили фамилию и направили к «режиму дня». А Зою уже определили в палату номер одиннадцать: «В том крыле», - махнула медсестра рукой в длинную полосу коридора.
Зоя пошла к палате, осматриваясь по сторонам. Слева, у одной из палат, стояла металлическая тележка для раздачи пищи, буфетчица объявляла блюда, предлагаемые на обед, пахло едой больничной столовой. В поисках нужной палаты Зоя вышла из отделения «Экстренная помощь» и прошла в отделение «Плановые операции». По пути была смотровая, комната персонала, душевая, ординаторская.
Одиннадцатая палата оказалась в самом конце коридора. Дверь была открыта. У палаты ее остановила санитарка.
- Вы в одиннадцатую? Новенькая?
- Да, ответила Зоя.
- Подождите, сейчас я перестелю белье. Хотя, проходите, я сейчас. – Она виновато заторопилась, словно ожидая, что ее сейчас будут ругать за то, что не успела вовремя; пошла куда-то, видимо, за бельем.
Глава 2
Зоя зашла в палату - большое квадратное помещение, площадью метров двадцать пять не меньше. Прямо – три большие окна. По правой стене – три кровати, все заняты. По левой – две кровати, ближе ко входу стол, за ним два стула, а по стене, граничащей с коридором, - раковина. Между всеми кроватями – тумбочки. «Кровать у окна занята, значит моя будет ближе к столу, что приятно. Просторно и можно сидеть за столом!» - подумала Зоя.
- А вы куда? – остановил ее мысли вопрос от кого-то из палаты.
- А где бабулька? – спросил другой голос.
- Да мне сказали проходить, - ответила Зоя кому-то, - но я могу и подождать, - она развернулась в сторону выхода, но в двери зашла санитарка с бельем.
- Нет-нет, - сказала она, - садитесь пока сюда, - указала на стул, - сейчас я перестелю.
Зоя поставила сумку на один стул и присела на другой. Санитарка поменяла белье и вышла.
Тут же зашел врач – некрупный мужчина средних лет, чуть тронутый сединой, подтянутый и бодрый - в темно-синем медицинском костюме, и начал обход с правого дальнего угла. В руках у него не было никаких бумаг.
- Так, - сказал он, - Оксана. У вас все в порядке, трубы остались, матка осталась.
Обратился к следующей пациентке:
- Ира: матку удалили, сделали пластику.
Перешел к кровати напротив той, что заняла Зоя:
- Наташа, у вас матку удалили, яичник удалили.
- А что же осталось? – с тревогой спросила женщина средних лет, к которой он обратился.
- Трубы остались, второй яичник остался, влагалище осталось, - весомо ответил врач.
Обратился к соседке слева в углу:
- Нина, у вас все в порядке, завтра домой.
Наконец посмотрел на Зою:
- Вы… пойдемте с мной, я вас осмотрю, - бодрой походкой отправился к двери.
Зоя последовала за ним. Осмотр заключался снова в УЗИ.
- Эндометриоз, будем выскабливать, - заключил врач.
Это Зое было уже ясно. Тревожил ее вот какой вопрос: могли ли силовые тренировки повлиять на возникновение этого явления, стать причиной? Ведь человеку свойственно поискать причину, попытаться объяснить то, что и не имеет объяснения, будто если оно найдется, то все сразу разрешится, станет легче и спокойнее, будто и проблема исчезнет, если есть у нее объяснение. Поэтому Зоя решилась спросить об этом врача. Он ответил, что физические упражнения – на пользу, а сам поинтересовался:
- А тренер, наверное, красивый?
- Он прокачанный очень, - с улыбкой ответила Зоя, не обращая внимания на какой-то возможный намек врача.
Выйдя из смотровой вместе с ней, врач уточнил, когда Зоя пила в последний раз, сколько часов назад это было. Она честно ответила, что это было в одиннадцать утра.
- Это совсем недавно, - сказал врач, глядя на часы, - всего три часа назад. Тогда сделаем операцию вечером. Нельзя ничего ни есть, ни пить.
Врач ушел, а Зоя пошла в палату. Ей было ясно, что будет несколько часов ожидания, но сколько именно, она не знала. Чтобы отвлечься, она погрузилась в чтение ученических работ, что были у нее на почте в телефоне. Так незаметно пролетело часа полтора. Принесли обед. Суп какой-то, картофельное пюре и рыбная котлета, компот. Зоя, конечно, не стала брать – ни есть, ни пить нельзя. Оказалось, что и Оксане тоже нельзя есть после операции, как и Ире, лежавшей в полу сознании от боли с катетером для отведения мочи. Санитарка меняла ей пеленку.
Наташа и Нина взяли обед и успокоили всех остальных, вдыхавших ароматы горячей еды, тем, что котлета – сплошной хлеб и пахнет она не рыбой, а хлебом, да и пюре – не вкусное. Вероятно, так и было, на вид оно представляло собой полупрозрачную жидкую массу.
После обеда девочкам захотелось поговорить. Зоя уже написала всем родственникам все возможные сообщения и потихоньку начинала переживать насчет грядущей операции, поэтому с удовольствием прислушалась к беседе, чтобы отвлечься от собственных мыслей.
- Но вот я вчера-то девочкам рассказывала, - сообщала Наташа своей соседке, - про своего-то, он же без вести пропал.
- Я и не слышала, - сказала Оксана, - спала видимо.
- И я не слышала, - откликнулась Ира.
- А я тебе рассказывала, - удивилась Наташа.
- Я, наверное, не проснулась ещё тогда как следует. Расскажи, что случилось-то?
- Ну что, муж-то мой, с язвой. И вот по осени она у него разболелась, пришлось в больницу ложиться в Талдоме.
- В Талдоме, - встрепенулась Зоя, - у нас там дача неподалеку, в 20 километрах, Вотря, в садовом товариществе. Это в наши времена пропал без вести?
- Да вот 22 января похоронили…
Все задумчиво промолчали. «Пропал без вести и похоронили – совсем разные вещи», - пронеслось в голове у Зои. Но она не успела развить эту мысль, потому что Наташа продолжила:
- Он из больницы ушел.
- Куда? – спросил кто-то из девочек.
- Домой вернуться хотел. Девять километров прошел в сторону дома, на дороге нашли его, обратно в больницу вернули. Свекровь нашла. Ночью позвонили нам из больницы, что он пропал. А еще выходные были, все ж нетрезвые. Ну в общем поехали, нашли. И сказала в больнице медсестрам, чтобы смотрели внимательно за ним, чтоб не выпускали. А там больница-то страшная в Талдоме, хотели в Дмитров везти, а скорая не повезла, забрали в Талдом. А там людей на органы давно уже используют. Ну и он опять ушел, никто не проследил. Что они, медсестры-то? – завершила Наташа риторическим вопросом.
- А почему он уйти-то хотел? – спросила Оксана.
- Может быть, он видел какую-то угрозу со стороны работников больницы и поэтому хотел уйти оттуда? – предположила Зоя.
Наташа задумалась.
- И что, его не нашли? – спросила Ира.
- Искали… - задумчиво протянула Наташа, - потом, словно вспоминая недавнее прошлое и переживая его вновь, заговорила быстро и взволнованно, - я тогда в Солнечногорск даже ездила в военную часть, просила ребят: «Давайте прочешем лес, помогите найти человека!» Майор мне сказал, чтобы я бумагу принесла из милиции, и они прочешут лес. Я к майору ходила и плакала, и просила, и требовала. Не подписали мне бумагу и все. Это ж канитель там такая… - у Наташи навернулись слезы, - Я уже сама хотела в лес этот ехать. Пять дней прошло. Я думала, может он живой еще.
Она помолчала. Никто не решился задавать вопросы. Справившись с нахлынувшими чувствами, Наташа продолжила:
- А потом нашли его. Неподалеку от больницы. И главное где нашли-то? Дорожка там от больницы в лес идет, вот, как будто там он и лежал на ней. Да только знаю я это место, там школа недалеко, по этой дорожке дети каждый день ходят! Продали его органы в больнице, вот что я считаю. Они же в мешок сложили останки и так листвы немного насыпали.
- Ну да, животные же, много времени уже прошло, - сказала Оксана задумчиво.
- Да нет, - уточнила Наташа, - животные не могут такого сделать. Мне мешок-то с костями показали на минуту одну. Они мешок открыли, я заглянула, а там… кости белые! Как кислотой обработанные. Они его в больнице на органы пустили, а кости выкинули просто. Белые кости…
- И никто больше не участвовал в опознании? Родители его? – уточнила Зоя.
- Нет, я одна. Никто не пошел.
Вздохнули. Нина только печально кивала головой, за все время разговора она ничего не сказала.
Все помолчали. В жаркой душной палате стало как-то холодно и сумрачно даже при включенном освещении, будто рассказ Наташи и обсуждение смерти ее мужа привлек сюда, в больничную палату, какую-то недобрую тень, что пролетела под потолком, осматривая кровати пациенток, оценивая их состояние, заглядывая в утомленные, изученные страданием и болью глаза с вопросом: «Не моя ли ты уже, не моя ли?» И стало всем так томительно-тоскливо, так тяжело на душе, будто умер не только муж Наташи, будто у каждой из этих девочек, по воле судьбы на мгновение встретившихся в этой больнице, у каждой из них кто-то умер. Ведь кто-то умер? У каждого человека кто-нибудь умер. И поэтому смерть Наташиного мужа не могла остаться просто страшной историей, но все здесь и сейчас, в больнице, оказались причастными к ней и почувствовали это, ведь здесь смерть особенно близка. Пережившие только что операцию, возможно, уже столкнулись с ней взглядом, а Зоя, может быть, вот-вот столкнется.
Глава 3
Молчание девочек нарушил приход врача. В этот раз пришла женщина средних лет с длинными черными волосами, собранными в низкий толстый хвост. Она провела осмотр. На опрос Зои по поводу вечерней операции, дала утвердительный ответ.
После ухода врача Зоя продолжила писать сообщения родным, чтобы скоротать время ожидания.
Внезапно в палату вбежала взволнованная медсестра:
- Звягинцева Зоя?
- Да, я.
- Идемте.
Зоя быстро написала в сообщениях одно слово «пошла» и положила телефон на стол, как раз когда медсестра сообщила:
- Телефон вам там не понадобится.
- Сейчас я иду. А серьги нужно снимать?
- Нет, - улыбнулась она, - не нужно.
Зоя положила очки на стол.
- Да очки вам тоже не понадобятся, - улыбнулась медсестра, но потом взволнованно добавила, - А вы хорошо видите-то без очков? – на всякий случай взяла Зою под руку.
- Нормально, - убедила ее Зоя, тогда она отпустила ее и побежала вперед по коридору.
Зоя думала, что они отправятся на другой этаж, но оказалось, что небольшая операционная есть совсем рядом, на том же втором этаже через пару дверей по коридору. В операционной было несколько человек из мед персонала. Одна медсестра стояла возле столика с разными шприцами и лекарствами, другая стелила одноразовую пеленку на операционное кресло, возвышавшееся прямо посередине помещения. Перед ним была огромная круглая лампа, состоящая из отдельных, тоже круглых, светильников.
Слева за столом сидел серьезный солидный врач в голубом халате - мужчина крупного телосложения, с большим носом и в прозрачных очках. Из-под врачебного колпака виднелась седина. Зоя почему-то сразу решила, что это анестезиолог. Медсестра, которая ее привела, подала ему стопку медицинских карт, штук пять-шесть. Он взял их большой рукой с крупными пальцами, посмотрел на монитор, стал перебирать в поисках нужной.
- Звягинцева Зоя Всеславовна?
- Да, все верно.
Он нашел карту Зои и открыл ее:
- Аллергия есть?
- На стиральный порошок.
- В чем она проявляется? – это была первая серьезная реакция на ответ Зои на стандартно повторяющийся вопрос.
- Ладони чешутся, а во время беременности вокруг шеи была сыпь аллергическая, - показала она жестом.
- Травмы были?
- Да, в детском саду было сотрясение мозга.
- Головные боли, припадки есть?
- Головные боли бывают, довольно часто. Припадков не наблюдается.
- Операции были, аборты?
- Нет, никогда. И наркоз мне первый раз в жизни будут делать, — испуганно, чуть не плача, сказала Зоя.
Врач долго и внимательно посмотрел на нее, как на маленькую девочку, снисходительно и по-доброму тепло. Подумал несколько мгновений и, кажется, принял какое-то решение о том, какой препарат и какую форму анестезии выбрать, но может быть, Зое, так ожидавшей поддержки и участия, так цеплявшейся за любую ниточку подобной поддержки, так боявшейся внутренне, хоть и принимавшей неизбежное, может быть, Зое это только показалось.
-Мы сделаем вам укол, - сказал врач, медленно и четко, почти по слогам, весомо выговаривая каждое слово так, чтобы смысл его был максимально ясен, - посмотрел Зое прямо в глаза и продолжил очень уверенно, даже властно, - Вы уснете. Мы проведем операцию, а потом вы проснетесь. Минут через 40 после этого можно будет потихоньку начинать пить.
- Боли будут, когда я проснусь?
- Матка будет сокращаться и в вашем случае возможны боли тянущего характера внизу живота. Если боль будет сильной, то мы сделаем укол обезболивающего, обычно мы используем Кетонал.
- Хорошо, спасибо доктор.
- Можете раздеваться.
Зоя пошла к креслу.
- Здесь, на стуле.
Вернулась обратно к стулу и стала снимать футболку.
- Верх можете оставить, нас интересует только низ. А то будет холодно.
Зоя сняла лосины с трусами и прокладкой, культурно свернула, стесняясь положила на стул. Снова подошла к креслу и теперь увидела, что у держателей для ног висят бинты-веревки. «Неужели привязывают за ноги тут кого-то?» - мелькнула у нее мысль в голове, но Зоя постаралась не акцентироваться на ней.
Только она не справилась, и, когда поднималась на кресло, словно на эшафот, воспоминания уже овладели ее сознанием, и в голове одним махом появилась другая комната-операционная из далекого прошлого, куда после родов сына, отлежавшую положенное время на ледяной узкой металлической каталке с капельницей в правой руке и со льдом в специальной «грелке» на животе, всю трясущуюся от озноба, Зою привезли зашивать промежность. То помещение было темным, и только желтый свет большой операционной лампы тоскливо освещал гинекологическое кресло.
Зоя не смогла сдержать нахлынувшие воспоминания о том, что ее усадили на это кресло, такое же ледяное, как и каталка, и разорванное родами тело начали зашивать прямо так, «по-живому» без всякой анестезии. «Ну потерпи чуть-чуть!» - кричала ей медсестра истошным давно сорванным голосом, - «Ведь не такое сейчас терпела», - пыталась убедить она. Но Зоя тогда не могла больше терпеть именно потому, что только что «не такое терпела уже», да и потому, что ее бил озноб от холода ледяной каталки, где она до этого лежала, а подходивший временами врач, нажимая как следует на живот, оценивал силу кровотечения. Зоя не могла тогда больше терпеть, и неподвластное ей тело билось, словно в конвульсиях, и вся она содрогалась на гинекологическом кресле, по-звериному чуя всем существом, как игла прокалывает плоть, проходит сквозь ткани, хрящи разорванной промежности. И тогда медсестра закричала: «Привяжите ей ноги, не дает она мне шить!» Широкими кожаными ремнями ноги Зои стали пристегивать к подставкам кресла. Она не потеряла тогда сознания, а так и продолжала неистово биться, навсегда запомнив хруст хряща, протыкаемого иглой.
Зоя пыталась преодолеть, укротить восстание в памяти былых картин, она совсем не хотела накладывать ужасный прошлый опыт на нынешнюю ситуацию. «Не думать, не думать, не думать», - твердила она себе, всего две ступеньки - и ты уже на кресле.
Тут не думать, помог голос одной из медсестер:
- Садитесь с краю, не продвигайтесь назад, – Зоя послушно следовала ее инструкциям, - теперь кладите ноги на опоры, так, и выдвигайте попу вперед, чтобы она свисала. Очень хорошо.
Зоя стала ложиться и поняла, что забыла снять заколку с волос, и та мешает ей на затылке. Расстегнула и вытащила ее из волос.
- Давайте сюда, - сказал тот же голос медсестры, которую она так и не видела, поскольку та стояла где-то в изголовье.
Зоя отдала заколку и постаралась спокойно улечься на кресле. Однако в глазах у нее был страх, почти такой же, как когда-то звериный страх.
Медсестра, забравшая заколку, вернулась и привязала ее левую ногу к держателю тем самым бинтом, что свисал вниз, Зоя почувствовала некоторую боль и дискомфорт в лодыжке. Ничего не сказала и постаралась смириться. Правую ногу медсестра привязала не так сильно. Только боль в левой сохранилась.
Думать обо всем этом, по счастью, было некогда. Другая медсестра слева сказала:
- Давайте руку, - Зоя вытянула левую руку, оказалось, что для нее есть специальный валик. На руку немедленно надели манжету для измерения артериального давления, на палец пульсометр.
И в то же самое время третья медсестра, что стояла у столика с лекарствами и уточняла у анестезиолога, что нужно уколоть, подошла справа, также попросила вытянуть руку, для которой также оказался валик, протерла вену ватой в медицинском спирте. Зоя поняла, что сейчас ей будут делать укол. Медсестра сильно кольнула в вену. Зоя зажмурилась от щиплющей боли. Но почувствовав, что медсестра ушла, посмотрела на руку, там стоял катетер. Зоя вздохнула. Постаралась расслабиться. Посмотрела на потолок. Там были длинные желтоватого оттенка лампы дневного освещения, а сам потолок состоял из больших прямоугольных отдельных плит, и между ними проходили горизонтально ложбинки-швы. Потолок был побелен когда-то побелкой, которая теперь немного выцвела. Зоя подумала: «Такой же потолок, как в комнате в маминой квартире, где я росла. Хотя, может быть, плиты чуть уже или это лампы мешают».
Чем-то родным из далекого детства повеяло на нее от вида этого, так похожего на другой, потолка. И теперь ей почему- то вспомнилось, как однажды, незадолго до смерти, в палате, где был все такой же потолок, отец попросил ее побрить ему лицо, жаловался, что щетина колется. Зоя боялась, страшно было порезать острой бритвой кожу. Никакого опыта в подобном деле у нее не было. Она была так напугана тогда, что отец сам побрился, попросив дочку хотя бы подержать зеркало. И Зое было так горько, так печально, что она не помогла ему тогда как следует, ужасно горько и досадно именно теперь.
- Не пугайтесь! – услышала она вдруг резкий и громкий голос спереди, - это только антисептик!
А за спиной послышался тихий голос врача:
- Что тут у нас? – конец фразы Зоя не расслышала.
Медсестра спереди продолжала приговаривать: «Это только антисептик», - и уверенно, быстрыми сильными движениями проводила Зое чем-то жестко-шершавым по промежности сверху вниз.
От всего вместе взятого у Зои захватывало дух, пахло чем-то медицинским, болела левая нога, попытка аккуратно пошевелить ею ни к чему не привела.
На лицо ей стали что-то крепить. Приподняли голову и, наверное, пропустили резинку сзади по затылку.
- Это кислород, - услышала она успокаивающий голос. Он будет с вами всю операцию.
Зоя вздохнула. Конструкцию приставили к носу, прижали к ноздрям. Она попробовала вдыхать что-то похожее на освежающий холодноватый пар. «Ничего особенного», - подумалось ей, но все-таки кислород Зое понравился.
Тогда она оглянулась назад и вверх, как могла, и увидела промелькнувший хвост длинных черных волос. Да, это пришла врач.
- Нет, выскабливание, - кто-то сказал ей. И Зоя увидела краем глаза, что ей передали нужную карту, она открыла ее весело со словами, которые почти пропела бодро и игриво:
- Ну что ж, поскоблим!
В этот момент Зоя почувствовала, что слева от нее стоит анестезиолог, он чуть наклонился, вероятно, чтобы посмотреть, показания тонометра и пульсометра. Зоя могла его видеть краем глаза. Он будто бы качнул головой. Оказывается, справа уже стояла медсестра, ставившая катетер, Зоя повернула к ней голову, она пыталась влить ей анестезию, но та почему-то не шла, а вместо этого лекарство брызнуло в лицо. Зоя зажмурилась и отвернулась.
- Две секунды! - закричала медсестра, и добавила очень громко: - Не трогайте ее пока! Сейчас.
Она метнулась к столику вокруг кресла сзади, видимо взяла новый шприц. Присоединила к катетеру. Зоя осторожно глянула направо, кажется, там была жидкость желтого цвета.
- Видите, какие катетеры у нас, - оправдывалась мед сестра. Зоя чувствовала ее волнение, сбивчивое дыхание, ей казалось даже, что медсестра покраснела. – Сверху не идет почему-то, продолжала она рассуждение, - а отсюда вот пожалуйста, - она уже медленно надавливала на поршень шприца, справившись с замешательством и беспокойством:
- Сколько ей делать? – уточнила она у анестезиолога. Зоя поняла, что сейчас будет засыпать, - двести?
- Нет, стоп, - сказал он, - сто восемьдесят пять.
Зоя почувствовала, что лекарство неизбежно проникло в вену, как будто потекло по ней. Она посмотрела на потолок, там была ложбинка стыка плит за лампой, подумала: «Все-таки это такой же потолок, белый…» Он стал расплываться и уноситься куда-то влево и вниз. Зоя почувствовала, что закрывает глаза и подумала: «Нет я пока еще не буду спать, сейчас я их еще открою».
Глава 4
И кто-то вдруг прямо сразу, не успела она заснуть, зачем-то потряс ее за плечо. «Зачем, разве я не должна спать?» - подумала Зоя. Просыпаться не хотелось, потому что она видела перед собой, чуть слева и внизу, зеленый луг.
Невысокая густая трава была по-весеннему свежей, сочной, молодой, травинки были не темно-зелеными, а скорее салатовыми, тонкими и легкими, а между ними цвели цветы. Невысокие, разноцветные: красные и синие наподобие анютиных глазок и вперемешку с ними некрупные невысокие нежные полевые ромашки. «Как же я пойду по ним», - подумала Зоя. Некий голос ответил: «Совсем не обязательно наступать на них, иди над ними». Тогда Зоя пошла над травинками, не касаясь их сочной зелени, и не стала мять цветы босыми ногами. Возможно, она летела над ярким лугом, а поступь ее стала очень легкой. Так Зоя шла вперед и вверх, туда, откуда разливались воздушно-золотистые светлые лучи солнца, прозрачно-сияющие они пронизывали не только воздух и сочный луг, но и саму ее, и все пространство. Было тепло и приятно. Спокойствие, удовлетворенность и гармония ощущались в слиянии с чудесным миром, где не было ни тревог, ни страданий, ни печали. Не было и радости, была целостность, гармония. Зоя не знала, куда она шла и зачем, да этого и не нужно было, ибо причины и следствия утратили смысл, лишь бытие само по себе имело суть без каких-либо объяснений, без постановки задач и поиска их решений. Самодостаточный мир давал удовлетворение, ибо означал абсолютное и всестороннее счастье всего сущего в едином мгновении, в одной точке времени бытия. И Зоя была счастлива там в силу того, что она была.
Она хотела максимально точно запомнить эту волшебную картину, потому что начинала понимать, что просыпается, чего ей не хотелось нисколько, она понимала и одновременно не хотела понимать, что, наверное, уже прошло время и что, видимо, все уже закончено. Вот ей что-то говорят, но она еще не может расслышать и отреагировать. С трудом Зоя осознает, что слезает с кресла, спускается по его ступенькам, что ее поддерживают. Память сейчас фрагментарна, а воспоминания о реальности размыты. Ей кажется, что ее усадили на каталку, но она совсем не помнит, чтобы ее везли на ней по коридору. Лишь одно стремится она удержать в сознании, лишь одно хочет помнить и знать, лишь об одном думать – о зеленом луге и цветах. Да, там, по ту сторону реальности, было бирюзово-голубое небо, это через него откуда-то сверху лились солнечные лучи.
Наконец, реальность полностью вступает в свои права и сметает картинку сладких воспоминаний. Теперь перед глазами Зои полумрак палаты, она в полусне медленными движениями надевает трусы и ложится на кровать ровно на спину. Ей подают ее лосины, она кладет их слева от себя и старается снова заснуть, чтобы вернуться туда, где свет пронизывает пространство, а на зеленом лугу цветут цветы, но больше ничего не выходит, будто это видение растворилось вместе с распавшимся в венах и в крови наркозом. И Зоя понимает, что надежда еще раз его увидеть – тщетна. Тогда в разочаровании и бессилии она вовсе отказывается спать. И остается тяжелое чувство, какое бывает рано с утра, когда не выспался, когда разбудили так не вовремя.
Тогда Зоя берет телефон, чтобы узнать время и написать родным. Телефон показывает 20:20. Последние сообщения в 19:55. Как быстро все прошло! Она написала маме, мужу, сыну, что все в порядке. Только очки остались на столе, до них не дотянуться, вставать пока точно не нужно. Буквы на экране сливаются, и Зоя пишет наугад, с трудом читая ответы родных. И ей хочется еще поспать. Пишет всем, что будет отдыхать. Закрывает глаза с тщетной надеждой погрузиться все в тот же сон, увидеть снова тот, словно бы волшебный, зеленый цветущий луг, который перешел из сна в ее память, запечатлелся в ней, как был, одним кадром, а больше не появляется, не повторяется, не раскрывает своих граней. И только реальность больницы с разными оттенками тягот и страданий многих людей, оказавшихся в ней, берет теперь верх, угрожая Зое тяжелой томительной ночью.
Глава 5
Зоя полежала неподвижно, так и не сумев заснуть. Ощутила тянущую боль внизу живота, терпимую.
К соседке напротив зашла медсестра поменять пеленку, Зоя спросила ее:
- Вы не знаете, когда мне можно вставать.
- Я не компетентна давать такие рекомендации, - ответила та.
- А если бы вы давали совет? – не успокоилась Зоя.
- Да хоть сейчас вставай, - уже весело ответила мед сестра, - смотрите, какая она уже после наркоза! Обычно мы говорим не вставать два часа, - закончила она тираду и ушла.
Зоя продолжила лежать. Попробовала еще раз заснуть, не вышло. Стало жарко, низ спины вспотел, она потрогала его рукой и тут только поняла, что под ней лежит одноразовая пеленка, такая же, как у других девочек после операции. Такие пеленки обычно подстилают младенцу на пеленальный столик. «Зачем она мне сдалась, - подумала Зоя, - вот от чего я потею». Она проверила наличие трусов, они же с прокладкой, приподнялась и вытянула из-под себя пеленку. Оказалось, что на пеленке кровь. «Надо же, - удивилась Зоя, - странно. Наверное, пока трусы надевала так вышло». Как именно она их надевала, она не помнила. Снова приподнялась на полумостик и подсунула пеленку обратно, хорошенько ее расправив. Внизу живота тянуло, побаливало, но терпимо, как при месячных, пару раз ощутила что-то подобное толчкам, вспомнила слова анестезиолога о том, как матка будет сокращаться.
Пришла высокая стройная медсестра с металлическим лоточком и планшетом. Подошла к столу рядом с Зоей и поставила все принесенное.
- Вы не могли бы дать мне очки, - попросила ее Зоя.
Она подала.
- Спасибо вам огромное! – от души поблагодарила Зоя.
- Значит так, девочки, - сказала медсестра решительно, - сейчас будем делать уколы.
Она посмотрела в планшет. Оксане, Ире и Наташе сделала в живот. Потом спросила:
- Кому обезболивающее?
Ира сразу откликнулась:
- Мне пожалуйста, - попросила она.
- А вам делать? – спросила Наташу.
- Я не знаю уже, - ответила та, - болит. Делайте, наверное.
- Мне не надо, - тихонько отказалась Зоя.
- Если понадобится, позовете, вот кнопка, - ответила ей медсестра.
- А антибиотики? – спросила Оксана, - доктор говорил нам про антибиотики.
- Да, - подтвердила Наташа, - он обещал.
Медсестра порылась в шприцах с лекарством, посмотрела в планшет.
- Не вижу назначений. Бывает так, что врач назначил, но назначения еще не пришли, я посмотрю, если появятся, то попозже зайду.
Принесли вечерний кефир.
- Кому кефир, девочки? – прокричала от дверей крепкая плотного телосложения буфетчица и прошла на середину палаты, высоко поднимая руку с литровым пакетом кефира, будто бы призывая такой демонстрацией к его употреблению.
- Можно мне? – сразу встрепенулась Зоя, но вспомнив про 40 минут после наркоза и не зная, прошли ли они, зачем-то добавила, - я потом его выпью.
- Когда? – грозно спросила буфетчица.
- Ночью, - утвердительно ответила Зоя.
Буфетчица налила кефир в протянутую Зоей лежа чашку. Всего половину! А кефир казался ей таким соблазнительным в тот момент. И тут Зоя видит, что буфетчица, протягивает руку с пакетом в ее сторону, она, конечно, придвинула чашку. Буфетчица удивленно на нее посмотрела. Тогда Зоя поняла, что буфетчица вытянула руку с пакетом навстречу чашке ее соседки Нины.
- А это все уже, - с сожалением пролепетала Зоя, и добавила тише, - норма видимо. Буфетчица набрала воздуха в грудь, собираясь ей что-то разъяснить, но Зоя сразу прервала ее возможную тираду словами «нет-нет, я ничего не говорю» и подтвердила свои слова отрицательным качанием головы. Поставила кефир на тумбочку. Буфетчица налила кефира остальным и удалилась. В палате послышалось чавканье и прихлебывание. Потом девочки по очереди пошли мыть чашки. Зоя решила выпить кефир все же чуть позже, когда пройдет побольше времени после наркоза. Проглотила слюни. Пить не хотелось. Есть в общем-то тоже. Но сложившаяся «кефирная» ситуация вызывала стадное чувство. Зоя потрогала чашку с кефиром. Чашка была просто ледяной. Разочарование в возможности выпить его принесло облегчение.
- Какой холодный кефир, - все же не удержалась она от обсуждения этой темы. Я такой пить не могу. Вообще не представляю, как вы его выпили.
- Да, кефир у них из холодильника, - подтвердила Нина.
- Я маленькими глоточками по чуть-чуть, - оправдывалась Оксана.
- Нет, я точно не могу, - завершила Зоя «кефирную» тему.
Помолчали. То одной, то другой соседке звонили родные поговорить вечерком. Зоя тоже «посидела в телефоне». Времени было уже больше десяти вечера, когда бывает отбой. Но в коридоре девочки из других палат, сидя на кушетках, что-то весело обсуждали, пока к ним не подошла медсестра.
- Так, что это мы тут сидим? - грозно прокричала она им, подходя ближе и выключая в коридоре свет.
- Мы писить тут в очереди сидим, - сквозь смех, но пытаясь сделать голос жалобным, прощебетала одна из веселившихся.
- Какое «писить»! – еще более грозно, но тоже сдерживая веселые нотки в голосе, - старательно прокричала медсестра, – по камерам видно, - Зое показалось, что в этот миг она махнула рукой в определенном направлении, указывая, вероятно, на камеру, - сидите тут два часа уже, «писить» им. Отбой! – придав голосу первоначальные грозные нотки завершила она. Девочки со вздохом поднялись. Шум затих.
Оксана пошла чистить зубы. Причесала волосы у зеркала, по просьбе Зои выключила общий свет над столом. И хотя лампы над кроватями все уже давно выключили, в палате не стало сильно темнее, чем было, потому что окна ее были расположены прямо над приемным отделением, куда заезжали машины скорой помощи. И этот въезд был очень хорошо освещен яркими современными солнечно-желтыми фонарями. Часть их света проникала в окна через жидкую завесу вертикальных тканевых жалюзи. Регулярно и часто бегали по потолку синие отсветы мигалок машин скорой помощи, приезжавших одна за другой, буквально, каждые пять-десять минут.
Зоя написала родным сообщения о том, что ложится спать, прочла ответные пожелания доброй ночи. Положила очки на тумбочку, куда легко могла дотянуться, еще раз потрогала чашку с кефиром – без изменений, ледяная. Снова проглотила слюни, подумала про скудный завтрак, что был сегодня в одиннадцать утра, и решила спать так, чтобы не вставать пока лучше с кровати. Но одну задачу она все же должна была выполнить: поменять прокладку на огромную урологическую и избавиться от проклятой пеленки. Повернувшись на бок, Зоя обнаружила, что легко дотягивается не только до дверцы тумбочки, которую сразу и открыла, но и до пакета с вещами. Так что Зоя выполнила поставленную задачу, не вставая, добрыми словами вспоминая мамины наставления насчет казавшихся не нужными урологических прокладок, что ей выдавали по социальной линии: «Возьми, путь будет запас!». После этого счастливая от того, что лежит в чистоте, и сухости, решила спать. Матрас был средний по шкале оценки его качеств, но вот подушка… Она была каменная. Зоя попыталась придать ей нужную форму, но у перьевой подушки, пожалуй было одной только это название. Вместо перьев, ней были одни колодки. Зоя сдвинула ее всю куда-то наверх и, подтянув себе край, попыталась устроиться на нем.
Нина уже надела маску для сна и ворочалась на соседней с Зоей кровати. Наташа кашляла. Оксана рассуждала о том, что может храпеть ночью и предлагала в этом случае толкать ее. Ира с ней соглашалась не в том, чтобы толкать, а в том, чтобы в подобном случае с ней поступали также. «Спокойной ночи» никто друг другу не желал. Наверное, девочки были все же слишком мало знакомы для таких дружеских пожеланий, даже не смотря на рассказ Наташи. Зоя вспомнила, как много лет назад она вот также ночевала в больничной палате. Тогда она болела воспалением легких. В терапии лежали относительно долго неделю-две, успевали познакомиться и наговориться вдоволь. «Тогда желали друг другу спокойной ночи», - подумала Зоя и вспомнила, что ее соседка по кровати вслух читала молитвы перед сном на неизвестном ей языке, все в палате злились на нее за это, а Зоя привыкла тогда засыпать под ее бормотание. Неприятно ей стало от этих воспоминаний, да и на душе было тоскливо.
Зоя отвернулась от окон к столу, легла на правый бок. Низ живота побаливал, но не сильно. Хотелось есть. Она знала, что с таким чувством трудно заснуть, но была настроена решительно в этом вопросе. Больше всего мешал катетер в правой руке. Его оставили после операции. Полностью распрямить руку было больно, а полусогнутую – нужно было как-то пристроить к каменной подушке. «Это тебе не дома», - подумала Зоя, и действительно тут не было мягкой игрушки, серенького Волчика, отданного дочкой как раз для подкладывания под руку перед сном.
Заскрипела кровать Нины, поворачивавшейся с боку на бок, потом послышался скрежещущий скрип металла об батарею, видимо, кровать была максимально придвинута к ней. Кровать Зои тоже скрипела, она поняла это, когда поворачивалась на бок. Тяжело и болезненно тянулась ночь, бесконечно мелькали огни скорых, светили желтые фонари, скрежетали кровати, храпели люди. Зоя провалилась в какой-то неглубокий, поверхностный сон, не известно сколько длившийся, старалась вгрызться в него, удержать, но и сама ворочалась с боку на бок на предательски скрипевшей кровати. Затекала и болела тянущей болью рука с катетером, тянуло низ живота, матрас, будто, становился все жестче, подушка, словно бы сильнее каменела, а фонари с улицы все настойчивее заглядывали в палату и светили среди ночи прямо в глаза.
Измучившись многократными усилиями заснуть во что бы то ни стало, Зоя наконец решилась посмотреть на часы в телефоне. Было около пяти утра. Это ее обрадовало. Она в очередной раз повернулась на бок, в очередной раз послушала скрип кровати, заснула кое-как ненадолго и опять открыла глаза. Нина вертелась на кровати с боку на бок, резко накидывая на себя одеяло. Зоя пыталась не злиться: «Наверное, у нее все болит», - думала она. Посмотрела на часы в телефоне – пять сорок. «Это очень хорошо, можно уже пойти сдавать мочу», - решила она, но теперь, под утро, хотелось спать. Зоя прикрыла глаза еще ненадолго. Стало пять пятьдесят. Закрыла еще. Стало пять пятьдесят пять. «Пора», - решила она, и теперь только, первый раз после операции, села на кровати. Кое-как с трудом прибрала волосы и заколола заколкой, очень мешал катетер, рука от него ныла. Неожиданно ее тихонько приветствовала Ира:
- Ты проснулась, Зоя? – задала она риторический вопрос, - а то тебе уже мочу пора сдавать.
- Да, спасибо, - ответила ей Зоя сонным голосом, - сейчас я уже пойду. Было приятно проявление тепла и заботы.
Вернувшись в палату после сбора анализа, Зоя обнаружила чашку с кефиром у себя на тумбочке. Удивительно, но он все еще был каким-то холодным, и с утра его совсем не хотелось. «А еще чашку протягивала – налейте мне побольше», - со стыдом подумала Зоя. Вылив кефир, пришлось признать свое поражение в борьбе за то, чтобы его выпить. Но теперь с ним было покончено насовсем.
Зоя понесла анализ мочи. По пути, на дальнем посту, стояла мед сестра. Зоя спросила ее, нельзя ли снять катетер, на что медсестра ответила, что это только с разрешения врача. Ответ, конечно, опечалил, но ничего не поделаешь, придется потерпеть.
На столике, про который говорила вечером медсестра, лежали распечатки направлений на анализы с фамилиями, Зоя нашла свою, поставила на нее баночку. С чувством выполненного долга направилась к столу, расположенному возле входа в столовую-буфет. На столе стояло два старинных алюминиевых чайника, литров на пять каждый. Оба холодные, конечно, в шесть утра. На одном кривыми красными буками было написано «заварочный», на другом – «кипяток», он был почти пустой, а надпись будто бы говорила с издевкой – «Кипяток». Зоя налила немного из заварочного чайника светлой заварки, с отдельно плавающими в ней небольшими чаинками в ту самую недавно отмытую чашку. Добавила «кипятка». Подумала, что чашка маловата, хотелось пить. Она догадалась попить прямо на месте. Чай был ледяной, чуть терпкий, совсем неприятный. Но Зоя долила в чашку такой же жидкости и понесла добычу в палату.
На тумбочке все еще лежали три небольшие квадратные печеньки, взятые ею вчера на полднике «про запас». Теперь они стали прекрасным завтраком. Зоя постелила оделяло на холодный стул, и села за стол. Решила написать мужу на случай, если он, как часто бывает, не спит в это время, что с ней все в порядке. Он и вправду не спал. И дочка, как выяснилось, тоже. Видимо, волновалась, за маму, поэтому вскочила, по словам мужа, в пять утра! Договорились, что они лягут спать дальше, если получится, а Зоя напишет насчет выписки, когда выяснится, что и как будет и, главное, во сколько. С этими приятными хлопотами она принялась за холодный завтрак, размачивая печенье в чае, чтобы не хрустеть им с утра. Нина, Оксана и Наташа еще точно спали. Попив и поев, Зоя почувствовала тяжесть в желудке, так что хорошо, что завтрак не был обильным. Правда есть при этом хотелось в каком-то странном сочетании с чувством легкой тошноты.
Глава 6
На улице начало светать. Девочки проснулись. Оксана и Наташа пошли чистить зубы. Потом пришла медсестра с электронным градусником, померила всем температуру, зачем-то громко ее озвучивая. Позже к Ире пришла санитарка. Ей сняли тампон, потом катетер отвода мочи. Врач разрешил ей вставать с сегодняшнего дня. Ира медленно поднялась, и Зоя была поражена ее настоящей внешностью так не совпавшей с представлениями о том, какая она, пока она была в кровати. Волосы оказались недлинными, как выглядели на подушке, и вовсе не блонд, а русый с переливами. Ира была высокой и очень стройной, даже худой женщиной уже в летах, а не молодой, невысокого роста, хрупкой блондинкой.
- Третьи сутки пошли, как я не ела, - пожаловалась она.
Все ждали завтрак. Очень. «Ты уже слышишь звук?» - написал Зое супруг. «Нет», - удивилась она. Не слышу. И тут по коридору загремела тележка! Буфетчица везла завтрак. И начинала раздачу еды с одиннадцатой, самой дальней палаты!
- Каша гречневая, хлеб, сыр, какао, - объявила она.
-Давайте мне все, - подошла Зоя к тележке и протянула чашку.
Какао буфетчица налила прямо из носика огромного алюминиевого чайника, но, будто отмерила норму половником, - получилось чуть больше, чем выдали кефира вечером. На тонкий кусочек хлеба она положила приличный треугольный кусок сыра почти такой же толщины, как сам хлеб. Каши от души налила целую большую тарелку. Только молоко в каше, оказалось свернувшимся и плавало мелкими хлопьями среди крупинок гречневого продела. Зоя отодвинула поставленную на стол тарелку с кашей подальше. За стол никто не подсел, девочки ели у себя, разместив завтрак на тумбочках. Прокомментировав свернувшееся в каше молоко, они активно загремели ложками… Зою снова стало подташнивать. Отхлебнула какао, оно было чуть сладковатым, водянистым, но горячим! Это прощало ему все недостатки. Медленно разжевывая, Зоя, съела бутерброд и, допивая какао, не обнаружила, к своему удивлению, никакого осадка на дне чашки. «Это потому, что наливали из полного чайника», - промелькнула нелепая, какая-то ненужная мысль. На самом деле она еще выпила бы такого какао. Но завтрак на этом был завершен. Кашу Зоя отнесла на стол с грязной посудой, в дальний конец коридора.
Пришел врач, тот самый бодрый мужчина, который проводил осмотр вчера днем и назначал операцию. Он пригласил Зою, Нину и Оксану на осмотр в смотровую.
- Все чисто, - заключил он, осмотрев Зою, - сегодня домой.
В общем-то Зое и не приходило в голову что-нибудь другое, но заключение врача было приятно услышать. Теперь можно было наконец-то избавиться от мешавшего катетера. Она снова пошла на сестринский пост и теперь уже уверенно спросила:
- А где можно снять катетер?
- Вам врач разрешил? – спросила сестра.
- Сегодня выписка.
- Пройдите в процедурную.
Возле процедурной собралась небольшая, но быстро продвигающаяся очередь. Когда Зоя вошла и уточнила, что сегодня выписка, медсестра одним молниеносным движением сорвала пластырь и сняла сам катетер. «Слава Богу!» - подумала Зоя облегченно, теперь можно было нормально сгибать руку и, наконец, как следует поправить волосы.
Когда она вернулась в палату, врач как раз объявлял о трех выписках, Оксаны, Зои и Нины. Он раздал копии квитанций на получение одежды и ушел со словами, что выписка будет часов в одиннадцать, о чем Зоя незамедлительно написала супругу.
До одиннадцати оставалось часа два томительного ожидания, но на душе уже становилось радостно! Сообщила маме, сыну. И начала ждать одиннадцати, присев на кровать. И тут в палату заглянула какая-то встревоженная женщина. «Новая пациентка», - сообразила Зоя. Осмотрев все кровати, она молча вышла. Кажется, села на кушетку в коридоре. Через некоторое время заглянула еще одна женщина со словами: «А тут и нету свободных мест». Зоя предложила ей занять свое место, если та хочет, но она отказалась со словами, что подождет в коридоре. Это, конечно, были новые пациентки. Разговорчивая женщина, что заглянула второй, подождала в коридоре недолго, а потом снова вернулась в палату со словами:
- А я из соседнего отделения, врача жду.
- Он недавно был, а теперь ушел, - ответила Оксана.
- Он, скорее всего, на операции, - уточнила Наташа.
- А меня в другое отделение положили, - продолжила оживленно гостья, - в гинекологии мест не было. Ночью привезли. А теперь вот перевели. А я уже тороплюсь, врача жду. Мне дочку из школы уже встречать скоро.
- Врач обещал, что подготовит нам выписки к одиннадцати, - попробовала успокоить ее Зоя, - к этому времени он наверняка появится.
Гостье явно хотелось поговорить. Она начала обсуждать свои болезни с Наташей. Вторая, ожидавшая на кушетке пациентка, иногда заглядывала в палату. Зоя погрузилась в переписку с родными, не хотелось вникать в суть женских болезней и тягот бедной жизни, утомленных тяжелой работой и семьей женщин.
- Хорошо, что медицина теперь так развита, - услышала она слова гостьи. Девочки согласились. – А без медицины, что же, получается, мы все уже могли бы умереть?
Наступило задумчивое молчание.
- Мы все уже мертвы… - тихо, едва слышно проговорила Оксана, но Зоя ее расслышала.
«Мы все уже мертвы», - повторила она про себя задумчиво. Эти слова как-то сразу запали в душу, всколыхнули глубинные чувства и давние тревоги, а еще заслонили предвкушение радости скорой выписки. Ей вспомнилась почему-то могила отца, много лет назад умершего в больнице от пятого инфаркта миокарда... «Мы все уже мертвы», - звучало у Зои в голове, она смотрела на притихших девочек, и по палате словно бы пробежала какая-то тень. Зое показалось даже, что тень улыбалась в этот раз. Но она отогнала от себя подобные мысли. Разве такое возможно?
«А я видела только темноту», - пришло вдруг сообщение от подруги, которой Зоя недавно написала об операции и наркозе. «Нет, нет, не может быть, - думала Зоя, будто защищая свое дорогое видение от постороннего мнения, - конечно, не может быть, чтобы там была просто темнота, ведь отец видел там свет, он летел вверх по ветвистым коридорам навстречу этому свету во время операции под наркозом и очень хотел уйти туда, наверх, но услышал… нет, не так: ему было сказано, что еще рано, я, его дочка, была еще слишком маленькой тогда… Темнота… странно. Может быть, у подруги, Милы, был другой наркоз? И что же все эти видения от наркоза? Да нет, что-то там другое после смерти, должно быть там что-то другое, уж я теперь точно это знаю.»
И Зое вдруг с новой силой захотелось жить, будто открывшееся ей знание подтверждало ценность самой жизни, придавало ей смысл. И ей хотелось выбраться отсюда, из этой палаты, из этой больницы, хотелось вернуться в привычный круг повседневных дел и забот, в тот круговорот, где нет времени на размышления о жизни и смерти. Ей хотелось вернуться к обычным делам, когда воспоминания почти не одолевают сознание, потому что есть работа, семья, есть распорядок, создающий видимость движения, маскирующий то, о чем и не хотелось бы думать и вспоминать. Такой круговорот создает иллюзию жизни, за него можно уцепиться и удержаться на плаву. Но в моменты некоего разрыва привычного хода жизни, как, например, необходимость отстраниться от забот ввиду нахождения в больнице, все скрытое в глубине сознания, все запертые в душе чувства, как сговорившись, выходят наружу и предстают вдруг строгим вопросом о том, как и для чего ты живешь. Они требуют от тебя итога, философских обобщений, принятия каких-то решений. Они толкают куда-то вперед: то ли хотят поднять на следующую ступень, то ли взывают к какому-то осознанию определенного этапа. И у Зои было время обдумать все это пока она медленно и тщательно складывала вещи.
Не хотелось забыть что-нибудь в больнице, ведь по поверью, это недобрый знак. Наконец, врач принес три выписки. Отдавая Зое бумагу, уточнил, что нужно будет пропить антибиотик, указанный в рекомендациях. На вопрос о причине эндометриоза сообщил, что данные по результатам анализа появятся в электронной медицинской карте через десять дней и тогда нужно будет пойти с ними в поликлинику. Обратившись ко всем, добавил:
- Если у вас возникнут какие-нибудь вопросы или проблемы, обращайтесь к нам в больницу. Скажете, что вы тут лежали.
Все поблагодарили доктора, и он ушел.
Зоя попрощалась с девочками, Ире и Наташе пожелала скорейшего выздоровления, жестами потянула их за уголок простыни «на выписку», вспомнив давние больничные традиции. В этот момент ей показалось, что она провела здесь дней десять, приобщилась к другому круговороту запланировано-размеренной и в то же время неожиданно-изменчивой больничной жизни, соприкасающейся со смертью. Но свершился всего один оборот, прошли всего одни сутки. Пора было выйти из этого круга и перейти в другой, свой.
Хранение одежды оказалось в подвале, слабо освещенном желтыми старыми лампами, там же была и выдача. По потолку проходили трубы, а в гардеробной висело огромное количество вещей, похожих на старые советские матрасы – все было упаковано в тканевые полосатые мешки. Вверху, под трубами, располагались вывески с указанием номеров. Вот тут уж точно никакой электроники! Строгая работница быстро нашла вещи Зои по указанным в квитанции данным.
Зоя торопливо оделась, у ворот ее уже ждал супруг с дочкой, приехавший заранее. Она поднялась из подвала по старым, едва освещенным лестницам и, немного заблудившись в коридорах и переходах, вышла из больницы каким-то черным ходом.
Воздух улицы был свежим и чистым после духоты больничной палаты. Зоя радостно расправила плечи, будто стряхнула с себя какой-то ненужный тяжелый груз, и шагнула в лучи солнечного света, что заливали пространство почти также волшебно, как в незабываемом сне-видении, что был явлен ей под наркозом.
Свидетельство о публикации №225040700887