Встреча на Титане, или Сумочка с сингулярностью

Она собирает лицо в наноассемблере — скачивает с облака черты, одобренные алгоритмами эстетики 22 века. Она смотрит в зеркало-голограмму, где алгоритмы подбирают ей лицо. «Слишком человечно», — шепчет программа, стирая морщинки у глаз. Но она возвращает их — вручную. Сумочка, оснащённая мини-сингулярным искривителем пространства,  содержит кроме всего прочего протоколы для взлома реальности. А ещё в ней  — активатор темной материи размером с виноградину и суперзащищенная  флешка с её прежним ДНК, сохранённым на случай апокалипсиса. «Не забудь эмоциональный контур», — напоминает ИИ-ассистент, вшитый в зрачок. Она игнорирует. Эмоции теперь доставляют дроны, а ей нужен только адрес его квантовой ячейки в колонии на Титане.

Чемодан — артефакт эпохи до Великого Слияния. Его экзокожа, выращенная из биопластика, хранит память о временах, когда вещи были тяжёлыми. Внутри: атмосферный костюм, питающийся солнечным ветром; банка консервированного смеха (срок годности — два века); капсула с виртуальным ребёнком, которого они так и не решились запустить в симуляцию. «Ты везешь хлам», — шипит сумочка, раздуваясь до размеров портала. «Нет, — поправляет она. — Я везу доказательство, что мы всё ещё умеем ошибаться».

Дорога — управляемая чёрвоточина в четырехмерном континууме, билет она купила на черном рынке за  три кристалла памяти (те, что вынули из мозга поэта-диссидента). На орбитальной станции «Звёздный Мост» таможенник с тремя руками сканирует багаж:
— Зачем везете ребёнка-голограмму? В секторе Титана запрещено размножать нелицензированные сознания.
— Это не ребёнок. Это вирус, стирающий чувство долга. Хотите попробовать?
Таможенник молча ставит штамп. Люди, несущие в чемоданах бомбы ностальгии, стали привычны после войны с ИИ-Ностальгией в 2110-м.

Корабль-капсула, выдолбленный из поверхностного льда Энцелада, стартует с платформы. На соседнем кресле пассажир-андроид с лицом почти как у её бабушки вынимает изо рта (вместо конфет)  батарейки и бормочет:
— В наше время любовь измеряли в гигабайтах. Ты же знаешь, чем это кончилось?
— Тем, что ваше поколение загрузило себя в облако и забыло пароли?
— Нет. Тем, что мы научились стирать боль кнопкой. Жаль, ты не можешь.

В зоне турбулентности между гравитационными поясами Сатурна она открывает чемодан. Виртуальный ребёнок проецирует голограмму: мальчик с её глазами и его кодом ДНК вшитым в кожу.
— Зачем ты меня создала? — спрашивает он.
— Чтобы напомнить ему, что мы когда-то боялись будущего.

Колония на Титане, самом большом спутнике не только Сатурна, но и во всей Солнечной системе - это  город под куполом из алмазного стекла, где дожди из метана рисуют на небе уравнения покинувших Землю физиков.  Станция на Титане похожа на стеклянный пузырь, вмороженный в лёд. Под куполом — улицы, выложенные светящимся камнем, добытым из глубин океанов Энцелада. Воздух пахнет металлом и искусственным кислородом. Люди здесь носят костюмы с подсветкой: синие — работники шахт, красные — инженеры, зелёные — те, кто обслуживает «Ядро» — гигантский компьютер внутри спутника.

Она идёт через рынок, где продают:
— облака в банках (для ностальгии по небу);
— нейрочипы с запахами (дым костра, мокрый асфальт);
— и кристаллы льда, внутри которых говорят и танцуют голограммы умерших.

Он встречает её в порту, его тело — временная оболочка, напечатанная на 3D-биопринтере. За спиной маячит тень основного сознания, живущего в ядре планеты.
— Ты всё ещё носишь сумочку с активатором темной материи? — усмехается он, и его голос флэнжирует и прерывается, как при избыточном сжатии и  плохой связи.
— Ты всё ещё притворяешься богом? — она бросает чемодан к его ногам и открывает капсулу, демонстрируя голограмму с виртуальным ребенком.

На минуту он снова становится человеком: кожа теплеет, в глазах — шум нейронных импульсов вместо холодного сияния.
— Зачем? — шепчет он.
— Чтобы ты вспомнил, что даже боги бежали с Земли не от радиации, а от страха быть забытыми.

Сумочка, не выдержав напряжения, рождает сингулярность. Активатор темной материи искажает ткань пространства- времени, засасывает алмазный купол, метановые дожди, их старые споры и виртуального ребёнка. Остаётся только они — два силуэта на краю реальности, где время движется  и вверх,  и вниз, и вообще куда угодно, подобно сверхтекучему гелию.

— Мы могли бы собрать новый мир, — говорит он, его пальцы (настоящие, дрожащие) касаются её руки.
— Не надо. — Она достаёт из кармана последний подарок — семечко яблока, выкраденное из музея Древней Земли. — Просто посади это. И когда-нибудь, через тысячу лет, наши клоны смогут спорить под деревом, а не в облаке.

Корабль ИИ-спасателей уже летит к ним, сирены воют: «Нарушение внешней оболочки и хронологического протокола!». Она смеётся. Отважные маленькие женщины 22 века знают секрет: будущее любит тех, кто носит в сумочках семена прошлого.

P.S. Автор — инопланетный агент и  резидент цифровой артели «Последние романтики», выращенный в биореакторе 2103 г. Пишет на заказ для тех, кто всё ещё читает слова, а не нейроимпульсы. Внимание: текст содержит запрещённые в 2145 г. метафоры. Рекомендуется к удалению после прочтения.