Эхо Первоначала

И бе яко сей день… День, когда Гималаи дышали вечностью, а Джомолунгма, седовласая мать вершин, курилась рассветным туманом. Там, в колыбели из камня и плюща, на балконе, парящем над бездной, я, Кайлас (ибо имя мое растворилось в эхе гор), читал безмолвную мантру Сутры Сердца. Пальцы скользили по истертым страницам, но взор устремлялся вдаль, за Грифовый Пик, к Раджагрихе духа, к тому Неведомому Берегу, куда ушли все Будды.
Передо мной, словно карты судьбы, лежали Книги Начал.
Ригведа, распахнутая на гимне творения: «Тьма была: искони сокрытым во тьме Все это было… великою силой Тепла (Тапаса) родилось Единое». Горячий, предвечный Тапас ощущался жаром на коже, а изначальная Тьма (Тамас) – густеющей тенью в углах балкона.
Тора, где первые слова звенели мощью древнего камня: «;;;;;;;;;;;; ;;;;;;; ;;;;;;;;;… В Начале сотворил Бог…». Звук «Берешит» вибрировал в самом воздухе, раскалывая тишину, обещая порядок из хаоса.
Евангелие от Иоанна, сирийская и греческая вязь рядом: «;; ;;;; ;; ; ;;;;;… ;;;;; ;;;;;; ;;; ;;;;… Искони было Слово…». Логос. Мелта. Мысль, ставшая Звуком, Звук, ставший Светом.
Тапас. Берешит. Логос. Три ключа к одной двери? Или три двери в разные Бесконечности? Воображение, подстегнутое мантрой и высотой, рванулось из оков плоти.

И вдруг – толчок! Не снаружи, изнутри. Словно мир вывернулся наизнанку.
«как стенка -- мяч,
как падение грешника -- снова в веру,
меня выталкивает назад.
Меня, который еще горяч!»

Горяч от Тапаса? От поиска? Балкон исчез. Гималаи схлопнулись в точку. Я летел сквозь не пространство, но состояние. Психокосмос, мерцающий неоном мысли, распахнулся передо мной.
Где-то на периферии сознания возникли фантомные образы: седобородый алхимик духа Шульгин, улыбающийся знанием «химической любви» фенилэтиламинов и триптаминов. Не спросить ли его о свободе, сокрытой в молекуле? Рядом – тень Маккенны из туманной Ла-Чорреры, бормочущего о Логосе грибов, о камне философов, растущем во влажной тьме джунглей. В глубине вибрировали ритмы шаманских бубнов – курандерос, хранители древних путей к Изнанке Мира, кивали из теней.
Но ответов не было. Лишь эхо вопросов множилось, сплетаясь в тугой узел… который взорвался.
Взрыв не звука, но чистого смысла. DMT сознания, синтезированный не в реторте, а в горниле поиска, затопил все. Гармин-псилоцибин-ДНК – спираль восхождения, сверхпроводящий кабель к Источнику. Я – больше не Кайлас, не человек. Я – точка зрения, летящая «в зенит, в ультрамарин» бытия.
Внизу? Нет низа, ни верха. Есть только острота моего взора, на которую Галактики нанизываются, как бисер на нить, как куски мяса на шампур вечности. Они вращаются, сталкиваются, рождаются и умирают в едином вдохе-выдохе Космоса.
Черный Огонь – не пламя, но отсутствие света, ставшее активной силой – разгорается в межгалактических пустотах. Это мысль самой Вселенной, мысль до слов, до форм. Она холодна и обжигающа одновременно.
Квазары – сердца молодых миров – вспыхивают и гаснут, словно погремушки в руках невидимого Дитя-Творца, отвлекая от первозданного плача рождения миров. А вспышки сверхновых – бенгальские огни на пиру распада и созидания – вызывают смех. Безумный, беспричинный смех перед лицом непостижимого великолепия и ужаса.
До смеха ли мне? Сущности, стоящей у ткацкого станка реальности?
Слова пульсируют вокруг, обретая плотность:
;;;;;;;;;;;; (Берешит!) – удар молота Творца по наковальне Пустоты.
;;;;; (БришИт!) – арамейское эхо, мягче, но не менее властно.
;; ;;;; (Эн АрхЭ!) – греческая ясность, порядок, принцип.
;;;; (МелтА!) – Слово, живое, вибрирующее, сирийский поток смысла.
; ;;;;; (хо ЛОгос!) – Разум, Замысел, всепроникающая Мысль.
;;;; (ТАпас!) – Жар творения, аскеза, порождающая сила.
;; (ТАмас!) – Изначальная Тьма, инертность, потенциал всего.
Они не спорят. Они есть. Одновременно. Сливаясь и разделяясь, как цвета в калейдоскопе. Какое из них – Первое? Какое – Изначальное?
Мысль бьется, как птица в клетке из звезд: может, вся мудрость, данная человеку – лишь в этом? В умении задать вопрос так остро, так всеобъемлюще, чтобы сама Вселенная на миг замерла, прислушиваясь? Зная при этом, что ответ не придет в словах, понятных разуму. Что ответ – в самом акте вопрошания, в самой открытости Бездне.
И вскyю умудрихся? Зачем я возмнил себя мудрым? Зачем пытался расплести нити, которые должно созерцать?
И тут… сквозь рев квазаров и шепот черного огня, сквозь грохот Берешит и тихий жар Тапаса… раздался смех.
Чистый, как горный родник. Беззаботный, как полет бабочки. Не принадлежащий ни ангелам, ни демонам, ни мне.
Младенец рассмеялся.
Где-то там, в мире, оставленном за гранью взрыва сознания, или здесь, в сердцевине творения – он просто рассмеялся.
Он не задал вопрос. Ему не нужны были ответы. Он был – в Начале, в Середине, в Конце. Его смех был чистым Бытием.
И космос вокруг меня перестал быть хаосом символов. Он стал игрой. Игрой света и тьмы, звука и тишины, жара и холода. И в этой игре не было первого и последнего. Было лишь вечное, сияющее Сейчас.
И я, перестав быть вопросом, стал эхом этого смеха.