Цветы от декабриста

Зачем он ходит туда и к ним?! Они не только не ждут его, они его не переваривают. Эти визиты бесят, как же он не понимает... Или понимает, не тупой же.

Он — не один из них. Он приезжает в общагу, от которой отвалилось всё: штукатурка, коммуникации, человечность, загнанная в сырой подпол с мертвяками из плесени... Даже крыльцо отошло в самостоятельное путешествие вглубь. А он ходит здесь мессией в белых одеждах, парит денди-голубем мира, в печатках и часах, рождающих сотни нимбов. С брелоками и ключами от нескольких машин, квартир, домов... И проповедует о чём-то межгалактическом, ненавистном этим припаянным житухой людям, которые больше не могут верить в звёзды и хотеть стать космонавтами. Потому что они снова второй месяц даже без газа, а расселяться на время в нашем городишке опять некуда.

И странно для взрослого опытного руководителя, увольняющего без сантиментов за минутные опоздания, расстраиваться каждый раз после такой поездки. Может, обманчивое размягчение или просто игра в человека, сохранившего Душу Живаго? Перед кем-то, хоть и передо мной. Но я еду с ним и все эти забавы наблюдаю, так как дальше у него куча дел и мне нужно утвердить тексты выступлений, пресс-релизы, замечания, примечания, ремарки и помарки. Надо бы поосторожнее, только к чему тогда эти настойчивые вопросы: «Ольга, отчего они меня не выносят?».

Оттого. Даже добавить нечего, но я скажу. Про себя..

Да, ты жил там когда-то, маялся безнадёжностью. (Кстати, дом и при тебе значился на снос.) Но ты — не один из них. Ты выбрался, разбогател, победил. В общаге живёт твоя ностальгия, латунным брелочком «могу себе позволить чепуху» прицепленная к золотому комфорту. А они там просто живут. Ищут сначала денег на обед, потом — где и как его приготовить. Это в романтике воспоминаний о сиротской молодости любая деталь усиливает значимость твоих свершений, возводит степень преодоления трудностей в почти невозможную. Да только им-то что от того?! Ты вспоминаешь, как жили за шторками, и будто сожалеешь, что сейчас в общем коридоре есть какие-то подобия дверей. Они оскверняют на весь твой век зарисованную картинку. (Хотя я бы особо не огорчалась, других изменений нет.)

Произнести такое вслух невозможно. Без этой работы мой собственный вариант похожей «общаги» маячит слишком близко — и вызывает у меня страх и ненависть до кожного зуда. Ищу демократичные формы ответа, занимаюсь вежливым пустобрёхством, теряя общее время. Однако чуя возвышенное состояние начальства, всё-таки пытаюсь аккуратно спросить, зачем ему нужны эти регулярные визиты. Производимые, к моим печалям, раз в квартал... А зимой почаще, да под настрой, с подарочками, будь они... Он же там всех знает и привозит женские и мужские гигиенические наборы, детям сладости, паре совсем забытых старичков — компрессионные гамаши... (Да-да, в доброхотной логике не реального облегчения жизни, но поддержания жизнедеятельности.) Ёлку эту чёртову всегда сам ставит в проход, запирая его окончательно. Выходим вечно в грязи, обтерев все стенки, но ему-то что, у него сменные костюмы отдельный кабинет занимают.. При этом никакой мнимой благотворительности: в публичном поле встречи с прошлым не светим, на камеры не снимаем, в интервью не рассказываем. Водитель помогает, если надо что-то занести, я хожу следом в качестве ушей по найму, которые горят от стыда и сюра происходящего. Не пойти нельзя; я раньше, как круглая дура, спрашивала.

И вот теперь, так и не поумнев, я спрашиваю «зачем», мучаясь уже даже физически и подбирая слова, как на далёком экзамене по старославянскому. (Может, сходить и сдать ещё раз, куда вон только люди не ходят..) А он отвечает, что «в те времена» у него был единственный в доме друг — комнатный цветок, оставшийся от прошлой жилицы, невероятно разросшийся. Красавец-декабрист, обильно и густо цветущий. И зимой, перед праздниками, когда становилось особенно пусто, холодно и жутко, он украшал палисадничек его яркими цветками. Пусть на одно прекрасное мгновение... Сам же декабрист служил ему личной ёлкой.

Но однажды пьянчужный сосед выкатил всю кадку с декабристом во двор и «пересадил» его прямо в снег. А он вернулся с подработки на стройке, увидел погибшее растение и загудел на неделю. Потом пришёл, выгреб у соседа разлитые в тару запасы и тоже зарыл их в палисаднике. Ещё и карту нарисовал, «бутылёк № 1 — три шага на восток от козырька» и всё в таком духе, сорвав для этого шторку-простыню, служившую соседу дверью. Дальше развернулся, так поняла, уже криминальный сюжет с побоями, поджогами, отъездом шефа на вахтовую работу и продажей этой комнатушки. После в общагу он пришел уже королём. Так и ходит по сей момент...

— А знаете, Ольга, почему дом до сих пор не снесли?
— По очередному новоутверждённому плану снос только через пять лет.
— Потому что я этого не хочу.