Выдох и вдох, продолжение

Душа не перестает существовать с гибелью одноразового тела, а лишь меняет внешнюю форму.
               Выдох и вдох, это уже не я, а весеннее дыхание ветра, это уже не я, а хрустальная капелька утренней росы, дрожащая на лепестке полевого цветка, это уже не я, а задорные лучики солнца, отражающиеся в водной глади, это уже не я, а доверчивая юность, бегущая за поездом неизвестности, это уже не я, а первая любовь, неопытная, чистая и смущенная, находящаяся вне поражения времени. Мгновение за мгновением, шаг за шагом, вдох за вдохом, страница за страницей, падая и вставая, повторяясь и возвращаясь, оставаясь здесь и сейчас, в этом мгновении, в настоящем моменте, переживая, слыша, чувствуя, ощущая, осязая, а затем отпуская это «сейчас» в ожидании последующего. Моя жизнь — клубок непредвиденных обстоятельств, событий, расстановок, раскладов, диспозиций, непредвиденных ситуаций, который катится без остановки по дороге времени: свист электричек, спешащие машины, моргающие ресницами дворников, мигающие светофоры, люди, опаздывающие на работу, молодость, которую я растоптал, дряблые руки, свисающие с поникших плеч, запавшие глаза, спрятавшиеся за толстыми стеклами очков, безысходность, к которой я уже привык, кривые тени на песке времени, за которыми спрятался я, миражи, за которыми я бегу, старость, словно оспа, разъедающая метастазами мое лицо. Вы говорите, что Бог создал меня по Своему образу и подобию, но мое тело недолговечно и я более чем смертен, а Он вечный, вневременный, неразрушимый, неувядаемый, очевидный и несомненный.
В этой модели мироздания меня нет, безжалостный механизм бытия существует помимо меня, помимо моих желаний, претензий, расчетов, ожиданий, чертежей и тактических планов; ни я, ни ты, ни мы не имеем для него никакого значения. Был я или не был, есть я или меня нет, жив я или умер, нашел я или потерял, взобрался на вершину или сорвался в пропасть, вниз, никого не интересует, все останется таким же, как и было до моей смерти. Мой маленький хрупкий мир искривляется, сжимается, лопается и разлетается мелкими осколками; вдох, выдох — сказочное лучезарное детство, бессрочный кредит судьбы; вдох, выдох — очарование беспечной, скоротечной, неугомонной, выпитой до дна юности, пламя, в которое я лечу и в котором обреченно сгораю беспечным мотыльком. Сегодня юность танцует под теплым проливным дождем, бежит наперегонки с легкомысленным ветром, поет, кричит, размахивает руками, клянется в вечной любви и соглашается на все, раздает обещания, набирает скорость, сплетается в вишневые поцелуи, заглядывает в глаза, завоевывает, ослепляет, похищает чувства, а завтра вы уже не сможете ее найти. Нет, она не умирает никогда, она уходит к другим, глядя счастливыми глазами на ночное ультрамариновое небо, украшенное сияющими звездами.
Вдох, выдох — зрелость, тороплюсь, суечусь, опаздываю, добываю, набиваю карманы, дергаюсь из стороны в сторону по пути на тот свет. Вдох, выдох — бессонные ночи, наполненные шумом дождя, время разорвало, выпотрошило и четвертовало меня, презренная беспомощная старость, упадок сил, постыдные морщины, закрашенная седина, стекла очков, скрывающие почти невидящие глаза, свинцовый рассвет, по углам жмутся и прячутся испуганные, как и я, тени. Вдох, выдох — жизнь обреченно прошла, а здравомыслие так и не наступило, в разбитом, истерзанном болезнями теле — незрелая душа. Теперь я принадлежу другой стороне медали; вдох, выдох — мы живем и умираем с разной скоростью, кто-то гораздо быстрее, кто-то гораздо медленнее, кто-то прямо сейчас, но умираем все, стопроцентная смертность.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 4, глава 12
Всевышний устроил мир таким образом, что рожденный непременно умрет. Сам Господь в облике времени дает жизнь и отбирает ее в должный срок. В иллюзии мы отождествляем себя с бренной плотью. Всякий, кто мыслит себя прахом, вынужден будет умереть, чтобы потом опять восстать из праха. Тому, кто попал в сети самообмана, не разорвать порочного круга перерождений. Все мы равны перед Всевышним, Он наше последнее прибежище, Он все, что у нас есть; все прочее — наваждение. Вручи себя Всевышнему, Он один способен избавить тебя от видимости смерти. Окружающий мир — наваждение, очнуться от которого есть дело всякого человека. Время и пространство — сотворенный Всевышним обман, в который погружаются живые существа.
 
Ночь, объятая тишиной, опрокинутое небо, звездная пропасть, струящаяся над головой, следующие одна за другой жизни, словно эти далекие сверкающие звезды. Однажды они вспыхивают, разгораются, мерцают, складываются в зыбкие конфигурации, союзы, модели, узоры, а затем угасают, меркнут, распадаются на первоэлементы, уступая небо следующим звездам. Нас просто переставляют местами, судьба тасует карты, меняет колоды, одни фигуры еще некоторое время остаются на шахматной доске, другие аккуратно запаковывают в деревянные пальто, застегнутые на все пуговицы, и отправляют в печь. Финишная точка совпадает с точкой старта, незначительные изменения в интерьере. Биение новой жизни, иное тело, иная система координат, иные цифровые комбинации, иные датировки и записи в метриках, иная точка отсчета и счисления, последующий набор обстоятельств, условий, ситуаций, где кардинально меняется текущий ход событий. Частичка сознания поднимается вверх по извилистой эволюционной лестнице вместе с другими существами, которые когда-либо жили или будут жить на этой планете. Жизни следуют одна за другой, как расходящиеся круги на воде, и на каждом новом круге — новые координаты приземления, новые мелодраматические истории, новые сопутствующие интерьеры и составляющие компоненты, новые пропорции, новые попутчики, новые друзья и враги, новые обстоятельства и ситуации, новые маршруты, новые антропометрические и геометрические характеристики, тот же главный герой, но уже запечатанный в новую биологическую конструкцию. Закольцованный круг жизни и смерти не имеет ни начала, ни конца, завершение одной истории — всегда начало другой.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 10, глава 2
Ничто в здешнем мире не бывает вечно: ни вещи, ни имущество, ни отношения между людьми; даже собственное тело мы когда-нибудь утратим, что уж говорить о семье, доме, накоплениях, имуществе. Каждый человек одинок, и никому нет до нас дела; одинокими мы приходим в этот мир, одинокими его покидаем и за поступки свои должны расплачиваться в одиночку.
 
Старость, сижу на скамейке запасных, но еще притворяюсь игроком, здесь нет случайных ходов, есть только случайные, такие как я, просроченные игроки. Никто и ничто не смеет прерывать человека, устремленного в разверстую пасть смерти. Как обмануть смерть? Как остаться молодым или хотя бы казаться таковым продолжительное время?
Плыву на лодке своего тела по неуправляемой реке времени. Куда я плыву? В страну бродячих полутеней и непривередливых мертвецов, где прахом рассыпаются мечты, расчеты и надежды, где царят хаос, бесформенная материя и вечная темнота. Мне страшно, я не знаю, что ждет меня на другой стороне непреодолимой реки, впадающей в бездонный океан вечного забвения.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 7, глава 2
Мы все в этом мире бездомные странники, которые встретились однажды на постоялом дворе и, едва узнав имена друг друга, снова разошлись своими дорогами, чтобы пожинать плоды трудов наших. Душа — вечная скиталица и по природе своей чиста и непорочна, она продолжает жить, когда умирает плоть. Душа — свет, тогда как тело — ее тень; душа не имеет вещественных свойств, как свет не имеет свойств тени. Мысля себя комком плоти, душа определяет своими близкими тех, от кого эта плоть порождена или кого эта плоть породила, прочих же считает чужаками. Хотя плоть у всех одинакова, глупцы делят плоть на родных и чужих. Когда прах родных соединяется с прахом земли, это причиняет им страдания, когда же в земле исчезает прах врагов, они ликуют.
 
Сердцевина модульного комплекса, вращающего ход жизни, сбивается с ритма, густеет кровь, прерывается дыхание, замерзшие стрелки останавливаются на циферблате безвозвратности и испуганно замирают, биологический механизм, в котором я закупорен, дает сбой, внутри него что-то трескается, лопается и взрывается. Заклинивание, блокировка, обнуление системы, еще одна моя смерть.
 
«Шримад-Бхагаватам», книга 1, глава 5
Нарада: Я постиг то, как действует ворожащая сила Создателя, Хранителя и Разрушителя всего сущего, как пленит она в своих сетях чада Божьи. Лучшее лекарство от всех печалей и тревог — безропотно служить Всевышнему, это и благо для души, и ее естественная потребность. Если человек помнит о Боге, то, чем бы он ни занимался в жизни, его труд будет служением Богу. Тому, кто помнит о Боге, Господь помогает найти путь в Его царство. Всякой душе, посвятившей себя осознанному служению Богу, Он открывает Свое имя, Свой облик и Самого Себя.
 
Мне не дано постичь Тебя, Первопричину всех причин, находящегося за гранью моего бытия, моих чувств и моих ощущений. Ты — неодолимое время, мгновения - Твое оружие, которым Ты рассекаешь течение жизни, Ты внушаешь страх самому страху, а ненасытная смерть молит Тебя о пощаде. Неизменный и непостижимый, находящийся над потоком изменений, Ты везде, во всем и повсюду; Ты приводишь в движение все мироздание, наполняя его жизнью. Как судно — последнее прибежище утопающих, так и Ты — последнее Прибежище горемычных и Утешитель обездоленных, которым нет в суетном мире ни пристанища, ни приюта, ни покоя, ни умиротворения. Ты одинаково любишь всех живых существ, любишь так сильно, что порою искривляешь пространство и время, чтобы помочь каждому из нас, указывая путь к вечности, к бессмертию, к нашему родному дому. Когда любовь к Тебе потеряна, жизнь лишается всякого смысла, становится пустой и бессмысленной. Нерожденный и вездесущий Свидетель всего происходящего, Ты начало всякой жизни и Ты же ее конец; я вручаю Тебе свою судьбу.