Пляска и пределы алфавита

В лабиринте мысли, где каждый поворот сулит откровение или тупик, есть знаки, перед которыми умолкает даже самый дерзкий философ. Алфавит Бытия, разложенный мудрецами, словно карты Таро, имеет свои arcana majora, свои последние, непроизносимые буквы. Говорят, сам Делёз, мастер ускользающих смыслов, обошел их молчанием. Но тишина лишь усиливает их зов. Попробуем прислушаться к ней.
X (Тав). Последняя буква древнего иврита. Знак креста в палеографии. Альфа и Омега, слитые воедино. Конец Времен. Точка, где все линии сходятся, все вопросы снимаются, все парадоксы разрешаются… или исчезают. Это – Полнота, о которой нам знать не дано. «Не ваше дело знать времена или сроки…» Знание возможно лишь о том, что имеет конец в нашем восприятии, что ограничено нашим горизонтом. Тав – это сам Горизонт, Предел, за которым наше знание бессильно. Это X – Неизвестное. Не временная загадка, но принципиальная Непостижимость Конца, когда, как обещают мистики, «будет Бог всё во всём». Полная, ослепляющая Теофания, которая для нас, бредущих во времени, остается запечатанной тайной.
Y (Вав). Шестая буква. Гвоздь, крюк, связь. Начало. Не просто точка отсчета, но сам акт Возникновения, тот первый импульс, что нарушил предвечную тишину. Если Тав – это Конец, о котором мы не можем знать, то Вав – это Начало, о котором мы не можем сказать. Оно Невыразимо. Любое слово, любая концепция, пытающаяся Его описать, будет лишь тенью, эхом, искажением. Оно предшествует языку, предшествует мысли в ее оформленном виде. Оно – тот самый Гвоздь, на котором подвешен весь мир, та Связь, что соединяет Небо и Землю, но сама эта Связь ускользает от определения. Половинчатая Теофания – ибо мы видим лишь ее след, ее проявление в мире, но не Ее саму.
Тав (X) и Вав (Y). Два полюса времени, два края бытия, отмеченные молчанием. Неизвестное и Невыразимое. Крест (X) – символ полноты, единства начала и конца. Половина креста (Y) – символ начала, истока, связи. Мы можем лишь стоять между ними, в пространстве развертывающегося времени, пытаясь уловить отблески Начала и предчувствуя тайну Конца.
Но что лежит за этими пределами? Или до них? Каббала говорит об Айн (;;;;) – Не-Сущем, Абсолютном Ничто, которое не есть просто отсутствие, но некая иная, непостижимая реальность, предваряющая всякое бытие. И об Эйн Соф (;;;; ;;;;) – Бесконечном, Лишенном Предела, том, что не имеет ни начала (Вав), ни конца (Тав), ибо Оно – вне времени, вне всяких категорий. Но стоит ли пытаться говорить об этом? Это лишь еще большее погружение в Молчание, еще более глубокое признание пределов нашего разума и языка. Попытаться схватить Невыразимое за два его рога (Y) – тщетная затея.
И тогда возникает вопрос: если Тав – Неизвестно, а Вав – Невыразимо, что же остается нам? Как быть с хвалой? С тем естественным порывом души – воспеть Источник и Тайну? Неужели мы лишены даже этого последнего прибежища – благоговейного славословия?
Здесь кроется парадокс. Знание о Начале нам не дано, но сама пляска вокруг Него – возможна. Хоровод слов, образов, метафор, кружащийся вокруг Невыразимого Центра. В этой пляске нет знания, нет постижения сути – лишь отражение Его Славы, лишь эхо Его творческого импульса. «Слава в вышних Богу…» Слава – это не описание, это признание Величия, не требующее понимания. Это чистое изумление перед тайной бытия.
Но как петь хвалу на ноте Тав (;;)? На ноте Неизвестного Конца? Если мне неведомы все ее звуковые диапазоны, все обертоны, все октавы октав этой финальной симфонии? Могу ли я славить то, чего не знаю и не могу вообразить?
Увы. И здесь – предел. Мы можем лишь обозначить эту ноту знаком (;;), меткой на полях нашего бытия, символом тайны, перед которой благоговейно умолкаем. Мы можем славить Начало (Y) через Его проявления, через Его следы в мире, через саму возможность бытия и слова. Но Конец (X) остается за гранью нашей хвалы, как и за гранью нашего знания. Он требует иного – не песнопения, но тишины. Тишины доверия, тишины смирения перед Неизвестным.
Возможно, истинная мудрость – не в попытке разгадать X или выразить Y, а в умении жить между ними. В способности плясать вокруг Невыразимого Начала, не претендуя на знание, и в способности благоговейно молчать перед Неизвестным Концом, не впадая в отчаяние. Признать пределы своего алфавита и найти полноту не в знании букв, а в самой жизни, разворачивающейся между ними. В мире, где есть место и пляске, и молчанию.