Путешествие с Вергилием

В великом алфавите бытия, где каждая буква – ключ или преграда, литера V сияет двойным светом: Voyage, Путешествие. Но не всякое перемещение в пространстве достойно этого имени. Есть странствия ради развлечения, где путеводной звездой служит лишь мимолетное любопытство – для них не стоит беспокоить тени великих. Но есть Путь Иной – духовное паломничество вглубь себя и за пределы мира, и для такого странствия необходим проводник. Вергилий.
Кто, как не он, знаток сумрачных троп и небесных карт? Vergilius – муж (vir), чей взор проникает сквозь туманы Ада и различает свет звезд, особенно тех семи сестер в скоплении Власожар, Плеяд (vergiliae), что служат вехами на незримых путях. Он тот, кто, по слову древнего сказания, может и «звезду закатную за волосы ее повести». Подобно волхвам, узревшим Звезду на востоке, Вергилий ведет идущего по тропе, пролегающей между светилами – светилами небесными и светилами души. Ибо «каждый мужчина и каждая женщина – звезда», и истинное путешествие – это когда звезда следует за звездой, когда «звезда с звездою говорит», отражаясь в безднах друг друга.
Человеческая душа соткана из букв, но в ее алфавите всегда зияют лакуны. Ощущение этой нехватки, этой изначальной неполноты, гонит ее в путь – на поиски недостающих знаков. Кажется, что они разбросаны где-то там, во внешнем мире, за далекими морями или в забытых книгах. Но это иллюзия. Большинство возвращается ни с чем, или, обманываясь, приносит чужие буквы, не свои, пытаясь залатать ими внутреннюю пустоту. Редкие счастливцы прозревают: искомые буквы не вовне. Они затерялись в складках собственного бытия, между строк личной истории, между звезд собственной души. Истинное путешествие – не вовне, а внутрь, среди своих букв.
И тогда открывается парадокс: по-настоящему путешествует тот, кто неподвижен. Тот, кто охватил своей внутренней тишиной все внешнее движение, включил его в пламя своей интенсивности. Он подобен аристотелевскому Перводвигателю: внешняя неподвижность как гарант высшей внутренней активности. Ему не нужно перемещаться в пространстве, ибо все пространства и все буквы уже содержатся в нем, вибрируя в горниле его сознания. Он сам – точка Альфы и Омеги, интервал, в котором разворачивается и сворачивается Вселенная.
Но для тех, кто еще не достиг этой светоносной неподвижности, мир предстает кладбищем букв. Кости смыслов, разбросанные по полям истории. Путешествие становится блужданием по этому некрополю знаков, попыткой собрать из мертвых букв хотя бы одну живую. Аллеи и участки маркированы тенями прошлого, прогулка по ним – лишь иллюзия разрыва с тем, что было. Это путь Номада, Кочевника духа. Он вечно возвращается, его маршрут – череда поворотов на знакомых тропах. Его жизнь и смерть принадлежат этому кладбищу, он никогда не выходит за его ограду.
Есть ли выход? Есть ли Путь, ведущий за пределы этого круга? Да, если путешествие становится не поиском или бегством, а жертвоприношением. Не Номад, не Изгнанник, но Sacerdos – тот, кто приносит в жертву самого себя, свое прежнее "я", свои привязанности к мертвым буквам. Тогда странствие становится сакральным актом, абсолютным разрывом. Это высший тип путешествия – то, из которого не возвращаются прежним. Оно впечатывается в душу, становится частью вечной памяти (Er-Innerung), в отличие от тривиальных поездок, что стираются, как надписи на песке, уступая место забвению себя.
В этом сакральном странствии путник не один. Его ведет его собственная звезда. Одну часть пути – через сумерки и испытания – она проходит с Вергилием. Его мудрость, его знание теней необходимы, чтобы не сгинуть во тьме долины, когда правый путь утрачен. Но Вергилий, при всей своей мощи, может провести лишь до порога Рая. Его царство – круги Ада и Чистилища, пусть и необходимые для очищения, но все же – круги. Путешествие с одним лишь Вергилием рискует остаться вечным кочевьем между мраком и надеждой.
Для подлинного разрыва, для восхождения, нужен иной свет. Путеводный взор Девы (Virgo). Она – не только в конце пути, как Беатриче у Данте. Она – и в начале, как вдохновение, как та искра, что побуждает душу искать не буквы, но Свет. Ее взгляд, подобный вспышке молнии, освещает иной путь – не круговой, но прямой, восходящий. Это путь за пределы кладбища букв, за пределы кочевья.
Вспоминаются ночные Афины – теплый воздух, сияющий Парфенон, звезды над древними руинами. Красота, гармония, вечное возвращение к истокам. Хотелось бы вернуться? Возможно… Но есть еще Иерусалим. Город не столько земной, сколько небесный. Символ иного пути, иного зова. Символ разрыва. Выбор между чарующей красотой прошлого и неведомым будущим, между кружением по знакомым аллеям и восхождением по звездной тропе. Выбор между Вергилием и Девой. Или, быть может, путь в том, чтобы принять обоих – мудрость тени и сияние света – на пути своей собственной звезды?