Поезд во времени. Часть 3. Глава 17

                17

                Портфель Муссолини

  Они действительно просидели всю ночь у дивана своего сына: Джина прямо у изголовья, периодически с нежностью гладила его по голове, словно ребенка и любовалась его густыми волосами, уже тронутыми ранней сединой, а Луиджи скромно пристроился у его ног и был как всегда немногословен, а только внимательно слушал его воспоминания. Ну, а Сержио просто рассказывал о своей жизни.

- Последний раз я видел своих родителей еще до войны в нашем доме в Чивитавеккья, - тихо говорил Сержио, - я был тогда еще слишком юным и мне не нравился хаос нашей южной жизни, а тянуло сюда на север поближе к горам, где он упорядочивался влиянием сонной Швейцарии и спокойной Австрии. Так я устроился сначала горным спасателем, а потом оказался в альпийской дивизии, которая сражалась во время итало-греческой войны, где была практически полностью разгромлена в сражении на Пинда. Меня, раненого, подобрала какая-то добрая местная женщина, которая выходила меня, и после чего я окончательно возненавидел войну. Но мне все равно пришлось слишком много воевать только уже против фашизма, как нашего итальянского, так и немецкого, пока я не оказался здесь в горах Ломбардии среди гарибальдийских партизан.

   Джине и Луиджи, конечно, было интересно его слушать, но им хотелось узнать побольше о его прежней жизни вместе с ними, но, похоже, эти воспоминания выветрились из его головы после стольких сражений и ранений. Они хорошо понимали, что он не знал, что случилось с его родителями и поэтому ничего не говорит про них, но они не могли так прямо признаться, что он - их сын.

- Я рос довольно болезненным мальчиком, – неожиданно Сержио переключился на другие воспоминания, - мать постоянно со мной возилась, показывала местным врачам, возила к столичным знаменитостям в Рим, а ее сердобольные соседки, глядя на меня, постоянно перебинтованного с ног до головы, советовали смириться с моей незавидной участью. Но несмотря, ни на что, я выздоровел, и именно тогда мне захотелось уехать подальше от родных мест. У них с отцом больше не было детей, то ли я был тому причиной, то ли что-то другое, но после меня каждый раз у моей матери рождались мертвые дети, и она очень рано поседела от боли и переживаний.

   Сержио перевел свой взгляд на Джину и долго молчал, словно чего-то вспоминал, а может просто хотел сказать чего-то важное, но не мог. Наконец, он решился:
- Вы, синьора, очень похожи на мою мать, но только я запомнил ее уже седой, а вы – совсем молодая и красивая, а такого просто не может быть. Я на это обратил внимание еще в самый первый раз, когда ваш поезд остановился недалеко от Комо.

   На глазах у Джины появились слезы, она тоже ничего не могла ему объяснить, ведь совершенно не помнила, как он у них родился. Но ее материнское сердце просто почувствовало еще что-то тогда, когда увидела его впервые, уже взрослого и красивого, а уж когда он оказался в охраняемой палате немецкого госпиталя, то в этом у нее не было никаких сомнений.

-  Но зато я отлично помню, как отец учил меня плавать неподалеку от дома моих бабушки и дедушки, – вдруг неожиданно вспомнил Сержио, – мама долго не хотела нас отпускать, потому что, на побережье водился морской дракон c ядовитыми шипами. Одного нашего соседа, после его укуса, даже не смогли спасти. Мой отец тогда смеялся, что после встречи с одним таким морским чудовищем, у него на всю жизнь осталась отметина и ему больше нечего бояться.

  Сержио с трудом приподнялся с дивана и приподнял рубашку Луиджи, где в свете ночной лампы явственно виделся длинный шрам, который появился у него еще до их свадьбы. Раненый сразу побледнел и с болью откинулся на диван, а потом уставился в потолок, как будто в темноте чего-то хотел там рассмотреть. В комнате установилась неловкая тишина, было слышны только чьи-то торопливые шаги на улице.

- Кто вы? – наконец, почти шепотом, произнес Сержио, со страхом ожидая от них откровенного ответа.

    Им было, что ему сказать, особенно Джине, но они понимали, как это будет дико звучать, особенно, для израненного и физически ослабленного человека. Поэтому, Луиджи, с молчаливого согласия жены, просто сказал:
- Мы - просто Джина и Луиджи Факетти из Чивитавеккья.

    А потом, словно спохватился от ухода на прямой вопрос, стал с жаром интересоваться:
- Ты лучше расскажи нам, что с тобой произошло, после того, как тебя вывезли из немецкого госпиталя в Чернобьо? Мы с матерью за тебя сильно переживали.

  Эта неожиданная последняя фраза, которая случайно вырвалась из уст Луиджи, казалась, не должна была остаться замеченной, но поскольку Сержио долго молчал, то это было совсем не так. И тогда он спокойно стал рассказывать им, то, что с ним случилось после чудесного спасения из немецкого плена, иногда устало, иногда надолго замолкая, и им тогда казалось, что он заснул, а порой он говорил так быстро и много, что они часто теряли нить его рассказа, тем более, многого из рассказанного им, они просто не понимали.

- Какое-то время я был, еще слишком слаб, чтобы снова вернуться к партизанской деятельности, поэтому мои товарищи решили спрятать меня подальше от любопытных глаз в небольшой деревушке Медзерга, да еще недалеко от живописного озера. Там я довольно быстро встал на ноги в прямом и переносном смысле и где с волнением следил за тем, что происходит в моей родной Италии, да и во всем мире. Было ясно, что война вот-вот закончится, и немцы к нам даже не наведывались, хотя и находились совсем рядом.

  Сержио на время умолк, словно что-то вспоминал, хотя это происходило совсем недавно, может быть месяц назад, а может и того меньше. Потом он как-то оживился и стал торопливо рассказывать дальше:
- После того как началось апрельское восстание, сначала в Турине и Болонье, а потом распространился на весь север Италия, то, наконец, оно дошло и до нас. Как-то под вечер к соседнему дому подъехало несколько машин, из которых вышли партизаны, сопровождавшие каких-то важных лиц. Среди них я узнал своего товарища - командира Бено и меня пропустили в дом. Первым человеком, которого я там увидел, был Муссолини, которого закрыли в подвале дома и даже не связали ему руки. Там он вместе со своей любовницей и своими приспешниками провел свою последнюю ночь в жизни.  Он тогда про это тогда еще не знал, хотя понимал, что дни его сочтены и с ним никто не будет церемониться. Мы с Бено всю ночь проговорили о том, что ждет Италию, потому что война вот-вот должна была закончиться. Тогда-то в мои руки и попал портфель дуче с какими-то секретными бумагами, с которым тот не расставался, а хотел с их помощью выторговать себе жизнь. Помню Бено пошел спать, а я остался один разбираться с бумагами, поскольку до этого в деревне после ранения успел отоспаться на много времени вперед. Там было много чего интересного, но почему-то мое внимание привлекла тайная переписка Муссолини с премьер-министром Великобритании Черчиллем, который обращался к нему с огромным уважением и называл одним из самым великих европейских политиков.  В портфеле Муссолини эта переписка с британским премьером была не самим важным документом, но я зачем-то отложил ее в сторону, чтобы изучить ее дальше. Портфель с документами я вернул командиру Бено, которому ничего про это не сказал, да и он отнесся к ним довольно легкомысленно и даже, смеясь, сжег несколько никчемных, по его мнению, бумаг.

   - Но утром к дому подъехала машина с полковником Валерио, который слыл легендарной личностью среди партизан, и забрал у нас Муссолини с другими задержанными. Поскольку, формально я не входил в отряд командира Бено, то наблюдал за происходящим со стороны, но уже тогда я обратил внимание, что с ними приехали несколько гражданских лиц, которые разговаривали между собой по-английски.

   - Полковник Валерио со своими людьми отвел Муссолини за тот самый дом, где я скрывался после своего ранения. Мой дом находился на самом окраине села, и никто не видел, что там происходит. Я-то думал, что будет открытый суд над Муссолини и его подельниками, суд итальянского народа над фашизмом.  Но тут я услышал выстрелы и сразу понял, что там происходит. Потом полковник Валерио вернулся и что-то сообщил тем гражданским людям, словно отчитывался перед ними о выполнении их приказа. Они его о чем-то негромко спросили, и он приказал позвать командира Бено.
Тот потом мне рассказал, что эти гражданские люди были агентами британской разведки “Intelligence Service” и их интересовали секретные бумаги из портфеля Муссолини, ну и, конечно, только мертвый бывший диктатор Италии.

   Сержио, на какое время, замолчал, словно раздумывал, все ли он рассказал или чего-то пропустил, поскольку после многочисленных ранений его память часто давала сбои. Потом он уже как-то уже спокойно закончил свой невеселый рассказ:

 - Эта история так бы и закончилась, ведь через несколько дней война закончилась, и мы перебрались в Милан, чтобы уже здесь отпраздновать нашу победу и приступить к строительству новой Италии. Но уже здесь машина, на которой перемещался командир Бено, была взорвана, а он лишь чудом остался жив, поскольку в этот момент рядом находился я, и успел закрыть его своим телом от гранаты. Когда я пришел в себя, то сразу рассказал ему, что причиной покушения на него мог быть тот самый портфель Муссолини, за которым охотились англичане. Сам Бено в это не поверил, поcкольку всегда был отчаянным партизаном и командиром, но на всякий случай решил спрятать меня здесь, как тогда в деревне Медзерга. А для всех остальных я погиб во время взрыва его автомобиля.

  От вновь пережитых воспоминаний Сержио на какое-то время умолк, а потом сразу заснул, пожалуй, впервые так крепко за последнее время, да так, что Джина с любовью смотрела на него спящего, как на маленького ребенка. Как ей показалось, она не получила веских подтверждений того, что это - их сын, и она с надеждой посмотрела на Луиджи. Тот долго сидел, опустив глаза вниз, а когда их поднял, то на них появились самые настоящие слезы. За столько лет их знакомства она прежде никогда не видела его плачущим и вот такое впервые случилось. А Луиджи их и не стыдился, а только шепотом, чтобы не разбудить Сержио, произнес:

- Я сейчас вспомнил, как учил нашего сына плавать, как раз напротив дома моих родителей.

  В темной комнате было удивительно тихо и только слышалось ровное дыхание их сына. А потом по окну застучали капельки дождя, но их остановить чета Факетти уже была не в силах.

  Командир Бено был не только отважным, но и довольно осторожным командиром. Поэтому, когда начался дождь, то, несмотря на свой крепкий сон, он почувствовал, что кто-то пытается открыть входную дверь дома. Несмотря, на заполонившую весь его разум, эйфорию от освобождения и победы, он подошел к двери и осторожно спросил:

- Сhi c'e?
- La nostra. Saluti dal colonnello Valerio.

- Accidenti , – чертыхнулся про себя Бено, – нет от вас покоя ни днем, ни ночью.
   
  Последний раз он так прокололся, когда не сразу распознал в мелком торговце немецкого агента, но сейчас у него просто не было времени, чтобы исправить оплошность, поскольку он сразу почувствовал резкую боль в животе от пули.

   Луиджи первым услышал звук выстрела в коридоре и, когда в комнату ворвался какой-то человек с пистолетом руке, он, уже изрядно привыкший к темноте, ловко выбил у того из рук оружие, но неизвестный сразу бросился на него, и Луиджи ничего другого не оставалось, как выстрелить. Странное дело, но он первый раз стрелял в человека, и у него это получилось, может как раз потому, что это - был враг его сына, а значит и его враг. Но все же, он не был военным человеком и когда услышал крик жены, то не сразу повернулся в сторону другого ночного гостя, и тот разрядил свой автомат в темноту еще не проснувшейся комнаты.

  Сержио не сразу проснулся от звука выстрелов и поначалу ему казалось, что все это ему снится, тем более, совсем рядом с ним находилась та самая красивая женщина, которая закрывала его от чего-то такого, что он проспал. Он с любовью погладил ее по голове, как совсем недавно делала она по отношению к нему, и только сейчас, в слабом свете ночной лампы, заметил, что волосы у нее почему-то стали совсем седыми. И тогда сын в отчаянии произнес слово “madre”, которое утонуло в каплях дождя, которые изо всех сил начали барабанить по стеклу.


- Сhi c'e? (ит.) – Кто там?
- La nostra. Saluti dal colonnello Valerio. (ит.) - Свои. Вам привет от полковника Валерио.
- Accidenti. (ит.) – Черт побери
- Madre (ит.)  - мама