Друг Лазарь

Мы встали очень рано, ещё до рассвета, и пошли в храм. Узкие улочки старого города были пустынны. Попалось всего пару бегунов — такие же ранние, как и мы. Лавочки ещё не открылись, витрины сонно дремали за пыльным стеклом. Тёплая кипрская осень встречала нас бархатным воздухом и запахом моря. Мы с мужем прилетели на остров в погоне за летом, выбрав апартаменты в Ларнаке почти наугад, ориентируясь на простое: тепло, море, удобство. И оказалось, что всего в пяти минутах ходьбы — древний византийский Храм Святого Лазаря. Ему больше тысячи лет.

Внутри было почти безлюдно. Кроме служителей — не больше десяти прихожан. Мы сели на скамью и стали прислушиваться к звучанию греческой литургии, надеясь уловить знакомые слова. Справа от алтаря стояла рака с мощами святого, над ней — икона его чудесного воскрешения Христом. Каждый входящий подходил, припадал к раке, затем обводил храм взглядом, крестился, чинно обходил иконы — и садился. Всё было сонно, приглушённо, почти вне времени.

Служили пять или шесть пожилых мужчин. Они пели медленно, спокойно, будто делали это всю жизнь. Воздух был прохладен и недвижим.

Я сидела рядом с мужем, стараясь раствориться в этом моменте. И вдруг — всё изменилось.

Из алтаря прорвался первый луч восходящего солнца, как будто остриём рассёк тьму. Свет скользнул по проходу между рядами, как живой, и за несколько секунд залил всё пространство-от пола до купола. На иконостасе ожили лики святых, позолота на дереве заиграла, и в этот момент храм будто собрался в одно целое — стены, служители, прихожане, молитвы, время и вечность.

Я вдруг поняла, почему алтарь в храмах обращён на восток. Мне стало жаль нас, жителей больших городов, оторванных от этого чуда. Здесь, в старом городе Китионе, ничто не мешало солнцу войти в храм в самый нужный момент литургии.

Когда-то район Скала, где сейчас расположен храм, был почти необитаем, и святыня функционировала как монастырь. Даже сейчас, несмотря на застройку, лучи солнца всё ещё находили путь к алтарю. Скала и Ларнака — словно города-близнецы, выросшие на месте древнего Китиона.

Когда мы вышли на улицу, всё изменилось — как будто другой мир. Площадь бурлила, улицы наполнились шумом, запахами кофе и выпечки, ароматом ладана и цветов. Гул голосов, проезжающие машины, звон посуды из кафе. Мы присели в небольшом кафе на площади и заказали кофе. Говорить не хотелось. Совсем.

Говорят, после своего воскресения Лазарь почти не говорил и никогда не смеялся. Только однажды улыбнулся, увидев, как кто-то пытался украсть глиняный горшок:
— Глина крадёт глину, — сказал он.

Существует и другое предание. Когда-то на месте солёного озера в пригороде Ларнаки был виноградник. Лазарь, проходя мимо, попросил немного винограда, чтобы утолить жажду. Хозяин отказал и соврал, что в корзине — соль. Лазарь, в ответ на жадность, превратил виноградник в озеро — оно до сих пор солёное.

Христос называл Лазаря другом. После казни Христа, в 33 году, Лазарь бежал из Иерусалима, спасаясь от фарисеев, и прибыл по морю в Китион. В течение 18 лет он был епископом христианской общины (45–63 гг. н.э.). После второй смерти его погребли там, где сегодня возвышается храм.

В древности в день Святого Лазаря, накануне Вербного воскресенья, дети с пальмовыми ветвями обходили дома прихода. Во главе шёл мальчик в образе святого — украшенный маками и дикорастущими маргаритками, которые на Кипре называют лазарос.

В 70-х годах XX века во время реставрации храма были найдены частицы мощей Лазаря. Основные его мощи, согласно хроникам, были перенесены в Константинополь в 890 году. Но то, что здесь осталась хотя бы часть — свидетельство подлинности и бережности веры.

Мы с мужем захотели увезти с собой память, частичку этого света. Решили купить икону Лазаря для нашего московского храма.

От пищи духовной — к хлебу насущному.

Утренние прогулки стали для нас привычкой. Иногда — на раннюю службу, иногда — просто к морю. Брали кофе и садились на набережной, наблюдая за прохожими.

На рынке покупали овощи, зелень, фрукты, яйца — всё местное, всё настоящее. Однажды захотелось мяса, и мы отправились искать мясную лавку. Плутая по узким улочкам, случайно набрели на маленькую иконную мастерскую.

За стеклом, в полумраке, женщина писала икону. Видно было лишь её профиль, кисть, медленные движения. Мы зашли. Она подняла глаза, улыбнулась.

— Джоанна, — представилась она. Высокая, стройная гречанка с прядями седины в тёмных волосах. Писала иконы всю жизнь, в византийской традиции.

— Мы ищем икону Святого Лазаря, — сказал муж.

— Остались только принтованные, шелкография. Хотите, покажу?

— А рукописные?

— Разве что… если я напишу вам сама.

Мы переглянулись. Конечно, да.

Через неделю мы вернулись в мастерскую. Джоанна вручила нам икону — тёплую, живую, как будто родную. Мы отнесли её в храм и освятили у раки с мощами. Храм оказался буквально за углом.

Сидя в самолёте, я смотрела в иллюминатор и думала: за этот месяц я приобрела многое. Я возвращалась домой, безусловно отдохнувшая, и душой и телом. Но главное, как будто в моей жизни появился ещё один друг — Святой Лазарь. Друг Христа. И мой.




* использованы факты, упомянутые в рассказе Иеромонаха отца Сафрониуса Михаелидеса