Восемь. Глава 1

***Для тех, кто читал ОБМ, это Полянка, глава1.
Отредактированная и немного дополненная версия.

Петя шёл по улицам города, освещённым мерцающим светом, который проникал сквозь прозрачные стены кафе с меткой "Кругляш". Фонтаны в центре площади переливались разноцветными огнями, и среди этой световой симфонии Петя заметил Аву Стаса — танцующий белый скелет с трубкой, словно выпавший из картины древних легенд. Панели кафе, переливались красками по времени суток, приглашая прохожих отдохнуть в их уютном плену.




Сидя в мягком кресле, Петя заказал себе кофе через барную систему. В воздухе разливался аромат свежезаваренного кофе, смешанный с нотами экзотических фруктов и сладкого десерта




Музыка вплеталась лёгкими потоками звуков в неровные нити разговоров, смех и радостные возгласы завсегдатаев.




Стас — молодой парень с яркими зелёными глазами и стрижкой, как у героя из картины о позапрошлом веке. Ему было двадцать пять лет, и его одежда, словно хамелеон, меняла цвет в зависимости от настроения, оставаясь всегда серебристой в его случае. На ногах нечто, что принято называть "летунами" — устройства, которые служат для перелётов по городу, свободно паря над землёй и избегая тесноты городской суеты.

Стас вскинул руку в дружеском приветствии:




— Привет! Как дела?




Петя радостно ответил:




— Привет! Всё чудесно! Как твои новые летуны?




Стас с удовольствием начал рассказывать о своих воздушных приключениях, но быстро сменил тему:




— Лерка в больнице. Как и Машка перед исчезновением, говорит, что видит ужасы и тела в язвах. Что ты с ними творишь? Она просила тебя навестить...




Эта новость неприятно резанула Петин слух.




— Ничего не делал. Ни с Машкой, ни с кем другим.




— Восьмая, понимаешь? — мрачно заметил Стас.




Петя, стараясь осмыслить происходящее, ответил:




— Да я тут совершенно ни при чём! Виделись всего пару раз.




Стас не унимался:




— Это для тебя "пару раз", а они уже путешествуют с тобой в другие галактики...




— Я не отвечаю за чужие фантазии! — вскрикнул Петя хмуро.




Стас обеспокоенно продолжил:




— Ты всегда влиял на женский ум. Но теперь они пропадают. Это серьёзно.




— С чего вдруг тебя это волнует? Кто ты? Инспектор?




— А хоть бы... кто? Но скоро кто-то придёт. Говорят, уже интересуются.




— На каком основании? Я вообще связи не вижу!




— Лучше разобраться самим. Ранее они не исчезали. Что случилось?




Петя почувствовал подзабытую боль в запястье, а памяти промелькнули изгнанные образы.




— После одной встречи странной это началось... — глухо произнёс он.


Петька шел по осенней полянке, любуясь ее золотистым сиянием. Высокие травы, кажется, такие мать называет "злаковые", доставали ему до груди, а роста парень был высокого. Петя негромко смеялся просто от хорошего настроения и бил по густым тяжелым травам руками.


Травы расступались перед ним. Парню нравилось, что трава влажная, что сопротивляется ему. Ему нравились натуральные явления природы: вроде заката или рассвета, или радуги, особенно, когда ныряешь под нее на летунах. Шел семидесятый год века, в котором сбывались самые смелые мечты людей шумного и грязного двадцатого столетия, а также переходного столетия двадцать первого, когда люди только привыкали к виртуальной реальности. А Петьке шел двадцать второй год. Он с отличием закончил институт и слил самые яркие моменты веселой пирушки с друзьями в Канал. А эту поляну он сольет туда же... Петя замер, немного зажмурившись. Такой вид! Темное тяжелое небо мохнатым брюхом нависло над просторной поляной, а солнце во всю мощь светило откуда-то снизу, падая в последней вспышке уходящего дня за еловую темно-зеленую кромку леса. Петя потянул было руку к виску - там находилась кнопочка устройства (называлось Смарт по именам устройств этого типа прошлых поколений), с которым в семидесятые годы молодежь не расставалась даже во сне, а младенцы уже, как вещали на ОфицКанале (ОК) вечно всем обеспокоенные психологи, делали свои первые шаги. Его пронзила странная мысль - а надо ли и это сливать в Канал? Оставить себе. Лично себе. И это будет его персональное воспоминание.


Пораженный красотой природы и сумасбродной идеей, Петя замер, улыбаясь сам себе. Его улыбка была лукавой, как и продолговатые серые глаза, похожие, по уверению мамы, на листочки. И вдруг он увидел ее. Женщину непонятного возраста - а попробуй разбери этих мадам, теперь до глубокой старости, то есть годов до ста двадцати люди выглядели молодо.


Однако мадам была очень красива, и он замер, уставившись на нее во все глаза. Теперь красотой удивить кого-либо было сложно - красота женщины, да и любого уважающего себя мужчины, зависела больше от фантазии и вкуса, чем от природных данных. Так вот: Петя, да и не только он, а любой молодой парень с мозгами и безупречно работающими гормонами, умел отличать настоящую красоту от искусственной, как, впрочем, и возраст красотки.


Пете почему-то подумалось, что этой женщине больше ста двадцати лет. Это он чувствовал и потому обмер от инстинктивного страха - взрослые мадам ох как любят молоденьких мальчиков - но осознавал он еще и то, что ее красота нисколько не искусственная. Ну ни капельки. Как такое вообще может быть? Ну хорошо, и мать его тоже не очень злоупотребляла новыми методами омоложения, но в свои семьдесят пять выглядела очень здорово, потому что от природы красавица. Однако... Эта женщина превосходила всякие мыслимые фантазии. Волосы у нее были золотистые, как будто из света падающего за ели солнца сотканные, а синие глаза такие темные, что казались черными. Черными были и ее некрашеные ресницы и изящные дуги бровей, на высоких мраморно-белых скулах мерцал бледный румянец, похожий на отсвет лепестков свежей садовой розы, грудь крепкая, большая, но не огрублявшая безупречной тонкой фигуры... Талия в обхват его руки или... да не важно. Не смог бы Петька ее описать и, говоря по правде, даже и не пытался. Он больше любил активное время препровождение, а не прозябание в фэндомах для закомплексованных девиц. Он лишь тщился справиться с дыханием, а еще он вдруг с ознобом сообразил, что женщина любуется им. То есть стоит перед ним и смотрит во все глаза, не хуже, чем он на нее, только взгляд ее был пронзительным, будто она хотела его втянуть в себя. Петьке захотелось закричать и бежать, но его ноги словно завязли в золотистой траве проклятой полянки.


- Не бойся, - сказала женщина и улыбнулась.


Она явно постаралась смягчить свой взгляд и теперь плавно приближалась к Пете, у которого голова кружилась, а ноги его все не слушались.

- Смотри, это ты. Можешь забрать себе.


Она протянула ему мыслеснимок (Мысл), который обычно мыслеслив (Слив по-простому) делает.


- Навек бы остался таким хорошеньким, - с улыбкой произнесла женщина. – Но…


Она задумчиво прикрыла глаза каким-то нереально соблазнительным движением и протянула к пылающей щеке Пети руку. Он теперь к ужасу своему почувствовал, что еще и испытывает настоящее и сильнейшее возбуждение.


«Я пропал… Теперь она… Она что? Что они с нами делают? Ну возьмет себе поиграть… Наплевать… Даже приятно, дурак, что трясешься! Нет!!!»


- Станешь еще краше, как поумнеешь, малыш, - то ли прошептала, то ли промурлыкала она.


Женщина с улыбкой погладила его по скуле, опушенной нежной рыжеватой растительностью. И… Когда Петя решил, что сейчас потеряет сознание и от этой мысли даже немного успокоился, она шепнула нечто вроде: «Меркурий и Гевура… кто бы мог подумать?» и исчезла. То есть совсем. В руках у него остался Мысл. Такими он и сам наполнял свой Канал, но этот в самом деле отличался неуловимой оригинальностью. Петя любил свое отражение. Очень. Свои Мыслы он тоже любил, особенно те, которые делали друзья и особенно влюбленные (почему-то не так сильно и не так надолго, как хотелось бы ему) девушки. Но этот Мысл словно заново открывал ему самого себя.


И вроде ничего особенно нового он не нашел в любимом себе. Никуда не делись недостатки – тонкие, точеные черты были не совсем симметричны, мелкие заметные в лукавой улыбке зубы не слишком ровны… Пара едва различимых щербинок (результат его полета с высоты радуги на неисправных летунах) на этом Мысле оказалась видна, хотя он прятал их под аккуратной бородкой, едва возраст позволил ему таковую иметь. И все же… Загадочная незнакомка сумела запечатлеть то выражение его лица, которое очаровывало на первых порах девушек и привлекало к нему людей. Это была пока еще мальчишеская красота, безусловная, яркая. Каждая его черточка, поворот головы, прищур продолговатых, в самом деле похожих на листики глаз – все вместе создавало впечатление ослепительного всплеска энергии – каким-то восхитительным образом и властной, и кокетливой.


Одна часть его натуры была виной тому, что он довольно долго еще любовался сам собой, забыв о пережитом ужасе. Другая же часть его наконец как-то цинично и горько скривила губы, и он зашагал домой.