Поезд во времени. Часть 3. Глава 18

                18

                Адам и Ева

   Прошло уже несколько дней, как Джина и Луиджи сели на проходящий товарный поезд, чтобы отправиться на розыски своего сына. Орлов с Жанной остались в поезде совсем одни, но им было хорошо вдвоем: каждый день они отправлялись в уютный ресторанчик этого маленького затерянного городка, где с аппетитами ели и пили и даже по вечерам танцевали вдвоем под звуки старого граммофона. Иногда они гуляли по живописным окрестным местам, где по склонам гор, покрытым диковинными деревьями и кустарниками, спускались горные речки и водопады, а в самом низу блестело маленькое почти сказочное озеро с невероятно прозрачной водой. Они раздевались догола и купались в нем вдвоем, как в тот первый раз на озере Комо, когда дали волю своим чувствам. Они были совсем одни, и никто им не мог помешать, искренне радоваться жизни и, только повидавшие много на своем веку кипарисы, пальмы и магнолии, удивленно качали своими ветвями и цветами. Странное дело, но тут совсем недалеко жили люди, которые словно не замечали всей этой райской красоты, а, может быть, просто не хотели мешать чужому счастью.  Но каждый вечер они возвращались в свой вагон, хотя можно было остановиться в каком-нибудь отеле в этом чудесном городке или найти себе что-нибудь и получше. Но поезд их, молча, встречал, так и не пытаясь куда-то тронуться с места, словно в этом не было никакой необходимости, ведь они находились в самом настоящем Раю, как библейские Адам и Ева.
 
   Они не размышляли о будущем, не строили никаких планов, а зачем, раз им и так тут было хорошо вместе. Но раз они возвращались в свое купе, то, значит, еще на что-то втайне надеялись, ведь можно было тут остаться вдвоем навсегда и никогда об этом потом не жалеть. Но все же, как бы хорошо им здесь не было, рано или поздно, наступает пресыщение от голубого неба и прозрачной глади озера, от пьянящего запаха этих альпийских лугов и волшебной красоты загадочного леса. Хорошо попасть в рай, но нельзя в нем долго находиться еще при своей бренной земной жизни.

   В маленьком ресторанчике у Альберто, куда они приходили неоднократно уже который день, они были самыми желанными гостями, хотя поначалу на них смотрели довольно косо, узнав, что они каждый вечер возвращаться назад в какой-то туристический поезд, который, похоже, навечно застрял на маленькой станции неподалеку отсюда. Что мешает им, молодым, красивым и богатым, (а у этого русского, похоже, денег куры не клюют, ведь не зря его спутница называет его - “мой граф”)? Тем более, только что закончилась самая страшная война и можно отсюда уехать, куда угодно, ну, пусть не в Европу, так в Америку.  Как-то раз они поднялись на небольшую вершину, из которой вниз причудливо спускался красивый водопад, и Жанна поинтересовалась, что там находится выше, практически под самым небом, и граф просто ответил: Ломбардия.

- Я никогда там прежде не была, – виновато произнесла Жанна.

  Уже потом, когда они снова танцевали вдвоем в ресторанчике под звуки старого граммофона с пластинкой чудом сохранившегося здесь хита 1911 года, Орлов, смеясь, предложил ей:
- А не съездить ли нам с тобой в Милан, мы ведь туда так и не добрались, а тут совсем недалеко?

  В знак согласия Жанна только теснее к нему прижалась, но в этот самый момент они отчетливо услышали далекий паровозный гудок, который бы они знали из тысяч таких подобных.

   Несмотря на то, что в последнее время они только и мечтали о том, чтобы остаться в поезде вдвоем, но когда это все-таки произошло, то им стало как-то непривычно. Поезд медленно набирал ход, и за окнами мелькали веселые придорожные огоньки, которые как будто игрались с ними, то приближаясь, то стремительно убегая куда-то вдаль, чтобы через какое-то время снова появиться рядом. В вагоне привычно не хлопали двери купе, никто не выходил в коридор, чтобы подышать свежим воздухом из открытого там настежь окна. В их купе никто осторожно не стучался, чтобы позвать Орлова выйти покурить в тамбур или просто пошептаться. Они стали уже забывать своих прежних попутчиков, с которыми проехали вместе столько тысяч километров за каких-нибудь сто лет. Их больше уже не пугали тоннели, в которые периодически нырял их поезд, чтобы через несколько минут вновь оттуда выбраться и продолжить свое движение. Они даже не знали, где сейчас находятся, и какое время за окнами их поезда. Их теперь даже не пугали кратковременные остановки, которые раньше вызывали у них тревожное ожидание, что они вновь могут оказаться в таком месте и в таком времени, которое бы просто не помещалось в их влюбленных головах. Но как бы им не было сейчас хорошо вдвоем, где-то в глубине души у них еще теплилась надежда, что поезд, в конце концов, доставить их туда, где бы они хотели оказаться. Ведь они добровольно отказались от места, которое приняли за райский Эдем, и сами решили его покинуть.

  Поэтому, когда окна поезда вдруг сразу осветили тысячи огней, они сразу поняли, что куда-то, наконец, приехали и им все же придется покинуть поезд, который остановился на каком-то большом вокзале, а когда они вышли на лестницу вагона и на какое-то время в нерешительности остановились, то своим знакомым  паровозным гудком, тот словно приглашал их сделать эти несколько шагов на землю. А когда они оказались на платформе железнодорожного вокзала, рассматривая стены и красивый дебаркадер, то осторожно, чтобы они не передумали, поезд двинулся куда-то дальше.

   Несмотря на то, что само здание вокзала возникло перед ними, словно призрак на их пути, Орлов сразу его узнал. Еще несколько лет назад он останавливался здесь после посещения, недавно открытия грандиозного Симплонского тоннеля и находился под сильным впечатлением от увиденного. Знал ли он тогда, что вновь окажется тут, а сами тоннели превратятся для него в терра инкогнито, по которым он будет столько колесить в неопределенности и неизвестности. Да, это - был старый Миланский вокзал, построенный еще в середине прошлого века, и было бы странным, если бы это было не так, ведь он сам недавно предложил Жанне посетить Милан, хотя планировал это сделать давно, еще, когда они скрылись в том самом тоннеле, из которого они до сих пор не могут выбраться уже столько времени.

   Они оказались на площади перед вокзалом и, первое что удивило, Орлова было непривычная тишина, а ведь обычно она была заполнена шумной толпой пассажиров, конными повозками и звуками автомобильных гудков. Странное дело, но, пожалуй, впервые за последнее время его не интересовал вопрос: какое тут сейчас время?

   Неожиданно рядом с ними остановился, похожий на карету, автомобиль и немолодой водитель услужливо открыл для них дверцу.

- Per favore, до “Ла Скала” – приказал граф, когда они вместе с Жанной удобно устроились на заднем сиденье автомобиля.

  Именно так он отдавал распоряжения водителю, когда в последний раз оказался тут вместе с …, впрочем, неважно с кем. Итальянец как-то странно на него посмотрел, как будто впервые слышит это название, но в ответ только недоуменно пожал плечами, и осторожно завел мотор.

   Машина медленно двигалась по хорошо знакомым Орлову местам: вот район Порта-Гарибальди с обычно оживленной улицей Корсо-Комо с художественной галереей Фонда Соццани.  Потом мимо проплывали сады Индро Монтанелли с Королевским Дворцом – Виллой Реале, некогда резиденцией Наполеона Бонапарта, и вот они пересекли Корсо-Буэнос-Айрес – самую длинную торговую улицу города, но и она сегодня была не слишком людной. Что же, итальянцы – люди культурные и, наверное, они собираются в оперу.

   Молчаливый водитель, совсем не похожий на обычно жизнерадостных итальянцев, неожиданно остановил машину и лишь взглядом показал куда-то в темноту улиц. Если бы он этого не сделал, то Орлову даже бы не пришло в голову, что они приехали к площади перед театром. Здание уныло погрузилось в темноту, хотя еще не наступила ночь, и только сейчас граф заметил, как сильно оно от чего-то пострадало.

- Театр подвергся воздушной бомбардировки и уже два года, как находится в таком плачевном состоянии, – пояснил водитель.
- А спектакли здесь идут? – зачем-то спросил Орлов и сразу осекся, словно понял всю неуместность своего вопроса.

   Водитель криво усмехнулся и, ни слова не говоря, снова завел свою машину, и они остались совсем одни на площади перед полуразрушенным театром. Только одинокая статуя Леонардо да Винчи грустно виднелась на фоне почерневшего от скорби неба. Но водитель все же, ошибся: неожиданно со стороны здания раздались звуки музыки, а потом мощно вступил мужской хор.

- Это - вступил хор рабов-иудеев из оперы Верди “Набукко”, – сразу вспомнил Орлов: ведь именно эту оперу он слушал здесь в свой последний свой приезд, а они были сейчас единственными слушателями на Пьяцца делла Скала.

  Жанна покорно, словно маленькая девочка прижалась к графу, и была просто безмерно счастлива от того, что, наконец, осуществилась ее давняя мечта попасть в знаменитый театр, чтобы послушать оперу, да еще в объятиях любимого человека. Они были готовы так слушать музыку хоть целый вечер, но в вечерней тишине раздался звук похожий на звучание бича пастуха или надсмотрщика за рабами, который был чем-то сильно недоволен. Вместе со странным звуком Орлов вдруг почувствовал острую боль в руке, которую он положил на плечо доверчивой Жанне, и хотя она была всецело поглощена музыкой, но все же его боль мгновенно передалась ей, и она испуганно произнесла:

- Граф, у вас идет кровь.

   Прежде чем обратить внимание на побочные моменты ночного прослушивания, Орлов вдруг обратил внимание, как от пьедестала памятника отделилась фигура, но это – был явно не один из учеников великого да Винчи. Фигура открыто двигалась в их направлении и, хотя на площади было довольно темно, но в свете одинокого фонаря в руке неизвестного отчетливо можно было разглядеть пистолет, который тот направил в их сторону.
   
  Поначалу Орлову хотелось закричать: синьоры, что вы делаете, вы нас с кем-то спутали? Мы только несколько часов назад приехали в ваш город, чтобы послушать оперу, и здесь никогда не знаем. Но на площади перед знаменитым театром даже великая музыка была бессильна защитить их от обычного пистолета и, едва успев схватить Жанну за руку, они бросился к зданию театра.

   Орлов даже не помнил, сам ли открыл входную дверь в театр, или она и до того уже была открыта, но когда они оказались внутри здания, то над их головами больше не свистели пули и, им казалось, что они находятся в полной безопасности. В помещении театра царил полумрак, освещаемый лишь тусклыми ночными светильниками, а некогда роскошное фойе театра представляло из себя унылое зрелище из остатков камней и строительного мусора.

    В театре явно никого не было, хотя еще совсем недавно отсюда доносилась завораживающая музыка и громкое пение, которое они приняли за обычную репетицию, поэтому и замерли в немом восторге там на площади.  Сначала от всего произошедшего, Жанну трясло, как тогда после воздушного налета в Сен-Деми, но вспомнив про кровь на плече Орлова, она достала из своей сумочки платок с вензелем PD и умело, как будто она занималась этим всю жизнь, начала перевязывать графу рану.  А того продолжать мучить один вопрос: что это такое было, кому они здесь могли не угодить? Слегка поразмыслив, Орлов все же пришел к выводу, что нападение было случайным, просто нечего бродить по ночному городу, да еще и непонятно, в каком они сейчас находятся времени.

   Немного придя в себя, Орлов предложил Жанне подняться по главной лестнице, которая когда-то его восхитила, но сейчас в почти в полной темноте это выглядело довольно странно, но девушка с радостью согласилась, как будто их неожиданное приключение могло заменить ей ночные кошмары, от которых она долгое время страдала.

   Они осторожно прошли мимо закрытых дверей, которые вели к некогда роскошным ложам, но сегодня те были закрыты, и только возле одной из них в коридор проникал слабый свет. Вначале Орлов подумал, что свет пробивается из самого зала, от которого ровным счетом ничего не осталось, поскольку крыша рухнула, когда сюда попала безжалостная бомба. Но он ошибался: ложа, окруженная зеркалами, открывала вид на зрительный зал с ярусами лож и даже огромную сцену, которая поражала своими размерами. Они удобно разместились в ложе, словно пришли на вечерний спектакль, что там у вас сегодня тут дают, синьоры: ну, Набукко, так Набукко. Они были так увлечены своей фантазией, что даже не сразу услышали, как у них за спиной раздался чей-то недовольный голос:

- Что вы тут делаете, синьоры, театр давно закрыт и откроется только после полного восстановления?
 
   Ночной смотритель театра поначалу с недоверием отнесся к их рассказу о ночном нападении на них прямо на безлюдной площади перед театром, но видя их вежливость и миролюбие, немного оттаял, хотя никак не мог поверить, что двери в театр могли быть так легкомысленно открыты.

Per favore (ит.) - пожалуйста