Кукла

- Папа, купи мне куклу, - попросила Оля.
Кукла смотрела на нее с полки в магазине игрушек большими голубыми глазами. Платье на ней было надето богатое, все в кружевах, а на голове - длинные волосы. Это ж можно ей прически разные делать. Отец нехотя что-то промычал невразумительное.
- Купишь? - Оля не теряла надежды.
- Нет. Ты же знаешь, скоро у тебя будет братик или сестричка, и нам сейчас надо экономить.
“Мычит как корова, баран, - зло подумала Оля, - если нет денег на одного ребенка, зачем заводить второго?”
Она в изнеможении закрыла глаза. Казалось, что весь мир вокруг нее, десятилетней девочки, утонул в темноте.

Родилась сестричка. Все внимание родителей переключилось на младшую дочь, которая плакала, не уставая, круглые сутки. Повзрослеть старшей сестре пришлось сразу, в один день. Собственно, день рождения сестры стал для Ольги последним днем детства. Родители занимались новорожденной малышкой. Мать после родов долго не могла оклематься. Оля все чаще оставалась одна.
“Замечают меня когда им нянька нужна”, - иногда с грустью, иногда со злобой думала девочка. 
Денег, по-прежнему, лишних не было, а младшая дочь часто болела. Мать выбивалась из сил. Но потом как-то наладилось все. Ребенок подрос. Отношение к младшей дочери так и сохранилось как к маленькой, “младшенькой”, слабенькой.
Ольга не находила себе места от злости. Скоро злоба стала ее постоянной спутницей. Злоба и зависть. Все лучшее доставалось сестре. Все внимание и вся любовь.
“Я им будто и не человек вовсе”, - растравляла себя Оля.
Как назло, девочка, которую все звали не иначе как Ирочка, была добра и отзывчива, делилась всем, что у нее есть и ластилась к старшей сестре. Почему-то это бесило еще больше. “Будешь тут хорошей, когда вокруг тебя круглые сутки хороводы водят. Ты бы в моей шкуре пожила денек”, - думала Оля. Что это была за “шкура” и почему в ней невозможно жить, она и сама толком объяснить не могла.
Иногда, конечно, отводила душу. Пакостила проклятой “Ирочке” как только могла. Но исподтишка. В открытую - никогда. Привлечь, как говорится, было ее не за что. Тем и неожиданнее было нападение самой Ирочки, которую Ольга и за умную-то никогда не держала. Было это на пятнадцатом дне рождения Иры. Родители то ли премию получили, то ли еще что, но решили отметить с “размахом”. Накрыли шикарный стол, пригласили родню. Оля и идти-то не хотела: она давно жила с мужем и сыном отдельно. Отношения с мужем складывались кое-как, но и домой не тянуло.
 А тут Ирочке, значит, в честь первого серьезного юбилея разрешили выпить вина. Девушка раскраснелась, опьянела моментально, повеселела. Слушать ее заливистый смех было Ольге невмоготу. Она  ничего особенного-то и не сказала: дескать платьице у тебя очень хорошее, совсем скрывает, что ты ужасно костлявая. Ну, или что-то в этом роде. Она и весь день поплевывала ядом в сторону Ирочки, а если что, можно сказать, что шутка это, дескать, чувства юмора у тебя нет. И все.
 Но в этот раз пьяная дурочка взбеленилась. Мгновенно радостная   полу-улыбка сползла с ее юного, красивого лица, глаза наполнились слезами и она как закричит (как припадочная, - подумала Ольга): Ты всегда так! Всегда!! Ты только оскорбляешь и оскорбляешь!!!  Никогда ни разу ничего хорошего не сказала!! Ты и за дурака-то замуж вышла только чтоб он тоже, вслед за тобой, на меня нападал!!! Умный-то не обижал бы девочку! Умный-то и жить бы с тобой не стал!
И еще много всякого наговорила. Криком. Потом истерика, плач, убежала в свою комнату. И за кем, как вы думаете, побежали следом родители?  Ольга как сжала челюсти, так только дома удалось разжать, да и то не сразу.   Неделю Ольга думала, что ей тогда надо было сказать, что сделать… Бессильные и мелкокалиберные планы мести изнуряли и сводили с ума. Выплеснуть ненависть требовалось обязательно. Особенно поразило Олю, что муж у нее, и правда, дурак дураком. И замуж она вышла за него именно поэтому. Права оказалась проклятая коза Ирочка. А еще проклятая коза замечала все: все оскорбления, манипуляции,  подлости и пакости. Только боялась раньше сказать.
“А теперь, небось, у нее поганый рот не закрывается. Все родителям докладывает. Будут ныть какая я плохая”, - думала Ольга. И не находила, не находила себе места от злости.
 Ненависть нашла себе выход совершенно неожиданно. Трехлетний сын ее, Антошка, опять, как часто бывало, заныл-заплакал чего он хочет, а чего не хочет.
- Хотю, хотю, - все повторял капризник.
- А я тоже много чего хотела в детстве, да ничего не получала, - вдруг подумала Оля и стала Антошку бить. Как черный провал какой в сознании случился.
Кто-то налетел на нее, отобрал полуживого ребенка, врезал ей оплеуху, она с остервенением бросилась на “обидчика”...
Окончательно очнулась Оля в какой-то клинике, в палате со страшными на вид лунатиками. Оказалось, сумасшедшие.  И ей тоже давали таблетки и говорили когда спать, когда просыпаться и когда есть.
Три дня Оля не могла опомниться от странного поворота судьбы, а потом решила убежать из отвратной клиники, где постоянно воняло какой-то падлой. Решила и сделала. Во время обеда, когда двери часто бывают открыты, а присмотра почти никакого, Ольга быстро побежала по коридору , а потом полетела как птица. Полы ее халата развевались за ней как крылья. Спасительный проем двери был уже близко, сзади что-то кричали дуры-санитарки, когда полет внезапно оборвался… И наступила темнота.
Дебил Гаврюша был очень здоровый, а больше ничего примечательного в нем и не было. Каждую осень он сам приходил в клинику из деревни, зимовать. Его все знали, охотно принимали, так как он брался за любую тяжелую работу, никогда не уставал и был благодарен, что кормят.  Санитарки его обожали и украдкой подкармливали сладостями. В тот день он вез на каталке еду для слабых и лежачих, видит несется на него сумасшедшая с радостным визгом, а санитарка Любочка кричит: Держи, держи. Что ж, чего легче, чем взять стул и отправить его в полет навстречу бегущей Ольге.   

 И снова Ольга проснулась в палате, голова ворочалась на шее с острой болью, а челюсть тупо ныла. Руками она нащупала конструкцию на лице и в первый момент испугалась. Потом потихоньку встала с кровати и, пошатываясь, пошла исследовать новое место обитания. Не психушка и слава богу. Какая-то другая больница. В туалете  нашлось зеркало, и Ольга увидела ужасный каркас вокруг своего лица, металлические спицы, еще что-то, уцелевшие зубы были стянуты  специальными нитками. Вокруг глаз бугрились тяжелые опухоли всех оттенков темного фиолета. Ничего страшнее Ольга не видела никогда, даже с учетом фильмов ужаса.
 Так даже еще лучше, - подумала Оля,  и ее стало корчить от безумного приступа смеха. Мозг пронзила невероятная боль, идущая от разбитой челюсти и девушка почти перестала смеяться, только стонала, стоя на коленях на полу туалета.
 Потянулись тяжелые дни. Оля полюбила сидеть на подоконнике, смотреть вниз с четвертого этажа. Пейзаж поздне-осенний открывался безрадостный. Все такое серое, серое и немного черного. А там, за берегом с пожухлой травой блестело металлом озеро. И мостки такие, уходят почти до середины этой ямы, залитой водой, а сами разломанные, страшные, и серые, серые, серые. “Как мое ожидание”, - думала Оля. Ее никто не навещал.
 Через две недели Оле надоело ждать. Однажды утром она просто вышла из здания в тяжелом больничном халате и больничных же тапках, поминутно спадающих с ног. Ее никто не остановил и даже не окликнул. “Чай, здесь не психушка, всем до лампочки. Да и не ждут от меня побега. Хех, куда мне бежать?”
На улице надоевшие тапки она сбросила с ног и приятно удивилась ледяной земле. Вода в озере тоже казалась адски холодной. Подойдя к мосткам, девушка поискала глазами камень, потом бросила это занятие. “А, к черту камень”, - снова захотелось смеяться сильно, истерически. Громко, болезненно застонала. Потом разбежалась по кривым мосткам и с разбегу, высоко подпрыгнув, ухнула в воду. Намокший тяжелый халат сыграл роль камня, даже еще и лучше. Мигом потянул на дно. Оля некоторое время парила в воде, раскинув руки, а когда ноги коснулись мерзкого, склизкого дна, сильно и с наслаждением вдохнула…

 Ольга открыла глаза. По затылку, шее, спине ручьями тек пот. Эти погружения в свое недалекое будущее с каждым разом становились все труднее и труднее. Сердце колотилось бешено. Кукла с полки смотрела на девочку сочувствующе.
- Папа!!! Купи мне куклу!
Олин отец обернулся и вскрикнул. Из его рук выпала погремушка и поскакала по нечистому полу магазина. От расширяющихся зрачков глаза  дочери казались абсолютно черными, а лицо, наоборот, стало белее снега. Как сомнамбула подошел мужчина к полке, спросил: эту? схватил куклу и пошел к кассе. Несколько минут спустя, Оля, прижимая к себе голубоглазую куклу, оказалась на крыльце магазина. Глубоко вдохнула чистый холодный воздух. Серый ноябрьский мир был не так уж и плох.

Спустя неделю Олина мама поскользнулась и упала с лестницы, потому что какая-то недотепа обильно разлила на ступеньках подсолнечное масло. На жалобные крики женщины прибежал сосед и вызвал скорую. Сломанную руку починили, а вот ребенка спасти не удалось.   

 Еще пару дней спустя Оля сидела на подоконнике в своей комнате и смотрела вниз с четвертого этажа. Знакомая с роду улица внизу весело заметалась первым снежком, становилось так белым-бело и красиво, чисто, светло. Напротив девочки сидела кукла в красивом кружевном платье и внимательно слушала  рассказ:
- … а врачи сказали: следующая беременность только через пару лет, не раньше. Ну, знаешь ли, за пару лет много воды утечет. Может еще и передумают… Главное знаешь что?
Кукла не знала.

- Главное, мы вернули мне мою жизнь.
Девочка сползла с подоконника, подошла к кровати, уткнулась лицом в подушку и сильно, содрогаясь всем телом, захохотала.