Человек или прокурор?
Александра Рошаля я знал очень даже хорошо, и влияние на мою жизнь он оказал немалое. Будучи одним из самых молодых в СССР, но далеко не самым слабым шахматным мастером, он был и директором шахматной секции Дворца пионеров (впоследствии - шахматная школа олимпийского резерва на Воробьёвых горах), когда я туда пришел в первый раз.
Шахматистом третьего разряда, где-то через год, я соблазнился призывам в шахматную школу Центрального шахматного клуба на Гоголевском бульваре. И был туда принят по итогам испытания (ничья в сеансе одновременной игры с опытным экзаменатором). А еще через год был выгнан. За детские шалости и невнимательность на занятиях. Со слезами на глазах, я вошел в кабинет директора ЦШК, Батуринского Виктора Давыдовича. Сказать что больше не буду. Не открывая взгляда от бумаг на столе, он молча указал мне рукой на дверь.
Со стыдом я вернулся на Ленинские горы. Александр Борисович сказал: Другого бы мы обратно уже не взяли, но Игоря возьмём. Чемпионом он не станет, но шахматист настоящий.
Александр Борисович стал студентом МГУ в один год со мной. Мы встречались в университетском шахматном клубе, на командных соревнованиях. Я играл на первой доске психологического факультета, одного из самых слабых там. А он, не на первой, зато, в одной из сильнейших команд. Факультета журналистики.
Лет через двадцать, довелось мне поработать верстальщиком в периодическом шахматном издании, возглавляемом Рошалем. Временно, по совместительству. Одновременно, по заказу своего родного факультета, я верстал материалы международного конгресса, посвященного памяти Александра Романовича Лурия. И распечатывал вёрстку, в промежутках между работой над журналом. Иногда даже прямо на глазах у Александра Борисовича.
Почему я не делал это на другом месте своей работы, где тоже был хороший принтер? Там был хозяин. Внимательно следивший за тем, что делают сотрудники. И впоследствии, обанкротившийся. В связи с накладными складскими расходами. На длительное хранение купленной по дешевке бумаги.
Александр Борисович хозяином не был. Никогда. Шахматистом был всегда.
Когда истёк срок моей работы, Александр Борисович, в присутствии большинства сотрудников редакции сказал:
Игорю с нами не по пути. У него своя дорога.
Не на много позднее, по поводу бессмертного стихотворения Роберта Фроста Вторая дорога, Евгений Владимирович Витковский написал: Таких дорог много. И по каждой из них кому-то надо пройти.
В студенческие времена, не помню уж о ком, и по какому поводу, я спросил у комсорга:
- Он человек или прокурор?
Последовал быстрый и логичный ответ:
- А разве прокурор не человек?
Но и у меня было основание для вопроса. Батуринский, как и Крыленко, искренне любил шахматы. Возможно даже, беззаветно. Но работа следователем Смерш в военное время, потом – в военной прокуратуре, вполне могла вытравить из души всё человеческое.
Свидетельство о публикации №225040900121