Солнце встает с востока. 94. Базар

Тогда же, в один из тех дней, о которых идет рассказ, он встретил Пашу из глухого переулка. Паша - муж Ани. Она, как только все это началось: обращение Путина и все, все, все, все эти ракеты и смерти – с сыном, тоже Пашей, уехала к сестре в Данию. Они жили сразу же за дорогим домом, за ними - Ирина Эдуардовна с мужем Витей. Ничем не примечательная семья. Паша старший работал перевозчиком. Аня – секретарем. Их сын ходил в школу. Он на два года старше Юры. И когда он приходил к Елисею из многодетной семьи, тут его встречал вопросом Туренин: «Как дела?». Тот всегда, слыша его голос, пугался. Он стоял и не знал, что ему ответить. «Ну, да ладно. Ты к Елисею? Тогда иди», - разрешал ему Туренин. Этот тощенький мальчик с черными, как смола волосами, и такими же черными, близко посаженными глазами, знал, что Туренин злился, когда, случалось, и это было не раз, а много раз, обижал Юру, поэтому ждал, что его будут ругать. «Паша, как дела? - тогда (в один из тех дней), спросил он уже Пашу старшего. – Вася ты, наверное, знаешь в ВСУ». «Я тоже», - ответил он. «Вот как?» - Туренин думал, что на переулке только Вася такой. Васю потащил  туда Власюк. Но у того был рак,  с которым он жил уже лет десять, и инвалидность, хотя по виду не скажешь, что он больной: высокий, очень полный, но при его росте полнота была оправданной, как у Васи с сдавленной в том месте, где положено быть мозгу, головой. Вот с его Людой что-то не так. Она ходит, как на ходулях, переваливаясь с ноги на ногу. Когда Вера видит, как идет Люда, то всегда говорит: "Люде совсем плохо". Есть надо меньше! У нее посередине, там, где должны быть живот и зад, земной шар. Как раз он и мешает ей ходить. (Но оставим жену Власюка в покое. Опустим описание ее лица. Там вообще - ужас). Он в случае чего мог соскочить с армии. Марк с начала года, еще до войны, как бы предчувствуя ее, отпустил бороду и с русского языка перешел на украинский, чтоб подчеркнуть свой патриотизм, который оказался скорее идейным, чем героическим, только этим можно было объяснить, почему он не пошел в военкомат. Сын Дмитрия Антоновича, из дома напротив, наверное, считал, что война его не касается, хотя он не старый и отставник, как его отец.  У Вовы – прокурорского внука, мама и отчим работали в облэнерго и, конечно же, сделали ему бронь. Зять Ирины Эдуардовны дальнобойщик. И вообще, что там у них происходит, неизвестно. Ее дочка Катя и зять еще перед ковидом купили квартиру и здесь не появляются. А сын работал у тестя. Там много денег. Там, точно, уже откупились. Оставались Ярослав из дорогого дома и Женя-квартирант. Но Женя не дурак и не для того он бежал из Харькова, чтоб воевать.

-А твои сыновья? – спросил Акчурина Туренин.

-Артем. Тот неизвестно. Ему не нужна армия. Он купил мотоцикл. И теперь гоняет на нем по улицам. У него постоянно новые женщины. Некоторые даже очень ничего. Последняя, например, Ира. Да, кажется, Ира. Я говорю: «Женись на ней». Он смеется. А что смеяться. Витя разошелся со своей женой. Я тебе говорил – на религиозной почве. Теперь уже говорю Вите: «Ира – хорошая девочка. Хотя, какая она девочка! Совсем не девочка, но хорошая. Я сам бы…» «Нет, - отвечает он. – Это женщина Артема. И потом, я уже был женат. Мне уже не хочется». И вообще,  я даже не знаю, где Артем живет – появится и исчезнет. О нем больше знает Лариса, чем я. Она с ним перезванивается. Витю вижу, когда он привозит детей к Ларисе. Тогда и я… А насчет армии, он не рассказывал мне, что думает по этому поводу, а я его не спрашивал. Но он не служит.

Чтоб оправдать сыновей Акчурина, Туренин опять начал говорить о Паше, что тот в последний раз был какой-то не такой, не такой, как раньше. Он рассказал ему, что Вася ночует дома, и тут Паша, который еще и дальше говорил бы, вдруг пресекся, только и сказал, что тому повезло. Когда семья была в Дании, то жизнь в казарме воспринималась им как само собой разумеющееся дело. А теперь Аня вернулась, потому что из-за скандалов, причиной которых был Паша (он дрался с детьми сестры) там, стало невозможно жить. Теперь другое дело: семья не за две с лишним тысячи километров, а почти рядом, что такое десять километров! поэтому тоска и печаль. 

-Теперь к Артуру? – спросил Акчурин Туренина, когда они оказались на перекрестке рядом с базаром: одна улица только началась и, движимая понятной мыслью вырваться из города, бежала из него, а другая мешала ей в этом, в ее жадном стремлении к свободе, она же была как бы заперта в его границах, и здесь, а не среди полей и леса, была ее настоящая жизнь, она кипела и бурлила (хотя какие мысли и стремления у неодушевленных предметов).

-Я только вчера у него был.

-Тогда на базар.

-Туренин пошел за ним следом.

Весь базар был в клубнике.

-Хочешь клубнику? – спросил он Акчурина. – Дешевая. Нина говорила, двадцать гривен.

Два месяца назад, когда российские войска вплотную подошли к Киеву и вошли в Харьков, окружили Сумы и Чернигов, активно продвигались к Николаеву, Кривому Рогу и Запорожью, видно, кто-то большой топнул ногой,  и они ушли,  не разгромленные, не преследуемые, для того, чтоб успокоить русских патриотов, блогеры тут же нашли объяснение: мол, чтоб начать наступление в другом месте; украинцы ж считали, что победили их. 

В городе много беженцев. Сюда ехали, в основном, из Харькова. Если учесть, что в Черкассах много евреев, то это все объясняет: родственники, друзья и прочее. Но это не все, не главная причина (хотя и этот фактор надо учитывать). А еще и потому что в центральной Украине было относительно тихо. Здесь также много народа из окрестных сел. Сельчане добрые, но грубые люди (до наивности простые). От евреев они отличались недостаточной внешней культурностью. Теперь Туренин часто встречал новых людей. И здесь, на базаре, их было достаточно. Они были по-другому, не так, как местные, одеты, чувствовали себя чужими и вели себя, как туристы.

Акчурин через центральные ворота, мимо палатки с украинскими вышыванками, мимо искусственных цветов, делая круг, задами магазина «АТБ», справа «Свіжий хліб», «Одяг», «Блискавки», «Посуд», «Колготи, шкарпетки, білизна», через крытые ряды, где продавали домашнее вино, травы, табак, молоко, творог и прочее, между прилавками в красной клубнике, привел его к стене длинного приземистого ничем не примечательного на вид строения с железной дверью.