Отпуск со вкусом детства

              Кругом было зелено, тепло и радостно. Перед Володей простиралось "абхазское" море на фоне синеватых холмов. От раннего утреннего, еще не жаркого воздуха исходил влажный аромат лавра и эвкалипта. На море стояла зыбь. Разбивающиеся о берег зеленые волны с шипением пятились назад и, превратившись в белые барашки, встречали новый накатывающийся вал.

              Далеко в море Володя увидел человека. Он плыл, строго держась вдоль берега. Темное пятно то поднималось на гребень волны, то падало в провал между валами. У берега человек минуты две безуспешно пытался выбраться из воды. Прибой не давал ему продвинуться вперед, очередной вал то и дело накрывал с головой. Наконец он поймал волну, его выбросило на берег, и он поднялся на ноги - крепко сбитый, загорелый, в пенящейся по колено воде. Этакий старый атлет, несколько располневший с возрастом, но еще способный справляться с атакующим морем.

              Улыбаясь, с чуть покрасневшими от морских волн глазами он вышел из воды и, по непонятным признакам определив в Володе чужака, весело сказал: "Вода у нас волшебная, чистая, без примесей!"

              Незнакомец зашагал вдоль берега, ступая по бурым водорослям, принесенным на берег сильным приливом. А парень, улыбаясь ему вслед, подумал: "Я еще обязательно вернусь когда-нибудь к этому несравненному запаху лимонных и мандариновых деревьев солнечной Абхазии!" - и... проснулся. 

              Володя стряхнул с себя последние остатки сна, который уже несколько ночей подряд погружал его в морские волны. Видимо, не отпускали воспоминания о прошлогодней поездке в Абхазию. И он, задумываясь, где же на этот раз провести отпуск, чтобы получить примерно такие же впечатления, метался в своих мыслях подобно котенку в клубочной пряже.

              Мама настраивала на поездку к ее сестре на Волгу, в Астрахань, где Володя когда-то проводил школьные каникулы. Тетя Маша, приезжая к ним, каждый раз зазывала племянника погостить, но тот только обещал. Определяющим вектором в его поездках была девушка Светлана. Но сейчас она находилась в длительной командировке, так что отдыхать предстояло одному.

              За завтраком Володя неожиданно для самого себя согласился с предложением матери, которая, привычно разглаживая на его макушке взъерошенные сном волосы, улыбчиво повторяла:"Вот и правильно, вот и хорошо", как будто боялась, что сын передумает.

              И вот перед ним до боли знакомый старый домик на окраине Астрахани, огороженный деревянным забором, а на пороге улыбающаяся тетя Маша с большой тряпкой в руке. Она проворно хватает его дорожную сумку со словами "потом занесем", привычными круговыми движениями шлепает по его телу плотной тканью и вдруг вталкивает в дом, захлопывая перед носом дверь.

              Володька вспоминает это "шаманский" трюк тетушки, когда в детстве она их - своих племянников - таким же образом обрабатывала и, схватив за шиворот, вталкивала в дом по очереди, каждый раз захлопывая дверь, чтобы ни один комар не пролетел внутрь.

              Они тогда просили Машу, как ее все привычно называли, посильнее "зашвырнуть" в дом, при этом ухохатывались до слез. Это было и веселой игрой, и обязательной процедурой от назойливых комаров, которых там водилось немерено, как в сибирской тайге.

              От воспоминаний Володька зашелся смехом, припав всем телом к двери и повторяя:"Здравствуйте, Маша!". А она после резких манипуляций с тканью пыталась втиснуть Володькину сумку в дверь, не открывающуюся под тяжестью его тела.

              - Володя, отойди от двери! - тоже сквозь смех кричала тетушка, пытаясь протиснуть вещи в дверную щель.
              Наконец племянник с покрасневшим от смеха лицом открыл дверь, в охапку схватил тетушку, вместе с сумкой втащил внутрь.

              За две недели отпуска он еще больше полюбил уютный деревянный домик на окраине Астрахани, почему-то называемой деревней, и большой участок с садом на берегу одного из рукавов Волги. Местные называли рукава шириной не более тридцати метров ериками. Их количество огромно.

              Когда-то Астрахань была плотно покрыта ериками, но со временем многие из них пересохли, уступив место человеку под улочки и постройки.

              На берегу такого ерика и стоял тетушкин домик с тех незапамятных времен, когда вся окраина строилась из бревен.

              Сколько раз на спор, тайком от взрослых Володька с местными пацанами переплывали тот ерик!

              И не так пленил их песочный пляж на широкой матушке-Волге с кораблями и пароходами, как эта небольшая ее часть с густыми зарослями тростника. На берегу, на том же месте находилась скромная пристань. Она состояла из крошечного деревянного пирса, вдоль которого лепились плотики, ялики и плоскодонки, а в конце имелся причал: прямоугольная площадка с торчащими вверх концами бревен, крашеными в белый цвет - для крепления плавучих средств.

              Володя полюбил это место. Ему нравилось ранним утром прийти на речку, поплавать до приятной усталости во всем теле. Нырнуть до самого дна, до опасного подводного ключа, бившего на глубине, да так, чтобы холодом пробрало до потрохов, а после размашистыми, мощными гребками переплыть речку обратно к своему берегу, выбраться из воды на чуть подрагивающих ногах, как в детстве, подставляя тело еще не раскалившемуся солнцу. Позагорать, прожариваясь, переворачиваясь с живота на спину, разомлев от удовольствия, а когда совсем припечет, заплыть еще разок, теперь уже размеренно, спокойно.

              Потом махнуть домой, где роднулечка Маша стол накрыла на веранде, чтобы чаевничать, никуда не торопясь, тихо беседовать, отпуская окончательно из себя всю накопленную за год усталость, суету и напряжение. И непременно поваляться после завтрака в гамаке, устроенном между большими деревьями, условно с книжкой для чтения, по факту же для умиротворения, ленивой дремы и приятной неги.

              Он полюбил заниматься никогда не переводившимися домашними делами, требующими мужского пригляда и руки. Внимательно следил за всеми агрегатами, которые обеспечивали комфортную жизнедеятельность домика, проводил профилактику, менял подлежащие замене части, мог и в удовольствие что-то попилить- приколотить, обрезать деревья и прополоть немногочисленные грядки. Чтобы не обременять Машу приготовлением для него разносолов, Володя и в этом преуспел. Когда нужно было готовить, он не ходил поутру на речку, а шел на рынок, стремясь все сделать сам.

              На рынке Володя долго выбирал молодой чеснок, луковицы фенхеля, черные цукини, блестящие лиловые баклажаны, кедровые орешки, красный перец, сочные лимоны, розовые помидоры, морковь, пармезан, бараньи ребрышки, молоденький картофель, итальянское вино и, придя домой, начинал над всем этим священнодействовать. Он запекал мясо, сам подбирал приправы, изобретал оригинальные гарниры и восхитительные соусы.

              Ему нравилась такая неприхотливая, размеренная свобода: утречком сбегать на речку, поплавать, вернуться, не спеша позавтракать и заняться домашними хлопотами, никуда не торопясь, с расстановкой и толком, в удовольствие. К вечеру - снова на речку, а потом сидеть долгими вечерами на веранде, провожая очередной жаркий летний день.

              Последнюю неделю Володя каждое утро еще при свете звезд просыпался и, лежа под стеганым одеялом, слушал мир. Тихие нестройные звуки текущей где-то вокруг него чужой жизни успокаивали. С первыми петухами начинали лаять собаки, встречая вышедших из домов хозяев, басовито мычали коровы, стучали ведра, перекликались соседки, приветствуя друг друга: "С добрым утречком!".

              Звуки его городской жизни были намного скуднее. Деревенскую слушать много интересней. В это момент он чувствовал, что отпущенное ему отпуском время, а с ним и порядок вещей, текли также размеренно и неуклонно, и, дорожа каждой минутой, он сокращал время сна.

              Перед отъездом Володе приснился сон. Он шел на речку. Ноги несли его по тропе удивительным образом - за каждый шаг преодолевалось пять, а то и десять метров, так что на хребте высокого склона он оказался в считанные минуты. Открывшийся с высоты вид был поразителен, и Володя замер от восторга. Волга простиралась перед ним - ослепительно синяя, сияющая, вся прошитая блестками солнца до самого горизонта. Впервые он обозревал столь далекие просторы. Мир лежал внизу весь, целиком: и оба берега, и равнина в зеленой дымке разнотравья, и струившиеся по равнине речные ерики, и темно-голубые дали по краям окаемки, и сизый орел, кружащий над рекой в поисках добычи. Володя раскинул руки навстречу этому простору, оттолкнулся от края склона и вдруг полетел, осматривая с высоты птичьего полета бескрайнее пространство.

              Проснувшись, он вдруг понял, что впервые летал во сне, а память до сих пор прокручивала самые яркие и прекрасные пейзажи из тех, что приснились. 

              "Вот и не надо ничего придумывать в следующий отпуск, сюда же приедем!", - подумал Володя.

              Выйдя на веранду, он неожиданно столкнулся со Светланой. Командировка девушки подошла к концу, и она приехала, решив сделать любимому сюрприз. Но вместе с искренней радостью от встречи Володя испытал нечто новое. Он словно посмотрел на свою девушку другими глазами, как и Светлана на него, мысленно отметив, что от высокой статной фигуры молодого человека веет силой и спокойствием.

              Утренний перезвон колоколов храма разрушил внезапное оцепенение от неожиданной встречи. Переплетающиеся между собой священной мелодией звуки, передали определенную частоту их молодым сердцам. И уже в самом конце перезвона мельчайшая вибрация стекала с колокольного бока всемогущим эхом. Начинался новый день, и им обоим показалось в этот момент, что начинается новая жизнь.