Любовь XXll века

Любовь — это когда лунный свет, покинувший кратеры,  кристаллизуется между бёдер в аквариум, где медузы-нейроны щупальцами выводят уравнения на стекле, а позвоночник становится дирижёрской палочкой для симфонии, которую ветер наигрывал в прошлой жизни на жерлах ребер.

Помнишь, как бусинки пота на коже вспыхивали искрами, чтобы осветить путь к чёрной дыре подсознания? Как текила, пролитая на твой живот, в пупке превращалась в стаю угрей? Угрей, несущих в жабрах цитаты из сгоревшей Александрийской  библиотеки. Помнишь, как их чешуя растворялась на языке? Они  оставляли вам  ключи от параллельной вселенной, где любовь — недоказанная теорема, а её следствие — вечный двигатель в море невыплаканных  слёз.

Огонь сожрал рукописи, но ведь рукописи не горят... Кто он - тот, что плетёт из волос гнёзда для голубей-камикадзе? Когда вода с перчаток оказывалась на полу, капли застывали жидкими часами, где стрелки — иглы, пронзающие «здесь и сейчас».

И да — ожоги станут звёздными атласами!

Любовь — это когда: 
- Ожоги и синяки превращаются в звёздные карты — Большая Медведица на бедре, Андромеда под ключицей;
- Отпечатки пальцев сбегают с зеркала, становясь штормовыми вихрями, что бьются в раму, требуя вернуть им океаны;
-Слёзы кристаллизуются в снежинки с алмазной решёткой боли, а их узоры — шифры забытых языков.

Но однажды — СТОП.

Заброшенные за диван трусики прорастают кактусами, играющими на расстроенном органе морских глубин. Дневники превращаются в кальмаров, чьи чернила — код ДНК забытых обещаний. Сломанная им помада рисует на стене портал, а слово  «СУКА» написанное им на зеркале— палиндром, читающийся как «КУСА» — укус времени, застывший в янтаре.

Ты стоишь под душем, где вода — жидкий азот невысказанных слов. Кожа трескается, как пергамент свитков с сожжёнными письменами, а под ней — новая, исписанная иероглифами ветра: «Любовь — это язык, где каждое "прости" — опечатка».

А потом — разрыв. Уже не колготок, а отношений.

Прочь из этих мест! Ты - в Стамбуле. Муэдзины здесь роботы-цикады, чьи молитвы — алгоритмы, взрывающие небо в конфетти из полумесяцев. Халва на губах превращается в уравнения, решающие квадратный корень из свободы.

А море в Ницце выплёвывает на берег медуз со стихами вместо щупалец. Разбитая о воду бутылка шампанского вздымает пену, что становится туманностью — спиралью из вопросов, на которые ответом служит прилив.

Любовь не должна быть инструкцией. Может быть,  она будет партией для квантового рояля — где каждая нота одновременно и есть, и нет. Каково?

Так что — 

Пусть твоё «НА!» станет:
- Сингулярностью из шёлка — чёрной дырой, засасывающей прошлое в синтез звёзд;
- Коллайдером из забытых носков в стиральной машине — сталкивай частицы памяти, пока не родится на  свет «Я-без-тебя!»

Как привычка рисовать созвездия на шрамах, превращая их в карты для космических кораблей...
Как татуировка-хамелеон — сегодня это уравнение Эйнштейна, завтра партитура «Лунной сонаты»...
Как кошмары, где боль — скрипка Паганини, а ты перепиливаешь её струны на паруса...

Розы из букета... Теперь они растут в венах. Каждый шип — точка с запятой в твоём тексте; каждый бутон — метафора, которую ещё предстоит раскрыть. Развернуть, как измерения в теории струн.

Теперь твоя очередь. Разбей то зеркало. Собери осколки в телескоп-калейдоскоп — пусть он приближает не звёзды, а версии тебя, вопреки законам физики безнаказанно танцующей на горизонте событий сверхмассивной  чёрной дыры в центре Млечного Пути.

А новый рассвет... Пусть он будет пеплом, оставшимся от невозродившегося Феникса. Засыпь им старые лунные кратеры — вырастут сады, где плоды — сферы Дайсона,  а их сок — чистая топология свободы во вселенной одиннадцати измерений.

А новый любовник... Пусть он станет их струнным  садовником. Вырастит из твоих шрамов виноградную лозу — будет пить вино твоей ярости и пьяным целовать следы от твоих крыльев на песке.

Потому что ты - его вселенная, а он твой  космонавт.