Столярскому стих, Бабелю и Япончику книга

Стихотворение Столярскому и книга Япончику и Бабелю
от автора


После выступления Столярского и Япончика слово взял автор этих строк…

Он поднялся неспешно, с достоинством и лёгкой одесской неловкостью.
Человек с Шестой Станции Большого Фонтана, в Одессе, недалеко от Аркадии — того самого места, где море шумит даже зимой, а разговоры звучат как музыка.
Автор всегда с особой гордостью подчёркивал, что он родился на Шестой Станции Большого Фонтана — как будто бы он родился на Дерибасовской, главной улице Одессы.
Для него это было не просто место — это была интонация, ритм, акцент души.

В его доме всегда говорили на Idish —
хотя сам он знал язык не в совершенстве,
но впитал его с детства:
в голосах родных,
в интонациях заботы и юмора,
в запахах шаббата, яблок с мёдом и вечернего чая с вареньем,
в старых еврейских песнях, звучащих где-то на кухне.

Он посмотрел в зал, где сидели великие —
Столярский, Япончик, Бабель, Раввин Рабинович — и тихо спросил:

— Раввин… Можно я прочту одно стихотворение? Я посвятил его Петру Соломоновичу Столярскому.

Раввин Рабинович кивнул с тёплой, почти отеческой улыбкой и сказал:

— Сегодня право говорить есть у всех.
Но особенно — у поэта.
Потому что есть слова, которые рождаются только из души. Мы слушаем.

Автор достал свой сборник «От Гудзона до Ланжерона», прижал его к груди, развернул нужную страницу — и прочёл:

Школа музыкальная “Имени МЕНЕ”
Известна всему миру, ну и всей стране.
Пётр Соломонович Столярский —
Великий педагог,
По-русски говорил с опаской,
Зато на Idish — мог как бог.
Сам Сталин как-то лично его благодарил,
А Столярский русский маленько подзабыл.
— Иосиф, забыл тебя по-батюшки…
За всё тебе спасибо и всей мелихе-матушке.
Любого одессита спросите за версту:
— Где школа Столярского?
— На Сабанеевом мосту!

Зал встал. Аплодисменты, слёзы, тишина — всё было настоящим.

Пётр Соломонович Столярский подошёл к автору, обнял его и сказал:

— Ах, Одесса… Только там и могло родиться такое стихотворение.
Хотя ты и написал его на Брайтоне — в нём слышится Шестая Станция.
А теперь мы все — в Иерусалиме.
В Вечном городе. На Земле Обетованной.
С приходом Машиаха всё встало на свои места.
Спасибо тебе.
Ты сказал это — по-одесски, по-еврейски, по-американски и по-писательски.
Ты передал момент. А это — редкость.

И тогда автор достал книгу.

Он подошёл к Мише Япончику и Исааку Бабелю и сказал:

— А вот вам мой роман. «Принцесса Брайтона: Правнучка Мишки Япончика».
Книга стала бестселлером на Брайтоне, стоит на самой видной полке в магазине «Санкт-Петербург».
Миша, там есть продолжение — про твоего младшего брата, Исаака Винницкого.

Миша Япончик взял книгу, открыл, глянул на обложку с пышным бюстом героини и воскликнул:

— Так это же… Это же семейная сага!
Спасибо тебе, автор. Я обязательно прочту.
А если не пойму — Бабель перескажет.

Бабель обнял автора и прошептал:

— Ты не просто написал.
Ты нас оживил.
Словом.
А это — высшая одесская магия.

Раввин Рабинович поправил талит, встал, оглядел зал и с тёплой улыбкой сказал:

— Ну что, дорогие…
Переходим, как говорится, к нашему голосованию:
кто будет произносить кидуш в честь Машиаха — от Одессы?

Он сделал паузу.

— И не только от Одессы.
Каждый стол — Любавичи, Бруклин, Жмеринка, Бердичев, Салоники, Бухара, Кишинёв, Торонто, Марракеш —
все должны выбрать своего.
Это не обязательно раввин.
Это может быть любой еврей.
Тот, кто родился евреем.
Или тот, кто стал им — через гиюр, через выбор, через любовь.
Главное — чистое сердце и свет в глазах.
Когда каждый выберет — тогда и начнём.

Зал притих.

И тогда встала Она —
Одесса.

Не просто город.
А еврейская женщина.
В длинной юбке. С покрытой головой.
С мудрым, строгим и добрым взглядом.
В ней было что-то от Сары, Ривки, Рахели и Леи —
и при этом что-то совсем своё — одесское, вечное.

Она стояла у стены Третьего Храма — прямо, как Сура и Пнина, как Сара и Рахель.
Молча. С достоинством.
И тихо сказала:

— Я дождалась.
Теперь можно.
Теперь — начнём.