Заказ на учителя

Круглый зальчик с выходом в зимний сад. Назвать это зимним садом язык не поворачивается, но у заведующей учебной частью школы-интерната для трудных подростков повернулся. Три кадушки. В одной — фикус Бенджамина, в другой — бесплодный лимон, «если листочки потереть — пахнет» — звучит убедительно, в третьей — огромная диффенбахия с листьями-лопухами. Стоящий в углу на футляре баян выглядит устрашающе. Может, потому, что сам футляр напоминает гроб. На стене доска с фотографиями воспитанников, над ними чьё-то высказывание про открытые, любящие сердца, про жизнь, которая никогда не кончается. Совершенная ахинея.

Заведующая учебной частью Мириам Авесаломовна усаживается в квадратное, местами истёртое до дерева кресло, рукой предлагает гостье такое же рядом.

— А это не опасно? Диффенбахия — ядовитый цветок, после него надо руки мыть, а у вас детки… Ну, такие… — Алёна Одарёнова подбирает определение потактичней. — непослушные. — Они знают, что он ядовитый?

— Нет, конечно. Если я им скажу, что он ядовитый, то они тут же это проверят. Начнут обдирать, жевать и друг другу в еду подкладывать.

— А если случайно… Кто-нибудь лист сорвёт… — Одарёнова тоскливо посмотрела на плотно закрытую форточку. — «Эта старая кошёлка нафигачилась дезодорантом, будто ассенизатор. До такой степени, что даже запах собственных любимых духов раздражает».

— Ой, я вас умоляю, ну даже если сорвёт, даже если руки после этого не помоет, ну что случится? Живот поболит и перестанет. Наука будет. Да и не так уж он ядовит, как говорят. У меня дома кошка его ест постоянно, и ничего, носится по квартире, как угорелая. — Заведующая сунула руку в карман, порыскала, не нашла, сунула в другой. — Очки… Чёрт возьми! Надо было взять их с собой. Без них я слепа, как крот. Ну да ладно. — Поправила вырез синего кардигана, пригладила жиденькие немытые волосёнки. — Хотите знать, что это было? — продолжила начатый ещё в коридоре и прерванный диффенбахией разговор. — Зависть! Вот что это было. Натуральная зависть!

— Кого?

— Коллег, разумеется. Менее одарённых, менее удачливых.

— Но ведь выводы сделала медицинская комиссия, они провели обследование и предоставили отчёт…

— Ну вы-то журналист, вы же прекрасно знаете, как это делается. Заказ! — взвизгнула Мириам Авесаломовна и поперхнулась. Прокашлявшись, продолжила: — Сальцов — выдающийся человек, учитель от Бога. Он поставил уникальный эксперимент. А главное — удачный. Но, видимо, не всем это понравилось.

— Вы кого-то конкретно имеете в виду? Можете назвать фамилии? — Алёна откинула обложку блокнота, отцепила от неё ручку, приготовилась записывать.

— Ну нет, фамилии я называть не буду. Во-первых, мне ещё здесь работать, во-вторых… Впрочем, и первого достаточно. Вы, пожалуйста, если будете освещать эту информацию, не ссылайтесь на меня. Я только наводку вам даю, подсказываю, откуда могло исходить недовольство, где и в каком направлении вам дальше искать, а так-то доказательств у меня нет.

— А что, собственно, произошло, можете рассказать?

— Ну, как это бывает? Неожиданно нагрянула комиссия, обследовалА детей, у восьмерых выявили отклонения с задержкой в развитии, всех их настоятельно рекомендовали перевести в соответствующее заведение для умственно отсталых детей. Всё! Эксперимент сорвали. Чего и добивались завистники! Мало того, ещё и сплетни распустили.

— Какие сплетни? — Алёна заёрзала в предвкушении горячих фактов, которые всегда просачиваются в народ в виде слухов.

— Ну… А что у вас в сумочке? — насторожилась Мириам Авесаломовна.

— В смысле? — растерялась Одарёнова.

— Вы случайно наш разговор не записываете? Может, у вас в сумочке диктофон?

— Нет. Ну что вы. Нет у меня диктофона. — Алёна поспешила распахнуть сумочку и продемонстрировать её содержимое. — За кого вы меня принимаете. Мы же договорились, что разговор конфиденциальный, тет-а-тет. А я своей журналистской репутацией дорожу. Не бойтесь, всё, что вы скажете, останется между нами. Я провожу журналистское расследование и мне нужны факты, но мне надо знать, хотя бы в каком направлении рыть.

— Понятно, тогда вот что я вам скажу, а вы уж там дальше сами разбирайтесь, мой вывод таков: молодого, талантливого, успешного педагога из зависти хотят очернить. Им мало того, что они поставили под сомнение его преподавательские способности, теперь они обвиняют его в том, что он имел с учениками недозволенные отношения. И всё из-за того, что он бросился их защищать. Да. Пусть они в чём-то отстали от сверстников, но теперь они будут просто выброшены на помойку. А этого нельзя… Эти дети и так изуродованы жизнью. Никто не имеет права отделять одних детей от других. Никто, слышите. Больше я ничего не скажу.

— Хорошо. Спасибо! Всего хорошего! — Алёна поднялась и направилась к выходу. Выйдя в коридор, она вынула из кармана телефон и отключила диктофон.

Вы прочли отрывок из детектива Елены Касаткиной "Розовый кокон". Полностью книгу читайте на Литрес, Ридеро и Амазон.


Рецензии