157

Очередной вечер на реке уже закончился, ночь хозяйкой раскинулась над окрестностями, пора расходиться. Пора спать.

Но Ара, впечатлённая рассказом, не спешила в шалаш. История первых скитальцев прогнала сон. Пошла к реке. На берегу кто-то был.
 
Наз. Поколебавшись, Ара села рядом.

В последние дни они почти не оставались наедине. Снова чужая тень невидимым холодком разъединила их.

Лу, делая очередную пробежку перед сном от шалаша к уборной, завернула к сестре. Спать ей тоже не хотелось. А послушать интересненькое было очень даже кстати. Во всяком случае, так ей казалось.

Просунув голову под рукой Ары и устроив её на коленях сестры, затихла.

- Столько дней рядом с нами текла река. Нам будет скучно без привычного журчания, - печально усмехнулась Ара.

– Да… - Наз был согласен. – Здесь мы прожили чудесные и трудные дни. Здесь мы стали немного другими. Новыми.

- Ты знаешь, Наз, я недавно поняла… Как бы объяснить? Помнишь, когда мы лежали под лавкой в чужой хижине? И вот время идёт, идёт, идёт, а мы всё лежим и лежим… И я злюсь. Как глупо! Как неправильно и неприятно! То бешенные, то другое племя. Не дают нормально жить. А ведь мы могли бы быть счастливы. Почему всё кувырком? Почему люди этого не понимают? Почему жизнь меня сунула под лавку, когда я могла бы играть с Лу? Или вязать одежду из нитей? Или заниматься другими полезными делами... Не знаю, о чём ты в это время думал, я же злилась, что всё неправильно, всё не так.

Наз промолчал. Ждал продолжения.

- А сейчас… Вот только что! Я поняла… Жизнь… Её можно представить как реку. Широкая-широкая, длинная-длинная. Где она там начинается? В каких глубинах? Куда она дальше потечёт? В какую невообразимую даль? Она такая огромная и мощная… эта река жизни… В неё многое, конечно же, вложил Бог. Он её начал. Но и каждый человек, живущий на свете, влил в неё свои струйки. Это такая сила…, и она мудрая сила. Конечно, в ней много и мусора, но всё же, эта река жизни – мудрая. И вот я такая – прыгнула в эту реку, раскинула в стороны руки и ору: «Не нравишься ты мне! Ты мне не нравишься! Ты всё не так делаешь! А вот было бы по моему, было бы... Как тот камешек, что встал поперёк волны. Что река с ним сделает? Она его не заметит. И струи потекут дальше... Я до сегодняшнего дня не понимала, что жизнь очень мудрая. Столько времени… а она продолжается. Кажется, что наступает конец, что всё заканчивается. Вот я и ору, мол, не туда течёшь, поворачивай. А сколько этих концов уже было? Сколько войн было? Сколько бед было? Сколько землетрясений и болезней? А она течёт и течёт... Я поняла, - голос Ары изменился, перестал быть мечтательным, - надо уважать эту реку жизни. Уважать! Не становиться поперёк соломенной преградой. Чтобы не происходило, какие бы события ни происходили – уважение к этим событиям. Это – жизнь! Не мною задуманная. Я только могу, в лучшем случае, внести сюда свою частичку. Свою маленькую, тоненькую струйку. Которая в общем потоке особого значения не имеет. Это – жизнь, и её надо уважать, какие бы события не происходили. Засунули под лавку – живи под лавкой. А когда кажется, что всё кувырком, то это потому, что я стала поперёк реки, вот меня волны и несут прочь со своего пути.

Ара замолчала. Вдруг зашевелилась Лу. Подняла взлохмаченную голову:

- Её зовут Руса.

- Что? Кого?

- Её, - Лу ткнула пальцем в воду. – Так Лайя сказала.

Но Ара другому поразилась:

- Как ты сказала?

- Руса…

Тут и Лу поняла, что произошло.

- Р-р-р, р-ру, р-ра, - забормотала под мышкой у сестры.

А Наз только сейчас тихо ответил на вопрос:

- Это были самые счастливые часы…

- Что? – не поняла Ара.

- Там, в чужой хижине, в старых медвежьих шкурах, я провёл лучшие мгновения. Я благодарен этой реке жизни за то, что она так позаботилась обо мне.

Наз встал.

- А ты, Лу, молодец! Ты так красиво назвала эту реку.

- Это Лайя, - девочка не смогла вытерпеть незаслуженную похвалу.

- Правильно! И Лайя тоже молодец. Но знаешь, - Наз нагнулся и прошептал, - ты всё же лучшая!

Наз ушёл.

- Вот я выр-расту и женюсь с Назом. А ты будешь знать тогда… - пригрозила Лу.

Ара тихонько засмеялась. На душе почему-то стало легко-легко.