Харнтон Тихая Гавань у Энтавы 20 Ход

Перейдя мост через Энтаву — широкий, с прогнившими досками, но всё ещё крепкий, — я ступил на берег, где раскинулся Харнтон. Река здесь текла неторопливо, её воды, прозрачные у берега и тёмные на глубине, огибали деревню, словно обнимая её. Дома, сложенные из серого камня и тёмного дерева, стояли вдали от воды, окружённые огородами и низкими изгородями. Дымок из труб вился в небо, а запах свежеиспечённого хлеба смешивался с ароматом скошенной травы. 

Первыми встретили меня рыбаки. Их лодки, выдолбленные из дубов, что росли здесь ещё до первого камня Харнтона, покачивались у причала. Сети, словно паутина из серебра, сушились на шестах. Старики на берегу чинили вёсла, их голоса — хриплые, как скрип уключин, — перебрасывались шутками о щуках-оборотнях, что утаскивают глупцов на дно.

— Вчера Генрих клялся, что вытащил рыбину с лицом ребёнка…
— Да брось, это он с утра эль хлещет!

Дальше, у кромки полей, земледельцы метались меж золотых волн ячменя. Женщины в шляпах, похожих на грибы-поганки, выпалывали сорняки, а дети бежали вдоль межи, гремя трещотками. Вороны взмывали в небо, каркая что-то на своём языке — может, проклятия, а может, советы.

У входа в деревню плотник Рогар вытёсывал ножку для стола. Стружка, вздымалась и падала в траву, я поймал себя на мысли, что её завитки повторяют узоры на старых свитках из Горнстеда. Его мастерская пахла смолой и потом — запахом труда, который не стареет.

Внимания на меня никто не обращал, и я углубился в деревню, в поисках места для отдыха.  На одном из зданий я увидел вывеску: Таверна «Тихая Пристань». С виду это низкое здание с толстыми стенами и дубовыми столами. Я где-то слышал про эту таверну, насколько я помню здесь подавали тушёного кролика с луком и эль, который варили из ячменя, собранного с местных полей. 

В доме напротив живёт старейшина Харг. Дом старейшины трудно спутать с чем-то другим, двухэтажный, с резными ставнями, он стоял на холме, откуда открывался вид на всю деревню. Харг, седобородый и мудрый, разрешал споры о границах участков и следил, чтобы никто не ловил рыбу в запретных местах.  Его я хорошо знаю, он довольно часто приходил ко мне в кузницу.

;;Я пошёл дальше по главной улице, где жители украшали дома гирляндами из осенних листьев и пучками пшеницы. На площади возводили деревянный помост — видимо, для музыкантов или сказителей. Дети бегали с раскрашенными шишками, крича что-то о «короле урожая», а из пекарни доносился сладкий запах пирогов с ягодами.

Внезапно в меня врезался мужчина — вихрь из рыжего бархата и зелёного сукна. Его шляпа с пером съехала набок, а в руках он сжимал кружевной мешочек, пустой, как обещания пьяницы.

— О-ой, простите, добрый человек! — залепетал он, поправляя шляпу и оглядываясь, будто за ним гнались. — Я… э-э-э… ищу подарок! Совсем растерялся. Прадеду сто лет исполняется, понимаете? Сто! А я… — он развёл руками, и мешочек захлопал, как крылья пойманной птицы, — я потерял фамильную брошь! Может, у вас есть что-нибудь… э-э-э… ценное? Красивое? Куплю, не пожалею серебра!

Я нахмурился. Ко мне часто обращались — за мечами, за смертью, за правдой. Но за безделушками?

Из толпы донёсся смешок. Лора, рыжеволосая девушка с корзиной яблок, покатилась со смеху:

— Опять ты, Эомер! В прошлом году ты медвежонка на ярмарке потерял!
— Молчи, Лора! — Эомер покраснел, как маков цвет.
— А когда у вас праздник? — спросил я, отмечая, как тень Эомера дёргается, будто пытаясь убежать.
— Уже завтра празник начнётся, — он понизил голос, вдруг став серьёзным. — Вечером.. Ты… э-э-э… поможешь?
— Хорошо, я решу твою проблему. Где мне тебя искать?
— В «Тихой Пристани». После заката. — он схватил мою руку, и его пальцы были холодны, как речной камень. — Ты меня очень выручишь… А здесь ничего путного не найти, один хлам…
— Сам ты хлам! — крикнула Лора, бросив яблоко ему вслед. Оно покатилось по мостовой, оставляя за собой след, похожий на змею.

Я наблюдал, как Эомер исчезает в толпе, его рыжий плащ мелькал, как язык пламени.

Талион получил новое задание.

;;Центральная площадь встретила меня тенью «Говорящего Дуба» — исполина, чьи корни, словно пальцы древнего великана, впились в землю так глубоко, что, говорят, достигли подземных рек. Его ветви, покрытые листьями с серебристой изнанкой, шелестели на ветру, пересказывая секреты, которые слышали за три века. Сегодня под ним сидели женщины, пряча лица от солнца под платками.

Борн, местный кузнец, стоял у наковальни, застыв в позе человека, который забыл, зачем взял молот. Его мастерская — лачуга с покосившейся крышей — пахла ржавчиной и пеплом. Он ковал подковы, кривые, как судьбы, и гвозди, которые гнулись от первого удара. Когда-то он пытался выковать меч — клинок вышел похожим на зубчатый серп, и дети дразнили его «Борн-Жнец». Теперь он лишь хмурился, слыша это, и бил по железу сильнее, будто выбивая из него ответы.

Женщины под дубом перешёптывались, перебирая шерсть для пряжи. Их голоса донеслись до меня:

— Слыхала? Горнстед сожгли… Говорят, орки пришли…
— Да ну, — ответила вторая. — Харг говорит, что это слухи. Энтава нас защитит. 

Старейшина Харг, завидев незнакомца, вышел на крыльцо, опираясь на посох с набалдашником в виде рыбы. Его голос, глухой, но твёрдый, разнёсся по площади: 

— Талион! Если ты с миром, в «Тихой Пристани» нальют тебе эля. Если с бедой — говори сразу. 

Я кивнул старейшине, сжимая в кармане монету с трезубцем. Слухи о Горнстеде уже долетели сюда, но Харнтон упрямо верил, что его берега останутся нетронутыми. И, глядя на женщин, ткущих пряжу у порогов, на рыбаков, спорящих об улове, я почти поверил сам. 

Почти.

Друзья, проголосовать за развитие сюжета можно на канале "Средиземье" (https://t.me/helmsDeepHi)