Погром в Спутнике
2. http://proza.ru/2025/04/01/764
Зотову не было еще и восемнадцати лет, когда он первый раз оказался на литературном мероприятии. Было это так. В Нижегородской области проживал один успешный бизнесмен, был у него свой особнячок, скромный по меркам московским, и как-то сидя в своем резного дерева сельском туалете и прочитывая свежую прессу, наткнулся он в связи с очередным юбилеем Пушкина на несколько перефразированные его строки: «Россия не умрет... доколь в подлунном мире жив будет хоть один пиит». В этот момент его зачем-то срочным образом позвала с улицы благоверная, и, вскочив с седла и ударившись темечком о притолоку, тем самым Егорыч еще сильнее вбил сию мысль в свою светлую голову.
Как водится, русский бизнесмен Валентин Егорыч слыл большим патриотом, почвенником, так сказать, а как иначе, если характер твоей деятельности лежит в области сельского хозяйства? А значит, и судьба России его волновала не меньше, чем любого мужика, валяющегося под забором с пропитой в чистую зарплатой в кармане. То бишь без оной. А вот литературой Валентин Егорыч не интересовался совсем, но, если судьба его родины зависела от наличия или отсутствия в ней поэтов, значит, этот вопрос становился для него первоочередным.
Так Валентин Егорыч вышел на одного местного писателя, члена союза писателей и т. д. и т. п., чьи книги можно встретить только у него на полке и еще в местных библиотеках, если очень поискать и куда он сам их торжественно относил. С ним они распили в бане целую батарею чекушек «Белуги» (Валентин Егорыч пил водку только чекушками, утверждая, что «так вкуснее»), заев все это чем бог послал (перечислять всех яств мы не станем), и договорились о проведении в их области литературного молодежного форума, на которой съедутся писатели со всей страны и как займутся тут литературой животворящей.
Задумавшись над тем, к чему бы приурочить это знаменательное событие, Валентин Егорыч в обнимку с писателем Николаем Хрупцовым вломились в местный краевой музей, где и застали директора его в добром здравии, за что и сунули ему сразу по приходу чекушку в зубы, а потом, втащив за бороду в просторный салон егорычева Лэндровера, повезли его отмачивать от пыли былинной в баню.
Так выяснилось, что писателями, за исключением Хрупцова, поселок их никогда не славился. Скотоводы были видные, агрономы знатные и даже один библиотекарь, знаменитый тем, что уехал в Москву и работает теперь в Министерстве культуры, а вот писателей, как-то не нашлось. Впрочем, после второй чекушки директор музея вспомнил, что жил как-то проездом в их краях сам Некрасов, и даже дом тот известен и памятен старожилам.
— Вот! — сказал на это Хрупцов. — Были, значит, и у нас писатели до меня!
На том и условились. Имени поэта Некрасова был учреждён в тот день предстоящий всесоюзный съезд молодых писателей России.
На него-то и был приглашен после присылки стихов своих юный на тот момент литератор Михаил Зотов, чьи стихи проникнуты еще были озорным сентиментализмом, но уже хранили в себе зерна будущей прозаической поэзии, которая во всю развернулась только в эпопеи «Почва».
Всех будущих великих литераторов собирали в Москве, возле Дома союза писателей, и везли автобусом в Нижегородскую область, с остановками в крупных городах.
На первой же остановке, после захода в магазин и туалет, в автобусе появился алкоголь и закуска. Ехать стало веселее. Зотов сначала с прискорбием смотрел на творящееся вокруг него распутство, но под туманным, с поволокой, взглядом юной спутницы и сам раскрылся с новой для себя стороны, тяпнул сто грамм и заел их Ногинским пирожком.
Приехав в поселок к вечеру, литераторов первым делом повезли на местную природу — на холмы, где на горе стоял храм. Литераторы распределились на местности: кто блевал в кустах, а кто щипал девок на закате. Кто-то пошел молиться. Зотов обнаружил в себе иммунитет к спиртным напиткам и не испытывал никаких недугов, несмотря на обильные возлияния. Он сел на вершине холма в траву, развеснусчатый, босой, спутница его тоже разулась, и так они сидели розовопятые, улыбаясь своей молодости и яркому русскому солнцу в закате, а потом принялись страстно целоваться и мять траву под щебетанья кузнечиков. Так-то и там-то задуман был Зотовым будущий роман «Почва».
В поселке литераторы пробыли около трех дней. Их водили по местным достопримечательностям. А ночевать уводили в бывший пионерский лагерь «Спутник».
Дебош в «Спутнике» не прекращался все три дня. К вечеру третьего литераторы выползли на прощальный ужин на природе. Уху заставили варить некого Потапыча, работавшего на Валентина Егорыча кем-то вроде завхоза или специалиста по всем делам.
К Потапычу подошел местный парень Саня, который все эти дни трудился на литераторов водителем, развозя их по святым местам пребывания товарища и поэта Некрасова.
Весь трясясь мелкой дрожью, Саня заявил:
— Петрович, дай я их вилами всех переколю? Мочи нет терпеть эту кодлу московскую! Опять весь автобус засрали, даже резинку нашел... Пока разомлевшие они, а?! Потапыч?
— Терпи, Саня! Думаешь, мне легко?! Какую резинку-то? От трусов?
— И от трусов тоже. В уху им плюнуть хотя бы?!
— Злой ты, Саня. Стыдись!
На следующее утро тела литераторов погрузились в автобус, на некоторых лицах были следы березовых банных веников и прилипшие к щекам листочки. В автобусе воцарился березово-русский дух, и Саня, сжав зло баранку, рванул по газам. Ему предстояло еще везти «кодлу» туда, где он ее забрал, — к Дому союза писателей, в Москву, прерываясь на дорожные магазины и на «Командир, пусти поссать! Сейчас заблюю...»
Свидетельство о публикации №225040900613