Глава 3
Апрель! Ах, как же мечтается мне об июле — теплом, таком ласковом месяце! Мне б искупаться в речке чистой, дабы ощутить гладь водную, позднее — под солнышком сушиться! Знаешь, влюблён я, кажется порой, в закаты алые, малиновые! Коль посидишь близ берега реки и глядеть станешь на полегоньку растворяющееся солнце, так и вдохновение окрыляет!
Сладостное чувство! Пусть более мне по душе рассветы — начало чего-то нового, пробуждение! Июль, к слову сказать, по нраву мне тоже приходится — скажу больше: рождён я в нём, шестнадцатого!
Прекрасно-то как! Жду приглашения!
Пиршествовать намереваюсь я, коль на путь становления актёром стану, — наилучший подарок в жизни моей будет!
Уверен я: получится! Во всяком случае, чувствуется, что отселе смыслом твоим стался институт?
Безусловно!
Прости великодушно, ежели вдруг что, ежели не сумеешь пройти, что же станется с тобою?
Опечалюсь безумно! Да вновь и вновь пытаться буду, покамест не примут! Я болен целью этой, не в силах я представить жизнь свою дальнейшую без образования, Кирилл, до слез порою горестно становится, коль мысль мучает такая. А мучает, увы, зачастую! Человек такой я, полный и тревог, и грёз. Забавно: брежу о славе, а позже страдаю от мук совести, мол, не следует так грезить — больнее мне реальность принимать, где я не таков, каков в мыслях своих. Оттого и мотивация рождается: стать идеалом себя!
Слова твои отзываются во мне, да приговариваю многократно: не кончится путь мой на неудаче — рано иль поздно добьюсь своего, важнее всего руки не опустить после провала, не дать печали овладеть тобой.
Не спорю, друг, да стоит ль нам воображать, что столкнемся с крахом, коль не произошло ничего?
Живи нынешним часом — завтра и не наступить вовсе может.
Как по-философски выразился! Кирилл, не попутал ли ты факультет? — шутливо произнёс Арсений.
Пока наши герои добираются до самого института, попутно делясь друг с другом всевозможными событиями своих жизней, я поведаю о том, как с вдохновением и усердием готовились они к осуществлению своей мечты — поступлению в институт: Кириллу, знаете ли, судьбой предназначен был путь актёрский. Без утайки твердил всегда, что по душе приходилось чтение классики русской, нежели решение задачек — с того и началась вся та любовь к театральному искусству, коль читал монологи героев, всегда заучивал да выразительно делился частью своей душеньки, что вкладывал в каждое словечко; голосок всегда зв;нок — вокал великолепен, чист, движения плавны, наружный облик вызывал умиление да восторгание — чудесный юноша, талантливый до жути! Стоит добавить, изъяны имелись: как ранее замечено было, на лице ясно проступали морщины, даже коль не выражало оно никаких эмоций, да и словно высохшее оно, усталое. Кирюша в театрах городских выступал — дабы скрывать несовершенства эти, преображали его посредством кремов косметических, поначалу чуждо было видеть себя в таком свете, но раз за разом привычкой овладел смотреть на себя чрез призму теней да пудры. Одно из выступлений и побудило пойти на путь уверждения в граде искусства, где тени и свет сплетаются в танце: коль играл он главного героя в спектакле очередном, пригляделся дамочке одной — Агнессе Алексеевой — небезызвестной актрисе, при том — в театре Москвы одной из мастерской владела. Влюбившись в игру Кирилла, она искусно изобразила ему необъятные просторы, что откроются ему, ежели на смелый путь актерства дерзнет ступить. Дабы убедить окончательно, она с обещанием явила, что с радостью его будет у дверей комиссии встречать. Отселе погрузился с головой в басни, прозы, песни, танцы; без усилий память позволяла запоминать все монологи да диалоги, хотя далеко не так важно изрекать без колебаний, как вжиться в роль, проникнуться — ах, он сочетал в себе оба умения. И только Светочка была его верной слушательницей, другие не любили — ровесникам Кирилл зачастую казался чересчур разумным, дурачиться с ним, дело ясное, можно было, да не то будто что-то: возникало ощущение, что притворяется юноша, мол, увлечён, а на деле скучнейший делом занимается! Да и не по душе были ему ребятишки — любилось больше со взрослыми беседы вести. Ехал он с уверенностью в душе, зная: мастерам его обаяние легко приглянется.
Про Арсения говорить много не стоит: и ранее много прочитано очами твоими было, скажу лишь так: не только его усилия приложены были — преподавателей по мастерству актёрскому позволить семья для него могла, пусть и всегда хотелось самому освоить, понимал: без помощи никак, и гордость приходилось прятать под послушанием. Педагоги суровы были, истину на устах держали, и слезы сдержать тяжко было, руки опускались, да недолговременно уныние было: вспомнить стоило, что ожидает после преодоления пути тернистого. Коль изнеможден был, воображал: стоит на сцене, внимание на него обращено, взгляды в предвкушении чудесного исполнения, а главное — отец горд будет, в его фильмах и намеревался он сниматься! Да с каждой минутой, что слушал Арсений разглагольствования Кирилла, чувствовал: всё, что учил, забываться начинает, волнение в крови кипит. Да некогда: время словно ускользнуло за беседами увлеченными — не заметил он, как в мгновение ока дошли до дверей, что знания хранят: стены окрашены в пастельный оттенок, окна арочные высоки, ловили лучи солнечные и блики их отражали на каменных плитах; к парку неподалёку вели тропинки, вымощенные гладкими камнями, где стройные деревья вели беседы с прелестными цветами да наслаждались статуями, что выполнены были из холодного мрамора и узорами украшены, словно мудрости хранители. Стройные линии здания придавали ему облик истинного храма, где хранится исскуство, сама природа старалась подобать красоте этой, прикоснуться к знаниям — о том свидетельствовало то, как сочетается здание со сводом небесным, и вдохновение со страстью вкупе переполняет, и мурашки по коже…
Стоит ли предаваться утомительным подробностям их дебютных выступлений? Вслед за первым туром — второй, а далее — третий… Тоска, не правда ли?
Первый тур испытаний миновал благополучно: прозы, басни иль стихи — всё сие из уст наших героев лилось столь выразительно — по душе пришлось мастерам. Страшился Арсений более не за дикцию свою, не за забывчивость стиха, не за нелепость иль резкость движений, а за несоответствие типажу — вдруг окажется неуместен? Облегчу же беспокойства и твои, читатель: кончилось благополучно, признаться только, взоры комиссии зорко устремлены были на Арсения, да никаких явных изъянов узреть не представилось возможным; надобно добавить, что юноши всегда пользовались б;льшим спросом — ибо не в пример меньше их явилось пред очи жюри, нежели девиц пригожих. Они, дамочки сии, живо находили общий язык с нашими героями, однако ж отбор для них и строже, хотя и молодые люди не на птичьих правах представали, несомненно! Впрочем, оставим прения те! Пусть страсть внутри бушевала, ни единой девы Арсений тогда толком не запомнил — иные думы тревожили его разум. Первый тур принес отраду: ибо услышал он фамилии и свою, и Кирилла, в списке тех, коим уготовано предстать и во втором туре — что несколько позже и воспоследовало. Второй и третий туры представляли собой зрелище куда более строгое и требовательное. Снова заслушивали жюри новые стихи, басни и прозы, испытывали чувство ритма да слуха музыкального — и справедливости ради, стоит заметить, что мальчики наши не зря столь усердно упражнялись — ибо все сии испытания успешно преодолели. Однако, справедливости ради, стоит заметить, что на втором туре решительность в Арсении проявилась в полной мере, оттого и движения его обрели некую грацию. На первом же туре трепет, хоть и не столь заметный, всё ж не позволял ему успокоиться совершенно; поныне же он был преисполнен смелости, будто уже на подмостках самого настоящего театра выступает!
Третий тур проходил в тревоге и томительном ожидании, ибо каждый надолго там засиживался. Да и жара стояла нестерпимая; он то и дело прибегал к умывальнику, дабы освежить лицо водицей прохладною, и в последний миг в зеркале, о диво! Узрел заместо себя Кирилла: кожа его побледнела, волосы вместе с тем, да и лик сам изменился так, что узнать нельзя! Так и не уразумел он, было ли то галлюцинацией, порожденной зноем нестерпимым, — ибо слаба была его выносливость к пеклу таковому: голова начинала кружиться, а в очах темнело, что помехой служило, либо же сие было отражением частых любований на соперника своего — да-да, соперника! Ибо в тот момент именно таковым он считал Кирюшу, столь часто вглядывался в него, столь непонятные чувства питал, что отразились оные на нём в ту минуту столь явственно.
Коль очередь дошла до Кирюши, тот сдержанно вошел в приоткрытую дверцу, скрывшись там, и остался Арсений наедине с другими, с коими и обменялся именами, да близости душ не почувствовал. Тогда же приблизилась к нему девица, словно ангел во плоти: белое платьице, туфельки того же цвета, кудри светлые, очи голубые, личико кругловатое, бледное да с румянцем на щеках, тут же заметил он некое сходство в чертах лица ее, будто сестрица! И звали ее именем, кое любилось ему сильно, — Яночкой! Не намереваюсь вдаваться в подробности беседы их, ибо не запечатлелась сия дамочка в памяти Арсения; она была полна нежности, однако ж тотчас воспринял её он не более чем родственницу ближнюю. Быть может, знаете ли, столкнется наш герой с ней опосля, а приятельство их будет полно болезненной любви, статься может, невзаимной, кто ведает? Быть может, и не будет между ними ничего? Он не желал в сей миг знакомств, ибо полагал, что выглядит несуразно, и было так! Итак, ежели будет между ними связь, я поведаю о девице той, само собой! Он же нисколько не запомнил её, зато она взирала на него полными любви очами, причесала, дотронулась до щек и, приобняв, нежно промолвила: «У тебя всё выйдет», что не приободрило, а, напротив, чуть ли стонать от отчаяния не заставило, губы расплылись в улыбку будто вопреки.
И в тот же миг явился Кирилл — и был он нисколько не встревожен, умиротворен, казалось, мысль его была такова: «Всё будет так, как надобно», хотя, быть может, и смыслил, что впереди победа. За ним же последовал Арсений, да стоит заметить: в стены мастерства ступали не поодиночке, а несколькими душами, оттого Яночка да Арсений вошли совместно. Арсений пребывал в предобморочном состоянии; и мастер была придирчива — предыдущие туры дама та, что так Кириллом бредила, пред самым отбором прошествовала мимо всех кандидатов, окинув их взором неумолимым с ног до головы, а дамочкам всем строго приказала: «В брюках не пущу — лишь юбки!». Такие женщины непреклонные напоминали ему о матушке его же, и поставил он пред собой цель — добиться её похвалы! Арсению собою быть препятствовала не только Агнесса Алексеевна, да и девица помоложе — Яночка, что рядом была да наблюдала за новоиспечённым приятелем, и вот же — этюд между ними надобен стал! И разыграли сценку незамысловатую, да таланта полную: поначалу танцы, мол, возлюбленные — горячи, в сердцах кипит огонь, опосля — раздор… Неужто не породило влечения это в сердце нашего мальчишки, ранее николи не испытывающего такого чувства, как любовь? Ах, нисколько! Неглядя и на то, что чудно он роль сыграл, думалось, что обречён запомниться сей даме нелепым! Этюд, вокал да индивидуальность сумел окончательно подчеркнуть, пусть и молвили члены жюри в лицо, что далек он от предыдущего юноши, но всё же недурен. Да, суровы наши педагоги да мастера, да понятен сей отбор. В дальнейшем же предстояло Арсению вести речь с ними в тончайших деталях: о жизни собственной, о том, что привело к искусству, какие жанры книг иль пьес ему по душе приходятся, что знает о театрах, где бывал — сие испытание показалось ему наилегчайшим, ибо ведал он всё прекрасно и историей культуры интересовался с детства. Да и про отца упомянуть не забыл!
И всё же, миновав столько терний, сблизились Арсений и Кирилл ещё более — как души родственные, ехали в города свои, и молчание их постигнуть не могло ни на секунду, ибо столь сильные эмоции переполняли их, Арсения, правда, более. А Кирилл, казалось, будто уже не в первой такое проходил! И, между прочим, не довелось узнать, прошла ли Яночка; Арсений задумался о ней всего единожды: пред сном в поезде, касания те в танце, взгляд, да в ту ночь предстала она пред ним в сознании — в том же платьице белом, с той же улыбкой…
Свидетельство о публикации №225040900635