Разные люди. Глава 22

Глава 22.

Петр после того, как утром ушел от Добровых, весь день хлопотал с похоронами и бумагами. К вечеру обессиленный и опустошенный он возвращался домой. Дела, которыми он занимался весь день, отвлекли его в какой-то степени. Нет, конечно, он переживал и страдал, но навалившиеся хлопоты отняли у него время и не дали обдумать все. Осознать то, что произошло. Теперь же, когда он освободился и шел домой, ему становилось все хуже. Тоска и боль постепенно снова захватывали его душу и сердце. Чем ближе он подходил к дому, тем больнее ему делалось. В голове его все явственнее вертелась одна мысль: Елена умерла, ее больше нет, он больше никогда не увидит ее. От этой ужасной мысли Петру становилось страшно. Он не представлял, как такое может быть? За что все это? Может, это сон, очень дурной сон? Скорей бы проснуться. Быковский хотел увидеть дочь, но отказался от этой мысли. Он не знал, как смотреть ей в глаза. Как удержаться и не заплакать при ней. Несмотря на то, что принять такое решение было непросто, он все же решил не заходить к Добровым. Он решил, что Сергей Николаевич и Екатерина Павловна поймут его. А дочь? Что сказать дочери потом, когда придет? Где был? Почему опять один, без мамы? Петр не знал ответов на эти вопросы, не знал, как правильно поступить. Не знал он так же, что делать дома одному. Это была его первая ночь без Елены (если не считать ночь в больнице, когда он был в беспамятстве). Нет, он не боялся быть один в комнате, он боялся быть одиноким. В комнате, где все напоминает тебе о любимом человеке, трудно находиться, осознавая, что его больше нет. Что часть тебя ушла и ее больше не вернуть, а оставшаяся часть не знает, как ей быть.
С тяжелым сердцем зашел Петр к себе домой. Все те же стены, мебель, обстановка. Даже тот же запах, запах дома, ведь каждый дом пахнет по-своему. Все то же, но не так. Дом стал каким-то чужим, отталкивающим, холодным и безразличным к нему. Словно что-то ушло из этого дома, оставив хозяина наедине с самим собой, со своим горем. Петр не знал, куда ему деться в этой небольшой комнате. Он ходил из угла в угол, пытался сидеть, лежать, но не находил себе места. На улице стемнело. Свет от единственной свечи едва разгонял темноту по углам жилища, но та словно крадущееся зло выползала и старалась задушить слабый язычок пламени. Быковский неожиданно для себя осознал, что начал бояться темноты. Ему показалось, что тени из углов готовы наброситься на него, чтобы растерзать. Он кружился по комнате, поворачиваясь лицом то в одну, то в другую сторону. Он был похож на зверя, которого обложили собаки и тот вертится, стараясь не подставить спину. В комнате было тихо, но Петру казалось, что вокруг какие-то голоса – зловещие и ужасные. Он пытался успокоиться, говорил себе, что это видение, что это не может быть правдой. «Как такое может быть? Нет, нужно прекратить это сейчас же. Уйдите. Что вам от меня надо? Кто вы?» – Петр испуганными глазами шарил по комнате. С ним такое было впервые. Он не был трусом, но сейчас… Сейчас ему было очень страшно. Страшно от того, что теперь он всегда будет один, без своей Елены. Что теперь каждую ночь эти страшные тени будут выползать и сдавливать его в этом маленьком пространстве. Голоса все сильнее звучали в ушах Петра. Ему казалось, что вот-вот и его раздавит, растерзает эта ужасная темнота. «Хорошо, что Насти здесь нет. Она не видит всего этого ужаса», – подумал Быковский. – «О чем я? Это бред. Это мой дом. Здесь никого, кроме меня, нет. Что за голоса я слышу? Не могу разобрать, что они говорят. Жутко. Когда это закончится? Я больше не могу так. Я буду сопротивляться. Слышите? Я так просто не сдамся. Попробуйте, если хотите. Я покажу, кто такой Петр Быковский. Лишь бы не подкрались со спины. Подлые твари. Где Сергей? Сергей, где ты? Прикрой меня со спины, как это было не раз. Сергей? Молчит. Я один, помочь мне некому. Что ж, значит так, значит, буду сам справляться. Идите сюда, я жду вас, подлые. Идите. Ну? Что же вы?»
Петр метался по комнате, постоянно оборачиваясь. Ему все казалось, что кто-то нападет на него со спины. Физической боли он не страшился. Ему было страшно и жутко от другого. Его страшила эта холодная комната, теперь чужая для него, страшная и сдавливающая. «Холодно, надо разжечь печку, согреться. Надо растопить печь. Спички. Вот они. Сейчас, сейчас. Я все сделаю. Надо только потерпеть. Это от холода. Мне все кажется. Это все неправда. Бред. Не может такого быть. Хорошо, что Насти здесь нет. В этой жути и взрослый не выдержит, не то что ребенок. Елена, как же так? Почему ты ушла от меня? Ушла из этого дома, нашего дома. Без тебя здесь теперь все не так. Все чужое и страшное, холодное и безразличное. Твое место заняли голоса. Эти жуткие голоса. Эти тени, прыгающие по стенам. Был светлый, добрый человек, а теперь здесь подлые ужасные твари. Нечисть. Господи, помоги мне. Как же страшно. Нет сил это терпеть. Господи. Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя… Кто здесь? Опять вы, подлые? Сбился. Нет, завтра надо к отцу Михаилу сходить. Обязательно сходить. Вот же одолели нечистые».
Уже далеко за полночь Петр совсем обессилел. Он уже не мог метаться по комнате, лег на кровать и лежал. Ждал, когда все разрешится. Или «они» разорвут его, или уйдут. Он смирился и покорно ждал своей участи. Постепенно организм, ослабленный стрессом и метаниями, стал успокаиваться, засыпать. Наутро Петр еле встал. С ним такого еще не было. Весь разбитый он отправился хлопотать насчет похорон, они были сегодня. Он смутно помнил, что происходило. Помнил потом, что был капитан Тушинский, больше никого не мог припомнить. Он пребывал в каком-то сне, был оторван от реальности. После того, как все закончилось, Георгий Александрович помог ему добраться до дома и оставил одного в комнате. Петр лежал и смотрел в одну точку. Был день, а он уже думал о ночи. Ему снова становилось страшно. Он боялся наступления темноты. Неожиданно он вспомнил, что хотел сходить поговорить с отцом Михаилом. Тяжело поднявшись, он оделся и отправился в старую церковь, надеясь застать батюшку свободным от церковных дел. Ему хотелось выговориться. Излить все то, что было у него в душе. Он хотел рассказать и про голоса, но решил, что делать этого не стоит, иначе примут за сумасшедшего. «А может, я и впрямь сумасшедший?» – подумал Петр, подходя к церковной ограде. – «Какому нормальному человеку такое может привидеться?».
Отец Михаил был в церкви, народу, по счастью, не было.
 – Здравствуйте, батюшка.
 – Здравствуй, сын мой. Как ты, Петр? – священник знал Петра и знал про его горе, так как присутствовал на отпевании, только Быковский не помнил этого.
 – Плохо мне, отец Михаил. Пришел к Вам. Выговориться хочу. Может, поможете словом добрым или совет какой дадите? Не откажете?
 – Двери Храма Божьего всегда открыты для всех. Здесь всем и всегда стараются помочь.
 – Потому и пришел. Тошно мне, батюшка, тошно и страшно. Не знаю, как дальше быть. Потерял жену, потерял себя, смысл жизни потерял.
 – Негоже так говорить, сын мой. Жизнь есть самое большое богатство, данное нам Богом.
 – Все так, только как мне дальше быть? Как пережить это? Где взять сил, чтобы идти по жизни дальше?
 – Бог не посылает испытаний, с которыми человек не может справиться. И ты справишься, преодолеешь это.
 – Но за что мне это? За какие такие грехи?
 – Ты разве не знаешь историю Адама?
 – Знаю, знаю, – в раздражении сказал Петр. – Но я не ел яблока с дерева.
 – Верно, не ел. Но ты точно можешь сказать, что жил праведной жизнью?
 – Нет, этого я сказать не могу. Но другие совершают куда более тяжкие грехи. При этом могут жить, не печалясь и не страдая.
 – Все человечество как единый организм. Грех каждого отражается на других. Потому и живет страдание среди людей.
 – Пусть страдают те, кто заслужил, а не кто-то другой. Разве я заслужил это? – в сердцах сказал Быковский.
 – Раздражение и злоба – это тоже грех. Ты прямо сейчас его совершаешь.
 – Да, пусть так. Но за что же такое Бог отнял у меня любимую жену? За что разлучил нас, не дав наслаждаться друг другом как можно дольше?
 – Все в этом мире совершается по воле Бога. Ты говоришь, разлучил? Отнял? Не думал ли ты о том, что Бог тебе дал? Что дал Он тебе счастливые моменты в жизни. Дал тебе жену, ребенка, кров и пищу. Дал тебе жизнь. Не задумывался ты над этим?
 – Все верно Вы говорите. Только зачем давать, а потом отнимать? Или Бог отвернулся от меня? Отгородился?
 – Единственная стена, которая может возникнуть между Богом и человеком – это грех. И стену эту человек сам возводит. Бог никогда и ни от кого не отгораживается. Никогда и никого не оставляет. Знай это.
 – А как же страдания? Вы не ответили на мой вопрос: почему должен страдать кто-то другой?
 – Бог принял на себя грехи наши перед тем, как пережить страдания на кресте. Он принял мученическую смерть за нас, людей. Теперь же, когда человек страдает, он может обратиться к Христу, попросить Его о помощи. И помощь обязательно будет, сын мой. Страдание очищает нас от греха.
 – Я не верю, что так может быть. Я не делал ничего такого дурного, чтобы со мной так поступали. А что если человек, натерпевшись страданий, станет только злее? Как тогда быть? Какое тогда исцеление от страдания?
 – Бог создал человека свободным в своем выборе. Человек сам решает, каким путем ему идти: путем добра или зла. И делает он это осознанно, так как обладает разумом, в отличие от животного.
 – То есть человек волен делать, что хочет? Ха-ха-ха. А как же заповеди? Хочу – живу по ним, хочу – нет?
 – Истинно так. Человек сам определяет, как ему жить. Следовать ли законам Божьим или нет. Очень надеюсь, что ты выберешь первый путь. А я буду молиться за тебя. Молитва за других людей имеет большую силу. Богу угодно, чтобы мы заботились о других, проявляли милосердие и сострадание.
 – Посвятить свою жизнь мольбам о других? Зачем?
 – Наша настоящая жизнь – это всего лишь миг. Миг перед жизнью вечной. Мы здесь временно. Нас изгнали из рая за грехи наши. Однажды Бог подведет черту под нашей жизнью и спросит с каждого за дела его. Ты просто не осознаешь, за что терпишь свои страдания, потому и не хочешь принимать их.
 – Не хочу. Не хочу и не буду принимать. Не заслужил я этого, не заслужил, – почти кричал Петр. Я хочу здесь жить хорошо, здесь и сейчас, а не там и потом. Слышите? Здесь и сейчас. Я не заслужил таких страданий.
 – Ты зря горячишься. Тебе нужно успокоиться.
 – Успокоиться? После того, что случилось? Нет и еще раз нет.
С этими словами Петр почти выбежал из церкви, не попрощавшись с батюшкой. Он быстро вышел за пределы церковной ограды и скрылся из виду.
«Гордость – это тоже грех. Грех, который возводит стену между тобой и Богом», – прошептал отец Михаил, глядя вслед Петру грустными глазами. Он тяжело вздохнул и перекрестился.
Петр, придя домой, начал опять метаться по комнате. Разговор с отцом Михаилом не успокоил его, а только еще больше растревожил. Разум его помутился, он метался по комнате и разговаривал сам с собой. Так продолжалось до наступления темноты. Когда стемнело, Петру стало опять казаться, что из углов выползают тени, что вчерашний кошмар начинается снова. В этот раз у Быковского уже не было сил сопротивляться. Его охватили паника и страх. Страх сковал его тело, его язык. Ему хотелось кричать, звать на помощь, чтобы помогли ему, выдернули из лап этого зла, которое наступало на него из темноты. Он с ужасом прижался спиной к стене и смотрел на темные углы. Ему казалось, что темнота наступает. Что небольшой круг, освещенный зажженной свечой, становится все уже и уже. У Петра не было ни сил, ни желания сопротивляться. Он даже не мог прочитать про себя молитву, как пробовал вчера, настолько ужас сковал его тело и разум. Он просто стоял и смотрел, ждал, когда все разрешится, когда наступит конец всему этому кошмару. Сколько это продолжалось, неизвестно. Петр не слышал стук в дверь. К нему приходил Сергей, спросить насчет дочери: заберет он ее или оставит у них на ночь. Петр ничего не слышал и не ощущал. Он стоял и ждал.
Добров, не застав Петра вечером дома, вернулся к себе и, посовещавшись с женой, решил оставить Настю у себя, что так будет лучше. Утром, встав пораньше, он еще раз попробовал найти Быковского. Постучав в дверь, он услышал за ней в ответ какие-то сдавленные крики. Разобрать, что кричали, он не мог, но решил сбегать к Тушинскому, чтобы тот помог сломать дверь. Вместе с Георгием Александровичем они сломали дверь. То, что они увидели, поразило их обоих. Петр, этот крупный и сильный Петр, забился в угол, сжался в комок и оттуда кричал что-то. Понять его вопли было невозможно. Это были нечленораздельные крики, которые усиливались, когда он с Тушинским пытались приблизиться. Бежать за доктором Ланге было далеко и долго. Посоветовавшись, они решили обратиться за помощью к другому врачу, жившему в соседнем доме. Врач этот был невысокой квалификации, но другого выбора не было. Тушинский убежал за доктором, а Сергей Николаевич остался с Петром. Сев на стул, он начал разговаривать с ним:
 – Петя, успокойся. Ты меня узнаешь? Это я, Сергей. Ты помнишь, кто я? Петр… Что с тобой произошло? Что случилось? Почему ты в таком виде? Петя… Потерпи, сейчас придет доктор. Слышишь? Немного осталось. Потерпи, Петя, ну что же ты? Успокойся. Потерпи.
Петр, видя, что к нему никто не приближается, немного успокоился. Он смотрел на Доброва испуганными глазами. Он изменился. Взгляд его был каким-то бессмысленным и обреченным, словно Петра подменили. Он сидел в углу и иногда издавал звуки, похожие на мычание.
Наконец пришли доктор и Тушинский. Доктор посмотрел на Быковского, попробовал приблизиться к нему, но Петр стал опять кричать. Негромко, но достаточно, чтобы услышали в соседних комнатах. Посоветовавшись, решили втроем скрутить Петра и влить ему в рот успокоительное. Скрутить его оказалось делом непростым, но они справились. Дав Быковскому лекарство, доктор настойчиво стал советовать везти его в больницу для умалишенных. На том и порешили. Капитан, с присущей ему расторопностью, нанял извозчика. Втроем они погрузили связанного Петра в коляску, и доктор с капитаном уехали, отпустив Сергея Николаевича на службу. Добров сбегал за плотником, чтобы тот починил дверь, затем забежал домой, тихо разбудил жену и вкратце ей все рассказал. Завтракать времени уже не было, поэтому он поторопился на службу. Екатерина Павловна начала готовить завтрак для девочек, которые все еще спали, прижавшись друг к другу. Надо отметить, что теперь им приходилось спать втроем на одной кровати, что было неудобно, зато теплее. Доктор и Тушинский отвезли Петра в лечебницу. Каких-либо прогнозов доктор не давал, поэтому сколько еще Настя пробудет у Добровых, известно не было.