Звук Прабездны
Возможно ли их пересечение? Не есть ли наш слышимый мир, со всей его полифонией – от шелеста листвы до мантры «ОУМ» – лишь рябь на поверхности океана того, Иного Звука? И не существует ли где-то – не в географическом месте, но в состоянии сознания, в точке сингулярности духа – вибрирующее пространство, где эти два звука встречаются, вступают в интерференцию? Где волны неслышимого ритма накладываются на волны звука физического, модулируя его, оплодотворяя своей сакральной вибрацией. И эта интерференция – не просто сложение волн, но акт творения, момент, когда бесформенное обретает контур, когда метафизический Звук отражается в нашем мире.
Кто первыми услышал это эхо Изначального? Ведийские риши, чьи души были подобны чутким мембранам, улавливающим тончайшие колебания бытия. Древнегреческие поэты, чьи гимны богам были не просто словами, но попыткой воспроизвести услышанную ими гармонию сфер. Их мифопоэтическое творчество – не выдумка, но запись. Запись того, как Иной Звук, преломляясь через призму человеческого сознания и языка, рождает образы богов, сказания о творении, священные тексты, несущие в себе отпечаток первозданного Ритма.
Здесь мысль касается Хайдеггера. Его призыв вернуться к Бытию, преодолеть его забвение. Его видение языка как «дома Бытия». Не есть ли это самое Бытие, к которому он взывал, тем самым изначальным Звуком? А язык – не просто дом, но дом, выходящий из точки интерференции? Дом, чьи стены возведены из звуков, уже тронутых вибрацией Иного, уже несущих в себе Логос? Тогда забвение Бытия – это забвение источника этих вибраций, это слушание лишь физического эха и неспособность различить его метафизический обертон. А поиск Бытия – это попытка вновь настроить свой слух, прислушаться к тому измерению, где происходит таинственное наложение божественной вибрации на человеческого слова. Это наложение или смешение, которое мифы признавали всегда, говоря о богах, сходящих на землю, о героях, рожденных от союза смертных и бессмертных.
Мариус Шнайдер, вслушиваясь в космогонические мифы, уловил эту универсальную мелодию. Творение из Звука. Не обязательно как слово или крик, но как порождающий ритм, исходящий из «прабездны». Этот первый, темный, сверхпонятийный Звук – мать всего сотворенного. Первое желание, первая вибрация, нарушившая абсолютный покой. Звук, исходящий «изо рта поющей смерти», из раскалывающегося яйца бытия.
Но этот Звук Прабездны – чистая, недифференцированная мощь. Возможно, он слишком силен, слишком хаотичен для хрупкой ткани проявленного мира. И потому нужен «второй Звук». Звук Демиурга. Это уже не темный гул Бездны, но структурированный ритм, оформленная вибрация. Пение света, громовая молния, звучащие иероглифы Тота, гимн Праджапати. Этот «второй Звук» – творящий, организующий. Но его функция – не только созидать, но и защищать. Он – словно щит, фильтр, который стоит между невыносимым оглушающим ревом Прабездны и творимым миром. Он переводит бесконечный потенциал первого пра-Звука на язык форм, законов, гармоний. Без этого щита, без этой упорядочивающей вибрации, мир, возможно, просто разрушился бы, не выдержав прямого контакта с Изначальным.
Так мы живем в мире «второго Звука». В мире форм, рожденных из упорядоченного ритма. Мы слышим его в гармонии музыки, в структуре языка, в циклах природы. Но под ним, за ним, всегда вибрирует тот, первый, темный Звук Прабездны. И где-то между ними – та таинственная точка интерференции, где возможно прикосновение к Источнику.
Медитация на «ОУМ», сакральные песнопения, поэтическое вдохновение, философское прозрение – не есть ли все это попытки вновь найти эту точку? Попытки через слышимый, физический звук (второй Звук, Логос Демиурга) уловить эхо того, первого, метафизического Звука? Попытки услышать не только мелодию творения, но и гул Бездны, из которой она родилась. Это рискованное слушание на грани миров, где знание встречается с тайной, а язык умолкает перед лицом Невыразимого Ритма.
Свидетельство о публикации №225040900906