Детство Йэшуа
моему крестнику Виктору Вайкуму - младшему
лица:
ЙЭШУА, до 12 лет
ЙОСЭФ
ПАСТУХ
ПАСТУШОК, его сын
АНГЕЛ
ПЁС
ФОМА, 9 лет
СОСЕД
ЗЕНОН, его сын
СЦЕНА 1. Ночь. Пастух сидит у догорающего костра. У ног дремлет Пёс. Неподалёку, на овчине, спит Пастушок.
ПАСТУХ. Чего урчишь, Пёс, чем недоволен. Костёр гаснет? Да пусть себе. Весь мир пусть погаснет, какая разница. Со всеми звёздами, людьми. Ничего не надо.
ПАСТУШОК (просыпаясь). Мой час пришёл?
ПАСТУХ. Ежели проснулся, значит, так.
ПАСТУШОК. Папа…
ПАСТУХ (хлопнув посохом Пастушка). Опять!?
ПАСТУШОК. Ну, отец, отец, чего сразу посохом-то махать!
ПАСТУХ. Непонятливым знание надо вбивать.
ПАСТУШОК. Да понял я, понял!
ПАСТУХ. Не кричи, прибью.
ПАСТУШОК. Может, дров подсобрать?
ПАСТУХ. Как хочешь.
ПАСТУШОК. Хочу, не хочу, надо, замёрзнем же.
ПАСТУХ. Жить, что ли, хочешь?
ПАСТУШОК. Естественно.
ПАСТУХ. Ну, и дурак. Жизнь не стоит ничего. Отступит ночь, наступит день, отступит день, наступит ночь, и что в том такого, чего не было бы прежде.
ПАСТУШОК. Костёр погас, покуда угли ещё жарят…
ПАСТУХ. Да иди уже, иди.
ПАСТУШОК. Пап… отец! Не грусти, пожалуйста.
ПАСТУХ. Тебя не спросил! Пошёл!
ПАСТУШОК. Да пошёл, пошёл. (Уходит.)
ПАСТУХ (Псу). А ты, чего вылупил на меня свои зенки? Дрыхни, псина, или не дрыхни, только меня не беспокоить, понял! Эй? Что?
Пёс, рыча, убегает.
ПАСТУХ (прислушиваясь). Чужой, что ли? Или обиделся? Вот же скотина, ни ума, ни фантазии, а туда же, чувства показывать, и кому – мне, хозяину своему! А ведь там что-то… кто-то…
Входит Пёс, которого держит за загривок Ангел, невидимый Пастуху.
Входит Йосэф.
ЙОСЭФ. Здравствуй.
ПАСТУХ. Враг! (Бросает в Йосэфа посох, остриём вперёд.)
АНГЕЛ. Друг. (Отводит остриё посоха от Йосэфа.)
ПАСТУХ. Что!? Я не мог промахнуться!
ЙОСЭФ. Добрый человек, не гневайся.
ПАСТУХ. С такого расстояния… не мог!
ЙОСЭФ. Семья моя замерзает, жена с новорожденным…
Входит Пастушок.
ПАСТУШОК. Отец! Я видел, твой посох сам собой изогнулся, облетел его!
ПАСТУХ. Как он прошёл к костру, спрашиваю!
ПАСТУШОК. Пёс кинулся на него, челюсти на горле едва не сомкнул, и вдруг замер, и уступил путь…
ЙОСЭФ. Не ругай сына, не брани пса, просто услышь меня, пастух. Поделись огнём от костра, среди ночи в селенье некого попросить.
ПАСТУХ. Нищеброд…
ЙОСЭФ. Человек.
ПАСТУХ. Костёр догорел, одни уголья.
ЙОСЭФ. Могу взять немного?
ПАСТУХ. Чем? Я ничего не дам.
ЙОСЭФ. Можно?
ПАСТУХ. Голыми руками, что ли? Ну, бери, сколько надо.
ЙОСЭФ. Благодарю. (Берёт в горсть уголья, кладёт в полу одежды.) Вот.
ПАСТУХ. Тебе не горячо?
ЙОСЭФ. Нет, всё хорошо. Позволь, я потороплюсь, в моём возрасте не побегаешь.
ПАСТУХ. В твоём возрасте и не рожают.
ЙОСЭФ. Что поделаешь, раз Бог дал. Благодарю. Спокойной ночи. (Уходит.)
ПАСТУШОК. Отец, позволь мне проводить гостя!
ПАСТУХ. Твой час сторожить овец! И никакой он не гость, а ежели гость, то незваный.
ПАСТУШОК. Посох его облетел, Пёс не загрыз, горящие угли не жгут… Чудо же!
ПАСТУХ. Чудес на свете не бывает.
ПАСТУШОК. Но ты же сам изумился!
ПАСТУХ. И что? Просто какой-то фокусник.
ПАСТУШОК. Отец, чудеса должны быть, когда есть Бог.
ПАСТУХ. Бог, может быть, и есть да не про нашу честь, не про простого человека.
АНГЕЛ (проявляясь). К тебе за огнём приходил Йосэф…
ПАСТУШОК. Ангел!?!
ПАСТУХ. Кто ты! Или что ты?
АНГЕЛ. Твой сын сказал.
ПАСТУХ. Ангелов не бывает, особенно для простолюдина.
АНГЕЛ. Но вот же я.
ПАСТУХ. Тебя нет. Ты ночное видение, морок. А я сплю. Оставь меня.
АНГЕЛ. Сегодня жена родила Йосэфу сына, Йэшуаа.
ПАСТУХ. Бог в помощь.
АНГЕЛ. Так и есть. Сходи, полюбуйся на него и порадуйся.
ПАСТУШОК. Я хочу!
ПАСТУХ. Молчать! Твоё дело отца слушать и пасти овец. Радоваться же надо, что сам пастух, а не баран. А младенцу пусть родители любуется, для себя родили.
АНГЕЛ. Йэшуа рождён для любования всеми и каждым, и не только людям, но всякой букашке, всякой травинке, всякому камешку.
ПАСТУХ. Так порадовать может только Мессия. Не может неимущий старик родить царя народа, хоть бы даже и был бы из рода Давида.
АНГЕЛ. Отрицаешь, не глядя?
ПАСТУХ. Я не пастушок в ночном, чтобы слушать сказки.
ПАСТУШОК. Отец, пусти меня поглядеть!
ПАСТУХ. Нет.
ПАСТУШОК. Пойдём вместе!
ПАСТУХ (Ангелу). Слушай, ангел ты или ещё там кто, прошу, исчезни, как появился, не смущай мне моего наследника, не делай из него мечтательного дурачка.
ПАСТУШОК. Дураками мы будем оба, если родился бог, а мы откажемся на него даже посмотреть. Нельзя же отрицать очевидное, просто потому что так проще жить!
АНГЕЛ. Устами младенца глаголет истина.
ПАСТУХ. Я вот только ещё к младенцам не прислушивался и младенцам не поклонялся. Изыйди!
АНГЕЛ. Мне жаль тебя, но дитя твоё не при чём. Можете не ходить. Но увидеть должны. (Хлопает в ладоши.)
ПАСТУШОК. Что там… Господи!?
Луч света из ладоней Ангела прорезает тьму. В конце луча проявляется пещера, где в яслях лежит младенец Йэшуа, а Йосэф раздувает огонь.
ПАСТУХ. Бог мой… (Опускается на колени.) Мой Бог.
ПАСТУШОК. Ангел, ты возвестил нам радость…
ПАСТУХ. Сынок, иди в пещеру, поклонись. Меня ноги не несут. Да ведь я уже знаю…
ПАСТУШОК. Отец, я – мигом.
ПАСТУХ. Нет! Отец нам всем Один, Един и Сущ, Бог наш… Бог мой.
ПАСТУШОК. Как светло-то! (Убегает.)
АНГЕЛ (Псу). Беги и ты, псина, порадуйся.
Пёс убегает.
ПАСТУХ. Дивно..!
АНГЕЛ. Радуйся, Мария, благодати полная! Господь с Тобою.
ПАСТУХ. Благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего Йэшуа. Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей. Амэн.
СЦЕНА 2. Утром, у ручья. Ангел из глины лепит воробьёв. Входит Йэшуа.
ЙЭШУА. Что творишь?
АНГЕЛ. Воробьёв из глины, уже трёх слепил.
ЙЭШУА. А сколько надо?
АНГЕЛ. Лучше бы нисколько, на раз уж слепилось, пусть будут. (Хлопает в ладоши.)
Воробьи улетают.
ЙЭШУА. Летят! Они живые?
АНГЕЛ. Вполне.
ЙЭШУА. Я тоже так могу.
АНГЕЛ. Сегодня суббота.
ЙЭШУА. И что это меняет для меня. (Лепит воробьёв.)
АНГЕЛ. Ну, началось…
ЙЭШУА. Ты про что?
АНГЕЛ. Скоро узнаешь. Не отвлекайся, уж ежели творишь, твори тщательно.
Ручей вброд пересекает Пёс.
ЙЭШУА. Пёс идёт вброд!
АНГЕЛ. Старый знакомый. Пастух, похоже, отправил его в отставку. Тот самый, кто приветствовал тебя по рождении.
ЙЭШУА. Узнал. Привет, Пёс! (Треплет Пса.) Не переживай, я дам тебе кров.
АНГЕЛ. Пять человеческих лет прошло.
ЙЭШУА. Душе хоть бы хны, а всякой земной твари – жизнь.
АНГЕЛ. Йосэф на подходе.
ЙЭШУА. Точнее, на подбеге.
АНГЕЛ. О, да ты вылепил уже десять!
Вбегает Йосэф.
ЙОСЭФ. Йэшуа! Для чего ты делаешь, что нельзя в субботу!
ЙЭШУА. Сомневаюсь я, что человек рождён для субботы, думаю, наоборот.
ЙОСЭФ (схватив Йэшуа за ухо). Я тебя научу, как надо.
ЙЭШУА. Больно! Отец, ты выкрутишь мне ухо!
ЙОСЭФ. И будешь ты ходить с таким ухом всю жизнь, чтоб не забывал законов.
ЙЭШУА. Ты знаешь, кто я, не смей!
ЙОСЭФ. Ты – сын мой, я твой господин, и никогда не говори мне «не смей».
ЙЭШУА. Да-да, да! Пусти же, ради бога!
ЙОСЭФ (отпустив ухо). Немедленно прекрати. Я устал уже выслушивать от соседей жалобы на тебя. Да, я знаю, кто ты, и потому требую: блюди себя, контролируй, будь человеком!
ЙЭШУА. Что теперь-то не так?
ЙОСЭФ. Ты лепишь птиц из глины!
АНГЕЛ. Как скоро разлетаются слухи.
ЙЭШУА. Нельзя из глины вылепить живых воробьёв.
ЙОСЭФ. Ты ещё скажи, что я слепой! Вот двенадцать глиняных игрушек.
ЙЭШУА. Игрушек? Отец, они живые, ты только посмотри, как они летают. (Хлопает в ладоши.)
Воробьи улетают.
ЙОСЭФ. Фокусничаешь?
ЙЭШУА. Творю.
ЙОСЭФ. Я тебе не отец, Йэшуа. Мы, люди, все – дети Божьи.
ЙЭШУА. Да, но я ещё и сам Бог.
ЙОСЭФ. Что же ты делаешь здесь? Зачем не с Отцом? Почему не правишь нами?
ЙЭШУА. Не знаю! И меня это злит!
ЙОСЭФ. Злость вместо раздумий?
ЙЭШУА. Что мне раздумывать, ежели я знаю всё!
ЙОСЭФ. Так зачем же ты здесь? Ну, отвечай!
ЙЭШУА. Прости, отец, ты прав.
ЙОСЭФ. Я тебе не отец. Говори мне, папа. А для твоих раздумий у меня есть место.
ЙЭШУА. Опять в чулан!?
ЙОСЭФ. Не опять, сынок, но снова.
ЙЭШУА. Хорошо-хорошо. Но Пёс пойдёт со мной.
ЙОСЭФ. Нет.
ЙЭШУА. Пёс тот самый, что не загрыз тебя у костра Пастуха…
ЙОСЭФ. И что это меняет.
ЙЭШУА. Пожалуйста.
ЙОСЭФ. Нет. (Берёт за ухо Йэшуа.)
ЙЭШУА. Ухо!!! Хватит же уже!
ЙОСЭФ. Мне решать, когда хватит. А так и тебе наука, и соседям удовольствие, и мне покойнее, что все удовлетворены. Шагом марш, сынок. (Уводит Йэшуа.)
АНГЕЛ. Согласимся, парень в добрых руках. Пойдём, псина, покормишься. (Уходит с Псом.)
СЦЕНА 3. Там же, спустя год. Йэшуа, собрав воду в небольшую яму, играет с ней.
ЙЭШУА. Водица чиста-пречиста, беги направо… Водица чиста-пречиста, налево… Водица чиста-пречиста, опустись ниже дна… Водица чиста-пречиста, вздымись выше меня… Да, да, да! Красота… Вот и оставайся людям на радость, пои их, освежай. А я пойду. Пёс?
Из-за камня выглядывает Пёс.
ЙЭШУА. Спишь. Жаль мешать, но без твоей помощи мне простым человеком быть трудно. Согласись, человек моего возраста и соответственных габаритов вряд ли перейдёт ручей вброд, очень уж сегодня бурный. Перенеси, пожалуйста, на тот берег, мне надо. Хорошо. (Садится на Пса.)
Йэшуа со Псом входят в ручей, перед ними проявляется Ангел.
АНГЕЛ. Уходишь из дому?
ЙЭШУА. Ухожу в мир.
АНГЕЛ. Зачем?
ЙЭШУА. Моё дело.
АНГЕЛ. В шесть лет рановато, нет?
ЙЭШУА. Шесть человеческих лет короче божьего вздоха. Мне некогда.
АНГЕЛ. Так ты сейчас бог или человек?
ЙЭШУА. Отстань.
АНГЕЛ. Просто любопытно, что есть последовательность в воплощении. Или это чисто настроение, малыш? Приспичило, вот человек, заблагорассудило – бог.
ЙЭШУА. Я устал переубеждать семью и соседей, что изменился. Что стал смиренен, доброжелателен. Их недоверие и скепсис раздражают донельзя. Проще уйти от знакомых людей и мест и зажить, как все, с чистого листа…
На берег выбегает Фома.
ФОМА. Эй, Йэшуа! Пёс – не конь, на нём не ездят.
ЙЭШУА. Фома… как же он меня достал…
ФОМА. А эта лужа, что ты соорудил, зачем тут? Она мешает ходить.
ЙЭШУА. Фома, не тронь водицу.
ФОМА. А то что?
ЙЭШУА. Ты же старше меня на три года, не стыдно задираться? Прошу, оставь.
ФОМА. Смирененький ты наш, бессловесненький… уединеньице любит, природочку с цветочечками да букашечечками… Притворяешься! Таких людей не бывает. Если ты, конечно, не злонамеренный тихушник и стукач. Ежели ты таков, то бить тебя надо изо дня в день, и однажды прибить, чтоб не встал и не делал людям дурного. Но ты был таким же, как мы, я помню, и мы, с ребятами, решили вернуть тебя на круги своя. Нечего строить из себя святошу! Ты не белая ворона, а чёрная, как мы! Гляди, что я делаю с твоей лужей. (Забрасывает водицу землёй.)
ЙЭШУА. Ты, негодный, безбожный глупец, какой вред причинили тебе вода? Теперь ты сам высохнешь, как дерево, и не будет у тебя ни листьев, ни корней, ни плодов!
ФОМА. Неее… (Засыхает.)
АНГЕЛ. Н-да, непросто быть маленьким человеком, сколько разной чепухи в уме, но разума, при этом, более, нежели у взрослых. Йэшуа, тебе не кажется…
ЙЭШУА. Не кажется. Поехали.
На берег входит Сосед, с мёртвым Зеноном на руках.
СОСЕД. Убийца! Нелюдь! Что ты сотворил с сыночком моим, злодей, гляди!
ЙЭШУА. Что-что?
СОСЕД. Не понимаешь?
ЙЭШУА. Нет.
СОСЕД. Выйди из ручья, я вразумлю тебя, сделаю то же, что ты с Зеноном!
ЙЭШУА. Я ничего ему не сделал.
На берег входит Йосэф.
ЙОСЭФ. Сосед, остановись! Не ты говоришь, горе твоё. Мой Йэшуа не мог сделать того, в чём ты его обвиняешь.
СОСЕД. Я твоего отпрыска не обвиняю, я теперь ему и судья, и палач.
ЙОСЭФ. Не позволю.
СОСЕД. Уйди, старик, с пути моего, или сам ты сложишь кости свои рядом со своим ублюдком!
ЙОСЭФ. То сын мой, сопляк! И не смей даже мечтать пройти мимо меня за его жизнью. Я – старик, но от тебя не оставлю и мокрого места.
ЙЭШУА. Стойте! Я иду! Возвращаемся, Пёсик, скорее. (Выходит на берег с Псом.) В чём моя вина?
СОСЕД. Ты столкнул Зенона с крыши.
ЙЭШУА. Мы были на крыше. Зенон оскорблял меня, провоцировал на драку, но я ушёл, пришёл сюда, к ручью, и ничего не знаю, что было после меня.
СОСЕД. Ты врёшь! Брешешь, пёс!
ЙЭШУА. Псинка, слава богу, мы похожи.
ЙОСЭФ. Что говорил тебе Зенон?
ЙЭШУА. Что мы, с тобой, не родные, я сын шлюхи, а ты – немощный извращенец.
ЙОСЭФ. Ребёнок не может понимать такого.
ЙЭШУА. Потому я ушёл, знаю, что такие слова он мог слышать только от взрослых, а научить могли только родичи.
ЙОСЭФ. Сынок, иди домой, это моё дело.
СОСЕД. Никуда он не пойдёт, и ляжет здесь, как мой Зенон, навеки.
ЙЭШУА. Ты хочешь доказательств, Сосед?
СОСЕД. У тебя их нет! Вас на крыше было двое, а тебе я не верю.
ЙЭШУА. Но сыну своему ты поверишь?
СОСЕД. Он умер!
ЙЭШУА. Я воскрешу его, но в обмен на твою злобную жизнь. Согласен?
ЙОСЭФ. Йэшуа, не надо.
СОСЕД. Вы что мне тут мой ум мутите, нельзя воскресить умершего.
ЙЭШУА. Так ты согласен: свидетельство сына в обмен на собственную жизнь?
СОСЕД. Согласен.
ЙОСЭФ. Йэшуа, остановись, найдётся решение…
ЙЭШУА. Да будет так, Сосед! Зенон, восстань.
ЗЕНОН (восстав). Папа…
СОСЕД. Жив…
ЗЕНОН. Жив.
СОСЕД. Тронь меня…
ЗЕНОН. Сам, разве, не хочешь?
СОСЕД. Хочу… руки немы, ноги не идут…
ЗЕНОН (трогая Соседа). Да я это, я, твой Зенон.
СОСЕД. Тёплый. Живой!
ЙЭШУА. Зенон, сбрасывал ли я тебя с крыши?
ЗЕНОН. Нет, Господь, Ты не сбрасывал меня, но поднял.
ЙЭШУА. Сосед, удовлетворён ли ты?
СОСЕД. Нет…
ЙЭШУА. Нет?
СОСЕД. Нет-нет, не нет, а да, я… Боже мой. Чудо… Чудо!
ЙЭШУА. Так зачем же ты поносил меня безвинно, ради чуда или ради злобы своей?
СОСЕД. Прости, Бог мой. Славься во веки!
ЙЭШУА. Слава моя теперь не твоя забота. А ты, по слову своему, займёшь место сына.
СОСЕД. Помилуй… (Падает замертво.)
ЗЕНОН. Папа? Господь, что с ним? Он умер?
ЙЭШУА. Он хотел справедливости ради гнева своего, и вот она к нему пришла.
ЙОСЭФ. Что ж вы, люди, такое, неужели, чтобы вразумить, каждого из вас нужно убить и воскресить!
ЗЕНОН. Господь, прости нас… прости.
АНГЕЛ. Им лучше, чтобы их вообще не трогали, а убивали и воскрешали, сколько угодно раз, кого-то одного. Вот для того и ждут Мессию.
ЙЭШУА. Да минует Меня чаша сия…
ЙОСЭФ (обратившись к Фоме). А это что… Дитё, как усохшее дерево… Это же Фома!? Йэшуа, это Фома!?
ЙЭШУА. Да.
ЙОСЭФ. И он тебе не угодил?
ЙЭШУА. Мне не надо угождать, папа, достаточно каждому жить по справедливости, никого не обвиняя, ничего не разрушая…
ЙОСЭФ. Зачем ты делаешь то, из-за чего люди страдают и возненавидят нас и будут преследовать нас?
ЙЭШУА. Я знаю, ты говоришь не свои слова, и ради тебя я буду молчать. Но они должны понести наказание.
ЙОСЭФ. Оживи их.
ЙЭШУА. Нет.
ЙОСЭФ. Год ты был человеком, а намеревался всю жизнь. Тогда я привёл тебя в чувство тем, что отодрал за ухо, теперь, похоже, пришла пора палки.
ЙЭШУА. Пёс!
Пёс подходит к Йосэфу, скалится, готовый к прыжку.
ЙОСЭФ. Меня травишь псом…
ЙЭШУА. Просто уходи отсюда.
ЙОСЭФ. Гордость заела? Ещё бы, такой могущественненький, а приходится подчиняться. Хорошо. Ухожу. И не псом ты меня затравил, а ненавистью ко мне. Но! Именем Божьим заклинаю, оживи людей!
ЙЭШУА. Не смей поминать Отца всуе. Они наказаны за собственные вины.
ЙОСЭФ. Ты обязан слушаться меня.
ЙЭШУА. Да сколько ж это может продолжаться..! Старик! Не перечь мне!
ЙОСЭФ. И меня накажешь?
ЙЭШУА. Всякого.
ЙОСЭФ. Смертью?
ЙЭШУА. Нет моего терпения… (Увеличивается в размерах.)
ЙОСЭФ. Что это ты раздуваешься, как жаба, напугать меня вздумал?
ЙЭШУА. Наказать.
Между Йэшуа и Йосэфом возникает пылающий Ангел.
АНГЕЛ. Йэшуа!
ЙЭШУА. Ангел, ты меня жжёшь!
АНГЕЛ. Сын Божий, помни Имя Твоё!
ЙЭШУА (после паузы). Не помню! Да… да. Вспомнил. (Приходит в себя.) Я здесь. Папа… Я виноват. Прости меня, ради Бога.
ЙОСЭФ. Люди… оживи их.
ЙЭШУА. Да будет так.
СОСЕД (оживая). Сынок…
ЗЕНОН. Папа!
ФОМА (оживая). Господь мой…
СОСЕД. Святой Йосэф! Мария – Богородице!
ЙЭШУА. Ступайте по домам.
СОСЕД, ЗЕНОН и ФОМА (уходя). Слава Тебе, Боже, Слава Тебе…
ЙЭШУА. Папа, я хочу уйти. Насовсем.
ЙОСЭФ. Я устал… Если вернёшься, может приводить Пса. Господи, я так устал! (Уходит.)
ЙЭШУА. Ангел…
АНГЕЛ. Да, Господь?
ЙЭШУА. Что это было?
АНГЕЛ. И было, и есть, и будет.
ЙЭШУА. Что? Жизнь человеческая?
АНГЕЛ. Какая есть, во всех аспектах.
ЙЭШУА. Ради такого Отец прислал меня сюда, чтобы убивать?
АНГЕЛ. Чтобы судить. И прощать. Ну, это я так думаю, а как на самом деле… неисповедимы пути Господни. Ты всё ещё уходишь или уже остаёшься?
ЙЭШУА. Остаюсь.
АНГЕЛ. Пойдём, Пёс. Тебе надо покушать, а мне порадоваться окружающей действительности, покуда некоторые, особенно одарённые, не разгромили бы тут всё к чертям собачьим. Идём. (Уходит с Псом.)
ЙЭШУА. Отец! Отец мой… Вот такой уж я уродился! Ты удивлён? А я так всё больше удивляюсь, зачем я здесь. Знаю, что надо с этим что-то делать, знаю – что, просто нужно время, простое человеческое время. Амэн.
СЦЕНА 4. Спустя шесть лет, неподалёку от пещеры, где родился Йэшуа. Ночь. Входят Йосэф и Йэшуа.
ЙЭШУА. Где мы?
ЙОСЭФ. Во тьме видишь слабое свечение? Там пещера, где ты родился.
ЙЭШУА. Трогательно. Напомнил, что я Бог? Я и взаправду подзабыл. Пап, пожалуйста, выслушай. (Открыв ладонь.) Вот золотой. Не вижу смысла в нищете. Работаешь, работаешь, а едва сводим концы с концами.
ЙОСЭФ. Настоящий?
ЙЭШУА. Возьми.
ЙОСЭФ (взяв золотой). Настоящий.
ЙЭШУА. Ты знаешь, мне не составит труда хоть каждый день по золотому. О маме подумай, ей-то наши мужские принципы ни к чему.
ЙОСЭФ. Кабы всё было так примитивно. Жена всегда может знать свою жизнь, муж всегда может только догадываться.
ЙЭШУА. Зачем мы здесь?
ЙОСЭФ. Двенадцать лет назад мы, с тобой, встретились. Пришло время проститься.
ЙЭШУА. Только не это!
ЙОСЭФ. Когда пришли мы в Иерусалим на праздник Пасхи, со всеми, после мы потеряли тебя, думали, ты идёшь обратно среди людей. Прошли дневной путь, стали искать среди родственников и близких. Не нашли, возвратились в Иерусалим. Через три дня нашли в храме, среди учителей.
ЙЭШУА. Я слушал Закон и спрашивал их.
ЙОСЭФ. И все со вниманием слушали тебя и дивились, как, будучи ребенком, заставить умолкнуть старейшин и учителей народа, разъясняя Закон и речения пророков. И мама твоя сказала…
ЙЭШУА. «Дитя! Что Ты сделал с нами? Вот отец Твой и я с великою скорбью искали Тебя».
ЙОСЭФ. А ты ответил: зачем вам было искать меня, или вы не знали, что мне надлежит быть в том, что принадлежит Отцу моему.
ЙЭШУА. И что?
ЙОСЭФ. А книжники и фарисеи сказали Марии: ты - мать этому ребенку? И она сказала: да. И они сказали ей: благословенна ты между женами, ибо Господь благословил плод чрева твоего. Такой славы, такой доблести и такой мудрости мы никогда не видели и никогда о ней не слышали.
ЙЭШУА. Неважно, пап…
ЙОСЭФ. Тебе не надо знать, ты сам Знание, тебе не надо учиться, ты сам Учитель. Так скажи: зачем ты среди людей?
ЙЭШУА. Бог среди людей может быть только ради того, чтобы стать человеком.
ЙОСЭФ. Для того, чтобы не умом, не глазами, а всеми чувствами до самого донышка прожить за каждого, за всех, но главное, за себя. Там, в храме, я осознал, что сделал тебе в жизни всё, что смог, и что меня в твоей жизни хватит.
ЙЭШУА. Нет!
ЙОСЭФ. Ты царь и первосвященник, в одном лице, по происхождению, обязан стать рабом, подёнщиком, ибо из таких и создан народ, чтобы точно знать, зачем жив человек, ради чего жив и почему он необходим нашему стоптанному пожухлому затрапезному миру. Прочувствуй страдание, чтобы сострадать искренне, с настоящей болью, с истинной тоской и надеждой на радость. Покажи народу его путь, пройдя его сам, наглядно, без игры в поддавки. Так что, прости, но золотых больше не надо. (Забрасывает золотой во тьму.)
ЙЭШУА. И надо было выбросить…
ЙОСЭФ. И не ходи впредь к людским мудрецам, пусть забудут, что ты был, избавься от их ревности. Затеряйся, растворись среди людей, уйди в них, сделайся каменщиком, их много в нашем краю, никого не различишь. А придёт час… Ну, вот когда придёт, тогда и узнаем, что будет.
ЙЭШУА. Добро, что ты даже не упомянул любовь.
ЙОСЭФ. Любовь? Любви среди людей нет, потому что они её страшатся, ведь любовь требует служения, а, значит, послушания, то есть, отречения от доступных шалостей и безделия. Откуда любви взяться среди людей. Кабы кто-то, кроме тебя, сделал хотя бы шаг в сторону любви, он сделался бы сыном Божиим по рождению, а народ - сонмом ангелов. Я – человек, не Бог, я так думаю. По мне, любовь присуща лишь Отцу нашему. И тебе, сыну Его, Йэшуа. Прощай.
ЙЭШУА. Папа, папочка, дорогой мой человек, не оставь меня…
ЙОСЭФ. Сыночек, ты самый лучший человек, которого встретил я в моей долгой жизни. Слава Богу за всё. (Умирает.)
ЙЭШУА. Папа? Нет-нет-нет-нет! Вернись, я велю! Йосэф! Отец Небесный, ради всего святого, верни его! Мне не справиться, я слишком юн. Я боюсь… мне страшно!
Проявляется Ангел, с Псом.
ЙЭШУА. Пёсик. (Треплет Пса.)
АНГЕЛ. Плачешь.
ЙЭШУА. Нет.
АНГЕЛ. Ухожу и я.
ЙЭШУА. Ангел мой, будь со мной…
АНГЕЛ. Оставь ребячество, ты теперь глава семьи. Там, на дороге, твоя мама ожидает тебя. Родители твои попрощались раньше. Я явился за ним…
ЙЭШУА. Да нет же!
АНГЕЛ (взяв Йосэфа на руки). Йосэфа ждёт Отец. Прощай. Не забывай кормить Пса, он хороший. (Взлетает.)
ЙЭШУА. Плачу! Плачу… ещё как плачу. Папа, ты – мой золотой. Йэшуа, сын Йосэфа, оставь ребячество, ты теперь глава семьи. Пойдём, Пёс, покормлю тебя… знаю, ты хороший. Там, на дороге, моя мама ожидает нас. А Йосэфа ждёт Отец. Прощай, папа. Ты теперь уже знаешь, что я тебя люблю.
Свидетельство о публикации №225040900975