Слёзы янтарной богини

СЛЁЗЫ ЯНТАРНОЙ БОГИНИ



"Янтарь хранит в себе не только насекомых, но и тайны. Иногда — смертельные."
— Из заметок Отто Штайнера, 1944 г.

ПРОЛОГ

Кёнигсберг, октябрь 1947 года

Дождь хлестал по руинам города, превращая пепел в грязь. Отто Штайнер шел, стараясь не смотреть по сторонам. Его родной Кёнигсберг умирал, превращаясь в нечто иное — чужое, советское. Но под землей еще оставались места, принадлежавшие прошлому.

Вход в штольню был замаскирован обломками стены университетской библиотеки. Отто оглянулся — улица была пуста. Только дождь и тени. Он быстро отодвинул камень и скользнул в темноту.

Свет карманного фонаря выхватил из мрака сырые стены древнего подземелья. Воздух пах плесенью и морем. Отто двигался уверенно — он знал эти тоннели с детства. Пятнадцать минут спустя он достиг небольшой камеры, где его уже ждали.

— Вы опоздали, герр Штайнер, — произнес по-немецки человек в советской военной форме без знаков различия. Его русский акцент резал слух.

— Меня могли заметить, майор Соколов, — ответил Отто, доставая из внутреннего кармана пальто сверток, завернутый в промасленную ткань. — Я принес то, что обещал.

Соколов взял сверток, бережно развернул ткань. В свете фонаря блеснул янтарь — крупный самородок необычной формы, похожий на застывшую каплю. Внутри него, как в миниатюрном аквариуме, виднелось что-то темное.

— "Слеза Юраты", — почти благоговейно произнес майор. — Последний элемент головоломки.

— Это действительно то, что вы искали? — Отто нервно сглотнул. — Ключ к "Проекту Юрата"?

— Не ключ, герр Штайнер. Карта. — Соколов поднял самородок к свету фонаря. — Видите эти включения? Это не просто случайный узор. Ваш отец был гением.

Отто поморщился. Отец. Оберштурмбаннфюрер СС Вернер Штайнер. Человек, чье имя он старался забыть.

— Документы готовы? — спросил он, меняя тему.

Соколов кивнул, убирая янтарь в металлический контейнер.

— Все как договаривались. Новые документы на имя Отто Краузе, разрешение на выезд в Восточную Германию. И гарантия безопасности для вашей семьи.

— А взамен?

— Взамен вы забудете все, что знаете о "Проекте Юрата". — Соколов защелкнул контейнер. — И никогда не вернетесь в Кёнигсберг... простите, в Калининград.

Они прошли глубже в штольню, туда, где тоннель расширялся, образуя небольшой зал. В центре зала зияла ниша, вырубленная в стене.

— Здесь? — спросил Соколов.

Отто кивнул. Майор поставил контейнер в нишу, затем достал из сумки кирпичи и цемент.

— Вы уверены, что хотите замуровать его? — спросил Отто. — Это же бесценный артефакт.

— Именно поэтому, — ответил Соколов, начиная замешивать раствор. — Некоторые вещи должны оставаться похороненными. По крайней мере, пока.

Когда работа была закончена, Соколов провел рукой по свежей кладке.

— Надеюсь, мы поступаем правильно, — сказал он тихо.

— А если нет? — спросил Отто.

Майор посмотрел на него тяжелым взглядом.

— Тогда, герр Штайнер, мы только что создали бомбу замедленного действия. И когда-нибудь она взорвется.

Они вышли из штольни под проливной дождь. Кёнигсберг исчезал под новыми советскими вывесками. Отто знал, что больше никогда не увидит этот город.

Он не мог знать, что спустя семьдесят лет его внук вернется сюда, чтобы найти то, что они только что спрятали. И что цена этого поиска будет измеряться человеческими жизнями.

ГЛАВА 1: НАСЛЕДИЕ

"Юрата, богиня Балтийского моря, полюбила простого рыбака. Разгневанный Перкунас убил юношу и разрушил янтарный замок богини. Её слезы до сих пор выносит море на берег в виде янтаря."
— Балтийская легенда

Калининград, наши дни

Я всегда чувствовал, что живу в городе-призраке. Не в том смысле, что Калининград пуст или заброшен — напротив, полмиллиона жителей создают вполне ощутимый шум и суету. Но под современными фасадами, под советскими пятиэтажками и новыми торговыми центрами скрывается другой город. Кёнигсберг. Город, который умер в апреле 1945-го, когда советские войска штурмом взяли столицу Восточной Пруссии.

Мое имя Константин Бережной, майор полиции, отдел по расследованию особо важных дел. Тридцать восемь лет, разведен, детей нет. Обычный послужной список, ничего примечательного. Разве что странная любовь к истории этого города, который никогда не был моим по крови, но стал родным по духу.

Дождь барабанил по лобовому стеклу моей старенькой "Шкоды", когда я припарковался у здания бывшей Торговой биржи на берегу реки Преголи. Сегодня здесь располагается Музей янтаря — единственный в России музей одного камня. Впрочем, называть янтарь камнем не совсем корректно. Это окаменевшая смола древних деревьев, застывшая миллионы лет назад. Балтийское золото, как его называют местные.

Я был здесь не по службе, а скорее по личному интересу. Через неделю в музее должна была открыться международная выставка "Янтарный путь: от Балтики до Средиземноморья". Событие обещало стать знаковым для города — впервые за долгое время в Калининград привезут уникальные экспонаты из музеев Германии, Польши, Литвы и даже Италии.

Но главной звездой выставки должна была стать "Слеза Юраты" — легендарный янтарный самородок, найденный в Балтийском море в 1980-х и хранившийся в запасниках Калининградского музея янтаря. Его никогда прежде не выставляли на публике. До сегодняшнего дня я видел только фотографии.

В вестибюле музея было непривычно оживленно для вторника. Сотрудники в белых перчатках осторожно распаковывали ящики с экспонатами, реставраторы проверяли витрины, а в центре этого организованного хаоса стояла она — Алиса Алпатьева, главный хранитель музея и, по совместительству, один из ведущих экспертов по янтарю в России.

— Константин! — она заметила меня и помахала рукой. — Вы вовремя. Мы как раз готовимся к распаковке главного экспоната.

Я познакомился с Алисой три года назад, когда расследовал кражу нескольких янтарных изделий из частной коллекции. Она выступала экспертом и помогла определить подлинность возвращенных предметов. С тех пор мы поддерживали профессиональные отношения, иногда переходящие в приятельские.

— Не мог пропустить такое событие, — улыбнулся я, пожимая ее руку. — Все-таки не каждый день достают из запасников легенду.

Алиса была невысокой, хрупкой женщиной лет тридцати пяти, с короткими каштановыми волосами и внимательными карими глазами. Она носила очки в тонкой оправе, которые придавали ей сходство с учительницей старших классов. Но стоило ей заговорить о янтаре, как глаза загорались таким энтузиазмом, что становилось ясно — перед вами не просто музейный работник, а человек, по-настоящему влюбленный в свое дело.

— Идемте в реставрационную мастерскую, — предложила она. — Там меньше посторонних глаз.

Мы прошли через служебный вход в небольшое помещение, заставленное столами с микроскопами, лампами и странными инструментами, назначение которых я мог только угадывать. В центре стоял массивный сейф старой советской конструкции.

— Наша святая святых, — Алиса похлопала по металлической дверце. — Здесь хранятся самые ценные экспонаты, когда они не выставлены.

Она набрала код на электронной панели, затем вставила ключ в замочную скважину и повернула его. Дверь сейфа открылась с характерным тяжелым звуком. Внутри, на бархатной подушке, лежал небольшой металлический контейнер.

— Вот она, — Алиса осторожно достала контейнер и положила его на стол, покрытый белой тканью. — "Слеза Юраты".

Она открыла контейнер, и я невольно затаил дыхание. На белом фоне лежал крупный янтарный самородок размером с куриное яйцо, но необычной формы — действительно похожий на застывшую каплю или слезу. Его поверхность была отполирована до зеркального блеска, а внутри виднелись причудливые включения, создававшие удивительный узор.

— Потрясающе, — искренне сказал я. — Сколько ему лет?

— Как минимум сорок миллионов, — ответила Алиса с улыбкой. — Но как музейному экспонату — всего около сорока. Его нашли в 1983 году во время шторма на побережье недалеко от Светлогорска. По легенде, рыбак, который его нашел, сначала хотел продать самородок на черном рынке, но потом испугался и сдал государству. Хотя документально эта история не подтверждена.

Она осторожно взяла самородок специальным пинцетом и поднесла к лампе.

— Видите эти включения? Они создают уникальный рисунок. Некоторые утверждают, что если посмотреть под определенным углом, можно увидеть очертания карты Балтийского побережья.

Я наклонился ближе, вглядываясь в янтарь. Действительно, темные прожилки внутри камня складывались в нечто, напоминающее географические контуры.

— А что делает его таким ценным? Размер?

— Не только. — Алиса бережно вернула самородок на подушку. — Его уникальность в сочетании нескольких факторов: размер, чистота, возраст, необычные включения и, конечно, история. Плюс, он никогда не выставлялся публично. Для янтарного сообщества это настоящая сенсация.

— Янтарное сообщество? — я не смог сдержать улыбку. — Звучит как тайный орден.

— Почти так и есть, — Алиса тоже улыбнулась. — Коллекционеры, эксперты, реставраторы — все мы немного одержимы этим камнем. Кстати, на прошлой неделе у нас была делегация из Германии. Представители Берлинского музея естественной истории и несколько частных коллекционеров. Они специально приезжали, чтобы обсудить детали выставки и увидеть "Слезу" до официального открытия.

— И как впечатления?

— О, они были в восторге. Особенно один коллекционер, Макс Штайнер. Он буквально не мог оторвать взгляд от самородка. Сказал, что всю жизнь мечтал увидеть его.

Это имя вызвало у меня смутное чувство дежавю.

— Штайнер? Немецкая фамилия, но звучит знакомо.

— Возможно, вы слышали о его галерее в Берлине. Она специализируется на янтарных изделиях и довольно известна в определенных кругах. — Алиса закрыла контейнер и вернула его в сейф. — Он обещал привезти несколько экспонатов из своей частной коллекции на открытие выставки. Говорят, у него есть предметы, связанные с Янтарной комнатой.

Янтарная комната — легендарное произведение искусства XVIII века, подаренное прусским королем Фридрихом Вильгельмом I российскому императору Петру I. Во время Второй мировой войны она была вывезена немцами из Царского Села и бесследно исчезла. Одна из величайших утраченных сокровищниц мировой культуры и постоянный источник слухов и теорий заговора.

— Серьезное заявление, — заметил я. — У вас есть основания ему верить?

Алиса пожала плечами.

— Увидим на открытии. Штайнер производит впечатление серьезного коллекционера и знатока. К тому же, у него какие-то семейные связи с Кёнигсбергом. Он упоминал, что его дед жил здесь до войны.

Я невольно вспомнил историю этого города — как после войны все немецкое население было депортировано, а на их место приехали советские переселенцы. Целый город сменил не только название, но и жителей. Призрак Кёнигсберга, о котором я думал ранее.

— Кстати, о безопасности, — сказал я, меняя тему. — Какие меры предприняты для охраны экспонатов? Особенно "Слезы".

— Стандартный протокол для ценных выставок. — Алиса провела меня обратно в выставочный зал. — Сигнализация, камеры, охрана по периметру. Плюс специальная витрина для "Слезы" — пуленепробиваемое стекло, датчики движения, давления и температуры. Ночью экспонат будет возвращаться в сейф.

Она указала на центральную витрину — массивную стеклянную конструкцию на постаменте.

— Вот здесь она будет выставлена. В окружении других значимых янтарных самородков из разных музеев мира. Своеобразный "янтарный Олимп".

Я обошел витрину, оценивая ее с профессиональной точки зрения. Выглядела она впечатляюще, но я знал, что нет такой системы безопасности, которую нельзя было бы обойти при должном упорстве и подготовке.

— Если понадобится дополнительная охрана, дайте знать, — сказал я. — Могу поговорить с начальством. Все-таки международная выставка, престиж города.

— Спасибо, Константин. — Алиса благодарно кивнула. — Но я думаю, мы справимся. К тому же, кому может понадобиться красть янтарь? Это не бриллианты, его сложно продать на черном рынке. Настоящую ценность он представляет только для музеев и коллекционеров, а в этом мире все друг друга знают.

Я не стал спорить, хотя мой опыт говорил об обратном. За свою карьеру я повидал достаточно краж произведений искусства, чтобы знать: всегда найдется покупатель, готовый заплатить за уникальный экспонат, не задавая лишних вопросов.

— Когда открытие? — спросил я, глядя на суету вокруг.

— В следующую пятницу, в семь вечера. Будет губернатор, представители Министерства культуры, пресса. — Алиса вздохнула. — Честно говоря, я бы предпочла обойтись без всей этой официальной части, но понимаю, что без нее никак. Вы придете?

— Постараюсь, — кивнул я. — Если не будет срочных дел.

Мы прошли через весь зал к выходу. По пути Алиса показывала места для других экспонатов, рассказывала о концепции выставки. Ее энтузиазм был заразителен, и я поймал себя на мысли, что действительно хочу увидеть все это в завершенном виде.

У выхода из музея мы столкнулись с пожилым мужчиной в твидовом пиджаке. Его седые волосы были аккуратно зачесаны назад, а глаза скрывались за толстыми стеклами очков.

— Григорий Маркович! — Алиса просияла. — Познакомьтесь, это Константин Бережной, майор полиции и мой хороший знакомый. Константин, это профессор Левинсон, наш главный научный консультант и ведущий специалист по истории янтарного промысла.

Мы обменялись рукопожатиями. Ладонь профессора была сухой и неожиданно крепкой для человека его возраста.

— Наслышан о вас, майор, — сказал Левинсон с легким акцентом, выдававшим его прибалтийское происхождение. — Алиса упоминала о вашем интересе к истории нашего города.

— Скорее любительский интерес, профессор, — я улыбнулся. — Не сравнить с вашими познаниями.

— Григорий Маркович будет читать вступительную лекцию на открытии выставки, — пояснила Алиса. — О символическом значении янтаря в культуре народов Балтийского региона.

— И о "Слезе Юраты", конечно, — добавил профессор, и его глаза за толстыми стеклами очков блеснули. — Удивительный экспонат. Знаете, в нем есть что-то почти мистическое. Я изучал его много лет назад, когда он только поступил в музей, и до сих пор не могу избавиться от ощущения, что он хранит какую-то тайну.

— Какую тайну может хранить кусок окаменевшей смолы? — спросил я с легкой иронией.

Левинсон посмотрел на меня с неожиданной серьезностью.

— Вы удивитесь, молодой человек, но янтарь часто использовали как своеобразное хранилище информации. В него вплавляли миниатюрные послания, символы, даже карты. Особенно во время войны. — Он понизил голос. — Существует теория, что некоторые элементы Янтарной комнаты содержали зашифрованные сведения о тайных нацистских хранилищах.

— Григорий Маркович, только не начинайте снова эту историю, — Алиса закатила глаза, но в ее голосе слышалась добрая насмешка. — Иначе мы никогда не выпустим Константина из музея.

— Простите старика, — профессор усмехнулся. — Профессиональная деформация. Когда всю жизнь изучаешь историю, начинаешь видеть тайны там, где их, возможно, и нет.

— Ничего страшного, — я улыбнулся в ответ. — На самом деле, это интересно. Может быть, я приду на вашу лекцию, чтобы услышать полную версию.

— Буду рад, — кивнул Левинсон. — А сейчас прошу прощения, мне нужно проверить тексты для информационных стендов. Алиса, вы не могли бы уделить мне несколько минут?

— Конечно, — она повернулась ко мне. — Константин, спасибо, что заглянули. Увидимся на открытии?

— Обязательно, — пообещал я, хотя еще не был уверен, что смогу выкроить время.

Выйдя из музея, я постоял на ступенях, глядя на дождливый Калининград. Река Преголя катила свои серые воды мимо острова Канта с его готическим собором — единственным крупным довоенным зданием, уцелевшим в центре города. Все остальное было разрушено — сначала британскими бомбардировками в 1944-м, затем советским штурмом в 1945-м, а то, что осталось, добили в послевоенные годы, расчищая место для нового, советского города.

Я часто думал о том, каково это — жить в городе с ампутированной памятью. Где улицы носят имена советских героев, но под асфальтом лежат немецкие булыжники. Где в подвалах домов можно найти довоенные вещи, а под землей тянутся километры старых коммуникаций и тоннелей, не отмеченных ни на одной современной карте.

Дождь усилился, и я поспешил к машине. Заведя двигатель, я включил дворники и сидел, наблюдая, как они размеренно счищают капли с лобового стекла. Почему-то мысли возвращались к "Слезе Юраты" и словам профессора о тайнах, которые может хранить янтарь. Обычно я скептически отношусь к подобным теориям, но что-то в этом самородке действительно казалось необычным. Может быть, дело было в его форме, так похожей на застывшую каплю. Или в странном узоре включений, напоминающем карту.

Мой телефон зазвонил, вырвав из задумчивости. На экране высветилось имя начальника отдела.

— Бережной слушает, — ответил я.

— Константин, ты где сейчас? — голос полковника Соловьева звучал напряженно.

— В центре, у Музея янтаря. А что случилось?

— Убийство на Московском проспекте. Жертва — гражданин Германии. Похоже на ограбление, но есть нюансы. Нужен кто-то со знанием немецкого, а ты у нас единственный, кто им владеет прилично.

Я вздохнул. Так и знал, что спокойный день не задастся.

— Высылайте адрес, буду через пятнадцать минут.

Повесив трубку, я еще раз взглянул на здание музея. Почему-то возникло странное предчувствие, что я вернусь сюда очень скоро, и не только ради выставки. Включив передачу, я выехал на набережную и направился в сторону Московского проспекта, оставляя позади старую Биржу и призраки Кёнигсберга.

Я не мог знать, что через несколько дней "Слеза Юраты" исчезнет из музея при загадочных обстоятельствах, и это станет лишь первым звеном в цепи событий, которые свяжут прошлое и настоящее, Кёнигсберг и Калининград, мою судьбу и историю семьи Штайнеров.

Я не мог знать, что расследование приведет меня в подземелья, о существовании которых не подозревают даже старожилы города. И что цена истины окажется слишком высокой.

Но пока я просто ехал на место преступления, думая, что это обычное дело. Еще одно убийство в городе, построенном на руинах.

ГЛАВА 2: ИНОСТРАНЕЦ

"Кёнигсберг умер в 1945-м. Калининград родился в 1946-м. Но тени прошлого не исчезают бесследно."
— Из путеводителя по Калининградской области

Убийство на Московском проспекте оказалось банальным ограблением, переросшим в непреднамеренное убийство. Немецкий турист, слишком поздно вечером забредший в неблагополучный район, дорогие часы, группа подвыпивших местных — классический рецепт трагедии. К утру у нас уже были подозреваемые, а к вечеру — признательные показания. Рутина, которая оставляет горький привкус, но не требует особых интеллектуальных усилий.

Три дня я занимался бумажной работой, закрывая дело, и почти забыл о предстоящей выставке в Музее янтаря. Напомнил мне о ней звонок Алисы в пятницу днем.

— Константин, вы не забыли про открытие? — ее голос звучал взволнованно. — Сегодня в семь.

— Помню, — ответил я, разбирая очередную стопку документов. — Но не уверен, что смогу вырваться.

— Очень жаль. Приехал Макс Штайнер, привез потрясающие экспонаты из своей коллекции. И еще несколько интересных людей из мира янтаря. Думаю, вам было бы любопытно.

Что-то в ее тоне заставило меня насторожиться. Обычно собранная и спокойная Алиса сейчас казалась... взбудораженной? Нервной?

— Все в порядке? — спросил я. — Вы как-то странно звучите.

Пауза.

— Да, конечно, — ответила она слишком быстро. — Просто предвыставочный мандраж. Столько работы, столько важных гостей...

— Хорошо, — я решил не давить. — Постараюсь заехать хотя бы на полчаса.

— Буду ждать.

Положив трубку, я задумался. Что-то было не так. За три года знакомства я ни разу не видел Алису настолько нервной перед профессиональным мероприятием. Обычно она была воплощением спокойствия и организованности.

Решение пришло само собой — я отложил бумаги, взял пиджак и направился к выходу.

— Ухожу пораньше, — бросил я коллегам. — Если что срочное — звоните на мобильный.

Музей янтаря преобразился. Фасад подсвечивался янтарным светом, у входа стояли живые скульптуры — люди, загримированные под статуи, покрытые золотистой краской. Они держали в руках крупные куски необработанного янтаря и замирали в различных позах, изображая персонажей балтийских легенд.

Внутри было не протолкнуться. Представители городской администрации, журналисты, сотрудники других музеев, коллекционеры, просто любители искусства — все они создавали гул голосов, в котором тонули звуки классической музыки, исполняемой струнным квартетом в углу зала.

Я протиснулся к стойке регистрации, показал приглашение, которое Алиса прислала мне еще неделю назад, и получил бейдж с моим именем. Официант тут же предложил бокал шампанского, но я отказался — никогда не пью на публичных мероприятиях. Профессиональная привычка.

Выставка действительно впечатляла. Центральную часть зала занимали витрины с крупными янтарными самородками, среди которых выделялась "Слеза Юраты" — она была помещена на отдельный постамент под стеклянным колпаком, подсвеченная так, чтобы максимально выделить ее уникальную форму и внутренний рисунок.

Вокруг центральной экспозиции располагались тематические секции: "Янтарь в истории", "Янтарь в искусстве", "Янтарь в науке" и, конечно, "Янтарная комната" — небольшая реконструкция фрагмента знаменитого шедевра.

Я медленно обходил зал, изучая экспонаты и прислушиваясь к разговорам. Большинство посетителей толпились у центральной витрины, восхищаясь "Слезой Юраты". Охрана ненавязчиво, но внимательно следила за порядком.

— Константин! — я обернулся на знакомый голос. Алиса пробиралась ко мне через толпу, ведя за руку высокого мужчину лет сорока пяти. — Я так рада, что вы все-таки пришли!

Она выглядела элегантно в темно-синем платье, но я сразу заметил напряжение в ее глазах и некоторую скованность движений.

— Не мог пропустить такое событие, — улыбнулся я. — Выставка впечатляет.

— Позвольте представить вам Макса Штайнера, — Алиса жестом указала на своего спутника. — Владелец галереи янтаря в Берлине и один из ведущих европейских экспертов. Макс, это Константин Бережной, о котором я вам рассказывала.

Штайнер протянул руку. У него было волевое лицо с правильными чертами, внимательные серые глаза и аккуратно подстриженная бородка с проседью. Одет он был безупречно — темный костюм явно ручной работы, белоснежная рубашка, галстук с янтарной заколкой.

— Очень приятно, герр Бережной, — произнес он на почти безупречном русском с легким немецким акцентом. — Алиса много рассказывала о вас.

— Взаимно, герр Штайнер, — я пожал его руку. Рукопожатие было крепким, но не демонстративно сильным. — Наслышан о вашей коллекции.

— О, это всего лишь скромное собрание любителя, — он улыбнулся, но глаза остались серьезными. — Ничто по сравнению с сокровищами вашего музея. Особенно "Слеза Юраты" — настоящий шедевр природы.

— Макс привез несколько уникальных экспонатов, — вмешалась Алиса. — В том числе янтарную шкатулку, предположительно из мастерской Готфрида Турау — того самого, кто работал над Янтарной комнатой.

— Впечатляюще, — кивнул я. — И как такая ценность оказалась в частной коллекции?

Штайнер слегка прищурился, словно оценивая, насколько подробно стоит отвечать.

— Семейная реликвия, — сказал он наконец. — Мой дед был... скажем так, связан с Кёнигсбергом до войны. У него был хороший глаз на предметы искусства.

Что-то в его тоне заставило меня насторожиться. Слишком много недосказанности для простого светского разговора.

— Ваш дед жил здесь? — спросил я как бы между прочим.

— Да, до 1944 года. Потом, как и многие, был вынужден уехать. — Штайнер сделал паузу. — Знаете, герр Бережной, для меня этот визит — своего рода паломничество. Попытка прикоснуться к семейной истории.

— Понимаю, — кивнул я. — Многие немцы приезжают сюда с подобными чувствами.

— Макс, простите, — вмешалась Алиса, — но нас ждут у стенда с вашей коллекцией. Обещали интервью для местного телевидения.

— Конечно, — Штайнер снова пожал мне руку. — Надеюсь, у нас еще будет возможность побеседовать, герр Бережной. Мне кажется, нам есть о чем поговорить.

Они удалились, а я остался с ощущением, что только что состоялся разговор, в котором было сказано гораздо больше, чем произнесено вслух. Интересно, что именно Алиса рассказывала обо мне Штайнеру? И почему ему показалось, что нам есть о чем поговорить?

Я решил прогуляться по залу, наблюдая за публикой. Среди гостей выделялась эффектная блондинка лет тридцати пяти, одетая в облегающее красное платье. Она стояла у витрины с "Янтарной комнатой" и что-то оживленно обсуждала с пожилым мужчиной в твидовом пиджаке — профессором Левинсоном, которого я встретил в музее несколько дней назад.

Рядом с ними находился худощавый мужчина средних лет с аккуратной бородкой и в очках с тонкой оправой. Он внимательно слушал разговор, время от времени вставляя короткие комментарии. Что-то в его внешности и манере держаться выдавало иностранца, хотя и не немца.

Я подошел ближе, делая вид, что интересуюсь экспонатами.

— ...абсолютно уверена, что это подделка, — говорила блондинка с легким прибалтийским акцентом. — Техника инкрустации совершенно не соответствует периоду.

— Ольга, вы слишком категоричны, — мягко возразил Левинсон. — Мастера того времени экспериментировали с различными техниками. Нельзя исключать, что это ранняя работа Турау, до того как он выработал свой характерный стиль.

— Григорий Маркович, при всем уважении, — женщина покачала головой, — я изучала работы Турау в Эрмитаже и Дрезденской галерее. Это определенно не его рука.

— Возможно, ученик? — предположил мужчина в очках. Он говорил по-русски с заметным польским акцентом.

— Томаш, вы всегда ищете компромисс, — улыбнулась блондинка. — Но в этом случае я бы сказала, что это работа середины XIX века, стилизация под барокко. Хорошая работа, не спорю, но не XVII век.

Я сделал вид, что рассматриваю экспонат, о котором шла речь — небольшую янтарную шкатулку с инкрустацией из серебра и слоновой кости. Судя по табличке, это был один из экспонатов, предоставленных Максом Штайнером.

— Простите за вмешательство, — сказал я, — но я слышал ваш разговор. Вы считаете, что этот экспонат неподлинный?

Блондинка окинула меня оценивающим взглядом.

— А вы, собственно, кто? — спросила она прямо.

— Константин Бережной, — представился я. — Друг Алисы Алпатьевой.

— А, тот самый полицейский, — кивнула женщина. — Ольга Краус, Музей янтаря в Паланге, Литва. Это Томаш Ковальски, Варшавский национальный музей, отдел экспертизы.

Мы обменялись рукопожатиями.

— Что касается вашего вопроса, — продолжила Ольга, — я не утверждаю, что это подделка в смысле современной фальсификации. Скорее, это более поздняя работа, чем заявлено в описании. Но все равно ценная и интересная.

— Ольга — один из ведущих экспертов по атрибуции янтарных изделий, — пояснил Левинсон. — Если она сомневается в датировке, к этому стоит прислушаться.

— Вы обсуждали это с герром Штайнером? — спросил я.

Ольга усмехнулась.

— Пыталась. Но он уверен в своей правоте. Говорит, что шкатулка передавалась в его семье из поколения в поколение и имеет документальное подтверждение происхождения.

— Которое он, однако, не предоставил для экспертизы, — тихо добавил Томаш Ковальски.

— Вы давно знакомы со Штайнером? — спросил я как бы между прочим.

— Лет десять, — ответила Ольга. — Он регулярно участвует в международных выставках и аукционах. Его галерея в Берлине считается одной из лучших в своей специализации.

— А что вы думаете о его коллекции в целом? — продолжил я свой вопрос.

Ольга и Томаш обменялись быстрыми взглядами.

— Впечатляющая, — осторожно ответил поляк. — Особенно для частного собрания. Некоторые экспонаты вызывают вопросы по происхождению, но это обычное дело для коллекций, сформированных в послевоенный период.

— Вы имеете в виду возможное происхождение из утраченных музейных фондов? — уточнил я, вспомнив о судьбе многих музеев во время войны.

— Скажем так, — Ольга понизила голос, — в Европе до сих пор всплывают предметы искусства, пропавшие во время войны. Иногда они проходят через несколько рук, прежде чем оказаться в легальном обороте. Не всегда можно проследить их путь.

— И вы подозреваете, что в коллекции Штайнера есть такие предметы?

— Я этого не говорила, — быстро ответила Ольга. — Просто констатирую факт, что происхождение некоторых экспонатов недостаточно документировано.

Профессор Левинсон, молча слушавший наш разговор, вдруг вмешался:

— Знаете, в чем проблема янтаря как материала? В отличие от картин или скульптур, его сложнее атрибутировать. Нет подписей мастеров, техники повторяются, а сам материал со временем меняется. Это создает простор для... разночтений.

— И для спекуляций, — добавил Томаш.

В этот момент к нашей группе присоединился еще один человек — крепко сложенный мужчина лет пятидесяти с военной выправкой и коротко стриженными седеющими волосами.

— О чем спорим, коллеги? — спросил он с улыбкой, но в его голосе чувствовалась привычка командовать.

— Глеб Анатольевич! — Левинсон просиял. — Рад вас видеть. Знакомьтесь, это Константин Бережной, друг Алисы.

— Глеб Жигулин, — представился мужчина, крепко пожимая мою руку. — Директор Калининградского янтарного комбината.

Я слышал о нем. Жигулин был назначен на эту должность около трех лет назад. До этого, по слухам, служил в каких-то спецслужбах. Комбинат под его руководством вышел из кризиса и начал показывать прибыль, хотя методы, которыми это было достигнуто, вызывали вопросы у многих.

— Так о чем дискуссия? — повторил Жигулин.

— Обсуждаем коллекцию герра Штайнера, — ответил я. — В частности, вопросы атрибуции некоторых экспонатов.

— А, немец, — Жигулин кивнул. — Интересный человек. Настойчивый. Уже второй раз приезжает в Калининград за последние полгода. В прошлый раз пытался договориться о прямых поставках необработанного янтаря для своей галереи.

— И как, договорился? — спросил я.

— Нет, конечно, — Жигулин усмехнулся. — У нас строгие правила экспорта. Но он не из тех, кто легко сдается. — Директор комбината оглянулся и понизил голос. — Между нами, я бы не удивился, если бы узнал, что он имеет дело с черным рынком. Слишком хорошо ориентируется в теневых схемах для простого галериста.

— У вас есть доказательства? — спросил я, мгновенно переключаясь в режим полицейского.

— Нет, просто интуиция, — Жигулин пожал плечами. — Профессиональное чутье, скажем так. Но я могу ошибаться.

Я заметил, как Ольга Краус и Томаш Ковальски обменялись еще одним быстрым взглядом. Что-то определенно было не так в этой истории.

— А что вы думаете о "Слезе Юраты"? — спросил я, меняя тему. — Действительно ли этот самородок настолько уникален, как о нем говорят?

— Безусловно, — твердо ответил Жигулин. — За тридцать лет работы с янтарем я не видел ничего подобного. Дело даже не в размере, хотя он впечатляет. Уникальна форма и внутренняя структура. Такие экземпляры встречаются раз в столетие.

— Не говоря уже о его исторической ценности, — добавил Левинсон. — Существует версия, что именно этот самородок вдохновил создателей Янтарной комнаты на некоторые элементы дизайна.

— Это правда? — удивился я.

— Документальных подтверждений нет, — признал профессор. — Но есть косвенные свидетельства. В частности, упоминания в дневниках Андреаса Шлютера, одного из создателей Янтарной комнаты, о "слезе морской богини" — крупном янтаре необычной формы, который он видел в коллекции прусского короля.

Наш разговор прервал звон бокала — в центре зала Алиса Алпатьева призывала гостей к вниманию.

— Дамы и господа! Позвольте официально открыть международную выставку "Янтарный путь: от Балтики до Средиземноморья"! Сегодня мы собрались, чтобы отдать дань уважения удивительному материалу, который на протяжении тысячелетий связывал народы и культуры.

Пока Алиса произносила приветственную речь, я наблюдал за присутствующими. Макс Штайнер стоял рядом с ней, излучая уверенность и какое-то скрытое удовлетворение. Ольга Краус внимательно слушала, время от времени бросая взгляды на центральную витрину с "Слезой Юраты". Томаш Ковальски делал заметки в маленьком блокноте. Глеб Жигулин сканировал зал цепким взглядом человека, привыкшего оценивать риски.

После официальных речей и разрезания символической ленточки гости разбрелись по залу, рассматривая экспонаты. Я решил еще раз взглянуть на "Слезу Юраты".

Самородок действительно был впечатляющим. В ярком свете специальных ламп он словно светился изнутри, а причудливый узор включений создавал иллюзию движения, будто внутри янтаря плескались волны Балтийского моря. Я попытался разглядеть то, о чем говорила Алиса — контуры, напоминающие карту побережья, но с моего угла обзора это было сложно.

— Завораживает, не правда ли? — раздался рядом голос Макса Штайнера.

— Да, впечатляет, — согласился я, не показывая, что он застал меня врасплох.

— Знаете, что самое удивительное в янтаре? — Штайнер встал рядом со мной, глядя на витрину. — Его способность сохранять прошлое. Внутри этого камня — застывшее время. Сорок миллионов лет назад капля смолы упала с дерева, и в ней навсегда остался запечатлен момент из далекого прошлого. Разве это не удивительно?

— Вы говорите как поэт, а не как коллекционер, — заметил я.

— Каждый настоящий коллекционер немного поэт, — улыбнулся Штайнер. — Иначе зачем этим заниматься? Деньги? Статус? Это слишком приземленные мотивы для того, чтобы посвятить жизнь поиску красоты.

— А что движет вами? — спросил я прямо.

Штайнер посмотрел на меня долгим взглядом, словно решая, стоит ли отвечать искренне.

— Связь с прошлым, — сказал он наконец. — С историей моей семьи. Мой дед был одержим янтарем. Он передал эту страсть моему отцу, а тот — мне.

— Ваш дед жил в Кёнигсберге до войны?

— Да. Он был... скажем так, связан с янтарной промышленностью. — Штайнер сделал паузу. — Герр Бережной, я знаю, что вы не просто друг Алисы. Вы полицейский. И, судя по вашим вопросам, вас что-то беспокоит в моей персоне.

— Профессиональная деформация, — я пожал плечами. — Привычка задавать вопросы.

— Понимаю. Но уверяю вас, моя коллекция абсолютно легальна, а мой интерес к Калининграду и его янтарным сокровищам чисто... сентиментальный.

В этот момент к нам подошла Алиса. Она выглядела немного нервной.

— Макс, простите, но вас ждут журналисты для интервью. Они хотели бы сфотографировать вас рядом с вашими экспонатами.

— Конечно, — кивнул Штайнер. — Герр Бережной, надеюсь, мы еще продолжим нашу беседу.

Когда он отошел, Алиса повернулась ко мне:

— Константин, о чем вы говорили?

— Ни о чем особенном. Обсуждали янтарь и коллекционирование. — Я внимательно посмотрел на нее. — Алиса, что происходит? Вы сами не своя сегодня.

Она нервно оглянулась.

— Не здесь. Давайте выйдем на минуту.

Мы прошли через боковую дверь в небольшой внутренний дворик музея. Вечерний воздух был прохладным и влажным — типичная калининградская погода.

— Я не знаю, стоит ли вам об этом говорить, — начала Алиса, нервно теребя браслет на запястье. — Может быть, я просто накручиваю себя...

— О чем речь?

— О Максе. И о "Слезе Юраты". — Она глубоко вздохнула. — Три дня назад я застала его в хранилище. Он стоял у открытого сейфа и держал в руках контейнер со "Слезой".

— Как он туда попал? — насторожился я.

— В том-то и дело, что законно. Он получил официальное разрешение на осмотр экспоната для своей научной работы. Все было согласовано с дирекцией. Но... — она замялась.

— Но?

— Когда я вошла, он делал что-то странное. Он держал самородок под специальной лампой и фотографировал его с разных ракурсов. Это нормально для исследователя. Но потом он достал какой-то прибор, похожий на портативный сканер, и водил им над янтарем. Когда я спросила, что это, он сказал, что проверяет подлинность. Но зачем? Мы никогда не сомневались в подлинности "Слезы".

— Может быть, это стандартная процедура для его исследования?

— Возможно. — Алиса покачала головой. — Но было что-то... одержимое в том, как он это делал. И потом, когда он увидел меня, он слишком быстро убрал прибор. Как будто не хотел, чтобы я его заметила.

Я задумался. Это могло быть ничем, обычной паранойей перед важным мероприятием. Но могло быть и чем-то большим.

— Вы говорили об этом с кем-нибудь еще?

— Нет. Я не хотела создавать проблемы на пустом месте. Макс — уважаемый эксперт, его участие в выставке очень важно для музея.

— Понимаю. — Я положил руку ей на плечо. — Не беспокойтесь. Скорее всего, все в порядке. Но я буду держать глаза открытыми.

Мы вернулись в зал, где выставка была в полном разгаре. Я заметил, что Томаш Ковальски и Ольга Краус стоят в углу и о чем-то тихо, но интенсивно спорят. Их позы выдавали напряжение — Ольга скрестила руки на груди, а Томаш нервно поправлял очки.

Я решил подойти ближе, делая вид, что интересуюсь экспонатом в витрине рядом с ними.

— ...нельзя так рисковать, — говорила Ольга приглушенным голосом. — Если он прав, и это действительно то, что мы думаем...

— Тем более нужно действовать, — перебил ее Томаш. — Ты же понимаешь, что будет, если Штайнер первым доберется до...

Он заметил меня и резко оборвал фразу. Ольга обернулась, на ее лице мелькнуло раздражение, быстро сменившееся профессиональной улыбкой.

— Герр Бережной, вы заинтересовались нашей дискуссией об атрибуции? — спросила она с легкой иронией.

— Просто осматриваю экспонаты, — я указал на витрину. — Впечатляющая коллекция.

— Да, безусловно, — согласился Томаш, но в его голосе чувствовалась напряженность. — Особенно работы балтийских мастеров XVII века. Редко увидишь такую концентрацию шедевров в одном месте.

— Вы, кажется, спорили о чем-то, связанном со Штайнером? — спросил я прямо.

Они обменялись быстрыми взглядами.

— Профессиональные разногласия, — ответила Ольга. — Томаш считает, что некоторые атрибуции в коллекции Штайнера нуждаются в пересмотре. Я склонна доверять его экспертизе.

Это явно не было правдой, или, по крайней мере, не всей правдой. Но я решил не давить.

— Понимаю. В мире искусства такие споры, должно быть, обычное дело.

— Именно, — с облегчением подхватил Томаш. — Наука не стоит на месте, методы атрибуции совершенствуются. То, что считалось подлинником вчера, сегодня может оказаться копией. И наоборот.

Я кивнул, делая вид, что удовлетворен объяснением, и отошел к другой витрине. Но краем глаза продолжал наблюдать за ними. Через несколько минут к ним присоединился Макс Штайнер. Разговор, судя по жестам, стал еще более напряженным, хотя все трое старались сохранять внешнее спокойствие.

Вечер продолжался. Я перемещался по залу, слушая обрывки разговоров, наблюдая за гостями. Большинство обсуждали экспонаты, восхищались "Слезой Юраты", обменивались профессиональными мнениями. Но было и что-то еще — какое-то напряжение, витавшее в воздухе. Словно за фасадом светского мероприятия разворачивалась другая, скрытая драма.

Около девяти вечера я заметил, что Алиса и Штайнер снова беседуют у центральной витрины. Их разговор выглядел интенсивным, хотя оба старались сохранять непринужденные выражения лиц. В какой-то момент Штайнер положил руку на плечо Алисы — жест, который мог показаться дружеским, но в нем чувствовалось что-то собственническое.

Я решил, что пора уходить. Официальная часть закончилась, а оставаться дольше означало бы привлекать ненужное внимание. У выхода я столкнулся с профессором Левинсоном.

— Уже уходите, Константин? — спросил он. — Жаль. Я надеялся, что мы сможем поговорить подробнее о вашем интересе к истории города.

— В другой раз, профессор. Завтра рабочий день.

— Конечно, конечно. — Он понизил голос. — Знаете, я рад, что вы здесь были сегодня. Что-то... не так с этой выставкой. Я не могу точно сказать, что именно, но чувствую это. Старческая паранойя, возможно.

— Почему вы так думаете? — спросил я, внезапно заинтересовавшись.

— Слишком много... совпадений. Все эти люди, внезапно собравшиеся в одном месте. Штайнер, Краус, Ковальски, Жигулин... Каждый из них имеет свой интерес к янтарю, выходящий за рамки обычного профессионального любопытства. — Левинсон покачал головой. — И "Слеза Юраты". Почему именно сейчас ее решили выставить публично? После стольких лет хранения в запасниках?

— Вы думаете, это не случайно?

— В моем возрасте перестаешь верить в случайности, молодой человек. — Профессор грустно улыбнулся. — Особенно когда речь идет о предметах с такой... сложной историей.

— Что вы имеете в виду?

Левинсон огляделся, словно проверяя, не подслушивает ли кто-то.

— Приходите ко мне в университет. Завтра, если сможете. У меня есть кое-что, что может вас заинтересовать. Материалы о происхождении "Слезы Юраты" и ее связи с... другими артефактами.

— Хорошо, — кивнул я, заинтригованный. — Во сколько?

— В три часа. Исторический факультет, кабинет 312.

Я попрощался с профессором и вышел на улицу. Дождь прекратился, но воздух был влажным и прохладным. Я глубоко вдохнул, пытаясь собраться с мыслями.

Что-то определенно происходило вокруг этой выставки и особенно вокруг "Слезы Юраты". Странное поведение Штайнера, нервозность Алисы, напряженный спор между Ольгой и Томашем, намеки профессора Левинсона... Все это складывалось в картину, которую я пока не мог полностью разгадать.

Я сел в машину и еще раз взглянул на освещенное здание музея. Внутри продолжался прием, люди общались, пили шампанское, восхищались экспонатами. Но за этим фасадом нормальности явно скрывалось что-то большее.

Заводя двигатель, я подумал о словах Левинсона о "сложной истории" "Слезы Юраты". Что он имел в виду? Какие материалы хотел мне показать? И как это связано с Максом Штайнером и его интересом к янтарному самородку?

Я не мог знать, что через двадцать четыре часа "Слеза Юраты" исчезнет из музея при загадочных обстоятельствах. Что профессор Левинсон не доживет до нашей встречи. И что я окажусь втянут в расследование, которое свяжет прошлое и настоящее, Кёнигсберг и Калининград, тайны Второй мировой войны и современные преступления.

Я просто ехал домой, думая, что завтра будет обычный рабочий день. Еще один день в городе, построенном на руинах другого города. В городе, где прошлое никогда по-настоящему не умирает.

ГЛАВА 3: ОТКРЫТИЕ

"Янтарь — это застывшее время. В нем сохраняется то, что должно было исчезнуть миллионы лет назад."
— Из каталога выставки "Янтарный путь"

Утро началось с дождя — мелкого, моросящего, типичного для Калининграда в это время года. Я проснулся раньше будильника, с ощущением тревоги, которое не мог объяснить. События вчерашнего вечера крутились в голове, складываясь в картину, которой явно не хватало ключевых элементов.

В управлении было тихо — никаких срочных дел, только текущая бумажная работа. Я воспользовался свободным временем, чтобы пробить Макса Штайнера по базам данных. Результаты оказались скудными: гражданин Германии, 1974 года рождения, владелец галереи "Amber Heritage" в Берлине, автор нескольких монографий по истории янтарного промысла, регулярно посещает Россию по деловой визе. Никаких проблем с законом, никаких красных флажков.

Я расширил поиск, проверяя информацию о его деде, который, по словам Штайнера, жил в Кёнигсберге до войны. Но здесь меня ждало разочарование — слишком мало данных сохранилось о довоенных жителях города, особенно о тех, кто покинул его до штурма советскими войсками.

Около полудня позвонила Алиса.

— Константин, вы придете сегодня на официальное открытие? — В ее голосе слышалось напряжение.

— Разве вчера не было открытие?

— Вчера был предварительный просмотр для специалистов и прессы. Сегодня официальная церемония с участием губернатора и представителей министерства культуры из Москвы. — Она сделала паузу. — Мне было бы спокойнее, если бы вы присутствовали.

— Что-то случилось?

— Нет, просто... — она замялась. — Просто предчувствие. Наверное, я слишком нервничаю из-за важности мероприятия.

— Хорошо, я приду, — согласился я. — Во сколько начало?

— В шесть вечера. Но лучше приезжайте к пяти, до прибытия официальных лиц.

Положив трубку, я задумался. Что именно беспокоит Алису? Вчерашний инцидент со Штайнером в хранилище? Или что-то еще, о чем она не рассказала?

В три часа, как и договаривались, я приехал в университет, чтобы встретиться с профессором Левинсоном. Исторический факультет располагался в старом немецком здании, чудом уцелевшем во время бомбардировок. Внутри пахло пылью, старыми книгами и мастикой для пола — запах, характерный для академических учреждений во всем мире.

Кабинет 312 находился в конце длинного коридора. Я постучал, но ответа не последовало. Постучал еще раз, громче. Тишина. Дверь была не заперта, и я осторожно заглянул внутрь.

Кабинет был пуст. На столе лежали аккуратно сложенные бумаги, стоял включенный ноутбук. Чашка с недопитым кофе еще хранила тепло — профессор явно был здесь совсем недавно.

Я решил подождать. Сел в кресло для посетителей, разглядывая кабинет. Стены были увешаны картами Восточной Пруссии разных периодов, фотографиями археологических раскопок, репродукциями гравюр с видами старого Кёнигсберга. На полках теснились книги — в основном на немецком и русском, но попадались и на других языках.

Прошло пятнадцать минут. Профессора все не было. Я начал беспокоиться. Позвонил на мобильный, который Левинсон дал мне вчера, но телефон был выключен или находился вне зоны доступа.

Я вышел в коридор и остановил проходящую мимо студентку.

— Извините, вы не видели профессора Левинсона?

— Видела около получаса назад, — ответила она. — Он спускался по лестнице с каким-то мужчиной. Они о чем-то спорили.

— Как выглядел этот мужчина?

— Не знаю, я не рассматривала. Высокий, хорошо одетый. Иностранец, кажется.

Я поблагодарил девушку и вернулся в кабинет. Что-то подсказывало мне, что ждать бесполезно. Взгляд упал на стопку бумаг на столе. Верхний лист был озаглавлен "К вопросу о происхождении 'Слезы Юраты' и ее связи с Янтарной комнатой". Это явно были материалы, которые профессор хотел мне показать.

Я колебался. С одной стороны, это могло быть важно. С другой — я не имел права брать чужие документы без разрешения. В конце концов, профессиональное любопытство победило. Я сфотографировал несколько страниц на телефон, решив изучить их позже.

Выйдя из университета, я еще раз попытался дозвониться до Левинсона. Безрезультатно. Возможно, он просто забыл о нашей встрече или его срочно вызвали по делам. Но интуиция подсказывала, что дело не так просто.

К пяти часам я был у Музея янтаря. В отличие от вчерашнего вечера, сегодня вход охранялся гораздо строже. Два сотрудника ЧОПа проверяли приглашения, еще один следил за металлоискателем, через который проходили все посетители.

Я показал свое приглашение и полицейское удостоверение. Охранник внимательно изучил оба документа, связался с кем-то по рации и только после этого пропустил меня внутрь.

В музее царила предпраздничная суета. Сотрудники в униформе расставляли бокалы на подносы, официанты готовили фуршетные столы, техники проверяли освещение и звук. В центре зала, как и вчера, главное место занимала витрина со "Слезой Юраты", но сегодня вокруг нее была установлена дополнительная защита — прозрачный барьер и еще один охранник.

Я нашел Алису в боковом зале. Она руководила расстановкой стульев для VIP-гостей, выглядя одновременно собранной и напряженной.

— Константин! — она заметила меня и подошла. — Спасибо, что пришли.

— Все в порядке? — спросил я, внимательно глядя на нее.

— Да, просто обычный предоткрытийный стресс. — Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла натянутой. — Через час здесь будет губернатор, заместитель министра культуры, представители дипломатических миссий.

— Я не об этом. Вчера вы были обеспокоены чем-то конкретным. Это связано со Штайнером?

Алиса огляделась, убедилась, что никто не подслушивает, и понизила голос:

— Не только с ним. Сегодня утром я обнаружила, что кто-то был в хранилище ночью.

— Взлом? — насторожился я.

— Нет, и это самое странное. Никаких следов взлома, сигнализация не срабатывала. Но я точно знаю, как оставила документы на столе вечером, а утром они лежали иначе. И один из ящиков был не полностью закрыт.

— Вы сообщили службе безопасности?

— Конечно. Они проверили записи камер — ничего подозрительного. Провели инвентаризацию — все экспонаты на месте. Решили, что мне показалось.

— А вы уверены, что не показалось?

— Абсолютно. — Она посмотрела мне прямо в глаза. — Я знаю, как я оставляю свое рабочее место. Кто-то был там и что-то искал.

— Что именно могли искать?

— Не знаю. Документацию по экспонатам? Информацию о системе безопасности? — Она покачала головой. — В любом случае, сегодня охрана усилена. Надеюсь, все пройдет нормально.

В этот момент к нам подошел молодой человек в форме сотрудника музея.

— Алиса Викторовна, простите за беспокойство, но там проблема с освещением в третьем зале. Техники просят вас подойти.

— Сейчас иду, Игорь. — Она повернулась ко мне. — Извините, Константин, долг зовет. Поговорим позже?

Я кивнул, и Алиса поспешила за сотрудником. Я решил осмотреться, пока не начали прибывать официальные гости.

Музей преобразился по сравнению со вчерашним днем. Появились дополнительные информационные стенды, элегантные указатели на русском и английском языках, живые цветы в напольных вазах. Все было продумано до мелочей, чтобы произвести максимальное впечатление на высокопоставленных гостей.

Я заметил Макса Штайнера, беседующего с Глебом Жигулиным у одной из витрин. Их разговор выглядел напряженным — Жигулин хмурился, а Штайнер говорил с нажимом, время от времени делая резкие жесты рукой. Я подошел ближе, делая вид, что рассматриваю экспонаты.

— ...не думаю, что это хорошая идея, — говорил Жигулин. — Особенно сейчас, когда столько внимания приковано к музею.

— Именно поэтому сейчас идеальный момент, — возразил Штайнер. — Когда еще будет такая возможность? Все ключевые фигуры в одном месте.

— Слишком рискованно. Если что-то пойдет не так...

Штайнер заметил меня и резко оборвал разговор. На его лице мгновенно появилась приветливая улыбка.

— Герр Бережной! Рад снова вас видеть. Пришли на официальное открытие?

— Да, по приглашению Алисы Викторовны, — ответил я, делая вид, что не заметил их напряженного разговора.

— Прекрасно, прекрасно. — Штайнер повернулся к Жигулину. — Глеб Анатольевич, мы продолжим нашу беседу позже, если вы не возражаете.

Жигулин кивнул, бросил на меня подозрительный взгляд и отошел. Штайнер же, напротив, казалось, был рад возможности поговорить.

— Знаете, герр Бережной, я много думал о нашем вчерашнем разговоре. О связи с прошлым, о сохранении истории. — Он сделал паузу. — Вы когда-нибудь задумывались о том, как много тайн хранит этот город?

— Постоянно, — честно ответил я. — Калининград — город-палимпсест. Один текст, написанный поверх другого.

— Точно! — Штайнер оживился. — Именно так! И иногда сквозь верхний слой проступает нижний. История не исчезает, она просто... ждет, когда ее обнаружат заново.

— И что именно вы надеетесь обнаружить, герр Штайнер?

Он улыбнулся, но глаза остались серьезными.

— Правду, герр Бережной. Только правду. О моей семье, о этом городе, о том, что произошло здесь в последние дни войны.

Прежде чем я успел задать следующий вопрос, в зал вошла группа людей в строгих костюмах — явно представители официальных делегаций. Началась суета, Штайнер извинился и отошел, а я остался с ощущением, что он сказал мне больше, чем хотел.

К шести часам музей заполнился гостями. Прибыл губернатор с супругой, за ним — заместитель министра культуры, дипломаты, представители бизнеса, спонсировавшие выставку. Я заметил среди гостей Ольгу Краус и Томаша Ковальски — они держались вместе, тихо переговариваясь.

В 18:15 началась официальная церемония. Директор музея, элегантная женщина лет пятидесяти, выступила с приветственной речью, поблагодарила спонсоров и особо отметила международное сотрудничество, благодаря которому стала возможна эта выставка. После нее слово взял губернатор, говоривший о культурном наследии региона и его туристической привлекательности. Заместитель министра культуры подчеркнул значимость сохранения исторических артефактов и развития музейного дела.

Я стоял в стороне, наблюдая не столько за выступающими, сколько за публикой. Алиса находилась рядом с директором, внешне спокойная и собранная, но я замечал, как она время от времени нервно оглядывала зал. Макс Штайнер расположился в первом ряду, внимательно слушая выступления. Глеб Жигулин держался у стены, периодически проверяя телефон. Ольга Краус и Томаш Ковальски сидели рядом, обмениваясь тихими комментариями.

Среди сотрудников музея я заметил того самого молодого человека, Игоря, который ранее вызывал Алису по поводу проблем с освещением. Он странно суетился, постоянно перемещаясь по залу, словно не находя себе места. Несколько раз он подходил к техническому пульту, что-то проверял, затем снова отходил. Его поведение казалось нервозным, что выбивалось из общего профессионального настроя персонала.

После официальных речей наступил кульминационный момент — презентация "Слезы Юраты". Директор музея и заместитель министра подошли к центральной витрине. Специальное освещение было настроено так, чтобы максимально выгодно представить уникальный экспонат.

— Дамы и господа, — торжественно произнесла директор, — перед вами уникальный янтарный самородок, известный как "Слеза Юраты". Этот экземпляр, весом 2,7 килограмма, является одним из крупнейших цельных кусков янтаря, когда-либо найденных на побережье Балтийского моря. Его уникальность заключается не только в размере, но и в особой форме и внутренней структуре, напоминающей очертания Балтийского побережья...

В этот момент произошло неожиданное — свет в музее мигнул и погас. Наступила полная темнота, лишь аварийные указатели слабо светились у выходов. Раздались встревоженные возгласы, кто-то из женщин вскрикнул.

— Сохраняйте спокойствие! — громко произнес мужской голос, который я узнал как голос начальника службы безопасности музея. — Это временное отключение электричества. Аварийные генераторы включатся через несколько секунд.

Я инстинктивно двинулся к центральной витрине, где находилась "Слеза Юраты". В темноте я натолкнулся на кого-то.

— Извините, — пробормотал мужской голос с легким акцентом. Я не успел разглядеть лицо, но по фигуре и голосу мне показалось, что это Штайнер.

Через тридцать секунд, показавшихся вечностью, включились аварийные генераторы. Свет был тусклым, но достаточным, чтобы видеть происходящее. Я оказался у центральной витрины. Охранник стоял на своем месте, напряженно вглядываясь в стеклянный колпак. "Слеза Юраты" была на месте, по крайней мере, так казалось при этом освещении.

Я огляделся. Гости выглядели встревоженными, но паники не было. Сотрудники музея и охрана профессионально контролировали ситуацию. Директор что-то говорила в рацию, вероятно, связываясь с техническими службами.

Через две минуты включился основной свет, и в зале раздались аплодисменты облегчения. Директор музея взяла микрофон:

— Приносим извинения за это непредвиденное происшествие. Как нам сообщили, произошло кратковременное отключение электроэнергии в этом районе города. К счастью, наши системы безопасности сработали безупречно, и все экспонаты находятся под надежной защитой.

Церемония продолжилась, но я заметил, что Алиса выглядит еще более напряженной. Она подошла к витрине со "Слезой Юраты" и внимательно осмотрела экспонат, затем обменялась несколькими словами с охранником.

Я решил подойти к ней.

— Все в порядке? — спросил я тихо.

— Да, кажется, — ответила она, но в ее голосе не было уверенности. — Просто это отключение слишком удачно совпало с презентацией главного экспоната.

— Вы думаете, это не случайность?

— Не знаю. — Она покачала головой. — Может быть, я становлюсь параноиком. Но после того, что я заметила вчера в хранилище...

— Где был Штайнер во время отключения света? — спросил я.

— Не знаю, я его не видела. — Алиса огляделась. — А, вот он, разговаривает с заместителем министра.

Действительно, Штайнер стоял в группе официальных лиц, что-то оживленно обсуждая. Он выглядел совершенно спокойным, даже довольным.

— А тот молодой сотрудник, Игорь, — продолжил я. — Что вы о нем знаете?

— Игорь Соколов? — Алиса удивленно посмотрела на меня. — Он работает у нас около года. Техник-смотритель, отвечает за освещение и климат-контроль. А что?

— Он показался мне нервным. И я заметил, что перед отключением света он крутился возле технического пульта.

— Это его работа, — пожала плечами Алиса. — Но если вы считаете нужным, я могу поговорить с ним.

— Не надо привлекать внимание. Я сам понаблюдаю за ним.

Официальная часть церемонии завершилась, и гости разбрелись по залам, рассматривая экспонаты. Начался фуршет — официанты разносили шампанское и легкие закуски. Атмосфера постепенно расслаблялась, инцидент с отключением света уже воспринимался как забавное происшествие, о котором можно будет рассказывать знакомым.

Я заметил, что Глеб Жигулин стоит в стороне от основной группы гостей, нервно постукивая пальцами по бокалу с минеральной водой. Его взгляд был прикован к центральной витрине со "Слезой Юраты". Я решил подойти к нему.

— Впечатляющая выставка, не правда ли? — начал я разговор.

Жигулин вздрогнул, словно я вырвал его из глубокой задумчивости.

— А? Да, конечно. Очень... впечатляюще.

— Вас что-то беспокоит? — спросил я прямо.

Он посмотрел на меня оценивающим взглядом.

— Почему вы так решили?

— Профессиональная привычка замечать детали. Вы выглядите напряженным с момента отключения света.

Жигулин сделал глоток воды, словно выигрывая время для ответа.

— Просто не люблю непредвиденные ситуации. Особенно когда речь идет о безопасности таких ценных экспонатов.

— Вы беспокоитесь о "Слезе Юраты"?

— Конечно. Это национальное достояние. — Он помолчал. — И личная ответственность. Янтарный комбинат передал этот экспонат музею на временное хранение. Если что-то случится...

Он не закончил фразу, но смысл был ясен.

— Вы заметили что-нибудь подозрительное во время отключения света? — спросил я.

— Нет, было слишком темно. — Жигулин нахмурился. — А вы?

— Мне показалось, что я столкнулся со Штайнером недалеко от центральной витрины.

— Вот как? — Жигулин напрягся еще больше. — Интересно. Очень интересно.

— Почему вас это так заинтересовало?

— Потому что перед самым отключением света я видел Штайнера в противоположном конце зала. Он разговаривал с этой литовкой, Краус. — Жигулин посмотрел мне прямо в глаза. — Если вы столкнулись с ним у витрины, значит, он очень быстро переместился в темноте. Слишком быстро для человека, который не знал заранее, что свет погаснет.

Это было интересное наблюдение. Я сделал мысленную заметку проверить, где именно находился Штайнер перед отключением света.

— Вы не доверяете ему? — спросил я.

— Я никому не доверяю, когда речь идет о янтаре такой ценности, — ответил Жигулин. — Особенно иностранцам с туманным прошлым.

— Что вы имеете в виду?

Жигулин понизил голос:

— Я навел справки о семье Штайнера. Его дед действительно жил в Кёнигсберге до войны. Но он не был простым горожанином. Он работал в администрации города и имел доступ к музейным ценностям. А в 1944 году, перед наступлением советских войск, участвовал в эвакуации культурных ценностей из города.

— Включая Янтарную комнату?

— Возможно. Документы того периода неполны, многое было уничтожено. Но есть косвенные свидетельства, что семья Штайнеров могла быть связана с сокрытием ценностей перед падением города.

Это была новая и потенциально важная информация. Если дед Штайнера действительно участвовал в эвакуации культурных ценностей из Кёнигсберга, это могло объяснить интерес его внука к "Слезе Юраты" и другим янтарным артефактам.

— Вы говорили об этом с кем-нибудь еще? — спросил я.

— Нет. Это всего лишь мои предположения, основанные на фрагментарных данных. — Жигулин допил воду и поставил пустой бокал на поднос проходящего мимо официанта. — Но я бы советовал вам присматривать за нашим немецким гостем. И за его литовской подругой тоже.

— Вы думаете, Ольга Краус тоже замешана?

— Я ничего не утверждаю. Просто советую быть внимательным. — Жигулин посмотрел на часы. — Извините, мне нужно переговорить с губернатором перед его отъездом.

Он кивнул и отошел, оставив меня с новыми вопросами. Я решил проверить его слова о местонахождении Штайнера перед отключением света. Найдя Алису, я спросил, видела ли она немецкого коллекционера непосредственно перед инцидентом.

— Да, он стоял рядом с Ольгой Краус у стенда с историей янтарного промысла. Это в дальнем углу зала, — ответила она. — А что?

— И вы уверены в этом?

— Абсолютно. Я как раз смотрела в их сторону, когда погас свет.

Это подтверждало слова Жигулина. Если Штайнер находился в дальнем углу зала перед отключением света, как он мог так быстро оказаться у центральной витрины в полной темноте? И главное — зачем?

Я решил найти и понаблюдать за Игорем Соколовым, техником, который показался мне подозрительным. Обойдя несколько залов, я обнаружил его в техническом помещении, где он проверял электрощит вместе с другим сотрудником.

— ...говорю тебе, это было внешнее отключение, — говорил второй техник. — Все системы музея работали нормально.

— Но почему тогда аварийное питание включилось с задержкой? — возразил Игорь. — Должно было сработать мгновенно.

— Может, сбой в автоматике? Надо проверить.

Я отошел, не желая привлекать их внимание.

Вечер продолжался без происшествий. Высокопоставленные гости постепенно разъезжались, а оставшиеся перемещались между фуршетными столами и экспозицией, обсуждая увиденное. Я продолжал наблюдать за ключевыми фигурами.

Макс Штайнер держался уверенно и непринужденно, общаясь то с одной, то с другой группой гостей. Никто бы не заподозрил его в чем-то неладном — он выглядел как успешный бизнесмен, наслаждающийся светским мероприятием. Но я заметил, что он избегает прямого контакта с Жигулиным и почти не подходит к центральной витрине со "Слезой Юраты".

Ольга Краус и Томаш Ковальски держались вместе, периодически вступая в беседы с другими специалистами по янтарю. Их поведение казалось профессиональным и естественным, но я помнил их напряженный разговор, который подслушал накануне.

Игорь Соколов, техник, вернулся в зал и теперь методично проверял освещение каждой витрины, делая пометки в планшете. Его движения были точными и уверенными — нервозность, которую я заметил ранее, исчезла. Возможно, я ошибся в своих подозрениях.

Около десяти вечера я решил, что пора уходить. Выставка официально открыта, никаких инцидентов, кроме кратковременного отключения света, не произошло. Я нашел Алису, чтобы попрощаться.

— Уже уходите? — спросила она с легким разочарованием.

— Да, завтра рабочий день. — Я помедлил. — Алиса, вы все еще беспокоитесь о чем-то?

Она оглянулась, убедилась, что никто не подслушивает, и тихо сказала:

— Да. Не могу объяснить почему, но у меня ощущение, что что-то не так. Особенно после этого отключения света.

— Вы проверили "Слезу Юраты"?

— Насколько это возможно при беглом осмотре — да. Внешне все выглядит нормально. Но для полной уверенности нужно провести детальное исследование, а это невозможно сделать во время выставки.

— Если хотите, я могу неофициально проверить записи с камер наблюдения за время отключения света, — предложил я.

— Это было бы очень кстати. — Алиса с благодарностью посмотрела на меня. — Я знаю, что прошу о личном одолжении...

— Ничего страшного. Считайте это профессиональным любопытством.

Мы договорились, что я свяжусь с ней завтра, и я направился к выходу. У дверей я столкнулся с профессором Левинсоном, который только что прибыл.

— Профессор! — я был удивлен и обрадован. — А я думал, что с вами что-то случилось. Вы не пришли на нашу встречу в университете.

Левинсон выглядел усталым и немного растерянным.

— Ах, герр Бережной! Прошу прощения за это недоразумение. Меня срочно вызвали в администрацию университета, а потом я совершенно забыл о нашей договоренности. Старческая рассеянность, знаете ли.

Что-то в его объяснении показалось мне неискренним, но я не стал настаивать.

— Ничего страшного. Может быть, перенесем нашу встречу на другой день?

— Да, конечно, — поспешно согласился профессор. — Я свяжусь с вами в ближайшее время.

Он быстро попрощался и прошел в зал. Я заметил, что он сразу направился к Максу Штайнеру, который, увидев профессора, на мгновение нахмурился, но затем приветливо улыбнулся.

Выйдя из музея, я глубоко вдохнул прохладный вечерний воздух. Мысли роились в голове, складываясь в причудливую мозаику из фрагментов разговоров, наблюдений, догадок. Что-то определенно происходило вокруг этой выставки и особенно вокруг "Слезы Юраты". Но что именно?

Я решил, что завтра первым делом проверю записи камер наблюдения и попытаюсь выяснить, что произошло во время отключения света. А еще нужно будет изучить материалы, которые я сфотографировал в кабинете Левинсона — возможно, в них найдутся ответы на некоторые вопросы.

Садясь в машину, я бросил последний взгляд на освещенное здание музея. За его стенами хранились сокровища, привлекавшие внимание не только ценителей искусства, но и тех, кто преследовал свои, не всегда законные цели. И я почему-то был уверен, что история только начинается.

ГЛАВА 4: ПОДОЗРЕНИЕ

*"Янтарь обманчив. Он кажется простым, но хранит в себе тайны, которые открываются лишь внимательному взгляду."*
— Из дневника Фридриха Штайнера, 1937 г.

Прошла неделя после торжественного открытия выставки. Жизнь вернулась в привычное русло — расследования, допросы, бумажная работа. Выставка в Музее янтаря стала главной культурной новостью города, ежедневно привлекая сотни посетителей. Особый ажиотаж вызывала "Слеза Юраты" — многие приходили специально, чтобы увидеть знаменитый самородок.

Я проверил записи камер наблюдения за время отключения света в день открытия. К сожалению, они оказались малоинформативными — основные камеры отключились вместе со светом, а те, что работали от аварийного питания, давали слишком нечеткое изображение в условиях почти полной темноты. Я мог различить только смутные фигуры, перемещающиеся по залу, но невозможно было с уверенностью идентифицировать кого-либо.

Материалы из кабинета Левинсона оказались интереснее. Это была исследовательская статья, над которой работал профессор, посвященная истории "Слезы Юраты". Согласно его данным, самородок был найден на побережье Балтийского моря в начале XVIII века и первоначально хранился в коллекции прусского короля Фридриха I. Затем он переходил из рук в руки, пока в 1941 году не оказался в Кёнигсбергском музее янтаря. В 1944 году, перед наступлением советских войск, многие ценности музея были эвакуированы или спрятаны. "Слеза Юраты" считалась утерянной до 1980 года, когда она неожиданно обнаружилась в запасниках Калининградского музея янтаря, куда попала, предположительно, вместе с другими трофейными экспонатами.

Но самым интересным был раздел, где Левинсон выдвигал гипотезу о связи "Слезы Юраты" с Янтарной комнатой. По его мнению, уникальная форма самородка могла послужить вдохновением для некоторых элементов знаменитого шедевра. Более того, он предполагал, что "Слеза" могла быть частью того же янтарного месторождения, что и материал, использованный для создания Янтарной комнаты.

Эта информация заставила меня задуматься. Если Левинсон прав, и "Слеза Юраты" действительно имеет такую историческую ценность, это объясняло бы интерес к ней со стороны Штайнера и других специалистов. Но что именно они искали? И почему сейчас?

Мои размышления прервал телефонный звонок. Это была Алиса.

— Константин, нам нужно встретиться, — сказала она без предисловий. Ее голос звучал напряженно. — Сегодня, если возможно.

— Что-то случилось?

— Не по телефону. Давайте встретимся в кафе "Старый Кёнигсберг" в шесть вечера.

Я согласился, заинтригованный ее тоном. Весь день я не мог отделаться от ощущения, что должно произойти что-то важное.

"Старый Кёнигсберг" был небольшим уютным кафе в центре города, стилизованным под довоенную немецкую кондитерскую. Я пришел немного раньше назначенного времени и выбрал столик в углу, откуда хорошо просматривался весь зал.

Алиса появилась ровно в шесть. Она выглядела усталой и встревоженной. Заказав кофе, она некоторое время молчала, словно собираясь с мыслями.

— Константин, то, что я собираюсь вам рассказать, может показаться безумием, — наконец начала она. — Но я доверяю вашему мнению и нуждаюсь в совете.

— Я слушаю.

Она глубоко вздохнула.

— Я думаю, что "Слеза Юраты", которая сейчас выставлена в музее, — подделка.

Я не ожидал такого заявления.

— Подделка? Вы уверены?

— Нет, не уверена. Именно поэтому я обратилась к вам. — Алиса нервно теребила салфетку. — У меня нет прямых доказательств, только подозрения, основанные на мелких деталях, которые могут заметить только те, кто хорошо знаком с оригиналом.

— Какие именно детали?

— Во-первых, цвет. Он немного отличается от того, что я помню. "Слеза Юраты" имеет уникальный оттенок — глубокий медовый с красноватыми прожилками. То, что выставлено сейчас, выглядит очень похоже, но оттенок чуть более однородный.

— Янтарь может менять цвет со временем, — заметил я. — Особенно под воздействием света.

— Да, но не так быстро и не таким образом. Во-вторых, внутренняя структура. В оригинале есть характерный узор включений, который образует то, что мы называем "картой побережья". В нынешнем экземпляре этот узор присутствует, но некоторые детали расположены иначе.

— Вы могли просто забыть точное расположение, — предположил я, стараясь быть объективным. — Человеческая память несовершенна.

— Я думала об этом. Поэтому сравнила нынешний экспонат с фотографиями, сделанными при подготовке выставки. Есть различия. Тонкие, но они есть.

Это уже было серьезнее. Если Алиса права, и существуют документальные свидетельства различий, это могло указывать на подмену.

— Когда, по-вашему, могла произойти подмена?

— Логично предположить, что во время отключения света на открытии. Тридцать секунд темноты — достаточно времени для того, кто подготовился заранее.

— Но как пронести поддельный самородок в музей? Там была охрана, металлоискатели...

— Янтарь не металл, — напомнила Алиса. — А если подделка достаточно искусная, она может выглядеть как обычный сувенир или даже личное украшение. Крупное колье или браслет из янтаря никого бы не удивили на такой выставке.

Я задумался. Теория звучала фантастически, но не невозможно.

— Кто мог это сделать? И главное — зачем?

— Вот это я и пытаюсь понять. — Алиса отпила кофе. — Если я права, и произошла подмена, то оригинал сейчас у кого-то из тех, кто присутствовал на открытии. Мотив? Возможно, коллекционирование. "Слеза Юраты" — уникальный экспонат, мечта любого коллекционера янтаря.

— Например, Штайнера?

— Он первый подозреваемый, учитывая его интерес к экспонату и то, что вы столкнулись с ним у витрины во время отключения света. Но есть и другие возможности.

— Какие?

— Финансовая выгода. "Слеза Юраты" застрахована на крупную сумму. Если бы она была украдена, музей получил бы страховку. Но открытая кража вызвала бы скандал и расследование. А вот если заменить оригинал подделкой, а потом "обнаружить" подмену через некоторое время.

— Вы намекаете на то, что руководство музея могло организовать это само? — я был удивлен таким поворотом.

Алиса понизила голос:

— Я не хочу никого обвинять без доказательств. Но вы должны знать, что наш музей испытывает серьезные финансовые трудности. Бюджетное финансирование сокращается год от года, а расходы растут. Эта выставка — попытка привлечь внимание и дополнительные средства, но она тоже требует затрат.

— И страховка за украденный экспонат могла бы решить эти проблемы?

— По крайней мере, частично. — Алиса выглядела смущенной. — Я не хочу верить, что директор или кто-то из руководства мог пойти на такое. Но я должна рассмотреть все возможности.

Я задумался. Версия с финансовыми проблемами музея звучала правдоподобно, но что-то меня в ней смущало.

— Есть еще одна возможность, — продолжила Алиса. — Историческая ценность. Если верить исследованиям профессора Левинсона, "Слеза Юраты" может быть связана с Янтарной комнатой. Возможно, кто-то верит, что она содержит ключ к местонахождению утраченного сокровища.

— Это уже больше похоже на авантюрный роман, — усмехнулся я.

— Согласна. Но история Янтарной комнаты полна загадок и странных совпадений. И люди до сих пор ищут ее, несмотря на все официальные заявления о том, что она, скорее всего, погибла во время войны.

Я вспомнил слова Жигулина о деде Штайнера, который якобы участвовал в эвакуации культурных ценностей из Кёнигсберга в 1944 году.

— Хорошо, предположим, вы правы, и произошла подмена. Что вы предлагаете делать?

— Мне нужно убедиться в своих подозрениях. Для этого необходимо тщательно исследовать экспонат, но так, чтобы не привлекать внимания. Если я официально заявлю о своих сомнениях без твердых доказательств, это может стоить мне карьеры.

— Вы хотите, чтобы я помог вам провести тайное исследование?

— Да. С вашим статусом полицейского у вас больше возможностей получить доступ к экспонату без лишних вопросов. И если мы обнаружим, что это действительно подделка, ваше свидетельство будет иметь больший вес.

Я колебался. То, что предлагала Алиса, выходило за рамки моих официальных полномочий. С другой стороны, если она права, и произошло преступление, раннее вмешательство могло предотвратить более серьезные последствия.

— Хорошо, — наконец согласился я. — Но мы должны действовать осторожно. Никаких поспешных выводов и обвинений.

— Конечно. — Алиса с облегчением выдохнула. — Я подготовлю план. У меня есть доступ к лаборатории музея, где мы могли бы провести базовые исследования. Но нам нужно выбрать время, когда в музее будет минимум людей.

— Когда?

— Завтра вечером. По средам музей работает до девяти, но после семи посетителей обычно мало. Я могу организовать вам пропуск как консультанту по безопасности.

Мы договорились о деталях встречи и разошлись. Я провел остаток вечера, размышляя о ситуации. История с подменой янтарного самородка казалась одновременно фантастической и правдоподобной. Если Алиса права, то кто-то провернул дерзкую и хорошо спланированную операцию прямо под носом у охраны и десятков свидетелей. И этот кто-то все еще находился в городе, возможно, готовясь к следующему шагу своего плана.

На следующий день я приехал к музею в семь вечера, как мы договорились с Алисой. Она ждала меня у служебного входа с пропуском и нервной улыбкой.

— Все готово, — сказала она, проводя меня внутрь. — Я сказала охране, что вы консультант по безопасности, проводящий плановую проверку.

Мы прошли через служебные помещения в основной зал, где находилась "Слеза Юраты". В музее действительно было малолюдно — несколько туристов бродили по залам, но центральная экспозиция пустовала.

— Как мы получим доступ к экспонату? — спросил я. — Он же под стеклом и сигнализацией.

— У меня есть полномочия для проведения профилактического осмотра, — объяснила Алиса. — Это стандартная процедура для ценных экспонатов. Охрана привыкла, что я периодически проверяю состояние артефактов.

Она подошла к охраннику, дежурившему у центральной витрины, показала свое удостоверение и объяснила цель визита. Тот кивнул, вызвал по рации техника, который через несколько минут отключил сигнализацию. Алиса надела белые перчатки и осторожно открыла витрину.

— Я могу осмотреть экспонат здесь, но для более детального исследования нам нужно перенести его в лабораторию, — сказала она охраннику.

— Это против правил, — нахмурился тот. — Экспонат должен оставаться в зале.

Я решил вмешаться:

— Это часть проверки безопасности. Мы должны убедиться, что процедуры перемещения ценных экспонатов работают должным образом. — Я показал свое удостоверение. — Это не займет много времени.

Охранник колебался, но комбинация моего полицейского удостоверения и авторитета Алисы как научного сотрудника сделала свое дело. Он неохотно согласился, но настоял на том, чтобы сопровождать нас.

— Конечно, — согласилась Алиса. — Это полностью соответствует протоколу.

Она аккуратно взяла "Слезу Юраты", поместила ее в специальный контейнер, и мы направились в лабораторию, расположенную в подвальном этаже музея. Охранник следовал за нами, сохраняя профессиональную бдительность.

Лаборатория оказалась небольшим, но хорошо оборудованным помещением. Здесь были микроскопы, спектрометры и другие приборы для исследования янтаря и других материалов.

— Стандартная процедура осмотра займет около тридцати минут, — сообщила Алиса охраннику. — Вы можете присутствовать или подождать снаружи.

— Я останусь, — твердо сказал он.

Алиса кивнула и приступила к работе. Она осторожно извлекла самородок из контейнера и поместила его под яркую лампу.

— Сначала визуальный осмотр, — пояснила она, больше для охранника, чем для меня. — Проверяем целостность поверхности, отсутствие новых трещин или повреждений.

Она медленно поворачивала самородок, внимательно изучая каждый сантиметр его поверхности. Затем достала из ящика стола фотографии и сравнила их с экспонатом.

— Это документация состояния перед выставкой, — пояснила она. — Мы всегда фиксируем состояние экспонатов до и после экспонирования.

Я наблюдал за ее действиями, стараясь не выдать нашего истинного интереса. Охранник, поначалу напряженный, постепенно расслабился, видя, что все идет по стандартной процедуре.

— Теперь микроскопическое исследование, — сказала Алиса, перемещая самородок под мощный микроскоп, соединенный с компьютером. — Проверим, нет ли микротрещин или изменений во внутренней структуре.

Она начала медленно сканировать поверхность янтаря, время от времени делая снимки и сохраняя их на компьютере. Я стоял рядом, наблюдая за изображением на мониторе. Внутренняя структура янтаря напоминала застывший мед с пузырьками воздуха и мельчайшими включениями — пыльцой, фрагментами растений, иногда насекомыми, попавшими в смолу миллионы лет назад.

Внезапно Алиса замерла. На экране появилось изображение участка, где структура янтаря выглядела иначе — более однородной, с четкими линиями, которые казались неестественными для природного материала.

— Что это? — тихо спросил я.

— Не уверена, — так же тихо ответила она, но по ее глазам я видел, что она обнаружила что-то важное.

Алиса сделала несколько снимков этого участка, затем продолжила осмотр, как ни в чем не бывало. Охранник, стоявший в нескольких шагах от нас, не заметил нашего короткого обмена.

После микроскопа Алиса провела еще несколько стандартных тестов — измерила вес самородка, проверила его плотность, сделала спектральный анализ поверхности. Все это время она сохраняла профессиональное спокойствие, но я чувствовал ее внутреннее напряжение.

Наконец, через сорок минут, она объявила, что исследование завершено.

— Все в порядке, — сказала она охраннику. — Экспонат в отличном состоянии, никаких изменений не обнаружено.

Мы вернули "Слезу Юраты" на место в витрину, техник снова включил сигнализацию, и охранник, удовлетворенный соблюдением всех процедур, вернулся к своему посту.

— Нам нужно поговорить, — шепнула мне Алиса. — Но не здесь.

Мы вышли из музея и направились к моей машине. Только оказавшись внутри, Алиса позволила себе выразить эмоции.

— Я была права, — сказала она, и ее голос дрожал от волнения. — Это подделка. Очень хорошая, почти идеальная, но подделка.

— Вы уверены?

— Абсолютно. То, что мы видели под микроскопом — следы механической обработки. В природном янтаре такого быть не может. Кто-то создал искусственную копию "Слезы Юраты", используя настоящий янтарь, но обработанный и собранный заново.

— Но зачем такие сложности? Почему не сделать копию из пластика или другого материала?

— Потому что любой базовый тест сразу выявил бы подделку. А так они использовали настоящий янтарь, возможно, даже фрагменты похожего самородка, но собрали его заново, воссоздавая форму и внутреннюю структуру оригинала. Это работа мастера высочайшего класса.

— И дорогостоящая работа, — добавил я. — Кто мог себе это позволить?

— Кто-то, для кого оригинал стоит этих затрат. — Алиса задумалась. — Я сохранила все данные исследования на флешку. Нам нужно тщательно изучить их и решить, что делать дальше.

— Прежде чем мы предпримем какие-либо действия, я хотел бы проверить информацию о финансовом положении музея, — сказал я. — Если версия с инсценировкой кражи для получения страховки верна, нам нужны доказательства.

— Я могу попытаться узнать что-то через бухгалтерию, — предложила Алиса. — У меня есть знакомая, которая работает там. Но мне нужно быть осторожной, чтобы не вызвать подозрений.

— Действуйте аккуратно. А я проверю Штайнера и других потенциальных подозреваемых. Если подмена произошла во время отключения света, то исполнитель должен был иметь сообщника среди персонала музея.

— Игорь Соколов, — тут же сказала Алиса. — Техник, который отвечал за освещение. Он мог организовать отключение.

— Возможно. Но не будем спешить с выводами. Нам нужны доказательства, а не догадки.

Мы договорились встретиться через два дня, чтобы обменяться информацией, и разъехались. По дороге домой я размышлял о ситуации. Если "Слеза Юраты" действительно была подменена, то где сейчас находился оригинал? Вывезен из страны или все еще в городе? И главное — кто стоял за этой операцией?

На следующий день я начал неофициальное расследование. Первым делом я проверил финансовое положение музея через свои источники в налоговой инспекции. Информация подтвердила слова Алисы — музей действительно испытывал серьезные финансовые трудности. За последние три года бюджетное финансирование сократилось на 30%, а расходы на содержание здания и коллекции выросли. Музей выживал в основном за счет грантов и спонсорской помощи, но этого было недостаточно.

Особенно интересным оказался страховой полис на "Слезу Юраты". Экспонат был застрахован на сумму в 2,5 миллиона евро — значительно выше его рыночной стоимости. Такая переоценка могла быть обоснована исторической и культурной ценностью самородка, но также могла указывать на подготовку к страховому мошенничеству.

Директор музея, Елена Викторовна Соколова, занимала свой пост уже десять лет. До этого она работала в Министерстве культуры, имела безупречную репутацию и множество наград за вклад в развитие музейного дела. Но в последние годы ей приходилось все труднее балансировать между требованиями властей по самоокупаемости и необходимостью сохранять музей как культурное учреждение, а не коммерческое предприятие.

Я также проверил Игоря Соколова, техника, отвечавшего за освещение. Оказалось, что он приходился племянником директору музея, что объясняло его трудоустройство. До работы в музее он служил в армии в инженерных войсках, затем работал электриком в частной компании. В музей пришел год назад. Никаких проблем с законом, кредитная история чистая, социальные сети обычные для молодого человека его возраста.

Затем я занялся Максом Штайнером. Здесь информации было меньше, поскольку он был иностранным гражданином. Официально он представлялся как независимый коллекционер и эксперт по янтарю, консультирующий несколько европейских музеев. Его компания "Amber Heritage Consulting" была зарегистрирована в Германии пять лет назад и специализировалась на оценке и аутентификации янтарных изделий.

Интересным оказалось то, что я обнаружил, копнув глубже. Дед Штайнера, Фридрих Штайнер, действительно работал в администрации Кёнигсберга до 1944 года и был связан с эвакуацией культурных ценностей. После войны он оказался в Западной Германии, где основал антикварный бизнес, который впоследствии унаследовал его сын, а затем и внук. Семья Штайнеров специализировалась на предметах искусства из Восточной Пруссии, особенно на янтарных изделиях.

Еще одна деталь привлекла мое внимание: за последний год Штайнер несколько раз посещал Калининград, каждый раз останавливаясь на несколько дней. Официальной целью визитов были консультации по янтарным коллекциям и участие в конференциях. Но что, если эти поездки были разведкой перед операцией с "Слезой Юраты"?

Я также проверил Ольгу Краус и Томаша Ковальски. Оба были уважаемыми специалистами в своих странах, с безупречными академическими карьерами. Ольга работала в Литовском музее янтаря в Паланге, Томаш — в Гданьском археологическом музее. Они часто сотрудничали в исследовательских проектах, и их присутствие на открытии выставки было вполне объяснимо их профессиональными интересами.

Наконец, я вернулся к профессору Левинсону. Его поведение в день открытия выставки показалось мне странным, и я решил проверить его более тщательно. Профессор преподавал в университете уже более тридцати лет, был автором множества научных работ по истории янтарного промысла в Прибалтике. В последние годы он сосредоточился на исследовании связи между "Слезой Юраты" и Янтарной комнатой, опубликовав несколько статей на эту тему.

Интересно, что за месяц до открытия выставки Левинсон внезапно взял отпуск за свой счет на две недели и, по данным пограничной службы, выезжал в Германию. Цель поездки в документах не указывалась, но совпадение по времени с подготовкой к выставке заставляло задуматься.

К вечеру второго дня у меня накопилось достаточно информации, чтобы сформировать несколько версий происходящего, но ни одна из них не имела решающих доказательств. Я с нетерпением ждал встречи с Алисой, надеясь, что ее данные помогут прояснить ситуацию.

Мы встретились, как договаривались, в том же кафе "Старый Кёнигсберг". Алиса пришла с небольшой папкой документов и флешкой.

— Я проверила финансовую документацию музея, — сказала она после того, как мы заказали кофе. — Ситуация действительно сложная. Музей балансирует на грани дефицита бюджета уже третий год. Эта выставка — последняя надежда привлечь внимание и дополнительное финансирование.

— А страховка "Слезы Юраты"?

— Вот здесь интересный момент. — Алиса достала из папки копию страхового полиса. — Экспонат застрахован на сумму, значительно превышающую его рыночную стоимость. Но это было сделано по настоянию литовской стороны как условие предоставления экспоната. И что еще важнее — в случае кражи или повреждения деньги получит не наш музей, а Литовский национальный музей, которому принадлежит "Слеза Юраты".

Это меняло картину. Если страховку получал не Калининградский музей, то версия с инсценировкой кражи для финансовой выгоды теряла смысл.

— Что насчет микроскопических исследований? — спросил я.

Алиса вставила флешку в свой ноутбук и открыла файлы с изображениями.

— Вот что мы обнаружили под микроскопом. — Она указала на странные линии внутри янтаря. — Это следы механической обработки. В природном янтаре таких линий быть не может. Они появляются только при искусственном воздействии — распиле, шлифовке, полировке.

— То есть, кто-то разрезал кусок янтаря, а потом склеил его обратно?

— Именно. Это очень тонкая работа, практически незаметная невооруженным глазом. Но под микроскопом видны характерные следы. Более того, я сравнила эти изображения с архивными фотографиями оригинала, сделанными при последней реставрации пять лет назад. — Она открыла другой файл. — Видите разницу? В оригинале внутренняя структура полностью натуральная, без этих линий.

Я внимательно изучил изображения. Разница действительно была заметна даже неспециалисту.

— Это серьезное доказательство, — согласился я. — Но кто мог выполнить такую работу? Для этого нужны специальные навыки и оборудование.

— Таких мастеров немного, — кивнула Алиса. — В основном они работают в ювелирной промышленности или реставрационных мастерских. Я составила список возможных исполнителей в нашем регионе. — Она протянула мне лист с несколькими именами. — Но заказчиком мог быть кто угодно.

Я просмотрел список. Большинство имен были мне незнакомы, но одно привлекло внимание — Виктор Мельник, бывший реставратор Музея янтаря, уволившийся два года назад и открывший собственную мастерскую.

— Вы знаете этого Мельника? — спросил я, указывая на имя.

— Да, он работал у нас много лет. Блестящий мастер, особенно в работе с крупными кусками янтаря. Ушел после конфликта с администрацией — что-то связанное с авторскими правами на реставрационные методики.

— Интересно. А он мог иметь доступ к детальным фотографиям или слепкам "Слезы Юраты"?

— Безусловно. Он участвовал в последней реставрации экспоната и имел полный доступ ко всей документации.

Это была многообещающая зацепка. Если Мельник имел навыки, знания и мотив, он вполне мог быть исполнителем подделки.

— Что мы будем делать дальше? — спросила Алиса. — Обратимся в полицию официально?

Я задумался. У нас были серьезные подозрения и некоторые доказательства, но для официального расследования этого могло быть недостаточно. К тому же, официальное заявление о подмене экспоната вызвало бы скандал, который мог навредить музею и самой Алисе.

— Пока нет, — решил я. — Сначала нужно собрать больше информации. Я проверю этого Мельника и его связи. А вы продолжайте наблюдать за ситуацией в музее. Особенно обратите внимание на Игоря Соколова и его контакты.

— Хорошо. — Алиса кивнула. — Но мы должны действовать быстро. Если наши подозрения верны, оригинал "Слезы Юраты" может быть вывезен из страны в любой момент.

— Или уже вывезен, — мрачно заметил я. — Но будем надеяться, что он все еще здесь. Преступнику нужно время, чтобы организовать безопасный вывоз такого ценного и узнаваемого предмета.

Мы договорились о следующей встрече через три дня и разошлись, каждый со своими мыслями и планами. Я чувствовал, что мы приближаемся к разгадке, но многие детали все еще оставались неясными. Кто был организатором подмены? Какова истинная цель кражи? И где сейчас находился оригинал "Слезы Юраты"?

Ответы на эти вопросы могли привести к неожиданным открытиям, и я был готов идти до конца, чтобы найти истину.

ГЛАВА 5: ПОДДЕЛКА

"Подделки существуют только потому, что существуют подлинники."
— Пабло Пикассо

Следующие три дня я провел, собирая информацию о Викторе Мельнике. Бывший реставратор Музея янтаря оказался интересной личностью. После увольнения он открыл небольшую мастерскую в пригороде Калининграда, где занимался реставрацией янтарных изделий и изготовлением авторских украшений. Его работы высоко ценились коллекционерами, особенно за границей.

Финансовое положение Мельника вызывало вопросы. Несмотря на скромный образ жизни, за последний год он дважды выезжал в Европу — в Германию и Польшу, останавливаясь в дорогих отелях. Кроме того, три месяца назад он приобрел новый автомобиль премиум-класса, что явно не соответствовало его официальным доходам.

Я решил навестить мастерскую Мельника под видом потенциального клиента. Она располагалась в переоборудованном гараже на окраине города. Внутри было чисто и аккуратно: рабочий стол с инструментами, шкафы с материалами, несколько витрин с готовыми изделиями. Сам Мельник оказался худощавым мужчиной лет пятидесяти с внимательным взглядом и уверенными движениями человека, привыкшего к тонкой работе.

— Чем могу помочь? — спросил он, когда я представился коллекционером, ищущим мастера для реставрации старинного янтарного кулона.

— Мне рекомендовали вас как лучшего специалиста в городе, — сказал я, показывая принесенный с собой кулон (подлинный антиквариат, взятый из вещественных доказательств по старому делу).

Мельник внимательно осмотрел изделие через лупу.

— Интересная работа, конец XIX века, кёнигсбергская школа. — Он поднял глаза. — Трещина серьезная, но восстановить можно. Это займет около недели и будет стоить...

Пока он называл цену, я осматривал мастерскую. На стенах висели фотографии янтарных изделий — предположительно, работы самого Мельника. Среди них я заметил несколько крупных самородков, похожих по форме на "Слезу Юраты".

— Вы работаете только с украшениями или с крупными кусками янтаря тоже? — спросил я, указывая на фотографии.

— С любыми формами, — с гордостью ответил Мельник. — Крупные самородки — моя особая страсть. В них больше простора для творчества.

— А эти экземпляры на фотографиях — ваши работы?

— Некоторые да, другие — реставрация для музеев и частных коллекционеров.

Я заметил, что при упоминании музеев он слегка напрягся.

— Вы ведь раньше работали в Музее янтаря, верно? — как бы между прочим спросил я.

— Да, много лет. — Его тон стал прохладнее. — Но предпочитаю независимую работу. Больше свободы, меньше бюрократии.

— Понимаю. А с "Слезой Юраты" вам приходилось работать? Я видел ее на выставке, потрясающий экземпляр.

Мельник на мгновение замер, затем осторожно положил кулон на стол.

— Да, участвовал в реставрации несколько лет назад. Рутинная работа — очистка, полировка, документирование.

Что-то в его голосе подсказывало мне, что он не говорит всей правды.

— Должно быть, сложно создать точную копию такого уникального экземпляра? — спросил я, наблюдая за его реакцией.

Мельник резко поднял голову.

— Зачем кому-то создавать копию музейного экспоната? — Его голос звучал напряженно.

— Просто интересуюсь техническими возможностями. Как коллекционер.

Он внимательно посмотрел на меня, словно пытаясь понять истинную цель моих вопросов.

— Теоретически возможно, но потребовались бы месяцы работы и доступ к оригиналу. И это было бы незаконно.

— Конечно, я говорю чисто гипотетически, — улыбнулся я. — Так что насчет моего кулона?

Мы договорились о цене и сроках, я оставил кулон и свой номер телефона. Уходя, я заметил, что Мельник провожает меня настороженным взглядом.

Визит укрепил мои подозрения. Мельник определенно обладал навыками для создания подделки и, возможно, имел финансовый мотив. Но был ли он организатором или просто исполнителем? И кто мог быть его заказчиком?

На следующий день я встретился с Алисой в небольшом парке недалеко от музея. Она выглядела встревоженной.

— У меня новости, — сказала она, как только мы сели на скамейку в тихом уголке. — Я провела дополнительные исследования фотографий подделки и нашла еще одно доказательство. В оригинале "Слезы Юраты" есть характерное включение — крошечный фрагмент древесины, напоминающий по форме букву "К". Он расположен в глубине самородка и виден только при определенном освещении. В нынешнем экземпляре этого включения нет.

— Это серьезное доказательство, — согласился я. — Что-нибудь еще?

— Да. Я проверила записи системы безопасности за последние месяцы. Игорь Соколов несколько раз оставался в музее после закрытия, якобы для проверки систем освещения. И что интересно — в эти же дни в журнале посетителей фигурирует имя Виктора Мельника. Он приходил как консультант по вопросам реставрации.

— Они могли работать вместе, — предположил я. — Соколов обеспечивал доступ, а Мельник изучал оригинал для создания копии.

— Возможно. Но кто стоял за ними? Кто организовал и финансировал всю операцию?

Я рассказал Алисе о своем визите к Мельнику и о подозрительных поездках реставратора в Европу.

— Думаю, пора переходить к официальному расследованию, — сказал я. — У нас достаточно доказательств, чтобы убедить руководство полиции в серьезности ситуации.

Алиса колебалась.

— Это вызовет скандал. Музей только начал выходить из кризиса благодаря этой выставке.

— Если мы не действуем, оригинал "Слезы Юраты" может быть потерян навсегда, — напомнил я. — И представьте скандал, когда подмена обнаружится позже, возможно, уже после возвращения экспоната в Литву.

Она вздохнула.

— Вы правы. Но можно ли провести расследование максимально деликатно? Хотя бы на начальном этапе?

— Я постараюсь. Начнем с допросов ключевых фигур, без публичных заявлений. Но рано или поздно информация просочится в прессу.

— Понимаю. — Алиса выглядела смирившейся. — Что мне делать?

— Продолжайте работать как обычно. Не показывайте, что что-то знаете. Я свяжусь с вами, когда начнется официальное расследование.

Мы попрощались, и я направился в управление полиции. Предстоял непростой разговор с начальством.

Начальник отдела по расследованию особо важных преступлений, полковник Громов, выслушал меня с нарастающим удивлением.

— Бережной, ты понимаешь, что это за обвинения? — спросил он, когда я закончил. — Международный скандал гарантирован. Литовцы будут в ярости, министерство культуры устроит разнос, пресса набросится как стая голодных волков.

— Понимаю, товарищ полковник. Но факты говорят сами за себя. — Я разложил на столе фотографии и документы, собранные нами с Алисой. — Экспонат подменен, и это можно доказать экспертизой. Если мы не действуем сейчас, преступники успеют замести следы.

Громов внимательно изучил материалы, особенно микроскопические снимки.

— Кто еще знает об этом?

— Только я и Алиса Ковалевская, научный сотрудник музея. Она первой заметила подмену.

— Хорошо. — Он принял решение. — Даю добро на официальное расследование, но с условием максимальной секретности на начальном этапе. Никаких утечек в прессу, никаких официальных заявлений без моего разрешения. Дело берешь под личный контроль. Какие ресурсы тебе нужны?

— Ордер на обыск мастерской Виктора Мельника, доступ к камерам наблюдения музея за последние три месяца, разрешение на допрос сотрудников музея и приглашенных специалистов.

— Получишь. Но помни — один неверный шаг, и мы все окажемся в эпицентре международного скандала.

Через час у меня были все необходимые документы, и я собрал небольшую оперативную группу из трех доверенных сотрудников. Мы разделились: двое отправились с ордером к Мельнику, а я с третьим коллегой поехал в музей.

Директор музея, Елена Викторовна Соколова, встретила новость о расследовании с шоком и недоверием.

— Это какая-то ошибка, — повторяла она, бледнея на глазах. — "Слеза Юраты" находится под постоянным наблюдением, подмена невозможна.

— К сожалению, у нас есть веские доказательства обратного, — сказал я, показывая ей фотографии микроскопического исследования. — Нам потребуется провести официальную экспертизу экспоната и допросить всех сотрудников, имевших к нему доступ.

— Это катастрофа, — прошептала она. — Если информация просочится в прессу...

— Мы сделаем все возможное, чтобы избежать огласки на данном этапе, — заверил я ее. — Но нам нужно ваше полное содействие.

Директор согласилась сотрудничать, и мы приступили к работе. Первым делом я организовал изъятие "Слезы Юраты" из экспозиции под предлогом планового технического обслуживания витрины. Экспонат был помещен в специальный контейнер и отправлен в лабораторию судебной экспертизы для детального исследования.

Затем начались допросы. Я решил начать с технического персонала, оставив ключевых фигур напоследок. Игорь Соколов, техник по освещению и племянник директора, выглядел нервным, но держался уверенно.

— Я просто выполнял свою работу, — сказал он, когда я спросил о частых визитах в музей после закрытия. — Системы освещения требуют регулярной настройки, особенно перед важной выставкой.

— А ваши встречи с Виктором Мельником?

Он заметно напрягся.

— Виктор консультировал нас по вопросам освещения янтарных экспонатов. У него большой опыт в этой области.

— Странно, что бывший реставратор консультирует по вопросам освещения, — заметил я. — Не логичнее ли было бы обратиться к специалисту по световому оборудованию?

— Виктор знает специфику янтаря — как он реагирует на разные типы освещения, какие оттенки лучше подчеркивать. Это важно для правильной презентации экспонатов.

Объяснение звучало разумно, но я чувствовал, что Соколов что-то скрывает.

— Расскажите о вечере открытия выставки. Почему произошло отключение света?

— Перегрузка в сети. Слишком много оборудования работало одновременно — освещение, климат-контроль, системы безопасности. Предохранители не выдержали.

— И это случилось именно в тот момент, когда все внимание было приковано к центральной витрине?

Соколов нервно сглотнул.

— Совпадение. Неудачное, признаю, но просто совпадение.

Я решил не давить пока слишком сильно и отпустил его, но приставил к нему незаметное наблюдение.

Следующим был профессор Левинсон. Пожилой ученый выглядел искренне потрясенным новостью о возможной подмене.

— Это невероятно, — повторял он. — "Слеза Юраты" — уникальный экспонат, подделать его практически невозможно.

— И все же это произошло, — заметил я. — Профессор, вы ведь специалист по янтарю. Могли бы вы не заметить подмену при осмотре?

Левинсон задумался.

— Если работа выполнена на высочайшем уровне, с использованием настоящего янтаря схожего происхождения... возможно. Без специального оборудования и детального сравнения с документацией оригинала я мог не заметить подмену при беглом осмотре.

— А кто, по-вашему, мог бы выполнить такую работу?

— В мире всего несколько мастеров такого уровня. В нашем регионе... — он помедлил, — пожалуй, только Виктор Мельник. Он настоящий художник в работе с янтарем.

— Вы хорошо его знаете?

— Мы сотрудничали несколько раз в исследовательских проектах. Виктор не только мастер, но и обладает глубокими знаниями о янтаре как материале.

— Профессор, вы недавно ездили в Германию. Могу я узнать цель поездки?

Левинсон удивленно поднял брови.

— Конференция по балтийскому янтарю в Гамбурге. Я выступал с докладом о своих исследованиях "Слезы Юраты". Это имеет отношение к делу?

— Возможно. Вы встречались там с Максом Штайнером?

— Да, он тоже участвовал в конференции. Мы даже провели совместную презентацию о связи балтийского янтаря с историей Янтарной комнаты.

Это было интересно. Связь между Левинсоном и Штайнером оказалась теснее, чем я предполагал.

— Спасибо, профессор. Возможно, у меня будут еще вопросы.

После Левинсона я допросил еще нескольких сотрудников музея, но ничего существенного не выяснил. Все были шокированы новостью о возможной подмене и клялись в своей непричастности.

Вечером мне позвонил коллега, проводивший обыск в мастерской Мельника.

— Мельника нет, — сообщил он. — По словам соседей, уехал вчера вечером, сказал, что по делам в Польшу. Но мы нашли кое-что интересное. В тайнике под полом обнаружили инструменты для работы с янтарем, химические составы для обработки и, что самое важное, детальные фотографии "Слезы Юраты" с разных ракурсов. Некоторые снимки явно сделаны в закрытом помещении, возможно, в лаборатории музея.

— Отлично. Объявляйте Мельника в розыск. И проверьте его телефонные контакты за последние три месяца.

На следующий день расследование продолжилось. Я решил допросить иностранных специалистов, начав с Томаша Ковальски. Польский археолог оказался на удивление спокойным и даже предложил свою помощь.

— Это ужасная ситуация, — сказал он на хорошем русском. — Я готов предоставить все свои знания и опыт для расследования. Возможно, я мог бы помочь с экспертизой?

Его энтузиазм показался мне подозрительным.

— Благодарю за предложение, пан Ковальски, но у нас есть свои эксперты. Скажите, вы хорошо знакомы с "Слезой Юраты"?

— Конечно. Я изучал ее несколько раз во время визитов в Литовский музей. Даже написал статью о ее исторической ценности.

— А с Виктором Мельником вы знакомы?

Ковальски слегка напрягся.

— Мы встречались на конференциях. Он известен в профессиональных кругах.

— А личные контакты поддерживали?

— Нет, только профессиональные.

Я сделал пометку проверить это утверждение. Что-то в поведении Ковальски вызывало у меня подозрения.

Ольга Краус, литовский эксперт, была явно расстроена новостью о подмене.

— Это национальное сокровище Литвы, — сказала она с горечью. — Как могло произойти такое в музее с современной системой безопасности?

— Это мы и пытаемся выяснить. Госпожа Краус, когда вы в последний раз видели оригинал "Слезы Юраты" перед его отправкой в Калининград?

— За неделю до транспортировки. Я лично проводила финальный осмотр и документирование состояния экспоната.

— И вы уверены, что в Калининград был отправлен именно оригинал?

Она возмущенно посмотрела на меня.

— Абсолютно! Я лично запечатывала контейнер и передавала его курьерской службе. Подмена могла произойти только здесь, в вашем музее.

Я не стал спорить, хотя версия о подмене еще до прибытия в Калининград тоже заслуживала проверки.

Наконец, настал черед Макса Штайнера. Немецкий коллекционер держался с холодной вежливостью.

— Я нахожу эти подозрения абсурдными, — заявил он. — Зачем мне участвовать в подмене экспоната, который я и так могу изучать официально?

— Возможно, потому что изучение и владение — разные вещи, — заметил я. — Господин Штайнер, ваша семья давно интересуется янтарем, особенно историческими экземплярами из Восточной Пруссии. Ваш дед, Фридрих Штайнер, работал в администрации Кёнигсберга и участвовал в эвакуации культурных ценностей в 1944 году.

Штайнер напрягся.

— Вы хорошо подготовились к нашей встрече, детектив. Да, мой дед работал в Кёнигсберге. Но какое это имеет отношение к нынешней ситуации?

— Возможно, никакого. А возможно, самое прямое. Скажите, вы верите в теорию профессора Левинсона о связи "Слезы Юраты" с Янтарной комнатой?

— Я нахожу ее интересной, но недостаточно обоснованной. Хотя... — он сделал паузу, — если бы она оказалась верной, это было бы сенсационным открытием.

— Достаточным, чтобы рискнуть репутацией и свободой ради обладания оригиналом?

Штайнер холодно улыбнулся.

— Для некоторых коллекционеров — возможно. Но я предпочитаю легальные методы приобретения экспонатов для своей коллекции.

Допрос Штайнера не дал конкретных результатов, но я отметил его нервозность при упоминании деда и Янтарной комнаты.

К концу дня пришли результаты экспертизы изъятого экспоната. Они подтвердили наши подозрения: "Слеза Юраты" в музее была искусной подделкой. Эксперты обнаружили следы механической обработки и склеивания, а также отсутствие характерного включения в форме буквы "К", о котором говорила Алиса.

Тем временем, анализ телефонных контактов Мельника выявил частые звонки Игорю Соколову, что подтверждало их связь. Но более интересным оказалось обнаружение нескольких звонков на номер, зарегистрированный на Томаша Ковальски. Это противоречило его утверждению об отсутствии личных контактов с Мельником.

Я решил проверить еще одну зацепку и отправился в архив музея. Алиса помогла мне получить доступ к старым документам и фотографиям, связанным с янтарной коллекцией.

— Что именно вы ищете? — спросила она, когда мы оказались среди пыльных папок и коробок.

— Сам не знаю точно. Что-нибудь, связанное со Штайнерами, Янтарной комнатой, историей "Слезы Юраты".

Мы провели несколько часов, просматривая документы. Большинство из них касались истории формирования коллекции музея, реставрационных работ, научных исследований. Но в одной из папок, содержащей материалы послевоенного периода, я обнаружил нечто интересное — старую черно-белую фотографию.

На ней был запечатлен молодой человек в гражданской одежде рядом с советским офицером на фоне разрушенного здания. На обороте была надпись на немецком: "Кёнигсберг, июль 1945. Отто Штайнер и майор Соколов".

— Отто Штайнер? — удивилась Алиса, глядя на фотографию. — Это родственник Макса?

— Возможно, его отец. — Я внимательно изучал лицо молодого немца. Сходство с Максом Штайнером было заметно даже на старом снимке. — А майор Соколов... интересно, не родственник ли он вашему директору?

— Нужно проверить. Елена Викторовна однажды упоминала, что ее отец служил в Кёнигсберге после войны.

Это открытие добавляло новый поворот в дело. Если семьи Штайнеров и Соколовых были связаны еще с послевоенного времени, это могло объяснить многое в нынешней ситуации.

Я сфотографировал снимок и собирался уже уходить, когда зазвонил мой телефон. Это был дежурный из управления.

— Капитан Бережной? К нам поступил анонимный звонок по делу о янтарном экспонате. Звонивший утверждает, что подмену организовал Гданьский археологический музей, чтобы дискредитировать вашу выставку.

— Записали звонок?

— Да, запись направлена вам на почту.

Я поблагодарил дежурного и повернулся к Алисе.

— Кто-то пытается направить расследование по ложному следу. Анонимный звонок обвиняет Гданьский музей.

— Это абсурд, — покачала головой Алиса. — Гданьский музей — уважаемое учреждение с безупречной репутацией. У них нет мотива для такой авантюры.

— Согласен. Но кто-то очень хочет, чтобы мы так думали.

Вернувшись в управление, я прослушал запись анонимного звонка. Мужской голос с явным акцентом (возможно, намеренно искаженным) утверждал, что подмена была организована руководством Гданьского музея, чтобы подорвать репутацию Калининградского музея и сорвать планы по развитию туристического потенциала региона.

История звучала неправдоподобно, но я решил проверить и эту версию, запросив информацию о возможных конфликтах между музеями. Как и ожидалось, ничего существенного не обнаружилось — музеи регулярно сотрудничали в совместных проектах и выставках.

К концу дня у меня сложилась следующая картина: подмена "Слезы Юраты" действительно произошла, вероятно, во время отключения света на открытии выставки. В операции участвовали как минимум Виктор Мельник (изготовивший подделку) и Игорь Соколов (обеспечивший техническую возможность подмены). Но за ними стоял кто-то еще — организатор и заказчик.

Основными подозреваемыми оставались Макс Штайнер (с его семейной историей и интересом к Янтарной комнате) и Томаш Ковальски (скрывший свои контакты с Мельником). Но фотография, найденная в архиве, добавляла новое измерение к делу, намекая на возможную историческую связь между семьями Штайнеров и Соколовых.

Я решил проверить эту зацепку и запросил архивные данные о майоре Соколове. Ответ пришел на следующее утро: майор Иван Соколов действительно служил в комендатуре Кёнигсберга в 1945-1947 годах и участвовал в поисках культурных ценностей, вывезенных нацистами. Среди прочего, он занимался поисками Янтарной комнаты и привлекал к работе местных специалистов, включая Отто Штайнера, бывшего сотрудника городского музея.

Еще интереснее оказалось то, что майор Соколов был дедом (а не отцом, как предполагала Алиса) нынешнего директора музея, Елены Викторовны. Это означало, что связь между семьями была еще глубже, чем я думал.

Тем временем, поиски Мельника продолжались. Пограничная служба подтвердила, что он пересек границу с Польшей два дня назад, но дальнейшие его перемещения отследить не удалось. Я направил запрос польским коллегам о содействии в поисках.

Днем мне позвонил эксперт из лаборатории.

— Капитан, мы обнаружили кое-что интересное в поддельной "Слезе Юраты". Внутри янтаря есть полость, в которой находится микрочип.

— Микрочип? — удивился я. — Какого типа?

— Похож на миниатюрный GPS-трекер, но с дополнительными функциями. Мы пытаемся извлечь его для детального изучения.

Это открытие меняло всю картину. Зачем помещать трекер внутрь подделки? Чтобы отслеживать ее перемещения? Но с какой целью?

Я решил еще раз поговорить с Томашем Ковальски, теперь уже с конкретными обвинениями. Он отрицал контакты с Мельником, пока я не показал ему распечатку телефонных звонков.

— Хорошо, — наконец признал он. — Я общался с Виктором. Но это было связано с моими исследованиями, ничего противозаконного.

— Почему вы солгали об этом ранее?

Ковальски вздохнул.

— Я опасался, что вы неправильно интерпретируете наши контакты. Виктор консультировал меня по вопросам реставрации янтарных артефактов для моего музея.

— И эти консультации включали обсуждение "Слезы Юраты"?

— Возможно, мы упоминали ее как пример уникального экземпляра. Но я никогда не просил его создать копию или участвовать в подмене.

Я не был уверен, что он говорит правду, но прямых доказательств его участия в преступлении у меня не было.

— Пан Ковальски, вы свободны, но прошу не покидать город до завершения расследования.

После его ухода я получил еще один звонок из лаборатории.

— Мы извлекли микрочип и проанализировали его. Это действительно трекер, но с интересной особенностью — он активируется не постоянно, а только при определенных условиях, возможно, при наличии рядом конкретного сигнала или устройства.

— То есть, он может "спать" долгое время, а затем включиться?

— Именно. И еще одна деталь — чип очень высокого качества, военного или специального назначения. Такие не продаются в свободном доступе.

Это наводило на мысль о причастности спецслужб или организаций с серьезными ресурсами. Но каких именно? И какова их цель?

Вечером того же дня произошло неожиданное событие. Директор музея, Елена Викторовна Соколова, попросила о срочной встрече. Она выглядела измученной и встревоженной.

— Я должна вам кое-что рассказать, — начала она, когда мы остались наедине в ее кабинете. — Это касается моего деда, майора Соколова, и его связи с семьей Штайнеров.

Я внимательно слушал, понимая, что приближаюсь к разгадке.

— В 1945 году мой дед участвовал в поисках Янтарной комнаты. Он работал с Отто Штайнером, отцом Макса, который знал о планах эвакуации ценностей из Кёнигсберга. По официальной версии, они ничего не нашли. Но это не совсем так.

Она открыла ящик стола и достала старый конверт.

— Это письма моего деда, которые он передал моему отцу, а тот — мне. В них он описывает, как они с Отто Штайнером обнаружили тайник с несколькими элементами Янтарной комнаты, включая крупный янтарный самородок, который использовался в одной из панелей. Но вместо того, чтобы сообщить об этом официально, они решили сохранить находку в тайне.

— Почему?

— Это был 1945 год, разгар послевоенной неразберихи. Мой дед опасался, что ценности просто исчезнут в недрах бюрократической машины или будут уничтожены. Отто Штайнер боялся репрессий как бывший сотрудник нацистской администрации. Они заключили соглашение: Штайнер сохранит самородок и другие мелкие элементы, а мой дед получит информацию о возможном местонахождении остальных частей Янтарной комнаты.

— И этот самородок...

— Да, это была "Слеза Юраты". Конечно, тогда она называлась иначе. Отто Штайнер вывез ее в Западную Германию, где позже основал антикварный бизнес. А в 1970-х годах, когда отношения между Востоком и Западом немного потеплели, он анонимно передал самородок в Литовский музей через посредников. Возможно, из чувства вины или опасаясь разоблачения.

— А Макс Штайнер знает об этой истории?

— Я уверена, что знает. Когда он впервые связался с нашим музеем год назад и предложил организовать выставку, я сразу заподозрила, что у него есть скрытые мотивы. Но я не думала, что дело дойдет до кражи.

— Почему вы решили рассказать мне это сейчас?

Елена Викторовна устало вздохнула.

— Потому что ситуация вышла из-под контроля. Я думала, что Макс просто хочет изучить самородок, возможно, найти подтверждение его связи с Янтарной комнатой. Но кража, подделка... это уже преступление. И я не хочу быть соучастницей.

— Вы знали о планах подмены?

— Нет! — воскликнула она. — Клянусь, я не знала. Я подозревала, что Макс что-то замышляет, но думала, что речь идет о тайном исследовании, может быть, взятии образца для анализа. Когда Игорь, мой племянник, признался мне вчера, что участвовал в подмене по просьбе Штайнера, я была шокирована.

Я внимательно смотрел на нее, пытаясь определить, говорит ли она правду. Похоже, что да.

— Где сейчас Игорь?

— Дома. Он готов сотрудничать со следствием и рассказать все, что знает.

— А оригинал "Слезы Юраты"?

— Этого Игорь не знает. Он только обеспечил отключение света и открыл доступ к витрине. Саму замену осуществлял человек Штайнера — вероятно, этот Мельник.

Я немедленно организовал допрос Игоря Соколова, который подтвердил слова своей тети. По его словам, Штайнер предложил ему крупную сумму за помощь в "проведении тайного исследования" самородка. Игорь должен был обеспечить кратковременное отключение света и разблокировку витрины. Он утверждал, что не знал о планах подмены и думал, что речь идет о взятии образца для анализа.

— Штайнер сказал, что это поможет доказать связь "Слезы Юраты" с Янтарной комнатой, что будет сенсацией и прославит наш музей, — объяснял Игорь. — Я поверил ему.

Теперь все указывало на Макса Штайнера как на организатора кражи. Но где был оригинал? И какую роль играл микрочип в подделке?

Я решил устроить засаду в гостинице, где остановился Штайнер. Операция увенчалась успехом — немецкий коллекционер был задержан при попытке покинуть город. При обыске его номера мы обнаружили документы на другое имя и билеты на самолет до Франкфурта.

На допросе Штайнер долго отрицал свою причастность к краже, но когда я показал ему письма майора Соколова и рассказал о признании Игоря, он сдался.

— Вы не понимаете значения этого самородка, — сказал он. — "Слеза Юраты" — это не просто красивый кусок янтаря. Это ключ к тайне Янтарной комнаты.

— Объясните.

Штайнер наклонился вперед.

— Мой отец не просто нашел этот самородок с майором Соколовым. Он обнаружил, что внутри него спрятана информация — микроскопические гравировки, видимые только под специальным освещением. Это координаты места, где спрятаны другие элементы Янтарной комнаты.

— И поэтому вы поместили трекер в подделку? Чтобы следить за ней?

— Нет, не трекер. Это приемник. Он должен был активироваться при контакте с оригиналом и считать информацию с него.

— Каким образом?

— Оригинал содержит естественные магнитные включения, образующие уникальный узор. Мой приемник настроен на распознавание этого узора. Когда оба экземпляра оказываются рядом, происходит активация и считывание данных.

Это звучало фантастически, но объясняло странные особенности микрочипа, обнаруженного в подделке.

— Где сейчас оригинал?

Штайнер колебался.

— Если я скажу, вы гарантируете мне смягчение наказания?

— Я могу рекомендовать учесть ваше сотрудничество со следствием.

Он вздохнул.

— Оригинал у Томаша Ковальски. Он должен был вывезти его в Польшу, а затем передать мне в Германии. Мельник тоже направлялся к нему — он нужен для окончательной расшифровки информации в самородке.

Я немедленно связался с польскими коллегами, и через несколько часов пришло подтверждение: Томаш Ковальски был задержан при попытке пересечь границу с Германией. При нем обнаружили контейнер с оригиналом "Слезы Юраты". Виктор Мельник был задержан в тот же день в Гданьске.

Расследование было завершено. Макс Штайнер, Томаш Ковальски и Виктор Мельник были обвинены в краже культурных ценностей и подделке музейного экспоната. Игорь Соколов получил условный срок за соучастие. Оригинал "Слезы Юраты" был возвращен в музей и после тщательной экспертизы вновь занял свое место в экспозиции.

Что касается тайны Янтарной комнаты, то специалисты действительно обнаружили в самородке микроскопические гравировки, но они оказались не координатами, а всего лишь маркировкой мастерской, изготовившей янтарные панели для Екатерининского дворца. Тем не менее, это подтвердило связь "Слезы Юраты" с легендарным сокровищем и добавило экспонату исторической ценности.

Алиса Ковалевская получила повышение и возглавила отдел научных исследований.

ГЛАВА 6: СЛЕДЫ

"Каждое преступление оставляет следы. Искусство детектива — увидеть их там, где другие видят лишь пустоту."
— Артур Конан Дойл

Дождь барабанил по окнам моей квартиры, создавая монотонный фоновый шум, который обычно помогал мне думать. Я сидел за столом, разложив перед собой фотографии, документы и заметки по делу "Слезы Юраты". Прошла неделя с момента обнаружения подмены, и хотя основные подозреваемые были установлены, многие вопросы оставались без ответа.

Телефонный звонок прервал мои размышления.

— Бережной, — ответил я, не отрывая взгляда от схемы связей между подозреваемыми, которую набросал на листе бумаги.

— Андрей Николаевич, это Алиса. Я нашла кое-что интересное в архивах музея. Можем встретиться?

— Конечно. Через час в нашем обычном кафе?

— Отлично. И будьте осторожны. У меня странное чувство, что за мной следят.

Это заявление заставило меня насторожиться.

— Что именно вы заметили?

— Ничего конкретного. Просто ощущение чужого взгляда, странные звуки в пустых коридорах музея. Возможно, я просто нервничаю из-за всего происходящего.

— Всё равно будьте внимательны. Я скоро буду.

Положив трубку, я задумался. Если за Алисой действительно следят, значит, наше расследование движется в правильном направлении и кто-то нервничает. Это могло быть опасно, но также и полезно.

Через час я сидел в уютном кафе недалеко от музея, наблюдая через окно за улицей. Дождь усилился, превратив тротуары в зеркала, отражающие размытые огни города. Алиса появилась точно в назначенное время, закутанная в плащ, с мокрым зонтом в руке.

— Извините за задержку, — сказала она, присаживаясь напротив. — Пришлось убедиться, что за мной никто не идёт.

— Вы всё ещё чувствуете слежку?

— Да. Сегодня утром я заметила чёрный автомобиль, который дважды проезжал мимо моего дома. А вчера вечером, когда я работала допоздна в архиве, кто-то явно стоял за дверью — я слышала дыхание.

Я нахмурился. Это уже не походило на простую паранойю.

— Вам следует быть осторожнее. Возможно, стоит на время переехать в другое место.

— У меня нет такой возможности. Но я буду внимательна. — Она достала из сумки папку. — Вот что я нашла. Это отчёты о проверках систем безопасности музея за последние три года.

Я открыл папку и начал просматривать документы. На первый взгляд всё выглядело стандартно: регулярные проверки, обновления программного обеспечения, тестирования сигнализации.

— Обратите внимание на даты, — сказала Алиса, указывая на последние страницы. — За месяц до открытия выставки была проведена внеплановая проверка всех систем. Её инициировал Игорь Соколов, якобы из-за сбоев в работе датчиков движения.

— Кто проводил проверку?

— Внешняя компания, "СекурТех". Я проверила — фирма существует всего год, офис зарегистрирован в бизнес-центре на окраине города, минимальный штат сотрудников.

— Похоже на подставную компанию, — заметил я. — Идеальный способ получить доступ к системам безопасности перед кражей.

— Именно. И вот что ещё интересно: после этой проверки в системе видеонаблюдения появилась "слепая зона" — небольшой участок около запасного выхода, который не просматривается ни одной камерой. Раньше этой зоны не было, я проверила по старым схемам.

Я сделал пометку в блокноте.

— Отличная работа, Алиса. Это может объяснить, как преступники проникли в музей незамеченными.

Официантка принесла наш заказ — кофе для меня и чай для Алисы. Когда она отошла, я продолжил:

— Давайте проанализируем возможные мотивы кражи. Что может быть настолько ценным в "Слезе Юраты", чтобы рисковать международным скандалом?

Алиса задумалась, обхватив чашку ладонями, словно согреваясь её теплом.

— Есть несколько возможностей. Первая и самая очевидная — материальная ценность. Экспонат оценивается в несколько миллионов евро. Но это слишком рискованно для обычного ограбления, особенно с учётом сложности продажи такого известного предмета.

— Согласен. Что ещё?

— Вторая версия — историческая или научная ценность. Если теория профессора Левинсона верна, и "Слеза Юраты" действительно связана с Янтарной комнатой, экспонат может содержать какую-то информацию или указание на местонахождение других сокровищ.

— Это более вероятно, — кивнул я. — Особенно учитывая интерес Макса Штайнера и его семейную историю.

— И третья версия — личная или символическая ценность для конкретного человека. Возможно, кто-то считает, что имеет историческое право на этот артефакт.

Я отпил кофе, обдумывая её слова.

— Все три версии имеют право на существование. Но я склоняюсь ко второй. История с Янтарной комнатой слишком значима, чтобы быть просто совпадением.

Алиса кивнула, затем достала из сумки ещё один документ.

— Есть ещё кое-что. Я проверила историю "Слезы Юраты" до её появления в Литовском музее. Официальная версия гласит, что самородок был найден на побережье Балтийского моря в 1970-х годах и передан музею анонимным дарителем. Но я обнаружила упоминание похожего экспоната в каталоге Кёнигсбергского музея 1939 года. Вот, смотрите.

Она протянула мне копию страницы старого каталога с фотографией крупного янтарного самородка, поразительно похожего на "Слезу Юраты".

— В описании сказано, что этот экземпляр был частью коллекции Прусского музея и считался одним из крупнейших цельных кусков балтийского янтаря. В 1944 году, при эвакуации ценностей из Кёнигсберга, он числился в списках вывозимых экспонатов, но после войны считался утерянным.

— Пока всё сходится с историей, рассказанной Еленой Соколовой, — заметил я. — Её дед и Отто Штайнер могли обнаружить этот самородок среди спрятанных ценностей.

— Да, но есть одна странность. В каталоге указан вес экспоната — 4,2 килограмма. А "Слеза Юраты" весит 3,8 килограмма. Разница небольшая, но для янтаря такого размера это существенно.

Я задумался.

— Возможно, часть была отколота или отрезана. Если самородок содержал какую-то информацию, она могла находиться именно в отсутствующем фрагменте.

— Или фрагмент сам по себе был ключом к чему-то, — добавила Алиса. — В любом случае, это подтверждает, что "Слеза Юраты" имеет гораздо более сложную историю, чем считалось ранее.

Мы продолжили обсуждение, анализируя каждую деталь дела. Постепенно картина становилась яснее: кража была тщательно спланирована, с привлечением профессионалов и использованием инсайдерской информации. Но главный вопрос оставался без ответа: где сейчас находится оригинал?

После кафе мы решили вернуться в музей, чтобы осмотреть систему безопасности на месте. Дождь к тому времени прекратился, но улицы всё ещё блестели от влаги под вечерними фонарями.

Музей был закрыт для посетителей, но у Алисы был ключ от служебного входа. Внутри было тихо и пусто, только приглушённый свет аварийных ламп создавал таинственную атмосферу.

— Давайте начнём с запасного выхода, где обнаружена "слепая зона", — предложил я.

Мы прошли через несколько залов, мимо витрин с янтарными экспонатами, которые тускло мерцали в полумраке. Запасной выход находился в конце узкого коридора, ведущего от административной части музея к выставочным залам.

— Вот здесь, — сказала Алиса, указывая на участок коридора перед дверью. — Камера, которая должна была охватывать эту зону, была перенастроена во время той самой проверки. Теперь она снимает только дверь, но не пространство перед ней.

Я внимательно осмотрел дверь и замок. На первый взгляд всё выглядело нормально, но при ближайшем рассмотрении я заметил едва различимые царапины вокруг замочной скважины.

— Здесь работал профессионал, — сказал я, указывая на следы. — Очень аккуратно, но всё же оставил метки.

— Значит, они действительно проникли через этот вход?

— Возможно. Или хотят, чтобы мы так думали.

Мы продолжили осмотр, проверяя каждую камеру, каждый датчик движения. Постепенно вырисовывалась картина изощрённого взлома: несколько камер были незаметно перенастроены, в программе сигнализации обнаружилась скрытая функция, позволяющая отключать отдельные датчики без общего сигнала тревоги.

— Это работа не одного человека, — заключил я. — Здесь нужны были как минимум специалист по электронике, программист и кто-то с доступом к системам музея изнутри.

— Игорь Соколов мог обеспечить внутренний доступ, — заметила Алиса. — Но кто остальные?

— Нужно проверить эту компанию, "СекурТех". Кто её владельцы, кто работал над проверкой систем музея.

Мы закончили осмотр и направились к выходу. Проходя мимо кабинета Алисы, она вдруг остановилась.

— Странно, я точно помню, что закрывала дверь на ключ.

Дверь была приоткрыта на несколько сантиметров. Я жестом остановил Алису и осторожно приблизился к кабинету. Прислушавшись и не уловив никаких звуков, я медленно толкнул дверь.

Кабинет был пуст, но на столе Алисы лежал конверт, которого, по её словам, там раньше не было. Я осторожно, используя платок, открыл его. Внутри находился лист бумаги с напечатанным текстом:

"Прекратите копать или пожалеете. Это последнее предупреждение."

— Похоже, вы были правы насчёт слежки, — сказал я, показывая записку Алисе. — Кто-то очень обеспокоен нашим расследованием.

Лицо Алисы побледнело, но в глазах появился решительный блеск.

— Значит, мы на верном пути.

— Возможно. Но теперь вам действительно нужно быть осторожнее. Эти люди не шутят.

Я аккуратно поместил записку в пластиковый пакет для улик.

— Отправим на экспертизу, хотя сомневаюсь, что они оставили отпечатки. Слишком профессиональная работа.

Мы покинули музей, и я настоял на том, чтобы проводить Алису до дома. По дороге я заметил чёрный автомобиль, медленно проехавший мимо нас и скрывшийся за поворотом. Номера были забрызганы грязью и нечитаемы — явно намеренно.

— Завтра я организую наблюдение за вашим домом, — сказал я Алисе. — И было бы неплохо, если бы вы на время переехали к друзьям или родственникам.

— У меня есть подруга в пригороде, — кивнула она. — Могу остановиться у неё на несколько дней.

— Отлично. Не сообщайте никому о своём местонахождении, даже коллегам. И будьте на связи.

Проводив Алису до дома и убедившись, что она в безопасности, я вернулся в управление. Несмотря на поздний час, мне нужно было проверить несколько зацепок.

В кабинете я первым делом занялся компанией "СекурТех". Запрос в налоговую службу подтвердил подозрения: фирма была зарегистрирована всего год назад, учредителем значился некий Виталий Кравцов, о котором не было никакой существенной информации. Адрес регистрации совпадал с адресом массовой регистрации юридических лиц — явный признак фиктивной компании.

Я сделал ещё один запрос — на проверку всех сотрудников, работавших в музее в день проверки систем безопасности. Ответ должен был прийти утром.

Затем я связался с коллегой из отдела киберпреступлений.

— Максим, нужна твоя помощь. Можешь проверить системы видеонаблюдения Калининградского музея янтаря? Интересует возможность удалённого доступа или несанкционированных изменений в настройках.

— Сделаю, но потребуется время. Такие системы обычно изолированы от внешних сетей.

— Именно поэтому меня и интересует, был ли к ним доступ извне. Дай знать, как только что-то найдёшь.

Закончив с этим, я решил проверить ещё одну догадку. Если "Слеза Юраты" действительно имела отношение к Янтарной комнате, возможно, были и другие подобные кражи или попытки краж янтарных артефактов.

Я отправил запрос в Интерпол о похожих случаях в европейских музеях за последние пять лет. Ответ пришёл удивительно быстро — видимо, кто-то из дежурных офицеров проявил интерес к делу.

То, что я прочитал, заставило меня насторожиться. За последние три года произошло не менее пяти случаев кражи или попытки кражи янтарных экспонатов в музеях Польши, Германии, Литвы и Латвии. Три из них были связаны с экспонатами, предположительно имевшими отношение к Кёнигсбергской коллекции или Янтарной комнате.

Особенно интересным был случай в Гданьском археологическом музее два года назад. Там произошла кража янтарного медальона XVIII века, который, по легенде, был изготовлен тем же мастером, что работал над Янтарной комнатой. Медальон так и не был найден, но полиция задержала подозреваемого — им оказался сотрудник охранной фирмы, обслуживавшей музей.

И что самое удивительное — этим сотрудником был Виталий Кравцов, тот самый человек, который позже основал "СекурТех". Однако доказать его вину не удалось, и дело было закрыто из-за недостатка улик.

Это была серьёзная зацепка. Если Кравцов причастен к серии краж янтарных артефактов, связанных с Янтарной комнатой, значит, мы имеем дело с организованной группой, целенаправленно собирающей определённые предметы. Но с какой целью?

Я откинулся в кресле, массируя виски. Было уже далеко за полночь, но сон не шёл. Слишком много разрозненных фактов, слишком много вопросов без ответов.

Решив сделать перерыв, я спустился в кафетерий управления за кофе. Там я неожиданно встретил Николая Петровича, начальника охраны музея, который о чём-то беседовал с дежурным офицером.

— Андрей Николаевич! — окликнул он меня. — Как продвигается расследование?

— Медленно, но верно, — ответил я, подходя к ним. — А вы что здесь делаете в такой час?

— Да вот, пришлось давать показания по поводу одного из наших сотрудников, Сергея Маркова. Его задержали сегодня вечером за драку в баре.

Имя показалось мне знакомым.

— Марков... Это не тот охранник, который дежурил в день открытия выставки?

— Он самый. Хороший парень, но горячий. И, к сожалению, с прошлым. Отсидел три года за грабёж в молодости, но потом исправился. Я взял его на работу по программе реабилитации бывших заключённых.

Это заинтересовало меня.

— И как он справлялся с работой?

— В целом неплохо. Исполнительный, внимательный. Правда, в последнее время стал нервным, часто отпрашивался. Говорил, что у него проблемы в семье.

— А в день кражи он вёл себя как обычно?

Николай Петрович задумался.

— Теперь, когда вы спрашиваете... Он был особенно напряжён. И вызвался дежурить именно в том зале, где находилась "Слеза Юраты", хотя обычно предпочитал пост у входа.

Это могло быть совпадением, но в моей работе я не верю в совпадения.

— Мне нужно поговорить с ним. Где он сейчас?

— В камере временного содержания. Но вряд ли он в состоянии давать показания — был сильно пьян, когда его привезли.

— Ничего, подожду до утра. Спасибо за информацию, Николай Петрович.

Вернувшись в кабинет с кофе, я добавил Сергея Маркова в список подозреваемых. Охранник с криминальным прошлым, проявлявший необычный интерес к экспонату, определённо заслуживал внимания.

Утром, после нескольких часов беспокойного сна на диване в кабинете, я отправился в камеру временного содержания, чтобы поговорить с Марковым.

Охранник выглядел помятым и несчастным. Синяк под глазом и разбитая губа свидетельствовали о бурной ночи.

— Сергей Марков? — спросил я, входя в комнату для допросов, куда его привели. — Капитан Бережной, уголовный розыск.

Он настороженно кивнул.

— Я здесь не из-за вчерашней драки, — пояснил я. — Меня интересует кража в музее, где вы работаете.

Марков заметно напрягся.

— Я ничего не знаю о краже. Я просто делал свою работу.

— И тем не менее, вы специально вызвались дежурить в зале с "Слезой Юраты" в день открытия выставки. Почему?

Он отвёл взгляд.

— Просто так получилось. Ничего особенного.

— Сергей, — я наклонился ближе, — у вас уже есть судимость. Если вы замешаны в этой краже, это будет рецидив. А это уже совсем другой срок.

Марков побледнел.

— Я не крал ничего! Клянусь! Да, я был в том зале, но я не имею отношения к пропаже экспоната!

— Тогда объясните, почему вы так стремились попасть именно туда? И почему в последнее время вы были нервным и часто отпрашивались с работы?

Он молчал, явно борясь с собой.

— Если вы не замешаны в краже, но что-то знаете, сейчас самое время рассказать, — продолжил я. — Это может помочь и вам, и следствию.

Наконец, Марков тяжело вздохнул.

— Ладно. Я действительно знаю кое-что. Но я не участвовал в краже, клянусь.

— Я вас слушаю.

— Примерно месяц назад ко мне подошёл человек. Сказал, что знает о моём прошлом и может сделать так, что об этом узнает руководство музея. Я боялся потерять работу — не так просто найти место с моей биографией.

— Что он от вас хотел?

— Ничего особенного, как мне тогда казалось. Просто информацию о системах безопасности, расписании смен охраны, расположении камер. Я думал, он из какой-то конкурирующей охранной фирмы, хочет переманить клиента.

— И вы дали ему эту информацию?

Марков кивнул, опустив голову.

— Я не думал, что это приведёт к краже. Он платил хорошо, а мне нужны были деньги — у жены проблемы со здоровьем, лечение дорогое.

— Кто был этот человек? Вы можете его описать?

— Высокий, худощавый, лет сорока. Говорил с лёгким акцентом, возможно, прибалтийским. Называл себя Виктором, но я уверен, что это не настоящее имя.

— У вас есть способ связаться с ним?

— Только телефон, но он наверняка одноразовый. — Марков продиктовал номер, который я записал.

— А почему вы вызвались дежурить именно в том зале в день открытия?

— Виктор попросил. Сказал, что мне нужно просто быть там и ничего не делать. Если честно, я подозревал, что готовится что-то нелегальное, но убеждал себя, что это не так. А когда произошла кража... я запаниковал. Начал пить, срываться. Вчера в баре какой-то парень сказал что-то о музее, и я просто сорвался.

История Маркова звучала правдоподобно. Он был не организатором, а всего лишь пешкой в чужой игре, использованной и, вероятно, подставленной.

— Сергей, я запишу ваши показания официально. Если всё подтвердится, и вы будете сотрудничать со следствием, я поговорю с прокурором о смягчении вашей ответственности.

Марков с облегчением кивнул.

— Спасибо. Я расскажу всё, что знаю.

После допроса я отправил запрос на проверку указанного телефонного номера, хотя и не особо надеялся на результат. Такие люди редко допускают ошибки.

Вернувшись в кабинет, я обнаружил сообщение от Максима из отдела киберпреступлений:

"Проверил систему видеонаблюдения музея. Обнаружил скрытый модуль удалённого доступа, установленный примерно месяц назад. Профессиональная работа, стандартные проверки не выявляют. Кто-то мог управлять камерами извне, менять угол обзора, подменять запись или создавать петли в реальном времени."

Это объясняло, как преступникам удалось обойти систему безопасности. Имея такой доступ, они могли создать видимость нормальной работы камер, пока совершали подмену.

Я позвонил Алисе, чтобы сообщить новости и убедиться, что с ней всё в порядке.

— Я у подруги, всё хорошо, — заверила она меня. — Что-нибудь новое в расследовании?

Я рассказал ей о показаниях Маркова и находке Максима.

— Это многое объясняет, — сказала она. — Но кто этот таинственный Виктор? И как он связан с Максом Штайнером и другими подозреваемыми?

— Пока не знаю. Но у меня есть ещё одна новость. Я обнаружил, что за последние три года произошло несколько похожих краж янтарных экспонатов в разных европейских музеях. И все они так или иначе связаны с Янтарной комнатой или Кёнигсбергской коллекцией.

— Это не может быть совпадением, — задумчиво произнесла Алиса. — Кто-то целенаправленно собирает определённые предметы. Но зачем?

— У меня есть теория, но она пока слишком фантастична. Нужно больше информации.

После разговора с Алисой я решил проверить ещё одну зацепку. Описание "Виктора", данное Марковым, напомнило мне о ком-то. Я открыл базу данных Интерпола и ввёл параметры поиска: мужчина 40-45 лет, высокий, худощавый, предположительно из Прибалтики, специализация — кражи произведений искусства.

Система выдала несколько совпадений, но одно привлекло моё внимание: Виктор Мельник, гражданин Латвии, в прошлом реставратор янтарных изделий, подозревался в причастности к нескольким кражам в музеях Европы, но ни разу не был осуждён из-за недостатка доказательств. Его фотография соответствовала описанию, данному Марковым.

Я распечатал фото и отправился обратно в камеру временного содержания. Марков без колебаний опознал Мельника как человека, который подходил к нему в музее.

— Это он, точно он, — подтвердил охранник. — Только волосы были немного длиннее, и он носил очки.

Теперь у меня был конкретный подозреваемый. Я отправил запрос в пограничную службу, чтобы проверить, не пересекал ли Мельник границу России в последние месяцы. Ответ пришёл через час: Виктор Мельник въехал в Калининградскую область за две недели до открытия выставки и покинул страну через три дня после кражи, направляясь в Польшу.

Это был серьёзный прорыв. Я немедленно связался с польскими коллегами, запросив информацию о дальнейших перемещениях Мельника. Также я отправил международный запрос на проверку его контактов и финансовых операций.

Вечером того же дня мне позвонил начальник управления.

— Бережной, к тебе проявляют интерес наверху, — сказал он без предисловий. — Звонили из ФСБ, интересовались твоим расследованием.

— С чего вдруг такое внимание? — удивился я.

— Не знаю, но они особенно интересовались связью "Слезы Юраты" с Янтарной комнатой. Похоже, ты задел что-то серьёзное.

Это было неожиданно. ФСБ редко интересуется обычными кражами музейных экспонатов, если только дело не касается национальной безопасности или международных отношений.

— Что именно они хотели знать?

— Всё: кто подозреваемые, какие улики, какие версии ты разрабатываешь. Я сказал, что ты отчитаешься сам, когда будут конкретные результаты.

— Спасибо, Михаил Степанович. Я буду держать вас в курсе.

Интерес спецслужб только подтверждал мою догадку: дело было гораздо серьёзнее, чем казалось изначально. Если "Слеза Юраты" действительно связана с Янтарной комнатой, возможно, она содержит информацию, представляющую государственный интерес.

На следующее утро пришёл ответ от польских коллег. Мельник был замечен в Гданьске, где встречался с неизвестным мужчиной в одном из прибрежных отелей. Затем он направился в Германию. Дальнейшие его следы терялись.

Я решил проверить связь между Мельником и другими подозреваемыми. Первым в списке был Макс Штайнер. Я запросил информацию о его контактах и перемещениях за последний год.

Пока ждал ответа, я встретился с Алисой в безопасном месте — небольшом кафе на окраине города, где нас вряд ли могли узнать.

— У меня есть новая информация, — сказал я, когда мы устроились за дальним столиком. — Главный подозреваемый — Виктор Мельник, бывший реставратор янтаря из Латвии. Он был в Калининграде во время кражи и использовал охранника музея для получения информации о системах безопасности.

Алиса внимательно слушала, делая пометки в небольшом блокноте.

— Что ещё удалось выяснить?

— Я обнаружил, что за последние три года произошло как минимум пять похожих краж янтарных экспонатов в разных европейских музеях. Все украденные предметы имели отношение к Кёнигсбергской коллекции или Янтарной комнате.

— Значит, это не просто кража ценного экспоната, — задумчиво произнесла Алиса. — Кто-то целенаправленно собирает определённые предметы. Но зачем?

— У меня есть теория, — ответил я. — Что, если все эти предметы содержат какую-то информацию? Части головоломки, которые, будучи собранными вместе, указывают на местонахождение Янтарной комнаты или других сокровищ, вывезенных из Кёнигсберга во время войны.

— Звучит как сюжет приключенческого фильма, — улыбнулась Алиса, но тут же стала серьёзной. — Хотя, учитывая историю "Слезы Юраты" и её связь с Янтарной комнатой, это не так уж невероятно.

— Именно. И ещё одна деталь: ФСБ проявляет интерес к нашему расследованию. Особенно их интересует связь с Янтарной комнатой.

— Это может означать, что на кону стоит что-то действительно важное, — заметила Алиса. — Возможно, государственная тайна или вопрос международных отношений.

Мы продолжили обсуждать возможные сценарии, когда мой телефон зазвонил. Это был Максим из отдела киберпреступлений.

— Андрей, я нашёл кое-что интересное в системе видеонаблюдения музея, — сказал он без предисловий. — Удалённый доступ осуществлялся с IP-адреса, зарегистрированного на компанию "СекурТех". Но вот что странно: за день до кражи был ещё один доступ, с совершенно другого адреса. И этот адрес ведёт к серверу в Германии.

— Можешь определить точнее?

— Пока нет, но работаю над этим. Судя по всему, кто-то следил за системой наблюдения, возможно, контролировал действия первого взломщика.

Это добавляло новый уровень сложности к делу. Возможно, мы имели дело не с одной группой преступников, а с несколькими, преследующими свои цели.

После разговора с Максимом я поделился новой информацией с Алисой.

— Всё становится запутаннее, — сказала она. — Но я кое-что вспомнила. Когда мы изучали историю "Слезы Юраты", я наткнулась на упоминание о том, что в 1980-х годах самородок исследовали советские учёные. Они обнаружили необычные включения в янтаре, но результаты исследования были засекречены.

— Какого рода включения?

— Точно не указано. Но есть намёк на то, что они могли быть не природного происхождения.

Это было интригующе. Если в янтаре действительно было что-то необычное, возможно, именно это и стало причиной кражи.

Вернувшись в управление, я обнаружил, что пришёл ответ на мой запрос о Максе Штайнере. Информация была скудной, но одна деталь привлекла моё внимание: за месяц до открытия выставки Штайнер встречался с Виктором Мельником в Берлине. Встреча проходила в частном клубе и длилась около двух часов.

Это была первая конкретная связь между двумя подозреваемыми. Я немедленно запросил ордер на прослушивание телефона Штайнера и проверку его электронной почты.

Вечером того же дня произошло ещё одно важное событие. Мне позвонил сотрудник лаборатории, исследовавшей подделку "Слезы Юраты".

— Капитан, мы обнаружили кое-что странное в структуре поддельного янтаря, — сказал он. — Внутри есть полость, в которой находится какой-то электронный компонент. Похоже на миниатюрный передатчик или датчик.

— Можете определить его назначение?

— Пока нет. Для этого нужно извлечь его, но мы боимся повредить. Требуется специальное оборудование.

Я распорядился привлечь специалистов из технического отдела ФСБ — раз уж они проявляли интерес к делу, пусть помогут с экспертизой.

Все эти новые данные складывались в сложную, но всё более чёткую картину. "Слеза Юраты" была не просто ценным экспонатом — она содержала какую-то важную информацию или технологию, которую стремились получить разные заинтересованные стороны.

Я составил схему связей между всеми участниками дела:

1. Виктор Мельник — профессиональный похититель произведений искусства, специализирующийся на янтарных изделиях.
2. Макс Штайнер — немецкий коллекционер с семейной историей, связанной с Кёнигсбергом и Янтарной комнатой.
3. Компания "СекурТех" и её фиктивный владелец Виталий Кравцов — обеспечили доступ к системам безопасности музея.
4. Сергей Марков — охранник музея, предоставивший внутреннюю информацию.
5. Неизвестный оператор из Германии — следил за системой видеонаблюдения.

Все они были связаны одной целью — получить "Слезу Юраты". Но действовали ли они вместе или конкурировали друг с другом? И кто стоял за всем этим?

Я решил сосредоточиться на Максе Штайнере как на ключевой фигуре. Его семейная история, связь с Кёнигсбергом и контакты с Мельником делали его главным подозреваемым.

На следующее утро пришло сообщение от польских коллег: они обнаружили, что Мельник встречался в Гданьске с человеком, похожим на Томаша Ковальски, директора небольшого частного музея янтаря в Варшаве. Ковальски был известен своими исследованиями истории Янтарной комнаты и имел контакты в научных кругах Европы.

Это добавляло ещё одного игрока в нашу схему. Я запросил дополнительную информацию о Ковальски и его связях с другими подозреваемыми.

Тем временем, эксперты ФСБ приступили к исследованию электронного компонента, обнаруженного в поддельной "Слезе Юраты". Предварительный анализ показал, что это действительно передатчик, но необычной конструкции, возможно, предназначенный для активации при определённых условиях.

Все эти находки подтверждали мою теорию: "Слеза Юраты" была не просто музейным экспонатом, а частью какой-то большой головоломки, связанной с тайной Янтарной комнаты. И теперь, когда я начал распутывать этот клубок, я сам стал мишенью для тех, кто стремился сохранить эту тайну.

Вечером, возвращаясь домой, я заметил чёрный автомобиль, медленно следовавший за мной на расстоянии. Я сделал несколько резких поворотов, и машина исчезла, но ощущение слежки осталось.

Дома я обнаружил, что дверь была слегка приоткрыта, хотя я точно помнил, что запирал её утром. Осторожно войдя внутрь, я обнаружил, что в квартире кто-то побывал — бумаги на столе были перемещены, ящики стола слегка выдвинуты.

Ничего не пропало, но на столе лежал небольшой янтарный кулон в форме капли — точная миниатюрная копия "Слезы Юраты". Внутри янтаря виднелось крошечное насекомое, застывшее миллионы лет назад.

Это было предупреждение. Или приглашение к игре. В любом случае, я принял вызов. Тайна "Слезы Юраты" становилась всё глубже, но я был полон решимости раскрыть её, какой бы опасной она ни оказалась.

Я осторожно взял кулон, поместил его в пластиковый пакет для улик и сфотографировал. Затем тщательно осмотрел квартиру, но не обнаружил других следов вторжения. Незваный гость был профессионалом — никаких отпечатков пальцев, никаких случайных улик.

Позвонив дежурному, я запросил наряд для осмотра места происшествия, хотя и не особо надеялся на результаты. Затем связался с Алисой, чтобы предупредить об опасности.

— Будьте предельно осторожны, — сказал я ей. — Кто-то проник в мою квартиру и оставил предупреждение. Они знают, что мы близки к разгадке.

— Что за предупреждение? — встревоженно спросила она.

— Янтарный кулон, копия "Слезы Юраты". Внутри насекомое, застывшее в янтаре. Возможно, это какой-то символ или послание.

— Насекомое? — В голосе Алисы появилось волнение. — Можете описать его?

— Похоже на муху или осу, трудно сказать точно. Оно очень маленькое.

— Андрей Николаевич, это может быть важно. В некоторых легендах о Янтарной комнате упоминается "ключ янтарной мухи" — якобы один из элементов комнаты содержал секретный механизм, активируемый специальным ключом с изображением насекомого.

— Вы думаете, кулон — это намёк на этот ключ?

— Возможно. Или предупреждение о том, что мы приближаемся к чему-то важному. В любом случае, будьте осторожны. Эти люди явно не остановятся ни перед чем.

После разговора с Алисой я долго не мог уснуть, обдумывая все аспекты дела. Кража "Слезы Юраты", серия подобных краж в европейских музеях, интерес ФСБ, электронное устройство в подделке, таинственный кулон — всё это складывалось в сложную мозаику, центральным элементом которой была тайна Янтарной комнаты.

Утром я отправил кулон на экспертизу, а сам продолжил работу над делом. Первым делом я связался с Максимом из отдела киберпреступлений.

— Удалось что-нибудь выяснить о немецком сервере?

— Да, и результаты интересные, — ответил он. — Сервер принадлежит небольшой исследовательской компании "NordAmber Research", специализирующейся на изучении балтийского янтаря. Компания базируется в Гамбурге, но имеет представительства в нескольких странах Балтийского региона.

— Кто владелец?

— Вот тут начинается самое интересное. Компания принадлежит холдингу, который контролирует Фридрих Штайнер, отец нашего подозреваемого Макса Штайнера.

Это была важная зацепка. Если семья Штайнеров стояла за слежкой за музеем, значит, они были глубоко вовлечены в кражу.

— Спасибо, Максим. Это очень ценная информация.

Следующим шагом я решил проверить связь между Виктором Мельником и Томашем Ковальски. Запрос в польскую полицию дал неожиданные результаты: Ковальски и Мельник были однокурсниками в Варшавском университете, где изучали историю искусств. Более того, в начале 2000-х они вместе работали над проектом по каталогизации янтарных артефактов, связанных с Кёнигсбергской коллекцией.

Всё указывало на то, что мы имеем дело с хорошо организованной группой специалистов, объединённых общей целью — поиском чего-то, связанного с Янтарной комнатой.

Днём пришли результаты экспертизы кулона. Как я и предполагал, никаких отпечатков пальцев или ДНК на нём не обнаружили. Но химический анализ показал, что янтарь имеет необычный состав, отличающийся от типичного балтийского янтаря повышенным содержанием определённых смол. Такой состав характерен для янтаря, добываемого в конкретном районе побережья Балтийского моря — небольшом участке между Светлогорском и Янтарным.

Это была ещё одна подсказка. Я немедленно запросил информацию о всех объектах и земельных участках в этом районе, принадлежащих семье Штайнеров или связанным с ними компаниям.

Ответ пришёл через несколько часов: компания "NordAmber Research" арендовала небольшой участок побережья в указанном районе для "научных исследований". На участке располагался старый бункер времён Второй мировой войны, переоборудованный под исследовательскую станцию.

Это место определённо заслуживало проверки. Я решил организовать наблюдение за бункером, но действовать нужно было осторожно — если Штайнеры действительно искали что-то важное, связанное с Янтарной комнатой, они наверняка обеспечили серьёзную охрану объекта.

Вечером того же дня произошло ещё одно важное событие. Эксперты ФСБ завершили анализ электронного устройства из поддельной "Слезы Юраты" и пришли к удивительному выводу: это был не просто передатчик, а сложный сенсор, способный реагировать на определённые электромагнитные сигналы. По сути, это было устройство для поиска чего-то, излучающего специфические волны.

Всё становилось на свои места. "Слеза Юраты" была не просто янтарным самородком — она содержала информацию или технологию, связанную с чем-то гораздо более ценным. Возможно, с местонахождением Янтарной комнаты или других сокровищ, вывезенных из Кёнигсберга во время войны.

Я собрал все имеющиеся данные и составил подробный отчёт для руководства. Дело принимало государственный масштаб, и мне требовалась поддержка для дальнейшего расследования.

Начальник управления внимательно выслушал мой доклад и принял решение:

— Бережной, ты проделал отличную работу. Но дальше это дело переходит на уровень ФСБ. Они уже запросили все материалы.

— Но, Михаил Степанович, мы только начали распутывать этот клубок!

— Понимаю твоё разочарование. Но здесь замешаны международные интересы и, возможно, государственная безопасность. Это уже не просто кража музейного экспоната.

Я понимал, что он прав, но всё равно чувствовал разочарование. Столько работы, столько зацепок — и вдруг всё переходит в другие руки.

— Что будет с подозреваемыми? С Марковым, Соколовыми, Штайнером?

— ФСБ возьмёт их разработку на себя. Тебе поручается другое дело. — Он протянул мне папку с новыми материалами. — Серия квартирных краж в центральном районе. Ничего сверхъестественного, но нужен твой опыт.

Я взял папку, но мысли мои всё ещё были заняты "Слезой Юраты" и тайной Янтарной комнаты.

Выйдя из кабинета начальника, я столкнулся с двумя мужчинами в строгих костюмах — типичный облик сотрудников ФСБ.

— Капитан Бережной? — спросил один из них. — Полковник Савельев, ФСБ. Мы хотели бы задать вам несколько вопросов о деле "Слезы Юраты".

— Конечно, — ответил я, скрывая разочарование. — Все материалы у меня в кабинете.

В течение следующих двух часов я подробно рассказывал им о ходе расследования, подозреваемых, уликах и своих теориях. Они внимательно слушали, иногда задавая уточняющие вопросы, но в целом оставались непроницаемыми.

— Спасибо за сотрудничество, капитан, — сказал полковник Савельев, когда я закончил. — Вы проделали впечатляющую работу. Но теперь мы возьмём дело под свой контроль.

— Могу я хотя бы знать, был ли я прав насчёт связи с Янтарной комнатой?

Савельев обменялся взглядами со своим коллегой, затем слегка улыбнулся.

— Скажем так, капитан: вы были на верном пути. Но некоторые тайны лучше оставить в прошлом. По крайней мере, пока.

С этими словами они ушли, забрав все материалы дела. Я остался один в кабинете, с ощущением, что прикоснулся к чему-то гораздо большему, чем просто кража музейного экспоната.

Вечером я встретился с Алисой в том же кафе на окраине города. Она выглядела встревоженной.

— Сегодня в музей приходили люди из ФСБ, — сказала она. — Опрашивали всех сотрудников, изучали документацию по "Слезе Юраты". Что происходит, Андрей Николаевич?

Я рассказал ей о передаче дела ФСБ и о своих последних находках.

— Значит, всё кончено? — разочарованно спросила она. — Мы так и не узнаем правду?

— Для официального расследования — да, кончено. Но это не значит, что мы должны прекратить искать ответы. — Я понизил голос. — У меня остались копии некоторых материалов. И я не собираюсь останавливаться, пока не узнаю, что на самом деле скрывается за этой историей.

Глаза Алисы загорелись.

— Я с вами. Что бы ни скрывала "Слеза Юраты", это часть нашей истории, нашего культурного наследия. Мы имеем право знать правду.

Мы продолжили обсуждать наши следующие шаги, понимая, что вступаем на опасный путь. Но тайна "Слезы Юраты" и её связь с легендарной Янтарной комнатой стоили риска.

Выходя из кафе, я заметил чёрный автомобиль, припаркованный через дорогу. В нём сидели двое мужчин, один из которых держал в руках фотоаппарат с длиннофокусным объективом.

Они не скрывались — наоборот, хотели, чтобы я их заметил. Это было предупреждение: за мной следят, и любые попытки продолжить неофициальное расследование будут замечены.

Но я уже принял решение. Тайна "Слезы Юраты" должна быть раскрыта, какой бы опасной она ни оказалась. И я был готов идти до конца, даже если это означало противостояние силам, гораздо более могущественным, чем я мог себе представить.

Дело о краже янтарного самородка превратилось в нечто гораздо большее — путешествие в тёмные глубины истории, где переплелись судьбы людей, народов и бесценных сокровищ, исчезнувших в хаосе войны.

И где-то в этой темноте скрывалась истина о "Слезе Юраты" и её связи с одной из величайших тайн XX века — исчезновением легендарной Янтарной комнаты.

ГЛАВА 7: КОМБИНАТ

"Советский Союз добывал до 700 тонн янтаря ежегодно. Куда исчезла большая часть этого богатства — до сих пор остается загадкой."
— "Промышленные тайны СССР"

Несмотря на официальное отстранение от дела, я не мог просто взять и забыть о "Слезе Юраты". Слишком много вопросов осталось без ответов, слишком много ниточек тянулось из прошлого в настоящее. И главное — я чувствовал, что приблизился к чему-то действительно важному.

Утром я позвонил Алисе.

— Как насчёт небольшой экскурсии? — спросил я. — Думаю, нам стоит посетить Янтарный комбинат.

— Отличная идея, — согласилась она. — Я как раз хотела предложить то же самое. Если "Слеза Юраты" связана с особым типом янтаря, нам нужно больше узнать о местах его добычи.

Мы договорились встретиться через час у входа в музей. Оттуда планировали отправиться в посёлок Янтарный, где располагался единственный в мире промышленный комбинат по добыче янтаря.

По дороге Алиса рассказывала об истории добычи "солнечного камня" в этих местах.

— Промышленная разработка янтаря началась здесь ещё в середине XIX века, при пруссаках. Они построили первую шахту "Анна". Сейчас, конечно, добыча ведётся открытым способом, в карьере.

— А как связан комбинат с музеем? — поинтересовался я.

— Напрямую никак, но многие наши экспонаты поступили оттуда. Особенно редкие образцы янтаря с включениями или необычной окраски. У нас хорошие отношения с руководством комбината... по крайней мере, были до недавнего времени.

— Что изменилось?

Алиса нахмурилась.

— Около года назад сменился директор. Пришёл новый человек — Игорь Жигулин. С ним сложнее договариваться. Он ввёл новые правила безопасности, ограничил доступ исследователей к месторождению. Говорят, у него связи в Москве.

Это заинтересовало меня. Смена руководства комбината примерно совпадала по времени с началом серии краж янтарных артефактов в европейских музеях.

— Что известно об этом Жигулине?

— Немного. Раньше работал в какой-то государственной структуре, кажется, в министерстве природных ресурсов. Технократ, не особо интересуется историей или культурной ценностью янтаря — для него это просто сырьё, товар.

Через час мы прибыли в посёлок Янтарный. Комбинат располагался на окраине, рядом с огромным карьером, где добывалась янтароносная "голубая земля" — глауконитовая глина, содержащая янтарь.

У проходной нас встретил охранник, который внимательно изучил наши документы.

— У вас назначена встреча? — спросил он с подозрением.

— Нет, но мы хотели бы поговорить с директором, Игорем Жигулиным, — ответил я, показывая служебное удостоверение. — Это касается расследования кражи в Музее янтаря.

Охранник связался с кем-то по рации, затем кивнул.

— Вас проводят в административный корпус. Директор сможет уделить вам пятнадцать минут.

Нас встретил молодой человек в строгом костюме, представившийся помощником директора, и провёл через территорию комбината. По пути я заметил усиленные меры безопасности: камеры наблюдения, охранников с собаками, ограждения под напряжением.

— У вас тут как на военном объекте, — заметил я.

Помощник директора натянуто улыбнулся.

— Янтарь — стратегическое сырьё. К тому же участились случаи незаконной добычи и контрабанды. Мы вынуждены принимать меры.

В административном здании нас провели на второй этаж, в просторный кабинет с видом на карьер. За массивным столом сидел Игорь Жигулин — крепкий мужчина лет пятидесяти с военной выправкой и цепким взглядом.

— Капитан Бережной, — он кивнул мне, не вставая. — И Алиса Сергеевна. Чем обязан такому визиту?

— Расследую кражу "Слезы Юраты" из музея, — ответил я. — В ходе следствия выяснились некоторые детали, связанные с особым типом янтаря. Хотел бы задать вам несколько вопросов.

Жигулин откинулся в кресле, внимательно изучая меня.

— Насколько мне известно, дело передано ФСБ. Вы действуете по их поручению?

Я не стал лгать.

— Нет. Это моя личная инициатива. Но информация, которую я соберу, будет передана коллегам из ФСБ.

Жигулин усмехнулся.

— Личная инициатива, значит. Ну что ж, задавайте ваши вопросы. Пятнадцать минут, как и обещал.

— Спасибо. Во-первых, меня интересует янтарь с особым химическим составом — повышенным содержанием определённых смол. Такой янтарь добывается на участке побережья между Светлогорском и Янтарным.

Жигулин слегка напрягся, но сохранил невозмутимое выражение лица.

— Да, есть такая разновидность. Мы называем её "янтарь типа Б". Встречается редко, в основном в северной части месторождения.

— Чем он отличается от обычного янтаря, кроме химического состава?

— Ничем особенным. Немного более прозрачный, лучше поддаётся обработке. Ценится ювелирами за красивый золотистый оттенок.

Алиса вступила в разговор:

— Игорь Валентинович, насколько я помню, в советское время проводились какие-то исследования этого типа янтаря. Что-то связанное с его необычными свойствами?

Жигулин бросил на неё острый взгляд.

— Было много разных исследований. Советская наука интересовалась всем. Но ничего революционного не обнаружили, насколько мне известно.

Я почувствовал, что он что-то скрывает.

— А что насчёт участка побережья, который арендует компания "NordAmber Research"? Он находится как раз в зоне залегания этого особого янтаря, верно?

Теперь Жигулин явно насторожился.

— Откуда у вас эта информация, капитан?

— Из открытых источников. Аренда земли — публичная информация.

Он помолчал, постукивая пальцами по столу.

— Да, компания арендует небольшой участок. У них есть все необходимые разрешения на научно-исследовательскую деятельность. Мы не имеем к ним претензий.

— А вы знаете, что эта компания принадлежит семье Штайнеров из Германии?

— Мне известно, кто владелец. Мы проверяем всех, кто работает рядом с нашими месторождениями.

— И вас не смущает, что немецкая компания проводит исследования в районе, где добывается особый тип янтаря?

Жигулин улыбнулся, но глаза остались холодными.

— Капитан, мы живём в глобальном мире. Международное сотрудничество в науке — нормальная практика. К тому же, они не ведут добычу, только исследования.

Я решил зайти с другой стороны.

— Скажите, а что вам известно о "Слезе Юраты"? Это ведь был образец именно того особого типа янтаря, о котором мы говорим?

— Да, насколько мне известно. Уникальный самородок, найденный ещё до войны. Жаль, что его украли.

— Вы знаете, что внутри поддельного экспоната, подброшенного вместо оригинала, было обнаружено электронное устройство?

Это явно стало для него новостью. Жигулин подался вперёд.

— Какого рода устройство?

— Что-то вроде сенсора или детектора, реагирующего на определённые электромагнитные сигналы.

Жигулин откинулся в кресле, его лицо стало непроницаемым.

— Интересно. Но я не понимаю, какое это имеет отношение к комбинату.

— Прямое, если учесть, что этот сенсор настроен на поиск чего-то, связанного с особым типом янтаря, который добывается именно здесь.

Наступила пауза. Жигулин смотрел на меня оценивающе, словно решая, сколько информации можно мне доверить.

— Капитан, вы ступаете на опасную территорию, — наконец произнёс он. — Есть вещи, которые лучше оставить в покое. Поверьте, ФСБ не просто так забрало у вас это дело.

— Я просто хочу понять, что происходит, — ответил я. — Слишком много совпадений: кража "Слезы Юраты", серия похожих краж в Европе, немецкая компания, исследующая особый тип янтаря, электронное устройство в подделке...

Жигулин вздохнул и посмотрел на часы.

— Ваше время истекает, капитан. Но я могу показать вам кое-что, если вы действительно хотите понять. Только вам придётся оставить здесь телефоны и любые записывающие устройства.

Мы с Алисой переглянулись. Это было неожиданное предложение, и потенциально опасное. Но любопытство пересилило осторожность.

— Хорошо, — согласился я, выкладывая телефон на стол. Алиса последовала моему примеру.

Жигулин вызвал помощника и что-то тихо сказал ему. Затем повернулся к нам:

— Следуйте за мной. И запомните: то, что вы увидите, не предназначено для посторонних глаз.

Мы спустились в подвал административного здания, где Жигулин приложил карту-пропуск к электронному замку. За дверью оказался длинный коридор, ведущий к лифту.

— Этот объект построен ещё в советское время, — пояснил Жигулин, пока мы спускались. — Официально здесь располагается хранилище образцов и лаборатория по исследованию янтаря. Но есть и другая часть, о которой знают немногие.

Лифт остановился, и мы вышли в просторное помещение, напоминающее научную лабораторию. Вдоль стен стояли стеклянные шкафы с образцами янтаря, в центре располагались столы с микроскопами и другим оборудованием.

— В 1970-х годах советские учёные обнаружили, что некоторые образцы янтаря типа Б обладают необычными свойствами, — начал Жигулин, ведя нас через лабораторию. — Они могли реагировать на определённые электромагнитные импульсы, создавая слабое, но измеримое излучение.

— Какого рода излучение? — спросила Алиса.

— Что-то среднее между инфракрасным и микроволновым. Учёные назвали его "янтарным резонансом". Сначала думали, что это может иметь практическое применение — например, в системах связи или навигации. Но потом обнаружили кое-что более интересное.

Мы подошли к массивной двери в дальнем конце лаборатории. Жигулин ввёл код на панели, и дверь бесшумно открылась.

За ней находилось небольшое помещение с единственным экспонатом в центре — стеклянной витриной, внутри которой лежал кусок янтаря размером с кулак, удивительно похожий на "Слезу Юраты".

— Это не оригинал, — сразу предупредил Жигулин, заметив наше удивление. — Это реплика, созданная в 1980-х годах для исследований. Оригинальная "Слеза Юраты" обладала уникальными свойствами даже для янтаря типа Б. Она могла не только реагировать на электромагнитные импульсы, но и сохранять их "отпечаток" — что-то вроде природной памяти.

— И что в этом такого особенного? — спросил я, хотя уже начинал понимать.

Жигулин подошёл к витрине и положил руку на стекло.

— Представьте себе природный носитель информации, капитан. Что-то, способное записывать и хранить данные без всякой электроники, на молекулярном уровне. В 1980-х годах, когда компьютерные технологии только развивались, это казалось фантастикой.

— Вы хотите сказать, что "Слеза Юраты" могла хранить информацию? — недоверчиво спросила Алиса.

— Не просто могла. Она её хранила. — Жигулин повернулся к нам. — В 1943 году, когда Кёнигсберг бомбили союзники, немецкие учёные уже знали об этом свойстве. Они использовали "Слезу Юраты" и несколько других подобных образцов для сохранения важной информации — в том числе данных о местонахождении вывезенных культурных ценностей.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок.

— Янтарная комната, — тихо произнёс я.

Жигулин кивнул.

— Среди прочего. Немцы понимали, что война проиграна. Они спрятали многие ценности, вывезенные из оккупированных территорий, и зашифровали информацию об их местонахождении в нескольких янтарных артефактах. "Слеза Юраты" была одним из ключевых элементов этой головоломки.

— Но как можно прочитать эту информацию? — спросила Алиса. — Если она хранится на молекулярном уровне?

— Для этого нужно специальное оборудование, — ответил Жигулин. — И другие янтарные артефакты, содержащие части кода. Это как ключи от сейфа — нужны все, чтобы открыть замок.

Теперь всё становилось на свои места: серия краж янтарных экспонатов в европейских музеях, интерес ФСБ, электронное устройство в подделке...

— Значит, кто-то собирает эти "ключи", — сказал я. — И "Слеза Юраты" была одним из них.

— Именно. — Жигулин отошёл от витрины. — После войны советские специалисты обнаружили эту технологию, но не смогли полностью расшифровать информацию. Не хватало других элементов головоломки. Исследования продолжались до распада СССР, потом были свёрнуты из-за недостатка финансирования.

— А что случилось с оригинальной "Слезой Юраты"? — спросил я. — Она действительно хранилась в музее всё это время?

Жигулин помедлил с ответом.

— Да. После войны её передали в музей как обычный экспонат. Мало кто знал о её истинной ценности. Но в последние годы интерес к этой технологии возродился. Особенно со стороны иностранных... исследователей.

— Таких как семья Штайнеров?

— Среди прочих. Фридрих Штайнер — потомок одного из учёных, работавших над этой технологией в Кёнигсберге. Он унаследовал не только знания, но и амбиции своего деда.

— А что насчёт Виктора Мельника? Он работает на Штайнеров?

Жигулин пожал плечами.

— Мельник — наёмник, работающий на того, кто больше заплатит. Но в данном случае, да, вероятно, он действовал по заказу Штайнеров.

Я задумался, пытаясь связать все детали.

— Но зачем подбрасывать подделку с электронным устройством внутри?

— Это был не просто отвлекающий манёвр, — объяснил Жигулин. — Устройство должно было помочь найти другие янтарные артефакты с похожими свойствами. Своего рода детектор.

— И сколько таких артефактов существует? — спросила Алиса.

— По нашим данным, не менее семи. "Слеза Юраты" была одним из важнейших. Ещё три находились в музеях Европы и уже украдены. Остальные, предположительно, в частных коллекциях.

Я вспомнил о янтарном кулоне, оставленном в моей квартире.

— А что насчёт небольшого янтарного кулона с насекомым внутри? Это тоже может быть одним из таких артефактов?

Жигулин удивлённо посмотрел на меня.

— Кулон с насекомым? Возможно. В документах упоминается "янтарная муха" — небольшой образец с включением насекомого, предположительно содержащий часть кода. Где вы его видели?

Я решил не рассказывать о вторжении в мою квартиру.

— Просто слышал упоминание в контексте расследования.

Жигулин явно не поверил, но не стал настаивать.

— В любом случае, если такой артефакт существует, он представляет большую ценность. Возможно, это последний элемент головоломки.

Мы вернулись в лабораторию, и Жигулин показал нам несколько образцов янтаря типа Б под микроскопом.

— Видите эти микроскопические структуры? Они отличаются от обычного янтаря. Именно эти структуры способны "запоминать" электромагнитные импульсы.

— Удивительно, — прошептала Алиса, глядя в окуляр микроскопа. — Природа создала то, что мы только пытаемся воспроизвести с помощью технологий.

— Природа или нечто иное, — загадочно произнёс Жигулин. — Некоторые учёные считают, что эти свойства не могли возникнуть естественным путём. Слишком они... специфичны.

— Вы намекаете на что-то сверхъестественное? — скептически спросил я.

— Нет, капитан. Я лишь говорю, что не все тайны природы мы способны объяснить. По крайней мере, пока.

Мы поднялись обратно в кабинет Жигулина, где он вернул нам телефоны.

— Надеюсь, теперь вы понимаете, почему это дело забрали у вас, — сказал он. — И почему лучше не копать слишком глубоко.

— Напротив, — возразил я. — Теперь у меня ещё больше вопросов. Например, почему комбинат скрывает эту информацию? И какова ваша роль во всём этом, Игорь Валентинович?

Жигулин улыбнулся, но глаза остались холодными.

— Моя роль проста — защищать государственные интересы. Комбинат — стратегический объект, а янтарь типа Б — потенциально важный ресурс. Мы не можем допустить, чтобы эта технология попала в чужие руки.

— Даже если речь идёт о культурных ценностях, принадлежащих всему человечеству? — спросила Алиса.

— Особенно в этом случае, — твёрдо ответил Жигулин. — Вы представляете, что начнётся, если информация о местонахождении Янтарной комнаты станет общедоступной? Международный скандал, споры о праве собственности, возможно, даже вооружённые конфликты. Некоторые тайны лучше оставить в прошлом.

Я понимал его логику, но не мог с ней согласиться.

— А что насчёт других ценностей, вывезенных из оккупированных территорий? Произведений искусства, исторических артефактов? Многие семьи до сих пор ищут реликвии, утраченные во время войны.

Жигулин вздохнул.

— Я понимаю ваши чувства, капитан. Но решения такого уровня принимаются не нами. Моя задача — обеспечить безопасность объекта и технологии. Остальное — в компетенции других ведомств.

Мы попрощались с Жигулиным, и нас проводили к выходу. По пути через территорию комбината я заметил несколько людей в гражданской одежде, которые явно не были обычными рабочими — слишком внимательные взгляды, слишком профессиональные движения. Сотрудники службы безопасности или что-то более серьёзное?

Выйдя за ворота, мы с Алисой молча шли к машине, переваривая полученную информацию.

— Вы верите ему? — наконец спросила она.

— Не полностью, — ответил я. — Жигулин рассказал нам достаточно, чтобы удовлетворить любопытство, но явно что-то утаил. Например, почему он так легко поделился секретной информацией с нами?

— Может быть, это была проверка? Или способ контролировать наши действия?

— Возможно. Или он хочет, чтобы мы продолжили расследование в определённом направлении. Отвлекающий манёвр.

Мы сели в машину, и я завёл двигатель. Перед тем как тронуться с места, я внимательно осмотрел салон — нет ли следов проникновения, жучков. Паранойя? Возможно. Но после всего услышанного лучше перестраховаться.

— Что будем делать дальше? — спросила Алиса.

— Проверим информацию о янтаре типа Б. Мне нужно знать, насколько правдива история о его особых свойствах. Затем займёмся "янтарной мухой" — кулоном, который оставили в моей квартире.

— А как же ФСБ? Они ведь забрали дело.

— Официально — да. Но никто не запрещал мне проводить собственное расследование в свободное время. К тому же, теперь это не просто дело о краже — это вопрос исторической справедливости.

По дороге обратно в город я заметил чёрный автомобиль, который держался на расстоянии позади нас. Тот же, что я видел возле кафе? Трудно сказать наверняка.

— За нами следят, — тихо сказал я Алисе.

Она незаметно посмотрела в боковое зеркало.

— Думаете, люди Жигулина?

— Или ФСБ. Или кто-то ещё. Слишком много заинтересованных сторон в этой истории.

Я сделал несколько резких поворотов, пытаясь оторваться от слежки, но чёрный автомобиль умело держался на хвосте, сохраняя дистанцию.

— Не будем играть в шпионов, — решил я. — Пусть думают, что мы не заметили слежку. Это даже может быть полезно — узнаем, кто именно интересуется нашими действиями.

Мы вернулись в город и остановились возле небольшого кафе недалеко от музея.

— Нам нужно быть осторожнее, — сказал я, когда мы устроились за столиком в дальнем углу. — После визита на комбинат мы официально стали объектами интереса спецслужб.

— И, возможно, Штайнеров и их людей, — добавила Алиса.

— Именно. Поэтому давайте договоримся: никаких телефонных разговоров о деле, никаких электронных сообщений. Только личные встречи в безопасных местах.

Алиса кивнула, но вдруг нахмурилась.

— Андрей Николаевич, а что если Жигулин не всё нам рассказал о янтаре типа Б? Что если его свойства ещё более необычны, чем хранение информации?

— Что вы имеете в виду?

— Я вспомнила кое-что из архивных документов музея. В 1980-х годах, когда советские учёные исследовали "Слезу Юраты", был зафиксирован странный случай. Один из исследователей утверждал, что во время эксперимента с электромагнитным излучением он на мгновение увидел... образы. Что-то вроде голограммы, показывающей интерьер какого-то помещения.

— Голограмма? В янтаре? — я не скрывал скептицизма.

— Звучит фантастически, я знаю. Но этот случай был задокументирован, хотя позже все материалы изъяли. Исследователя перевели в другой институт, а эксперименты в этом направлении прекратили.

Это было уже слишком похоже на научную фантастику, но после всего, что я узнал сегодня, я не мог просто отмахнуться от этой информации.

— Вы можете найти какие-нибудь упоминания об этих экспериментах в архивах музея?

— Попробую. У нас хранятся копии некоторых документов, связанных с исследованиями "Слезы Юраты". Но не уверена, что там будет что-то о голографических свойствах.

Мы допили кофе и вышли из кафе. Чёрный автомобиль всё ещё был там, припаркованный через дорогу. Теперь я мог разглядеть силуэты двух мужчин внутри.

— Проводить вас до музея? — спросил я Алису.

— Не стоит. Чем меньше нас видят вместе, тем лучше. — Она протянула мне руку. — Будьте осторожны, Андрей Николаевич.

— Вы тоже.

Я проследил, как она уходит в сторону музея, затем направился к своей машине. По пути я заметил ещё одну странность: на углу улицы стоял мужчина в тёмной куртке, который слишком внимательно изучал витрину магазина. Когда я проходил мимо, он незаметно сфотографировал меня на телефон.

Это уже не походило на обычную слежку ФСБ или службы безопасности комбината. Слишком открыто, слишком непрофессионально. Кто-то ещё интересовался моими действиями.

Вернувшись домой, я тщательно проверил квартиру на предмет новых "сюрпризов" или следов проникновения. Всё было в порядке, но чувство тревоги не покидало меня.

Я сел за компьютер и начал систематизировать информацию, полученную от Жигулина. Если янтарь типа Б действительно обладал способностью хранить информацию, это объясняло интерес к "Слезе Юраты" и другим подобным артефактам. Но была ли эта информация связана только с местонахождением Янтарной комнаты, или там скрывалось что-то ещё?

Вечером раздался звонок. Я с подозрением посмотрел на телефон — номер был незнакомым.

— Бережной слушает.

— Капитан, это Жигулин. — Голос директора комбината звучал напряжённо. — У нас проблема. Час назад на территорию комбината было совершено вооружённое нападение. Группа неизвестных пыталась проникнуть в лабораторию.

— Что? — я был шокирован. — Им удалось?

— Нет, служба безопасности отразила нападение. Двое нападавших убиты, остальные скрылись. Но это ещё не всё. Мы обнаружили, что один из убитых — человек Бориса Черняка.

— Черняка? — это имя было мне знакомо. Борис Черняк возглавлял одну из крупнейших преступных группировок в регионе, контролирующую нелегальный оборот янтаря.

— Да. Похоже, он решил, что информация о янтаре типа Б стоит риска. Но я звоню не поэтому. Мы проверили системы безопасности и обнаружили, что некоторые файлы были скопированы. Кто-то получил доступ к данным об исследованиях янтаря типа Б.

— Когда это произошло?

— Предположительно, во время вашего визита. — В голосе Жигулина появились обвинительные нотки. — Пока мы были в лаборатории, кто-то воспользовался моим компьютером.

— Вы думаете, это я? — возмутился я. — Или Алиса? Мы всё время были с вами!

— Я не обвиняю вас напрямую, капитан. Но ваш визит мог быть отвлекающим манёвром. Возможно, за вами следили, и кто-то воспользовался ситуацией.

Это звучало правдоподобно. Если за нами действительно следили, наш визит на комбинат мог стать идеальным прикрытием для проникновения в систему.

— Что именно было скопировано?

— Данные о химическом составе янтаря типа Б и результаты экспериментов по извлечению информации из образцов. Ничего сверхсекретного, но достаточно, чтобы понять принцип работы технологии.

— И вы думаете, что люди Черняка пришли за этими данными?

Жигулин помолчал.

— Не уверен. Черняк не из тех, кто интересуется научными исследованиями. Скорее всего, его наняли. Возможно, те же люди, что организовали кражу "Слезы Юраты".

— Штайнеры?

— Или кто-то ещё. В этой игре слишком много игроков, капитан. Будьте осторожны. И держитесь подальше от комбината. Следующий визит может закончиться не так мирно.

Он повесил трубку, оставив меня в задумчивости. Нападение на комбинат, утечка данных, связь с местной преступной группировкой — дело становилось всё более запутанным и опасным.

Я подошёл к окну и осторожно выглянул сквозь жалюзи. Чёрный автомобиль всё ещё был там, припаркованный через дорогу. Но теперь я заметил и другую машину — тёмно-синий седан с тонированными стёклами, стоявший чуть дальше.

Слишком много заинтересованных сторон, слишком много тайн. И где-то в центре этого клубка интриг находилась "Слеза Юраты" — кусочек янтаря, хранящий секреты, за которые люди были готовы убивать.

Я отошёл от окна и достал из сейфа янтарный кулон с застывшим насекомым — "янтарную муху", оставленную в моей квартире. Если Жигулин прав, и это один из ключевых элементов головоломки, то он представлял огромную ценность. И опасность для того, кто им владеет.

Но я не собирался отступать. Слишком далеко зашло расследование, слишком много было поставлено на карту. Тайна "Слезы Юраты" должна быть раскрыта, какой бы опасной она ни оказалась.

Я аккуратно положил кулон обратно в сейф и начал готовиться к следующему шагу в расследовании. Завтра предстояло встретиться с человеком, который мог пролить свет на связь между янтарём типа Б и легендарной Янтарной комнатой.

Но я не знал, что завтрашний день принесёт новые опасности и откроет ещё более тёмные тайны прошлого.

ГЛАВА 8: АРХИВЫ

"Документы не горят, но иногда они исчезают бесследно."
— М. Булгаков (перефразировано)

Утро началось с телефонного звонка. Звонила Алиса, голос её звучал взволнованно.

— Андрей Николаевич, мне нужно с вами встретиться. Срочно.

— Что случилось?

— Не по телефону. Можете подъехать к областному архиву через час?

— Буду на месте.

Я быстро собрался, проверил пистолет и сунул его в наплечную кобуру. После вчерашнего разговора с Жигулиным и новостей о нападении на комбинат я решил не рисковать. Выйдя из дома, я внимательно осмотрелся — чёрного автомобиля не было видно, но это не значило, что за мной перестали следить.

Областной архив располагался в старом немецком здании в центре города. Здесь хранились документы, связанные с историей региона, включая материалы послевоенного периода, когда Кёнигсберг стал Калининградом.

Алиса ждала меня у входа. Она выглядела бледной и нервной.

— Что произошло? — спросил я, когда мы вошли внутрь.

— Кто-то вломился в мою квартиру вчера вечером, — тихо ответила она. — Я была у родителей, вернулась поздно и обнаружила, что замок взломан. Всё перевернуто вверх дном, особенно рабочий стол и шкаф с документами.

— Вы вызвали полицию?

— Нет. — Она покачала головой. — После всего, что мы узнали... я не уверена, кому можно доверять. К тому же, ничего ценного не пропало. Они искали информацию.

— О "Слезе Юраты"?

— Вероятно. Или о янтаре типа Б. Я хранила дома копии некоторых документов из музейного архива.

— Они нашли их?

— Нет. Я держу важные документы в тайнике. — Она слабо улыбнулась. — Старая привычка, унаследованная от отца. Он всегда говорил, что бумаги важнее денег.

Мы прошли в читальный зал архива, где нас встретила пожилая женщина-архивариус.

— Алиса Сергеевна! — приветливо улыбнулась она. — Я подготовила документы, которые вы запрашивали. Они ждут вас в исследовательской комнате.

— Спасибо, Нина Петровна. Это капитан Бережной, он помогает мне с исследованием.

Архивариус окинула меня внимательным взглядом и кивнула.

— Проходите. Если понадобится помощь, я буду в каталожной.

Исследовательская комната представляла собой небольшое помещение с длинным столом и несколькими стульями. На столе лежали папки с документами, аккуратно разложенные в хронологическом порядке.

— Что именно мы ищем? — спросил я, когда мы остались одни.

— Любые упоминания о янтаре типа Б, исследованиях его свойств или о "Слезе Юраты". — Алиса открыла первую папку. — Я запросила документы трофейных бригад, работавших в Кёнигсберге сразу после войны, а также материалы советских научных экспедиций 1950-60-х годов.

Мы погрузились в работу, методично просматривая пожелтевшие страницы отчётов, писем и служебных записок. Большинство документов касались обычных археологических находок или оценки разрушений города после штурма. Но в одной из папок, датированной июлем 1945 года, я наткнулся на интересный документ.

— Посмотрите на это, — сказал я, показывая Алисе лист с грифом "Совершенно секретно" (уже рассекреченный). — Отчёт майора Соколова о находке в бункере под Королевским замком.

Мы вместе начали читать:

"...В ходе обследования подземных помещений обнаружена лаборатория, предположительно использовавшаяся немецкими учёными для исследований в области физики твёрдого тела. Среди оборудования найдены специальные приборы для работы с янтарём, а также несколько образцов необычного янтаря (тип Б по нашей классификации).

Особый интерес представляет обнаруженная документация, частично уничтоженная перед отступлением немцев. Из сохранившихся фрагментов следует, что исследования проводились в рамках проекта под кодовым названием "Юрата". Цель проекта — разработка метода хранения информации с использованием особых свойств янтаря типа Б.

По предварительной оценке, немецким учёным удалось достичь значительных успехов. Они обнаружили, что при определённой обработке янтарь типа Б способен сохранять "отпечатки" электромагнитных сигналов на молекулярном уровне. Фактически, это природный аналог современных запоминающих устройств, но с потенциально бесконечным сроком хранения информации.

Наибольшую ценность представляют образцы с включениями определённого типа — в частности, с останками насекомых отряда перепончатокрылых. По неясным пока причинам такие включения усиливают способность янтаря к сохранению информации.

Рекомендую немедленно организовать транспортировку найденного оборудования и образцов в Москву для дальнейшего изучения. Также необходимо провести поиск других образцов янтаря типа Б, которые могли быть вывезены немцами перед капитуляцией Кёнигсберга."

— "Проект Юрата", — тихо произнесла Алиса. — Теперь понятно, почему самородок назвали "Слезой Юраты". Это было кодовое название проекта.

— И упоминание о янтаре с включениями насекомых, — добавил я, вспомнив о кулоне с "янтарной мухой". — Жигулин был прав — это действительно особый тип янтаря.

Мы продолжили поиски и вскоре обнаружили ещё один важный документ — отчёт научной экспедиции 1962 года, исследовавшей месторождения янтаря в районе посёлка Янтарный.

"...Образцы янтаря типа Б обнаружены преимущественно в северной части месторождения, в слоях, залегающих на глубине 8-12 метров. Химический анализ показал повышенное содержание сукцинита и особых органических соединений, предположительно отвечающих за уникальные электромагнитные свойства.

Особо отмечаем, что концентрация янтаря типа Б значительно выше в районе бывшего немецкого бункера, использовавшегося в рамках "Проекта Юрата". Возможно, это связано с геологическими особенностями данного участка.

Рекомендуем организовать постоянную научную станцию для систематического изучения свойств янтаря типа Б и возможностей его практического применения в системах хранения информации."

— Это тот самый бункер, который сейчас арендует компания "NordAmber Research"? — спросила Алиса.

— Скорее всего. Штайнеры не случайно выбрали именно этот участок. Они знали о "Проекте Юрата" и искали образцы особого янтаря.

В следующей папке мы нашли документы, связанные с послевоенной судьбой сотрудников Кёнигсбергского музея янтаря. Среди них было личное дело Ольги Краус, немецкого искусствоведа, оставшейся в городе после его перехода под советское управление.

"...Гражданка Краус О.Г. работала в Кёнигсбергском музее янтаря с 1938 по 1944 год в должности хранителя коллекции. По её словам, в начале 1944 года наиболее ценные экспонаты, включая знаменитую "Слезу Юраты", были эвакуированы из города в неизвестном направлении.

В ходе допросов гражданка Краус утверждала, что не имеет информации о местонахождении вывезенных ценностей. Однако агентурные данные указывают на её возможную причастность к сокрытию части коллекции. В частности, есть сведения о её контактах с группой немецких учёных, работавших над "Проектом Юрата".

Также имеются данные о причастности гражданки Краус к нелегальной отправке нескольких ящиков с янтарём в Швецию весной 1944 года. Содержимое ящиков и их дальнейшая судьба неизвестны.

Рекомендуем продолжить наблюдение за гражданкой Краус и её контактами."

— Ольга Краус, — задумчиво произнесла Алиса. — Я встречала это имя в каталогах довоенного музея. Она была экспертом по янтарю с включениями.

— И, похоже, участвовала в контрабанде ценных образцов, — добавил я. — Возможно, она помогала вывозить янтарь типа Б для продолжения исследований за пределами Германии.

Мы продолжили поиски и вскоре наткнулись на ещё один интересный документ — отчёт о допросе немецкого учёного Вильгельма Штайнера, проведённом в октябре 1945 года.

"...Штайнер В.К., физик, работал в лаборатории "Проекта Юрата" с 1942 по 1945 год. По его показаниям, основной целью проекта было создание надёжного способа хранения секретной информации с использованием особых свойств янтаря.

Подтверждает, что в ходе исследований были достигнуты значительные успехи. В частности, удалось разработать метод "записи" информации в структуру янтаря с помощью направленных электромагнитных импульсов. Для "считывания" информации требовалось специальное оборудование, которое было эвакуировано из Кёнигсберга в январе 1945 года.

Особую ценность представляли несколько крупных образцов янтаря типа Б, в том числе самородок, известный как "Слеза Юраты". По словам Штайнера, в этих образцах была "записана" информация о местонахождении культурных ценностей, вывезенных из Кёнигсберга, включая элементы Янтарной комнаты.

Штайнер утверждает, что не знает точного местонахождения этих образцов, но предполагает, что они были вывезены группой учёных во главе с профессором Гербертом Фишером. Дальнейшая судьба Фишера и его группы ему неизвестна."

— Вильгельм Штайнер, — сказал я. — Должно быть, это дед или прадед Фридриха и Макса Штайнеров.

— Семейное дело, — кивнула Алиса. — Они продолжают работу, начатую их предком.

— И, похоже, близки к завершению. Если они собрали достаточно образцов янтаря типа Б, включая "Слезу Юраты", они могут расшифровать информацию о местонахождении Янтарной комнаты.

Мы продолжили изучать документы и вскоре обнаружили ещё одну важную деталь — упоминание о специальном устройстве для "считывания" информации из янтаря.

"...По показаниям Штайнера, для извлечения информации из янтаря типа Б требуется комплекс оборудования, включающий генератор особых электромагнитных импульсов и детектор отклика. Ключевым элементом комплекса является так называемый "резонатор" — устройство, настроенное на специфическую частоту колебаний молекулярной структуры янтаря.

Штайнер утверждает, что без этого оборудования "прочитать" информацию, хранящуюся в янтаре, невозможно. По его сведениям, комплекс был разобран на части и вывезен несколькими группами учёных в разных направлениях для затруднения его обнаружения."

— Вот оно что, — сказал я. — Им нужны не только образцы янтаря, но и оборудование для считывания информации. Или его современный аналог.

— И, возможно, электронное устройство в поддельной "Слезе Юраты" было частью такого оборудования, — добавила Алиса. — Сенсором или детектором.

Мы продолжали работать с документами, когда в исследовательскую комнату вошла архивариус Нина Петровна.

— Алиса Сергеевна, к вам посетитель. Говорит, что это срочно.

Мы переглянулись. Никто не знал, что мы здесь, кроме...

— Как он представился? — спросил я, незаметно расстегивая пиджак для быстрого доступа к пистолету.

— Игорь Валентинович Жигулин. Сказал, что вы его ждёте.

Я напрягся. Жигулин? Что ему нужно, и как он узнал, где нас искать?

— Проводите его сюда, — сказала Алиса после секундного колебания.

Когда архивариус вышла, я тихо спросил:

— Вы уверены? Мы не знаем, чего он хочет.

— Именно поэтому лучше встретиться с ним здесь, в общественном месте, чем где-то ещё.

Через минуту в комнату вошёл Жигулин. Он выглядел напряжённым, под глазами залегли тени, словно он не спал всю ночь.

— Капитан, Алиса Сергеевна, — кивнул он. — Извините за вторжение, но мне нужно срочно с вами поговорить.

— Как вы нас нашли? — прямо спросил я.

Жигулин слабо улыбнулся.

— У меня свои источники. Но сейчас это не важно. У нас проблемы.

— Какие ещё проблемы? — настороженно спросила Алиса.

— После вчерашнего нападения на комбинат мы усилили безопасность и провели внутреннее расследование. Выяснилось, что утечка информации произошла не во время вашего визита. Кто-то из сотрудников передавал данные о янтаре типа Б на сторону уже несколько месяцев.

— И вы знаете, кто это?

— Да. Мой заместитель, Виктор Леонидович Сорокин. Он исчез сегодня утром, прихватив с собой несколько образцов янтаря типа Б из лаборатории.

Я вспомнил молодого человека, который встречал нас на комбинате — помощника директора с натянутой улыбкой.

— На кого он работал?

— Мы нашли следы переводов с зарубежных счетов. Предположительно, на Штайнеров. Но есть и другая версия... — Жигулин помедлил. — В его компьютере обнаружены контакты с Борисом Черняком.

— Преступная группировка, контролирующая нелегальный оборот янтаря, — пояснил я для Алисы.

— Именно. Черняк давно интересуется комбинатом, но раньше ограничивался "крышеванием" чёрных копателей. Теперь, похоже, его аппетиты выросли.

— Или кто-то использует его в своих целях, — предположил я. — Черняк мог быть нанят Штайнерами для добычи образцов янтаря типа Б.

Жигулин кивнул.

— Такая версия тоже рассматривается. В любом случае, ситуация осложнилась. ФСБ взяло дело под особый контроль. Они опрашивают всех сотрудников комбината и, вероятно, скоро доберутся до вас.

— Почему вы нас предупреждаете? — прямо спросила Алиса.

Жигулин помолчал, словно взвешивая, сколько можно рассказать.

— Потому что я не уверен, что ФСБ действует исключительно в интересах государства. В этом деле слишком много личных интересов, слишком большие деньги на кону. Если информация о местонахождении Янтарной комнаты и других культурных ценностей станет известна узкому кругу лиц...

— Они могут попытаться найти сокровища самостоятельно, в обход официальных каналов, — закончил я за него.

— Именно. Я не хочу, чтобы вы оказались между молотом и наковальней. Особенно учитывая, что вы уже знаете слишком много.

Это звучало как предупреждение. Или угроза?

— Что вы предлагаете? — спросил я.

— Прекратите копать. Передайте всю имеющуюся у вас информацию мне или напрямую в ФСБ. И забудьте об этом деле.

— А если мы откажемся?

Жигулин пожал плечами.

— Тогда я не смогу гарантировать вашу безопасность. Слишком многие хотят, чтобы эта история осталась похороненной.

Наступила напряжённая пауза. Я смотрел на Жигулина, пытаясь понять, какую игру он ведёт. Предупреждает ли он нас искренне, или это часть какого-то плана?

— Мы подумаем над вашим предложением, — наконец сказал я. — Но сначала хотелось бы закончить с архивными документами.

Жигулин кивнул.

— Как хотите. Только не затягивайте с решением. Время работает против вас.

Он повернулся, чтобы уйти, но у двери остановился.

— Кстати, капитан, вы не знаете, где сейчас находится "янтарная муха"? Кулон с насекомым внутри?

Я постарался сохранить невозмутимое выражение лица.

— Нет. А должен?

Жигулин внимательно посмотрел на меня.

— Просто спросил. Этот артефакт представляет особый интерес. Если он попадёт к вам в руки, лучше сразу сообщить об этом компетентным органам.

Когда за ним закрылась дверь, мы с Алисой обменялись взглядами.

— Он знает о кулоне, — тихо сказала она. — Как?

— Не знаю. Но это подтверждает, что "янтарная муха" действительно важна. Возможно, это последний элемент головоломки, который им нужен.

Мы вернулись к документам, но теперь работали ещё более внимательно, понимая, что времени у нас мало. Вскоре я наткнулся на папку с материалами о послевоенной судьбе Ольги Краус.

"...После допросов и проверки гражданка Краус О.Г. была привлечена к работе в качестве консультанта при создании советского Музея янтаря в Калининграде. Благодаря её знаниям удалось систематизировать сохранившуюся часть коллекции и организовать поиск эвакуированных экспонатов.

В 1949 году гражданка Краус обратилась с просьбой о выезде в ГДР для воссоединения с семьёй. Просьба была удовлетворена с учётом её сотрудничества и отсутствия компрометирующих материалов.

Перед отъездом гражданка Краус передала советским властям несколько ценных образцов янтаря из своей личной коллекции, в том числе небольшой кулон с включением насекомого, известный как "янтарная муха". По её словам, этот кулон был частью исследовательской коллекции "Проекта Юрата", но не представлял особой научной ценности.

Дальнейшая судьба гражданки Краус прослеживается по линии внешней разведки. В 1950-х годах она работала в Музее янтаря в Лейпциге, поддерживала контакты с бывшими коллегами из Кёнигсберга. В 1962 году выехала в ФРГ, где следы её теряются."

— "Янтарная муха" была передана Ольгой Краус советским властям, — сказал я. — Интересно, как она потом оказалась у Виктора Мельника, а затем в моей квартире?

— Возможно, её изъяли из музея во время одной из реорганизаций, — предположила Алиса. — В 1970-80-х годах многие экспонаты были переданы в другие учреждения или просто исчезли из коллекций.

В следующей папке мы обнаружили документы, связанные с советскими исследованиями янтаря типа Б в 1970-х годах. Среди них был отчёт о работе секретной лаборатории при Калининградском янтарном комбинате.

"...В ходе экспериментов с образцами янтаря типа Б, подвергнутыми воздействию направленных электромагнитных импульсов, зафиксирован ряд аномальных явлений. В частности, при определённых параметрах излучения наблюдается эффект визуализации — появление в структуре янтаря трёхмерных изображений, напоминающих голограммы.

Наиболее ярко этот эффект проявляется при работе с образцом №17 ("Слеза Юраты"). При воздействии импульсов частотой 1,8-2,2 ГГц в структуре янтаря возникает устойчивое изображение интерьера помещения, предположительно, подземного хранилища. Видны стеллажи с ящиками и какие-то крупные предметы, накрытые тканью.

Попытки зафиксировать изображение с помощью фото- или видеоаппаратуры не увенчались успехом — феномен наблюдается только визуально и только в момент воздействия импульса.

Руководитель лаборатории профессор Климов выдвинул гипотезу, что данный эффект является результатом целенаправленной "записи" информации в структуру янтаря немецкими учёными. Фактически, мы наблюдаем трёхмерную "фотографию" места, где были спрятаны вывезенные ценности.

Для точной локализации этого места необходимо продолжить эксперименты с другими образцами янтаря типа Б, в частности, с так называемой "янтарной мухой", которая, по данным из немецких источников, содержит координаты хранилища."

— Вот оно что, — тихо сказала Алиса. — "Слеза Юраты" хранит изображение места, где спрятана Янтарная комната, а "янтарная муха" — координаты этого места.

— И для полной картины нужны оба артефакта, — добавил я. — Плюс специальное оборудование для "считывания" информации.

— Которое, судя по всему, сейчас пытаются воссоздать Штайнеры.

Мы продолжили поиски и вскоре наткнулись на ещё один интересный документ — отчёт о встрече советского разведчика с неким Гансом Мюллером, бывшим сотрудником "Проекта Юрата", в Западном Берлине в 1975 году.

"...По словам Мюллера, в конце войны группа учёных во главе с профессором Фишером вывезла из Кёнигсберга не только образцы янтаря типа Б, но и часть оборудования для "считывания" информации. Они планировали продолжить исследования в Южной Америке, куда многие немецкие специалисты бежали после поражения Германии.

Однако в пути группа разделилась. Фишер с основной частью оборудования направился в Аргентину, а его помощник доктор Штайнер с несколькими образцами янтаря — в Швецию, где у него были научные контакты.

По сведениям Мюллера, Штайнер сумел наладить работу в Швеции и даже создал небольшую исследовательскую группу. В 1950-х годах он вернулся в ФРГ и основал компанию, специализирующуюся на изучении янтаря и других ископаемых смол.

Что касается информации, хранящейся в янтаре типа Б, Мюллер подтвердил, что она связана с местонахождением культурных ценностей, вывезенных из Кёнигсберга. По его словам, профессор Фишер лично руководил эвакуацией Янтарной комнаты и других ценностей и использовал технологию "Проекта Юрата" для сохранения информации о местах их хранения.

Мюллер также упомянул, что для полной расшифровки информации необходимо собрать как минимум пять ключевых образцов янтаря типа Б, включая "Слезу Юраты" и "янтарную муху". Каждый из этих образцов содержит часть головоломки — изображение, координаты, схему прохода и коды доступа к хранилищу."

— Пять образцов, — задумчиво произнёс я. — "Слеза Юраты", "янтарная муха"... Интересно, сколько уже собрали Штайнеры?

— Судя по серии краж в европейских музеях, они могли получить ещё два-три образца, — сказала Алиса. — Если это так, им не хватает совсем немного.

Мы продолжили изучать документы и вскоре обнаружили ещё одну важную деталь — упоминание о специфических условиях "считывания" информации из янтаря типа Б.

"...По данным лаборатории, эффект визуализации наблюдается только при строго определённых условиях. Помимо специфической частоты электромагнитных импульсов, требуется особая конфигурация образцов янтаря — они должны быть расположены относительно друг друга в определённом порядке, образуя своего рода "ключ".

Профессор Климов сравнивает этот механизм с древними замками, где для открытия требовалось несколько ключей, вставленных в определённой последовательности. В случае с янтарём типа Б роль "замка" играет основной образец ("Слеза Юраты"), а роль дополнительных "ключей" — другие образцы, включая "янтарную муху".

Важно отметить, что при неправильной конфигурации или параметрах излучения возможно необратимое повреждение молекулярной структуры янтаря и утрата хранящейся в нём информации. Это своего рода "защита от взлома", предусмотренная создателями технологии."

— Вот почему им так важно собрать все образцы и правильное оборудование, — сказал я. — Одна ошибка — и информация будет потеряна навсегда.

— И, возможно, поэтому они действуют так осторожно, — добавила Алиса. — Не пытаются силой забрать "янтарную муху", а подбрасывают её вам, надеясь, что вы сами приведёте их к остальным элементам головоломки.

Это звучало логично. Если Штайнеры знали, что я расследую кражу "Слезы Юраты", они могли использовать меня как невольного помощника в поисках других артефактов.

В последней папке мы обнаружили документы, связанные с закрытием советской исследовательской программы по янтарю типа Б в конце 1980-х годов.

"...В связи с сокращением финансирования и переориентацией научных приоритетов рекомендуется свернуть исследования по проекту "Янтарь-Б". Образцы янтаря типа Б, включая "Слезу Юраты", передать на хранение в Калининградский музей янтаря в качестве обычных экспонатов.

Документацию по проекту и результаты исследований засекретить и передать в архив КГБ СССР. Оборудование лаборатории демонтировать и передать в распоряжение Министерства обороны.

Сотрудников лаборатории перевести в другие научные учреждения с обязательной подпиской о неразглашении информации о проекте."

— Теперь понятно, почему "Слеза Юраты" оказалась в музее как обычный экспонат, — сказала Алиса. — После распада СССР многие секретные проекты были просто забыты.

— Но не всеми, — заметил я. — Штайнеры продолжали работу своего предка. И, похоже, в последние годы они значительно продвинулись.

Мы закончили изучать документы и собрали наиболее важные копии. Выйдя из архива, я внимательно осмотрелся — никаких признаков слежки, но это не значило, что за нами не наблюдают.

— Что теперь? — спросила Алиса, когда мы отошли на безопасное расстояние от здания.

— Нужно проверить информацию о "янтарной мухе". Если она действительно содержит координаты хранилища, это может быть ключом ко всей головоломке.

— Но как мы это сделаем? У нас нет оборудования для "считывания" информации из янтаря.

Я задумался. Действительно, без специального оборудования мы не могли извлечь информацию из кулона. Но, возможно, нам и не нужно было это делать самостоятельно.

— У меня есть идея, — сказал я. — Но сначала нужно убедиться, что за нами не следят.

Мы сделали несколько резких поворотов, прошли через торговый центр и вышли с другой стороны. Убедившись, что хвоста нет, я остановил такси.

— Куда едем? — спросила Алиса, когда мы сели в машину.

— К человеку, который может помочь нам разобраться с "янтарной мухой". Бывший сотрудник КГБ, специалист по криптографии. Если кто-то и знает, как извлечь информацию из янтаря без специального оборудования, то это он.

По дороге я рассказал Алисе о своём знакомом — Михаиле Петровиче Соколове, в прошлом сотруднике технического отдела КГБ, а ныне преподавателе криптографии в одном из калининградских вузов.

— Он работал над многими секретными проектами в 1980-х годах. Возможно, он знает о "Проекте Юрата" или даже участвовал в исследованиях янтаря типа Б.

— Вы уверены, что ему можно доверять? — с сомнением спросила Алиса.

— Насколько можно быть уверенным в чём-либо в этой истории, — честно ответил я. — Но у нас не так много вариантов.

Такси остановилось у небольшого дома на окраине города. Я расплатился с водителем, и мы подошли к калитке. Двор был ухоженным, с аккуратными грядками и фруктовыми деревьями — типичное жилище пенсионера, а не бывшего сотрудника спецслужб.

Я нажал на кнопку звонка. Через минуту дверь открыл пожилой мужчина с внимательными глазами и аккуратной седой бородкой.

— Андрей Николаевич! — он улыбнулся, узнав меня. — Какими судьбами?

— Здравствуйте, Михаил Петрович. Нам нужна ваша помощь в одном деликатном деле.

Соколов окинул взглядом Алису, затем посмотрел на улицу, словно проверяя, нет ли за нами слежки.

— Заходите, — сказал он, отступая в сторону. — Думаю, нам есть о чём поговорить.

Мы прошли в дом. Внутри было чисто и уютно, стены увешаны фотографиями и картинами. В углу гостиной стоял старый письменный стол с компьютером и стопками книг.

— Присаживайтесь, — Соколов указал на диван. — Чай, кофе?

— Спасибо, не нужно, — ответил я. — У нас мало времени.

Я представил Алису и кратко рассказал о нашем расследовании, опустив некоторые детали. Соколов слушал внимательно, не перебивая, лишь изредка кивая.

— "Проект Юрата", — задумчиво произнёс он, когда я закончил. — Да, я слышал о нём. В конце 1980-х я работал в группе, которая анализировала результаты исследований янтаря типа Б. Интересная технология, опередившая своё время.

— Вы знаете, как извлечь информацию из янтаря без специального оборудования? — спросила Алиса.

Соколов покачал головой.

— Боюсь, что это невозможно. Для "считывания" требуется генератор особых электромагнитных импульсов и детектор отклика. Это сложное оборудование, которое не соберёшь на коленке.

— А что насчёт координат в "янтарной мухе"? — спросил я. — Может быть, есть способ определить их без полного "считывания" информации?

Соколов задумался.

— Возможно... В своё время мы разработали методику предварительного анализа образцов янтаря типа Б с помощью обычного рентгеновского оборудования. Это не давало полной картины, но позволяло определить, есть ли в образце "записанная" информация и какого она типа.

— У вас есть доступ к такому оборудованию? — с надеждой спросила Алиса.

— Увы, нет. Но я знаю человека, который может помочь. Он работает в медицинском центре, у них есть современный томограф. Если "янтарная муха" действительно содержит координаты, мы сможем увидеть хотя бы их общую структуру.

Я достал из внутреннего кармана пиджака небольшую коробочку и открыл её. Внутри лежал янтарный кулон с застывшим насекомым — та самая "янтарная муха", оставленная в моей квартире.

Соколов осторожно взял кулон и поднёс к свету.

— Да, это определённо янтарь типа Б. Смотрите на эти характерные включения вокруг насекомого — они не случайны. Это своего рода "маркеры", указывающие на наличие записанной информации.

Он вернул кулон мне и подошёл к телефону.

— Сейчас позвоню своему знакомому. Если нам повезёт, сможем провести сканирование сегодня же.

Пока Соколов разговаривал по телефону, я подошёл к окну и осторожно выглянул на улицу. Всё было спокойно, но чувство тревоги не покидало меня. Слишком многие были заинтересованы в "янтарной мухе", и рано или поздно они выйдут на наш след.

— Хорошие новости, — сказал Соколов, закончив разговор. — Мой друг может принять нас через час. У них как раз техническое обслуживание томографа, официальных пациентов нет.

— Отлично, — кивнул я. — Но нам нужно быть осторожными. За нами могут следить.

— Не беспокойтесь, — улыбнулся Соколов. — Старая школа ещё на что-то годится. Выйдем через задний двор, там есть калитка, ведущая к соседней улице. Я уже вызвал такси, оно будет ждать нас там.

Через двадцать минут мы уже ехали в медицинский центр, расположенный на другом конце города. Соколов всю дорогу молчал, погружённый в свои мысли. Лишь однажды он повернулся ко мне и тихо сказал:

— Вы понимаете, во что ввязались, капитан? Если "янтарная муха" действительно содержит координаты хранилища с Янтарной комнатой, это может стать сенсацией мирового масштаба. Или началом большой беды.

— Я понимаю риски, — ответил я. — Но правда должна быть раскрыта, какой бы она ни была.

Соколов кивнул, но в его глазах я заметил сомнение. Он явно знал больше, чем говорил.

Медицинский центр оказался современным трёхэтажным зданием со стеклянным фасадом. Мы вошли через служебный вход, где нас встретил мужчина средних лет в белом халате — знакомый Соколова.

— Михаил Петрович, рад вас видеть! — он пожал руку Соколову. — Это и есть ваши... консультанты?

— Да, Игорь. Они помогают мне в одном исследовательском проекте. — Соколов представил нас, не уточняя наши должности и места работы.

Игорь провёл нас по пустым коридорам центра в кабинет с томографом — массивным аппаратом, занимавшим большую часть помещения.

— У нас есть около сорока минут, — сказал он. — Потом придёт бригада техников для завершения обслуживания.

Соколов достал из кармана небольшой футляр с инструментами и подошёл к томографу.

— Нам придётся немного модифицировать настройки, — объяснил он, открывая панель управления. — Стандартные параметры сканирования не подходят для янтаря типа Б.

Пока он работал с оборудованием, я тихо спросил у Игоря:

— Как давно вы знаете Михаила Петровича?

— Около десяти лет. Он консультировал нас при установке первого томографа. Удивительный специалист, хотя официально никогда не работал в медицине.

Через несколько минут Соколов закончил настройку и обратился к нам:

— Готово. Теперь нужно правильно расположить образец. — Он протянул руку, и я передал ему кулон с "янтарной мухой".

Соколов аккуратно поместил кулон на специальную подставку внутри томографа и закрыл крышку.

— Начинаем сканирование, — сказал он, нажимая кнопку на панели управления.

Аппарат загудел, на экране компьютера начали появляться изображения — послойные срезы янтарного кулона с различной глубиной и под разными углами.

— Смотрите, — Соколов указал на экран. — Видите эти странные структуры вокруг насекомого? Это не природные образования. Они созданы искусственно, с помощью направленных электромагнитных импульсов.

На экране действительно были видны необычные узоры — тонкие линии и точки, образующие сложный трёхмерный рисунок внутри янтаря.

— Это и есть "записанная" информация? — спросила Алиса.

— Да, — кивнул Соколов. — Но без специального оборудования мы не можем полностью расшифровать её. Однако некоторые базовые элементы видны даже так.

Он указал на группу точек, образующих правильную геометрическую фигуру.

— Это похоже на координатную сетку. Если я правильно помню принципы кодирования, используемые в "Проекте Юрата", эти точки могут представлять географические координаты.

Соколов взял лист бумаги и быстро набросал схему расположения точек, затем произвёл какие-то вычисления.

— Если моя интерпретация верна, то эти координаты указывают на район в Восточной Пруссии, недалеко от бывшего имения Кёнигсвальде.

— Кёнигсвальде? — переспросила Алиса. — Это же нынешний посёлок Калиновка, примерно в тридцати километрах от Калининграда.

— Именно, — кивнул Соколов. — Там находилось поместье одного из высокопоставленных нацистских чиновников. После войны территория была тщательно обследована, но ничего ценного не нашли. По крайней мере, официально.

— А неофициально? — спросил я.

Соколов помедлил, словно решая, стоит ли делиться этой информацией.

— В конце 1980-х, когда я работал с материалами "Проекта Юрата", мне попадались упоминания о подземных сооружениях в районе Кёнигсвальде. Предположительно, там был построен бункер для хранения культурных ценностей, эвакуированных из Кёнигсберга. Но все попытки найти его закончились неудачей.

— Потому что для точного определения местоположения нужны были все пять образцов янтаря типа Б, — догадалась Алиса.

— Совершенно верно. "Янтарная муха" даёт только общие координаты района. Для точного местоположения и схемы прохода нужны другие образцы, включая "Слезу Юраты".

Томограф закончил сканирование, и Соколов извлёк кулон.

— Я сохраню результаты на флеш-накопитель, — сказал он, работая с компьютером. — Возможно, при более детальном анализе мы сможем извлечь дополнительную информацию.

В этот момент в коридоре послышались шаги и голоса.

— Техники пришли раньше, — встревоженно сказал Игорь. — Нам нужно уходить.

Соколов быстро закончил копирование данных и передал мне флеш-накопитель вместе с кулоном.

— Через запасной выход, — шепнул Игорь, указывая на дверь в дальнем конце кабинета.

Мы поспешно покинули помещение и по узкому коридору вышли к служебной лестнице. Спустившись на первый этаж, мы оказались у задней двери, ведущей на парковку.

— Спасибо за помощь, — сказал я, пожимая руку Игорю.

— Не за что. Только будьте осторожны. И лучше не упоминайте, что были здесь.

Мы вышли на парковку и быстро направились к ближайшей улице, чтобы поймать такси.

— Что теперь? — спросила Алиса, когда мы отъехали от медицинского центра.

— Теперь нам нужно проверить эти координаты, — ответил я. — Но сначала я отвезу вас в безопасное место. После взлома вашей квартиры возвращаться туда опасно.

— У меня есть подруга в пригороде, — сказала Алиса. — Могу остановиться у неё на несколько дней.

— Хорошо. А я займусь координатами. Но сначала нужно встретиться с человеком, который может рассказать больше о поместье Кёнигсвальде.

— С кем?

— С профессором Карповым из исторического факультета. Он специализируется на истории Восточной Пруссии и наверняка знает об этом месте больше, чем можно найти в открытых источниках.

Мы высадили Соколова возле его дома, договорившись связаться позже для обсуждения результатов анализа данных томографии.

— Будьте предельно осторожны, — предупредил он на прощание. — Если мои расчёты верны, и эти координаты действительно указывают на местонахождение Янтарной комнаты, вы стали обладателями информации, за которую многие готовы убить.

— Мы понимаем риски, — ответил я. — Но отступать уже поздно.

Когда мы отъехали от дома Соколова, я заметил в зеркале заднего вида тёмный автомобиль, который, казалось, следовал за нами на расстоянии.

— Кажется, у нас хвост, — тихо сказал я Алисе.

Она незаметно обернулась.

— Тот чёрный седан? Я видела его раньше, возле архива.

Я резко свернул на боковую улицу, затем ещё раз повернул. Седан продолжал следовать за нами, не скрываясь.

— Это не обычная слежка, — сказал я. — Они хотят, чтобы мы знали о их присутствии.

— Зачем?

— Чтобы оказать давление. Или подтолкнуть нас к определённым действиям.

Я принял решение:

— Мы разделимся. Я высажу вас у торгового центра, оттуда вы сможете вызвать такси до дома подруги. А я попробую оторваться от хвоста и встретиться с профессором Карповым.

— А если они последуют за мной?

— Не думаю. Судя по всему, их интересую я и "янтарная муха". Но на всякий случай будьте внимательны и держите телефон включённым.

Я остановился у входа в крупный торговый центр. Алиса быстро вышла из машины, не прощаясь — мы договорились связаться позже через защищённый мессенджер.

Как только она скрылась в дверях торгового центра, я резко тронулся с места и направился в сторону университета. Чёрный седан продолжал следовать за мной, сохраняя дистанцию.

Кто бы ни сидел в этой машине, они явно не собирались терять меня из виду. И это означало, что игра вступает в решающую фазу.

Тайна "Слезы Юраты" и "янтарной мухи" начинала раскрываться. Координаты, полученные благодаря сканированию кулона, могли привести к одному из величайших сокровищ, исчезнувших во время Второй мировой войны. Но они же могли привести и к смертельной опасности.

Я крепче сжал руль, готовясь к тому, что ждёт впереди. Путь к разгадке тайны Янтарной комнаты только начинался, и он обещал быть опасным.

ГЛАВА 9: БЕРЛИН

"Берлин — город, разделенный историей и объединенный ею же."
— Из путеводителя "Современный Берлин"

Я припарковался в двух кварталах от университета и некоторое время наблюдал за чёрным седаном, остановившимся в отдалении. Никто не выходил из машины — они просто ждали, демонстративно давая понять, что следят за мной. Это была странная тактика, больше похожая на запугивание, чем на профессиональную слежку.

Решив не испытывать судьбу, я позвонил профессору Карпову и договорился встретиться в небольшом кафе недалеко от университета. Выйдя из машины, я сделал вид, что направляюсь к главному входу университета, но затем резко свернул в переулок и, петляя между домами, добрался до кафе окольным путём.

Профессор уже ждал меня — седовласый мужчина лет шестидесяти с внимательным взглядом и аккуратной бородкой. Он помахал мне рукой, когда я вошёл в полупустое помещение.

— Андрей Николаевич! Рад вас видеть. Хотя, признаться, ваш звонок меня удивил. Чем могу помочь?

Я пожал ему руку и сел напротив.

— Спасибо, что согласились встретиться, Виктор Анатольевич. Мне нужна консультация по истории одного места в Восточной Пруссии — поместья Кёнигсвальде.

Карпов заинтересованно поднял брови.

— Кёнигсвальде? Интересный выбор. Это было родовое имение фон Рихтеров, но в 1930-х его приобрёл гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох. Он перестроил поместье и, по некоторым данным, использовал его как хранилище для ценностей, изъятых из музеев Кёнигсберга.

— Включая Янтарную комнату?

Профессор помедлил, внимательно глядя на меня.

— Возможно. Есть свидетельства, что части Янтарной комнаты действительно были вывезены в направлении Кёнигсвальде в начале 1945 года. Но после войны советские трофейные бригады тщательно обследовали поместье и ничего не нашли.

— А что насчёт подземных сооружений? Бункеров, тайников?

— Официально никаких значительных подземных сооружений в Кёнигсвальде не обнаружено. Но... — он понизил голос, — есть неофициальные свидетельства о разветвлённой системе тоннелей под поместьем. Один из моих коллег, профессор Майер из Берлинского университета, много лет изучает эту тему. У него есть доступ к немецким архивам, недоступным для российских исследователей.

Я сделал мысленную заметку связаться с этим профессором Майером.

— А что стало с поместьем после войны?

— Главное здание было разрушено во время боёв. Территория использовалась советским военным совхозом, потом там был пионерский лагерь. Сейчас это частично заброшенная территория, частично — дачные участки. Никаких серьёзных археологических исследований там не проводилось с 1970-х годов.

— Почему?

Карпов пожал плечами.

— Официально — из-за отсутствия финансирования и исторической ценности. Неофициально... ходили слухи, что в 1970-х там работала какая-то секретная экспедиция КГБ, после чего территория была закрыта для исследований.

Это совпадало с информацией, которую мы нашли в архивных документах о "Проекте Юрата". Вероятно, советские спецслужбы пытались найти подземное хранилище, используя данные из "Слезы Юраты" и других образцов янтаря типа Б.

Мы проговорили с профессором ещё около часа. Он рассказал много интересного о истории поместья, его владельцах и легендах, связанных с ним. Перед уходом я спросил:

— Виктор Анатольевич, вы не знаете, кто сейчас владеет этой территорией?

— Насколько мне известно, большая часть бывшего поместья принадлежит какой-то немецкой компании. Они купили землю несколько лет назад, якобы для сельскохозяйственных целей, но никакой активности там не ведётся.

— Немецкой компании? Вы не помните её название?

Профессор задумался.

— Что-то связанное с янтарём... "Amber Holdings" или "Amber Research", точно не помню.

Я напрягся. "NordAmber Research" — компания Штайнеров. Совпадение? Вряд ли.

Попрощавшись с профессором, я вышел из кафе и осторожно осмотрелся. Чёрного седана не было видно, но это не значило, что за мной перестали следить. Я решил не рисковать и вызвал такси до отделения полиции — там я мог чувствовать себя в относительной безопасности.

По дороге я позвонил Алисе, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке.

— Я у подруги, — сказала она. — Всё спокойно, слежки нет.

— Хорошо. Я встретился с профессором Карповым. Он подтвердил, что в районе Кёнигсвальде могут быть подземные сооружения, и что части Янтарной комнаты действительно вывозили в том направлении.

— А что насчёт нынешних владельцев территории?

— Предположительно, компания Штайнеров. Они купили землю несколько лет назад.

— Это многое объясняет, — задумчиво произнесла Алиса. — Они не только собирают образцы янтаря типа Б, но и обеспечили себе доступ к предполагаемому месту хранения сокровищ.

— Именно. Им осталось только собрать все необходимые "ключи" и расшифровать информацию.

В этот момент на другой линии раздался звонок. Я взглянул на экран — незнакомый номер.

— Алиса, мне нужно ответить на другой звонок. Будьте осторожны и держите телефон при себе.

Я переключился на вторую линию.

— Капитан Бережной слушает.

— Добрый вечер, капитан. Это Макс Штайнер.

Я напрягся, но постарался, чтобы это не отразилось в голосе.

— Чем обязан?

— Я хотел бы встретиться с вами и Алисой Сергеевной. У меня есть предложение, которое может заинтересовать вас обоих.

— Какого рода предложение?

— Предпочитаю обсудить это при личной встрече. Скажем, через час в ресторане "Балтика" на набережной?

Я колебался. Встреча со Штайнером могла быть ловушкой, но и отказываться было рискованно — это могло спровоцировать его на более решительные действия.

— Хорошо. Через час в "Балтике".

— Отлично. И, капитан... приходите один. Алисе Сергеевне я позвоню отдельно.

Он отключился, не дожидаясь ответа. Я немедленно перезвонил Алисе.

— Мне только что звонил Макс Штайнер. Он хочет встретиться с нами в ресторане "Балтика" через час.

— Со мной он тоже связался, — встревоженно ответила она. — Сказал, что у него есть важная информация о "Слезе Юраты" и предложение о сотрудничестве.

— Это может быть ловушка. Я думаю, вам лучше не ходить.

— А вы?

— Я пойду. Нужно выяснить, чего он хочет. Но вам рисковать не стоит.

— Андрей Николаевич, — твёрдо сказала Алиса, — я тоже иду. Это моё расследование не меньше, чем ваше. К тому же, в общественном месте он вряд ли решится на что-то противозаконное.

Я понимал, что она права, но всё равно беспокоился. Штайнеры были непредсказуемы, и их истинные намерения оставались загадкой.

— Хорошо, но будьте предельно осторожны. И не приходите одна — пусть вас подвезёт подруга и подождёт неподалёку.

— Договорились. Встретимся у входа в ресторан в 19:45.

Ровно в назначенное время я стоял у входа в "Балтику" — один из самых дорогих ресторанов Калининграда, расположенный на набережной реки Преголи. Место было выбрано неслучайно — многолюдное, престижное, с хорошей системой безопасности. Здесь Штайнер мог чувствовать себя защищённым, но и мы с Алисой были в относительной безопасности.

Алиса приехала точно вовремя. Она выглядела напряжённой, но решительной.

— Вы уверены, что хотите пойти? — спросил я в последний раз.

— Абсолютно. Я хочу посмотреть в глаза человеку, который, возможно, стоит за кражей "Слезы Юраты".

Мы вошли в ресторан. Метрдотель проводил нас к столику в дальнем углу зала, где уже сидел Макс Штайнер — элегантный мужчина лет сорока с аккуратной бородкой и внимательными глазами. Он встал, когда мы подошли, и галантно поцеловал руку Алисе.

— Алиса Сергеевна, капитан Бережной, рад, что вы приняли моё приглашение. Прошу, присаживайтесь.

Мы сели напротив него. Официант немедленно подошёл к столику.

— Что будете пить? — спросил Штайнер. — Могу порекомендовать прекрасное рислинг из моего родного региона.

— Только воду, — ответил я. Алиса кивнула, соглашаясь со мной.

Штайнер улыбнулся.

— Как пожелаете. — Он сделал заказ официанту и, когда тот отошёл, обратился к нам: — Я понимаю ваше недоверие, но уверяю, у меня самые честные намерения.

— Которые включают кражу экспонатов из музеев? — прямо спросила Алиса.

Штайнер не смутился.

— Я понимаю, как это выглядит со стороны. Но позвольте объяснить. Моя семья уже несколько поколений изучает особые свойства янтаря. Мой дед, Вильгельм Штайнер, был одним из ведущих учёных "Проекта Юрата" во время войны.

— Мы знаем об этом, — сказал я. — Как и о том, что вы продолжаете его исследования.

— Именно. Но не с теми целями, которые вы, вероятно, предполагаете. Мы не охотимся за сокровищами. Нас интересует технология хранения информации в янтаре типа Б — технология, которая десятилетиями опережает своё время.

— И ради этой технологии вы организовали кражу "Слезы Юраты"? — спросил я.

Штайнер покачал головой.

— Нет. "Слеза Юраты" была украдена не нами. Мы пытаемся найти её, как и вы.

— Тогда зачем вы здесь? — спросила Алиса. — Какое предложение вы хотели сделать?

Штайнер наклонился вперёд.

— Я предлагаю сотрудничество. Мы объединяем усилия в поисках "Слезы Юраты" и других образцов янтаря типа Б. Вместе у нас больше шансов найти их, чем по отдельности.

— И что мы получим взамен? — спросил я.

— Полный доступ к результатам исследований. Если мы найдём Янтарную комнату или другие культурные ценности, они будут переданы российскому государству. Мы заинтересованы только в технологии, не в сокровищах.

Это звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я не верил ни единому слову Штайнера, но решил продолжить разговор, чтобы выяснить больше.

— Почему мы должны вам верить?

— Потому что у нас общий враг, — ответил Штайнер. — Борис Черняк и его люди. Именно они стоят за кражей "Слезы Юраты" и нападением на янтарный комбинат.

— У вас есть доказательства? — спросила Алиса.

Штайнер достал из внутреннего кармана пиджака планшет и открыл какой-то файл.

— Вот фотографии с камер наблюдения музея в ночь кражи. Наши специалисты улучшили качество изображения.

Он повернул планшет к нам. На фотографии был виден мужчина, проникающий в музейное хранилище. Его лицо было частично скрыто, но я узнал характерный шрам на шее — один из известных подручных Черняка, бывший спецназовец Игорь Волков.

— Это ещё ничего не доказывает, — сказал я. — Черняк мог работать на вас.

— Мог бы, если бы его люди не пытались убить моего брата неделю назад в Гамбурге, — ответил Штайнер. — И если бы они не украли образцы янтаря из нашей лаборатории в Берлине два месяца назад.

Он показал ещё несколько фотографий — разбитая лаборатория, следы взлома, медицинские документы.

— Черняк работает на кого-то ещё, — продолжил Штайнер. — Кого-то, кто тоже заинтересован в технологии "Проекта Юрата" и местонахождении Янтарной комнаты.

— На кого? — спросила Алиса.

— Мы не знаем наверняка. Возможно, на конкурирующую исследовательскую группу. Или на частного коллекционера. Или... — он помедлил, — на определённые круги в российских спецслужбах.

Я напрягся.

— Что вы имеете в виду?

— Капитан, вы же понимаете, что в вашей стране, как и в любой другой, есть люди, использующие служебное положение в личных целях. Если кто-то из высокопоставленных сотрудников ФСБ узнал о возможном местонахождении Янтарной комнаты...

— Он мог бы организовать её поиски в обход официальных каналов, — закончил я за него. — И использовать Черняка как исполнителя.

— Именно. Это всего лишь версия, но она объясняет многое. В том числе, почему расследование кражи "Слезы Юраты" продвигается так медленно, несмотря на его важность.

Я вспомнил странное поведение Жигулина и его предупреждение о том, что ФСБ может действовать не только в интересах государства. Возможно, в его словах была доля правды.

— Допустим, вы правы, — сказал я. — Что конкретно вы предлагаете?

Штайнер сделал глоток вина.

— Я предлагаю вам, Алиса Сергеевна, поехать со мной в Берлин. Там вы будете в безопасности и сможете работать с нашими специалистами над расшифровкой информации из янтаря типа Б. А вы, капитан, продолжите расследование здесь, но с нашей поддержкой — информационной и, если потребуется, финансовой.

— Вы хотите разделить нас, — заметил я.

— Я хочу обеспечить безопасность Алисы Сергеевны, — парировал Штайнер. — В Калининграде ей грозит реальная опасность. Черняк не остановится ни перед чем, чтобы получить все необходимые элементы головоломки.

— А "янтарная муха"? — спросила Алиса. — Вы знаете о её существовании?

Штайнер кивнул.

— Конечно. Это один из ключевых образцов янтаря типа Б. Насколько я понимаю, сейчас она у вас, капитан?

Я не стал ни подтверждать, ни опровергать.

— Что вы знаете о ней?

— Я знаю, что она содержит координаты места, где может находиться Янтарная комната. Но без других образцов и специального оборудования эта информация бесполезна.

— У вас есть такое оборудование? — спросила Алиса.

— Частично. Мы воссоздали некоторые элементы технологии "считывания", но для полноценной работы нам не хватает нескольких ключевых компонентов. И, конечно, самих образцов янтаря.

Наступила пауза. Я обдумывал предложение Штайнера. С одной стороны, оно звучало логично и даже заманчиво. С другой — я не мог избавиться от ощущения, что нас пытаются использовать в какой-то сложной игре.

— Мне нужно подумать, — наконец сказала Алиса. — И обсудить это с руководством музея.

— Разумеется, — кивнул Штайнер. — Я не тороплю вас с решением. Но учтите, что ситуация становится всё более опасной. Черняк и его покровители не остановятся ни перед чем.

— А как мы можем быть уверены, что вы не работаете с ними? — спросил я. — Что это не ловушка?

Штайнер улыбнулся.

— Разумный вопрос. Я могу предоставить вам контакты моих партнёров в Германии — уважаемых учёных и бизнесменов, которые подтвердят мою репутацию. Кроме того... — он достал из кармана небольшую флешку, — здесь информация о коллекции моего деда, Отто Штайнера. Она включает несколько редких янтарных артефактов, которые могут помочь в расшифровке тайны "Слезы Юраты". Изучите эти материалы, и вы поймёте, что я действительно заинтересован в сотрудничестве.

Он положил флешку на стол и подвинул к Алисе.

— Подумайте над моим предложением. Я буду в Калининграде ещё три дня, остановился в отеле "Радиссон". Вот моя визитка с личным номером телефона.

Мы закончили ужин в напряжённом молчании. Штайнер расплатился, несмотря на мои возражения, и мы вышли из ресторана. У входа нас ждал его водитель с представительским "Мерседесом".

— Могу я подвезти вас? — предложил Штайнер.

— Спасибо, мы сами, — ответил я.

Штайнер кивнул.

— Как пожелаете. Буду ждать вашего решения, Алиса Сергеевна. И, капитан... берегите "янтарную муху". Она ценнее, чем вы думаете.

Когда "Мерседес" Штайнера скрылся за поворотом, мы с Алисой переглянулись.

— Что вы думаете? — спросила она.

— Не знаю. Он либо очень хороший актёр, либо действительно заинтересован в сотрудничестве. Но я бы не доверял ему полностью.

— Я тоже. Хотя его версия о причастности Черняка к краже звучит правдоподобно.

Мы отошли от ресторана и направились вдоль набережной, обсуждая предложение Штайнера. Вечерний Калининград был красив — огни отражались в тёмной воде Преголи, старинные здания создавали атмосферу европейского города.

— А что насчёт поездки в Берлин? — спросил я. — Вы рассматриваете этот вариант?

Алиса задумалась.

— Честно говоря, да. Не потому, что я доверяю Штайнеру, а потому что в Берлине я действительно могла бы получить доступ к немецким архивам и, возможно, найти больше информации о "Проекте Юрата". К тому же, профессор Майер, о котором говорил Карпов, тоже там.

— Это рискованно. Вы будете на территории Штайнера, без поддержки.

— Я могу обратиться в российское консульство в Берлине, если возникнут проблемы. И я не собираюсь жить в доме Штайнера или работать в его лаборатории. Остановлюсь в отеле и буду встречаться с ним только в общественных местах.

Я понимал её логику, но всё равно беспокоился. Алиса была ценным специалистом и, возможно, единственным человеком, способным разгадать тайну "Слезы Юраты". Если с ней что-то случится...

— Я не могу вам запретить, — наконец сказал я. — Но будьте предельно осторожны. И держите со мной постоянную связь.

— Обещаю. А вы продолжите расследование здесь?

— Да. Нужно проверить информацию о Черняке и его возможных связях с ФСБ. И, конечно, изучить территорию бывшего поместья Кёнигсвальде.

Мы дошли до парковки, где нас ждала подруга Алисы.

— Я сообщу о своём решении завтра, — сказала Алиса, прощаясь. — А пока изучу материалы на флешке Штайнера.

— Будьте осторожны с ней. Лучше проверить на вирусы, прежде чем открывать.

— Разумеется. До завтра, Андрей Николаевич.

Я проводил взглядом уезжающую машину и вызвал такси до своей квартиры. День был насыщенным, и мне нужно было обдумать всё, что произошло.

На следующее утро я приехал в отделение полиции раньше обычного. Мне нужно было проверить несколько версий, прежде чем принимать дальнейшие решения.

Первым делом я запросил информацию о Борисе Черняке — его последних перемещениях, контактах, финансовых операциях. Затем связался с коллегами из отдела по борьбе с организованной преступностью, которые давно следили за его группировкой.

— Черняк активизировался в последние месяцы, — сообщил мне майор Соловьёв, возглавлявший отдел. — Его люди замечены в районе янтарного комбината, есть информация о контактах с некоторыми сотрудниками.

— А что насчёт его связей с ФСБ? — осторожно спросил я.

Соловьёв помедлил.

— Официально таких связей нет. Неофициально... ходят слухи, что у него есть покровитель в региональном управлении. Но это только слухи, без конкретики.

— Понятно. А его финансовое положение?

— Улучшилось. За последние полгода через подставные фирмы прошло несколько крупных транзакций. Источник средств неизвестен, но предположительно зарубежный.

Это могло подтверждать версию Штайнера о том, что Черняк работает на кого-то ещё — возможно, на высокопоставленного сотрудника ФСБ, использующего бандита как исполнителя.

Я поблагодарил Соловьёва и продолжил работу. Следующим шагом было изучение территории бывшего поместья Кёнигсвальде. Я нашёл спутниковые снимки района и кадастровые документы. Действительно, большая часть территории принадлежала компании "NordAmber Research GmbH" — фирме Штайнеров. Они приобрели землю три года назад, официально для "сельскохозяйственных и исследовательских целей".

На спутниковых снимках были видны остатки фундамента главного здания поместья, несколько хозяйственных построек и обширная территория, поросшая лесом. Никаких признаков активной деятельности или строительства.

Я решил съездить туда лично, но сначала хотел поговорить с Алисой. Я позвонил ей около полудня.

— Доброе утро, Андрей Николаевич, — её голос звучал бодро. — Я как раз собиралась вам звонить.

— Вы приняли решение?

— Да. Я еду в Берлин. Изучила материалы Штайнера — там действительно много интересного о коллекции его деда. Отто Штайнер собрал уникальную коллекцию янтарных артефактов, включая несколько образцов янтаря типа Б. Если эта коллекция всё ещё существует, она может быть ключом к разгадке тайны "Слезы Юраты".

— Вы уверены, что это безопасно?

— Нет, — честно ответила она. — Но я буду осторожна. Я уже связалась с профессором Майером из Берлинского университета, он согласился встретиться со мной. И я забронировала номер в отеле недалеко от российского консульства.

Я понимал, что не смогу отговорить её.

— Когда вы вылетаете?

— Сегодня вечером. Штайнер организовал билеты и встречу в аэропорту Берлина.

— Хорошо. Держите меня в курсе. И при малейших подозрениях обращайтесь в консульство.

— Обязательно. А что насчёт "янтарной мухи"?

Я задумался. Кулон с застывшим насекомым был ценной уликой и потенциальным ключом к местонахождению Янтарной комнаты. Отдавать его Штайнеру было рискованно, но и оставлять у себя тоже — Черняк и его люди могли попытаться забрать его силой.

— Я помещу её в сейф отделения, — решил я. — Там она будет в безопасности, пока мы не разберёмся в ситуации.

— Разумно. Я свяжусь с вами, как только прибуду в Берлин.

После разговора с Алисой я отправился к начальнику отдела, полковнику Бережному, чтобы доложить о ходе расследования и решении Алисы поехать в Берлин.

— Ты понимаешь, что это может быть ловушка? — спросил полковник, выслушав меня. — Штайнеры могут быть причастны к краже "Слезы Юраты".

— Понимаю. Но у нас нет прямых доказательств их вины. А версия о причастности Черняка выглядит всё более правдоподобной.

— И всё же... — полковник задумался. — Я не могу одобрить эту поездку официально. Это выходит за рамки нашей юрисдикции.

— Я понимаю. Но и запретить вы не можете — Алиса гражданское лицо, она вправе ехать куда угодно.

— Верно. Но ты должен продолжать расследование здесь. И будь осторожен с этой "янтарной мухой" — если она действительно так ценна, за ней могут охотиться многие.

Я кивнул и вышел из кабинета. Следующим шагом было посещение территории бывшего поместья Кёнигсвальде. Я решил не ехать туда в одиночку и взял с собой сержанта Климова — надёжного офицера, с которым работал не первый год.

По дороге в Калиновку (бывшее Кёнигсвальде) я рассказал Климову о расследовании, опустив некоторые детали о "Проекте Юрата" и технологии хранения информации в янтаре.

— Значит, мы ищем подземный бункер с сокровищами? — усмехнулся сержант. — Как в фильмах про Индиану Джонса?

— Что-то вроде того, — улыбнулся я. — Только без ловушек и проклятий, надеюсь.

Территория бывшего поместья Кёнигсвальде представляла собой обширный участок земли, частично заросший лесом, частично разделённый на дачные участки. Главное здание не сохранилось — остались только фрагменты фундамента и несколько полуразрушенных хозяйственных построек.

Мы припарковались у края территории и пошли пешком, осматривая местность. Никаких признаков недавней активности или строительства не было видно.

— Странно, — заметил Климов. — Если немецкая компания купила эту землю три года назад, почему здесь ничего не происходит?

— Хороший вопрос. Возможно, они ждут чего-то... или кого-то.

Мы обошли остатки главного здания и направились к небольшому холму, где, по данным старых карт, располагались винные погреба поместья. Там мы обнаружили заросший вход, заваленный камнями и землёй.

— Похоже, здесь давно никто не был, — сказал Климов, разгребая листья и ветки.

Но когда мы расчистили вход немного больше, стало видно, что камни уложены не хаотично, а аккуратно, словно кто-то намеренно замаскировал вход.

— Интересно, — я достал фонарик и посветил внутрь через небольшую щель между камнями. — Там тоннель, и он не обрушился.

Мы попытались отодвинуть несколько камней, но они оказались слишком тяжёлыми.

— Нужно специальное оборудование, — сказал я. — И разрешение на раскопки. Это частная территория, мы не можем просто так начать здесь копать.

— А если получить ордер? — предложил Климов. — На основании подозрений в причастности владельцев к краже "Слезы Юраты"?

— Для этого нужны более веские доказательства. Пока у нас только догадки и косвенные улики.

Мы продолжили осмотр территории и вскоре обнаружили ещё кое-что интересное — следы недавнего пребывания людей у одной из хозяйственных построек. Окурки сигарет, пустые бутылки из-под воды, следы шин.

— Кто-то был здесь недавно, — сказал Климов, поднимая окурок. — Дорогие сигареты, не похоже на местных.

— И следы от внедорожника, — добавил я, осматривая колею. — Возможно, люди Штайнера. Или Черняка.

Мы сфотографировали всё, что нашли, и решили возвращаться. По дороге я позвонил Алисе, чтобы узнать, как продвигаются её сборы в Берлин.

— Всё по плану, — ответила она. — Вылет в 19:30. Штайнер прислал все детали и контакты встречающих.

— Хорошо. Мы только что вернулись из Калиновки. Нашли возможный вход в подземные сооружения, но для серьёзных раскопок нужно разрешение.

— Будьте осторожны, Андрей Николаевич. Если Черняк действительно охотится за "янтарной мухой" и другими артефактами, он может следить за вами.

— Я знаю. Поэтому поместил кулон в сейф отделения. Там он будет в безопасности.

Мы договорились связаться, как только Алиса прибудет в Берлин, и закончили разговор.

Вечером, после возвращения в отделение, я составил подробный отчёт о посещении бывшего поместья Кёнигсвальде и приложил фотографии. Затем проверил, как идёт расследование других аспектов дела — анализ записей с камер наблюдения музея, опрос свидетелей, проверка алиби подозреваемых.

Одна деталь привлекла моё внимание — в ночь кражи "Слезы Юраты" камера у служебного входа музея зафиксировала Алису Сергеевну, покидающую здание в 23:15, хотя по её словам, она ушла около 22:00. Это могло быть техническим сбоем или ошибкой в настройке времени камеры, но всё же требовало проверки.

Я решил не делать поспешных выводов. Алиса казалась искренне заинтересованной в расследовании и возвращении "Слезы Юраты". Но в этом деле было слишком много странностей и совпадений.

Просматривая материалы дела дальше, я наткнулся на ещё одну интересную деталь — в личном деле Жигулина была информация о его работе в музее янтаря в качестве консультанта по безопасности пять лет назад. В тот же период там работала и Алиса Сергеевна, только начинавшая свою карьеру. Возможно, они были знакомы ещё до нынешнего расследования?

Я сделал заметку проверить эту информацию позже. Возможно, между Жигулиным и Алисой была какая-то связь, о которой они предпочли не упоминать.

Около девяти вечера мне позвонила Алиса.

— Я в Берлине, — сказала она. — Меня встретили в аэропорту и отвезли в отель. Всё в порядке.

— Кто встречал? Сам Штайнер?

— Нет, его помощник. Штайнер будет завтра, сейчас он ещё в Калининграде.

— Будьте осторожны и держите телефон при себе. И не забудьте связаться с профессором Майером.

— Уже договорилась о встрече с ним завтра утром. А днём буду в лаборатории Штайнера, он обещал показать коллекцию своего деда.

— Хорошо. Держите меня в курсе.

После разговора с Алисой я решил проверить ещё одну зацепку. В материалах, предоставленных Штайнером, упоминалась коллекция Отто Штайнера, включавшая редкие янтарные артефакты. Что, если эта коллекция была связана с "Проектом Юрата" и технологией хранения информации в янтаре?

Я отправил запрос коллегам из Интерпола, с которыми работал по предыдущим делам, с просьбой предоставить информацию о семье Штайнеров и их коллекции. Возможно, там найдутся ответы на некоторые вопросы.

Закончив работу, я отправился домой. День был насыщенным, и завтра предстояло много дел. Но перед сном я решил ещё раз просмотреть фотографии с места преступления в музее янтаря. Что-то не давало мне покоя, какая-то деталь, которую я упустил.

И тут я заметил это — на одной из фотографий разбитой витрины с экспонатом "Слеза Юраты" был виден отблеск камеры наблюдения. Но по документам музея, в этом зале не было камер — они были установлены только в коридорах и у входов.

Это могло означать, что кто-то установил дополнительную, неофициальную камеру. Кто и зачем? Возможно, тот, кто планировал кражу, хотел иметь собственную запись происходящего. Или кто-то из сотрудников музея вёл тайное наблюдение.

Я сделал заметку проверить это завтра и, наконец, лёг спать. Но сон не шёл — слишком много вопросов крутилось в голове. Кто стоял за кражей "Слезы Юраты"? Что скрывали Штайнеры? И какую роль во всём этом играла Алиса?

Утром меня разбудил звонок телефона. Это был Жигулин.

— Капитан, у нас проблема. Черняк активизировался. По нашим данным, он готовит какую-то операцию, возможно, связанную с "янтарной мухой".

— Откуда у вас эта информация?

— Источники в его окружении. Будьте осторожны и усильте охрану кулона.

— Он в сейфе отделения, там надёжно.

— Надеюсь. И ещё кое-что Вы знаете, что Алиса Сергеевна и я были знакомы раньше?

Я напрягся.

— Догадывался. Вы работали в музее янтаря одновременно.

— Да. И не только работали. У нас были отношения. Романтические.

Это было неожиданно, хотя и объясняло некоторую напряжённость между ними во время наших встреч.

— Почему вы решили сказать мне об этом сейчас?

— Потому что это может быть важно для расследования. Алиса всегда интересовалась "Слезой Юраты" и другими необычными образцами янтаря. Она проводила много времени в архивах, изучая историю "Проекта Юрата" и технологию хранения информации в янтаре.

— Вы считаете, она могла быть причастна к краже? — прямо спросил я.

Жигулин помедлил.

— Я не знаю. Но её одержимость этой темой всегда казалась мне... необычной. Слишком личной. Как будто у неё была какая-то своя цель.

— Какая цель?

— Не могу сказать наверняка. Но однажды она обмолвилась, что её дед работал над каким-то секретным проектом во время войны. Возможно, он был связан с "Проектом Юрата".

Это была новая информация, которая могла изменить весь ход расследования. Если дед Алисы действительно был связан с "Проектом Юрата", это объясняло её глубокие знания в этой области и особый интерес к "Слезе Юраты".

— Почему вы не сказали об этом раньше?

— Я не был уверен, что это имеет отношение к делу. И... — он снова помедлил, — я всё ещё испытываю определённые чувства к Алисе. Не хотел навлекать на неё подозрения без веских оснований.

— Понимаю. Но в расследовании не должно быть недомолвок. Что ещё вы знаете о её деде?

— Немного. Знаю только, что он был учёным, работал в Кёнигсберге в конце войны. После войны жил в СССР, но его работы были засекречены. Алиса не любила говорить о нём, только упоминала, что пытается завершить какое-то его исследование.

Я поблагодарил Жигулина за информацию и пообещал быть осторожным. После разговора я сразу позвонил в отделение и распорядился усилить охрану сейфа, где хранилась "янтарная муха".

Затем я решил проверить информацию о деде Алисы. В её личном деле, которое было в материалах расследования, указывалось, что её дед по материнской линии, Виктор Сергеевич Ларин, был физиком, работавшим в закрытых научных институтах СССР. Никаких упоминаний о его связи с Кёнигсбергом или "Проектом Юрата" не было, но это не означало, что такой связи не существовало — многие аспекты работы советских учёных в послевоенное время оставались засекреченными.

Я отправил запрос в архив ФСБ о возможной причастности Ларина к работам по изучению трофейных немецких технологий после войны. Ответ мог прийти не скоро, но это был необходимый шаг.

Около полудня мне позвонила Алиса.

— Я встретилась с профессором Майером, — сказала она. — Он показал мне документы из немецких архивов о поместье Кёнигсвальде. Там действительно были подземные сооружения, построенные в 1944 году для хранения ценностей, эвакуированных из Кёнигсберга.

— Включая Янтарную комнату?

— Возможно. В документах нет прямых упоминаний, но есть косвенные свидетельства. Например, запросы на специальные условия хранения — контроль влажности и температуры, что необходимо для сохранности янтаря.

— А что насчёт точного местоположения этих подземных сооружений?

— В документах есть схемы, но они неполные. Профессор Майер считает, что полные планы были зашифрованы и разделены на несколько частей — возможно, именно в образцах янтаря типа Б.

Это подтверждало нашу теорию о том, что "янтарная муха" и другие подобные артефакты содержали части информации, которые в совокупности указывали на местонахождение Янтарной комнаты.

— Что ещё рассказал профессор?

— Он упомянул, что после войны советские специалисты провели тщательное обследование поместья, но не нашли входа в подземные сооружения. Предположительно, вход был замаскирован или заблокирован перед приходом советских войск.

— А что насчёт Штайнера? Вы уже встречались с ним?

— Нет, встреча назначена на вечер. Сейчас я еду в его лабораторию, где хранится коллекция его деда.

— Будьте осторожны, Алиса. И... есть кое-что, о чём мы должны поговорить. Жигулин рассказал мне о ваших прошлых отношениях и о вашем деде.

На линии повисла пауза.

— Я собиралась рассказать вам сама, — наконец сказала она. — Но не по телефону. Да, мой дед работал в группе советских учёных, изучавших технологии "Проекта Юрата" после войны. Именно от него я узнала о "Слезе Юраты" и других образцах янтаря типа Б.

— Почему вы скрыли это?

— Потому что его работа была засекречена, и я дала обещание не разглашать определённую информацию. Но я никогда не скрывала своего интереса к этой теме и не имею отношения к краже "Слезы Юраты".

Я хотел верить ей, но теперь в моей голове возникло слишком много вопросов. Что, если Алиса использовала расследование для своих целей? Что, если её поездка в Берлин была частью какого-то плана?

— Мы поговорим об этом, когда вы вернётесь, — сказал я. — А пока будьте предельно осторожны со Штайнером. Мы всё ещё не знаем, на чьей он стороне.

— Я понимаю. Буду держать вас в курсе.

После разговора с Алисой я отправился в отделение. Нужно было проверить сохранность "янтарной мухи" и продолжить расследование.

В отделении меня ждала неожиданная новость — пришёл ответ на мой запрос в Интерпол о семье Штайнеров. Оказалось, что Макс Штайнер не был прямым потомком Отто Штайнера, как он утверждал. Настоящий внук Отто, Клаус Штайнер, погиб в автокатастрофе пять лет назад. Макс был дальним родственником, который взял на себя управление семейным бизнесом и, возможно, присвоил семейную историю.

Это ставило под сомнение всё, что рассказывал Штайнер о своей семье и её связи с "Проектом Юрата". Возможно, он был обычным авантюристом, охотящимся за сокровищами, или работал на кого-то ещё.

Я немедленно позвонил Алисе, но её телефон был недоступен. Я оставил сообщение с просьбой срочно связаться со мной и предупреждением о том, что Штайнер может быть не тем, за кого себя выдаёт.

Затем я проверил сейф, где хранилась "янтарная муха". Кулон был на месте, охрана не сообщала о попытках проникновения или подозрительной активности.

Вернувшись к своему столу, я обнаружил, что пришёл предварительный ответ из архива ФСБ по запросу о Викторе Ларине, деде Алисы. Информация была скудной, но подтверждала, что Ларин действительно работал в группе советских учёных, изучавших трофейные немецкие технологии после войны. В 1947-1950 годах он был прикомандирован к специальному отделу НКВД, занимавшемуся поиском культурных ценностей, вывезенных нацистами.

Это подтверждало слова Алисы о её деде, но не проясняло её собственную роль в нынешних событиях. Была ли она просто исследователем, пытающимся завершить работу деда, или преследовала какие-то другие цели?

Я решил ещё раз проверить алиби Алисы в ночь кражи "Слезы Юраты". Согласно её показаниям, она покинула музей около 22:00 и отправилась домой. Но камера у служебного входа зафиксировала её выход в 23:15, а кража произошла примерно в 23:30.

Я запросил записи с других камер наблюдения в районе музея и обнаружил, что в 23:20 Алиса садилась в такси на углу улицы. Это означало, что она действительно покинула музей незадолго до кражи, что делало её потенциальным подозреваемым.

Но зачем ей красть артефакт, изучению которого она посвятила годы? И почему она так активно участвовала в расследовании, если была причастна к краже?

Возможно, она не крала "Слезу Юраты", а пыталась предотвратить кражу, но опоздала. Или она работала с кем-то ещё — Штайнером, Черняком или неизвестным третьим лицом.

Слишком много вопросов и слишком мало ответов. Я решил дождаться возвращения Алисы из Берлина и провести с ней серьёзный разговор. А пока нужно было продолжать расследование и следить за безопасностью "янтарной мухи".

Вечером, когда я уже собирался уходить из отделения, мне позвонила Алиса. Её голос звучал взволнованно.

— Андрей Николаевич, я в лаборатории Штайнера. Вы были правы — он не тот, за кого себя выдаёт. Я нашла документы, подтверждающие, что настоящий Макс Штайнер умер три года назад.

— Кто же тогда этот человек?

— Не знаю, но он явно интересуется технологией "Проекта Юрата" не из научных соображений. В его лаборатории есть оборудование для считывания информации из янтаря типа Б, гораздо более продвинутое, чем то, что было у моего деда.

— Где вы сейчас? Он знает, что вы обнаружили?

— Нет, я в архивной комнате, сказала, что изучаю документы. Но он может вернуться в любой момент. Я собираюсь уйти отсюда и обратиться в консульство.

— Хорошая идея. Будьте предельно осторожны и держите меня в курсе.

— Ещё кое-что, — быстро сказала она. — Я нашла документы о поместье Кёнигсвальде. Штайнер уже начал раскопки там, используя информацию из других образцов янтаря типа Б. Ему не хватает только данных из "янтарной мухи" и "Слезы Юраты".

— Понятно. Уходите оттуда немедленно и свяжитесь со мной, как только будете в безопасности.

Я положил трубку и задумался. Ситуация становилась всё более запутанной и опасной. Если Штайнер — самозванец, преследующий какие-то тёмные цели, Алиса могла быть в серьёзной опасности.

Я решил не ждать и связался с коллегами из Интерпола, чтобы они проверили лабораторию Штайнера в Берлине и обеспечили безопасность Алисы. Затем позвонил в консульство России в Берлине и предупредил о возможном обращении российской гражданки, нуждающейся в защите.

Оставалось только ждать новостей из Берлина и надеяться, что Алиса сможет выбраться из лаборатории Штайнера без проблем. А пока я решил ещё раз проверить сохранность "янтарной мухи" — единственного ключа, который оставался у нас.

Тайна "Слезы Юраты" и Янтарной комнаты становилась всё ближе к разгадке, но и опасность возрастала с каждым шагом. Кто бы ни стоял за всем этим — Штайнер, Черняк или кто-то ещё — они были готовы на всё, чтобы заполучить ключи к сокровищам, спрятанным в подземельях Кёнигсвальде.

И в центре этой опасной игры оказалась Алиса — женщина, чьё прошлое и истинные мотивы оставались для меня загадкой. Я мог только надеяться, что она действительно та, за кого себя выдаёт, и что мы успеем разгадать тайну "Слезы Юраты" прежде, чем будет слишком поздно.

ГЛАВА 10: ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

"Исчезнуть в современном мире невозможно. Если только кто-то очень этого не хочет."
— Из руководства для следователей

Прошло двенадцать часов с момента последнего звонка Алисы из лаборатории Штайнера, а от неё не было никаких вестей. Я пытался дозвониться каждые полчаса, но её телефон оставался недоступен. Сообщения в мессенджерах оставались непрочитанными. Тревога нарастала с каждым часом.

К утру я уже не находил себе места. Связался с российским консульством в Берлине — там сообщили, что Алиса к ним не обращалась. Позвонил в отель, где она остановилась — администратор подтвердил, что госпожа Карпова не возвращалась в номер со вчерашнего дня, а её вещи остаются нетронутыми.

— Что-то случилось, — сказал я полковнику Бережному, зайдя в его кабинет. — Алиса исчезла.

Бережной внимательно выслушал мой рассказ о последнем разговоре с Алисой и её открытиях в лаборатории Штайнера.

— Это серьёзно, — согласился он. — Но что мы можем сделать? Она в Берлине, это вне нашей юрисдикции.

— Можно обратиться в МИД, запросить содействия немецкой полиции...

— На каком основании? У нас нет прямых доказательств того, что с ней что-то случилось. Возможно, она просто отключила телефон и занимается своими исследованиями.

— Вы сами в это верите? — спросил я. — После того, как она обнаружила, что Штайнер — самозванец?

Бережной вздохнул.

— Нет, не верю. Но официальные каналы требуют времени и доказательств. Я сделаю запрос, но не рассчитывай на быструю реакцию.

Я понимал, что он прав. Бюрократическая машина работает медленно, особенно когда речь идёт о международном сотрудничестве. А у нас не было времени.

— Я свяжусь со Штайнером, — решил я. — Возможно, он знает, где Алиса.

— Будь осторожен, — предупредил Бережной. — Если он действительно самозванец и причастен к исчезновению Алисы, он может быть опасен.

Я кивнул и вышел из кабинета. Первым делом позвонил по номеру, который Штайнер оставил для связи. После нескольких гудков трубку сняли.

— Макс Штайнер слушает, — раздался знакомый голос с лёгким немецким акцентом.

— Капитан Бережной, калининградская полиция, — представился я. — Господин Штайнер, я пытаюсь связаться с Алисой Карповой. Вы не знаете, где она?

— А, капитан! — в голосе Штайнера звучало удивление. — Да, Алиса была у меня в лаборатории вчера вечером. Мы обсуждали коллекцию моего деда и технологию "Проекта Юрата". Она была очень впечатлена и решила остаться в Берлине на несколько дней, чтобы более детально изучить материалы.

— Странно, что она не сообщила мне об этом, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал непринуждённо. — И её телефон недоступен.

— Возможно, батарея разрядилась. Или она слишком увлечена исследованиями. Вы же знаете Алису — когда она погружается в работу, забывает обо всём.

— Где она сейчас?

— Не могу сказать точно. Вчера она упоминала, что хочет посетить архивы Берлинского университета. Возможно, она там.

— Передайте ей, пожалуйста, что я пытаюсь с ней связаться. Это важно.

— Непременно, капитан. Как только увижу её.

Я положил трубку, чувствуя, что Штайнер лжёт. Его голос звучал слишком беззаботно, слишком уверенно. Если Алиса действительно обнаружила, что он самозванец, и собиралась бежать из его лаборатории, он не мог не заметить её подозрений.

Я решил проверить ещё одну зацепку. Последнее сообщение от Алисы пришло мне на телефон вчера вечером, сразу после нашего разговора. Оно было странным — просто набор цифр и букв, без какого-либо пояснения:

"GB-237-KS-1944-A5-F12"

Тогда я подумал, что это какой-то архивный код или номер документа, который она нашла в лаборатории Штайнера. Но сейчас, перечитывая сообщение, я начал подозревать, что это может быть зашифрованная информация.

Я показал сообщение нашему специалисту по криптографии, лейтенанту Соколову.

— Похоже на архивный код, — сказал он, изучив сообщение. — GB может означать "Галерея Берлин" или что-то подобное. 237 — номер коллекции или экспоната. KS — возможно, инициалы куратора или владельца. 1944 — год. A5-F12 — координаты в архиве или хранилище.

— Можно как-то проверить эту версию?

— Можно поискать информацию о берлинских галереях и архивах с похожей системой кодирования. Но это займёт время.

Я поблагодарил Соколова и вернулся к своему столу. Времени у нас могло не быть, если Алиса действительно находилась в опасности. Я решил действовать по нескольким направлениям одновременно.

Во-первых, отправил официальный запрос в берлинскую полицию через Интерпол с просьбой проверить местонахождение Алисы Карповой и посетить лабораторию Штайнера.

Во-вторых, связался с профессором Майером из Берлинского университета, с которым Алиса встречалась перед визитом к Штайнеру.

— Да, мы встречались вчера утром, — подтвердил профессор. — Обсуждали документы о поместье Кёнигсвальде и подземных сооружениях. Она была очень заинтересована и задавала много вопросов.

— Она упоминала о планах посетить лабораторию Штайнера?

— Да, говорила, что собирается туда днём. И ещё она спрашивала о Максе Штайнере — его репутации в научных кругах, исследованиях.

— И что вы ей сказали?

— Правду — что в академическом сообществе Берлина Макс Штайнер практически неизвестен. Его компания финансирует некоторые исследования, но сам он не публикует научных работ и не участвует в конференциях. Это странно для человека, который якобы занимается серьёзными научными исследованиями.

— Она выглядела обеспокоенной после вашего разговора?

— Скорее заинтригованной. Сказала, что хочет проверить кое-какие детали. Я предложил встретиться сегодня, чтобы обсудить её впечатления от лаборатории Штайнера, но она не пришла и не отвечает на звонки.

Это подтверждало мои опасения. Алиса отправилась к Штайнеру, уже подозревая, что с ним что-то не так, и, вероятно, планировала собрать доказательства.

Третьим шагом было изучение информации о галереях и музеях Берлина, которые могли соответствовать коду в сообщении Алисы. Соколов составил список из пяти возможных мест, включая Галерею Боде, где хранились некоторые предметы искусства, связанные с янтарём.

К вечеру пришёл ответ от берлинской полиции. Они посетили лабораторию Штайнера, но не обнаружили там ни его самого, ни Алисы. Сотрудники лаборатории сообщили, что господин Штайнер уехал по делам и вернётся через несколько дней. О визите русской исследовательницы они ничего не знали или не хотели говорить.

Проверка отеля также не дала результатов — Алиса не возвращалась в свой номер, её вещи оставались нетронутыми.

Я чувствовал, что время уходит. Если Штайнер похитил Алису или причинил ей вред, каждый час промедления уменьшал шансы найти её живой.

В этот момент мне позвонил Жигулин.

— У меня плохие новости, — сказал он без предисловий. — Наши источники сообщают, что Черняк получил какую-то информацию из Берлина и готовит операцию в районе Калиновки. Возможно, он собирается начать раскопки в поместье Кёнигсвальде.

— Откуда у него информация? — спросил я. — Неужели от Штайнера?

— Не знаю. Но если Черняк и Штайнер работают вместе...

— То Алиса могла узнать об этом и стать для них угрозой, — закончил я его мысль. — Нужно срочно проверить территорию поместья.

— Я уже отправил туда группу наблюдения. Но действовать нужно осторожно — у Черняка могут быть свои люди в полиции.

Я поблагодарил Жигулина и задумался. Если Черняк и Штайнер действительно работали вместе, это объясняло многое. Возможно, кража "Слезы Юраты" была организована ими совместно, а история о противостоянии была лишь прикрытием.

Но зачем им понадобилась Алиса? Очевидно, из-за её знаний о технологии "Проекта Юрата" и способности расшифровать информацию, хранящуюся в янтаре типа Б. Если они заставят её сотрудничать, то смогут найти Янтарную комнату или другие сокровища, спрятанные в подземельях Кёнигсвальде.

Я вернулся к сообщению Алисы. Если предположить, что GB означает "Галерея Берлин", то что могут означать остальные элементы кода? 237 — номер экспоната? KS — инициалы куратора? 1944 — год создания или приобретения?

И тут меня осенило. KS могло означать не инициалы куратора, а "Кёнигсвальде". А 1944 — год, когда там были построены подземные сооружения для хранения ценностей.

Я быстро набрал номер Соколова.

— Проверьте, есть ли в Берлине галерея или музей, где выставлены материалы о поместье Кёнигсвальде или документы 1944 года, связанные с эвакуацией ценностей из Кёнигсберга.

Через полчаса Соколов перезвонил.

— Есть совпадение. Галерея Боде, экспозиция 237, посвящённая утраченным сокровищам Второй мировой войны. Там есть раздел о Кёнигсвальде и документы 1944 года. A5-F12 могут быть координатами конкретного стенда или витрины.

— Отлично! — воскликнул я. — Можете связаться с администрацией галереи и узнать, что находится на этих координатах?

— Уже сделал. Это витрина с фотографиями и документами о подземных сооружениях поместья Кёнигсвальде. Среди экспонатов — карта туннелей и хранилищ, составленная советскими специалистами в 1945 году.

Это была важная зацепка. Если Алиса нашла в лаборатории Штайнера информацию о том, что в Галерее Боде есть карта подземелий Кёнигсвальде, это могло объяснить, почему она отправила мне это зашифрованное сообщение.

Я немедленно связался с берлинской полицией и попросил проверить Галерею Боде — возможно, Алиса пыталась добраться туда после бегства из лаборатории Штайнера.

Одновременно я запросил разрешение на выезд в Берлин для продолжения расследования. Бережной был против.

— Это не наша юрисдикция, Андрей. И у тебя нет официальных полномочий для расследования в Германии.

— Но Алиса может быть в опасности! И это связано с нашим делом о краже "Слезы Юраты".

— Я понимаю твоё беспокойство, — сказал Бережной, — но мы должны действовать в рамках закона. Я отправлю официальный запрос через МИД и Интерпол. Если есть основания полагать, что российская гражданка находится в опасности, немецкие власти обязаны отреагировать.

Я знал, что он прав, но не мог просто сидеть и ждать. Каждая минута промедления могла стоить Алисе жизни.

— А пока сосредоточься на местном расследовании, — продолжил Бережной. — Проверь информацию Жигулина о Черняке и возможных раскопках в Калиновке. Если там что-то происходит, нам нужны доказательства.

Я кивнул и вышел из кабинета. План уже формировался в моей голове. Официально я буду заниматься расследованием в Калининграде, но неофициально... У меня был друг в Берлине, бывший сотрудник российского посольства, который мог помочь.

Я позвонил ему сразу же.

— Михаил, мне нужна твоя помощь, — сказал я, когда он ответил. — Это касается пропавшей российской гражданки в Берлине.

— Звучит серьёзно, — отозвался Михаил. — Что от меня требуется?

Я объяснил ситуацию, рассказал об Алисе, Штайнере и Галерее Боде.

— Я могу проверить галерею, — согласился Михаил. — У меня там есть знакомые. И посмотрю, что можно узнать о лаборатории Штайнера. Но это всё неофициально, ты понимаешь?

— Конечно. Я ценю твою помощь.

— Дай мне несколько часов. Я свяжусь с тобой, как только что-то узнаю.

Закончив разговор с Михаилом, я отправился проверять информацию о возможных раскопках в Калиновке. По дороге позвонил Жигулину.

— Что известно о людях Черняка в районе поместья?

— Наблюдатели заметили повышенную активность, — ответил Жигулин. — Несколько внедорожников, оборудование, похожее на георадары. Они что-то ищут, но пока не начали копать.

— Они на территории бывшего поместья?

— Рядом. На соседнем участке, который формально принадлежит какой-то строительной компании. Но мы проверили — эта компания связана с одной из фирм Черняка.

— Умно. Они не нарушают закон, просто проводят "геологические исследования" на своей территории.

— Именно. Мы не можем их остановить без веских оснований.

— Продолжайте наблюдение. Я скоро буду там.

Я решил лично проверить ситуацию в Калиновке. Если люди Черняка действительно искали вход в подземелья поместья, это могло быть связано с исчезновением Алисы и информацией, которую она обнаружила в лаборатории Штайнера.

По дороге в Калиновку я получил сообщение от берлинской полиции. Они проверили Галерею Боде, но не нашли никаких следов пребывания там Алисы. Однако они обнаружили интересную деталь — два дня назад витрина с документами о Кёнигсвальде была вскрыта, и несколько экспонатов, включая карту подземелий, были похищены. Полиция расследовала этот инцидент, но пока не нашла виновных.

Это было странно. Если карта была украдена два дня назад, то Алиса не могла знать об этом, когда отправляла мне сообщение вчера вечером. Если только... она не знала о краже из других источников. Возможно, она нашла информацию об этом в лаборатории Штайнера?

Я позвонил Соколову.

— Проверьте, есть ли связь между компанией Штайнера и кражей в Галерее Боде. Может быть, его сотрудники посещали галерею в последние дни?

— Проверю, — ответил Соколов. — Кстати, я нашёл ещё кое-что интересное. В базе Интерпола есть информация о международной группе контрабандистов, специализирующихся на янтаре и исторических артефактах. Они действуют в Прибалтике и Германии. И знаете, что любопытно? Один из их предполагаемых контактов — некая А. Карпова.

Я замер.

— Алиса? Вы уверены?

— Инициалы совпадают. Но конкретных доказательств нет, только подозрения. Возможно, это однофамилица.

Я не хотел верить, что Алиса могла быть связана с контрабандистами. Но это объясняло бы её глубокие знания о янтаре и "Проекте Юрата", а также её настойчивое желание участвовать в расследовании.

— Проверьте эту информацию тщательнее, — сказал я. — Нам нужны конкретные факты, а не предположения.

Прибыв в Калиновку, я встретился с наблюдателями Жигулина. Они показали мне, где расположились люди Черняка — на холме примерно в полукилометре от места, где мы с Климовым обнаружили замаскированный вход в подземелье.

— Они используют георадары и какое-то специальное оборудование, — сказал один из наблюдателей, передавая мне бинокль. — Похоже, ищут подземные пустоты.

Я посмотрел в бинокль. Действительно, несколько человек передвигались по участку с приборами, похожими на георадары. Другие изучали показания на ноутбуках. Всё выглядело как обычное геологическое исследование, но я знал, что они искали на самом деле.

— Они нашли что-нибудь?

— Пока нет. Но они методично обследуют территорию, двигаясь от границы участка в сторону бывшего поместья.

Я задумался. Если они найдут вход в подземелья, то смогут добраться до сокровищ, спрятанных там — возможно, включая Янтарную комнату. Но для этого им нужна была полная карта туннелей и информация из "янтарной мухи" и "Слезы Юраты".

— Продолжайте наблюдение, — сказал я. — И сообщите, если они начнут копать или привезут тяжёлую технику.

Вернувшись в машину, я обнаружил пропущенный звонок от Михаила из Берлина. Перезвонил ему немедленно.

— У меня есть новости, — сказал он. — Я проверил Галерею Боде. Действительно, два дня назад там произошла кража. Но интересно другое — на камерах наблюдения виден человек, очень похожий на твоего Штайнера. Он посещал галерею за день до кражи, изучал именно ту экспозицию, о которой ты говорил.

— А что насчёт его лаборатории?

— Я поговорил с соседями. По их словам, вчера вечером оттуда выехало несколько машин, включая фургон с затемнёнными стёклами. Похоже, они куда-то переезжали, и очень спешили.

— Чёрт! — выругался я. — Они могли вывезти Алису в этом фургоне.

— Возможно. Я пытался узнать, куда они направлялись, но никто не обратил внимания. Однако есть ещё кое-что. Я проверил информацию о компании Штайнера. Она зарегистрирована всего три года назад, а её основной владелец — офшорная компания с Кипра. И знаешь, что интересно? Эта же компания связана с несколькими фирмами в России, включая одну в Калининграде.

— Дай угадаю — эта фирма связана с Черняком?

— Именно. Похоже, Штайнер и Черняк действительно работают вместе.

Это подтверждало мои подозрения. Штайнер и Черняк были партнёрами, а не конкурентами. Они разыграли спектакль с противостоянием, чтобы запутать следствие и получить доступ к информации о "Проекте Юрата" и местонахождении Янтарной комнаты.

— Спасибо, Михаил. Ты очень помог.

— Есть ещё кое-что, — добавил он. — Я проверил отель, где останавливалась Алиса. В её номере ничего особенного, но горничная нашла записку, засунутую за зеркало в ванной. Похоже на какой-то код или координаты: "53.2668° N, 14.5225° E".

Я быстро записал координаты.

— Это может быть важно. Спасибо ещё раз.

Закончив разговор, я проверил координаты на карте. Они указывали на место в пригороде Щецина, польского города недалеко от границы с Германией. Что там могло быть? Какое отношение это имело к исчезновению Алисы?

Я позвонил Соколову и попросил проверить, есть ли по этому адресу какие-то объекты, связанные со Штайнером, Черняком или янтарём.

В этот момент мне позвонил один из наблюдателей в Калиновке.

— Капитан, они что-то нашли! Все собрались в одном месте, и похоже, они готовятся начать раскопки.

— Еду к вам, — ответил я и завёл машину.

Когда я прибыл на место, ситуация изменилась. Люди Черняка установили большую палатку над участком, где, предположительно, обнаружили что-то интересное. Они явно не хотели, чтобы их действия были видны с воздуха или со спутников.

— Они привезли какое-то оборудование, — сказал наблюдатель. — Похоже на компактную буровую установку или что-то подобное.

Я посмотрел в бинокль. Действительно, рядом с палаткой стояла машина с оборудованием, которое могло использоваться для бурения или раскопок.

— Нам нужно выяснить, что они нашли, — сказал я. — Но действовать нужно осторожно. У нас нет оснований для официального вмешательства.

— Можно попробовать использовать дрон, — предложил наблюдатель. — У нас есть компактный беспилотник с камерой. Он может пролететь над палаткой и заглянуть внутрь, если там есть открытые участки.

— Хорошая идея. Но будьте осторожны — у них могут быть средства обнаружения и подавления дронов.

Пока наблюдатели готовили дрон, я получил сообщение от Соколова.

"По координатам из записки Алисы находится старый склад, принадлежащий компании, связанной с Черняком. По данным польской полиции, там недавно была замечена повышенная активность."

Это могло быть важной зацепкой. Возможно, Алису держали именно там. Но как проверить эту информацию? У меня не было полномочий для операции в Польше, а официальные запросы заняли бы слишком много времени.

Я решил связаться с Бережным и рассказать ему о новых фактах.

— Всё указывает на то, что Штайнер и Черняк работают вместе, — сказал я. — И, возможно, они удерживают Алису на складе в Польше.

— Это серьёзные обвинения, Андрей, — ответил Бережной. — Нам нужны доказательства, прежде чем мы сможем что-то предпринять.

— Люди Черняка уже начали раскопки в Калиновке. Если они найдут вход в подземелья поместья...

— Я понимаю. Но мы должны действовать законно. Я свяжусь с польскими коллегами и попрошу проверить склад. А ты продолжай наблюдение за ситуацией в Калиновке.

Я знал, что Бережной прав, но не мог избавиться от чувства, что время уходит. Если Алиса действительно находилась на складе в Польше, каждый час промедления увеличивал риск для её жизни.

В этот момент вернулся дрон, и наблюдатели показали мне полученные кадры. На них было видно, что внутри палатки люди Черняка обнаружили бетонный люк или крышку, похожую на вход в подземное сооружение. Они уже расчистили его от земли и готовили оборудование для вскрытия.

Я понял, что времени на официальные процедуры больше нет. Если они проникнут в подземелья поместья, то могут найти Янтарную комнату или другие сокровища и исчезнуть прежде, чем мы получим ордер на обыск.

Решение пришло мгновенно — я должен был действовать сейчас, даже если это означало нарушение протокола. Алиса была в опасности, а тайна "Слезы Юраты" могла быть раскрыта людьми, готовыми на всё ради наживы.

Я собрал наблюдателей и объяснил свой план. Мы должны были задержать операцию Черняка в Калиновке, а затем я отправлюсь в Польшу, чтобы проверить координаты из записки Алисы.

Это было рискованно, но другого выхода я не видел. Тайна "Слезы Юраты" становилась всё более запутанной, а опасность — всё более реальной. И где-то в центре этой паутины находилась Алиса, чья судьба теперь зависела от моих действий.

ГЛАВА 11: СВЯЗИ

"Все в этом мире связано. Нужно лишь найти нить, за которую следует потянуть."
— Шерлок Холмс (А. Конан Дойл)

Утро началось с неожиданного вызова к полковнику Бережному. Когда я вошёл в его кабинет, он выглядел встревоженным и не выспавшимся, словно провёл всю ночь за работой.

— Садись, Андрей, — сказал он, указывая на стул. — У меня есть информация, которая может изменить ход нашего расследования.

Я сел, готовясь услышать что-то важное.

— Я провёл собственное расследование, — начал Бережной, раскладывая на столе папки с документами. — И обнаружил сеть подставных компаний, связывающих Штайнера, Ковальски и... — он сделал паузу, — Жигулина.

— Жигулина? — я не мог скрыть удивления. — Но он же помогал нам в расследовании!

— Именно поэтому я проверил его более тщательно, — кивнул Бережной. — Слишком много совпадений, слишком удачно он оказывался в нужном месте в нужное время. Смотри.

Он разложил на столе схему, показывающую связи между различными компаниями.

— Вот компания Штайнера в Берлине. Она принадлежит холдингу, зарегистрированному на Кипре. Этот же холдинг владеет долей в польской фирме Ковальски. А теперь смотри сюда — одним из миноритарных акционеров этого холдинга является компания, зарегистрированная на Британских Виргинских островах, которая, в свою очередь, связана с фирмой, где Жигулин числится консультантом.

Я внимательно изучил схему. Связи были запутанными, но они определённо существовали.

— Это может быть совпадением, — сказал я, хотя сам уже не верил в это.

— Слишком много совпадений, — покачал головой Бережной. — Я запросил информацию о банковских переводах. За последние три месяца на счета, связанные с Жигулиным, поступило несколько крупных сумм из компаний, аффилированных со Штайнером.

Это был серьёзный удар. Жигулин, которому я доверял и с которым работал бок о бок, оказался связан с теми, кого мы расследовали.

— Что будем делать? — спросил я.

— Расследование выходит на международный уровень, — ответил Бережной. — Я уже связался с Интерполом и ФСБ. Они подключаются к делу. Но пока мы должны действовать осторожно. Не показывай Жигулину, что мы знаем о его связях.

Я кивнул, хотя внутри всё кипело от гнева и разочарования. Если Жигулин работал на Штайнера, значит, он мог быть причастен к исчезновению Алисы.

— А что с координатами из записки Алисы? Польский склад?

— Польская полиция проверяет эту информацию. Но действовать нужно осторожно — если Жигулин связан со Штайнером и Ковальски, утечка информации может поставить под угрозу операцию и жизнь Алисы, если она действительно там.

Я понимал логику Бережного, но каждая минута промедления могла стоить Алисе жизни.

— Я хочу поговорить с Жигулиным, — сказал я. — Может быть, удастся выяснить что-то ещё.

Бережной задумался.

— Хорошо, но будь осторожен. Не показывай, что мы знаем о его связях. Попытайся выяснить, что ему известно о складе в Польше и о планах Черняка в Калиновке.

Я кивнул и вышел из кабинета. Позвонил Жигулину и договорился о встрече в кафе недалеко от отделения.

Ожидая его, я размышлял о том, как построить разговор. Нужно было быть осторожным, но в то же время получить максимум информации.

Жигулин опоздал на двадцать минут. Когда он наконец появился, то выглядел нервным и уставшим.

— Извини за опоздание, — сказал он, садясь за столик. — Много работы.

— Ничего страшного, — ответил я, внимательно наблюдая за ним. — Есть новости о людях Черняка в Калиновке?

— Наблюдатели докладывают, что они продолжают работы под палаткой. Похоже, нашли какой-то вход в подземелье.

— А что насчёт Алисы? Есть какие-то зацепки?

Жигулин слегка напрягся при упоминании Алисы.

— Ничего конкретного. Мои источники в Берлине пытаются найти информацию о Штайнере и его лаборатории, но пока безрезультатно.

Я решил рискнуть и проверить его реакцию на информацию о складе в Польше.

— У меня есть зацепка — координаты склада недалеко от Щецина. Возможно, Алису держат там.

Жигулин заметно напрягся.

— Откуда эта информация?

— Из надёжного источника. Я собираюсь проверить этот склад.

— Это в Польше, вне нашей юрисдикции, — быстро сказал Жигулин. — Лучше передать информацию польским коллегам.

— Уже передал. Но я хочу быть там, когда они будут проверять склад.

Жигулин посмотрел на часы.

— Мне нужно идти. Давай созвонимся позже.

Он быстро встал и ушёл, не допив свой кофе. Его нервозность и поспешный уход только усилили мои подозрения.

Я немедленно позвонил Бережному и рассказал о странном поведении Жигулина.

— Он определённо что-то скрывает, — сказал я. — И очень нервничал, когда я упомянул о складе в Польше.

— Возможно, он предупредит своих сообщников, — предположил Бережной. — Нужно установить за ним наблюдение.

— Я займусь этим.

Я организовал слежку за Жигулиным, а сам вернулся в отделение, чтобы координировать действия с польской полицией по проверке склада.

Около трёх часов дня мне позвонил один из офицеров, следивших за Жигулиным.

— Капитан, Жигулин поехал домой, выглядел очень взволнованным. Вошёл в квартиру около получаса назад, но свет не включал. Мы слышали какой-то шум, но не уверены, что происходит.

— Продолжайте наблюдение, — сказал я. — Если он выйдет, следуйте за ним, но не приближайтесь слишком близко.

Что-то в этой ситуации меня беспокоило. Жигулин явно нервничал после нашего разговора. Что, если он решил предпринять какие-то отчаянные меры?

Я решил проверить его квартиру лично. Приехав на место, встретился с офицерами наблюдения.

— Никакого движения, — доложил один из них. — Но шторы задёрнуты, и свет не включался.

Я позвонил в дверь квартиры Жигулина. Никакого ответа. Позвонил ещё раз, дольше. Тишина.

— Что-то не так, — сказал я офицерам. — Нужно проверить квартиру.

У нас не было ордера на обыск, но существовали обстоятельства, при которых полиция могла войти в жилище без ордера — например, при подозрении на угрозу жизни человека.

Мы вызвали управляющего домом с запасными ключами. Когда дверь открылась, нас встретила тишина и полумрак задёрнутых штор.

— Жигулин! — позвал я. — Вы дома?

Никакого ответа. Мы осторожно продвинулись в глубь квартиры. В гостиной было пусто. Кухня тоже. Я направился к спальне и открыл дверь.

То, что я увидел, заставило меня замереть. Жигулин лежал на кровати, рядом валялся пистолет. На виске зияла рана, а вокруг головы растеклось тёмное пятно крови.

— Вызывайте криминалистов и медиков, — сказал я офицерам, хотя было очевидно, что медицинская помощь уже не требовалась.

На первый взгляд это выглядело как самоубийство. Пистолет рядом с телом, закрытая изнутри квартира, никаких признаков борьбы. Но что-то в этой картине казалось неправильным.

Я осмотрел комнату, стараясь не нарушать возможные улики. На столе лежала записка, написанная почерком Жигулина: "Я не могу жить с этим. Простите."

Классическая предсмертная записка самоубийцы. Слишком классическая.

Я продолжил осмотр и заметил на полу, частично задвинутую под кровать, папку с документами. Осторожно достал её. Внутри были различные бумаги, связанные с расследованием, и старая карта — похоже, схема штолен или подземных туннелей с какими-то отметками.

Это могло быть важной уликой. Я аккуратно сфотографировал карту, прежде чем прибыли криминалисты.

Когда приехала следственная группа, я передал им руководство на месте происшествия, а сам позвонил Бережному.

— Жигулин мёртв, — сказал я. — Выглядит как самоубийство, но у меня есть сомнения.

— Чёрт! — выругался Бережной. — Это усложняет ситуацию. Что нашли в квартире?

— Предсмертную записку и старую карту штолен с какими-то отметками. Я отправлю вам фотографию.

— Хорошо. Возвращайся в отделение, нужно обсудить дальнейшие действия.

По дороге в отделение я размышлял о смерти Жигулина. Если это было самоубийство, то что его спровоцировало? Страх разоблачения? Угрызения совести? Или давление со стороны сообщников?

А если это было убийство, инсценированное под самоубийство, то кто мог его совершить? Люди Штайнера? Ковальски? Или кто-то ещё?

В отделении меня ждал Бережной и ещё один человек — представитель ФСБ, который присоединился к расследованию.

— Это полковник Соколов, — представил его Бережной. — Он будет координировать международные аспекты расследования.

Мы обменялись рукопожатиями, и я кратко изложил ситуацию с Жигулиным.

— Я изучил фотографию карты, которую вы нашли, — сказал Соколов. — Это схема подземных сооружений поместья Кёнигсвальде, составленная немецкими инженерами в 1944 году. На ней отмечены несколько точек, которые, вероятно, указывают на места хранения ценностей.

— Или на входы в подземелье, — добавил я. — Люди Черняка в Калиновке, похоже, нашли один из них.

— Это объясняет их интерес к этому району, — кивнул Соколов. — Но нас больше беспокоит другое. Смерть Жигулина, скорее всего, не самоубийство.

— Почему вы так уверены? — спросил я.

— Потому что мы получили информацию о встрече Жигулина с человеком, связанным с Ковальски, всего за час до его смерти. Эта встреча произошла в парке, вдали от камер наблюдения, но один из наших агентов случайно заметил их.

— Значит, Ковальски мог приказать убить Жигулина?

— Это возможно. Особенно если Жигулин стал ненадёжен или знал слишком много.

Бережной развернул на столе ещё одну схему — более подробную версию той, что показывал мне утром.

— Мы провели дополнительное расследование финансовых связей, — сказал он. — И обнаружили, что Ковальски и Жигулин имели общий бизнес-интерес в компании, занимающейся экспортом янтаря. Эта компания, в свою очередь, связана с фирмой Штайнера в Берлине.

— Трио контрабандистов? — предположил я.

— Возможно. Но между ними мог возникнуть конфликт интересов. Особенно если речь идёт о таком ценном артефакте, как "Слеза Юраты" или Янтарная комната.

Я задумался. Если Жигулин был убит Ковальски из-за конфликта интересов, это могло означать, что наше расследование приближалось к цели, и преступники начали избавляться от ненадёжных звеньев.

— А что с Алисой? — спросил я. — Есть новости о складе в Польше?

— Польская полиция готовит операцию, — ответил Соколов. — Они проверили склад с помощью тепловизоров и обнаружили признаки присутствия людей внутри. Операция запланирована на сегодняшний вечер.

— Я хочу участвовать, — сказал я решительно.

Соколов и Бережной переглянулись.

— Это международная операция, капитан, — сказал Соколов. — Вы не имеете юрисдикции в Польше.

— Но я знаю все детали дела. И если там действительно держат Алису, я смогу её опознать.

После короткого обсуждения Соколов согласился.

— Хорошо. Вы можете присутствовать в качестве консультанта. Но оперативное руководство остаётся за польской полицией.

Я кивнул, соглашаясь с условиями.

— А что с ситуацией в Калиновке? — спросил я. — Люди Черняка всё ещё там?

— Да, и они продолжают работы, — ответил Бережной. — Мы установили круглосуточное наблюдение. Если они найдут что-то значительное или попытаются вывезти артефакты, мы будем знать.

— Нам нужно действовать быстро, — сказал я. — Если они найдут вход в подземелья, то могут добраться до Янтарной комнаты раньше нас.

— Мы готовим операцию и в Калиновке, — заверил Соколов. — Но нам нужны законные основания для вмешательства. Пока они работают на своей территории и не нарушают закон, мы не можем просто ворваться туда.

Я понимал логику, но чувствовал, что время уходит. Если люди Черняка найдут Янтарную комнату или другие ценности, они могут исчезнуть прежде, чем мы получим ордер на обыск.

— Что насчёт смерти Жигулина? — спросил я. — Если это убийство, связанное с нашим делом, разве это не даёт нам оснований для более активных действий?

— Криминалисты всё ещё работают, — ответил Бережной. — Пока официальная версия — самоубийство. Нам нужны доказательства, чтобы классифицировать это как убийство.

Я кивнул, понимая сложность ситуации. Мы были связаны законом и процедурами, в то время как наши противники действовали без ограничений.

— Когда отправляемся в Польшу? — спросил я Соколова.

— Через два часа. Встречаемся у пограничного перехода в Мамоново. Оттуда нас сопроводят к месту операции.

Я кивнул и вышел из кабинета, чтобы подготовиться к поездке. По дороге к своему столу меня остановил лейтенант Климов.

— Капитан, я слышал о Жигулине, — сказал он тихо. — Это правда, что он был связан со Штайнером?

— Похоже на то, — ответил я. — Но пока это не для распространения.

— Понимаю. Просто... он всегда казался таким принципиальным. Трудно поверить, что он мог быть замешан в контрабанде.

— Люди не всегда те, кем кажутся, Климов.

Я вспомнил о своих сомнениях относительно Алисы. Соколов упоминал информацию о некой А. Карповой, связанной с международными контрабандистами. Могла ли Алиса быть двойным агентом? Или это была просто однофамилица?

Я решил проверить эту информацию более тщательно. Запросил у Соколова детали о предполагаемой связи А. Карповой с контрабандистами.

— Это лишь косвенные данные, — ответил он, просматривая файлы. — В 2018 году некая А. Карпова была замечена на встрече с известным контрабандистом в Гданьске. Есть фотография, но качество плохое, лица не разглядеть.

— Можно взглянуть?

Соколов показал мне фотографию. На ней действительно была женщина, отдалённо похожая на Алису, но уверенно сказать, что это она, было невозможно.

— Это всё? — спросил я. — Никаких других доказательств?

— Есть ещё несколько упоминаний в перехваченных разговорах контрабандистов о "специалисте по янтарю" по имени Алиса. Но прямых доказательств, что речь идёт именно о Карповой, нет.

Я задумался. Это могло быть совпадением или ложным следом. Но могло быть и правдой. Что, если Алиса действительно работала на контрабандистов и использовала меня и расследование для поиска Янтарной комнаты?

Но тогда почему она исчезла? Если она была с ними заодно, зачем её похищать?

Может быть, она узнала что-то, что представляло угрозу для Штайнера и Ковальски? Или она решила двойную игру, и её раскрыли?

Эти вопросы крутились в моей голове, пока я готовился к поездке в Польшу. Я не знал, кому доверять и что ожидать, но был полон решимости найти Алису и раскрыть тайну "Слезы Юраты".

В назначенное время я встретился с Соколовым у пограничного перехода. Нас ждала машина с польскими номерами и двое офицеров польской полиции.

— Капитан Бережной, полковник Соколов, — представил нас один из российских пограничников. — Они участвуют в совместной операции.

Польские офицеры кивнули и пригласили нас в машину. По дороге к складу один из них, представившийся инспектором Ковальчиком, рассказал о подготовке операции.

— Мы провели разведку объекта. Это старый промышленный склад, формально принадлежащий компании "Балтик Трейд". Последние три дня там наблюдается повышенная активность — прибыло несколько фургонов, внутрь занесли какое-то оборудование.

— Сколько людей внутри? — спросил Соколов.

— По нашим оценкам, от пяти до семи. Они вооружены — наши наблюдатели заметили пистолеты у двоих охранников у входа.

— А что насчёт заложницы? — спросил я. — Есть подтверждение, что внутри удерживают женщину?

— Тепловизоры показали присутствие человека в одном из помещений на втором этаже. Судя по размерам тепловой сигнатуры, это может быть женщина. Но стопроцентной уверенности нет.

Я кивнул. Это была наша лучшая зацепка на данный момент.

— Какой план? — спросил Соколов.

— Штурмовая группа войдёт через главный вход и боковую дверь одновременно. Снайперы будут контролировать периметр на случай, если кто-то попытается бежать. Наша цель — нейтрализовать охрану и освободить заложницу, если она там есть.

— Когда начинаем? — спросил я.

— Через час, после наступления темноты.

Мы прибыли на командный пункт, расположенный в фургоне в нескольких сотнях метров от склада. Внутри были мониторы, показывающие изображения с камер наблюдения и тепловизоров.

— Вот здесь, — показал Ковальчик на один из экранов, — тепловая сигнатура, которую мы считаем возможной заложницей. Она находится в этом помещении уже несколько часов, практически не двигается.

Я всмотрелся в размытое красно-жёлтое пятно на экране. Это действительно могла быть Алиса, но могло быть и что-то другое — например, какое-то оборудование, генерирующее тепло.

— А эти сигнатуры? — спросил Соколов, указывая на другие тепловые пятна.

— Предположительно охранники и, возможно, технический персонал. Они периодически перемещаются по зданию.

Время до начала операции тянулось мучительно медленно. Я не мог избавиться от мыслей об Алисе. Была ли она действительно там? И если да, то в каком состоянии мы её найдём?

Наконец, командир штурмовой группы дал сигнал к началу операции. Мы с Соколовым наблюдали за происходящим через мониторы.

Штурмовые группы быстро и слаженно вошли в здание через главный вход и боковую дверь. На экранах мы видели, как они продвигаются по коридорам, проверяя помещения одно за другим.

— Первый этаж чист! — доложил командир первой группы. — Двое задержанных, сопротивления не оказывали.

— Продвигаемся на второй этаж, — отозвался командир второй группы.

Мы напряжённо следили за их продвижением. Когда они достигли помещения, где предположительно находилась заложница, камера на шлеме одного из бойцов показала, как они вскрывают дверь.

— Внутри человек! — доложил боец. — Женщина, связана, но жива!

У меня перехватило дыхание. Неужели это действительно Алиса?

— Мы выдвигаемся, — сказал я Соколову, и он кивнул.

Мы быстро направились к складу в сопровождении двух офицеров. Когда мы вошли внутрь, операция уже завершалась. Штурмовая группа задержала пятерых человек, которые сидели на полу первого этажа под присмотром вооружённых полицейских.

— Где заложница? — спросил я командира группы.

— Наверху, медики её осматривают.

Я поспешил на второй этаж. В небольшом помещении, похожем на офис, на стуле сидела женщина, которую осматривал медик. Её руки были освобождены от верёвок, на запястьях виднелись следы от них.

Когда я вошёл, она подняла голову, и наши взгляды встретились.

Это была не Алиса.

Передо мной сидела совершенно другая женщина — блондинка лет тридцати, с испуганными голубыми глазами и синяком на скуле.

— Кто вы? — спросил я по-русски, но она не ответила, лишь непонимающе посмотрела на меня.

Я повторил вопрос по-английски.

— Меня зовут Ева Новак, — ответила она с сильным польским акцентом. — Я работаю в Музее янтаря в Гданьске. Они... они похитили меня три дня назад.

Я обменялся взглядами с Соколовым, который вошёл следом за мной.

— Почему вас похитили? — спросил он по-английски.

— Из-за моих знаний о янтаре, — ответила Ева. — Они хотели, чтобы я определила подлинность какого-то артефакта. Какой-то большой янтарный камень с насекомым внутри.

— "Янтарная муха"? — спросил я.

Она кивнула.

— Да, они называли его так. Они говорили, что это ключ к какому-то сокровищу.

— Кто эти люди? — спросил Соколов. — Кто руководил ими?

— Я не знаю имён. Но главный — высокий мужчина с немецким акцентом. Он говорил по телефону с кем-то, кого называл "профессор". Кажется, этот профессор находится в Берлине.

— Штайнер, — пробормотал я. — А что с "янтарной мухой"? Где она сейчас?

— Они увезли её вчера. Куда-то в Россию, я думаю. Я слышала, как они говорили о каком-то месте... Калиновка?

Я почувствовал, как сердце забилось быстрее. Значит, "янтарная муха" теперь у людей Черняка в Калиновке. Они собирают все элементы головоломки.

— А что насчёт русской женщины? — спросил я. — Алисы Карповой? Вы её видели?

Ева задумалась.

— Я не знаю никакой Алисы. Но они говорили о какой-то русской женщине, которая "знает слишком много". Они планировали... — она запнулась, — избавиться от неё после того, как получат информацию.

Это звучало зловеще. Если Алиса действительно была у них, и они получили от неё нужную информацию...

— Вы не слышали, где она может быть? — настойчиво спросил я.

— Нет, точно не здесь. Но я слышала название... Кёнигсвальде? Они говорили, что "всё закончится там, где началось".

Кёнигсвальде — немецкое название поместья в Калиновке. Значит, Алиса могла быть там, где люди Черняка вели раскопки.

Соколов отвёл меня в сторону.

— Нужно немедленно организовать операцию в Калиновке, — сказал он. — Если они нашли вход в подземелья и у них есть "янтарная муха", они могут добраться до Янтарной комнаты в любой момент.

— И, возможно, там держат Алису, — добавил я.

Соколов кивнул и достал телефон, чтобы связаться с Бережным.

Пока он разговаривал, я вернулся к Еве, чтобы задать ещё несколько вопросов.

— Что ещё вы можете рассказать о "янтарной мухе"? Это действительно древний артефакт?

— Да, — кивнула она. — Это уникальный экземпляр янтаря с включением насекомого, которому около 40-50 миллионов лет. Но самое интересное — внутри янтаря есть ещё что-то, помимо мухи. Какой-то маленький предмет, похожий на ключ или шестерёнку.

— Вы его видели?

— Да, они просветили янтарь специальным оборудованием. Этот предмет явно рукотворный, его поместили туда намеренно, вместе с мухой.

Это подтверждало теорию о том, что "янтарная муха" была своего рода ключом или указателем к местонахождению Янтарной комнаты.

— А что насчёт "Слезы Юраты"? Они упоминали этот артефакт?

— Да, постоянно. Они говорили, что "Слеза Юраты" — это финальный ключ, который откроет путь к сокровищу. Но у них её нет. Они думали, что она у этой русской женщины.

Значит, Алиса могла иметь "Слезу Юраты" или знать, где она находится. Это объясняло, почему её похитили.

Соколов закончил разговор и подошёл к нам.

— Бережной организует операцию в Калиновке. Группа захвата будет готова через два часа. Нам нужно возвращаться.

Я кивнул и повернулся к Еве.

— Спасибо за информацию. Вы очень помогли.

— Найдите эту русскую женщину, — сказала она. — Я слышала, как они говорили о ней... Они не планировали оставлять её в живых.

Эти слова только усилили моё беспокойство. Мы должны были действовать быстро.

По дороге обратно в Россию я размышлял о полученной информации. Всё указывало на то, что финальная часть этой истории разворачивалась в Калиновке, в подземельях бывшего поместья Кёнигсвальде.

— Что думаете о смерти Жигулина теперь? — спросил я Соколова. — Всё ещё считаете, что это дело рук Ковальски?

— Возможно, — ответил он. — Но теперь я склоняюсь к мысли, что это могли быть люди Штайнера. Если Жигулин был их информатором, но стал ненадёжен или знал слишком много...

— Или если он пытался двойную игру, — добавил я. — Использовал информацию от Штайнера, чтобы помочь нам в расследовании.

— Это тоже возможно. В любом случае, его смерть явно связана с нашим делом. И я сомневаюсь, что это самоубийство.

Я вспомнил о карте штолен, найденной в вещах Жигулина.

— А что с отметками на карте? Вы выяснили, что они означают?

— Наши специалисты изучают их. Предварительно, это могут быть места хранения различных ценностей, вывезенных из Кёнигсберга в конце войны. Одна из отметок, вероятно, указывает на местонахождение Янтарной комнаты.

— Или "Слезы Юраты", — предположил я.

— Возможно. В любом случае, эта карта — ключевая улика. И если люди Черняка нашли вход в подземелья...

— Они могут добраться до сокровищ раньше нас, — закончил я его мысль.

Мы пересекли границу и направились прямо в Калининград, где должны были встретиться с Бережным и группой захвата.

В отделении уже кипела работа по подготовке операции. Бережной собрал всех в конференц-зале для брифинга.

— Ситуация следующая, — начал он. — Люди Черняка обнаружили вход в подземелья бывшего поместья Кёнигсвальде в Калиновке. По нашим данным, у них есть артефакт, известный как "янтарная муха", который может служить ключом или указателем к местонахождению Янтарной комнаты. Также есть информация, что они могут удерживать там Алису Карпову.

Он развернул на столе увеличенную копию карты, найденной у Жигулина.

— Наши специалисты проанализировали отметки на карте. Они указывают на несколько точек в подземельях поместья. Одна из них, отмеченная красным крестом, предположительно указывает на местонахождение основного хранилища, где может находиться Янтарная комната.

— Или её части, — добавил Соколов. — По некоторым данным, комната могла быть разобрана для транспортировки.

— Наша задача, — продолжил Бережной, — провести операцию по задержанию людей Черняка и освобождению возможной заложницы. Также необходимо обеспечить сохранность исторических ценностей, если они будут обнаружены.

Он обвёл взглядом присутствующих.

— Операция будет проводиться совместно с ФСБ и специальным подразделением по охране культурных ценностей. Руководство на месте осуществляет полковник Соколов. Капитан Волков будет координировать действия полиции.

Я кивнул, принимая ответственность.

— Выезжаем через тридцать минут, — заключил Бережной. — Вопросы?

— Что с ордером на обыск? — спросил один из офицеров. — Территория формально принадлежит частной компании.

— Ордер получен, — ответил Бережной. — Основание — подозрение в незаконных археологических раскопках и возможное удержание заложницы.

Больше вопросов не было, и все разошлись готовиться к операции.

Я подошёл к Бережному после брифинга.

— Есть новости о смерти Жигулина? — спросил я.

— Предварительные результаты экспертизы указывают на то, что это не самоубийство, — ответил он. — Угол выстрела не соответствует типичному для самоубийства, и на руке нет следов пороха. Кто-то очень постарался инсценировать самоубийство, но допустил ошибки.

— Значит, это убийство.

— Да. И, скорее всего, связанное с нашим делом. Возможно, Жигулин знал что-то важное о местонахождении Янтарной комнаты или "Слезы Юраты".

Я вспомнил о карте с отметками.

— Или у него была эта карта, и кто-то хотел её получить.

— Возможно. В любом случае, его смерть — ещё одна причина действовать быстро. Если убийцы Жигулина связаны с людьми в Калиновке, они могут попытаться скрыться с ценностями в любой момент.

Я кивнул и отправился готовиться к операции. Через тридцать минут наша колонна из нескольких автомобилей выехала в направлении Калиновки.

По дороге я не мог перестать думать об Алисе. Была ли она действительно там? И если да, то в каком состоянии мы её найдём? Слова Евы о том, что похитители не планировали оставлять русскую женщину в живых, звучали в моей голове снова и снова.

Я также размышлял о возможной связи Алисы с контрабандистами. Что, если она действительно была А. Карповой из базы данных Интерпола? Что, если она использовала меня и расследование для поиска Янтарной комнаты?

Но даже если это было правдой, я не мог допустить, чтобы с ней что-то случилось. Я должен был найти её и узнать правду.

Когда мы приблизились к Калиновке, Соколов дал последние инструкции.

— Мы окружаем территорию и блокируем все возможные пути отхода. Затем основная группа входит через главный вход. Вторая группа контролирует периметр на случай, если кто-то попытается бежать.

— А что с подземельями? — спросил я. — Если они уже спустились туда?

— У нас есть специалисты по подземным операциям, — ответил Соколов. — Они пойдут первыми, если обнаружится, что люди Черняка находятся в туннелях.

Я кивнул. План был хорош, но я чувствовал беспокойство. Подземелья поместья были обширными и сложными, судя по карте. Если люди Черняка хорошо знали их планировку, они могли использовать это преимущество.

Мы остановились в лесу, примерно в километре от места раскопок. Дальше предстояло двигаться пешком, чтобы не привлекать внимания.

Группы заняли позиции вокруг территории, где работали люди Черняка. Через бинокль я видел, что палатка всё ещё стояла на месте, и вокруг неё было несколько человек.

— Готовы? — спросил Соколов по рации.

— Группа "Альфа" готова, — отозвался командир первой группы.

— Группа "Бета" на позиции, — доложил командир второй группы.

— Начинаем операцию, — скомандовал Соколов.

Группы быстро и слаженно двинулись к палатке. Я шёл вместе с основной группой, держа руку на кобуре.

Люди у палатки заметили нас, когда мы были уже в пятидесяти метрах. Двое из них потянулись к оружию, но, увидев численное превосходство и вооружение спецназа, подняли руки.

— Всем оставаться на местах! Полиция! — крикнул командир группы. — Лечь на землю, руки за голову!

Четверо мужчин у палатки подчинились, медленно опускаясь на землю. Но один из них, стоявший ближе всего к входу в палатку, внезапно нырнул внутрь.

— У нас беглец! — крикнул я, бросаясь за ним.

Внутри палатки я увидел открытый люк в полу и услышал звук шагов по металлической лестнице. Беглец спускался в подземелье.

— Один ушёл в туннели! — сообщил я по рации. — Преследую!

— Волков, ждите поддержку! — приказал Соколов, но я уже начал спускаться по лестнице.

Я не мог позволить ему уйти — особенно если там, внизу, была Алиса.

Спустившись, я оказался в узком бетонном коридоре, тускло освещённом редкими лампами. Впереди мелькнула тень беглеца.

— Стоять! Полиция! — крикнул я, но он только ускорил шаг.

Я бросился в погоню. Коридор разветвлялся, и беглец свернул направо. Я последовал за ним, стараясь не терять из виду.

Туннель постепенно расширялся, превращаясь в более просторное помещение. Я замедлил шаг, опасаясь засады. Впереди виднелся свет — похоже, там была установлена более мощная лампа.

Осторожно продвигаясь вперёд, я вышел в большое подземное помещение, похожее на склад или хранилище. Вдоль стен стояли деревянные ящики и металлические контейнеры. В центре помещения находился стол с разложенными на нём инструментами и какими-то документами.

И там был человек — тот самый беглец. Он стоял у дальней стены, держа что-то в руке. Когда я вошёл, он повернулся ко мне.

— Ни с места! — приказал я, направляя на него пистолет. — Бросьте оружие и поднимите руки!

— У меня нет оружия, капитан Волков, — ответил он спокойно. — Только это.

Он поднял руку, и я увидел, что он держит небольшой янтарный камень, внутри которого что-то темнело.

— "Янтарная муха"? — спросил я, не опуская пистолет.

— Именно, — кивнул он. — Ключ к тайне Янтарной комнаты. И к "Слезе Юраты".

— Кто вы?

— Меня зовут Виктор Черняк. Думаю, вы обо мне слышали.

Значит, это был сам Черняк, а не один из его людей. Главный организатор всей операции.

— Где Алиса Карпова? — спросил я, делая шаг вперёд.

— А, ваша подруга-историк, — усмехнулся Черняк. — Она оказалась очень полезной. Жаль только, что стала слишком любопытной.

— Что вы с ней сделали? — мой голос дрогнул от напряжения.

— Ничего непоправимого. Пока. Она здесь, в одном из помещений. Но вы её не найдёте без моей помощи. Эти туннели — настоящий лабиринт.

— Вы отведёте меня к ней, — это был не вопрос, а утверждение.

— Конечно, — неожиданно легко согласился Черняк. — Но сначала давайте договоримся. Я отдаю вам "янтарную муху" и показываю, где находится ваша подруга. А вы позволяете мне уйти.

— Вы серьёзно думаете, что я соглашусь на это? — спросил я. — Наверху полно полиции и ФСБ. Вам некуда бежать.

— О, выходов из этих туннелей гораздо больше, чем вы думаете, — улыбнулся Черняк. — Немцы были предусмотрительны. Но дело не в этом. Подумайте, капитан. Что для вас важнее — арестовать меня или спасти Алису Карпову?

Я колебался. По протоколу я должен был задержать Черняка и вызвать подкрепление. Но если он говорил правду, и Алиса действительно была где-то здесь, в этих запутанных туннелях...

— Время уходит, капитан, — сказал Черняк. — Ваша подруга в не самом комфортном положении. И воздух в том помещении не бесконечен.

Это решило дело.

— Хорошо, — сказал я. — Сначала вы показываете, где Алиса, и отдаёте "янтарную муху". Потом я даю вам пять минут форы.

Черняк кивнул.

— Разумный компромисс. Следуйте за мной.

Он двинулся к одному из боковых проходов, и я последовал за ним, не опуская пистолет. Мы прошли через несколько поворотов и оказались перед металлической дверью.

— Она здесь, — сказал Черняк, указывая на дверь. — Заперта изнутри. Ключ у меня.

Он достал из кармана небольшой ключ и протянул мне вместе с "янтарной мухой".

— Вот, как договорились. Теперь моя очередь уходить.

Я взял ключ и янтарный камень, не сводя глаз с Черняка.

— Пять минут, — сказал я. — Потом я сообщу о вашем местонахождении.

— Этого достаточно, — кивнул он и, повернувшись, быстро пошёл по коридору, вскоре скрывшись за поворотом.

Я немедленно вставил ключ в замок и открыл дверь. Внутри было темно, и я включил фонарик на телефоне.

Луч света выхватил из темноты фигуру, сидящую на стуле посреди небольшого помещения. Это была Алиса — связанная, с кляпом во рту, но живая. Её глаза расширились, когда она увидела меня.

Я бросился к ней, убрал кляп и начал развязывать верёвки.

— Андрей! — выдохнула она. — Как ты меня нашёл?

— Долгая история, — ответил я, освобождая её руки. — Ты в порядке? Они тебя не ранили?

— Нет, только напугали и связали. Черняк хотел, чтобы я помогла ему найти "Слезу Юраты". Он думал, что я знаю, где она.

— А ты знаешь? — спросил я, помогая ей встать.

Она посмотрела мне в глаза.

— Да. И теперь я понимаю, что она значит. "Слеза Юраты" — это не просто янтарный артефакт. Это ключ к тайнику, где спрятана Янтарная комната.

— И где этот ключ?

— В безопасном месте. Я спрятала его перед тем, как меня похитили. Но нам нужно спешить. Черняк не единственный, кто охотится за ним. Есть ещё Штайнер и Ковальски.

Я кивнул и достал рацию, чтобы связаться с Соколовым.

— Полковник, я нашёл Алису Карпову. Она жива и в относительном порядке. Мы в подземелье, примерно в трёхстах метрах от входа.

— Принято, — отозвался Соколов. — Оставайтесь на месте, к вам направляется группа поддержки. Черняк с вами?

Я посмотрел на часы. Прошло всего две минуты из обещанных пяти.

— Нет, он ушёл другим путём. Направление неизвестно.

— Понял. Мы блокировали все известные выходы. Если он попытается выбраться, мы его возьмём.

Я не был уверен, что они действительно знали все выходы из этого подземного лабиринта, но решил не спорить.

— У меня есть "янтарная муха", — сообщил я. — Черняк отдал её в обмен на возможность уйти.

— Хорошо. Сохраните артефакт. Это важная улика.

Я отключил рацию и повернулся к Алисе.

— Скоро здесь будет группа поддержки. Они помогут нам выбраться.

Она кивнула, но выглядела обеспокоенной.

— Андрей, есть кое-что, что ты должен знать. О "Слезе Юраты" и обо мне.

— Что именно?

— Я не совсем та, за кого себя выдавала. Я действительно историк, но также работаю на специальный отдел по возвращению культурных ценностей. Меня внедрили в музей, чтобы отследить контрабандистов янтаря и, возможно, выйти на след Янтарной комнаты.

Это объясняло многое — её знания, её связи, её интерес к делу.

— Значит, ты не контрабандистка, — сказал я с облегчением.

— Нет, конечно нет, — она выглядела удивлённой. — Почему ты так подумал?

— Была информация о некой А. Карповой, связанной с международными контрабандистами.

— А, это, — она слабо улыбнулась. — Это была легенда, часть моего прикрытия. Я должна была втереться в доверие к контрабандистам, чтобы выйти на Штайнера и Ковальски.

Я почувствовал, как напряжение последних дней начинает отпускать меня. Алиса была жива, и она не была преступницей. Но оставались ещё вопросы.

— А что с "Слезой Юраты"? Ты действительно знаешь, где она?

— Да. И я покажу тебе. Но не здесь и не сейчас. Сначала нам нужно выбраться отсюда и убедиться, что Черняк действительно пойман.

В этот момент в коридоре послышались шаги и голоса — приближалась группа поддержки.

— Капитан Волков! Вы здесь? — раздался голос одного из офицеров.

— Здесь! — отозвался я. — Мы в порядке!

Через несколько минут нас уже сопровождали наверх. Выйдя из подземелья, я увидел, что территория вокруг палатки полностью контролируется полицией и ФСБ. Задержанные люди Черняка сидели на земле под присмотром вооружённых офицеров.

Соколов подошёл к нам.

— Рад видеть вас живой и здоровой, госпожа Карпова, — сказал он. — У нас много вопросов к вам.

— И у меня есть ответы, полковник, — ответила Алиса. — Но сначала мне нужно показать капитану Волкову кое-что важное.

Соколов вопросительно посмотрел на меня.

— Это связано с "Слезой Юраты", — пояснил я. — Возможно, это поможет нам найти Янтарную комнату.

— Хорошо, — кивнул Соколов. — Но я отправлю с вами двух офицеров для безопасности. Черняк всё ещё на свободе.

Я согласился, и вскоре мы с Алисой и двумя офицерами ФСБ ехали в направлении, указанном ею.

— Куда мы направляемся? — спросил я.

— В Светлогорск, — ответила она. — Именно там я спрятала "Слезу Юраты" перед тем, как меня похитили.

Я кивнул и сосредоточился на дороге. Впереди нас ждала развязка этой запутанной истории, и я был готов наконец узнать правду о легендарной "Слезе Юраты" и её связи с Янтарной комнатой.

Когда мы прибыли в Светлогорск, солнце уже клонилось к закату, окрашивая море и побережье в золотистые тона. Алиса попросила остановиться возле небольшой гостиницы на набережной.

— Я остановилась здесь после того, как нашла "Слезу Юраты", — объяснила она. — И спрятала её в надёжном месте.

Мы вышли из машины, и офицеры ФСБ заняли позиции у входа в гостиницу, наблюдая за окрестностями. Алиса повела меня внутрь, к стойке администратора.

— Добрый вечер, — обратилась она к пожилой женщине за стойкой. — Я Алиса Карпова, останавливалась у вас на прошлой неделе. Оставила в сейфе ценную вещь.

— Конечно, помню вас, — улыбнулась администратор. — Сейчас принесу.

Она удалилась в подсобное помещение и вернулась с небольшой коробкой.

— Вот, пожалуйста. Всё как вы оставили.

Алиса поблагодарила женщину, и мы вышли на набережную. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, и первые звёзды появились на небе.

— Здесь, — сказала Алиса, указывая на скамейку с видом на море. — Я хочу показать тебе это здесь.

Мы сели, и она открыла коробку. Внутри, на бархатной подушечке, лежал янтарный кулон необычной формы. Он был размером с небольшое яблоко, идеально круглый, с каплевидным выступом сверху. Внутри янтаря виднелись какие-то странные включения — не насекомые, а что-то похожее на металлические детали.

— "Слеза Юраты", — прошептал я.

— Да, — кивнула Алиса. — Но это не просто красивый янтарь. Смотри.

Она поднесла кулон к свету заходящего солнца, и я увидел, что внутри действительно были металлические детали — маленькие шестерёнки и какой-то механизм.

— Что это? — спросил я, завороженный.

— Это ключ, — ответила Алиса. — Буквальный ключ к тайнику, где спрятана Янтарная комната. Или, по крайней мере, документы, указывающие на её местонахождение.

— Но как это работает?

— Я не уверена. Но, судя по документам, которые я нашла, этот механизм внутри янтаря должен как-то взаимодействовать с замком в одном из подземных помещений Кёнигсвальде. Возможно, с тем самым, которое отмечено красным крестом на карте Жигулина.

Я вспомнил слова Евы Новак о том, что внутри "янтарной мухи" тоже был какой-то предмет, похожий на ключ или шестерёнку.

— "Янтарная муха", — сказал я, доставая из кармана артефакт, полученный от Черняка. — В ней тоже что-то есть.

Я поднёс янтарный камень к свету, и мы увидели, что внутри, помимо доисторического насекомого, действительно был маленький металлический предмет.

— Два ключа, — прошептала Алиса. — Или две части одного механизма.

— Которые должны работать вместе, — добавил я. — Вот почему Черняк и Штайнер так отчаянно их искали.

Алиса кивнула и внимательно посмотрела на меня.

— Андрей, ты понимаешь, что это значит? Мы можем найти Янтарную комнату. Вернуть России одно из величайших сокровищ, утраченных во время войны.

— Или хотя бы узнать, что с ней случилось, — сказал я. — Но сначала нам нужно вернуться в Калиновку и найти тот замок или механизм, с которым должны взаимодействовать эти ключи.

— И поймать Черняка, — добавила Алиса. — Он слишком много знает и слишком опасен, чтобы оставлять его на свободе.

Я кивнул и достал телефон, чтобы связаться с Соколовым. Нам предстояло вернуться в Калиновку и завершить то, что мы начали.

Но прежде чем я успел набрать номер, телефон зазвонил сам. Это был Соколов.

— Капитан, у нас новости, — сказал он без предисловий. — Черняк задержан при попытке пересечь границу с Польшей. Он у нас.

— Отлично, — ответил я. — Мы нашли "Слезу Юраты". И, похоже, она действительно связана с Янтарной комнатой.

— Хорошие новости, — в голосе Соколова слышалось удовлетворение. — Возвращайтесь в Калининград. Нам нужно всё обсудить и спланировать дальнейшие действия.

— Будем через час, — сказал я и отключился.

Я повернулся к Алисе.

— Черняка поймали. Соколов хочет, чтобы мы вернулись в Калининград для планирования дальнейших действий.

Она кивнула, бережно убирая "Слезу Юраты" обратно в коробку.

— Значит, всё почти закончилось.

— Почти, — согласился я. — Осталось найти то, что искали все эти люди — от нацистов до современных контрабандистов.

Мы встали и направились к машине, где нас ждали офицеры ФСБ. Впереди был финальный этап нашего расследования — разгадка тайны Янтарной комнаты, скрытой в подземельях Кёнигсвальде.

Я не знал, что мы найдём там — саму комнату, документы о её местонахождении или лишь очередную загадку. Но я был уверен в одном: вместе с Алисой мы были ближе к разгадке этой тайны, чем кто-либо за последние семьдесят лет.

И какой бы ни была правда о судьбе Янтарной комнаты, мы были готовы её узнать.

ГЛАВА 12: КЛИНИКА

"Граница между лечением и заключением иногда тоньше человеческого волоса."
— Д-р Фридрих Мейер, "Этика психиатрии"

Утро началось с неожиданного звонка. Я только вышел из душа, когда телефон разразился настойчивой трелью. На экране высветилось имя Бережного.

— Волков слушает, — ответил я, прижимая телефон плечом к уху и пытаясь одновременно натянуть рубашку.

— Андрей, срочно приезжай в отдел, — голос Бережного звучал напряжённо. — У нас новая информация по Алисе.

Я замер.

— Что случилось?

— Не по телефону. Жду тебя через двадцать минут.

Связь прервалась, и я остался стоять с телефоном в руке, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее. После операции в Калиновке прошло три дня. Три дня, в течение которых мы не получали никаких новостей об Алисе. Она исчезла так же внезапно, как и появилась в моей жизни, оставив после себя лишь вопросы и чувство незавершённости.

Я быстро оделся, схватил ключи от машины и выбежал из квартиры. Дорога до отдела заняла пятнадцать минут — я нарушил несколько правил дорожного движения, но сейчас это казалось несущественным.

В кабинете Бережного уже находился Соколов. Они оба выглядели серьёзными и обеспокоенными.

— Что произошло? — спросил я, закрывая за собой дверь.

Бережной молча протянул мне распечатку электронного письма. Я быстро пробежал глазами по тексту:

"Алиса Карпова находится в психиатрической клинике "Вальдфриден" под Берлином. Её удерживают против воли. Времени мало."

Письмо было отправлено с анонимного адреса на официальную почту отдела.

— Когда это пришло? — спросил я, чувствуя, как внутри всё сжимается.

— Сегодня в 4:30 утра, — ответил Бережной. — Мы сразу начали проверку. Клиника "Вальдфриден" действительно существует — это частное психиатрическое учреждение в пригороде Берлина.

— И вы думаете, что Алиса действительно там?

Соколов кивнул.

— У нас есть основания так полагать. Мы задействовали дипломатические каналы и неофициальные источники. По предварительной информации, три дня назад в клинику действительно поступила пациентка, соответствующая описанию Алисы. Документы оформлены на имя Анны Кляйн, но фотография в медицинской карте очень похожа на Карпову.

Я почувствовал, как кровь приливает к лицу.

— Кто её туда поместил? И на каком основании?

— Официально — её родственник, некий Герхард Кляйн, якобы двоюродный брат, — ответил Бережной. — Диагноз — острый психоз с параноидальным синдромом. Согласно документам, пациентка страдает манией преследования и имеет бредовые идеи о нацистских сокровищах и заговорах.

— Это абсурд! — воскликнул я. — Мы все знаем, что Алиса психически здорова, и что Янтарная комната действительно существовала!

— Разумеется, — согласился Соколов. — Но с точки зрения немецкой бюрократии всё оформлено безупречно. Есть заключение врача, подпись родственника, история болезни...

— Поддельная история болезни, — уточнил Бережной. — Мы проверили. В прошлом у Алисы действительно был эпизод депрессии после смерти родителей, она даже консультировалась с психотерапевтом. Но никаких серьёзных психических расстройств у неё никогда не было.

— Кто-то очень постарался создать правдоподобную легенду, — добавил Соколов. — Использовал реальные факты из её биографии, но исказил их, преувеличил.

Я сжал кулаки, пытаясь сдержать гнев.

— Штайнер, — произнёс я. — Это его рук дело.

Бережной кивнул.

— Мы тоже так думаем. Особенно учитывая, что клиника "Вальдфриден" получает значительное финансирование от благотворительного фонда "Новый Кёнигсберг".

— Который основан и управляется Штайнером, — закончил я его мысль.

— Именно, — подтвердил Соколов. — Слишком много совпадений.

Я начал мерить шагами кабинет, пытаясь собраться с мыслями.

— Мы должны её вытащить оттуда. Немедленно.

— Не так быстро, Андрей, — остановил меня Бережной. — Это не Россия, а Германия. У нас нет юрисдикции. Мы не можем просто ворваться в клинику и забрать пациентку.

— Тогда что вы предлагаете? — спросил я, с трудом сдерживая эмоции. — Оставить её там? Позволить Штайнеру делать с ней что вздумается?

— Конечно, нет, — спокойно ответил Соколов. — Мы уже работаем над этим. Наше посольство в Берлине задействовало консульскую службу. Они готовят официальный запрос о гражданке России, возможно, удерживаемой против воли.

— Но это займёт время, — возразил я. — Дипломатические процедуры могут тянуться неделями. А в письме сказано, что времени мало.

— Поэтому мы рассматриваем и другие варианты, — сказал Бережной. — Более... неофициальные.

Я внимательно посмотрел на него.

— Что вы имеете в виду?

Бережной переглянулся с Соколовым, и тот кивнул, словно давая разрешение.

— У нас есть контакты в Берлине, — начал Бережной. — Люди, которые могли бы помочь организовать... скажем так, экстренную эвакуацию Алисы из клиники.

— Вы говорите о спецоперации на территории другого государства? — уточнил я.

— Я говорю о частной инициативе, — осторожно ответил Бережной. — Официально ни полиция, ни ФСБ не будут иметь к этому отношения. Но мы можем предоставить необходимую информацию и косвенную поддержку.

Я понимал, о чём он говорит. Это был рискованный план, балансирующий на грани закона, но, возможно, единственный способ быстро вытащить Алису из клиники.

— Я еду в Берлин, — решительно сказал я.

— Я так и думал, что ты это скажешь, — вздохнул Бережной. — Уже заказан билет на твоё имя. Вылет сегодня в 15:40 из Храброво.

Я удивлённо посмотрел на него.

— Вы всё спланировали ещё до моего прихода?

— Мы знали, что ты не останешься в стороне, — ответил Соколов. — И, честно говоря, ты лучше всех подходишь для этой миссии. Ты знаешь Алису, знаешь детали дела, и у тебя есть личная мотивация.

— Которая может как помочь, так и помешать, — добавил Бережной. — Поэтому я прошу тебя действовать хладнокровно. Никакой самодеятельности. Ты будешь работать с нашим человеком в Берлине, и следовать его указаниям.

Я кивнул, понимая серьёзность ситуации.

— Кто этот человек?

— Его зовут Макс Вагнер, — ответил Соколов. — Формально он журналист, работает в берлинском бюро российского информационного агентства. Неформально... скажем так, у него есть опыт в решении деликатных проблем.

— Он встретит тебя в аэропорту, — продолжил Бережной. — Вот его фотография и контактные данные.

Он протянул мне конверт, который я сразу же убрал во внутренний карман пиджака.

— Что мне нужно знать о клинике? — спросил я.

— "Вальдфриден" — это не обычная психиатрическая больница, — начал объяснять Соколов. — Это элитное учреждение для состоятельных пациентов. Высокий уровень безопасности, ограниченный доступ посетителей, строгий контроль. Но при этом они очень заботятся о своей репутации.

— Что может сыграть нам на руку, — добавил Бережной. — Они не захотят скандала, особенно международного.

— Есть ещё кое-что, что тебе следует знать, — сказал Соколов, и его тон заставил меня насторожиться. — Мы получили информацию о том, что в прошлом у Алисы действительно были некоторые... проблемы с психическим здоровьем.

Я нахмурился.

— Вы же только что сказали, что это была просто депрессия после смерти родителей.

— Да, но есть и другие сведения, — осторожно продолжил Соколов. — Согласно некоторым источникам, в студенческие годы у неё был эпизод, который можно было бы классифицировать как нервный срыв. Она была одержима идеей найти Янтарную комнату, проводила бессонные ночи за исследованиями, утверждала, что ей являются видения прошлого...

— И вы верите этим "источникам"? — спросил я с нескрываемым скептицизмом.

— Мы проверяем всю информацию, — ответил Бережной. — Но факт остаётся фактом: Штайнер использовал какие-то реальные эпизоды из прошлого Алисы, чтобы создать правдоподобную историю болезни. И это может осложнить нашу задачу.

Я задумался. Если у Алисы действительно были какие-то проблемы в прошлом, это могло дать Штайнеру юридическое основание для её удержания в клинике. Но это не меняло главного — её держали там против воли, и мы должны были её освободить.

— Что ещё я должен знать о клинике? — спросил я, возвращаясь к практическим вопросам.

— Вот полное досье, — Соколов протянул мне папку. — План здания, режим работы, информация о персонале. Особое внимание обрати на главного врача — доктора Клауса Хоффмана. Он давний друг Штайнера и, предположительно, в курсе всей ситуации.

Я открыл папку и бегло просмотрел содержимое. Клиника "Вальдфриден" располагалась в старинном особняке, окружённом парком. Трёхэтажное здание в неоготическом стиле, построенное в конце XIX века как загородная резиденция прусского аристократа, в 1990-х было переоборудовано под частную клинику. Территория огорожена высоким забором, круглосуточная охрана, камеры видеонаблюдения.

— Не самое лёгкое место для проникновения, — заметил я.

— Поэтому мы не рекомендуем прямое вторжение, — сказал Бережной. — Макс предложит более тонкий план действий. Возможно, с использованием легальных каналов и давления на руководство клиники.

— А если это не сработает?

— Тогда придётся импровизировать, — ответил Соколов. — Но помни: твоя главная задача — найти Алису и убедиться, что с ней всё в порядке. Не пытайся геройствовать или мстить Штайнеру. Это может только навредить.

Я кивнул, понимая, что они правы. Мои личные чувства не должны мешать операции.

— Когда мне нужно выезжать в аэропорт?

— Через два часа, — ответил Бережной. — У тебя есть время собрать вещи и ознакомиться с материалами.

— И ещё кое-что, — добавил Соколов, протягивая мне небольшой пакет. — Здесь новый телефон с немецкой SIM-картой, зарегистрированной на подставное лицо, и некоторые другие полезные вещи. Твой обычный телефон лучше оставить здесь.

Я взял пакет и кивнул.

— Спасибо за поддержку. Я не подведу.

— Мы знаем, — Бережной встал и пожал мне руку. — Удачи, Андрей. И будь осторожен.

Я вышел из кабинета с папкой документов и пакетом от Соколова. В голове уже формировался план действий. Первым делом нужно было вернуться домой, собрать необходимые вещи и тщательно изучить материалы о клинике.

Дома я открыл пакет, полученный от Соколова. Помимо телефона там оказались паспорт на имя Андрея Волкова (мой настоящий, но с дополнительными визами), кредитная карта международного банка, небольшая сумма евро наличными и, что удивило меня больше всего, миниатюрный диктофон с функцией удалённой передачи данных.

Я включил новый телефон и обнаружил, что в нём уже были сохранены несколько контактов, в том числе номер Макса Вагнера и какой-то экстренный номер, обозначенный просто буквой "S" — вероятно, Соколов.

Следующие полтора часа я провёл, изучая материалы о клинике "Вальдфриден". Чем больше я узнавал, тем сложнее казалась задача. Клиника была настоящей крепостью — как в прямом, так и в переносном смысле. Высокие стены, современные системы безопасности, строгий контроль посетителей. Но у каждой крепости есть слабые места, и я был полон решимости их найти.

Особое внимание я уделил информации о докторе Клаусе Хоффмане. Шестидесятилетний психиатр с безупречной репутацией, автор нескольких книг по клинической психологии, член различных профессиональных ассоциаций. На первый взгляд — уважаемый специалист. Но его связь со Штайнером заставляла сомневаться в его профессиональной этике.

В досье также содержалась информация о том, что доктор Хоффман увлекается историей Восточной Пруссии и коллекционирует предметы искусства того периода. Это могло объяснять его интерес к Янтарной комнате и готовность сотрудничать со Штайнером.

Закончив с изучением материалов, я собрал небольшую сумку с самым необходимым — сменой одежды, туалетными принадлежностями и несколькими полезными мелочами, которые могли пригодиться в непредвиденных ситуациях. Затем вызвал такси до аэропорта.

По дороге я размышлял о том, что могло произойти с Алисой после операции в Калиновке. Последний раз я видел её, когда мы передавали "Слезу Юраты" и "янтарную муху" специалистам для изучения. Она выглядела уставшей, но воодушевлённой — мы были так близки к разгадке тайны Янтарной комнаты. Она сказала, что хочет отдохнуть и привести мысли в порядок, и мы договорились встретиться через пару дней.

Но встреча не состоялась. Алиса не пришла в назначенное время, не отвечала на звонки. Я обратился в полицию, но там мне сказали, что для объявления в розыск взрослого человека должно пройти не менее трёх дней. А потом пришло это анонимное письмо...

Кто мог его отправить? Кто-то из клиники, кто знал о ситуации с Алисой и хотел помочь? Или это была ловушка, призванная заманить меня в Берлин? В любом случае, у меня не было выбора. Я должен был проверить эту информацию.

В аэропорту всё прошло гладко. Никаких проблем с регистрацией или паспортным контролем. Рейс до Берлина был полупустым, и я получил место у окна. Глядя на проплывающие внизу облака, я продолжал обдумывать предстоящую операцию, пытаясь предусмотреть все возможные сценарии и риски.

Берлин встретил меня моросящим дождём и прохладным ветром. Я быстро прошёл паспортный контроль и направился к выходу из терминала, где, согласно договорённости, меня должен был ждать Макс Вагнер.

Я узнал его сразу, хотя видел только фотографию. Высокий мужчина лет сорока, с короткой стрижкой и внимательным взглядом, одетый в неприметный серый плащ. Он стоял у колонны, держа в руках газету — классический способ обозначить себя при встрече.

— Герр Волков? — спросил он по-немецки, когда я подошёл.

— Да, — ответил я на том же языке. — Вы Макс?

Он кивнул и протянул руку для рукопожатия.

— Добро пожаловать в Берлин. Машина на парковке. Поговорим по дороге.

Мы вышли из терминала и направились к многоуровневой парковке. Макс двигался уверенно, но постоянно осматривался по сторонам — профессиональная привычка человека, привыкшего к конспирации.

Его машина оказалась неприметным серым "Фольксвагеном" — идеальный выбор для того, чтобы оставаться незамеченным в городском потоке.

— Как прошёл полёт? — спросил Макс, выезжая с парковки.

— Без происшествий, — ответил я. — Что у нас с планом действий?

Макс улыбнулся моей прямолинейности.

— Сначала едем в безопасное место, где вы сможете отдохнуть и подготовиться. Я снял квартиру в районе Шарлоттенбург — достаточно близко к клинике, но не настолько, чтобы вызвать подозрения.

— А что с самой клиникой? Вы уже провели разведку?

— Да, — кивнул Макс. — Я посетил "Вальдфриден" вчера под видом журналиста, пишущего статью о частных психиатрических учреждениях Германии. Мне удалось осмотреть общественные зоны и поговорить с некоторыми сотрудниками.

— И что вы выяснили?

— Клиника действительно принимает только состоятельных пациентов. Уровень безопасности высокий, но не экстремальный — всё-таки это медицинское учреждение, а не тюрьма. Пациенты размещены в отдельных палатах, больше похожих на гостиничные номера. Есть общие зоны для терапевтических занятий и отдыха.

— А что насчёт Алисы? Вы смогли подтвердить, что она там?

Макс кивнул.

— Косвенно — да. Я видел список пациентов на одном из мониторов. Там значилась Анна Кляйн, поступившая три дня назад. Палата на третьем этаже, в восточном крыле.

— Это самая охраняемая часть здания?

— Не совсем. Там размещают пациентов, которые не представляют опасности для себя или окружающих, но нуждаются в постоянном наблюдении. Доступ ограничен, но не так строго, как в отделении для тяжёлых случаев.

Я задумался. Это могло сыграть нам на руку.

— Какой план вы предлагаете?

— У нас есть несколько вариантов, — ответил Макс, ловко маневрируя в плотном берлинском трафике. — Первый — официальный. Мы можем попытаться организовать визит представителя российского консульства в сопровождении адвоката. Это займёт время, но будет полностью легально.

— Слишком долго, — покачал я головой. — В письме сказано, что времени мало.

— Тогда второй вариант — я могу организовать вам доступ в клинику под видом специалиста. Например, консультанта по фармакологии или представителя медицинской компании. Это даст вам возможность легально находиться в здании и, возможно, даже увидеть Алису.

— Но не вывести её оттуда, — заметил я.

— Для этого есть третий вариант, — Макс понизил голос, хотя мы были одни в машине. — Более... нестандартный. Но он требует тщательной подготовки и связан с определёнными рисками.

— Я готов рискнуть, — твёрдо сказал я. — Что вы предлагаете?

— У меня есть контакт среди персонала клиники — медбрат по имени Томас. Он... скажем так, не слишком доволен некоторыми методами работы доктора Хоффмана. За определённое вознаграждение он готов помочь нам организовать "экскурсию" в закрытые зоны клиники.

— Ему можно доверять?

— В пределах его финансовой заинтересованности — да. Он не знает о реальной цели нашего визита, думает, что мы журналисты, расследующие нарушения в клинике.

Я обдумал эту информацию. План был рискованным, но, похоже, наиболее эффективным в нашей ситуации.

— Когда мы можем встретиться с этим Томасом?

— Сегодня вечером. Он заканчивает смену в восемь и согласился встретиться с нами в баре недалеко от клиники.

— Хорошо, — кивнул я. — А что с доктором Хоффманом? Он будет в клинике завтра?

— По моей информации, да. Он обычно проводит обход с девяти до одиннадцати утра, затем у него приёмы до трёх часов дня.

— Значит, лучшее время для нашего визита — после трёх, когда он может быть менее бдителен после рабочего дня.

Макс одобрительно кивнул.

— Вы быстро схватываете. Да, это было бы оптимально. Но есть ещё один фактор, который нужно учесть.

— Какой?

— Штайнер. По моим данным, он регулярно посещает клинику. И не один — обычно с парой телохранителей.

Это осложняло ситуацию. Встреча со Штайнером была бы крайне нежелательна.

— У вас есть информация о графике его визитов?

— К сожалению, нет точных данных. Но, судя по наблюдениям Томаса, он чаще всего приезжает по вечерам, после окончания рабочего дня.

Я задумался. Если мы пойдём в клинику днём, шансы столкнуться со Штайнером будут ниже. Но полностью исключить такую возможность нельзя.

— Нам нужно быть готовыми к любому развитию событий, — сказал я. — В том числе и к встрече со Штайнером.

— Согласен, — кивнул Макс. — Поэтому я предлагаю сначала провести разведку. Завтра утром вы могли бы посетить клинику официально — например, как потенциальный клиент, интересующийся услугами для родственника. Это даст вам возможность легально осмотреть часть помещений и, возможно, получить дополнительную информацию.

— А затем, во второй половине дня, мы возвращаемся с помощью вашего контакта для более... детального исследования, — закончил я его мысль.

— Именно, — Макс улыбнулся. — Вы действительно быстро схватываете.

Мы выехали на широкий проспект, ведущий в западную часть Берлина. Дождь усилился, и Макс включил дворники на максимальную скорость.

— Мы почти приехали, — сказал он. — Квартира находится в тихом районе, в пяти минутах ходьбы от станции метро. Рядом есть несколько кафе и магазинов, так что вы сможете свободно перемещаться, не привлекая внимания.

— Отлично, — кивнул я. — А что с легендой для моего первого визита в клинику?

— Я подготовил документы, — ответил Макс. — Вы будете выступать как Андрей Волков, бизнесмен из России, рассматривающий возможность лечения своей сестры, страдающей от депрессии и тревожных расстройств. Это даст вам основание интересоваться условиями содержания пациентов и осмотреть часть помещений.

— Звучит убедительно, — согласился я. — Что ж, давайте действовать по этому плану.

Макс свернул на тихую улицу, обсаженную деревьями, и остановился возле аккуратного пятиэтажного дома.

— Приехали, — сказал он. — Квартира на третьем этаже. Полностью оборудована всем необходимым, включая защищённый интернет-канал для связи с Калининградом.

Я вышел из машины, чувствуя, как дождевые капли барабанят по плечам. Берлин встречал меня неприветливо, но я был полон решимости. Где-то в этом огромном городе, в стенах психиатрической клиники, Алиса ждала помощи. И я не собирался её подводить.

Поднимаясь по лестнице за Максом, я мысленно готовился к предстоящей операции. Завтра я сделаю первый шаг к её освобождению. А послезавтра, если всё пойдёт по плану, мы уже будем на пути домой.

Но в глубине души я понимал, что редко что-то идёт строго по плану. Особенно когда имеешь дело с такими людьми, как Штайнер. Нас ждали непредвиденные трудности и опасности. Но я был готов к ним. Ради Алисы. Ради истины. И ради завершения дела, которое стало для меня гораздо больше, чем просто расследование.

Макс открыл дверь квартиры и включил свет.

— Располагайтесь, — сказал он. — В семь часов я заеду за вами, и мы отправимся на встречу с Томасом. А пока отдохните и подготовьтесь. Завтра нас ждёт непростой день.

Я кивнул и вошёл в квартиру, мысленно уже прокручивая в голове план действий на завтра. Операция по спасению Алисы началась.

ГЛАВА 13: ПОБЕГ

"Нет таких стен, которые не могла бы преодолеть человеческая воля."
— Из дневника узника

Утро выдалось на удивление солнечным, что казалось добрым знаком. Я проснулся рано, ещё до звонка будильника, и сразу приступил к подготовке. Сегодня предстояло провести разведку в клинике "Вальдфриден", а затем встретиться с Томасом для обсуждения деталей плана освобождения Алисы.

Я как раз заканчивал завтрак, когда зазвонил телефон. Номер не определился, но я всё равно ответил.

— Волков слушает.

— Доброе утро, Андрей, — голос Бережного звучал неожиданно чётко, без помех, характерных для международных звонков. — Как устроились?

— Нормально, — ответил я, удивлённый его звонком. — Готовлюсь к первому визиту в клинику.

— Отлично. Но у меня для вас новость, которая может изменить ваши планы.

Я напрягся.

— Что случилось?

— Я прилетаю в Берлин сегодня днём. Официально — для участия в дипломатической встрече по вопросам культурного сотрудничества. Неофициально — чтобы помочь вам с операцией.

Это была неожиданность. Бережной редко лично участвовал в полевых операциях, предпочитая координировать действия из штаба.

— Что-то изменилось? — спросил я.

— Да. Мы получили новую информацию от нашего источника в окружении Штайнера. Ситуация сложнее, чем мы думали. Алиса не просто заложница — она обладает информацией, которая может серьёзно навредить Штайнеру и его планам.

— Какой информацией?

— Точно не знаю, но это связано с какими-то документами, которые она обнаружила незадолго до похищения. Возможно, доказательства незаконной деятельности Штайнера или что-то, связанное с Янтарной комнатой.

Я вспомнил, как Алиса говорила о своих исследованиях и находках перед тем, как исчезнуть. Она была взволнована, говорила, что напала на след чего-то важного.

— Это объясняет, почему её поместили в клинику, а не просто... устранили, — сказал я, с трудом произнося последнее слово.

— Именно. Штайнеру нужно знать, что именно ей известно и кому ещё она могла передать эту информацию. Поэтому он держит её под наблюдением доктора Хоффмана, который, вероятно, пытается выведать у неё эти сведения.

— Используя психиатрические методы, — мрачно добавил я.

— К сожалению, да. Поэтому нам нужно действовать быстрее. Я буду в Берлине к трём часам дня. Встретимся в российском консульстве в четыре. К тому времени вы уже должны закончить разведку в клинике.

— Понял. Что-нибудь ещё?

— Да. Есть вероятность, что Алиса сама готовит побег. Наш источник сообщил, что она установила контакт с одной из медсестёр — некой Ингой Шмидт. Эта Инга, похоже, сочувствует Алисе и не одобряет методы Хоффмана.

Это была важная информация. Если Алиса действительно планировала побег с помощью этой медсестры, наши действия нужно было координировать очень тщательно.

— Вы знаете, когда они планируют действовать?

— Нет точных данных. Но, судя по всему, скоро. Возможно, даже сегодня.

— Тогда мне нужно ускорить разведку и попытаться установить контакт с этой Ингой.

— Действуйте осторожно, Андрей. Штайнер не тот человек, с которым можно шутить. Если он заподозрит что-то неладное, последствия могут быть очень серьёзными.

— Я понимаю. До встречи в консульстве.

Я отключил телефон и задумался. Новая информация существенно меняла ситуацию. Если Алиса сама готовила побег, мы могли либо помочь ей, либо помешать, действуя независимо. Нужно было как-то скоординировать наши усилия.

Я позвонил Максу и сообщил ему о новостях.

— Это усложняет дело, — сказал он после паузы. — Но может и сыграть нам на руку. Если медсестра Инга действительно помогает Алисе, она может стать нашим союзником.

— Нужно найти способ связаться с ней, — сказал я. — Возможно, через Томаса?

— Возможно. Я попробую выяснить, знает ли он её. А пока давайте придерживаться первоначального плана. Я заеду за вами через полчаса, и мы отправимся в клинику.

Ровно через тридцать минут Макс уже ждал меня у подъезда. По дороге в клинику мы ещё раз обсудили легенду и план действий. Я должен был представиться как бизнесмен, интересующийся возможностью лечения сестры в "Вальдфридене". Макс выступал в роли моего переводчика и помощника.

Клиника "Вальдфриден" оказалась именно такой, как я представлял по фотографиям и описаниям — величественное неоготическое здание, окружённое ухоженным парком. Высокая кованая ограда, камеры видеонаблюдения, охрана у ворот — всё говорило о серьёзном уровне безопасности.

Охранник на входе проверил наши документы и связался с администрацией. После короткого разговора он пропустил нас на территорию, указав дорогу к главному входу.

— Пока всё идёт по плану, — тихо сказал Макс, когда мы шли по аллее к зданию. — В приёмной нас должна встретить фрау Вебер, администратор. Она проведёт экскурсию по общественным зонам клиники.

— А как насчёт закрытых отделений?

— Туда нас, конечно, не пустят. Но мы хотя бы получим представление о планировке здания и системе безопасности.

В холле клиники нас встретила элегантная женщина средних лет с безупречной причёской и профессиональной улыбкой.

— Герр Волков? Добро пожаловать в "Вальдфриден". Я Марта Вебер, администратор клиники. Доктор Хоффман просил передать свои извинения — у него срочный случай, и он не сможет лично встретиться с вами сегодня. Но я с удовольствием покажу вам нашу клинику и отвечу на все вопросы.

Я изобразил лёгкое разочарование, но согласился на экскурсию с фрау Вебер. Отсутствие Хоффмана было даже к лучшему — меньше шансов быть узнанным, если Штайнер предоставил ему информацию обо мне.

Следующий час мы провели, осматривая общественные зоны клиники — просторные холлы, комнаты для групповой терапии, зимний сад, столовую. Всё выглядело безупречно — чисто, современно, комфортно. Никаких признаков того, что это место могло использоваться для незаконного удержания людей.

— А как организовано размещение пациентов? — спросил я, когда мы остановились в зимнем саду.

— У нас три отделения, — ответила фрау Вебер. — Первое — для пациентов с лёгкими формами депрессии и тревожных расстройств. Второе — для более серьёзных случаев, требующих постоянного наблюдения. И третье — специализированное отделение для пациентов с тяжёлыми психическими расстройствами.

— Могу я увидеть палаты?

— Конечно. Я покажу вам стандартную палату в первом отделении. Она сейчас свободна.

Мы поднялись на второй этаж, где располагалось первое отделение. Палата действительно больше напоминала номер в хорошем отеле — просторная комната с большим окном, удобная кровать, письменный стол, кресло, телевизор, отдельная ванная комната.

— Впечатляет, — искренне сказал я. — А как выглядят палаты во втором и третьем отделениях?

— Они похожи, но с некоторыми отличиями, связанными с безопасностью пациентов, — ответила фрау Вебер. — Например, в третьем отделении окна защищены специальными решётками, а мебель закреплена.

— Понимаю. А где находятся эти отделения?

— Второе отделение занимает третий этаж восточного крыла, а третье — западное крыло того же этажа.

Это совпадало с информацией, полученной от Макса. Алиса должна была находиться в восточном крыле, на третьем этаже.

— Могу я увидеть эти отделения? — спросил я. — Просто чтобы иметь полное представление.

Фрау Вебер вежливо, но твёрдо покачала головой.

— К сожалению, это невозможно без специального разрешения доктора Хоффмана. Доступ в эти отделения строго ограничен для обеспечения конфиденциальности и спокойствия пациентов.

Я не стал настаивать, чтобы не вызывать подозрений.

— Конечно, я понимаю. Безопасность пациентов превыше всего.

Экскурсия продолжилась, и я старался запомнить как можно больше деталей — расположение камер наблюдения, пункты охраны, запасные выходы. Всё это могло пригодиться при планировании операции по освобождению Алисы.

Когда мы проходили мимо сестринского поста на втором этаже, я заметил молодую медсестру, которая с любопытством посмотрела на нас. На её бейдже было написано "Инга Шмидт". Это могла быть та самая Инга, о которой говорил Бережной. Я незаметно толкнул Макса и кивнул в её сторону.

Макс понял мой намёк и, когда фрау Вебер на мгновение отвлеклась, ответив на звонок, быстро подошёл к сестринскому посту.

— Простите, фройляйн, — обратился он к медсестре по-немецки. — Не могли бы вы подсказать, где здесь туалет?

Пока Инга объясняла дорогу, я заметил, как Макс незаметно положил на стойку маленькую записку. Инга скользнула по ней взглядом, но не подала виду, что заметила что-то необычное.

Фрау Вебер закончила разговор и вернулась к нам.

— Прошу прощения за прерывание. Давайте продолжим нашу экскурсию.

Мы осмотрели ещё несколько помещений, и я задал все вопросы, которые мог бы задать потенциальный клиент — о методах лечения, квалификации персонала, режиме посещений. Фрау Вебер отвечала подробно и профессионально, но я чувствовал, что она тщательно подбирает слова, избегая определённых тем.

Когда экскурсия подошла к концу, я поблагодарил администратора и выразил заинтересованность в услугах клиники.

— Я должен обсудить это с семьёй, — сказал я. — Возможно, мы вернёмся к вам с окончательным решением в ближайшие дни.

— Буду рада видеть вас снова, герр Волков, — улыбнулась фрау Вебер. — Если у вас возникнут дополнительные вопросы, не стесняйтесь обращаться.

Мы вышли из клиники и направились к машине. Только оказавшись на безопасном расстоянии, я спросил Макса:

— Что было в записке?

— Просьба о встрече. Я указал адрес кафе недалеко отсюда и время — два часа дня. Если она действительно та самая Инга и хочет помочь Алисе, она придёт.

— А если это ловушка? Если она работает на Штайнера?

— Тогда нам придётся быть очень осторожными, — ответил Макс. — Но я сомневаюсь. Она выглядела искренне заинтересованной, когда увидела записку.

Мы решили не возвращаться в квартиру, а провести время до встречи в кафе, наблюдая за окрестностями клиники. Макс припарковал машину в месте, откуда хорошо просматривался главный вход, и мы начали наблюдение.

— Что вы думаете о клинике? — спросил Макс, не отрывая взгляда от входа.

— Внешне всё выглядит безупречно, — ответил я. — Но это только фасад. Я заметил несколько странностей. Например, количество охраны слишком велико для обычной психиатрической клиники. И система контроля доступа на третий этаж чрезмерно строгая.

— Я тоже это заметил. Особенно меня насторожили камеры в коридорах — их расположение говорит о том, что они следят не столько за тем, чтобы пациенты не причинили себе вред, сколько за тем, чтобы они не покинули свои палаты.

Мы продолжали наблюдение, отмечая всех, кто входил и выходил из клиники. За час мы насчитали трёх посетителей, двух врачей и одну машину доставки. Ничего подозрительного.

В половине второго мы отправились в кафе, указанное в записке. Это было небольшое уютное заведение в паре кварталов от клиники. Мы выбрали столик у окна, откуда хорошо просматривался вход, и заказали кофе.

Ровно в два часа дверь кафе открылась, и вошла Инга Шмидт. Она была одета в гражданскую одежду — джинсы и свитер, волосы собраны в простой хвост. Она огляделась, заметила нас и направилась к нашему столику.

— Вы оставили записку, — сказала она по-немецки, обращаясь к Максу.

— Да, — ответил он. — Спасибо, что пришли. Это мой коллега, Андрей Волков.

Я кивнул, и Инга внимательно посмотрела на меня.

— Вы из России, — сказала она утвердительно. — Вы пришли за Алисой.

Это не был вопрос, и я решил не отрицать очевидное.

— Да. Вы ей помогаете?

Инга огляделась по сторонам, убедилась, что никто не подслушивает, и кивнула.

— Она не должна быть там. То, что с ней делают... это неправильно.

— Что именно с ней делают? — спросил я, чувствуя, как внутри всё сжимается от тревоги.

— Доктор Хоффман использует экспериментальные методы, — тихо сказала Инга. —Сильные препараты, гипноз, даже что-то похожее на допрос. Он пытается заставить её рассказать о каких-то документах, которые она нашла.

— Она говорила вам, что это за документы?

— Не подробно. Только то, что они связаны с каким-то проектом времён войны. Проект "Юрата", кажется.

Я переглянулся с Максом. "Юрата" — это имя из балтийской легенды, связанной с янтарём. Той самой легенды, которая дала название "Слезе Юраты".

— Она в порядке? — спросил я, возвращаясь к главному.

— Физически — да. Но психологически... ей тяжело. Они держат её под действием седативных препаратов, но не настолько сильных, чтобы она полностью потеряла ясность мышления. Хоффман хочет, чтобы она могла говорить и вспоминать.

— Вы сказали, что помогаете ей. Как именно?

Инга понизила голос почти до шёпота.

— Мы планируем побег. Сегодня вечером. В моё дежурство. Я могу вывести её через служебный вход во время смены персонала.

— Это рискованно, — заметил Макс. — Камеры, охрана...

— У меня есть план, — уверенно сказала Инга. — Я работаю там три года и знаю все слабые места в системе безопасности. Например, между семью и семью тридцать вечера происходит смена охраны, и на несколько минут наблюдение ослабевает. А в это же время в серверной проводится плановое обновление системы, и камеры в восточном крыле отключаются на две минуты.

— Звучит слишком идеально, — с подозрением сказал я. — Откуда вы знаете такие детали?

— Мой брат работает в IT-отделе клиники, — ответила Инга. — Он тоже считает, что то, что происходит с некоторыми пациентами, неправильно. Он согласился помочь.

Я всё ещё сомневался. Это могла быть ловушка, попытка выявить наши намерения. Но что, если Инга действительно хотела помочь Алисе? Мы не могли упустить этот шанс.

— Допустим, мы согласимся участвовать в вашем плане, — сказал я. — Что конкретно вы предлагаете?

— В семь вечера я выведу Алису из палаты, используя служебный пропуск. Мы спустимся по запасной лестнице в восточном крыле до первого этажа, а затем выйдем через служебный вход, который ведёт на парковку для персонала. Там должна ждать машина.

— Наша машина, — кивнул Макс.

— Да. Вы должны быть готовы к быстрому отъезду. Охрана может заметить побег довольно быстро.

— А что с камерами на парковке? — спросил я.

— Они будут работать, — признала Инга. — Но к тому времени, когда записи проверят, вы уже должны быть далеко. И если вы будете в машине с дипломатическими номерами...

— У нас нет такой машины, — сказал Макс.

Я вспомнил слова Бережного о том, что он прилетает в Берлин сегодня днём.

— Возможно, и есть, — сказал я. — Мой коллега прибывает сегодня с дипломатической миссией. У него может быть доступ к такому транспорту.

— Тем лучше, — кивнула Инга. — Это значительно снизит риски.

— Что насчёт Алисы? — спросил я. — Она знает о плане? Она в состоянии передвигаться самостоятельно?

— Да, она знает. И она справится. Препараты, которые ей дают, не настолько сильные. Я также могу дать ей стимулятор, если потребуется.

Я задумался. План был рискованным, но выполнимым. И если Бережной действительно сможет обеспечить машину с дипломатическими номерами, наши шансы на успех значительно возрастали.

— Хорошо, — сказал я наконец. — Мы согласны. Но нам нужно согласовать детали с нашим коллегой, который прибывает сегодня.

— Я буду ждать вас на парковке для персонала в семь вечера, — сказала Инга. — Восточная сторона, возле контейнеров для медицинских отходов. Там есть слепая зона для камер.

— Мы будем там, — подтвердил я.

Инга допила свой кофе и встала.

— Мне пора возвращаться. Не опаздывайте. И... будьте осторожны. Штайнер очень опасный человек.

Она ушла, а мы с Максом остались обсуждать план действий.

— Что вы думаете? — спросил он. — Ей можно доверять?

— Не знаю, — честно ответил я. — Но у нас нет особого выбора. Если есть шанс вытащить Алису сегодня, мы должны им воспользоваться.

— А если это ловушка?

— Тогда нам придётся быть готовыми к худшему. Но я не думаю, что это так. Инга выглядела искренне обеспокоенной.

Макс кивнул.

— Согласен. Что ж, давайте свяжемся с вашим начальником и обсудим детали операции.

Я позвонил Бережному и рассказал о встрече с Ингой и её плане. Он выслушал меня внимательно, не перебивая.

— Это рискованно, но может сработать, — сказал он после паузы. — Я прилетаю в два часа дня и буду в консульстве к трём. Приезжайте туда, обсудим детали. И да, я могу организовать машину с дипломатическими номерами.

— Отлично, — сказал я. — Тогда встретимся в консульстве.

Мы с Максом расплатились за кофе и вышли из кафе. До встречи с Бережным оставалось ещё несколько часов, и мы решили использовать это время для дополнительной разведки территории вокруг клиники.

— Нам нужно продумать маршрут отхода, — сказал Макс, когда мы сели в машину. — На случай преследования.

— И запасной план, — добавил я. — Если что-то пойдёт не так.

Мы объехали территорию клиники, отмечая все возможные пути подъезда и отхода, слепые зоны для камер наблюдения, потенциальные препятствия. Затем Макс отвёз меня в российское консульство, где нас уже ждал Бережной.

Он выглядел уставшим после перелёта, но сосредоточенным и решительным.

— Добрый день, Андрей, — поприветствовал он меня, пожимая руку. — Рад видеть вас в добром здравии.

— Взаимно, Виктор Сергеевич.

Бережной кивнул Максу и пригласил нас в свой кабинет — небольшую, но хорошо оборудованную комнату в глубине консульства.

— Итак, — сказал он, когда мы расположились за столом, — давайте обсудим план действий. Вы говорили с медсестрой Ингой, и она предложила организовать побег сегодня вечером?

— Да, — подтвердил я. — В семь вечера она выведет Алису через служебный вход на парковку для персонала. Нам нужно будет ждать их там с машиной.

— Риски?

— Камеры наблюдения на парковке, охрана, возможность преследования, — перечислил Макс. — Но если у нас будет машина с дипломатическими номерами, это значительно снизит вероятность прямого вмешательства охраны.

Бережной кивнул.

— Я организую автомобиль. Дипломатический статус даст нам определённую защиту, но не стоит на это слишком рассчитывать. Штайнер не тот человек, который остановится перед нарушением дипломатического иммунитета.

— Что насчёт запасного плана? — спросил я.

— Если операция пойдёт не по плану, мы встречаемся здесь, в консульстве, — ответил Бережной. — Это территория России, и здесь Алиса будет в безопасности. Я уже уведомил консула о возможной ситуации, не вдаваясь в детали. Он обеспечит нам поддержку в случае необходимости.

Мы обсудили все детали операции, продумали маршруты движения и действия в различных сценариях. Когда план был готов, Бережной посмотрел на часы.

— Пять часов. У нас есть два часа до начала операции. Предлагаю использовать это время для отдыха и подготовки. Макс, вы можете проверить маршрут ещё раз и убедиться, что нет неожиданных препятствий — дорожных работ, полицейских постов и так далее.

— Сделаю, — кивнул Макс.

— Андрей, вы останетесь со мной. Нам нужно обсудить ещё несколько моментов.

Когда Макс ушёл, Бережной достал из сейфа папку с документами.

— Это последние данные о деятельности Штайнера, которые нам удалось собрать. Он активизировался в последние недели. Встречался с несколькими коллекционерами антиквариата, посещал аукционы. Похоже, он готовится к какой-то крупной сделке.

— Связанной с Янтарной комнатой?

— Возможно. Или с тем, что Алиса обнаружила в его архивах. Этот "Проект Юрата", о котором упоминала Инга, может быть ключом ко всему.

Я кивнул, вспоминая легенду о морской богине Юрате, чьи слёзы превратились в янтарь. Название проекта явно указывало на связь с янтарём и, возможно, с Янтарной комнатой.

— Что ещё мы знаем о Штайнере? — спросил я.

— Не так много, как хотелось бы. Он очень осторожен и умеет заметать следы. Но мы знаем, что его дед, Отто Штайнер, служил в СС и был связан с эвакуацией культурных ценностей из Кёнигсберга в конце войны. Возможно, именно от него Штайнер получил информацию о местонахождении Янтарной комнаты или её частей.

Это объясняло одержимость Штайнера янтарными артефактами и его интерес к исследованиям Алисы.

— Виктор Сергеевич, — сказал я после паузы, — я хочу быть уверен, что мы сможем гарантировать безопасность Алисы после того, как вытащим её из клиники. Штайнер не остановится.

— Я понимаю ваше беспокойство, — ответил Бережной. — И могу заверить, что мы примем все необходимые меры. После консульства мы сразу отправимся в аэропорт. Нас будет ждать частный самолёт, который доставит нас в Калининград. Там Алиса будет под нашей защитой.

Это немного успокоило меня, но тревога не отпускала. Слишком многое могло пойти не так.

В шесть тридцать вернулся Макс с докладом о маршруте. Всё было чисто, никаких неожиданных препятствий. Мы вышли на парковку консульства, где нас ждал чёрный Mercedes с дипломатическими номерами.

— Я поведу, — сказал Бережной. — Макс, вы на переднем сиденье. Андрей, вы с Алисой сзади. Если начнётся преследование, ложитесь на пол и прикрывайте её.

Мы сели в машину и выехали с территории консульства. До клиники было около пятнадцати минут езды, но мы выехали заранее, чтобы иметь время осмотреться и занять позицию.

Подъехав к клинике, мы остановились в двухстах метрах от служебного входа, в месте, откуда хорошо просматривалась парковка для персонала. Было без пяти семь. Начинало темнеть, что играло нам на руку.

— Вижу служебный вход, — сказал Макс, наблюдая в бинокль. — Пока никакого движения.

Мы ждали, напряжённо вглядываясь в сумерки. Минуты тянулись мучительно медленно. Семь часов. Семь ноль пять. Семь десять.

— Что-то не так, — сказал я. — Они опаздывают.

— Подождём ещё пять минут, — решил Бережной. — Возможно, возникли непредвиденные обстоятельства.

В семь пятнадцать дверь служебного входа наконец открылась, и на парковку вышли две фигуры — одна в белом халате медсестры, другая в больничной одежде. Они быстро двигались в сторону контейнеров для медицинских отходов, как и было условлено.

— Это они, — подтвердил Макс. — Поехали.

Бережной завёл двигатель, и мы медленно двинулись к месту встречи. Когда до контейнеров оставалось метров тридцать, вдруг включились прожекторы, осветив парковку ярким светом. Из-за угла здания выбежали несколько охранников.

— Чёрт! — выругался Бережной. — Их обнаружили!

Он резко нажал на газ, и машина рванула вперёд. Я увидел, как Инга что-то крикнула Алисе, и та побежала в нашу сторону. Охранники бросились за ней.

Бережной остановил машину в нескольких метрах от Алисы, и я распахнул дверь.

— Алиса! Сюда!

Она увидела меня и бросилась к машине. Я протянул руку и буквально втащил её на заднее сиденье. Захлопнув дверь, я крикнул:

— Гони!

Бережной не нуждался в напоминании. Машина рванула с места, оставляя преследователей позади. Я оглянулся и увидел, как охранники схватили Ингу. Она не сопротивлялась, понимая, что её роль выполнена.

— Держись, — сказал я Алисе, обнимая её за плечи. — Теперь ты в безопасности.

Она была бледной и истощённой, но в её глазах горел огонь решимости.

— Андрей... Я знала, что ты придёшь.

— Нас преследуют, — сообщил Макс, глядя в зеркало заднего вида. — Две машины.

Бережной сосредоточенно вёл автомобиль, лавируя в вечернем трафике. Дипломатические номера давали нам преимущество — никто не решался останавливать такую машину, но преследователи не отставали.

— Держитесь, — сказал Бережной и резко свернул на боковую улицу.

Машина неслась по узким улочкам Берлина, петляя и меняя направление. Бережной явно хорошо знал город и умело использовал это знание, чтобы оторваться от погони.

— Мы оторвались от одной машины, — доложил Макс через несколько минут. — Но вторая всё ещё на хвосте.

— Ничего, до консульства осталось всего несколько минут, — ответил Бережной. — Как только мы окажемся на его территории, они ничего не смогут сделать.

Он был прав. Через пять минут мы уже подъезжали к воротам консульства. Охрана, предупреждённая заранее, немедленно открыла ворота, и машина въехала на территорию. Преследователи остановились за пределами ворот, понимая, что дальше им хода нет.

— Получилось, — выдохнул я, всё ещё обнимая Алису. — Мы в безопасности.

Она слабо улыбнулась и прижалась ко мне.

— Спасибо, — прошептала она. — Спасибо, что не оставил меня.

Мы вышли из машины и быстро прошли в здание консульства. Бережной провёл нас в свой кабинет и закрыл дверь.

— Теперь можно немного расслабиться, — сказал он. — Но ненадолго. Нам нужно как можно скорее покинуть Берлин. Штайнер не из тех, кто легко признаёт поражение.

Алиса села в кресло, и я впервые смог как следует рассмотреть её. Она похудела, под глазами залегли тени, но взгляд оставался ясным и решительным.

— Как ты? — спросил я, присаживаясь рядом.

— Бывало и лучше, — слабо улыбнулась она. — Но я справлюсь. Главное — я нашла то, что искала. И теперь знаю, что делать дальше.

— Что именно ты нашла? — спросил Бережной, подходя ближе.

— Документы о "Проекте Юрата", — ответила Алиса. — Это была секретная операция нацистов в конце войны. Они не просто спрятали Янтарную комнату — они разделили её на части и создали сложную систему тайников и шифров. "Слеза Юраты" — это не просто янтарный самородок, это ключ к одному из тайников.

— Ключ? — переспросил я. — Каким образом?

— Об этом я расскажу, когда мы вернёмся в Калининград, — сказала Алиса. — Там у меня есть доступ к необходимым материалам и оборудованию. Но сейчас нам действительно нужно торопиться. Штайнер знает, что я сбежала, и он сделает всё, чтобы остановить нас.

Бережной кивнул.

— Машина в аэропорт будет через пятнадцать минут. Самолёт готов к вылету. Через три часа мы будем в Калининграде.

Я взял Алису за руку.

— Всё будет хорошо. Теперь мы вместе, и мы доведём это дело до конца.

Она сжала мою руку в ответ, и в её глазах я увидел благодарность и что-то ещё — что-то, что заставило моё сердце биться чаще.

— Да, — тихо сказала она. — Вместе мы раскроем тайну Янтарной комнаты. И Штайнер нас не остановит.

ГЛАВА 14: ОТКРОВЕНИЯ

"Правда подобна янтарю: чем дольше она скрыта, тем ценнее становится."
— Восточная мудрость

Калининград встретил нас моросящим дождём и прохладным ветром с Балтики. После жаркого берлинского приключения это казалось почти уютным — словно город обнимал нас, защищая от опасностей внешнего мира.

Бережной организовал нашу встречу в конспиративной квартире на окраине города — небольшой, но хорошо оборудованной для работы с документами и артефактами. Здесь нас уже ждал Соколов с новостями и материалами, которые удалось собрать за время нашего отсутствия.

— Рад видеть вас живыми и относительно здоровыми, — сказал он, пожимая мне руку и кивая Алисе. — Особенно вас, Алиса Андреевна. Мы все очень беспокоились.

— Спасибо, Игорь Петрович, — улыбнулась Алиса. — Я тоже рада вернуться.

Мы расположились в просторной гостиной. Бережной разлил чай, и атмосфера стала почти домашней, если бы не напряжение, которое всё ещё чувствовалось в воздухе.

— Итак, — начал Бережной, — давайте подведём итоги и определим наши дальнейшие действия. Алиса, вы говорили о "Проекте Юрата" и о том, что "Слеза Юраты" — это ключ к тайнику. Расскажите подробнее.

Алиса поставила чашку на стол и выпрямилась.

— В архиве Штайнера я обнаружила документы, датированные февралём-мартом 1945 года. Это были отчёты группы СС, отвечавшей за эвакуацию культурных ценностей из Кёнигсберга. Среди них была и Янтарная комната.

— Мы знаем, что комнату вывезли из замка незадолго до штурма города советскими войсками, — кивнул Соколов. — Но куда именно — это оставалось загадкой.

— Теперь я знаю ответ, — сказала Алиса. — Вернее, часть ответа. Согласно документам, комнату разобрали на части и спрятали в нескольких тайниках на территории Восточной Пруссии. Это была операция под кодовым названием "Проект Юрата".

— Почему они разделили комнату? — спросил я. — Не проще ли было спрятать её целиком?

— Это была страховка, — объяснила Алиса. — Если бы один тайник обнаружили, остальные части комнаты оставались бы в безопасности. Кроме того, это затрудняло поиски. Искать несколько небольших тайников сложнее, чем один большой.

— Логично, — согласился Бережной. — И что насчёт "Слезы Юраты"?

— Это самое интересное, — оживилась Алиса. — "Слеза Юраты" — это не просто красивый янтарный самородок. Это действительно ключ, причём в буквальном смысле. Внутри самородка спрятан микрофильм с координатами одного из тайников и шифром для доступа к нему.

— Внутри самородка? — удивился я. — Как это возможно?

— Янтарь — это окаменевшая смола, — объяснила Алиса. — Он достаточно мягкий, чтобы его можно было обработать без специальных инструментов. Нацисты разрезали самородок, вложили внутрь микрофильм, а затем склеили половинки специальным составом, который делает шов практически невидимым.

— И вы уверены, что "Слеза Юраты", которую мы нашли в музее, — это тот самый самородок? — спросил Соколов.

— Абсолютно, — кивнула Алиса. — В документах есть подробное описание самородка, включая его размеры, вес и характерные особенности. Всё совпадает.

— Но как вы собираетесь извлечь микрофильм, не повредив самородок? — поинтересовался я.

— Для этого нужно знать точное место шва и состав клея, — ответила Алиса. — К счастью, эта информация есть в документах, которые я успела изучить. Нам понадобится специальный растворитель и очень аккуратная работа.

— Где сейчас "Слеза Юраты"? — спросил Бережной.

— В хранилище музея, — ответил Соколов. — После инцидента с попыткой кражи безопасность усилили, но у нас есть официальное разрешение на работу с экспонатом в рамках исследовательского проекта.

— Отлично, — кивнул Бережной. — Завтра с утра займёмся этим. А пока у нас есть ещё несколько вопросов, которые нужно обсудить. Например, что делать со Штайнером.

— Он не остановится, — сказала Алиса. — Теперь, когда я сбежала и он знает, что мы в курсе его планов, он станет ещё опаснее.

— Мы усилим меры безопасности, — заверил её Бережной. — Эта квартира под круглосуточной охраной, и без моего разрешения никто не войдёт и не выйдет.

— А что с Ольгой Краус? — спросил я. — Есть новости?

Соколов и Бережной переглянулись, и я понял, что новости есть, и они не из приятных.

— Ольга Краус исчезла, — сказал наконец Соколов. — Три дня назад она не вышла на работу в музей. Коллеги забеспокоились и позвонили ей домой, но никто не ответил. Полиция проверила её квартиру — никаких следов борьбы или взлома, но и самой Ольги нет. Её телефон отключен, банковскими картами она не пользовалась.

— Штайнер, — мрачно сказал я. — Это его рук дело.

— Скорее всего, — согласился Бережной. — Но у нас нет доказательств. И, честно говоря, я боюсь, что мы уже не найдём Ольгу живой.

Алиса побледнела.

— Это моя вина, — прошептала она. — Если бы я не втянула её в это расследование...

— Нет, — твёрдо сказал я, беря её за руку. — Это не твоя вина. Это вина Штайнера и только его. И мы сделаем всё, чтобы он ответил за свои преступления.

— Андрей прав, — поддержал меня Бережной. — Вы не могли предвидеть, что Штайнер пойдёт на такие меры. И сейчас наша главная задача — завершить то, что вы начали, и найти Янтарную комнату. Это будет лучшим способом почтить память Ольги, если... если наши опасения подтвердятся.

Алиса кивнула, но я видел, что чувство вины не отпускает её. Я сжал её руку, пытаясь передать поддержку без слов.

— Что ещё вы узнали из документов Штайнера? — спросил Соколов, меняя тему.

— Многое, — ответила Алиса, собираясь с мыслями. — Например, то, что "Проект Юрата" был инициирован лично Эрихом Кохом, гауляйтером Восточной Пруссии. Он привлёк к работе небольшую группу офицеров СС и специалистов по искусству. Они разработали сложную систему тайников и шифров, чтобы сохранить Янтарную комнату до "возрождения Рейха".

— Типичная нацистская мания величия, — фыркнул Соколов.

— Да, но они были очень методичны, — продолжила Алиса. — Каждая часть комнаты была тщательно упакована, задокументирована и спрятана в отдельном тайнике. Координаты тайников были зашифрованы и распределены между несколькими "ключами" — предметами, которые внешне выглядели как обычные артефакты.

— И "Слеза Юраты" — один из таких ключей, — подытожил Бережной.

— Именно. Согласно документам, всего было создано пять ключей, каждый ведёт к своему тайнику. "Слеза Юраты" — это ключ к тайнику, где хранится центральная панель Янтарной комнаты с изображением герба Российской империи.

— А остальные ключи? — спросил я.

— О них в документах, которые я успела изучить, информации меньше. Упоминаются только их кодовые названия: "Кинжал Перкунаса", "Чаша Патримпаса", "Корона Потримпса" и "Щит Пикуоласа".

— Всё названия из балтийской мифологии, — заметил я.

— Да, они использовали местные легенды как основу для кодовых имён, — кивнула Алиса. — Это делало систему более запутанной для непосвящённых.

— И где сейчас эти ключи? — спросил Соколов.

— Вот это главная проблема, — вздохнула Алиса. — В документах нет точной информации об их местонахождении. Только намёки и зашифрованные указания. Но я уверена, что, расшифровав микрофильм из "Слезы Юраты", мы получим больше информации.

— Значит, наша первоочередная задача — извлечь этот микрофильм, — подытожил Бережной. — Завтра с утра отправляемся в музей.

— А что насчёт Штайнера? — спросил я. — Он наверняка уже знает, что мы вернулись в Калининград, и догадывается о наших планах.

— Мы будем действовать максимально осторожно, — ответил Бережной. — Официально работа с "Слезой Юраты" будет проводиться в рамках научного исследования, с соблюдением всех формальностей. Штайнер не сможет открыто вмешаться, не раскрыв своих истинных намерений.

— Но он может действовать через подставных лиц, — возразил я. — Как в случае с попыткой кражи.

— Поэтому мы усилим охрану, — кивнул Бережной. — И будем готовы к любым неожиданностям.

Мы ещё некоторое время обсуждали детали предстоящей операции, распределяя роли и обязанности. Когда основные вопросы были решены, Бережной предложил всем отдохнуть.

— Завтра нас ждёт важный день. Нужно быть в форме.

Соколов ушёл первым, сказав, что ему нужно подготовить документы для работы в музее. Бережной отправился в соседнюю комнату, чтобы сделать несколько звонков. Мы с Алисой остались вдвоём в гостиной.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я, глядя на неё с беспокойством.

— Лучше, чем можно было ожидать, — слабо улыбнулась она. — Физически я в порядке. Хоффман не применял ко мне физического насилия, только психологическое давление и медикаменты. А морально... Я справлюсь. Особенно теперь, когда ты рядом.

Я взял её за руку, и она не отстранилась.

— Я не перестаю думать об Ольге, — тихо сказала Алиса. — Если с ней что-то случилось из-за меня...

— Мы найдём её, — твёрдо сказал я, хотя в глубине души сомневался, что Ольга ещё жива. — И Штайнер ответит за всё, что сделал.

Алиса кивнула и неожиданно прижалась ко мне, обнимая. Я обнял её в ответ, чувствуя, как она дрожит.

— Спасибо, что пришёл за мной, — прошептала она. — Я знала, что ты не оставишь меня.

— Я всегда приду за тобой, — ответил я, понимая, что это не просто слова. За время этого расследования Алиса стала для меня кем-то гораздо большим, чем просто коллегой или даже другом.

Мы сидели так некоторое время, просто наслаждаясь близостью друг друга после всего пережитого. Потом Алиса отстранилась и посмотрела мне в глаза.

— Завтра мы сделаем первый шаг к разгадке тайны Янтарной комнаты, — сказала она. — И я уверена, что вместе мы справимся, что бы ни планировал Штайнер.

Я кивнул, разделяя её уверенность. Впервые за долгое время я чувствовал, что мы действительно близки к разгадке одной из величайших тайн Второй мировой войны. И что бы ни ждало нас впереди, мы встретим это вместе.

Утро выдалось ясным и прохладным. Мы собрались в гостиной для последнего инструктажа перед отправлением в музей. Бережной выглядел собранным и сосредоточенным.

— Итак, план действий, — начал он. — Мы прибываем в музей к открытию. Соколов уже там, готовит необходимые документы и оборудование. Официальная версия — научное исследование янтарного самородка с использованием неинвазивных методов. Но в действительности мы будем работать над извлечением микрофильма.

— Какова вероятность, что Штайнер попытается вмешаться? — спросил я.

— Высокая, — ответил Бережной. — Но он не сможет действовать открыто. Скорее всего, будет наблюдать или пошлёт своих людей. Поэтому мы должны быть предельно осторожны и не показывать, что на самом деле ищем.

— А что с охраной? — поинтересовалась Алиса.

— В музее будут наши люди, — заверил её Бережной. — Двое в штатском, ещё двое в форме сотрудников безопасности. Они обеспечат нам защиту, если что-то пойдёт не так.

Мы обсудили ещё несколько деталей, после чего отправились в музей на двух машинах. Я ехал с Алисой и водителем в первой машине, Бережной со своими людьми — во второй. По дороге Алиса была необычно молчалива, погружённая в свои мысли.

— О чём думаешь? — спросил я, пытаясь отвлечь её от тревожных размышлений.

— О том, как всё изменилось за последние недели, — ответила она, глядя в окно на проплывающие мимо улицы Калининграда. — Ещё месяц назад я была обычным историком, занималась своими исследованиями, и самой большой проблемой было найти финансирование для экспедиции. А теперь...

— А теперь ты на пороге величайшего открытия в своей карьере, — закончил я за неё.

— И на прицеле у международного преступника, — добавила она с горькой усмешкой. — Знаешь, иногда я думаю: стоит ли Янтарная комната всего этого? Стоит ли она жизни Ольги и других людей, пострадавших из-за неё?

Я задумался. Это был сложный вопрос, на который не существовало простого ответа.

— Дело не в самой комнате, — сказал я наконец. — А в том, что она символизирует. Это часть нашей истории, нашего культурного наследия. И люди вроде Штайнера не должны иметь власть над этим наследием. Они не должны решать, кому оно принадлежит и кто имеет право им распоряжаться.

Алиса кивнула.

— Ты прав. И именно поэтому мы должны найти её первыми. Не для славы или денег, а чтобы восстановить историческую справедливость.

Мы подъехали к музею за пятнадцать минут до открытия. Соколов уже ждал нас у служебного входа.

— Всё готово, — сообщил он, проводя нас внутрь. — Лаборатория подготовлена, "Слеза Юраты" доставлена из хранилища. Директор музея дал разрешение на проведение исследования, но просил обращаться с экспонатом максимально бережно.

— Разумеется, — кивнула Алиса. — Мы сделаем всё возможное, чтобы не повредить самородок.

Нас проводили в лабораторию, расположенную в подвальном помещении музея. Это была небольшая, но хорошо оборудованная комната с мощным освещением, микроскопами и различными инструментами для работы с деликатными артефактами.

На центральном столе под стеклянным колпаком лежала "Слеза Юраты" — крупный янтарный самородок удивительной красоты. В ярком свете ламп он словно светился изнутри, переливаясь всеми оттенками золотого и медового.

— Вот она, — тихо сказала Алиса, подходя к столу. — Наш ключ к тайне.

Она надела белые перчатки и осторожно сняла колпак. Затем взяла самородок и поднесла его к мощной лампе, внимательно рассматривая со всех сторон.

— Вижу шов, — сказала она через минуту. — Очень тонкий, почти незаметный. Но он есть, точно как описано в документах.

Она положила самородок на стол и повернулась к Соколову.

— Нам понадобится специальный растворитель. В документах Штайнера был указан его состав.

Соколов кивнул и достал из шкафа небольшой флакон с прозрачной жидкостью.

— Я подготовил его по вашей формуле. Должен растворить клей, не повреждая сам янтарь.

Алиса взяла пипетку и очень осторожно нанесла несколько капель растворителя на шов. Затем отложила пипетку и стала ждать, не сводя глаз с самородка.

— Теперь нужно дать растворителю подействовать, — объяснила она. — Это займёт около пятнадцати минут.

Мы ждали в напряжённом молчании. Бережной периодически выходил, чтобы проверить обстановку в музее и убедиться, что всё спокойно. Я не отходил от Алисы, наблюдая за её сосредоточенным лицом.

Наконец она кивнула сама себе и снова взяла самородок.

— Кажется, готово, — сказала она и очень осторожно начала разделять две половинки янтаря.

Сначала ничего не происходило, и я уже начал опасаться, что мы ошиблись. Но затем я увидел, как половинки медленно расходятся, открывая небольшую полость внутри.

— Есть! — воскликнула Алиса, и в её голосе звучало торжество.

Внутри полости действительно находился маленький металлический цилиндр — контейнер для микрофильма. Алиса осторожно извлекла его пинцетом и положила на стол.

— Теперь нужно открыть контейнер и проверить содержимое, — сказала она.

Это оказалось непросто — крышка контейнера за десятилетия пребывания внутри янтаря прикипела к корпусу. Но после нескольких минут осторожных манипуляций Алисе удалось открыть его.

Внутри находился тонкий рулон микрофильма, который она бережно извлекла и развернула под микроскопом.

— Вижу текст и схемы, — сообщила она, не отрываясь от окуляра. — Текст на немецком, очень мелкий, но читаемый. Здесь координаты, описание местности и... да, шифр для доступа к тайнику!

— Можете прочитать координаты? — спросил Бережной, подходя ближе.

Алиса всмотрелась в микрофильм.

— 54 градуса 42 минуты северной широты, 20 градусов 27 минут восточной долготы, — медленно прочитала она. — Это... где-то в районе Балтийска, если я не ошибаюсь.

— Точно, — подтвердил Соколов, сверившись с картой на планшете. — Это побережье Балтийского моря, примерно в пяти километрах к северу от Балтийска. Там сейчас военная зона, закрытая территория.

— Что ещё там написано? — спросил я.

Алиса продолжила изучать микрофильм.

— Здесь схема бункера или подземного сооружения. Судя по всему, тайник находится в одном из фортификационных сооружений, построенных немцами перед войной. И... — она вдруг замолчала, всматриваясь в какую-то деталь.

— Что такое? — встревоженно спросил я.

— Здесь есть примечание, — медленно сказала Алиса. — "Доступ к тайнику возможен только при наличии всех пяти ключей. Каждый ключ открывает свою часть механизма".

— То есть, найдя только один тайник, мы не сможем получить доступ к содержимому? — уточнил Бережной.

— Похоже на то, — кивнула Алиса. — Это как сложный сейф с несколькими замками. Нам нужны все пять ключей, чтобы открыть его полностью.

— А что насчёт других ключей? — спросил я. — В микрофильме есть информация о них?

Алиса снова склонилась над микроскопом.

— Да, здесь есть раздел о других ключах. Но информация зашифрована... Подождите, я вижу что-то интересное. Здесь упоминается "Кинжал Перкунаса" и... имя. Герхард Мюллер. И адрес в Кёнигсберге, Кнайпхоф, Домштрассе, 12.

— Кнайпхоф — это остров Канта, — сказал Соколов. — Но там почти ничего не сохранилось после бомбардировок. Большинство зданий было разрушено.

— Значит, нам нужно искать информацию о Герхарде Мюллере, — подытожил Бережной. — Возможно, он был хранителем второго ключа или знал о его местонахождении.

Алиса продолжала изучать микрофильм, делая заметки и фотографируя наиболее важные фрагменты. Я наблюдал за ней, восхищаясь её сосредоточенностью и профессионализмом.

— Здесь ещё много информации, — сказала она наконец. — Мне нужно время, чтобы всё расшифровать и проанализировать. Но главное мы уже знаем — местоположение первого тайника и то, что нам нужны все пять ключей для доступа к Янтарной комнате.

— Что будем делать с самородком? — спросил Соколов. — Нужно вернуть его в прежнее состояние, чтобы никто не заподозрил, что мы извлекли микрофильм.

— Да, конечно, — кивнула Алиса. — У меня есть специальный клей, идентичный тому, что использовали нацисты. Мы склеим половинки так, что никто не заметит разницы.

Она аккуратно соединила половинки самородка, предварительно убедившись, что полость внутри выглядит нетронутой. Затем нанесла клей на шов и плотно сжала части.

— Теперь нужно дать клею высохнуть, — сказала она. — Через час самородок можно будет вернуть в хранилище, и никто не догадается о нашем маленьком секрете.

Бережной кивнул.

— Отлично. А мы тем временем начнём подготовку к экспедиции в Балтийск. Нам понадобится разрешение на доступ в военную зону, специальное оборудование для исследования подземных сооружений...

— И защита от Штайнера, — добавил я. — Он наверняка узнает о наших планах и попытается опередить нас.

— Об этом я позабочусь, — заверил Бережной. — У меня есть связи в военном командовании Балтийского флота. Мы организуем операцию так, что Штайнер не сможет вмешаться.

Пока мы обсуждали детали предстоящей экспедиции, Алиса продолжала работать с микрофильмом, периодически делая заметки и фотографии. Её лицо становилось всё более сосредоточенным, а в какой-то момент я заметил, как она нахмурилась.

— Что-то не так? — спросил я, подходя ближе.

— Не уверена, — ответила она. — Здесь есть странный фрагмент текста... Похоже на предупреждение или предостережение. Что-то о "защите" тайника и "последствиях" для непосвящённых.

— Ловушка? — предположил я.

— Возможно, — кивнула Алиса. — Нацисты любили устраивать сюрпризы для тех, кто пытался добраться до их сокровищ. Нам нужно быть предельно осторожными при исследовании бункера.

— Я организую саперную группу, — сказал Бережной. — Они проверят бункер на наличие взрывных устройств или других ловушек перед тем, как мы приступим к основной работе.

— Хорошая идея, — согласилась Алиса. — Лучше перестраховаться.

Через час клей высох, и самородок выглядел абсолютно нетронутым. Даже под увеличительным стеклом шов был практически незаметен. Алиса аккуратно поместила "Слезу Юраты" обратно под стеклянный колпак.

— Миссия выполнена, — сказала она с улыбкой. — Теперь у нас есть всё необходимое для поиска первого тайника.

Соколов забрал самородок, чтобы вернуть его в хранилище, а мы с Алисой и Бережным собрали все материалы и подготовились к отъезду.

— Сегодня же начнём подготовку к экспедиции, — сказал Бережной. — Если всё пойдёт по плану, через два-три дня сможем выдвигаться в Балтийск.

Мы вышли из лаборатории и направились к выходу из музея. Проходя через главный зал, я заметил высокого мужчину в тёмном костюме, который внимательно рассматривал янтарную экспозицию. Что-то в его осанке показалось мне знакомым, и я инстинктивно напрягся.

— Не оборачивайся, — тихо сказал я Алисе, — но, кажется, за нами наблюдают.

Бережной, услышав мои слова, незаметно оглянулся.

— Вижу его, — так же тихо ответил он. — Один из людей Штайнера. Я встречал его в Берлине.

— Что будем делать? — спросила Алиса.

— Ничего, — спокойно ответил Бережной. — Мы выходим как ни в чём не бывало. Пусть думает, что наше исследование не дало результатов.

Мы продолжили путь к выходу, стараясь выглядеть естественно. Уже у дверей я ещё раз оглянулся и увидел, что мужчина разговаривает по телефону, не сводя с нас глаз.

— Он докладывает Штайнеру, — сказал я, когда мы вышли на улицу.

— Несомненно, — кивнул Бережной. — Но это не имеет значения. Главное, что он не знает о микрофильме. А к тому времени, когда Штайнер что-то заподозрит, мы уже будем в Балтийске.

Мы сели в машины и отправились обратно в конспиративную квартиру. По дороге Алиса была необычно молчалива, погружённая в свои мысли.

— О чём думаешь? — спросил я.

— О том, что мы всё ближе к разгадке, — ответила она. — И о том, что Штайнер тоже это понимает. Он не остановится, Андрей. И я боюсь, что в этой гонке пострадают ещё люди.

Я взял её за руку.

— Мы будем осторожны. И мы опередим его. Теперь у нас есть преимущество — мы знаем, где искать.

Она слабо улыбнулась и сжала мою руку в ответ.

— Да, ты прав. Мы близки к цели как никогда. И мы не можем отступить сейчас.

Вернувшись в квартиру, мы сразу приступили к подготовке экспедиции. Бережной связался с военным командованием, Соколов занялся организацией технического обеспечения, а мы с Алисой продолжили изучать материалы с микрофильма.

Впереди нас ждал Балтийск и первый тайник "Проекта Юрата". Мы были на пороге великого открытия, и ничто не могло остановить нас теперь.

ГЛАВА 15: ТАЙНИК

"Объект 'Юрата-1' законсервирован. Доступ строго ограничен. Информация о местонахождении засекречена."
— Из документов "Проекта Юрата", 1947 г.

Дорога в Балтийск заняла чуть больше часа. Мы ехали в двух бронированных внедорожниках — предосторожность, на которой настоял Бережной. Впереди нас ждала военная база, закрытая территория и, возможно, первая часть Янтарной комнаты.

— Нервничаешь? — спросил я Алису, сидевшую рядом со мной на заднем сиденье первой машины.

— Немного, — призналась она. — Мы так долго шли к этому моменту, и теперь, когда он настал, я почти не могу поверить, что это происходит на самом деле.

Я понимал её чувства. За последние недели мы прошли через многое — погони, похищения, угрозы. И вот теперь мы были в шаге от разгадки одной из величайших тайн XX века.

— Как думаешь, что мы найдём в бункере? — спросил я.

— Если верить микрофильму, там должна быть центральная панель Янтарной комнаты с гербом Российской империи, — ответила Алиса. — Это одна из самых ценных частей комнаты. Но, как мы уже знаем, доступ к тайнику защищён сложным механизмом, требующим всех пяти ключей.

— А у нас есть только один, — вздохнул я.

— Да, но это уже огромный прогресс, — возразила Алиса. — Мы знаем о существовании тайника, знаем его местоположение. И, что самое важное, у нас есть информация о других ключах. Это только начало, Андрей.

Бережной, сидевший на переднем сиденье, обернулся к нам.

— Кстати, о других ключах. Я навёл справки о Герхарде Мюллере, упомянутом в микрофильме. Он был куратором Кёнигсбергского музея янтаря до 1944 года. После этого следы теряются — вероятно, он погиб при штурме города или был эвакуирован в Германию.

— А что с адресом на Кнайпхофе? — спросил я.

— Здание не сохранилось, — ответил Бережной. — Но мы нашли довоенные планы города. По этому адресу располагался небольшой антикварный магазин, принадлежавший семье Мюллеров. Возможно, там был спрятан второй ключ — "Кинжал Перкунаса".

— Но если здание разрушено, как мы найдём ключ? — спросила Алиса.

— Это сложный вопрос, — признал Бережной. — Но не безнадёжный. После войны на острове проводились археологические раскопки. Многие артефакты были извлечены из руин и переданы в музеи. Возможно, "Кинжал Перкунаса" находится среди них, просто никто не знал его истинного значения.

— Нам нужно будет проверить архивы археологических экспедиций, — кивнула Алиса. — И коллекции музеев Калининграда.

— Этим займётся Соколов, — сказал Бережной. — А пока сосредоточимся на первом тайнике.

Мы подъехали к КПП военной базы. Бережной показал документы офицеру охраны, и после короткого разговора нас пропустили на территорию. Ещё через несколько минут мы остановились у небольшого административного здания, где нас уже ждал командир базы — полковник Савельев.

— Добро пожаловать, — поприветствовал он нас. — Всё готово для вашей операции. Сапёрная группа уже на месте, проверяет бункер.

— Спасибо за содействие, полковник, — ответил Бережной. — Как скоро мы сможем приступить к работе?

— Как только сапёры дадут добро, — сказал Савельев. — По предварительной оценке, это займёт около часа. А пока предлагаю вам ознакомиться с планом бункера и подготовить оборудование.

Мы прошли в конференц-зал, где на большом столе были разложены карты и схемы. Савельев указал на одну из них.

— Вот здесь находится бункер, который вас интересует. Это часть оборонительной линии, построенной немцами в 1939-1940 годах. Три уровня под землёй, толстые бетонные стены, автономная система жизнеобеспечения. Настоящая крепость.

— Как он сохранился до наших дней? — спросила Алиса.

— Немцы строили на совесть, — усмехнулся Савельев. — После войны бункер использовался советскими военными как командный пункт, потом как склад. В 90-е годы его законсервировали, и с тех пор он стоит пустой. Периодически проводятся технические осмотры, но серьёзных исследований не было.

— То есть, если внутри спрятана часть Янтарной комнаты, она могла сохраниться нетронутой все эти годы? — уточнил я.

— Вполне возможно, — кивнул Савельев. — Особенно если тайник хорошо замаскирован. Военные использовали только основные помещения бункера, а боковые коридоры и технические отсеки оставались нетронутыми.

Алиса внимательно изучала схему бункера, сравнивая её с информацией из микрофильма.

— Согласно этим данным, тайник должен находиться на нижнем уровне, в восточном секторе, — сказала она. — Там обозначено какое-то техническое помещение.

— Да, это генераторная, — подтвердил Савельев. — Одно из самых защищённых помещений бункера. Логичное место для тайника.

В этот момент зазвонил телефон. Савельев ответил, выслушал короткий доклад и повернулся к нам.

— Сапёры закончили проверку. Взрывных устройств не обнаружено, но они нашли несколько подозрительных механизмов в стенах генераторной. Возможно, это и есть те самые ловушки, о которых вы говорили.

— Нам нужно быть предельно осторожными, — сказал Бережной. — Алиса, у вас есть информация о защитных механизмах тайника?

— Да, в микрофильме есть схема, — кивнула она. — Но она неполная. Указано только, что для деактивации защиты нужны все пять ключей.

— А что произойдёт, если мы попытаемся открыть тайник без остальных ключей? — спросил я.

— Не знаю, — призналась Алиса. — В документах нет конкретной информации об этом. Только предупреждение о "серьёзных последствиях".

— Значит, будем действовать максимально осторожно, — решил Бережной. — Никаких поспешных действий. Сначала изучим механизм, попытаемся понять принцип его работы. И только потом будем думать, как его обойти.

Мы собрали необходимое оборудование — фонари, инструменты, измерительные приборы, камеры — и отправились к бункеру. Он находился в полукилометре от административного здания, в небольшой лесистой возвышенности у самого берега моря.

Снаружи бункер выглядел как обычный холм, поросший травой и кустарником. Только бетонный вход с массивной стальной дверью выдавал его истинное назначение.

— Впечатляет, — сказала Алиса, когда мы подошли ближе. — Идеальная маскировка.

У входа нас встретил командир сапёрной группы — капитан Морозов, крепкий мужчина с внимательным взглядом.

— Бункер чист от взрывчатки, — доложил он. — Но в генераторной мы обнаружили странную конструкцию в стене. Похоже на сейф или тайник, но с необычным механизмом открывания. Мы не стали с ним экспериментировать, как вы и просили.

— Правильно сделали, — кивнул Бережной. — Проводите нас туда.

Мы вошли в бункер. Внутри было прохладно и сухо, воздух пах металлом и бетоном. Мощные светильники, установленные сапёрами, освещали длинный коридор, уходящий вглубь сооружения.

— Генераторная на нижнем уровне, — сказал Морозов, ведя нас к лестнице. — Придётся спуститься на двадцать метров под землю.

Мы начали спуск по бетонной лестнице. Стены были покрыты облупившейся краской, местами виднелись немецкие надписи и указатели. Алиса внимательно рассматривала их, делая заметки в блокноте.

— Здесь написано "Maschinenraum" — машинное отделение, — перевела она одну из надписей. — И дата: "1940". Бункер действительно построен до начала активных боевых действий.

Мы миновали второй уровень, где располагались жилые и рабочие помещения, и продолжили спуск на нижний этаж. Здесь коридоры были уже, а потолки ниже. Чувствовалось, что мы находимся глубоко под землёй.

— Генераторная прямо по коридору, последняя дверь справа, — указал Морозов.

Мы прошли по тускло освещённому коридору и остановились перед массивной металлической дверью с надписью "Stromerzeuger" — "Генератор".

— Мои люди внутри, — сказал Морозов. — Они обеспечивают освещение и следят за обстановкой.

Он открыл дверь, и мы вошли в просторное помещение с высоким потолком. В центре стоял огромный дизельный генератор немецкого производства — массивная конструкция из металла и проводов. Вдоль стен тянулись шкафы с электрооборудованием и инструментами.

— Удивительно, что всё это сохранилось, — заметил я.

— Немецкая техника, — пожал плечами Морозов. — Она переживёт нас всех.

Два сапёра в защитном снаряжении работали у дальней стены помещения. Увидев нас, один из них подошёл и отдал честь.

— Товарищ капитан, мы обнаружили скрытую панель в стене, — доложил он. — Похоже на дверцу сейфа, но с необычным замком. Не похож ни на что, что мы видели раньше.

— Покажите, — попросила Алиса, и сапёр провёл нас к стене.

На первый взгляд это была обычная бетонная стена, покрытая слоем старой краски. Но при ближайшем рассмотрении можно было заметить тонкие линии, образующие прямоугольник размером примерно метр на полтора.

— Мы обнаружили это благодаря тепловизору, — объяснил сапёр. — Температура этого участка стены отличается от остальной поверхности.

Алиса внимательно осмотрела стену, затем достала из сумки копию схемы из микрофильма.

— Это оно, — сказала она с волнением. — Тайник точно здесь. Согласно схеме, панель должна открываться при активации специального механизма.

— И где этот механизм? — спросил Бережной.

Алиса указала на небольшое углубление в стене рядом с панелью.

— Здесь должно быть пять отверстий для ключей. Но они скрыты за фальш-панелью.

Она осторожно нажала на определённую точку стены, и часть бетона подалась внутрь, открывая металлическую пластину с пятью углублениями разной формы.

— Вот оно, — тихо сказала Алиса. — Замок для пяти ключей.

Я подошёл ближе, рассматривая необычный механизм. Каждое углубление имело свою форму — одно напоминало каплю, другое — кинжал, третье — чашу, четвёртое — корону, а пятое — щит.

— "Слеза Юраты", "Кинжал Перкунаса", "Чаша Патримпаса", "Корона Потримпса" и "Щит Пикуоласа", — перечислила Алиса. — Все пять ключей.

— У нас есть только "Слеза Юраты", — напомнил я. — Что будем делать с остальными отверстиями?

— Пока ничего, — ответила Алиса. — Сначала нужно понять, как работает механизм и что произойдёт, если мы вставим только один ключ.

Она достала из сумки небольшой контейнер, в котором лежала "Слеза Юраты". Мы забрали самородок из музея после того, как извлекли микрофильм, заменив его точной копией. Теперь настоящая "Слеза" была у нас.

— Согласно схеме, — продолжила Алиса, — каждый ключ активирует свою часть механизма. "Слеза Юраты" отвечает за первый этап — разблокировку основного замка. Без остальных ключей мы не сможем полностью открыть тайник, но, возможно, сумеем частично деактивировать защиту.

— А что насчёт ловушек? — спросил Бережной. — Не сработают ли они, если мы используем только один ключ?

— В документах нет точной информации об этом, — признала Алиса. — Но есть предупреждение о том, что неправильная последовательность действий может привести к "уничтожению содержимого".

— Самоликвидация? — предположил я. — Типичная нацистская предосторожность. "Если не можем сохранить, то хотя бы не отдадим врагу".

— Именно, — кивнула Алиса. — Поэтому нам нужно действовать крайне осторожно.

Она ещё раз изучила схему, затем повернулась к Бережному.

— Я думаю, мы можем рискнуть и вставить "Слезу Юраты". По схеме, это должно деактивировать первый уровень защиты без запуска механизма самоликвидации. Но нам нужно быть готовыми к любым неожиданностям.

Бережной кивнул и дал указание сапёрам:

— Всем отойти на безопасное расстояние. Капитан Морозов, подготовьте эвакуацию на случай, если что-то пойдёт не так.

Сапёры быстро выполнили приказ, отступив к дверям. Морозов связался по рации с командой наверху, предупреждая о возможной опасности.

— Мы готовы, — сказал он через минуту. — Действуйте.

Алиса взяла "Слезу Юраты" и внимательно осмотрела самородок.

— Согласно схеме, ключ нужно вставить определённой стороной, — сказала она. — Вот этой выпуклостью вперёд.

Она поднесла самородок к первому углублению — тому, что имело форму капли. Идеальное соответствие. Алиса глубоко вздохнула и осторожно вставила "Слезу Юраты" в отверстие.

На мгновение ничего не происходило. Затем раздался тихий щелчок, и самородок словно втянуло внутрь механизма. Послышался звук работающих шестерёнок.

— Сработало, — прошептала Алиса.

Мы затаили дыхание, ожидая, что произойдёт дальше. Через несколько секунд раздался ещё один щелчок, и часть стены рядом с панелью отъехала в сторону, открывая небольшую нишу.

— Первый уровень защиты деактивирован, — сказала Алиса с облегчением. — Теперь у нас есть доступ к контрольной панели.

В нише действительно находилась металлическая панель с рядом рычагов и циферблатов. Всё было подписано на немецком.

— Здесь написано "Steuerung" — "Управление", — перевела Алиса. — И инструкции по активации механизма. Нам нужно перевести эти рычаги в определённое положение, чтобы подготовить тайник к открытию.

Она внимательно изучила инструкции, затем осторожно перевела первый рычаг в указанное положение. Раздался ещё один щелчок, и один из циферблатов на панели начал двигаться.

— Всё идёт по плану, — сказала Алиса. — Теперь второй рычаг.

Она последовательно активировала все рычаги согласно инструкции. С каждым действием механизм внутри стены издавал новые звуки — щелчки, скрежет, гудение.

— Последний шаг, — сказала Алиса, берясь за финальный рычаг. — После этого, согласно схеме, должна открыться внутренняя камера тайника. Но без остальных ключей мы не сможем получить доступ к самой Янтарной комнате.

Она перевела рычаг в нужное положение, и механизм снова пришёл в движение. На этот раз звуки были громче, и вся стена словно задрожала. Затем раздался громкий щелчок, и центральная часть панели медленно отъехала в сторону, открывая тёмное пространство за ней.

— Сработало! — воскликнула Алиса. — Тайник открыт!

Бережной подал знак сапёрам, и один из них подошёл с мощным фонарём. Луч света проник в темноту тайника, выхватывая из мрака... пустоту.

— Что? — Алиса растерянно смотрела на пустое пространство за панелью. — Не может быть. Здесь должна быть часть Янтарной комнаты!

Мы все подошли ближе, освещая тайник фонарями. Это было небольшое помещение размером примерно два на два метра, с металлическими стенами и полом. Абсолютно пустое.

— Я не понимаю, — пробормотала Алиса. — Согласно документам, здесь должна находиться центральная панель с гербом Российской империи.

Бережной внимательно осматривал стены тайника.

— Здесь есть ещё один механизм, — сказал он, указывая на небольшую панель в глубине помещения. — Похоже на второй уровень защиты.

Алиса подошла к указанной панели и осветила её фонарём. На металлической поверхности были выгравированы слова на немецком.

— "Nur mit allen f;nf Schl;sseln wird das wahre Geheimnis enth;llt", — прочитала она. — "Только с пятью ключами будет раскрыта истинная тайна".

— Значит, без остальных ключей мы не сможем получить доступ к Янтарной комнате, — заключил я.

— Похоже на то, — кивнула Алиса. — Но это странно. В документах говорилось, что "Слеза Юраты" открывает доступ к центральной панели. Почему тайник пуст?

Она ещё раз внимательно осмотрела помещение, освещая каждый сантиметр стен и пола. Вдруг она замерла.

— Подождите, — сказала Алиса, указывая на пол. — Здесь что-то есть.

Мы все посмотрели туда, куда она указывала. На металлическом полу была едва заметная линия, образующая квадрат со стороной около полуметра.

— Похоже на люк или тайник внутри тайника, — предположил Бережной.

Алиса опустилась на колени и осторожно провела пальцами по линии.

— Здесь должен быть механизм открывания, — пробормотала она. — Но я не вижу ни ручки, ни кнопки.

Она продолжала исследовать пол вокруг квадрата, когда вдруг остановилась.

— Вот оно, — сказала Алиса, указывая на небольшое углубление в углу квадрата. — Здесь нужен ключ, но не "Слеза Юраты". Судя по форме, это место для "Кинжала Перкунаса".

— То есть, без второго ключа мы не сможем открыть этот люк? — уточнил я.

— Именно, — кивнула Алиса. — Система безопасности продумана до мелочей. Каждый ключ открывает свою часть механизма, и только вместе они дают полный доступ к тайнику.

Бережной задумчиво потёр подбородок.

— Значит, нам нужно найти остальные ключи. Начиная с "Кинжала Перкунаса".

— Да, но где его искать? — спросила Алиса. — В микрофильме есть только упоминание о Герхарде Мюллере и адресе на Кнайпхофе, который уже не существует.

Я внимательно осмотрел люк в полу, пытаясь найти какие-нибудь подсказки или надписи. И действительно, рядом с отверстием для ключа была выгравирована крошечная надпись.

— Алиса, посмотри, — сказал я, указывая на гравировку. — Здесь что-то написано.

Она наклонилась ближе, освещая надпись фонарём.

— "Bernsteinmuseum, Vitrine 7", — прочитала Алиса. — "Музей янтаря, витрина 7". Это подсказка! "Кинжал Перкунаса" должен находиться в музее янтаря в Кёнигсберге, в седьмой витрине.

— Но музей янтаря в Кёнигсберге был разрушен во время войны, — напомнил Бережной.

— Да, но его коллекция не пропала бесследно, — возразила Алиса. — Многие экспонаты были эвакуированы немцами перед наступлением советских войск. Другие были найдены в руинах и переданы в новый музей янтаря, который открылся в Калининграде в 1979 году.

— Ты думаешь, "Кинжал Перкунаса" может быть среди этих экспонатов? — спросил я.

— Вполне возможно, — кивнула Алиса. — Особенно если никто не знал о его истинном значении. Для непосвящённых это просто древний артефакт, янтарный кинжал, возможно, имеющий историческую ценность, но не более того.

— Нам нужно проверить коллекцию Калининградского музея янтаря, — решил Бережной. — Соколов может организовать это в кратчайшие сроки.

— А что делать с этим тайником? — спросил я, указывая на открытую панель в стене.

— Нужно закрыть его и обеспечить охрану, — ответил Бережной. — Никто, кроме нас, не должен знать о его существовании. Особенно Штайнер.

Алиса кивнула и начала возвращать рычаги на контрольной панели в исходное положение. Механизм снова пришёл в движение, и панель в стене медленно закрылась, скрывая тайник.

— А что с "Слезой Юраты"? — спросил я. — Она осталась внутри механизма.

— Да, и это проблема, — признала Алиса. — Согласно схеме, ключ можно извлечь только после того, как все пять ключей будут вставлены и тайник полностью открыт. Это ещё одна мера безопасности.

— То есть, мы не сможем забрать "Слезу Юраты", пока не найдём остальные ключи? — уточнил я.

— Именно так, — кивнула Алиса. — Но это даже к лучшему. Никто другой тоже не сможет её извлечь и использовать.

Мы вышли из генераторной и направились к выходу из бункера. По дороге Бережной связался с Соколовым и дал ему указания начать поиски "Кинжала Перкунаса" в коллекциях Калининградского музея янтаря.

— Что ты думаешь обо всём этом? — спросил я Алису, когда мы поднимались по лестнице.

— Я думаю, что мы на верном пути, — ответила она. — Мы нашли первый тайник, подтвердили существование системы с пятью ключами и получили подсказку о местонахождении второго ключа. Это огромный прогресс.

— Но мы всё ещё не видели ни одной части Янтарной комнаты, — заметил я.

— Это только вопрос времени, — уверенно сказала Алиса. — Система безопасности работает именно так, как описано в документах. Значит, и информация о Янтарной комнате должна быть достоверной. Нам просто нужно найти все пять ключей.

Когда мы вышли из бункера, нас встретил полковник Савельев.

— Как прошло исследование? — спросил он.

— Успешно, — ответил Бережной. — Мы подтвердили наличие тайника, но для его полного открытия требуются дополнительные ключи, которые нам ещё предстоит найти.

— Понимаю, — кивнул Савельев. — Что вы хотите делать с бункером?

— Нам нужно обеспечить его охрану, — сказал Бережной. — Никто не должен входить туда без нашего разрешения. Это вопрос государственной безопасности.

— Будет сделано, — заверил Савельев. — Я выставлю постоянный пост охраны и ограничу доступ к этому сектору.

Мы поблагодарили полковника и отправились обратно в Калининград. По дороге Бережной получил сообщение от Соколова.

— Хорошие новости, — сказал он, прочитав сообщение. — Соколов нашёл упоминание о "Кинжале Перкунаса" в каталоге Калининградского музея янтаря. Это янтарный кинжал длиной около 30 сантиметров, датируемый XIII веком. Он был найден при раскопках на острове Канта в 1950-х годах и передан в музейную коллекцию.

— Это должен быть наш ключ! — воскликнула Алиса. — Совпадает и название, и место находки.

— Соколов уже договорился о встрече с директором музея, — продолжил Бережной. — Мы сможем осмотреть кинжал завтра утром.

— Отлично, — кивнула Алиса. — Если это действительно второй ключ, мы сможем вернуться в бункер и открыть следующий уровень тайника.

— А что насчёт остальных ключей? — спросил я. — У нас есть информация о них?

— В микрофильме есть некоторые указания, — ответила Алиса. — "Чаша Патримпаса" связана с каким-то религиозным обрядом древних пруссов. "Корона Потримпса" — с королевской семьёй Пруссии. А "Щит Пикуоласа" — с рыцарским орденом, возможно, с Тевтонским.

— Не так уж много конкретики, — заметил я.

— Да, но я надеюсь, что каждый следующий ключ будет содержать подсказку о местонахождении следующего, — сказала Алиса. — Как "Слеза Юраты" указала нам на "Кинжал Перкунаса".

Мы вернулись в конспиративную квартиру поздно вечером. Соколов уже ждал нас там с новостями.

— Я изучил всю доступную информацию о "Кинжале Перкунаса", — сказал он, раскладывая на столе фотографии и документы. — Это действительно уникальный артефакт. Кинжал вырезан из цельного куска янтаря, рукоять украшена серебряными вставками с символами бога грома Перкунаса.

— Он точно соответствует описанию второго ключа, — кивнула Алиса, рассматривая фотографии. — Но как мы сможем использовать его? Не думаю, что музей позволит нам забрать такой ценный экспонат.

— Об этом я позаботился, — сказал Бережной. — У меня есть официальное разрешение на временное изъятие кинжала для проведения научного исследования. Музей получит соответствующую компенсацию, а мы — доступ к артефакту.

— Отлично, — улыбнулась Алиса. — Тогда завтра мы сможем получить "Кинжал Перкунаса" и вернуться в бункер для открытия следующего уровня тайника.

— А что насчёт Штайнера? — спросил я. — Он наверняка следит за нами и может догадаться о наших планах.

— Мы усилили меры безопасности, — ответил Бережной. — Вокруг музея янтаря и на маршруте до бункера будут дежурить наши люди. Кроме того, мы распространили дезинформацию о том, что исследование бункера не дало результатов.

— Думаешь, он поверит? — усомнился я.

— Вряд ли, — признал Бережной. — Но это может заставить его сомневаться и выжидать, а не действовать активно. А нам только это и нужно — время.

Мы ещё некоторое время обсуждали детали завтрашней операции, затем разошлись отдыхать. День выдался насыщенным, и всем нам требовался отдых перед новыми испытаниями.

Утром мы отправились в музей янтаря. Здание, построенное в стиле неоготики, когда-то было оборонительной башней, частью городских укреплений Кёнигсберга. Теперь в нём располагалась уникальная коллекция янтарных изделий и самородков.

Нас встретила директор музея — элегантная женщина средних лет с внимательным взглядом.

— Добро пожаловать, — поприветствовала она нас. — Я Елена Викторовна Мальцева, директор музея. Господин Соколов сообщил мне о вашем интересе к "Кинжалу Перкунаса".

— Да, это так, — подтвердил Бережной, показывая ей официальные документы. — Мы проводим исследование древних янтарных артефактов, связанных с прусской мифологией. "Кинжал Перкунаса" — ключевой экспонат для нашей работы.

Директор внимательно изучила документы и кивнула.

— Всё в порядке. Я проведу вас к экспонату. Он находится в специальном хранилище, так как сейчас не выставляется в основной экспозиции.

Мы прошли через залы музея, где в стеклянных витринах были выставлены удивительные янтарные изделия — от древних амулетов до современных украшений. Алиса с интересом рассматривала экспонаты, делая заметки в блокноте.

Директор привела нас в служебное помещение, где находилось хранилище музея. Она ввела код на электронном замке, и дверь открылась, пропуская нас в просторную комнату с рядами шкафов и сейфов.

— "Кинжал Перкунаса" хранится в специальном сейфе с контролем температуры и влажности, — объяснила директор, подходя к одному из шкафов. — Это очень хрупкий экспонат, требующий особых условий хранения.

Она открыла сейф и достала небольшой контейнер из специального материала. Внутри, на бархатной подушке, лежал янтарный кинжал удивительной красоты. Его лезвие, вырезанное из прозрачного янтаря медового цвета, казалось, светилось изнутри. Рукоять была украшена серебряными вставками с изображением молний — символа бога грома Перкунаса.

— Вот он, — тихо сказала Алиса, глядя на кинжал с восхищением. — "Кинжал Перкунаса".

Директор осторожно достала кинжал из контейнера и положила его на специальный стол для изучения экспонатов.

— Вы можете осмотреть его здесь, — сказала она. — Если вам нужно будет забрать его для исследования, я подготовлю все необходимые документы.

Алиса надела белые перчатки и осторожно взяла кинжал в руки. Она внимательно осмотрела его со всех сторон, особенно рукоять с серебряными вставками.

— Это определённо то, что мы ищем, — тихо сказала она мне. — Форма точно соответствует отверстию в тайнике.

Бережной тем временем обсуждал с директором формальности, связанные с временным изъятием экспоната. Я видел, как он передал ей какие-то документы и чек — вероятно, страховую гарантию.

— Всё улажено, — сказал он, подходя к нам. — Мы можем забрать кинжал на три дня для проведения исследования. После этого обязаны вернуть его в том же состоянии.

Директор музея аккуратно упаковала "Кинжал Перкунаса" в специальный контейнер для транспортировки.

— Обращайтесь с ним предельно осторожно, — предупредила она, передавая контейнер Бережному. — Этому артефакту более семисот лет, и он невероятно хрупкий.

— Мы будем крайне бережны, — заверил её Бережной. — Спасибо за содействие.

Мы покинули музей и сели в ожидавший нас автомобиль. Бережной передал контейнер с кинжалом Алисе.

— Теперь у нас есть второй ключ, — сказал он. — Возвращаемся в бункер?

— Да, — кивнула Алиса. — Чем быстрее мы продвинемся в расследовании, тем лучше. Штайнер не дремлет, и у него есть свои источники информации.

По дороге в Балтийск Бережной получил сообщение от своих людей.

— Похоже, за нами следят, — сказал он, прочитав сообщение. — Наши наблюдатели заметили подозрительный автомобиль, который держится на расстоянии.

— Люди Штайнера? — спросил я.

— Скорее всего, — кивнул Бережной. — Но не беспокойтесь, мы подготовились к этому. На выезде из города нас ждёт группа поддержки. Они перехватят преследователей, а мы тем временем доберёмся до бункера.

Действительно, на окраине Калининграда нас встретил второй автомобиль с сотрудниками ФСБ. Они отделились от нас на перекрёстке, и вскоре мы увидели в зеркале заднего вида, как они остановили машину, следовавшую за нами.

— Это задержит их ненадолго, — сказал Бережной, — но даст нам необходимую фору.

Мы прибыли в Балтийск без дальнейших происшествий. На военной базе нас уже ждал полковник Савельев.

— Бункер под охраной, как вы и просили, — доложил он. — Никто не входил туда с момента вашего ухода.

— Отлично, — кивнул Бережной. — Мы готовы продолжить исследование.

Мы снова спустились в бункер, на этот раз без сопровождения сапёров — в их услугах больше не было необходимости. В генераторной всё оставалось так, как мы оставили вчера. Алиса сразу активировала механизм открытия тайника, используя те же рычаги на контрольной панели.

Когда панель в стене отъехала в сторону, открывая тайное помещение, мы вошли внутрь и сразу направились к люку в полу. Алиса осторожно достала "Кинжал Перкунаса" из контейнера и внимательно осмотрела отверстие для ключа.

— Форма идеально совпадает, — сказала она. — Это определённо наш ключ.

Она аккуратно вставила кинжал в отверстие. Раздался тихий щелчок, и кинжал, как и "Слеза Юраты" до этого, словно втянуло внутрь механизма. Послышался звук работающих шестерёнок, и через несколько секунд люк в полу начал медленно открываться.

Под люком оказалась небольшая лестница, ведущая в ещё одно помещение, расположенное ниже. Бережной посветил фонарём вниз.

— Ещё один уровень, — сказал он. — Похоже, бункер имеет более сложную структуру, чем показано на официальных планах.

Мы спустились по лестнице и оказались в небольшой комнате с металлическими стенами. В центре стоял массивный стол, а на нём — деревянный ящик с немецкими клеймами.

— Это оно! — воскликнула Алиса, подходя к ящику. — Здесь должна быть часть Янтарной комнаты!

Она осторожно открыла крышку ящика. Внутри, завёрнутая в специальную ткань, лежала янтарная панель размером примерно метр на метр. Когда Алиса осторожно развернула ткань, мы увидели великолепное произведение искусства — янтарную мозаику, изображающую герб Российской империи.

— Центральная панель Янтарной комнаты, — прошептала Алиса с благоговением. — Одна из самых ценных её частей.

Мы все молча смотрели на это чудо, сохранившееся в тайнике более семидесяти лет. Панель была в идеальном состоянии — янтарь сиял тёплым золотистым светом, а искусная резьба поражала своей детализацией.

— Невероятно, — пробормотал Бережной. — Это настоящее сокровище.

Алиса осторожно осмотрела панель со всех сторон, не касаясь её поверхности.

— Здесь должна быть подсказка о местонахождении третьего ключа, — сказала она. — Как "Слеза Юраты" указала нам на "Кинжал Перкунаса".

Она внимательно изучила обратную сторону панели и вскоре обнаружила небольшую металлическую пластину с выгравированной надписью.

— Вот оно, — сказала Алиса, освещая надпись фонарём. — "Die Schale des Patollus befindet sich im Schloss K;nigsberg, Raum der Preu;ischen Kronen". "Чаша Патримпаса находится в замке Кёнигсберг, в Зале прусских корон".

— Замок Кёнигсберг? — переспросил я. — Но он был разрушен во время войны.

— Да, от него остались только руины, — кивнула Алиса. — Но многие ценности из замка были эвакуированы немцами перед штурмом города. Возможно, "Чаша Патримпаса" была среди них.

— Нам нужно выяснить, куда могли вывезти сокровища из Кёнигсбергского замка, — сказал Бережной. — Это может быть сложнее, чем поиски "Кинжала Перкунаса".

— У меня есть идея, — сказала Алиса. — В Государственном архиве Калининградской области хранятся документы, связанные с эвакуацией культурных ценностей из Кёнигсберга. Возможно, там есть информация о судьбе замковых коллекций.

— Хорошо, — кивнул Бережной. — Но сначала нам нужно обеспечить сохранность этой панели. Мы не можем оставить её здесь, но и транспортировать обычным способом слишком рискованно.

— Я организую специальную перевозку, — сказал он после короткого размышления. — Панель будет доставлена в хранилище Эрмитажа в Санкт-Петербурге, где эксперты смогут изучить её и подготовить к возможной реставрации всей Янтарной комнаты.

Мы аккуратно упаковали панель обратно в ящик, и Бережной вызвал специальную группу для её транспортировки. Затем мы поднялись обратно в основное помещение тайника.

— Что с "Кинжалом Перкунаса"? — спросил я. — Он, как и "Слеза Юраты", остался в механизме?

— Да, — кивнула Алиса. — И мы не сможем извлечь их, пока не найдём все пять ключей и не откроем главный тайник.

— Значит, нам придётся объяснить директору музея, почему мы не можем вернуть кинжал через три дня, — заметил я.

— Об этом я позабочусь, — сказал Бережной. — Музей получит соответствующую компенсацию, а когда мы завершим наше расследование, кинжал будет возвращён на своё место.

Мы закрыли тайник и поднялись на поверхность. Специальная группа для транспортировки панели уже прибыла, и Бережной лично проинструктировал их о важности и ценности груза.

— Что теперь? — спросил я, когда мы покинули территорию военной базы.

— Теперь мы отправляемся в Государственный архив, — ответила Алиса. — Нам нужно найти информацию о "Чаше Патримпаса" и её возможном местонахождении.

Так завершился наш первый серьёзный успех в поисках Янтарной комнаты. Мы нашли один из её фрагментов и получили подсказку о местонахождении третьего ключа. Но впереди нас ждали новые испытания и опасности, ведь Штайнер не оставил своих планов завладеть сокровищами "Проекта Юрата".

ГЛАВА 16: ЛОВУШКА

"Охотник всегда рискует сам стать добычей."
— Старая поморская поговорка

Прошла неделя с момента нашего открытия в бункере. За это время мы добились значительного прогресса в поисках третьего ключа — "Чаши Патримпаса". Работа в Государственном архиве Калининградской области принесла свои плоды: мы обнаружили документы, свидетельствующие о том, что ценности из Кёнигсбергского замка были эвакуированы в несколько мест, включая замок Вартбург в Тюрингии.

Бережной немедленно организовал экспедицию в Германию, и вскоре мы с Алисой оказались в древнем замке, возвышающемся на скалистом утёсе над городом Эйзенах. Здесь, в музейной коллекции замка, среди других средневековых артефактов, мы обнаружили "Чашу Патримпаса" — небольшой кубок из янтаря с серебряными вставками, украшенными символами плодородия.

Получение чаши потребовало длительных переговоров с немецкими властями и музейным руководством, но благодаря дипломатическим усилиям Бережного и официальной поддержке российского правительства, нам удалось временно получить артефакт для "научного исследования".

Вернувшись в Калининград с третьим ключом, мы сразу отправились в бункер в Балтийске. "Чаша Патримпаса" идеально подошла к третьему отверстию в механизме тайника, открыв нам доступ к ещё одному уровню подземного хранилища. Там мы обнаружили вторую панель Янтарной комнаты — великолепную мозаику, изображающую аллегорию четырёх чувств.

И, как мы и ожидали, на обратной стороне панели была выгравирована подсказка о местонахождении четвёртого ключа — "Короны Потримпса". Согласно надписи, корона хранилась в "подземном святилище Пиллау", древнем прусском капище, расположенном под современным Балтийском.

Поиски подземного святилища заняли несколько дней. Мы изучали старые карты, опрашивали местных историков и археологов, пока наконец не обнаружили вход в древние катакомбы, скрытый в подвале одного из старейших зданий города.

Спуск в катакомбы был опасным предприятием — узкие проходы, осыпающиеся своды, затхлый воздух. Но наши усилия были вознаграждены: в центральной камере подземного святилища, на каменном алтаре, мы нашли "Корону Потримпса" — изящное янтарное изделие в форме венца, украшенное символами воды и моря.

С четвёртым ключом мы вернулись в бункер и открыли четвёртый уровень тайника, где обнаружили третью панель Янтарной комнаты и подсказку о местонахождении последнего, пятого ключа — "Щита Пикуоласа".

Согласно надписи, щит был спрятан в "крепости рыцарей креста на берегу залива" — очевидно, речь шла о замке Бальга, древней крепости Тевтонского ордена на берегу Вислинского залива.

Сегодня от замка Бальга остались лишь руины, но Бережной организовал специальную археологическую экспедицию, которая после нескольких дней раскопок обнаружила тайник в фундаменте бывшей капеллы. Там, в свинцовом ящике, хранился "Щит Пикуоласа" — круглый янтарный диск с изображением черепа и костей, символов бога смерти Пикуоласа.

Теперь, когда у нас были все пять ключей, мы могли наконец открыть главный тайник и получить доступ к основной части Янтарной комнаты. Но Бережной не спешил.

— Мы знаем, что Штайнер следит за нами, — сказал он на совещании в конспиративной квартире. — Его люди были замечены и в Балтийске, и в районе замка Бальга. Он знает о наших находках и, вероятно, догадывается о том, что мы близки к цели.

— Что вы предлагаете? — спросил я.

— Устроить ловушку, — ответил Бережной. — Мы знаем, что Штайнер хочет заполучить Янтарную комнату. Давайте дадим ему шанс попытаться — на наших условиях.

— Как именно? — поинтересовалась Алиса.

— Мы распространим информацию о том, что собираемся открыть главный тайник завтра ночью, — объяснил Бережной. — Но сделаем это через ненадёжный канал, как будто произошла утечка. Штайнер клюнет на эту приманку и попытается перехватить нас в бункере.

— А мы будем ждать его там, — догадался я.

— Именно, — кивнул Бережной. — Мы подготовим засаду и возьмём Штайнера с поличным при попытке хищения культурных ценностей. У нас будут все основания для его ареста.

— Звучит рискованно, — заметила Алиса. — Что, если Штайнер придёт не один? У него могут быть вооружённые люди.

— Мы будем готовы к этому, — заверил Бережной. — Я привлеку специальную группу захвата ФСБ. Они профессионалы, имеющие опыт подобных операций.

— А что с Янтарной комнатой? — спросил я. — Мы действительно будем открывать тайник или это только приманка?

— Мы подготовим всё для открытия, — ответил Бережной. — Но активируем механизм только после того, как нейтрализуем Штайнера и его людей. Безопасность превыше всего.

План был детально разработан в течение следующих нескольких часов. Бережной связался с руководством ФСБ и получил разрешение на проведение операции. Специальная группа захвата должна была прибыть в Балтийск завтра днём и занять позиции в бункере и вокруг него.

Тем временем Соколов организовал "утечку" информации через одного из сотрудников музея янтаря, который, как мы подозревали, передавал сведения людям Штайнера. Согласно этой информации, мы планировали открыть главный тайник в полночь следующего дня.

— Теперь остаётся только ждать, — сказал Бережной, когда все приготовления были завершены. — Штайнер не упустит такой шанс.

Следующий день прошёл в напряжённом ожидании. Мы прибыли в Балтийск ранним утром и сразу направились в бункер. Группа захвата ФСБ уже была на месте, занимая стратегические позиции как внутри бункера, так и на прилегающей территории.

— Всё готово, — доложил командир группы, майор Карпов. — Мои люди контролируют все подходы к бункеру. Никто не сможет приблизиться незамеченным.

— Отлично, — кивнул Бережной. — Теперь подготовим тайник.

Мы спустились в генераторную, где находился вход в тайное хранилище. Алиса активировала механизм, и панель в стене отъехала в сторону, открывая доступ к тайнику.

— Мы разместим все пять ключей рядом с соответствующими отверстиями, — сказала она, доставая "Щит Пикуоласа" из специального контейнера. — Но не будем вставлять их до тех пор, пока не получим сигнал от группы захвата.

К вечеру всё было готово. Мы заняли позиции в небольшом помещении рядом с генераторной, откуда через скрытую камеру могли наблюдать за тайником. Бережной поддерживал связь с майором Карповым через защищённый канал.

— Периметр чист, — докладывал Карпов каждые полчаса. — Никаких признаков проникновения.

Время тянулось мучительно медленно. Десять вечера... Одиннадцать... Половина двенадцатого...

— Движение у восточного входа, — внезапно сообщил Карпов. — Трое неизвестных приближаются к бункеру.

— Не перехватывайте их, — приказал Бережной. — Пусть войдут. Мы возьмём их внутри.

Мы напряжённо всматривались в монитор, на котором транслировалось изображение с камер наблюдения, установленных в коридорах бункера. Вскоре на экране появились три фигуры, осторожно продвигающиеся к генераторной.

— Это Штайнер, — прошептала Алиса, узнав высокого мужчину, идущего впереди. — А с ним Ковальски и ещё кто-то.

— Краус, — сказал Бережной. — Его правая рука. Опасный человек.

Мы наблюдали, как трое мужчин вошли в генераторную и направились прямо к открытой панели в стене.

— Смотрите, как уверенно они двигаются, — заметил я. — Они точно знают, куда идти.

— У них должен быть свой источник информации, — кивнул Бережной. — Возможно, кто-то из местных, кто знает о бункере больше, чем говорит.

Штайнер и его люди вошли в тайник и сразу обратили внимание на пять ключей, лежащих рядом с механизмом.

— Jackpot! — воскликнул Штайнер по-английски. — Все пять ключей! Они сделали всю работу за нас.

— Что будем делать с русскими, когда они появятся? — спросил Ковальски.

— То же, что и всегда, — холодно ответил Штайнер. — Никаких свидетелей.

Бережной переглянулся с нами и кивнул.

— Пора, — сказал он в микрофон. — Группа захвата, приступайте к операции.

На мониторе мы увидели, как в генераторную быстро и бесшумно вошли бойцы спецназа ФСБ в полной экипировке. Они окружили вход в тайник, готовые к штурму.

— Внимание в тайнике! — раздался усиленный голос майора Карпова. — Вы окружены! Бросайте оружие и выходите с поднятыми руками!

На мгновение воцарилась тишина. Затем из тайника раздались выстрелы.

— Они оказывают сопротивление, — сказал Бережной. — Я так и думал.

Мы наблюдали на мониторе, как бойцы спецназа занимают позиции для штурма. Перестрелка продолжалась несколько минут, пока из тайника не раздался крик:

— Стойте! Не стреляйте! Мы сдаёмся!

Это был голос Ковальски. Вскоре из тайника вышли двое — Ковальски и Краус, с поднятыми руками.

— А где Штайнер? — спросил Бережной, глядя на монитор.

— Должно быть, остался внутри, — предположил я.

Бойцы спецназа быстро обезвредили и увели Ковальски и Крауса, после чего осторожно вошли в тайник. Через несколько минут майор Карпов связался с Бережным.

— Тайник пуст, — доложил он. — Штайнера здесь нет.

— Как это возможно? — удивился Бережной. — Мы видели, как он вошёл, и не видели, как вышел.

— Должен быть другой выход, — сказала Алиса. — Тайный проход, о котором мы не знаем.

Мы немедленно направились в генераторную и вошли в тайник. Бойцы спецназа тщательно обыскивали помещение, ища скрытый выход.

— Здесь ничего нет, — доложил один из них. — Сплошные стены, никаких признаков дверей или люков.

— Должно быть что-то, — настаивала Алиса, осматривая стены тайника. — Штайнер не мог просто испариться.

Я внимательно осмотрел пол и заметил едва различимую линию, образующую прямоугольник.

— Здесь, — сказал я, указывая на неё. — Похоже на люк, но без видимого механизма открывания.

Алиса подошла и присела рядом, изучая обнаруженный люк.

— Ты прав, — сказала она. — Это должен быть аварийный выход. Но как его открыть?

Она осмотрела стены рядом с люком и обнаружила небольшое углубление.

— Здесь что-то должно быть, — пробормотала Алиса, ощупывая углубление. — Какой-то механизм или...

Внезапно раздался щелчок, и люк в полу медленно открылся, открывая тёмный проход, ведущий вниз.

— Вот как он сбежал, — сказал Бережной. — Через подземный ход.

Майор Карпов немедленно организовал преследование. Несколько бойцов спецназа, вооружённых фонарями и оружием, спустились в проход.

— Будьте осторожны, — предупредил их Бережной. — Штайнер опасен и, вероятно, вооружён.

Мы остались в тайнике, изучая механизм с пятью ключами. К счастью, Штайнер не успел активировать его или забрать ключи.

— Что теперь? — спросил я Бережного. — Продолжаем с открытием главного тайника?

— Да, — кивнул он. — Штайнер сбежал, но его сообщники задержаны. Мы не можем упустить шанс обнаружить основную часть Янтарной комнаты.

Алиса начала подготовку к активации механизма, когда вдруг из подземного хода донеслись звуки выстрелов.

— Они нашли Штайнера, — сказал Бережной, хватаясь за рацию. — Карпов, доложите обстановку!

— Контакт с противником! — раздался голос майора сквозь треск помех. — Штайнер забаррикадировался в боковом тоннеле! Ведёт огонь!

Мы напряжённо слушали звуки перестрелки, доносящиеся из подземного хода. Внезапно всё стихло, и через несколько минут из люка появился майор Карпов.

— Штайнер ушёл, — доложил он. — Тоннель разветвляется на несколько направлений, и он знает их лучше нас. Мы продолжаем поиски, но шансы невелики.

Бережной нахмурился.

— Усильте наблюдение за всеми выходами из подземной системы, — приказал он. — И проверьте порт — он может попытаться покинуть страну морем.

Карпов кивнул и вернулся к своим людям, чтобы организовать поиски. Мы же сосредоточились на механизме с пятью ключами.

— Приступаем к открытию главного тайника, — сказала Алиса. — Согласно схеме, ключи нужно вставлять в определённой последовательности: сначала "Слеза Юраты", затем "Кинжал Перкунаса", "Чаша Патримпаса", "Корона Потримпса" и, наконец, "Щит Пикуоласа".

Она осторожно вставила первый ключ — "Слезу Юраты" — в соответствующее отверстие. Раздался тихий щелчок, и ключ, как и раньше, словно втянуло внутрь механизма. Затем Алиса последовательно вставила остальные четыре ключа, каждый раз сопровождаемый тем же характерным щелчком.

Когда последний ключ — "Щит Пикуоласа" — исчез в механизме, раздался громкий гул, и вся стена напротив нас начала медленно отъезжать в сторону, открывая проход в ещё одно помещение.

— Главный тайник, — прошептала Алиса, глядя на открывающийся проход с благоговением.

Мы вошли в просторное помещение, гораздо больше предыдущих. Здесь, аккуратно уложенные в специальные деревянные ящики, хранились десятки янтарных панелей — основная часть легендарной Янтарной комнаты.

— Невероятно, — выдохнул Бережной, осматривая сокровища. — Они сохранили почти всю комнату.

Алиса осторожно открыла один из ящиков, обнажив великолепную янтарную панель с изящной резьбой и мозаикой.

— Это центральная часть западной стены, — сказала она, изучая панель. — Смотрите, какая детализация! И состояние почти идеальное.

Мы медленно обходили помещение, открывая ящики и осматривая их содержимое. Здесь были все основные элементы Янтарной комнаты — панели, пилястры, карнизы, даже знаменитые флорентийские мозаики.

— Теперь понятно, почему они разделили комнату на части и спрятали их в разных тайниках, — сказал я. — Это слишком ценный груз, чтобы хранить его в одном месте.

— Да, — кивнула Алиса. — И система с пятью ключами обеспечивала дополнительную защиту. Даже если бы кто-то нашёл один из тайников, он не смог бы получить доступ к главному хранилищу без всех пяти ключей.

Бережной тем временем связался с руководством ФСБ, докладывая о нашей находке.

— Нам нужна специальная команда реставраторов и искусствоведов, — сказал он. — И усиленная охрана для транспортировки.

Пока Бережной занимался организационными вопросами, мы с Алисой продолжали изучать тайник. В дальнем углу помещения я заметил небольшой металлический сейф.

— Алиса, посмотри, — позвал я её. — Здесь ещё что-то есть.

Она подошла и осмотрела сейф.

— Интересно, — сказала Алиса. — Этот сейф явно не немецкого производства. Он современный, установлен здесь гораздо позже создания тайника.

— Кто мог его установить? — спросил я.

— Возможно, те, кто нашёл тайник до нас, — предположила Алиса. — Может быть, даже Штайнер или его люди.

Сейф был заперт кодовым замком. Алиса внимательно осмотрела его, ища какие-либо подсказки или следы взлома.

— Нет признаков того, что его пытались открыть, — сказала она. — Но код может быть связан с "Проектом Юрата" или Янтарной комнатой.

Мы попробовали несколько комбинаций — даты создания Янтарной комнаты, начала "Проекта Юрата", даже координаты бункера, но безуспешно.

— Нужно подумать иначе, — сказала Алиса после очередной неудачной попытки. — Что может быть важным для тех, кто установил этот сейф?

Я вспомнил о микрофильме, найденном в "Слезе Юраты", и о зашифрованных документах, которые мы расшифровали.

— Может быть, код связан с шифром, который использовался в документах? — предположил я.

Алиса задумалась.

— Возможно... В документах часто упоминалась последовательность цифр 3-9-4-5-1. Это могло быть не только частью шифра, но и кодом.

Она набрала эту комбинацию на замке сейфа, и, к нашему удивлению, раздался щелчок — сейф открылся.

Внутри лежала толстая папка с документами и небольшая коробка. Алиса осторожно достала папку и открыла её.

— Это... невероятно, — прошептала она, просматривая документы. — Здесь полная документация по "Проекту Юрата" — списки всех участников, места хранения других ценностей, вывезенных из Кёнигсберга, даже карты с отмеченными тайниками.

— Кто мог собрать всю эту информацию? — удивился я.

— Кто-то, кто имел доступ к архивам КГБ и немецким документам, — ответила Алиса. — Возможно, один из бывших сотрудников, который нашёл этот тайник и решил сохранить информацию для потомков.

Она открыла коробку, лежавшую рядом с папкой. Внутри оказался небольшой янтарный медальон с выгравированным изображением морской богини — Юраты.

— Ещё один артефакт, связанный с легендой, — сказала Алиса, рассматривая медальон. — Возможно, личный талисман одного из участников проекта.

Бережной вернулся к нам, закончив разговор с руководством.

— Специальная команда будет здесь через два часа, — сообщил он. — А пока нам нужно... Что это? — прервал он сам себя, заметив открытый сейф.

Мы показали ему найденные документы и медальон.

— Это меняет всё, — сказал Бережной, быстро просматривая бумаги. — С этой информацией мы сможем найти все остальные тайники "Проекта Юрата". Здесь могут быть и другие культурные ценности, вывезенные из Кёнигсберга.

Внезапно из коридора донеслись звуки борьбы и выстрел. Бережной мгновенно выхватил пистолет.

— Оставайтесь здесь, — приказал он нам и выбежал из тайника.

Мы с Алисой напряжённо прислушивались. Снаружи раздались ещё несколько выстрелов, затем наступила тишина.

— Что происходит? — прошептала Алиса.

— Не знаю, — ответил я. — Но нам лучше подготовиться к худшему.

Я огляделся в поисках чего-нибудь, что могло бы служить оружием, и нашёл тяжёлый металлический фонарь. Алиса тем временем собрала документы и медальон обратно в сейф и закрыла его.

— Если это Штайнер, он не должен получить эту информацию, — сказала она.

Мы заняли позицию у входа в тайник, готовые к любому развитию событий. Через несколько минут в проёме появилась фигура.

— Бережной! — воскликнула Алиса с облегчением.

Но это был не Бережной. В тайник вошёл Штайнер, держа пистолет с глушителем.

— Добрый вечер, господа, — сказал он с лёгкой улыбкой. — Прошу прощения за вторжение, но я не мог упустить такую возможность.

— Где Бережной? — спросил я, крепче сжимая фонарь.

— Ваш друг из ФСБ временно выведен из строя, — ответил Штайнер. — Ничего серьёзного, уверяю вас. Просто небольшой удар по голове. А вот его коллеги из группы захвата, боюсь, не были столь удачливы.

— Что вам нужно? — спросила Алиса, незаметно отступая к сейфу.

— То же, что и вам, доктор Новикова, — ответил Штайнер. — Янтарная комната и все секреты "Проекта Юрата". Я следил за вашими успехами с большим интересом. Вы проделали отличную работу, найдя все пять ключей и открыв главный тайник. Теперь я заберу плоды ваших трудов.

— Вы не сможете вывезти всё это, — возразил я, указывая на ящики с панелями Янтарной комнаты. — Это слишком много для одного человека.

— О, я не собираюсь забирать всю комнату, — усмехнулся Штайнер. — Только самые ценные части и, конечно, документацию. Мои люди уже ждут снаружи, готовые транспортировать груз.

Он сделал шаг вперёд, держа нас на прицеле.

— А теперь, если вы не возражаете, я бы хотел осмотреть ваши находки.

Штайнер начал медленно обходить помещение, не спуская с нас глаз. Он открыл несколько ящиков, оценивающе разглядывая янтарные панели.

— Великолепно, — пробормотал он. — Просто великолепно. Знаете, сколько коллекционеров готовы заплатить миллионы за эти сокровища?

— Вы не сможете продать их, — сказала Алиса. — Янтарная комната слишком известна. Любая её часть будет немедленно опознана.

— Есть коллекционеры, которых это не беспокоит, — возразил Штайнер. — Люди, готовые платить за возможность владеть частью истории, даже если никто никогда не узнает об этом.

Он заметил открытый сейф и направился к нему.

— А что у нас здесь? — спросил Штайнер, заглядывая внутрь. — Документы? Как интересно.

Он начал просматривать бумаги, и его лицо осветилось жадным блеском.

— Вот это настоящее сокровище! — воскликнул Штайнер. — Полная карта всех тайников "Проекта Юрата"! С этим я смогу найти всё, что было спрятано немцами перед отступлением.

Я переглянулся с Алисой, ища способ обезвредить Штайнера. Но он был опытен и осторожен, постоянно держа нас в поле зрения.

— Не думайте о глупостях, — предупредил он, заметив мой взгляд. — Я не хочу применять силу, но сделаю это, если придётся.

Внезапно из коридора донёсся шум. Штайнер на мгновение отвлёкся, и я воспользовался этим, бросив в него фонарь. Он инстинктивно уклонился, и его выстрел ушёл в потолок.

В этот момент в тайник ворвались бойцы спецназа во главе с майором Карповым.

— Бросай оружие! — крикнул майор.

Но Штайнер был быстр. Он нырнул за ящики с панелями Янтарной комнаты, используя их как прикрытие, и открыл огонь по спецназовцам.

— Назад! — крикнул Карпов нам. — Выбирайтесь отсюда!

Мы с Алисой бросились к выходу, пригибаясь под свистящими пулями. В коридоре мы наткнулись на Бережного, который приходил в себя после удара.

— Что происходит? — спросил он, держась за голову.

— Штайнер в тайнике, — быстро объяснил я. — Карпов и его люди пытаются его взять.

Бережной немедленно выхватил пистолет и направился к тайнику, но в этот момент оттуда донёсся громкий взрыв.

— Граната! — крикнул кто-то из бойцов.

Коридор наполнился дымом и пылью. Когда всё немного рассеялось, мы увидели, что вход в тайник частично обрушился.

— Карпов! — крикнул Бережной. — Вы целы?

— Да, — донёсся голос майора из-за завала. — Но Штайнер ушёл через какой-то потайной ход. И он забрал документы из сейфа.

— Чёрт! — выругался Бережной. — Теперь у него есть карта всех тайников.

Мы быстро организовали расчистку завала. К счастью, обрушение было не слишком серьёзным, и через полчаса проход в тайник был освобождён.

Внутри мы обнаружили двух раненых бойцов спецназа, которым немедленно оказали первую помощь. Карпов показал нам небольшую дверь в дальней стене тайника, искусно замаскированную под обычную панель.

— Он ушёл через этот ход, — сказал майор. — Мы попытались преследовать, но там целый лабиринт подземных тоннелей. Без карты легко заблудиться.

— Что с Янтарной комнатой? — спросила Алиса, осматривая тайник.

К счастью, панели не пострадали от взрыва. Ящики защитили их, и лишь несколько из них были повреждены осколками.

— Нам нужно немедленно эвакуировать всё это, — сказал Бережной. — Теперь, когда Штайнер знает о тайнике, он может вернуться с подкреплением.

Следующие несколько часов мы занимались организацией транспортировки найденных сокровищ. Специальная команда реставраторов, прибывшая из Санкт-Петербурга, тщательно упаковала каждую панель для безопасной перевозки.

— Куда их отправят? — спросил я Бережного, наблюдая за работой специалистов.

— В Эрмитаж, — ответил он. — Там есть все условия для хранения и реставрации. А затем, возможно, Янтарная комната вернётся в Екатерининский дворец в Царском Селе, где она и находилась до войны.

Алиса подошла к нам, держа в руках янтарный медальон — единственное, что Штайнер не успел забрать из сейфа.

— По крайней мере, у нас осталось это, — сказала она. — Возможно, медальон содержит какие-то подсказки, которые помогут нам опередить Штайнера в поисках других тайников.

— Будем надеяться, — кивнул Бережной. — Но сейчас наш приоритет — обеспечить безопасность Янтарной комнаты. Штайнер всё ещё на свободе, и он не оставит своих планов.

Когда последний ящик с панелями был вынесен из бункера и погружен в специальный бронированный фургон, мы наконец смогли перевести дух.

— Что теперь? — спросил я.

— Теперь мы начинаем охоту на Штайнера, — твёрдо сказал Бережной. — У него есть карта тайников, но у нас есть медальон и, что важнее, преимущество в ресурсах. ФСБ объявит его в международный розыск, и все пограничные пункты будут предупреждены.

— Он может уже покинуть страну, — заметила Алиса.

— Возможно, — согласился Бережной. — Но я сомневаюсь, что он уйдёт с пустыми руками. Штайнер слишком одержим сокровищами "Проекта Юрата". Он попытается найти хотя бы один из тайников, указанных на карте, прежде чем скрыться.

— И мы должны быть там раньше него, — сказала Алиса.

— Именно, — кивнул Бережной. — Поэтому нам нужно как можно скорее расшифровать подсказки в медальоне.

Так завершился наш первый серьёзный успех в поисках Янтарной комнаты. Мы нашли главное сокровище "Проекта Юрата", но потеряли карту других тайников. Впереди нас ждала гонка со временем и опасным противником, готовым на всё ради обладания историческими ценностями.

ГЛАВА 17: ШТОЛЬНИ

"В лабиринтах прошлого легко заблудиться навсегда."
— Отто Штайнер, из личного дневника

Три дня прошли в напряжённой работе. Алиса практически не покидала лабораторию, изучая янтарный медальон и пытаясь расшифровать скрытые в нём подсказки. Бережной мобилизовал все доступные ресурсы ФСБ для поиска Штайнера, но тот словно растворился в воздухе.

— Ни одного следа, — сказал Бережной, входя в лабораторию с чашкой кофе для Алисы. — Ни на одном пограничном пункте, ни в аэропортах, ни в портах. Он как призрак.

— Он всё ещё здесь, — уверенно ответила Алиса, не отрываясь от микроскопа. — Я чувствую это. Штайнер не уйдёт, пока не получит то, за чем пришёл.

— Есть прогресс с медальоном? — спросил я, разглядывая увеличенные фотографии артефакта на мониторе компьютера.

— Возможно, — кивнула Алиса. — Смотрите, на обратной стороне медальона есть крошечные царапины. Сначала я думала, что это просто следы времени, но под микроскопом видно, что они образуют определённый узор.

Она показала нам увеличенное изображение. Действительно, царапины складывались в схематичный рисунок, напоминающий карту ; .

— Это похоже на систему тоннелей или пещер, — заметил я, вглядываясь в изображение.

— Именно, — подтвердила Алиса. — И я думаю, что знаю, что это такое. Это старые янтарные штольни в районе посёлка Янтарный, бывшего Пальмникена. Немцы добывали там янтарь ещё с XVII века.

— И ты считаешь, что там может быть один из тайников? — спросил Бережной.

— Более чем вероятно, — кивнула Алиса. — Штольни идеально подходят для тайника — запутанная система подземных ходов, многие из которых заброшены и забыты. К тому же, символично — прятать янтарные сокровища в янтарных шахтах.

— Нужно проверить это немедленно, — решил Бережной. — Если ты права, Штайнер может уже быть там.

Он достал телефон и быстро отдал несколько распоряжений.

— Группа будет готова через час, — сказал он, закончив разговор. — Мы выезжаем в Янтарный.

Пока Бережной занимался организацией операции, Алиса продолжала изучать медальон.

— Здесь есть ещё что-то, — пробормотала она, вертя артефакт в руках. — Какой-то механизм внутри.

Она осторожно нажала на глаза морской богини, изображённой на медальоне, и крошечная крышка на обратной стороне открылась, обнажив миниатюрный компас.

— Вот это да! — воскликнула Алиса. — Медальон не просто указывает на штольни, он может помочь ориентироваться в них!

— Как именно? — спросил я, разглядывая крошечный компас.

— Это не обычный компас, — объяснила Алиса. — Смотри, стрелка не указывает на север. Она реагирует на что-то другое.

Она провела медальоном над различными предметами в лаборатории, и вдруг стрелка резко дёрнулась, указывая на небольшой кусочек янтаря, лежащий на столе.

— Янтарь! — воскликнула Алиса. — Компас реагирует на янтарь! Это идеальный инструмент для поиска тайника в янтарных штольнях.

— Гениально, — признал Бережной. — Немцы всё продумали до мелочей.

Через час мы уже были в пути к посёлку Янтарный. С нами ехала группа спецназа ФСБ, готовая к возможному столкновению со Штайнером и его людьми.

— Мы должны действовать предельно осторожно, — инструктировал Бережной по дороге. — Штольни — опасное место сами по себе, даже без учёта возможного присутствия Штайнера. Обвалы, затопленные участки, ядовитые газы — всё это реальные угрозы.

— У нас есть карта штолен? — спросил я.

— Только частичная, — ответил Бережной. — Многие тоннели не отмечены на официальных планах, особенно те, что были вырыты во время войны. Но у нас есть проводник — бывший шахтёр, который работал там в советское время.

Когда мы прибыли в Янтарный, нас встретил пожилой мужчина с обветренным лицом — Николай Петрович, наш проводник.

— Штольни сейчас в плохом состоянии, — предупредил он, ведя нас к одному из входов, скрытому в лесу недалеко от берега моря. — Последние серьёзные работы проводились здесь в 80-х годах, а потом всё забросили. Многие ходы обрушились, другие затоплены грунтовыми водами.

— Но вы знаете безопасный маршрут? — спросил Бережной.

— Знаю несколько, — кивнул Николай Петрович. — Но даже они могут быть опасны. Время не щадит подземные сооружения.

Вход в штольни представлял собой низкий тоннель, укреплённый старыми деревянными балками. Мы надели каски с фонарями и защитное снаряжение, предоставленное группой спецназа.

— Держитесь вместе и следуйте за мной, — сказал Николай Петрович, зажигая свой фонарь. — И будьте готовы к неожиданностям.

Мы вошли в тоннель гуськом. Воздух внутри был влажным и затхлым, с лёгким запахом серы. Стены, покрытые плесенью и мхом, поблёскивали в свете фонарей — в породе встречались мелкие включения янтаря.

— Эти штольни использовались ещё пруссами, — рассказывал Николай Петрович, ведя нас всё глубже. — Потом немцы расширили их, а во время войны здесь работали военнопленные. Говорят, многие из них так и остались здесь навсегда, погребённые под обвалами.

Мы шли около получаса, постепенно спускаясь всё глубже под землю. Тоннели разветвлялись, образуя настоящий лабиринт, но наш проводник уверенно выбирал путь.

— Куда именно мы направляемся? — спросил Бережной.

— К центральной камере, — ответил Николай Петрович. — Это большое помещение, где раньше был склад добытого янтаря. Если немцы и спрятали что-то в штольнях, то скорее всего там.

Алиса периодически проверяла медальон-компас. Чем глубже мы спускались, тем активнее реагировала стрелка.

— Мы на верном пути, — сказала она. — Стрелка всё сильнее отклоняется в направлении нашего движения.

Внезапно Николай Петрович остановился и поднял руку, призывая к тишине.

— Что такое? — шёпотом спросил Бережной.

— Слышите? — так же тихо ответил проводник.

Мы прислушались. Из глубины тоннелей доносились приглушённые звуки — словно кто-то стучал по камню или металлу.

— Кто-то уже здесь, — прошептал Николай Петрович. — И судя по звукам, они что-то ищут.

— Штайнер, — процедил Бережной. — Он опередил нас.

Командир группы спецназа подошёл к Бережному.

— Какие будут приказы? — спросил он.

— Продвигаемся вперёд, но предельно осторожно, — ответил Бережной. — Нам нужно оценить ситуацию, прежде чем предпринимать активные действия.

Мы продолжили путь, теперь двигаясь гораздо медленнее и стараясь не производить шума. Звуки впереди становились всё отчётливее.

— Мы приближаемся к центральной камере, — прошептал Николай Петрович. — Ещё около ста метров.

Тоннель начал расширяться, и вскоре мы оказались у входа в просторную подземную камеру. Мы погасили фонари и осторожно выглянули из-за выступа породы.

Центральная камера представляла собой обширное помещение с высоким сводчатым потолком, поддерживаемым массивными деревянными балками. В центре стоял Штайнер с несколькими помощниками. Они освещали пространство мощными прожекторами и методично простукивали стены, очевидно, в поисках тайника.

— Пять человек, — прошептал командир спецназа, оценивая ситуацию. — Все вооружены. У них профессиональное оборудование для поиска — металлоискатели, ультразвуковые сканеры.

— Они ещё не нашли тайник, — заметила Алиса, наблюдая за действиями группы. — Иначе бы не продолжали поиски.

Бережной кивнул и начал отдавать беззвучные приказы своим людям. Спецназовцы рассредоточились, занимая позиции вокруг камеры.

— Мы окружим их и возьмём врасплох, — прошептал Бережной. — Но сначала нужно понять, где именно находится тайник, чтобы защитить его при возможной перестрелке.

Алиса достала медальон и осторожно проверила показания компаса. Стрелка решительно указывала на дальнюю стену камеры — именно ту, которую сейчас исследовал Штайнер.

— Тайник там, — прошептала она. — В той стене.

В этот момент один из людей Штайнера что-то воскликнул и позвал остальных. Они столпились у участка стены, где металлоискатель явно обнаружил что-то интересное.

— Они нашли его, — прошептал я. — Нужно действовать сейчас.

Бережной кивнул и подал сигнал своим людям. Спецназовцы синхронно включили тактические фонари, ослепляя группу Штайнера, и выскочили из укрытий.

— ФСБ! Всем оставаться на местах! Бросить оружие! — громко скомандовал Бережной.

На мгновение воцарилась полная неподвижность. Затем один из людей Штайнера резко развернулся и открыл огонь. Началась перестрелка.

— Назад! — крикнул Бережной нам с Алисой. — Укройтесь за выступом!

Мы отступили в тоннель, но Алиса вдруг остановилась.

— Смотрите! — воскликнула она, указывая в сторону.

В суматохе боя Штайнер отделился от своей группы и скрылся в одном из боковых тоннелей, отходящих от центральной камеры.

— Он уходит! — крикнула Алиса. — И, похоже, у него что-то есть!

Действительно, в руках Штайнера был какой-то предмет, завёрнутый в ткань.

— Он успел извлечь что-то из тайника до нашего появления, — догадался я.

Не раздумывая, Алиса бросилась за ним.

— Алиса, стой! — крикнул я, но она уже скрылась в тоннеле.

Я побежал за ней, оставив Бережного и спецназовцев разбираться с остальными людьми Штайнера.

Тоннель, в который вошла Алиса, был узким и извилистым. Я бежал, освещая путь фонарём на каске, и вскоре услышал впереди звуки борьбы. Ускорив шаг, я выскочил в небольшую боковую камеру и увидел Алису, сцепившуюся со Штайнером.

Они боролись за свёрток, который Штайнер пытался удержать. Я бросился на помощь Алисе, но в этот момент часть потолка камеры обрушилась, отрезав меня от них. Мне пришлось отскочить назад, чтобы не быть погребённым под обломками.

— Алиса! — закричал я, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь пыль и обломки.

— Я в порядке! — донёсся её голос. — Но Штайнер уходит дальше в тоннели!

— Возвращайся! — крикнул я. — Здесь опасно!

— Нет! Я должна остановить его! У него важный артефакт!

Я услышал удаляющиеся шаги — Алиса преследовала Штайнера глубже в лабиринт штолен.

— Чёрт! — выругался я и бросился обратно к центральной камере за помощью.

Когда я вернулся, перестрелка уже закончилась. Люди Штайнера были нейтрализованы — двое убиты, трое взяты в плен. Бережной координировал действия спецназовцев.

— Штайнер ушёл в боковые тоннели! — крикнул я, подбегая к нему. — Алиса преследует его, но там произошёл обвал, и я не смог пройти за ними!

Лицо Бережного помрачнело.

— Николай Петрович! — позвал он проводника. — Есть другой путь к тем тоннелям?

Старый шахтёр нахмурился, вспоминая расположение ходов.

— Есть обходной путь, — сказал он наконец. — Но он длиннее и может быть опасен. Часть тоннелей там затоплена.

— Показывайте, — решительно сказал Бережной. — Андрей, ты идёшь с нами. Остальные — обеспечьте охрану пленных и вызовите подкрепление.

Мы быстро двинулись за проводником, который повёл нас по другому тоннелю, отходящему от центральной камеры.

— Эти штольни образуют сложную сеть, — объяснял Николай Петрович на ходу. — Многие тоннели соединяются между собой. Если Штайнер знает систему, он может выбраться на поверхность через один из запасных выходов.

— А Алиса может заблудиться, — мрачно добавил я.

— Не обязательно, — возразил проводник. — У неё есть медальон с компасом, верно? Если он действительно реагирует на янтарь, она может использовать его для ориентации. Янтарные жилы в этих местах образуют определённый узор, и опытный человек может по ним определить направление к выходу.

Мы шли быстро, но осторожно. Тоннель постепенно сужался, и вскоре мы были вынуждены пробираться почти ползком.

— Здесь был обвал несколько лет назад, — пояснил Николай Петрович. — Проход частично завален.

Преодолев узкий участок, мы вышли в более широкий коридор. Пол здесь был влажным, а воздух наполнен запахом сырости.

— Мы приближаемся к затопленной части, — предупредил проводник. — Дальше придётся идти по колено в воде.

Действительно, вскоре тоннель начал постепенно заполняться водой. Сначала она доходила до щиколоток, затем до колен, а в некоторых местах и до пояса.

— Откуда здесь столько воды? — спросил я, с трудом продвигаясь вперёд.

— Грунтовые воды, — ответил Николай Петрович. — Плюс море рядом. Во время штормов уровень воды здесь может значительно подниматься.

Мы продолжали двигаться, преодолевая всё новые препятствия. Внезапно впереди раздался женский крик.

— Алиса! — воскликнул я и бросился вперёд, не обращая внимания на предостережения проводника.

Тоннель вывел меня в небольшую камеру, частично затопленную водой. Здесь я увидел Алису, стоящую по пояс в воде, и Штайнера, который держал её за руку, пытаясь отобрать что-то.

— Отпусти её! — крикнул я, бросаясь к ним.

Штайнер резко обернулся и выхватил пистолет. Я инстинктивно нырнул в воду, уходя от возможного выстрела. В этот момент в камеру вбежали Бережной и двое спецназовцев.

— Бросай оружие, Штайнер! — крикнул Бережной. — Тебе некуда бежать!

Штайнер оценил ситуацию и, к моему удивлению, рассмеялся.

— Вы думаете, что загнали меня в угол? — сказал он. — Я изучал эти штольни годами. Знаю каждый поворот, каждый тайный ход.

Он резко дёрнул Алису к себе, используя её как живой щит.

— Никому не двигаться, или я убью её, — предупредил Штайнер, приставив пистолет к голове Алисы.

Мы замерли. Бережной медленно опустил своё оружие, подавая знак спецназовцам сделать то же самое.

— Чего ты хочешь, Штайнер? — спросил Бережной. — Свободного прохода? Мы можем договориться.

— Конечно, можем, — усмехнулся Штайнер. — Я ухожу с девушкой и с тем, что нашёл. Когда доберусь до безопасного места, отпущу её.

— Не верь ему, — сказала Алиса, пытаясь вырваться. — Он не собирается меня отпускать. Я слишком много знаю.

— Тихо! — прикрикнул на неё Штайнер. — Ещё одно слово, и я прострелю тебе колено.

Я лихорадочно искал способ помочь Алисе. Штайнер медленно отступал к одному из боковых тоннелей, таща её за собой.

— Макс, — внезапно сказала Алиса, глядя мне прямо в глаза. — Помнишь легенду о Юрате? Как она плакала янтарными слезами?

Я не понимал, к чему она клонит, но кивнул.

— Янтарь — это слёзы богини, — продолжила Алиса. — И они всегда находят путь к морю.

В этот момент я понял её намёк. Янтарные штольни расположены недалеко от моря, и многие тоннели, особенно затопленные, должны вести к берегу.

— Заткнись! — рявкнул Штайнер, но было поздно.

Я нырнул под воду и поплыл в их сторону. Штайнер выстрелил, но в воде пуля быстро теряет скорость и точность. Я вынырнул рядом с ними и схватил его за ноги, опрокидывая в воду.

Алиса воспользовалась моментом и вырвалась из его хватки. Штайнер и я боролись в воде, он пытался снова прицелиться, но я крепко держал его руку с пистолетом.

— Бережной! — крикнул я. — Сюда!

Спецназовцы бросились к нам, но в этот момент Штайнер сумел вырваться и нырнул в один из боковых тоннелей, полностью затопленных водой.

— Он уходит через подводный ход! — крикнул я.

— Пусть идёт, — сказал Бережной. — Этот тоннель ведёт в тупик. Там старая затопленная камера без выхода.

— Вы уверены? — спросил я, тяжело дыша после борьбы.

— Абсолютно, — подтвердил Николай Петрович. — Тот тоннель был заблокирован ещё в 50-х годах после серии обвалов. Там нет выхода.

Алиса подошла ко мне, дрожа от холода и пережитого стресса.

— Ты в порядке? — спросил я, обнимая её.

— Да, — кивнула она. — И я сохранила это.

Она протянула руку, в которой держала небольшой предмет, завёрнутый в промокшую ткань. Развернув его, мы увидели миниатюрную янтарную шкатулку, искусно вырезанную в форме морской раковины.

— Что это? — спросил Бережной, подходя ближе.

— Не знаю точно, — ответила Алиса, осторожно поворачивая шкатулку в руках. — Но Штайнер был готов убить за неё. Он извлёк её из тайника в стене центральной камеры прямо перед тем, как вы появились.

Шкатулка была небольшой, размером с ладонь, но поражала изяществом работы. Каждая деталь морской раковины была воспроизведена с удивительной точностью.

— Нужно выбираться отсюда, — сказал Бережной. — Вы оба промокли и замёрзли, а здесь становится небезопасно.

— А как же Штайнер? — спросил я.

— Если он действительно поплыл в тот тоннель, — мрачно ответил Бережной, — то у него очень мало шансов выбраться живым. Тоннель полностью затоплен и ведёт в никуда. Даже если он опытный дайвер, без специального оборудования...

Он не закончил фразу, но всем было понятно, что он имел в виду.

— Мы отправим сюда водолазов, когда выберемся на поверхность, — добавил он. — Но сейчас наш приоритет — безопасно вывести всех отсюда.

Мы начали обратный путь, двигаясь медленнее из-за усталости и холода. Алиса бережно несла янтарную шкатулку, время от времени поглядывая на неё с задумчивым выражением лица.

— О чём ты думаешь? — спросил я, заметив её взгляд.

— О том, что эта шкатулка может быть ключом к чему-то большему, — ответила она. — Штайнер не стал бы рисковать жизнью ради простого украшения, каким бы красивым оно ни было.

— Ты думаешь, внутри что-то есть?

— Возможно. Или сама шкатулка — это подсказка к местонахождению другого тайника. В любом случае, нам нужно тщательно её изучить, когда выберемся отсюда.

Когда мы наконец выбрались из штолен на поверхность, нас уже ждала группа поддержки — медики, дополнительные силы ФСБ и даже команда водолазов, готовая спуститься на поиски Штайнера.

Нас с Алисой сразу же укутали в тёплые одеяла и отвели к машине скорой помощи для осмотра. К счастью, серьёзных повреждений ни у кого не было — только ушибы, царапины и лёгкое переохлаждение.

— Что с пленными? — спросил Бережной у одного из своих людей.

— Уже в пути в Калининград, — ответил тот. — Их допросят там.

— Хорошо, — кивнул Бережной. — А водолазы?

— Готовятся к погружению. Но они предупреждают, что если тоннель действительно заблокирован, как говорит проводник, то поиски могут занять много времени.

Бережной кивнул и подошёл к нам.

— Как вы? — спросил он.

— Жить будем, — ответила Алиса с лёгкой улыбкой. — Что с шкатулкой?

— Она у меня, — сказал Бережной, показывая янтарный артефакт, завёрнутый в сухую ткань. — Я думаю, нам стоит вернуться в Калининград и там уже спокойно её изучить.

Мы согласились и вскоре уже были в пути. В машине Алиса сидела молча, погружённая в свои мысли.

— Ты в порядке? — спросил я, беря её за руку.

— Да, просто... — она замялась. — Я не могу перестать думать о Штайнере.

— О Штайнере? — удивился я. — Почему?

— Когда мы остались с ним наедине в той камере, перед тем, как ты появился... он сказал кое-что странное.

— Что именно?

— Он сказал, что ищет Янтарную комнату не ради денег или славы. Что у него есть личные причины, связанные с его семьёй.

— Ты веришь ему?

— Не знаю, — честно ответила Алиса. — Но в его глазах было что-то... искреннее. Как будто за маской хладнокровного охотника за сокровищами скрывается человек с глубокой личной драмой.

— Даже если так, — вмешался Бережной, который слышал наш разговор, — это не оправдывает его методов. Он убил людей, Алиса. И был готов убить тебя.

— Я знаю, — кивнула она. — Я не оправдываю его. Просто пытаюсь понять.

Остаток пути мы провели в молчании, каждый погружённый в свои мысли. Когда мы прибыли в Калининград, уже стемнело. Бережной отвёз нас в безопасный дом ФСБ, где мы могли отдохнуть и восстановить силы.

— Завтра утром мы встретимся в лаборатории и изучим шкатулку, — сказал он, прощаясь. — А пока отдыхайте. Вы оба это заслужили.

Оставшись наедине, мы с Алисой наконец смогли расслабиться. После горячего душа и ужина мы сидели в гостиной, глядя на огонь в камине.

— Знаешь, — сказала Алиса, прижимаясь ко мне, — несмотря на все опасности, я не жалею, что ввязалась в эту историю.

— Правда? — удивился я. — Даже после сегодняшнего?

— Даже после сегодняшнего, — кивнула она. — Мы нашли Янтарную комнату, Андрей. Мы раскрыли тайну, которая оставалась нераскрытой более семидесяти лет. Это стоило всех рисков.

Я обнял её крепче, понимая, что она права. Несмотря на все опасности и трудности, мы действительно сделали нечто значительное.

— И это ещё не конец, — добавила Алиса. — Янтарная шкатулка — это новая загадка, новый кусочек головоломки.

— Ты думаешь, есть ещё что-то, что мы не нашли?

— Уверена в этом. "Проект Юрата" был масштабной операцией. Янтарная комната — лишь часть того, что немцы спрятали перед отступлением. И я думаю, что шкатулка может привести нас к другим сокровищам.

Я улыбнулся, глядя на её воодушевлённое лицо. Даже после всего пережитого Алиса не утратила своего энтузиазма и любопытства — качеств, которые я так ценил в ней.

— Тогда завтра начнём новый этап поисков, — сказал я. — А сейчас давай просто отдохнём.

Она кивнула и положила голову мне на плечо. Вскоре её дыхание стало ровным — Алиса заснула, измученная событиями дня. Я осторожно перенёс её на диван и укрыл пледом, а сам остался сидеть рядом, охраняя её сон и размышляя о всём, что произошло.

Утром нас разбудил звонок Бережного.

— Есть новости, — сказал он без предисловий. — Водолазы обследовали затопленный тоннель.

— И что? — спросил я, сразу проснувшись. — Нашли Штайнера?

— Нет, — ответил Бережной. — И это странно. Тоннель действительно заканчивается тупиком, как и говорил проводник. Но Штайнера там нет.

— Может быть, его тело унесло течением? — предположил я.

— Водолазы проверили все возможные места. Никаких следов. Как будто он просто... исчез.

Я посмотрел на Алису, которая тоже проснулась и слушала разговор. В её глазах читалось удивление и... что-то ещё. Облегчение?

— Что это значит? — спросил я Бережного.

— Это значит, что Штайнер либо нашёл какой-то неизвестный выход, либо... — он замолчал.

— Либо что?

— Либо у него были сообщники среди наших, — мрачно закончил Бережной. — В любом случае, он всё ещё на свободе, и это проблема. Но сейчас нас ждёт другая задача. Приезжайте в лабораторию как можно скорее. Нужно изучить шкатулку.

Через час мы уже были в лаборатории. Янтарная шкатулка лежала на столе под ярким светом ламп. Теперь, когда мы могли рассмотреть её в деталях, она казалась ещё более изысканной.

— Удивительная работа, — сказала Алиса, осторожно поворачивая шкатулку. — Такая детализация... Это не просто украшение, это произведение искусства.

Она внимательно изучала каждый миллиметр поверхности, ища какие-либо подсказки или механизмы открывания.

— Здесь должен быть способ открыть её, — пробормотала Алиса. — Такие шкатулки обычно имеют скрытый механизм.

Она осторожно нажимала на различные элементы резьбы, пытаясь активировать предполагаемый механизм. Внезапно, когда она нажала на маленькую жемчужину, вставленную в верхнюю часть раковины, раздался тихий щелчок.

— Вот оно! — воскликнула Алиса.

Верхняя часть шкатулки медленно приподнялась, открывая содержимое. Внутри лежал сложенный лист пожелтевшей бумаги.

Алиса осторожно достала его и развернула. Это была карта, нарисованная от руки, с отмеченными точками и линиями.

— Это похоже на карту побережья Балтийского моря, — сказала она, разглядывая рисунок. — Вот Калининградская область, вот Литва, Латвия...

— А эти отметки? — спросил Бережной, указывая на красные точки, расставленные в разных местах карты.

— Возможно, это места других тайников, — предположила Алиса. — Смотрите, одна из точек находится прямо в районе янтарных штолен, где мы только что были.

— А остальные?

— Разбросаны по всему побережью. Одна в районе Клайпеды, другая недалеко от Риги, ещё одна... — она прищурилась, — кажется, это где-то в Польше, в районе Гданьска.

— "Проект Юрата" был масштабнее, чем мы думали, — заметил я. — Они спрятали сокровища по всему Балтийскому побережью.

— И теперь у нас есть карта, ведущая к ним, — кивнула Алиса.

Но под картой в шкатулке оказалось ещё кое-что — маленький металлический ключ с замысловатой резьбой на бородке.

— Интересно, — сказала Алиса, рассматривая ключ. — Он не похож на те ключи, которые мы нашли раньше. Дизайн совершенно другой.

— Может быть, он открывает что-то в одном из отмеченных на карте мест? — предположил я.

— Вполне возможно, — согласилась Алиса. — Но какое именно?

Мы внимательно изучали карту, пытаясь найти какие-либо дополнительные подсказки. Внезапно Алиса заметила крошечные цифры рядом с каждой отметкой.

— Смотрите! — воскликнула она. — Здесь есть нумерация. Точка в штольнях отмечена цифрой 1, в Клайпеде — 2, в Гданьске — 3, и так далее.

— Значит, у нас есть последовательность, — сказал Бережной. — Но что она означает?

— Возможно, порядок, в котором нужно посещать тайники, — предположила Алиса. — Или уровень важности содержимого.

Она задумчиво вертела ключ в руках.

— В любом случае, теперь у нас есть направление для дальнейших поисков. И мы должны действовать быстро, — сказала Алиса. — Если Штайнер действительно выжил, он тоже будет искать эти тайники.

— Согласен, — кивнул Бережной. — Я организую экспедиции по всем отмеченным точкам. Начнём с ближайшей — Клайпеды.

— Но сначала нужно тщательнее изучить эту карту, — заметила Алиса. — Здесь могут быть скрытые подсказки, которые мы пока не заметили.

Она аккуратно положила карту на стол и сделала несколько фотографий высокого разрешения.

— Я проведу полный анализ, — сказала она. — Спектральный анализ чернил, исследование бумаги, проверю наличие скрытых надписей или меток.

— Хорошо, — согласился Бережной. — А я тем временем начну подготовку к экспедиции в Клайпеду. Андрей, ты с нами?

— Конечно, — ответил я. — Я хочу увидеть эту историю до конца.

Так завершился наш опасный день в янтарных штольнях. Мы нашли важный ключ к дальнейшим поискам, но потеряли Штайнера. Впереди нас ждали новые приключения и открытия, новые опасности и тайны. Но теперь у нас была карта — путеводная нить в лабиринте загадок "Проекта Юрата".

ГЛАВА 18: СОКРОВИЩА

"Не все золото, что блестит. И не все, что блестит, ценно своим блеском."
— Алхимическая мудрость

Клайпеда встретила нас моросящим дождём и пронизывающим ветром с Балтики. Наша небольшая экспедиция — я, Алиса, Бережной и двое специалистов ФСБ — расположилась в скромной гостинице недалеко от старого города.

— Итак, согласно карте, тайник должен находиться где-то в районе старого порта, — сказала Алиса, разворачивая копию найденной нами карты на столе в номере, служившем нам временным штабом.

За прошедшие три дня Алиса провела тщательный анализ карты и обнаружила несколько интересных деталей.

— Смотрите, — она указала на еле заметные линии, соединяющие некоторые точки на карте. — Эти линии образуют определённый узор. Если соединить точки в порядке их нумерации, получается созвездие Кассиопеи.

— Созвездие? — удивился я. — Какое отношение оно имеет к тайникам?

— Возможно, никакого, — пожала плечами Алиса. — А возможно, это ещё одна подсказка. Кассиопея в греческой мифологии была царицей, которая хвасталась своей красотой и была наказана богами. В некоторых вариантах мифа она связана с морем, как и Юрата в балтийской мифологии.

— Интересная теория, — заметил Бережной. — Но как это поможет нам найти тайник в Клайпеде?

— Я не уверена, — признала Алиса. — Но я также обнаружила, что если наложить этот узор на карту современной Клайпеды, то вторая точка попадает прямо на территорию старого маяка.

— Маяк? — переспросил я. — Он всё ещё существует?

— Да, хотя уже не функционирует, — ответила Алиса. — Это историческое здание, построенное ещё в XIX веке. Сейчас там небольшой музей морской истории.

— Отлично, — сказал Бережной. — Завтра с утра отправимся туда. Я уже связался с литовскими коллегами, они обеспечат нам доступ и необходимую поддержку.

На следующее утро мы прибыли к старому маяку — внушительному каменному строению, возвышающемуся над входом в порт. Нас встретил представитель литовской службы безопасности, который провёл нас внутрь здания.

— Музей сегодня закрыт для посетителей, — сказал он. — Вы можете спокойно осмотреть всё здание.

Мы начали методичное обследование маяка, этаж за этажом. Алиса постоянно сверялась с картой и делала замеры.

— Если моя теория верна, — сказала она, когда мы поднялись на верхний этаж, где раньше располагался фонарь маяка, — тайник должен быть где-то здесь.

Мы осмотрели круглое помещение с панорамными окнами, выходящими на море. В центре стоял старый механизм маяка — массивная линза Френеля на металлической подставке.

— Ничего подозрительного, — заметил один из специалистов ФСБ после тщательного осмотра стен и пола.

— Должно быть что-то, что мы упускаем, — задумчиво произнесла Алиса, ещё раз изучая карту.

Внезапно она замерла, вглядываясь в крошечные отметки рядом с точкой, обозначающей Клайпеду.

— Здесь что-то написано, — сказала она, доставая лупу. — Очень мелким шрифтом... Кажется, это цифры. 127.3.

— Что это может означать? — спросил Бережной.

— Не уверена, — ответила Алиса. — Может быть, координаты? Или...

Она внезапно повернулась к механизму маяка.

— Или это частота! — воскликнула она. — Маяки не только светят, они ещё и передают радиосигналы для навигации. Каждый маяк имеет свою уникальную частоту.

— И ты думаешь, что 127.3 — это частота этого маяка? — спросил я.

— Возможно, — кивнула Алиса. — Или это как-то связано с механизмом.

Она подошла к старинному механизму и начала внимательно его изучать.

— Смотрите, — сказала она через некоторое время. — На шкале регулировки есть отметки. И одна из них — 127.3 градуса.

Действительно, на круговой шкале, окружающей основание линзы, были нанесены деления, и одна из отметок соответствовала указанному числу.

— Что произойдёт, если повернуть механизм на эту отметку? — спросил Бережной.

— Давайте проверим, — предложила Алиса.

Мы осторожно повернули массивную линзу, направляя её по указанному азимуту. Раздался тихий щелчок, и часть пола рядом с механизмом слегка приподнялась, обнажая небольшой тайник.

— Невероятно! — воскликнул я. — Это действительно сработало!

Алиса опустилась на колени рядом с открывшимся тайником. Внутри находился металлический контейнер, покрытый слоем защитной смазки.

— Похоже, его хорошо подготовили к длительному хранению, — заметила она, осторожно извлекая контейнер.

Мы перенесли находку на стол у окна. Контейнер был запечатан, и на крышке виднелась замочная скважина.

— Ключ, — сказала Алиса, доставая из кармана маленький металлический ключ, найденный в янтарной шкатулке.

Она осторожно вставила ключ в замок и повернула. Раздался щелчок, и крышка контейнера слегка приподнялась.

Внутри, тщательно упакованные в промасленную ткань, лежали несколько предметов. Алиса осторожно извлекла их один за другим.

Первым был небольшой янтарный медальон, похожий на тот, что мы нашли ранее, но с другим изображением — на этот раз на нём была вырезана фигура рыцаря.

— Тевтонский рыцарь, — определила Алиса. — Символ немецкого присутствия на Балтике.

Следующим предметом оказалась небольшая книга в кожаном переплёте.

— Дневник, — сказала Алиса, осторожно открывая первую страницу. — На немецком языке. Судя по дате, он относится к 1944 году.

Но самым удивительным содержимым контейнера оказался небольшой янтарный панно — фрагмент, который, без сомнения, принадлежал Янтарной комнате.

— Это часть настенного украшения, — сказала Алиса, бережно держа панно. — Один из элементов, которых не хватало в основной коллекции, найденной нами в бункере.

— Значит, немцы разделили Янтарную комнату на части и спрятали их в разных местах, — заключил Бережной. — Основную часть в бункере под Калининградом, а отдельные элементы — в других тайниках вдоль побережья.

— Но зачем? — спросил я. — Почему не держать всё вместе?

— Страховка, — ответила Алиса. — Если один тайник будет обнаружен, остальные останутся нетронутыми. Классическая стратегия "не класть все яйца в одну корзину".

Она осторожно перелистывала страницы дневника.

— Здесь может быть объяснение, — сказала она. — Нужно будет перевести весь текст, но даже беглый просмотр показывает, что это дневник одного из офицеров, ответственных за "Проект Юрата".

В контейнере оказался ещё один предмет — запечатанный конверт с надписью "Для Отто" на немецком языке.

— Отто? — переспросил Бережной. — Отто Штайнер?

— Возможно, — кивнула Алиса. — Или его отец или дед. Это может объяснить личный интерес Штайнера к поискам.

Мы решили не вскрывать конверт на месте, а доставить все находки в безопасное место для дальнейшего изучения.

Вернувшись в гостиницу, Алиса немедленно приступила к переводу дневника, в то время как специалисты ФСБ занялись изучением янтарного панно и медальона.

К вечеру Алиса сделала первые выводы.

— Это дневник оберштурмбаннфюрера СС Вильгельма Штайнера, — сказала она. — Судя по всему, он был дедом нашего Макса Штайнера.

— Значит, это действительно семейное дело, — заметил я.

— Да, и очень личное, — кивнула Алиса.

— Вильгельм Штайнер был одним из руководителей "Проекта Юрата". Он лично отвечал за сохранность Янтарной комнаты и других ценностей, вывезенных из советских музеев.

— Что ещё говорится в дневнике? — спросил Бережной.

— Здесь много интересного, — ответила Алиса. — Например, Штайнер-старший пишет о своих сомнениях в правильности нацистской идеологии. К концу войны он, похоже, разочаровался в Гитлере и его планах.

— Это не оправдывает его участия в разграблении советских музеев, — заметил Бережной.

— Конечно, нет, — согласилась Алиса. — Но это объясняет некоторые его действия. Например, он пишет, что намеренно создал сложную систему тайников, чтобы сокровища не попали в руки высшего руководства СС, которое планировало использовать их для финансирования побега нацистских преступников в Южную Америку.

— Интересный поворот, — сказал я. — Получается, он был своего рода двойным агентом?

— Не совсем, — покачала головой Алиса. — Скорее, человеком, попавшим в сложную моральную ситуацию. Он не хотел, чтобы сокровища использовались для продолжения нацистской деятельности, но и не мог открыто выступить против системы.

Она перевернула ещё несколько страниц.

— А вот здесь самое интересное, — сказала она. — В последних записях, датированных апрелем 1945 года, Штайнер пишет о встрече с советским офицером — капитаном Николаем Бережным.

Бережной вздрогнул.

— Бережным? — переспросил он. — Это?

— Да, судя по всему, это был ваш дед, — кивнула Алиса. — Вильгельм Штайнер пишет, что капитан Бережной был одним из первых советских офицеров, вошедших в Кёнигсберг. Они встретились в хаосе последних дней войны.

Бережной слушал с нескрываемым волнением. Его дед, Николай Бережной, действительно был офицером контрразведки СМЕРШ и участвовал в штурме Кёнигсберга в апреле 1945 года.

— Что именно пишет Штайнер об этой встрече? — спросил Бережной.

Алиса продолжила читать:

— «10 апреля 1945 года. Кёнигсберг пал. Русские повсюду. Я скрываюсь в подвале разрушенного дома на окраине города. Сегодня меня обнаружил русский офицер — капитан Николай Бережной. Я ожидал немедленной казни, но вместо этого он предложил мне сигарету и спросил на хорошем немецком, знаю ли я что-нибудь о судьбе Янтарной комнаты. Я решил рискнуть и рассказал ему часть правды — что комната разделена на части и спрятана в разных местах вдоль побережья. Я не раскрыл всех тайников, но указал местонахождение основного хранилища в бункере. Капитан Бережной оказался человеком чести. Он предложил мне сделку — моя жизнь и безопасность моей семьи в обмен на информацию о местонахождении сокровищ. Я согласился, но с одним условием — что некоторые тайники останутся нетронутыми до тех пор, пока мой сын Отто не достигнет совершеннолетия. Капитан дал мне слово офицера».

Бережной слушал, затаив дыхание.

— Мой дед никогда не рассказывал об этом, — сказал он тихо. — В его официальных отчётах нет ни слова о встрече со Штайнером.

— Возможно, он сдержал своё слово, — предположила Алиса. — Здесь дальше Штайнер пишет, что капитан Бережной помог ему и его семье — жене и маленькому сыну Отто — тайно перебраться в советскую зону оккупации, где они получили новые документы и начали новую жизнь.

— Это объясняет, почему Макс Штайнер так хорошо говорит по-русски, — заметил я. — Его отец, вероятно, вырос в Советском Союзе.

— Да, и судя по дневнику, Вильгельм Штайнер передал своему сыну Отто информацию о тайниках, которые остались нетронутыми, — продолжила Алиса. — А тот, в свою очередь, передал эту информацию своему сыну Максу.

— Но почему Макс начал поиски только сейчас? — спросил Бережной. — Почему не раньше?

Алиса перелистнула ещё несколько страниц.

— Здесь Штайнер пишет, что создал систему подсказок и ключей, которые можно было собрать только в определённой последовательности. Первый ключ — янтарный медальон с компасом — должен был оставаться у его потомков. Но активировать его можно было только при определённых условиях.

— Каких условиях? — спросил я.

— Он не уточняет, — ответила Алиса. — Но, возможно, это связано с датой или каким-то событием. Может быть, медальон начал работать только после того, как прошло определённое количество лет.

— Или после смерти кого-то, кто знал тайну, — предположил Бережной. — Мой дед умер пять лет назад. Возможно, он был последним живым свидетелем той сделки.

— Это имеет смысл, — кивнула Алиса. — Штайнер-старший мог создать систему, которая активируется только после того, как все непосредственные участники событий уйдут из жизни.

Она продолжила изучать дневник, в то время как я рассматривал янтарное панно. Это была изумительная работа — на янтарной пластине размером примерно 30 на 20 сантиметров был изображён морской пейзаж с кораблями и маяком.

— Это определённо часть Янтарной комнаты, — сказал я. — Стиль, техника исполнения — всё совпадает с тем, что мы видели в бункере.

— Да, и это подтверждает нашу теорию, — кивнула Алиса. — Немцы разделили комнату на части. Основные панели остались в бункере, а некоторые декоративные элементы были спрятаны в других местах.

— Но зачем такая сложная система? — спросил Бережной. — Почему просто не спрятать всё в одном месте?

— Думаю, ответ в этом конверте, — сказала Алиса, указывая на запечатанный конверт с надписью "Для Отто". — Но я не уверена, что мы имеем право его вскрывать. Технически, он предназначен для семьи Штайнеров.

— Учитывая обстоятельства, я думаю, мы можем сделать исключение, — сказал Бережной. — Макс Штайнер — преступник, находящийся в розыске. И мы должны понять всю картину, чтобы предотвратить возможные дальнейшие преступления.

После короткого обсуждения мы решили вскрыть конверт. Внутри оказалось письмо, написанное от руки на немецком языке, и небольшая фотография — на ней был изображён молодой Вильгельм Штайнер в форме СС, стоящий рядом с советским офицером в форме СМЕРШ. На обороте фотографии была надпись: "С капитаном Бережным, Кёнигсберг, апрель 1945".

Бережной долго смотрел на фотографию, не скрывая волнения. Это был первый раз, когда он видел своего деда в такой неожиданной ситуации — рядом с офицером СС, и, судя по выражению лиц обоих, они были не врагами, а скорее союзниками.

Алиса тем временем начала переводить письмо:

— «Мой дорогой сын Отто. Если ты читаешь это письмо, значит, я уже не с тобой, и ты достиг возраста, когда можешь понять и принять правду о нашей семье. Я был офицером СС, одним из тех, кто участвовал в преступлениях нацистского режима. Я не прошу прощения за свои действия — лишь понимания, что к концу войны я осознал ужас того, что мы сотворили. Когда мне поручили операцию по сохранению культурных ценностей, вывезенных из советских музеев, я увидел в этом возможность хоть как-то искупить свою вину. Я создал систему тайников не для того, чтобы скрыть сокровища от законных владельцев, а чтобы защитить их от тех, кто хотел использовать их для продолжения нацистской деятельности. Капитан Бережной, человек на фотографии, дал мне шанс на искупление. Он мог расстрелять меня на месте, но вместо этого предложил сотрудничество. Благодаря ему ты и твоя мать остались живы. Благодаря ему у нас появился шанс на новую жизнь. Я оставляю тебе карту и ключи к оставшимся тайникам. Когда придёт время, ты должен будешь решить, что делать с этим наследием. Я надеюсь, что ты выберешь путь справедливости и вернёшь эти сокровища их законным владельцам. Но я также понимаю, что ты можешь сделать другой выбор. В любом случае, помни, что наша семья несёт ответственность за свои действия — как прошлые, так и будущие. Твой отец, Вильгельм».

Когда Алиса закончила читать, в комнате воцарилась тишина. Это письмо проливало новый свет на всю историю — и на мотивы Макса Штайнера.

— Теперь понятно, почему он так одержим поисками, — сказал я наконец. — Это не просто охота за сокровищами для него. Это семейное наследие, связанное с искуплением вины его деда.

— Но он выбрал неправильный путь, — заметил Бережной. — Вместо того, чтобы вернуть сокровища законным владельцам, как надеялся его дед, он решил присвоить их себе.

— Возможно, не всё так однозначно, — задумчиво сказала Алиса. — Помните, что он сказал мне в штольнях? Что у него есть личные причины для поисков. Может быть, он считает, что выполняет волю деда, но по-своему.

— В любом случае, мы должны найти его, — твёрдо сказал Бережной. — И остальные тайники тоже. Судя по карте, их ещё как минимум три.

— И следующий должен быть в Гданьске, — кивнула Алиса, указывая на карту. — Точка номер три.

— Отправляемся завтра, — решил Бережной. — Я уже связался с польскими коллегами, они готовы оказать нам поддержку.

На следующее утро, когда мы готовились к отъезду, пришло неожиданное известие — один из агентов ФСБ, наблюдавших за гостиницей, заметил подозрительного человека, который следил за нашими передвижениями.

— Описание соответствует Максу Штайнеру, — сообщил Бережной, вернувшись с короткого совещания с местными силами безопасности. — Он здесь, в Клайпеде.

— Значит, он действительно выжил в штольнях, — сказала Алиса. — И теперь следует за нами.

— Или идёт по тому же следу, — заметил я. — Если у него есть такая же карта...

— В любом случае, нам нужно быть осторожнее, — сказал Бережной. — Я усилил охрану и изменил маршрут. Мы поедем в Гданьск не по прямой дороге, а сделаем крюк через Каунас.

План сработал — мы благополучно добрались до Гданьска, не заметив слежки. Город встретил нас солнечной погодой и оживлённой атмосферой туристического сезона.

Согласно карте, третий тайник должен был находиться где-то в районе старого города, недалеко от знаменитого Журавля — исторического портового крана, ставшего символом Гданьска.

— Если следовать логике предыдущих тайников, — рассуждала Алиса, изучая карту, — то он должен быть спрятан в каком-то историческом здании, связанном с морской тематикой.

— Журавль подходит идеально, — согласился я. — Это средневековый портовый кран, один из символов ганзейской торговли.

Мы отправились к Журавлю — массивному деревянному сооружению на берегу реки Мотлавы. Сейчас в нём располагался Морской музей, и нам пришлось договариваться с администрацией о специальном доступе.

С помощью польских коллег Бережного мы получили разрешение на осмотр всего здания, включая те части, которые обычно закрыты для посетителей.

Как и в случае с маяком в Клайпеде, рядом с отметкой Гданьска на карте были крошечные цифры — на этот раз 42.8.

— Что это может означать в контексте Журавля? — размышляла Алиса, когда мы осматривали механизм средневекового крана.

— Может быть, это связано с его грузоподъёмностью? — предположил я. — Журавль мог поднимать грузы весом до 4 тонн.

— Или с углом наклона стрелы крана, — добавил один из польских специалистов, сопровождавших нас. — Максимальный угол подъёма составлял около 40-45 градусов.

Мы тщательно осмотрели механизм крана, обращая особое внимание на все шкалы и отметки. И действительно, на одной из шкал, регулирующих угол наклона стрелы, была отметка 42.8 градуса.

— Вот оно! — воскликнула Алиса. — Давайте установим стрелу на этот угол.

С помощью польских специалистов мы осторожно привели в движение древний механизм, поворачивая массивные деревянные колёса. Стрела крана медленно поднялась до указанного угла.

Когда она достигла отметки 42.8 градуса, раздался тихий щелчок, и одна из деревянных панелей в основании крана слегка сдвинулась.

— Сработало! — сказал я, опускаясь на колени перед открывшейся нишей.

Внутри, как и в Клайпеде, находился металлический контейнер, защищённый от влаги и времени. Мы осторожно извлекли его и перенесли в служебное помещение музея, где можно было спокойно изучить содержимое.

Контейнер был запечатан таким же замком, как и предыдущий, и ключ из янтарной шкатулки подошёл идеально.

Внутри мы обнаружили ещё один фрагмент Янтарной комнаты — на этот раз это была небольшая янтарная мозаика, изображающая герб Пруссии. Кроме того, в контейнере лежали несколько старинных монет, завёрнутых в вощёную бумагу, и ещё один дневник — на этот раз принадлежавший не Вильгельму Штайнеру, а кому-то по имени Эрих Кох.

— Эрих Кох? — переспросил Бережной. — Это имя мне знакомо. Если не ошибаюсь, он был гауляйтером Восточной Пруссии во время войны.

— Да, — подтвердила Алиса, просматривая первые страницы дневника. — И один из главных нацистских преступников в этом регионе. После войны он скрывался под чужим именем, но в 1949 году был арестован британской военной полицией и позже передан Польше, где его судили за военные преступления.

— Что его дневник делает в тайнике Штайнера? — спросил я.

— Сейчас узнаем, — ответила Алиса, продолжая читать. — Судя по датам, эти записи относятся к последним месяцам войны, январь-март 1945 года. Кох пишет о планах эвакуации ценностей из Кёнигсберга перед наступлением советских войск.

Она перелистнула несколько страниц.

— Здесь есть упоминания о "Проекте Юрата", — сказала она. — Кох был одним из его инициаторов. Он пишет, что лично отдал приказ о демонтаже и эвакуации Янтарной комнаты.

— Значит, Штайнер действовал по его приказам? — предположил я.

— Изначально да, — кивнула Алиса. — Но потом, похоже, их пути разошлись. Вот запись от 12 февраля 1945 года: "Штайнер становится ненадёжен. Он слишком озабочен сохранностью артефактов и слишком мало — безопасностью Рейха. Сегодня он осмелился возразить мне, когда я приказал переплавить золотые монеты из Прусского музея для финансирования операции "Вервольф". Придётся держать его под наблюдением".

— Операция "Вервольф"? — переспросил Бережной. — Это была нацистская программа по созданию партизанских отрядов для борьбы с союзниками после капитуляции Германии.

— Именно, — подтвердила Алиса. — И судя по дневнику Коха, он планировал использовать культурные ценности, в том числе Янтарную комнату, для финансирования этой операции.

— А Штайнер был против, — заметил я. — Это подтверждает то, что мы узнали из его письма к сыну. Он действительно пытался спасти сокровища от использования в нацистских целях.

Алиса продолжила чтение:

— Здесь Кох пишет, что приказал арестовать Штайнера 20 марта 1945 года, но тот исчез вместе с частью документации по "Проекту Юрата". Кох подозревал, что Штайнер предал Рейх и планирует передать информацию о тайниках союзникам.

— Что, по сути, он и сделал, — сказал Бережной. — Только не западным союзникам, а советскому офицеру — моему деду.

— Да, и это объясняет, почему система тайников такая сложная, — добавила Алиса. — Штайнер создал её не только для того, чтобы спрятать сокровища от советских войск, но и чтобы они не попали в руки таких людей, как Кох, которые хотели использовать их для продолжения нацистской деятельности.

— А монеты? — спросил я, указывая на старинные золотые монеты, лежавшие в контейнере. — Это те самые, которые Кох хотел переплавить?

— Вполне возможно, — кивнула Алиса. — Это прусские дукаты XVIII века. Они имеют не только материальную, но и историческую ценность.

Она аккуратно завернула монеты обратно в вощёную бумагу.

— Каждый тайник раскрывает новую часть истории, — сказала она. — И каждый содержит не только материальные ценности, но и информацию.

— Информацию, которая может быть опасной и сейчас, — заметил Бережной. — Если дневник Коха содержит детали операции "Вервольф", это может представлять интерес для современных неонацистских групп.

— Тем более важно, чтобы мы нашли все тайники раньше Штайнера, — сказала Алиса. — Судя по карте, осталось ещё два — в Риге и где-то на территории Калининградской области.

— Я предлагаю разделиться, — сказал Бережной. — Часть группы отправится в Ригу, а мы с вами вернёмся в Калининград. Так мы сможем проверить оба места одновременно.

Мы согласились с этим планом. Два специалиста ФСБ и польский эксперт отправились в Ригу, а мы с Алисой и Бережным вернулись в Калининград.

По пути Алиса продолжала изучать дневник Коха и карту, пытаясь определить точное местоположение последнего тайника в Калининградской области.

— Судя по отметке на карте, он должен находиться где-то в районе Куршской косы, — сказала она. — Возможно, в Зеленоградске или Рыбачьем.

— Или в самой Куршской лагуне, — предположил я. — Помните легенду о Юрате? Её дворец находился на дне моря.

— Это было бы логично, — согласилась Алиса. — Назвать операцию в честь морской богини и спрятать один из тайников под водой.

— Но как мы найдём его, если он действительно под водой? — спросил Бережной.

— Нам понадобятся водолазы, — ответила Алиса. — И, возможно, специальное оборудование для подводных поисков.

Когда мы прибыли в Калининград, нас ждали новости от группы, отправившейся в Ригу. Они успешно обнаружили четвёртый тайник — он был спрятан в подвале старинной церкви Святого Петра. Внутри находился ещё один фрагмент Янтарной комнаты — небольшая янтарная скульптура, изображающая морскую нимфу, и коллекция редких янтарных инклюзов с доисторическими насекомыми.

— Отлично, — сказал Бережной. — Теперь остался только последний тайник.

Мы приступили к подготовке экспедиции на Куршскую косу. Бережной привлёк команду опытных водолазов и специалистов по подводной археологии. Алиса тем временем продолжала изучать все собранные нами документы, пытаясь найти подсказки к точному местоположению последнего тайника.

— Я думаю, что нашла что-то, — сказала она вечером, когда мы собрались в штаб-квартире ФСБ для обсуждения планов. — В дневнике Коха есть упоминание о "Морском оке" — так называли небольшое озеро на Куршской косе, недалеко от посёлка Рыбачий.

— "Морское око"? — переспросил Бережной. — Никогда о таком не слышал.

— Это старое немецкое название, — объяснила Алиса. — Сейчас это озеро, кажется, называется просто Чайкино. Но важно то, что Кох пишет о нём как о "идеальном месте для последнего дара Юраты".

— "Последний дар Юраты", — повторил я. — Звучит многообещающе.

— И ещё одна деталь, — добавила Алиса. — Рядом с отметкой последнего тайника на карте есть цифры 17.5. Если предположить, что это глубина в метрах...

— То тайник находится на дне озера, на глубине 17,5 метров, — закончил за неё Бережной. — Это имеет смысл.

На следующий день мы отправились на Куршскую косу. Озеро Чайкино оказалось небольшим водоёмом, окружённым густым лесом. Несмотря на близость к морю, вода в нём была пресной, что делало погружение более комфортным для водолазов.

Команда водолазов начала подготовку к погружению, в то время как мы с Алисой и Бережным наблюдали с берега. Внезапно один из сотрудников ФСБ, отвечавших за безопасность операции, подошёл к нам с тревожным сообщением.

— В лесу замечены посторонние, — сказал он тихо. — Как минимум трое мужчин, хорошо вооружённых.

— Штайнер, — сразу понял Бережной. — Он всё-таки выследил нас.

— Как он узнал о месте? — спросил я.

— Возможно, у него есть свои источники информации, — ответил Бережной. — Или он просто следовал той же логике, что и мы. В любом случае, нам нужно ускорить поиски и усилить охрану.

Он отдал несколько коротких приказов по рации, и вскоре периметр вокруг озера был усилен дополнительными сотрудниками ФСБ.

Водолазы тем временем начали погружение. Они работали методично, исследуя дно озера на указанной глубине. Через полчаса один из них поднялся на поверхность с сигналом об обнаружении чего-то интересного.

— На дне есть каменная структура, — сообщил он. — Похоже на небольшой алтарь или постамент. И на нём что-то установлено.

— Можете достать это? — спросил Бережной.

— Попробуем, но конструкция выглядит хрупкой. Нужно действовать осторожно.

Водолазы снова погрузились, и через некоторое время мы увидели, как они поднимаются, бережно неся что-то объёмное.

Когда они достигли берега, мы увидели их находку — небольшую янтарную статую, изображающую женскую фигуру с рыбьим хвостом. Юрата, морская богиня из балтийской мифологии.

— Это потрясающе, — выдохнула Алиса, осторожно принимая статую из рук водолаза. — Настоящий шедевр янтарного искусства.

Статуя была около полуметра в высоту и выполнена из цельного куска янтаря редкого голубоватого оттенка. Детализация была поразительной — каждая чешуйка на хвосте, каждая прядь волос были вырезаны с невероятной точностью.

— Это определённо часть коллекции Янтарной комнаты, — сказала Алиса. — Возможно, центральный элемент одной из панелей.

Но наше восхищение было прервано звуками выстрелов, донёсшихся из леса.

— В укрытие! — скомандовал Бережной, и мы быстро переместились за большие валуны на берегу озера.

Перестрелка продолжалась несколько минут, а затем наступила тишина. Вскоре к нам подошёл один из офицеров ФСБ.

— Мы задержали троих, — доложил он Бережному. — Один из них ранен, но не тяжело. Это люди Штайнера, но самого его среди них нет.

— Он где-то рядом, — сказал Бережной. — Усильте наблюдение и продолжайте поиски. Он не должен уйти.

Мы осторожно упаковали янтарную статую Юраты и другие находки и быстро покинули озеро, направляясь обратно в Калининград. По дороге Бережной получил сообщение, что в районе Куршской косы организован полномасштабный поиск Штайнера, но пока безрезультатно.

— Он снова ускользнул, — сказал Бережной с досадой. — Но теперь у нас есть все пять тайников и полная картина "Проекта Юрата".

— И что вы планируете делать дальше? — спросила Алиса.

— Собрать все найденные артефакты вместе, провести полную инвентаризацию и подготовить официальный отчёт для руководства, — ответил Бережной. — А затем, я думаю, будет организована специальная выставка, где все эти сокровища будут представлены публике.

— А как же Штайнер? — спросил я.

— Мы продолжим его поиски, — твёрдо сказал Бережной. — Рано или поздно он допустит ошибку, и мы его поймаем.

Вернувшись в Калининград, мы разместили все найденные артефакты в специально оборудованном хранилище в здании ФСБ. Теперь, когда все пять тайников были обнаружены, мы могли собрать полную картину того, что представлял собой "Проект Юрата" и какие сокровища были спрятаны немцами в последние дни войны.

Это была поистине впечатляющая коллекция — от основных панелей Янтарной комнаты, найденных в бункере, до уникальных янтарных скульптур и медальонов из других тайников. Вместе они составляли одно из самых значительных собраний янтарного искусства в мире.

Но не менее ценными оказались и документы — дневники Вильгельма Штайнера и Эриха Коха, карты, письма и фотографии. Они проливали свет на малоизвестные страницы истории Второй мировой войны и судьбу культурных ценностей, похищенных нацистами.

Наше расследование подходило к концу, но главный вопрос оставался открытым — где сейчас Макс Штайнер и какие ещё тайны он хранит?

ГЛАВА 19: РАЗОБЛАЧЕНИЕ

"В конце концов, правда всегда всплывает на поверхность, как янтарь в соленой воде."
— Из записей следователя Бережного

Прошла неделя после нашей экспедиции на Куршскую косу. Все найденные артефакты были тщательно каталогизированы, изучены экспертами и подготовлены к передаче в музейные фонды. Новость об обнаружении элементов Янтарной комнаты быстро распространилась в научных кругах, вызвав настоящую сенсацию.

Бережной собрал нас в конференц-зале регионального управления ФСБ для финального брифинга. Кроме меня и Алисы, присутствовали представители Министерства культуры, Эрмитажа, несколько высокопоставленных офицеров ФСБ и, к моему удивлению, Виктор Сергеевич Ковалёв — директор Калининградского музея янтаря.

— Благодарю всех за то, что нашли время присутствовать на этом важном совещании, — начал Бережной. — Сегодня я хочу подвести итоги операции "Слезы Юраты" и представить полную картину событий, связанных с поиском и обнаружением элементов Янтарной комнаты.

Он включил проектор, и на экране появилась карта Балтийского побережья с отмеченными точками — местами, где мы обнаружили тайники.

— Как вы знаете, в результате нашей операции были обнаружены пять тайников, созданных в рамках нацистского "Проекта Юрата" в последние месяцы Второй мировой войны. В этих тайниках хранились элементы Янтарной комнаты и другие культурные ценности, вывезенные из советских музеев.

Бережной сделал паузу и окинул взглядом присутствующих.

— Но наше расследование выявило не только исторические факты. Оно также раскрыло современную преступную схему, связанную с незаконным оборотом культурных ценностей.

На экране появились фотографии Макса Штайнера и нескольких других людей, включая Ковалёва. Директор музея заметно напрягся, но сохранил невозмутимое выражение лица.

— Позвольте мне реконструировать события, — продолжил Бережной. — Всё началось примерно пять лет назад, когда Максимилиан Штайнер, внук оберштурмбаннфюрера СС Вильгельма Штайнера, получил доступ к семейному архиву после смерти своего отца. Среди документов он обнаружил информацию о "Проекте Юрата" и системе тайников, созданных его дедом.

Бережной перешёл к следующему слайду, на котором была изображена янтарная шкатулка с компасом.

— Ключевым элементом этой системы был янтарный компас, который указывал путь к первому тайнику. Штайнер начал поиски и вскоре обнаружил бункер под Калининградом, где хранилась основная часть Янтарной комнаты.

— Но вместо того, чтобы сообщить о своей находке официальным властям, он решил использовать её в личных целях. Для этого ему нужны были сообщники с доступом к музейным фондам и знанием рынка антиквариата.

Бережной повернулся к Ковалёву.

— И здесь на сцену выходит Виктор Сергеевич Ковалёв, директор Калининградского музея янтаря. Человек с безупречной репутацией и обширными связями в мире искусства.

Ковалёв побледнел, но продолжал хранить молчание.

— Штайнер связался с Ковалёвым примерно четыре года назад, представившись коллекционером янтарных изделий. Он показал ему несколько мелких предметов из бункера — достаточно, чтобы заинтересовать, но не раскрыть полностью масштаб находки. Вместе они разработали план по постепенному выводу артефактов на рынок через подставных лиц и фиктивные аукционы.

— Это абсурд! — наконец не выдержал Ковалёв. — У вас нет никаких доказательств!

— Напротив, Виктор Сергеевич, — спокойно ответил Бережной. — У нас есть показания трёх членов вашей группы, задержанных на Куршской косе. У нас есть финансовые документы, подтверждающие ваше участие в сделках с антикварными предметами через офшорные компании. И, наконец, у нас есть это.

Он показал на экране фотографию, на которой Ковалёв и Штайнер сидели за столиком в ресторане, явно обсуждая какие-то документы.

— Эта фотография была сделана три месяца назад в Берлине, куда вы ездили якобы на конференцию по янтарному искусству. На самом деле вы встречались со Штайнером для обсуждения деталей продажи очередной партии артефактов.

Ковалёв опустил голову, понимая, что отпираться бессмысленно.

— Схема работала безупречно почти три года, — продолжил Бережной. — Небольшие партии янтарных изделий из бункера постепенно появлялись на рынке, проходя через несколько посредников и получая фальшивую провенанс. Ковалёв использовал свой авторитет в музейном сообществе, чтобы подтверждать подлинность предметов, но при этом не связывать их с Янтарной комнатой.

— Но почему тогда Штайнер убил Кузнецова? — спросил я. — Если схема работала так хорошо?

— Потому что Кузнецов начал догадываться о происхождении артефактов, — ответил Бережной. — Как опытный историк и специалист по Янтарной комнате, он заметил сходство между предметами, появлявшимися на рынке, и историческими описаниями элементов Янтарной комнаты. Он начал собственное расследование и вышел на след Ковалёва.

— Кузнецов связался со мной примерно за месяц до своей смерти, — продолжил Бережной. — Он не имел прямых доказательств, но его подозрения были достаточно серьёзными, чтобы начать официальную проверку. Я попросил его собрать больше информации, но предупредил о необходимости соблюдать осторожность.

— К сожалению, Кузнецов был слишком увлечён своим расследованием. Он напрямую обратился к Ковалёву с вопросами о происхождении некоторых янтарных изделий, недавно проданных на аукционе в Лондоне. Ковалёв понял, что их схема под угрозой, и сообщил об этом Штайнеру.

— Штайнер решил действовать радикально. Он выследил Кузнецова и убил его, инсценировав несчастный случай. Но перед этим он обыскал его квартиру в поисках собранных материалов.

— Однако Кузнецов был предусмотрительным человеком. Самые важные документы и фотографии он хранил не дома, а в тайнике в университетской библиотеке. Именно эти материалы позволили нам выйти на след Штайнера и начать операцию "Слезы Юраты".

Бережной перешёл к следующему слайду, на котором была изображена карта с отмеченными тайниками.

— Штайнер знал о существовании всех пяти тайников, но не имел точных координат для последних трёх. Он нуждался в карте, которую мы обнаружили в янтарных штольнях. Поэтому он следовал за нами, используя наше расследование для собственных целей.

— А что с Анной Кравец? — спросила Алиса. — Какова была её роль?

— Анна Кравец была невольной участницей этой истории, — ответил Бережной. — Как ассистентка Кузнецова, она имела доступ к некоторым его материалам, но не знала полной картины. Штайнер использовал её, чтобы получить доступ к исследованиям Кузнецова. Он манипулировал ею, представляясь историком, интересующимся работами её наставника.

— Когда мы начали наше расследование, Штайнер понял, что мы можем выйти на Анну, и решил избавиться от неё. К счастью, мы успели предупредить её и обеспечить защиту.

Бережной сделал паузу и посмотрел на Ковалёва.

— Виктор Сергеевич, вы хотите что-нибудь добавить? Возможно, рассказать о местонахождении Штайнера?

Ковалёв поднял глаза и тяжело вздохнул.

— Я не знаю, где он сейчас, — сказал он тихо. — После того, как вы обнаружили бункер, он перестал выходить на связь по обычным каналам. Последний раз мы общались через зашифрованный мессенджер три дня назад. Он сказал, что у него есть запасной план и что он скоро покинет Россию.

— Какой запасной план? — спросил Бережной.

— Не знаю деталей, — покачал головой Ковалёв. — Но он упоминал какой-то "последний сюрприз Юраты", который должен обеспечить ему безбедную жизнь за границей.

— "Последний сюрприз Юраты"? — переспросила Алиса. — Это может быть ещё один тайник, о котором мы не знаем?

— Возможно, — кивнул Бережной. — Или какой-то особо ценный артефакт, который он припрятал отдельно от основной коллекции.

Бережной повернулся к Ковалёву:

— Виктор Сергеевич, в ваших интересах сотрудничать со следствием. Полное признание и содействие могут существенно смягчить вашу участь.

Ковалёв опустил голову, затем медленно кивнул.

— Я расскажу всё, что знаю. Но про "последний сюрприз" Штайнер действительно не говорил конкретики. Он только упоминал, что это связано с личной историей его семьи и что ценность этого предмета выходит за рамки материального.

— Что это может быть? — спросил один из представителей Эрмитажа.

— Учитывая всё, что мы узнали о Вильгельме Штайнере и его отношениях с капитаном Бережным, — задумчиво сказала Алиса, — это может быть что-то, связанное с их сотрудничеством. Возможно, какие-то документы или личные вещи, имеющие историческую ценность.

— Или что-то, связанное с операцией "Вервольф", — добавил я. — Помните, в дневнике Коха упоминалось, что он планировал использовать сокровища для финансирования нацистского подполья после войны.

Бережной внимательно выслушал наши предположения, затем обратился к присутствующим:

— Мы продолжим поиски Штайнера и этого "последнего сюрприза". Но сейчас я хотел бы подвести итоги нашей операции и рассказать о международном значении сделанных находок.

Он перешёл к следующему слайду презентации, на котором были изображены все обнаруженные нами элементы Янтарной комнаты.

— Благодаря нашей операции мы обнаружили около 70% оригинальных элементов Янтарной комнаты, вывезенной нацистами из Царского Села в 1941 году. Это беспрецедентная находка, имеющая огромное историческое и культурное значение.

— Кроме того, мы обнаружили множество других ценных артефактов, вывезенных из советских музеев во время войны — коллекцию редких янтарных инклюзов, старинные монеты, ювелирные изделия и документы.

— Но не менее важным результатом нашей работы стало раскрытие современной преступной схемы по незаконному обороту культурных ценностей. Благодаря этому расследованию мы смогли пресечь деятельность международной группы, занимавшейся контрабандой и продажей исторических артефактов.

Бережной показал на экране фотографии нескольких человек.

— Кроме Ковалёва и Штайнера, в схеме участвовали ещё как минимум пять человек — два антиквара из Германии, один аукционист из Лондона и два курьера, перевозивших артефакты через границу. Все они сейчас находятся под следствием.

— Что касается найденных сокровищ, — продолжил Бережной, — то после завершения всех необходимых экспертиз и формальностей они будут переданы в музейные фонды. Министерство культуры уже начало подготовку к организации специальной выставки, которая будет посвящена Янтарной комнате и её удивительной истории.

— Эта выставка станет международным событием, — добавил представитель Министерства культуры. — Мы планируем пригласить экспертов из разных стран и организовать тур по крупнейшим музеям мира.

— А что будет с восстановленной копией Янтарной комнаты в Екатерининском дворце? — спросил кто-то из присутствующих.

— Она останется на своём месте, — ответил представитель Эрмитажа. — Это самостоятельное произведение искусства, результат многолетнего труда реставраторов. Оригинальные элементы, которые мы обнаружили, будут экспонироваться отдельно, с подробным рассказом об их удивительной судьбе.

Бережной кивнул и продолжил:

— Я хотел бы особо отметить вклад наших коллег из академических кругов — доктора Алисы Новиковой и профессора Андрея Соколова. Без их экспертных знаний и интуиции эта операция не была бы столь успешной.

Я почувствовал, как краснею от неожиданной похвалы. Алиса рядом со мной тоже выглядела смущённой, но довольной.

— Также хочу поблагодарить наших коллег из Польши, Литвы и Латвии за оперативное содействие в проведении поисковых мероприятий на их территории. Это прекрасный пример международного сотрудничества в области защиты культурного наследия.

После завершения официальной части брифинга Ковалёва увели для дальнейших допросов, а остальные участники разбились на небольшие группы, обсуждая детали предстоящей выставки и дальнейшие шаги по поиску Штайнера.

Мы с Алисой отошли к окну, наблюдая за оживлённым обсуждением.

— Удивительная история, — сказала она тихо. — Когда я начинала свои исследования янтаря, я и представить не могла, что окажусь в центре такого детективного сюжета.

— Да, это было... необычно, — согласился я. — Но я рад, что мы участвовали в этом. Вернуть миру часть утраченного культурного наследия — это дорогого стоит.

К нам подошёл Бережной.

— Не хотел говорить об этом при всех, — сказал он, понизив голос, — но у меня есть новая информация о Штайнере. Наши оперативники обнаружили его след в Светлогорске. Он снял номер в небольшом пансионате под именем Йоханнеса Мюллера.

— И вы собираетесь его арестовать? — спросила Алиса.

— Не сразу, — покачал головой Бережной. — Мы хотим проследить за ним, чтобы понять, что это за "последний сюрприз" и где он может быть спрятан. Если мы арестуем его сейчас, он может отказаться сотрудничать, и мы никогда не узнаем, что это за артефакт.

— Логично, — согласился я. — Но это рискованно. Он может снова ускользнуть.

— Мы контролируем ситуацию, — уверенно сказал Бережной. — За ним следят лучшие оперативники. Он не сделает ни шага без нашего ведома.

— И что вы планируете делать дальше? — спросила Алиса.

— Я хотел бы, чтобы вы оба присоединились к нам в Светлогорске, — ответил Бережной. — Ваши экспертные знания могут пригодиться, если Штайнер действительно приведёт нас к какому-то историческому артефакту.

Мы с Алисой переглянулись и кивнули. Несмотря на все опасности предыдущих дней, мы оба были слишком увлечены этой историей, чтобы отказаться от участия в её завершающем этапе.

— Когда выезжаем? — спросил я.

— Сегодня вечером, — ответил Бережной. — Я пришлю за вами машину в семь часов.

После брифинга мы с Алисой решили пообедать в небольшом ресторанчике недалеко от здания ФСБ. Нам обоим нужно было время, чтобы осмыслить всё произошедшее и подготовиться к предстоящей поездке в Светлогорск.

— Как ты думаешь, что это может быть — этот "последний сюрприз Юраты"? — спросила Алиса, когда мы устроились за столиком у окна.

— Не знаю, — честно ответил я. — Но судя по тому, что мы узнали о Вильгельме Штайнере, это должно быть что-то действительно особенное. Что-то, что он считал настолько ценным, что создал для этого отдельный тайник, не указанный на основной карте.

— Может быть, это связано с его личной историей? — предположила Алиса. — С тем, как он помог семье Штайнеров начать новую жизнь после войны?

— Возможно, — кивнул я. — Или это какой-то особо ценный артефакт, который он хотел сохранить лично для своей семьи, а не для нацистского руководства.

— В любом случае, — сказала Алиса, отпивая чай, — завтра мы, вероятно, узнаем ответ.

В семь часов вечера за нами приехала неприметная чёрная машина. Водитель, молчаливый мужчина в гражданской одежде, но с военной выправкой, доставил нас в Светлогорск — небольшой курортный город на побережье Балтийского моря, примерно в 40 километрах от Калининграда.

Бережной ждал нас в небольшом доме на окраине города, который служил временным штабом операции. Внутри было несколько оперативников, работающих с компьютерами и средствами связи.

— Добрый вечер, — поприветствовал нас Бережной. — Рад, что вы смогли приехать. У нас есть новости.

Он подвёл нас к карте Светлогорска, на которой были отмечены несколько точек.

— Штайнер покинул пансионат около трёх часов назад и направился в сторону побережья. Он прошёл вдоль пляжа примерно два километра, а затем поднялся по лестнице к старому немецкому кладбищу.

— Кладбищу? — переспросила Алиса. — Интересно...

— Да, и он провёл там почти час, — продолжил Бережной. — Наши люди наблюдали за ним с безопасного расстояния. Он искал какую-то конкретную могилу, и, похоже, нашёл её. Он провёл некоторое время рядом с ней, что-то фотографировал и делал заметки.

— Вы знаете, чья это могила? — спросил я.

— Пока нет, — покачал головой Бережной. — Кладбище старое, многие надгробия повреждены или заросли. Но мы проверим, как только Штайнер уйдёт оттуда.

— А где он сейчас? — спросила Алиса.

— Вернулся в пансионат около часа назад, — ответил Бережной. — Судя по всему, он планирует остаться там на ночь. Мы установили наблюдение и готовы следовать за ним, куда бы он ни пошёл завтра.

— А что насчёт нас? — спросил я. — Какова наша роль в этой операции?

— Я хочу, чтобы вы были готовы к экспертной оценке, если Штайнер действительно приведёт нас к какому-то историческому артефакту, — ответил Бережной. — Кроме того, вы лучше всех знакомы с историей "Проекта Юрата" и семьи Штайнеров. Ваши знания могут помочь нам понять, что именно он ищет.

Мы согласились с этим планом и провели ещё несколько часов, обсуждая детали операции и возможные сценарии развития событий. Затем Бережной предложил нам отдохнуть в соседней комнате, оборудованной под временное жильё.

— Завтра может быть долгий день, — сказал он. — Лучше выспаться.

Утром нас разбудил один из оперативников.

— Штайнер покинул пансионат, — сообщил он. — Бережной просил вас быть готовыми к выезду через 15 минут.

Мы быстро собрались и вышли к машине. Бережной уже ждал нас, разговаривая по рации.

— Доброе утро, — кивнул он нам. — Штайнер снова направляется к кладбищу. Мы последуем за ним на безопасном расстоянии.

Мы сели в машину и выехали в сторону побережья. Через несколько минут мы уже были у подножия высокого берегового склона, на вершине которого располагалось старое немецкое кладбище.

— Он уже там, — сказал Бережной, глядя на экран планшета, где отображалась карта местности с движущейся точкой. — Мы поднимемся по другой лестнице, чтобы не столкнуться с ним напрямую.

Мы осторожно поднялись по крутой деревянной лестнице, ведущей от пляжа к вершине берегового обрыва. Старое немецкое кладбище располагалось в живописном месте — на высоком холме с видом на море. Многие надгробия покосились от времени, некоторые заросли плющом и мхом, но общее впечатление было скорее умиротворяющим, чем мрачным.

Бережной получил сообщение по рации и жестом указал нам направление. Мы осторожно двигались между могилами, стараясь оставаться незамеченными. Вскоре мы увидели Штайнера — он стоял на коленях перед одним из надгробий, что-то раскапывая у его основания.

— Что он делает? — прошептала Алиса.

— Похоже, ищет что-то, спрятанное в могиле, — тихо ответил Бережной. — Мы подождём, пока он закончит, и затем задержим его.

Мы наблюдали из-за большого каменного креста, как Штайнер методично работал маленькой лопаткой, углубляясь в землю рядом с надгробием. Через несколько минут он явно нашёл то, что искал — мы увидели, как он извлёк из ямы небольшой металлический контейнер, похожий на те, что мы находили в других тайниках.

Штайнер осторожно открыл контейнер и достал из него какой-то предмет, завёрнутый в ткань. Развернув ткань, он долго смотрел на то, что было внутри, затем бережно завернул обратно и положил в свою сумку.

— Пора, — сказал Бережной и дал сигнал по рации.

Почти мгновенно со всех сторон кладбища появились оперативники ФСБ, окружая Штайнера плотным кольцом. Он даже не пытался бежать — просто сидел на земле рядом с раскопанной могилой, держа сумку на коленях.

Мы подошли к нему вместе с Бережным.

— Максимилиан Штайнер? — официальным тоном спросил Бережной. — Вы арестованы по обвинению в убийстве Александра Кузнецова, незаконном обороте культурных ценностей и ряде других преступлений.

Штайнер поднял глаза. Он выглядел усталым, но не испуганным.

— Я знал, что этот день настанет, — сказал он по-русски с лёгким акцентом. — Честно говоря, я даже рад, что всё закончилось.

— Что в сумке? — спросил Бережной. — Тот самый "последний сюрприз Юраты"?

Штайнер кивнул и протянул сумку Бережному.

— Это принадлежало моему деду. Точнее, вашему деду, капитан Бережной. Он оставил это для вашей семьи.

Бережной удивлённо посмотрел на Штайнера, затем осторожно открыл сумку. Внутри был тот самый металлический контейнер, который Штайнер выкопал из могилы. Бережной достал его и открыл.

Внутри лежал небольшой янтарный медальон в форме сердца, внутри которого была заключена маленькая фотография молодой женщины. Рядом с медальоном находился конверт с надписью "Семье Бережных" на русском языке.

— Что это? — тихо спросил Бережной.

— Это медальон моей бабушки, Эльзы Штайнер, — ответил Макс. — А в конверте — письмо, которое мой дед написал перед смертью. Он просил передать это семье капитана Бережного, если представится такая возможность.

Бережной осторожно открыл конверт и достал сложенный лист бумаги. Он начал читать, и мы с Алисой увидели, как его лицо меняется — от профессиональной невозмутимости к глубокому волнению.

— Что там написано? — не выдержала Алиса.

Бережной поднял глаза от письма.

— Это... личное, — сказал он тихо. — Вильгельм Штайнер благодарит моего деда за спасение его семьи и просит прощения за то, что не смог спасти больше людей от нацистского режима. Он пишет, что медальон — это символ его благодарности и напоминание о том, что даже в самые тёмные времена человечность может победить.

Он повернулся к Штайнеру:

— Почему вы решили передать это сейчас? И почему таким образом?

— Я узнал о вас только недавно, когда начал своё расследование, — ответил Штайнер. — Сначала я не был уверен, что вы действительно внук того самого капитана Бережного. Но когда вы начали преследовать меня, я понял, что это судьба. Что касается способа... я хотел завершить историю там, где ; она началась — на этом кладбище похоронена моя бабушка, Эльза Штайнер. Мой дед не мог вернуться сюда после войны, но всегда мечтал, чтобы медальон вернулся к ней.

Бережной молча кивнул, затем жестом приказал оперативникам увести Штайнера. Когда его уводили, Штайнер обернулся и сказал:

— Я готов сотрудничать со следствием. Я расскажу всё, что знаю о схеме продажи артефактов и о местонахождении проданных предметов. Я хочу, чтобы они вернулись туда, где должны быть.

После того, как Штайнера увели, мы остались втроём у могилы Эльзы Штайнер.

— Удивительная история, — сказала Алиса, глядя на покосившееся надгробие с немецкой надписью. — Война разделила эти семьи, но янтарь снова соединил их, спустя столько лет.

Бережной задумчиво смотрел на медальон в своей руке.

— Мой дед никогда не рассказывал об этом, — сказал он тихо. — О том, что он помог семье немецкого офицера. В те времена это могло стоить ему карьеры, а то и жизни.

— Он поступил по-человечески, — сказал я. — Как и Вильгельм Штайнер, который пытался спасти культурные ценности от уничтожения.

— Да, — кивнул Бережной. — Иногда в самые тёмные времена проявляются лучшие качества людей.

Он бережно положил медальон и письмо обратно в контейнер.

— Пойдёмте, — сказал он. — Нам нужно завершить формальности с арестом Штайнера и подготовить отчёт о завершении операции.

Мы в последний раз взглянули на могилу Эльзы Штайнер и направились к выходу с кладбища. Над Балтийским морем собирались тучи, предвещая дождь, но на западе, у самого горизонта, виднелась полоска чистого неба, где солнечные лучи пробивались сквозь облака, создавая на воде золотистую дорожку — словно последний дар морской богини Юраты.

ГЛАВА 20: ПОСЛЕДСТВИЯ

"История не заканчивается, она лишь делает паузу перед следующей главой."
— Неизвестный историк

Шесть месяцев спустя

Калининградский музей янтаря был переполнен посетителями. Специальная выставка "Слезы Юраты: возвращение Янтарной комнаты" привлекала туристов со всего мира. В центральном зале, под усиленной охраной и специальным стеклом, были выставлены найденные нами элементы Янтарной комнаты — панели, скульптуры, медальоны и другие артефакты, считавшиеся утраченными более семидесяти лет.

Я медленно шёл по залам, наблюдая за реакцией посетителей. Для многих это было почти религиозное переживание — увидеть своими глазами легендарные сокровища, о которых они столько слышали.

— Профессор Соколов! — окликнул меня знакомый голос.

Я обернулся и увидел Алису, элегантную в строгом деловом костюме, с бейджем директора музея на лацкане.

— Алиса Дмитриевна, — улыбнулся я. — Или мне теперь следует обращаться к вам "госпожа директор"?

— Только попробуйте, — шутливо пригрозила она. — Для вас я всегда просто Алиса.

Мы прошли в её кабинет — просторное помещение с видом на парк, где раньше сидел Ковалёв. Теперь здесь всё изменилось — появились новые книжные шкафы, заполненные научной литературой, стены украшали фотографии янтарных месторождений и копии старинных карт Балтийского побережья.

— Как продвигается ваша книга? — спросила Алиса, когда мы устроились в креслах у небольшого кофейного столика.

— Почти закончена, — ответил я. — Издательство обещает выпустить её к концу года. "Янтарный след: история поисков Янтарной комнаты" — так она будет называться.

— Не могу дождаться, чтобы прочитать, — улыбнулась Алиса. — Хотя большую часть этой истории я пережила вместе с вами.

— Да, но в книге будет много исторического контекста и деталей, которые мы узнали уже после завершения операции, — сказал я. — Кстати, как поживает наш друг Бережной?

Алиса слегка покраснела, и я понял, что мой вопрос был не таким уж невинным.

— У него всё хорошо, — ответила она. — Его повысили до полковника после успешного завершения операции. Он сейчас в Москве, но обещал приехать на следующей неделе.

— На открытие новой экспозиции? — уточнил я.

— Да, и мы собираемся поужинать вместе, — добавила она, и её румянец стал ещё заметнее.

— Я рад за вас, — искренне сказал я. — Вы подходите друг другу.

— Спасибо, — улыбнулась Алиса. — Это всё ещё развивается. Но мне кажется, у нас есть шанс на что-то серьёзное.

Она посмотрела на часы.

— О, мне пора — через пятнадцать минут пресс-конференция по поводу новых поступлений. Вы присоединитесь?

— С удовольствием, — кивнул я.

Мы вышли из кабинета и направились к конференц-залу, где уже собрались журналисты из разных стран. По пути Алиса рассказала о последних новостях:

— Знаете, Макс Штайнер оказался на удивление сговорчивым. Он полностью сотрудничает со следствием и помог вернуть почти все проданные артефакты. Более того, он передал музею личный архив своего деда — фотографии, письма, дневники. Это бесценный исторический материал.

— А что с обвинениями в убийстве Кузнецова? — спросил я.

— Суд ещё не закончился, но его адвокаты настаивают на смягчающих обстоятельствах, — ответила Алиса. — Учитывая его сотрудничество и то, что он помог вернуть национальные сокровища, есть шанс, что приговор не будет максимально строгим.

— А Ковалёв?

— Он получил восемь лет, — сказала Алиса. — Тоже признал вину и сотрудничал со следствием. Но его репутация в научном мире, конечно, разрушена навсегда.

Мы вошли в конференц-зал, где Алису сразу окружили журналисты с вопросами. Я отошёл в сторону, наблюдая, как уверенно и профессионально она отвечает на каждый вопрос. За эти полгода она превратилась из скромного научного сотрудника в настоящего лидера, способного управлять одним из важнейших музеев страны.

После пресс-конференции мы с Алисой прошлись по выставке. В одном из залов была организована специальная экспозиция, посвящённая истории поисков Янтарной комнаты. Здесь были представлены фотографии всех мест, где мы обнаружили тайники, карты, документы и даже личные вещи участников событий — как исторических, так и современных.

— Смотрите, — Алиса указала на стеклянную витрину, где был выставлен янтарный компас, который привёл нас к первому тайнику. — С этого всё началось.

— Да, — кивнул я. — Удивительно, как один небольшой предмет может запустить такую цепь событий.

Мы подошли к следующей витрине, где были представлены фотографии и документы из архива Вильгельма Штайнера, переданные музею его внуком.

— Вот это интересно, — сказала Алиса, указывая на старую чёрно-белую фотографию, на которой были изображены двое мужчин в военной форме — один в немецкой, другой в советской. — Это Вильгельм Штайнер и капитан Бережной. Единственная их совместная фотография, сделанная в 1945 году, незадолго до того, как Штайнер помог семье Бережного бежать в Западную Германию.

— Бережной видел эту фотографию? — спросил я.

— Да, Макс передал ему копию, — ответила Алиса. — Он был очень тронут. Сказал, что никогда не видел своего деда таким молодым.

Мы продолжили осмотр выставки. В последнем зале была создана впечатляющая мультимедийная инсталляция, позволяющая посетителям виртуально "пройти" по всем пяти тайникам и увидеть, как выглядели сокровища в момент их обнаружения.

— Это потрясающе, — сказал я, наблюдая, как группа школьников с восторгом исследует виртуальный бункер. — Вы проделали огромную работу за эти полгода.

— У меня была отличная команда, — скромно ответила Алиса. — И, конечно, поддержка Министерства культуры. После того, как история получила международный резонанс, финансирование музея увеличили в несколько раз.

— Заслуженно, — кивнул я. — Вы превратили провинциальный музей в культурный центр мирового значения.

Алиса улыбнулась, но в её глазах промелькнула тень.

— Знаете, иногда я думаю о том, сколько ещё культурных ценностей остаются потерянными, — сказала она тихо. — Сколько сокровищ исчезло во время войн и революций, и, возможно, никогда не будет найдено.

— Это правда, — согласился я. — Но каждая такая находка, как наша, даёт надежду. И, кто знает, может быть, где-то ещё существуют тайники, ждущие своего открытия.

— Кстати о тайниках, — оживилась Алиса. — Я хотела показать вам кое-что интересное.

Она повела меня в служебное помещение музея, где располагалась лаборатория реставрации. Здесь, на большом столе, лежала развёрнутая старинная карта Балтийского побережья.

— Это нашли в архиве Вильгельма Штайнера, — пояснила Алиса. — Смотрите, здесь отмечены ещё несколько точек, помимо тех пяти тайников, которые мы обнаружили.

Я наклонился над картой. Действительно, кроме знакомых нам мест, на ней были отмечены ещё три точки — одна в районе современной Литвы, другая на территории Польши, и третья где-то в Северной Германии.

— Вы думаете, это могут быть дополнительные тайники? — спросил я с возрастающим интересом.

— Возможно, — кивнула Алиса. — Макс Штайнер утверждает, что не знал об этих отметках. Он говорит, что его дед никогда не упоминал о других тайниках, кроме тех пяти, что были связаны с "Проектом Юрата".

— Но это могут быть и просто личные пометки Вильгельма Штайнера, не связанные с сокровищами, — предположил я.

— Могут, — согласилась Алиса. — Но разве вам не интересно проверить?

В её глазах загорелся тот самый огонёк азарта, который я так хорошо помнил по нашим прежним приключениям.

— Вы предлагаете новую экспедицию? — улыбнулся я.

— Почему бы и нет? — пожала плечами Алиса. — Бережной говорит, что можно организовать официальное расследование, с привлечением коллег из Литвы, Польши и Германии. Международный проект по поиску утраченных культурных ценностей.

— Звучит заманчиво, — признал я. — Когда планируете начать?

— Возможно, уже этим летом, — ответила Алиса. — Сейчас мы заняты выставкой, но через пару месяцев можно будет приступить к подготовке экспедиции. Вы присоединитесь?

— Как я могу отказаться? — рассмеялся я. — Хотя, признаюсь, после нашего последнего приключения я надеялся на более спокойную академическую работу.

— О, не беспокойтесь, — улыбнулась Алиса. — На этот раз всё будет официально, с полной поддержкой властей и без преследований со стороны международных преступников. По крайней мере, я на это надеюсь.

Мы вернулись в выставочный зал, где к нам присоединился один из сотрудников музея.

— Алиса Дмитриевна, к вам посетитель, — сказал он. — Говорит, что у него для вас важная информация о Янтарной комнате.

Алиса вздохнула.

— После публикаций в прессе таких "информаторов" стало слишком много, — пояснила она мне. — Каждый день приходят люди, утверждающие, что знают о ещё одном тайнике или имеют какие-то семейные реликвии, связанные с Янтарной комнатой. В большинстве случаев это либо фантазёры, либо мошенники.

— И что вы делаете? — спросил я.

— Выслушиваем всех, — пожала плечами Алиса. — Иногда среди этого потока действительно попадается что-то интересное. Например, на прошлой неделе пожилая женщина принесла письмо своего отца, который служил в Кёнигсберге в 1945 году. В письме есть упоминание о каких-то ящиках с янтарём, которые вывозили из города перед самым штурмом.

— И что, это оказалось ценной информацией?

— Пока не знаем, — ответила Алиса. — Письмо передали экспертам для анализа. Но даже если это не приведёт нас к новым находкам, такие документы всё равно представляют исторический интерес.

Мы прошли в небольшую комнату для приёма посетителей, где нас ждал пожилой мужчина с потёртым кожаным портфелем.

— Добрый день, — поприветствовала его Алиса. — Я Алиса Новикова, директор музея. Чем могу помочь?

Мужчина внимательно посмотрел на неё, затем перевёл взгляд на меня.

— Вы профессор Соколов? — спросил он. — Автор статей о Янтарной комнате?

— Да, это я, — подтвердил я, удивлённый тем, что он меня узнал.

— Меня зовут Герхард Мюллер, — представился мужчина на хорошем русском с лёгким немецким акцентом. — Я историк из Берлина, специализируюсь на периоде Второй мировой войны. Я прочитал о ваших находках и решил, что должен поделиться с вами информацией, которая может быть связана с "Проектом Юрата".

Он открыл портфель и достал папку с документами.

— Это копии писем и отчётов офицеров СС, служивших в Восточной Пруссии в 1944-1945 годах. Я обнаружил их в архивах Берлина, работая над своей книгой о последних днях Третьего рейха.

Алиса взяла папку и начала просматривать документы. Я заглянул ей через плечо — это были машинописные тексты на немецком языке с официальными печатями и подписями.

— В этих документах есть упоминания о каком-то "Специальном проекте Балтика", — продолжил Мюллер. — Судя по всему, это было параллельное "Проекту Юрата" предприятие, направленное на сохранение других культурных ценностей, вывезенных с оккупированных территорий.

— И вы считаете, что эти ценности также могли быть спрятаны в тайниках? — спросила Алиса.

— Да, и, возможно, эти тайники до сих пор не обнаружены, — кивнул Мюллер. — В одном из писем есть упоминание о "северном маршруте эвакуации", который проходил через Литву, Латвию и далее морем в Германию. Некоторые транспорты с ценностями не дошли до конечного пункта назначения из-за наступления советских войск.

Я взглянул на Алису. В её глазах снова появился тот самый блеск исследовательского азарта.

— Герр Мюллер, — сказала она, — я думаю, нам нужно обсудить это более подробно. Не могли бы вы присоединиться к нам за обедом? У меня есть некоторые материалы, которые могут дополнить вашу информацию.

— С удовольствием, — улыбнулся Мюллер. — Я приехал в Калининград именно для того, чтобы поделиться этими находками и, возможно, принять участие в дальнейших исследованиях.

Когда мы вышли из музея и направились к ресторану, я тихо спросил Алису:

— Вы думаете, это может быть связано с теми отметками на карте Штайнера?

— Очень вероятно, — кивнула она. — И если это так, то наше приключение ещё не закончилось.

Я улыбнулся. Казалось, судьба снова сводила нас с тайнами Янтарной комнаты и сокровищами Балтийского побережья. Но на этот раз мы были лучше подготовлены и имели поддержку официальных структур.

Впереди нас ждали новые открытия, новые загадки и, возможно, новые сокровища, спрятанные в глубинах истории. Но это уже совсем другая история.

ЭПИЛОГ

Два года спустя

Летний вечер на балтийском побережье был удивительно тёплым. Мы сидели на террасе небольшого ресторана в Светлогорске, наслаждаясь закатом и бокалом хорошего вина. Алиса, Бережной и я — три человека, чьи судьбы переплелись благодаря древней легенде о морской богине и её янтарных слезах.

— Получила сегодня письмо от Макса, — неожиданно сказала Алиса, отпивая вино. — Его перевели в колонию-поселение за примерное поведение.

Бережной, теперь уже полковник ФСБ, но в этот вечер просто Сергей — в джинсах и свободной рубашке, кивнул:

— Я знаю. Подписывал характеристику для комиссии по УДО.

— Ты? — удивилась Алиса. — Но ведь он…

— Убил человека? — Сергей пожал плечами. — Да. И за это он отбывает наказание. Но он также помог вернуть национальное достояние и раскрыть международную преступную сеть. Я считаю, что он заслуживает шанса на искупление.

Я молча наблюдал за ними. За эти два года их отношения прошли через многое — от профессионального сотрудничества до глубокой личной привязанности. Обручальные кольца на их руках поблескивали в лучах заходящего солнца.

— Что он пишет? — спросил я Алису.

— Много о чём, — она достала из сумки конверт. — О том, что работает в библиотеке колонии, помогает составлять каталог. О том, что начал писать книгу о своём деде и "Проекте Юрата". И ещё... — она помедлила, — он пишет, что готов рассказать о "последнем секрете" своего деда, когда выйдет на свободу.

— Последнем секрете? — я подался вперёд. — Что это может быть?

Сергей задумчиво покрутил бокал в руках.

— Знаете, за эти два года мы нашли ещё три тайника, связанных с "Проектом Балтика". Вернули десятки произведений искусства, считавшихся утраченными. Но я всегда чувствовал, что в этой истории есть ещё что-то... что-то, о чём не знал даже Макс.

— Что-то, о чём знал только Вильгельм Штайнер? — предположил я.

— Возможно, — кивнул Сергей. — В письме моего деда, которое мы нашли в медальоне, есть одна странная фраза. Он пишет: "Самое ценное я сохранил там, где никто не догадается искать — в сердце врага".

— И что это значит? — спросила Алиса.

— Не знаю, — признался Сергей. — Я долго думал об этом. "В сердце врага" — это может быть метафора. Или конкретное место. Может быть, какой-то бункер в Берлине? Или другой немецкий город?

— Или это может быть связано с тем самым медальоном в форме сердца, — предположил я. — Может быть, в нём есть какой-то тайник, который мы не заметили?

Сергей покачал головой:

— Мы проверили медальон всеми возможными способами — рентген, УЗИ, даже компьютерную томографию. Ничего, кроме фотографии Эльзы Штайнер.

Мы замолчали, глядя на море. Солнце почти скрылось за горизонтом, окрашивая воду в золотистые и янтарные тона.

— Знаете, — задумчиво сказала Алиса, — иногда я думаю, что не все тайны должны быть раскрыты. Может быть, некоторые секреты должны оставаться секретами — как напоминание о том, что история всегда глубже и сложнее, чем мы можем себе представить.

— Философски, — улыбнулся Сергей. — Но я всё-таки надеюсь, что Макс действительно знает что-то новое. Мне бы хотелось завершить эту историю.

— А мне кажется, что эта история никогда не будет по-настоящему завершена, — сказал я. — Пока существует янтарь, пока люди помнят легенду о Юрате и Каститисе, пока на берег Балтийского моря выбрасывает "слезы богини" — история будет продолжаться.

Алиса подняла бокал:

— За незавершённые истории и новые приключения!

Мы чокнулись, и в этот момент последний луч солнца вспыхнул на поверхности моря, создав на мгновение иллюзию золотого дворца, скрытого под волнами — словно напоминание о древней легенде, с которой началась наша история.

Где-то там, в глубинах Балтийского моря или в тайниках человеческой памяти, всё ещё хранились секреты "Проекта Юрата". И, возможно, однажды они снова позовут нас в путь — за новыми открытиями и приключениями.

Но это уже совсем другая история.