Юлия Латынина и главначпупс. Часть 2

Какое наслаждение уважать людей! А.П. Чехов
5
Главным врагом человеческого в сегодняшнем мире можно было бы назвать культуру постмодернизма – базу расчеловечивания и превращения индивидуальностей в толпу.Постмодернизм такое же искусственное явление, как и метод социалистического реализма в литературе.

 Вернёмся к статье Юлии Латыниной. В качестве примера особенно вирулентных, то есть наиболее опасных и заражающих, мемов автор статьи приводит несколько своеобразных исторических фактов. Это, во-первых, событие 1850-х гг. из жизни африканского племени, когда пророчество девочки подвигло суеверных людей убивать свой скот и уничтожать посевы, чтобы духи предков вознаградили племя за столь неразумное деяние; это, во-вторых, общеизвестный «Крестовый поход детей» XIII века (который по размаху народной веры можно бы сопоставить с деятельностью фанатика Савонаролы в XV веке) и, в третьих, – преследование средневековой (XV –XVII вв.) церковью «ведьм», то есть несчастных женщин, уличённых в колдовстве. Для всех подобных событий, делает вывод автор статьи, характерно отрицание реальности: «Заметим, что отрицание реальности является системообразующим свойством деструктивного мема». И далее: «Любой хорошо сконструированный деструктивный мем умеет уничтожать реальность в умах его носителей. Он — не средство осмыслить реальность. Он — средство ее отторгнуть». Действительно, отрицание очевидной реальности, как воздух, необходимо замечтавшейся пустоте, будь то мелкий петербургский чиновник Хлестаков или какой-нибудь главначпупс. Впрочем, для Макара Девушкина, бедняги Голядкина или Мармеладова уход от окружающей невыносимо бездарной и несправедливой жизни тоже единственный способ выделиться из небытия.
Два последующих примера из статьи Ю. Латыниной требуют более пристального внимания.
Скандальная история компании Theranos целиком построена на мифе и его разоблачении. Её основательница Элизабет Холмс была дочерью сенатора. По-видимому, именно связи и принадлежность к определённому социальному кругу дали возможность основать компанию с привлечением многомиллиардных инвестиций под заведомо обречённый проект. Компания просуществовала более 10 лет, не принесла никакого результата и была ликвидирована в итоге судебного разбирательства. То, что именуется разоблачением коррупционной схемы, Юлия Латынина оценивает как торжество рынка: «На самом деле случай компании Theranos свидетельствует совсем о другом. Он свидетельствует о том, что рынок, кроме науки, — это единственный механизм, который способен покончить с информационным каскадом и деструктивным мемом». Но разве механизмы, которые позволили разоблачить мошенничество, не относятся на самом деле к сфере гласности и свободы слова? И не правильнее ли задаться вопросом, как рыночные отношения создают коррупционные связи при двойных стандартах оценивания, когда право на доверие априори имеют люди определённого социального статуса. Ведь 10 (!) лет существовал мыльный пузырь, получавший деньги под раздутую репутацию и полностью избавленный от проверок. Таким образом, рынок ни в коей мере не может сам по себе служить установлению истины: рыночные механизмы используются с абсолютно другой целью.
Другой пример относится к области истории и философии религии. Христианский религиозный миф в качестве мема и личность Христа в качестве человека-мема предполагают анализ явления с точки зрения его истории и политического, пропагандистского воздействия на умы. Факт приспособления христианства к политической ситуации – даже на фоне неожиданно смелой мысли о том, что христианство, которое якобы и погубило Римскую империю, представляло собой род сионистского заговора против власти римских колонизаторов – не вызывает никаких сомнений. Однако отбросить этическую составляющую христианской религии, открытие значимости человеческой индивидуальности в противопоставлении идее всесильного государства, наконец, забыть о том, что религия, как явление в целом, была колыбелью научного знания и философия зародилась в недрах религиозной доктрины, означало бы намеренно упростить вопрос.
Система христианских нравственных ценностей была создана в соответствии с запросами Новой эры и определила направление философской мысли на века вперёд. Христианству удалось сформулировать безусловные, бесспорные этические идеи, на которых до сих пор зиждется здание человеческой цивилизации. Более того, идеи эти получили развитие и отражение в науке и культуре. Обобщая, можно сказать, что «наслаждение уважать людей» стало счастливым открытием предмодернистского, христианского общества. Степень достоверности информации зависит от того, кто её интерпретирует: можно на христианство повесить ярлык «суеверие», и это будет мем атеистический, можно создать мем религиозный. Можно воткнуть в землю ржавую трубу и повесить на неё табличку «Памятник», на раскрученную бездарность – табличку «Гений». Формированием разнообразных штампов мышления как раз и занимается современный постмодернизм – не только в искусстве, но в культуре в целом.
Рыночные механизмы также существуют не изолированно от общего направления эпохи и тесно связаны с её нравственным обликом. В разные периоды истории торговля и предпринимательство имели свои особенные коннотации. Русский купец времени Ивана Грозного или Смутного времени это и Афанасий Никитин, и торговец Минин, и герой поэмы Лермонтова о купце Калашникове. Торговля во времена Петра Великого поднимала страну. У купечества, и русского, и западноевропейского, был свой кодекс чести, своё понятие о безупречном ведении дел. В середине XIX и начале XX века купечество в России всё больше ассоциируется с загулявшим купчиком или героями пьес Островского. А уж во времена НЭПа частный предприниматель мыслится как враг народа.
Но, пожалуй, самое неожиданное представление об экономике создаёт постмодернистское мышление: это делание денег из ничего посредством коррупционных схем, когда конечный результат труда может быть не полезным, а вредным или существовать только на бумаге.

6
                Это мещанство, милочка! Из разговора 1970-х


      Модерн в России был во многом наследником и порождением нигилизма. Поэтому модерн в русском искусстве стал аналогом революционного терроризма в российской политике.В истории никогда ещё не было так, чтобы вся предшествующая многовековая традиционная культура оказалась непримиримо антагонистичной новому направлению века – никогда вплоть до модерна XX и постмодерна XXI столетия. Модернистская система ценностей выросла из представления романтиков о человеческом превосходстве некой героической индивидуальности. Развенчивая критерий социальной избранности, традиционно основанный на преимуществе денег и знатности, романтизм – предшественник и прародитель модерна – сделал акцент на избранности духовной. Высокий интеллект, талант, гениальность, физическое совершенство в романтической традиции противопоставлялись косности людей богатых и влиятельных, но никчемных по человеческой сути. Нигилизм в этом смысле стал романтизмом, возведённым в степень, получившим крайнюю форму и представленным как социальный протест. У модернистского творчества появился унаследованный от романтизма стимул – эйфорическое заигрывание с понятием «надчеловеческого», возможность переосмысления основ, обязательных для «мещан» и «обывателей». И в этот же момент, по-видимому, стала усиливаться правда, правота, возможность и претензия «маленького человека», человека массы, на свою социальную нишу. Обаяние сильной личности, для которой «кровь по совести» это пройденный этап, вернуло интерес к байроническому герою, но уже на новом витке истории – этим героем мог быть революционер, бандит, террорист, даже Сатана, как в романе Леонида Андреева «Дневник Сатаны». На худой конец, кокаинист или морфинист, как в рассказе Н. С. Гумилёва «Морфий». Да, уж лучше Сатана, чем массовая, всем доступная культура! Приметой модернистского мышления стал эксперимент вместо подлинного художественного творчества. В 1962 году В. Набоков публикует антироман «Бледный огонь», который даже по определению западных критиков не предназначен для обычного чтения, воздвигает стену между читателем и автором и доступен только специалистам-филологам. В 1980 году Умберто Эко становится автором всемирно известного романа «Имя розы», смысл которого опять-таки состоит в экспериментальном использовании информации для конструирования художественного текста. Подобные эксперименты начинались ещё на рубеже веков, выражаясь современным языком, в модернистской тусовке. Уже тогда к эксперименту как единственной цели искусства тяготели и Набоков, и Белый, и Велемир Хлебников, и ранний Пастернак. В русской живописи этим отличился Малевич.
Постмодернизм – это особый способ организации культурного пространства, некое подобие новой идеологии. Постмодернистский мир намеренно настроен на потребление суррогатов, это идущая вразрез с нормальным человеческим мышлением пропаганда текста ради текста, действие ради действия, и только принцип «деньги ради денег» ещё как-то в ладу с логикой. Но даже с деньгами не так просто, потому что экономика, оторванная от производства значимых для человека материальных благ и духовных ценностей, но рассчитанная при этом на получение прибыли, – тоже химера и нонсенс. Зато какой простор для бюрократии!
Когда вместо памятников и декоративных скульптур в центре частично вырубленного сквера устанавливают вертикально и  в кружок окрашенные в белый цвет трубы с узорчиком под расцветку берёзовой коры, именуя произведением искусства, – это постмодернизм. Когда в городской роще, памятнике столетней давности, уничтожают белок и растительность, а на детской площадке сооружают аляповатый и жуткий аттракцион в виде белки – это постмодернизм. Когда по три раза в сезон меняют тротуарную плитку – это тоже постмодернизм, суть которого состоит в отрыве от здравого смысла и человеческих потребностей.
Вместо книг, кинофильмов и театральных спектаклей – хладнокровный, самоцельный эксперимент; вместо коллективного волеизъявления – флешмоб; вместо сочувствия, эмпатии, нравственного выбора – пиар. Вместо индивидуальности – набор стандартных характеристик, вместо свободы и свободного самовыражения – вседозволенность.
Не надо быть при этом семи пядей во лбу, чтобы понять очевидное: в отличие от предыдущих культурных этапов,постмодернизм создан искусственно, насаждается намеренно, синтезирован в пробирке, в лаборатории, – как опасный вирус для биологической войны. Это итог работы психологов, социологов и специалистов в области политологии. Неудивительно, что для такой культуры характерна бездушная, до предела рациональная схема, отрицающая всё, что придаёт ценность внутреннему миру человека, да и сама человеческая личность является предметом холодного и безжалостного анализа, препарирования. Самый страшный удар получила культура, для которой смертельно – по её гуманистической сути – нивелирование нравственных истин, искажение человеческой индивидуальности. Постмодернизм – современный вариант массовой культуры, он основан на оксюмороне: это своеобразная элитарность никчемности, избранность посредственности, целесообразность абсурда, невероятно гениальная бездарность. В сегодняшнем варианте массовая культура доросла до уровня культурного фашизма, она стала при этом основной идеологией искусства и культуры, и создаёт эту массовую, попсовую духовную пищу современная элита. Мещанская серединная посредственность, «готтентотство» по Чуковскому, переросло в постмодернистские установки «для избранных». При этом «избранным» должен иметь возможность чувствовать себя каждый.
Постмодернизм насаждает стандарт, схему, модель, предложенную интеллектом без опоры на личность человека в единстве его природных чувств, желаний и естественных нравственных установок, которые в этой системе упразднены. Например, все предшествующие тысячелетия красивым в одежде считалось всё, что подчёривает естественную сексуальность, притягательность человеческого тела и харизму. Постмодернизм предлагает вполне рациональный вариант: у меня в носу кольцо – это нетрадиционно и не принимается стариками – значит, я молод и, следовательно, сексуален.
Примером русского постмодернизма может служить творчество Владимира Сорокина (год рожд. 1955) и Виктора Пелевина (год рожд. 1962 ).
Владимир Сорокин занимается своеобразной «шоковой терапией» – примитивной, как надпись на заборе, и потерявшей всякую актуальность вместе с канувшим в прошлое СССР. Когда скончался предмет пародии и материал для эпатажа, кому могут быть интересны Сорокин и садистские стишки 1980-х?
Виктор Пелевин интересен тем, что содержанием и смыслом его творчества является как раз исследование, анализ и демонстрация абсурдности модерна (как и штампов любой другой идеологии или направления). Другое дело, что постмодернизм провозгласил штамп и схему своим основным содержанием. Незабываемая лисичка А Хули («Священная книга оборотня») – великолепный гротескный портрет поколения пепси, зет, милленеалов вместе взятых. «Личность лисы — это тот человеческий тип, с которым у среднего представителя текущей эпохи ассоциируется ее внешность. – Рассказывает о себе Оборотень. – Каждые лет пятьдесят или около того  мы подбираем под свои неизменные черты новый симулякр души, который предъявляем людям. Поэтому с человеческой точки зрения внутреннее у нас в любой момент тождественно внешнему на сто процентов». «У большинства людей настоящего нет вообще, а есть только это внешнее и внутреннее, две стороны одной монеты, которую, как человек искренне верит, где-то действительно положили на его счет», – продолжает формулировать лисичка А Хули саму суть модерна. В книге Виктора Пелевина действуют не герои и персонажи в традиционном понимании, а пародийные воплощения расхожих представлений, которыми предписано оперировать обладателям забитых штампами умов. Волк-оборотень и по совместительству сотрудник спецслужб с интересом читает у себя в кабинете жёлтое издание 1990-х «Оборотни в погонах». Самые престижные качества современного юного человека – интеллектуальность и сексуальная раскрепощённость также доведены в книге до абсурда. Как и циничное пренебрежение к любым нормам и законам. Абсурд, доведённый до парадокса, построен на несоответствии штампов и истинной, природной человеческой морали.
Вот  образцы современной городской скульптуры в моём родном Краснодаре. Фотографии из Интернета. (Статья “Блеск стали и березы из стереотипов: где в Краснодаре найти современную скульптуру”. Автор Иолина Грибкова)
На приведённых снимках   хорошо видна абсурдная тенденция современной удешевлённой городской скульптуры: железная труба с узорчиком под русскую берёзку: трафаретные изображения водочных бутылок и летящих бомб. Подобная примитивная ирония (видимо, по поводу восприятия России Европой) была бы уместна на студенческом капустнике как наскоро сколоченный реквизит. Но зачем калечить сквер? Какие чувства должны испытывать отдыхающие в сквере люди и проходящие мимо горожане, ставшие заложниками представления о вседозволенности в современном искусстве? Поневоле вспоминается, что искусство это не “что”, а “как”.
Впрочем, и средствами нового искусства, в том числе и в городской среде, можно бы создать нечто иное.
Скульптура «Механическая кобыла» в Молодежном сквере (См. © Фото Дмитрия Пославского, Юга.ру).
Скульптура «Геолокация» в парке «Краснодар» (См. © Фото Дмитрия Пославского, Юга.ру)Фотографии взяты из Интернета. (Статья “Блеск стали и березы из стереотипов: где в Краснодаре найти современную скульптуру”. Автор Иолина Грибкова)
Здесь возможности современных технологий и материалов использованы для увековечивания всё тех же традиционных эстетических представлений – потому что других у нас нет и выйти за их пределы мы не в состоянии по своей природной человеческой сути. Вообще, кроме различных мифологем, огрехов мышления (ошибочных моделей в формулировке Юлии Латыниной), существует неразменное, вечное рациональное зерно человеческой морали, и, чтобы его уничтожить, надо заменить биологический вид людей какими-нибудь роботами или киборгами. Не обязательно быть верующим, религиозным человеком, чтобы это понимать.
7
Наконец можно бы подвести итоги и сделать вывод о том, в какой ипостаси выступает сегодня та человеческая общность, которую пытались определять словами «филистеры» и «мещане», начиная с XIX столетия.
Мещане – первоначально небогатые, незначительные, плохо образованные и потому ничтожные люди с ограниченным кругозором, в современной жизни мимикрировали и превратились в свою противоположность – пропагандистов новых культурных ценностей. “Ценности” такого рода предназначены и доступны, конечно же, “массе и толпе”. Уровень их красноречив: например, чудненькая частушечка 90-х, которую так зажигательно исполняла группа “Блестящие”: Эх, хвост, чешуя, не поймал я … ничего”. Впрочем, спустя 20 лет участники этой группы, любившие “военных, красивых, здоровенных”, позволили себе неожиданную откровенность и пояснили в интервью, что на вырученные от творческих трудов деньги обучали собственных детей, в том числе классической музыке и, кажется, даже за границей. Интересно, на что зарабатывает внезапно помолодевшая “под Валюху Каранавал” Лариса Долина? Ведь только что она так искренне уверяла зрителя, что важней всего “погода в доме”, и на тебе: красноречивые телодвижения в умопомрачительно обтягивающем эластике, упражнения на металлическом шесте, молодой красавец-партнёр (прям не хуже, чем у Пугачёвой и Бабкиной). Мне даже вспомнилось бессмертное: “Ой, Вань! Смотри, какие карлики – в джерси одеты, не в шевьот!”… Однако в таких случаях говорить приходится не о мещанстве как таковом, а о пропаганде его воплощения в культуре – людьми часто неглупыми, образованными, небездарными и даже не всегда бессовестными.
Несмотря на обилие материала, предоставляемого нам, к сожалению, нашей жизнью, я понимаю, что уловить саму суть понятия “мещанство” очень сложно. XX век открыл человечеству в обывателе что-то совершенно новое, зловещее и трудно определяемое. Если бы Владимир Владимировия Маяковский был не только “агитатором, горланом, главарём” (а в чём-то просто горлопаном, несмотря на его невероятные метафоры, оксюмороны, окказионализмы и пресловутый акцентный стих), но и более психологичным, глубоким автором, возможно, он раскрыл бы нам суть этого явления вполне, а не подошёл к нему вплотную. Та отвратительная серая, неизменная при любой власти социальная субстанция, которая угадывается интуитивно, несомненно присутствует и давит на всё человеческое и гуманное. И это уже не безобидное существование “никчемных маленьких людей”, не корысть, потребительство и невежество. Это нечто, почувствовавшее свою силу. Я долго пыталась объединить осколки сделанных наблюдений. Нашла для обобщения красноречивый материал только у Цветаевой. Речь идёт о дневниках Марины Ивановны Цветаевой голодного 1918 года, о её поездке “за хлебом” в деревню. Совершенно неожиданно для себя поэт понимает, что стала участницей реквизиции, то есть принудительного изымания продовольствия (кстати, туда её рекомендовали, как бы сейчас сказали “по сугубому знакомству”. Имя благодетеля Цветаева не называет даже в дневниках). Зато она оставила выразительные портреты тех, кто её окружал:
1. “Опричники: еврей со слитком золота на шее, еврей — семьянин («если есть Бог, он мне не мешает, если нет — тоже не мешает»), «грузин» с Триумфальной площади, в красной черкеске, за гривенник зарежет мать.
Мои два спутника уехали в бывшее имение кн. Вяземского: пруды, сады… (Знаменитая, по зверскости, расправа)”.
2. Двенадцатилетний, одного из реквизирующих офицеров, «адъютант». Круглое лицо, голубые дерзкие глаза, на белых, бараном, кудрях — лихо заломленная фуражка. Смесь амура и хама.
3. Хозяйка (жена того опричника со слитком) — маленькая (мизгирь!) наичернющая евреечка, «обожающая» золотые вещи и шелковые материи”.
Высказывания хозяйки как будто взяты из пьес Маяковского. Далее цитата из дневника М.И. Цветаевой.
– Ах, что вы говорите! Золото, это ведь самый благородный металл. Всякая война, мне Иося говорил, ведется из-за золота. (Я, мысленно: «Как и всякая революция!») — А позвольте узнать, ваши золотые вещи с вами? Может быть, уступите что-нибудь? О, вы не волнуйтесь, я Иосе не передам, это будет маленькое женское дело между нами! Наш маленький секрет! (Блудливо хихикает). — Мы могли бы устроить в некотором роде Austausch. (Понижая голос): — Ведь у меня хорошенькие запасы… Я Иосе тоже не всегда говорю!.. Если вам нужно свиное сало, например, — можно свиное сало, если совсем белую муку — можно совсем белую муку.”
Она, рассмешенная: Ах! ;;! ;;! Какая вы забавная! Да разве дети, это такой товар? Все теперь своих детей оставляют, пристраивают. Какие же дети, когда кушать нечего? (Сентенциозно): — Для детей есть приюты. Дети, это собственность нашей социалистической Коммуны… (Я, мысленно: «Как и наши золотые кольца»…) Убедившись в моей золотой несостоятельности, захлебываясь, рассказывает. Раньше — владелица трикотажной мастерской в «Петрограде».
— Ах, у нас была квартирка! Конфетка, а не квартирка! Три комнаты и кухня, и еще чуланчик для прислуги. Я никогда не позволяла служанке спать в кухне, — это нечистоплотно, могут волосы упасть в кастрюлю. Одна комнатка была спальня, другая столовая, а третья, небесного цвета — приемная. У меня ведь были очень важные заказчицы, я весь лучший Петроград своими жакетками одевала… О, мы очень хорошо зарабатывали, каждое воскресенье принимали гостей: и вино, и лучшие продукты, и цветы… У Иоси был целый курильный прибор: такой столик филигранной работы, кавказский, со всякими трубками, и штучками, и пепельницами, и спичечницами… По случаю у одного фабриканта купили… И в карты у нас играли, уверяю вас, на совсем не шуточные суммы…
И все это пришлось оставить: обстановку мы распродали, кое-что припрятали… Конечно, Иося прав, народ не может больше томиться в оковах буржуазии, но все-таки, имев такую квартиру…”
Хозяйка использует Цветаеву как прислугу, заставляет её мыть полы. Цветаева озаглавила в дневнике “Мытьё полов у хамки”.
Чтобы ни у кого из новых русских националистов не возникло даже тени надежды на интерпретацию Цветаевой революционных бандитов как исключительно “нерусских”, приведём ещё одну цитату из дневника Марины Ивановны – уже о наших одноплеменниках (о них у неё тоже достаточно много):”(…) чичиковское лицо, васильковые свиные прорези глаз. Кожу под волосами чувствуешь ярко-розовой. Смесь голландского сыра и ветчины. С матерью нагло-церемонен: «Мамаша»… «Вы» — и: «Ну вас совсем — ко всем!»… Узнаваемый портрет Гаврилы из горьковского “Челкаша”.
Все участники этого действия – коммунисты, большевики, революционеры, с великолепными фразам про народное дело, революцию и пролетариат.
“…мир, в котором мы живем, состоит из победивших информационных каскадов”, – утверждает в своей статье Юлия Латынина. К “каскадам” она относит и условности и обычаи – поскольку с точки зрения научного знания они недоказуемы. Говорить о том, что условности не выражение веры или убеждений, а по умолчанию принятые формы взаимодействия людей (с целью защиты их интересов), что они традиционны и утилитарны, существуют в результате доказанной временем целесообразности, означает выходить за пределы моей темы. Но нельзя не заметить, что для бронированной крысиной шкуры главначпупсов любые “каскады” и “мемы” не представляют никакой опасности: главначпупсы их просто не заметят. Все логические схемы будут отброшены, как пластмассовые дробинки игрушечного детского ружья от шкуры слона.
25.04.2022 г.