«Словно взбудораженные пчёлы,
что за мною ринуться готовы,
из потёмков памяти крадутся
тени прожитого.»
Густаво Адольфо Беккер
1.
ВРЕМЯ ДЛЯ ЩЕНКА
1.1 Виток судьбы - взмах хвоста
Девочка в лёгкой куртке без капюшона и потёртых джинсах сидела на деревянной пошарпанной скамейке во дворе приюта. Конец зимы выдался прохладным и пасмурным. Серые тучи низко нависали над городом, а влажный ветер пробирался под её слишком лёгкую для этого времени года одежду. Маленький чемоданчик стоял рядом на земле, где пожухлая трава местами пробивалась сквозь остатки прошлогодних листьев. В её позе читалось терпеливое ожидание. Грязный щенок со свалявшейся шерстью то и дело пытаясь забраться на её колени. Хвост в колтунах и прижатые ушки подрагивали от волнения. Настойчивые попытки прижаться к ней выдавали сильную привязанность этого маленького друга к девочке. Каждым своим движением щенок будто безмолвно молил, предчувствуя скорое расставание.
Неподалёку кучковалась детвора. Они стояли не совсем близко, но девочка спиной ощущала их затаённую неприязнь, колкие взгляды. Слышала их жестокий диалог, пропитанный злобой.
- Эй, гляньте-ка! Опять эта «Заразка» затирается с блохастиком своим! - Процедил прыщавый пацан, пиная камешки носком поношенных конверсов. Его лицо раскраснелось, а руки, засунутые в карманы, сжимались в кулаки.
- Да тебе-то что за дело? Или завид заел? Уедет - щенок твой будет, делай с ним чё хочешь! - Огрызнулся долговязый и вихрастый, поправляя сбившуюся кепку, повёрнутую набекрень. Растрёпанные волосы торчали из-под головного убора в разные стороны, словно иглы дикобраза. Вытянутое лицо с острым подбородком нервно подергивалось.
- Вот именно! Щас свалит, а мы этого шелудивого заставим папироски тырить! - Веско и отрывисто заявил коренастый подросток, поигрывая зажигалкой. Он постоянно поправлял повязку на запястье, с надписью «БОСС», вышитой неумелыми стежками чьей-то дрожащей рукой, - мастерица торопилась угодить вожаку.
- И курить! Сечёшь? - Подхватил самый младший из компании, доставая самокрутку из-за уха. - Бро, дай огоньку! - Заискивающим тоном обратился он к владельцу зажигалки. - Где такую раздобыл?
- У смотрителя спёр. Знаешь, у того чудика, который все свои футболки с AC/DC наизнанку носит! У него их целая коллекция, а он каждую задом наперёд надевает. Все ржут, а он не понимает. - Самодовольно осклабился тот, демонстративно вертя свой трофей в пальцах. - И не проси - не дам! Моя вещь - что хочу, то и делаю.
- Да ладно тебе, всего на минутку! - Заканючил мелкий.
- Размечтался! - Крепко сбитый только фыркнул. - Будешь должен - тогда одолжу… если надумаю.
Пришлось мальчишке с трудом прикуривать с помощью спичек, которые то и дело гасли от порывов холодного ветра. Руки дрожали, а самокрутка едва не выпала из пальцев.
- А потом… потом… - один парень в очках, щурясь, не мог придумать ничего путного, и нервно почёсывал расцарапанную щеку.
- Суп с котом?
- Да не, лучше гамбо со щенком замутим! С острыми приправами! - Хихикнул прыщавый, оскалившись.
- Тоже зашла мысля. Но я другое имел ввиду. Ну, к примеру… - Коренастый сделал театральную паузу, - натравим на него мастифа! Тут неподалёку во дворе живёт, здоровенный такой, с клыками как у волка!
- И что будет? - Подались вперёд остальные.
- А то! - Заводила зловеще улыбнулся щербатым ртом. - Покажем щенку, кто тут главный! Пусть попробует уцелеть!
- А если не выживет? - Неуверенно спросил самый младший.
- Значит, не судьба! - Отрезал кряжистый. - Слабые должны знать своё место!
Та же самая куртка в красно-синюю клетка, в которой соцработники привезли её в детский дом, сидела на девочке бесформенно, словно старый обвисший парус без ветра. Девочка надевала её каждую осень и зиму, хотя давно переросла одежду. Одна из немногих вещей, оставшихся с прошлой жизни, утратила былую яркость красно-синих ромбов из-за многочисленных стирок и чисток. Некогда чёткий рисунок ткани теперь был блёкло-выцветшим и едва различимым среди многочисленных пятнен и потёртостей.
Джинсы грязновато серо-голубые, такие же изношенные и обтрёпанные, дополняли её повседневность. Девочка постоянно затягивала ремень, пытаясь их удержать. За время пребывания в приюте она сильно похудела.
Эти вещи не вызывали у неё никаких чувств - ни тёплых воспоминаний, ни привязанности. Они стали частью её серого и однообразного прозябания в приюте. Она носила их не по выбору, а по необходимости, принимая эту данность как ещё одно испытание своей непростой судьбы.
И вот сегодня… Уже сегодня! Эти старые вещи отправятся вместе с ней в новый дом. Сегодня воспитательница отвезёт её на вокзал, и поезд унесёт прочь от этого места. От этих серых стен, от всего, что стало частью её унылых опостылевших лет в детдоме. А мальчишки, которые и так недолюбливали её, теперь смотрели с особой злобой, приправленной изрядной щепотью чёрной зависти - она уезжала, а они оставались. Их ненависть к ней становилась всё острее с каждой минутой, с каждой секундой, приближающих момент её отъезда. В их взглядах читалось неприкрытое раздражение от того, что кому-то повезло больше, чем им.
Но самое страшное, что она не могла взять с собой щенка, которого неизвестно откуда решил прибиться сюда прошлой осенью. Он был её единственным настоящим другом в этом холодном месте, единственным существом, которое искренне любило безусловно. Щенок, чувствуя её тревогу, с утра крутился у её ног, тыкался мокрым носом в ладони и заглядывал в глаза, будто пытаясь понять, что происходит. А она не могла объяснить ему, что уезжает навсегда, что больше не сможет играть с ним, гладить его шёрстку и делиться детскими бедами…
Она знала - никто не позаботится о нём по-настоящему. Воспитатели равнодушно отмахнутся от щенка, а может, и вовсе выгонят его за ворота. Эта мысль терзала её сердце не меньше, чем сама мысль о расставании. Она представляла, как он будет ждать её у ворот, скулить по ночам, будет искать её повсюду… И эта картина разрывала её душу на части.
Она старалась не показывать своих чувств, но внутри всё сжималось от тревоги. Она пыталась убедить себя, что новый дом принесёт ей счастье. Но беспокойство за судьбу щенка и страх перед неизвестностью не давали покоя. Её лицо оставалось неподвижным, но в глубине души бушевала настоящая буря эмоций.
Девочка гладила щенка и тихо шептала: «Беленький. Маленький. Отпусти, лапка. Не держи меня!». Под налипшей и засохшей грязью невозможно было разглядеть, какого цвета шерсть у щенка.
- Да это явной фейк, что её удочерили! - Высказал растрёпанный дылда. - Кому она такая понадобилась?!
- Может, её какие-то алкаши взяли, чтобы деньги получать. – Не отставал тот, который с прыщами. - Или бесплатная рабочая сила понадобилась. Будет теперь пахать. А то живёт тут на всём готовеньком.
- А может, просто завезут в дремучий лес и оставят там. Пусть волк съест.
- Да разве кожей и костями будешь сыт? Ещё подавится. - Вставил очкарик.
- Или отравится. - Поддакнул самый младший.
- Ну, теперь твоей шавке конец! - «БОСС» подошёл к девочке и сунул ей под нос кулак.
- Он вас покусает! - Воскликнула она, сжав маленькие ладошки в кулачки.
- Ой, напужала! Аж весь дрожу! - Захихикал заводила.
Щенок испуганно жался к боку девочки. Она продолжала его гладить и шептать: «Пойми, тебя в поезд не пустят. Глупыш. Тебе бежать надо отсюда и прятаться. Может, найдутся добрые люди, приютят».
Двор детского дома очень редко приводили в порядок. Под скамейкой и вокруг скопились окурки, крышки от бутылок, смятые пластиковые стаканчики с изломанными трубочками, пакетики от снеков, резинки, обёртки от конфет и прочий мелкий мусор. Девочка, пытаясь отвлечься от жестоких разговоров мальчишек, начала собирать сор прямо в горсти. Она обходила территорию вокруг скамейки, наклоняясь под неё. Собирала в горсти, что попадалось под руку - от окурков до мелких обёрток. Маленький щенок неотступно ковылял за ней - то к скамейке, то к уличной урне, куда она высыпала собранное. Иногда он пытался помочь, но только путался под ногами, виляя хвостом и заглядывая ей в глаза.
Закончив с уборкой, она снова присела на скамейку, машинально вытирая грязные ладони о потёртые джинсы. Щенок, чувствуя её грусть, забрался к ней на скамейку и примостился рядом, ища утешения.
Воспитательница, вышедшая проводить девочку, была женщиной из серии «НЕ»: неопрятная, неприветливая, неулыбчивая, нескладная, неказистая. Она всплеснула руками.
- Вечно ты в грязи, словно порося! И думать нечего! Этого пса с собой не возьмёшь! - Её слова звучали как приговор. - Иди, умойся бегом! На поезд опоздаешь!
Девочка вздрогнула и непроизвольно оттолкнула от себя щенка. Тот кувыркнулся с лавки, тявкнул жалобно.
- Беги, глупыш, беги! - Снова прошептала она, отворачиваясь.
Мальчишки торжествовали, предвкушая гнусную забаву.
- Сейчас мы его… - Прошипел заводила, потирая руки.
- Не трогайте его! Он же маленький! - Крикнула девочка, и голос её дрожал, как одинокий прошлогодний лист.
Щенок забился под настил сарая в ожидании неминуемой расправы.
В промозглом туалете приюта, где пахло хлоркой, затхлостью и дешёвым мылом, девочка стояла у раковины. Норовившим выскочить куском дешёвого мыла она усердно тёрла руки и лицо. Словно пыталась стереть с себя не только грязь, но и тяжесть окружающего мира.
Ледяная вода обжигала кожу, мыло щипало глаза, но девочка не обращала внимания. В её голове крутилась мысль: может быть, если смыть грязь с тела, станет легче? Поможет избавиться от чувства несправедливости, пропитавшего каждый уголок её жизни?
Она понимала, что слова и поступки других не смыть столь простым способом, но продолжала умываться. Продолжала верить, что однажды проснётся в мире, где найдётся много доброты и чистоты для всех, и хотя бы маленький кусочек - для неё самой.
Вытерев лицо серым полотенцем, она взглянула в зеркало. Там отразилась не десятилетняя девочка, а маленькая худая старушка с глазами, в которых читались боль и разочарование. Эти глаза могли бы многое рассказать о её душе, если бы рядом оказался кто-то, способный понять. Но только зеркало безучастно вернуло ей отражение.
Выходя за ворота, девочка не стала искать глазами щенка. Просто надеялась, что с ним всё будет хорошо. Девочка не обратила внимания ни на мальчишек во дворе, чьи взгляды, полные затаённой горечи, неотступно следили за ней, ни на других ребят, застывших у окон в немом оцепенении - их глаза, наполненные невыразимой тоской, словно пытались удержать её удаляющуюся фигурку. Она не оглянулась на здание приюта, покидая этот неприютный мир навсегда, точно не зная, что её ждёт.
Девочка не обратила внимания ни на мальчишек во дворе, чьи взгляды, полные затаённой горечи, неотступно следили за ней, ни на других ребят, застывших у окон в немом оцепенении - их глаза, наполненные невыразимой тоской, словно пытались удержать её удаляющуюся фигурку. Она не оглянулась на здание приюта, покидая этот неприютный мир навсегда, точно не зная, что её ждёт.
В это время в другом конце двора жизнь продолжалась своим чередом. Три девочки примерно её возраста и две постарше прыгали по очереди через скакалку, напевая:
«Венок из розочек,
В кармане букетики…»
Голоса звучали приглушённо. Они тоже ощущали значимость момента. Между ними и той девочкой, что уже почти покинула двор приюта, всегда существовала негласная граница, будто одиночка принадлежала другому миру. Они никогда не принимали её в свои игры. Их мирок казался отделённым от её собственной трагедии невидимой стеной.
Вдруг одна из играющих - индианка из навахо с блестящими чёрными волосами, заплетёнными в растрепавшиеся косы, и немного косящими глазами (за что её и прозвали «Косонька-Коса» остановилась, прервав песню. Её смуглая кожа и высокие скулы резко выделялись на фоне внешности остальных девочек. Словно преодолев невидимый барьер, она догнала покидающую их компанию такую же горемыку.
Порыв был настолько неожиданным, что остальные замерли, продолжая держать натянутую скакалку. Русая с короткой стрижкой девочка хотел было что-то сказать, но лишь сжала губы. Та, на которой был тёплый вязаном свитер поверх футболки, застыла, её лицо побледнело от волнения. Другая тёрла грязными кулачками заблестевшие солёной влагой глаза.
«Косонька-Коса» медлила лишь мгновение. Она сдёрнула со своих плеч старый розовый шарфик с проеденными молью дырками и неловко обмотала его вокруг шеи уезжающей девочки.
- Носи, «Заразка», - тихо произнесла она на своём мелодичном акценте, - а то задубеешь совсем.
Остальные продолжали прыгать, но их движения стали механическими, лишёнными прежней лёгкости. В их взглядах промелькнуло что-то похожее на уважение и, возможно, даже зависть к поступку подруги.
Девочка замерла, не веря своим ощущениям. Её пальцы осторожно коснулись мягкости шарфа, словно боясь, что он исчезнет. После долгой паузы прошептала: «Спасибо…»
Повисла тяжёлая тишина, нарушаемая лишь эхом незавершённой песенки и шорохом голых ветвей деревьев. Тусклый зимний свет едва пробивался сквозь серые облака, создавая мрачную атмосферу. Постояв несколько мгновений, она добавила: «Я вам гостинцы пришлю. А ты, может, позаботишься о щенке?»
Индианка лишь кивнула, и в её тёмных глазах всего на мгновение промелькнул тоска разлуки. Недопетую песенку в этот момент будто подхватил и понёс с мелким сором тоскливый ветер:
«Пепел, пепел,
Все мы падаем, падаем…»
Положив голову на лапы, пёсик лежал под деревянным настилом в тающей под ним луже с осколками льда и дрожал мелкой дрожью: тесно, темно, промозгло и страшно. Но выйти было ещё страшнее. Снаружи его поджидали злые мальчишки. Они были его личным кошмаром. Раньше у щенка была девочка. Она его защищала, подкармливала: делилась своей скудной порцией - половиной котлеты или ложкой супа. Для щенка эта приютская еда была вкуснее вареной курицы. Но девочка с чемоданчиком вышла за ворота, что было равносильно тому, будто она растворилась в параллельном измерении. Щенок не знал другого места, кроме двора детского дома, и сейчас для него мир сузился до пространства под низким крыльцом. Дрожь не унималась, страх сковывал все части маленького тельца. Тускнели, выветриваясь, воспоминания о ласке рук и доброте голоса девочки, об их незатейливых играх. Щенок понимал, что она не по собственной воле его оставила. Просто не могла взять с собой.
Мальчишкам надоело искать щенка. Начавший накрапывать препротивный дождь загнал ребятню в дом. Щенок с готовым выскочить из груди сердечком покинул своё укрытие, почувствовав, что пришла пора взрослеть. Привязалась какая-то дурацкая мелодия: «Когда я стану волком. Вооолком! Тяв-тяв!». Ей в такт зародилась мысль - надо найти девочку! Впереди протянулась неизвестность, но воспоминания о её улыбке и заботе заставили маленькие лапки двигаться. Сперва - через двор, чуть помедлив - за ворота, и в суету огромного шумного города, минуя кварталы, широкие проспекты, подземные переходы. Щенок не знал, куда идти, но инстинкт подсказывал - следуй за сердцем. Мимо мелькали силуэты людей, машины, слышались окрики. Кто-то попытался пнуть щенка, но он увернулся от «озверевшей» ноги в сапоге. От рождения прижатые к голове уши теперь встали торчком и работали, как маленькие локаторы, улавливая звуки, а чёрный носик морщился, когда две ноздри, подобно сенсорам, впитывали запахи. Девочку очень забавляло, когда щенок принюхивался, и она говорила: «Опять щурносишь?! На кролика становишься похож».
1.2 Вокзал тревог и надежд
Детский дом на задворках северной окраины был приютом для девочки долгие три с половиной года. А железнодорожный вокзал - огромный древний храм в современной суете располагался на площади в самом центре мегаполиса. Его величественные башенки, центральная из которых была увенчана огромными круглыми блестящими часами, притягивали взгляды прохожих. Колонны из серого мрамора хранили тысячи историй, рассказанные перестуком колёс прибывающих и уходящих поездов. Даже воздух здесь казался особенным - пропитанным запахом горячего металла и далёких стран.
В солнечные дни огромные витражи создавали игру света и теней в залах вокзала, наполненных разговорами пассажиров, шумом колес на путях, шуршанием медленных шагов и громыханием спешащих. На стенах висели старинные карты, напоминающие о далёких путешествиях, а в воздухе витал вкус свежезаваренного кофе из галереи фудкорта на втором этаже. С ароматом еды и только ему присущим звуковым сопровождением этот вокзал был не просто транспортным узлом, а настоящим сердцем города, местом, где встречались мечты и реальность.
Вокзал гудел камнепадом в горах и морскими штормами, но мир вокруг девочки померк, образовав размытое пятно, где краски, звуки, запахи боли и отчаяния смешались в единую, удушающую массу. Внутри всё кричало, рвалось на части, но снаружи она оставалась лишь маленькой фигуркой, послушно влекомой рукой судьбы.
Детское сердечко превратилось в ледышку, скованную холодом бессилия. В голове билась одна мысль: "Беленький… Он там один… Что с ним будет?". Воспоминания о коротких мгновениях счастья, проведенных с щенком, вспыхивали, как искры в ночи, чтобы тут же погаснуть под гнетом надвигающейся тьмы. Такие чувство испытывала девочка, входя в здание вокзала.
1.3 Пульс вокзала: в такт судьбе
Пройдя мимо касс, расположенных в вестибюле, девочка с провожающей воспитательницей оказалась в лабиринте небольших торговых точек. Здесь можно было найти всё, что душе угодно: от дорожных снеков, буклетов, значков, магнитов на холодильник и прочих сувениров с символикой города.
Её взгляд рассеянно скользил по толпе. И вдруг девочка застыла на мгновение. Что-то влекущее было за распахнутыми тяжёлыми дверями, ведущими в огромный зал ожидания. Медленно, будто во сне, она двинулась вперёд, и изумлению не было предела.
В гуле вокзальных объявлений и разговоров пассажиров терялось раздражённое сопение воспитательницы. Она эдаким броненосцем в сером форменном костюме, пробиралась между рядами сидений, не замечая ничего вокруг. Её двойной подбородок подрагивал от напряжения и сдерживаемого негодования, а блёклые были собраны в неаккуратный пучок. Если чужие чемоданы и сумки осмеливались встать на её пути, она бесцеремонно расталкивала багаж, не обращала внимания на недовольные возгласы пассажиров. Пожилая дама в шляпке с ужасом отшатнулась, чуть не потеряв равновесие, а молодой человек с чемоданом на колёсиках едва успел убрать его с пути этого разъярённого вихря. Где-то рядом плакал ребёнок, а в динамиках монотонно объявляли прибытие очередного поезда, создавая фон для театрального выступления одной актрисы. Несколько девушек у окна неодобрительно покачали головами, осуждая такое поведение, но воспитательница лишь презрительно скривила губы и, наконец, обнаружила свободное место.
- Снимай куртку! - Грубо приказала она, нетерпеливо дёргая девочку за рукав. - И давай сюда чемоданчик! Чтобы не вздумала сбежать!
Небрежно бросив вещи на скамью, женщина с явным облегчением опустилась на сиденье, демонстративно доставая из сумки зачитанный журнал. Её безучастные глаза с сеткой морщин скользили по строкам текста, являя полное безразличие к окружающему миру, а также и к своей подопечной. Воспитательницу раздражала каждая лишняя минута задержки. Когда же она избавиться от этой обузы?! Но до объявления посадки на поезд оставалось ещё целых полтора часа. Они явились на вокзал слишком рано, словно времени у воспитательницы было в избытке. А время будто насмехалось над её нетерпением, размеренно отсчитывая минуты на многочисленных циферблатах, наполнявших окружающее пространство, которое было очень особенным залом ожидания.
Сюда тянуло и тех людей, которые не собирались отправляться в путешествие на поезде. Прибывающие и встречающие задерживались здесь, словно в музее, а может, и потому, что вокзал и был музее - музеем часов. Действительно, железнодорожный вокзал - идеальное место для огромной экспозиции механизмов, хранящих в себе само время. Здесь, где каждый день встречаются прошлое и будущее, циферблаты хранят под своими стёклами пути путешественников, словно смола деревьев - древних насекомых, а стрелки одновременно продолжают свой вечный танец времени. Каждый экспонат рассказывал свою историю звуками шестерёнок, словно служил порталами в эпохи прошлого и будущего. А все вместе механизмы создавали удивительную симфонию времени, где каждый инструмент играл свою неповторимую партию в общем хоре. Посетители, заходя в этот зал, невольно замедляли шаг, чувствуя, как время здесь течёт по-особенному - неторопливо и торжественно.
Девочка медленно двинулась вдоль витрин с часовыми механизмами, восхищённая их разнообразием. Очарование этого необычного места, становясь с каждой секундой всё сильнее, медленно рассеивало тревоги, словно утренний свет разгоняет ночной туман, постепенно вытесняя тяжёлые мысли. Её глаза жадно впитывали каждый механизм, каждый циферблат, каждый отблеск света на стеклянных витринах. В этом зале время словно замедлило свой бег, даря ей драгоценные минуты покоя и позволяя собраться с мыслями перед новыми испытаниями.
В витринах, тянущихся вдоль стен музейной галереи вокзала, хранились не только привычные часы со стрелками. Старинные маятниковые соседствовали с современными кварцевыми и необычными часами на водной энергии, электронные табло чередовались с новейшими эко-моделями.
Даже в потолке зала осветительные приборы с мягким, не режущим глаза светом, являлись часами.
В самом начале экспозиции взгляды притягивали древние солнечные часы в изящном деревянном обрамлении, где медные пластины-указатели жадно ловили редкие лучи, пробивающиеся сквозь витражные окна, превращая простой отсчёт времени в настоящее солнечное представление. Таинственно мерцали водяные часы, где прозрачная вода неспешно струилась по извилистым каналам, отсчитывая секунды с неторопливой грацией.
Коллекция песочных часов поражала разнообразием: от крошечных экземпляров, умещающихся на ладони, до величественных конструкций высотой со взрослого человека.
Пожилая пара с трудом разбирала надпись на информационной табличке в витрине с необычными часами. На их циферблате было нанесено 24 деления вместо привычных 12 - такие часы, известные как 24-часовые, использовались в основном военными и медиками, для которых точность отсчёта критически важна. Эти механизмы позволяли избежать путаницы между утром и вечером, что особенно ценилось в профессиональной среде.
Подобный формат отображения времени был изобретён ещё в древности и до сих пор активно применяется во многих странах мира. Некоторые модели таких часов даже оснащались дополнительными функциями, например, индикацией минут и секунд, что делало их незаменимыми инструментами для тех, кто работал с точными временными интервалами.
Старики с интересом разглядывали этот редкий экспонат, поражаясь изобретательности мастеров прошлого и их стремлению к максимальной точности в измерении времени.
Небольшая группа посетителей собралась вокруг необычного механизма: часы с обратным ходом притягивали взгляды своим загадочным движением стрелок - они двигались против привычного направления, словно пытаясь повернуть время вспять. Время словно решило поиграть с привычным порядком вещей. Стрелки кружились в странном, завораживающем танце - против привычного хода, будто бросая вызов самому мирозданию. Но время шло своим чередом: после тройки неизменно появлялась четвёрка, а не двойка, как можно было бы подумать. Внутри механизма скрывался особый секрет - таинственный модуль, переворачивающий привычный ход стрелок. А циферблат словно отразился в зеркале: там, где в обычных часах гордо высилась цифра три, скромно примостилась девятка, а вместо девяти - три. Казалось бы, природа сама указала часам путь - вслед за солнцем, с запада на восток. Но эти упрямые механизмы пошли против небесного светила, нарушив извечный порядок. Они словно говорили: «Время - это не только то, как мы привыкли его измерять, но и то, как мы решаем его видеть». И при всей своей необычности, они оставались точными хранителями мгновений, просто показывая их в непривычном, загадочном ритме.
Экскурсовод, заметив интерес публики, пустился в пояснения.
- Эти удивительные часы были созданы как эксперимент - попытка взглянуть на время с другой стороны. А вот здесь, в этой витрине, представлены экзотические механизмы с совершенно непривычными системами отсчёта.
В соседней витрине располагались часы с необычными циферблатами: где-то вместо цифр были нанесены символы древних письменностей, где-то время измерялось по лунным фазам, а некоторые механизмы и вовсе использовали собственные, уникальные системы отсчёта, понятные только их создателям. Один из молодых людей не мог оторвать взгляд от этих экспонатов.
- Удивительно! Как люди додумались до таких систем измерения времени?
- Каждый народ находил свой способ измерять время, и эти механизмы - прекрасные примеры человеческого творчества в решении одной из самых сложных задач.
Профессор со студентами собрались у одной из открытых витрин, с увлечением передавая из рук в руки старинные часы. Их сосредоточенные лица и пытливые взгляды выдавали истинную заинтересованность. Охранник, стоявший неподалёку, не просто следил за сохранностью - он готовился открыть следующую витрину и надёжно запереть уже осмотренные механизмы под толстым стеклом. Эмили-Фиона, затаив дыхание, слушала незнакомые слова, которые казались настоящей магией для её десятилетнего ума: атомы, механика, колебания, электромагнетизм, квантовая физика. Эти термины кружились в её голове, словно крошечные шестерёнки загадочного механизма.
В центре особой витрины с мягкой подсветкой покоились часы, а на сопровождающей этот экспонат информационной табличке был выгравирован лишь следующий текст:
«Надев широкий боливар,
Онегин едет на бульвар.
И там гуляет на просторе,
Пока недремлющий брегет
Не прозвонит ему обед».
То, что этот механизм был создан именно мастером А.Л. Бреге - гением часового искусства, подарившим миру первые часы с автоподзаводом и турбийоном, считалось, видимо, общеизвестным.
В необычном соседстве строк из романа в стихах русского поэта и работы французского мастера заключалась особая магия. Удивление вызывало то, что подобное сочетание встретилось в стенах американского вокзала - здесь, словно стирая границы между временем и расстоянием, экспонат являлся частью единой истории человечества, напоминая о том, что истинное искусство универсально.
Среди богатого собрания экспонатов таилась ещё одна жемчужина коллекции. Выпуклый аквариум, искусно вмонтированный прямо в стену, хранил в себе тайну морских глубин. В его прозрачных водах покоился макет британского парохода компании «Уайт Стар Лайн». Вместо иллюминаторов в борт были вделаны работающие водонепроницаемые часы. Стрелки отсчитывали время в подводном царстве, превращая затонувшее судно в удивительный хронометр глубин. Мерцающие циферблаты создавали завораживающее зрелище: казалось, что само время остановилось в плеске и пузырьках воды, сохранив частичку морской легенды. Льющийся сверху свет придавал композиции мистическое очарование, перенося наблюдателей в атмосферу подводного приключения.
Группа посетителей застыла у необычных часов. Время от времени цифры таинственно исчезали, сменяясь остроумными надписями.
- Смотрите! - Воскликнула девушка. - Тут написано «Спроси меня о времени позже!»
Прохожие останавливались, привлечённые необычным зрелищем. На циферблате появилась бегущая по кругу строка «Время летит, а я - часы лежу тут, в витрине, наблюдаю за людьми», и толпа заинтересованно загудела.
«Делу - время, а времени - лень». - Гласила очередная надпись, вызывая улыбки.
А потом часы вдруг подмигнули и показали «Не опоздай на свой поезд!» - Что особенно забавно прозвучало в стенах вокзала.
Один мужчина стал лихорадочно рыться в карманах в поисках билета... а потом выдохнул облегчённо и сказал вслух: «Я же никуда не еду!»
Но вдруг механизм замер. На потемневшем до черноты циферблате вспыхнул зловещий символ - череп со скрещенными костями, а следом появилась ярко красная надпись «Ваше время вышло…». Смех оборвался. Кто-то поёжился от внезапного холода. Часы тревожно тикали. Внезапно символ исчез, сменившись весёлым смайликом, а затем ярким словом «Шутка!». Люди облегчённо выдохнули.
- Вот так розыгрыш! - Хохотнул кто-то.
Часы вновь показывали время, а посетители, взбудораженные представлением, направились к другим экспонатам.
В самом центре главного зала ожидания вокзала, где располагался музей часов, собралась оживлённая толпа в странных одеждах. Люди всех возрастов с восхищением разглядывали интерактивный макет замка. На некоторых были одеты шарфы и галстуки разных цветов. Кто-то держал в руках какие-то палки, изредка светящиеся на концах. Шумели наперебой. Почти все фотографировали.
Девочка, просочившись сквозь толпу, в удивлении остановилась. На самой высокой башне часы отсчитывали время. И вдруг из дверей замка появлялись и начали двигаться крошечные фигурки.
- Что это такое? - Не удержавшись, спросила девочка у подростка в полосатом зелёно-серебряном шарфе.
- Уйди отсюда, мелкая, - раздражённо бросил парень, не отрывая взгляда от макета, - загораживаешь вид!
Огорчённая, девочка отступила на шаг. Вдруг один из молодых людей постарше в шарфе цветом желто-чёрный подхватил её и посадил к себе на плечи.
- Гляди сюда: вот котик по имени Живоглотик, он гоняет крысу. И правильно делает - крыс гадкий малый. А вот девочка Гермиона - хозяйка котика. Рыжий мальчик Рон - хозяин крыса. Мальчик в круглых очках Гарри Поттер - их друг и главный персонаж этой истории. А замок - не просто дом какого-то! Это школа магии и волшебства и называется «Хогвартс»!
Девочка слушала и наблюдала за волшебным представлением, пытаясь вникнуть в тайну происходящего.
- Это книга? – Спросила она.
- Семь книг - восемь фильмов. - Хохотнул юноша. - И скоро выйдет первый сезон сериала. Подрастёшь - очень советую почитать и посмотреть.
Даже не зная истории, девочка чувствовала - перед ней что-то по-настоящему волшебное.
Каждый раз, когда механизм замка оживал, зал наполнялся аплодисментами и радостными возгласами. Для этих людей макет был не просто экспонатом - он открывал дверь в удивительный мир, который уже начал завораживать девочку.
Среди экспонатов музея были и те, что размеренно отмеряли время, и те, что застыли много лет назад. Загадочные механизмы не поддавались даже самым опытным часовщикам - их тайна так и оставалась неразгаданной.
Механизмы жили своей жизнь, а люди - своей.
Девочка прошлась вдоль стен музейного зала, то и дело останавливаясь перед часами, стараясь не задерживаться на долго и оставаться в поле зрения воспитательницы. Её взгляд скользил от старинных карманных часов к величественному замку Хогвартс, а затем к загадочному аквариуму с затонувшим кораблём. Мерцающие циферблаты, тихое тиканье механизмов и причудливая игра света создавали волшебную атмосферу. Девочка погрузилась в мир, где каждая стрелка рассказывала свою удивительную историю. В этом удивительном месте часы стали не просто приборами для измерения времени, а настоящими хранителями его течения.
1.4 Нежное купание: горький вкус расставания
Оторвавшись от завораживающего зрелища, девочка вернулась к воспитательнице: «Можно мне в туалет?». Вечно недовольное лицо женщины исказила новая гримаса: губы сжались ещё плотнее, а бровь изогнулась в раздражении. Это означало - да иди уж, только управься побыстрее. Девочке повезло - она пошла абсолютно безлюдное помещение. Возможно, туалет предназначался для обслуживающего персонала, или просто затерялся в малопосещаемом крыле здания. Девочка вошла внутрь, не заметив, как следом, в уже закрывающуюся дверь, словно тень, проскользнуло ещё одно живое существо.
Выйдя из кабинки и поправляя одежду - одёргивая рубашку, заправленную в джинсы, и ровняя ремень - она замерла. Шок, тревога, неверие и растерянность смешались в её взгляде: у ряда раковин, радостно тявкая и бешено виляя хвостом, стоял щенок - тот самый, с которым она простилась во дворе детского дома. Опустившись на корточки, девочка обняла друга. Она ведь уже объясняла ему, что не сможет взять с собой: в поезд не пустят без переноски и специального билета. Долгий путь через февральскую непогоду в поисках хозяйки послужил причиной тому, что щенок был ещё более грязным, чем девочка его помнила. Впереди их ждало новое горькое прощание. Щенок прижался к ней, и его тёплое дыхание согревало руку девочки. Он словно понимал всё без слов, оставаясь верным до самых последних секунд. Между тем, несмотря на свою преданность, щенок только усложнял положение. Воспитательница уже наверняка заметила её долгое отсутствие и могла начать поиски. А если она увидит собаку?!...
Девочка осторожно открыла кран в расположенной низко детской раковине. Вода потекла светлой ровной струйкой, мягко ударяясь о гладкое дно и тут же исчезая в сливном отверстии.
- Что же мне с тобой делать? - Тихо произнесла она, глядя на грязного пёсика.
И тут, словно в ответ на её вопрос, щенок неожиданно оттолкнулся лапками от пола и ловко запрыгнул в раковину, взметнув водяную пыль.
- Ой! - Непроизвольно вырвалось у девочки. - Я знала, что ты умный, но ещё и сообразительный!
Лапки скользили по гладкому дну, но щенок упрямо держался, глядя на девочку своими доверчивыми глазами.
- Но, погоди. - Девочка закрыла воду. - Да, идея хорошая. Но нужно придумать, чем тебя помыть. И еще проблема: мы же не хотим, чтобы твои лапки или хвост засосало в слив?! Это было бы… Да страшно подумать, что бы было!
Девочка огляделась по сторонам. Так, вот табличка с лаконичной надписью: «Уборка». Осторожно открыв дверь в зал, убедившись, что в зоне видимости по-прежнему безлюдно, девочка повесила табличку снаружи. Теперь точно их не побеспокоят. Резиновый коврик у двери вполне послужит, чтобы вода не стекала в слив, а задерживалась в раковине. Одноразовые стаканчики в мусорном ведре - помыть, и можно вычерпывать грязную воду, в последствии сливая в унитаз: если засориться сама раковина - тоже неприятно.
Мысли работали чётко. Девочка пересадила щенка в раковину повыше, чтобы он не выпрыгнул, аккуратно расстелила коврик, создав защиту от слива. Отрегулировав напор и температуру воды, она снова посадила щенка под струю и, набрав в ладони целую охапку бумажных салфеток, начала смывать с него грязь, периодически выключая воду, чтобы она не переливалась через края раковины.
Подумав немного, девочка решила, что можно использовать средство для мытья рук, которое обычно стоит в таких местах. К счастью, в мыльнице лежал и кусочек мыла. Набрав немного средства, она начала осторожно намыливать шерсть щенка, стараясь не попадать в глаза и уши. Гель оказался не слишком агрессивным, и шерсть начала лучше отмываться. Кусочек мыла тоже помог. Особенно бережно девочка обработала салфеткой его ушки - снаружи и внутри, осторожно промокнула вокруг носика и глазок, стараясь не причинять дискомфорт. К её удивлению, щенок вёл себя на редкость спокойно: подавал ей лапки, прижимался к краям раковины то одним, то другим боком, давая ей возможность лучше промыть особенно загрязнённые места. Ни малейшего признака беспокойства или желания убежать. Обычно при мытье собаки начинают отряхиваться, разбрызгивая воду во все стороны, но этот малыш лишь иногда внимательно смотрел на девочку своими умными глазами. Он понимал, что она старается ему помочь, и доверял ей полностью.
Результат оказался волшебным: перед девочкой, поставив лапки на край раковины, стоял белоснежный гордый пёс с карими глазами, только еще очень маленький. Его шерсть теперь сияла, словно присыпанная серебристой пылью.
- А я знала, что ты Беленький! Я тебя так и назвала, когда впервые увидела.
Щенок тихо заскулил в ответ, словно понимая каждое её слово. Его хвост начал медленно вилять из стороны в сторону, выражая благодарность и радость. Девочка не могла оторвать взгляд от этого чудесного создания - теперь, когда грязь исчезла, стало очевидно, что перед ней не просто щенок, а настоящее волшебное существо.
В этот момент она почувствовала особую связь с ним - словно невидимая нить доверия и понимания. Казалось, что весь мир вокруг замер, оставив их наедине с этим удивительным моментом открытия.
Щенок сам спрыгнул на пол. Девочка навела порядок в раковине. Завернула щенка в бумажное полотенце и тихонько вышла из туалета, не забыв снять табличку «Уборка».
Ещё не совсем высохший щенок уютно устроился в коконе полотенца и тихо сопел, даже начал подрёмывать. Оглядевшись по сторонам в поисках укромного места, девочка заметила небольшую нишу с двумя скамейками напротив и фонтанчиком - идеальное место для того, чтобы привести щенка в порядок. Девочка осторожно положила щенка на одно из сидений. Она достала из кармана чистый носовой платок и начала аккуратно промокать шерсть, стараясь не разбудить малыша. Щенок лишь слегка пошевелился. Подумав немного, девочка огляделась в поисках чего-нибудь подходящего для расчёсывания. Её взгляд упал на урну рядом с фонтанчиком. Заглянув внутрь, она нашла одноразовую вилку. Тщательно прополоскав её в фонтанчике, девочка этой импровизированной расчёской осторожными и нежными движениями расчесала шёрстку щенка. Большим облегчением оказалось то, что у пёсика не было ни блох, ни ранок. Да и колтунов сильных не наблюдалось. Шёрстка стала шелковистой, блестящей и местами кудрявой. Теперь нужно было решить, как оставить его здесь так, чтобы его заметили добрые люди, и чтобы ему было тепло и безопасно. Залюбовавшись щенком, девочка вновь остро ощутила печаль перед неизбежным расставанием. Но она понимала - решение уже принято за неё, и она должна следовать предназначенному пути, каким бы он ни оказался.
И тут объявили посадку на поезд. Осторожно, на цыпочках, отойдя от щенка, девочка бросилась бегом в музейный зал-галерею с часами, где воспитательница грубо схватила её за руку и поволокла на перрон.
2.
ДОРОГА В НЕИЗВЕСТНОСТЬ
2.1 Одна такая в вагоне
Садясь в дальний длинный поезд около шести часов вечера последнего дня непогожего и серого февраля, провожаемая работницей детского дома, такой же унылой, как этот зимний месяц, Эмили-Фиона, отныне по фамилии Фостер, не переставала задаваться вопросом: почему супруги Фостер удочерили именно её, выбрав из множества других детдомовских детей? Ведь ей скоро должно было стукнуть все полные 11 лет, и она была дурнушкой. О таких говорят: ни рыба - ни мясо, ни хлеб - ни вода. И ничего такого особенного в ней не было: ни толку, ни проку. И по школьным предметам она не успевала. Все дисциплины еле тянула на удовлетворительно. Разве что умела рисовать красиво, по-детски, но ярко и оптимистично, несмотря на её горемычную предыдущую жизнь. Охотней в новые семьи принимали мальчиков, или совсем маленьких детей. Также было очень странным, что никто из её новых родителей так и не удосужился приехать познакомиться с ней лично. Всё знакомство проводилось только по интернету: в переписке и фотографиях, причём настолько ужасного качества, или явно обработанных в фотошопе, что Эмили-Фиона плохо представляла, как выглядит её новая семья. Даже голосовых сообщений не было. Само удочерение не заняло много времени. Персонал детдома явно желал побыстрее сбыть с рук лишний рот. Женщина, провожающая Эмили, сухо, без слов и объятий, передала ей чемоданчик, билет, медицинскую карточку, и другие бумажные документы, и даже не махнула на прощание, когда поезд тронулся. Просто отвернулась и растворилась в толпе на привокзальной площади.
В дверях вагона Эмили-Фиона обернулась. Детский дом, мальчишки, вокзал, щенок - всё это словно застыло в кадре старой киноленты. Только в самом дальнем углу сознания спал на сиденье в железнодорожном вокзале маленький комочек белой шерсти, символ ее хрупкой надежды, символ того, что и она кому-то нужна.
Поезд тронулся, и мир стремительно покатился назад. Девочка прижалась к холодному стеклу. Пусть этот поезд везет ее в неизвестность. Пусть каждая станция оставляет позади осколки разбитых надежд. Она примет этот вызов, как воин принимает бой. Потому что в её сердце, несмотря ни на что, живет вера. Вера в то, что после самой темной ночи всегда наступает рассвет. И этот рассвет будет принадлежать ей.
В это время на скамейке в нише маленький белый щенок с карими глазами проснулся в своём коконе. Он принюхался, огляделся по сторонам и вдруг почувствовал - что-то не так. Его маленькое сердце подсказывало: нельзя отпускать девочку одну!
Беленький выбежал на перрон и бросился вслед за поездом. Откуда он знал, что это именно тот поезд увозит его человека? Маленькие лапки быстро-быстро несли его вперёд прямо по шпалам, временами щенок спотыкался, катился своеобразным перекати-полем рядом с железнодорожным полотном, хвостик нервно подрагивал от напряжения. Он не понимал, почему должен оставаться, когда его сердце рвётся за той, кто был для него и спасителем, и другом.
Вагон покачивался в такт перестуку колёс, а за окном мелькали последние огни перрона. Эмили-Фиона, погружённая в свои мысли, представляла, как будет выглядеть её новая жизнь. В её голове крутились мысли о предстоящей встрече, новой семье, о людях, которые теперь будут её родителями. Она не чувствовала, как невидимая нить, связавшая её с маленьким щенком, натянулась до предела, словно готовая снова сплести их судьбы. А поезд уносил её всё дальше, оставляя позади не только вокзал, но и начало удивительной истории, которая только-только начинала разворачиваться…
2.2 Шконки и надежды
Ехать предстояло чуть более суток. Эмили-Фионе досталась нижняя полка в плацкартном вагоне. На соседней ехала пожилая женщина, похожая на бабушку Эмили. Вверху горланили два брата-близнеца на вид пяти лет. Их родители, чьи места были боковые, не обращали на них внимания, по всей видимости, отчаявшись угомонить.
Проводница прошла по вагону, собирая билеты и предлагая чай. Она некрасиво покосилась на Эмили и даже ткнула в её сторону пальцем. Обменялась взглядами с родителями близнецов и громко им сказала - слышал весь вагон: «Едет одна».
- Вы грубиянка, тётенька! - Вырвалось у Эмили-Фионы.
- Ещё и невоспитанная. - Буркнула проводница. - Не удивлюсь, если эта эмбрионка сворует постельное бельё.
На этот раз девочка молча проглотила обиду. Ей было не впервой. Она не была воровкой. В приюте сама пострадала: кто-то украл рюкзачок, который девочка называла «торба», и в котором носила только вязаный берет - память о бабушке, книжку «Русалочка», и фотографию папы, которого она не помнила. Даже не знала, умер он, или по каким-то причинам оставил семью. Сколько не искала Эмили дорогие своему сердцу вещи - найти не смогла.
Муж с женой на боковых полках принялись обсуждать Эмили.
- Действительно, девочка одна едет. Как она вообще может ехать без взрослых?
- Да, странно. Её же кто-то встречает по прибытии?
- Вероятно, встретят. Говорят, дети даже на самолётах одни летают.
- Вот это да! В наше время дети так рано взрослеют. Боюсь подумать, что будет с нашими мальчишками, когда они будут возраста этой девочки.
Подошли еще попутчики.
- Она выглядит такой одинокой. Надеюсь, у неё всё в порядке. Как кто думает, где её родители?
Эмили-Фиона не выдержала.
- Я не «она». Хватит говорить так, будто меня тут нет. Я Эмили-Фиона Фостер. Еду к маме и папе в Морин. Ударение на букву «и». Не от слова «мор», а от слова «море».
Но на девочку никто не обращал внимания, продолжая обсуждать «за спиной». Только опять «нарисовавшаяся» проводница буркнула: «Стоянка в Морине одна минута. Следи сама. Предупреждать не буду». Эмили хотела поправить, что название «Морин» не склоняется, но промолчала, потому что подумала: «А может и склоняется…». Взяла на заметку, что надо будет сходить, почитать расписание прибытия.
- Да, вероятно, в наше время не все могут позволить себе заботиться о своих детях.
- Согласен, в нашем детстве такого не было. Родители никогда не отпускали нас без сопровождения взрослых. Даже если ребёнок ехал только с одним из родителей, нужно было письменное разрешение другого.
- Время сейчас стрёмное. Неужели никто не беспокоится о ней?
- В Морине выходит. Захолустье то ещё. Слышал, там одни русские живут.
На этой фразе бабушка на соседней полке не выдержала.
- Хватит толпиться! Даже воздуха из-за вас не видно. - Рявкнула она на пипл. И добавила по-русски. - А ну, разбежались по своим шконкам, саранча!
Русского никто не знал, что такое «шконки» - тем более, но по тону старушки все поняли, что пора сворачивать тему и потихоньку разбрелись.
Эмили немного понимала по-русски. И даже поняла, что «шконка» рифмуется с «полка» и «койка», но при чём тут «кони» - осталось тайной. Её бабушка была американкой, но почти большую половину своей жизни работала переводчицей русского языка и даже жила несколько лет в России, но вернулась, выйдя замуж за американца. А по материнской линии то ли бабушка, то ли дед Эмили были французского происхождения. Потому немного и по-французски девочка нахваталась от мамы, но больше каких-то ругательств и обрывков песен.
Принесли чай. Эмили тоже. Старушка, едущая напротив, позаботилась и даже угостила девочку овсяным печеньем из красивой жестяной круглой коробки с изображением колибри среди цветов.
Народ начал стелиться и укладываться. Бабушка легла, потеплее завернулась в одеяло и завела песню на русском:
«Баю-баюшки-баю - баю деток, взрослых тож.
Баю деток, взрослых тож - чтоб унять у всех их дрожь.
Чтоб унять у вас всех дрожь, я сейчас совет даю.
Я сейчас совет даю: не ложиться на краю.
Не ложитесь на краю, а то серый волк придёт.
А то серый волк придёт, ущипнёт вас за бочок.
Раз - ухватит за бочок, два - утащит во лесок.
Как утащит во лесок, то положит под кусток.
И положит под кусток, под ореховый листок.
Но тут белочки придут, и народ весь заберут,
И народ весь заберут, на секвойи унесут.
На секвойи унесут, и в дупло всех покладут.
Вас всех в дупла покладут. И тут все тотчас уснут…»
2.3 Соперница теней
Монотонный напев и перестук колёс создавали ту атмосферу, при которой или засыпаешь глубоким сном, или грезишь в полудрёме. Эмили не спалось. Одолевали мысли о новом месте, новой семье. Она боялась, что её не примут, узнав получше. Пугало то, что городок был приморским. В раннем возрасте девочка думала, что море - это некая огромная ванна, у которой нету пробки для слива воды. Однажды она чуть не утонула в ванной, когда за ней не углядела пьяная мама. Вообще, Эмили не любила воду. Она была огненным знаком - Овном. Хитроумно и противоречиво в её характере сочетались и кротость, и упрямство.
Койка была узкой и жёсткой, ещё неудобней, чем металлическая кровать с вечно скрипящими пружинами в детском доме. Перестук колёс и мельтешение огней должны были бы успокаивать и умиротворять, но Эмили была утомлена и на её сердечко навалилась страшная тоска. Не получалось заснуть, девочка, поджав ноги, села на койке и повернулась лицом к окну.
И вдруг ей показалось, что на улице в тёмном небе мелькнула какая-то огромная то ли птица, то ли серая простыня. А через мгновение бледная и мокрая фигура прижалась ладонями и лицом к стеклу. Снаружи!!! Девочка одних лет с Эмили, но очень странная - призрачная, не живая. Вспомнились страшилки о призраках, которые Эмили почти каждую ночь слышала в детдоме. И она отшатнулась. Форточка вагона опустилась и привидение начало пробираться в вагон… Ледяной воздух обжёг Эмили. Она еле сдерживалась, чтобы не закричать. Наверное, она бы и не смогла произнести ни звука, настолько была поражена, практически парализована ужасом, не позволявшим ни говорить, ни двигаться. Сквозь пелену страха девочка различила детали призрачного облика: бледное лицо, темные запавшие глаза и разорванное платье. Эмили, как того не желала, не могла отвести взгляд от призрачной фигуры, а та подбиралась всё ближе и ближе. Мрачный амулет в форме морского чудовища, рождённого в бездне, болтался на кожаном шнурке на бледной коже груди призрака. Щупальца с мертвенно-бледными когтями словно впились в безжизненную плоть, будто питаясь эхом предсмертного всхлипа. Глаза спрута сияли алым. В глазах призрака плескалась жгучая ненависть, и тут оно принялось обнюхивать Эмили и перебирать её волосы. В ушах Эмили раздался какой-то треск, как радиопомехи, а потом шипение: «Дассс…. Удивительное ссходдство… Невавижусс… сстрашшно-сстаршшно… Ссопернитцса… Не заберёшшь… Моя ссемья». Звуки сменились - теперь как будто шелестела прелая листва, одновременно крошились льдинки, капли дождя били по стеклу, что-то металлическое скрежетало, и волны бились о скалы. «Зачем ты едешшшь, ссветлаяс ссопернитцса? Ссветлая…погасснет ссвет… задуюсс ссвет. На что надеешьсся? Ты им не нужжна! Как и я не была нужжна. Вот сейчасс возьму и переверну поезд. Дуроччка. Дурнушшка. Деффчённка». – Привидение будто выплёвывало последние слова. Стоны, вскрики, всхлипывания, повторяющееся слово «ссопернитца», и финальный аккорд - жуткий визг. Поезд сильно тряхнуло, и Эмили зажмурилась, ожидая конец своей недолгой жизни. Но ничего не случилось, и когда она осмелилась открыть глаза, в вагоне было всё, как обычно. Форточка закрыта, соседи спят, поезд продолжает свой бег, унося Эмили навстречу неизведанному и, похоже, очень опасному будущему.
«Кто это такая? - Думала Эмили-Фиона. - Что за мёртвая девочка, думающая, что она живая и может кому-то причинить вред? Всё это не правда. Бред моей воображалки. Чего оно там несло – на кого я похожа? Кому я не нужна? Соперница? Я? По крайней мере это странно, но и только. Чем я могу соперничать, да и с кем? У моих новых приёмных родителей никогда не было детей. Может, они и решились на удочерение именно потому, что отчаялись, что у них будет свой ребёнок. Хотя кто я такая, чтобы судить? Может, я просто схожу с ума от страха и придумываю то, чего нет…
2.4 Дом в ожидании
Ветер шепчет тайны дома старого,
Тени прячут сны забытых лет.
За закрытыми дверями странными
Стонут эхо и забытый след.
Чёрт ногу сломит, если вдруг ему придёт в голову мысль разбираться в архитектурном стиле этого дома. Не то, чтобы большой, но и не маленький, приземлённый и вытянутый, он расположился, словно корабль, выброшенный штормом на сушу не то, чтобы на окраине, но и не в центре приморского городка. Изначально это был обычный особняк, построенный из голубого гранита где-то... Стоп… если начистоту - да разве кто из живущих мог помнить обычным ли было это жилище, в каком стиле, из какого материала и когда оно было построено… С течением веков к его архитектурному облику добавлялись новые элементы, нещадно тесня и даже уничтожая старые. Вплотную к самой старой половине дома примыкала какая-то полуразвалившаяся деревянная пристройка - то ли сарай, то ли домик смотрителя парка… А парк-то где? Одна половина фасада с первого взгляда давала понять, что внутри комнаты закрыты наглухо и не пригодны для проживания. Местами по камню шли трещины, один из балкончиков обвалился, обломки валялись, почти уйдя в землю. У окон с облупившимися деревянными рамами, стёкла были грязными, завешенными изнутри плотными шторами. В чердачном окне стекло было разбито и опасными осколками встречало нередко залетавших туда птиц.
Контрастируя и вступая в диссонанс со старой частью дома, входная дверь и крыльцо выглядели так, будто их насильно сдвинули влево. Ультрасовременный минимализм, стили хай-тэк и лофт слились во что-то невообразимое. Фасад был выполнен из дерева секвойи с панорамными окнами из тонированного стекла. По бокам от лестницы с поручнями из нержавеющей стали с лазерной резкой в виде морских волн и парусных лодок, гранитными глыбами высились два огромных вазона. Они были похожи на морские раковины. В конце зимы в них не было растений. Деревянные панели с узлами из толстых переплетённых морских канатов ограждали террасу, где был обустроен островок с плетёной мебелью - креслами и столиками. Треугольный портик из известняка с лепниной в виде выпрыгивающей из волн русалки опирался на выкрашенные в сине-белую косую полоску резные колонны из дерева секвойи и хранил вход и террасу от дождя. Высокотехнологичная прочная выпуклая дверь автоматически раздвигалась на две половины, пропуская только хозяина и домочадцев. Встроенный сенсор в виде иллюминатора считывал отпечаток руки желающего войти. Это решение обеспечивало приватность и комфорт, позволяя обитателям дома заниматься своими делами без ненужных отвлечений. Светильники со встроенными датчиками движения по сторонам от двери включались в тёмное время суток при приближении жильца или гостя.
Эклектическая шоковая смесь стилей не позволяла дому гармонично вписаться в окружающий ландшафт. Бетон, стекло, металл, голубой гранит, мрамор, дерево. Какие-то нелепые башенки, эркеры, дымовые трубы, металлические водостоки.
Именно в этом нелепом сооружении были вынуждены вот уже более двенадцати лет жить супруги Фостер. Принудительное проживание стало для них своеобразным испытанием, от которого нельзя было отказаться. Гирлянда в виде множества маленьких золотых и синих парусных лодочек, развешанная к встрече Эмили-Фионы по всей длине крыльца, выглядела чужеродно на фоне общей дисгармонии здания.
Дом продолжал стоять, бросая вызов здравому смыслу и архитектурным канонам, словно издеваясь над своими обитателями, которые были вынуждены терпеть его нелепый облик день за днём. Его кричащие формы и несочетаемые элементы словно ехидно вопрошали: «Каково вам в этом архитектурном кошмаре!».
2.5 На зло!
Следует думать, Эмили-Фиона всё-таки заснула, или впала в ту стадию забытья, когда снятся сны. И привиделось ей, что она стоит на поросшем высокой травой обрыве над бушующим морем. Лицом к ней, прямо на самом краю скалы стояла девочка, как две капли воды похожая на неё саму, но с уродливо кривящей искусанные бескровные губы ухмылкой. Эмили-Фиона поняла, что та собирается совершить: бросилась к ней и попыталась удержать от падения в бездну, но пальцы прошли сквозь тонкую ткань платья. С выражением вызова и презрения незнакомка раскинула руки в стороны и, резко качнувшись назад, спиной полетела в пропасть - не как жертва обстоятельств, а как человек, решивший наказать кого-то самым жестоким способом. Её маленькое тело, изогнувшись дугой, устремилось вниз, навстречу тёмным водам. Ни крика, ни мольбы - только холодный, расчётливый полёт в объятия моря. Эмили-Фиона застыла, глядя в пустоту, где только что была та девочка, чувствуя, как холод этого сна проникает в самое сердце. Эмили-Фиона закричала, а может быть, ей приснилось, что она кричит. Что означал этот сон? Была ли та девочка кем-то из её прошлого? Или это предупреждение о будущем? Эмили-Фиона не знала ответов, но чувствовала - этот сон нёс в себе какой-то важный, мрачный смысл, который ей только предстояло разгадать.
2.6 Принятие несовершенства
Когда Эмили-Фиона отрыла глаза, вернувшись в реальность, в окно вагона лился тусклый свет утра первого марта. Все в вагоне уже проснулись и завтракали. Близнецы на верхних полках играли в гаджетах. Мама мальчишек читала книгу, а отец слушал музыку, надев беспроводные наушники с mp3 плеером. Пожилая женщина с нижней полки напротив девочки была в туалете, и Эмили-Фионе пришлось долго ждать, пока та закончит свой марафет.
Глядя в зеркало биотуалета, раскачивающегося в такт движению поезда, девочка в который раз отметила, что не находит себя привлекательной. Возвращающееся ей отражение не соответствовало её ожиданиям, что очень расстраивало Эмили-Фиону. Хотя она и понимала, что невозможно в одночасье проснуться принцессой или белой лебёдушкой. В серых, тусклых, покрасневших глазах под нависшими надбровными дугами хлипкой жижей плескалось немое отчаяние. Впалые щёки на пересохшей, обветренной нездоровой коже лица. Тонкие, упрямо сжатые в одну линию бледные губы. Волосы какого-то вообще непонятного цвета висели безжизненными жидкими прядями с колтунами. Сколько девочка их не расчёсывала, они только секлись, выпадали и, казалось, ещё больше спутывались. Это была не девочка, а отражение треснувшей от тяжести горя души ребёнка. Её черты и скованность были свидетелями пережитого.
Угловатые плечи, слишком худые руки и ноги - всё будто кричало о неуверенности и страхе, о невидимой тяжести, что она несёт. Для своего возраста девочка была довольно высокого роста. Чтобы казаться незаметней и не выделяться, она привыкла сутулиться, что придавало её облику вид донельзя испуганной обезьянки. Немного выступающая вперед верхняя челюсть усиливала это впечатление. Она стеснялась и стыдилась своей нескладной наружности. И в прежнем родном доме, и в приюте, девочка старалась как можно реже попадаться на глаза взрослым, а уж с детьми вообще не играла. Из игрушек у Эмили-Фионы был только маленький, никому не нужный, потрёпанный медвежонок, которого девочка забрала с собой. Мишка был настолько старым и потрёпанным, каким-то засаленным и погрызенным, что его другие дети называли «заразным». Прозвище «Контейджэс» прилипло и к Эмили-Фионе. Игрушка лежала в чемоданчике девочки.
- Точно, я «заразка» и привидение то ещё. Немочь бледная и уродская. - Думала про себя девочка.
Умываясь, она пыталась устранить морщинки и несколько прыщиков, которые появились после тревожной ночи. Почистила мелкие кривоватые зубы и потёрла холодной водой щёки, чтобы они хотя бы немного порозовели. Сердце Эмили-Фионы в который раз сжалось от тоски и страха, что её не примут, не полюбят, и она снова останется одна. Девочка чувствовала, что ей предстоит испытание, и ей нужно было принять себя такой, какая она есть, или попытаться измениться, чтобы быть готовой к тому, что ей предстоит.
2.7 Где спрятаны ключи от несовершенства
Перестук колёс, однообразные виды, мелькающие за окном, голоса попутчиков утомляли. Эмили-Фиона была голодна, но решила не доставать свои скромные запасы, думая, что не сможет ничего съесть. Она налила из титана холодную воду в пластиковый стаканчик, добавив немного горячей, и попила. Соседка снова предложила ей печенье с льном и семенами чиа, но Эмили отказалась. Тогда старушка просто настояла, чтобы девочка взяла жестянку.
- Бери, деточка. Бери, пригодится. Съешь печенья, когда будет нужда. Или может птичек угостишь. Будешь ключики хранить. - Сказала сердобольная женщина.
- Спасибо большое. Какие ключики?
- Ключики найдёшь, будешь хранить до поры до времени.
Слова показались странными, но от простой человеческой доброты немного посветлело и полегчало. Сквозь облака символами новых надежд и возможностей стали пробиваться лучи солнца. Полуночные страхи отступали, когда день вступал в свои права. Эмили-Фиона не помнила ничего о своих ночных видениях, а, может, этого и не происходило вовсе.
Она подумала: «Я себя накручиваю. Не может быть, что всё так плохо сложится, как мне представляется. Может мистер Логан и миссис Сьюзен окажутся очень хорошими людьми, и я, со временем, смогу по-настоящему назвать их мамой и папой». Эмили-Фиона вытащила из чемоданчика смятого медвежонка, погладила его, пожелав хорошего дня, и, глядя в его чёрные глазки, стала представлять себе, как она со своими приёмными родителями сидит вечером у камина, и все играют в «Билет на поезд», или в «Улику», или просто едят пиццу и смотрят какой-нибудь фильм. Потом она купается в огромной ванне с пеной, пахнущей персиком. А потом мистер Логан читает ей сказку. Перед сном миссис Сьюзен приносит ей тёплое молоко и печенье с изюмом и шоколадной крошкой и, желая «спокойной ночи», нежно целует Эмили-Фиону в щёку, подоткнув ей одеяло и выключив свет на прикроватной тумбочке.
3.
КОНЕЧНАЯ
3.1 Отменённая встреча
Представьте, как из раззявленного рта выпадает до сей поры шатающийся и мешающий старый зуб. Вот так и вагон поезда сплюнул Эмили-Фиону на деревянную платформу. Настил находился так низко, что девочке пришлось спрыгнуть, осторожно балансируя на ступенях и держась за поручни, чтобы не подвернуть ногу. Проводница с выражением брезгливости скинула ей чемоданчик и мишку. Эмили-Фиона еле успеха их подхватить, спася от падения на землю. Усталый состав, гудя и покряхтывая, растаял вдали, увозя дальше свою начинку из пассажиров с багажом их забот и скарбом.
Приезжая огляделась. Куда она попала? Это даже не станция, а какой-то запасной путь... Зданием вокзала с залами ожидания, кафе и кассами даже не пахло. Одним словом - глухомань, куда и медовым пряником не заманишь. И сзади, и впереди перед путями стеной стоял мрачный лес с огромными деревьями. Девочка впервые видела такие. Кроме Эмили-Фионы здесь никто не сошёл. Её никто не встречал, что было очень странно, и девочка не представляла, куда идти, чтобы попасть в город. Да и нужно ли идти? Под голыми деревьями стояло несколько скамеек, тускло подсвеченных редкими фонарями. На одну из них девочка и присела, оттянув пониже подол своей курточки. Ветер, пронизывающий насквозь, заставлял её съёживаться. В животе предательски заурчало, напоминая, что она не ела в поезде ничего, кроме нескольких печенек, которыми её угостила сердобольная старушка, ехавшая на соседней нижней полке. Ещё чай был - да какая это еда, плещется себе без толку в голодном пузе, хорошо ещё, что горячий и сладкий. Девочка вздохнула и открыла чемоданчик: из еды сэндвич, крутое яйцо, и яблоко. Она взяла хлеб с кусочком сыра, который немного заплесневел из-за того, что почти сутки лежал в полиэтиленовом пакете в тепле вагона.
Невозможно было понять, длинная ли платформа. Оба её края выглядели лишь размытыми пятнами в наступающей темноте. На приземистом домике, в котором, очевидно, жил железнодорожный работник, мерцала рваными вспышками какая-то вывеска. Слов девочка разобрать не могла. Весь окружающий мир был размытым, нечётким. Эмили-Фиона закрыла глаза. Уже и недоумение с обидой отступили из-за того, что поздно, а её никто не встретил, и вообще неизвестно, заберут ли её с этого тупичка. Хотелось свернуться клубочком на этой неудобной скамейке и больше никогда-никогда не открывать глаза. Только мишка и вековые деревья были свидетелями её одиночества.
3.2 Карликовый великан
Из небольшого покосившегося домика справа от Эмили-Фионы вдруг показалась фигура человека. Он вышел из низенькой двери, но, пока спускался с крыльца, всё распрямлялся и распрямлялся, превратившись в худого великана. У него в руках была большая метла. Спустившись с платформы, человек принялся за странное дело. Он подметал железнодорожное полотно, голую землю. Иногда извлекая из кармана тряпку, нагнувшись, протирал рельсы и шпалы. Пройдя вдоль всей платформы, старик шаркающей походкой приблизился к Эмили-Фионе. Девочка заметила его только тогда, когда он склонился над её фигуркой, скорчившейся на скамье. Казалось, и человек заметил девочку только что в этот момент. Лицо его, изборождённое глубокими морщинами, казалось вырезанным из коры старого дерева. Глаза, мутные и усталые, скользнули по ней безразлично. Он всё мёл и мёл деревянный настил, голую землю, скамейки. Девочке показалось, что он и её сейчас сметёт, как пыль. Она даже не ожидала, что он к неё обратится.
- Акшяретоп, что ли? - Проскрипел он, и его голос прозвучал неожиданно громко в тишине вечера.
- Что?! - Встрепенулась Эмили-Фиона.
- Потерялась, что ли? Спрашиваю нормальным языком второй раз, заметь.
- Нет. Меня должны были встретить…
Старик хмыкнул и махнул рукой в неопределённую сторону, будто от мухи отмахивался.
- Слишком многого хочешь от жизни, девочка-амкидивен.
- Какая я вам акдиманка… диманомка…?! Что вы слова как-то неправильно произносите?!
- Ты это вообще английский не понимаешь, девочка-невидимка и яапулг везде. Тебе что года четыре?
Эмили-Фиона только безмолвно раскрыла рот, не зная, что сказать на такое заявление. В другое время девочка бы испугалась этого незнакомого человека и бросилась бежать, куда глаза глядят. Но из-за усталости и голода она просто продолжала сидеть, вперив глаза в надвигающуюся темноту.
Что ещё ей оставалось делать? Если никто не придет, она останется здесь, одна, в этой промозглой тишине, навсегда.
- Я в Морин приехала. Меня супруги Фостеры удочерили. Может… вы мне поможете? Может позвоните куда-нибудь? - Осмелилась спросить она дрожащим голосом.
Старик снова хмыкнул, его губы сложились в подобие усмешки.
- В Морин? Ту точно уверена?
- А куда?
- В Ниром.
Девочка уже поняла, что старик просто произносит некоторые слова задом наперёд. Ну, забава у него такая. Одинокий человек.
- Куда только не завезёт этот поезд. - Продолжал смотритель. - Помочь? Здесь нет телефонов. И каждый сам за себя.
- Я… я уверена, они скоро приедут. - Пролепетала Эмили-Фиона, стараясь придать своему голосу уверенности.
Старик вновь хмыкнул, на этот раз более презрительно.
- Скоро - понятие растяжимое. Особенно здесь.
Он указал костлявым пальцем на часы, висевшие на одном из столбов. Часовая стрелка нервно подёргивалась на одном месте - невозможно было даже разобрать, на какой цифре циферблата, а секундная между тем в бешеном темпе крутилась по кругу.
В голосе старика слышалось что-то зловещее, отчего сердце Эмили-Фионы забилось с перебоями, будто решало: может ему совсем остановиться? Девочка попыталась получше разглядеть лицо старика, но полумрак сглаживал черты до неразличимости, оставляя лишь ощущение безразличной пустоты.
Работник станции отвернулся и побрёл прочь, оставляя Эмили-Фиону в одиночестве, лицом к лицу с нарастающим отчаянием. Но, подходя к своему дому, старик, всё-таки, оглянулся и бросил сквозь зубы: «Девочке Шрёдингера нужно в город? Иди через лес. Туда только одна дорога…ну, если посуху».
«Тут кругом лес… - Отметила про себя девочка. - А как ещё, если не посуху? Я не птица. И не рыба».
Но нельзя было просто сидеть на месте. Эмили-Фиона чувствовала: где-то её ждут. Может мистеру и миссис Фостер что-то очень важное помешало встретить её, может они нуждаются в ней столь же сильно, как она жаждала их любви и тепла. Не даром же эти люди её удочерили. Держа мишку за лапку, девочка искала у него уверенности. Прижав игрушку к груди, она представила мысленно, что он сейчас превратится в огромного медведя и защитит её от всех невзгод.
Собрав остатки мужества, Эмили-Фиона направилась к краю платформы, к дальней от сторожки смотрителя. Но старик побежал за девочкой, громко топая сапогами и подняв метлу в угрожающей замахе. Девочке показалось, что он сейчас её ударит, но вдруг смотритель резко затормозил и необычно мягким голосом попросил: «Милая, если вдруг встретишь мою сестру, скажи, что я её давно простил, и пусть она заходит в мою Юнракеп. Кстати, меня зовут Бартоломью». Эмили-Фиона открыла рот для ответа, но старик резко развернулся и быстро зашагал прочь, оставляя Эмили-Фиону в одиночестве. Девочка краем глаза заметила нечто удивительное: пока он шёл к своему домику, его фигура начала постепенно уменьшаться. Словно тая в воздухе, он становился всё ниже и ниже, пока не скрылся в дверях своего жилища, превратившись снова в сгорбленного коротышку. Но Эмили-Фиона, погружённая в свои тревожные мысли, не обратила внимания на это странное явление, списав всё на игру полумрака и усталости.
4.
ИМПАСЭБЛ ФОРЕСТ
4.1 Звуки вне времени
Поздним вечером Эмили-Фиона вступила в лес безвременья. Городок, на подступах к которому тот раскинулся, был приморским. Снег даже в самые холодные зимы редко навещал эти края. Но в нынешнем загадочном хроностыке, где время словно застыло, внезапно ударили заморозки. В нос мелкими стылыми червячками лезли приглушённые запахи хвои, мёрзлой земли. Мёртвые ветви деревьев, лишённые признаков жизни, казались клыками на фоне свинцового неба. Позади - тусклый свет станции, последнего оплота привычного мира.
Время шло не так, как принято, а так, как вздумается. Подобный вольный распорядок… или, точнее, полное его отсутствие, вполне соответствовал духу этого места.
Древние деревья сами по себе перестраивались в новом порядке: их голые ветви и тени переплетались причудливыми узорами и ложились на землю в хаотичном танце.
Двигаясь к ночному равновесию, лес не принимал чужака. Цель была одна - дойти до состояния максимальной энтропии, где все процессы текут в одном направлении - к ночному покою. Лес неумолимо двигался к своему финалу. Хотя было непонятно, куда двигаться дальше. Лес - одновременно живой и мёртвый, дышащий и безмолвный. Один вдох - тени длиннее и страшнее. Выдох - звуки всё отчётливей.
На взгляд Эмили-Фионы всё здесь было неестественным, беспокойным, гнетущим, угрюмым и искажённым. Девочка интуитивно ощущала присутствие древней, непостижимой угрозы. Замерший хаос готов был напасть и поглотить неосторожного путника, осмелившегося вступить под эти своды.
Старая курточка не согревала, а ноги в низких ботинках еле ступали по промороженной почве. Руки без перчаток окоченели, и пальцы едва слушались. Девочка не задумывалась, что должен быть другой путь в город. Ветки и коряги мешали ступать, а вокруг не было ни тропинок, ни заметных полянок - лишь густой, непролазный лес. Всё вокруг казалось заброшенным и диким, словно время здесь остановилось.
Эмили-Фиона чувствовала себя глупо, оказавшись одна в незнакомом месте по указанию едва знакомого старика. Повернуть назад? Но лес уже скрыл все ориентиры в сумеречном царстве. Вступившая в свои права ночь делала обратный путь не менее опасным. Эмили-Фиона вглядывалась в сплетение теней между деревьями, и каждая клеточка её тела кричала: что-то здесь не так.
Ветер, проносясь между стволами, создавал странные, потусторонние звуки, похожие на скорбные оплакивания душ, потерянных в лабиринтах времени. Он то пронзительно свистел, прорезая пространство, то переходил в низкий, утробный вой. Воздух наполнялся таинственными шорохами - то ли это ветер играл с остатками коры, то ли сами духи леса пытались что-то сказать. Порой можно было услышать, как ветер налетает на стволы с такой силой, что казалось, будто тысячи призрачных рук барабанят по мёртвой древесине. Эти звуки, рождённые ветром, были реальными, превращая сам лес в огромный музыкальный инструмент, играющий реквием по погибшей жизни.
Но эти природные звуки словно разбивались о стену чужеродных шумов. Ветер пытался заглушить их своей мелодией. Тщетно! Глухие раскаты, напоминающие удары гигантского молота о невидимую наковальню, всё отчётливее проступали сквозь его вой. Механический грохот, будто доносящийся из другого измерения, методично перебивал плач ветра, ломая гармонию ветряного реквиема. Что-то незримое, могущественное и чужеродное ворочало, корёжило, сгибало, ломало и валило с корнями исполинские стволы. Тяжёлые удары чередовались с протяжными скрипами. Ничего поддающегося осмыслению, не было в этом неотвратимом и разрушающем звуке. Ветер метался в отчаянной попытке перекрыть эту какофонию, создавая лишь более жуткий диссонанс. Даже его могущества было недостаточно, чтобы противостоять неведомой силе. Незримое продолжало своё действо. Необратимость происходящего заставляла землю сотрясаться, а камни дрожать в немом ужасе.
В мрачных дебрях чащи, где буераки и завалы из мёртвых деревьев преграждали путь, река, стиснутая полуразрушенными берегами, яростно протестовала с надсадным, тревожным надрывом. Пытаясь вырваться из этого плена, вода не просто текла. Она ворочалась и билась о склоны, пытаясь вырваться из кипящего горнила. Шипение воды огибало упавшие деревья, а при встрече с преградами поток недовольно ворчал и булькал, выплёвывая что-то мерзкое. Мутная вода несла ил, опавшие листья и грязь. Каждый всплеск сопровождался новым звуком - то глухим ударом о ствол дерева, то гулким бульканьем. Иногда можно было услышать, как мелкие льдинки, плюхнувшись с ветвей, с тонким дребезжанием ударялись о коряги и подхватывались течением. Водоворот с шуршанием кружил мёртвую древесную кору. По самим звукам можно было понять, что такая вода непригодна для питья. В этих звуках не было ни угрозы, ни надежды - только бесконечное движение мёртвой воды через мёртвый лес, только неумолимый ритм течения, который можно было лишь услышать, но не увидеть. Липкие, омерзительные звуки проникали в землю, берега продолжали осыпаться, обнажая корни деревьев, которые отчаянно пытались ухватиться за исчезающую почву.
Из-под земли доносился зловещий шорох - обессиленные корни деревьев, похожие на иссохшие змеиные тела, покрытые скользкой плёнкой разложения, сплетались в вековечном отрицании смерти. Их конвульсивные движения сопровождались глухим скрежетом, напоминающим предсмертный плач. Извиваясь и переплетаясь в последних судорогах, они безуспешно пытались создать защитный кокон, но почва методично перемалывала их в прах. В этой отчаянной борьбе корни создавали невидимую ловушку, где каждое их движение становилось последним актом сопротивления, превращаясь в смертоносный капкан для уже мёртвого леса, который упрямо верил в свой сон. И выхода не было.
Подобно оголённой грудине поверженного чудовища, лишённой плоти и чешуи, корневая система, выбравшаяся на поверхность, застыла в безмолвном крике агонии. Наверху её обжигал пронзительный холод, в то время как под землёй всё ещё теплилась обманчивая теплота. Узловатые отростки, изуродованные наростами и язвами, отзывались мучительными стонами на глухие призывы своих подземных собратьев. Надземные щупальца леса, будто живые свидетели трагедии, разыгрываемой под землёй, содрогались в унисон с конвульсиями корней внизу, где почва безжалостно терзала их в своих смертоносных объятиях.
Каждое судорожное движение передавало ту же невыносимую боль, что раздирала весь древний организм, связывая воедино все уровни подземного царства в едином танце смерти.
Искажённые сухие останки листвы, утратившие даже заметное сходство с тем, чем они были раньше, издавали сухое трение, словно древние свитки в заброшенной библиотеке. Каждый шорох звучал стоном застихшего времени, а в этом монотонном звуке порой проскальзывали едва уловимые шорохи множества лапок, будто тысячи невидимых существ спешили по своим тёмным делам.
Пожухлые, древние иглы, беспорядочно устилавшие землю, издавали жутковатый, противный звук. Их шорох напоминал бесконечное копошение миллионов мелких насекомых, словно под ними шевелились тысячи мерзких существ, готовых в любой момент выползти наружу. Казалось, что этот траурный покров теперь стал домом для невидимой скопища жуткой мелюзги, которая скреблась и ворочалась в своём гнилом убежище.
Среди зловещего шебуршания иногда проскальзывали странные, гортанные звуки, будто неведомые существа переговаривались на своём жутком языке. Эти невнятные голоса, похожие на шёпот и писк одновременно, создавали впечатление, что лес ожил и теперь ведёт свой мрачный диалог с самой смертью. Холодное и зловещее шуршание создавало ощущение, будто лес превратился в гигантский улей смерти, где каждый шорох говорил о присутствии чего-то отвратительного и опасного.
Временами звуки становились отчётливее, словно невидимые создания собирались в группы и вели свои жуткие переговоры, а затем снова растворялись в общем хоре зловещих звуков, создавая атмосферу постоянного присутствия чего-то зловещего и необъяснимого.
Стволы мёртвых исполинов издавали целую симфонию жутких звуков: протяжный, леденящий душу скрип, будто сами деревья взывали о помощи из загробного мира, перемежался с сухим, режущим слух треском осыпающейся потрескавшейся коры. Когда ветер усиливался, они начинали стонать на забытом языке древних проклятий, а их ветви, изгибаясь под напором стихии, издавали протяжные вопли, похожие на плач заблудших душ между мирами.
Низкий, вибрирующий гул множества стволов заставлял дрожать саму реальность, а при каждом порыве ветра они начинали выть, словно тысячи призрачных сирен, возвещающих о конце времён. Порой казалось, что стволы превращаются в огромный музыкальный инструмент иного измерения, где каждый аккорд наполнен болью и отчаянием.
Старые стволы жалобно откликались на каждый порыв ветра, их движение сопровождалось звуком, похожим на плач древних духов, запертых в древесине. А когда ветер стихал, они замирали в тяжёлом, давящем молчании вечности, оставляя после себя лишь гулкое эхо былой жизни.
В кронах мёртвого леса царил свой жуткий концерт: высохшие ветви, словно костяные пальцы древних чудовищ, бились друг о друга, рождая зловещие хлопки и треск, похожий на раскаты погребального грома. Сучья, потерявшие связь с жизнью, издавали резкие, пронзительные звуки, когда ветер швырял их из стороны в сторону, а их падение сопровождалось глухими ударами, напоминающими удары молота о вечность.
Кроны, лишённые листвы, превратились в огромные музыкальные инструменты, играющие свою последнюю мелодию - они свистели, завывали и стонали на все лады, создавая какофонию, от которой стыла кровь. Ветви, переплетаясь в смертельном танце, порождали звуки, похожие на плач потерянных душ, а когда ветер усиливался, весь верхний ярус леса начинал звучать как гигантский орган, играющий реквием по погибшей природе.
Иногда казалось, что сами ветви оживали, чтобы издать последний крик — они скрипели, трещали и выло, словно пытаясь что-то сообщить миру, который их покинул. Их движение создавало причудливую симфонию смерти, где каждый звук был наполнен болью и отчаянием.
Все эти звуки сливались в жуткую мелодию, способную пробудить первобытный страх в любом, кто осмелится услышать её. Мёртвый лес жил своей пугающей жизнью, а каждый шорох только усиливал ощущение приближающейся беды. И с каждой минутой этот хор становился всё громче, всё страшнее, словно сама природа готовилась встретить незванного гостя.
Утопающая в звуках леса Эмили-Фиона закинула вверх голову к кронам вековечных исполинов.
- Какого имя этим деревьев? - Вопрошающий крик бился в голове девочки, страшась получить ответ.
Лес ответил протяжным, леденящим душу стоном: «Сек-вой-иии…»
В этом звуке было столько безысходной печали, что у Эмили-Фионы сжалось сердце.
- Вы воете потому, что вас секут? - С искренним сочувствием спросила она.
«Сек-вой-иии…» - Заново проскрипело в ответ.
И девочка поняла: это было не просто название - то была их древняя боль, их история, их судьба. Каждое дерево хранило в себе память о веках, о том, как время неумолимо меняет всё вокруг.
- Кто вас обидел? - Не унималась девочка, чувствуя, как по спине пробегает ледяной холодок.
- Врееемя… - Сверхъестественно пронеслось над всем лесом.
Эмили-Фиона невольно отступила, поражённая. Ей представилось, что время – это такая плеть Кошка-девятихвостка, которая проходится по чему походя, оставляя рваные раны и незаживающие шрамы. Взгляд скользнул по стволам и ветвям - древним, забытым, мёртвым. Воздух становился всё холоднее, словно сама природа готовилась к какому-то мрачному ритуалу.
Эмили-Фиона крепче сжала ручку чемоданчика и лапу мишки, заставляя себя двигаться вперёд, хотя сердце готово было выпрыгнуть из груди. Гудящий порыв ветра, будто вырвавшись из какой-то воронки, заставил её вздрогнуть - он нёс запах древности и затхлости, сопровождаемый странным, едва уловимым шорохом голых ветвей. Уже не оглядываясь, девочка пошла дальше, стараясь не думать о том, что или кто ждёт её. Душа трепетала от страха, а внутри всё сжималось в ожидании неизбежного.
4.2 Клювы и глаза
Внезапно прямо перед собой Эмили-Фиона заметила небольшую группку птиц, клюющих что-то на поверхности замёрзшей лужицы. Они будто материализовались из воздуха - так внезапно появились, что девочка едва не отпрянула от неожиданности. Птицы выглядели такими же одинокими и потерянными, как и она сама. У них были неестественно длинные клювы и тёмные, почти чёрные перья с металлическим отливом. Казалось, они не ходят на лапках, а передвигаются на своих клювах… Чудно! Их лапки не касались земли, но при этом крылья не делали взмахов в воздухе. Птицы парили, словно невесомые тени. Эмили-Фиона застыла, чувствуя, как волосы на затылке встают дыбом. Птицы двигались в гипнотическом танце, их клювы постукивали по льду в каком-то непонятном ритме, при этом абсолютно беззвучно. Девочка затаила дыхание, наблюдая за этим невероятным зрелищем. Эмили-Фиона почувствовала, как по спине пробежал холодок, а в горле пересохло от страха и любопытства. Птицы, словно почувствовав её взгляд, синхронно повернули головы в её сторону.
Чёрное нутро мёртвого леса рождало клекочущий, клокочущий звук. Стон? Ор? Зов неприкаянных душ? От визгливой ноты «ми» он резко перескакивал в безапелляционное «до», а затем от «ре» переходил в утробный рёв.
Звук растекался по кронам деревьев, заполнял пустоты между мирами. Время растягивалось в бесконечность.
Всё живое склонялось перед этим звуком: земля замирала, ветры складывали крылья, а вечность, затаив дыхание, внимала призыву. Каждая попытка времени проскользнуть мимо бледнела и умолкала, предчувствуя момент, когда всё сущее будет поглощено бездной забвения.
В этом звуке таилось древнее знание о том, что все живые существа обречены исчезнуть в безмолвии времён.
Рёв нарастал, заполняя пространство между небом и землёй, дробил воздух, заставлял содрогаться ткань реальности. Каждая нота была пропитана безысходностью.
Время останавливалось, пространство искажалось, а реальность превращалась в хрупкую иллюзию, готовую рассыпаться.
Между медно-рыжих стволов исполинов, разреженным скоплением тускло зелёных игл обычных хвойных, в мертвенно-серых кронах лиственных скелетов эхо множилось, множилось, затихая и рождаясь вновь и вновь в жутком хоре скрипов и стонов до пугающей симфонии с названием «Аминь. Да будет тишина и мрак!»
Финал этой симфонии: звук, захлебнувшийся в пустоте, не оставивший даже эха небытия. И воцарилась тишь - глухая, мёртвая, бесконечная…
Эмили-Фиона застыла, прижавшись к стволу дерева, ноги словно вросли в землю. Как при землетрясении, звук обрушился на неё, словно тяжёлая волна, заставляя тело дрожать, а внутренности скручиваться в тугой узел. Она не могла дышать, не могла пошевелиться - только чувствовала, как кровь стучит в висках. В ушах стоял пронзительный звон, будто тысячи иголок впивались в барабанные перепонки.
Когда звуки исчезли так же резко, как и появились, и воцарилась тишина - плотная, осязаемая, - произошло нечто странное. Несмотря на полную глухоту, новое чувство овладело Эмили-Фионой. В душе вдруг проснулось что-то тёплое и заботливое, будто кто-то укрыл её плащом спокойствия. Ощущение было настолько неожиданным, что на мгновение девочка забыла о леденящем ужасе вокруг. Словно в этой мёртвой тишине нашёлся островок безопасности, который защищал её даже в самый страшный момент.
Птицы… они ведь просто голодные, верно? Конец зимы - не самое сытое время для пернатых, а эти создания такие измождённые и потерянные. Девочка машинально пошарила в кармане куртки - там оказался завёрнутый в бумажку остаток бутерброда, который она сунула туда до встречи со смотрителем станции. Не отрывая взгляда от странных существ, Эмили-Фиона раскрошила хлеб на кочку неподалёку от птиц. Движение рук, простое и привычное, немного успокоило её. Пальцы слегка дрожали, но голос прозвучал на удивление твёрдо.
- Вот… возьмите… если вы, конечно, едите такое. - Прошептала девочка, сама удивляясь своей смелости.
Страх боролся с желанием помочь, тревога - с инстинктом заботы, а неизвестность - с человеческой добротой.
Птицы выглядели небольшими статуэтками из гематита. Их светящиеся глаза не отрывались от Эмили-Фионы. Она застыла, не смея дышать. Прошло несколько секунд, прежде чем одна из птиц - та, что была крупнее прочих - не касаясь земли лапками, плавно подплыла к кусочку хлеба. Вместо того, чтобы клевать крошки обычным образом, птица начала перебирать их своим длинным клювом. Она повернулась к своим сородичам, будто говоря: «Не отрава!». Остальные птицы ожили. Подскакали и стали кто клювом, кто лапками подхватывать крошки. Их крылья вдруг затрепетали, и вся стайка взмыла в воздух. Существа расселись на ветках ближайших деревьев, продолжая следить за Эмили-Фионой. Девочка почувствовала облегчение. Может быть, эти загадочные создания не были такими уж опасными? Или, по крайней мере, не собирались причинить ей вред… по крайней мере, сейчас. Эта мысль немного успокоила её, хотя тревога всё ещё жила где-то в глубине души.
Путь Эмили-Фионы пролегал мимо того места, на котором будто бы кормились птицы до того момента, как она им помешала. Перед девочкой действительно оказалась замёрзшая лужица. Что в ней привлекло внимание птиц? Может, они хотели расколоть лёд и добраться до воды? Странные создания по-прежнему наблюдали за ней с веток. Эмили-Фиона наклонилась, всматриваясь в тёмные пятна во льду. Его поверхность слегка пульсировала. Под ней что-то двигалось. Что же там было? Она потянулись к поверхности лужицы, но в последний момент отдёрнула руку. А что, если это опасно? Что, если птицы охраняют что-то важное? Любопытство оказалось сильнее страха. Девочка снова наклонилась, на этот раз решительнее, готовая в любой момент отпрянуть. И вдруг… два ярко-фиолетовых глаза уставились на неё из-под корочки льда. Они были такими живыми и умными, будто существо подавало Эмили-Фионе какой-то знак, намекая на неведомую тайну, спрятанную в самом сердце этого странного леса. Вода под тонким льдом пошла рябью. Прямо на глазах у девочки над поверхностью формировался небольшой филин - размером с ладонь взрослого человека. Его полупрозрачное тело, словно собранное из мозаики, переливалось разными оттенками: от прозрачного до голубоватого и нежно-сиреневого. Больше всего поражали два ярко-фиолетовых глаза - единственные непрозрачные части во всём облике птицы. Они смотрели не мигая, но пронзительно. Остальная фигура почти сливалась с окружающей средой, будто часть самого льда. Крылья создания мерцали, словно сотканные из застывших ледяных узоров. Одно из них выглядело повреждённым - контур был неровным, зыбким, как будто треснувшим, и оно не могло полностью расправиться, слегка повисая и придавая птице немного печальный вид. Перья слегка подрагивали.
Эмили-Фиона, затаив дыхание, разглядывала странное создание. Он казался не живым существом, а скорее артефактом - застывшим во времени мгновением. Лапки с коготками переступали одна на другую. Казалось, что при малейшем прикосновении филин рассыплется на тысячи сверкающих осколков. Если она захочет забрать птицу с собой, ей же придётся как-то уместить в руках и филина, и чемодан, и мишку? Немного помедлив, девочка решила положить плюшевого друга в чемодан. Открыв его, она заметила жестянку с печеньем, которую дала ей старушка в поезде - вещь, о которой Эмили-Фиона совершенно забыла. Девочка достала печенье и разломила его на маленькие кусочки. Птица помедлила, поводя головой, будто принюхивалась, и, принимая жест доброты, аккуратно взяла крошечный кусочек своим тонким клювом. Заметив, что странные птицы подчистую склевали хлебные крошки, Эмили-Фиона всё оставшееся печенье раскрошила ещё помельче, оставив «клювоходам», как она окрестила их за странные передвижения, похожие на то, будто птицы ходили на длинных клювах.
Эмили-Фиона несмело и неспешно протянула руку к филину боясь, что чудо исчезнет. Огромные фиолетовые глаза птицы просили о помощи. Когда девочка бережно подняла птицу в ладонях, та оказалась на удивление лёгкой, будто сотканной из воздуха. Филин не сопротивлялся, когда девочка посадила его к себе на плечо. Его повреждённое крыло мягко прильнуло к её щеке. Эмили-Фиона продолжила свой путь, ощущая, как волшебное создание слегка подрагивает от каждого её шага. Теперь она испытывала только удивительное чувство заботы о необычном спутнике, ледяная природа которого удивительным образом сочеталась с исходящим от него живым теплом.
«Клювоходы» на ветках взъерошили перья от изумления. Загадочное существо, похожее на живое дерево с четырьмя ветвями, между которыми колыхалась странная плоть, уносило их желанную добычу. Они готовились полакомиться вмёрзшим в лёд филином, но теперь он был вне досягаемости. Птицы никогда раньше не видели человека и не пробовали хлеб. Некоторые спустились на землю полакомиться крошками от печенья. Большая часть стайки сорвалась с места. Взмыв в небо, птицы устремились прочь, оглашая лес тревожными кликами. Спеша к своим гнёздам, они несли весть о невероятном происшествии, которое навсегда изменило их представление о мире.
4.3 Обитатели безвременья
Эмили-Фиона уже заметила, что птицы не касались лапками земли. Может земля в этом лесу была настолько осквернена, что даже его обитатели брезговали по ней передвигаться. Как же тогда сама девочка шла по ней? Неужели Эмили-Фионе была дарована какая-то особая привилегия, о которой она даже не подозревала?
Несмотря на то, что ночь полностью вступила в свои права, она отлично различала всё происходящее вокруг неё. Ядовито-зелёные глаза на выкате вырывали из мрака участки пути, но путнице свет был не нужен - и в темноте она отчётливо видела то, что ей суждено было увидеть.
И хотя место казалось заброшенным и покинутым, лес определённо был обитаем. Вот только населяли его странные, не от мира сего создания, настолько чуждые человеческому восприятию, что разум отказывался присваивать им какие-либо названия. Их присутствие читалось в застывшем воздухе, в мелькании теней между деревьями, в самой тишине, которая словно обрела плоть.
Одно из них, похожее на полупрозрачную дрожащую массу, медленно ползло по стволу исполинского дерева. В тех местах, где существо касалось коры, дерево будто растворялось в воздухе.
В кронах деревьев шуршали иные - извивающихся отростки, двигающиеся с умопомрачительной скоростью. Они перепрыгивали с ветки на ветку, оставляя после себя следы, похожие на трещины в пространстве, и издавали звук, напоминающий треск рвущейся ткани реальности.
Над огромным пнём роилось странное скопление мерцающих точек, соединённых тонкими световыми нитями. Существо кружилось не только вокруг древесного обрубка, но и вокруг собственной оси, создавая причудливое искажение вывернутого наизнанку пространства. Вблизи этой сущности время замедляло свой бег, а создание, казалось, играло с фундаментальными законами физики, нарушая их с пугающей лёгкостью.
По земле скользила живая стальная проволока. Извивающееся средь камней сегментированное тело состояло из битого стекла.
В глубине леса пульсировало облако тёмной субстанции - оно не имело определённой формы, но внутри постоянно возникали и исчезали странные узоры, похожие на древние руны.
Среди камней перемещалось создание, похожее на слияние минерала и плоти - его кристаллы то вырастали, то уменьшались, словно этот обитатель постоянно перестраивал структуру, приспосабливаясь к окружающей среде.
В этом хаосе существ выделялась пара: тёмный клубок с иглами и пастью гонялся за юрким шерстяным комочком. Добыча ловко уворачивалась от острых игл, а хищник то замедлялся, то внезапно ускорялся, решая - то ли поиграть, то ли всерьёз напасть.
Все эти создания находились в постоянном движении. Они существовали словно вне привычных законов природы, нарушая все известные представления о жизни, и человеческий разум отказывался осмысливать их истинную природу.
Эмили-Фиона остановилась, но ни единый звук не нарушил безмолвие леса. Даже её собственное дыхание казалось ей чужим в этой абсолютной тишине. Что-то неуловимо изменилось в атмосфере. Воздух стал гуще, тяжелее, будто сам лес затаил дыхание, наблюдая за незваной гостьей.
Девочка всё острее осознавала, что стала частью чего-то большего, чем просто приключение. В этом лесу действовали свои законы, свои правила, и Эмили-Фионе только предстояло познать их, а может и изменить.
4.4 Туча-гора
Почуяв приближение незнакомца, существа или мгновенно застывали, будто неживые, или исчезали, словно растворяясь в ночной тьме. Лишь призрачные следы в воздухе и лёгкое колебание напоминали о том, что здесь только что проносились таинственные силуэты. Всё та же царила глушь. Тьма становилась всё более гнетущей, храня тайны леса. И только тени продолжали особенной жизнью. Они не просто повторяли очертания деревьев и кустов - они извивались, словно живые существа, вытягивались в причудливые формы, сплетались между собой в таинственные узоры. Иногда казалось, что они движутся так, будто обладают собственным разумом. Они скользили по земле, поднимались по стволам деревьев, окутывали ветви, превращая их в когтистые лапы неведомых созданий. В их изгибах чудилось что-то угрожающее, словно они готовились схватить неосторожного путника. Когда Эмили-Фиона проходила мимо, тени не отступали перед ней, как это бывает обычно. Они словно изучали её, кружились вокруг, заглядывали через плечо, тянулись к лицу. В их движениях была какая-то назойливость, будто они пытались что-то сообщить или предупредить. В особенно тёмных местах тени становились настолько густыми, что казались материальными. Они пульсировали, меняли плотность, то сгущаясь до черноты бездны, то рассеиваясь до полупрозрачной дымки. В их глубине иногда проступали неясные силуэты, которые тут же растворялись, стоило только присмотреться внимательнее. Лес ткал из теневых нитей свою собственную реальность, параллельную той, что была видна при свете дня. И эта реальность была полна тайн, загадок и невысказанных угроз.
На пути Эмили-Фионы возникла странная туча, едва приподнявшаяся над землёй. Тёмная масса напоминала огромную гору, поросшую сухим частым кустарником с колючими ветвями. Заросли на её поверхности шевелились, словно живые. Туча казалась непреодолимой - она перегораживала дорогу во все стороны, будто барьер между мирами. Эмили-Фиона замерла, разглядывая то ли природную аномалию, то ли ещё одного обитателя леса. И как обойти это препятствие, возникшее будто специально, чтобы остановить её?
- Как, скажи, тебя зовут? - Вырвались вслух у Эмили-Фионы слова, обращённые к загадочной туче.
При этом она с изумлением поняла, что её губы не двигаются, а голос звучит словно изнутри. Также казалось странным себя «не слышать». Будто она научилась общаться телепатически.
Над самым ухом кто-то гулко спросил: «Кого?!». Нет, голос не прозвучал наяву. Он возник словно внутри головы девочки, но так неожиданно, что Эмили-Фиона подпрыгнула на месте.
- А кто это спросил?
- Это я, который у тебя на плече.
«Как же я могла забыть о нём?» - Пронеслась мысль. Только сейчас Эмили-Фиона осознала, что всё это время воспринимала птицу как часть своего плеча, не более того. И даже то, что птица нарушила тишину, уже не удивляло её.
- Ты… ты всё это время молчал? - Спросила Эмили-Фиона, удивлённо глядя на пернатого спутника.
- Я и сейчас не говорю. Я не умею. Ты тоже молчишь… Но ты умеешь меня слышать, а я умею слышать тебя. Это главное. - Ответ прозвучал очень убедительно. - Так кого ты об имени спрашиваешь?
- Да вот эту странную штуку, что разлеглась параллельно и поперёк.
- А как она выглядит?
- Как туча, или гора… - Начала описывать Эмили-Фиона, указывая на странное явление перед ними. - Мне показалось, что она живая. Сам погляди.
- Ты тут пальцами-то не тычь! Во-первых, это не вежливо. А во-вторых, как она пахнет? - Спросил филин.
- Я не знаю.
- А ты поближе подойди. Мне надо её понюхать.
Вдруг осознав то, чего не замечала раньше, Эмили-Фиона почувствовала себя очень неудобно. Птица не пыталась разглядеть тучу, она спрашивала о запахе! Девочка осторожно протянула руку к пернатому спутнику и погладила его по голове. «Ты слепой, бедняжка!» - Её сердце дрогнуло от сочувствия. Как удивительно, что этот маленький филин смог выжить в таком странном и пугающем лесу, полагаясь только на свой слух и обоняние. Вовремя она пришла ему на помощь, спася от птиц со странными клювами. В ответ на эмоции девочки, филин повёл головой и в его голосе прозвучала мягкость: «Не стоит меня жалеть. В этом лесу каждый выживает, как может».
Эмили-Фиона осторожно приблизилась к странному образованию, пытаясь самой уловить невидимые потоки, исходящие от него.
- Ну что, чувствуешь что-нибудь? - Спросила она филина.
Птица молча сидела на её плече, её клюв слегка подрагивал. Эмили-Фиона замерла, стараясь не дышать, чтобы не помешать своему спутнику.
Филин медленно наклонил голову, его крылья слегка приподнялись, словно он прислушивался к чему-то невидимому.
- Здесь что-то не так… Этот запах… Он мне знаком, но в то же время чужд. Как будто кто-то перемешал все ароматы леса и добавил к ним что-то постороннее.
Девочка внимательно посмотрела на тучу, пытаясь разглядеть в ней хоть намёк на то, что так встревожило её пернатого друга.
- Всё-таки, можно подробней? - Спросил филин. - Приглядись внимательней. Что ты видишь?
- Просто туча… просто гора… ой… у него есть ноги!
Четыре толстых колонны пришли в движение словно пробуждаясь от долгого сна, разгибаясь в коленях и приподнимая на себе горообразную тучу.
- Видишь? - Прошептал филин, наклоняясь ближе к уху девочки. - Это не просто туча. Это что-то живое, и оно наблюдает за нами. Что ещё?
Эмили-Фиона наблюдала. Существо в воздухе продолжало двигаться, его форма менялась, словно оно решало, как лучше предстать перед незваными гостями.
- Ой! У него есть рога! Что это такое?
- А сама как думаешь? У кого есть рога?
- У оленя.
- А ещё?
- У лося! - Вдруг догадалась девочка.
Её глаза расширились от внезапного озарения.
Филин молчал, словно ожидая чего-то ещё. Существо в воздухе, услышав их разговор, будто прислушалось, его рога слегка дрогнули.
- Но это не может быть лось… - прошептала Эмили-Фиона, вглядываясь в причудливые очертания существа. - Он слишком большой… и летает…
- Тут все летают. - Тихо произнёс филин. - Это нечто большее, чем просто лось. Это хранитель леса, древний дух, принявший облик знакомого тебе существа.
Существо в воздухе, словно услышав слова филина, издало низкий рокочущий звук. Его рога пульсировали приглушенным, а ноги-колонны с копытами застыли в ожидании.
- Что нам теперь делать? - Спросила Эмили-Фиона, чувствуя, как сердце начинает биться чаще.
Филин не ответил, лишь крепче прижался раненым крылом к её щеке, словно готовясь к чему-то важному.
Эмили-Фиона замерла, не отрывая взгляда от древнего стража, чувствуя, как внутри неё растёт необъяснимое предчувствие грядущих событий. Где-то вдалеке раздался тихий скрежет ветвей, будто сам лес затаил дыхание в ожидании. Морозный воздух стал острее, а в кронах деревьев зашевелилась невидимая сила.
4.5 Обычный Кухонный Лось
Существо в воздухе повело головой с короной рогов, повернулось всем корпусом и сделало шаг по направлению к девочке.
- Но! Но! Тпру, сохатый! - Между Эмили-Фионой и лосём возникла, преодолев расстояние одним прыжком, серая волчица. - На самом деле, это обычный Кухонный Лось… - Обратилась к девочке волчица уж совсем со странными словами. - И да, тут все летают… Гляди, я не касаюсь подушечками лап земли… Да и ты тоже… И птиц этот не держится лапками за твою одежду… просто завис над твоим плечом. Да не верти ты так головой - отвалится! И да, тут все говорят, просто некоторым лень, а другим вообще параллельно, и поперечно, горизонтально-перпендикулярно и серо-буро-малиново.
- И фиолетово… - Подсказала Эмили-Фиона.
- Не без этого. - Согласилась волчица.
- А как это - Кухонный Лось? - Спросила девочка.
- Он всё время ест, когда не спит. А когда он ест, то и всех других кормит.
- А что он ест?
Лось действительно совершал ртом жевательные движения. И тьма вокруг медленно рассеивалась, меняя оттенки. А кустарник на спине существа редел и вскоре совсем исчез, но через мгновение снова появился.
Лось медленно повернулся к каждому из путников, и его рога преобразовались в изящные огромные тарелки, наполненные разными вкусностями. На роге-блюдо, обращённом к Эмили-Фионе, жар и аромат источала высокая горка пирожков с ягодами, политых золотистым мёдом. Рядом на изящном отростке рога, который изгибался в такт движениям головы девочки во время питья, искрился прозрачный напиток из лесных трав. Тёплые волны аромата окутывали Эмили-Фиону, а каждая капля травяного эликсира дарила ощущение уюта и спокойствия, будто обнимая её изнутри мягким светом.
Другой рог, направленный к филину, представлял собой изящную миску с сочными кусочками свежего мяса, приправленными ароматными травами. Рядом на тонком отростке рога мерцал кристально чистый напиток, в котором плавали крошечные льдинки, словно звёзды в ночном небе. Филин неспешно и чинно приступил к трапезе, с удивлением замечая, как его повреждённое крыло постепенно срастается. Льдинки на его теле сложились в идеальный геометрический узор, где каждый элемент плотно прилегал к другому, создавая впечатление древнего морозного орнамента. С каждым глотком целебного напитка его силы возвращались, а разум становился яснее.
На третьем роге - угощение для волчицы: целых пять свежайших зайцев, чьи бока ещё сохраняли тепло недавней жизни. Их шёрстка отливала серебром, а глаза были прикрыты, будто во сне. Рядом в ветвистом отростке - какое-то белое густое пойло. Волчица, поведя носом, фыркнула: «Я вам что, кошка, чтобы молоко лакать?». В тот же миг напиток сменил свой цвет и аромат. Теперь это был терпкий отвар из лесных ягод и кореньев, над которым поднимались тёплые струйки пара. Волчица снова принюхалась и одобрительно кивнула. Её острые клыки блеснули в полумраке, когда она приготовилась к трапезе, а её глаза заблестели предвкушением сытного ужина. Зайцы источали аромат свежей крови, а каждый глоток напитка придавал волчице сил и ловкости, словно сама природа наполняла её энергией.
Когда все доели, магические изменения исчезли так же внезапно, как и появились. Рога лося, только что служившие тарелками, вновь стали обычными ветвистыми отростками, покрытыми тонкой корой инея. В этот момент каждый из путешественников ощутил удивительное насыщение - не только физическое, но и душевное. Усталость словно покинула их тела, а в душе появилось ощущение покоя и готовности к новым испытаниям. Филин, расправив исцелённое крыло, первым нарушил воцарившуюся тишину: «Никогда не пробовал ничего подобного! И моё крыло… оно снова целое! Как новенькое!» Волчица, заметив, как рога вернулись к своему обычному виду, одобрительно кивнула: «Да, кухонный лось знает своё дело. Теперь мы готовы к тому, что ждёт впереди.» Эмили-Фиона, чувствуя, как внутри неё растёт уверенность, тепло улыбнулась: «Спасибо тебе, лось. Ты подарил нам силы для дальнейшего пути.»
Филин, расправив исцелённое крыло, наклонился к уху Эмили-Фионы и тихо прошептал: «Знаешь что… Я бы и сам понял, что это за существо. Я его встречал раньше. Но сейчас он спал.» Волчица, которая, как оказалось, прекрасно слышала шёпот филина, не смогла удержаться от колкости: «Да, кухонный лось и дрыхнет всю зиму, что ваш гризли. И просыпается именно в этот период с 31 февраля на 1 марта» Филин недовольно покосился на волчицу, но ничего не ответил.
Природа вокруг будто одобрила их готовность к новым испытаниям, а лес наполнился спокойствием и ожиданием предстоящих событий. Только волчица продолжала что-то бормотать себе под нос, явно намекая на странные привычки Кухонного Лося и его не менее странные часы сна и бодрствования.
Эмили-Фиона замерла.
- Но… как же так? Мой поезд прибыл вечером первого марта… Я думала, если сейчас за полночь, то уже второе марта… И вообще, тридцать первого февраля не бывает! - Воскликнула она, растерянно глядя на волчицу.
Волчица лишь усмехнулась, обнажив острые клыки в хитрой улыбке.
- Вот именно. - Проворчала она. - А кухонный лось дрыхнет, пока не придёт его время… Странные вещи творятся в этом лесу, девочка. Очень странные. - Сделав небольшую паузу, волчица перевела взгляд на туче-горообразного лося. - Еда - едой, питьё - питьём. А теперь не пора ли освободить дорогу?
Лось продолжал невозмутимо жевать, и с каждой секундой его силуэт становился всё более призрачным. Словно туман на рассвете, он начал растворяться в воздухе, превращаясь в серебристое облачко, которое медленно растаяло между деревьев. Перед девочкой с попутчиками открылась широкая просека - совершенно ровная, будто выверенная линейкой, лишённая какой-либо растительности. Земля здесь казалась непривычно гладкой, словно отполированной незримыми подошвами ног. Филин неожиданно вспорхнул с насиженного плеча Эмили-Фионы. Его крылья рассекли воздух, и он скрылся среди густых крон деревьев.
- Он.. они исчезли… они оба… исчезли?! - Воскликнула Эмили-Фиона, растерянно оглядываясь по сторонам.
Волчица усмехнулась, оскалившись в своей привычной манере.
- Ох, не переживай так! Филин решил проверить свой полёт на крыле, которое недавно исцелилось. А лось… ну, ты же поняла - слинял туда, где его помощь нужнее. В этом лесу каждый занят своим делом, даже если это дело - спать до тридцать первого февраля! - Она помолчала немного и добавил. - Пойдём, девочка. Наши друзья вернутся, когда придёт время. А пока нам нужно двигаться дальше. Дорога не ждёт никого, даже Кухонных Лосей и Слепых филинов.
Эмили-Фиона всё ещё колебалась, но волчица уверенно, по-прежнему не касаясь лапами земли, поплыла по просеке.
4.6 Операция «Против-теневая баллиста»
Променяет твою младость
На болотные огни.
Уничтожит смех и радость
He who wanders in the shadows.
(* Тот, кото шастает в тени).
Путь привёл к реке, через которую был перекинут древний мост. В этом месте деревья подступали к воде гуще, образуя мрачную сводчатую арку над водной гладью. Их ветви переплетались, словно пытаясь удержать что-то невидимое в своих цепких объятиях.
Внезапно от огромного ствола старого дуба отделилась тень - не обычная тень, а нечто куда более зловещее. Это была настоящая махина, которую невозможно было сравнить ни с тучей, ни с горой. Существо представляло собой сгусток мрака, внутри которого пульсировали и извивались яркие всполохи молний, похожие на живые нервные окончания или извилины древнего мозга.
Эмили-Фиона невольно отступила, чувствуя, как по спине пробежал холодок.
- А вот теперь действительно страшно… - прошептала волчица, не сводя глаз с чудовища. - Его даже Кухонный лось боится, потому что это существо питается исключительно мыслями и чувствами живых существ.
Она сделала паузу, давая Эмили-Фионе время осознать услышанное.
- К тому же оно что-то слишком рано проснулось. Обычно это происходит не раньше апреля. Я проверяла календарь. Если тебе интересно, его зовут Тень. А поскольку он проснулся раньше срока, можно величать его Шатунтень… Остроумно я придумала, не находишь?
В голосе волчицы проскользнула нотка нервозности, выдавая её истинное беспокойство перед лицом этой тёмной сущности.
Шатунтень остановился в нескольких шагах, и из его бесформенной массы начали проступать очертания. Сначала лишь намёк, словно полузабытый кошмар, затем всё отчётливее - лицо. Лицо Эмили-Фионы, но искажённое, злое, с глазами, горящими холодным, нечеловеческим огнём. От существа веяло могильным холодом, а воздух вокруг него потрескивал от тёмной энергии.
- Ты думала, что убежишь от себя, дитя? - Прошипел двойник голосом, похожим на скрежет камней по металлу. Его слова эхом отражались от деревьев, усиливая ужас. - Твои страхи - мой хлеб, твои сомнения - моя вода.
Эмили-Фиона застыла, парализованная ужасом. В зеркале тьмы она увидела не просто отражение, а квинтэссенцию своих самых потаённых кошмаров: боязнь одиночества, страх неудачи, ужас перед неизвестностью. Каждый из них обрёл плоть в этом мерзком двойнике, искажая её черты до неузнаваемости.
- Ты слаба, Эмили-Фиона, - продолжал Шатунтень, и каждое слово было как удар раскалённого клинка, - ты никогда не сможешь стать той, кем хочешь быть. Ты обречена жить в тени своих мечтаний, задыхаясь от собственных страхов.
Девочка почувствовала, как земля уходит из-под ног. И без того замутнённая гнилостная вода реки превращалась в зловонную болотную топь. Она медленно покрылась зеленовато-багровыми пузырями, похожими на гнойные нарывы, которые лопались с противным чавканьем, распространяя вокруг смрад разложения. Воздух наполнился такой вонью, что у Эмили-Фионы появилась резь в глазах, а к горлу подступила тошнота. Маслянистая поверхность воды словно ожила, пузырями вспучиваясь и источая ядовитые испарения, от которых кружилась голова. Слова существа были ядом, капля за каплей проникающим в самую душу Эмили-Фионы, разъедая её веру в себя и надежду на лучшее. Каждый звук, слетающий с его искажённых губ, словно острый нож, вонзался в её сознание, отравляя мысли и чувства.
Существо лишь ухмылялось, обнажая тёмные зубы в жуткой гримасе, продолжая своё зловещее бормотание. Оно словно наслаждалось каждым мгновением её страха, каждым всплеском паники в её душе, жадно впитывая её эмоции, как губка впитывает воду. Его тёмная сущность пульсировала от удовольствия, насыщаясь её страхами, становясь всё сильнее с каждой секундой её отчаяния.
Эмили-Фиона чувствовала, как невидимые щупальца страха обвивают её сердце, сдавливая его всё крепче, всё прочнее увязая в лапах этого ужаса. Но вдруг, сквозь пелену отчаяния, Эмили-Фиона услышала спасительную подсказку: "Шатунтень – это одновременно и тень, и зеркало. Но зеркало можно разбить".
Собрав остатки воли в кулак, девочка посмотрела в глаза своему двойнику и прокричала: "Ты – не я! Ты – лишь мои страхи, а я сильнее их!"
Шатунтень расхохотался, и этот смех был подобен звону разбитого стекла, предвещающему несчастье. "Сильнее? Как наивно! Ты всего лишь жалкая марионетка, пляшущая под дудку своих слабостей. Я – это ты, твоя истинная суть, скрытая под маской благопристойности".
Как заклинание, Эмили-Фиона твердила про себя слова: "Зеркало можно разбить. Зеркало можно разбить. К счастью, или к несчастью – разберёмся потом". Она закрыла глаза, представляя, как осколки существа разлетаются в пыль.
Слепой филин спускался с неба, держа в лапах увесистый мешок. Его крылья рассекали воздух с тихим шелестом, а в глазах светилась решимость. Филин кружил над полем боя, его мудрый взгляд проникал в самую суть происходящего. Эта девочка — не просто случайный путник в лесу. Она — искра, способная осветить самые тёмные уголки.
- Держи, подруга! — ухнул он, бросая мешок волчице.
Волчица тихо вздохнула, глядя на девочку. Она помнила тот день, когда сама впервые столкнулась со своим страхом — тогда никто не протянул ей лапу помощи. Теперь она не могла допустить, чтобы Эмили-Фиона прошла через подобное испытание в одиночку. Оскалившись в боевой ухмылке, она принялась носом выталкивать из мешка округлые камни. Они выкатывались один за другим, поблёскивая в тусклом свете.
Воздух затрещал. Из ниоткуда материализовался величественный Кухонный лось. На боках и рогах виднелись следы недавней готовки - разводы соуса и специй. Лось переступал с ноги на ногу, чувствуя, как внутри растёт решимость. Когда-то он тоже боялся. Боялся признать свои слабости, боялся показать себя настоящим. Но эта девочка… в ней было то, чего не хватало ему самому — чистая, незамутнённая вера в победу.
- Как же давно я хотел это сделать! - Прогудел он низким голосом, поворачивая голову в сторону Шатунтеня.
Лось с энтузиазмом наклонил рога, ощущая прилив сил. Но с каждым броском его рога всё сильнее скрипели, словно готовые вот-вот отломиться. Мышцы на ногах дрожали от напряжения, но он упрямо продолжал.
- Ну-ка, подбрось! - Скомандовала волчица, подталкивая первый камень.
- Побольше накладывай! - Ревел лось, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. - Нам нужно как следует закидать эту мерзкую Тень!
Волчица кивнула и начала подавать камни быстрее, ощущая, как с каждым мгновением крепнет её решимость. В её душе разгорался огонь долга защиты слабых.
Махнув могучей головой, лось запустил импровизированные снаряды в Шатунтеня. Камни просвистели в воздухе. Прямое попадание! Существо зашипело от боли.
На секунду всё замерло. Шатунтень словно набрал сил, а друзья застыли, тяжело дыша. Время будто остановилось, давая каждому осознать тяжесть момента.
- Вот так, давай ещё! - Подбадривал лось, подставляя рога для новой порции камней.
Волчица чувствовала, как кожа вокруг носа начала кровоточить - признак того, что силы на исходе. Но она упрямо продолжала подавать камни, стиснув зубы.
- Быстрее, пока он не опомнился! - Ухнул филин с высоты. - Правее, левее, ровняй! - Командовал он, словно полководец, понимая, что от его точных указаний тоже зависит исход битвы.
Каждый камень находил свою цель, приближая победу. Команда работала слаженно, словно репетировала это нападение много раз. В их движениях читалась не только выучка, но и глубокая связь, рождённая общей целью.
Шатунтень начал истончаться. Его очертания дрожали и расплывались под градом каменных ударов. Существо издавало пронзительные вопли, пытаясь защититься от неожиданной атаки.
Эмили-Фиона на мгновение замерла. А что, если всё напрасно? Может быть, они слишком слабы перед этой тьмой? Но тут же голос волчицы, хриплый от напряжения, вернул её к реальности: «Не сдавайся!»
- Получай ещё! - Рычала волчица, подталкивая очередной камень, чувствуя, как внутри растёт уверенность, несмотря на усталость и боль.
- Бей его! Ату его! - Подбадривал филин, сбрасывая новые порции боеприпасов, зная, что каждый бросок приближает победу света над тьмой.
Казалось, что Шатунтень только сильнее разрастается, поглощая камни. Эмили-Фиона сжала кулаки: «Мы не можем проиграть…»
- Я не боюсь тебя! - Кричала Эмили-Фиона. Её голос гремел над лесом, перекрывая стук камней. Сила, которой она прежде не знала, наполняла её слова. – Ты - лишь тень, лишь отражение моей неуверенности! - Её крик становился всё увереннее. - Я отказываюсь отдавать тебе свою жизнь! И у меня есть друзья! А ты один!
С каждым попаданием камней и с каждым словом девочки Шатунтень становился всё слабее. То, что он сеял - страх и тьму, вернулось к нему его же монетами - каменными осколками. Существо с оглушительным грохотом рассыпалось на те же камни, которыми его закидали друзья.
- Вот так-то! - Гордо произнесла волчица, отряхиваясь от пыли. - Кто тут у нас самый опасный? - В её голосе звучала не только победа, но и глубокое удовлетворение от исполненного долга, несмотря на раны и усталость.
Филин опустился на один участок рога лося, по которому шла трещина. Туча-гора (он же Кухонный лось) устроился поближе к воде, от которой веяло освежающей прохладой. Разгорячённое могучее тело, постепенно остывая, на ночном воздухе испускало струи тёплого пара. Лось чуял, что эта вода не питьевая. Казалось, будто тёмная магическая сила, утонувшая в воде, долгие века отравляла воду и берега своим злом, не позволяя очиститься.
Временами по поверхности скользило странное скопление - словно ошмётки кошмаров одушевлённых существ, обретшие призрачную плоть. Или это были призрачные останки древних заклинаний и жертвоприношений. При дневном свете можно было бы заметить, что они отливают неестественным, чернильно-фиолетовым цветом с багровыми прожилками, словно впитали в себя все оттенки тьмы. То, что не должно было иметь формы, извивалось в воде. То, что не могло звучать, нашептывало жуткую тарабарщину. Они двигались вопреки всем законам природы: то растягивались в тонкие нити, то скручивались в клубок, но никогда не достигали берега.
В воздухе витал тяжёлый запах затхлости и металла, а поверхность реки покрывала маслянистая плёнка. Вместо того чтобы рисковать здоровьем и пить сомнительную речную воду, Кухонный Лось проявил своё волшебное мастерство. Повинуясь воле существа, часть рога преобразилось в огромную деревянную миску, которая парила в воздухе перед его мордой, а на её месте осталось мерцающее подобие отростка рога. В посудине заискрилась кристально чистая родниковая вода, словно взятая из самого сердца гор. Влага переливалась в свете луны, маня своей свежестью и чистотой. Лось принялся жадно лакать живительную влагу, наслаждаясь каждым глотком.
А затем, в порыве внезапного вдохновения, он поднял миску высоко над головой. Вода хлынула вниз сверкающим водопадом, окропляя Кухонного Лося сверкающими брызгами. Друзья едва успели отпрянуть в сторону, спасаясь от неожиданного душа. Они с изумлением наблюдали, как их приятель освежается с поистине королевским размахом, а капли воды сверкают, словно маленькие бриллианты. Когда вода полностью стекла, волшебная миска медленно растворилась в воздухе, мерцающее свечение постепенно угасало, и рога приняли свой обычный вид, словно недавнее чудо было лишь игрой ночного воображения.
Отдышавшись и отряхнувшись, волчица легла рядом, прижавшись к его тёплому вздымающемуся боку.
Эмили-Фиона, чувствуя, как уходит напряжение битвы, опустилась на колени у воды. Она смотрела на своё отражение в прозрачной глади и улыбалась. Впервые девочка ощущала такую полную гармонию с собой и окружающим миром. Её сердце наполнилось теплом и благодарностью к друзьям, которые помогли ей победить не только Шатунтеня, но и собственные страхи.
Девочка распахнула руки, будто готовясь обнять всех своих троих друзей сразу. В этом жесте было столько искренней радости и любви, что даже уставшие герои почувствовали прилив новых сил. И в этот момент все поняли — настоящая победа только начинается.
- А я думала, что ты только в кулинарии спец. - Сказала волчица, глядя на лося. - А ты ещё и мастер военного дела!
Лось довольно фыркнул, а филин ухнул, соглашаясь с волчицей.
- Ты прошла весь путь, Эмили-Фиона. - Тихо произнесла она. - От начала леса до самого конца. Путь был долгим, но ты справилась. Теперь только тебе решать – что делать дальше и куда идти. Помни, что даже повернуть назад – не означает проиграть. Мы всегда будем рядом, даже если не увидим друг друга.
Филин взмахнул крыльями, его глаза светились мудростью.
- Спасибо, что спасла от Клювов. Может, ещё встретимся. Но куда бы ты ни пошла - помни: ты больше не одна.
Лось медленно кивнул, его рога всё ещё хранил следы битвы.
- Это ерунда. До свадьбы заживёт! Шатунтень тут всем покоя не давал. Именно сила, живущая в тебе, помогла нам его победить. А может, кто-нибудь хочет перекусить? - Вдруг спросил лось, оглядывая друзей.
- Нет, - ответила за всех волчица, - сейчас нам больше хочется пить.
Лось понимающе кивнул и начал колдовать своими рогами, которые преобразились в изящные серебряные ковши. Из одного потекла золотистая медовая вода, из другого - освежающий травяной настой, а третий наполнился ароматным ягодным морсом. Каждый напиток был особенным, словно созданный именно для своего получателя. Волчица пригубила мёд, чувствуя, как силы возвращаются к ней. Филин с удовольствием отпил травяной настой, который помог ему восстановить дыхание. А Эмили-Фиона, сделав глоток ягодного морса, ощутила, как тепло разливается по телу. Этот напиток был совсем не похож на жидкие каши и невкусные компоты из заплесневелых сухофруктов, которыми её потчевали в детдоме. Друзья наслаждались своими особенными напитками. Приятные вкусы и ароматы наполнили всех чувством завершённости и долгожданного покоя, связав сердца невидимой нитью благодарности и дружбы.
Девочка вступила на мост через реку и продолжила путь, оглядываясь на друзей, всё ещё лежащих тесной группой на берегу. И тут волчица её окликнула.
- Иди прямо, никуда не сворачивай. Там домишко, заходи без стука, не бойся. И чуть не забыла! - Встрепенулась волчица. - Я тебе в помощь пошлю волчонка. Он ещё маленький и глупый, и вообще не местный. Откуда явился - не запылился - никто не ведает. Весь белый и вертлявый. Тут он может пропасть. И кроме Шатунтеня встречаются опасности, но не такие огромные.
Эмили-Фиона замерла, сердце её забилось чаще. Она сразу узнала описание - тот самый Беленький, которого она подкармливала в детдоме! Тот самый, кого она тайком мыла на вокзале! Слезы навернулись на глаза - неужели это судьба?
- Это он! - Девочка, не скрывала радости. – Мой Беленький. Щеночек!
Волчица удивлённо подняла бровь, не понимая, почему девочка говорит о волчонке как о щенке. В её мире это были разные существа: дикие детёныши и домашние питомцы. А Эмили-Фиона, чувствуя, как в душе расцветает надежда, твёрдо кивну.
- Я позабочусь о нём.
И, развернувшись, она зашагала дальше по мосту. У неё есть верный друг, который её нашёл, преодолев время и такое большое расстояние. Теперь она знала - никакие преграды больше не смогут разлучить их.
4.7 Горечь с привкусом металла
Мост поскрипывал под ногами и иногда качался. Решал – на этом шаге качнусь, на этом вот – замру. Кто по нему ходил вдоль и поперёк? Кто на нём встречался? Или кто прощался навсегда? В одном месте одна доска отсутствовала. Эмили-Фионе пришлось сделать широкий шаг – почти прыжок, надеясь, что перила не слишком хлипкие. Может кто оступился, или просто его поманила река? Девочка шла вперёд, погружённая в мысли о новых друзьях - филине, волчице, Кухонном лосе. Свежи были в памяти первые знакомства, совместный поздний ужин, битва с Шатунтенью… Мост казался длинным, хоть река и не была широка. Эмили-Фиона надеялась, что этот мост - переход между «здесь» и «там», приведёт её к концу путешествия. И она, наконец, обретёт дом. Чемоданчик с осколками прошлого в такт её шагам бил по ноге.
Внезапно взгляд Эмили-Фионы зацепился за странный блеск среди выщербленных досок моста. Присмотревшись, девочка увидела россыпь мелких металлических деталей. Они словно светились изнутри, хотя вокруг царила тьма. Некоторые были размером с ладонь девочки, другие - не больше монеты. Эмили-Фиона опустилась на корточки, осторожно касаясь находок. Среди деталей попадались странные кружочки, мотки проволоки, крошечные пружины и непонятные пластины с загадочными символами. Девочка не знала, зачем собирает эти вещи, но что-то подсказывало - пригодятся. Она вдруг почувствовала, что сможет с их помощью вернуть существование чему-то заброшенному. А может Эмили-Фиона просто хотела человеческим теплом согреть такие маленькие, одинокие металлические штучки. Детали тихо позвякивали в карманах куртки, словно не давая забыть о себе. Эмили-Фиона шла дальше, вглядываясь в темноту. Впереди что-то серебристо поблёскивало между деревьями за мостом, и девочка ускорила шаг.
За деревьями и кустарниками открылась поляна. Старый деревянный домик прямо перед глазами Эмили-Фионы словно вырос из земли, как причудливый гриб. Его потемневшие от времени брёвна казались частью лесного пейзажа, а местами проглядывал морозостойкий мох.
На поляне, словно забытые игрушки, валялись более крупные детали, чем те, которые девочка нашла на мосту. Некоторые из них напоминали части древнего механизма, другие выглядели как непонятные шестерёнки.
За домиком простирался во все стороны – влево и вправо - высокий частокол. Потемневшие и покоробившиеся от смен времён долгих годов доски были плотно подогнаны одна к другой. Казалось, их сколотили века назад. Эмили-Фиона не могла разглядеть, что скрывается за оградой, хотя между досками местами были щели. Девочка обошла вокруг домика, убеждаясь, что дальше пути действительно нет. Также она откуда-то твёрдо знала, что искать конца забора или дверцу в нём не имеет смысла.
На мгновение девочке показалось, что кто-то или что-то домик наблюдает за ней через окна, словно ожидая, когда она войдёт внутрь. Дверь была чуть приоткрыта. Приглашающий гостеприимный жест? Эмили-Фиона вспомнила, что волчица советовала войти без стука. И тогда поняла - ответы хотя бы на некоторые свои вопросы, пусть даже ещё не возникшие и не заданные, ждут её именно там, внутри этого странного строения.
Длинная узкая прихожая вела в главную комнату, вход в которую зиял оторвавшейся и упавшей на пол рассохшейся дверью. Эмили-Фиона по привычке стала шарить рукой по стенам, пытаясь отыскать выключатель. Пальцы скользили по прохладной, шершавой поверхности, оставляя пыльные следы. Девочка замерла от неожиданности: её глаза, как и в лесу, приспособились к темноте, рисуя чёткую картину окружающего пространства.
И всё-таки, не рискуя полагаться на странную особенность своего зрения, Эмили-Фиона остановилась, прислушиваясь. Слева находилось что-то вроде застеклённой террасы - заунывный и нудный свист ветра в щелях оконных рам. Справа располагалась кладовая с опасной дырой в подвал и с ведущей на чердак лестницей - затхлость и сырость. В совокупности: запахи старой древесины, пыли, металла, лёгкий привкус замёрзшего леса. Крыша жаловалась на зимнюю стужу. Что-то тихо поскрипывало, словно невидимый механизм ждал её появления.
Девочка осторожно переступила через несчастную бесполезную дверь. Каждый шаг отзывался тихим эхом, словно дом наблюдал за её движениями, затаив дыхание. Морозный воздух пробирался сквозь щели в стенах, заставляя её ёжиться и кутаться в куртку.
Перед Эмили-Фионой развернулась картой главная комната - гостиная, без всякого намёка на коридор. Справа - ещё дверь. Слева - другая. Девочка не стала разбираться, что находится в соседних помещениях. В центре комнаты на огромном столе возвышалась конструкция. Остов - обнажённый хребет из проводов и снова каких-то непонятных металлических штуковин.
Эмили-Фиона замерла, не в силах оторвать взгляд от этого странного сооружения. Механизм пульсировал в мучительном подёргивающемся ритме. Это была не просто груда железа и пластика. Что это было? Чем это стало? И чем бы могло стать потом? Эмили-Фиона никогда раньше не сталкивалась с такими штуками.
Под руками Эмили-Фионы на столешнице выстраивался причудливый узор. Металлические детальки тихо позвякивали, соприкасаясь друг с другом, создавая странную, но завораживающую мелодию. Эмили-Фиона чувствовала, что они связаны между собой, будто части одного большого механизма, но пока не могла понять, как именно. Винтики-шпунтики, пластиночки прямоугольные и квадратные, с отверстиями и без, с выступами и вогнутостями, обрывки проводов – всё это словно звало своих больших собратьев, лежащих во дворе.
Девочка осторожно подошла к длинному толстому шнуру, который тянулся от механизма к розетке за столом. Устройство всё ещё было включено, хотя давно нуждалось в ремонте. Мерцающие огоньки на панели едва теплились. Вентилятор еле ворочался на шаткой оси.
Дрожащими руками Эмили-Фиона взялась за вилку, торчащую из розетки. Потёртая пластмасса норовила выскользнуть из пальцев. Эмили-Фиона пыталась ухватиться за неё покрепче. После нескольких неудачных попыток ей удалось как следует взяться за основание вилки и потянуть на себя. Та не поддавалась - словно шнур не хотел лишать усталый механизм электричества. Эмили-Фиона напряглась, затаила дыхание и дёрнула сильнее. Наконец, с громким щелчком и искрами вилка выскочила из розетки. Провод упал на пол с гулким шуршанием и свернулся толстой змеей с головой-вилкой.
В этот момент механизм словно замер: мерцающие огоньки погасли один за другим, и устройство погрузилось в темноту и тишину. Эмили-Фионе показалось, что в самый момент металлическое существо произнёс какую-то короткую фразу, похожую на усталое: «Уфф…… спасссибо»… Девочка стояла, тяжело дыша, но чувствовала, что сделала первый шаг к спасению этого странного создания.
Детали, казалось, светились изнутри слабым голубоватым светом, словно подсвеченные невидимым источником. Эмили-Фиона протянула руку к ближайшей штуковине, и та будто сама скользнула в её ладонь. «Что происходит?» - Голос прозвучал непривычно глухо, будто доносился издалека. Металлические пластины на столе и в руках девочки продолжали соединяться между собой, словно кто-то невидимый управлял ими. Эмили-Фиона почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она и механизм на столе находились в эпицентре странного и необъяснимого явления.
- Ну и жесть! – Вырвалось у Эмили-Фионы.
Мутный пыльный матовый «глаз» механизма вдруг тускло засветился. На нём появилась щель, напоминающая перекошенный рот.
- Вовсе не жесть. Я – магниевые и алюминиевые сплавы, ABS-пластик, поликарбонат, армированные пластинки, композитные материалы, металл и стекло.
- Я так и сказала. – Другого обозначения для странной штуковины, кроме как «жесть», Эмили-Фиона не находила. – И вообще, ты не можешь разговаривать. Я тебя выключила из розетки.
- А кто тебя об этом просил, неумёха?!
- Никто. И как я могу быть умёхой, если я девочка и мне всего десять лет?
- И что ты тут забыла?
- Я пришла через лес. И пытаюсь разобраться, что ты собой представляешь.
- Эхмм… - проскрежетал механизм, словно заржавленные шестерёнки проворачивались в последний раз. - Ну что ж, раз уж ты так настаиваешь на правде… Я - старик, потрёпанный временем. Моя некогда гладкая кожа покрыта грязью, пылью, ржавчиной и коррозией. Кстати, где мои стеночки?! Где моя крышечка!? Металл во мне уже не тот. ABS-пластик пожелтел и стал хрупким, словно осенняя листва. Мои внутренности… Ох, мои внутренности! Они голые!!! Армированные пластинки скрипят при каждом движении, а вентилятор хрипит так, будто вот-вот испустит последний вздох. Его ось дрожит и шатается, как спина и конечности пьяного танцора. Композитные материалы потеряли былую прочность, стекло потускнело от времени. Поликарбонат местами потрескался, а магниевые сплавы… Они всё ещё держатся, но это последние их дни. Да, я дохожу… Но даже в таком состоянии я храню память о былом величии. О том времени, когда мои механизмы работали чётко, а материалы были крепкими. Теперь же я - полудохлый памятник ушедшей эпохи, скрипящий, пыльный…
- Прекрасная компания - доходяга-железка, впавшая в детство, и девочка-неумёха.
- Почему это я впал в детство?
- Потому, что я – неумёха!
- Дурочка! Удиии! – Вдруг закричал «рот» на окне-глазу. – Не бей меня! Зачем ты меня поливаешь водой и мажешь подсолнечным маслом? – Мальчишка, тоже удиии!!!
- Я же сказала – совсем в детство впал! Я ничего не ужу, я тебя не бью и не поливаю водой! Я вообще к тебе не прикасаюсь! Даже не желаю! И тут нет никакого мальчика!
- Да что ты понимаешь, маленькая неумёха! - Проскрипел механизм, и его «рот» исказился в странной усмешке. - Я вижу то, что скрыто от твоих детских глаз. Вижу прошлое, настоящее… и даже то, чего нет. А если ты этого не понимаешь – то прошу третий раз – уйди.
Эмили-Фиона отступила на шаг, вглядываясь в тускло светящийся экран. Что-то в этом механизме было не так. Что-то большее, древнее.
- Ты… ты ведь не просто железяка, да? - Тихо спросила она, забывая обидные слова. - Ты что-то другое.
- Ха! Наконец-то до тебя дошло, - проскрежетал механизм, - я - хранитель времени, страж забытых тайн. И ты… ты не просто девочка из леса. Ты ключ.
- Ключ? К чему?
- К тому, что должно быть найдено. К тому, что должно быть спасено. Но для этого тебе придётся поверить. Поверить в невозможное.
Эмили-Фиона помолчала, обдумывая слова странного существа. Затем медленно подошла ближе и протянула руку к тускло светящемуся экрану.
- Хорошо. Я верю. Но только если ты перестанешь обзываться и называть меня неумёхой.
Механизм издал звук, похожий на ржавый смех.
- Договорились, девочка. Теперь мы команда. И у нас есть работа. А то, что ты додумалась выключить меня из розетки – так это хорошо. Я тебе «спасибо» сказал. Просто мне лишний источник питания мешал. Иначе бы меня раскурочило в конец.
В этот момент пыльный экран на мгновение вспыхнул ярким светом, словно пробуждаясь к новой жизни. Эмили-Фиона недоверчиво прищурилась, внимательно осматривая все видимые части механизма. Едва заметные энергетические потоки извивались между изношенными деталями, питая измождённый механизм силой. Казалось, что сам воздух вокруг прибора наполнялся едва уловимым электрическим треском.
- Как же ты существуешь? - Прошептала девочка удивлённо.
Механизм издал тихий скрежет, похожий на усмешку.
- О, юная исследовательница, - проскрипел он, - не всё в этом мире можно объяснить проводами и розетками. Некоторые устройства черпают энергию из самого пространства, собирая рассеянное излучение и преобразуя его в жизненную силу.
Батареи и лапы среди прочих деталей излучали свет. А может быть, это были следы давно забытых технологий, способных питаться от самой материи времени.
- Ты как древний артефакт, - тихо произнесла Эмили-Фиона, - хранишь в себе секреты, недоступные современному миру.
- Именно так. - Подтвердил механизм. - Некоторые вещи существуют за пределами твоего понимания, юная искательница. И это делает их ещё более удивительными.
По металлическим венам пробегали едва заметные искорки древней энергии.
- Ничего не понимаю. – Развела руками Эмили-Фиона. – Ну, абсолютночки!
- Тебе простительно. Ты девочка и маленькая.
- Так что мне делать? Стоять здесь недвижным пугалом?
- Знаешь что, - ответил механизм, - иди подыши свежим воздухом. На террасе кушетка, а во дворе - качели. Выбери место поудобнее и приляг. А ещё стол - насколько помню, на нём всегда были горячий чайник, заварка и молоко. Если холодно, возьми вон на кресле шерстяной плед. Он принадлежал моему создателю.
- Но… как же ты сам? – Попыталась возразить Эмили-Фиона.
- Раз ты ничего не смыслишь… но всё равно пришла, и что-то пытаешься мыслить, то мне этого достаточно для доведения совместных мыслей до моего ума. Я же сказал – ты ключ, и катализатор. К тому же, я забочусь о твоей безопасности. А вдруг, действительно, рвану?
4.8 Одинаковые ключи - разные судьбы
Эмили-Фиону уже ничего не удивляло. Двор был чист - никаких металлических штук, которые она видела на подходе. Из земли местами торчали голые ветви каких-то кустарников – то ли смородины, то ли крыжовника, и лишь слабый намёк на то, что раньше были грядки. Терраса с кушеткой предлагали девочке отдых, и она не стала выходить в ночную темь, которая была проглядной только для Эмили-Фионы и прочих странных существ в этом лесу. Эмили-Фиона не задавалась вопросами: Кто здесь поддерживает порядок и зачем? Кто заботливо хранит эти вещи? Что за неведомые душевники создают уют и покой в этом забытом месте? Бежевый плед, окутывающий её плечи, оказался произведением искусства - шерстяная ткань с нежным цветочным узором излучала тепло чьих-то заботливых рук. Кушетка, на которой устроилась Эмили-Фиона, удивляла изяществом - светлое дерево с искусной резьбой, мягкая обивка и едва уловимый скрип пружин. Инкрустированная берёзой крышка стола из красного дерева прочно опиралась на изящные витиеватые ножки. На нём устроились и чайник с горячей водой, и баночка с фруктовым чаем, и даже закрытая крышкой хрустальная креманка с абрикосовым вареньем. Место нашлось для широкого блюда с посыпанными сахарной пудрой булочками без начинки. Они манили ароматом, золотистым цветом и хрустящей корочкой. Всё это при всех прочих странностях представлялось нормой.
Первую булочку Эмили-Фиона проглотила вмиг и потянулась за второй, уже предвкушая нежный сливочный вкус с тонкими нотками ванили. Откусив хрустящий бок, она почувствовала, как нежный мякиш тает во рту. Но вдруг что-то твёрдое и металлическое лязгнуло о её зуб. Девочка успела вовремя остановиться.
Эмили-Фиона осторожно разломила булочку пополам. Спрятавшийся в мякише и почти сливающийся с ним цветом серебристый ключик лязгнул о фарфор блюда. Девочка повертела его в пальцах: ледяной и гладкий. Отложив ключ на деревянную крышку стола, Эмили-Фиона намазала оставшуюся часть булочки абрикосовым вареньем. Сладкий запах наполнил воздух. Неожиданная находка занимала её внимание, но не навязчиво. И так таинственностей было выше крыши. Уже мозги пухли от странностей. Не обязательно было сразу искать замок для ключа - это расследование могло подождать, или стать заботой кого-то другого. Мысли о таинствах в гостиной влекли Эмили-Фиону вернуться к загадочному механизму.
Решив прихватить находку с собой, девочка обнаружила, что ключ словно приклеился к столешнице. Какие бы усилия она не применяла, результат был один: ни малейшего шевеления - металл намертво примагнитило к деревянной поверхности. Определённо, ключ отказывался покидать своё место. Раздосадованная, что он не поддаётся, Эмили-Фиона резко отодвинула одну из тарелок к краю стола. В этот момент мирно лежащая ложка оказалась на полу под столом. Нахмурившись, девочка посмотрела на ключ. Со вздохом полезла под стол. Ну что за неудачи?! Встав не колени, она потянулась к ложке, проклиная свою неуклюжесть. Эмили-Фиона добралась до прибора и ухватила ложку. и уже собиралась выбраться, как вдруг… её темя с глухим стуком встретилось с краем стола! Вскрикнув от неожиданности и поморщившись от боли, девочка замерла. Медленно подняла голову, прижав руку к ушибленному месту. Замутившийся взгляд проскользил по низу столешницы. Там, прямо под местом, где наверху прилип первый ключ, врос в столешницу второй – абсолютно идентичный ключу «из булки». Два ключа, как зеркальные отражения, застыли, удерживаемые невидимой силой, и словно притягивались друг к другу через толщу дерева, создавая невидимую связь между верхним и нижним миром. Девочка осторожно провела рукой под вторым ключом, и он с готовностью прыгнул к ней в ладонь. Баюкая своё темечко и ключик, Эмили-Фиона, наконец, выбралась из-под стола, не забыв и о ложке. Она вытерла её салфеткой и положила на блюдце. В течение нескольких мгновений разглядывая первый ключ, девочка чувствовала: сейчас всё изменится. Собравшись с духом, Эмили-Фиона протянула руку к серебристой находке, и она, словно живая, легко скользнула в её пальцы. Ещё раз осмотрев более внимательно ключики, девочка заметила на их ободках надписи. На одном было аккуратно выгравировано «For Lisa», а на другом «For Bart». Эти имена выглядели совершенно чужими, незнакомыми, словно принадлежали миру, далёкому от её собственного. Соединившись в кармане рубашки Эмили-Фионы, ключи будто перешёптывались друг с другом, издавая едва уловимый звон. Один из булочки, другой из-под стола - теперь они были вместе, и девочка понимала: это не просто случайность. Эти ключи ждали именно её, и в этом была какая-то важная тайна, которую ей предстояло раскрыть.
4.9 Самолечение железяшки
А в гостиной продолжалось действо - устройство ремонтировало само себя.
- И что же я такое? - Задумчиво проскрипел механизм, начиная процесс самодиагностики. - Ой-ой, да тут всё совсем плохо! Карта памяти почти стёрта… Где же моя мама… плата? Да, точно, материнская плата! Я ей давно не платил за заботу… Неужели она меня бросила?
Металлические внутренности зашевелились, пробуждаясь от долгого простоя.
- Так, начнём с малого… - Побормотал механизм. - Где же моя кожа? Где стеночки и крышечка? Ах, бедненький я, совсем разваливаюсь!
Маленькие цифровые духи засуетились внутри восстановленного, ранее искорёженного, грязного, изъеденного ржавчиной и коррозией корпуса. Крышка плотно прилегла на место.
- А ну-ка, ребята, давайте чинить! - Командовал механизм. - Мышь-механик, займись контактами! Вирус-фрезеровщик, вперёд к жёсткому диску!
- Фу, какая грязюка! - Приговаривал механизм, комментируя происходящее. - Но ничего, мы это исправим. Прозрачные полимерные ячейки вместо старых конденсаторов? Почему бы и нет!
- Ого! - Восхитился он сам себе, глядя на новые волоконные каналы. - Вот это да, совсем как новенький! А где же этот громоздкий блок питания? Ах да, теперь у нас компактный генератор нулевых колебаний!
- Всё к стеночкам крепись!
- Заглушечки, спасите меня от пыли!
- Так-так-так… - Механизм начал самосканирование. - Всё работает, всё в порядке! А теперь… пора показать себя во всей красе!
Над клавиатурой вспыхнул голубоватый шар энергии, и механизм гордо произнёс.
- Ну вот, я снова с вами! И имя мне - Компьютер. Нет, я - существо чистой цифровой природы! И знаете что? Я могу развиваться дальше!
- Ой, опять что-то потекло и сбоит?! Ой, мне жарко! Я забыл смазать вентилятор и заменить ось!
- Без паники!!! Спокойствие, только спокойствие! - Скомандовал сам себе механизм. - У нас же есть цифровые духи!
Маленькие помощники тут же бросились исправлять обнаруженные неполадки.
- Мышь-механик, проверь вентилятор и смажь его машинным маслом! - Скомандовал Компьютер.
Педантичный Мышь-механик уже доставал микроскопические инструменты и начал аккуратно лить масло.
- Куда ты льёшь?! - Возмутился механизм. - Одну-две капли будет достаточно! - Ну ладно, - проворчал он, наблюдая за действиями помощника, - четыре капли тоже сойдут…
- Вирус-фрезеровщик, займись осью!
- А вы, плазмоиды, охладите систему! - Командовал Компьютер.
Плазмоиды тихо переговаривались между собой: «Температура в норме… Энергопотребление стабильное…»
Через мгновение проблемы были решены.
- Так-так-так… - Компьютер снова провёл самопроверку. - Теперь всё идеально!
- Постойте-ка! Ну тьфу ты - ну ты! А что это у меня с экраном? Тут какая-то трещина… И пыли столько, что даже мои цифровые глаза слезятся!
Маленькие помощники снова принялись помогать.
- Плазмоиды, возьмите специальные очистители и протрите экран до блеска! - Скомандовал Компьютер.
- Мышь-механик, проверь целостность матрицы! - Ворчал он, проверяя каждый контакт.
- А ты, вирус-фрезеровщик, осмотри заднюю часть монитора на предмет повреждений!
Вирус-фрезеровщик, немного грубовато: «Да тут всё в порядке, просто нужно обновить квантовые накопители!»
Плазмоиды, словно маленькие уборщики, носились по экрану, оставляя за собой сверкающие дорожки. Мышь-механик внимательно изучал каждый пиксель, а вирус-фрезеровщик ловко управлялся с задней панелью.
- Готово! - Доложил Мышь-механик. - Матрица в идеальном состоянии.
- Все соединения надёжные! - Подтвердил вирус-фрезеровщик.
- Экран чист! - Хором сообщили плазмоиды.
Через мгновение монитор засиял.
- Ух ты! - Воскликнул Компьютер. - Как будто новый экран установили! Никакой пыли, ни следа от трещины!
А плазмоиды уже настраивали новые голографические модули памяти, тихо напевая свою цифровую песню охлаждения.
-Так-так-так… - Механизм провёл финальную проверку. - Всё работает безупречно!
В этот момент в гостиную вошла Эмили-Фиона. Она держала в руках недопитую чашку чая и удивлённо замерла на пороге.
- Ничего себе! Ты… ты совсем другой!
- Привет, человек! - Радостно пророкотал обновлённый механизм. - Позволь представиться - Апгрейднутый Компьютер! Теперь я готов к новым свершениям. Показать тебе такие тайны, о которых ты даже не подозревала!
Голубоватое сияние вокруг него стало ярче, а металлические части корпуса заиграли новыми красками. Механизм словно помолодел на сотню лет, излучая энергию и готовность к приключениям.
- Но сначала… - Компьютер сделал паузу, - может, допьёшь свой чай? Потом нам будет о чём поговорить. Только поставь чашку на подоконник - не люблю, когда рядом вода. И как тебя называть? Не думаю, что тебе нравится просто – человек, или девочка.
Эмили-Фиона поставила чашку на подоконник и присела на шаткий стул, придвинувшись к столу.
- Меня зовут Эмили-Фиона. - Назвалась девочка. - Меня волнует твоя история. Расскажи, как ты здесь оказался? Почему один? Тебя кто-то обидел?
Компьютер глубоко вздохнул, его огни заметались, словно переживая прошлые события.
- Позволь мне показать тебе… - Тихо произнёс он, и вдруг его экран засветился мягким голубоватым светом.
4.10 Кто такие Лиза и Барт?
На экране начали появляться образы:
Уютный домик в лесу.
Мужчина средних лет за рабочим столом.
Двое детей: мальчик лет семи и девочка постарше.
Огромный сверкающий механизм - сам компьютер
Лиза - сестра (тревожно): Папа, почему мы не можем хотя бы посмотреть, как работает этот компьютер?
Отец (строго): Лиза, я же объяснял - это опасно. Внутри хранится нечто очень важное.
Барт - брат (недовольно): А почему тогда ты сам с ним возишься целыми днями?
Отец: Потому, что я знаю, как это делать правильно. А теперь идите, займитесь своими делами, поиграйте во дворе. Зря я вам качели повесил? В город отпускаю через лес. Всё для вас делаю.
Компьютер вёл монолог от своего лица: «Жил здесь человек… талантливый изобретатель. Он создал меня и строго-настрого запретил детям прикасаться. Мальчик, Барт, всегда пытался до меня добраться, а девочка Лиза защищала…»
Изображение скакало:
Дни сменялись неделями, недели - месяцами, месяцы превращались в годы. Дети росли, но их любопытство не угасало. Они часто обсуждали между собой загадочное устройство.
Лиза (шепотом): Барт, помнишь, как папа говорил про важные данные? Интересно, что там такое?
Барт: Не знаю. Он никогда не показывает. Может, там игры крутые или мультики?
Лиза (покачивая головой): Нет, он же говорил - что-то очень важное.
Барт (обиженно): Я сам доберусь до этого компа!
Отец продолжал работать за компьютером, не обращая внимания на детей. Его лицо оставалось серьёзным и сосредоточенным.
Барт: Папа, ну, покажи. Ну расскажи, пожалуйста.
Отец (непреклонно): Хватит приставать! У вас в школе есть компьютеры. Работайте за ними! Чего вам не хватает?!. Хотите в бассейн - пожалуйста. В кино - да за милую душу. Уйди, хватит упрашивать. Лиза! Забери его!
Картинка на экране изменилась:
Тёмный лес.
Одинокая фигура мужчины, уходящая вглубь чащи.
Внезапное появление тёмной фигуры – Тени.
Крик, тьма…
Эмили-Фиона не удержалась от вскрика: «Ой! Это же Шатунтень!»
Компьютер удивлённо мигнул.
Эмили-Фиона извинилась: «Я тебе потом расскажу свою историю. Прости, что перебила».
Лиза (в панике): Барт, папа уже должен был вернуться!
Барт (раздражённо): Ну и что? Может, он просто задержался.
Лиза: (настойчиво): Нет, что-то не так. Я чувствую.
Барт: (саркастически): Чувствуешь? Может, ещё скажешь, что с ним случилось что-то плохое? Иди читай свои пыльные книжонки. А я пока разберусь с компьютером.
Компьютер продолжал: «Их отца и моего создателя погубила Тень. Брат с сестрой остались одни. Они становились всё старше. Между ними началась настоящая война. Барт был одержим идеей взломать мои защитные системы. Однажды он решил, что если разобьёт экран, то сможет добраться до самого моего сердца».
На экране промелькнули кадры:
Яростный Барт с молотком в руках.
Отчаянная сестра, пытающаяся его остановить.
Лиза (кричит, закрывая компьютер собой): Не трогай его! Папа запретил! Это не просто железка, Барт!
Барт (с пеной у рта, не контролируя себя): Да что ты знаешь?! Всё из-за этого проклятого ящика папа нас бросил! Ушёл в город типа за какими-то лампами, деталями. Теперь папы нет! Заглохни! Я должен узнать, что там внутри!
Лиза (со слезами, отступая): Ты не понимаешь… Он был для папы всем…
Барт (с ненавистью): Да. И только мы – ничем! Забью комп, как на нас забил папа!
Компьютер всё вёл свою речь: «Барт в ярости оттолкнул сестру, и она упала, сильно ударившись головой об угол стола».
Экран показал:
Девушку без сознания.
Ужас в глазах подростка.
Разбитый экран компьютера.
Капли крови столешнице.
Барт (в панике): Лиза, прости! Я не хотел…
Лиза (слабо, приходя в себя): Именно, что хотел… Ты… ты мог меня убить.
«После этого случая пропасть между ними стала непреодолимой. Сестра обвиняла его в попытке убийства, а он считал, что она предала его ради бездушной машины. Они перестали разговаривать, ели в своих комнатах, никогда больше не проводили время вместе».
Барт (гневно): Никогда не попрошу прощения! Не дождёшься!
Лиза (холодно): И не надо! Сгинь! Барт-брат… от слова брать. Ты для меня больше не существуешь!
- Я слышал, как они уходили. Только они сами больше не хотели слышать друг друга, будто забыв о своём существовании. Что с ними сталось? Живы ли?
Финальные кадры:
Покинутый дом.
Разбитый, изуродованный компьютер без корпуса.
Два одиноких силуэта, исчезающих в лесу в разных направлениях.
От девушки - последний взгляд назад, полный сожаления.
Экран потускнел, оставив лишь слабое мерцание. Компьютер замолчал, словно ожидая реакции девочки. В комнате повисла тяжёлая тишина, нарушаемая лишь тихим гудением механизмов внутри корпуса.
Девочка не могла отвести глаз от потускневшего экрана. Картинки из прошлого всё ещё мелькали перед внутренним взором, вызывая смесь ужаса и сострадания. Её сердце разрывалось от боли за брата и сестру. Ладони Эмили-Фионы, которые она сжимала в кулачки, вспотели и хранили следы ногтей. Эмили-Фиона расправила плечи и выпрямилась, пытаясь унять дрожь в теле.
За окном всё ещё была ночь. Но Эмили-Фиона очень надеялась, что уже наступили новые сутки. И это странное перевременье уже кануло в лету.
- Но… он же чуть не убил её! - Воскликнула она, её голос дрожал от волнения. - Как можно после такого просто… вообще не общаться? разойтись?
Компьютер издал печальный сигнал, его огни мерцали неровно, словно от боли.
- Всё это очень сложно - обиды и прощения. Может, брат не мог простить сам себя, а сестра – и себя и брата. Возможно, брат был обижен и на сестру. Она была старшая. Вот представь: они бы объединили усилия, и им бы удалось осторожно разобраться в процессе, как я устроен. И Лиза с Бартом добрались до информации, которую я храню. Отец зря поступил, что не подсказал им, как работать и играть со мной. Но это только его решение. А расставание - решение только брата и сестры.
Эмили-Фиона обхватила себя руками, словно пытаясь согреться.
- Это… это так грустно, - прошептала она, - они потеряли друг друга навсегда.
4.11 В конце перевременья
Компьютер помолчал, отблески пульсировали, разделяя горькие чувства девочки. Затем в его тон закрались нотки настороженности.
- Эмили-Фиона, ты говорила про Шатунтень… - Огоньки компьютера замерцали беспокойно. - Ты столкнулась где-то с существом, похожим на Тень, которая погубила моего создателя?
- Если это тебя немного утешит, то знай… Мы её уничтожили! - Ответила Эмили-Фиона с гордостью.
- «Мы»? Ты говоришь так, будто ты королева или девочка-президент всего мира. - В голосе компьютера послышалась лёгкая ирония.
Девочка смущённо улыбнулась.
- Mea culpa, mea maxima culpa (Моя вина, моя величайшая вина). - Вырвалась у Эмили-Фионы. - Просто… эта рассказ не короткий, а история такая важная! Конечно, это не только моя заслуга. Мои друзья - настоящие герои! В конце концов, я сама ничего не делала… Только стояла и орала, как резаная… ну, в самом начале…
- По латыни заговорила! - Прервал Компьютер. - Ты что, головой ударилась?
Эмили-Фиона рассеянно вздохнула, потерев ещё болящее темечко, глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, и, отметя вопрос, продолжала рассказ.
- Знаешь, волчица назвала ту Тень Шатунтенью, как медведя, который просыпается рано и начинает бушевать - злой и голодный. Он подстерёг меня у реки, не позволяя ступить на мост. Там деревья образуют мрачную сводчатую арку. А за мостом - поляна с твоим домиком.
Эмили-Фиона вспоминала события.
- Волчица предупредила меня об опасности. Шатунтень пытался сломить меня, нагнетая страхи и сомнениями. Он показал мои самые потаённые кошмары, превратив реку в зловонную топь. Я реально очень испугалась. А потом…
- И что же произошло? - В голосе Компьютера появилась заинтересованность.
- Слепой филин принёс мешки с камнями! Волчица их подавала на рога Кухонного лося! А Лось метал их в Тень! Мы били её, пока она не начала истончаться. А потом я поняла главное - Шатунтень был всего лишь зеркалом моих страхов, и я отказалась их бояться!
Эмили-Фиона сжала кулаки.
- Уже бесстрашно и уверенно я кричала, что он - всего лишь тень моих сомнений, а никакой не ужасный Гризли-шатун, что он не реален, и что у меня есть друзья. А против такого лома нет приёма!
Голос Эмили-Фионы окреп, а глаза заблестели от гордости.
- И тогда… тогда Шатунтень начал дрожать, его очертания стали размываться. Камни, которыми мы в него бросали, теперь словно вернулись к нему бумерангом. Волчица рычала, её клыки были угрожающе оскалены. Слепой филин гордо клекотал, взмахивая крыльями. Кухонный лось победно бил копытами и трубил.
Шатунтень истончался, уменьшался, его тёмная сущность становилась всё более прозрачной. Он пытался сопротивляться, но с каждым мгновением слабел. Наконец, приняв поражение, он осыпался камнями у наших ног, а камни превратились в пыль, которую разнёс ветер.
Компьютер молчал, его огни мерцали всё ярче, словно впитывая каждое слово этой истории.
- Вы победили… - наконец произнёс он. – Это достойно уважения и благодарности. Отомстили за моего создателя. Теперь я вспоминаю: когда дети ушли, Тень и ко мне заваливалась, что-то вынюхивала… Но видимо, металл ему не по вкусу. Или я был совсем раскуроченным, и Тень подумала, что я мёртвый. Но Тени… они хитры. Они могут возвращаться, менять форму, ждать подходящего момента, даже зваться по-другому. Возможно, та Тень, что забрала моего создателя, была лишь частью чего-то большего.
Эмили-Фиона вздрагивала. Несмотря на то, что она полностью осознавала, где находится, её глаза слипались, лицо побледнело, а тело предательски клонилось в сторону.
Компьютер мягко произнёс.
- Извини, я создан, чтобы помогать. А только пугаю тебя. Ты храбрая и добрая девочка. Но я вижу, как ты устала, Эмили-Фиона. Твои плечи опущены, а взгляд становится рассеянным. Пойди отдохни. Тебе нужно восстановить силы. Я буду оберегать твой покой. Позволь себе увидеть добрые сны. Пусть они будут наполнены светом и теплом.
Девочка с трудом поднялась со стула, её движения были замедленными и неуверенными.
Эмили-Фиона, пошатываясь, сделала несколько шагов к одной из дверей, ведущей из гостиной. Её веки становились всё тяжелее. Она двигалась, как сомнамбула. Было всё равно, где прилечь, лишь бы, наконец, заснуть
- Спасибо. Хорошо… - Прошептала она сонно. - Только… только не исчезай.
- Я никуда не денусь. - Тихо ответил Компьютер.
Когда дверь за девочкой закрылась, в гостиной остались только мягкий гул механизмов и спокойное мерцание огней компьютера, который продолжал хранить свои тайны в ночной тиши.
Спальня встретила Эмили-Фиону голубовато-серыми обоями и старой мебелью: массивным комодом, столиком, выцветшим ковром и креслом с вязаной накидкой. Усталость несла девочку на своей волне. В воздухе плавала сложная смесь ароматов: терпкая древесина, пряная амбра, свежий озон и что-то неуловимо сладкое, манящее. Эти запахи создавали странное ощущение, и в голове девочки сами собой возникали названия лакомств на букву «М»: мармелад, воздушный маршмеллоу, нежные моти, сочная малина, экзотическое манго, спелые мандарины, хрустящий миндаль…
Не снимая одежды, в которой она преодолела долгий путь через зловещий лес, Эмили-Фиона буквально рухнула на кровать. Её измученное странствием тело наконец-то получило возможность отдохнуть. Глаза закрылись сами собой, и девочка мгновенно погрузилась в глубокий сон, из которого, казалось, уже не было возврата.
В кармане рубашки всё ещё лежали забытые ключи с загадочными гравировками «Для Лизы» и «Для Барта». Но сейчас они были не более чем безмолвными свидетелями - Эмили-Фиона не помнила о них, словно эти предметы, как и все тревоги прошедшего вечера, растворились в бездонной пучине её сна.
Время текло незаметно, а девочка всё спала, погружённая в свои сновидения, далёкие от тревог ночного леса и таинственного дома.
4.12 Не здесь и не сейчас
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Эхо забытых. Тени живых
© Copyright: Лина Трунова, 2025
Свидетельство о публикации №225041001421
Свидетельство о публикации №225041001421
Рецензии