40. Зомби за стеклом Сегментария

     В этот прекрасный весенний день я направлялся к Сегментарию. Ветер развевал полы зеленого плаща, песок был белым, небо лазурным, а море - море тоже зеленым. Птеродактили высоко в небе выхватывали друг у друга крупную рыбу. Я смахнул с щеки чешую и неспешно продолжил свой путь.
     Около двенадцати часов по полудню я остановился и присел в тени раскидистой смогвы, достал из дорожной сумы сладкие плоды юклка и припал к фляге, выдолбленной из тыквы, с родниковой водой.

     Восстановив таким образом свои силы, я довольно быстро прошел оставшийся путь, и невольно закрыл глаза ладонями, защищаясь от бликов зеркального шара Сегментария под почти отвесными лучами солнц. Однако одна странная подробность привлекла мое внимание: один из сегментов был черным. Он был, как черная дыра, что поглощает свет, и не выпускает его за горизонт событий.
     Вот этот-то сегмент и заинтересовал меня в этот раз. Я внимательно стал всматриваться в темноту, удерживаясь руками за соседние зеркала, чтобы не быть втянутым во мрак за сегментом.

     Мир внутри был подобен склепу. Это была обитель страданий и боли. Целая страна людей, а присмотрись, - один человек, сидящий посреди склепа, белесыми, пустыми глазами смотряший в пустоту. Боль, выкручивающая все тело, ощущалась сквозь стекло. Здесь не звучали человеческие слова, не было тепла человеческих душ.
     Длинные седые волосы падали вниз, из них выступали руки, брошенные на клавиатуру дней, где он сам себе писал сообщения, на которые сам себе и не отвечал. Где он искал человека, а находил зомби, которые постепенно выедали его душу, наполняя его своим безучастием ко всему, пока он и сам не стал мега-зомби.
     Он был безработным этого мира, у него не было целей и желаний. Никаких перспектив в жизни, если жизнь в склепе можно было назвать жизнью. Он состоял из мириад сущностей. Он был абсолютно один. Абсолютное одиночество.

     Одиночество, боль, отчаяние, и одновременно отчужденность и тоска были настолько осязаемы, что я присел на корточки, силясь не быть втянутым в зазеркалье. Невозможно было дышать без ломящей ломовой боли. И я не знал, как помочь этому существу, этому легиону существ, его образующих. Светлый образ двух солнц озарил надо мною струящееся крестом световое гало.
     Собрав остатки воли в кулак, я достал из кармана еловую шишку, поджог ее и бросил внутрь склепа, который озарился в тот час тысячами вспышек.

     Не помня себя, бежал я в этот день от Сегментария, бежал по солнечному дню, белому песку, под лазурным небом над белыми бурунами волн зеленого моря, и все преследовали меня белесые пустые глаза мрачного мира - прочь, прочь, прочь от меня!
     Мой зеленый плащ развевался по ветру, когда я уже очутился в нашей пещере и прижался к пушному динофелису Максу, удивленно фыркнувшему. Вот это был денек, скажу я вам!
    
     На другой день я снова стоял у раскаленного солнечными лучами Сегментария, снова читая в монастырской библиотеке старинную рукопись.
     Как же, дорогой Феникс, тебе удавалось читать эти страницы? - спросит благодарный читатель, и отвечу я. Внутри сегмента я не задавал себе таких вопросов, и легко запоминал текст...