Глава 2 V-Продукты инструкция по забвению

Глава 2: «V-Продукты: инструкция по забвению»
Глава, погружающая нас в абсурд повседневности, где даже продукты становятся метафорами внутреннего распада, брат, как чистый лист, отражает бессмысленность ритуалов общества, а магазин «V-Продукты» — алтарь, где поклоняются забвению.
Магазин «V-Продукты» напоминал бункер, построенный безумным фармацевтом, вывеска, перекошенная от времени, мигала буквой «V», которая временами превращалась в «;» — символ, позаимствованный у психбольниц, витрины были забиты банками с мутной жидкостью, с надписью «Компот ностальгии. Срок годности: вчера». На дне одной из них плавала мушка в свитере — возможно, чей-то бывший дед.
Брат стоял у входа, сжимая пачку листовок, которые ему вручил менеджер с лицом, словно слепленным из теста для пельменей. «Раздавай, но не думай», — сказал тот, сунув ему в карман жетон с надписью «Сотрудник дня». Жетон был липким, как конфета, повалявшаяся в пыли.
Внутри магазина пахло тлением и надеждой, полки гнулись под грузом товаров, чьи названия звучали как диагнозы: «Хлеб-парадокс», «Сыр “Кризис идентичности”», «Вода “Тишина” (газированная слезами)». У кассы сидела Клава — продавщица с руками, похожими на мясорубки, и голосом, напоминающим скрип несмазанных качелей, её волосы были уложены в башню из пакетов, скреплённых заколкой-крабом.
— Опять ты? — спросила она, когда брат зашёл за очередной пачкой листовок.
— Я… эээ… новенький? — он улыбнулся, как ребёнок, впервые увидевший фокусника.
— Ты — как проклятие. Каждый день одно и то же.
Она протянула ему коробку с гречкой, на которой красовалась этикетка: «Зерно истины. Употреблять с сомнением», брат взял её, но крупа начала шевелиться, словно под ней копошились чьи-то пальцы.
— Не роняй, — прошипела Клава. — Иначе придётся продавать тебя на вес.
У выхода, где брат раздавал листовки, толпились призраки покупателей. Старуха в платье из газет пыталась прочитать текст на V-знаке, прикладывая к глазам лупу-пузырь, мужчина в костюме из рыбьей чешуи брал листовки пачками, засовывая их в рот и причмокивая: «Хрустит, как правда». Брат улыбался всем, не понимая, зачем они нужны.
К полудню на асфальте перед магазином выросла пирамида из брошенных листовок, ветер подхватывал некоторые из их и нёс к остановке, где бездомный пёс с глазами-пуговицами строил из них будку. На одной из бумажек кто-то нарисовал усы на лице менеджера и подписал: «Сбегу. Вернусь. Не ищите».
— Эй, новенький! — Клава высунулась из двери, держа в руке банку «Икра из тумана. 1991 г.». — Ты забыл, как взвешивать отчаяние?
Брат вошёл внутрь, возле полки с консервами «Селёдка экзистенции» стоял подросток, тыкавший пальцем в жестяную банку.
— Она живая? — спросил он, поднося банку к уху.
— Нет, — ответил брат, как учила Клава. — Она просто грустит.
Клава закатила глаза и бросила на прилавок нож, которым резала колбасу «Ностальгия». Ломтики падали на весы, стрелка которых всегда показывала «500 грамм» — даже когда на чаше лежал воздух.
— Смотри, — она сунула брату в руки чёрную свёклу с надписью «Свёкла “Память”». — Если разрежешь, пойдёт сок, красный, как ваши лозунги.
Брат надкусил овощ, вкус был металлическим, как будто он жевал батарейку, из надкушенного места потекла жидкость, оставляя на полу следы, похожие на карту метро. Клава засмеялась:
— Видишь? Даже свёкла умнее тебя, она помнит, где её корни.
К вечеру, когда брат собрался уходить, он заметил, что граффити на стене магазина изменилось. Вместо «Скидки на прошлое — 90%» теперь красовалось: «Ваши воспоминания — наш бестселлер», а рядом со стеной лежала кисть, обмотанная волосами.
— Завтра придёшь? — спросила Клава, вытирая руки о фартук с рисунком атомного гриба.
— Я… эээ… не знаю.
— Не переживай, ты всё забудешь.
По дороге домой брат наступил на листовку, которая прилипла к его ботинку. На её обороте кто-то написал кровью (или кетчупом «Апокалипсис»): «Спасибо, что выбрали нас. Выбор — ваша иллюзия».