Глава 21. Встреча летчика с партизанами

Глава 21 ­Встреча летчика Андрея Громова с партизанами
­

Командир и комиссар партизанского отряда видели все!

Они видели всё:

-Весь этот скоротечный бой двух советских самолетов с торпедными катерами немцев
-Как торпедные катера немцев пытались окружить линкор .Как два наших штурмовика вступили в бой
-Как, сбросив бомбы на торпедный катер, один штурмовик был подбит и упал в море. -Как второй штурмовик точным попаданием нескольких бомб уничтожил и затопил второй торпедный катер
-Как во второй штурмовик попала пулеметная очередь.
-Как герой-летчик со второго штурмовика направил свой самолет на таран, а сам спрыгнул с парашютом в последний момент

Они видели, что в бухте Фиолент транспортный корабль, ценой жизни двух летчиков-героев, которые потопили два торпедных катера немцев, выполнил задание: выгрузил продукты и боеприпасы на берег и ушел в море.

И сейчас они видели, как две спасательные шлюпки с немецкого торпедного катера, обогнув мыс бухты Фиолент, гребли к пустынному берегу — прямо на них.
— Да... — сказал коренастый мужчина, комиссар партизанского отряда Василий Железнов, обращаясь к другому.
— Ян, на наших глазах двое молодых ребят совершили подвиг.

И никто в этой военной суматохе даже не узнает, кто они, как их имена и фамилии, откуда они родом...
— Второй летчик выпрыгнул с парашютом, — сказал Василий. — Может, он выжил?
— Василий, ты прав.

Эти ребята — герои, — ответил командир партизанского отряда Ян Брунос, высокий мужчина с легким прибалтийским акцентом.
— Но второй летчик вряд ли выжил.
Скорее всего, погиб как герой.
Знаешь, я в России уже живу больше 20 лет ...
Да и ты тоже. И все это время поражаюсь силе духа русского солдата.

Россию никогда и никто не победит!!! — сказал комбриг Брунос, как называли командира партизаны в отряде, уверенным твердым голосом.

— Ну что... Нам пора, — продолжил он. — Собирай отряд.

Пойдем постреляем этих недоутопленных фашистов. Нам надо доделать дело этих двух героев-летчиков.
Комиссар Железнов дал команду стоявшим сзади них группе партизан, и они все стали спускаться вниз с горы навстречу подплывающим немецким шлюпкам.

Спустившись вниз с горы к пляжу, партизаны сделали засаду за большими валунами и стали ждать прибытия шлюпок.
Вторая спасательная шлюпка с немецкого торпедного катера, в которой оказался Андрей, все больше отставала от первой.

В первой шлюпке было 9 немцев: шестеро гребцов, два офицера и рулевой, а во второй — только 5 немцев: четверо гребцов и один рулевой, и еще Андрей, который решил изобразить контуженого.
Он держался за голову, широко открывал рот и руками показывал, что ничего не слышит, когда к нему пару раз обратились.
А на берегу партизанский отряд в засаде уже ждал немцев, которые подплывали всё ближе.

Андрей понимал, что ему надо действовать, не дожидаясь прихода шлюпок к берегу, иначе его хитрость раскроют и расстреляют. Четверо гребцов его лодки двумя руками держались за вёсла и гребли.
Из оружия у каждого из них был автомат, который они держали между ног на дне лодки.

Андрей сидел на корме шлюпки, нащупал свой финский нож, который он привязал к руке ещё в воде, достал его и, спрятав за спиной, стал на четвереньки.
Он начал кашлять и потихоньку подползать к сидящим к нему спиной фашистам.
Как только первая лодка коснулась земли, он, разжавшись как стальная пружина, прыгнул на первую пару гребцов.
Первым ударом он вонзил нож в шею немцу и тут же, запрокинув голову второго, перерезал ему горло.
Сидящие на первой скамейке немцы ещё ничего не поняли — так скоротечен был бой.

Но всё видел рулевой лодки.
Он бросил руль, достал свой автомат с пола лодки и, передёрнув затвор, выстрелил в Андрея короткую очередь.
Андрей мгновенно упал на дно лодки, и автоматная очередь пронзила одного из сидящих спиной к рулевому гребцов и труп другого моряка, которым Андрей, падая, прикрылся.

Через секунду Андрей, изловчившись, метнул финский нож в рулевого, который стрелял из автомата, и попал ему прямо в горло. Рулевой захрипел, уронил автомат, изо рта у него пошла кровь, и он выпал из лодки в воду.

В лодке остались один немец-гребец и Андрей.
У немца была ранена рука после неосторожной очереди из автомата, которую сделал рулевой.
Он лихорадочно искал автомат, нашёл его, но никак не мог его перезарядить раненой рукой.
Андрей прыгнул на него всем телом и, схватив за горло, стал душить.
Немец был здоровый, и ногой отбросил Андрея.
Андрей отлетел на полметра и ударился головой о борт лодки. Немец, зажав автомат ногами, пытался всё-таки перезарядить его, и ему это удалось!
Андрей, падая, почувствовал спиной, что упал на ещё один немецкий автомат, и, просунув руки за спину, вытащил его. Передёрнув затвор, он выстрелил в вставшего в полный рост немца. Обе автоматные очереди прозвучали почти мгновенно, но Андрей выстрелил на секунду раньше.

Немец, держа автомат одной рукой, получил несколько пуль в живот, стал падать, и вся его автоматная очередь ушла поверх головы Андрея.
Весь бой в шлюпке занял не более трёх минут, но он был для Андрея целой жизнью.
Андрей осмотрелся. Все четверо фашистов в лодке были мертвы, и один мертвый выпал за борт.

— Это явно хорошая новость, — подумал Андрей с удовлетворением. Но после автоматной перестрелки, которую он тут устроил, вся шлюпка была в дырках от пуль и медленно стала наполняться водой. А до берега было ещё метров сто. Андрей сбросил трупы всех фашистов из шлюпки и осмотрелся вокруг.

А на берегу в это время шёл бой.

Первая шлюпка попала в засаду партизан. Партизаны, бросив гранату в подплывшую шлюпку, добивали оставшихся и пытавшихся убежать фашистов.

Андрей сел на вёсла и стал грести к берегу. В это время стрельба на берегу стихла.

Андрей с радостью подумал, что наши не дали уйти фашистам. Проплыв ещё метров двадцать, он встал в полный рост в лодке и стал кричать:
— Не стреляйте!
— Я свой!
— Я лётчик-штурмовик!
— Не стреляйте!!!

Комбриг с группой бойцов только что уничтожили группу фашистов, приплывших на спасательной шлюпке.
Комиссар должен был следить за второй шлюпкой. Комиссар подошёл к комбригу и сказал, передавая ему бинокль:
— Знаешь, Ян, похоже, этот парень не врёт.
Я только что видел, как он пострелял и повыбрасывал из шлюпки трупы немцев.
Похоже, это и есть тот лётчик-герой, который спрыгнул с парашюта.

— Ну что ж, дай подождём, как приплывёт, и разберёмся, — сказал комбриг.

Через несколько минут Андрей подплыл к берегу, вышел из лодки и представился:
— Я — командир 3-ей эскадрильи 8-го Авиополка, капитан Андрей Громов.
Это мы с Юркой, моим ведомым, топили торпедные катера немцев. Потом мой самолёт подбили, и я решил таранить торпедный катер, а сам спрыгнул с парашюта.
Подплыл к тонущим немцам, переоделся во фрица, испачкался в мазуте и залез в шлюпку.
А дальше вы всё видели, — сказал Андрей, улыбнувшись.

Комбриг смотрел на этого мокрого, в мазутных пятнах и в окровавленной белой немецкой матросской робе с фашистским орлом на груди человека с явным интересом.

Как вдруг из-за его спины вышел комиссар и взволнованным голосом закричал:
— Андрей! Андрюша! Это ты? Как ты вырос!

Теперь уже удивляться пришло время комбригу. Комиссар Железнов подбежал к Андрею и обнял его:
— Это я, дядя Вася Железнов. Ты дружил с моим сыном Пашкой, Паулем, — добавил он вполголоса.

Андрей опешил.
Он знал, что отец Пашки был репрессирован в 1935 году, и о нём никто ничего не знал, даже Пашка.
Василий снял кепку, и Андрей узнал его. Сомнений больше не было — это действительно был отец Пашки, дядя Вася, только с полностью седыми волосами на голове.
— Дядя Вася! — воскликнул Андрей, и они обнялись, как обнимаются на войне родные и близкие люди, которые не виделись долго.
— Так... если я правильно поооонимаю, — снова перешёл на свой юморной латышский акцент комбриг, — воссоединение ребят из нашего двора произошло.

Ура товарищи!! Василий, ты точнооо знаешь этого грязного и дурно пахнущего молодого человека в немецком исподнем? — спросил он, смеясь.
— Знаю, знаю, — скороговоркой сказал Василий.
— И ты подтверждаешь... — начал было комбриг.
— Ну, хватит, — перебил его комиссар. — Подтверждаю, подтверждаю.
— Вот так всегда с ним: не услышал что, а уже подтвееерждааает, — снова засмеялся комбриг.
— Ты подтверждаешь, что это парень — друг твоего сына?
— Да, отстань ты, латышский зануда, — сказал Василий. — Подтверждаю, это Андрей Громов.
— Ну, хоросооо, — давясь от смеха, сказал комбриг.

Держась за животы, смеялись во весь голос все партизаны, которые слышали этот разговор.
Их комбриг был сильный, умный, волевой командир, и весь отряд его уважал, готов был отдать жизнь по одному его приказу.
Но комбриг был ещё и человеком с прекрасным чувством юмора. Будучи латышом, он прекрасно, без всякого акцента, говорил по-русски, но когда хотел над кем-то пошутить (а чаще всего этим «кем-то» был его друг комиссар), он всегда дурачился и говорил нарочно с латышским акцентом.

Когда все отсмеялись, комбриг твёрдым голосом скомандовал:
— Соберите оружие немцев, посмотрите, может, что в шлюпках есть ценное, и уходим на базу.

Ближе к вечеру они пришли на партизанскую базу.
На базе, у ручья, Андрей помылся от мазута и, переодевшись в чистое белье, надел новую гимнастерку.
На базе, кроме продуктов и оружия, был так же запас солдатского обмундирования.
Комбриг пригласил его поесть, и они втроем — Андрей, комбриг и комиссар — сели ужинать.

— Мы видели весь ваш бой с берега, — начал разговор комбриг. — Все видели, — как вы потопили немецкие торпедные катера, как твой друг был подбит и затонул, и как ты геройски потопил второй торпедный катер воздушным тараном.

Андрей, вы настоящие герои, — закончил комбриг.
— Ну какие мы герои, — ответил Андрей.
— Это наша работа. А Юру, моего ведомого, мне очень жаль — он еще совсем молодой парень, не смог выйти из пике и был сбит. Вообще говорят, что по статистике у летчика-штурмовика, когда он впервые садится за штурвал самолета, есть максимум в запасе 5 вылетов, 5 шансов, и дальше — все... смерть, — сказал Андрей.

— Но не будем о плохом.

Дядя Вася, у меня для вас есть очень хорошие новости: ваш сын... Пауль, Пашка жив, и я с ним встречался в самом начале войны.
— Жив?! — воскликнул комиссар Железнов.
— Господи, как же я рад!
— Фааасилий, — начал опять с латышским акцентом комбриг,
— Ты же комисссссар нашего отряда, коммммммунист... ябббы сказааал, ну что ты так кричишь и "Господа Бога", как говорят по-русски, в суе, вспоминаешь? Бойцы тебя не поймут.
— Сказал он с серьезным видом и, не сдержавшись, расхохотался.
— Так, раз мой сын жив — предлагаю по маленькой, — сказал комиссар и достал бутылку немецкого шнапса. — Вот, трофейный.
Он разлил шнапс по рюмкам, они выпили, а Андрей продолжил:

— Дядя Вася, прежде чем я вам расскажу про Пашку, то, что знаю, вы пообещайте, что не будете переживать и волноваться, тем более что все с ним сейчас, я думаю, нормально.
— Обещаю, — сказал комиссар Железнов и, разлив всем по второй рюмке шнапса...
Выпив и закусив, Андрей рассказал о том, как 22 июня 1942 года он ехал на поезде в свою часть в Брест, как немцы разбомбили их эшелон и как, уйдя в лес, они напоролись на группу диверсантов.

Андрей сделал паузу и сказал:
— Дядя Вася... только не волнуйтесь...... одного немецкого диверсанта я узнал. Это был мой друг и ваш сын Пашка!

У комбрига и комиссара глаза от удивления полезли на лоб.
В комнате, наспех оборудованной под штаб, воцарилась гробовая тишина.
Комиссар и комбриг не смотрели друг на друга и молчали.

Андрей, выдержав театральную паузу........., сказал:
— Ну а дальше мы с Пашкой встретились, обнялись и вдвоем перестреляли всю немецкую диверсионную группу... — сказал Андрей и засмеялся.

— А потом еще и одного Генерала Красной армии мы с Пашкой спасли, и я потом всех на угнанном немецком транспортном самолете вывез к своим через линию фронта.

Пашка в том бою был слегка ранен. Он спас жизнь Генералу, закрыл его своим телом, и генерал обещал похлопотать за него перед командованием.

— Как фамилия Генерала? — спросил комбриг.
— Генерал Крутов, — ответил Андрей.
— А я слышал про него, — ответил комбриг.
— Про него в войсках говорили... наглый и дерзкий кавалерист на всю голову, но мужик порядочный.

Если Крутов сказал, что поможет твоему сыну Павлу, тем более что он его от пули спас, значит, все будет хорошо, — сказал комбриг.
— Эх... Андрюха, я сейчас тебе уши, как в детстве, надеру! — ты что, меня, старика, в гроб загнать захотел?
Мой Пашка — враг, диверсант!! — сказал комиссар и засмеялся вместе со всеми.
— Ну рассказывай, что ты еще знаешь. Про Пашку... — попросил комиссар Железнов.
— Ну, я, конечно, подробностей не вспомню уже, но вкратце Паша рассказал о себе вот что... После вашего ареста Паша с вашей женой уехали в Польшу. Паша там учился...
— Да, в Варшаве у жены жили родители, она полька, Ковальская, — сказал комиссар.

А потом... Андрей прервал свой рассказ на секунду и сказал:
— Потом вашу жену убили в 1938 году в Варшаве, во время еврейского погрома, случайно, на улице.
Ее убили фашисты, которые громили еврейский квартал, а она там случайно оказалась, — закончил Андрей.

Комбриг и комиссар сидели молча и, опустив головы, смотрели на каменный пол пещеры.

Комиссар поднял голову первым и сказал:
— Я очень любил свою жену, мою Марту. Она была польская революционерка. Мы с ней познакомились еще в 1915 году в Польше, поженились, вместе решили ехать в Россию делать мировую революцию...
Она родила мне сына Пашу... — продолжил он.
— Пусть земля ей будет пухом. Вот война закончится, мы победим — обязательно съезжу в Варшаву на ее могилу...... — сказал Василий Железнов.

— Ну а что же было дальше? — спросил он Андрея. — Что с Пашкой? Как он оказался в Германии?
— А тут все просто, — заулыбался Андрей. — Приехала ваша сестра и Пашина тетка Грета... И раскрыла ему страшную тайну, — со смехом продолжил Андрей, что он никакой не Ковальский, а граф Пауль фон Берг, и увезла его к вам домой в Пруссию.

Комбриг от удивления аж ахнул и закашлялся.
— Так, так, так... Так ты, Ффффаасилий, граф, оказывается, прусский аристократ?
— Да... ушшш, пригрел я на груди дворянского недобитка... — начал он и засмеялся.
— Ну какой я граф, — засмущался Василий Железнов.

— Я с 16 лет с революционерами. Отказался от всего — от всех званий, титулов — и воевал вместе с тобой, латышским пьянчужкой, против графов и князей в гражданскую... — на одном дыхании выпалил комиссар.
— Да-да, тетка Грета, ваша сестра, со слов Пашки про вас так и говорила: "Ты сын моего непутевого брата".
— Про неееепутевого я, кстати, согласен — опять смеясь с латышским акцентом, бросил фразу комбриг.
— Очееень мудрая женщина!!
— Ян, да заткнись ты! — смеясь, крикнул на комбрига комиссар.
— Я молчу, молчу и слушаю! — притворно замахал руками комбриг.

Ну а дальше, Пашка стал Паулем фон Бергом, получил немецкий паспорт, учился в немецкой школе в Берлине на полном пансионе, и потом ваша сестра, Пашина тетка Грета, его как прямого потомка аристократического рода, определила Пашу в Берлинский кадетский корпус.

Он проучился там 2 года и в 1940 году должен был бы получить звание лейтенанта вермахта. Но случилось горе. Тетка Гретта в начале 1941 года умерла.

А Пашка в один прекрасный день проснулся в грязной одежде на призывном пункте Берлина с документами на имя Пауля Ковальского.
Сказка, как говорил Пашка, закончилась.
— А что случилось? — спросил комиссар. — Я ничего не понял...
— Я уже не все точно помню — как встретитесь, Пашка вам расскажет.

Но, по-моему, ваш племянник Гюнтер, сын тетки Гретты, уже закончив этот же Берлинский кадетский корпус и пошел служить в СС, и за то, что Пашка не чистокровный немец, а сын польки, и за то, что он жил в СССР, его сильно ненавидел.
И там еще что-то было с наследством — вроде Пашке тетя Грета что-то завещала.

Так вот, Гюнтер опоил Пашку каким-то снотворным, вывез из Кенигсберга в Берлин и бросил на улице у призывного пункта, забрав все документы на имя фон Берга, оставив только документы на имя Ковальского. Пашка не стал ничего делать — не стал восстанавливать свои немецкие документы, не стал судиться с Гюнтером, искать виноватых.

Он понимал, что скоро война. В это время в Берлине не просто пахло... а воняло войной, как говорил Паша.
Он понял, что это его шанс — пойти в вермахт, а потом перейти линию фронта и сдаться Красной армии, и, рассказав им все о себе, воевать против фашистов.
— Наивный, наивный юноша... — мрачно заметил комбриг.
— Если б он так сделал, его точно бы расстреляли — продолжил комбриг.
— Ян, помолчи уже, ради Бога! Хватит каркать! — попросил комдива комиссар Железнов.

Ну а дальше все уже просто: на призывном пункте он заполнил формуляры, написал, что знает три языка, и в том числе русский, и сдал формуляр.

Стал ждать направления в какую-то часть. В это время к нему подошел какой-то сын белоэмигранта и сказал, что он из русского батальона "Бранденбург-800", и предложил Пашке служить в батальоне.
Пашка согласился, а этот батальон оказался разведшколой немецкой разведки Абвера.
И вот 22 июня 1941 года Пашка так и оказался в лесу под Брестом в отряде диверсантов, и все это время после десантирования думал, выбирал, как и когда ему уходить к своим.

А тут я его нашел! — засмеялся Андрей.
Сначала я не узнал — напал на немца-радиста ночью, стал его душить сзади, а он вдруг голосом Пашки мне и говорит: "Андрюха, ну харэ!! Харэ уже драться — отпускай меня!!"

Я помню, прям там и обалдел — повернул немца, и... точно, это мой Пашка Железнов, мой братик. — закончил рассказ Андрей.
— Да... уж, вот это... история, — сказал комбриг.
— Андрей, а потом ты говорил, что вы постреляли немцев, и Паша еще генерала спас?
— Да-да, — ответил Андрей. — И потом его отправили в госпиталь. Думаю, он сейчас служит где-то в Красной армии, может быть, в разведке... Генерал обещал рассказать про него какому-то главному разведчику.

— Ну, слава богу, — ответил комиссар.
— Вась... — начал фразу комбриг...... — я тебе, как зек зеку, скажу.
Не факт, что все будет хорошо.
С такой биографией его будут или долго "мурыжить", проверять... ну... или не будет ничего, — сказал комбриг со вздохом.
— И... и по законам военного времени...... его могут...
— Ян! — резко оборвал комдива Василий Железнов.
— Ну, прекращай ты уже... не зли меня... а то я сейчас тебя точно, как болтуна, расстреляю...
— Сидит, тут, каркает и каркает...

Мой сын Пашка сильный, он все выдержит, и все будет хорошо — сказал о своем сыне Пауле комиссар партизанского отряда имени Коминтерна, коммунист Василий Железнов.