Интоксикация. Отрывок из новеллы

- От тебя за версту веет Петербургом, - впервые услышала она его голос, - ты даже кутаешь ладони зябкие, как "Незнакомка" Крамского и чуть склоняешь голову, словно слышишь мои немые вопросы. Вот представь: мы едем в пролётке по городу, в дАли, за несущейся мглой. Как призрак, тает в распашонке снега крепость, и я задаю тебе незрелые вопросы. Вот первый из них.

- Ты, наверное, любишь Питер, пристанище чудеснейших поэтов? Поведай, расскажи об этом сумасшедшим граде.
Она заговорила горячо и почти страстно.
- Люблю, до ненависти... Ты понимаешь, как это можно любить и ненавидеть одновременно? Я иногда думаю, что этот город может отнимать силы, он захватывает тебя мгновенно и полностью овладевает твоими мыслями, заставляет их двигаться по руслу только одному ему подвластному: вот Нева, пытается иной раз выйти из берегов, но переполняющая её страсть приносит беду людям, улицам, домам. Я боюсь этой таинственной силы... боюсь своего собственного безмолвного страха от могущества и красоты этого города. Но, ведь любовь бывает и тогда, когда узник готов полюбить свои кандалы.

От тяжести и двойственности этих чувств можно найти спасение: пролётка, приютившая нас, кажется крепостью и очагом, горячим чаем со смородиновым листом и вкусом поцелуя нежного, целомудренного, едва касающегося губ и шепот незрелых вопросов, заглушающих вой ветра и две судьбы, уносимые в глубину заснеженной ночи...

Она продолжала, как будто говорила сама с собой.
- Моё настроение всегда совпадало с пасмурным, дождливым Петербургом, поэтому я любила гулять по набережной Невы, наблюдая бесконечное движение волн серо-пепельного цвета. Это походило, скорее, на монотонное раскачивание ртути каким-то мощным устройством, установленным на дне. Я была в юном возрасте, когда меня первый раз привезли в тогдашний Ленинград.

Восхищениям не было предела: каким образом маятник Фуко сбивает спичечный коробок, как разводят мосты и почему нельзя пролезть за красную заградительную ленточку, чтобы потрогать усыпанное драгоценностями платье, представленное для обозрения туристам в покоях Зимнего дворца? Наверное, в этом городе невозможно жить и не быть творческим человеком, столько причин для живого ума, сердца и души! Даже мои наблюдения через замутнённое стекло на колодец спускающихся вниз во двор окон, были похожи на фантазии сочинителя, воплощающего свои страхи, сомнения и догадки в мистические образы. Я с недоверием относилась к лестнице с чёрного хода: мои представления о присутствии там нечистой силы подтверждались жуткими запахами - смесью кошачьей мочи, отсыревшей краски на стенах и затхлого воздуха из-за заколоченных намертво рам.

- Ты хочешь ещё слушать меня? - спросила она, заметив, что он сосредоточенно смотрит на рекламный проспект.
- Я слушаю тебя, на свете мы одни и то, что вело нас навстречу, не думай о другом.

Наверное, вся необыкновенно яркая, влажная, изумрудная зелень проступила в радужке её глаз в тот момент, когда он говорил ей эти слова: "на свете мы одни и то, что нас вело навстречу". Даже последовательность слов в этой фразе вызывала в ней внутреннюю, колотящую дрожь и сомнение в том, что это сказано для неё. Оказывается, так бывает, но раньше она не верила в это. Она продолжала.

- В воспоминания вторгаются грохочущие трамваи, подающие резкие звонки, заставляющие вздрагивать нерадивых пешеходов, перебегающих стальные рельсы-пути, но больше всего восхищало метро с длиннющими эскалаторами из-за глубины подземных станций. Вот где было всегда светло и можно укрыться от холодных балтийских ветров, несущих на город огромные, низкие тучи, готовые пролиться обильными слезами!  Были опасения, что я не сумею вовремя перешагнуть с движущейся лестницы на твёрдую площадку, и мой туфель затянет куда-то вниз под ускользающие ступени. С нарастающим гулом приближалась электричка и нужно было сосредоточиться на том, чтобы вовремя проскочить между двумя половинками дверей, которые смыкались очень быстро, так мне казалось.

Прогулки по Летнему саду хотелось совершать только в одиночестве. Представлялось, как я встану возле толстоногого дерева с огромной кроной и от порыва ветра все листья сразу, одновременно обрушатся на меня, укроют с головой, и я задохнусь в этом объёме шелестящего шороха и нежных прикосновений. Успею ли я разгрести копну, окутавшую меня прелым запахом слетевших умирающих листьев?

За покупками всегда ехали в ДЛТ (Дом Ленинградской торговли). Это было событием, равнозначным походу в Русский музей. Проходили по этажам, осматривали все предложения одежды, обуви, сувениров, подарков. На это уходило несколько часов, но никто и не жалел о потраченном времени.

Увлечённая рассказом, она не замечала, как он сосредоточенно вращал в одну и ту же сторону пуговицу её пальто. Внезапно он вздрогнул, увидев, что обтянутый кожей диск оторвался и лежит на ладони...