Держись, мой ангел, я с тобой

Такие дни, как сегодня, я называю Пушкинскими и непременно декламирую перед окном:
– «Проглянет день, как будто поневоле, и скроется…», промозглый до костей.
И всегда следом идёт:
– «Я пью один, со мною друга нет, с кем горькую запил бы я разлуку…»
Именно сегодня каждая буква поэта прямо с меня списана – сегодня развод в его последней фазе. Восемь лет брака коту под хвост. Осталось выполнить какое-то последнее требование бракоразводного судьи с искусственным интеллектом – и всё.
– «Я свободен, словно птица в небесах…»

Только не пойму, отчего так на душе погано. Умом понимаю, что в любой семье на грани развода, каждый из супругов думает: вот бы вторая половина стала другой, и все раздражающие привычки раз! – и убились бы сами собой. Вот тогда бы мы зажили! Но мне мудрости не хватает поступить правильно. Обидки одолевают. Решил залить их горячим кофе с печенькой. Благо в кафешке напротив с этим полный порядок.

В домашних шортах, старой майке и стоптанных тапках я сквозь мерзкую изморось добрался до кафе, умные двери которого узнавали меня метров за пять и услужливо широко распахивались.
– Привет, – кивнул я бармену Иванычу и жестом обозначил, что мне тот же заказ на то же место.
Старое кресло у края дальнего окна всегда было пустым. То ли мистическим образом хранило мне верность, то ли Иваныч умел предложить гостям более комфортные для них места. Устроившись поудобнее, я раскрыл гаджет и проворчал:
– Ну, поехали, – и для начала оплатил пошлину за оформление развода.
Потом заглянул на страничку бракоразводного судьи, чтобы выполнить какое-то его последнее требование.
– Ёхи-матрёхи, – застонал я, когда увидел, что от меня требуется.
Двоякое настроение начало заваливаться на тёмную сторону. Но тут Иваныч поставил передо мной большую чашку густого эспрессо с крошечной печенькой, и внутренняя гармония вернулась.

Я отхлебнул божественное пойло и попробовал расслабиться. Кофейный аромат со всех сторон, весёлое звяканье столовых приборов, бодрые разговоры посетителей – казалось, что жизнь хоть и дерьмо, если говорить объективно, но иногда всё не так плохо.
Я поставил чашку на столик и взялся за требование судьи – описать первую встречу с женой. Вдолбил в гаджет пяток предложений, победно выдохнул:
– Держи, фашист, гранату! – и запулил текст на страницу судьи с искусственным интеллектом.
Вот и всё. Осталось дождаться положительного решения. Через пару минут я свободен. Свободен, как орёл! Или как олень.

Минута – и моя свобода отзвякала марш Мендельсона. Н-да, не докручивает искусственный интеллект с юморком. С кислой миной я взглянул на экран гаджета. Однако вместо разводных реквизитов увидел новое требование судьи: «Ваше описание первой встречи с женой носит недопустимо формальный характер. Хотелось бы увидеть в тексте большую душевность. От её количества будет зависеть размер Вашей доли при разделе совместно нажитого имущества».
– Снова-здорово! – охнул я, не зная, как выразить своё недоумение. – С каких это пор искусственный интеллект научился контролировать уровень «душевности» в тексте?

Мои попытки отбояриться от нелепых требований подверглись жестокому игнору со стороны бездушного судьи. Допив остывший к тому времени эспрессо и закусив его печенькой, я добавил к пяти предложениям ещё парочку. Отправил, восхищаясь своей смекалкой и стрессоустойчивостью.

В ответ двухминутная тишина. Наконец экран вспыхнул. На нём почти та же запись с издевательским предложением прослушать сообщение. Я даже вздрогнуть не успел, как на всё кафе загремел металлический голос с осуждающей интонацией:
– Ваше описание первой встречи с женой носит недопустимо формальный характер. Хотелось бы увидеть в тексте большую душевность. Размах и эпичность ощущений. От этого будет зависеть размер Вашей доли при разделе совместно нажитого имущества.
Все обернулись ко мне с уместным осуждением на лицах. Только бармен Иваныч деликатно отвернулся к винтажной кофемашине.

Не досада, не злость, а полномасштабная ярость охватила меня. Душевности в моём тексте не хватило искусственному интеллекту? Серьёзно? Ну что ж, будет тебе эпос. Держи, фашист, дюжину гранат. Чёртову дюжину гранат!

Показал жестом Иванычу, что желаю ещё пару густого эспрессо с одной печенькой, и с разъярённым сердцем принялся вспоминать трагическую первую встречу с женой. Так и назвал свой «душевный» рассказ – трагедия. Эпическая трагедия. Ибо некоторые имена, в силу приватности, пришлось поменять на былинные.

***
Эпическая трагедия

Предзаказ Деду Морозу малолетняя наследница Емели Покровителя оформила ещё летом. Что-то накарябала на тончайшей бумаге, сунула листок в большой пластиковый пакет, запечатала его объёмной маркой и опустила в громоздкий антикварный почтовый ящик.

Забалованный всем миром Емеля Покровитель велел немедля вскрыть конверт и к Новому году приготовить девчонке знатный гостинец. Специально подготовленные сотрудники с подобающим энтузиазмом взялись за дело: ровно в полночь с трепетом извлекли драгоценный конверт из старого ящика, внимательно осмотрели марку и попробовали снять её. Тут и начались неприятности, которые привели к моей личной трагедии. И не только моей.
Печать оказалась слишком твёрдой, а бумага слишком тонкой. Когда расправили всё, что от неё осталось, сумели прочитать только такие каракули: «…ОТ МОРОЗКО В…»
Долго спорили, что же этому чаду сунуть под ёлку. То ли от самого Морозко какой-нибудь веломотик на протонной тяге, то ли неких живых отморозков из какой-то сетевой игры. Советники было сунулись к папаше с вопросом, но Емеля Покровитель, вечный трудоголик, вникать не стал и на ходу кинул:
– Отморозков, так отморозков. Но не абы каких, а самых лучших!

Служащий Емеле Покровителю народ, рождённый во благо его, приуныл. Однако делать нечего, взялся исполнять свои волшебно отмороженные обязательства.
Люди шептали, что наследница просто пошутила. Только это ничего не меняло: хоть рожай, а положи под ёлку в урочный час хотя бы пару отборных отморозков. А ежели кому не по силам просьба наследницы Емели Покровителя – его предназначение в другом. Вакансии на суровых рудниках далёких планет заждались бездельников.

Через пару дней все 3D-СМИ во всех квантовых воплощениях были переполнены предложениями: «Купим несколько отморозков. Быстро и дорого».

Ожидалось, что самые дорогие отморозки завалят подготовленные для них склады. Но время шло, а владельцы этих созданий не спешили внезапно разбогатеть. Хуже того, хозяева отморозков отказывались делиться даже сведениями о них. Экая подлость! Приунывший народ готовился к фантастически дурному Новому году.

– Мир катится к новогоднему апокалипсису, – шептали приближенные к Емеле Покровителю консультанты.
И всё из-за ерунды: наследнице Емели Покровителя захотелось пару самых лучших отморозков. Новогодний заказ наследницы вызвал пандемию шизофрении. И только ушлые консультанты проявили самообладание. Они проанализировали на свой лад события и записали в своих методичках новый способ управления населением – отморозный.

В то время я был кандидатом в самые младшие научные сотрудники института безоблачных проблем. Первого сентября директор согнал весь коллектив в спортзал и прохладно, как о прогнозе на ближайшее вселенское потепление, сказал:
– Нам доверили обнаружить лучшие экземпляры отморозков и доставить их под ёлку Емели Покровителя ровно к полуночи ближайшего 31 декабря. К Новому году там для наших отморозков будут созданы идеальные условия.
– Ух, ты! Ваши химеры самые злочинные! – завистливо вздохнул начальник лаборатории космических проблем. – Откуда такие?
Вместо ответа директор тут же оформил всем шизобретателям, игрофикаторам, кибернытикам и технокрадам института бессрочные командировки неведомо куда. Вскоре нас боевыми тройками распределили по гиперкосмическим катерам и запустили к разным галактикам.
– Без отборных отморозков и не думайте возвращаться, – прорычал вдогонку нам директор.

Разумные сотрудники института отчалили на катерах на приличное расстояние, вырулили на орбитальные трассы и умиротворённо погрузились в научное созерцание Вселенной. И только нам с Машей, кандидатам в мелкие научные сотрудники, пришлось ломануть в звёздную бездну. Потому что третьим у нас был институтский политпросветчик Итишкин. Увы, кандидатов в мелкие сотрудники всякий обидеть норовит.

Маша заметно огорчилась, глядя на нас с Итишкиным, но я с некоторой экзальтацией в манерах театрально воскликнул:
– Держись, мой ангел, я с тобой!
– Лады, – грустно прошептала Маша.
Из сочувствия к нам старенькая секретарша директора шепнула:
– Итишкин будет следить, чтобы вы не слонялись в рабочее время среди сомнительных звёзд.
– Лады, – кивнула Маша.

В полёте Итишкин сразу назначил себя командиром отряда и демократично откликался на кличку Дроволом. Это имя казалось ему сказочным. И даже былинным.

Наша командировка проходила в обычном для всех сотрудников института режиме: не изнурительном. Дроволом, как будущий былинный герой, шумно думал о главном: о торжественном выступлении при его награждении, о заказе новых с золотом парадных кителей, об огромном кабинете с мягкими умными креслами и о высоченной зарплате, подобающей его героическому усердию.

Маша, в которую я мгновенно влюбился, спала на иллюминаторах и перед сном любовалась звёздами. Я, конечно, понимал, что с ней беспутное делать нельзя, и потому назойливо впадал в лирику:
Звёзды утыкали космос,
Словно дырочки сыр.
Я привезу тебя в Бездну.
Дыр-дыр-дыр-дыр-дыр.

Или:
Держись, мой ангел, я с тобой!
Таков девиз по жизни мой.
Назначен я тебе судьбой.
Я охраняю твой покой.
Проснись и пой, и пой, и пой.

На что Машенька каждый раз говорила: «Лады». Так что в полной мере моя лирика осталась недооценённой. Даже Дроволомом, который усердно следил за нами и даже записывал что-то. Страстные стихи остались только в моей могучей памяти.
Кстати, Дроволом не обратил внимания и на Машин вопрос:
– Отморозки – это кто?
– Не всё ли равно? Упакуем эту дрянь под ёлку Емели Покровителя – и дело в шляпе, – отмахнулся он.
– Дрянь? – захлопала пышными ресницами Машенька.
Итишкин ехидно хмыкнул и, глядя ей прямо в глаза, громко заржал над тем, что недавно подумывал устроить эту дурищу к себе помощницей. Но Маша притворно ужаснулась и спросила:
– А если отморозки вредны для вашего политпросветного здравомыслия?
Политпросветчик уже собрался страшным гоготом выпятить её глупость, но засомневался: а вдруг и в самом деле отморозки дурно отразятся на его героическом теле?

В тот день Итишкин долго с профессиональным мазохизмом мучился сомнениями. Едва не предался бессоннице, и даже четверть часа томился, пока не засопел. Но, хорошенько выспавшись, он почувствовал в себе приток мудрости:
– Дубина! – прохрипел он в ухо пристроившейся на иллюминаторе Машеньке.
Политпросветчик постоянно доставал нас своими педагогическими замашками. Например, он почему-то решил, что высыпаться на работе – это ненормально. Однако любой работник института не понаслышке знает, что это всего лишь не очень удобно.
– Прекрасно, – буркнула девушка и на автомате представилась в ответ: – А меня Машей зовут.
– Знаешь, почему ты дубина? – засмеялся Итишкин. – Потому что я лучших отморозков положу не под ёлку Емели Покровителя, а привезу к начальству. А начальство умеет себя беречь. Так что отморозки стопудово безвредные.
– Зато Емеля Покровитель никого не умеет беречь, – простодушно возразила Машенька и велела мне изложить историю новогоднего подарка для наследницы простыми словами.
Я рассказал всё в предельно доступных выражениях.
– Откель информация? – удивился политпросветчик, но, вопреки традиции, тут же догадался. – Что ли на заборе прочитал?
– Ага.
– Ну вот, всякую шваль подзаборную политинформируют, а мне ничего не докладывают, – злобно запыхтел боец политпросветительского фронта.

Полученные унизительным путём сведения смутили и без того замутнённую совесть Дроволома. Он надумал обыграть директора и подложить ему свинью в виде отморозков под новогодней ёлкой Емели Покровителя. В обмен на большие погонные звёзды, само собой. И так он об этом размечтался, что едва не пропустил швартовку на планете Альфа-Бета-Зета.

Генеральный Президент планеты Альфа-Бета-Зета разрешил своей таможне пропустить груз с нашей сувениркой только в обмен на их канцтовары. Итишкин долго упирался, но после аргументов Маши согласился. Она напомнила ему, что нарушения закона круговорота сувенирки в природе уже приводили когда-то планеты к вооружённым конфликтам.
– И потом, торговля отморозками требует особо доброжелательных отношений, – добила она сомнения политпросветчика.

Однако даже наша сувенирная благонадёжность не помогла жителям планеты Альфа-Бета-Зета подарить нам отборных отморозков. Хуже того, они отказались описать, как выглядят лучшие образцы.
– Вы же знакомы с галактической конвенцией о нераспространении стратегической информации, – загадочно улыбнулся Генеральный Президент.
Тут мы, конечно, смекнули, что отморозки – это персоны огромного стратегического значения. От такой великой истины маленькие глазки на пухлом лице Итишкина вспыхнули карьерным азартом. И чем больше загадочности разводили вокруг отморозков Альфа-Бета-Зета-планетяне, тем круче в гору шла его надуманная карьерная кривая.

Несмотря на загадки планеты Альфа-Бета-Зета и очевидную бесперспективность наших новогодних хлопот, мы не спешили с отлётом. Дроволом отказывался верить, что его послали на первой же планете.
– Вот если бы на второй-третьей, – злобно шипел он. – Врут же, что нет у них наших лучших отморозков.

Чтобы не оскандалиться самому, политпросветчик решил оскандалить Машу, которую уже иначе, как народной массой, не называл.
– Слышь, которая из грязи, – повернулся он к Машеньке на стихийной планёрке, – Хочешь на минуточку в князи? Пойдёшь к Президенту в услужение. Партизанить в тылу врага умеешь? И запомни: без отморозков тебе на мой катер дороги нет.

Итишкин, от задубевшей в полётном безделье страсти к будущим званиям, стал беспощаден к научным лохам, как он нас называл в своих громких мечтах.
– Лады, – Машенька безропотно согласилась провести денёк-другой в роскошной обстановке президентского дворца.
Я с воплем «Держись, мой ангел, я с тобой!» записался добровольцем на ответственное задание. Дроволом долго не соглашался, ибо не мыслил себя без подчинённых.
– А кто будет перетаскивать отморозков на Ваш катер? – подобострастно спросил я.
Пришлось Итишкину уступить. В утешение, он объявил миссию секретной, назначил себя резидентом и начислил за резидентство сумасшедшие премиальные.

Неделю Машенька отдыхала душой и телом в приятнейшей обстановке. По её партизанской логике получалось, что секретная информация водится только в самых развесёлых местах. И действительно, там первые лица планеты Альфа-Бета-Зета рассказали ей много интересного, но не имеющего к отморозкам ни малейшего отношения.

Зато Маша сильно похорошела, ибо в разлуке с Итишкиным всякий похорошеет. К тому же стало очевидно, что на этой отсталой планете не то что об отморозках, но даже о самом Емеле Покровителе никто и слыхом не слыхивал.

Для политпросветчика этакое варварство оказалось непосильным. Он обманом заманил нас на катер и, пока мы обхихикивали Машины сплетни, нажал на стартёр.

Осерчавшая Маша нашла, как отомстить за этакий беспредел. Она пересказала Итишкину сказание об отморозках, якобы подслушанное ею. Полагаю, что Маша придумывала подробности прямо на маленьких глазках Дроволома.

А подробности были весьма необычны: то дохлые отморозки вдруг воскресали, отгрызали у самых достойных звания и, пожевав, выплёвывали; то крали самых лучших и уносили навсегда в отмороженные скрипучие миры; то пробирались на гиперкосмические катера и мешали думать о главном... Словом, всегда выходило, что Итишкину нигде от них житья не будет.

Ох и затосковал же с таких побасёнок наш политпросветчик! Глядит, бывало, на нас и прямо не знает, как ему нашими корявыми ручонками себе жар загрести, да беду отвести. Порой, вместо полуденного сна, он предавался обильным рыданиям. Но неутолимая Машина обидка в мстительном режиме прерывала его нытьё новыми жуткими деталями о суровых отморозках.

В свободное от мести время Машенька валялась на иллюминаторах, а я мелким бесом спешил скрашивать её досуг какими-никакими стихами. Входя в раж, я выл на весь катер:
Порой, ангел мой, мы боимся дышать,
Но держат нас мысли такие:
«Нас встретит Земля, наша общая мать.
А мы – это важно! – живые...»

И однажды Итишкин согласился вернуться без отморозков на родную планету. Тем паче, что до Нового года оставалось всего ничего. Смахнув на меня увесистую слезу от огромного разочарования, он рявкнул:
– Разворачивайте шаланду, вон туда! – и ткнул пальцем в какое-то светило.

Потом Маша клялась, что отправила катер ровно туда, куда велел наш былинный Дроволом. И тот, как ни вертелся, не смог оклеветать её.

Звезда, в которую якобы ткнул Дроволом, оказалась почти рядом. На одной из её планет по счастью была нехило загаженная атмосфера и окружающая среда.
Маша решила отвлечь Итишкина, чтобы он не путался под ногами в новой обстановке. Рассказала ему пару непристойных политических анекдотов, и бдительный политпросветчик убежал занести их в свои «Записки Резидента». И пока он подличал, мы нарядились в биоскафандры и катапультировались на поверхность животворящей планеты.

Что тут скажешь – нам было очень весело, пока мы думали, что скачем на карнавале аборигенов, разодетых в смешные провинциальные биокостюмы. До утра мы шумно отмечали годовщину какого-то энергетика. Местные ликовали и дебоширили до полной отключки. К утру все свалились там, где их настигло бессилие.
Машенька тоже впала в необычное состояние и вслед за провинциальными девчонками, потихоньку снимавшими с себя разноцветные тряпки, сняла свой биокостюм. А потом – о, ужас! – уболтала и меня к разоблачению, к этому антисанитарному безумству.

Очнувшись ближе к полудню, мы решили возобновить веселье и принялись всех будить. Открывая глаза, почти все закрывали их вновь. Сначала мы решили, что ослепительная Машина красота травмирует зрение аборигенов. Ушло много времени, прежде чем мы поняли, что они не в биоскафандрах – они такие и есть! Я едва не сочинил что-то саркастическое, но тошнота и омерзение убили моё творение в зародыше.
– Так вот вы какие, отморозки! – потрясённо воскликнул я.

Оказалось, что отморозки существуют! Прямо на задрипанной планете и в сумасшедшем количестве. Не медля ни секунды, мы сграбастали двух парней, так и не очухавшихся от вчерашнего, и оттащили их на наш гиперкосмический катер.

Пока Итишкин дегустировал общие суточные деликатесы в одно жало, катер рванул прямым курсом к новогодней ёлке Емели Покровителя.
Выдумщица Маша оказалась пророчицей: как только отморозки очнулись, они попросили своего энергетика и третьего товарища для компании. Причём, как и грозила Маша, именно командира отряда.
– А не то мы убьём себя, друг друга и отомстим вам за всё нами содеянное.

До самого дома Итишкин клялся отморозкам, что он их уважает. Поначалу он относился к этим пыткам как к сверхурочному геройству. Но потом втянулся и принялся сам доставать всех единственным на троих вопросом:
– Ты меня уважаешь?

И всё-таки наш былинный Дроволом хоть немного, но побывал в заоблачном звании: друганы-отморозки, выпытав самую заветную его мечту, от нереальной широты душевной назначили всех предводителями всего и отмечали свои новые звания до потери сознания.

Когда пришло время подкинуть их под новогоднюю ёлку Емели Покровителя, дабы порадовать наследницу подарком от доброго Дедушки Мороза, вдруг выяснилось, что девочка напрочь забыла о своей новогодней просьбе. Увидев на чистом полу жутких созданий, она навсегда утратила вкус к подобным предзаказам. Впрочем, когда отморозков привели в порядок, наследница нашла их компанию занимательной и даже написала благодарственное письмо Дедушке Морозу.

А перед тем Итишкин со своими уважаемыми отморозками явился пред строжайшие очи Емели Покровителя. С раскаянием и нижайшим почтением.
Удивительно, но Емеле Покровителю инопланетные отморозки тоже приглянулись. Он трудоустроил их в свою ближнюю свиту для дискуссий на метафизические, социальные и прочие темы.

Позже Итшкина, как не прошедшего медконтроль для политпросветчиков, сдали на критическое перевоспитание.
Меня, как «виновного в порче политпросветперсонала», пристроили на бесплатные общественные работы. Но как близкого друга отморозков, вскоре перевели на должность сказочника при театре пожилого зрителя.
Машеньку за все отчаянные проделки тоже славно наказали: из кандидата в мелкие научные сотрудники перевели в кандидаты в мельчайшие научные сотрудники. Впрочем, в штате института она по-прежнему значится как кМНС.

***
От нахлынувших воспоминаний глаза мои затуманились. Но сквозь слёзы я с неизбывным чувством мести отправил эту почти фольклорную трагедию судье с искусственным интеллектом и замер в ожидании ответа. Мне уже было всё равно. Воспоминания – и описанные, и последующие – нахлынули на меня.
– Маша, Маша, какой же дурак тебе в мужья достался. На кого ты меня бросаешь?
Мои беззвучные вопли прервал звонок от судьи. С заслуженной безнадёжностью я посмотрел на экран. Там был единственный вопрос: «Что наследница на самом деле попросила в тот год у Деда Мороза?»
О да, в тот год этот вопрос волновал многих. Так что пришлось власть предержащим открыть эту тайну народу. Незабываемую тайну. Так что я быстро отбрякал ответ:
«ХОЧУ, ЧТОБЫ ПОДАРКИ ОТ МОРОЗКО В КАЖДУЮ СЕМЬЮ ПОПАЛИ»

Минуту спустя судья с искусственным интеллектом спросил: «Дед Мороз исполнил желание наследницы?»
Разумеется, желание девочки было исполнено в полной мере. Я заверил в этом судью и даже привёл удивительные подробности.
Тут же судья поздравил меня с разводом и попросил выбрать макет бланка.
В полном отчаянии я торопливо застучал по гаджету:
«Развод отменяю. Мою принцессу Машеньку люблю пуще прежнего. Пошлину за отмену развода отплатил».
И следом Машеньке:
«Прости за всё. Я дурак. Держись, мой ангел, я с тобой!»
Допив мерзкий холодный эспрессо, я уставился на экран гаджета с робкой надеждой на «Лады» от моей волшебной половинки.