Рабинович и Задов. Путь двух возвращений

Рабинович и Задов. Путь двух возвращений

Кто такой Иосиф Давидович Рабинович?
Он не был популярным писателем,
не водил за собой тысячи,
не был первым раввином Одессы.

Но…

Он был умным, честным и тревожным евреем,
который искал ответ на главный вопрос своего времени:
как спасти евреев от боли, от изгнания, от смерти.



Он родился в 1837 году,
в местечке Резина, на берегу Днестра —
в семье, где раввины были в каждом поколении.
Отец — купец, дед — хасид,
а сам Иосиф с детства знал Мишну, Каббалу, Талмуд.
Он учился у цадиков, впитывал духовность с молоком матери.

Он стал предпринимателем,
занимался чаем и сахаром,
но главное — он служил еврейскому народу.

Открыл талмуд-тору,
вошёл в уездный совет —
единственным евреем,
и это была победа.

Он писал статьи в газету «Гамелиц»,
издававшуюся в Одессе,
где его слово весило не меньше, чем подпись у раввина.

Он был не просто хорошим человеком — он был светлым.



Но потом пришло время погромов.
Пыль, огонь, удары, крики.
Еврейская кровь стекала по брусчатке.

И Рабинович, в ужасе и отчаянии,
начал искать путь спасения.
Он решил, что, может быть,
если построить мост между религиями —
евреям станет легче.

— Я хотел, чтобы нас перестали убивать, — скажет он позже.
— Я думал, может быть, компромисс — это тоже Тшува?

Он создал молитвенный дом, где звучали обе традиции.
Он написал катехизис. Он надеялся.



Но он ошибся.

Христиане его не приняли.
Евреи отвернулись.
Он остался между мирами. Один.



Но он не перестал быть евреем.
Не по документу. По сердцу.

И когда Машиах пришёл —
он пришёл тоже.
С поникшей головой,
с опущенными глазами,
но с настоящим желанием исправить.



Он стоял перед судом раввинов
в великом зале Третьего Храма.
И молчал.

— Я не прошу оправдания, — сказал он.
— Я прошу дела. Пути. Исправления. Тшувы.



Первым встал раввин Ицхак Рабинович,
первый раввин Одессы,
мудрый старец с глазами, полными и огня, и покоя.

— У нас с тобой одна фамилия.
Но разные пути.
Ты сбился. Но вернулся.
А это — высшая честность.
Ты достоин идти дальше.



А затем встали все раввины Одессы.

Реувен из Житомира:
— Он оступился не из гордыни, а из боли.
А боль — это тоже молитва. Я за него.

Швабахер:
— Он звал к просвещению, как и я.
И был не понят. Как и я.
Я — за него.

Гурлянд, Черновиц, Слоущ, Пен, Димент, Вольф…
все они произнесли одно:
“Да.”

Да — на возвращение.
Да — на путь.
Да — на служение.



И Рабинович заплакал.
Не театрально. По-настоящему.
Слёзы текли не из глаз, а из памяти.
Из совести. Из покаяния.



Раввин Вольф кивнул и произнёс:

— Твоя тшува принята.
Ты не отправляешься в изгнание.
Ты отправляешься в ГеЙоМ —
не как наказанный,
а как наставник.
Там тебя ждёт ученик. Лёва Задов.



И вот в первый день
в коридоре очищения
они встретились.



Задов посмотрел настороженно:

— Вы… раввин?

Рабинович улыбнулся:

— Я — Рабинович.
Тоже когда-то оступившийся.
Но уже на пути обратно.
Теперь — вместе с тобой.



Они стояли рядом,
двое мужчин с тяжёлой судьбой
и лёгкой надеждой.

И вдруг Задов сказал:

— Я думал, мне конец.
А теперь вижу,
что, может быть, всё только начинается.

Рабинович кивнул:

— Дай мне руку, Лёва.
И я дам тебе свою.
Мы оба выйдем отсюда — вместе.



В этот момент они не обнялись.
Но стояли чуть ближе,
чем нужно для простого разговора.
И этого было достаточно.



А в зале Третьего Храма
все раввины молча кивнули.
Одесса приняла.
Одесса простила.
Одесса — поняла.

И это было по-настоящему красиво.