Уроки Ефима. II

Стол трещал под тяжестью яств. Салат искрился свежестью огородных даров: пузатые помидоры, хрустящие огурцы, усыпанные зеленью укропа, мясистый перец, нарезанный тонкими ломтиками. А дальше – настоящий праздник живота: дымящиеся, наваристые щи манили своим ароматом, румяные пирожки с картошкой соблазнительно блестели, дрожащий холодец покачивался в тарелке, обещая взрыв вкуса в сочетании с ядреным хреном. "Ну и стол!" – ахнул про себя Андрей, ощущая протяжное урчание в животе.

– Проходи, Андрюша, проходи, касатик, – затараторила баба Маша, ловко подхватывая его под локоть и усаживая за стол. – Не стесняйся, наедайся от пуза! У нас тут все своё, натуральное.

В этот момент в кухню степенно вошел дед Вася, неся в руках мутноватую бутыль. Этикетки на ней и в помине не было, зато янтарная жидкость внутри играла на свету, как жидкое золото.

– Ага, вот ты где, старый! – недовольно пробурчала баба Маша, сверля деда взглядом. – Опять за рыбу деньги? Я ж тебе говорила, Вася!

– Ой, да ладно тебе, Маш, чего ты, – отмахнулся дед Вася, хитро подмигнув Андрею. – Дело такое: за знакомство надо тяпнуть! Парень вон откуда приехал, чай не каждый день наследство в деревне получает, как барин.

Андрей густо покраснел.

– Да я, если по правде сказать, не особо пью, – попытался увильнуть он.

– Эх, молодежь, – хмыкнул дед Вася, качая головой. – Не пьёт он! А как же тогда душу согревать-то? Ну, глотни чуток, для форсу, за новую жизнь. Не обижай старика.

Баба Маша лишь махнула рукой, сдаваясь.

– Уговорит ведь, чертяка, – пробормотала она, но в голосе уже не было и следа строгости, лишь снисходительная усталость.

Андрей капитулировал. "Один раз – не водолаз", – подумал он, чувствуя, как любопытство берет верх. Дед Вася проворно разлил самогон по старомодным рюмкам. Запах ударил в нос резким ароматом деревенской свежести и чего-то еще, неуловимо сладкого.

– Ну, за знакомство, чтоб ладилось! – провозгласил дед Вася, опрокидывая рюмку одним махом. Баба Маша последовала его примеру. Андрей, помедлив, тоже выпил. Обжигающая лава прокатилась по горлу, заставив его невольно поморщиться. Но тут же в ход пошел хрустящий соленый огурец, и режущее жжение отступило, оставив приятное тепло.

– Ух, забориста! – похвалил дед Вася, довольно крякнув. – Сам гнал, между прочим, по старинке.

– Ну, хватит тут бахвалиться, Василий, – укоризненно сказала баба Маша.

После первого "боевого крещения" напряжение отступило. Андрей почувствовал, как расслабляется, вливаясь в эту простую, но такую искреннюю атмосферу деревенского гостеприимства.

– Ну, рассказывай, Андрюша, – начал дед Вася, отвалившись на спинку расшатанного стула. – Чем в городе промышлял? Каков род занятий был?

Андрей вздохнул. Сейчас начнется допрос с пристрастием.

– Да… пытался артистом стать, – произнес он, стараясь придать голосу оттенок беззаботности. – Бегал по комиссиям, в массовке мелькал, хотел в театральное поступить. Так, ничего путного.

Дед Вася и баба Маша обменялись красноречивыми взглядами.

– Артист, значит, – протянул дед Вася, лукаво прищуриваясь. – Ну, этих артистов нынче развелось – как собак нерезаных. Мы вот ящик давно не смотрим, одна брехня да показуха.

– Да ладно тебе, Василий, чего ты сразу на парня наезжаешь, – вступилась баба Маша. – Может, у него талант, искра божья. Вон, какие фильмы раньше снимали! Душа радуется!

Андрей криво усмехнулся.

– Спасибо за поддержку, – сказал он, – но я, если честно, тоже не фанат современного кино.

Разговор плавно перетек в другое русло.

– А Антонина Васильевна-то как жила? – спросила баба Маша, глядя на Андрея с каким-то особенным, изучающим выражением.

Андрей нахмурился, пытаясь воскресить в памяти образ бабушки.

– Честно говоря, я её плохо помню, – признался он. – Видел её несколько раз в детстве, когда летом приезжал к ней в Саратов. Она с моей мамой, вроде, не особо дружила. Какая-то у них там кошка пробежала. Потом она совсем исчезла из нашей жизни.

Баба Маша слушала Андрея, глядя на него с сочувствием.

– Антонина твоя, – вставил дед Вася, – она всегда немного…  сама по себе. Не то чтобы злая, нет. Просто нелюдимая. Подруг у неё почти не было. А сюда она редко приезжала, особенно в последние годы. Вот и дом так запустила...

– Да хорошая она была, – добавила баба Маша, задумчиво глядя в окно. – Тихая, спокойная. Нам с Василием никогда худого слова не сказала. Жалко бабу, вот честно.

Андрей сидел, погруженный в свои мысли. Слушая рассказы о бабушке, он испытывал странную смесь чувств: сожаление о невозвратно упущенном времени, жгучее любопытство к жизни родного, но мало знакомого человека и… глухое чувство вины. "Надо было раньше ...", – подумал он, но тут же одернул себя: "Что теперь языком чесать? Всё одно – поздно".

Голод напомнил о себе. Андрей с неподдельным аппетитом уплетал наваристые щи, заедая их душистым черным хлебом. Холодец с хреном оказался просто неземным наслаждением.

– Ешь, ешь, Андрюша, не стесняйся, – подбадривала баба Маша. – А то вон какой тощий! В деревне сила нужна, тут тебе не городские финтифлюшки.

Дед Вася заливисто захохотал, хлопая Андрея по плечу так, что тот чуть не подавился.

– Ешь, артист, ешь! – пробасил он. – Здесь тебе не по подмосткам скакать, тут пахать надо, как конь!

Андрей откинулся на спинку старого, скрипучего стула, и тепло разлилось по всему телу. Уют. Вот чего ему так не хватало. Не эти фальшивые улыбки, не эти вечные пересуды за спиной, не эти бесконечные прослушивания, где ты – всего лишь мясо, кусок говорящего реквизита.

Дед Вася травил анекдот за анекдотом, от которых у Андрея болели скулы. Баба Маша тихонько мурлыкала под нос что-то народное, перебирая четки, и ее добрые глаза светились в полумраке. Время словно замедлило свой ход, и Андрей, наконец, мог просто быть. Без ролей, без масок, без ожидания чуда.

Внезапно эту идиллию сотряс яростный, утробный лай Рекса. Лицо деда Васи исказилось тревогой, он рывком поднялся со стула.

– Пойду посмотрю, чего это он там глотку дерет, чертяка, – проворчал он, покидая кухню.

Через короткое время он вернулся, вид у него был взволнованный, словно он увидел нечто зловещее.

– Что Рекс так беснуется? – обеспокоенно спросила баба Маша.

– Да этот… оборванец проходил мимо, – уклончиво ответил дед Вася, неопределенно махнув рукой.

– Опять он тут шляется? – возмутилась баба Маша. – Ходит тут всякий сброд…

– Что за оборванец? – с любопытством поинтересовался Андрей.

Дед Вася издал глубокий вздох, предвещавший тягостную историю.

– Да тут у нас в лесу один обретается, – начал он. – Возомнил себя отшельником. Иногда вылезает в деревню со своей собакой, такой же жалкой и потрепанной.

– И он представляет опасность? – насторожился Андрей, ощутив смутное беспокойство.

– Да вроде бы не кусается, – ответил дед Вася, но в его голосе прозвучала тень сомнения. – Но кто знает, что у этих скитальцев в голове? Может, у него там совсем разум помутился.

Он замолчал на мгновение, погрузившись в раздумья, почесывая затылок, а затем внезапно добавил:

– Знаешь, а ведь я сначала подумал, что это он в дом к твоей бабушке залез… Тебя с ним спутал.

Андрей удивленно поднял брови.

– Почему?

– Да потому что у нас тут в последнее время неспокойно, – объяснил дед Вася, понизив голос до шепота. – Воруют. Уже несколько соседей лишились нажитого. Деньги, ценности… Никто не может понять, кто это делает, исчезает бесследно.

– И поймать не могут?

– Да куда там, – отмахнулась баба Маша, досадливо поджав губы. – Полиция твердит, что без улик и свидетелей – ничего не докажешь. А многие считают, что это тот лесной сумасшедший. Кому еще это нужно? Как бы этот бродяга к нам не наведался!

– Пусть только сунется, – прорычал дед Вася. – Я ему такую жизнь покажу, что мало не покажется!

Андрей почувствовал, как внутри нарастает неприятное предчувствие. Вот тебе и деревня, тишина и благодать. Оказывается, и здесь есть свои темные стороны.

– Ладно, хватит об этом, – продолжил дед Вася, – А ты, парень, чем тут зарабатывать собираешься? Не одним же воздухом питаться?

Андрей пожал плечами.

– Надеюсь найти хоть какую-то работу. Конечно, я не великий специалист… Но быстро учусь.

Дед Вася усмехнулся.

– Работы тут, конечно, не как в городе, но кое-что есть. Вот на овощной базе всегда нужны люди. Я хорошо знаком с директором, Павлом Валерьевичем, могу за тебя замолвить словечко.

В груди Андрея затеплилась надежда. Работа. Именно это ему сейчас необходимо. Не столько ради денег, сколько для того, чтобы почувствовать себя полезным.

– Правда? – обрадовался он. – Это было бы замечательно!

– Чистая правда, – подмигнул дед Вася. – Завтра с утра пойдем к нему, договоримся.

За окном сгустилась непроглядная тьма. Баба Маша принялась убирать со стола, тихо напевая грустную мелодию.

– Ну, пора нам Андрюшу провожать, – сказала она, глядя на мужа.

Дед Вася кивнул.

– Сейчас, погоди… – Он вдруг хлопнул себя по лбу. – Совсем забыл! А спать-то ты где будешь? У тебя ж в доме и кровати нет!

– Ничего, как-нибудь устроюсь, – отмахнулся Андрей, хотя в глубине души почувствовал тревогу.

Дед Вася вышел в сарай и через пару минут вернулся, волоча за собой старую, покрытую ржавчиной раскладушку с матрасом.

– Вот, держи, – кряхтя, поставил он ее у порога. – Хоть что-то, а не на голом полу спать.

– Спасибо вам огромное! – искренне поблагодарил Андрей.

– Да что там, – отмахнулась баба Маша. – Не стоит благодарностей. Ты вот завтра не проспи, а то дед Вася тебя живьем закопает.

– Обязательно буду, – улыбнулся Андрей.

Попрощавшись, он вышел на улицу. Вечер окутывал деревню мягким, теплым покровом.

Андрей был тронут до глубины души. Эти люди, простые, деревенские, с их загрубевшими руками и добрыми сердцами, принимали его как родного. Он шел по дороге, чувствуя, как внутри него разливается странное, неведомое чувство. Умиротворение. Надежда. И даже… счастье?

Дойдя до дома, Андрей открыл скрипучую дверь и вошел внутрь. Пустота. Холод. Но уже не такие пугающие, как накануне.

Он разложил раскладушку, достал из чемодана постельное белье и застелил ее. Снял верхнюю одежду и лег. Раскладушка противно скрипнула под его весом.

Глядя в потолок, Андрей размышлял о завтрашнем дне. О работе на овощной базе. О деде Васе и бабе Маше. О бродяге, наводящем беспокойство на всю деревню. И, конечно, он думал о бабушке.