Бутерброд Сёмы

В школе очень хочется есть. Причём хочется всегда, на уроках, перемене, и после школы особенно. Перед школой в детстве очень хотелось спать, а вот есть - то не особо, о чем уже на первом уроке с сожалением напоминало бульканье и урчание в тощем животе. Может, все эти скудные калории от домашнего завтрака быстро сжигались огнём полученных в школе знаний, или же они быстро разменивались на силы для беготни на переменах, но чувство голода в школе присутствовало постоянно, и было где-то рядом с жаждой получаемых там знаний. В начальной школе нас водили на завтраки, где на столах стояли потресканые коричневые подносы с компотами и каждому из нас выдавался пирожок или булочка. Но с 4-го класса наша сытая жизнь закончилась, и настала пора битв за место в общей очереди, с голодными  и вонючими старшаками в буфете. Не факт, что, достояв до прилавка, где сквозь исцарапанное ногтями и монетами оргстекло виднелись образцы бутеров и пирожков для заказа, ты сможешь заказать у буфетчицы тёти Оли что-то съедобное. Со всех сторон к ней лезли руки с монетами и откуда-то сверху басом орали десятиклассники, требуя выдать положенную пайку.
Через некоторое время мы сообразили, что можно на большой перемене успеть сбегать в кафетерий около универсама, и стоя за высоким круглым столиком, попить кофе из цикория с песочной полоской или булочкой. Но для этого нужно было каждый день брать дома мелочь. Проблем с деньгами для завтраков дома не было, просто или забывалось взять деньги из дома, или 20 копеек на завтрак быстро проигрывались в туалете в «трясучку», в которую мне всегда не везло.
Ещё был вариант - носить завтрак из дома. Но это значило - на перемене при всех достать бутерброд, упакованный в серую бумагу или вымытый от кефира пакет, и, не реагируя на голодные взгляды сидящих вокруг, не торопясь, питаться бутером, пережёвывая каждый кус 30 раз, как учили нас вожатые в пионерлагере. Сидящие вокруг друзья вообще-то не смотрели долго, а просто подходили и просили откусить. После 3-4 таких просильцев от бутерброда уже особо ничего не оставалось. Поэтому носить бутеры с собой, имея вокруг голодных друзей, тоже был не вариант. Оставался кафетерий или давка в буфете. Ну а жрать одному втихаря, давясь по углам, у нас считалось «западло», и на такое никто не пошёл бы.
 
У Володи, по кличке «Сёма» бутерброд из дома был всегда. Это был не просто бутерброд с чем-то. То, за чем нужно было охотиться в центральных магазинах или доставать в заказах на работе, например, буженина, финский сервелат или красная икра, частенько виднелись во время Володиной трапезы между двух больших, аккуратно сложенных кусков белого хлеба с маслом. Откуда у Володи дома это бралось, нам было непонятно, а спросить тогда мы не догадались. У других одноклассников обычно были бутеры с сыром, с «докторской» колбасой или с редко продаваемой «останкинской», с кружочками жира. На каждой большой перемене, если мы не успевали убежать на улицу, то на парте Сёмы могли видеть одну и ту же гастрономическую церемонию. Высокий Володя, прямой и сухой, не торопясь клал на парту свой «дипломат», стоявший сбоку, отщёлкивал замки и поднимал крышку. В такие моменты в шпионских фильмах всегда крупно показывали содержимое такого чемодана. Обычно там были пачки долларов, многослойно уложенные ровными рядами, или какая-нибудь разобранная снайперская винтовка. Ожидая увидеть нечто подобное, одноклассники, слышавшие щёлкающий звук замков, рефлекторно заглядывали внутрь «дипломата» и среди аккуратно уложенных чистых учебников и тетрадей Сёмы видели начинающий уже благоухать большой бутерброд, заворожённо следя позже за его распаковкой.

С Сёмой я сидел за одной партой на алгебре и геометрии, поэтому, если я присутствовал при поедании деликатесов из дома, Володя сам предлагал  и запросто давал мне откусить бутера. Не дать откусить было нельзя, раз достал при всех - поделись с соседом и с желающими. Но сколько давать кусать - решал хозяин бутерброда. И зная пагубную школьную привычку откусить побольше, Сёма обычно кончиками своих длинных пальцев с двух сторон обхватывал бутерброд и заранее определял границы откусывания. Обычно ещё ногтями чуть нажимая на кончик бутера, выделяя отторгаемую область. Даже если и хочешь откусить больше, зубы упираются в ногти и соскальзывают по ним, ты же довольствуешься 1-2 сантиметровой полоской хлеба со вкусом буженины и прочего. Может, Володя и давал бы откусывать больше, но всегда было несколько желающих, и он тщательно экономил провизию. Дав откусить нескольким страждущим, раздача харчей прекращалась, и Сёма с полным основанием доедал оставшуюся половину волшебного бутера.
В очередной раз в очереди за полоской буженины или сервелата вдруг появился Тёма Мюлькиянц. Это было удивительно, потому-что он ни разу не просил и они с Сёмой вообще в школе не пересекались. Сидели в разных концах класса, Володя был отличником, Мюлька только отлично доводил учителей, жили по разные стороны от школы, и даже роста они были разного. И вот стоит Мюлька и видит перед собой процесс скудного окормления жаждущих и терпеливо ждёт своей очереди.
Наконец он поравнялся с сидящим за партой Сёмой и всё равно оказался ниже его ростом, так как Володя был самым высоким в классе.
- Дай откусить, Володь.
- Ладно. На. - к лицу Тёмы приблизилась большая ладонь, «пеликаном» зажавшая бутерброд между большим и остальными пальцами. Ногти впились в хлеб, чётко обозначая границы дозволенного.
- А можно больше?
- Нет, самому не хватит, - на Артёма сверху бесстрастно и строго смотрел Сёма.
Мюлька вздохнул, сделал скорбное лицо, и приоткрыв рот, подался вперед. Володя, как обычно, без эмоций, спокойно ожидал укуса последнего просителя, запланировав после расправиться с бутербродом в одиночку, сидя прямо, и чинно глядя перед собой в открытый дипломат. Рука Артёма нежно стала придерживать Сёмины пальцы, его желтоватые глаза снизу вверх ласково смотрели в карие, глубоко посаженные глаза Володи. Зубы Мюльки уже почти коснулись ногтевой границы кормления, как в то же самое мгновение произошла метаморфоза, мгновенно исказившая облик Артёма до неузнаваемости. Сёма с резким визгом еле-еле успел отдернуть руку от безумной, внезапно открывшейся зубастой пасти, с рыком и горящими глазами стремящейся оттяпать ему руку чуть ли не до локтя. Эффект был достигнут. Тёма, чуть отбежав в сторону, смеясь, давился торчащим из его рта огромным бутером. Он, как хищник, ловко стащивший добычу, с трудом жевал сквозь смех, поглядывая на уже отошедшего от потрясения Володю. Сёма понял, что нельзя кому попало класть палец в рот, и просто навсегда вычеркнул Мюльку из списка скромных просителей - кусальщиков.