Поварнин и Норцов

Алексей Николаевич Норцов второй председатель Тамбовской ученой архивной комиссии. Норцов умер в 1921 г. в своем доме от воспаления легких полуголодный и всеми забытый. После 1917 года ни либеральная власть, ни большевистская ему не доверяли: при первой в 1917 году у него провели обыск. При второй в 1918 г. также провели обыск. В обоих случаях, видимо искали какой-то компромат, но ничего не нашли.
Алексей Николаевич был человеком, который прошел довольно сложный, извилистый духовным путь. Он получил хорошее домашнее образование, служил в молодости в гусарском полку, писал стихи и рассказы для друзей. Принадлежа к столбовому дворянству, и не без основания считал себя российской элитой. Он, в первой половине своей не такой уж длинной жизни, был обычным молодым повесой. Но что-то произошло в его духовном устроении, и на рубеже веков он увлекся спиритическими сеансами, сблизился с теософами и занялся исследованиями в области мистики, оккультизма. Норцов стал одним из первых русских авторов, который написал не подражательный и не чисто компилятивный труд в этой области, а оригинальный под названием «Путь солнца в процессе мирового движения».
В этот период и произошло его заочное знакомство с Сергеем Иннокентьевичем Поварниным (1870 – 1952 гг.), будущим философом-логиком, преподавателем Ленинградского университета и автором популярнейших книг «Искусство спора» и «Как нужно читать книги». Знакомство это состоялось по поводу очерка Норцова «Мистерия древнего мира и значение их символизма» который был опубликован в журнале «Жизнь». Поварнин был в это время сотрудником журнала. Он написал Норцову письмо, и завязалась переписка, которая продолжалась в течение четырех лет с 1898 по 1901 годы. Эти письма С. А. Поварнина к А. Н. Норцову сохранились в фондах Государственного архива Тамбовской области. Всего 23 письма и записки. От Норцова сохранилось только одно черновое письмо.
Сергей Поварнин был младше Норцова на десять лет. Судя по письмам, воспринимал его как старшего товарища. Кроме того, это был период, когда Сергей Иннокентьевич активно интересовался мистикой и оккультизмом. Алексей Николаевич Норцов стал для него незаменимым собеседником и источником знаний в новой для него области. Тем более, что круг лиц, с которыми Поварнин мог обсудить подобные вопросы, был чрезвычайно ограничен.
Не все письма датированы, поэтому хронологический порядок их написания теперь можно установить, только привязывая события, которые отражены в письмах к канве жизни обоих адресатов. Как уже говорилось, переписка завязалась по поводу публикации очерка Норцова в журнале «Жизнь», где Сергей Иннокентьевич сотрудничал. Очерк был напечатан в журнале в конце 1897 г. Он привлек внимание Поварнина именно по причине его мистической направленности, но в целом он воспринял труд скептически. С пониманием относясь к позиции Норцова, что современная наука не может ответить на запросы человеческого духа, Сергей Поварнин указывает на главный недостаток очерка: «Отвергая выводы науки, их неверные посылки, нельзя отвергать методов ея. Высказывая мнение должно доказать его, а для этого применяется научных методов необходимо» [1, л. 9], но помимо этого недостатка был и другой: «В Вашей статье не «чувствуется» глубоко продумавшей и прочувствовавшей все выводы души». Поварнин объясняет это тем, что во время написания статьи на Норцова не снизошло вдохновенье. А вообщем-то оценка Поварнина неутешительная: статья и не для ума и не для души. Однако Сергей Иннокентиевич спешит утешить своего адресата: «Ваша статья нравится от Вас ждут еще статей», хотя на нее и не было почти никаких отзывов в прессе.
Работа в редакции «Жизни» особенно интенсивна была для Поварнина в 1897 году, он сообщает об этом Норцову: «Попал в такой водоворот «Жизни», что едва теперь прихожу в себя» [1, л. 1]. Затем он дальнейшие свои планы намечает так: «Во-первых университетские занятия; далее пишу критичные статьи и рассказ для журнала; затем 30-го буду читать в Филологическом университетском обществе реферат о «Психологии толпы»».
В следующем письме без даты Сергей Иннокентьевич пишет, что 29 – 30 мая уедет в Орловскую губернию, далее собирается посетить Ревель. Состоялась ли эта поездка, в письмах не сообщается. Но в письме от 3 ноября 1898 г. находим информацию о том, что Поварнин приедет в Брянск на два-три месяца в конце июля. Причем он собирался, по дороге, заехать в Тамбов, чтобы специально встретиться с Норцовым. И эта встреча состоялась это понятно вот из такой фразы: «Мне было очень приятно узнать, что я произвел на Вас хорошее впечатление. Теперь, когда мы, хотя несколько знаем друг друга лично» [1, л. 43]. Но встречей этой Сергей Иннокентьевич остался недоволен, потому что слишком мало было у них времени и коротки разговоры, а главное «суть то, самое важное не было высказано» [1, л. 45]. Однако он надеялся на будущие встречи и ждал самого Норцова в Санкт-Петербурге.
В письме от 27 апреля 1899 г. Поварнин пишет о том, что принял участие в студенческих беспорядках. Речь шла о волнениях студентов, бывших в Санкт-Петербургском университете 4 февраля 1899 г., когда студенты во время юбилейного акта, посвященном 80-летнему юбилею университета устроили обструкцию ректору В. И. Сергеевичу, после которой произошло столкновение с полицией и многие из студентов пострадали. Сергей Иннокентьевич принял участие в первой части этих волнений, в обструкции ректора «что вполне естественно», но вот в столкновениях с полицией не участвовал. Однако был уволен из университета, а потом восстановлен. Он пишет об этом Норцову: «В университет снова принят, стипендия, пока сохранилась».
Все это было очень неприятно тем более, что в 1898 начало 1899 года он напряженно работал над выпускным сочинением. Еще до студенческих волнений он не успел подать сочинение к сроку, однако утешал себя тем, что «никто не успел сделать этого – и потому конкурс отложен до следующего года» [1, л. 55]. Результатом всех этих волнений и умственно-нервного напряжения стало «переутомление, довольно значительное. Ничего не могу делать: чуть примешься за чтение посерьезнее «мозг» начинает болеть – крайне интересное, незнакомое мне до сих пор ощущение» [1, л. 55].
Летом 1899 г. Поварнин написал еще два письма Норцову. В одном от 19 июня он сообщает: «Затевается журнал в славянофильском духе (конечно в новославянофильском), на подкладке православия. Но православие понимается широко, как религия духа, а не формальностей и обрядов. Люди, основавшие журнал, кажется хорошие, пришедшие через сомнения, отчаяние, испытания, сектантство к православию в этом смысле» [1, л. 51]. Что это за издание Сергей Иннокентьевич не разъясняет. А из следующего письма, датированного 10 августа 1899 г. становится ясно, что он провел почти все лето в Санкт-Петербурге, в работе над университетском сочинении о свободе воли по Шопенгауэру, которое «по разным обстоятельствам, вчерне закончена, но далеко не отделана» [1, л. 53].
Затем в переписке последовал перерыв почти на целый год. Причина этого неизвестна, однако можно предположить, что оба были просто заняты, и было не до переписки: Поварнин заканчивал университет, а Норцов занимался делами ученой архивной комиссии, в которые все больше и больше втягивался. Очередное письмо Поварнина датировано 30 июля 1900 г. было получено из Брянска. Сергей Иннокентьевич пишет, что закончил университет, получил золотую медаль за сочинение, был оставлен при университете для подготовки к профессорскому званию. Он сам в письме определяет сферу своих научных интересов, следующим образом: «Хочу окончательно посвятить себя психологии в ее связи с мистицизмом и философией» [1, л. 26 - 27]. Он собирался «проникнуть» в Петербургское Общество экспериментальной психологии. Журнал, о котором Сергей Иннокентьевич писал год назад не состоялся, по разным причинам, которые Поварнин не указывает. А с кружком, который собирался издавать журнал он «окончательно разошелся».
В следующем письме от 2 сентября 1900 г. уже из Петербурга, куда Поварнин «приехал на днях и не успел еще обосноваться» он упрекает Норцова в том, что в его ответном коротком письме с ним «произошла какая-то перемена как бы отказ от теоретического мистицизма» [1, л. 26 - 27]. Последнее письмо от Сергея Иннокентьевича датировано 28 октября 1901 г.
Он пишет о том, что «не судьба была нам в этом году завести такую переписку, какую хотели Вы» [1, л. 24]. Скорее всего это и была главная причина того, почему переписка между Норцовым и Поварниным на этом закончилась. В будущем их пути уже больше никогда не пересекались и переписка не возобновлялась.
Помимо биографических фактов письма Поварнина любопытны еще и тем, что в них отразились мысли, размышления и научные увлечения, которые владели им в этот период. Сергей Иннокентьевич по возрасту (переписка началась, когда ему было 27 лет), накопленным знаниям, стремлениям, как раз выходил на пик фазы начала творческой активности и уже вполне определял для себя, чем он хотел бы заниматься как ученый, а именно философией религии, изучением мистики, психологии. И в письмах отчасти отразились начатки тех идей, которые впоследствии стали основой таких его трудов как сборник «У истоков живой веры», опубликованном в 1918 г. и небольшой работы «Об аскетизме» напечатанной в журнале «Светоч» в 1912 г. [2, с. 23]. Это все что удалось обнародовать Поварнину в дореволюционную эпоху. А в последствие такими темами было уже заниматься и небезопасно, да и бесполезно. Тем интереснее, в этом отношении письма Поварнина к Норцову.
Мы узнаем о круге чтения, источниках познаний по вопросам мистики Сергея Иннокентьевича. И здесь он во многом полагался на познания самого Норцова, который нередко рекомендовал тех или иных авторов. Поварнин читал рекомендованное, высказывал свое мнение, делал выводы. Но говорить о полном незнании Поварнина в этих вопросах не стоит. В одном из писем Сергей Поварнин пишет, что лет 5-6 назад уже прочел таких авторов, как Эккартсгаузена, Дю-Преля, Сен-Мартена и других писателей в области оккультизма и мистицизма. Но эти авторы не удовлетворили духовных запросов Сергея Иннокентьевича. Из всех перечисленных он выделяет только труд Дю-Преля «Философия мистики» «потому что изложена языком вполне ясным (хотя и страдает длиннотами и неуклюжестью и не умеет заинтересовать читателя безусловно интересоваться вопросами). Он пытается в ней приложить научные методы».
Читал Поварнин и художественную литературу того времени, популяризирующую мистические идеи. В частности, известный роман британского писателя Бульвер-Литтона «Занони» не вызвал одобрения у Сергея Иннокентьевича, он пишет по этому поводу: «Мне кажется, что Берловер [Бульвер-Литтон] плохой мистик. Он похож на человека, отлично знающего арифметику, но о высшей математике имеющего весьма смутное понятия. Пока описывает он низшие проявления мистики, символизирует испытание – он вероятно правду говорит. Но когда он утверждает, что Зинони открыл истину, -- он, вероятно, глубоко ошибался» [1, л. 2]. Норцов рекомендовал прочитать еще роман Гюисманса «Наоборот», Поварнин пообещал.
На рубеже веков русская интеллигенция на фоне засилья материализма и ослабления позиций Православной Церкви проявляла острый интерес к различным оккультным учениям. Такие журналы как «Изида», «Менталист», «Голос оттуда» активно публиковали корифеев оккультизма Папюса, того же Дю-Преля, Сидура и прочих. Как человек науки Поварнин изучал подобную литературу, тем более, что в ней затрагивались вопросы психологии, мистицизма, философии. Но нужных ответов он не находил.
Возможно не без рекомендации Норцова, который был знатоком индусской литературы и даже переводил с санскрита Поварнин стал читать буддийский классический текст «Суттанипат», который был переведен в 1899 г. с английского языка на русский Н. И. Герасимовым и вместе с этим творения «Слова подвижнические Исаака Сирина». Ученого прочитанное настолько заинтересовало, что он занялся изучением истории религии Индии: «И чем более занимаюсь, тем более хочется идти дальше. В часы досуга изучаю географию этой страны – потому что я жажду и надеюсь быть в ней и мне кажется, что надежда эта осуществится. Становлюсь, так сказать индиоманом» [1, л. 47]. Надо сказать, что до этого момента представления об Индии Поварнина ограничивались теми сведениями, которые он почерпнул еще в годы учебы в университете из книги очерков основательницы теософского общества Е. Блаватской «Из пустынь и дебрей Индостана».
Увлечение индийской и восточной православной аскетической традицией, навело Поварнина на мысль о том, что стоило бы православную традицию изучить более подробно. Писание отцов-аскетов он называл «христианскими Упанишадами» и предполагал, что было бы интересно их сравнить с аскетической традицией буддистов. Пытался он обсуждать тему мистики со своим старшим братом, но признавался: «Он мистик «православный» (по крайней мере во многом) я не могу совершенно согласиться с иными его взглядами, при этом он человек деятельности (доктор), без деятельности жить не может. А я обладаю характером более созерцательным» [1, л. 41 об].
И как человек, не привыкший ничего делать на половину, от теории он приступил к практике - занялся умной молитвой, потому что считал: «Сердце нельзя отчистить без умной молитвы или без самоуглубления» [1, л. 13]. Однако вскоре Сергей Иннокентьевич вынужден был отказаться от этой практики, так как «в груди появился и стал быстро распространяться жар, внутренний огонь, я поспешно прекратил делание. Я боялся принять этот страшный дар, не умея с ним обращаться» [1, л. 14]. Но все же жизнь отшельников с точки зрения Поварнина имела важное преимущество: «Никто не может принести столько пользы людям как отшельник. В уединении приобретаются великие силы. Например, силы веры; той веры, что горы передвигает» - писал он [1, л. 33 - 34]. Сам Поварнин считал такой образ жизни наиболее приемлемым для себя, он признавался Норцову «привязанностей особых к чему-либо «земному» у меня нет. Общество и житейская суета мне наскучили и никогда я особенно не любил их» [1, л. 17].
Для себя Поварнин определил земное как «суета сует»: «Ни слава, ни «счастье», ни любовь для меня, в миросозерцании моем не существует» [1, л. 14].
Созерцательная жизнь несколько входила в противоречие с другими жизненными принципами, которыми руководствовался Поварнин. Он считал, что надо стремиться к идеалу, а также помогать в этом другим: «Человек должен работать, должен трудиться даже до смерти, до изнеможения» [1, л. 5] думал он. Для него этим идеалом был Бог, которому нельзя было служить вполсилы.
В письмах к Норцову Поварнин обсуждал еще одну тему, которая ему была интересна – теософия. Алексей Норцов был членом Теософского союза штаб-квартира которого находилась в Вене и на рубеже 1898 и 1899 года активно обсуждалась идея создания некоего «теософского монастыря», от которой впоследствии отказались. Но сам Поварнин воспринимал эту идею с энтузиазмом, просил ему писать об этом монастыре, хотя к самому «союзу» относился скептически «все это будут теоретики, любопытные, или суеверы, за исключением немногих» [1, л. 12] - был уверен он. При этом Сергей Иннокентьевич также скептически относился к масонским ложам, считая, что они не выполнили своих задач. При этом все же теософское движение, по его мнению, можно было использовать для привлечения внимания прессы: «протрубят газеты о теософии, шум поднимется – это полезно». Само учение теософов Поварнин воспринимал по-своему: ««теософ» должен быть не теософом слов и чужих мыслей и предрассудков, а теософом в жизни. Теософ – это работник. Теософия лестница труда, слёз, муки, падений и восстаний».
Идею монастыря Поварнин воспринимал не как некий теософический кружок, а как организацию способную влиять на общество. Норцов называл в одном из своих писем современное ему общество «подлым», это вызвало ответную реакцию Поварнина, он писал ему: «Но за что Вы называете общество «подлым». Оно скорее несчастное. Можно ли сердиться на слепых? О них надо плакать» [1, л. 18 об]. В последующих письмах Поварнин развивает свою мысль о том, каким должно быть общество, как лучше управлять им и какое место в нем будут занимать те, кто обладает сокровенными знаниями. В этой связи Сергей Иннокентьевич в одном из своих писем рассуждает о том, что: «большинство членов общества – толпа, масса со всеми ее качествами – не доступна высшему, слепая. Ее надо жалеть, но ее нельзя слушаться и мнений ее принимать в расчет, ее нужно вести, насильно – она будет упираться. Толпа – это громадное животное с проблесками только высшего духа. Горе тому обществу, где властвует толпа!» [1, л. 14]. Он категорически против того, чтобы общество было устроено на принципах «выборного представительства» и совершенно уверен «надо работать над тем, чтобы весь мир покорить мистической власти великого мистического союза высших и вести его, помимо его воли и сознания вперед. К этой цели должно приспособить все». Этих «высших» или учителей по мысли Поварнина надо готовить в «Академии», остальных людей он называет «обществом взаимопомощи». Именно ими и должны тайно руководить «правители-мастера», направляя к высшим, светлым целям. Но нужна мощная организация мистиков, только в союзе «общества» и мистиков возможно создать условия, когда всем будет доступно служение свету. Эти рассуждения могут показаться наивными, но надо исходить из того, что Поварнин полагал: «Ничтожен этот мир, и ничтожен человек и ничтожны все его чувства и обыденные стремления» [1, л. 49 об]. Это, по сути, декларация против бездуховной жизни, утверждение принципа, по которому человек является человеком только тогда, когда живет потребностями духа, а не плоти.

Список источников

1. Государственный архив Тамбовской области (ГАТО). Ф. 153. Оп. 1. Д. 300.
2. Поварнин С. И. Сочинения / Ответ. ред. Л. Г. Тоноян. СПб., 2016. Т. 2.