Королева

Родильная напоминала собой небольшой собор – продолговатые железные арки, переброшенные через органическое основание в форме сердца, упирались в тонкие колонны, уходившие вверх затупленными пиками. Из навершия слегка пульсировавшего живого входа торчал выросший до пояса страж в решетчатой железной маске и половинчатой кирасе – завидев за оградой Иллиру и Озефа, приближавшихся со стороны дворца, он почтительно приподнял длинную алебарду.
- Долго как растет-то, - заметил Озеф, открывая ворота и пропуская даму вперед.
- Я только пять лет назад его посадила, - ответила Иллира, проходя внутрь. – Еще пара годков и сможет сам слезть оттуда.
Она положила ладонь на нервный узел, и ткань живого входа втянулась под внешний слой эпидермиса, обнаружив за собой металлические ставни с узорными тиснениями. Озеф снял с пояса универсальный ключ и провел им по одной из линий замысловатого рисунка – щелкнул замок, и ставни распахнулись. Оба прошли в низкий стальной коридор, подернутый органической массой.
- Спасибо, что доверила мне такой важный труд.
- Не за что… Правда, ты не был первым кандидатом, - усмехнулась Иллира.
- Я знаю… Потому и благодарю.
Озеф вставил ключ в широкое отверстие, зиявшее в причудливом диске, что был выложен десятками небольших стальных створок, загибавшихся к центру. Он повернул ключ – следуя за оборотом, створки со скользящим шорохом разъединились и исчезли внутри стены, открывая проход в сердце родильной. Они зашли внутрь и Иллира сказала:
- Надень перчатки сразу. Здесь все чувствительное.
Она зашагала к стоявшему в центре железному столу, поверх которого росла мягкая, чистая кожа бежевого оттенка, почти походившая на поролон. Над столом висел большой красный кокон, иссеченный полосами – промеж них были видны руны, чуть фосфоресцирующие в полумраке. Кокон мягко пульсировал – в его изгибах отчасти угадывался человеческий силуэт.
- Это она? – спросил Озеф, натягивая черные кожаные перчатки.
- Да. Иди к узлу.
Он послушно обошел стол и направился к небольшой железной трибуне, поверх которой располагалось несколько округлых сгустков плоти, разного размера, слегка дряблых, но дышащих живо и ровно, в такт всему зданию. Достигнув узла, Озеф положил руки на плоть и взялся плавно ей манипулировать – от его движений кокон задрожал, начав медленно опускаться вниз.
- Хорошо, - кивнула Иллира, выставив ладони кверху, готовая принять живой груз. – Не спеши.
Озеф поднял глаза и увидел, что нити, удерживавшие ведомую им ношу, тянулись из продолговатого узкого отверстия с маленьким бугорком наверху и пышной, напоминавшей бутон розы органической массой по бокам.
- Это родильная, Озеф. Не делай такое лицо.
- Извини… - пробормотал он и перевел взгляд обратно на кокон.
Иллира бережно приняла пульсирующий мешок из живой ткани в руки и уложила его на стол. Она сняла с пояса кривой ритуальный нож, исписанный мерцающими символами – схожими с теми, что отсвечивали промеж алых полос на лежавшей перед ней груды жизни, продолжавшей мерно сдуваться и раздуваться в покорном ожидании своей судьбы.
- Сейчас будет шумно.
Она приложила лезвие к кокону и резко погрузила его внутрь. Ей в лицо брызнула кровь, а стены вокруг содрогнулись. Свет, исходивший от флуоресцентных наростов под потолком, замигал. Иллира повела ножом вниз, делая глубокий разрез – пол под её ногами затрясся и откуда-то из недр донесся пронзительный женский вопль. Озеф схватился за управляющий узел, чтобы не упасть; Иллира же, привычная к процессу, стояла ровно, словно бы подернутый живыми волокнами металл под её ногами и не пытался опрокинуть её наземь.
Когда она закончила резать, крик затих – на замену ему пришел тихий плач, отдаленным эхом доносившийся до сердца родильной. Тряска прекратилась. Кровь заливала стол, пол, саму Иллиру, и подступалась к ногам Озефа, поблескивая во флуоресцентном свете.
- Как… живо все, - выдохнул он, отпуская узел.
- В первый раз всегда так кажется. Потом привыкаешь… Неси личинок.
Озеф прошел в маленькую подсобку, отделенную от сердца стальной оградкой, что в свою очередь была соединена с потолком прозрачной органической пленкой. Он взял прислоненную к оградке треугольную железную плитку, обрамленную маленькими органическими кармашками, из которых свисали тонкие белые щупальца. Когда Озеф возвратился с плиткой в главный сердечник, он увидел как Иллира распарывает кокон, открывая тусклому свету его содержимое – красную от заливавшей её крови девушку, вздрагивавшую от каждого касания своей молчаливой повитухи. Её глаза были закрыты, а кожа соединялась с внутренней поверхностью кокона десятками тонких белых нитей, подернутых багрянцем. Иллира принялась обрезать эти нити ножом, и они, оборванные, таяли в родильных жидкостях. Плач снизу становился все тише и тише.
- Одну на пол, одну на меня, одну на неё.
Озеф сунул руку в один из плиточных кармашков и извлек оттуда несколько подергивающихся бурых шариков, увитых щупальцами. Он положил один шарик на пол. Тот, погрузившись в кровь, задрожал и вдруг разорвался на части, обнажив маленькое белое тельце, из которого торчали продолговатые, тонкие как иглы множественные лапки. Щупальца, исходившие из-под брюшка тельца, хищно забегали по полу, жадно всасывая в себя кровавую жижу – когда она кончилась в одном месте, лапки понесли тельце туда, где её все еще было в достатке.
Обойдя стол, Озеф прижал второй шарик к спине Иллиры – тот, лопнув под его пальцами, высвободил еще одну личинку, которая принялась поглощать кровь с тела его спутницы. Иллира не обращала совершенно никакого внимания на то, что по ней бегает маленькое насекомое, буквально обгладывавшее её щупальцами, и спокойно трудилась над девушкой из кокона. Озеф положил на ту последний шарик и, наблюдая за тем, как личинка закрывает лицо девушки волокнистой белесостью, очищая её кожу, спросил:
- Когда их останавливать?
- Я скажу.
Он нащупал маленький язычок колокольчика, впаянного в заднюю поверхность плитки и принялся выжидать. Пол под их ногами был уже почти чистым – личинка обгладывала сапоги Озефа, слегка запачканные алым. Иллира, отрезая последнюю белую нить, уже сама была чисто белой – от кожи до волос. Девушка из кокона, прежде почти черная от крови, открывалась вселенной бледным свечением нежной кожи, коя обнаруживалась под толстым слоем кровавой густоты. Оба и Озеф и Иллира стояли на месте молча, ожидая, пока личинка не закончит начатое.
- Она очень красивая, - сказал наконец Озеф, глядя на обнаженное тело новорожденной.
- Она выращена по подобию Монаршей Матери, - проговорила Иллира. – Та была невыразимо прекрасна... в свое время.
- Ты встречала её?
- Пару раз… Когда служила при Монаршем Отце.
- Ты тоже очень красивая для женщины пяти тысяч лет от роду, - заметил Озеф.
Иллира лишь чуть улыбнулась. Легкая, почти неуловимая грусть читалась в её улыбке.
- Ты говоришь спокойно, - сказала она. – Без похоти. Этим ты уже превосходишь своего предшественника.
- Клеарх… - Озеф покачал головой. – Ты правда его прямо здесь и убила?
- Да. Точно там где ты стоишь, - Иллира бросила взгляд на девушку. Та была чистой, и разительно прелестной в своей чистоте. – Все, можно останавливать.
Озеф дернул за язычок колокольчика. Тонкий звон пронесся по сердцу – личинки тонко запищали, их тельца зашлись в судорогах. Озеф дернул еще раз, и насекомых разорвало на мельчайшие кусочки; лишь тонкий слой алой пыли остался там, где гибель настигла несчастных существ. Иллира вытерла свое плечо, а затем ступню девушки.
- Перо, чернильницу, жертвенный стилет, - распорядилась она кратко.
Озеф отстегнул свой пояс и разложил его на столе вдоль тела новорожденной. Он вытащил из одного подсумка небольшую железную чашу с рунами, из другого – маленькое лезвие с блеклой золотой рукоятью. Из третьего Озеф извлек тонкий металлический стержень, верхний конец которого пульсировал красным светящимся наростом, похожим на живой рубин, а нижний был заострен.
- Некоторые при пробуждении сильно беспокоятся. Поможешь, если что.
- Понял.
Иллира вынула из-под мантии небольшой жезл, навершие которого было выполнено в форме паука – телом ему служило металлическое круглое вместилище со светящимся белым камнем внутри, а лапами во все стороны отходили острые зубцы, наклоненные чуть вниз. Она прижала жезл к груди девушки – зубцы ушли той под кожу, пустив по телу маленькие кровяные струйки. Камень загорелся ярче и стал пульсировать.
- Воля Монаршей Матери, - произнесла Иллира обрядные слова – обыденно, поскольку говорила их уже не одну сотню раз.
Рот девушки слегка приоткрылся. Оттуда потянулась тонкая белая дымка. Она распахнула глаза – из них поднялась в воздух прозрачная белая пелена. Девушка вздрогнула – и вдруг вцепилась рукой в жезл, отчаянно извиваясь под ним, стараясь выдернуть его из своей груди. Иллира стиснула зубы, стараясь удержать артефакт на положенном месте; Озеф, оставив свои принадлежности, схватился за рукоять жезла, помогая своей спутнице. Девушка толкнула его свободной рукой, да так мощно, что тот едва не отлетел прочь. Вне всяких сомнений, в новорожденной текла Монаршая кровь.
- Тихо… Тихо… - успокаивающе проговорила Иллира, продолжая вдавливать жезл в белоснежную кожу.
Девушка тяжело дышала и потихоньку выбивалась из сил. Наконец, издав слабый стон, она замерла, безвольно растянувшись на столе. Её рот и глаза продолжали дымить белым, но уже значительно меньше. Её волосы, темные при рождении, начали светлеть, обращаясь оттенком пепельной седины.
- Ну вот и все, - сказала Иллира, когда локоны девушки совсем утратили первоначальную черноту.
Она резко отдернула жезл и бедняжка вскрикнула от боли, мучительно выгнувшись. Впрочем, тело её тут же расслабилось – девушка опала на мягкую кожу стола как сорванный ветром лепесток и затихла, лишь изредка вздрагивая тут и там. Дым, заволакивавший её лицо, начинал рассеиваться.
- Замешивай, - Иллира кивнула на капли крови, скопившиеся на израненной груди.
Озеф аккуратно собрал их кусочком непромокающей ткани, вызвав дрожь у новорожденной, и слил в чернильницу; затем, взяв жертвенный стилет, он быстро надрезал себе палец и выжал в чашу немного собственной крови. Озеф передал лезвие Иллире – она повторила его манипуляции, добавив в чернильницу пару капель и от себя.
- Положи перо внутрь, пускай напитывается.
Озеф подчинился. Девушка, тем временем, отдышавшись, попыталась приподняться. Иллира услужливо обхватила её за плечи и помогла выпрямиться на столе. Новорожденная посмотрела на неё ошалелым взглядом и произнесла:
- Мама?
- Да, - кивнула Иллира. – Здравствуй, дитя… Я твоя Названная Мать. А это, - она указала на Озефа. – Твой Названный Отец.
Девушка повернулась к своему Отцу, вытиравшему стилет рваным лоскутом. Она коснулась пальцами его плеча, в которое толкнула его ранее.
- Прости… папа, - тихо сказала она.
- Не переживай, - откликнулся Озеф. – Даже не почувствовал.
Девушка закивала с облегчением. Затем вновь повернулась к Матери:
- Значит, я… родилась?
- Да, дитя.
- Было так больно… - она тронула раны на груди. – Зачем вы делали мне больно, мама?
- Прости, маленькая… - Иллира провела пальцами по волосам девушки. – Мы должны были вдохнуть в тебя эссенцию Монаршей Матери. А сейчас твой Названный Отец готовится передать тебе знание Монаршего Отца.
Та оглянулась на Озефа и увидела, что тот размешивает содержимое чернильницы металлическим пером.
- Будет… снова резать? – со страхом спросила она.
- Будет… Но ты справишься. Ты очень сильная. Ты будущая королева, дитя… Ты рождена, чтобы преодолевать страдания.
Девушка озадаченно захлопала белыми ресницами:
- Я… Королева?..
Иллира утвердительно кивнула.
- Для того тебе была дана твоя жизнь, - сказала она.
Девушка, изумленная и недоумевающая, устремила взгляд на собственные ступни, словно ища под ними своих будущих поданных. Никого там не найдя, она медленно согнула ноги в колени и обняла их руками.
- Мама… произнесла она. – Я не хочу страдать…
- Тебе придется, дитя. Таково твое предназначение.
- Но почему?..
- Так устроен наш мир. Кто-то один должен нести на себя бремя мучений, чтобы избавить остальных от его тяжести.
- Но… почему я?..
- Потому что ни у кого больше не достанет силы выдержать муку, - ответил Озеф. – Приляг, дитя.
Он вынул перо из чернильницы. С него стекали густые черные капли. Рубиновое навершие чуть вздулось и потемнело.
- Папа… Не надо.
- Тебе нужно принять свою судьбу…
- Я не хочу…
- …Иначе мы все погибнем, - мягко проговорил Озеф. – Я и твоя Названная Мать стоим здесь сейчас только потому что бесчисленные Монаршие Дети до тебя с честью приняли свою долю и позволили всем нам существовать в блаженном неведении о боли – страшной, невыносимой боли, которую только ты способна пережить. Не оставь нас, малыш… Не бросай нас перед лицом лиха.
Девушка, едва сдерживая слезы, схватилась за свои ноги и уткнулась в них лбом. Отец и Мать терпеливо ждали. Наконец, будущая королева подняла голову и дрожащим голосом произнесла:
- Хорошо.
Она легла на стол и распрямилась. Озеф взял её за руку и прислонил перо к её коже. Девушка плотно сжала губы и зажмурилась. Она не удержалась и вскрикнула, когда острие металлического стержня сделало первый надрез, оставив на тыльной стороне её ладони первый черный изгиб первой заколдованной руны, таившей в себе Монаршее Знание.
Иллира склонилась над девушкой и тихо заговорила с ней, продолжая поглаживать её мягкие белые волосы:
- Я знаю, тебе страшно… Кому угодно было бы страшно только начать жить и узнать вдруг о том, сколь незавидной будет их жизнь… Но ты ведь уже чувствуешь в себе решимость, верно? Врожденную храбрость, что возрастает в тебе с каждым мгновением, примиряет тебя с грядущими испытаниями…
- Я не знаю, мама… - дрожащим голосом ответила девушка, подергиваясь и морщась, покуда Озеф выводил на её запястье новые черные символы. – Я очень, очень боюсь…
- Это ничего. Мы с Отцом будем рядом. Начать – всегда самое трудное… Но мы поддержим тебя в твоем начинании.
Отец закончил вырезать руны на предплечье и переместился к плечу. Он работал быстро, стараясь не терзать свою Названную Дочь больше, чем было необходимо.
- Расскажи мне… Расскажи, что со мной будет.
- Когда ты получишь Знание, мы оденем тебя в прекрасные королевские одежды, и отведем во дворец. Там ты взойдешь на свой трон… И будешь править в течение следующих двадцати лет.
- Двадцать лет… И все это время я буду страдать?
- Да, дитя.
- А потом… что потом?
- Ты умрешь. И на смену тебе придет другая.
Девушка не удержалась и всхлипнула. Её прекрасное лицо было перекошено отчаянием.
- Мама… Я не хочу умирать…
- Поверь мне, маленькая… - тихо проговорила Иллира. – Через двадцать лет мучений ты встретишь смерть с улыбкой.
Девушка заплакала навзрыд. Она попыталась подняться со стола, но Мать мягко удержала её. Озеф же склонился над головой девушки.
- Постарайся не шевелиться, - сказал он как можно более участливым тоном. – Иначе будет больнее.
Та ничего не ответила – только поникла в бессилии. Иллира степенно утирала слезы Дочери пальцами, покуда Озеф выводил на её щеках рунные знаки и убирал маленькой тряпочкой выступавшую кровь. Никто из них больше не произносил ни слова; между тем, закончив с лицом, Отец переместился к правой руке, а исчертив пером и её, спустился к ногам девушки. Таинственные завитки и неясные сочетания маленьких черточек, аккуратных изгибов и редких пересечений легли на бедра, голени и ступни парализованной горем и страхом наследницы престола. Озеф, оставив последние порезы на лодыжке, выпрямился и протянул перо Иллире, сказав:
- Негоже мне будет её касаться в местах сокровенных. Ты допишешь.
Та внимательно посмотрела на него – и кивнула с одобрением.
- Воистину Клеарх тебе был не ровня, - сказала она и приняла перо.
- Тебе известно ведь Знание? – осведомился Озеф.
- Известно…
Иллира на мгновение запнулась.
- …Я пять миллениумов смотрела за тем, как ваша братия его выводит, - её голос звучал чуть неровно. – Справлюсь.
Девушка никак не отреагировала на услышанное. Она перестала плакать – просто лежала навзничь с закрытыми глазами и чуть приоткрытым ртом. Внутренние метания совсем истощили несчастную; она словно бы выпала из этого мира и витала теперь в мире ином – быть может, лучшем чем тот, в котором ей предстояло влачить свое непростое существование.
Иллира наложила крытые кровавыми разводами руны на живот и на грудь Дочери, а затем аккуратно обрамила Монаршей символикой её лобок и все поверхности промежности. Вместе с Озефом они помогли девушке перевернуться на живот; общими усилиями Названные Родители покрыли необходимым писанием её спину, ягодицы и задние поверхности ног.
- Вот и все, - сказала Иллира, взяв Дочь за плечо. – Ты готова, малыш.
- Мама… - тихо произнесла та. – У меня все болит…
- Так и должно быть. Поднимайся, дитя.
Вдвоем они поддерживали девушку, покуда ей не удалось слезть со стола. После, Озеф прошел к узлу и провел пальцами по одному из дряблых кругов – за его спиной распалась стена из живой ткани, открывшая за собой небольшое отделение, в котором на железном поручне висели черные лохмотья.
- Твое платье, - сказала Иллира. – Негоже королеве ходить на людях неодетой.
Озеф вытащил драные одежки наружу и передал их Матери. Та принялась заворачивать в них девушку, которая, на мгновение позабыв о страхе, с восхищением смотрела на свой Монарший наряд, обретавший на ней свою истинную рваную форму.
- Очень красиво, - выдохнула она, даже перестав дрожать.
- Только самое лучшее для тебя, маленькая, - улыбнулась Иллира. – А еще… Вместе с платьем мы, как твои Названные Родители, дарим тебе имя. Обычно твоих предшественниц всегда называли по Отцу… Поэтому и ты будешь отныне зваться Озефой.
Озефа, кутаясь в широкие ткани своего одеяния, согласно кивнула. Дух её несколько окреп и когда Отец поправил накидку поверх её плеч, она сказала:
- Теперь… во дворец?
- Да, малыш. Пойдем с нами.
…Втроем они покинули родильную и вышли наружу. Когда они достигли мощеной металлом и живой тканью дорогу, Озефа обернулась и в последний раз глянула на место своего рождения. При виде большого, бьющегося сердца, который они только что покинули, глаза её расширились.
- Это сердце Монаршей Матери, - сказала Иллира. – Она пожертвовала им ради того, чтоб весь наш род мог продолжить существование.
- А вон там – твой дворец, - указал Озеф.
Озефа повернула голову и увидела огромное здание из черного камня, со множеством шпилей, похожих на те, что торчали из родильной – но выше и крупнее, сведенные вместе продолговатыми наклонными перекладинами. Дворец, мрачно возвышавшийся на фоне багрового неба, был невероятно высок, не имел ни одного окна, а его распахнутые ворота были испещрены пульсирующими черными венами, уходившими во внутренние залы.
- Все это… принадлежит мне?
- Да, дитя.
- И я буду там… совсем одна?
- Не совсем… - Мать запнулась. – У тебя будет… компания.
- А вы будете приходить ко мне? – умоляюще вопросила Озефа. – Вы ведь мои Родители…
- Отец, скорее всего, будет слишком занят, - ответила Иллира. – Но я… Я буду заходить к тебе иногда. Быть может, мне даже позволят облегчить твои страдания… Хотя бы немного.
- Ты тоже приходи, папа… - попросила девушка, глядя на Отца. – Я хочу знать, что ты помнишь обо мне…
- Ты моя первая Дочь… - смущенно произнес Озеф. – Даже не сомневайся – я тебя никогда не забуду.
Земля под их ногами содрогнулась. Мать с Отцом обеспокоенно переглянулись.
- Что это? – Озефа схватилась за Отцовскую руку, едва не раздавив её под своими пальцами.
- Твоя сестра… - поморщившись, ответил Озеф. – Она… умерла.
- Мало времени осталось… - проговорила Иллира. – Идемте скорее.
Они быстро зашагали по дороге, навстречу дворцу. Земля продолжала дрожать. Когда родильная осталась уже далеко позади и до ворот не хватало всего несколько сотен метров, вены на высоких ставнях резко набухли – и взорвались несчетными волнами маленьких черных щупалец, которые стремительно увеличивались в размерах и в длине, сползая на землю и расходясь от ворот во все стороны. Земля, тронутая ими, тоже чернела, а там, где они оставляли следы своей беспорядочной хлёстки, проступала кровь.
- Что же все это?! – в ужасе воскликнула Озефа.
- Это… мука, - ответила Иллира дрожащим голосом. – Монарший Отец… Голоден.
Она взяла Дочь за руку и стремительно повела её вперед. Озеф вытащил из подсумка перо, задрал рукав и быстро вырезал себе что-то на запястье. На ходу подскочив к Иллире, он схватил её за руку и проделал для неё то же самое.
- Больно, - произнесла та, без единого чувства в голосе.
- Защитит нас, пока не взведем Озефу на трон, - объяснил Отец, убирая перо прочь.
- …Хорошо.
Озеф встал по одну сторону Дочери и кивнул Иллире, чтобы та заняла другую. Вдвоем они вели скованную ужасом девушку к воротам – черные щупальца, достигнув их, хищно поднялись от земли, изогнулись словно бы для рывка вперед – но так и замерли в воздухе, сдерживаемые какой-то неведомой силой. Подобно травяным зарослям они вставали вокруг Названной Семьи и опускались под её поступью, сопровождая их так до тех пор, пока троица не пересекла дворцовый порог и не очутилась под высокими черными потолками Монаршей Обители.
Тронный зал был выложен потускневшей белой плиткой и поддерживался стоймя двумя вереницами толстых колонн. Черные вены, из которых скользко верещали черные щупальца, бежали от стены до стены, обнимали собой углы и пересекались друг с другом на ступенях в дальнем конце зала. Выше этих ступеней поднималась громадная черная стена – живая и дышащая, состоявшая из множества шипастых мускулистых конечностей и продолговатых черных десен, щерившихся длинными острыми зубами. В центре стены виднелась большая голова, напоминавшая ящерную – из неё смотрели два пронзительных белых глаза, а когда стена делала вдох, под едва разжатыми челюстями виднелось еще больше белых, слегка подернутых чернью зубов.
- Это Монарший Отец, - сказала Иллира. – С ним ты проведешь следующие двадцать лет.
- Он… он моя компания? – пролепетала Озефа.
- Да, дитя… И твое страдание.
Втроем они пересекли зал и поднялись по ступеням. Белые глаза уперлись в них подозрительным взглядом, но затем, скользнув по Дочери, жадно блеснули – под скрежет шипов и щелканье зубов ящерная голова выдвинулась из стены, подалась вперед и опустилась на белый пол, придавив разлегшиеся на нем вены и щупальца. Огромные челюсти разомкнулись – промеж них, за белым рядом высоких зубных остриев, показался высокий черный язык, лежавший в ротовой полости подобно пологу, по которому можно было забраться, вверх, навстречу черному нёбу. На самом основании языка, широком и ровном, стоял черный трон из чистой плоти, исписанный рунными символами; боковины его спинки, вместе с подлокотниками, смотрели на мир десятками колючих шипов, вздымавшихся и опускавшихся в такт дыханию Монаршего Отца. На троне покоилось иссушенное тело девушки в черном платье – её белые волосы падали на худосочное морщинистое лицо, также изрисованное рунами.
- Монаршая Мать шлет к тебе свое дитя, - громко возвестила Иллира. – Прими его и продли свою милость над этой грешной землей.
Два толстых длинных щупальца вырвались из горловой тьмы ящера. Небрежно обхватили они труп почившей королевы и отшвырнули его в сторону, как тряпичную куклу. Озефа ахнула и вжалась в своих Названных Родителей.
- Нет-нет-нет… - прошептала она. – Пожалуйста, не надо! Не отдавайте меня ему!
- Или ты, или весь мир, Озефа, - печально проговорил Отец. – Прости нас… Другого пути нет.
- Пожалуйста! Я умоляю вас!.. - девушка упала между ними на колени, зайдясь в рыданиях. – Прошу вас, защитите меня! Папа! Мама! Пожалуйста! Помогите мне!..
Щупальца спустились по языку, проскользнули промеж зубов, преодолели ступени и достигли плачущей Озефы. Та отшатнулась прочь, упала и судорожно схватилась за ноги Отца и Матери – но те лишь стояли недвижно, опустив головы. Щупальца крепко обхватили Озефу и оторвали её от пола – она истошно кричала, пытаясь вырваться, но не могла, со всей своей силой, перебороть или разорвать свои живые путы. Исходя слезами и душераздирающими воплями, она пронеслась промеж нескольких колонн подобно белому ангелу, с лохмотьями, развевавшимися как черные крылья. Её тщетно, но неистово бьющееся тело пролетело над зубами, и поднялось вверх по языку – там щупальца грубо развернули Озефу лицом к залу и с силой усадили её на черный трон, обвязав её по рукам и ногам. Массивные ящерные челюсти начали медленно смыкаться.
- Папа!.. Мама!.. – её стенания эхом отдавались во рту Монаршего Отца, погружавшемуся в сумрак. – Не бросайте меня!.. Пожалуйста!.. Спасите меня!.. Спасите!.. Спасите!..
Челюсти сомкнулись, смяв крики в невнятные, отдаленные мычания. Голова, отнявшись от пола, подалась назад и медленно задвинулась обратно в стену конечностей и десен. Белые глаза, в которых читалось плотоядное предвкушение, в последний раз глянули на Иллиру и Озефа, а затем закрылись. Неразборчивые мольбы Озефы становились все тише и тише, пока голос её и вовсе не угас. Щупальца под ногами Отца и Матери начали медленно рассасываться, а вены сдуваться и опадать на белую плитку отмирающей черной тканью. Молча, оба развернулись и пошли прочь из дворца.
Когда своды тронного зала остались позади и Иллира с Озефом оказались снаружи, земля уже успела очиститься – кровь впиталась в живую ткань, а от голодных щупалец осталась лишь тусклая чернь.
- И ты делаешь все это… Пять тысяч лет? – отрешенно вопросил Озеф.
- Да, - кивнула Иллира.
Вместе они встали около ворот и устремили взгляды в небо. Багрянец в нем рассеивался, уступая место сумрачной серости.
- Ты хорошо справился, - сказала она. – И вел себя прилично. Мы с тобой еще не раз станем Родителями.
- Я не знаю, смогу ли опять… - Озеф покачал головой. – То было самое страшное, что я пережил в своей жизни.
- Я не спрашиваю твоего согласия, - проговорила Иллира, тронув рукоять ножа на поясе. – Я ставлю тебя перед фактом. Увидимся через двадцать лет, Озеф.
Она пошла дальше по дороге, отряхивая черную пыль с мантии.
- Иллира.
- Да? – она обернулась.
Озеф смотрел на неё пытливо, не мигая.
- У тебя совсем нет сердца, да? – спросил он.
Иллира смерила его удивленным взглядом. А затем вдруг усмехнулась.
- Ты еще и умнее, чем Клеарх, - ответила она. И возобновила шаг.