Перевоспитание Полины Главы 5, 6

-5-

Домой Полина прибыла в чрезвычайно приподнятом, можно сказать, романтическом настроении, и, что было необычнее всего, её сегодня вечером никуда не тянуло: ни в клуб, ни на тусовку к Волику - такому одному «мажорному ухажёру», давненько преследующему «ювелирную» девочку, который каждую пятницу устраивал вечеринки исключительно ради присутствия Полины. 
 
Николай Афанасьевич, немало удивлённый, вылез из своего кабинета, потому что услышал, что из комнаты Полины раздается… мелодия. Его удивило не то, что он слышит музыку вообще, а то, что звучала совсем другая музыка - не сумасшедший рок или очередная «дрыгалка» с оглушающими, долбящими мозг аккордами низкой частоты, а симфоническая музыка. Это была приятная, знакомая мелодия. Ба, да это же Рахманинов! 

Николай Афанасьевич поднялся по лестнице, ведущей на второй этаж, к комнате дочери, и увидел, что дверь в девичьи покои приоткрыта. Он приблизился на цыпочках и заглянул. Полина лежала на изящной «принцесскиной» кроватке, под имитированным шёлковым балдахинчиком, вперяя глаза вверх. Просто лежала и глядела в потолок. В руках она держала фотографию матери. Эта сцена его и разжалобила, и умилила одновременно. Отец не мог в точности определить взгляд дочери, так как не видел выражения её глаз, но в общем понимал, что дочка грустит. Зато грусть светлая, не тяжёлая - Полина пребывала в приподнято-одинокой грусти.
Его глубоко тронуло состояние дочки, захотелось кинуться к ней, крепко прижать, обнять и пожалеть. Он чуть ли не сотворил это. Но что-то внутри остановило его. Полина вдруг зашевелилась, словно почувствовала на себе чей-то взгляд, и Николай Афанасьевич, как нашкодивший мальчишка, стремглав бросился вниз по лестнице, стараясь не быть обнаруженным.

Только он успел подбежать к журнальному столику возле лестничной стенки, как на площадке вверху появилась Полина.  Невооруженным глазом было видно, что девушка плакала, но она никаким намёком не выдавала своих слёз, буквально душивших её несколькими минутами ранее. Полина спустилась в гостиную, застав отца, сидящего в кресле у столика и со строгим видом рассматривающего якобы какие-то деловые бумаги. Он даже не соизволил поинтересоваться тем, как прошёл её день. Хотя бы для проформы. Полина презрительно фыркнула, а затем спросила первая, вставляя шпильку:

- Ну, что нового на бриллиантовом поприще?
Николай Афанасьевич, состроив серьёзную мину делового мужчины, оторвался от бумаг и стянул с носа очки.
- А, Полли, это ты?
- Вроде я, - холодно ответила Полина.
Им как будто не было друг до друга дела, но дочка, тем не менее, упрямо стояла над душой и не покидала занятой позиции. Потом резко приземлилась в соседнее кресло, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди, – всем известный знак душевного замкА. Полина держала паузу, вводя отца в некое замешательство.
- Э… как планируешь провести вечер, дитя моё? – с трудом нарушая затянувшееся молчание, артистично съязвил отец. - Ты сегодня куда-нибудь отправляешься?
- Сегодня нет, - слишком грубо отрезала Полина. – Меня не будет в воскресенье.

Полина снова взяла было паузу, но потом твёрдым голосом произнесла:
- Папа, я хочу с тобой поговорить.
Николай Афанасьевич расширил глаза и воспрянул. Он коротким жестом швырнул бумаги на столик, весь сжался в нескрываемом ожидании, приготовившись. Но Полина вдруг передумала - она окинула отца гневным взглядом юного максималиста, хотя этот взгляд ей совершенно не подходил по возрасту.
- Т-а не-ет, - протянула она, - чего я буду перед тобой распинаться! Бесполезно! Всё равно ничего не изменится!

Дочь вскочила с кресла и пошла восвояси.
- Полина?! – просительно позвал отец, но Полина и не повернулась.
К вечеру её настроение окончательно испортилось. Чтобы его развеять, она всё же отправилась на тусовку к Волику, где снова налакалась алкогольной отравы до самых чёртиков. Снова к ней приставал Волик, пользуясь её нетрезвостью, снова она неприлично хохотала и страшно ругалась, отстраняла его потные противные руки и затем выталкивала его из собственной машины.

За руль «Мерседеса» она села пьяная. По дороге домой, естественно, была задержана полицией. И снова её выручал папочка, подключая своё влиятельное имя и деньги. Безусловно, он, вызволив дочь из рук «ментов», миллион раз прокричал ей в лицо сакраментальную фразу «как же ты меня достала!» вместе с другими угрожающими нервическими восклицаниями. Видимо, у отца без преувеличения сдавало всяческое терпение, оно пришло к закономерному концу. И он нисколько не пожалел о том, что недавно пошёл на поводу у хитроумного Долгорукого, согласившись на авантюру с целью перевоспитания Полины.

Так, в «принцесскиной» кроватке Полина оказалась лишь утром и провалялась на шёлковых простынях всю субботу в отвратительном расположении духа и упадке физических сил.

-6-

В воскресенье Полина проснулась очень рано. Было ещё темно. В чернильном небе висел полукруг жёлтой луны, похожий на кусок тыквы, его Полина видела через стекло, освобождённое от откинутого тюля. Полина щёлкнула кнопкой ночника, присела на подушках в кружевных наволочках и замерла. Отчего сейчас ей так легко на душе? Вчера ей было плохо, а сейчас так невесомо и радостно? Отчего она чувствует веяние свежего ветерка? Откуда он – ведь ни одна складочка портьер, прикрывающих полуоткрытые окна, не шелохнётся! Что это за ветерок? Или это фея-невидимка летает над Полиной и наводит волшебство, взмахивая призрачной фатой?
Голова стала наполняться звуками красивой музыки, приносящейся издалека, – мелодия незамысловатая, но рождающая восторг и уносящая душу куда-то ввысь. Мелодия из созвучий скрипок, арфы, трубы, флейт и других живых инструментов. Кажется, что эта пронзительная композиция сочиняется в голове Полины сама собой! Ах, да! Полина знает, отчего ей хорошо! Сегодня воскресенье – она встретится с тем черноглазым художником, что рисует старинный город…

Полина решила одеться как можно скромнее! Никаких украшений! Не краситься, не нашпандоривать искусственных ресниц, а то бряцают по глазам, как у коровы! Она покрутилась перед зеркалом: ага, вот именно это креповое платье смотрится на ней отлично! Сверху - курточку из тёмной джинсы, а волосы распустить, пусть лежат на плечах, чуть взлохмаченные, непроизвольно. Нет, зачем эти длинные неухоженные патлы? Надо сделать стрижку. Так проще, ей пойдёт! О, ещё этот дурацкий маникюр! Не ногти, а когти динозавра! Убрать! Она набрала номер своей парикмахерши.
Через пару часов Полина изменилась до неузнаваемости - выглядела  очаровательной скромницей, так что парикмахерша ахнула: «Поля, ты  даже помолодела, просто школьница! Классный образ! Ты для самодеятельности, что ли?» Вообще-то, и так можно сказать. Чем наша жизнь не художественная самодеятельность?!

В сквер на встречу с художником Полина отправилась без машины. Вернее, оставила её за тридевять земель до бульвара и пошла пешком. Собственно, в последнее время она заметила за собой это новое желание - чаще ходить пешком, не торопясь, свободно вдыхать воздух, пахнущий осенью.

Евгений намеренно ждал её, это было сильно заметно. Он, обрадованный встречей, поздоровался, обхватив её руку своими двумя руками. Полина отметила про себя, что художник тоже, как парикмахерша, несколько удивлён: девушка явилась в невиданном доселе образе.
- Ты стала какой-то иной, - сказал он, запросто обращаясь к ней на «ты».
- Есть немного, - улыбнулась Полина, - лучше или хуже? Только честно.
- Не знаю. Думаю, лучше. Очевидно, ты вернулась в себя? Сняла наносное. Да, пожалуй, лучше.
Полина засмеялась.

- А ты… О, на пальцах свежая краска! – ещё пуще засмеялась она.
- Работал с утра. Закончил портрет одного мальчика.
Евгений достал из нескольких стоящих в стороне полотен картину, на которой был изображён мальчик лет пяти в костюме королевского пажа.  Полина рассмотрела картину. Ей стало интересно, насколько велико сходство с оригиналом?
- Когда должны забрать портрет? Сегодня?
- Тебе не терпится увидеть малыша живьём, да? Похож, можешь не сомневаться.
- Я всегда завидовала художникам. Изображать мир и людей… Творить этот мир по-своему… Взять хоть бы этого мальчика. Здесь он паж. А ты можешь сделать его кем угодно и поместить его в любую эпоху, в любой интерьер, да ещё приписать ему то, чего в реальной жизни в нём и нет вовсе…

- Но ты ведь тоже пишешь, не так ли? Ведь пишешь иногда? По вдохновению?
- Я?! Господи, какой же я художник! Настоящий художник – это талант от бога! – ушла от ответа Полина.
Она не хотела сейчас рассказывать Евгению про баловство художницы-дилетантки, действительно, по вдохновению. Полина бережно поставила картину на место.
- Ты обещал мне показать другие полотна о городе.
Евгений кивнул, не отрывая глаз от девушки.

- Обещал. Но я их не принёс.
- Почему? – Полина разочарованно посмотрела на него.
Евгений усмехнулся.
- Я не могу их тащить на себе, их надо привезти, этого сегодня я сделать не смог.
Полине было не понятно, в чём трудность.
- А как же эти? – она махнула головой на несколько полотен, стоящих на выставочном стенде.

- Эти  – на продажу. Признаться, мне один знакомый помогает, в смысле, помогает привозить картины сюда, на бульвар.
- Проблема в транспорте? – Полина недоумённо уставилась на художника.
- Ну, да. Машины у меня нет, арендовать пока не в состоянии. Вот продам кое-что, может, деньжата появятся.
- Ты живёшь далеко отсюда? – не унималась Полина.
Евгений улыбнулся.

- Если без машины, то добираться около часа.
- Где же? Или это секрет?
Художник перестал улыбаться.
- Нет, не секрет. В районе молзавода.
- Боже, где это? Думаешь, я знаю, где находится молзавод?
Евгений подозрительно уставился на Полину.
- Ты действительно не знаешь? Недалеко от церкви Святого Онуфрия.
Полина уже тыкала в телефон, чтобы выяснить, о каком районе города говорит Евгений. Нашла.

- Слушай, ни разу не бывала в твоем районе. А дом какой? Номер дома?
Художник остановил любопытную девушку, накрыв ладонью её руку с телефоном.
- Полина, не надо. Дом свой я тебе не покажу.
Она вновь хмыкнула – её начинала раззадоривать скрытность нового знакомого. Чего это он кочевряжится? Что особенного в том, если бы он указал свой дом? Что за таинственность такая?

- Почему? Странно… А где же ты собирался тогда рисовать мой портрет? А!.. Поняла!  У тебя, вероятно, есть мастерская? Работаешь там? И днём, и ночью? У тебя там, наверное, так прикольно? Картины, мольберты, краски, предметы всякие? Да? Кстати, Евгений Ковалёв, - закокетничала Полина, - я даю вам согласие на портрет!
Она спрятала телефон в сумочку и, широко улыбаясь, наклонила набок голову.
- Покажи мне твою мастерскую. Пожалуйста!

Евгений потускнел. С каким-то мудрым прищуром он посмотрел на Полину и сказал:
- У меня нет мастерской. Я живу и работаю в одном и том же месте – на чердаке. Собственно, никакого особого секрета в этом нет. Но я с первого раза заметил, Полина, что ты девушка не простая… поэтому я не хотел бы…
- Что ты имеешь в виду? Что значит «не простая»? – тут же, на последних словах перебила его Полина.

- Не простая?.. Ты особа из состоятельного сословия…
Но Полина как будто и не услышала ничего про сословие, её поразило слово «чердак»!
- Погоди! На чердаке?! На каком чердаке?

Полину охватил ажиотажный трепет: неужели ей встретился настоящий нищий художник! Ещё не зная-не ведая ничего о жизни Евгения, она подсознательно заключила, что судьба свела её с человеком, который возник из совершенно другого мира – без кривды, наносных правил, масок, лживых рож, денежного безумства, искусственности в отношениях. Этот художник – из мира правды, здоровой нравственности, искренней любви. И она, Полина, ему не безразлична – она же видит, а главное, чувствует это! Ей привалило такое бешеное счастье!

- На каком чердаке ты живёшь, Женя? Ты что, добрый Карлсон, что ли? Расскажи, прошу тебя, расскажи про свою жизнь! Кто ты? А я расскажу тебе про себя. Хочешь?
Полина коснулась его руки выше локтя и вперила свой взгляд в круглые черешни, словно проталкиваясь глубже и глубже в его чёрные, бездонные, космические омуты, в которых, тем не менее, проблёскивал вполне земной притягательный свет – влюблённость. Влюблённость в неё!
 
- Хочу, - ответил Евгений. - Я признаюсь: ты произвела на меня исключительно приятное впечатление. В тебе есть индивидуальность, хотя ты избалованная девчонка. Через час за мною приедет Самсонов, чтобы отвезти картины. Так вот, я приглашаю тебя на чердак. Поедешь? Не испугаешься?
Полина захлопала в ладоши, притоптывая на месте. Отлично! На чердак!
- Отлично! На чердак! – повторила она. - Испугаюсь? Чего это я должна бояться? Нет, конечно, не испугаюсь! Надеюсь, ты не собираешься меня там убивать?

(Продолжение следует)