Перевоспитание Полины Главы 7, 8

-7-

На какой-то развалюхе некто Самсонов, - приземистый мужичонка в спортивной шапочке и в замасленной куртке, невыносимо пахнущей дешевым табачищем, - привёз их с картинами в глухой переулок, о местонахождении которого Полина , ясное дело, слыхом не слыхивала. Кругом царило запустение. Хотя в доме, куда направились мужчины, перетаскивая картины, проживали кое-какие люди. Полина вышла из машины и стояла молча - осматривалась, сморщившись: и здесь вот могут бытовать живые люди? Потресканная, с тёмными потёками штукатурка старого, давным-давно не ремонтированного дома, грязные размалёванные подъезды, спёртый воздух которых выворачивал твое нутро наизнанку… На лестничных ступенях скользко, как в жиже из вонючего киселя. Отдалённый плач ребенка, крик скандалящих соседей… Невесело и неуютно. Трущобы.

Самсонов, буркнув «до свидания», умчался на хриплом автомобиле, а художник, сделав пригласительный жест рукой, повел Полину в свои «палаты». Они поднялись по заплёванной лестнице, окаймлённой засохшими панелями, расписанными иероглифами и неприличными словами, на самый верх пятиэтажки, оказавшись на последней лестничной площадке с двумя квартирами напротив.

- А дальше? – спросила заробевшая вдруг Полина.
- Дальше – вон туда, - Евгений кивнул в сторону люка над их головами.
Он поставил ногу на металлическую ступеньку невысокой вертикальной лестницы, ведущей к люку наверху, и полез первым, Полина – за ним. Когда художник встал ногой на пол, то подал руку девушке и помог влезть через люк. Поднявшись, она обмерла. Точно, чердак: наверху вместо потолка - стропила, треугольник старой крыши, вокруг - жилое пространство площадью с хорошую двухкомнатную квартиру, зонированное хозяином.

В центре – что-то вроде студии, вмещающей в себя гостиную, спальную и кухонную зоны, справа   – зона художественной мастерской, заваленной соответствующими причиндалами. Везде рабочий беспорядок, но не влияющий на ощущение уюта. Видно, что человек обитает здесь с удовольствием.  Полина осторожно обошла помещение, двинулась к двум мольбертам. На одном из них был закреплён лист ватмана с каким-то наброском.

- Ну, вот, милости просим. Как тебе? – спросил ожидающий удобного момента Евгений.
- Мне нравится, - смело ответила она. – Только я не пойму…
- Отчего я здесь, а не в нормальной квартире?
- Вообще-то, да. Если нет собственного жилья, то почему не в съёмном хотя бы?
Евгений пододвинул девушке единственный стул, старый металлический кухонный стул, предложив присесть.

- Это длинная история. Вёл неправильную экономическую политику и разорился. Я и живу на съёмной «фатере»! – как-то деланно весело произнёс художник. – Договорился за символическую плату с начальником управляющей компании, я ему немножко подрисовываю, когда надо, иногда оформителем снаряжаюсь.
Полина просяще взглянула на него, и Евгений вдруг стал рассказывать, как он, завязавшись на мифической стройке, недальновидно и тупо лишил себя и, естественно, свою семью крыши над головой.
 
- Ты женат и есть дети? – с неприязнью интересовалась Полина.
- В разводе. Есть пятилетний сын. Но жена уехала с ним к родителям. Далеко. Она со мною отказалась общаться, наотрез.
Вечер они провели замечательно, с точки зрения Полины. Она, вероятно, никогда в жизни не испытывала желанной раскованности в разговоре с человеком, который с неподдельным участием слушал её, отвечал на любые вопросы, которые касались различных тем, не только личных. Полина ничего не смогла утаить от этого странного новоиспечённого друга, в смысле, самого главного из её жизни. Рассказала, кто она, как и где живёт, чем занимается, поведала о своей боли. Евгений, кое-чему удивляясь, признался, что с самого начала знакомства понял, что она из богатой семьи.

Однако Полина, несмотря на то что Евгений был, по сути, нищим, разорившим, как он сказал, семью, как ни странно, ощущала к нему не отвращение, а нечто обратное - он тот, на которого можно положиться, с которым можно заварить любую кашу, потому что он открыт и честен. По пути к чердаку Самсонов с художником забежали в супермаркет, купили кое-что из еды, и сейчас Полина и Евгений, разложив на столе съестные припасы, заварив чай, ужинали, дружелюбно беседуя.
Когда же вечер встречи закончился – а закончился он мирно, дружно, без противных приставаний со стороны мужчины, что очень импонировало Полине, - Евгений проводил девушку до указанного ею места. Художник, попрощавшись, скрылся за поворотом, она же прошла к своему «Мерседесу» и, окрылённая совершенно незнакомым восторженным чувством, не поехала, а полетела по дороге, словно у машины появились крылья.

-8-

Вот и завязался роман. Но отношения развивались вроде не по проторённой схеме, как обычно бывает с влюблённой парой. Эти два человека вели себя без стеснения, словно были очень-очень давно знакомы, с самого детства, словно были родственниками. Лёгкость в обращении друг с другом сложилась почти мгновенно. Видимо, действительно их многое связывало: взгляд на вещи, вкусы, даже желания. И материальная сторона дела тоже как-то органично, без трудностей, вплеталась в их совместную жизнь.

Больше всего Полину привлекало то, что между ними не вставала стена принадлежности к разным социальным рангам. Да и какие такие ранги?! Евгений – интеллигент, имеющий высшее художественное образование. Ну, подумаешь, разорившийся аристократ. Ведь это поправимо! Она студентка, окончит университет, тоже будет интеллигенткой. Сколько на свете тупых богатеев, от которых несёт умственной плесенью. А талантливейший Евгений, если окажется при деньгах и при практичной состоятельной жене, превратится в ого-го какого! Его стезя – слава, известность!

После нескольких встреч, однажды вечером, Полина и Евгений остались вместе до утра. Она позвонила не отцу, а своей горничной, чтобы та предупредила предка: Полина, мол, ночует у подруги - у Татьяны. Позвонила не для отчёта, а лишь для того, чтобы папаша не затеял поиски в команде с преданными ему ментами. Позже она придумала, каким образом сможет отвертеться от объяснений с отцом. Полина, безусловно, понимала, что со своими тайными встречами она долго не протянет, поэтому, определившись, твёрдо решила к Новому Году поставить отца в известность о том, что выходит замуж.

Евгений завершал работу над портретом любимой. В один из дней, за мольбертом, он внезапно остановился, пристально поглядев на Полину. Евгений держал запачканными пальцами кисть и смотрел ей прямо в глаза. Очень проникновенным, умным и совершенно серьёзным был этот взгляд. В него примешивалась откровенная любовь, но лишь примешивалась. Перевешивала серьёзность, будто взгляд отражал тяжёлое движение махины его мыслей и всевозможных душевных переживаний. Его глаза не способны были скрывать душевные треволнения, всегда его выдавали.

- Женя, почему ты смотришь на меня не как всегда?
- Как? – машинально спросил он. – Как я смотрю?
Полина пожала плечами.
- Не знаю. Необычно. В твоём взгляде есть что-то чужое. Я бы выразилась: новое и тревожное.
Евгений отложил кисть, протёр руки тряпкой.
- Поля, - он близко подошёл к ней, сидящей на косоногой скамье и прикрытой куском материи, а затем, опустившись на колено, крепко обнял, прижавшись к её груди.
Она по-матерински погладила его по голове и обратила к нему взор, полный нежности.
- Что ты? Что-то случилось? – тихо спросила Полина. - Ты меня разлюбил?
Он дёрнулся, точно обжегшись.
- Поля, нет, в том-то и дело, что я на самом деле тебя люблю.  И поэтому я не хочу…

Полина закаменела, собравшись в твёрдый комок, он даже почувствовал налившуюся в её мышцы упругость.
- Не хочешь чего? – ожидая нечто страшное в его ответе, спросила она.
- Я хочу, чтобы ты всегда была в моей жизни. Я боюсь, что счастье, которое я испытываю …, которое мы испытываем, однажды прервётся!
Полина расширила глаза. Она ясно видела, что человек, признававшийся ей в чувствах, не лжёт. Он озабочен потерей, которая иссушит его, если ворвётся в жизнь.
- По какой же причине оно может исчезнуть? Ты боишься, что папа станет преградой? Да плевать я хотела…
- Не надо так об отце.
- Мне не нужны его миллионы, его благословение! – завелась Полина. - Это моя жизнь! Моя! Если б ты только видел, каких идиотов он прочил мне в мужья! – она горько рассмеялась. – Они все моральные уроды с мешками бабла вместо души! Кроме денег – ничего! Пустота! Полые трубки!

Полина обхватила художника за щёки и поцеловала.
- Женя, может, отец, наоборот, порадуется моему счастью и оставит меня при наследстве, а заодно и в покое?! Ну, не чурка же он деревянная, не конченный же он «мистер-Твистер»? А?! Он же всё-таки человек! И у него тоже когда-то была любовь! Не грязненькие одноразовые связи, а любовь! Любовь к моей маме! Понимаешь? Вот пойдём к нему и скажем, что нам вместе хорошо, что мы не можем друг без друга, что я готова уйти с тобой куда глаза глядят, как говорится, на край света, если он не даст согласия… А если, наоборот, согласится без боя? Может, я его недооцениваю? С деньгами-то  мы с тобой горы свернём! Мы же не транжирить станем! Организуем выставки, пиар! Ты будешь первым художником в стране! В мире!

И целовала его тёплыми губами в щёки, в нос, в лоб, обнимала. Столько нежности по отношению к себе Евгений никогда не видел! Он время от времени отрывал её руки и долго-долго вглядывался в её счастливые любящие глаза!
Именно в тот вечер наступила минута, когда художник полностью осознал, не то чтобы сердцем, а головой, что испытывает к Полине, к этой девочке, имеющей имидж грубой, развязной девицы-лентяйки, тусующейся на деньги отца, щемящее, волнующее его чувство. Что она сделалась для него чем-то неотделимым, приросла всей кожей с мясом – её невозможно оторвать от себя без боли, он связан с нею так, что прочнее не бывает! Евгений это осознал. И ещё он абсолютно был уверен, что она его действительно любит, невзирая на то, что он нищий и для её круга – ничтожество.

Идти против условностей окружения - это своего рода подвиг. Она крутая девчонка!
Полина увидела некую муку в его чёрных черешнях, в стекле которых отражалось её лицо. Что с ним происходит? Лицо же художника выражало большую, активную борьбу внутри него, как бы он ни ныкал от любимой Полины, ни заворачивал в недоступную ей тайну поединок между самим собой и установками дела. Полина остро и верно ощутила, что есть какой-то секретный материал, запрятанный слишком глубоко в его душе, к которому она не была допущена. И секрет этот не связан с прошлой жизнью, с женой, с сыном, с низким денежным положением. Нет-нет, здесь что-то другое. И он, скорее всего, долго скрывает это «что-то», но скрывать, видимо, больше не в состоянии. Оно скоро откроется. Что же это?!

(Продолжение следует)