Перевоспитание Полины Главы 9, 10

-9-

Предпраздничный город был расцвечен новогодними украшениями. Ночью улицы сверкали переливающейся иллюминацией. Наряженные ёлки, светодиодные гирлянды в окнах витрин и домов, картинки, узоры и рекламы на городских щитах, перекинутые через проезжие дороги баннеры с поздравлениями – всё вроде бы привычно для обывателя, но, тем не менее, эта блескучая мишура волшебным образом ежегодно поднимала настроение любому жителю.

В доме у Николая Афанасьевича давно витала в воздухе новогодняя приподнятость. В назначенный день домашние помощники установили ёлку, в комнатах развесили новогодние и рождественские безделушки. Подводились итоги календарного года, все ждали от хозяина зарплаты, премий и традиционных подарков – каждому по его работе и статусу в иерархии прислуги.

Богатову не терпелось подвести итоги и другого порядка – что же там с дочкой? Вот уже третий месяц пошёл, как отец зорким всевидящим оком наблюдал картину, по пунктам предсказанную Долгоруким: Полина менялась на глазах. Причём быстро и позитивно – то, что надо. Она перестала вечерами сматываться в ночные клубы, из её разговоров незаметно улетучивались безобразные выражения, изменился сам тон бесед, поддался метаморфозе даже голос – стал каким-то тихим, более округлым. Каждое будничное утро она уезжала в университет на учёбу и в итоге объявила о том, что закрыла все задолженности по предметам, так что к сессии, вероятней всего, её допустят без папиного вмешательства.

Единственное, что якобы беспокоило отца, - это некая новая дружба: у Поли появилась «подруга Таня», которая помогает ей нагнать упущенное по университетским дисциплинам. Отец поинтересовался - для виду, конечно, и, к тому же, как бы шутя - насчёт дочкиной ориентации, на что Полина громко и откровенно рассмеялась. Она смеялась настолько искренне и простодушно, что родитель «поверил». Он-то знал, какая такая «подруга» завелась в жизни его дочери. Он ждал исхода задуманной против дочки «пакости». О, придётся ещё чуть-чуть поднатужиться и исполнить роль до конца. Он чрезвычайно устал от спектакля! До столь высокой степени Богатов не уставал даже на своей «вредной» работе ювелирного миллиардера! Но что делать? Надо.

Доклады знающих своё дело людей, которые следили за Полиной и Евгением, вполне удовлетворяли Николая Афанасьевича. Если случится всё именно так, как прогнозировал Долгорукий, то хозяин сполна вознаградит умного пса. Хотелось бы ему сказать «верного пса», но Долгорукий - товарищ себе на уме, его верность – шаткая пристань. Пусть, главное, выполнит обещанное.

Под вечер, узнав, что отец сейчас дома, дочь спустилась вниз. Он слышал её мягкие шаги по ковру в гостиной. Полина прошла в кабинет, где под светом массивной, сотворённой под старину, настольной лампы отец что-то писал на листе бумаги. Перед ним на столе распластался не менее массивный гранитный органайзер чёрно-малахитового цвета, который пестрил полированными ручками с позолоченными перьями и другими письменными принадлежностями. Николай Афанасьевич утопил голову в плечи, изображая в данную минуту очень занятого человека.
- Папа, - позвала Полина.

Отец не сразу вскинул подбородок, оторвавшись от рукописи.
- А, Поля! Здравствуй! Кажется, сегодня мы ещё не видАлись?
- Добрый вечер, папа. Нет, не виделись, - по-другому употребила глагол дочка.
Полина опустилась на край мягкого кресла, приютившегося рядом с диваном одинаковой с ним обивки. Вся мебель в кабинете – части одного и того же весьма дорогого гарнитура, сработанного из какой-то там породы американского красного дерева. Интерьер кабинета, который, взяв паузу перед разговором, Полина оглядывала, будто впервые, был исполнен в старинном английском стиле. При закрытой двустворчатой двери можно было подумать, что и впрямь находишься в одном из помещений английского замка поры высокого средневековья. Чужой, несердечный, неродной интерьер. Полина, неожиданно открыв для себя родившееся мгновенно это обновлённое впечатление, поёжилась, как от холода, и бросила взор на красивый строгий камин, где на полке примостились стильные каминные часы и крученые позолоченные канделябры – по классике. Почувствовав пристальный, ждущий взгляд отца, она вернулась глазами к нему.

- Я тебя слушаю, дочка.
Она вздохнула, как перед грандиозным признанием чего-то постыдного, и неторопливо сказала:
- Папа, я выхожу замуж.
«Началось», - подумал Николай Афанасьевич.
- Замуж?! – изумлённо вскрикнул он, что вышло капельку артистично. – Не понял! Кто же твой избранник? Насколько мне известно, ты не хвасталась женихами в последние несколько месяцев?

Полина добродушно улыбнулась, в её спокойствии и манере поведения не намечалось никакого намёка на скандал или протест. Она выпрямилась, опустив руки по швам и приглушённо, но железно сказала:
- Отец, позволь мне познакомить тебя с моим, как ты выразился, избранником. Да, прости, я скрывала от тебя мою любовь. И не только от тебя, а ото всех на свете. Это не увлечение, не развлечение, это глубокое чувство к человеку, о котором я мечтала всю жизнь. Мне будет чрезвычайно приятно, если ты примешь мой выбор.
Николай Афанасьевич был, говоря на сленге, в ауте. Не переборщил ли Долгорукий с находкой кандидатуры на роль будущего мужа? Похоже, дочка и впрямь влюблена по уши! А говорит-то как! Прям девятнадцатый век! Даром что на журналистку учится! Он автоматически хрустнул пальцами.

- Кто он? – с некоторой суровостью в голосе спросил Богатов, продолжая играть роль.
- Художник.
- Художник? А фамилия? Он известен? Как вы познакомились? На каком-нибудь творческом сборище?
Полина пожала плечами, одновременно соорудив на губах ухмылку: так и стану я тебе докладывать подробности, как же.
- Тебя интересует, прежде всего, известность?  - всё же съязвила она. - Евгений Ковалёв. Это имя говорит тебе о ком-то?
- Ковалёв? Нет, не припоминаю. И что, хороший художник?
- Замечательный! Своеобразный!

Тут внезапно запел отцовский телефон.
- Извини, - кратко кинул Николай Афанасьевич и провёл пальцем по стеклу «Айфона».
Он говорил, покидая пределы кабинета. Ему звонил Пётр Фёдорович Долгорукий, как раз вовремя. Богатов обрадовался звонку.
- Петя, что мне делать дальше? Она заявила, что собирается замуж за Ковалёва, этого твоего художника!  - нервно рассказывал Богатов, покрываясь испариной от приливавшего к щекам жара, и быстренько убегал подальше от кабинета, чтобы Полина ничего не слышала.

- Как что? Соглашайся! Пусть выходит замуж. Если начнёшь сопротивляться, - она тебя возненавидит! – отвечал в трубке Дологорукий.
- Как соглашаться?! Ты же говорил, надо сопротивляться, чтобы она вышла за него назло мне! Чтобы помыкалась без денег! О Боже, на что я подписался?! А если она узнает о нашем заговоре, я вообще потеряю дочь! Она не простит! Вовек меня не простит за то, что я поигрался с её чувствами!
- Нет, соглашайся на знакомство, на брак! Пусть тебе художник понравится! Меняем сценарий. Николай Афанасьевич, не волнуйся, всё будет ОК, всё под контролем! Ковалёв знает, когда и куда отступать! Я вечерком заеду, надо кое-какие детали обсудить.

Полина же находилась на вершине девического счастья. Никогда ещё ей не приходилось испытывать такого блаженства, такого чудодейственного восторга, всё нутро её горело огнём, и она радовалась, что наконец-то нашёлся человек, которому она может довериться – Женя, её любимый, неповторимый Женя!
Ей почудилось, что отец благосклонно отнёсся к её сообщению. Он, естественно, будет продолжать выспрашивать и выуживать информацию, может, справки попытается навести. Да и пусть наводит! Однако Полина готова до последнего стоять на своем. Нет, ей не почудилось, она уловила явные нотки будущего согласия отца. Но если же отец начнёт строить преграды, Полина всё равно сделает так, как решила! В конце концов, она борется за свою собственную жизнь!

- Поля, - извини ещё раз, помощник звонил, так на чём мы остановились? Ковалёв?.. Нет, не имею чести знать этого художника.
Богатов снова для виду повозился с бумагами на столе, складывая их в определённом порядке, изображая некое размышление при этом, и всё же с чуть заметной неуверенностью сказал:
- Хорошо, познакомь нас.
Полина кинулась к нему на шею.
- Спасибо, папа! Ты не разочаруешься, вот увидишь! Он талантлив, чертовски талантлив! Он воспитан, деликатен… Он очень достойный человек!

- Полина, задушишь! – отделался смешком отец. – Ты бы хоть пояснила, где он, что он?.. Откуда он взялся? Судя по всему, ты знаешь его недолгое время! Он беден?
- Отец, какая разница! Одно открою тебе, что он в разводе, давно, и у него есть сын, но он с матерью далеко, где-то на Дальнем Востоке.
- Он был женат?! Он беден?! Откуда он?! Из какой семьи? О господи! – Богатов театрально заломил руки.
- Папа! – повысила голос Полина. – Ты же согласился познакомиться! Не начинай! А если и беден, так что с того? Пояснять я ничего не буду, увидишь человека – сам поймёшь.
- Ладно, разберёмся! – закусил губу Богатов: мол, знала бы ты, дурёха, кто такой Ковалёв на самом деле.

Полина замолчала, вновь взяв паузу. Она пододвинулась к отцу, занявшему место за своим фундаментальным столом, медленно, как бы примирительно, положила руку на его плечо и задумчиво уставилась на их совместное отражение в начищенных до блеска стёклах книжной стенки. На полках недвижными рядами стояли книги, стояли десятилетиями, спокойные, важные и добрые, как живые, слушали обо всём, о чём кем-то и когда-то говорилось, спорилось, размышлялось, приказывалось, плакалось в этой просторной комнате, напоминающей кусочек старинного европейского замка.
- Папа, ты в состоянии понять меня? Ты способен вникнуть в мои слова: я полюбила, - вещала Полина отцовскому отражению. - Не влюбилась, не затеяла интригу, а полюбила мужчину! Впервые в жизни! Я буду отстаивать и защищать свою любовь, чего бы мне это ни стоило! Это черта во мне – твоя, папа. Узнаёшь?

Николай Афанасьевич плакал внутри. В данную минуту ему страшно хотелось раскрыть рот и признаться дочке, что Ковалёв – актёришка, нанятый Долгоруким за довольно хороший гонорар. Ну, он художник, конечно, профессия не выдумана. Просто он согласился временно поактёрствовать за деньги. Деньги-то ему, ох, как нужны: жена, больной ребёнок, мать пенсионерка. Да-да, жена и ребёнок существуют, не в разводе и не на Дальнем Востоке, а гораздо ближе. И Полина об этом ни сном ни духом.

Его курируют опытные преподаватели в области актёрского мастерства, и вообще эта катавасия очень похожа на съёмки художественного фильма, только вся съёмочная группа скрыта от глаз тех, кто исполняет роли, их снимают скрытой камерой. Однако было поздно. Теперь, думал Богатов, уж пускай действие катится своим чередом, ведь, она реально влюблена. Знать, в самом деле этот Ковалёв талантлив, чёрт бы его побрал! Что будет- то будет! Кстати, надо поглядеть на его картины, может, они в действительности заслуживают внимания Богатова – ведь на художнике можно как следует раскрутиться! Николай Афанасьевич резко прекратил работу извилин в данном направлении, словно вспомнив о чём-то важном, и обратился к дочке:

- Дочь, в несколько недель ты так изменилась, - с грустным удивлением произнёс Николай Афанасьевич, - ты, оказывается, милая, располагающая к себе девушка. Ты сейчас так сильно мне напоминаешь твою маму Свету.
Он притянул к губам пухленькую ручку дочери и чмокнул куда-то в кисть.
- Отец, ты как будто плачешь?
Полина оторвала руку и, чуть отойдя от него, опёрлась о столешницу.
- Скажи, ты ведь любил маму?
- Очень любил, - не мешкая, сразу ответил отец.

- Но почему же тогда … , - она быстро подбирала в мыслях нужное выражение, чтобы не оскорбить родителя, - встречался с другими женщинами?
- Какой вздор! – крикнул Богатов. – Ты права не имеешь… Поля, в жизни в принципе и в отношениях в частности бывает много несуразностей, их порою совершенно нельзя объяснить какими-то номинантами…  Доченька, я, честное слово, любил Светочку, не представлял жизни без неё! Да и сейчас я её люблю, - грустно сказал он.
- Поэтому изменял! Потря-я-ясная логика! – зло протянула Полина. – Хорошо, извини, это ваша жизнь. Завтра воскресенье, я могу пригласить Евгения? Знаешь, я бы хотела, чтобы встреча проходила на нейтральной территории, дома ещё успеется. Давай в ресторане?
- Хорошо, согласен.

-10-

Полина любила от случая к случаю бывать в ресторанчике под оригинальным названием «Хрустальный перезвон». Года два назад они, несколько студентов-одногруппников, невзначай попали сюда, и с тех пор понравившийся ресторанчик стал для неё своего рода местом для уединения, о чём никто не знал. Она решила в этот «знаменательный» для неё день рассекретить ресторанчик своим ценным людям – отцу и «избраннику».

Гостевой зал был небольшой, уютный, художественно соответствовал стилевому образу: всё - в горном хрустале. Не в настоящем, конечно, в декоративном. Посетители словно попадают в пещеру со сталактитами из горного хрусталя. Стены – каменные склоны, у подножия которых в известняковом песке, за бордюрами, стоят гранёные прозрачные стрелы «природного хрусталя», играющего бриллиантовыми радужными переливами, что создаётся при помощи освещения настенных бра и потолочных люстр с «хрустальными» же подвесками. Кое-где в интерьер со вкусом вплетаются нагие лианообразные растения, а по каменным склонам стекает слёзными струйками «горная» вода.

Столики для гостей - стеклянные, стулья  -  молочно-белого  лёгкого дерева, спинки которых украшены деревянным кружевом. Посуда – чисто белого фарфора. Фужеры, рюмки, стаканы – всё столовое стекло резное, под хрусталь. Создаётся впечатление воздушности и одновременно экзотики. Прекрасное место для романтических встреч или для знакомств.
Полина с Евгением уселись за столик рядом с переливающимся кустом хрустальных пятигранников разной высоты. В пространстве помещения звучала негромкая  оркестровая музыка. Николай Афанасьевич появился десятью минутами позже, извинившись за опоздание. Ему навстречу поднялся Евгений. Полина представила художника отцу, и мужчины, с тщательностью вглядываясь один в другого, пожали друг другу руки.

Во время прошлого разговора с отцом Полина мимолётно отметила сознанием, что он как-то слишком сговорчив. Как-то подозрительно быстро он согласился встретиться с дочкиным «ухажёром», так сказать, сдался практически без боя. Нет, он, конечно, расспросил её о художнике, но как будто для красного словца. Полина отправлялась на беседу с некоторым страхом, предполагала, что отец закатит ей грандиозный скандал, начнёт оскорблять её молодого человека за глаза, грозить ей лишением наследства и так далее, но ничего подобного не произошло.

Однако все эти мысли лишь мгновенно промелькнули в её голове и тут же умчались, потому что Полине некогда было заниматься анализом необычного папочкиного поведения, как бы совсем не совпадающего с его убеждением по поводу того, каким обязательно должен быть муж его дочери, так как душа и сердце Полины были охвачены сумасшедшим и прекрасным пожаром любви. В самом прямом смысле этих выражений: ей безумно нравился Евгений, никого больше она не желала, никого больше она не любила так порывисто и верно.

Вечер в «Хрустальном перезвоне» прошёл на удивление великолепно. Мужчины, видимо, нашли общий язык. Они безболезненно вступили в общение, к тому же нашлись интересующие их двоих проблемы. Отец, как ни показалось это странным Полине, умело и очаровательно выражал свои пристрастия в отношении живописи, чем весьма озадачил дочку – она и не догадывалась о таковых отцовских познаниях и увлечениях. Николай Афанасьевич ни разу не спровоцировал Евгения насчёт его материального положения. Люди познакомились и просто поговорили исключительно на жизненные и творческие темы.

Тем не менее, Полина заметила, что и отец, и Евгений постоянно всматриваются друг друга. Разговор между ними вроде клеится свободно, но всё же где-то что-то не так: то ли мешает им что-то, то ли, наоборот, заранее известно, о чём пойдёт речь. Что в этих взаимных «всматриваниях»? Не то каждый из них изучает своего собеседника, не то держит себя настороже, не то они видят сегодня друг друга, как ей вдруг показалось, не впервые? Или перед встречей один о другом набрались всякой информации?

Отец, верно, вселенную перевернул, чтобы выяснить всю подноготную художника Ковалёва! И всё-таки, как сегодня хорошо складываются обстоятельства! Полина на седьмом небе от счастья – неужели бог услышал её молитвы, и отец, слава богу, не станет лезть в её личную жизнь, а поведет себя, как настоящий, поистине любящий родитель – отпустит дочь, доверится её чувствам, даст возможность самой выбирать, с кем быть и о ком болеть душой?! 

- Вы говорите, Евгений, что планируете выставку? Мне, знаете ли, интересно. Я хотел бы посмотреть и оценить ваши полотна, если вы позволите. Это возможно?
- Пожалуйста, буду рад.
- Если ваше творчество мне доставит удовольствие, я посодействую скорейшей организации выставки. Сведу вас, скажем, с двумя устроителями, совершенно талантливыми в своем организаторском деле и влиятельными людьми.
- Благодарю вас, Николай Афанасьевич.

Евгений сделал небольшой наклон головы при произнесении благодарственного слова, а затем через крохотную паузу смело добавил:
- Только вот что… очень прошу вас при просмотре быть объективным, я имею в виду не соединять в одно мои картины и моё глубокое расположение к вашей дочери, - Ковалёв при этом многозначительно улыбнулся, сделав выражение лица таким, что не требовалось со стороны слушателя никакого отказа.

- Об этом не беспокойтесь. Помощь – по заслугам, ибо объективность прежде всего. Я деловой человек, - отрапортовал Николай Афанасьевич. – Вкладываюсь в то, что заслуживает вложения. Вы меня понимаете.

И вновь пустил на Ковалёва взгляд, в котором можно было бы подметить при пристальном разборе нечто вроде: «ты всё делаешь правильно, так держать».
Полина под действием отличного вина, раскрепощённого течения разговора, разбавляемого в иные минуты благородным мужским юмором, который вызывал лёгкий смех, под действием, наконец, своей любви, расслабилась, потеряла всякую бдительность и пришла к выводу, что Евгений произвёл на её отца хорошее впечатление. Во всяком случае, не отталкивающее. Завтра она послушает об этом. А сейчас Николай Афанасьевич попрощался, с улыбкой заметив дочери, чтобы она не забывалась и явилась домой вовремя, как положено послушной девочке.
Полина и Ковалёв в обнимку, не спеша брели по горящей елочными огнями морозной улице.

- Я сейчас два часа беседовал с самим Николаем Богатовым? – будто не веря в то, то случилось, спросил Ковалёв. – Ущипни меня!
- Да, милый. Ты говорил с Богатовым. И что с того?
Ковалёв приостановился.
- Значит, ты дочь ювелира Богатова, мага и чародея? Господи, а я бомж, без роду-племени… 

- Ты, Женя, во-первых, прекрасный мастер, а во-вторых, мой любимый!
- Верно, во-вторых… Нет, ты не понимаешь! Я замахнулся на несбыточное! Он ведь никогда мне тебя не отдаст! Не отдаст! Всё происходящее - ерунда! Игра какая-то! Надо мною, я полагаю, смеются! Ты – Богатова, а я – никто!
Полина резко вырвала руку из-под его руки, так что слетела мягкая вязаная варежка.
- Прекрати! Что ты городишь?! Есть мы, наша любовь, причём тут мой состоятельный отец? Когда ты полюбил, ты ведь ещё не знал, чья я дочь!
Девушка приблизилась к нему и уткнулась в его плечо.
- Женя, ты вправду меня любишь? Скажи, любишь? Меня?

Ковалёв крепко обнял Полину.
- Полинка, я не могу без тебя жить. Но…  ты – Богатова.
- Ну и что! Богатова сейчас, зато буду Ковалёвой потом.
Евгений ничего не отвечал, а продолжал держать её в крепких объятиях, не отпуская.
- Скажи, как вообще тебе мой папуля? – засмеялась она.
- Очень понравился, - тут же ответил Евгений. – Он хороший человек, хотя и капиталист.
- Капиталист?
- Конечно, он же людей эксплуатирует.

Полина отпрянула.
- Ты намереваешься воспользоваться его помощью! А так грубо говоришь.
Евгений лениво усмехнулся.
- Да, намереваюсь. Что же остаётся делать? Намереваюсь спуститься с чердака вместе с картинами. Но, - он поднял указательный палец вверх, - но жить я собираюсь на свои заработки, а не на деньги папы, если он не откажет мне в просьбе взять тебя в жёны, - Евгений ласково посмотрел на Полину, - и если ты не откажешь. Только на свои кровные средства!

Полина внутри радовалась, что её парень – настоящий человек, ответственный мужчина, живущий собственным умом и опытом, готовый стать основанием их семьи, любящий её да к тому же самобытный художник. Его самобытность должна расцвести, как алый мак, должна покорить людей. Он понравился отцу – значит, отец поможет, даст старт, обеспечит начало процветания. Тридцать лет!.. Да Евгений столько ещё успеет!
 
- Разумеется, Женя. У меня те же взгляды на жизнь.
- Тогда зазываю сватов - я приду к Николаю Афанасьевичу официально просить его благословения на брак с тобой!
- Приходи, - с торжественностью и готовностью заявила она.
Евгений высадил Полину из такси возле богатовского дома, который увидел впервые. «Живут же люди, - банально подумал он про себя. – Но и я, видать, не промах».

(Продолжение следует)