Сергей Соловьёв. Господи, говорю ему...

Страница журнала "Дружба народов" (2011, №2) с рубрикой "Проза" вынесена в начало этой страницы Антологии намеренно. И не только потому, что это коррелирует с названием сайта, на котором мне показалось удобнее расположить всю Антологию Интегрального стиха (И-стиха) в её сетевой версии.

Стиховеды уже несколько десятилетий "оттачивают" технику эксперимента по преобразованию прозы в стихи*. А тут… Судя по всему, рассматриваемый здесь выше (и ниже) опыт подобного преобразования - достаточно объёмный опыт - представляется настолько естественным для идиостиля автора, что энергия этого естества никак не может вписаться в "прокрустово ложе" методологии стиховедческого эксперимента. Иначе говоря, достаточно давний опыт ("Дружба народов", 2011 / "Воздух", 2013) никак не замечен. Вот мы его сейчас и замечаем, и отмечаем.

Такая проза Сергея Соловьёва, как начало повести "Другая Индия", в русской литературной традиции явно перекликается с опытами Андрея Белого, финалистом премии которого, кстати, является Сергей Соловьёв. Однако в "Индии" Соловьёва для стиховеда очень любопытна та особенность текста, когда речевые такты и синтагмы ощущаются на слух стихами - их разношёрстный метроритм вкупе с мерцающими рифмами актуализирует один из компонентов и принципов И-стиха - интеграция собственно стиха и… прозы, переплетение их интонаций.

Александр В. Бубнов,
составитель Антологии,
11.04.2025

*например, эксперименты М.Л. Гаспарова с текстом романа А.Пушкина «Дубровский» (Гаспаров М.Л. Очерк истории европейского стиха: Изд. 2-е, (доп.). М.: Фортуна Лимитед, 2003; с.7) или Ю.Б. Орлицкого с текстом романа Г.Алексеева «Зелёные берега» (Орлицкий Ю. Геннадий Алексеев и петербургский верлибр // Новое литературное обозрение. 1995. №14. С. 284-292; см. с. 289-290)

=

ИСКУССТВО ИНТЕГРАЛЬНОГО СТИХА

(новое краткое вступление
к Антологии современного Интегрального стиха)


Вы наверняка помните свои ощущения, когда вдруг видите близнецов - от умиления до восторга… Это пример того, какое воздействие на человека оказывает элемент похожести (компонент похожести). В конце концов (или в начале начал?), первый и самый сильный - жизненно необходимый - навык младенца состоит в постоянном узнавании матери!.. Далее человек именно благодаря повторам достигает определённого развития и в итоге профессионализма: простой пример - музыканты и их репетиции ("repetitio" - "повторение", с лат.). Говоря шире, обобщая мысль: повтор образа - не механический, но живой, творческий, с новыми компонентами и уровнями, с уходами от ожиданий, не по кругу, но по спирали развития - это и есть один из главных природных факторов здорового существования человека.

И тут один шаг до рифмы, которая основана на звуковом повторе.

Есть довольно распространённые характеристики рифмы - "сильная рифма", "слабая рифма", то есть более или менее заметная или воздействующая… Не будем вдаваться в детали, но, условно приняв эти характеристики, зададимся таким вопросом: всегда ли та или иная рифма бывает "сильной" или "слабой"?.. И если не всегда, то от чего всё это зависит?.. "Читатель ждёт уж рифмы "розы"…", - так писал А.Пушкин в "Евгении Онегине". То есть поэт как бы потакает читателю, ублажая его слух (или зрение при чтении) этими "угадайками", этими простыми загадками, которые читатель довольно легко и удовлетворённо разгадывает в своих ожиданиях. А этому способствуют ровные силлабо-тонические метры: хорей, ямб, дактиль, амфибрахий, анапест. И повторяющиеся по структуре строфы (четверостишия), чёткие позиции рифм в них.

Выверенность, ровное чередование ударных и безударных слогов или особая система их чередования (как в логаэдах), повторение одинаковых по структуре строф с ожидаемыми рифмами на концах строк и т.п. - все эти регулярности и "ожидаемости" способствуют более чёткой запечатлённости рифм у читателя или слушателя стихотворения.

Но есть и такой тезис: художник должен повести за собой зрителя (читателя) дальше ожидаемого и, таким образом, уйти от "обслуживания", от некоторого прикладного характера сочинения…

И вот тогда, когда в стихах исчезает регулярность, когда поэт не связан этими обязательными канонами ровного метра, рифмы на конце строки, чёткой строфы, других достаточно строгих компонентов стиха, тогда и проявляются те малозаметные ранее составляющие стихотворения, которые были "забиты" силой регулярности… Слабые рифмы становятся более значимыми, внутренняя рифмовка - более заметной, более действенной; появляются метроритмические игры, обретающие новые качества, вплоть до смысловых и т.п.

Тонкости и нюансы стиха во всём их многообразии, - те компоненты, с которыми поэт часто работает на уровне интуиции, - приобретают особую силу воздействия. Инструментарий поэта расширяется, а композиция стихотворения часто становится более "штучной", оригинальной. Происходит выравнивание компонентов стиха по силе, их взаимопроникновение, более комплексное воздействие, их совместная работа, их интеграция. На этом во многом и основано искусство Интегрального стиха.

Александр В. Бубнов,
февраль 2025.


=
АНТОЛОГИЯ (современного)
Интегрального стиха
=

Сергей СОЛОВЬЁВ


***

Господи, говорю ему, этому косоглазому дару,
кроме тебя ведь и нет ничего.
Все наши цели, пути, веры - не от хорошей жизни.
Ему говорю, не открывая глаз. Ему, этой спичке во тьме,
мотыльку пламени - вспыхнул, погас.
Мать стоит у окна, чашка в руке дрожит,
губы на вдохе чуть изумлённые…
Смерклось, и нет её, чашка ещё дрожит.
Как дождь по крыше.
Ему говорю - слову,
без которого всё есть и ничто не дышит.
Будто вставшие из могил - память, слух, зренье -
водят руками вокруг себя: вот путь, вот жизнь…
Не дотянуться.
Даже не декорации - разберут, унесут, другие вырастят.
Нет, хуже, чище:
взгляд как нож по воде рисует - ни следа.
Без него, который дышит тобой, помнит тобой,
оставляет жить.

А ты всё сидишь у окна,
обхватив прижатые к подбородку колени,
ждёшь, когда я проснусь. На тебе та ночная сорочка
с подслеповатой цветочной россыпью,
так трогавшая меня своей несуразной милостью.
И такое смятенье в тебе, и испуг, и радость,
губы покусываешь в нетерпенье.

Не вырони, Господи, говорю туда, где уже нет его,
только нити скользят. Где она, та сторона, куда письма слать,
ведь мы есть то, к чему мы обращены, в чём отражаемся.
Вей верёвки, плети переправы. Иначе не дотянуться,
не назвать, не окликнуть. Да и кого? На полслова ошибся -
и всё, нет того дерева, дочери, облака. Сглотнул на бегу,
а что это было? Приблизительно жизнь.

А в углу обращённости
маленький оборотень сидит, в кулачки дует.

Набело все они созданы - звери, деревья, дожди,
только мы здесь черновики. Не новость.
Как любая мысль, чувство, стоит им шевельнуться.
Оттого эти боли фантомные - получувств, полуслов.
Время созерцания кончилось, говорит, свёрнуто.
Будто мы знали его. Незаконнорождённые.

Вглядывались, пытаясь его обнаружить.
Увидеть того, кого человеку нельзя видеть.
И знать, ещё не очнувшись, что это отнимется у тебя,
как только проснёшься: сполох - и пустота.
Стоял в глубине вольера за деревом, неподвижно.
Да, сказала, ослепительным женихом он был, любимым,
но потом с ним что-то случилось, и никто не знал, что.
И сам он не помнил. Так проводил дни, годы,
обхватив голову руками, пытаясь вспомнить, старея,
и она выплакала глаза и ушла в монастырь.
Что-то случилось - с ним, с нами, с миром.
Стоял на тонких соломенных ножках,
в расшитом золотом и серебром халате,
вжав маленькую голову с мерцающей короной
в сутулые нахохленные плечи.
А она, серая, простоволосая, всё ходила из угла в угол,
бросая взгляд в его сторону, подёргивая головой.

Странно всё это, думаешь.
Только вчера - поезд, вокзал игрушечный, ни души.
А на арке при въезде в город надпись: "спасибо".

И вот мы въезжаем в это спасибо,
рикша переминается на педалях,
а вместо стоп-сигналов - два диска компьютерных,
на верёвочках. Какинада называется город.
Понимаешь? Как и надо. Тридцать первое декабря.
И нам с тобой восемьдесят на двоих.

Роднуля моя, бедная твоя головушка,
разве это ты думаешь-говоришь, терпишь,
глядя в моё лицо, ждёшь и ждёшь?
Ты ж не здесь вся, дрожишь, вслушиваясь
в то, что в тебе сейчас происходит.
Страшно тебе, и светло и страшно,
и так легко, что темно в глазах.
Это как, помнишь, ты говорила,
что за миг до ожога ты всегда его чувствуешь,
и тогда он не оставляет следов.
Не о том, да?
И всё же что-то есть и от этого чувства.
Будто рой белых бабочек взвихрен в тебе,
и нельзя рукой. На крови это чудо.
Рыльце у них в крови, и глаза - бусинки перламутровые.
Помнишь, смотрели, как они кровь лакали,
эти бабочки, пританцовывая на коленях.

Да, любушка, я слышу.
И всё, что говорю, - заговариваю
тебя, себя, чепуху несу, углы обметаю.
Потому что и сам не могу поверить.
Нет, не то что поверить, а знаешь, как с чудом -
нужно чуть отвести глаза, чтобы тут же вернуться взглядом.
Нет, не нужно, но как-то само оно так происходит.
От избытка? От суеверья? Потому ты и ждёшь.
Чтоб сказать, и услышать, поверить - моими губами.
Ведь всегда остаётся какая-то щель,
и оттуда тихонько сквозит:
ну а вдруг всё не так, и он скажет…

Ты физически чувствуешь, как она входит,
на пол садится меж нами. Молча, тихо
и как-то щемяще-светло.
Не поднимает лица, свет улыбки, незримый.
Вся незрима, сквозь неё ты и смотришь - туда, где я.
Родненький, шепчешь, ну просыпайся же,
уши мои карусельные, нос мой круглый
и желобок над губой этот детский,
там, где ангел пальцем провёл,
чтобы тайной осталось всё, что ты знал…
Радость у нас страшная, неизъяснимая.
Вот,
здесь.
И кладёшь на живот ладонь.

Вот оно как обернулось -
счастьем врасплох, жизнью врасплох.
Как она нам дубасила в окна, в двери, Судьба.
А мы?
Да, трижды. Как Пётр.
Пётр всегда в голове, а свет в темнице.
Вошла и на пол меж нами села. Незримо, тихо,
уже ни в окно, ни в дверь. В четвёртый.
Вот и всё, это вам не Россия.
Некуда вам теперь с вашим умом и сердцем
деться. Просто примите как есть
и будьте счастливы. Встала, вздохнула,
в двери обернулась:
я так устала с вами…
И вышла.

("Воздух", 2013, № 1-2, с. 124-127)



***

Она снимала в мужчинах угол.
Главное - вид из окна,
остальное - чувствовала спиной.
Так и жила, тихо стояла у окон.
И исчезала.
И оставалась в этих углах навсегда.

2017



***

Озеро под пустыней,
в небе его воды мог бы и самолёт кружить.
Ни глубина, ни возраст этой воды неведомы.
Нет никого там, кроме незрячих рыб золотых.
Ждут. Иногда что-то падает вниз
из горнего мира, светлого, мёртвого, -
этим они живут, прирастая
солнечной пылью и слепотой.
Наверху - но не есть, а бывает -
река.
Но река ли? - короче себя -
как волна пробегает по телу она.
И блужданье песка. И колесико-паучок
скатывается по бархану,
под которым - незрячее озеро жизни,
и за амальгамою рыбка плывёт золотая.

2017


Соловьёв Сергей Владимирович
Поэт, прозаик, эссеист, художник, путешественник. Родился в Киеве, 1959. Окончил филологический факультет Черновицкого университета. Работал художником-реставратором монументальной живописи в церквях и монастырях Украины. В середине 1980-х создал авангардный театр "Нольдистанция" (Киев), в 1990-е - периодическое литературно-художественное издание "Ковчег", к 2000-у году - архитектурный проект метаигрового города-лабиринта (Германия). В эти же годы активно занимается визуальной практикой: многочисленные персональные и коллективные выставки живописи, графики и фотографии в Западной Европе. В середине 2000-х - автор проекта и руководитель клуба свободной мысли "Речевые ландшафты" и гл. редактор альманаха современной литературы "Фигуры речи", инициатор премии "Читатель" (Москва). С 2016 - руководитель ежегодных авторских туров "Особая Индия" с семинаром "Школа свободы". Автор 20 книг поэзии, прозы и эссеистики, среди которых: "Пир", "Книга", "Дитя", "Фрагменты близости", "Индийская защита", "В стороне", "Её имена", романы "Аморт" и "Адамов мост", "Улыбка Шакти". Публиковался в журналах "Знамя", "Новый мир", "Дружба народов", "Урал", "Воздух" и др. Лауреат премии "Планета поэта", премии Бунина, "Русской премии", финалист премии Андрея Белого, студенческого Букера, швейцарской премии "Дар".
=
Участие в Антологии И-стиха согласовано с автором.
=
к СОДЕРЖАНИЮ
Антологии И-стиха
http://proza.ru/avtor/bubnov
=
Редакционный совет Антологии И-стиха:
А.Бубнов, И.Бурдонов, К.Каменский, Н.Лунёва, И.Чуднова.
=
Интегральный стих (И-стих) - нерегулярный по своим компонентам стих, в котором эти компоненты (метрика, рифма, строфика, длина строки, различные приёмы и т.п.) находятся в тесной интеграции, без явного преобладания силы и объёма того или иного компонента над другими.
=
Интегральный - неразрывно связанный, цельный, единый.
Интеграция - объединение в единое целое каких-либо частей.
=
Автор концепции и составитель Антологии (современного) Интегрального стиха -
Александр Владимирович БУБНОВ,
филолог (доктор филологических наук), критик, эссеист, поэт.
AL-DrBubnov@Ya.ru
vk.com/DrBubnov
Телеграм: @DrBubnovAV

© Соловьёв С.В., стихи, 2013, 2017.
© Бубнов А.В., литературоведческий текст, составление, 2025.