Дарданелла 3. Мы с тобой одной крови

     Это ещё один фрагмент рассказа “Чёрный квадрат Малевича”.

     Разговор с одной умной, но отвязной девицей по имени Дарданелла. Это наша  очередная беседа о полезных функциях мата. Оказывается мат несёт не только защитную, но даже эстетическую функцию. Я как-то не задумывался об этом, теперь уверен, что она права, вертихвостка. 

     -----------------------------

     Скажи, Яранский, можно построить дом без кирпича? Не отвечай. Ёжику понятно, что можно. Есть пустые бутылки из-под пива, сушёные коровьи лепёшки, наконец, песок или воздух для постройки замков.
 
     Единственное, без чего нельзя построить даже сортир – без русского “Твою мать”. Вообще ничего нельзя построить, если ты переизбыток своих чувств обрезаешь тупыми ножницами пресловутого морального кодекса.
 
     Даже космические шаттлы, несущие в своей конструкции всё интеллектуальное средоточие цивилизации, не смогли бы проткнуть атмосферу без мата в строительном цеху и на стартовой площадке. Это реалия, от которой невозможно отмахнуться. И это не цинизм. Это возбуждение и адреналин, требующий выхода. Это творческий экстаз, помогающий созидать. Это феномен, который возник только потому, что не мог не возникнуть. Если бы не было мата, его следовало бы изобрести, а изобретателям присудить Нобелевскую премию. Но это произошло само по себе. Изобретатель народ.
 
     А какие могут быть претензии к народу? Никаких. Что хотели, то и получили. И все довольны. За исключением некоторых немногочисленных как-бы инопланетян, которым, видите ли, слух режет, которые не желают воспринимать земные реалии и повёрнуты на каких-то чересчур возвышенных идеалах, в земных условиях совершенно неприемлемых и, мало того, вредных.
 
     И, заметь, Яранский, я не имею в виду грязный мат в устах тупого необразованного имбицила, которых кругом пруд пруди, и которые только гадят своим присутствием. Мы с тобой интеллигентные люди и мат в нашей среде не для связки слов, а для возбуждения  конструктивной энергии, необходимой для удержания в позитивном тонусе наших отношений. В по-зи-тив-ном, это важно, попробуй понять.

     Дарданелла поглядывала на меня как бы проверяя правильно ли я понимаю её слова. Красива, чертовка! – подумал я, - И логична. Только ответь мне, почему я, закоренелый матерщинник, употребляющий весь спектр этого народного изобретения, правда там, где можно, и там, где нужно, так вот, почему я сейчас не могу принять все твои рассуждения с потрохами? Как будто сидит сзади меня какой-то суфлёр-зануда, тычет пальцем в рёбра и нашёптывает, - Не слушай её. Не будь идиотом, это не правда, а полуправда. Не пялься на её коленки. Возражай.

     - Ха-ха-ха, - Дарданелла непринуждённо расхохоталась, погладила коленки, достала новую сигарету, затянулась и подняла глаза в потолок, - Не торопись, Яранский. Я же только начала чистить авгиевы конюшни в твоих загаженных разным мусором мозгах. Всё скажу.

     Она выпустила большое кольцо дыма, через него выдохнула ещё три поменьше, проводила их взглядом и вновь повернулась ко мне.

     Так вот. Продолжу. Мат ведь только с одной стороны похабщина. И только в ушах рафинированного, оторванного от активной творческой жизни в среде единомышленников интеллигента, воспитанного матерью-одиночкой, весь мир для которой, после бегства мужа, замкнулся на нём, любимом. Она возвела вокруг него кордоны вязкого женского обожания и отгородила от растлевающего влияния улицы книжками по сольфеджио, этикету, классическому балетному искусству и сделала из него трансвестита с вялой мужской промежностью и с девичьим румянцем на пухлых щёчках. Или с бледным суицидальным личиком. Или…

      В общем, не важно. Важно, что есть такие как бы мужики, которые, завидя прямо по курсу шебутную компашку на пике её хмельного гульбария, или просто пьяного в рванину грузчика, из последних сил пытающегося удержать от падения стену затрапезного кабака, кривят свои тонкие чувственные губы, ныряют в первый попавшийся подъезд и, превратившись в слух, пережидают опасность сидя под лестницей. Не о них речь. Их меньшинство и погоды они не делают. Не они толкают телегу прогресса и не от них женщины кончают прямо на улице.

     На самом деле мат необходим и необходимость его заключается в том, что он несёт в себе ряд полезных функций. Первая и самая простая – функция экстаза и восхищения. Слушай, не отвлекайся.

     Вот, к примеру, как ты выразишь восхищение красивым восходом солнца? Ну, понятно, бездумно и с лёгкостью выудишь из себя замызганные трафареты из перечня слов-шаблонов типа чудное утро, прелестное, волшебное и т.д. Их много, этих слов, давно придуманных кем-то, добрых, нужных, но затёртых от повсеместного и бесконечного употребления. Из них исчез ореол свежести, первозданного очарования. Они пролетают мимо и не улавливаются душой. Это в лучшем случае. А в худшем навевают скуку.

     Но ведь взамен всех этих слов можно произнести только одно слово. Оно, конечно, растиражировано во всех пределах земли русской, но растиражировано под знаком некой запретности, что придаёт ему таинственную привлекательность. Оно очаровательно своей точностью и ёмкостью. Оно несёт в себе всю энергетику поколений, весь их опыт и всю мудрость. Это слово сама жизнь потому, что уходящие поколения, хотят они этого или не хотят, передают его новой поросли, которая схватывает его раньше и прочнее многих других знаний.
 
     Может быть, так нужно небу? Вопрос не риторический. Всё, что вечно, а мат вечен, как бы ни заблуждался на этот счёт писатель Виктор Ерофеев, как будто не замечающий, что мат перешёл с языка зэков и прочих неудачников прошлого века в молодёжную тусовку нынешнего, вышел из подполья и заявил о себе с городских проспектов, экранов телевизоров, интернета и т.д. Так вот всё, что вечно – от них, от небесных первоисточников. Кому нужнее – Богу или Дьяволу? Не знаю. Знаю только, что за живучестью и востребованностью мата стоят явно не земные силы, превосходящие самое смелое воображение человека.

     Ах, да, мы же хотели про “чудное утро”. Хотели – получите. Вот послушай:

     Протарахтел будильник. Солнышко повернулось на бок, приоткрыло один глаз. Посмотрело на стрелки и выпустило круглыми губками три радужных  пузыря. Пузыри улетели разгонять тучи, а солнышко сделало зарядку, умылось утренним туманом, подкрутило ресницы, вышло во двор и собрало яйца в курятнике.

     Прилетели пузыри и доложили обстановку – Тучи разогнаны, звёзды погашены. Луна сегодня соскочила с орбиты раньше времени и уже часа два как дрыхнет. Следует наказать девчонку, отобрать у неё серебряный бубен, подаренный ей на прошлое новолуние и заставить откатать лишние два часа в следующую смену.

     Солнышко улыбнулось и отправило пузырей на другую, темнеющую сторону неба, где они сначала съёжились от вечерней прохлады, а потом неслышно взорвались и рассыпались в фиолетовом небе мириадами радужных звёзд.

     Солнышко съело яичницу из двух яиц, погляделось в зеркало – достаточно ли двух для необходимой желтизны, решило, что достаточно, закрыло дверь на замок, спрятало ключ под коврик, разбежалось по лужайке и, наконец, взмыло над землёй. Оглядело её весело и заботливо, подмигнуло рыбакам на утренней зорьке, надело ролики и покатило потихоньку в сторону зенита со спокойной душой потому, что всё хорошо на земле. Птахи заливаются, ветерок игриво треплет щёки молоденьких берёзок, легкомысленные паутинки плывут в прозрачном воздухе, пронизанном золотистыми лучами.

     А вот и ты, Яранский. Выходишь, улыбаясь и потягиваясь, на крыльцо вместе со своей тёплой от сна подругой, видишь всё это диво дивное, чудо чудное, обнимаешь её одной рукой за талию, другой делаешь такой широкий жест по горизонту и говоришь, - Глянь, Мань, красотища-то какая! О*уеть можно!!!...

     И всё. И ничего больше не говори. Всем всё и так ясно. И Манюне в первую очередь. Ясно, что у тебя внутри кроме мочевого пузыря ещё и душа есть, и корки на ней нету, и свеженькая она как попка ребёнка. И всё при тебе. И любовь в тебе есть огромная, и доброта, и сила неимоверная.

     И жуки, в траве ползущие, и пчёлы, в цветах копошащие, и трясогузки, крыльями в луже трепыхающие, все посмотрят на тебя и скажут, - Эй, чувак, мы с тобой одной крови. Мы все, вместе с тобой, и есть диво дивное и чудо чудное. Мы тебя не боимся. Мы любим тебя.