Licencia poetica

 В славном княжестве Ариоза произошло нечто неслыханное! Кто-то испортил   портрет старшего сына сиятельного князя Ордо, прямо накануне торжественной церемонии представления подданным. Испокон веков (два столетия, почитай) повелось среди отпрысков правящей семьи ар`Бенедетто, что в день шестнадцатилетия наследника жители княжества собираются на главной площади, дабы восторженно лицезреть образ-парсуну, кисти придворного живописца.
И теперь, когда слуги-ротозеи прозевали злоумышленника, как проводить древний обряд? Его сиятельство Ордо ар`Бенедетто Ариозский изволили пребывать во гневе. Старшие дочери-красавицы не показывались из своих покоев, супруга владетельного князя, благородная Лючия аль`Бенедетто, в девичестве аль`Аурато, пыталась лаской усмирить львиную ярость владыки. Впрочем, безуспешно. Виновник торжества, унылый Чезо не находил себе места, из оружейной перебираясь в материн будуар (где ожидал своего часа роскошный сине-золотой парчовый колет, подготовленный для торжества) и обратно. Слуги прятались в каких-то потаенных уголках дворца, обходя княжий кабинет дальней стороной. Те слуги, которых дознаватели его сиятельства еще не призвали к ответу. Но все было тщетно. Портрет был варварски изрезан, и никто ничего не видел, не слышал, и знать ничего не знал.
«…Я смотрю в небо. В самое дно этой невероятной лазурной чаши, в насыщенную синь. Ветер перебирает пряди волос, забирается под куртку, ластится щенком – «Ну давай, чего же ты ждешь? Лети!» - но нет, не могу. Нет веры в ветер, в небо, в самого себя, теперь – нет…»
Придворному живописцу со странным именем Пьета бы отдан высочайший приказ – в  три дня! написать! новый! портрет! Да чтобы не хуже прежнего, пострадавшего от рук неведомых злоумышленников! Иначе…(Тут следует отметить, что род Бенедетто всегда отличался горячей кровью и изрядной вспыльчивостью) Чезо в новом колете и при фамильном мече был водворен в башню, служившую творцу бессменным жилищем. Его младший брат, десятилетний  Ауро (его сиятельство снизошел к просьбам супруги и позволил наречь пятого ребенка в честь ее прославленного деда-полководца) увязался с ним.  Мальчик почему-то любил бывать в башне затворника-портретиста, сидеть на самом верху, рассматривая столицу и окружающие ее рощи на горных склонах. Князь-отец в воспитании Ауро ограничивался намереньями на следующий год отдать его учителям старших братьев, и пусть уж они обучают младшенького (которому, кстати, не светит блестящее будущее, при двух-то старших братьях) и фехтованию, и манерам, и танцам, готовят к светской жизни при императорском дворе. Нельзя сказать, что юного княжича это радовало – его душа лежала к другому. Нелюдим Пьета привечал живого любознательного мальчишку, подолгу разговаривал с ним, повествуя о тайнах  цветов, красок, натуры, света, единственный, кто искренне интересовался его похождениями, надеждами и тревогами.
…В родовом замке ар`Бенедетто не было зеркал. Это отмечали все гости, неприятно удивленные этим фактом. Досады высокопоставленных визитеров не уменьшали даже великолепно вышколенные слуги, умеющие безупречно одеть и причесать. Раздраженным отсутствием зеркал гостям оставалось утешаться изобилием портретов. Фактически, замок Ариоза представлял собой невероятно, фантастически богатую картинную галерею. Парадные портреты князей, княгинь, классически прекрасных, полных достоинства и величия; княжон; благородных княжеских сыновей; бытовые сценки с их же участием; виды княжества Ариозского, на которых обязательно присутствовали члены сиятельного семейства – можно было подумать, что половину своей жизни эти люди тратят на позирование. О школе придворных портретистов  слагали легенды ценители живописи, выплачивая огромные суммы за полотна, отмеченные ее клеймом – а такая возможность выпадала нечасто. Шедевры принадлежали дому ар`Бенедетто, и покидали замок только при сватовстве княжон и в качестве их приданого. Но даже выданные замуж дочери обязательно возвращались, время от времени в отчий дом, чтобы быть запечатленными на холсте и пополнить семейную галерею. Искусство сопровождало каждого члена княжеской семьи всю его жизнь. Да и как могло быть иначе? Эти люди так прекрасны, образованы и умны!
«…  Снова ночь. Снова пишу – сегодня это охотничий рожок и бубенцы. На зубце башни вырос колокольчик, как он там очутился, на огромной высоте, такой нежный маленький цветок? Черный бархат пастели, на нем проступают округлые охряные бока рожка. Его Ауро принес, славный мальчуган. Это – настоящее. Я забываю, что истинно, что – лишь плод моего воображения, моих рук, моих красок. Как дрожит пламя свечей! Оно хочет лететь, туда, к горам и темному ночному лесу, но не в силах… Я теряю разум, его уносит ветер…»
Пьета, невысокий печальный человек, стоял у окна, полускрытый большим холстом на мольберте. Наследник Чезо горделиво восседал в резном карле, на фоне тяжелой бархатной драпировки. Рука будущего князя покоилась на рукояти фамильного меча, обильно украшенной сапфирами, вторая рука была простерта вперед. Наследник сидел в этой, совершенно неудобной позе уже третий час. Руки художника, грубые, крестьянские, порхали с удивительной быстротой. Серия мазков – смена кисти, взгляд на юношу, новая серия мазков. Ауро смешивал краски. Он очень  любил это делать – растирать разноцветные комочки пигментов, готовить основу, смешивать, составлять новые цвета. Изредка мальчик смотрел на брата – на лице того застыло выражение гордости и величия, словно он уже примерил княжескую корону, удачно женился, расширив границы княжества, устроил маленькую победоносную войну, проявив невероятный героизм, и скоро сравнится  с императором богатством и славой.
… - Господин Чезо, я закончил вашу фигуру. Позирование завершено. – Усталый мастер опустился на подоконник, освещенный заходящим солнцем. - Ваш портрет будет полностью готов завтра к вечеру.
Наследник князя Ордо опустил затекшую длань и с наслаждением потянулся. Чезо, без сомнения, очень хотел взглянуть, что же получается, но держал себя в руках. Таковы были правила, нарушать которые не осмеливался даже его прадед, Адриано ар`Бенедетто, прозванный Свирепым. Никто, кроме художника не должен видеть незаконченный портрет.
Пьета смотрел, как идет к замку наследник. Сколько их перебывало здесь? Уже и не вспомнить… Князья, их супруги, дочери, сыновья, внуки… Их лица слились перед его внутренним взором, превратившись в шаблоны. Этот величественный мужчина с атрибутами Победы, Богатства, Мудрости и Доблести – правящий князь. Эта величественная же женщина в строгом или богатом платье, с атрибутами Добродетели, Рачительности и Мудрости – жена правящего князя. Эта невинная дева с волшебно прекрасным лицом и нежными цветами в руках – дочь князя. Этот благородный юноша в романтичных золоченых доспехах, с фамильным мечом семейства – сын князя. Люди стали образами, или образы вытеснили людей – теперь уже и не разобрать. Шапка седеющих кудрей скрыла от Ауро горечь взгляда художника. Скоро писать портрет этого милого живого мальчугана. Скоро он станет безупречным благородным рыцарем, обретя все мыслимые и немыслимые достоинства, но безвозвратно утратив себя…
 - И ты не вспомнишь даже о ветре, красках, и ночном лесе. Ты будешь любить клинки, выпады, финты, балы, танцы… Ты станешь образом, бедный мальчик.
- Что ты сказал, Пьета? Отчего ты так печален?
- Ты станешь образом. Я сам, своими руками изменю тебя, это причиняет мне боль. Прости, малыш. Я не могу объяснить.
Ауро недоуменно смотрел на сгорбившегося Пьету.
- Я не ребенок! Я пойму! Я… - мальчик вскочил и бросился к художнику. По пути он бросил взгляд на мольберт … и обомлел. Чезо на холсте был совсем не похож на себя. Знакомый короткий и плоский нос на портрете предстал тонким и аристократичным, глубоко посаженные маленькие серые глаза стали большими и мудрыми голубыми очами, вздернутая нижняя губа как-то уменьшилась, а невыразительные темные прямые волосы загадочным образом стали иссиня-черными кудрями, свободно ниспадающими на плечи княжеского наследника. С которыми, кстати, тоже произошла удивительная метаморфоза – плечи изображенного юноши были широкими, и мало чем напоминали оные у Чезо, правое плечо которого было заметно выше левого. Ауро оторопел.
- Пьета, что ты… А ведь как точно все! Красивый у меня брат, правда?
Художник вздохнул.
- Ауро, отвернись от холста и вспомни лицо своего брата, Чезо ар`Бенедетто.
- Но ведь…
- Пожалуйста, прошу тебя.
Мальчик задумался, закрыл глаза и обиженно засопел.
- Но он же совсем не похож на этот портрет! Пьета, зачем ты всех обманываешь? Это же не он, не Чезо!
- Тебе пора. За тобой уже идут. Прощай, Ауро ар`Бенедетто.
«… Завтра вечером  Чезо снова начнет делать выдающиеся успехи. Вернется к внезапно отложенным книгам, станет поражать учителей ловкими финтами-импровизациями, может быть, даст мудрый совет отцу… И никто не удивится, ведь этот прекрасный юноша – сосредоточие выдающихся качеств, украшающих юного отпрыска благородного семейства. Такими же были его отец, дед, прадед – вплоть до основателя рода ар`Бенедетто. А кем он мог бы стать, если бы все шло своим чередом? Каким бы он рос и мужал? Никто не знает, и вряд ли когда-нибудь….»
На церемонию представления наследника съехались приглашенные гости. Подданные князя Ордо заполнили все гостиницы города, останавливались у знакомых, родственников, снимали чердаки, конюшни, амбары и склады – лишь бы принять участие в ритуале, лишь бы встать на главной улице, по которой понесут портрет княжеского наследника, лишь бы увидеть его красоту и доблесть. Ну, доблесть, конечно, только предполагалась в Чезо, возможности проявить ее юноше пока не представлялось. Разве что на охоте, в глухих лесах Ариозских гор, среди доверенных слуг…
«… Я помню… Алые грудки снегирей, что принесли меня сюда – где вы, зимние птицы? Почему не возвращаетесь за мной, ведь уже пора на родину! Я жду вас, ежедневно и еженощно, уже почти двести лет. Неужели вы оставите меня, чье имя когда-то было Радость, а теперь – Оплакивание??? ...»
Чезо ар`Бенедетто шествовал по синему ковру, раскатанному от ворот дворца Ариоза до городских ворот, гости и подданные с трепетом смотрели на его чеканный тонкий профиль, ловили случайный взгляд синих глаз, любовались длинными кудрями цвета воронова крыла. Горожанки и приглашенные дамы таяли от счастья, когда наследник случайно задерживал взгляд на их лицах, гости и горожане одобрительно перешептывались. «Красавец, весь в отца… Говорят, неистов в схватке…  А я слышал, он прекрасно образован и мудр не по годам…»
Невысокий сгорбившийся человек смотрел на торжество с вершины башни, привалившись к  теплому серому камню зубца. Ветер трепал светлые волосы стоящего рядом мальчика – Ауро воспользовался суматохой, чтобы ускользнуть от опеки служанок, мысли которых уже были заняты предстоящим пиром и новыми дворцовыми сплетнями.
- Добрый Пьета, почему ты всегда так грустен?
- Я устал, Ауро. – Художник отвернулся и глухо добавил - Я устал перековывать ложь в правду. Но мне теперь никогда не вернуться на родину.
- Эти записи – твой дневник? – мальчик перебирал разрозненные страницы, вчитываясь в строки. - Ты ждешь снегирей? Но если твои рисунки становятся правдой – почему ты не сделаешь правды для себя?
- Не могу. Я знаю истину и не в силах лгать себе.
- Я сделаю это, добрый Пьета! Ты больше не будешь грустить! – Ауро помчался вниз, в мастерскую, перепрыгивая через две ступеньки. Путь он не великий художник, пусть его рука не тверда! Обрывок картона, вчерашние краски, немного масла, лазурь на широкой кисти, белые клочья облаков наметим тряпочкой, вот эта кисточка, из щетины, проявит высокую серую башню-донжон, а сверху так много видно! Дымчатые горные вершины, темно-зеленые пятна леса, стрижи в вышине – пусть это детский рисунок, пусть он аляповат! Тоненькой собольей кисточкой возьмем алого, смешаем с синим – чудесный малиновый, как грудка зимних вестников – вот, вот, вот и еще, еще, еще – сколько же их нужно, чтобы отнести седого отчаявшегося Пьету туда, где он не будет грустить? Зеленым, как майская трава, цветом мальчик наметил ленточки, ведущие к каждому красному пятнышку, свел их вместе постромками. Маленький человечек между зубцов донжона протянул руки к этой праздничной зелени…
Ауро огляделся. По полу мастерской были разбросаны кисти, блюдца с краской, его одежда и руки были покрыты разноцветными пятнами, а за спиной стоял, не веря своим глазам, художник.
- Вот… Пьета, это может сбыться? – с надеждой спросил мальчик.
Через пять лет после приснопамятного представления наследника князя Ордо ар`Бенедетто, когда во время пира в замке небо заполонила стая невесть откуда взявшихся в конце мая снегирей, после чего пропали княжеский художник Пьета и младший сын сиятельного властителя, Ауро,  в замке Ариоза начались странные явления. Все члены княжеского семейства внезапно подурнели. Но не возраст был тому виной – подданные перестали их узнавать. Приближенные слуги держались дольше всех, но и они постепенно начинали недоуменно коситься на сиятельных владык, которые все меньше напоминали собственные портреты. Ну помилуйте, все же знают горделивый профиль властительного Ордо! Но этот старик с утиным носиком и хитрыми свинцовыми глазками совсем на него не похож! А ее сиятельство Лючия? Разве это заплывшее круглое лицо с вечно брюзгливым выражением может принадлежать ее благороднейшему, прекраснейшему и добрейшему сиятельству? Горный воздух славного города ощутимо запах бунтом – против самозванцев, обманом присвоивших княжескую корону.
Князь же, запершись в библиотеке, лихорадочно искал ответ среди дневников своих пращуров. Он прекрасно помнил Пьету, еще будучи ребенком. И не менее прекрасно помнил, что художник с тех пор ни на йоту не изменился. Помнил обычай, обилие портретов, постоянное их обновление. Князь был далеко не глупым человеком, при всей своей фамильной вспыльчивости. Он знал, что не существует школы придворных художников – издавна был только один человек, мастер Пьета. Сопоставив факты, добавив предположения и совпадения, Ордо ар`Бенедетто принял решение – распродать фамильную портретную галерею.
… - Скажи, учитель, а что теперь будет с моими родителями, братьями и сестрами?
- Они должны будут научиться не лгать себе, Ауро. Бороться, достигать, побеждать, учиться, все это – сами. – Тот, кого раньше называли Пьета, потрепал светлую макушку ученика-подростка. Они легко подняли ведра с водой, и зашагали в гору по луговой тропинке к домику под красной черепицей, что виднелся на опушке леса. Над лугом пролетела  маленькая стайка снегирей. Вокруг неистовствовал май.