Родина

  Июнь 1944 года.  Южнее Минска. Расположение  танкового батальона.

- Эт-то что такое? Кто разрешил? Где командир?
- Я за него, товарищ капитан! Механик-водитель старший сержант Васин.
- Васин, это что такое?
- Это наш танк, товарищ капитан! Номер 104. Исправен и в ожидании сигнала к движению. Экипаж в количестве...
- Вижу, что танк, сержант. И хорошо, что исправен. А вот это что такое?               
- Это... Это имя товарищ капитан. Теперь наш танк называется "Родина"
- Ах, имя! И кто разрешил? Я спрашиваю, с чьего ведома появилась эта надпись?                               
- С ведома экипажа, товарищ капитан!               
- Ух, ты!С ведома экипажа! А ведомо ли Вам товарищ Васин, что, прежде чем назвать так танк, нужно, во-первых, заслужить это в бою. Во-вторых, согласовать название хотя бы со мной, как с замполитом батальона. И в третьих, получить соответствующую резолюцию общего собрания подразделения. Под-оаз-деле-е-ния, Васин, а не экипажа.
- Так точно, товарищ капитан! Только это, можно сказать, последняя воля командира нашего. Последние его слова.
- Что еще за последняя воля? И где он, кстати, командир ваш,... э-этот... Гриб, кажется?
- Так точно, младший лейтенант Гриб. Это и есть наш командир... Был... то есть.
- Вы что, пьяны, старший сержант? Что за лепет? Я понимаю, вы только что вышли из боя. Нервы, и все такое... Но пить я запретил. Даже норму. По крайней мере, пока не прекратим преследование противника. Объявлена готовность к движению, а Вы слова связать не можете. Минут даю, чтобы разыскать командира! Исполнять!                               
- Никак нет, товарищ капитан, я не пьян. Самую малость… за упокой души командира нашего. Убило его. Только что  схоронили.  Я к машине пошел, а наводчик с заряжающим холмик лапником обкладывают. Там, у березки, видите? Уже заканчивают…               
- Убило? Но танк вроде… Как это случилось? Почему не доложили?               
- Еще перед боем, товарищ капитан. Мы на исходном стояли. Ну, там, в лощинке, за насыпью железнодорожной. В ожидании атаки. Все на местах, а командир наш на броне, чтобы, значит, ракету эту не пропустить. Ну, сигнал, то есть. А тут «юнкерс» из-за леса. Одну бомбу-то и кинул. И командира нашего, значит, осколками...  Посекло сильно, но умер не сразу. Все переживал, что до родины не дошел.  Он же белорус, командир наш. И деревня его тут, недалеко. Умирая, хрипел: «Радзiма мая… мацi…». Это родина, значит. Жалел, что не дошел. И маму свою все звал. А тут и ракета! И мы решили, что похороним после боя. Может, и в родную деревню свезем. Чтобы, значит, среди своих упокоился. Хороший был человек! И командир… Усадили его в танк, и вперед. А о гибели его доложили  сразу же. Командиру взвода лейтенанту Синенко. Он меня и назначил вместо командира пока. А сам…
- Да, про Синенко я уже знаю. Вы видели, как он погиб?
- Так точно! Он впереди справа шел. А там… то ли болотина, то ли воронка. Он круто влево, значит.  Наверное, обойти хотел.  Я и не понял сразу, что произошло. Мгновенный взрыв,  башня в сторону... И дым повалил.  Наводчик наш кричит: «Стой! Мины!».  Я по тормозам, чтобы, значит, осмотреться. Какие, думаю, мины? Так бывает, когда в боезапас снарядом…  А  наводчик наш снова кричит, что пушку видит.  Которая, значит, взводного нашего…  И пушка эта уже по нам садит!... Ну, мы ее, конечно…  И дальше пошли. А  после боя ротный сказал, что поворачиваем на север и от деревни этой, значит, отдаляемся.  И приказал, чтобы похоронили командира здесь.
-  Не знал.  Как остановились, сразу по ротам побежал.
-  Вот, товарищ капитан, планшетка его. И документы. Мы там, на карте, место могилки отметили.
-  Та-а-к, вроде все точно.  А экипаж Синенко погиб где-то здесь, правильно?
-  Так точно, товарищ капитан! Вот в этой низинке, значит, они смерть приняли.  Да вон, даже отсюда дым видать. Это они догорают, больше некому.  Похоронить бы, а, товарищ капитан? Там вместе с Синенко дружок мой остался. Гоцул Мишка, механик-водитель. Мы с ним от Сталинграда вместе. Как братья, можно сказать. И ведь горел уже два раза, но Бог миловал. Даже в госпитале не был. А тут… И зачем он влево-то?...
-  Я все понимаю, Васин. Надо бы, конечно, похоронить. И торжественно проститься. Всем батальоном проститься. Но нет у нас времени. Есть приказ идти на Минск. Но даю тебе слово, что их похоронят с честью.
- Спасибо, товарищ капитан! Вечная им память!...
-  Да, Васин, лучших теряем. Как же вы теперь без командира?
- В бою, если что, наводчик справится. А так я скомандую. Дело нехитрое.
- Значит, танк назвали в его  память?
- Так точно! Ну, и вообще, конечно… Родина… Россия…
- Ну, что же, название правильное.  Вот случится передышка, и я подниму этот вопрос.  Думаю, никто возражать не станет. А надпись пока сотрите или замажьте чем либо. Хотя бы мелом… Потому, как не положено!.... Стоп! А это что за вмятина?
- Так я ж докладывал, товарищ капитан. Успели они таки, значит, по нам стрельнуть. Второй раз почти в упор саданули.
- Вижу. И как вы ее, пушку эту?
- Раздавили на хрен! Прислуга врассыпную, а наводчик, гад,  до последнего сидел.
- А почему вы не стреляли?
- Да стреляли. Только на ходу не очень-то попадешь. А как остановиться, если ровное поле, а он в тебя уже наводит?
- И ты видел, как он наводит?
- А только это и видишь, когда, значит, наводит. Ему, когда в лоб, кроме как в мой люк, и целить некуда…
- Ясно. Заправились? Боезапас пополнили?
- Так точно, товарищ капитан, все под завязку. К движению готовы! Только надпись разрешите оставить? Краска кончилась, грязью негоже как-то, а мел… Так где ж его взять, мел этот?
- А радист ваш где?
- Тут, в танке, у радиостанции дежурит.
- Это правильно. А тут непорядок! Смотри, как гусеница провисла. Не мешало бы подтянуть.
- Так я же говорю, что ящик с инструментом того… снесло, значит, болванкой. Мы помпотеху доложили. Обещал выдать.
- Смотри, Васин, чтобы не разулся! Сейчас быстро пойдем. Немец основными силами сзади остался. Вроде как «котел» мы ему уже сообразили.  А впереди, по данным разведки, никого. Разве что, тыловики.
- Так у них и разживемся инструментом, если что. Не в первый раз.
- Бывали в рейдах?
- Случалось.
- Понятно! А что, Васин, берешь  меня в свой экипаж? Шлем найдется?
- Найдется, товарищ капитан! А как Вы будете, если что…
- Так я, Васин, не всегда был по политической части. Случалось и танком командовать. А если ты про глаз, то я его здесь, под Гродно, в сорок первом потерял. Был такой корпус Хацкилевича. Слыхал?
- Нет, не слыхал.
- Как-нибудь расскажу.  А вот и ракета. По машинам!
- Значит, надпись пусть останется?...
Из люка командирской башенки высовывается радист:
- Вася, сигнал «три единицы»! Ой, товарищ капитан, я Вас не заметил, извините. По радио получен сигнал на марш!
- Есть сигнал на марш! Продублировал?
- Так точно! Так Вы с нами пойдете?
- С вами. Пулемет исправен?
- Так точно!
- По местам! Доложить готовность к движению! Наводчик?
- Наводчик готов!
- Заряжающий?
- Готов!
- Механик, первая передача, дистанция – тридцать метров, ВПЕРЕД!  Вперед, ребята, на Минск!
- Есть, на Минск!

     В Минск танк «Родина» не попал. На марше батальон снова повернули. Теперь уже на Слуцк, во фланг контратакующим немецким танкам. И только через три дня непрерывных боев наступила долгожданная передышка. Обслужили материальную часть и...  Спали прямо на траве, в тени танка. Часов двенадцать, с перерывом на горячий обед. А разбудил экипаж уже новый командир. Собрания роты по поводу названия танка № 104 не проводили  опять же по причине огромной усталости личного состава. Замполит не возражал. Комсорг составил протокол, и на этом вопрос был закрыт. Впереди был Брест…
               
                2

 Апрель 1945 года. Берлин. Наблюдательный пункт стрелковой роты.

- Товарищ капитан, экипаж танка…
- Ты что, лейтенант, погон не видишь?
- Виноват, товарищ… майор. Со спины не разглядел. Мне сказали, что это НП капитана Авдеенко. Вот я и…
-  Капитан Авдеенко там, впереди, готовит роту к атаке. А твоя фамилия Шубин?
- Так точно, товарищ майор!
- Почему опоздали, Шубин? И почему один танк?  Должен быть взвод! Где остальные?
- Никак нет, товарищ майор. Нам приказано прибыть сюда к 16.00. Сейчас 15.17.  А остальные…
- Да в шестнадцать ноль уже атака, твою мать! Вечно там все перепутают ваши танкисты. А, может, ты врешь, лейтенант?
- Никак нет, товарищ майор!
- Проверю ведь! … Так где, говоришь, остальные?
- Не будет остальных, товарищ майор. Сожгли их… В трех кварталах отсюда… Фаустники… Из подвалов бьют, суки! И с чердаков...
- Твою мать...  А это кто с тобой?
- Мой механик-водитель, старшина Васин.
- Танк исправен, старшина?
- Пока исправен.
- Не понял, старшина. Тебя что, не учили отвечать? Что значит, «пока»?
- А то и значит, что пока танки без прикрытия в городе …
- Отставить! Лейтенант, твой  механик не контуженый часом?
- Никак нет, товарищ майор, не контужен он. Нас только сегодня ввели на передовую из второго эшелона. Ночь не спали...
- Так вы еще и не обстрелянные?
- Никак нет! Я воюю с Варшавы, старшина еще со Сталинграда.
- Вот как? И это, по твоему, дает ему право хамить старшему по званию? А, лейтенант?
- Никак нет, товарищ майор! После боя мы разберем поведение комсомольца Васина на собрании…
- На собрании, говоришь? … Старшина, а ты где в Сталинграде воевал?
- Первый бой в августе, на Дону. Потом Силикатный завод обороняли…
- А я в районе тракторного.   Может, и пересекались где…   Ладно, лейтенант, не надо никаких собраний. Моя фамилия Фролов. Я заместитель командира полка. И отвечаю здесь за атаку этой роты. А теперь слушай задачу, лейтенант. Видишь трехэтажный дом в конце улицы?
- Так точно! Удаление 400 метров.
- Правильно. Это уже набережная Шпрее. За домом мост. Пока целый. И дом этот – их последний плацдарм на этом берегу. Больше организованной обороны тут у немцев не осталось. Во всяком случае, на участке нашего полка. Домик этот и мост приказано взять до 17.00. Теперь смотри на карту.  На площадь перед домом лучами сходятся две улицы. Вот эта и справа еще одна. В этих двух домах наши. Тут фрицы. Что здесь и здесь – на знаю пока. План боя следующий. Ваш танк и рота Авдеенко атакует по этой улице. Отвлекаете внимание немцев, и тогда по соседней улице вперед пойдут две штурмовые группы. Там до дома этого через площадь всего 100 шагов. Плюс соседи справа будут атаковать по набережной. Их задача занять плацдарм на том берегу. Вы начинаете первыми. Выводите танк на улицу и вперед. Пехота за вами. Такой вот расклад. Вопросы, лейтенант?
- Какими силами немцы обороняются?
- А кто их там считал? Когда батальон два часа тому назад пытался с ходу взять этот дом, огонь был достаточно силен. В окнах пулеметы. Внизу, в подворотне, баррикада. Там засекли пушку.
- Пушку? Так это она стреляет?
- Заметил уже? Бьет, гад, периодически. То по этой улице, то по той. Нервничают. Видать, снарядов до хрена! Вот и ведут беспокоящий огонь. Нервничают! Да ты не дрейфь, лейтенант.  Тут главное – быстрота и натиск. Еще вопросы?
- Но нас же в первую минуту…
- Могут! А вы что, не на войне? Может, еще улицу подмести,  твою мать, чтобы вы по ней красиво проехали? Ну, сманеврируешь там, к подворотне прижмешься. Твоему умному и не в меру говорливому механику видней! Да, старшина?
- Ну, да. Вот так мы и воюем. Ежели бы три танка было, то шанс, что один дойдет, таки имелся бы. А так просто в упор расстреляет. Там самоходка у них, по звуку слышно…
- Отставить, старшина! Есть приказ взять этот дом, и я его возьму, чего бы это не стоило.
- Вот именно. Вам-то это… конечно...
- Молчать! Под трибунал пойдешь, старшина! За трусость!
- А я еще не струсил, товарищ майор! И в атаку эту сбегаю, раз надо. Только ведь в атаки по разному бегают. Вспомните Сталинград…  А то, что размышляю вслух, так перед смертью еще и поют иногда…
- Во как? А старшина у тебя философ, лейтенант!..  Да поймите вы, мужики, тут бои за каждый этаж, за каждую комнату. Они коммуникации подземные знают, подготовились, сволочи! Мы дом возьмем, а они уже с тыла атакуют. Слышите стрельбу? Это вот из этого квартала их выковыривают! Полк уже третьи сутки из боя не выходит. У Авдеенко всего 17 человек осталось, и те ездовые да писаря. А две штурмовые группы батальона – так там и вовсе… А мост надо брать!  Без моста не будет им смысла обороняться. Уйдут они. Или сдадутся. Такая вот обстановка.
 - Товарищ майор! А если дым поставить? У меня пять шашек есть.
 - Что толку, лейтенант. Ветерок вроде к нам.
 - А лейтенант дело говорит, товарищ майор! Если шашки эти выбросить из того дома на площадь…
 - Не выдумывайте, старшина. Плотность дыма будет недостаточной. Ветер разгонит его за минуту. И потом, мы демаскируем место атаки основных сил. Немцы не дураки…
 - Не дураки, это точно! Но нам хватит времени…
 - Что значит, хватит времени? Что задумал, старшина?
- Это самоходка, по звуку слышно. И угла горизонтальной наводки у ней не хватает. Нужно подворачивать корпусом.
- Ну, и что? Что дальше?
- Вот он бьет, к примеру, по той улице. Потом заряжает, подворачивает, наводит и стреляет уже по этой.
- Ну?
- А то, что между выстрелами у нас пара минут будет.
- Начинаю понимать. Но что за две минуты…
- Видите двести метров слева опрокинутый трамвай?
- Ну…
- Между ним и стеной дома метра четыре. Нам и минуты хватит, чтобы пролететь на скорости эти двести метров и нырнуть в ту щель. Там, за трамваем, ему будет тяжело нас достать. Уравняем, так сказать, шансы. Мы оттуда с места бьем по баррикаде и окнам. Ну, а пехота пусть на прицел возьмет окна, что на трамвай выходят. Особенно подвальные. Думаю, что и атаку надо начинать, когда он по нам садить начнет. А перед этим дымы организовать по той улице. Спровоцировать его на выстрел туда. А, товарищ майор?
- А попадешь на скорости в эту щель?
- Это уж моя забота, товарищ майор. Вы только разрешите?
- А что, лейтенант? Рискнем? Тем более, что это ничего, по сути, не меняет. Телефонист! Авдеенко мне соедини! Алло, капитан, у тебя все готово? Да, прибыли, наконец. Вроде толковые. Да, воевали. Слушай, меняю план атаки. Танк пойдет на максимальной скорости и займет позицию за сгоревшим трамваем. Да-да, за тем! А оттуда уже поддержит атаку. Ты атакуешь одновременно с основными силами. Да-да, сразу по двум улицам. И еще два уточнения. Пока танк не достигнет трамвая, твой ДШК  бьет только по амбразурам баррикады. И все, что у тебя есть по дыму, - все по моему сигналу поджигай и на площадь! И еще. Выдели пару-тройку бойцов, чтобы присмотрели за подвальными окнами дома у этого трамвая. Ну, и вообще…  Что значит, все под счет? Выделить, и все! У них тоже потери. Пока сюда пришли, два экипажа сгорели. Все у меня, капитан. Вопросы? Вот и хорошо. Еще раз сверим часы. На моих «кировских» 15.39. В 15.57 в готовности ставить дым. И за Родину, за Сталина,- вперед! Все, отбой!... Что улыбаешься, лейтенант?
- Да нет, просто танк наш называется «Родина».
- «Родина»? Хорошее название. Думаю, не подведете. Все, хлопцы, с Богом! Давайте к танку и по выстрелу, как говорится, броском вперед. Удачи, лейтенант! И помни, на вас вся надежда!

    В том бою батальон свою задачу выполнил наполовину. Немцы  взорвали мост в первую же минуту атаки. Отрезанные и обреченные защитники дома оборонялись яростно и остервенело. Немецкая самоходка успела выстрелить только дважды. Ее вместе с баррикадой разнесли залпом две подошедшие в последний момент и ставшие на прямую наводку  ИСУ-152. В шестнадцать тридцать взлетели две зеленые ракеты – сигнал о том, что дом взят. А чуть ранее выпущенный  с чердака слабой и неопытной мальчишечьей рукой заряд фаустпатрона пробил переднюю створку открытого люка командирской башенки  танка  «Родина». Всю кумулятивную струю приняла на себя крыша башни и маска орудия. Командир погиб на месте, наводчик умер на руках Васина через несколько минут. Танк остался на ходу. Потери роты Авдеенко  при штурме дома составили трое погибших и одиннадцать раненых.  А еще через три дня командир танка «Родина» старшина Васин расписался на рейхстаге.
               
                3
   
    Июль 1950 года. Германия. Расположение гвардейского танкового полка. Кабинет командира.

- Разрешите, товарищ гвардии полковник? Гвардии старшина Васин прибыл по Вашему приказанию.
- Проходи, Васин, присаживайся. Тут такое дело.  Послезавтра вместе с экипажем убываете на полигон Форст Цинна. Там примерно месяц будете переучиваться на танк Т-54. Слыхал про такой?
- Так точно, слыхал.
- По окончании учебы получаете новенький танк и домой, в полк. И смотри там у меня, чтобы без глупостей. Знаю твой язычок! Нет, чтобы промолчать, так ведь лезешь напролом.  Учиться приказываю на «отлично», чтобы потом  учить всех, в том числе и меня. Когда еще нам специалистов по этой машине  пришлют! Можно, конечно, и кого из лейтенантов послать, но решили вот тебя. Ты у нас фронтовик, человек заслуженный и специалист отличный. Да и танк у тебя самый старый в полку. Пора бы уж и поменять.
- Старый? А какая машина в полку по содержанию материальной части лучшая? А кто приз взял за стрельбу? Да мой танк любой новенькой «тридцатьчетверке» фору даст! Да, латанный-перелатанный, так ведь не дует! И потом, это последний танк-фронтовик в полку. А мы его в утиль, в металлолом? Это «Родину»-то?
- О, завелся старшина! Сколько раз тебе повторять, что язык твой – твой враг!
- А я разве не прав? Я понимаю, если уж перевооружение, то и все Т-34 в утиль. Но ведь когда это еще будет?
- Скоро, Василий Степанович! Ты даже не догадываешься, как скоро. Вот информационный сборник по событиям в Корее. Тут прямо указано, что наши «тридцатьчетверки» уступают американским «Першингам». А ведь это далеко не новый их танк. Потому страна и напрягается изо всех сил, чтобы у нас было современное вооружение. И оно уже идет в войска!
- Да я и не спорю, что новые танки нужны. Но и «тридцатьчетверки» все еще грозные машины. А корейцы просто не умеют воевать. Они же слабаки! Попробуй рычагами поработать, если кушать только рис и траву?
- Это так, конечно, но если бы только в этом было дело! У американцев и пушка мощнее нашей, и двигатель, и ходовая. Короче, вопрос закрыт. Танк свой передашь в ремроту.
- Все-таки в утиль? «Родину» - в утиль?
- Старшина Васин, встать! За пререкания с командиром объявляю Вам замечание!
- Есть замечание, товарищ гвардии полковник!
- Танк свой передашь в ремонтную роту для консервации основных агрегатов и узлов и подготовки танка к длительному хранению на открытом воздухе.
- К-как это? Зачем на открытом… Не понимаю Вас, товарищ полковник.
- А затем, Василий Степанович, чтобы поставить твой танк на постамент у КПП полка! Увековечить, значит, подвиг танкистов в войне. И твой подвиг тоже!
- Да Вы что, товарищ полковник? Да как же это?... На постамент!...  Да я Вас, дорогой мой товарищ полковник, век добрым словом… Да я за Вас и Богу помолюсь, и в огонь и в воду… Спасибо!  Вот за это огромное спасибо!
- Садись, Вася! И не надо меня благодарить! Есть такое решение командования - вывести из боевого состава, но из списков части не исключать. Числить, как реликвию! И я считаю его правильным!
- Да, правильное, ой, какое правильное решение! Товарищ полковник, а зачем в ремроту? Я и сам все сделаю. Ну, с экипажем, конечно. Законсервируем так, что любо-дорого будет посмотреть. Сегодня и начнем, с Вашего разрешения. Надо, и ночь прихватим, не впервой. Спасибо Вам, товарищ полковник! Ой, спасибо! Разрешите, я побегу тогда, ребят обрадую?
-  Отставить, старшина, не гони лошадей! Я подумал… В общем, сначала новый танк получите, а потом и  свою «Родину» подготовите. А мы за это время постамент ему соорудим. Вопросы есть?
- Нет вопросов, товарищ гвардии полковник! Разрешите идти?
- Идите, старшина.
  Через месяц старшина Васин в присутствии всего полка и приглашенных немецких товарищей торжественно установил свой танк на пьедестал. А из парка боевых машин, из-под укрывочного брезента, удивленно смотрел на все это новенький Т-54, которому еще только предстояло доказать свое преимущество, как доказала это в боях гордо стоящая на постаменте легендарная «тридцатьчетверка» с надписью «Родина» и гвардейским знаком на броне.
               
                4

  1992 год. Ростов.  Квартира ветерана Васина В.С.  Телефонный звонок.

- Алло, слушаю.
- Это квартира Васиных?
- Да, я у телефона.
- Здравствуйте, Василий Степанович. Это майор Яковлев Вас беспокоит, из Германии, из Вашего полка.
- Слушаю тебя, Костя. Здравствуй, дорогой!  Что случилось?
- Помните, значит? Спасибо! Как Ваше здоровье, Василий Степанович? Как семья, внуки, правнуки?
- Спасибо, все хорошо.
- А жизнь как? Пенсии хватает?
- Да, слава Богу, вроде ничего. Жизнь, конечно, тяжелая пошла. Но нам со старухой много и не надо. А что случилось, Костя. Почему звонишь, спрашиваешь?
- Да ничего не случилось, все нормально, служим.  Василий Степанович, тут наш офицер в отпуск едет в Ваши края. Мы тут собрали кое-чего для Вас, так что ждите гостя.
-Спасибо, Костя! Не стоило бы и беспокоиться. Мы привычные к невзгодам. Лишь бы у детей все было. Только сдается мне, ты не поэтому звонишь, а? Чует мое сердце, что-нибудь с «Родиной» не так?
- Василий Степанович! Не знаю, как Вам сказать, но не сказать не могу. Вы ведь сильный человек, я знаю. И слышали, наверное, что Группа войск покидает Германию?
- Да уж, наслышан.
- Так вот, пришел и наш черед. Через два месяца сдаем немцам городок.
- А куда выводят-то?
- Не по телефону, Василий Степанович. Сами понимаете, служба. Офицер приедет и все Вам доложит. Скажу только, что выводят морем. Сначала эшелонами на север Германии. А там перегрузка на баржи, и к нашим берегам. Так вот, три дня назад пришел утвержденный выше график и расчет погрузки. И наш… Ваш ... В общем, нет там, в расчете, “тридцатьчетверки”. Командир пытался выяснить у комдива, а тот только руками разводит. Мол, расчет выводимых сил и средств чуть ли не в Москве составляли. Врет, наверное. Или просто-напросто забыли включить, или не хочет против волны встать. Такие вот пироги. Василий Степанович! Алло!... Алло!!!...  Василий Степанович, Вам плохо? Алло!!! Вы слышите меня, ало?
- Здесь я, Костя... Погоди чуток, отдышусь... Варенька, дай мне мои таблетки. Там, в нагрудном кармашке. Да-да. Спасибо! Иди, Варенька, иди! Это из полка звонят. Костя звонит, я тебе про него рассказывал. Все в порядке, мне уже лучше! Костя, ты уж прости старика. Иногда, бывает, прихватывает. Так, говоришь, бросаете «Родину»? Оставляете фрицам на поругание?
- Ну, почему бросаем? Оставляем, это верно. Но не думаю, чтобы немцы…  Но если бы только так? Понимаете, ни в одном приказе по организации вывода ничего не сказано про памятник - оставлять его или нет? Есть, правда, приказ, где говорится, что технику, не выводимую к новому месту дислокации, максимально разукомплектовать и сосредоточить … В общем, на металлолом продадут. И таких кладбищ техники вблизи ремонтных батальонов уже множество. Я боюсь, что и «Родина» там окажется.
- Как же так, а? Это же память! Это реликвия! Это святыня… знамя…  И что, ничего нельзя сделать, говоришь?
- Потому и звоню Вам, дорогой Василий Степанович! Нашим здесь бесполезно что-то доказывать.  Партию ликвидировали, политработников разогнали. После путча армия не в почете, все дрожат за свои места. А рулят всем те, кто поддержал Бориску нашего в августе. Вчерашние майоры уже полковники, и чуть ли не на генеральских должностях. И им, сдается мне, что Родина, что «Родина» - все пустой звук! Такие вот пироги!..
- Да, невеселая карусель получается! Думаю, надо ветеранов поднимать!
- Вот-вот, Василий Степанович, потому и звоню!  На вас, фронтовиков, вся надежда. Вы уж простите нас, офицеров, за бессилие наше. Но обещаю, мы еще поборемся за нашу «Родину».  Только и вы там толкните это болото! Все у меня, Василий Степанович! Сами понимаете, звоню по военной связи, линию занимаю. Меня уже торопят. До свида…

     Две недели спустя.  Германия. Западная группа войск. Расположение гвардейского танкового полка. Кабинет командира.
- Разрешите, товарищ полковник?
- Заходите, Василий Степанович! Заходи, дорогой! Здравствуйте! Каким ветром здесь, в Германии. Туристом? Или по делам? Мне как с КПП доложили, что Вы там ожидаете,  я чуть со стула не упал!
- Здравия желаю! По делам, Виктор Иванович, по невеселым, скажу тебе, делам. Да ты и сам знаешь, по каким.
- Ума не приложу, Василий Степанович! Хотя… начинаю догадываться. Это мой заместитель по вооружению постарался. Ему я обязан Вашему визиту. Ведь так?
- Угадал, командир. Приехал вот с «Родиной» своей проститься. Последний раз взглянуть, пока…
- Не понял. Да Вы что, никак помирать собрались, Василий Степанович? Это в Ваши-то годы?
- Помирать я пока не собираюсь. А вот «Родину» загубить вы уже изготовились.
- Вы про вывод? Да, Василий Степанович! Невеселая картина получается. То, что вы, фронтовики, завоевали, сдаем сейчас. Драпаем, по сути. Нам говорят, что НАТО нынче не опасен, что разоружаться надо, что экономическая ситуация…  Только кому бы говорили, но не нам. Мы-то знаем их силу. И, ох как пожалеем! И скоро пожалеем! Они не замедлят занять наше место и вплотную подойти к нашим границам. Многие офицеры это понимают, но мы привыкли подчиняться приказам. Вот выходим. А куда? В чистое поле? Ни людей разместить, ни технику укрыть. А семьи куда девать? Голова кругом от этого предательства, иначе и не назовешь!
- Я тебе, командир, про  танк свой говорю. Про «тридцатьчетверку», которая пока еще «Родиной» зовется, и которая пока еще стоит там, за воротами. И которую  вы тут в металлолом нацелили. Вот где настоящее предательство! Не будет у нас будущего, если забудем прошлое! И не просто забудем, а продадим. И сколько же дойчмарок ныне дают за танк?
- А, вот Вы о чем? Значит, не знаете ничего, потому и приехали? Так вот, успокойтесь, дорогой Василий Степанович.  Есть решение командования о включении Т-34 в список выводимой техники.
- Да ты что? Сообразили-таки, горячие головы! Дай-ка я присяду, а то что-то…
- Садитесь, Степаныч! Вот сюда, на диван.  Да прилягте, прилягте. Вот так, хорошо. Я сейчас медика вызову.
- Не надо медика. Все в порядке. Сейчас мотор мой уравняет обороты и встану.
- Может, воды, Василий Степанович? Да что же это я, а? Вы же с дороги, голодный, уставший? Сейчас все сообразим. Дежурный, что у нас с обедом? Понятно. Тогда быстро сообразите что-нибудь. Ну, яичницу там, картошку жареную, консервы…   И чай покрепче. И ко мне в кабинет, только мигом! Жду.
- Да не стоило бы людей беспокоить. Не голодный я. Меня Варвара моя снабдила пирожками – на полвагона хватило угощать.
- Так Вы нашим, вюнсдорфским ехали? А я думал, что Вы туристом к нам?
- Нет. Мне в Комитете ветеранов помогли. Оформили, как командировку. По большому, говорят, блату. Так что я блатной теперь! А когда грузить будете?
- «Родину»?  С ней сложнее. В список-то ее включили, но только при погрузке на морской транспорт. А в эшелонах места нет, все расписано. Потому принято решение в порт погрузки автотранспортом доставить. Снимем аккуратненько краном с постамента, поставим на полуприцеп и вперед! Хотели уже сегодня, но кран задерживается…
- Значит, вовремя я… А зачем краном?
- Как это зачем? Он же не сможет сам съехать. Нет, можно, конечно, тросами стащить, но…
- Я так понял, командир, что никто этим вопросом не занимался.
- Каким вопросом, Василий Степанович?
- Чтобы съехать самостоятельно.
- Завести двигатель? Да Вы что? Это после сорока-то лет стоянки на открытом воздухе?
- Если в танке все так, как я оставил, то заводку нарантирую!
- Вы это серьезно?
- Вот я шутить сюда приехал!
- Верю! А что, может, и попытаемся? Сейчас озадачу зампотеха!
- А то у него других забот мало!
- Вы правы, но найдем кого-нибудь.
- Не надо «кого-нибудь». Ты дай мне пару солдатиков посмышленее да комбинезон какой-никакой, а то у меня только спортивные штаны в сумке.
- Да Вы что, Василий Степанович? Всерьез собрались лично заводить танк?
- А у тебя есть специалисты по Т-34?
- Нет, конечно, но…
- Вот и договорились. Так как насчет помощников?
- А каким временем располагаете, Василий Степанович?
-  Так на пенсии я.
- В таком случае, Василий Степанович, ночевать ко мне пойдем. Я, правда, поздно домой являюсь, сами понимаете. Но жена будет в курсе, и дежурный Вас проводит. Обедать будете здесь. Мой кабинет в Вашем распоряжении, а мне сейчас по делам надо отлучиться из части.
- Погоди, командир, ты что от ответа уходишь? Так разрешишь мне или нет?
- Но, Василий Степанович…
- Разреши, командир! Мне «Родина» ночами снится, как ты не понимаешь!
-  Да если комдив узнает, он меня…
- А мы втихаря!
- Втихаря, говорите?  Танк завести? Рассмешили, право! Ну, да ладно, Степаныч, уговорили Вы меня. Та-ак! Мы с Вами вроде одной комплекции? Здесь, в шкафу, найдете, во что переодеться. А насчет помощников, так есть у меня два прапорщика. Молодые пацаны, только из учебки. У них в планах было за границей послужить, марки подзаработать. А попали к нам в полк, на вывод. И, конечно же, с тоски пить стали. Вчера вот драку в местном гаштете устроили. И сидят эти субчики сейчас под арестом. Вот их и забирайте в качестве помощников. И не жалейте их, если что! А пока пообедайте и отдохните. А часам к пятнадцати подходите к танку.
- Вот это разговор, командир! Спасибо, товарищ полковник!
- Если что понадобится, звоните дежурному. Я его предупредил.
- Добро.

    Спустя два часа. Площадь небольшого немецкого городка.  У  КПП российской воинской части на постаменте танк Т-34-85. С  гвардейским знаком на башне и  гордой надписью «Родина».

- Слышь, Витек, и чего это нас сюда пригнали? Да еще с инструментом. Не иначе, танк снимать будем.
- Ага, раскрутим, разберем по запчастям и снимем. Ты лично пушку спустишь!... И где этот старшина? Слушай, а ведь вроде нет у нас в полку  старшин, а?
- Не замечал. Может, из другой части привезут. Сказали же, что специалист по Т-34.
- Специалист по разборке? Так я и сам разберу, что хочешь. У тебя голова как, не болит?
- Не спрашивай.
- Так, может, по пиву? У меня как раз марок десять еще осталось, а? Я быстро.
- Ага, ты хочешь, чтобы еще суток командир добавил? Ну его на фиг, это пиво!
- Ну, и ходи голодный. А я сейчас мигом сгоняю! Здоровье надо беречь!...
- Погоди, смотри на КПП старик какой-то в комбезе?  Сюда идет, что ли?
- Точно, сюда. Так это и есть старшина? Чтой-то он сильно древний какой-то! Вот и попил, блин, пивка…
- Здорово, орлы!
- Здравия желаем, товарищ… э-э-э, старшина?
- Так точно, старшина Васин. В отставке, правда, так что можете звать меня Василием Степановичем. А вас как звать-величать?
- Прапорщик Соловьев, … Витя.
- Прапорщик Шубин. Зовут Николаем.
- Шубин, говоришь? Хорошая фамилия, известная. А дед твой воевал?
- Нет, молодой еще был.
- Понятно. Значит, так, хлопцы, наша задача вот эту боевую машину опустить на землю…
- Ага, палочкой сейчас волшебной махнем, и она плавно приземлится на эту брусчатку.
- Отставить разговоры, прапорщик! Вас что, Соловьев, не учили слушать командира?
- Не понял?
- Сейчас поймешь, Витя. Я, пока шел сюда, заприметил лестницу во-он у той казармы. Через две минуты она здесь. Выполнять, прапорщик! И  не дай тебе, боже…
-  Ну, прямо «дедовщина» голимая, и только…
- Я те дам сейчас «дедовщину» по заднице. Три дня будешь помнить.
- Не надо, товарищ старшина. Я уже в пути.
- Вот так оно лучше. А ты, Коля, взбирайся на танк и открывай люки, которые сможешь.
- А зачем?
- Опять вопросы?
- Никак нет!
- Тогда вперед, сынок!
- Есть!

   Спустя две минуты.

- Товарищ старшина, лестница доставлена!
- Другой разговор, Витя. Помоги мне забраться на броню. Вот так, спасибо! Ну, здравствуй, « Родина»! Здравствуй, старушка, опять мы встретились с тобой. Как твои раны, не болят? Я вроде хорошо все дыры заделал. А краски-то сколько на тебе? Не жалели, видать, этой краски! Сейчас вот люки откроем и посмотрим на тебя изнутри.
- Есть командирский люк, товарищ старшина!
- Дай-ка взгляну. Пахнет вроде соляром, а? Не гнилью какой-нибудь, а? Правильно мы тогда все протерли соляркой. Не любит плесень солярку! И вроде все на месте, как я и оставлял.
- Это когда Вы оставляли, Василий Степанович?
- Так в 1950-м году.
- Фь-ю-ю-! Ничего себе. Нас еще и на свете не было. Так Вы, наверное, и воевали на нем?
- Почти год. С июня 1944 года. А потом еще после войны почти пять лет служили вместе. Вот так вот, сыны!  Ныряйте вовнутрь и открывайте водительский люк. Надо, чтобы проветрилось все. И там еще один, на полу, впереди справа, перед сидением стрелка. Нашли?
- Есть, открыли. А можно посидеть за рычагами? О-о-о, как на тракторе! Только обзора маловато... В «восьмидесятке» все не так. Скажи, Витек?
- Все равно, прикольно!
- Так, орлы, еще насидитесь. Сейчас бегом в парк за аккумуляторами. И еще понадобится вода. Литров сто. Ведро здесь должно быть, я оставлял. И солярка еще нужна, хотя бы литров сорок. В баках-то имеется, но кто его знает, какая она? А я пока на двигатель посмотрю.
- Так мы что, будем заводить танк?
- А вы еще не поняли?
- Прикольно! То есть, … Есть доставить аккумуляторы, соляр  и воду!

 Спустя еще два часа.
- Ну, что, готовы?
- Так точно!
- Тогда сейчас просто воздухом прокрутим, чтобы масло разогнать. А потом уж запуск.
- Есть воздухом!
- Слабовато что-то вращается коленвал. Заржавел, что ли?
- Я тебе дам, заржавел! Ишь ты, салага! Просто давление  в баллоне маленькое. Но нам уже хватит. Так, подкачаем топливо, стравим воздух. Готово! Внимание, запуск!
- Есть запуск!

   Стартер весело взвизгнул, корпус вздрогнул, задрожал мелкой дрожью. Из выхлопных повалил густой дым...

- Ура-а-а, запустился! С первого раза запустился! Кому расскажу, не поверят!
- А дыму-то, дыму!
- А ты как думал? Это вода, брат. Ну, и всякие там смолы. Пусть помолотит на месте старушка. Смотрите, чтобы нигде  не было прорывов воды, топлива и, особенно, масла. И слушайте двигатель! Прогреем, подсушим, а потом и на землю-матушку.
- Есть, Василий Степанович!

  У постамента с танком останавливается грузовой «Урал».

- Привет танкистам!
- Здравия желаем, товарищ майор!
- Никак, ты, Костя? Здорово!
- Приветствую Вас, Василий Степанович! Разрешите, я на броню…?
- Валяй, майор! Ну, как тебе машина?
- Отлично! А мне командир звонит на погрузку, что, мол, Вы приехали и собрались танк заводить. Я, признаться, не поверил сначала. У нас командир мастер на розыгрыши! А дежурный по полку подтвердил. Я сюда. А вы уже завели! А эти бездельники как здесь?
- Это не бездельники, Костя! Нормальные хлопцы. Их командир мне в помощь выделил. Справляются!
- Ладно. Не поверите, Василий Степанович, я первый раз в «тридцатьчетверке»!
- Вот и хорошо. Будет, что рассказать друзьям-товарищам. Да и внукам…
- Ой, не скажите, Василий Степанович! А Вы в «восьмидесятке» сидели?
- Откуда? Последний раз, когда приезжал, были Т-64. “Бэшки”, кажется?
- Так точно! Но года четыре, как перевооружились, и тут такое... Ничего. Я Вас отвезу на погрузку. Там попробуете водить Т-80.
- Добро. Ну что, хлопцы, приборы показывают норму. Можно и на землю. Потому прошу всех машину покинуть. А ты, Костя, присмотри, чтобы близко не стояли. Мало ли…
- Отставить, Степаныч! Сейчас забор сзади разберем, скатов старых набросаем, и можно пробовать.
- Со скатами это ты хорошо придумал. А забор зачем ломать? Подверну на месте влево, и вперед…
- Да тут же метра полтора будет! Как же…
- Не полтора, а метр двадцать. А ты что, Костя, ни разу вот так с платформ не сигал?
- Признаться честно, нет…
- Оно и видно! А мне приходилось в войну. Да и после войны обучали этому. Так что, покинь машину, майор!
- Степаныч! Может, все-таки я за рычаги сяду? Тряхнет ведь прилично!
- Нет, Костя. Я загонял ее сюда, мне и снимать! Уважь старика, покинь машину.


    А на площади уже стояла небольшая толпа горожан.  Весь забор воинской части был облеплен солдатами. Даже подъехавший командирский УАЗик их не спугнул. Так велико было любопытство. С десяток проезжающих мимо машин с туристами из западной части  уже объединенной Германии остановились прямо на проезжей части, создав, наверное, первую в истории этого городка автомобильную пробку.  И живописная группа этих самых туристов, достав камеры, уже вовсю снимала ожидаемое шоу. Здесь же стоял и микроавтобус с надписью “TV ARD”. И откуда только эти немецкие журналисты узнавали о предстоящих событиях? Все смотрели на стоящий на постаменте танк. Он уже не дымил, а мягко урчал в ожидании. И вдруг вздрогнул, шевельнулся. Сначала влево, потом вправо, словно пробуя свои силы. Мотор продолжал свое урчание,  изредка пофыркивая, чутко слушаясь того, кто сидит внутри, за рычагами. А потом танк медленно пополз задним ходом вниз. В точке, за которой корма неизбежно бы перевесила, остановился. Все выверено до миллиметра, словно водитель  всю жизнь только этим и занимался.  Секунд десять мотор урчал, готовясь. Замер командир, застыли офицеры. Уж им-то более всех было понятно, что за рычагами сидит настоящий МАСТЕР!  А потом танк взревел, разворачиваясь на 90 градусов. И мягкий рывок вперед! Смялись старые покрышки, некоторые брызнули в разные стороны. А когда гусеницы последним своим траком легли на брусчатку площади, мотор снова взревел, и «Родина», сделав победный полукруг по площади, замерла у ворот КПП.  И тут с забора грянуло оглушительное «ура!»  В воздух полетели пилотки, кепи, фуражки, шлемы. Казалось, что забор сейчас рухнет от переполнявших его седоков эмоций. Горожане сдержано аплодировали. Суетились журналисты, снимая танк, забор и толпу.  Среди западных туристов выделялся высокий старик. Он молча смотрел на танк, стиснув кулаки. И в глазах его одновременно можно было прочесть и страх, и ненависть, и боль. Рядом с ним, ухватив его за руку, стояла маленькая старушка. Она что-то говорила старику, дергая его за рукав.  А он все смотрел и смотрел, пока влажная пелена не застила глаза…

    Телевизионный сюжет ARD так и не вышел в эфир, хотя немцы охотно и почти ежедневно транслировали сюжеты про уходящие российский войска. Вот если бы танк упал или наехал на забор… Или еще как-нибудь опорочил русских…
    «Родина» благополучно пересекла Балтику, а затем эшелоном с техникой переброшена за Урал, где в маленьком районном центре была установлена на новый пьедестал.
    Гвардейская танковая дивизия, в состав которой входил полк, счастливо избежала участи немедленного расформирования.  Но ненадолго. Вскоре у нее забрали овеянные славой и увешанные орденами знамена  и  превратили в базу хранения. А спустя еще два года расформировали и базу.
    Гвардии старшина Васин еще дважды приезжал проведать свой танк. Никто  из офицеров его уже не встречал. Никто даже не знал, что у стоящего недалеко от части памятника такая история.
   Василий Степанович два месяца не дожил до семидесятилетия Великой Победы.
   А «Родина» стоит, гордо устремив пушку на запад. Стоит напоминанием о той войне. И о Великой Победе...
        Будем помнить…
               
                Май-июнь 2015 года