Жизнь за и против

В 1953 году, мне тогда было десять лет, а наша страна отмечала великую дату – 299 лет присоединения Украины с Россией. В газетах и на радио много было разговоров о Богдане Хмельницком, о прекрасном украинском народе, о красоте, богатстве этой, пышущей энергией, красотой и плодородием, Украины. Мама говорила мне тогда: «Воткни палку в украинскую землю, и она зацветёт. Там чернозём на метр уходит вглубь. Чудеса, да и только!» Разумеется, я заинтересовалась: что это за земля такая – Украина? Чтобы узнать о ней побольше, надо почитать о ней. В библиотеке мне дали книгу Тараса Григорьевича Шевченко «Кобзарь». Книга содержала в себе стихи и поэмы. Для начала я выбрала поэму «Гайдамаки». Читаю и прихожу в ужас. Герой поэмы – Гонта – украинец, женился на польке, у него родились двое сыновей. А тут, как на грех, война с Польшей подоспела. Гонта убивает своих несчастных жену и сыновей. А потом в поэме был сплошной ужас: огонь, кровь, резня, вопли: «Гайда, гайда!» – и ничего больше. Следом я прочла поэму «Катерина». Катерина – деревенская девушка – полюбила «москаля», то есть офицера царской армии. И родила от него сына. Родители выгнали Катерину из дому. Она какое-то время скиталась где попало, а потом утопилась в проруби. А её ребёнка подобрал прохожий нищий и взял на себя заботу о нём. Тоже ничего хорошего. «Москаль», разумеется, сволочь, но родители Катерины были ещё хуже, как они могли прогнать свою бедную дочь и внука из дому, обречь их на бродяжничество и нищету? Как это понять? Они же намного хуже «москаля» оказались.
Прошло немного времени. Я училась где-то в пятом или в шестом классе в школе, которая находилась недалеко от берега Енисея. Там тогда возводились корпуса больницы, которую потом назвали «двадцатой». Называлась эта стройка «Больничный городок». Работали на стройке люди, очевидно, высланные в Сибирь из Украины, Латвии и ещё откуда-то. Жили они в бараке, в маленьких комнатушках. Со мной в классе училась девочка-латышка, её звали Инта-Бирута. Мы подружились с ней. Была зима, а Инта ходила в тапочках и в толстых шерстяных носках. Меня это заинтересовало. Вскоре я начала бывать у них в комнате, очень опрятной. Познакомилась с её мамой. Но не о ней и не об этой семье пойдёт речь в дальнейшем.
Как-то летом, я пришла к Инте, в её барак и встретилась там с её подружкой, украинской девочкой, хорошенькой, смешливенькой и очень жизнерадостной. Она со смехом поведала мне о том, как они у себя, на огороде, поймали пришлую девчонку, которая тащила из их грядок морковку. Девчонку раздели догола и поставили в угол на всеобщее обозрение. Я ужаснулась, мне было совсем не смешно. Я не пошла к Инте. И больше никогда не ходила к ней в гости. Где теперь эта Инта, где её весёлая подружка? Живы ли они?
В жизни так сложилось, что общение с Украиной возобновилось спустя годы. И это несмотря на то, что мой дедушка, отец моей мамы, был украинцем. Там, на Украине, он был малоземельным крестьянином, малограмотным. Кажется, он посещал какую-то школу. Там, на родине, ему не светило ничего хорошего. У него было шесть сестрёнок, и в будущем на какое-то наследство он не мог рассчитывать. Как раз в это время пришло известие о том, что Россия набирает рабочих на строительство Восточно-Сибирской железнодорожной магистрали. Мой дедушка воодушевился возможностью изменить свою жизнь, сделать её интересной, наполненной новыми впечатлениями. Он уехал в Сибирь, доехал до Красноярска и поступил на работу в железнодорожные мастерские маляром. Новая жизнь, люди, природа, горы так захватили его, что малограмотный паренёк превратился через несколько лет в свою противоположность. Он учился в «воскресной» школе, пристрастился к точным наукам, в частности, к астрономии. Он приобрёл телескоп и вёл наблюдение за звёздным небом, он даже составлял таблицы перемещения небесных светил и посылал свои заметки в научные журналы. Журналы, не смущаясь тем, что получают корреспонденции от человека, недавно приобщившегося к науке, печатали его работы, поощряя тем самым его к научной деятельности. Дедушка сблизился с такими людьми, как братья В. М. и В.М. Крутовские, с художником Д. И. Каратановым. И ещё одно обстоятельство отличало моего дедушку от его современников. Он не пил – настолько жизнь была для него прекрасной и удивительной. В 24 года Сергей Иванович женился на девушке 19-ти лет. Моя бабушка, Евдокия Егоровна, с восьми лет работала прислугой у состоятельных людей. Отец моей бабушки, то есть мой прадед, был купцом первой гильдии, но он был пьяницей и картёжником. Он был женат, у него были дети, но он так разгульно вёл себя, что купеческое общество постановило выслать зарвавшегося собрата куда-нибудь подальше, в Сибирь. А жил он с семьёй где-то на Оке. Семья была полностью разорена. Сохранились легенды о меховых шубах, о дорогой посуде, о лошадях, только ничего, ничего не осталось от богатства, а маленькую Дуню, мою бабушку, отдали «в люди», то есть в прислуги. Ей было восемь лет. В школе она училась только год, писать не умела, зато любила читать. Замужество изменило её жизнь к лучшему. Представьте себе: муж – рабочий и учёный, интеллигент во всём, не пьёт, не курит, деньги почти все отдаёт Евдокии Егоровне. Вскоре после замужества бабушка перестала работать по найму. Она целиком отдала себя семье, хозяйству и пристрастилась к чтению. Писать она так и не научилась, зато уж русскую классику знала хорошо.
И так всё в их жизни было хорошо. У них было уже двое детей. Они купили домик то ли в Алексеевке, то ли в Николаевке, дедушка содержал на свою зарплату себя, жену, двоих детей. Кроме того, он посылал на Украину деньги в помощь семье своего отца, деду «Барабашу» – уличное прозвище моего украинского прадеда.
Всё было бы хорошо, до вот грянули 1905-1907 годы. Дедушку уволили с работы и выслали из города с «волчьим» билетом, то есть без права поступать на другую работу. Спасибо товарищам – помогли. Дедушка с семьёй уехали в Воронеж. Там он устроился на работу в земство. Они там опять зажили неплохо. Мама училась в гимназии. Там родилось ещё двое детей: Евгений – в 1906 году и Василий – в 1910 году. Там, в Воронеже, была река Хопёр. Фрукты, тёплый климат. Всё хорошо. Да вот опять беда – 1917 год. И следом – Гражданская война. Земство упразднили, гимназию закрыли. Жить стало нечем, учиться негде. Тогда они всей семьёй перебрались на Украину, к деду Барабашу. Что там было! Сергея Ивановича дважды водили на расстрел и белые, и красные. Чудом спасся. Дедушка и мама, после неудачной попытки уйти в Красную Армию, оба по дороге заболели тифом. Добрые люди тогда повезли их обратно домой, к Евдокии Егоровне, уж она их выходила, обоих.
Кончилась Гражданская война, и семья вернулась в Красноярск, в холодную Сибирь, куда людей ссылали за всякие неугодные дела, куда люди сами бежали за куском хлеба и от политических напастей.
Всё, что я сообщила в этой части рассказа о дедушке и его семье, стало мне известно тогда, когда мне было восемь или девять лет, и я уже училась в младших классах средней школы, от своих двоюродных братьев, Олега и Игоря, сыновей дяди Васи, того самого «малыша», который родился в 1910-м году. Тогда же мы все, трое: я и братья, пришли к выводу, что революция – это зло, которое помешало нам, нашей семье жить нормально и по-человечески. Примерно в это же время я случайно узнала о том, что мой отец был репрессирован, осуждён по 58-й статье и приговорён к расстрелу. Однако, его не расстреляли, наоборот, дело пересмотрели, заменили 58-ю статью на 101-ю или на 110-ю – не помню – «за халатность». И отпустили на все четыре стороны. Тогда уже шла Великая Отечественная война, и что-то сдвинулось в умах великих людей. Моя сестра, она старше меня на одиннадцать лет, спустя годы, пыталась что-то прояснить насчёт 58-й статьи. Я просила её не делать этого. «Не буди лиха», – говорила я. Мама тоже была против: «Не нужны нам их льготы и пособия. Они никогда не рассчитаются с нами за зло, которое причинили нам. Наш отец – красногвардеец, коммунист 1918 года, выпускник Тимирязевской академии, был всегда для нас порядочным человеком, и нам не нужны никакие справки, подтверждающие это».
Отец умер в 1943 году, 5-го декабря, в день сталинской конституции. Мне было в тот момент три месяца от роду. А зла, которое нам причинили вершители наших судеб, было немеряно. Мама работала на лесозаготовках. За смену ей выдавали один килограмм хлеба. Это на четверых. Жили они в сарае, кое-как приспособленном для жилья. Зимой дверь сарая открывалась прямо на улицу, а там – снег. Зимы-то в Сибири были весёлые. И всё-таки мы тогда не погибли.
От тех печальных событий, о которых я рассказала в предыдущих частях рассказа, прошло много лет: умер мой дедушка, Сергей Иванович – труженик, учёный, астроном, политик. И моя бабушка, терпеливая хозяйка, спасительница нашего рода, глубоко нравственный человек, умерла и моя мама, глубоко верившая в победу коммунизма в нашей стране. Я вспоминаю одно событие, которое врезалось в мою память. Пришла я как-то после работы домой грустная такая. Время было невесёлое, пустые полки в магазинах. Мама встречает меня с радостной улыбкой на лице:
– Ира, – говорит она, – скоро мы будем жить при коммунизме.
– Мама, о каком коммунизме может идти речь, – воскликнула я, – когда в магазинах ничего нет? Когда там очереди стоят за гранеными стаканами?
Мама замолчала. Лицо её погасло, глаза тоже. Я до сих пор не могу простить себе, что тогда оборвала её радость. Мама – вечная страдалица, она ведь во всех наших бедах винила себя. «Я – преступница, – говорила она. – Я что-то сделал не так в жизни. И теперь мои дети страдают». О, нет! Ты всё сделала так, как надо. Сейчас у нас фактически идёт война, а мы не голодаем. Мы живём и побеждаем.
Но я отвлеклась от основной темы. Мне перевалило уже за 35 лет, когда я встретила Миляновского Андрея Васильевича, за которого вскоре вышла замуж. Выяснилось, что он – украинец. С Западной Украины. Вскоре я поняла, что муж не любит говорить о своей родине и не может говорить о своей семье. Почему? Да потому, что он, рождённый в 1938-м году, повидал солдат фашистской Германии у себя в доме, и так называемых «бандеровцев». Неподалёку от их посёлка проходили войска Ковпака. Через их село проходили толпы беженцев. Кто бежал? Куда бежал – было непонятно. Зачем-то куда-то гнали скот. А с востока подходили части Советской Армии. Всё это было в поле зрения ребёнка. Погибли его родители – отец и мать. Как? Когда? Он не знал. Погибли его родные – малолетние братья и сестра. Один ребёнок точно сгорел возле печки. А что случилось с другими, он не знал. Из всей семьи он остался один живой. А было их всего шесть человек – двое взрослых и четверо детей. Одно время он жил у какой-то старушки. Потом его забрал к себе дядя, который вернулся из германского плена. Вот такое раннее детство было у моего мужа. Ему ещё повезло, если не считать того, что у него в руках взорвалась какая-то штука. Ему тогда осколками посекло лицо и обожгло руки, но не покалечило. В другой раз его загнал на дерево взбесившийся бык. Дядя тогда кнутом отогнал быка.
А потом в посёлке установилась советская власть. Ему довелось учиться в школе. Но и тогда всё было не так спокойно. В лесу стреляли, там ещё шла война. Бывало, что сельских активистов поутру находили повешенными на деревьях. Бывало, из леса привозили на машине трупы пострелянных бандеровцев. И всё же он тогда учился. А потом пошел работать на стройку. Строили поселковый клуб. Пришло время идти ему в армию. И он покинул своё родное село, свою родную Украину. Как показали дальнейшие события – навсегда.
Армию он вспоминал с удовольствием. Его хорошо кормили. Выдали красивую форму. Учили, у него была своя кровать, крыша над головой. Начальство относилось к нему вежливо, приветливо. Служба не казалась ему тяжёлой. После армии он пошёл учиться на двухгодичные курсы механизаторов. А потом он попал в Сибирь по распределению. Когда я встретила его, он уже переехал из деревни в город. Работал на престижном предприятии. Через два года после моего замужества у нас родился сынок. А потом началась перестройка. Она постепенно и всё же неотвратимо надвигалась на нас. В 1986 году произошли два события, которые перевернули мою душу. Первое – это взрыв в Чернобыле, второе – столкновение двух пароходов в Чёрном море. При столкновении погибли четыреста человек, а сколько унёс с собой Чернобыль – не знаю. Там, в море, пароходы столкнулись друг с другом. Им места не нашлось в море, чтобы разойтись в разные стороны. А про Чернобыль говорили, что это – результат легкомысленного поведения атомщиков. Как бы там ни было, я положила свой партбилет на дно ящика комода, и там он лежит до сих пор. Я не рвала его, не жгла публично, не делала никаких заявлений. Я похоронила его и своё прошлое. Я попросила мужа купить дачный участок: нужна была земля, чтобы прокормиться на ней в случае чего… Это «в случае чего» наступило очень скоро. Перестали платить зарплату мне и мужу. Потом меня сократили на работе.  Но я не горевала о ней. Всё потонуло в прошлом: и моё партийное прошлое, и Советский Союз, и моя работа, многое другое. Надо было жить по-новому. А как? Я занялась репетиторством. Мы с мужем вышли на радиорынок. А потом и его предприятие, его ведущий завод, известный в стране, обанкротился, приказал долго жить. Я как-то легко относилась к этому. Душа моя чего только не видела в своей жизни! Я сравнительно легко обходила препятствия на своём пути. Без слёз и страданий. Плохо было моему мужу, Андрею Васильевичу. В 2003-м году нам надо было обменять паспорта. Я это сделала легко и просто, а вот Андрей Васильевич упёрся. Он не шёл на обмен. Я не могла понять – почему. Он, такой дисциплинированный, исполнительный, не хотел менять паспорт. Не хотел идти в милицию для обмена. А потом меня осенило. Он боялся, что там, в милиции, обнаружится, что он – украинец – и его депортируют на родину, которую он когда-то покинул. Я уговаривала его не паниковать: «Никто тебя не тронет, никто не прогонит. Ты столько лет живёшь в России. Твоя трудовая биография началась здесь. Здесь родился твой сын. Здесь ты получил квартиру. Никто тебя не тронет». Он молча слушал, и непонятно было, что у него на душе. Паспорт он обменял. Никто в милиции ему ничего не сказал. Но он надломился. Теракты, войны в Чечне, беспорядки в бывших советских республиках – он затосковал. Страшное детство воскресло в его памяти. Повешенные, расстрелянные люди встали перед ним. Он почувствовал себя незащищённым мальчиком и в 2022-м году он умер.
В нашей жизни было две беды. Первая – это пьянство, вторая – революция. От них и происходили все наши беды. Сейчас наше правительство, руководство других стран, все нормальные люди понимают это и препятствуют разгулу бесовщины, непотребства и насильственных действий новоявленных избавителей. От чего? От нормальной жизни? Мне уже 81 год. Близок мой последний час, но мне хотелось бы, чтобы жизнь всё же продолжалась у моих внуков. Надежда на это всё же есть. Военные действия идут, а в магазинах продукты не пропадают. Этого нельзя отрицать. Но как примириться с тем, что там, в Европе, да и у нас, в бывшем СССР, живут мнения, исключающие в прошлом великие достижения культуры и науки, не верится, что когда-то жили Шекспир, Шиллер, Гёте, Пушкин, Достоевский, Гоголь и многие другие. Где вы, друзья наши и спасители? Восстаньте. Нам плохо без вас.