Глава 17 Сон брата

Глава 17: «Сон брата»
Глава, углубляющая тему утраты и памяти, в которой сон брата — зеркало коллективной ностальгии, где даже радость стала товаром, и в которой наблюдатель сможет почувствовать напряжение: сможет ли брат сохранить что-то настоящее? Или всё, как колибри, уйдёт в дыру системы? Или сюрреалистичные образы и детали (попугай-алкотестер, силуэты из дыма) удержат всё в этом мире, где граница между сном и реальностью тоньше V-знака.
Брат заснул на полу, прижав к груди коллекцию пуговиц, собранных за годы забытых дней, каждая из которых — со своей историей: синяя от пальто матери, треснувшая, как её улыбка в последнее утро; ржавая с куртки отца, пахнущая электролитным потом; пластиковая в форме сердца, найденная у магазина «V-Продукты», где Клава когда-то уронила её, поднимая упавший нож. Его сон начался с тиканья, не часов — чьих-то зубов, перемалывающих время в мелкую крошку.
Город во сне был гигантской барахолкой, раскинувшейся под небом, сшитым из чёрных пластиковых пакетов, дома стояли криво, как пьяные прилавки: фасады — раскрытые чемоданы, окна — телевизоры с мерцающими экранами, где вместо лиц мелькали чужие воспоминания, на улицах толпились продавцы, не люди — силуэты, одетые в дым, с табличками на шеях: «ПРОДАМ СТРАХ 1993 ГОДА», «ОБМЕНЯЮ ЛЮБОВЬ НА ГОЛОД», «КУПЛЮ СЛЁЗЫ. ДОРОГО».
Брат шёл, и асфальт под ногами шевелился, как язык, выплёвывая артефакты:
• Детскую соску с надписью «Первое разочарование».
• Фотографию Микки, где вместо лица — дверь с 33 замками.
• Клубок ниток, который, если приглядеться, был свёрнут в ДНК-спираль.
На перекрёстке, где вместо светофора висела клетка с кричащим попугаем-алкотестером, старуха в платье из газетных заголовков «СССР РАСПАЛСЯ» манила его:
— Мальчик, купи радость. Последняя.
Её лоток был устроен в старом холодильнике, в котором на полках, вместо еды, лежали шарики света — одни яркие, как лампочки, другие потускневшие, как угли.
— Это… эээ… конфеты? — спросил брат, тыча в сияющий шар.
— Нет, — старуха достала шарик, и в нём заиграл смех ребёнка. — Радость. 1987 год. Без ГМО.
Брат потрогал шарик, тепло проникло в пальцы, и он увидел:
Мать качает его на коленях, за окном — не город, а зелёное поле, отец чинит велосипед, напевая песню про облака, в воздухе пахнет пирогами, а не ржавчиной.
— Сколько? — он сжал в кулаке пуговицу-сердце.
— Твою память, — старуха ухмыльнулась, обнажив дёсны без зубов. — Но тебе её не жалко.
Он протянул пуговицу. Старуха схватила её, проглотила и закашлялась чёрным дымом, шарик радости вспыхнул, превратившись в колибри, и сел брату на ладонь.
— Беги, — прошипела старуха. — Пока они не поняли, что ты унёс настоящее.
Брат побежал. Улицы менялись: тротуары складывались в лестницы, ведущие в тупики, фонари преследовали его лучами-щупальцами, в витринах магазинов V-знаки оживали, превращаясь в крадущиеся тени, колибри в руке звенела, как будильник, и с каждым звоном воспоминание тускнело:
Мать перестаёт смеяться, отец бросает велосипед, пироги горят.
Из переулка выехал велосипед с боковым прицепом, за рулём — джинн в шлеме из бутылок, крича:
— Садись! Они близко!
Брат прыгнул в прицеп, наполненный пустыми банками из-под «Настройки реальности», колибри вырвалась и полетела к небу-пакету, проклёвывая дыру, сквозь которую хлынул свет — ослепительный, как правда.
— Лови! — Джинн швырнул ему зеркало, в отражении брат увидел себя в реальности: спящим на полу, с лицом, мокрым от слёз, колибри превратилась в пуговицу-сердце и упала в его открытую ладонь.
Проснулся он от крика, не своего — Микки, бившего кулаком по холодильнику, который снова выстукивал морзянку: «Я ПОМНЮ». Пуговицы рассыпались по полу, а радость, купленная во сне, таяла в его груди, как сахар под дождём.
— Ты… плакал, — сказал Микка, разжимая кулак, в котором лежала пуговица-сердце, треснувшая пополам.
Брат потрогал щель на сердце, внутри была пустота, пахнущая пирогами.
— Где… эээ… птица?
— Улетела, — джинн, сидевший на потолке, бросил в него пробкой. — Как всё, что здесь любишь.
На полу остался след — силуэт колибри из пыли, и когда брат дунул, пыль сложилась в слово: «Возвращайся».


Рецензии